«Бикара был гасконец, как и д’Артаньян. …Продолжая драться, он между двумя выпадами концом шпаги указал точку на земле.
— Здесь… — произнес он, пародируя слова Библии, — здесь умрет Бикара, один из всех, иже были с ним».
На огромных пространствах Новгородской земли в XIII веке практически не было городов. Можно назвать только Псков, Ладогу, Русу (в наше время — Старая Русса), Холм и Новый Торг (как я уже не раз говорил — в наше время Торжок, хотя сами его жители продолжают называть себя «новоторами»). Вот этот самый Новый торг и представлял для меня особый интерес.
Сам я в этом городе никогда не был, но знаю, что расположен он на реке Тверца (впадающей в Волгу), в 80 километрах к западу от Твери. Знаю, что люди селились здесь издревле, однако считается, что основали его новгородские купцы (чтобы иметь надежный торговый пункт на юге своей республики) где-то за сто лет до моего здесь появления. Что вначале, город был разделен на две части: центр его был назван Торжком, в то время как княжеская твердыня (иногда Новгород отдавал город во владение разным князьям) именовалась Новым Торгом. Что к XIII веку своего князя у них уже не было, а был новгородский посадник и город стал представлять собой единое целое. Мало того, он был обнесен не только серьезным земляным валом и рвом, но и достаточно мощной деревянной крепостной стеной.
При этом Новый Торг не только исполнял роль важного пограничного форпоста, но и был крупным торговым центром. Новаторские купцы были главными посредниками в поставке хлеба в Новгород и завозили его к себе из более урожайных южных районов Руси и Поволжья. Недаром на его торг по осени приезжало до 2000 различных покупателей ржи, овса и пшеницы. В свою очередь полученные в оплату за хлеб от новгородцев товары новоторы, сбывали тверским, ярославским и московским купцам, а те везли их дальше — в Коломну, Рязань, Нижний Новгород, иные города на Волге (Итиле).
Мой интерес к Новому Торгу первоначально заключался в том, что именно из этого города я организовал свои закупки зерновых. Первый свой обоз я отправил в конце ноября. Вначале они формировались из 25 саней, но потихоньку я увеличил их количество до 30 и даже до 35. Большая часть розвальней были моими собственными, ну а часть я нанимал, поскольку проблем с людьми, желающими в зимний период подработать извозом на своем транспорте, было предостаточно, а моя прибыль, как оказалось, получалась не намного меньше. В качестве платы за зерно я по-прежнему отдавал не серебро, а тяжелые железные ломы, длиной 1,7 метра и весом 6,8 килограмма. Потребность в железе оставалась большой, и они шли на ура, тем более что они были сделаны из среднеуглеродистой сталь. Я не загибал и один такой лом оценивался в 3 новгородских гривны, т. е. в 12 гривен кун. В то же время, в пересчете на современные меры весов, за тонну ржи нужно было отдать 8 гривен кун. Иными словами, один лом мне обеспечивал загрузку 1,5 тонн зерна, т. е. 3-х саней, по полтонны в каждые.
Сегодня у меня «по кругу» в Новый Торг и обратно ходило 6 обозов (по одному обозу в неделю, только успевай встречать, да отправлять). В месяц привозили порядка 70 тонн зерна. Часть его перемалывала мельница, часть откладывалась на лето. Дело в том, что мельница еще и принимала зерно «со стороны». Работала на пределе, но дни потихоньку становились длиннее, да и запасов зерна с приближением лета у клиентов становилось все меньше, так что ситуация постепенно выравнивалась.
Хотя, если честно, то мощности и мельницы, и хлебопекарного цеха оказались меньше, чем я планировал. Пришлось запустить две смены, а потом увеличить время смен. Сейчас ничего, справляются, но, опять же, на хлеб, например, стали расти заказы. Тут и князь со своей дружиной, и посадник, и Владыка, а, глядя на них, и бояре потянулись, и даже купцы. В оплату беру с кого серебром, с кого сеном, с кого мясом, с кого воском. Меха мне пока без надобности, но, если неплохие предлагают, беру и их. Расчетов много, на все серебра не напасешься. Не только продавать, но и покупать много приходится. Все нужно. Хозяйство большое. Уже три человека сидят, учет моих хозяйственных дел ведут. Хорошо, что у меня Степан Петрович есть, а то бы они мне насчитали. Бухгалтера, ёкарный бабай.
Но вернемся к Новому Торгу. О большом комфорте в поездках туда моим обозникам думать не приходилось. Это через много лет, от татаро-монголов с их караван-сараями русские позаимствуют идею и настроят вдоль оживленных дорог постоялые дворы и трактиры, где купцы и другой заезжий люд смогут передохнуть, поесть горячего, помыться, а иногда и поменять лошадей. Но на тот период ничего подобного вдоль славянских дорог не существовало. Спали на лапнике, замороженную еду рубили топорами, да разогревали на костре, а сам лагерь всякий раз оборудовали заново, на том месте, где застали сумерки. Поэтому я, наверное, был первым, кто на трассе своих обозов в Новый Торг, за отсутствием населенных пунктов, обустроил стационарные места для ночлега. Здесь были и кострища, и места, оборудованные для сна и «приема пищи», были и коновязи, и стенки от ветра, а главное — корм (копны сена) для лошадей. Не сразу все появилось, но каждый обоз считал своим долгом что-то добавить, в результате получились стоянки вполне приемлемые.
