В лето 6746 года от сотворения мира

Глава 7. Армия рабов

Вначале я предполагал создать мою армию из «охочих людей» Новгорода и его окрестностей. Фактически — наемную армию. Но действительность разбила все мои надежды. Наемники стоили дорого. Даже если учесть, что они поступали на полное мое обеспечение, то и тогда каждому из них нужно было платить и немало. Если за лето наемная женщина получала одну гривну кун, то наемный (даже плохо обученный) воин обходился, по меньшей мере в три раза больше. Как правило, ему нужно было платить «в квартал» серебряную новгородскую гривну. До моего выхода на сцену истории больше года, а значит, все это время я должен им платить. Получается, что только на оплату услуг этих наемников мне потребовалось бы чуть не вдвое больше серебра, чем у меня было в самом начале. Конечно, можно рассчитаться оружием и броней, но из наемников это мало кого устроит, поскольку они все равно будут нуждаться именно в деньгах (хотя бы на хмельное и доступных женщин). Их уже не перевоспитаешь. Не заплатишь, то же твое оружие продадут или хуже того на разбой их потянет. Есть тут и еще одна «деталь». Наемник может уйти от нанимателя в любое время, кроме войны. До войны еще далеко. Есть опасность, что половина придет наниматься только с одной целью — в тепле и при хорошем питании за счет дурашки Игнача дожить до лета. А потом уйти на более вольные хлеба. Значит, этот вариант отпадает.

Тогда, может быть набрать в армию этакий винегрет из люмпенов и всякого новгородского сброда? Мысль интересная. Сразу вспомнилась речь главного злодея из вестерна «Сверкающие седла» — прокурора Хедли Ламарра: «Мне нужны скотоугонщики, горлорезы, убийцы, охотники за головами, отчаянные морды, мопсы, быки, ботаники, боги, задроты, тошнотики, недоумки и полудурки, гадюки, крысы, раки, чайники и дотеры, снайперы, мошенники, маменькины сынки и папенькины дочки, индейские агенты, мексиканские бандиты, грабители, педерасты, спинорезы, конокрады, лесбиянки, налётчики на поезда и на банки, надиральщики задниц, набивальщики рож и, наконец, лично ты, что бы я мог удалить тебя из группы в очередном порыве злости!». И Новгород спасибо скажет.

Правда, тут есть два «скользких момента». Во-первых, этой шушере, пусть не так регулярно и не так много, но все равно придется платить. Во-вторых, подобный человеческий мусор хорош только в разборках с беззащитным мирным населением, а при угрозе более серьезной, он превращается в сборище дезертиров, предающее и убивающее своих командиров.

Есть и еще одно «но». Не следует выступать против монголов с самими новгородцами. Те такого городу не простят. Получается, что, вступив в битву именно с новгородцами, монголы и новгородцы автоматически становятся кровными врагами, а с такими монголы никогда не договаривались, а только уничтожали. Достаточно вспомните ситуацию с половцами.

Что же остается? Приглашать наемников из-за рубежа? Это даже не смешно. А кто еще? Может рабы? Вот это уже смешно. Накупить холопов, чтобы было кому обслуживать мое войско — это еще куда ни шло, но направить на войну людей биться за интересы тех, что сделал их обездоленными и рабами? За тех, кто убивал их родителей, насиловал жен и привез на продажу их детей? Да перед этим еще и научить этих рабов сражаться? Ну ты, Миша, совсем больной на голову. И я стал отмахиваться от этой мысли, как от назойливой мухи. В армиях римлян, греков, спартанцев рабов в рядах воюющих не было, и даже в новгородское ополчение их тоже отродясь не брали.

Нет, рабы в армиях Древнего Мира и Средневековья, конечно, существовали, но армейский раб — это практически всегда обозник или слуга — воды принести, лошадям корм задать, выполнить погрузочно-разгрузочные работы и т. п. Долг выступать с оружием в руках на защиту отечества — неотъемлемая обязанность и привилегия свободных людей, она недоступна рабам. Раб, который по тем или иным причинам получал оружие и ставился в строй, как правило, тут же делался свободным человеком.

Но эта мысль неожиданно оказалась упертой, и уходить не желала. Стали, совершенно против моей воли, в голове возникать аргументы в ее пользу. Во-первых, на новгородском торге много невольников, пригнанных вовсе не новгородцами, а потому непосредственно новгородцам им не за что мстить. Во-вторых, не все рабы — это пленники, среди иных есть даже сами новгородцы, попавшие в рабство в силу, например, невозможности вернуть долг. В-третьих, многое зависит от мотивации. Вот Геракл, во время совершения большинства своих (без всяких кавычек) подвигов, был рабом, и на подвиги свои шел, мягко говоря, не добровольно. Но это не мешало ему их совершать. В-четвертых, была же в средневековом нашем государстве (правда, несколько позднее) такая категория, как вооруженные холопы, а рядовой состав русской армии времен Петра I так в основном состоял не из свободных людей. И ничего, и воевали, и побеждали.

И тут же всплывают возражения. Можно собрать армию из рабов, можно послать ее в бой и под угрозой смерти она даже будет сражаться. Но если эти рабы не будут должным образом мотивированы, считая для себя бессмысленным рубиться за своих хозяев, они могут в любой момент бросить оружие и, в лучшем случае, обратиться в бегство, а в худшем — перейти на сторону врага. Не зря старая пословица гласила: «Сколько рабов, столько врагов».

А какой может быть мотивация? Она всегда складывается из двух больших категорий, которые коротко можно охарактеризовать, как кнут и пряник. Что в первую очередь мотивирует рабов? Ну, с политикой кнута все понятно. Главное здесь — наказание в различных его формах и страх раба оказаться наказанным. Но что можно предложить человеку, который потерял все, кроме собственной жизни, чтобы он пошел на риск потерять и ее? Ответ прост — обещание свободы. Конечно, этот стимул главный, но он не всегда оказывается основным. Среди продаваемых на торге невольников немало таких, кто уже смирился со свои положением, у которых уже выработалась психология раба, для которых получение еды, тепла и одежды важнее эфемерной свободы, где все это пойди найди. Конечно, для таких могут быть установлены иные «плюшки» (поставить начальниками над другими рабами, установить повышенные нормы питания, предоставить право иметь небольшую собственность, временами обеспечивать выпивкой и женщинами и т. п.). Жизнь многогранна и найти слабину можно почти у любого человека (но все-таки «почти»). Вот только нужны ли мне для моего дела такие рабы? Или это я уже идеализирую свою армию? Впрочем, жизнь настолько разнообразна, что всего не предусмотришь и не продумаешь. Надо, для пробы, пойти к Ибрагимке и посмотреть на этот «товар» поближе, потолковать с ним, может быть, все-таки в идее создать армию из рабов что-то есть?

Сказано — сделано. В ближайшую же пятницу я оделся потеплее, взял с собой ординарца, трех человек штатной охраны и с утра пораньше явился на торг. Вопросов было много, но я, не задерживаясь, прошел сразу к Ибрагимке. После небольшого и ставшего уже ритуальным обмена общими и ни к чему не обязывающими вопросами о здоровье, перешли к делам. Ибрагимка сразу поскучнел.

— Что, Ибрагимка, неприятности?

