В чертогах Подкаменной Тунгуски

У ГЕОЛОГОВ

Хорошо, когда в тайге встречаешь людей!

С незапамятных времен в лесах существует неписаный закон — помогать в трудную минуту незнакомому человеку. Все таежные жители свято чтут его. Нередко в тайге можно встретить признаки заботы о неведомом путнике. В охотничьих избушках оставляются котелки, береста, чтобы разжечь костер на случай дождливой погоды, соль, а иногда и продовольствие. Эвенки не сжигают на кострах остов своего чума, оставляют его стоять — пригодится для других.

Иногда в лабазах среди тайги хранятся продукты. Голодный человек может ими воспользоваться. В таких случаях он честно оставляет хозяину записку с перечислением взятого.

Продовольственные запасы нашей экспедиции иссякли еще в пути. Проводники-эвенки тоже съели все свои продукты. Где запастись продовольствием? Если бы еще нас было двое-трое, а как быть с экспедицией в пятнадцать человек? Кто может обеспечить продуктами такую ораву?

На одной из стоянок на хребте Хладного Янковский предложил:

— Давайте свернем к геологам на Чамбу: у них есть запасы, выручат.

— Правильно! — подтвердил Вронский.— Геологи всегда помогут.

— Пожалуй, этот вариант приемлем, — согласился Флоренский.

Было решено идти не прежней дорогой, по тропе Кулика мимо горы Шахрамы, а свернуть с хребта Хладного в сторону реки Чамбы. И Андрей Дженкоуль повел экспедицию по краям болот, по вершинам сопок, через непролазные заросли и бурелом.

Через два дня пути мы вышли к Чамбе близ ручья Огний.

Там, где Хушма впадает в Чамбу, ниже устья находится база геологов. Рядом с избами на крутом берегу огромным амфитеатром зияет карьер. Изрыт весь берег, большими кучами лежит выработанная порода.

Наш приход вызвал оживление на базе. Экспедиционный олений караван привлек внимание всех обитателей лагеря. Из первой избы нам навстречу вышли двое юношей с симпатичными бородами.

— Откуда вы, путешественники? — спросил один из них.

Черная окладистая борода и голубые глаза делали его похожим на богатыря из русской былины.

— Из самого кратера Тунгусского метеорита! — пошутил один из нас.

Мы познакомились. Оба парня, Сергей и Александр, оказались московскими студентами-геологами, проходившими здесь практику.

Завязалась непринужденная беседа. К нам подошли другие.

— Приход вашей экспедиции для нас приятное событие, — сказал один из геологов.

— Да, но мы пришли к вам за помощью, — ответил Кирилл Павлович.

— Можете не говорить. Что, продукты?

— Вы угадали.

Наши продовольственные затруднения не удивили геологов: это извечная проблема в тайге — экспедициям почти никогда не хватает продуктов на обратный путь. Без лишних слов они открыли амбар и снабдили нас маслом, сахаром, сгущенным молоком, крупами и хлебом. Настоящим белым хлебом, испеченным здесь, в их таежной пекарне!

— Берите сколько хотите! — сказал Виктор. — Нам скоро из Ванавары привезут продукты.

Вечером у костра было многолюдно и весело. Полыхали огромные языки пламени, освещая склоненные к огню лица. С треском неслись искры в ночное небо. Над макушками сосен мерцали звезды. У костра начались интересные разговоры.

Геологов интересовала история падения Тунгусского метеорита. Кирилл Павлович Флоренский был в центре внимания. Он отвечал на многочисленные вопросы. Я слушал и смотрел на пламя костра...

Если бы меня спросили: «Где вы пережили самые счастливые минуты в своей жизни?» — я ответил бы: «У костра!»

Попробуйте просидеть с приятными собеседниками всю ночь до рассвета у таежного костра — и вам эта ночь запомнится на всю жизнь.

Догорает костер, кончаются разговоры, расходятся люди по палаткам — и становится жаль минут, которые только что ушли. И уже назавтра они становятся воспоминанием...

У костра геологи рассказывали много интересного о минералах, которые они ищут на берегах Чамбы. И мне захотелось задержаться здесь...

К утру я принял окончательное решение: остаюсь! Геологи поддержали мое намерение и по-приятельски приняли меня в свою компанию.