Корм для лошадей на эти стоянки везли и оставляли те обозы, что шли в сторону Нового Торга и потому были не обременены грузом. Предназначался он, прежде всего, тем, кто возвращался с купленным зерном в Новгород. В эти копны мы даже мешки с овсом да отрубями (спасибо мельнице) затаривали. На одном сене обозным лошадкам пришлось бы тяжеловато, могли и не потянуть. Опасности же того, что что-то могли украсть, практически не было. Этой дорогой все равно в эту зиму, кроме нас, мало кто ездил, а взять чужое никто бы не решился. Во-первых, это не наши времена, за пару мешков овса отвечать пришлось бы «по полной». А, во-вторых, вычислить лихоимца проблемы бы не было, дорога-то одна. Кто же будет красть, если точно знает, что его найдут и что за кражу отвечать придется? Таких глупых нет. Впрочем, и выбора большого у меня не было. Если все везти с собой, то полезного груза обозы привозили бы вдвое меньше. Я такого себе позволить не мог, вот и придумал такие кормовые заначки вдоль всего пути. Туда едешь — оставляешь (правда, для другого обоза), обратно едешь — забираешь.
Расстояние от Новгорода до Нового Торга по «моей» дороге составляло что-то около 350 километров. По крайней мере, мои обозы, с одной дневкой для отдыха лошадей на середине пути (суточный отдых лошади в неделю является непременным условием при тяжелых работах), преодолевали весь этот путь за две недели.
В Новом Торге для приезжих купцов специального гостиного двора еще не было (хотя в хорошие времена купцов собиралось сотни, и даже тысячи). Мне повезло. Степан Молчун еще в первую поездку сумел сторговаться и снял «постоялый двор» — целую избу с несколькими горницами на подклетях, конюшней и вместительным двором с «амбарами». Арендная плата, на мой взгляд, была невысока, 0,02 гривны кун с человека за седьмицу (т. е. за неделю) и взималась «за тепло и за стряпню, и за соль, и за капусту, и за скатерть, и за квас, и за утиральники». Впрочем, маленькой эту плату тоже не назовешь. В Пскове (причем в XV веке) на их «гостевом дворе» за такие же услуги брали всего 0,01 гривны кун с постояльца.
Если принять во внимание, что в каждом моем обозе было порядка 45 человек (30–35 возничих, да десяток верховых воинов для охраны), в качестве платы за жилье каждую неделю набегало около 0,7 гривны кун. Не так уж и мало, но по сравнению с получаемой прибылью — копейки. Хорошо то, что это жилье никогда не простаивало и я не платил денег зря. Каждый новый мой обоз приходил в Новый Торг раз в неделю. Иное происходило только в сильную непогоду. За это время «старожилы» успевали и отдохнуть, и полностью затовариться (в основном зерном, но на «довесок» брали также горох и соль), отпариться в бане и, скажем так, культурно отдохнуть с местным населением. Смена происходила быстро, и вереница саней старого обоза выступала в сторону Новгорода, как правило, в тот же день, как туда приходил новый.
Но сейчас думы мои были не о торговле. Этот самый Новый Торг представлял для меня еще один, даже более важный интерес. Дело в том, что по летописям монголы двинулись в сторону Новгорода именно от этого города и, напомню, где-то именно здесь, между этими городами они остановились, постояли и повернули обратно. Повернули, надо понимать, не по своей воле, а, значит, где-то на этой дороге, в этих лесах как раз и должна была произойти та битва, стычка или еще что-то, скорее всего достаточно трагическое, ради чего я здесь и оказался. Но время шло, войско формируется, а где воевать придется до сих пор оставалось неизвестным. Было понятно, что для определения «места встречи, которое изменить нельзя» мне нужно самому выехать по моей обозной дороге, отъехать немногим более 100 километров и где-то не доезжая до (еще не существующего, но координаты которого известны по карте) села Яжелбицы, найти эту точку будущего столкновения, увидеть её своими глазами. Нужно провести там рекогносцировку, так сказать, сориентироваться на местности, причем именно в зимний период, поскольку через год, где-то именно в это время там и должна будет разыграться, может быть последняя для меня (и для многих моих, да и не только моих людей) кровавая драма жизни и смерти.
Откладывать больше было нельзя и, недолго собираясь, я выехал с одним из своих очередных санных обозов. С собой взял Снегиря, Митяя, да трех хорошо стреляющих кавалеристов. Даже если считать мои систематические выезды с бригадой охотников «за мясом», то и тогда нужно признать, что это был мой первый по-настоящему дальний поход за пределы Новгорода.
Особенностью путешествия зимой является небольшая продолжительность светлого времени. Вот и встают люди вроде бы рано, но пока лошадей обиходят, пока сами поедят, да оправятся, пока лошадей запрягут, да развернут обоз согласно очередности (впереди самые сильные лошади, более слабые — в конце), все равно получается, что переход начинается только часов в 8 утра. А максимально в 17 часов нужно было подойти к следующей стоянке. С учетом того, конечно, что кони работают 3–4 часа до обеда, потом час-полтора отдыхают, едят и после обеда еще 3–4 часа работают. Лошади — не люди, за ними постоянных уход нужен. Впрочем, людям тоже в обед не мешает перекусить. А на стоянке, пока лошадок распряжешь, пока воды им натопишь, пока покормишь, пока сам поешь, да устроишься, уже и крепко стемнеет.
А как со скоростью? В среднем скорость движения лошадей с различной живой массой на транспортных работах, если они двигаются шагом, составляет порядка 5 километров в час. Когда они переходит на рысь — от 8 до 12 километров в час, но понятно, что рысью с гружеными санями долго не побегаешь. Галопом в санях не поскачешь, да и закидает возничего комьями снега. Тем не менее, на бумаге получается, что обоз должен проходить в день чуть ли не по 40–50 километров.
