Все-таки едем!

Эпизод 7,
в котором, ко всеобщему удивлению (и к особому удивлению автора), Эдди действительно отправляется в Америку


Эдди часто представлял себе эту сцену: он прощается с матерью на причале, а затем поднимается по трапу на корабль. Когда время наступило — а оно, как ни странно, наступило, — только Безумный Дядя Джек провожал Эдди и леди Констанцию на пристань; корабль стоял на причале в устье реки, на глубоком месте. Попасть на судно можно было лишь одним путем: добраться до него на гребной лодке и подняться на борт по веревочной лестнице.

Когда Эдди встретился с Безумным Дядей Джеком впервые, тот передвигался почти повсюду — как дома, так и на улице — на лошади. Но затем, после побега Эдди из сиротского приюта, лошадь его двоюродного дедушки понесла при виде гигантской полой коровы, которая известна нам под именем Марджори. Когда это бедное испуганное животное (я имею в виду лошадь, а не корову) удалось наконец поймать, это была уже совсем не та лошадь. Если раньше она беспрекословно выполняла все указания Безумного Дяди Джека, то теперь постоянно била копытом и категорически отказывалась скакать галопом вверх по лестнице и перепрыгивать через трубочистов на крыше. Поэтому БДД стал ходить преимущественно пешком.

В это же время он приобрел другую лошадь — ту, которая вывезла Марджори (а с ней и укрывшихся в ее брюхе детей) из Приюта для благодарных сирот имени святого Вурдалака, управлявшегося мистером и миссис Жестокосердыми. Как выяснилось, супруги Жестокосердые лучше заботились о своих лошадях, чем о сиротах, находившихся у них на попечении; по этой причине Диккенсы не были расположены вернуть животное таким отвратительным владельцам. Короче, они оставили лошадь у себя. Строго говоря, это была кража, но, как заметил впоследствии один остроумный философ, любая собственность — это кража. (Мне кажется, стоит об этом подумать. Вы не обязаны соглашаться с этим утверждением. Просто обдумайте его на досуге.)

Эта лошадь (которую они назвали Эдгаром) настолько привыкла к тепличным условиям, что проводила почти все время за кружкой вишневого бренди, читая книгу «Конные заводы и гончие псы».

По этой причине Безумный Дядя Джек, Эдди и леди Констанция поехали в порт не на лошади, а на поезде.

Поезда были в то время гораздо более впечатляющим видом транспорта, чем сегодня. Паровозы издавали восхитительный рев и выпускали клубы дыма из сверкающих труб; на площадке рядом с машинистом стоял кочегар и лихорадочно кидал лопатой уголь в топку, чтобы выработался пар, заставляющий колеса крутиться.

В те времена — я имею в виду эру паровозов — самым знаменитым машинистом в мире был американец Кейси Джонс. О нем слагали песни, его именем называли железнодорожные станции; о нем не забыли даже в XX веке: на телевидении был снят бесконечный сериал о его героических деяниях. Признаться, это кажется мне немного странным, когда я вспоминаю о том, что на самом деле он пустил под откос свой поезд, «старый 638», и погиб в результате крушения, которое произошло исключительно по его вине — из-за того, что он не отреагировал должным образом на сигнал флажка. Странно, не правда ли? Но я отвлекся. Вернемся к поезду, на котором ехали Эдди и его спутники.

В те времена существовали вагоны не только первого и второго, но и третьего класса; вагоны третьего класса были забиты неопрятными людьми с сумками, мешками и баулами с живыми цыплятами. Возможно, в начале путешествия они не были такими уж неопрятными, но, приходя в соприкосновение с другими пассажирами, они неизбежно становились неряхами. Кроме того, у некоторых пассажиров третьего класса оказывалось к концу поездки больше цыплят, чем было вначале. Формально говоря, эти люди становились «ворами».

