Тысяча порезов

Глава 12

Кристиан со мной не разговаривал. Не подбегал ко мне, требуя узнать, все ли со мной в порядке, не давал обещаний убить Лоренцо, заставить его заплатить за то, что он сделал со мной. Никаких нежных прикосновений к моей коже, прогоняющих отвратительные прикосновения мужчины, который был готов изнасиловать меня. Ничего.

Один раз взглянул на меня со стиснутой челюстью, глаза метались от лица к рукам, в его глазах была жажда убийства, и повернулся ко мне спиной.

Это было больно. Так же больно, как от удара в лицо.

Кристиан не рыцарь в сияющих доспехах. Он не был добрым или мягким. Все это началось не потому, что он заботился обо мне. Это началось из-за того, что мой жених продал меня ему.

Все эти вещи, в дополнение к попытке сексуального насилия, удару по лицу и тому, что пистолет был направлен мне в голову, — причина того, что я пью водку ровно в восемь утра.

Это не помогало, и щека постоянно пульсировала.

Как бы мне ни хотелось убежать в свою комнату, запереть дверь и спрятаться, это ничего не изменит. У меня было непреодолимое желание схватить ключи от одной из машин Кристиана и просто уехать. Из города. За пределы штата. Найди какой-нибудь дрянной мотель на обочине дороги и спрятаться, пока все не уляжется.

Но в этом плане было несколько недостатков.

Главные из них — Джессика и Илай. Если я исчезну без следа, Кристиан может причинить им вред. Он не заботился обо мне. Он ясно дал это понять, когда вошел в комнату после случившегося. Прошедшая неделя волшебным образом не изменит ничего внутри него. Я не украла его сердце, не отдала монстру душу. Таким образом это не сработает. Он без колебаний причинит боль единственным людям, которых я люблю.

А еще побег был бы на машине, принадлежащей Кристиану, в которой, как я могла только предполагать, есть устройство слежения.

А еще жизнь, ради которой я так чертовски усердно работала.

Да, возможно, все разваливалось по швам, но я буду держаться. Может я и не проходила через худшее, чем это, но я прошла через многое дерьмо. Я не так-то легко сдаюсь.

Бежать невозможно. К лучшему это или к худшему, но это мой дом. По крайней мере, на данный момент. И какой-то титулованный придурок из мафии не вытащит меня из этого.

Итак, я пила, сидя на барной стойке и уставившись в пространство. Я не смотрела в сторону Феликса. Он стоял у двери и наблюдал. Совсем как тогда, когда Лоренцо приставил пистолет к моему лицу. Его лицо, как всегда, было маской, руки сложены на груди, неподвижный, как социопат.

Не знаю, он здесь, чтобы убедиться, что со мной все в порядке, или чтобы убедиться, что я не попытаюсь сбежать. Честно говоря, мне все равно. Он не существовал для меня.

Не понимаю, что теперь делать, поскольку о работе не могло быть и речи, но выпивка казалась хорошим началом.

У меня не так много свободного времени. Раньше я работала допоздна. Ходила на деловые ужины. Коктейльные вечеринки. Дерьмовые благотворительные вечера, которые Пит заставил меня посещать. Выходных для меня не существовало. Мне это нравилось. Мне было нужно находиться постоянно в движении. Работать. Зарабатывать деньги. Я не ходила на поздний завтрак или на выходные в спа, или что там еще, черт возьми, люди делают. Сегодня мне пришлось впервые за пять лет взять выходной.

Я никогда не брала больничных, поэтому уверена, что в офисе выдвинули теорию, что меня сбило такси или я стала жертвой очередного серийного убийцы. Правда более безумна, чем вымысел.

Движение сбоку вывело из оцепенения.

Кристиан.

Ох, так он соизволил выйти из своего кабинета. Интересно, он уже убил Лоренцо? Мой взгляд скользнул по нему. На его руках нет крови. Но это ни о чем не говорит. Самые опасные и смертоносные из людей ходили по земле без крови на руках. Во всяком случае, заметной.

Гнев горел в моих венах до такой степени, что мне хотелось вцепиться в свою кожу, просто чтобы получить передышку. Но поцарапать его кожу казалось гораздо лучшим вариантом. Я не позволю себе страдать из-за его реакции или ее отсутствия, поэтому вместо этого я разозлилась.

Я не заговорила с ним, просто не сводила с него обвиняющих и враждебных глаз.