По накатанной и ровной дороге, может быть это и так. Нашу дорогу можно было признать накатанной, все-таки обозы проходили по ней регулярно (если в ту и другую стороны, то через каждые 3–4 дня), но вот признать ее ровной было все-таки нельзя. Она была пробита фактически по целине и колдобин на ней несмотря на то, что часть из них постепенно забивало снегом, все-таки хватало. Да и местность соответствующая, все-таки валдайская возвышенность, а значит, ровные участки пути хотя и встречаются, но не так часто, как того бы хотелось. Небольшие подъемы или спуски особой проблемы не создают, но и тут важно перевести лошадей на шаг. Но если подъем крутой, обоз надо остановить. Каждый возничий должен ослабить натяжение чересседельника и приспустить оглобли, дугу и хомут. Подбрюшник при этом должен оставаться натянутым. Если этого не сделать, хомут на косогоре может перехватить дыхание лошади. Если груза много, то и пассажирам придется пройтись немного, поскольку, как известно, когда пассажир (особенно женского пола) слезает с возу, то кобыле становится легче. Перед крутым спуском обозничий (старший обоза) вновь командует остановку. На этот раз необходимо проверить натяжение подбрюшника и шлеи (они удерживают сани на спусках). При этом под гору упряжки идут по одной, а остальные ждут своей очереди. Вот так останавливаться приходится по нескольку раз за переход. А каждая остановка — задержка во времени.
Можно подумать, что нет худа без добра. Раз остановились, значит и лошадки отдыхают. Дело в том, что отдых без кормления, как это ни странно, не восстанавливает силы лошади. Сами обозники это знают и возничие при таких перерывах обычно успевают немного подкармливать лошадей. Но это если остановки более-менее продолжительные.
Потом еще одно. В дороге встречаются небольшие замерзшие ручьи и речки. Некоторые из них обоз просто переходит, по некоторым, кроме того, едет какое-то расстояние. Но прежде, чем выехать на лед, обозу снова придется остановиться. Нужно осмотреть лошадям ноги и, если необходимо, расчистить от снега место между подковой и подошвой копыта. И, опять же, в таких местах обоз двигается только шагом. Любопытно, что при этом обозники отдают всю инициативу лошадям и не вмешиваются в их работу, только контролируют направление их движения. Если лошадь все-таки поскользнется и упадет, что редко, но тоже бывает, обозник бежит к ее голове и прижимая ее, не дает лошади подняться. Дело в том, что если она попытается встать, то, скорее всего, сломает оглоблю. Здесь вознице требуется помощь, и он ее сразу получает от своих товарищей. Совместными усилиями они выпрягают лежащую лошадь, только после этого дают ей подняться, а затем снова запрягают ее. Но и здесь время потеряно.
Пробитый санный путь в лесу обычно не заметает, но на открытых участках дорога может быть переметена снегом, такое зимой бывает. При необходимости лошадь с санями легко преодолевает полуметровые сугробы, а если люди помогут, то и из метровых сугробов она выберется. Даже там пройдет, где человеку ноги из снега не вытянуть. Другое дело, что и в этих случаях время снова уходит довольно много.
Еще такой момент. Дорога узкая. Со своими двигающимися навстречу обозами мои «караваны» встречаются на стоянках, разминутся на которых, проблем не составляет. Но, пусть не часто, но навстречу в пути попадались и иные путешественники. Конечно, на такие случаи существуют давно установленные купеческими обозами правила: порожние сани пропускают груженые, всадник пропускает повозку, пешеход — всадника. Преимущество при проезде по мосту или узкому месту имеет тот, кто первый на него въехал и др. Поэтому, когда мои обозы едут в сторону Нового Торга, то им приходится уступать дорогу встречным груженным саням, а это — опять потеря во времени.
Добавим к этому и то, что, не доезжая где-то с километр до стоянки нужно перевести лошадей на спокойный шаг. Это дает им время остыть и немного передохнуть. Иначе лошадям после остановки придется уделять намного больше времени, поскольку их нельзя привязывать не остывшими после тяжелой зимней дороги.
Вот и получается, что за световой день наш обоз проходил только от 22 до 30 километров. Таковыми и были расстояния между стоянками.
Наша поездка проходила в штатном режиме. Люди (и такое впечатление, что и лошади) хорошо знали дорогу, а мое присутствие только дополнительно дисциплинировало. В пути особо отвлекаться на управление лошадью нет нужды, она сама дорогу видит, и сворачивать в снег не будет. Тут главное подъем или спуск не прозевать. С непривычки в седле притомился, хотел пересесть в сани, но не стал, нельзя показать слабины. Да и холодно в них, еще холодней, чем в седле. Можно немного и пробежаться, но при этом, ни в коем случае нельзя позволить себе вспотеть: ветерком вмиг прохватит.
К концу четвертого дня пути я почувствовал, что эти самые 100 километров мы проехали и где-то здесь как раз и должно находиться то место, которое я ищу. То, что я стал крутить головой не осталось незамеченным, и ко мне сразу же подтянулся десятник, командовавший охраной:
— Стережешься кого, Михаил Игнатьевич?
— Да так…посматриваю…
— Зима — не лето. Листвы нет, а следы — не спрячешь. Тут незаметно не подкрадешься. Опаску, конечно, всегда иметь надо, но у нас пятнадцать всадников, да возничих вон сколько, и каждый знает с какой стороны за меч держаться. Напасть на такой обоз надо без головы быть, да и людей нужно вдвое, чем нас, а то и больше. Это же под сотню получается. Я о таких отрядах лихих людей не то, что в здешних местах, но и на оживленных дорогах отродясь не слышал. И, опять же, ну нападут, ну возьмут сани с товаром, а потом куда? Дорога одна, сквозь эти леса иначе к жилью не выйти. Да и в лесу не отсидишься, по следу всегда найдут. А найдут, живыми не оставят. Мороки больше. Людишки-то лихие не дураки. Нечего им тут делать.