БДД, Эдди и леди Констанция ехали в вагоне первого класса; там все было по-другому. Например, вагон-ресторан первого класса был украшен инкрустированными озерцами, в которых стояли на одной ноге розовые фламинго. На окнах вагонов первого класса были ставни, занавески и портьеры (в то время как пассажиров третьего класса от яркого света защищала только копоть, скопившаяся на стеклах), а стены были обиты панелями из сверкающего металла или прекрасно отполированного дерева. По сути дела, условия жизни в вагонах и вагонах-ресторанах первого класса были лучше, чем в большинстве жилых домов!

Дорожный сундук Эдди был слишком велик, чтобы поместиться в купе, не говоря уже о полке для багажа; поэтому его затащили в багажный вагон. Эдди, однако, повезло меньше, чем его сундуку. Безумный Дядя Джек настоял на том, чтобы он провел большую часть времени, лежа на багажной сетке, натянутой над сиденьями.

— Это необходимо для того, чтобы ты привык к жизни на море, мой мальчик, — объяснил он. — Видишь ли, на кораблях нет кроватей, там спят в гамаках.

Эдди попытался объяснить своему двоюродному дедушке, что он накопил большой опыт жизни на океанских волнах. Так нельзя ли ему в связи с этим посидеть на сиденье, как все люди? Но Безумный Дядя Джек остался непреклонным.

Багажная сетка была крайне неудобной сама по себе, но когда леди Констанция поставила под ней свой зонтик от солнца острым концом вверх, поездка превратилась для Эдди в настоящую пытку. Однако ничто не могло отравить ему радость от сознания того, что он едет в Америку, чтобы выяснить, как идут дела у издателей газеты «Ужасные времена».

Когда они наконец приехали в порт и Безумный Дядя Джек разрешил Эдди слезть с багажной сетки, вся одежда бедного мальчика, а также его лицо и руки оказались клетчатыми.

— Тебе идет, — шепнула ему леди Констанция.



Эдди застенчиво улыбнулся. Бедный доверчивый ребенок! (Я имею основания так говорить, потому что, в отличие от вас, мои дорогие читатели, знаю, что произойдет дальше.)

Носильщик ухитрился — хотя и с трудом — за один рейс вывезти со станции на тележке огромный сундук Эдди, над которым он разместил и багаж леди Констанции. Его тележка была похожа на ту, которую использовали Доукинс и Бормотунья Джейн для транспортировки отца Эдди к полой корове Марджори и обратно. Они проехали вдоль длинного ряда торговцев, продававших все, что только можно, от газет и фруктов до знахарских снадобий (которые приносят облегчение не столько больному, сколько его кошельку). Когда они добрались до проезжей дороги, Безумный Дядя Джек решил нанять кеб. Как вы могли догадаться, он сделал это в своей экстравагантной манере. Порывшись в кармане пальто, он извлек из него вяленую собаку-рыбу и изо всех сил бросил ее в проезжавшего мимо извозчика, сбив тому шляпу с головы.

— Черт побери! — воскликнул извозчик, останавливая кеб. Боюсь, что из меня вырвались бы словечки и покрепче, если бы вяленая собака-рыба попала в меня. — Кто это сделал? — спросил взбешенный извозчик.

— Я, — отозвался Безумный Дядя Джек. — Сдачи не надо.

Человеку, который хорошо знал дядю Джека, его поведение показалось бы вполне осмысленным. Он имел обыкновение расплачиваться за все вяленой рыбой, и по его представлению собака-рыба имела довольно высокую стоимость. Разумеется, люди, хорошо знавшие дядю Джека, знали и то, что полученную от него рыбу следовало запечатать в пакет и отослать отцу Эдди мистеру Диккенсу, который выслал бы взамен соответствующую сумму денег. Людям же, не знавшим дядю Джека с его своеобразными привычками, могло показаться, что он либо издевается над ними, либо просто сошел с ума. Или то и другое вместе. Неудивительно, что именно такое впечатление сложилось и у разъяренного извозчика, остановившего кеб у края тротуара.

— За кого вы меня принимаете? — проскрежетал извозчик. — За безнадежного дурака или круглого идиота?