— Да не то, чтобы неприятности, но, похоже, они могут возникнуть. Вон вчера и от Владыки человек приходил.

— А при чем здесь твой товар и Владыка? Он что у тебя пленниц покупает?

— Не говори так. Владыка Сильвестр — святой человек. Правда, не всё правильно понимает.

— И что же он понимает неправильно?

— Да, из корысти купил тут я на продажу несколько пленных славян. Кто и как их взял — тебе не интересно. Мужики все крепкие, таких (с удовольствием и за хорошие деньги) обычно берут купцы с Востока. Из таких рабов получаются хорошие гребцы на их судах.

— Но это же славяне.

— Это — не проблема. У нас и в других землях издревле продавали славян из других княжеств. Да еще как продавали! Лет сорок назад тех же суздальцев наши столько пригнали, что чуть не даром отдавали. Многие тогда холопами обзавелись.

— Это ты мне потом как-нибудь расскажешь. Ты о Владыке давай рассказывай.

— Проблема в том, что христиане они, а я тебе уже говорил, что Церковь сильно возражает против обычая продавать христиан в неволю нехристям. А наш Сильвестр откуда-то о моей сделке узнал. Он вообще считает, что торговля христианами должна быть запрещена, а тут — иноверцам. Вот и чернец от него был, увещевал, а потом варваром обзывать стал…, грозиться начал… Конечно, пока руки у них коротки, но свары бы не хотелось. Владыка он о-го-го. Выше его в городе, почитай, и нет никого и…

— А много их у тебя, этих пленных. И что за народ?

— Четырнадцать человек. Похоже — дружинники. В этом все и дело. Кому у нас такие рабы нужны? Они же могут тебе запросто головенку набок свернуть или проломить ее чем. А галер у нас нет. Есть правда соляные прииски, но покупатель от них куда-то запропастился. А гости с Востока с покупкой тоже не спешат. Начало зимы. Купишь холопов, их кормить, одевать надо, да охранять… Расходы.

— А ты чего их взял.

— Да понадеялся на случай, а оно видишь, как оборачивается. Некоторые-то из этих может и сдались бы, но они все на старшего поглядывают. А вот старший у них (пятнадцатый) не приведи Господь. Намедни мой надсмотрщик хотел погладить его плетью, легонько, так до сих под отлеживается. Если бы нашелся на них покупатель, — и он как-то уж слишком ласково посмотрел в мою сторону, — то, хоть и понесу я убытки, а сразу ему скажу, что этого пятнадцатого лучше вместе с остальными не брать. Без него спокойнее будет. А то в собственном доме надо будет каждую ночь дверь в свою комнату подпирать, а иначе можно утром и не проснуться, сохрани Господь. А этого я потом солеварам сбагрю. Те ребята здоровые, дубины у них большие, справятся. Они и не таких обламывали. Может потому холопы у них долго и не живут.

— Ну, пойдем, посмотрим на них. Начнем с этого пятнадцатого.

— Как скажешь. Господи, неужели ты услышал мои молитвы.

— Может и услышал.

— Да вон он, к столбу привязанный. Игнач, послушай, я тебе этого, да и тех других, за полцены отдам. Мне с Владыкой ссориться не с руки. Тут бы свое вернуть. И от этих сейчас у меня одни заботы лишние.

— А пол цены — это сколько?

— Ну, эта… по три гривны кун…

— Ты меня не проверяй. По две. Иначе сам разбирайся. Владыка обязательно узнает кто купил, с меня начнет спрашивать…

— Ох, согласен я, согласен и по две.

— То-то. А что это голова у него в крови?

— Так ведь успокаивали же…

— А что одет он так? Я бы сказал, не по росту.

— Чего не понятного? Одежка, видать, на нем хорошая была, но в дороге кто-то из прежних его владельцев с ним поменялся.

Когда мы подошли к пленному, тот поднял голову и, увидев Ибрагимку, прорычал:

— Убью, с-сука.

— Подожди убивать. Вот человека к тебе привел, он с тобой поговорить хочет.

Пленный перевел на меня взгляд, смотрел с минуту, а затем опустил голову и почти нормальным тоном сказал:

— Меня, старик, не покупай. Иначе рано или поздно все равно тебе голову проломлю.

— Как тебя звать-величать, мил человек?

— Зови меня Матвей… Или Суздалец. А отчества теперь у меня нет.

— За что ж ты мне голову-то проломить собираешься?

— Жить не хочу, рабом жить не буду. Тебя убью — меня убьют.

Я отвел Ибрагимку в сторону.

— Ибрагимка, можешь определить откуда он?

— А что тут определять? Высокий рост, узкое лицо, нос с горбинкой, подбородок как вырубленный. Из кривичей. Скорее всего из Полоцка. Полочанин. Хотя может и из Витебска. Сейчас проверим.

И уже громче, будто продолжая со мной разговор:

— Ну да. Наговоришь тоже. Истинно княжеские династии зарождались где? Только в Киеве полянском, да Новгороде словенском.

От этих слов пленный аж вскинулся:

— Убью, с-сука. А Полоцк кривицкий? Всеславичи ведут свое происхождение от Рюриковичей. Древнее княжеского рода нет. Понял, гнида еврейская.

— Понял. Только кто из них остался. Вон в Витебске покойный князь Ярослав Василькович умер, не помню, лет 16 назад, а сыновей не оставил и Витебское княжество перешло к его зятю — Ольгерду.

Невольник дернулся и поник:

— Не оставил… Много ты знаешь.

Ибрагимка усмехнулся, а я почувствовал, что пора и мне в разговор вступить:

— Я смотрю у тебя руки все в мозолях. Это — мозоли особые. Ты — воин?

— Был…воин.

— А чего это ты себя хоронишь?

— Рабство никогда не даст мне стать даже тем, кем я был. Всегда пятном будет несмываемым на чести моей.

— А если никакого рабства не будет?

— Это как? А что, все это вокруг мне снится что ли? И вон та рожа тоже? — он кивнул на Ибрагимку.

— Нет, все так. Но ведь бывает по-разному. Попасть в плен может любой воин. Любой боярин и даже… любой князь… Важно, как он из неволи освободился. Одно дело — купчая на приобретение его в качестве раба. Другое дело…, — я сделал паузу, и Суздалец напрягся, — передача пленного за выкуп. Оформленная письменным документом. За подписью Владыки, а, потребуется, и князя. В этом случае рабом пленный так не побывал, а, значит, и никакого позора на себя не принял.

Тут я замолчал и дал ему время понять то, что я сказал. Тот приподнялся было, но вновь опустил голову. Голос его дрогнул:

— Некому за меня выкуп платить. А из чужих кто за меня выкуп заплатит? Кто ж это такой добренький найдется, да без корысти? Уходи, старик, не будоражь.

— А если тот заплатит, кому ты только что обещал голову проломить? Я, скажем?

— И что же ты за это захочешь?

— Пока я еще только решаю, выкупать тебя или нет. А может пусть тебя Ибрагимка лучше солеварам продает?

— Долго решать будешь?

Вместо ответа я его спросил напрямую:

— Мечом хорошо владеешь?

— А ты спытай, — с вызовом так.

— Ты, сынок, со мной так не разговаривай. Не я тебя Христом Богом прошу, а ты меня Христом Богом просить должен. Не нравлюсь, так прощевай. Здесь пленных много.