— Что ж ты на ночь караулы выставляешь, да проверяешь их постоянно?
— Я же говорю, опаска всегда должна быть. Могут попытаться втихую лошадей увести. Опять же, зверя дикого здесь немеряно. Медведь-шатун там или волки могут много пакостей натворить. Нет, опаска должна быть, а как же.
Я решил сменить тему:
— Как думаешь, проехали мы сотню верст от Новгорода?
— Так это как считать. По дороге нашей, так думаю, что уже побольше, а если напрямую, то, наверно, сотни верст еще не будет. Вот на стоянке будет около того. Да и как эту дорогу измеришь, только на глазок, а глазок у тебя свой, у меня свой.
— Тоже, верно. Далеко до стоянки-то?
— Так мы сегодня выехали немного раньше, да в дороге никаких задержек не было, думаю, что скоро валун покажется.
— Какой валун?
— Да напротив стоянки нашей валун огромный такой лежит. Дорога с ним чуть не впритирку идет. Мы его со стороны озера объезжаем. А за ним — большая поляна и конец пути на сегодня.
Я задумался, скоро конец моего пути, а места, что ищу, не видно. Неужели где-то пропустил я его? В любом случае придется на этой стоянке мне со своими оставаться, да поискать вокруг хорошенько. Назад вернуться, вперед проехать.
А вот и замедлился обоз, вон и валун видно. Действительно огромный. Ну, не Гром-камень, что под скульптурой Петра в Питере лежит, но тоже не маленький. Я бы сказал внушительный. Справа от него небольшой проход для обоза, слева — довольно круто поднимается холм, а справа — другой. За узким местом видна большая поляна. Вон и плетень стоянки. Здесь уже хозяйничали обозники моего же, но «встречного» обоза. Встреча была радостной, но вначале — дело. Смеркалось уже. Первое внимание — лошадям. Люди разводят дополнительные костры, достают ведра (мои, оцинкованные), топят снег или немного греют воду из источника (сказали, что прорубь где-то тут недалеко), чтобы напоить лошадей перед кормлением. Потом — их обязательный осмотр. Здоровая лошадь всегда имеет бодрый вид, ее движения энергичны, да и корм она полностью поедает. Больная же лошадь выглядит понурой, движения ее вялые, ест плохо. Слава Богу, таких не оказалось.
Народ весело устраивался на ночевку. Тащили дрова на ночь, свежий лапник вместо перин, да готовились к ужину. Десятник лично обошел стоянку, затем подошел и доложил, что все в порядке, а с озера сейчас последние люди подойдут и можно ужинать.
Я насторожился:
— С какого озера?
— Да я ж говорил, вон, за деревьями озерко. Неплохое. Вода в нем хорошая. Знаю, что рыба есть. Прорубь у нас там, оттуда воду тоже берем.
Откуда про рыбу знает, я спрашивать не стал. В одной из летописей про озеро около нужного мне места говорилось. Неужели оно? В голове застучало. Вот же, рядом с валуном, проход узкий в гряде холмов. Здесь легко будет это горлышко у бутылки заткнуть. А гряда холмов как водораздел. А рядом — озеро. Но видно уже было плохо и пришлось все сомнения оставить до утра.
Обоз вставал рано, когда еще не рассвело. Понятно же, нужно напоить и дать корм лошадям, обиходить их, разогреть еду для себя, собрать и уложить вещи. Светает поздно, а время дорого.
На мои слова о том, что я со своим окружением остаюсь, десятник ничего не сказал, только махнул головой. Пока по его приказу с саней выгрузили все наши пожитки и корм для наших лошадей, да заготовили нам дров на неделю, встречный обоз уже ушел. Наш тоже стал выстраиваться в обозную колонну. Смотрю, десятник мнется. Я подозвал его:
— Что-то сказать хочешь?
— Тут эта. В общем, в лесу волчьих следов много. Стая не очень большая, но и не маленькая. Главное, что старых волков не меньше десятка. Я пугнул их, но они далеко не ушли, где-то рядом.
— Если «с десяток» волков стая небольшая, то большая тогда сколько?
— До трех и даже четырех десятков доходит. Про этих потому так сказал, что они для обоза не страшны, хотя сейчас конец зимы и для них время голодное. Дело в том, что вокруг объектов набросано, а они, видимо, уже к этому привыкли. Прикормились и ждут, когда мы уйдем. Сколько раз говорил, чтобы объедки на стоянке не выбрасывали.
— Ладно с объедками, что сказать хочешь?
— Для обоза они не страшны, но вас мало остается. Всего шестеро. Из них один молодой еще сильно, другой… скажем так…в возрасте… Волкам жрать охота, а тут вы не даете им объедки собрать. Они могут запросто с голодухи осмелеть. А тут еще лошади у вас. Привязанные. Для волков приманка не хилая. В общем, напасть могут, Михаил Игнатьевич, особенно, если на запах, да на их вой к ним еще какая подмога подтянется. А она, скорее всего, подтянется. Может, я оставлю тебе трех-четырех своих ребят? Следующий обоз-то только через седмицу будет.
Я кинул взгляд на свой мешок с арсеналом и усмехнулся:
— Нет, не надо. Пусть нападают. Я как раз Ереме волчью шкуру обещал.
— Пойми, Михаил Игнатьевич, много их, а у вас четыре воина, да мальчишка (про меня тактично больше не упомянул). Опять же отойти кому из лагеря нельзя будет. Лошадей же не бросишь, а один пойдешь — самого погрызут. Волчары крупные. У двоих так вообще, судя по следам, вот такая лапища.
— Ты не волнуйся, уезжай спокойно. Спасибо, что предупредил. Вам люди самим нужны. Лишних нет. А с волками мы тут разберемся.