— Через три дня придет моторка с продуктами; с ней вы сможете вернуться в Ванавару, — сказал Виктор.

Я пошел попрощаться со своими спутниками.

— Сон алан, покидаешь нас? Жалко, — сказал Андрей Дженкоуль.

— Так мы в Ванаваре еще увидимся, Андрей!

— Можем и не увидеться.

— Почему?

— Я уйду на речку Корду,

— С другой экспедицией?

— Нет. Посмотрю, уродилась ли нынче шишка на листвянке.

— Это зачем?

— Белковать зимой думаю там.

— Ну что ж, прощай, Андрей! Желаю тебе удачи.

— Приезжай к нам в другой раз весной. Поедем на Корду. Медведей там много. Будешь снимать.

Я простился с участниками метеоритной экспедиции. В полдень они отправились в Ванавару.

Река Чамба перед базой геологов делает крутой поворот и образует большой затон, называемый по-сибирски уловом. С высокого берега от изб открывается широкая живописная панорама реки.

Весь склон к реке зарос иван-чаем. У самой воды краснеют сараны.

Из Ванавары по рации было получено сообщение, что на базу плывет несколько лодок с продовольствием. Вечерами все выходили на бугор и смотрели вдаль, ожидая появления лодок.

И вот однажды вечером на Чамбе прозвучали выстрелы. Из-за поворота реки медленно выплыла моторка, которая тянула за собой две лодки.

Обитатели базы спустились с бугра. Вскоре мы приветствовали прибывших из Ванавары Владимира Цветкова и Виктора Макарова.

— Ох и досталось же нам на Большом пороге! — сказал Владимир. — Со вчерашнего дня никак не просохнем.

Прибывшие были мокры по пояс.

— Валентина Григорьевна! Чайку бы горяченького! — взмолился Виктор Макаров.

— Уже давно ждет вас!

— Нам чего-нибудь и покрепче не мешало бы! — весело воскликнул Цветков. Эти измученные и совершенно промокшие люди могли еще шутить после нелегкого рейса!

С прибытием лодок продовольственные запасы геологов пополнились. Было привезено все основное, что нужно людям, работающим в тайге: масло, сахар, соль, чай, мука, папиросы, сгущенное молоко, мясные консервы и различные крупы.

Через несколько дней караван должен был вернуться в Ванавару. Вместе с ним намеревался отправиться и я. Было интересно проплыть по Чамбе, испытать все трудности плавания по таежной реке. Манили и ночевки под открытым небом у костра, охота и рыбная ловля... Кроме того, маршрут по Чамбе давал мне возможность заснять на кинопленку много интересных кадров.

Незаметно прошли два дня. Геологи занимались своими обычными делами, а я снимал живописные окрестные места. Один из геологов, Борис Долгов, помогал мне. Вечерами мы собирались все вместе на крутом берегу, и я слушал занимательные истории из походной жизни таежных разведчиков. Геологам есть что рассказывать!

Говорили они о том, какие бывают у них маршруты, какие невзгоды приходится порой претерпевать в лесах.

Нередко я слушал их самодеятельные песни. Одну из них я даже записал:

— Хорошие люди собираются у вас в экспедициях! — сказал я Виктору Дикунову.

— В основном народ правильный, — подтвердил он. — Но встречаются и другие...

Геологи — веселый, неприхотливый народ, особенно молодежь. Это романтики, любознательные и пытливые люди, искатели, следопыты. Но их палаточная, походная жизнь без удобств и комфорта, конечно, не может увлечь человека с низменными и ограниченными стремлениями.

Такой субъект, даже если он внешне приличен — не пьет, не совершает аморальных поступков, — маскируется, старается подделываться под общий тон: работает, что-то делает. Но все, что он делает, — только для себя.

В моих киноэкспедициях такие тоже встречались. Однажды был человек с красивым именем Давид. Волею злой судьбы он попал вместе с нами в тайгу. Намечалось путешествие на лодке по глухой реке. Первое, о чем он проявил беспокойство, — это «будут ли матрацы и постельное белье?» Матрацы на лодке!..

Второй вопрос был: «А что мы будем есть?»