И я встал.

— Подожди… Извини, старик. Возможность ты мне, конечно, рисуешь сказочную. Неправ я. Дали мне тут железом по голове. Болит сильно. Владею я мечом. Хорошо владею.

— Ну ка, Ибрагимка, прикажи принести сюда три щита, да пусть вырубят три палки с меч длиной. А из вас, охрана моя верная, кто желает Суздальца испытать?

Испытать захотелось всем троим.

— А ты, Суздалец, если развяжу, на людей не бросайся. Понял ли?

— Понял, старик. Развязывай.

Я не стал резать веревку — все добро хозяйское, так развязал. Суздалец потряс руками и стал разминать затекшие запястья. Росту он оказался (по новгородским понятиям) немного выше среднего, широк в плечах, и одного взгляда любому бы хватило понять — очень опасен.

Принесли щиты и палки. Суздалец взял свой «меч» и щит, да орлам моим и говорит:

— Давайте так, из вас — двое, я один.

Ребятки мои заржали в голос:

— Ну ты и забияка. Ладно, не изрубим тебя, так хоть поколотим, чтоб не задавался.

Сошлись они на небольшом клочке земли, рядом с оградой. Орлы мои (Мирон с Трифоном) стали расходиться, чтобы взять Суздальца в клещи. Тот плавно перетек в одну сторону, а потом стремительно вернулся и все трое как с цепи сорвались, бросились в одну кучу. Это в кино драки минут по 10 бывают. В жизни все скоротечнее. Из кучи малы вынырнул Суздалец и сразу разорвал дистанцию. Один из моих бойцов с недоумением потирал широкую красную полосу на своей шее. Суздалец ткнул палкой в моего третьего (Терентия):

— Возьми его «меч» и щит и продолжим.

Но я решил это «мероприятие» прекратить:

— Продолжать бой не будем. Мечом владеешь хорошо. Пойдем, продолжим разговор.

Подскочил Ибрагимка:

— Руки-то ему свяжи. Видал как он обычной палкой. А был бы меч…

— Не надо его связывать. Я почему-то думаю, что проламывать мне голову он больше не собирается. Ты, Ибрагимушка, погуляй немного, готовь пока остальных, а мы тут с Матвеем между собой посекретничаем.

Когда мы остались наедине, я сказал Суздальцу:

— Так вот, сегодня на твоих глазах я получу от Ибрагимки расписку в получении от меня за тебя и твоих людей выкупа. Выкупа, а не платы за раба. Позднее оформлю это как обещал. Правда, в расписку надо будет вписать твое настоящее имя, но пока для всех ты останешься Матвеем Суздальцем. Теперь, что я от тебя хочу. Я собираю большую дружину (около 1000 человек). Люди будут разные, с миру по нитке. Среди них надо будет подготовить 200 меченосцев. Я хочу, чтобы ты помогал мне в отборе и обучении этих людей. Хочу, чтобы ты через год повел их за собой в битву. После битвы, как бы она не кончилась, я отдам тебе этот обещанный документ и награжу так, как ты этого будешь заслуживать. В отличие от других твоих людей, работать будешь по договору.

— Суздалец усмехнулся:

— Но такой договор означает, что я становлюсь твоим рабом.

Это он прав. Человек так же мог стать рабом если стал управляющим дома или там дворецким, например, не заключив договора со своим хозяином, в котором было бы четко указано, что он по-прежнему оставался свободным.

— Нет, не означает. Будет договор, а в нем — специальная оговорка. Мне нет резона тебя обманывать. Со временем поймешь почему. Да ты и сам, я уверен, грамоту знаешь, почитаешь прежде, чем подписывать? Так ты согласен?

— Если все так, то, конечно согласен.

И через несколько минут:

— Ты возвращаешь меня к жизни, старик и скажу тебе так, нет, и никогда не будет у тебя более преданного человека, чем я. Никогда не успокоюсь, пока не верну тебе этот долг. Я имею в виду не деньги.

— Ну вот и славненько. И перестань называть меня стариком. Многие в Новгороде зовут меня Игначём, но ты зови Михаилом Игнатьевичем. Как у тебя ребята?

— Один к одному.

— Тоже…гм… суздальцы?

Матвей зямялся:

— Есть и суздальцы. Наверное.

Я оглянулся на Ибрагимку. Тот, стоя за спиной пленного, мерзко так ухмыльнулся и отрицательно качал головой.

— Больше мне не ври.

— Выросли мы вместе. Я им верю, они мне. Ты не будешь возражать, если я их сделаю сотниками, полусотниками, да десятниками? В бою каждый из них троих стоит. А в таком деле опора надежная нужна. И мне и тебе. И пусть пока суздальцами побудут.

— Ну суздальцами, так суздальцами. Вот пройдете с ними небольшой курс строевой подготовки и — ставь.

— А это еще что такое?

— Не все сразу. Ты лучше, пока мы здесь, подскажи, может еще кого из сидельцев местных мне посоветуешь?

— Третий день мы тут находимся. Вроде бы и срок небольшой, а людей вокруг быстро узнаешь. Тут вот один бывший купец есть. Жена у него тому уж как 5 лет померла, дочь замужем, в Киеве. Свояк его большой кредит у боярина взял, а наш купец был с этим своим свояком сильно дружен, и по тому кредиту поручился. На караван свояка лихие люди напали, всех положили, и свояка тоже. Бывает так. Боярин с имущества свояка этого, что мог, в счет долга взыскал, да и с купца этого тоже. Только не хватило серебра да рухляди полностью долг закрыть. Вот его сюда и определили. Но муж честный, грамотный, знающий. Ты ему помоги. Разберись с его долгом (там всего ничего осталось). Свое он отработает. На него многие мелкие хозяйственные проблемы смело повесить можно. Если речь идет о 1000 человек тебе все равно без такого никак не обойтись. А за этого я поручиться могу… хотя пока ручаться мне получается нечем.

Позвали мне этого купца, поговорил я с ним. Чувствую, Суздалец не ошибся. Закрыл я его долг, составили договор, по нему отработать он мне обязался свой долг в течение трех лет. Так вот и появился у меня мой добрый сподвижник Степан Петрович по прозвищу Степан Молчун. Откуда прозвище такое — не знаю, вроде он не самый молчаливый. А может, таким говорливым его колодки сделали?

Вот так я и приобрел 16 первых человек моей будущей армии. И приобрел их на рынке холопов, т. е. тех же рабов. В своих рассуждениях я даже предположить не мог, что у фактических рабов может быть еще и такая вот мотивация.

Через пару дней Ибрагимка ко мне своего человека прислал, передал, что есть товар для меня. Оказалось, что варяги где-то сильно пощипали ляхов (поляков по-нашему) и привели в Новгород Ибрагимке на продажу семь десятков повязанных польских пленных. Я взял Митяя (куда я без него), Суздальца, да пару своих наемников и поспешил на торг.

Ибрагимка встретил меня, как всегда, ласково, потирая от нетерпения руки:

— Вместе со старшим их привезли. Старший у них хороший, не то, что некоторые, — здесь он покосился на Суздальца, но тот стоял чуть в стороне с безразличным видом, выполняя полученный от меня «инструктаж» перед выходом.