Десятник покачал головой, хотел еще что-то сказать, но промолчал, обернулся и махнул рукой. Четверо верховых ушли вперед. Следом и старший обоза подал сигнал. Лошади тронулись, и обозная лента вскоре скрылась за очередным поворотом.
Снегирь сразу забеспокоился:
— Что будем делать, Михаил Игнатьевич? Это ты лихо, конечно, пообещал с волчарами разобраться, а дело-то действительно серьезное. Вон они, с подветренной стороны залегли. Вон, видишь… на самом краю леска. У десятника надо было, ну если не людей, так хотя бы пару луков взять. У нас их всего три. А к этим душегубам еще волки к вечеру подтянуться могут. Тяжко нам придется. Не пойму, ты-то чего посмеиваешься? Вижу, не встречался ты с волчарами близко. Может эта…на коней, да за обозом, пока тот далеко не ушел? Нет? Ну, тогда нам надо какую-то оборону строить. Посидим в осаде, может седмицу и протянем. Хотя можем и не протянуть.
Я поднял бинокль. Волки действительно лежали метрах в 200–250 от нас. Сюда смотрят, решают, с чего это им, кроме объедков и нас, грешных, на съедение оставили.
— Не ворчи. Проверь лыжи, загородку у коновязи. Людей делом займи. Сказал же, что с волками разберусь, значит, разберусь.
Не спеша, я достал и осмотрел винтовку и автомат. Еще раз протер их. На винтовке проверил оптику, поставил глушитель и пристегнул магазин. У автомата магазин был уже пристегнут, и я ограничился тем, что загнал патрон в патронник и поставил на предохранитель. Ксюха у меня так, для страховки. От запаха оружейного масла стало как-то привычно спокойно. Я даже заулыбался.
— Чего это такое?
— Это, Снегирь, огненный меч. Огнем плюет и убивает на расстоянии.
— Врешь?
— Ты как позволяешь себе со мной разговаривать? Впрочем, сам увидишь.
— Да эта железяка и на меч-то не похожа. Больше на дубину какую.
— Э-э. Не трогать!
— Где взял?
— В Константинополе.
— Что-то много ты чего в Константинополе взял, чего никто, кроме тебя там взять не сумел.
— А ты верь, Снегирь, верь. Так лучше будет.
— Для кого?
— А для всех. Понял ли?
— Да понял я, давно все понял. Ты давай, посмотреть охота.
— Ты, Снегирь, я смотрю что-то много воли взял. Так я могу…
— Ну что ты, Михаил Игнатьевич, ты же знаешь…Я ж для тебя и для общего дела. Я ж…
Я не дал ему договорить, махнул рукой:
— Иди за волками следи. Они ночи ждать не будут, вон к ним еще волчары подтягиваются. Скоро осмелеют, начнут ближе подползать. Ты только оружие не демонстрируй, наоборот, делай вид, что боишься. Хотя, похоже, тебе и вид такой делать не надо.
— Может и боюсь, но иду. Я за тобой куда хошь пойду, сам знаешь. Даже на смерть. Хотя смерть от волчьих клыков, да в их желудках, наверное, худшая из всех. Я в этих местах столько на охотах навидался…
Я дальше слушать его не стал, махнул рукой и отошел от стоянки немного в сторону. Стал себе удобное местечко для стрельбы оборудовать. Знаю я этих волков. И этих, и тех, что на двух ногах. Как я и предполагал, скоро волки действительно потихоньку начали наглеть. Они и нас посчитали, и лошадей, и себя, а потом по одному стали вначале подползать, а потом и перебегать поближе и вот уже расположились веером напротив стоянки метрах в семидесяти. Их оказалось довольно много, а два из них действительно были невероятно крупных размеров, едва ли не с теленка. Тянуть дальше нельзя. А тут и Снегирь прибежал:
— Игнатьич, ты чего. Доставай свой огненный меч. Они ж к рывку готовятся, рванут — не остановишь. Я остальных к лошадям отправил, а то те волнуются, тоже волков чуют.
— Сам что не пошел?
— Так огненный меч же … Хоть перед смертью посмотреть. А может еще и поживем? Сильно спокойный ты, а так перед смертью не бывает.
— Ну, тогда не демаскируй. Ляг в снег и молчи. Они на лошадей наметились, а нас, смотрю, на закусон решили оставить.
На таком расстоянии и без оптики трудно промахнутся, но мне нужно было, чтобы стая сразу не снялась, а, значит, надо было бить каждую тварь в мертвую. Мне нужно напрочь устранить эту угрозу. Тем более, что оружие привычное, а бить «группу лиц» мне не впервой. С великанов и начнем.
Пять щелчков от выстрелов прошумели один за другим. Приклад привычно бил в плечо. Цели были видны хорошо, а расположение моей засидки позволяла бить волков «по месту». Краем глаза успел увидеть, что три зверя лежали пластом, один ползет в сторону леса, а пятый убегает, но я знал, что попал по нему хорошо и он далеко не уйдет. Волки ошарашено разбегались, не понимая откуда приходит смерть. Чуть развернулся, чтобы стрелять было удобно, и приник к оптике. Ну, приник, это громко сказано, как я уже говорил, прижиматься к ней нельзя. Но, я об этом не думал, и действовал на автомате. Пока волки не скрылись, успел сделать еще три прицельных выстрела. Одного завалил сразу, один ушел явно с тяжелой раной, а по одному неожиданно промазал. Оставшимися двумя патронами добил тех, что еще дергались и сменил магазин.
— Эй, Снегирь, ты где?
Проводник уже не лежал, а сидел с широко открытым ртом и не шевелясь смотрел на поляну.