Ему отвечали: «В тайге много ягод, грибов, рыбы, дичи».

— О! От ягод может быть расстройство желудка! А грибов я вообще не ем. Охота, рыбалка — не мое занятие!

Над ним смеялись.

— В лесу же комары кусают! Сыро! Я не намерен мочить ноги!

Над ним уже не смеялись, а были очень встревожены его присутствием.

Дальше выяснилось истинное лицо этого человека. Туризм, по его мнению, занятие неумных людей. Геологов он называл помешанными бродягами. Он ничем не увлекался. Книги — а зачем ему они? Разве только для того, чтобы заснуть... Музыка — он был слишком груб, чтобы понимать ее. Два-три пошленьких мотива составляли все его музыкальное богатство. Природа — постольку, поскольку она полезна и дает вкусные плоды. По отношению к ней он требовательный потребитель.

Его ничем нельзя было удивить. Лицо его всегда выражало тупое, отталкивающее самодовольство.

Великодушия от него мы не могли ожидать. Он не взял бы на себя лишних забот, кроме забот о самом себе. Доброта ему незнакома. У него все рассчитано: за свои ничтожные услуги он делал людей своими должниками. Честных людей с прямым характером он не любил: они разоблачали его хитроумные комбинации.

Этот человек издевался над моей страстью к походной, палаточной жизни:

— Ну что ты носишься со своей тайгой!? Валяешься у костра, ешь всякую всячину!

— Почему ты так плохо судишь о тайге?! — возмущался я.

— Захолустные станции, деревни, тайга — эти места не для меня. Люблю ездить в Киев, Ленинград, Харьков... Ресторан, гостиница, ванна, душ... Люблю я эту жизнь! А тайга... — он брезгливо морщился.

— Как мало тебе надо,— качал я головой.

Да, судьба иногда награждает нас такими спутниками.

В далекие поездки спутников надо подбирать тщательно, выбирать таких, которые неоднократно проверены в любых условиях. Если человек зарекомендовал себя так, что в трудную минуту жизни на него нельзя положиться, с таким лучше не иметь дела.

А в тайге бывает много трудных минут! Там, как нигде, нужна товарищеская спайка и выручка. Плох тот спутник, о котором говорят, что с ним нельзя оказаться вдвоем на необитаемом острове. Хуже славы быть не может!

Это отступление я должен был сделать для любителей путешествий. Если в туристской группе окажется такой человек, о каком я рассказывал выше, надо сделать все возможное, чтобы избавиться от него. Иначе путешествие будет отравлено.

Быстро пролетело несколько дней. Мне полюбились геологи, эти люди, собравшиеся здесь из разных мест страны. Мне нравилось, что, покинув насиженные места, они каждое лето едут в таежную глушь.

Перед прощанием я заполнил свою записную книжку адресами: московским, подмосковным, красноярским, ленинградским, муромским...

Владимир Цветков и Виктор Макаров стали готовить лодку к обратному рейсу. Недолгое дружеское прощание — и быстрая Чамба уносит нас от базы геологов. С бугра нам вслед машут руками обитатели крохотного таежного поселка. Крутой поворот реки с глухим лесом на берегах скрывает их от нас. Мы плывем среди молчаливых зеленых стен, углубляясь все дальше в тайгу.

Чамба, один из многочисленных правых притоков Подкаменной Тунгуски, берет свое начало в глубинах тунгусской тайги, в глухих местах, которые у эвенков испокон веков считаются богатыми охотничьими угодьями.

В верховьях Чамбы есть несколько опасных для плавания порогов. Но и в среднем течении река не менее труднопроходима. Нам предстояло пройти один из мощных порогов, называемый Большим.

Между прочим, на многих реках Сибири есть свой Большой порог. Есть такой на Енисее, на Нижней и Подкаменной Тунгуске и на их многочисленных притоках.

В первый день нашего плавания мы то неслись в узких и быстрых протоках, то попадали на тихие, широко разлившиеся плесы. Тайга стеной сопровождала нас всю дорогу. Солнце село за ее зеленый частокол, и оранжевый диск иногда мелькал между стволами, то ослепляя нас своими лучами, то погружая в темноту.

Было что-то сказочное в этом вечернем пейзаже: темные фантастические силуэты деревьев на фоне огненного диска, бурелом и темная чаща по берегам...

