Ветра в зените

18

– Мы сейчас находимся примерно в пятнадцати километрах над уровнем моря.

"это как?" – Помножь высоту своего маяка на полторы сотни и добавь немножко сверху.

– Ого!

– Именно ого. Хотя это далеко не предел.

– С трудом верится в такое.

– Ничего, скоро придём, и сама увидишь.

Клаус и Ари шли длинным коридором гермогородка к главному ангарному блоку, разговаривая и вслух, и мысленно, вперемешку. Вернее, мысленные комментарии дополняли образами и ощущениями смысл проговариваемых реплик; чисто мысленные реплики подавала только Ари, да и то редко. А направление на ангары… что ж, ещё на Седом Взморье Клаус обещал показать ей родину, и теперь всерьёз взялся за исполнение этого обещания. Что радовало Ари, словно ребёнка.

Или лайта.

"А меня в её мире радовала возможность сбросить тяжесть шейда. И вообще: новый мир – это же целый новый мир!" – А почему мы не падаем?

– Комбинация техники и пси-способностей. Есть такая штука, редуктор кинестатики…

– А, помню. Наставница говорила, что эта область техники всё ещё активно развивается. -…так вот, он трансформирует кинетический импульс сенса подобно тому, как трансформатор электрического тока повышает напряжение за счёт силы или наоборот.

В ответ на новый вопросительный импульс Клаус представил действующую схему трансформатора и "забросил" её в сознание Ари. Схему он без долгих размышлений скопировал с той, которую ему демонстрировал вирт-учитель на уроке физики.

– В случае с этим гермогородком или объектами на нестабильных орбитах редуктор кинестатики применяется очень мощный, делающий силовую составляющую сенса намного больше… в ущерб точности, конечно. Если соорудить редуктор размером с небоскрёб, один-единственный человек сможет с его помощью сдвинуть даже гору. Вот только сдвинуть её ровно на пятьдесят метров не получится, скорее оператор отпихнёт её на два шага – или сразу на километр… если генератор сдюжит.

– Почему?

– Ну… представь, что ты рисуешь карандашом, укреплённым на очень длинной и гибкой палке. С редукторами кинестатики получается примерно так же. Когда число Бенна зашкаливает за сотню, только очень опытный оператор может снизить погрешность прямого воздействия до более-менее приемлемых величин.

– Насколько более и насколько менее?

– Откуда мне знать? – хмыкнул Клаус. – Я что, самолично передвигал горы?

– А всё-таки?

– А всё-таки объекты вроде гермогородка левитирует группа операторов. Человека три как минимум. И есть ещё кое-какие надёжные методы для сглаживания операторских погрешностей. Будь иначе, нас бы сейчас качало и дёргало, как при непрекращающемся землетрясении.

"ясно".

Когда они вошли в ангарный блок, Ари едва не разразилась градом вопросов о наполняющих его машинах – обтекаемых, изящно-стремительных даже в неподвижности… но моментально притихла, рассматривая вынырнувшего из-за угла подростка.

"это кто?// //кажется, Лим рассказывал мне о нём. Кто-то вроде гения, кличут Рваной Башней, а вот имени не помню// //гений, да? Ну, блокируется он не хуже тебя".

Незнакомый подросток усмехнулся – и сразу перестал казаться юным. Очень уж эта усмешка была специфической. Саркастичной – раз, умной – два, и совершенно недостаточно светлой для нормального лай-та – три.

– Для забывчивых напоминаю: меня зовут Юрген. И желательно – на "вы". Тебя, Клаус, я знаю неплохо, хотя исключительно заочно. А как зовут вас, ваше величество?

– Я не королева.

– Изгнание не отменяет ни обязанностей, ни прав, ни манер, – без следа ехидства сказал Юрген. – Так как ваше имя?

Помедлив, Ари ответила, неуловимо изменив осанку:

– Минариэ туал-Сехис хэ Вирриф. Мой отец, рождённый в мире Седого Взморья, был высочайшим князем Пятиградья, Пролива и Тёплых Островов.

Всё с той же серьёзностью, заставляющей искать подвох, Юрген поклонился. Ари прокомментировала мысленно:

"хорошая вариация придворного поклона, принятого у нас// //верю. Но чего он хочет?// //спроси".

– Ты искал нас специально?

