Допрос рассказчиком Олега Сергеевича на квартире в Братеево

Бухтоярову стало все трудней перемещаться по Москве. Если бы он лег на дно, хотя бы на неделю, провалялся в какой-нибудь хрущевке, в спальном районе, шансы у него появлялись бы. Но он должен был вмешаться в Кенигсбергские события. Его личная война в городе на Неве была не чем иным, как демонстрацией силы. И он победил в ней, несмотря на то что понес значительные потери — потерял штаб, пункты управления, людей. Он мог надеяться на содействие и помощь в самых разнообразных городах, наверное, в воинских частях, получал информацию из первых рук, но прошедшая война с армией шоу-бизнеса ослабила его. За зиму он должен был создать новые структуры, подобрать людей для работы «внизу», формируя батальоны, которые должны были потом попросить огня. То, что нищие мужики без царя в голове показывали чудеса мужества в «баррикадных» боях, стало для общества полнейшей неожиданностью. Кто-то застыдился, кто-то очнулся, у кого-то пот потек между лопаток.

Человек масштаба Зверева был ему сейчас совершенно необходим. Подготовленный к работе в специфических условиях, сознательно перешедший на его сторону. Он никогда бы не сдал Бухтоярова, а глубокого проникновения в душу с помощью спецсредств, наверное, смог бы избежать. Как Казимеж Шолтысик.

В Москве на поиски и того и другого было брошено множество штатных сотрудников всех ведомств, курсанты училищ, МВД и Госбезопасности, военнослужащие внутренних войск и добровольцы в штатском. Столицу подобной активностью на улицах удивить было трудно. Город в последнее время периодически подвергался подобным операциям. Предпринимали и мы некоторые меры. Не столь масштабные, но не менее эффективные.

На квартиру в Братеево мы вышли через двое суток после того, как там побывал Зверев и через пять дней после посещения ее Бухтояровым.

Олег Сергеевич дурака ломать не стал. Да, были, да, ушли, куда, как и зачем — неведомо. И я отправился на разговор со стариком.

Черная дерматиновая дверь. Он открывает, кривится, но впускает все же. Потом мы беседуем у него в комнате. Никакого чаю он не предлагает. Он Герой Советского Союза, бывший капитан СМЕРШа, работал в Кенигсберге в период его освобождения. Мы аккуратно подняли его досье. Нельзя было сдавать его комитету. Скажут — сделаем, а не попросят, так промолчим. Это была наша находка, наше достижение, наш трофей. Но никак не пленник.

— Олег Сергеевич, мы с вами в некотором роде коллеги.

— Вы меня извините, но я любое удостоверение куплю на толкучке. А если не куплю, то закажу в частной типографии.

— Такого там не сделают.

— Сделают даже лучше. И состарят. Ваше выписано давненько, а все как новое.

— Я, Олег Сергеевич, с документами аккуратно обращаюсь.

— Я вас по имени-отчеству не называю. Все равно они не те, что в книжечке.

— Они те.

— Не хочу и не буду.

— Воля ваша. Чаю-то нет у вас?

— Для вас нет.

— Хорошо.

— Ничего хорошего. Мне у вас долго сидеть придется. Вы уж разрешите, я позвоню своим людям, они покушать принесут.

— Тут я вам помешать и помочь ничем не могу. У меня телефона нет.

— У меня мобильный. А вы-то что же себе не установили?

— Да дорого это.

— Но вы же не всегда нуждались.

— Я раньше в другом месте жил. Потом решил, что одиночество в моем возрасте — лучшее лекарство от страха.

— От какого страха?

— Не придуривайтесь. Кто вы там по званию?

— Полковник.

— Вот. Полковник. А вам-то не страшно?

— От чего?

— От того, что происходит.

— Мне, Олег Сергеевич, тошно. А страшно… Не тот эпитет.

— Вот вы человек информированный, несомненно. Неужели не понимаете, что этому вашему раю на большой части суши скоро придет конец.

— Это не мой рай.

— Не лукавьте. Зарплату же вы получаете. Пайки, или что там теперь получают?

— Не хотите верить?

— Не хочу.

— Воля ваша. Только мне обыск придется у вас произвести.

— И что найти надеетесь?

— То, за чем отправился товарищ ваш. Бухтояров сейчас в Калининграде.

Старик неприятно меняется в лице. Потом покой и достоинство к нему возвращаются.