— Красотища-то какая! — взглянув на меня, сказал Владимир Цветков.

Я вынул из ящика кинокамеру и стал снимать с лодки вечернюю тайгу с заходящим солнцем.

Позже, на киностудии, меня хвалили за эти кадры. Но дело было совсем не во мне. Таежная природа так прекрасна, что заснять ее плохо было просто невозможно...

...Мы плыли по тихому, широкому плесу. Вода в реке как будто стояла. У берегов росли кувшинки и белые водяные лилии. Это озерное затишье казалось подозрительным.

— Почему вода не течет? — спросил я Цветкова.

— А это перед Большим порогом ее прудит. Своего рода естественная плотина, — ответил он.

До наступления темноты мы успели приплыть к порогу. Форсировать его в сумерках мы не решились и устроили лагерь для ночлега на луговом берегу против скал.

Район Большого порога — самый красивый участок на Чамбе. Здесь отроги хребта близко подходят к реке и, сжимая ее, образуют узкое русло с нагромождениями многочисленных камней. Река бешено устремляется в это русло, шумит и пенится. Весной вода здесь, говорят, клокочет и бросается на прибрежные скалы.

Теперь мне было понятно, почему выше порога много таких плесов.

Между прочим, здесь, на Большом пороге, однажды чуть не утонул Кулик. Когда переводили лодки через порог, одна из них, в которой сидел ученый, перевернулась. Кулика спасла счастливая случайность — он зацепился ногой за причальную веревку лодки. Этот момент был заснят на кинопленку кинооператором Струковым, путешествовавшим вместе с Куликом.

Кстати, Струков оставил истории уникальные съемки второй метеоритной экспедиции 1928 года. Он заснял тяжелые таежные переходы Кулика по рекам Чамбе и Хушме. Заснял первые домики заимки у подножия горы Стойковича и работы по осушению Сусловской воронки. Теперь эти исторические кинодокументы хранятся в Комитете по метеоритам Академии наук СССР.

Мы развели костер. Что бы такое приготовить на ужин? Консервированные продукты были отвергнуты единодушно.

— К черту тушенку! — сказал Володя. — Она у меня стоит вот здесь, — он провел ладонью по горлу.

— Завалить бы сейчас глухаря! — мечтательно произнес Виктор.

— Есть выход из положения!

— Какой?

— Предлагаю шашлыки по-эвенкийски!

Это означало, что надо наловить рыбы. Мы направились со спиннингами под порог, и через каких-нибудь полчаса у костра лежали хариусы, щуки и окуни.

Мне на блесну почему-то попадались только крупные горбатые красавцы окуни. Им я и отдал предпочтение у костра.

Мы выбирали каждый по рыбине, солили ее, насаживали на вертел и втыкали его в землю перед огнем. Из пекущейся рыбы сочился сок, дым костра придавал ей необъяснимо приятный вкус и запах. Это и был шашлык по-эвенкийски.

Каждый из нас мог одолеть только по одной рыбине. Запив рыбу крепким чаем, довольные ужином, мы легли спать.

На другой день наша лодка, которой управлял Володя, лихо проскочила порог, лишь несколько раз ударившись о подводные камни.

— Это по течению легко проходить порог, а вверх куда сложнее по нему пробираться! — сказал Виктор.

— Жаль, вы не ехали с нами из Ванавары! Нам здесь пришлось изрядно помолотить винтом воду! — добавил Цветков.

Я оглянулся на бушующие валы на пороге. Да, трудно, наверно, преодолеть их бешеный напор! Разбушевавшаяся вода может в два счета залить лодку.

Под порогом Чамба стала более стремительной, чаще стали попадаться перекаты, мели и небольшие порожки. Нам приходилось больше протаскивать наш караван по мелям, чем плыть. Тянешь изо всех сил лодку по мели, и вдруг нога обрывается в яму, в которой воды по пояс. Преодолев одну мель, забираемся в лодки, выливаем из сапог воду. Но недолго длится блаженство: впереди снова мель, нужно опять лезть в реку. Несколько таких сцен я заснял на кинопленку.