На первый взгляд Кристиан выглядел так же, как всегда. Серьезный. Вырезанный из мрамора. Смертельный блеск в глазах. Но он держал свое тело жестко, его руки были сжаты в кулаки по бокам, а его ровное выражение лица казалось вымученным. Или, может быть, мне все это показалось. Напридумала себе какие-то эмоции у этого человека, которого, как я говорила себе, сильно ненавидела.

— Сиенна, — пробормотал он, мягкий звук разнесся по расстоянию между нами.

Я осушила свой бокал.

— Теперь ты вспомнил, что я существую? — я издевалась, звуча угрюмо и мелочно.

Но опять же, после того, что произошло сегодня утром, я имела право быть угрюмой и мелочной. Или вообще, какой захочу. У женщин нет правил поведения после нападения.

— Зайдешь ко мне в кабинет?

Я моргнула, услышав просьбу Кристиана. За все время, что я его знала — а это был смехотворно короткий промежуток времени, честно говоря, — я не слышала, чтобы он обращался с просьбой. Он приказывал. Я, к сожалению, подчинялась. Большую часть времени мне нравился акт подчинения, и это окупалось во всех отношениях.

На этот раз он предоставил мне выбор. Что делать, я не знала. Часть меня хотела наброситься на него, вонзить ногти в кожу его лица, разорвать ее на части, чтобы у него были такие же шрамы, как у меня.

Как бы я ни считала себя сильной женщиной, это оставит на мне шрам. Отсюда и алкоголь. Залечить раны. Со всем, через что я прошла в своей жизни, с моей сексуальной историей, ко мне никогда не прикасались против воли. Не так. Конечно, были мамины бойфренды, которые пытались что-то предпринять, но их руки были мягкими, нерешительными и быстро отступали, когда я сопротивлялась. Я никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Никогда не смотрела сквозь пальцы на реальность того, что мужчины могут сделать с женщинами.

Здесь я беспомощна. Но прятаться больше некуда. Я сделала еще один большой глоток водки, наслаждаясь жжением.

Вместо того, чтобы вцепиться Кристиану в лицо, я встала и направилась к нему, принимая его просьбу, но ничего не сказала. Когда я проходила мимо Феликса, я впилась в него взглядом, вложив всю ярость и ненависть, которые испытывала к нему, в один взгляд. Выражение его лица слегка дрогнуло, а губы изогнулись в подобии улыбки.

— Пошел нахуй, — прошипела я, проходя мимо.

Феликс не ответил.

Кристиан шел в ногу со мной, но я не произнесла ни слова всю дорогу до его кабинета — он тоже молчал. Но оставался рядом. Вместо того, чтобы идти впереди меня в силовом движении, он шел рядом, рукав его костюма касался моей руки.

Я не хотела, чтобы это было утешением. Я не хотела, чтобы это было чем-то особенным. Ненависть и ярость — вот что мне нужно по отношению к нему и ко всей мужской расе. Я просто не могла ухватиться за это. Не двумя руками. Не с Кристианом.

В его кабинете пахло им.

Не Кристианом.

Отвратительным лосьоном после бритья, который въелся в мою кожу. Желудок заурчал, протестуя против того факта, что я выпила значительное количество водки на пустой желудок. Несмотря на это, я чувствовала себя болезненно трезвой.

— Он будет наказан, — заявил Кристиан, закрывая за нами дверь.

Я вздернула подбородок вверх.

— Наказан? — повторила я, поворачиваясь к нему, когда он прошел дальше в комнату. — Он чуть не изнасиловал твою невесту. Он ударил меня по лицу. Он мог убить меня. Хотя я, возможно, новичок в жизни мафии, я понимаю, что такие преступления не окупаются наказаниями. Они смертельны, — я швырнула в него эти слова, когда он приблизился ко мне. Мое сердце бешено колотилось в груди, а кончики пальцев горели от желания причинить кому-нибудь боль.

Кристиан не сдвинулся с места, чтобы сесть за свой стол, не сделал попытки создать дистанцию между нами, он прислонился к краю стола, как будто знал, что мне нужно быть подальше от него. Я не стала садиться. Так я была бы слишком близко к нему. Вместо этого я задержалась у двери.

— Конечно, я сомневаюсь, что это имеет отношение к другим женщинами, но сейчас важно то, чья эта женщина, — добавила я с укусом в голосе.

Я пошатнулась. Как будто кто-то поднял меня и потряс до самых костей.