— Ни о каком Калининграде ничего не знаю.

— А о Звереве, Юрии Ивановиче, тоже?

— Это который?

— Которого вы два дня назад проводили. Надеюсь, он благополучно туда добрался.

— Куда?

— В Калининград. Или в Кенигсберг. Как вам будет угодно.

— Да, были. Да, ушли. Куда — неведомо.

— Вы познакомились-то с ними как?

— Не помню уже. Давно это было.

— Не лукавьте, Олег Сергеевич. Было это недавно. И Бухтоярову вы поверили. Помогать согласились.

— В чем?

— Ладно…

Я вынимаю из сумки трубку телефона, звоню вниз, в машину. Прошу принести пакет молока, сто пятьдесят граммов «Любительской» колбасы и половинку батона. А потом подняться двоим в квартиру. Пора начинать работу.


Весь апрель сорок пятого старик, тогда молодой и грозный капитан СМЕРШа, мотался по передовой, на первый взгляд совершенно бессистемно. Тапилау, Тильзит, Кляйн-Маулен… Этих названий нет боле. Теперь это запростецкие русские городки и поселки, с бывшей кирхой, магистратом, рыночной площадью, где булыжники хранят в своем чреве холод столетий. Детский сад, гастроном, пивнушка, бывший кинотеатр, в бывшем здании городского собрания или во вновь построенном, и ларьки, ларьки, ларьки. Нация торгует…

То, что он должен был найти в закрытых оперативных документах того времени, называлось не иначе как объект. Объект искал Олег Сергеевич и в конце концов нашел. Ему, как начальнику группы, — Звезду Героя, остальным — орден Боевого Красного Знамени и повышение в званиях. Но не следует искать того, что не следует. Вся группа потом потихоньку пошла по списку потерь. Разные обстоятельства. Как при вскрытии гробницы фараона. Олег Сергеевич один остался. Бог миловал. Или вышестоящие товарищи.

Как всякий ветеран прошлой кампаний, он собирает и хранит множество книг о войне. Мемуары, повестушки, вырезки из газет. Ими-то мы и займемся сейчас… Дело долгое и требующее покоя и внимания.

Старик спокоен. Он все стерпит, лишь бы его не увозили отсюда в контору. Он знает, что там с ним будет. С нами врач. Он измеряет старику давление, при этом тот саркастически хмыкает; готовит на всякий случай ампулку. Она безобидна. Решено просто поговорить с ним. Но Олег Сергеевич этого не знает. Ждет укола, вторжения в психику, допроса.

Мы перебираем его «сокровища» двенадцать часов. Время от времени он засыпает в кресле, снова просыпается, греет себе чайник на кухне, возвращается. Только бы не увозили…

— Да успокойтесь вы. Никто вас никуда не повезет. Я, с вашего позволения, одну книгу возьму. На время.

— Какую? — вскидывает он голову.

— А вот эту. Простенькую.

Опять перемена в лице, потом покой и отрешенность.

Событие это было, наверное, в его жизни главнейшим. Значит, должна быть какая-то папка, может быть, дневник. Дневника в прямом смысле не обнаруживается, но пачка листков вложена в «Хронику одного месяца». Круг теперь сужается, по моим предположениям, до нескольких населенных пунктов. И кажется, среди них нет Кенигсберга. В этом наше счастье. Коммуникации под городом необъятны. А в случае какой-нибудь Калиновки, бывшей когда-то Лаувеном, шансы на успех резко возрастают.

Я забираю записные книжки с телефонами с клятвенными заверениями вернуть их на днях, городской телефонный справочник с пометками. Все это потом будет возвращено старику. И немного спустя он поймет, что дул вместо молока на воду. Живите долго, Олег Сергеевич.

Список приоритетных населенных пунктов составлен, люди уже на месте, приметы и возможные действия объектов поиска известны.

Вечером наша группа выезжает в купе Калининградского поезда к месту будущих событий. Нас — восемь человек. В объемных сумках — амуниция, аппаратура связи, оружие. Обычная рутинная работа. Только вот мое присутствие там может вызвать некоторые вопросы. Мое место все же в кабинете. Но это — уже издержки производства.