— Я принимаю вас за извозчика, который нуждается в пассажирах. А мы пассажиры, нуждающиеся в извозчике. — С этими словами Безумный Дядя Джек благодушно потрепал по холке лошадь извозчика.

Пока двоюродный дедушка Эдди разговаривал с извозчиком (вряд ли их беседу можно было назвать спором, поскольку в споре участвуют две равноправные стороны, а дядя Джек полностью взял инициативу в свои руки), его внучатый племянник открыл дверцу кеба, и леди Констанция заняла место внутри экипажа, после чего Эдди сел рядом с ней. Проявив недюжинную силу, какой не ожидаешь от человека его комплекции (как вы помните, он был худ, как щепка), Безумный Дядя Джек помог носильщику снять с тележки тяжеленный сундук Эдди и поставить его на крышу кеба. Затем он переправил наверх и багаж леди Констанции.

Очевидным образом признав свое поражение, извозчик без лишних слов помог Безумному Дяде Джеку забраться в кеб.

— Куда поедем, командир? — спросил извозчик (как я слышал, в учебных заведениях, где готовят извозчиков и шоферов такси, до сих пор советуют обращаться к клиенту именно таким образом).

— К «Почтенной Свиноматке», — отозвался БДД. — Сегодня день ее отплытия.

— В Америку, — возбужденно добавил Эдди.

— Ага! — воскликнул извозчик, довольный тем, что ему представился случай проявить свою осведомленность. — У этой шхуны слишком большое водоизмещение, чтобы она могла зайти в порт; поэтому капитан приказал бросить якорь в устье реки. Я довезу вас до берега Грязного пролива, а там вам придется нанять лодку.

Извозчик встряхнул поводьями, и они двинулись в путь.

— Какое страное название у этого пролива, — заметил Эдди.

— Оно происходит от слова «грязь», — с видом знатока пояснил извозчик.

И действительно: Грязный пролив представлял собой водное пространство, заполненное грязью. Она напоминала ту жидкую грязь, которую так любят орнитологи, ведущие полевые наблюдения за птицами; что касается остальной части человечества, то она недолюбливает подобную жижу (и вообще слякоть). Готов побиться об заклад, что в наше время этот пролив был бы объявлен научным заповедником, который выпускал бы ежеквартальный бюллетень, где объяснялось бы, почему так важно сохранить это гиблое место в первозданном виде, а не построить там современный аэропорт с четырьмя взлетными полосами или пятизвездочный отель. К этому времени снег уже растаял, так что грязи было хоть отбавляй, всем на загляденье.

— Это безобразие, что столько грязи пропадает зря, безо всякой пользы, — возмутился Безумный Дядя Джек, выйдя из кеба и оценив обстановку. — А ведь если разложить ее по искусно оформленным коробочкам и обвязать каждую шелковой лентой с красивым бантиком, она пользовалась бы большим спросом у модниц.

— Но что стали бы делать модницы с грязью? — выразил недоумение Эдди, расплачиваясь с извозчиком нормальными деньгами из тех, которые ему дали на поездку: ему не хотелось, чтобы вопрос об оплате вяленой рыбой вновь всплыл на поверхность и окончательно выбил беднягу-извозчика из колеи. Вскоре багаж был снят с крыши кеба и опущен на землю.

— А что они делают с вещами наподобие китайских вееров, брелоков и всяких там сувениров? — развивал свою мысль Безумный Дядя Джек. — Они разбрасывают их по комнатам и засоряют помещения. Чем коробочки с грязью хуже всех этих безделушек, от которых нет никакой пользы, а лишь один беспорядок?

— Вы забываете о коже, — сказала леди Констанция, стирая пыль с крышки сундука Эдди носовым платком, вынутым из рукава, прежде чем сесть на него и поправить платье.

— Что вы имеете в виду? — полюбопытствовал Эдди.

— Пользу для кожи, — пояснила леди Констанция. — Говорят, некоторые виды грязи очень полезны. Известно, что многие знатные дамы носят грязевые маски на лице. В высшем свете встречаются люди, которые верят, что грязевые ванны оказывают реабилитирующее воздействие на весь организм.

