В львиной шкуре 5

Глава 5 Паутина

Поздним сентябрьским вечером возле дома князя Лукомского появилась фигура, скрывающая своё лицо под глубоким капюшоном. Настороженно озираясь по сторонам, фигура направилась к неприметной калитке, что располагалась на заднем дворе дома. На негромкий условный стук дверь калитки открылась, впуская припозднившегося гостя. Вскоре его провели в отдельную комнату и попросили обождать.

— Рассказывай, — велел гостю князь Лукомский, плотно затворив за собою дверь.

— Всё прошло удачно, господин, — нехорошо улыбнулся Пшемисл Возняк, встретившись с князем взглядом.

— Что ж, я рад! — хозяин дома благодушно улыбнулся и вальяжно уселся в кресло.

То, что всё прошло удачно, он уже знал. Но зачем показывать исполнителям, что их негласно контролируют? Пусть считают себя значимыми… до первого промаха. Вот тогда виновный испытает на себе весь гнев князя Лукомского! Однако сегодня везло, несомненно, везло! Княгинь выкрали и спрятали в безопасном месте. Между Иваном III и Казанским ханством распря обеспеченна. Те, кто возлагал надежды на Мухаммеда-Амина, а значит и на Москву, перейдут в стан её врагов. Тем более царевичу покровительствовал Крымский хан, который недолюбливал сидящего сейчас в Казани хана Ильхама. Чтобы как-то наладить взаимоотношения с соседями, Великий князь станет искать виновных. А виновных многие видели. Захочет ли Московский Государь ради худородных боярских детей портить отношения с ханами? Навряд ли. Видя такую несправедливость, молодые волчата затаят обиду. Так что вместо верных холопов Великий князь получит опасных бунтарей. А на что они способны, Лукомский сегодня увидел воочию. Кроме этого он через пару дней передаст Великому князю договор, где Михаил Борисович Тверской договаривается о тайном союзе с Михаилом Олельковичем. Благодаря этим «случайно» обнаруженным бумагам открывается возможность войти в ближний круг людей Ивана III. А в Тверь тоже отправится бумага… В ней Литовский князь выкажет Михаилу Борисовичу всяческую поддержку. Особо намекнёт, что Псков и Новгород тяготятся московской опекой и готовы оказать ему помощь. Тем более эти слова легко подтверждались. Люди, поручившие Лукомскому тайную миссию, умело плели свою паутину. В народной среде Литвы, Пскова и Новгорода всё чаще и чаще раздавались голоса о том, что Москва набирает слишком большую силу и аппетит у неё только растёт. Князья лишаются своих вотчин и превращаются в холопов. Дружба с ней всегда выходит боком. Единственное, на кого можно положиться — это Тверь. Да и той несладко приходится в окружении московских земель. Сжали они её, словно удав кролика…

— А что будет с княгинями дальше? — неожиданный вопрос прервал благодушные размышления князя.

— А это уже тебя не касается! — нахмурился Лукомский. — Ты своё дело сделал, получи награду, — на стол упал кошелёк, брошенный князем, и призывно звякнул монетами.

— Благодарю, — поклонившись, улыбнулся лекарь, и награда моментально исчезла в его руках.

— И запомни, Пшемисл, — угрожающим тоном продолжил князь, — если я узнаю, что ты суёшь свой нос дальше, чем тебе позволено, то…

— Господин, не надо угрожать, я знаю своё место, — лекарь поспешил сделать почтительный поклон.

— Хорошо, коли так. А теперь ступай, и не трепли нигде попусту языком…

— Я сам себе не враг, — ответил лекарь и покинул помещение.

Что же касается сбежавших княгинь, то их путь лежал в сторону Орды. Уплывали они туда на одной из купеческих лодий, что во множестве стекались в Москву по осени. Здесь купцы организовывались в товарищества и длинными речными караванами продолжали свой путь дальше. Сначала по Москве-реке. Недалеко от Коломны караваны «перехватывала» Ока и неслась с ними до могучей Волги. Волга же приводила торговые суда к их конечной цели — Хаджи-Тархан (Астрахань), где с начала октября открывалась большая ярмарка. Только людям князя Лукомского, которые сопровождали беглянок и их сыновей, требовалось покинуть судно чуть раньше, в местечке под названием Сары-Тин (Волгоград). Оттуда шёл самый короткий путь к Дону, всего семьдесят вёрст. Дальше через Дон и Северный Донец дорога приводила в Великое княжество Литовское.