— Снегирь, екарный бабай, очнись, тебе говорю.
Он перевел взгляд на меня и его лицо начало приобретать осмысленное выражение.
— Как это … ты их?
— Сказал же, огненный меч. Плюет огнем. Очнулся — гипс. Ты давай поднимайся, очухивайся, да тащи лыжи. Пять на поляне, а еще два далеко уйти не могли. Остальных теперь не догонишь.
Снегирь, явно очумелый, постоянно оглядываясь, то на меня, то на поляну пошел за лыжами. Правда, вернулся быстро и похоже пришел в себя. Подранков в леске мы с ним нашли без проблем. Один к этому времени уже дошел, второго пришлось добить. На этот раз применение оружия Снегирь перенес без потрясений. Стаскали волков к двум березам, стоявшим от стоянки по ветру, чтобы не беспокоить лошадей. Удивительно, но Снегирь сразу стал их деловито обдирать. Быстро человек ко всему привыкает.
— Туши волчьи куда девать будем?
— Не знаю, это твоя забота. Только имей в виду, что хотя у волков пожирание мертвых сородичей не редкость, но в качестве привады волчатина не самая лучшая приманка. Да и нечего их сюда приманивать.
А со шкурами как? Вон две особенно хороши. Здоровые волчары были. Похоже из одного выводка. Знатная шуба выйдет.
— Шкуры просолить, свернуть, заморозить, сложить в мешки и подвесить на этих же березах. Я их Ереме обещал. Да не вздумай их на стоянку тащить. Лошади взбесятся. Да поторапливайся, после обеда пойдем местность прочесывать.
— Сделаю. Еще волков бить будем?
— Я сюда не за волчьими шкурами приехал. Да и не найти сейчас волков ближе, чем за пять верст. И это… язык за зубами держи.
— Я? Да ты у кого хошь спроси, у меня язык всегда за зубами, я, если хочешь знать…
Дальше я его слушать не стал, разрядил винтовку, сложил в чехол и пошел на стоянку. Орлы мои расправу с волками не видели, с лошадьми были, но туши битых волков и обдирающего их Снегиря, разглядели хорошо.
— Неужто напали, Михаил Игнатьевич?
— Как вы вдвоем от них отбились-то?
— А что это, Михаил Игнатьевич, будто крыльями хлопало.
— Укусили кого?
Я отмахнулся от них:
— Давайте-ка, ребятки, обед готовить, лошадей поить-кормить, в общем делом заниматься. У нас еще много работы на сегодня.
Озадачив всех, сам я сел на кучу лапника, достал бинокль и стал осматривать окрестности. Интуиция подсказывала, что я нашел нужное мне место, но одной интуиции для полной уверенности было мало.
Осмотр был начат издалека. Вначале решил изучить «левый фланг», т. е. территорию за валуном. За ним сразу и резко начиналась гряда из трех продолговатых холмов, сплошь покрытых сосновым лесом, местами с подлеском из молодых лиственных деревьев и какими-то кустарниками. Что за этими холмами видно не было. Но важно, что эти холмы имели довольно крутой подъем, а сами они тесно примыкали друг к другу. Между ними не было больших впадин или сильного расчленения, которые обычно являются результатом деятельности небольших речек. Для меня это означало одно — монголы здесь пройти не смогут. Возможно, что дальше эти холмы можно обойти, но вокруг дикий лес и, если нет дороги, прорубаться туда они будут долго. Зима, как-никак, деревья под самый корень обрезать надо будет, иначе ни лошади, ни тем более обоз, не пройдут. Да и есть ли дорога за ними? По крайней мере, можно проехать вперед, посмотреть рельеф и, если место для свертка появится, надо будет сделать на них километровые засеки, т. е. сделать место тоже непроходимым. Слава Богу, людей хватает. Для засек очень хороши именно сосновые леса. Деревья валятся вразнобой, но вершинами в сторону врага, и преодолеть такое препятствие (да еще зимой) крайне сложно.
Сладенькое, т. е. холм, который я уже запланировал под свой укрепрайон, я оставил на потом и стал рассматривать местность вокруг нашей стоянки. Если столкновение будет здесь, то это — то самое место, где и будут проходить главные события.
Фактически это была поляна между двумя лесками. Один лесок не очень широкой лентой тянулся вдоль дороги с той стороны поляны, где был валун, причем, отсекая дорогу от поляны. Второй начинался метров через 300 и отсекал поляну от озера, до которого, как мне сказали, нужно было еще пройти метров 150 по протоптанной тропинке. Глубина поляны от основания холма до ближайшего леса составляла метров 250, что было явно мало для той роли, что я ей готовил. Значит, монголов к разговору надо «пригласить». А это значит что? Что деревья в леске надо будет спилить в этом месте еще в глубину метров на 70.
Я решил время не терять, и сходить в этот лес на лыжах. Ничего особенного не увидел. Лес как лес. Ближе к «моему» холму деревья потоньше, дальше — потолще. Я прошел его насквозь и вышел на санную дорогу моего обоза. Она как бы огибала его, а затем резко отворачивала и шла дальше строго по прямой, скрываясь вдали за небольшой возвышенностью. Когда возвращался назад, заметил за деревом лежку зайца. Походя, ткнул в нее палкой, и та ушла чуть не вся в снег. Вспомнил, как в деревне, еще в той жизни, видел ели со срубленными верхушками на высоте выше человеческого роста. Это из-за снега. Рубили те елки зимой (на Новый Год), отсекая ствол, как казалось, под корешок, т. е. на уровне немногим выше снежного покрова. Но летом, когда снега уже не было, оказывалось, что у елки была срублена только верхушка. Вот и здесь, сруби дерево на уровне лыж, а летом здесь будет кол, торчащий выше пояса. А нужен ли мне здесь такие колья? Подумаем.
