Анонимное стихотворство

Послание дворительное[313] недругу

Господину имя рек имя рек челом бьет.

И еще тебе, господине, добро доспею,

ехати к тебе не смею.

Живеш ты, господине, вкупе,

а толчеш в ступе.

И то завернется у тобя в пупе,

потому что ты добре опалчив вкруте.

И яз твоего величества не боюс

и впред тебе пригожус.

Да велел ты, господине, взяти ржа,

и ты, господине, не учини в ней лжи.

Чтобы, господине, мне очи твои радостно видеть,

а тебе б пожаловати та моя рожь отдати.

Добро тебе надо мною подворить,

и в такой старости з голоду не уморити.

И тебе, господину моему, недостаток своих, что проел,

животишек не забыл.

И я на тебя к богу плачюся,

что проел я останошною свою клячю.

И ты, господине, на благочестие уклонися,

а нам смилуйся, поплатис.

Милость покажи,

моей бедности конец укажи.

А дукуду твоего платежу ждат,

и я а том не тужу

и сам себе не разсужу.

А тебя не ведаю, как положити

и чем тебя одети:

шубою тебя одети — и тебе опрети,

а портным одети — и ты здрожиг,

у нас убежиш,

и людей насмешиш, а себя надсадиш.

А челом бы тебе ударил гостинцы — да нечим,

потому что много к тебе послати не смею:

и ты все обрееш,

чести не знаеш.

А мало послати к тебе не смею:

боюс тебя, сердца, ушибешся

и гостинец не приимеш.

И ты нам дай сроку ненадолго, и мы, как здумаем,

и тебе что-нибудь пошлем.

Да пожалуй к нам в гости ни ногою,

а мы тебя не ждем и ворота запираем.

А хлеб да соль у нас про тобя на воротах гвоздием прибита

А писат было к тебе не мало,

да разуму не стало.

И та пожалуй,

на нас не пеняй.

Обличительное послание подьячему Семену Горяинову

Приказщик Семен Горяинов, плутаешь,

У отписок у печатей сшивок не очищаешь,

Которые отписки к преосвященному архиепископу присылаеш,

И у тех печатей усы оставляешь.

(Знатное дело, что ты, дурак, дела не знаешь)

И подьячево Данилка, глупца, не научаешь,

Знатное дело, что ты сам, дурак, не знаешь,

Как к господину с честию подобною отписки посылают

И у печатей у сшивок усы очищают.

Да и преж сего тебе о том говорили,

И вы, дураки и глупцы, все позабыли.

А буде станете впредь так присылати,

Станут вас гораздо смиряти,

На болшую чепь сажати,

Да после того плетми хлестати,

(И твои приказщичьи усы драти)[314]

И у тебя, приказщика, у самово усы драти,

А у подьячево Данилка уса нет, ино бороду рвати.

А ся вам память на мирских сходках прочитати

И свою глупость и дурачество пред всеми обличати.

Сатира на духовенство

всем началом и паству имущим,
по божественным домом служащим
и во всей велицей и славней стране живущим,
и паки началом монашескому пребыванию,
учиненному к душевному поминовению

О пастырие и учителие словесных овец,

Поставил вас над нами общей наш создатель и творец

И повелел вам грешныя наши души пасти

И всех нас ко истинному пути вести,

Чтоб ни едина овца не погибла от Христова стада

И не лишена была бы небеснаго его винограда.

Вы есте воистинну имянуетеся «соль земли»,

Всяк убо вас сам умом своим внемли.

И паки речено есть от господа: вы есть «свет миру»[315],

Ведущий всех православных к духовному пиру.

Вы есте столпи и людем утвержницы

И душам нашим истиннии целебницы,

Всему христианскому жителницу руководители

И паки всеа земли учители.

От ваших рук цари и князи благословляются,

И молитвами вашими скипетры их утверждаются.

Нам подобает прежде самем во всем образ давати,

Потом всех людей на истинный путь наставляти.