— Все крепкие, все здоровые. По-славянски немного говорят, но их и на польском понятно. Языки-то похожи. Сколько брать будешь?

— Ты вначале товар-то покажи.

— Сейчас-сейчас. Вот тут вот с тобой присядем и каждого поглядим. С кого начнем?

— Давай со старшего.

Судя по тому, что на приведенном поляке были одни обноски и какая-то рванина, еще недавно одежда на нем была богатая. Ни одной тряпки ему своей не оставили. Роста среднего, волос светло-русый. Держится с достоинством, но без вызова. Свое положение явно понимает, но плен его не сломил, и это радовало.

— Джень добры. Пшэпрашам, не розумем по польску. Як ще маш?

— Я говорю на славянском, но так, как говорят в Киеве.

— Это очень хорошая новость. Как прикажешь тебя звать величать?

Усмехнулся горько, но на подначку не отреагировал:

— Зови Марцин.

— Откуда ты?

— Есть в Польше город Бельский, так я оттуда.

— Значит, Марцин Бельский?

— Как угодно пану.

— Как ваш отряд попал в плен?

— Ночью варяги сняли нашу сторожу. Потом навалились всей толпой на спящих, стали вязать. Кто вырвался — убили, потом добили раненых. 68 человек сюда привели.

— Ты сотник?

— Был тысяцким.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать четыре года. Выкупи нас. За нас, наверное, можно будет получить выкуп.

— Ну, за тебя лично — может быть, а за остальных вряд ли. Да и далеко и долго сюда от ваших краев выкуп-то везти.

— Я слышал разговор, что ты воинов покупаешь. Так возьми моих.

— Растерять боишься?

— И это тоже. Мои — все воины, но, когда не знаешь языка, традиций, условий жизни, а рядом нет людей твоего племени, рабство вдвойне тяжелее.

— Где воевали твои воины?

— Все в коннице. Все славные рубаки. Это была моя лучшая сотня.

— А если я предложу вам самим себя выкупить?

— Это как?

— Отслужите мне до следующего лета. В коннице. Сражаясь. Под твоим началом. Правда, всего будет всадников у тебя не 1000, а только 150, причем остальных, не исключаю, тебе еще учить придется. После этого я отпущу вас, с оружием и лошадьми, и с документами о выкупе из плена. Отпущу на все четыре стороны. Для тех, кто захочет вернуться на родину, обещаю у князя добиться сопровождающих до польских границ.

— Предложение необычное и…слишком хорошее. Слишком хорошее, чтобы быть правдой. Ты говоришь, «сражаясь». Пошлешь на заведомую смерть?

— В любом бою люди умирают. Битва будет не легкой, но я всегда буду рядом с вами. Ваша смерть будет означать смерть и для меня.

— А с кем будем биться? Надеюсь, не с поляками.

— Нет, но с врагами поляков, как, впрочем, и с врагами славян.

— Какие будут гарантии?

— С моей стороны — я сам. Я всегда буду рядом с вами. Оружие будет при вас. Нарушу слово — нетрудно призвать к ответу. Со стороны твоих людей — религиозная клятва. С твоей стороны — твое слово, но слово не только за себя, но и за них. Подумай, прежде чем давать его. Подходят тебе такие гарантии?

Молчал Бельский долго. Потом ответил коротко:

— Подходят. Людей смотреть будешь?

— Конечно буду. И ты вон рядом садись. Про каждого рассказывать будешь.

Вначале надо было поторговаться с Ибрагимкой. Тот, видя, что я вроде бы уже собрался людей покупать, стал загибать цену. Пришлось его немного пугнуть. Сошлись на 3 гривнах кун за человека.

И после этого началось. Матеуш, Шимон, Бартош, Казимеж, Чеслав, Войцех…Все как на подбор. Роста среднего. Всем за 20. Все лучшим оружием считают саблю. Все стреляют из лука и владеют копьем. Но, у всех проблемы с нашим языком, все видно были когда-то бриты (а на безбородых здесь будут посматривать косо), все католики, то есть еретики. Правда, ко всем этим проблемам я себя заранее уже подготовил.

В ограде стало тесно я попросил Марцина переговорить с людьми (во избежание проблем, и чтобы не разбежались) и вывести часть их за периметр охраны. Удивительно, как изменились люди под его властным голосом. Всякие разговоры были прекращены, и они организовано пошли в указанном направлении, где их встретил Суздалец, да Терентий с Мироном. Удивительно, но Матвей похоже тоже немного знал польский. А может и не немного.

Я обратился к Бельскому:

— Кого еще посоветуешь купить из тех, что с тобой привели?

— Во-первых, не просто советую, а настоятельно прошу выкупить еще одного поляка. Старый он уже, конечно, через год сорок лет ему будет. Но он еще крепкий и много по скотине знает. Он… как это сказать… у нас этим ковали занимаются…вот… коневой лекарь.

— Коновал что ли?

— Коновал? Гы. Можно и так. Для них ведь главным делом что является — охолащивание жеребцов, быков, баранов да поросят. А чтобы из того же коня мерина сделать, его перед этим с ног свалить надо. Так что коновал — самое им имя и есть.

— А зачем их кастри…охолащивать?

— Неохолощенные жеребцы, да и другие самцы, неспокойны и даже опасны, кроме того, они плохо нагуливают вес. Но коновалы не только этим занимаются. Они пользуют животных травами и мазями, сводят у них лишаи, выводят глистов, промывают и обрубают копыта, знают, как проколоть животному брюхо и спасти его, выпустив скопившиеся газы, вставляют кольца в ноздри быкам, отпиливают рога бодливым коровам и много еще чего.

— Этому где-то учат?

— Нет, знания передаются от отцов сыновьям и внукам. Но и в этом случае коновалом сможет быть не каждый. Тут ведь особые качества у человека должны быть. При их работе и сила нужна, и любовь к животным, и безжалостность. Но и этого мало. Все они еще и колдуны. Послушай людей, когда они об этих самых коновалах рассказывают. Тут и сглазы, и заговоры, и наговоры, и порчи. Поэтому, наверное, и лечат они не всех животных. Собаки и кошки их не интересуют, а у тех, как известно, с нечистой силой свои отношения.

— Как зовут его?

— Ян. Он из Падеревска, получается Ян Падеревский.

— Покажи его охране. Пусть приведут. Вон и Ибрагимка кивает, значит добро дает.

Ян оказался на вид моложе своих лет (в это время люди под 40 выглядят иначе).

— Спроси его, по доброй воле пойдет с нами? Спросил? Ну что? Согласен? А раз согласен, чего руками машет?

— Да, коли на Торге, так уж просит сразу купить нужных ему инструментов, приспособлений для … разных дел, да трав у травников, да еще кое-чего.

— Скажи ему, что вначале я ему покажу кое-какие инструменты, что у меня уже есть. Отберет, а потом уже и остальное закупим. Его ремесло для меня важное и обиды он ни в чем терпеть не будет. Но условия службы — те же, что у всех. Вот. А теперь подскажу, кто второй?

— Этот в самой глубине сидит. Один в клетке. Его даже не веревкой, а цепью приковали. Очень опасен, но если сумеешь…

— Хм. Интересно. Ну давай попробуем. Эй, Ибрагимка, давай, для ровного счета еще одного посмотрим. Того, что у тебя на цепи сидит.