Почему Лукомский выбрал такой длинный маршрут? Во-первых: среди множества торговых судов затеряться небольшой группе людей намного легче. Во-вторых: кто подумает, что беглецы направились не на запад, что было бы логично, а на восток? В-третьих: все кратчайшие пути, ведущие в сторону Литвы или Твери, будут перекрыты в первую очередь. Почему именно эти пути? Потому, что очень быстро выяснится, что насельницы, пропавшие вместе с княгинями, родом из Твери. Проживая в монастыре, сёстры Уткины не могли не общаться с другими его обитателями, а значит вольно или невольно упомянули, откуда они родом. Князю Лукомскому это было на руку, так как в ближайшее время он был намерен подтвердить данную информацию перед Иваном III, показав якобы перехваченную бумагу с тайным договором между Литвой и Тверью. Так же можно было зародить у него мысль, что сбежавшие княгини завидные невесты, а Михаил Тверской вдовец…

Этим же вечером в палаты Великого Московского князя был вызван посол Южной империи.

— Ты мне ничего сказать не хочешь? — хмуро поглядывая на Лемезова, спросил князь.

— Чтобы хотеть что-то сказать, нужен повод. А у меня его нет, — горделивая осанка дона Игната, стоявшего перед Великим князем, только подчёркивала невозмутимость тона, с каким был произнесён ответ.

— А не ты ли мне говорил, что надо быстрее начать распрю с Казанью?

— Про распрю я ничего не говорил. Я лишь передал слова своего императора, который по-дружески советовал тебе присоединить к Руси земли Казанского ханства. Но решать, как поступить, это лишь в твоей власти.

— А ты знаешь, что сегодня произошло в Москве? — продолжая хмуриться, спросил Иван Васильевич.

— К сожалению, не успел. Обо всех новостях, произошедших в городе за день, мне докладывают в семь часов вечера. Как раз в это время меня пригласили к тебе, — Лемезов интонацией подчеркнул предпоследнее слово. — Но, судя по твоему тону, произошло что-то нехорошее…

— Ха — нехорошее! — сжал кулаки Великий князь. — Сегодня боярские дети, которые вернулись из вашей страны, напали на Казанского царевича и убили его!

— Хм! — удивился посол. — И как же они прокомментировали свои действия?

— Что сделали? — не понял князь.

— Как они объяснили свой поступок?

— Объяснили! — возмутился Иван Васильевич. — Разбойники ничего не объясняют, они бегут с места преступления.

— А свидетели есть?

— Видаки, что ли?

— Да.

— Видаков хоть отбавляй! Средь бела дня вдвоём напали на царевича и его охрану и всех перебили!

— Какие молодцы! — восхитился посол.

— Ты что, дон Игнат, глумишься что ли?! — князь гневно стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

— Нет, наоборот, восхищаюсь. Вдвоём… Среди белого дня… Напали на царевича и его охрану и всех перебили… Разбойники так точно не поступают, — многозначительно заметил Лемезов. — И ещё, боярских детей в течение нескольких лет учили тому, что обидеть гостя или посла — это значит совершить тяжкий грех. Применять же оружие против них можно лишь исключительно в порядке самообороны, то есть, защищая свою жизнь. Но первыми браться за оружие нельзя! Поэтому я сомневаюсь, что они совершили нападение.

— Не знаю, чему их учили, только они убежали, совершив злодейство!

— А вот это плохо. Значит, побоялись суда. Или решили, что смерть царевича им не простят.

— Конечно, не прощу!

— То-то и оно, — вздохнул посол. — А для чего ты меня пригласил к себе, Великий князь?

— Хотел узнать, не подговорил ли кто специально отроков к злодейству?

— Специально? — нахмурился Лемезов. — Иван Васильевич, мой император слишком высоко ценит дружбу с тобой, чтобы портить её ради какого-то ханства, которое не задевает его никаким боком. По крайней мере, реши он что-то предпринять, то вначале бы спросил у тебя совета.

Иван III, слушая посла, пристально вглядывался в его лицо, но не находил на нём даже тени страха или лукавства. Было видно, что слова исходят от души.