После обеда я решил пойти на озеро. С собой взял только Митяя, который гордо тащил наши лыжи. Сам я захватил автомат и тепловизорный прицел. Так надежнее. Остальных оставил сторожить стоянку и лошадей (хотя тепловизор и показал, что никакого зверья вокруг нет), наказал им набрать дров на ночь и готовить еду.
Озеро оказалось не таким большим, как я ожидал, но и не маленьким. На довольно крутом спуске к нему кто-то вырубил ступеньки, и это позволило нам без труда спуститься. Недалеко от берега темнела прикрытая чем-то прорубь. Вокруг озера лежали холмы, и только в дальнем его конце была видна проплешина в виде замерзшей болотины. Я снова осмотрелся с помощью прицела, но все было тихо.
Удивительно, но видимо ветер сюда не пробивался и на льду лежал снег. Мы встали на лыжи, поскольку так идти было удобнее и, что немаловажно, безопаснее. На озере могут быть ключи, над которыми лед будет тонок, а на лыжах площадь опоры большая и шанса провалиться практически не было.
Все озеро обошли довольно быстро. «Мой» холм со стороны берега оказался более пологим, но к озеру он подходил по касательной, только краем, причем между ним и берегом рос вполне приличный лес, и был он шире того, через который мы проходили. В результате нашей разведки мне стало понятно, что по этому озеру монголы могут пройти только к замерзшей болотине. Но это был путь в никуда. Чтобы оттуда выйти на дорогу, нужно было бы идти в обход еще одной возвышенности, а потом еще прорубаться сквозь чащу версты три. А прорубаться будет непросто. Деревья были не очень толстые, но стояли сплошной стеной. Пешему человеку-то не пройти, не говоря уже о всаднике. И это я еще не знаю, какие препятствия таит в себе сама эта чаща. По диким лесам не везде пройдешь. Буреломы, завалы, осыпи, овраги из-за ручьев. Человек, конечно, все может, в том числе и, пусть узкую, но просеку здесь сделать. Вот только времени на это потребуется не один месяц, а его у монголов не будет. Вывод один: природа позаботилась о том, чтобы монголы могли пройти на Новгород только дорогой около валуна. Конечно, в этом природе нужно будет немного помочь, но за этим с нашей стороны дело не станет.
Опять же, несмотря на узкий проход, Фермопил тут не получается. Не горы вокруг. Если встать в проходе, монгольские лучники просто поднимутся по склонам соседних холмов и расстреляют из луков всех, кто этот проход будет оборонять. Значит, занимать надо именно «мой» холм, построить на нем крепость и заставить монголов штурмовать ее.
Начинало смеркаться, и мы двинули домой. Обратил внимание на то, что со стороны озера к моему холму был сразу не замеченный мною удобный подъем. Его существование меня просто порадовало. До поры будем им пользоваться. Народу и лошадей много, а, значит, каждый день нужно много воды. Опять же, рыба тоже не помешает. А за неделю до «контрольного срока» из всего этого леса засеку сделаем. Конечно, лес жалко, но он снова вырастет. Да и жалеть в моем случае людей нужно, а не лес.
На стоянке жарко горел костер, лошади спокойно что-то хрумкали, а ребятки мои рассказывали друг другу что-то смешное. Хороший день. Завтра начну изучать «мой холм». Только это ответит мне на все вопросы, хотя моя уверенность в том, что я «на месте» за сегодняшний день значительно окрепла.
Ночь прошла без происшествий. Правда, я вставал пару раз, осматривал окрестности в свой комплексный ночной и тепловизорный прицел, но ничего крупнее мыши не увидел. Да и лошади вели себя спокойно.
За завтраком я спросил:
— Снегирь, или ты, Митяй, не знаете как княжества наши свои границы помечают?
— Так, везде по-разному. Обычно на больших дубах, у дорог вырубают кресты.
— И Новгород на дубах?
— Не-ет. У нас климат другой, сырой да холодный. Любое дерево довольно быстро сгнивает, даже дуб. Да и дуба-то здесь практически нет. Тут знаки нужны более долговечные.
— Это какие же?
— Тоже крест выбивают, тоже у дорог, но только не на дереве (даже дубе), а на каком приметном камне или скале какой.
— Вот этот валун подойдет?
— Так-то да, только граница новгородская далеко отсюда, за Новым Торгом проходит. Да и гранит это, твердая порода, но зернистая. По-чухонски гранит означает «гнилой камень». Вырубленные на нем знаки постепенно стираются.
И тут я вспомнил Крестовый камень, что показывал нам проводник, когда мы еще в той жизни студентами путешествовали по Карельскому перешейку. Это был довольно большой камень, размерами, наверное, в 3–3,5 метра, имевший форму двухскатной крыши и лежал он на небольшом пригорке примерно на 27-м километре шоссе, ведущего от Финского залива в сторону Приозерска, в обширной, покрытой густым лесом ложбине. У восточного ската этой «крыши» хорошо были видны выбитый на камне крест и остатки второго креста. Их нанесли в качестве знаков, обозначающих границу, после заключения двух договоров со шведами (в 1323 и в 1595 годах). А вот, с другой стороны, следы от шведской короны в виде распустившейся лилии еле угадывались. Теперь понятно почему: камень тот тоже был гранитный. Со слов проводника-экскурсовода, таких валунов вдоль границы было не один десяток. Где они теперь?