Работа сейчас идет по трем направлениям: поиски наших «героев», определение резидента, курирующего операцию «Регтайм», и контроль таможенных пунктов. После акции Шолтысика возможно изменение первоначально предусмотренного маршрута доставки контейнера с биологическим оружием. Только вот конечный пункт доставки, к сожалению, неизменен. То, что контейнер этот или контейнеры придут к нам именно из Польши или Литвы, а не самолетом из Москвы или Белоруссии, — аксиома. Прохождение нескольких контейнеров зафиксировано со склада под Кельном. Сейчас груз движется по маршруту с конечным пунктом — Сувалки (Польша). Подразделения для проведения операции развернуты.

Таможенных пунктов десять. Груз может прийти и в Неман, и в Нестерово, и на железнодорожную таможню в Правдинск. Контейнеры могут находиться в коробках с лимонадом, в тайнике автомашины, в чемодане туриста. Вероятность того, что они пройдут на нашу территорию, превышает половину отпущенных шансов. Тотальную проверку засаботируют, замотают люди Господина Ши. «Все золото мира» победит еще раз.

Если ситуация выйдет из-под контроля, я приму последнее решение. Мне хватит сил для того, чтобы захватить на некоторое время телепередатчик на Бассейновой, сорок два. Одновременно мы возьмем частные телеканалы «Премьер» и «Каскад». Это — «Нарвская» и «Кирова». Есть еще областное радиовещание на «Комсомольской».

Обращение к жителям области. Это уже похоже на государственный переворот, результаты непредсказуемы, но, возможно, удастся сориентировать людей, объяснить им возможное действие биологического оружия, возможные меры и способы защиты. Договаривать последние фразы придется под американскими пулями. И отступать к Бухтоярову, в подземелье. С Балтийском будет покончено практически мгновенно. Сомневаться не приходится. Наши не придут. Литва перережет магистраль. Потом будут зачищать город и местные очаги сопротивления. Какой-нибудь немец собьет на станции табличку «Лесное» и мелом напишет: «Метген».

…Проклятый старик так ничего и не рассказал. Единственное, что не подлежало сомнению, — книга. Военные мемуары — справочник: исторические хроники, щедро подчеркнутые цветными карандашами строчки.

Было очевидным, что об объекте известно советскому командованию. И поэтому его местонахождение следовало искать среди описаний операций первоочередных, штыковых, в прямом и переносном смысле. Вся кампания по освобождению Восточной Пруссии, вопреки ожиданиям, много времени не заняла. Кенигсберг был взят и вовсе за три дня, ценой трагической, которую могло оправдать только само время. Русские входили в Пруссию…


«В январе 1945 года начались наступательные операции Красной Армии в Восточной Пруссии. Советские войска вышли к Балтийскому морю.

Истребительный противотанковый артиллерийский полк 30 января в районе населенного пункта Кляйн-Маулен был атакован выходившими из окружения танками и мотопехотой врага. Николай Владимиров быстро развернул свое орудие на прямую наводку и подбил танк. Одно за другим выходили из строя орудия, и наконец Николай остался у пушки один. Последним снарядом он подбил тяжелый танк.

Похоронен в поселке Ушаково Гурьевского района».

Кляйн-Маулен для искомого объекта — слишком незначительный населенный пункт. Внимания не заслуживает.


«Весь февраль, март и апрель старший лейтенант Петренко участвовал в тяжелых боях в Восточной Пруссии, а апреля пал Кенигсберг. Остатки вражеской группировки были заперты на Земландском полуострове. 18 апреля пуля оборвала жизнь артиллериста.

Похоронен в Зеленоградске».

Слишком общие сведения. Не то.


«В январе 338-й стрелковый полк 96-й стрелковой дивизии 48-й армии Второго Белорусского фронта, в котором Константин Леонидович Крикун служил командиром отделения, вел бои в Восточной Пруссии.

Населенный пункт Филау…

Для подавления дотов командование полка создало штурмовые группы, одну из которых возглавил старшина… Он подавил вражеский дот, уничтожил его команду и захватил два пулемета, а потом ворвался во второй дот. В рукопашной схватке отважный сибиряк убил одного фашиста и был ранен другим, но, собрав силы, расквитался».

Филау предположительно может быть тем самым местом.


«24 января в районе Тапилау (Гвардейск) солдатскую отвагу проявил гвардии сержант Калинин Евгений.

Огнем самоходного орудия подавил два дота и взял в плен около тридцати солдат противника.

19 февраля Метгенен (Лесное) погиб.»

Лесное — возможно.