— Какой замечательный день. Сразу продал почти 70 человек, а еще и зверем этим интересуются. Но этого я меньше, чем за 6 гривен кун не продам. Он двум моих ребятам головы пробил, и я им обещал, что либо я этого на «Восток» продам, либо солеварам. Сам он новгородку стоит, да по гривне кун — вира за каждую пробитую голову.

Подошел Суздалец:

— Много народа. Вымыть вымоем, переодеть переоденем, с трудом, но накормим. А вот где размещать будем? Под свечной станок положим?

— Доберемся до дома — разберемся, а сейчас пойдем с нами. Тут человек интересный объявился. На тебя смахивает.

В клетке развалясь и улыбаясь во весь рост полусидело полулежало что-то крупное, грязное, волосатое и бородатое. Должно быть и такое же вонючее. Когда подошли к клетке, Суздалец неожиданно смутился.

— Знакомец, что ли?

— Встречались мы с ним. Ерема его зовут. Он из дружины Велеса.

— Это еще кто такие?

— Ну, они появились еще до принятия христианства. Воины, которые должны были защищать капища старых богов от любой угрозы. Князю не подчинялись, поэтому те их не жаловали и при случае, старались убить. Рассказывают, что они могут превращаться в хищных зверей, а при большой опасности — растворятся в воздухе. Насчёт этого не знаю, но вот то, что они могут в одиночку справиться с целым отрядом воев, знаю точно. Их обучением занимались сами волхвы, которые постоянно готовили их к неравной схватке. Они удивительно хорошо и скрытно продвигаются по лесу, мастера засад и могут использовать в качестве оружия практически любые предметы. Живут замкнуто.

— Что, натурально превращаются в зверей?

— Звереть, может быть и звереют, но в диких зверей, думаю, не превращаются. Только подражают им. Одни — быкам, другие — медведям, третьи — воронам, а вот такие, как Ерема — волкам. Вы тут все постойте, я сам вначале с ним поговорю.

— Здравствуй, Ерема. Здесь меня зовут Суздалец.

— Злоро́во…хе, «Суздалец». Какими судьбами?

— Долго рассказывать. Тебя-то как взяли?

— Я на охоте был, вернулся, а капище разорено, волхвы убиты.

— Большой отряд был?

— Тридцать четыре человека.

— Кто-нибудь из них вернулся?

Ерема осклабился:

— Не-а.

— Как же тебя повязали?

— Родственник один за серебро меня продал. Я пока у сестры отсыпался, он за гриднями и сбегал. Ударили сразу по голове, да пока без чувств был и повязали. Да пожадничали и вместо того, чтобы убить сразу, вот сюда продали.

Суздлец повернулся и попросил:

— Отойдите подальше. Я попробую его уговорить, но не надо, чтобы наш разговор кто слышал.

Мы отошли.

Разговаривали они долго. Наконец Суздалец позвал меня. Но говорить со мной Ерема стал сам:

— Слушай, Игнач. Я готов вступить в твое войско и прослужить в нем до следующего лета. Служить буду честно. Думаю, возьму на себя разведку. Из всего твоего войска или вот из рабов таких, которых я тебя сам купить попрошу, я отберу себе человек 6–8. Их обучением буду заниматься сам и когда мой срок службы у тебя закончится, я их с собой заберу. Кроме того, заберу свое и их оружие, ну и, скажем так, любые их вещи. Никаких бумаг мне не надобно.

— Зачем тебе эти люди?

— Совсем мало нас осталось. Скоро некому будет службу нести. Кроме меня знаю еще всего четверых. В Рязани Евпатий, в Москве…

— Евпатий? В Рязани? Не Коловрат случайно?

— Тоже его знаешь? Он, правда, временно на княжескую службу определился, но, думаю, позовут — вернется. Недаром имя ему дадено не от слова «коловрат» (как все думают) — это разновидность русского самострела, а от слова коловорот, т. е. солнцестояние. Светлый человек.

— А еще где?

— А тебе зачем? Ну, есть в Москве, есть во Владимире. А имена тебе ни к чему.

— Хорошо, твои условия я принимаю, но примешь ли ты мои?

— Говори.

— Во-первых, в течение всего этого времени любое мое слово для тебя и твоих людей есть безусловный приказ. Ты можешь приводить доводы, но приказ обязан исполнить. Во-вторых, пока служишь мне никой мести никому, включая твоего родственника или вот людям Ибрагима. В-третьих, пока на тебя не напали, ты не нападаешь (если, конечно, речь не идет о наших общих внешних врагах). Так как, принимаешь?

— Я привык жить тихо.

— Я спросил, принимаешь мои условия?

— Ладно, принимаю. Пусть цепи снимут. Я (пока) так и быть побуду как зайчик, беленький такой и пушистый. До следующего лета. Только ты меня сегодня в баньку последним отправляй. Грязи на моем теле столько, что еле сижу.

— Надо же, а я уж думал, что разведку мою за полкилометра можно будет носом найти.

Когда шли назад, я у Суздальца поинтересовался:

— Ерема действительно так опасен? Вот если ты с ним схватишься, кто победит.

— Ерема. В 9 случаях из 10. И то, если на мечах, да если повезет мне немного. Ты, Михаил Игнатьевич его еще в деле увидишь. Хотя зрелище это не всегда приятное. Хорошее у тебя сегодня приобретение.

— Не сбежит?

— Ерема-то? Нет, этот не сбежит, даже если гнать будешь. Слово дал. Своими богами поклялся. Теперь у тебя человека надёжней нет. После меня, конечно.

Смотри-ка, какими преданными людьми я обрастаю.

Дома не обошлось без инцидента. В коридоре встретились и что-то там не поделили Ян Падеревский и Евпраксия (одна из первых, кого я приобрел). Похоже, что та, проходя мимо, «нечаянно» подкинула его своим бедром.

— Ах ты курва бiсова! Яка скаженна!

На что Евпраксия только довольно хихикнула и ушла своей «фирменной» походкой.

А я возьми, да и поинтересуйся к Яна, а чем «курва» (в польском языке слово вполне литературное) отличается от проститутки. А тот взял, да и ответил:

— Повія (проститутка) вступає в статевий акт з чоловіком за гроші, для «курви» це — нестримна фізіологічна потреба.

А Епраксия оказывается стояла за дверью и все слышала. Что было! Еле я ее от Яна оттащил (и то помогли). Теперь в доме как в классической головоломке про волка, козу и капусту, которых надо через реку перевезти. Этих двоих одних не оставишь. Дернула же меня нелегкая за язык. Не было печали, купила баба порося. Что делать, ума не приложу. Тут и так проблем не разгребёшь. Ну, ёкарный бабай!

Воинство мое постепенно росло, и я перевел его в селище, что я арендовал у посадника и князя. У себя оставил только «карантин» для тех, полное здоровье которых по каким-либо причинам вызывало у меня сомнения. Пришло время срочно решать вопрос с приобретением лошадей, как для конницы, так и для обозов.

На торг за конями пошли вчетвером, кроме меня, конечно же, ординарец Митяй, Марцин Бельский, ну и конечно же, Ян Падеревский (во-первых, коновал, а, во-вторых, без меня в доме жизнь его была в опасности).