Эдди не имел ни малейшего понятия о том, что такое «реабилитирующее воздействие», но ему не улыбалась перспектива принять грязевую ванну. Во всяком случае, вид Грязного пролива не располагал к этому, равно как и его берег, который выглядел вязким и топким. Не говоря уже о том, что от него несло вонью. Редкие стебельки, местами торчавшие из заболоченной почвы, напомнили мальчику о волосках, которые Еще Более Безумная Тетя Мод выдергивала из ноздрей своего горностая.

— Я не могу вообразить свою достойную супругу с грязевой маской на лице, — проговорил Безумный Дядя Джек с брезгливой миной на тощей физиономии.

Эдди же, напротив, с легкостью представил себе эту картину.

— Бедная миссис Ривередж задохнулась в грязевой маске, которую я ей приготовила, — сообщила леди Констанция.

— Это была одна из ваших нанимательниц? — спросил Эдди.

Леди Констанция кивнула, утирая платком несуществующие слезы.

Между тем извозчик приподнял шляпу и, распрощавшись, оставил их на берегу пролива. Только когда кеб скрылся из виду, Безумному Дяде Джеку пришло в голову, что ему придется как-то возвращаться на железнодорожную станцию после того, как он проводит своего внучатого племянника и его компаньонку на корабль «Почтенная Свиноматка».

— И что дальше? — спросил Эдди. — Полагаю, теперь мы должны переправиться на судно, не так ли?

— На корабль, — уточнила леди Констанция.

— Какая разница? — удивился Эдди.

Компаньонка так и не успела объяснить мальчику, в чем состояла разница между кораблем и судном, потому что была сбита с мысли громким свистом.

— Посмотрите! — воскликнул Безумный Дядя Джек, с волнением указывая на пролетавшего над их головами воробья. — Альбатрос! — Двоюродный дедушка Эдди никогда не был силен в идентификации представителей фауны (как, впрочем, и флоры); достаточно сказать, что однажды он принял хорька за младшего капрала своего взвода. — Я мог бы узнать этот крик даже с закрытыми глазами!

— Но это был не крик, а свист, — уточнил Эдди.

— Донесшийся не сверху, а со стороны гребной лодки, — продолжила его мысль леди Констанция, указывая на направлявшееся к ним маленькое суденышко.

Когда лодка начала садиться на мель, гребец в высоких резиновых сапогах соскочил в воду и подтянул ее к берегу.

— Леди Констанция Бастл и мистер Эдмунд Диккенс? — спросил он нараспев, на манер того, как говорят моряки в историях про пиратов.

— Да, — сказал Эдди, приходя в возбуждение.

— Это мы, — подтвердила леди Констанция.

— Я Веселый, — сказал моряк.

— Я и сам люблю повеселиться, — отозвался двоюродный дедушка Эдди, подмигивая моряку. — Несмотря на то, что почти все члены моей семьи больны или покалечены.

— Вы меня не так поняли, сэр, — сказал моряк. — Меня зовут Веселый.

— Вот оно что, — понимающе кивнул Безумный Дядя Джек. — Но в таком случае это не имя, а фамилия. Сдается мне, что ваше имя начинается на букву «Б». Вас зовут Брайан?

— Нет, сэр; видите ли…

— Бенджамин?

— Нет, я…

— Бенедикт? Бернард? Бальтазар?

— Я…

— Билл?

— Нет, меня…

— Ну конечно! Как я сразу не сообразил?! Если бы вас звали Биллом, то ваше полное имя начиналось бы на букву «У», а не на букву «Б», потому что оно звучит «Уильям»…

— РОДЖЕР! — выкрикнул пришедший в отчаяние моряк.

— Прошу прощения? — выразил недоумение Безумный Дядя Джек.

— Такое уж у меня имя, сэр. Меня зовут Роджер, но товарищи называют меня Веселым.

— Понимаю, — просиял Эдди. — Потому что флаг с черепом и перекрещенными костями называется «Веселый Роджер»!