Кристиан наблюдал за мной. Его глаза были в основном сосредоточены на той части моего лица, которая уже начала покрываться синяком. Она все еще была горячей и пульсирующей.

— Ты права, — его голос звучал странно. Ровный, но какой-то далекий, чего я никогда от него не слышала. Как будто он заставлял себя быть спокойным. Все в языке его тела было напряженным. Его рот превратился в тонкую линию, челюсти сжаты. Не знаю, это из-за того, что случилось со мной, или из-за того, что затронули его эго.

Разве я не должна быть неприкасаемой, как невеста Дона? Это поставит под сомнение его положение и власть.

— Если бы это был кто-то другой, ты бы сейчас смотрела на его труп, — продолжил Кристиан. — Но Лоренцо защищает его кровь.

Я вспомнила о его бреднях на кухне. О мании в его глазах.

— Он их сын? — я сделала вывод. — Винсенция и Софии?

Кристиан кивнул один раз.

— Да.

— И обычно титул Дона переходит к первенцу, — я говорила медленно, когда все кусочки начали вставать на свои места.

Лицо Кристиана было непроницаемым.

— Правильно.

— Но не в этот раз? — мой взгляд упал на портрет на стене.

Это брат погибшей девушки. Тот, кого все так обожали. Ее потеря высасывалась из них всех. Потеря изменила их, превратила Кристиана в бездушного монстра, Лоренцо — в жестокий кусок дерьма. Винсенций и София превратились в людей с пустотой в глазах.

Лоренцо говорил о ней. Будто, я ее замена.

Я ненавидела это. Что все в этой семье знали ее. Обожали ее. Что, если я выйду замуж за Кристиана, меня всегда будут сравнивать с принцессой. Но я не такая мягкая и нежная, с невинным лицом в форме сердечка. Моя потеря не оставит дыр в людях на долгие годы. Джессика, конечно, расстроилась бы. Какое-то время она будет оплакивать меня. Как и Эйден. Но они справятся. Будут жить. Меня забудут.

Я не буду такой, как она.

Хотелось сорвать этот портрет со стены. Я ненавидела то, как она смотрела на меня. Я чертовски ненавидела ее.

— Не в этот раз, — голос Кристиана вернул мое внимание. Он не смотрел на картину. За те несколько раз, что я была здесь, он ни разу не взглянул на нее.

Я хотела знать историю всего. Я жаждала этого. Хотела знать, как сильно он любил ее. Что с ней случилось. Как это связано с Лоренцо. Почему он таким стал. Путь Кристиана к Дону, когда это не его право по рождению. Каково его право по рождению? Каким было его детство?

Я стряхнула с себя все эти вопросы. Не об этом сейчас нужно думать. Мне не нужно узнавать о детстве Кристиана. Это не поможет выбраться отсюда.

Вновь возникла мысль, что я не достаточно мотивирована на поиски компромата. Я сказала себе, что это лишь потому, что небезопасно. Я никогда не оставалась одна в доме надолго. Теперь было ясно, что я должна попытаться. От этого зависели моя жизнь и мое здравомыслие.

— Что тогда с ним будет? — потребовала я, скрестив руки на груди. — Шлепок по запястьям? Или, еще лучше, по жопе? За то, что поставил женщину на место? — мои слова были пропитаны кислотой, и теперь голос немного дрожал, поскольку серьезность ситуации тяжело давила на меня.

Я чувствовала себя невероятно, мучительно одинокой.

Мои глаза нашли золотой нож для вскрытия писем на столе Кристиана, и я поиграла с идеей подбежать, схватить его и вонзить ему в шею.

— Нет, Сиенна, — слова Кристиана звучали так, словно их вырвали из контекста. — Какова бы ни была эта жизнь, мы не насилуем женщин, — его глаза прожигали меня насквозь.

— Значит, вы святые, — усмехнулась я.

Лоб Кристиана слегка наморщился.

— Нет, Сиенна. С первой нашей встречи ты поняла, что я кто угодно, только не святой, — Кристиан посмотрел в окно, как будто подыскивал нужные слова, как будто пытался успокоиться. Это трещина в его внешности. Весьма значительная. Это делало его еще более человечным. Через несколько мгновений его глаза вернулись к моим. — Это то, что привлекло тебя ко мне. Потому что ты тоже не святая.

Что-то внутри меня затрепетало. Я думала, это уже давно забыто в результате событий сегодняшнего утра.