Яко же в деянии агиос евангелист Лука глаголет,

Яко бы перстом во око колет.

Их же начат Иисус творити же и учити.

Тако же и вам подобает всем таковым быти,

По господню слову ко святым его проповедником,

В них же инем быти премудрым его благовестником,

Сице речеся, яко да видят ваша добрая дела,

Несть бо дражая на всем свете души и тела.

Все бо житие зде в сем веце аки в превесех...

И повелевает вам божественному писанию учитися,

А не воскрилием риз своих превозноситися,

И брадами и брюхами своими величатися,

И над подручными вашими возношатися.

Вы же сами доброму разуму и мудрости научитеся

И над умеющими и разумеющими гордитеся.

И паки сами доброму началу не внимаете,

И умеющим и разумеющим возбраняете;

И не токмо на них и очима своима не взираете,

Но и очеса своя от них злобою отвращаете;

И ничим их отнюдь доволствы вашими не покоите,

Токмо домы своя и чрева строите,

И токмо паки брадами и брюхами своими взяли,

А божественное писание ногами своими едва не попрали.

И великая вам, государем нашим, есть в том срамота.

Что некогда препирает и последняя чета,

И с теми говорится ничего не умеете;

И алчбы и жажды своя довольно исполняете,

И ризы своя различными цветы украшаете,

И чрева своя различными же брашны насыщаете.

И паки злато и сребро в ковчеги своя собираете

И тем владычество и властителинство покупаете,

И з детми своими и с родством на сем свете ликуете;

И всегда работаете сего света прелестные суете,

И не взираете очима нашей нищете.

Аще и вси мы, грешнии, работаем сему свету,

Да несть достойни вашему духовному совету:

Вы убо избрании на таковое дело учиненни,

Мы же, грешнии, вам учителем подручени.

А от бедных просящих уши своя затыкаете,

А божественнаго писания не вспоминаете.

И шия ваши у вас яко же у бессловесных волов зрятся,

Вся бо та от многоценных брашен состоятся,

Понеже всегда имеет брашны и пития разноличны,

Потому лица ваша у вас велми и наличны.

А персты ваши у вас, яко предилныя початки,

Приносят бо вам всех плодов земных начатки,

И паки лица ваша, государей наших, аки огнь, рдятся,

Потому умы ваша и разумы велми гордятся.

И насыщаетеся яко телцы упитанныя,

Потому же лица ваши аки чаши налиянныя.

И не весте како глаголет божественное писание —

И всем вам, учителем нашим, в наказание,

Яко не подобает учителем питатися, аки телцем упитанным,

Понеже вы последуете от бога избранным,

Сего ради повелевает токмо живота ради кормитися

И божественному писанию и святых отец преданию учитися,

И весь народ христианский из уст своих учити,

Како по божию закону православным людем жити.

Паки тем же Иезекиилем пророком изрековает,

И яко в самыя ваша лица вас называет:

И пастырие, изношу от рук ваших овец моих,

Их же дал есть мне небесный мой отец;

Аще единая овца от стада моего погибнет,

То велми гнев и ярость на вас воздвигнет.

И паки горе вам, добрии пастырие и учителие,

И многому вашему имению любителие!

Яко волну и млеко от овец моих приемлете,

И любомудрием и учением их не обемлете,

И о стаде вышереченных моих овец не печетеся,

Токмо гордостию и величанием несетеся[316],

Как бы вам ездити на тучных конех

И того ради не радите о божественных законех;

И седети бы вам на красных седалех,

А сребро и злато у вас в самых сердечных недрех.

А божественному писанию не внимаете,

Током паки всегда чрево свое насыщаете.

И хождение и блуждение ваше с преходящими,

И под руки ваша вас со страхом водящими.

Инии же пред брюхами своими едва ходят,

Того ради слуги и под руки водят,

Яко некоторых бывающих жен чреватых;

Понеже в вас много случается богатых,

Того ради обядостеся яко бессловесныя кравы.

Не воспоминаете в себе вечныя славы.