— Кстати, Иван Васильевич, а не подскажешь имена отроков, которые э-э… убежали, — Лемезов тактично не назвал другое слово.

Стоявший недалеко от Ивана III дьяк Василий Мамырев, увидев знак своего Государя, подошёл к его креслу поближе и сказал:

— Убежавшие отроки именуются: Александр Холодов и Алексей Кувшинов.

— Плохо, — снова вздохнул посол.

— Почему? — тут же спросил князь.

— Потому, что их учили на оружейников, Иван Васильевич. Считай, ты лишился двух хороших мастеров. Так же они проявляли интерес к тактике рейтаров. То есть вполне могли создать для тебя такую дружину… И, разреши ещё вопрос…

— Спрашивай.

— Могу ли я ознакомиться с письменным отчётом, составленным на месте происшествия?

— Что ещё за отчёт такой? — удивился Великий князь.

— Ну, как же… — настала пора удивляться Лемезову, всё-таки один из его учителей являлся профессиональным полицейским, создавшим в Южной империи целых две службы: полицию и министерство безопасности. — На место происшествия всегда прибывает следственно-оперативная группа…

— Какая группа? — перебил Иван Васильевич.

— Следственно-оперативная, — повторил посол. — Она тщательно фиксирует на бумаге где, когда и в каком часу произошло преступление. Производится осмотр трупов, если они есть. Подробно описывается, отчего наступила смерть. Попутно с этим идёт опрос свидетелей, которых стараются опрашивать по отдельности, а потом сравнивают их показания. Так же составляется опись всего, что было обнаружено на месте происшествия, включая одежду и ценные вещи убитых, орудие преступления, если оно имеется, следы, оставленные преступником или преступниками… Кстати, а чем убили царевича?

— Э-э, — замялся Мамырев, так как посол обратился именно к нему, и поглядел на Великого князя.

— Говори, — разрешил тот.

— Князь Хованский сказал, что Мухаммед-Амин убит обломком собственной сабли, который воткнули ему в горло.

— А его стража? — продолжал допытываться Лемезов.

— Вся стража полегла от огненного зелья.

— От пороха, что ли? — удивился посол.

— Нет, от свинцовых пуль, выпущенных посредством огненного зелья.

— Странно, — задумался Лемезов. — Если хотели убить царевича, то вначале бы стреляли в него… А тут обломком собственной сабли… Значит, он обнажил своё оружие? Только непонятно, зачем вообще хвататься за обломок, тратя на это время, когда у каждого отрока есть палаш? Проще рубануть, да и всё…

— Действительно, странно, — Великий князь тоже задумался, а чуть погодя задал дьяку вопрос. — Откуда сбежавшие отроки родом?

— Московские они, Государь… Из Кулишков… Только пока отроки науки постигали, вся их родня представилась… — перекрестился Василий Мамырев. — Сироты, в общем.

— Хороши сироты, — снова сжал кулаки Великий князь и задумался.

«А ведь дон Игнат предупреждал меня, чтобы я берёг хороших мастеров… А эти, вишь, оружейники, да ещё вои справные… Вон как лихо с казанцами разделались… Но кто же тот враг, который за один день мне столько зла учинил? Мать в беспамятстве, невестки пропали, Мухаммед-Амин на отроков яриться начал, за что и поплатился… А кто подтолкнул его к ссоре? С чего он на них налетел? Понятно, что не они бузу затеяли… Но ведь сбежали, сукины дети!.. Авось найдут их, тогда всё расскажут… Эх, не было печали… А тут ещё митрополит воду мутить начал…»

— Дон Игнат, — вздохнув, Иван III обратился к послу, — мать у меня при смерти…

— Сочувствую, Иван Васильевич, — тут же отреагировал Лемезов. — Может мой врач, чем поможет?

— Может и поможет… Она находится в Вознесенском монастыре. Мой человек проводит твоего врача… Пусть выяснит, долго ли ей осталось… Главное, чтобы не болтал нигде языком. Это понятно?

— Само собой, — кивнул посол. — Врачебная тайна, как и тайна исповеди, огласке не подлежит.

— Ну, тогда ступай, — махнул рукой Иван III.