Ближе к устью Чамба стала полноводнее. Мы спокойно плыли по реке, наблюдая картинки таежной природы. Стали появляться выводки уток. Через реку то и дело перелетали едва научившиеся летать молодые рябчики. Иногда с берега с шумом поднимался застигнутый врасплох глухарь. Вслед ему раздавались беспорядочные выстрелы.

— Пока не добудем мяса на ужин, на ночевку не остановимся! — сказал Цветков.

Впереди нас, хлопая крыльями по воде, мчались молодые, но уже крупные крохали. Когда мы настигали выводок, мать-крохалиха взлетала, а птенцы скрывались под водой и выныривали далеко от наших лодок.

Хариус

Проплыли устье речки Макикты, вдоль которой шла наша метеоритная экспедиция. Десятью километрами ниже ее я узнал знакомые берега: здесь экспедиция свернула с Чамбы на Макикту.

Вечерело. Второй день нашего пути был на исходе. Владимир Цветков неожиданно выключил мотор, схватил ружье.

— В чем дело?

— Глухарина! — шепотом проговорил он.

Впереди на склоненной к воде лиственнице мы увидели большую черную птицу. Остальные тоже схватились за ружья. Лодки медленно и бесшумно приближались к глухарю. Вытянув длинную шею, он следил за нами. Еще мгновение — и птица улетит...

Я потянулся за кинокамерой. Но Цветков опередил всех. Раздался выстрел. Глухарь камнем свалился в воду и забил по ней могучими, как у орла, крыльями.

Мы приблизились к месту, где упала птица. Володя поднял из воды черного таежного красавца.

— Вот теперь разобьем лагерь. Разжигай костер, братва!

Глухарь оказался худой и старый, и его пришлось долго варить в котелке. Но все-таки это была не мясная тушенка, а настоящая похлебка из лесной дичи.

...И снова ночевка на берегу таежной реки, бесконечные разговоры у костра, поблескивание звезд в ночном небе над головой. Снова сказочные видения в причудливых изгибах вывороченных коряг, в мохнатых ветвях дремучих елей на фоне холодного ночного светила. Снова таинственность, окутывающая ночной лес с его едва уловимыми шорохами и жутким затишьем...

Сибирская тайга молчалива и утром. В ней не услышишь неугомонного щебетания птиц, которое наполняет утренний лес в средней полосе России. Чаще всего по утрам в тайге можно услышать только далекое кукование кукушки да глухое дудуканье дикого голубя.

В туманной пелене надлесом показался расплывчатый огненный тар. Туман на реке пришел в движение, стал клубиться и медленно подниматься к небу. Солнечные зайчики заиграли на палатке. Зашевелились в спальных мешках мои спутники. Спать уже не хотелось.

— Поплывем дальше? — спросил Цветков.

— Подождем немного, когда разойдется туман, — ответил Виктор.

От реки и леса исходила приятная утренняя свежесть. Мы выкупались в Чамбе, Холодное глухариное мясо и крепкий чай составили неприхотливый таежный завтрак. Тем временем река освободилась от тумана, и мы отправились дальше.

Плывем мимо знакомых мне берегов, заросших отцветающими пионами. Кое-где среди травы еще краснеют сараны. Вот и высокий берег с сосновым бором на вершине. Здесь наша метеоритная экспедиция вышла к берегам Чамбы со стороны Верхней Лакуры. Мне запомнились даже отдельные деревья, возле которых я снимал проходы оленьего каравана.

Через несколько часов мы выплыли на широкий простор Подкаменной Тунгуски. Ее стремительный напор сразу поубавил скорость нашей моторки.

Впереди белели буруны Чамбинского порога. Сидящий за рулем Володя Цветков повернулся ко мне.

— Боюсь за вашу аппаратуру: может залить водой.

В принципе я не возражал против острых ощущений, но со мной был весь материал, отснятый в метеоритной экспедиции и у геологов. Рисковать им было нельзя. Во избежание неприятностей я согласился высадиться на берег вместе с аппаратурой и пленкой.

Вместе со мной на берег сошел и один рабочий, сопровождавший караван. Он помог мне перенести киноаппаратуру, а тем временем Цветков и Макаров благополучно преодолели опасное место.

Вскоре из-за поворота реки показалось знакомое село Ванавара.