Не вемы, откуду таковое обучение взяли,

А святии отцы наши отнюд вам того не написали!

И то вам аки птинцем напитоватися

И утробами своими насыщатися,

Но токмо умы своими и разумы гордитися

И над предстоящими пред вами возноситися,

И того вам не указал господь, кроме крайняго вам смирения

И душ ваших крепкого снабедения.

Таковая вам возношения бывает от неприязни

И от конечныя сердечныя к богу небоязни.

Есть же у вас неции велми горды и величавы,

И забывают во своей сытости божественныя славы,

И на незаступных и на неименитых, яко змии, свистают,

И уста им инде не по правде заграждают.

Есть же у вам инии и добродетелно живут,

И добрым именованием и званием от людей словут.

Да немного таковых в числе снайдется, —

Всяк бывает славою мира сего несется;

Всяк бо человек в славе и богатстве изменяется

И от всех величествием прославляется.

Понеже всякаго человека богатство и слава возношает,

Нищета и убожество всякаго в конец смиряет.

Есть же инии младии на такому меру дерзают,

Того ради сами себе пищь страстей разжигают,

Понеже от пищи и покоя приходит страсть

И от того бывает на душу великая напасть.

И от таковыя страсти нехотя огнь разгарается,

И от пищи и пития похоть раждается.

А елико младии в таковый чин поставляются,

И те такожде едва от страстей свобождаются.

Такожде пищею и покоем будут доволни,

Понеже во власти своей бывают самоволии.

Весма же сия глаголет то златый языком Иоанн,

От чрева матерня божественным светом осияван,

Он всех древних святых похваляет,

Вас же яко некоих неистовых уничижает.

И паки по древних святителех с печалию воспоминает[317],

Понеже не ревнуете древним святителем,

Токмо уподобляется некоим мирским томителем,

Иже налагают на человеки бремена тяжки...

И аще сие писание дойдет до ваших рук,

И молим вы, не поставте от нас себе в наук:

Не мы на вас, святии, написали,

Но божественныи и святии отцы всем указали,

Каковым вам, святителем и преподобным отцем, быти

И нас, словесных овец, учити.

Паче же Павел на вас великий учитель,

Иже живет ныне в небе с самем Христом,

Тот на вас великий претитель учинися

И всеа вселенныя крепкий учитель явися.

Того ради не положите на нас своего гнева

И всегда держитеся духовнаго своего сева.

Сия вам не в суд ни во осуждение глаголем,

Недобро есть нам и всем ходити по своим волям.

Но подобает нам по заповедей божиим ходити

И его, творца своего и бога, во всем волю творити.

Писано же убо все к вам, иерархом, реснота,

Чтоб во всех нас была душевная и телесная чистота.

Прочее буди на вас и на нас рука господня,

Да не приидет на нас тщета никоего дня.

Еще же и во иерейский чин нам зде поставляете,

А во священныя правила не смотряете,

Яко на том, кий поставляй и поставленый, оба да извергутся;

Помилуй, господи, аще во геенну ввержутся.

И сеете всем божественное писание,

Да будет всем человеком в наказание,

И спасут своя православныя души,

И да внидет молитва их самого господа во уши.

Во веки веков, аминь.

Предисловие к книге «Лабиринт»

Сие слово двоестрочием сложено
и от великия сея книги вкратце объявлено

Сия филосо<ф>ская книга Лавиринф

Яко драгоценный камык акинф;

Яко же он аер прообразует[318],

Тако и сия книжица о житии нашем яве сказует.

И паки от изящнаго любомудрия сложена,

И от многаго писания изрядне сведена.

Сказует же о настоящем сем нашем житии.

Воспоминает же о тамошнем нам вечнем бытии.

Прилагает же житие наше к великому окияну,

И паки премногою широтою разлияну.

Еще же глаголет четверокружное наше прехождение

И всему житию нашему пременение.

Глаголет же о возвращении наших телес,

Времена бо и лета наша положены нам яко в век.