Очевидно, нет.

— Он потеряет руку, — сказал Кристиан, все еще глядя на меня. — За то, что он сделал с тобой. За то, что поднял ее на тебя.

Я нахмурила брови. Хотя такое предложение было нелепым, я ему поверила. Кристиан не склонен к преувеличениям. Он также не стал бы шутить или лгать о чем-то подобном. Он был неизменно серьезен.

— Сегодня днем, — продолжил он. — В этой комнате.

Я переварила эту новость. Этот человек, в жилах которого текла кровь Каталано, тот, кто должен был стать главой семьи, лишится руки за то, что поднял ее на меня. Он навсегда останется изуродованным, не в силах избавиться от воспоминаний о сделанном.

Мне это понравилось. Если бы большему количеству мужчин отрезали придатки за то, что они прикасались к женщинам против их воли, возможно, количество насилия бы уменьшилось. Ведь женщинам так и не удавалось избавиться от воспоминаний.

— Думаешь, что я откажусь быть свидетелем? — спросила я. — Думаешь, я буду говорить о том, что это по-варварски?

Кристиан не ответил, но его глаза блеснули так, что я поняла — именно об этом он и подумал.

Я поправила юбку, щека все еще пульсировала, и боль отвлекала.

— Ты не услышишь от меня ни хрена подобного, — усмехнулась я. — Мужчина, навязывающий себя женщине, — вот это варварская часть ситуации, — я протянула руку, чтобы вытащить волосы из пучка, надеясь немного ослабить давление в голове. Кристиан наблюдал, как они упали мне на плечи, его взгляд был голодным.

Я проигнорировала это.

— Поэтому я думаю, что наказание должно соответствовать преступлению, — сказала я. — Я бы отрезала что-нибудь другое, но, думаю, одной руки будет достаточно.

Кристиан долго смотрел на меня. Я чувствовала себя неуютно под таким пристальным взглядом. Я не хотела, чтобы он это видел. Думаю, что к сегодняшнему вечеру я была бы сломлена. А сейчас у меня появилось чувство, что эта жизнь может преподнести мне гораздо больше.

Кристиан быстро двинулся вперед, не давая мне времени отступить, не думая о том, какой будет моя реакция на опасных самцов, бросающихся на меня. Его рот оказался на мне, и наши тела слились в одно мгновение. Никакого контроля. Никакой нежности. Никаких мыслей о том, чтобы обращаться со мной осторожно. Боль на лице теперь казалась ничем.

И я была рада этому.

Яростно поцеловала его в ответ. С голодом.

Это не было здоровой или нормальной реакцией на то, что чуть не случилось со мной. И если бы это был любой другой мужчина на планете, я бы не позволил этому случиться. Но Кристиан не такой, как все. Он не дарил чувства нормальности, с ним я ощущала себя… собой. Это то, что нужно после того, что этот придурок почти отнял.

Мне нужно чувствовать себя собой.

Поэтому я поцеловала Кристиана в ответ.

С энтузиазмом. Я бы зашла намного дальше, если бы он не остановился, его лицо задержалось в нескольких дюймах от моего.

— Ты моя королева, Сиенна, — пробормотал он.

Хриплый тон, которым он произнес это предложение, лишал возможности думать. Не было мыслей, что я должна бороться с этим. Бороться с ним.

Потому что в тот момент я чувствовала себя его королевой.

— И я накажу любого, кто попытается прикоснуться к моей королеве, — сказал он.

Поклялся.

Что надевают на ампутацию?

Мои пальцы прошлись по всем шелкам, бархату и коже в гардеробной. Теперь это моя гардеробная? Странно, что все казалось таким знакомым и в то же время чужим. Я не взяла ничего из своей квартиры. Приехала сюда только с тем, во что была одета. Ничего больше. Кристиан мог бы привезти сюда мои вещи, чтобы я чувствовала себя более комфортно. Но я бы поспорила на каждый заработанный доллар, — он не хочет, чтобы я чувствовала себя комфортно и напоминала себе о прошлой жизни.

Я могла бы вернуться в квартиру. Не похоже, что Кристиан запретил мне ходить туда, он не запрещал мне ходить куда-либо, не было никаких правил. Кроме того, что я не могу отказаться от его предложения руки и сердца и обращаться в полицию.

Но я не хотела возвращаться к себе домой. Мне не нужна моя старая одежда. Я не хотела ничего из того, что собирала годами, чему придавала такое большое значение.