На торге, как всегда, было людно, у загона с конями тоже стояло несколько человек, то ли покупателей, то ли зевак. В зиму коней покупать несподручно: работы не много, а кормить их надо. Если сено да овес заранее не приготовил, то корм для лошадок зимой кусается. Хотя в это время и сами лошади подешевле.

Как обычно на торге продавались лошади разных пород, как местных, так и привезенных «из-за границы». При этом все они изначально делились на три категории. Даже загоны у них были разными. На первом месте были самые дорогие, хорошие верховые так называемые милостные лошади. Такими лошадьми князья милостиво награждали своих чиновников и ближников, командиров подразделений своей дружины и т. п. Милостных жеребцов также использовали как производителей в княжеских табунах. Среди милостных выделяются «скоки», т. е. скакуны, да торговцы лошадьми говорили еще о «фарях» — благородных и легких скакунах с Востока, но они попадают сюда редко и пока я их на торге в Новгороде ни разу не видел.

За милостными шли так называемые сумные лошади (позднее их стали называть вьючными). Основным предназначением таких лошадей была перевозка вьюков и переметных сум (отсюда и название). Но, за неимением лучшего, они годились и под седло, правда, только для рядовых дружинников.

Третьими шли подводные лошади. Они были посильнее других лошадей, но не так быстры и поворотливы и потому их запрягали в сани, телеги и подводы и использовали, в основном, в обозах.

Никакого специального коневодства и коннозаводства на самой Руси в тот период не существовало, как, впрочем, не было и специальной выучки конных княжеских дружин. Как бы это не звучало не патриотично, но подготовка у таких дружин была в тот период, мягко скажем, невысокой, даже по сравнению с рыцарской конницей, не говоря уже о монголах. Так, носились толпой.

Но это я отвлекся. Так вот, напомню, мне нужно было хотя бы 100 лошадей для обоза, 120 лошадей для тяжелой кавалерии и хотя бы 30 лошадей — для легкой. Вначале решил заняться обозом.

Большинство продававшихся на Торгу подводных коней были недорогими. Те лошади, что продавались самими новгородцами (довольно немногочисленными), нас не заинтересовали. Они были намного хуже привозных, правда и ценой подешевле. Пошли к привозным лошадям, основу которых составляли литовские (карельские) жмудки и ливонские клепперы.

Жмудки — это местные лесные лошадки, порода которых была незначительно (на то время), но улучшена за счет вливания свежей крови как Восточных, так и Западных лошадей. Эта лошадиная порода создавалась в условиях недостаточного кормления, примитивного содержания и ухода, чем и объясняется ее невысокий рост (высота в холке порядка 140–145 сантиметров) и позднеспелость, компактность и массивность (выглядела она утяжеленной, с довольно большой «оброслостью»). В то же время, у нее была и масса достоинств. Эти лошади неприхотливы в корме, отличается исключительной работоспособностью и выносливостью. В упряжи (при хорошей дороге) может проходить до 20 верст в час, а в одиночной запряжке в сани зимой может везти (опять же, по накатанной дороге) до 1,5 тонн груза (включая вес самих саней и возничего, конечно). Правда, не на слишком большие расстояния. При этом, что немаловажно, она имеет спокойный и миролюбивый характер. Такие лошадки довольно универсальны. Они могут использоваться и на полевых работах, и для верховой езды, и для упряжи.

Я подошел к загону, и несколько жмудков сразу потянулось ко мне. Мне они нравились. Красивая формы головы, большие ласковые глаза, подвижные уши, широкая, мускулистая шея, ровная, компактная спина, короткие, но крепкие ноги с твердыми копытами. Я дал одной из них (с необычным черным пятном на ухе) запасенный в кармане посоленный кусок хлеба и слегка успокаивающе потрепал ее по щеке. Когда я уже отошел к продавцам, она, в отличие от остальных, продолжала все еще стоять у ограды, провожая меня взглядом.

Ну что же. Для обоза мне именно такие лошадки и нужны. В загоне их было около 200 голов. Не так много, как могло бы быть (в свое время татары будут пригонять в Москву на продажу табуны в десятки тысяч коней), но мне должно хватить. Хозяин лошадей назвал их цену в 3 гривны кун, что была обычной для таких животных цена в Новгороде и она меня устроила.

Ян и один из помощников хозяина коней пошли в загон отбирать лошадей, а я решил, не теряя времени, посмотреть на товар ливонцев. В их загоне было две загородки. В первой как раз и стояли так называемые клепперы. Это были невысокие (до 140 см в холке), но выносливые, с правильным экстерьером рабочие лошадки, предназначенные, в то же время, несмотря на рост, для довольно тяжелых всадников. Не знаю, правда ли это, но поговаривали, что их вывели в результате скрещивания лошади-матери и отца-пони. Свой характер и экстерьер они получили от матери, а от отца им достался малый рост, неприхотливость в содержании, густая зимняя шерсть, крепкие (как их называли, «не спотыкающиеся») ноги и очень прочные копыта. При этом справедливо считалось, что они обладают могучим здоровьем, поскольку, как это часто происходит у гибридов, у них отмечалось, не знаю, как правильно сказать, резкое увеличение жизнеспособности что ли. Для моей мельницы и тестомешалки — это как раз то, что надо.

Во втором загоне было только 8 лошадей. Не знаю их породу, но для моей кованой конницы они подходили идеально, вот только их было неожиданно мало.

Дальше я не пошел, вернулся к полякам. Отбор был в самом разгаре, и я решил, что будет неплохо и мне самому немного поучиться разбираться в лошадях.

Вот Ян открыл у кобылы рот, повернулся ко мне, показывая её зубы. Я кивнул с понимающим видом, а Падеревский, как бы размышляя вслух, мне поясняет, а Бельский переводит. Хотя, если честно, практически все было понятно и без перевода.

— Лошадь слишком молодая, ей два-три года. Для нее обозные нагрузки пока не по силам. Если, не понимая этого, будешь (с дури) заставлять — она остановится в росте, начнет болеть дыханием и мышцами и долго не протянет. Нам это надо? Нет. Значит, нам она не подходит.

— Отводите лошадь в другую часть загона. А с какого возраста лошади нам подойдут?

— Наибольшую работоспособность они проявляют в возрасте от 6 до 12 лет. Если условия содержания, ухода и кормления хорошие, то нормальная работоспособность сохраняется даже до 18–20 лет.

— А почему Ян эту лошадь забраковал?

— Упряжная лошадь должна иметь длину туловища несколько большую, чем высоту в холке, мощную грудь, короткий пах, длинный крупный круп, объемистый живот, крепкий костяк и хорошую мускулатуру. Спина должна быть не сильно прогнута и широкая.

— Ну, вроде бы соответствует же?

— Да, но она не должна быть длинноногой. Это тебе не скок. И ноги должны быть ровные. А здесь посмотри. Ты не волнуйся, Ян свое дело знает. Эй, отводи и эту лошадку.

— Так мы не наберем нужного количества.

— Лучше доберем после, чем потом мучиться. Да и не всех он отбраковывает. Вон посмотри двух лошадок в нашу часть загона повели.

— А почему этой лошади он прямо по морде дал?