Четырми убо стихиями вес<ь> мир состоится,

Тако и тело наше четырми времени зрится,

Аще и седморичными мерами считается,

Но обаче в той же четверице живот нашь скончевается[319].

Аще ли кому по создавшего изволению смерть предварит,

То число лет живота его прекратит.

Много ж от болезней и недугов и смерти человеком бывает

И преже времени веки их сокращаются.

И паки горняя убо и долняя по божию уставлению грядут,

В них же убо дние и нощи беспрестани житие наше секут.

И яко быстрин коневе протекают,

И все житие наше пресецают.

Или яко птицы скоростию летят

И вси путие живота нашего кратят.

Тако же и часове дневнии и нощнии яко мегновении ока преходят,

В них же души наши на он век отходят,

И не вем, котории во отраду ли идут, или котории в мучителная места вниидут.

Сам создавый вся весть,

Злую или добрую воздает кому месть.

Токмо приходит нам зде смертный час,

Много бо пожинает и незрелый клас.

Тако бо от творца нашего и содетеля нам учинено,

И житие наше от младости к старости сведено.

Слатко убо и неслатко житие наше нам бывает,

А получивый благоденство едва от него отставает.

Нищета жь и убожество люто есть терпети,

Яко некогда лютую студеную зиму мнети.

Слава жь и богатство и честь радостно и весело носити,

Но не вемы, х какову речению привменити,

Понеже убо сердце и ум человечь всегда веселит

И в нищету и ко убожеству прийти не мнит.

Но обаче внезапу беда и напасть приходит,

Понеже некогда слава и богатство отходит.

Того ради таковии впадают в зелныя скорби и печали,

Не мощно бо никому избыти от божия фияли.

От таковых печалей многим и смерть случается,

Понеже славы и богатства своего лишаются.

Люто убо есть, воистинну люто таковаго своего презвания отпасти,

И в бесчестие и в поругание впасти.

Того ради, яко же и преже варив рех, и смерти кончаются,

И паки не вемы тамо како от создавшаго вся посылаются.

Воистинну сей свет скорби и печали исполнен,

Яко некий ров плачевныя воды напол<н>ен,

Ю же бедно и горко пити.

Тако же кому в нищете и во убожестве все житие препроводити.

Подобно же тому, кому богатства и славы своея отбыти

И в нищете и во убожестве жити.

Инем же в болезнех и в недузех вес<ь> живот случается скончати,

И на всяк день яко живым умирати.

Аще ли же многим случается во здравии и во благоденствии жити,

Обаче во время прилучно скорби и печати не избыти.

А иже в болезнех и в недузех живот свой препровожают,

Те паки на всяк день живы умирают.

Инии же вышереченную ону нищету почерпают,

Те аки в велицем мраце дни своя прекрачают.

И паки вышереченнии они богатии богатства и славы своея отбывают,

Много ж и напрасныя смерти приимают.

Что ж<е> еще о богатых будет рещи? —

Токмо к настоящему слову притеши.

Еще же имеяй богатство зелными поп<е>чении попечется,

Да и слава и богатство от него не отведется.

И иными многими своими винами человецы пекутся,

И того ради от горняго жития доле несутся.

О них же не достанет ми лето зде написати,

Сама сия настоящая книга о всех тех будет сказати.

Обаче вся суть, по реченному, не вечна,

Едина будущая слава, та — превечна!

Аще кто весма ея желает,

Тот вся земная презирает.

Нищету жь и убожертво кто со благодарением терпит,

Ведомо есть, яко нетленный венец от Христа получит.

Тако же и в болезнех и в недузех страждущий,

И хлеба и воды жаждущий:

Аще со благодарением терпят,

Таковии вящий венец от Христа бога получат.

Поистинне житие наше яко коло обращается[320],

И яко корабль в самом сем поре волнами разбивается.

И паки многомятежный суетный сей мир,

Яко суетный нелепый пир.