Для своего наряда я остановилась на черном цвете. Похоже, это здешняя униформа, может быть, потому, что на ней не очень видно кровь. В последнее время я стала носить кроваво-красное, потому что мне нравилось, как вспыхивали глаза Кристиана, когда он пробегал взглядом по моему телу. Но, возможно, это было слишком очевидно для данного конкретного случая.

Кожаная юбка, которую я выбрала, облегала меня, как вторая кожа, спускаясь по бедрам и заканчиваясь чуть ниже колена. Я соединила ее с корсетом, без бретелек, грудь почти вываливалась. Сквозь кружево просвечивала кожа, намекая на то, что я не надела лифчик. Я дополнила образ парой черных туфель на шпильке с красной подошвой. Нанесла темный макияж. Синяк на щеке было не скрыть, он только распухал больше, но я и не пыталась его скрыть. Пусть будет некая улика. Однако я усердно поработала над остальной частью своего лица. Черная подводка и красные губы. Мои волосы локонами ниспадали на плечи.

Я не знаю, как должна выглядеть жена мафиози, но определенно чувствовала себя таковой, когда спускалась по лестнице.

Хотя у меня не было опыта свидетеля наказания, включающего отрубание руки, я не ожидала, что там будет большая аудитория. Я подумала, будет Кристиан и Феликс. Может быть, Винсенций. И представить себе не могла, что отец захочет, чтобы его сыну отрубили руку за попытку изнасилования невесты его преемника. Но это другой мир.

Об этом свидетельствует большое скопление тел, заполнивших пространство, когда я спустилась по лестнице и нашла дорогу в гостиную.

Вокруг было гораздо больше людей, чем я когда-либо видела в доме раньше. Воздух казался каким-то особенным. Густым. Большинство из хорошо одетой толпы были мужчинами разного возраста и телосложения. Там были типично выглядящие парни из мафии, которых, как я раньше предполагала, придумал кинорежиссер, с зачесанными назад волосами, золотыми украшениями, безвкусными костюмами, смуглыми итальянскими чертами лица. Затем были толстяки, которые тяжело дышали, но у них по-любому есть двадцатилетние жены с большими сиськами. Было также несколько очень привлекательных мужчин. Большинство из них выглядели примерно моего возраста. Один был высоким, мускулистым до смешного. Его эбеновая кожа была гладкой, за исключением шрама, проходящего по диагонали через середину лица. Рана была неровной и глубокой, и выглядела так, словно кто-то пытался разрубить его надвое.

Шрам только добавлял ему привлекательности, портя идеальные, скульптурные черты лица.

У другого была длинная темная борода, которая делала его больше похожим на лесоруба, чем на мафиози. Или на хипстера. Его глаза были стального серого цвета, которые светились по контрасту с его темно-синим костюмом.

Еще женщины. Всего две, но на две больше, чем я ожидала. Из того, что я узнала, у меня сложилось впечатление, что женщины играют очень специфическую роль в мафиозных семьях.

Жены. Матери. Дочери.

Конечно, они все еще могли обладать властью. София была хорошим доказательством. Женщина, которая позволяла мужчине думать, что он ставит ее на место, в то время как на самом деле она дергала за все ниточки, и была настоящей главой семьи. Вот что я поняла о ней.

Но быть признанным членом семьи? Это строго для людей с членами. Термины «умники» или «состоявшиеся мужчины» без всякой причины не имели специфических гендерных коннотаций. Мафия была старой закалки.

Олдскул — это эвфемизм для обозначения женоненавистничества и архаичности, как часто бывало.

Но здесь были женщины, одетые в сшитые на заказ костюмы. Безупречно сшитые костюмы, облегающие их тела.

И каблуки. Убийственные гребаные каблуки. Ну, по крайней мере, на одной из них. Настоящая сирена с длинными темными волосами, густыми ресницами, поразительными карими глазами и пухлыми губами. Она выглядела так, словно рождена прогуливаться по Милану, а не по особняку Дона. В ее глазах была резкость. Холодность, которую я привыкла узнавать в убийцах.

На другой были кроссовки. Кроссовки от Гуччи. Теперь я могу это распознавать благодаря своему дизайнерскому гардеробу. Коротко подстриженная копна белых волос. На ней почти не было косметики, если не считать красной помады. Ее лицо имело форму сердечка, черты были мягкими и молодыми. Но в бледно-голубых глазах был тот же холод.