— Вы совершенно правы, юный джентльмен! — подтвердил моряк, ухмыльнувшись беззубым ртом.

— Надеюсь, «Почтенная Свиноматка» не пиратское судно! — пошутила леди Констанция.

— Я не посоветовал бы вам, леди, произносить что-либо подобное в присутствии капитана Скримшенка, — сказал Веселый. — Он гордится своей преданностью Ее Величеству. Он даже возит с собой ее портрет. Повсюду.

— Что касается меня, — проговорил Безумный Дядя Джек, — то я тоже повсюду ношу с собой портреты членов своего семейства. — Он распахнул свое клетчатое пальто и показал ряд миниатюрных портретов, каким-то образом прикрепленных к его жилетке, а также торчавший из внутреннего кармана пальто хвост вяленой меч-рыбы, используемой им для прочистки ушей. Эдди впервые увидел эти портреты, когда его двоюродный дедушка прибил их к стене при посещении их дома, впоследствии сгоревшего дотла.



Моряк Веселый внимательно посмотрел на портреты членов семьи дяди Джека. Потом на хвост вяленой рыбы. Затем на лицо самого Безумного Дяди Джека.

— Я думаю, нам пора отчаливать на «Почтенную Свиноматку», — сказал он, переводя взгляд на сундук Эдди. — С этим сундуком лодка сильно осядет, — предсказал он.

С помощью Веселого они быстро погрузили весь багаж в лодку.

Прощание было коротким, и через несколько минут Безумный Дядя Джек видел уже не лодку, а маленькую точку вдалеке. Полчаса спустя Эдди поднимался по веревочной лестнице вслед за леди Констанцией. А вот он уже и на палубе корабля, который доставит его к далеким берегам неведомой страны.

* * *

Не в пример тем восьми годам, которые Эдди провел в море, ночуя в закутке под палубой, теперь у него была персональная каюта, отделенная от каюты леди Констанции лишь внутренней перегородкой с дверью. У него была даже собственная кровать, а не гамак, которым стращал его БДД.

По словам первого помощника капитана мистера Спартакуса Бриггса (который приветствовал их сразу по прибытии и провел по кораблю для общего ознакомления с обстановкой), на борту, кроме них, был лишь один пассажир, с которым им еще только предстояло встретиться. Этот рейс мало напоминал прогулочный круиз и еще меньше — рейс корабля, переполненного иммигрантами, которые мечтают начать новую жизнь на сказочно новой земле Америки (хотя и не такой уж новой для ее аборигенов-индейцев, которых, впрочем, ни о чем таком и не спрашивали). Это был — прежде всего и преимущественно — торговый корабль с грузом для Америки, намеревавшийся затем загрузить трюмы в Новом Свете новыми партиями товаров и вернуться с ними в Британию. Пассажиры, платившие за проезд, были дополнительным источником дохода (ох уж эти деньги!) для владельцев корабля.

Когда Эдди увидел наконец пассажира, о котором упомянул мистер Бриггс, он не поверил собственным глазам. Ужас зародился у него где-то в пятках, а потом неудержимым жарким потоком растекся по телу Эдди, охватив его целиком. «Это просто невозможно», — тщетно пытался убедить он самого себя. Но с фактом не поспоришь.

На палубе стоял человек, который во время их последней встречи был одет в робу из ткани в стрелочку (то есть в форменную одежду заключенного) и носил гирю на цепи, прикованной к его колену. Это был не кто иной, как беглый преступник Гробс.

Глаза этого человека с нависшими веками встретились с глазами мальчика. У Эдди не было ни тени сомнения в том, что Гробс тоже узнал его. Да и как он мог его забыть? Ведь Эдди сравнительно недавно помог полиции задержать одного из его товарищей — главаря шайки; поэтому рассчитывать на особую симпатию со стороны этого человека было бы, мягко говоря, наивным.

Эдди особенно смущало то обстоятельство, что теперь они находились даже не на болоте, а на борту корабля в открытом море. Отсюда некуда было бежать…

Загрузка...