В нем же во время пиянства друг друга поревают,

И разумнаго своего устава всяк отбывает.

Зло убо есть, воистинну зло любострастное наше тело,

Пресекает бо всегда всякое духовное дело,

И паки выну ищет своих си потребных,

И не поминает будущих и страшных словес судебных.

И тако вси человецы аки во тме шатаемся,

Аще и не чаем смерти, а х концу приближаемся.

По Соломону, суетни вси человецы зовутся,

Понеже всегда аки во мраце мятутца.

Овии убо трудом причащаются.

Инии же в трудех их покою наслажаются.

И тако вси удаляются от создателя своего и творца,

И забывают последняго своего конца.

Тем философ в лепоту житие се ни во что же полагает,

И х колеблющему морю привменяет.

Да и святии отцы вся красная мира сего ни во что же вмевиша,

И житие свое постом и жестокосердием препроводиша.

Тем и творцу своему и богу угодиша,

И нетленныя венца от него себе получиша.

Того ради подобает всех святых отец писанию и сего мудраго философа учению внимати,

И не вседушно к настоящему сему веку прилежати,

Вящее выну ум свой и мысли к богу вперяти,

И царьство небесное себе помышляти.

Обаче сей настоящий век и до гроба человека льстит

И яко некоею уздою всех нас содержит,

Дондеже, пришед, Смерть вся посечет

И когождо в рай или в муку отъслет.

И ничто же потребно в жизни сей, еже богу угодити,

И с ним, творцем своим, во веки жити.

Тем подобает сию книгу прочитати со вниманием

И со всяким благоразумным разумеванием,

Понеже в ней все то житие наше обновляет,

И всех к царьству небесному итти понуждает.

И того ради от философа сложена премудрым вымышленней

И паки глупостным и дивным разумеванием.

Ты же, истинный рачителю[321],

Паки всякаго божественнаго писания любителю,

Понудил еси нас сие писание сложити

И пред твоима очима предложити.

Мы же послушание пред тобою сотворихом,

Елико мощно, тако и счинихом.

Ты же внятелне сие себе прочитай

И будущего века отнюд не забывай.

И тако избудеши вечныя тоя муки,

И ничто же ти успеют противныя духи.

Вирши, или согласныи стишки о человечестем естестве

Родится человек на свет,

яко птенец, ничего не весть,

разве сосце матерне, ссавше, снесть.

Егда в возраст приходит,

не скоро в совершенный разум входит.

К сего <света> светлым вещем прилепляется,

смаковавша, в них уплетается.

Аще з млада в божественных поучится,

от лукавых дел отщетится.

Наука злый налог ломает,

от обычая злаго свобождает.

Писание святое его наставляет,

от искушений избавляет.

Воспоминает собе суд и муки,

абы не впасти врагом в руки.

Аки уздою себе востязует

и налог аки ножем отрезует[322].

Не имеяй страха божия в себе,

внезапу погибнет во гресе.

Страх божий его наставляет,

аггел хранител не отступает.

От силы в силу пойдет,

великих вещей дойдет.

Открывает бог свою тайну,

во пришествии Христове увидит явну.

Сам в собе познавает,

никому ея не открывает,

понеже искушен быв

и, яко Иев, врага посрамив.

Во искушениих разум остреет,

в разтленном житии сверепеет.

Разум яко царь на престоле седит,

душею и телом рядит.

Инаго человека разум простый,

другаго быстрый и острый.

Разумный всяку вещъ разсмотряет

и ко благоугождению божию усмотряет.

Божии созидают,

миролюбцы разоряют[323].

О, колико градов, церквей запустеша,

понеже истины держати не восхотеша!

Бог многии казни наводит,

низ долу беззаконных сводит.

Безумных мудрость вся на языце,

будут в беде велице.

Которыи неправду вещают,

праведнаго неповинно осуждают,

тии на горшее успеют,

по мале нечого не вожделеют.

Будут связаны по рукам и по ногам.

А чтоб не досталос и нам,

языцы их будут молчати

и ничого никому вещати.