— Ян стал ощупывать ее ноги в суставах (на предмет опухолей, затвердений), а она дернулась, и попыталась его укусить. Не малое значение имеет для упряжной лошади ее спокойный характер. Видимо Ян нащупал у нее какое-то болезненное место, но и в этом случае она не должна была его кусать. С ее характером только в бой идти, но эти лошади нам нужны, как я понимаю, не для боя.

— Ну а эта ему чем не понравилась?

— Брать нужно взрослую кобылу или мерина, но не в коем случае не жеребца. С ним хлопот не оберешься. Ты же не коней разводить собираешься.

— Ну так Ян же коновал. Справится с этой проблемой.

— Справится. Поэтому он и попросил этого жеребца пока отдельно привязать. Но жеребец уже взрослый, после охолащивания немного болеть будет. Работать не сможет, пока рана не заживет. Так что его пока в сторону пусть отведут.

— А что не так с этой лошадкой?

— Хвост затёрт у основания. Это может говорить о глистах.

— А что это ему копыто держат, а он его все трет да нюхает?

— Гнили в копыте не должно быть. Само копыто должно быть крепким, не растоптанным. Наверное, тоже что-то нашел. Вон, повели в сторону.

— А зачем он брюхо у лошадей щекочет?

— Лошадь при этом не должна дрожать. Если дрожит, значит сорвана.

Пока Ян коней отбирал, решили мы сходить и к саням прицениться. Но оказалось, что разновидностей у саней в средние века было неожиданно много. Так, в этот день выли выставлены на продажу сани и в форме лодки, и в форме ящика, и по форме напоминающие наши детские санки, только большие. Были сани, в которых пассажиры должны были располагаться на сиденьях, и такие, где сиденья вообще не были предусмотрены, открытые сани с верхом и крытые сани, с сидения для кучера и без него, сани с богатым убранством и простые крестьянские сани — дровни (для перевозки дров), в общем — всего не перечтешь. Но мы не без труда, но разыскали и то, что мне было нужно — розвальни, т. е. грузовые открытые крестьянские сани на полозьях с низким, расширяющимся сзади кузовом, изготовленные, в первую очередь, для перевозки грузов.

Внешне (от других саней) розвальни отличаются так называемым отводами, т. е. гибкими, но не тонкими жердями по их краям. Эти отводы не только увеличивают вместимость розвальней, но и не дают им перевернуться на неровной дороге даже во время быстрой езды. Чтобы увеличить емкость розвальней, на них часто устанавливались такие огромные плетеные из ивового прута корзины — кошевы, но нам они, думаю, не понадобятся.

Мы закупили все розвальни, что были в продаже (всего десяток), а остальные пришлось здесь же заказать (но, правда, без аванса). Сговорились, что готовые сани будут поставляться прямо в селище, в расположение моих войск, по 10 саней каждую пятницу. Расчет по факту приемки.

Сани имеют дугу и оглобли, а, значит, нужна сбруя для моих обозных лошадок. Она продавалась здесь же и продавцы того и другого (что вполне понятно) хорошо знали друг друга. Все предлагалось в комплекте, в который входили и узда, и недоуздок, и хомут, и шлея, и седелка, и подпруга и, наконец, вожжи, необходимые для управления лошадью «на расстоянии».

Поторговавшись, купил тоже десять комплектов, договорившись, что остальные, также по 10 «наборов», будут привозить по пятницам вместе с изготовленными для меня розвальнями.

Объявив продавцам, что свой десяток розвальней и комплектов сбруи я заберу сегодня, я взял с собой одного из их помощников и мы вернулись к лошадиному загону. К этому времени первичный отбор там был уже практически завершен.

Против моих ожиданий в «нашем» загоне оказалось даже немногим больше 100 лошадей. Но их еще нужно было испытать на ходу. Хозяин подтянул к загону несколько купленных мною саней и его люди стали по одной лошади запрягать в них отобранных животных. При этом Марцин и Ян внимательно следили за тем, как лошади себя ведут, и проводили их испытание. Часть пути они прогоняли их максимально быстро, затем резко останавливали и прикладывались ухом к брюху лошади, слушая, не хрипит ли, не свистит ли она. Резко втягивать живот при этом лошадь тоже не должна. Господи, сколько же здесь всяких тонкостей. Ну, вот как бы я обходился без моих помощников.

В общем, испытание прошли не все. Отобранными оказались 94 лошади (хотя мне нужно было 100). Кстати, меня порадовало то, что среди отобранных была и та, что я хлебом покормил.

Я отравил Бельского за людьми, а сам пошел к хозяину произвести расчет. Но возникла заморочка Хозяин коней неожиданно решил повысить их стоимость. При этом он напирал на то, что мы отобрали самых лучших лошадей, что табун он гнал из самой Литвы (будто это на краю земли), что эти лошади всегда ценились выше местных и что предлагаемая мною плата даже не покроет его расходов. Но не на того напал. Я стал давить на то, что цену мы с ним согласовали, что я беру сразу половину его табуна, что «княжеских» меринов я в его табуне не видел и что есть сложившиеся в Новгороде цены на таких лошадей. Я попытался объяснить, что мне, в общем-то, не к спеху, что до лета еще далеко, а кормить табун надо уже сегодня и, в конце концов, то, что свет клином на этом табуне не сошелся. Я чуть было не отказался от сделки, но, увидев это, хозяин лошадей вернулся к цене трех гривен кун за конскую голову. Но это уже меня не устроило и в эту же цену вошли и два воза сена из тех, что хозяин уже купил лошадям на прокорм. В качестве компенсации мы договорились, что в следующую пятницу хозяин еще подгонит лошадок (они не все разместились в загоне), да и я решил, что 100 лошадей мне будет недостаточно, что обозы в Новый Торг все-таки потребуют значительного увеличения числа обозных саней.

Здесь приехали еще мои люди. При них я передал хозяину табуна деньги (и взял с него расписку) и Марцин вплотную занялся перегонкой купленных лошадей. Часть из них отвели на санный двор, забрать купленные розвальни.

Мы же с Яном пошли к ливонцам выбирать клепперов. Провозились с ними недолго. Все лошадки были как на подбор. Ян ими просто восхищался. А потом вдруг загрустил. Оказалось, что эти клепперы очень похожи на дорогих его сердцу польских коников. Но грустить долго было некогда. И по цене договорились довольно быстро — взяли по той же цене — три гривны кун за лошадку. Пока я оформляли сделку, да отдавал серебро, Ян, руководствуясь на мой взгляд соображениями чисто личной симпатии, отобрал четырех (три работают, одна — отдыхает) клепперов. Мы передали их Марцину, а сами пошли в ливонский второй загон.

Там были боевые кони. Причем кони именно для тяжелой кавалерии. Все 8 лошадей, что были в загоне, Яну понравились. Он уж их и осматривал, и ощупывал, и в седле на каждой из них проехался. Видно, немцы за тридевять земель сомнительный товар везти не стали. Мне тоже лошади понравились, но не очень нравилась их цена. Здесь немчура уперлась намертво: шесть гривен кун (полторы новгородки за голову). Объяснили они свою позицию слишком большим для себя риском. И они действительно рисковали. Власти Ливонии неодобрительно относились к вывозу лошадей (тем более боевых лошадей) в Новгород. Они справедливо полагали, что это ослабляет Ливонию и усиливает Новгород на случай войны. Так что, выбора большого у меня не было. Такие лошади редко попадали в Новгород, не купишь, потом будешь локти кусать.