После того, как Лемезов покинул княжьи палаты, Московский Государь ещё некоторое время сидел в раздумье. Дьяк Василий Мамырев, стараясь не нарушить царственную думку, тихонько стоял в сторонке и тоже размышлял над случившимися сегодня событиями. Его люди, как и люди князя Хованского, опросили всех, кто проживал в Вознесенском монастыре. Очень быстро выяснилось, что пропавшие насельницы родом из Твери. По всему выходило, что именно туда тянутся ниточки заговора. Только дьяк очень сомневался, что две простые бабы смогли провернуть такой хитрый план. Значит, кто-то направлял их действия, находясь здесь, в Москве… И ещё, коли за всем случившимся стоит Тверской князь, то навряд ли он станет в одиночку выступать против Москвы. Гуртом бить батьку завсегда легче… Но кто у него в союзниках? Неужели сбежавшие княгини? Так ведь нет за ними никакой силы, хоть и считаются богатыми наследницами… Наследницами? А ведь Михаил Борисович-то вдовец! От этих мыслей дьяка обдало жаром… Однако он не спешил делиться своими выводами с Великим князем. Являясь опытным царедворцем, Мамырев хорошо знал, что слово — не воробей, поэтому прежде, чем открывать рот, необходимо всё тщательно обдумать, а ещё лучше, найти доказательства. Да и вообще не стоит болтать понапрасну, советы хороши тогда, когда в них нуждаются.

— Ты с боярскими детьми разговаривал? — спросил в этот момент Великий князь.

— Да, Государь, — дьяк слегка поклонился.

— И как они?

— Зело ретивые…

— Как так? — удивился Иван Васильевич.

— Задумками своими мне всю плешь проели.

— Что за задумки?

— Много их… Но основная: просят отроки, чтобы ты им в Москве землю выделил, а они на ней свою слободу построят…

— Хм, дружные, значит?

— Ага, дружные, — согласился Мамырев. — А строить её хотят из камня. А один, именем Сергей Одинцов, вообще крамолу высказал…

— Это, какую же? — князь пристально уставился на дьяка.

— Говорит, что всю Москву за три дня спалить можно.

— Что, прямо так и сказал?

— Почти так. Говорит, захоти коварный враг досадить Великому князю, то бишь тебе, Государь, то может спалить Москву за три дня…

— Откуда такая уверенность? На кого он обучался?

— На фортификатора, — дьяк по слогам произнёс последнее слово.

— А это кто такой?

— Наподобие Аристотеля Фьораванти.

— Вот же выучили на свою голову, — усмехнулся князь, а дьяк так и не понял, сердится тот на учёность отроков или наоборот… — Ну, и где ты думаешь им можно отвести место под слободу? — спросил неожиданно Иван Васильевич.

— А ты что же, Государь, хочешь поселить их всех вместе?

— Хочу. А ты, я смотрю, не рад?

— Так ведь шибко дружные, да ещё умники большие… А тут их товарищи бед натворили…

— Бед натворили — это плохо. А поселить надобно всех вместе. Только ты своих людей к ним приставь, пусть приглядывают за отроками. Кстати, кто среди них больше всего пользуется уважением?

— Наподобие атамана, что ли?

— Да, — кивнул князь.

— Есть такой. Он на пиру недалеко от тебя сидел. Звать Василий Китаев.

— Хм, Китаев… — почесал бороду Великий князь. — Вот и надо поселить их в Китай-городе, на самой его окраине.

— Это где же?

— На восточной стороне, где церквушка старая возле леса стоит.

— Церковь Иоанна Богослова там, — подсказал дьяк. — А ещё небольшой острожек рядом.

— Вот и пусть, — кивнул Иван Васильевич. — А в острожке том службу пока нести будут.

— А если про товарищей сбежавших спросят?

— Спросит, скорее всего, этот самый Василий Китаев, — задумался князь. — А сказать ему надо следующее: «Государь наш хоть строг, но справедлив». Если не дурак, то поймёт. Царевича, конечно, жалко… А вот сбежавшим отрокам лучше в мои руки не попадаться! — Иван Васильевич голосом выделил два последних слова. — А там поглядим…

— Я понял, Государь, — Мамырев угодливо поклонился. — А про задумки рассказывать?

Не успел Великий князь ничего ответить, как в палаты примчался один из его людей и доложил, что беглецов нашли, но те оказали сильное сопротивление, и живьём захватить их не удалось…