– Да. Моё любопытство разевает свой голодный рот. Прошу вас, высочайшая, откройте способ, каким вы попали к нам.

"ответить?// //давай".

– Магическая имитация саркофага странников. Вам знакома иерархия Ключей?

– Конечно.

Прозвучало это самоуверенно до крайности, но Ари просто приняла ответ за константу, кивнула и обрисовала идею, которой воспользовался Рокас.

– Сложновато по исполнению, но изящно, – отметил Юрген, когда она закончила. – А главное, сработало. Благодарю.

– Не за что. То же самое можно было узнать и напрямую от Рокаса.

– Не совсем то же. Он-то не испытывал на себе собственную придумку.

– Скажи, – вмешался Клаус, – а зачем тебе это знать?

– Мне, видишь ли, – без раздумий откликнулся Юрген, – не дают покоя лавры Рышара. Я мечтаю превзойти его на почве открытия порталов.

– Каких таких порталов?

Мальчишка (на этот раз именно мальчишка, озорной и беспечный) хмыкнул.

– О, это сложный философский вопрос, – поднятый Юргеном палец уткнулся в зенит и описал там пару кругов. – Я склоняюсь к мысли, что при подборе программ параметров происходит не создание реальности, а просто устанавливается контакт с реальностью, где-то уже существующей. Да, Наставница придерживается иной точки зрения, но для ложащегося в саркофаг разница между созданием и перемещением несущественна. Это просто вопрос интерпретации. А факты можно повернуть и так, и этак. Гипотеза "движение, а не творение" хорошо объясняет, например, возможность встречи разных людей в одном и том же удалённом мире. С другой стороны, только гипотеза "творение, а не движение" объясняет, почему трансферт способен изменять уже устоявшиеся миры, учиняя всякие там анкаверы, повороты тока маны и коррекции структурности…

– А в итоге, – подытожил Клаус, – какой-нибудь умник посмотрит на известные факты под новым углом, и окажется, что ограниченно верны обе гипотезы, потому что истина сложнее и одновременно проще.

– Вот-вот. Соображаешь. Ладно, голубки, летите к своему солнцу. Удачи вам.

– И тебе удачи, – сказала Ари, улыбаясь. Клаус кивнул.

"забавный парнишка// //угу. Такой забавный, что читал нас обоих, как крупный шрифт, до донышка// //ну и что?// //пожалуй, ничего. Странно только, что моя суть не заставляет его отступать".

Ари повернулась к Клаусу лицом.

– Послушай, что такого в твоей сути, что ты стремишься себя принизить? Можно подумать, ты сам себя боишься.

– И боюсь, – сознался он. И добавил с запинкой:

– Меня хорошо научили, что бывает, когда даёшь себе волю… ну, я ведь уже рассказывал.

– Научили, – повторила Ари с нехорошим прищуром. По связи через тандем на фоне сияния, излучаемого её сенсом, поплыли клочковатые тени. И выпустил их на волю вовсе не Клаус. – Научили, значит… а ты разучись!

– Я пытаюсь. Уже давно. Носить в себе шейд – это, в конце концов, больно.

– Не пытайся. – Мягкая непреклонность, подобная неистощимому упорству океанского прибоя. – Просто делай.

"Угу. На словах-то всё и всегда выходит очень просто.

Впрочем… да, попробую-ка я одну штуку. Хуже уж точно не будет…" Пару минут спустя Клаус и Ари разместились в кабине двухместного самолёта – лёгкого, похожего на светло-синюю пластиковую игрушку. Нишу, где находился самолёт, от основной части ангара отделила герметичная дверь. Свистнул воздух, отсасываемый из ниши компрессорной системой гермогородка; ещё несколько секунд, и наружная створка шлюзовой ниши отошла, открывая путь в бело-голубую облачную пропасть.

"здесь высоко!// //не бойся. Ты не можешь упасть. Доверься мне. Чувствуешь?// //чувствую// //тогда – летим!" Выскользнув из ниши, самолёт немного повисел на месте – и, управляемый Клаусом, повалился в плавно углубляющееся пике. Углубляющееся. Углубляющееся. Углубляющееся…

– Ау-у-у-у! – на одном выдохе, со страхом, переходящим в восторг.