В мое время произошли значительные изменения в климате этих мест. Значительно уменьшилось количество осадков. Кто в этом виноват, сказать не могу, но полагаю, что без влияния проведенных здесь крупномасштабных процессов мелиорации не обошлось. В результате повсеместно снизился уровень воды в водоемах и почве, что привело к высыханию и деградации болот, озер и водных источников. Это просто не могло (в значительной мере!) не изменить ландшафт этих мест. Не знаю, существует ли в моем времени это озеро, если да, то наверняка изменился состав окружающей его растительности, за прошедшие 800 лет холмы наверняка «просели» и изменили свои очертания. Стало возможным проложить дороги, там, где их невозможно было сделать. Но вот этот валун вряд ли куда делся, мог, конечно, уйти в землю, но ненамного. Надо бы на нём какую-то отметку сделать, чтобы потомки смогли это место отыскать, вот эту границу, дальше которой я монголов не пущу.
Может и этот каменюка зарастет мхом, да и будет лежать в лесной глуши. Но я уже принял решение. Более заметного камня близко нет. На его скате и выбьют каменотесы на все века крест православный во славу того, что здесь происходить будет. Вот и получится тот самый «Игнач крест». Прав был Сергей, похоже, что только так я, грешник, и оставлю о себе память. Вот и все. Имею я, в конце концов, хотя бы на это право или нет? По мне так имею. Ёкарный бабай!
Три следующих дня я посвятил изучению «своего» холма. Если смотреть сверху, то он напоминал трапецию с неравными боковыми сторонами. Большим основание он выходил на нашу стоянку, один бок был обращен к дороге, второй к озеру. А вот меньшее основание имело примыкающую к ней возвышенность в пол роста холма и площадью где-то 150 на 70 метров, а затем упиралось в зеленый хвойный лесной массив, край которого мне не удалось рассмотреть даже в бинокль. Практически весь холм был покрыт «корабельными» соснами, что говорило о том, что его верхним слоем, по-видимому, была супесчаная почва.
Сама конфигурация холма наводила на мысль о том, что мой укрепленный пункт должен будет иметь четыре стороны. Самая широкая сторона, длинной порядка 300 метров, будет обращена в сторону поляны с моей стоянкой. Это — самая опасная сторона и ее нужно будет хорошо укрепить. Правда, об этом позаботилась и сама природа: здесь склон холма был довольно крутой и позволял начать строительство стены, как на валу, т. е. на достаточно большой высоте. Вторая сторона, длинной около 140 метров будет обращена в сторону дороги и даже башней перекрывать ее. Здесь есть возможность для нападения противника, но соседний холм не даст ему должным образом развернуться. Обстрел с него моей рати будет затруднен тем, что склон у «соседа» очень крут, а если убрать растущие на нем кусты, то противнику вообще не за что будет там зацепиться, а сам он, при этом будет как на ладони. Повыше у этого холма склон более пологий, позволяющий стоять и стрелять из лука в сторону крепости, но оттуда даже до угла моей крепости, что перекроет дорогу, будет почти 200 метров, т. е. прицельный огонь невозможен, а от навесной стрельбы давно придуманы эффективные контрмеры. Ворота башни нужно будет сделать прямо напротив «моего» валуна. Он не позволит применить таран или еще что-либо вроде этого. Кроме того, стена эта пойдет под углом и за башней уже начнется знатная засека. Третья сторона, будет длиной метров 180 и располагаться у меня в тылу, на той стороне холма. Здесь к холму и примыкала та самая небольшая возвышенность в виде террасы в пол роста холма, а вокруг, чуть не до горизонта — сплошной дикий лес, край которого мне не удалось рассмотреть даже в бинокль и идеально подходящий для засеки. Огородив примыкающую к стене крепости «террасу» можно будет получить дополнительную площадь в виде неплохой ровной площадки, а само ограждение использовать как дополнительный рубеж обороны. Хотя, если честно, трудно себе представляю, каким образом из заваленного сплошной стеной на несколько километров зимнего леса можно было бы нас атаковать. Ну и, наконец, четвертая сторона, длинной порядка метров 120 будет обращена к озеру. К ней есть пологий подъем, но некоторые инженерные сооружения, думаю, станут значительным препятствием для возможного с этой стороны активного штурма. Завалы до озера сделаем мощные и, несмотря на то что их ширина здесь получится меньше желаемой, думаю, что монголы не смогут их прогрызть за три дня.
Затем я два дня «изучал окрестности». Наметил места, где «на всякий случай» надо будет сделать засеки и нашел в десяти километрах от стоянки место, так и просившееся для устройства пункта наблюдения за дорогой.
За этот период мне между делом удалось подстрелить двух глухарей, а на другой день лося, неосторожно вышедшего на дорогу метров за 70 перед нами. Выпотрошили мы его прямо здесь же, а тушу с помощью веревочной петли и двух наших лошадей, подтащили к стоянке. Мужики мне попались опытные. Очень быстро, в два ножа, с лося сняли шкуру. Признанные деликатесы — губу и язык лося передали отваривать, а печень — жарить. Отрезали также несколько кусков мяса с хребта. Остальную тушу, к моему удивлению, оставили на снегу, и она скоро схватилось морозцем. Но дальнейшие действия с ней удивили меня еще больше. Мои бойцы затащили тушу на бревно и стали распиливать ее (именно не рубить, а распиливать) с помощью двуручной пилы. При чем это у них получалось настолько легко, что за полчаса вся туша была разделана и упакована по мешкам. Век живи — век учись. Когда придет обоз, свежее мясо, да еще в таком количестве, будет для обозных неожиданным, но приятным подарком. Хороший кусок свежеприготовленного мяса — что может быть лучше в дальнем походе.
Обоз пришел вовремя. Все были довольны. Мои орлы — тем, что мы уезжаем, обозники — тем, что все мы живы и здоровы, да и мясо лося значительно подняло их настроение. Ну а я тем, что еще одна задача мною решена. Но сколько их еще впереди, ёкарный бабай.