Ни одна из них не улыбнулась мне, когда я поймала их взгляды.

Я догадалась, что это не повод для улыбки. Или они возненавидели меня с первого взгляда. Хотя Феликс, София и Винсенций знали обстоятельства нашей помолвки, я сомневалась, что Кристиан поспешил сказать своим солдатам, что ему пришлось заставить женщину стать его женой. Это не хорошо для его имиджа.

Я предполагала, что в какой-то момент смогу объявить об этом, пристыдить Кристиана, устроить сцену. Но я не из тех девушек, которые устраивают сцены, и, несмотря на все, что произошло, я не хотела позорить Кристиана. Кроме того, мне нравилось, как ощущался титул королевы, чертовски нравилось, как они все смотрели на меня, когда я входила в комнату. Мне понравилось, что Кристиан отошел от пожилого, сурового на вид мужчины и быстро встал возле меня. Его рука легла мне на поясницу, другая убрала волосы с лица, слегка коснувшись пульсирующего синяка на щеке. Этот жест был нежным, интимным, а не тем, что следовало делать перед комнатой, полной людей. Он делал заявление, я это поняла. Он долго смотрел мне в глаза, прежде чем повернуться к группе.

— Лоренцо ударил мою женщину, — объявил он, говоря тихо, но его голос, казалось, гремел по всей большой комнате. — К счастью, она способна защитить себя, — его взгляд метнулся ко мне с чем-то похожим на гордость.

Я сохраняла невозмутимое выражение лица, скрывая свои эмоции, хотя что-то в этом взгляде согрело меня до глубины души.

— Это факт жизни, что Сиенна должна быть готова защитить себя от тех, кто пытается уничтожить нашу семью, — продолжил он. — Но она не должна защищаться ни от кого в этом доме. Никогда, — его взгляд остановился на ком-то, кто сидел в углу комнаты, рядом с Феликсом.

Я не заметила Лоренцо. Он ссутулился, как будто пытался раствориться в кресле, на котором сидел. С сегодняшнего утра на его лице не осталось ни капли того надменного высокомерия или ярости. Он выглядел совершенно другим человеком, на десять лет моложе, пропитанным страхом и смирением перед тем, что должно произойти.

Я не испытывала к нему ни капли жалости.

— Рука — это небольшая цена за то, что ты сделал, — ледяным тоном сообщил Кристиан.

— Я согласна.

Все взгляды обратились к обладателю голоса.

Я ожидала, что в какой-то момент появится Винсенций, дабы попытаться переубедить Кристиана или выразить ему свою поддержку, но не думала, что здесь будет София.

Она не была мягкой женщиной. Это стало ясно после одной встречи. Она жила в этой жизни десятилетиями, потеряла дочь. Она не будет умолять, устраивать какие-либо сцены, но я думала, что мать не станет свидетельницей того, как ее сыну отрезают руку.

И все же она была здесь.

Не только, чтобы быть свидетельницей, но и давая понять, что она не считает его наказание достаточно суровым.

Ее каблуки цокали по полу, когда она шла ко мне. Волосы собраны в тугой пучок, макияж безупречен, красный брючный костюм. В ушах, на шее и пальцах у нее были бриллианты. Она окутала меня ароматом Шанель, когда подошла ближе, ее глаза были прикованы к отметине на моей щеке.

— Моя дорогая, — пробормотала она, сжимая мою руку. — Поверь, я воспитывала сына не для того, чтобы он причинял боль женщинам, — ее взгляд метнулся в угол комнаты, суровый и без капли любви. — Это не мой сын, — она еще раз сжала мою руку, прежде чем отпустить и сосредоточиться на Кристиане.

— Ты слишком милосерден, — обвинила она.

Я прикусила внутреннюю часть губы. Какой бы сильной ни была София, какой бы важной для него она ни казалась, даже я понимала, что здесь она переходит черту. Открыто не соглашаясь с его выбором наказания, перед таким количеством свидетелей? Это подрывало его авторитет.

Кристиан уже излучал опасную энергию.

Он рассматривал ее несколько мгновений.

— Возможно, — признал он наконец.

Несмотря на то, что я изо всех сил старалась сохранить спокойствие, я не смогла удержаться от легкого изгиба бровей.

— Но это мое окончательное решение, — продолжил Кристиан, и от его слов у меня по спине пробежали мурашки.