"да!// //ДА!!!" Подсвеченная заходящим солнцем облачная пена надвинулась с обманчивой плавностью, но очень быстро рванулась прямо в лицо. Свист рассекающих воздух плоскостей чуть изменился, вокруг резко потемнело – и снова посветлело. Самолёт пронизал небольшой разрыв в облаках так быстро, что Ари не успела даже ахнуть. Опять сгустилась вихрящаяся мгла… холод, подбирающийся со всех сторон…

Клаус сам себе напоминал жонглёра, в одно и то же время управляющегося с неустойчивой грудой предметов, сложенных на голове, подбрасывающего одной рукой три булавы, другой рукой бьющего в барабан – и к тому же ухитряющегося перебирать ногами в замысловатом танце вокруг этого самого барабана. Только вместо физической активности была активность ментальная. Частью сознания он цеплялся за редуктор кинестатики самолёта, управляя полётом. Другой частью он был связан с Ари, поддерживая тандем (и, в числе прочего, демонстрируя ей, как именно надо управлять самолётом). Ещё одна часть, не полностью входящая в сферу сознания, была сгустком шейда; но для блокировки этого сгустка требовались именно сознательные усилия, пусть и доведённые до автоматизма. Показания индикаторов на приборной панели, двоящаяся картина – вид из кабины собственными глазами и глазами Ари, запах пластика, пота и пыли, лёгкая вибрация, передающаяся телу через плотную обивку длинных анатомических кресел, водоворот чужих эмоций… всё круто перемешалось, всё слилось и наложилось одно на другое. И Клаус вполне сознательно углублял это смешение, ощущая себя то ли просыпающимся полубогом, то ли стремительно растущим пятном радужной плесени. …они вылетели из облаков быстрее иной пули. Из тверди неба – к тверди моря. Самолёт летел (а вернее, падал) вертикально вниз. Но очень быстро стало казаться, что он не падает, а неторопливо тонет в прозрачном, лишь малость красноватом, сиропе. Единственными намёками на скорость были свист ветра и ещё временами – лёгкие толчки при переходе от одного воздушного слоя к другому. Высотный холод отступил чуть медленнее, чем подкрался; поверхность моря из серого и шершавого листа, натянутого на огромный шар, стала именно поверхностью моря, покрытой нестерпимо медлительными волнами. Когда восприятие в очередной раз развернулось на 90 градусов и даже неопытной Ари стало очевидно, что они падают, Клаус аккуратно вывел самолёт из пике. В итоге их синяя куцекрылая машина помчалась метрах в двухстах над волнами на скорости около половины Маха. Для этой спортивной модели – почти предел.

В другой предел Клаус уткнулся внутри. И тогда, отбросив колебания, он полностью снял блокаду собственного шейда, одновременно так глубоко, как только мог, ныряя в сияющий поток ощущений и эмоций Ари.

"ну и как?// //!!!// //я рад, что тебе понравилось".

В следующий миг самолёт сбился с курса, нырнув чуть ниже. Клаус выправил полёт на одних рефлексах. И тут же, уже вполне сознательно, вычертил иглой покорного аппарата несколько крутых зигзагов и одну полную петлю.

"что случилось?// //я действительно рад! Я РАД!// //не понимаю".

Ответом был нечленораздельный вопль восторга и очередной зигзаг.

– Да что случилось-то?!

– Я вышел из тени! Понимаешь? Вышел! Всё! Я БОЛЬШЕ НЕ ШЕЙД!

– Ну и что?

Клаус лишь фыркнул, продолжая с упоением ухмыляться от уха до уха.

Действительно: ну и что? Пустячок, ага. Неужели для неё и в самом деле нет разницы, лайт я или шейд? Видимо, нет. Я ведь и сам в последнее время не особенно вспоминал о том, как страшно несчастен и как мне не терпится по этому поводу отведать зелья… незаметная такая, плавная перемена. Навык блокировки тоже поспособствовал тому, чтобы не помнить о собственном цвете. А теперь – встряска от полёта, воспринятые, как свои, эмоции Ари, и…

Выходит, я излечился. Наставница была права: шейд – это не навечно.

Ну что ж, правота – это её хобби и долг.

– Спасибо, – прошептал Клаус, не имея в виду никого конкретно. Ну, может, чуть-чуть Ари, за светлое холодноватое молчание с оттенком понимания/поддержки. – Спасибо!

По щекам текли слёзы возвращённой радости.