«Четвертая гвардейская мотострелковая бригада Второго Гвардейского танкового корпуса Третьего Белорусского фронта. Ауловенен (Калиновка, Черняховский район). Мощный опорный пункт. 20 января — штурм. Первыми ворвались в поселок бойцы отделения противотанковых ружей, подожгли две самоходные пушки и бронетранспортер.

Наконец вошел весь мотострелковый батальон. Фашисты подтянули силы и стали контратаковать. Тяжелые танки и самоходные артиллерийские орудия. „Тигры“.

Бронебойщик Ш. Иорданов скрытно подполз к вражеским машинам и поджег два „фердинанда“. Ружье было бессильно против последней преграды — „тигра“. Бросал, но неудачно, гранаты. Потом бросился под гусеницы катившегося на окопы танка. Поселок был взят ночью».

Ауловенен проверялся досконально по подобному делу. Объекта быть не может.


«25 апреля. Десантная операция в заливе Фришес-Хафф — Калининградский залив. Десант на Фришес-Нерунг — Балтийская коса. Десант держался. Степан Дударев был ранен в руки и ноги. Потом в грудь.

Похоронен в Балтийске».

По всей видимости, не то…


«16 марта гвардии лейтенант Ладушкин с одним танковым взводом. Дойтше-Тимрау. Маневр и обход. Штурмовые орудия. Танк подбит, пересел в другой. Танк загорелся. Выбраться уже не смог. Д.-Т. переименован в Ладушкин».


«Хайде-Вальдбург. — Ушаково, Гурьевского района. Полковник Лизюков. Умелое руководство боем.

Артиллерист. Бригада. Вырывались из окружения. Осколок снаряда».

Ушаково совсем не соответствует возможностям расположения объекта.

Формально — круг сужался. А реально — десятки гектаров земли и коммуникаций, сотни строений. И уже полный цейтнот. Стрелки на контрольных часах истории зависли над последним микроном, после которого — финал. Проигрыш. Оперативная бригада НАТО уже на стартовых позициях.

Старика можно было взять в оборот, поставить на конвейер, вывернуть наизнанку. Только вот доктора не советовали. Тонкая нить, которой он был связан со временем нашим скотским и решающим все и вся, рвалась почти наверняка. Капитан СМЕРШа. Полковник НКВД. Несостоявшийся генерал КГБ. В его старческих руках могло оказаться последнее решение, но он куражился.

Фургон должен был пройти через Багратионовскую таможню, и выбор ее был не случаен. То, что не успел передать нам Казимеж Шолтысик, частью нашло подтверждение. В Москве были отслежены документальные подтверждения операции «Регтайм». Нам предоставили копии документов. К сожалению, только часть общего сценария. Мы по-прежнему не знали имени координатора в Калининграде и, главное, не знали, что так настойчиво искал господин Лемке на своем родовом хуторе. Вкратце информация выглядела так.

Сотрудники расположенной в Калининградской области Багратионовской таможни стали применять обязательное таможенное сопровождение и залог для перевозимых транзитом товаров.

Новый порядок введен приказом по Калининградскому таможенному управлению. Он предусматривал, что вызывающие подозрение коммерческие транзитные грузы, перевозимые иностранными физическими лицами, доставляются через территорию области только с таможенным сопровождением. Для подакцизных товаров вместо сопровождения могут применяться временные таможенные платежи — залог.

Новые правила введены в связи с тем, что в последнее время грузы, задекларированные как транзитные, стали нередко реализовываться в области. По словам калининградских таможенников, большинство таких нарушений совершаются гражданами Литвы. Поэтому литовским коммерсантам сотрудники Багратионовской таможни уделяют особое внимание…

Фургон будет принят на таможне людьми Господина Ши и проконвоирован ими до места «аварии», где и будет подставлен под представителей милиции. Сейчас шла плотная работа по этому самому фургону, по официальной версии нагруженному контрабандным спиртом. Возле места аварии окажутся журналисты местных демократических изданий. По телевидению в тот же день пройдет «разгромная» телепередача, называющая адресатов груза в Литве и Калининграде. Будут произведены мгновенные эффективные аресты, сопровождаемые совершенно истерической кампанией в средствах массовой информации в Калининграде, Москве, Варшаве, Германии.

Подставив господина Лемке и его литовских друзей, мы уже внесли некоторую дезорганизацию в планы противника, и в другое время операция «Регтайм» была бы отложена. Но только не сейчас.

Загрузка...