София выдержала его пристальный взгляд еще на мгновение, прежде чем кивнула один раз, отступая назад рядом со мной.

Воздух гудел.

Пара молодых, более зеленых на вид мужчин двинулись по невидимой команде, расстилая пленку, как я предположила, чтобы защитить дорогой на вид ковер от пятен крови. Затем внесли длинный деревянный стол, гладкая лакированная поверхность которого поблескивала на свету. Перед ним поставили единственный стул. Один из мужчин, пожилой мужчина с суровым лицом и пустыми глазами, протянул Кристиану мачете. Я смотрела на сталь, видя свое искаженное отражение в лезвии.

Рука Кристиана оставила мою поясницу, когда он потянулся, чтобы взяться за ручку. Его рука не дрожала. Ни капельки.

Конечно, черт возьми.

Я тоже не дрожала. Мое сердцебиение было ровным, разум ясным. Я наблюдала, как Кристиан подошел к столу, Феликс схватил Лоренцо за воротник, прежде чем потащить его к стулу и усадить на него.

Лоренцо не пытался бежать. Был ли он парализован страхом или у него есть капля самоуважения, я не знаю.

— Правую или левую? — спросил Кристиан, когда приблизился.

Ситуация казалась вырезанной из плохого фильма, настолько сюрреалистичной. Привлекательный мужчина в черном костюме, босс, бездушный монстр, держащий мачете перед человеком, который причинил ему зло. Мужчины и женщины в костюмах окружают его. Еще больше злодеев. Преступники. Свидетели того, что будет, если перейдешь дорогу Дону.

И я, заложница, невеста… Еще один злодей? Или, что еще хуже, жертва?

Я еще не совсем понимала, какова моя роль в этой истории. Или, может быть, понимала, но отказывалась признавать.

— Левую, — решил Лоренцо, его голос противоречил страху на лице. Его тон был сильнее, чем я ожидала.

Мужчина постарше рядом с ним, тот, который смотрел на Кристиана так, что это меня разозлило, подошел вперед, положил руку на плечо Лоренцо и протянул ему бутылку.

Лоренцо взял бутылку и сделал большой глоток янтарной жидкости. На самом деле, три больших глотка, и поморщившись, вернул мужчине. Он был достаточно взрослым, чтобы годиться ему в отцы, и из-за его очевидной ярости по отношению к Кристиану, он явно заботился о маленьком кретине. Может быть, дядя?

Не то что бы это имело значение в тот момент, но важно понимать, кто меня окружает. Кто союзники, а кто враги?

По крайней мере, для Кристиана.

Лично для меня они все были врагами. Включая Кристиана.

Но мужчины — и, возможно, женщины, — которые возмущались решениями Кристиана, слишком безумны, дабы что-то предпринять. И причинить ему боль. Что ставит меня прямо на линию огня.

За этим «дядей» нужно присматривать. Вместе с мужчиной примерно того же возраста с мертвыми глазами, которые пробрали меня до глубины души.

София была моим союзником до тех пор, пока она верила, что я планирую выйти замуж за Кристиана.

Феликс еще непонятно.

— Ты потеряешь руку в той же комнате, где твоя сестра лишилась жизни, — слова Кристиана привлекли мое внимание.

София напряглась рядом со мной.

— Ты потеряешь свою руку в той же комнате, где наш враг преуспел, а ты, к счастью, потерпел неудачу, — продолжил Кристиан. Для стороннего наблюдателя он звучал холодно. Даже роботизировано. Но я слышала. Легкую дрожь в его голосе. Осколок эмоций.

Лоренцо побледнел. Эти слова были правдой.

Я уставилась на профиль Кристиана, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, переваривая то, что Кристиан сказал.

Девушка, которая преследовала этот дом, преследовала Кристиана.

Она умерла здесь. В доме Кристиана. Она умерла насильственной смертью.

Теперь я поняла, почему Софи стоит здесь и наблюдает.

По крайней мере, у Лоренцо осталось достаточно порядочности, чтобы стыдиться. Как будто этого достаточно.

Он по собственной воле поднял руку и положил ее плашмя на стол. Она слегка дрожала. Феликс удерживал ее.

Мой взгляд метнулся влево, к Софии, стоящей рядом со мной, статной, с пустым, бесчувственным выражением лица. Я гадала, где же Винсенций. То ли он отказался присутствовать из любви к своему сыну, то ли из стыда.

— Да будет так, — пробормотал Кристиан.

Затем поднял мачете.