На цену пришлось согласиться. Я правда попытался урвать хоть шерсти клок и уговорить продавцов оставить хотя бы уздечки на лошадях. В ответ я неожиданно получил предложение купить лошадей «со всей снастью седельной». Принесли и выложили эти «снасти» — подпруги и путлища, пристуги, стремена и прибойцы, еще что-то, по-моему, седельный ремень с кольцом, в которое продевается хвост оседланной лошади. Рядом легли по паре переметных сум, что-то типа войлока под седла, попоны, уздечки с украшениями. А главное — богато украшенные, похоже, одни — бархатом, другие — сафьяном (которого в то время на Руси не производилось), с серебряными накладками, но именно боевые седла со спинкой и высокой лукой. С седлами и всей амуницией запросили по 8 гривен кун. Красиво, конечно, но это же 16 новгородок, да меня этой же ночью жаба задушит. А, с другой стороны, вокруг средневековье, т. е. сплошное неравенство и везде встречают по одежке (как и провожают). И амуниция эта никак не меньше 2 гривен кун на лошадь точно стоит (тут одного серебра вон сколько). И командиры мои должны качественно отличаться, на них остальные вои, да и народ, снизу вверх смотреть должен. И…и много еще чего.

В общем, купил я этих лошадей, причем с амуницией и отдал за них 16 новгородок. Но если честно, вернуть все назад, я бы все равно поступил бы также.

А вот с лошадьми для легкой кавалерии произошел облом. Не было их в продаже. На новгородском торге и не было. Оказывается (я ушам своим не поверил) такие лошади не пользовались спросом. Пахать на них нельзя, а тяжеловооруженного воина они везти не могут. «Баловство одно». Мало того, против легких и быстрых коней среди славянских воинов оказывается существовало стойкое предубеждение. В бой следовало идти неспешно и исключительно на «богатырском» коне, да и в обычной жизни (как оказалось) большинство князей да бояр предпочитали ездить, не торопясь (чуть ли не шагом) на массивных и медлительных лошадях, которые получались путём отбора и «при обильном кормлении». А с них и дружина пример брала. Первый, кто по достоинству оценил преимущество лёгких татарских лошадей, был Дмитрий Иванович Донской, но до него еще было очень и очень далеко.

Но мне-то как быть? Тяжелая (в том числе, рыцарская) кавалерия, конечно, сила мощная, но для войны с монголами не всегда уместная. Малоподвижная, она не способна к ведению маневренных действий, а тем более к разведке или преследованию легковооруженного противника.

Что же делать? Постояли, поговорили с перекупщиками. Те в один голос стали говорить мне о «половецких скоках». С их слов именно эти кони были очень подвижны и бодры. Было понятно, что именно они могли послужить основой для формирования русской легкой конницы, тем более что по своей цене они значительно уступали арабским лошадям (которые единично, но уже попадали на Русь), но которых в нужном мне количестве и в короткий срок мне было не собрать. Выяснилось, что «половецких скоков» на Торге давно уже не было. Я только и смог, что договорился с ними, что если такие лошади на торге все-таки появятся, то об этом они сразу известят меня.

Отошел я раздосадованный, но стоило нам отойти подальше, как двое из наших собеседников догнали нас:

— Игнач, а сколько заплатишь за каждую половецкую лошадь, если мы возьмемся пригнать их тебе в течение 50 дней?

Сердце мое замерло от предчувствия удачи:

— Если они будут точно такими, как вы о них только что рассказывали, в возрасте не менее 5 и не более 7 лет, в хорошем состоянии и здоровы, то возьму тридцать лошадей по новгородке за голову.

Они переглянулись:

— Идет. Но ты до этого срока других коней не покупай.

— Давайте так, возьмите коней с запасом. В дороге всякое может случиться. Если хорошо дойдут — всех возьму. Когда поедите за лошадьми, в укромных местах сена оставьте. Овса да соли с собой возьмите, без них лошадям тяжело будет перегон выдержать. Сильно не торопитесь. По сроку еще добавлю вам десяток дней. Лошади должны дойти не заморенные.

— Не учи Игнач. Мы свое дело знаем.

— Да я и не учу. Напоминаю только, а то вы уже, похоже, прямо сейчас в дорогу собрались.

Они заулыбались. Ну и хорошо. Конечно, бывалых людей сразу видно. А эти двое на случайных залетных в это дело похожи не были. Но путь дальний и к дороге надо хорошо подготовиться. На том с ними и попрощались.

Уже вечерело, но нужно было решить еще одну проблему. За день купил я больше 100 лошадей, и надо было думать, чем их кормить. Небольшой запас сена у меня был, да два воза досталось от хозяина табуна, но этого было недостаточно. Делать нечего, пришлось здесь же раскошелиться и закупить корм для лошадей, пока на месяц. Посчитал и чуть не прослезился. На месяц пришлось купить аж 12 стогов сена (120 возов за 10 гривен кун), которое должны были привезти в селище в течение недели. А полтонны овса да мешок соли мы сразу захватили с собой. Вопрос с лошадиным кормом надо будет решать наперед. Дорого все, но к весне все цены раза в два поднимутся, вот где взвоешь. Вывод один — рабочих лошадок надо быстрее приставлять к делу. Они должны не только отрабатывать свой корм, но и приносить мне прибыль. Иначе никак.

Домой добрались уже затемно, на купленных у ливонцев конях. Я решил, что пока они здесь в городе в конюшне постоят. Поели при свечах, я поднялся в свою светлицу, разжег печурку, закрыл окно, включил свой свет и, наконец, расслабился. Это я с виду такой спокойный, а внутри, бывает, как струна перетянутая. Деньги летят, а через день снова надо идти к Ибрагимке.

Одно хорошо, очень много проблем я переложил на Степана Петровича, того самого Степана Молчуна, что мне Матвей Суздалец порекомендовал. Для начала, он взял на себя контроль за исполнением всех моих заказов. Готовые изделия четко получались, новые заготовки отвозились. Личный состав развозился на примерки, а мне через день докладывалось кому, чем, сколько и за что я должен заплатить. Правда, непосредственный расчет серебром я все-таки осуществлял сам. Да и, если честно, выборочные «контрольные проверки» осуществлял. Пока вопросов у меня к Степану Петровичу не было. Я попросил его со временем подыскать себе еще одного надежного человека (или двух), чтобы взять на себя контроль вопросов обеспечения моих обозов в Новый Торг, и ведение дел моих производств (сырье, объемы полученной продукции, ее поставка, расчеты). Пока все только закручивается, меня еще хватает, но чувствую, что скоро начну просто захлёбываться. А ведь сейчас еще идет набор в славные ряды моих личных вооруженных сил. С каждым новым бойцом надо поговорить индивидуально, доверительно, решить вопрос о его пригодности служить в тех или иных подразделениях (а может быть и вернуть Ибрагимке за полцены как бесперспективного). Еще надо найти начальника над стрельцами и копейщиками, санитарной частью, «столовой» и «прачечной», организовать быт в селище и еще огромная куча вопросов, разрешение которых постоянно требует моего участия.

Где силы брать. Ёкарный бабай.