Вытягнут изо уст на локоть,

и кожа будет на теле покать.

Много языком иный вещает,

но люди речей его не слушают;

аки кимвал или медь звенит, —

сам собе и языку досадит.

Разумный немного языком вещает,

все смиренномудрием совершает.

И се добр разум содержит,

егда от бесов убежит.

Стерегут бо восходу на небеса

и того, что творил и чюдеса.

Аще Марка Фраческаго[324] душу удержали,

мы чтоб болшаго не пострадали.

Тогда горких нужд избудет,

у Авраама и Исаака, и Иакова[325] пребудет.

Тамо несть печали, ни воздыхания,

ни и о имени ях снискания.

В велицех домех много сосуд златых и сребряных,

древяных и глиняных:

ов же — в честь, ов же — не в честь,

не всяк о сем увесть.

Златый и сребряный на праздник поставляют,

а в иных свиней и псов накармляют.

Человек в чести сый, сам о собе творя неразумие,

от невоздержания облечеся в безумие.

И в великих людех прадумка бывает,

понеже неразсудие начинает.

Ляхове в чюжую землю ездят разуму учится,

руские же прироженым вещают — и лях удивится!

Оныи глаголют: добро и<в> пекле

при готовом тепле:

дров не будем купить

и одеждею тужить.

Нужно, тако три дни пребудем,

потом як<о> родныи братия будем!

Нас, православных, господь да сохранит,

одесную себе поставит.

Христе царю, сподоби получити,

в твоих обителех быти.

Сказание и написание к разумным,

яко не подобает мудраго разума преподавати
безумным,
також — гордых и величавых учити
и любомудренное учение напрасно губити

И паки не достоит небогатому и смиренному с таковым знатися

и убогому з богатым тягатися

в тогдашних и нынешних вецех, еже не во оранную землю семя сеяти

и чистую пшеницу во плевелы веяти.

И паки несть подобно злато в гряз<ь> пометати,

также и неразумным мудростное учение преподавати.

Таковии бо добрый разум ни во что полагают

и яко свинии бисирие ногами своими попирают.

Подобно же тому гордых и величавых учити

и любомудренный разум напрасно губити,

еще же — и самому себе осрамляти

и яко злому супостату корысти давати;

понеже таковии убогих неразумно гордят

и ушесы своими слышати от них не хотят.

Аще и велми умно и разумно убогий глаголет,

гордым же гордости их аки копией колет.

А убогому и безыменному уста заграждает,

аще сам и ничесо же не знает.

Есть же инии, лукавии, в той час тайне в себе сокрывают

и убогаго в то время осуждают,

просто рещи, и много лают,

и словесы своими аки камением побивают,

яко истинну им изрече

и всем им глаголы пресече.

Обаче паки последи пред инеми сами себе похваляют,

а убогаго в то время не воспоминают,

и глаголют, яко не от иного или оного убогаго прияхом,

но от того или оного именитаго и мудраго взяхом.

Или рекут: и сами много разумеваем

и божественнаго писания много знаем.

И разумных, и умных обесчествовают

досадителными словесы, аки копией в сердце прободают.

Есть же инии, блядивыи, обычныя четы,

аще и не имеют в себе умныя остроты,

обаче во уме своем гордятся

и много разумети мнятся.

Того ради и несть потреба таковых учити

и добрый разум туне губити.

Аще повелевает всем независтию дар божий даяти,

обаче не достоит же его напрасно аки бисера на землю просыпати;

срам бо есть от благоразумных,

много паки досады приемлют мудрыя от безумных.

И сам господь глаголет: не сыплите бисер пред свиниями,

да не попрут их ногами[326], —

яко же и выше о том речено,

и зде глаголем неотменно:

хотящим же и просящим нелестно достоит даяти,

и не повеленно никому же даннаго от бога таланта скрывати;

аще кто скрыет, осужден будет

и вечных мук едва избудет.

И паки любомудрых мужей речение

яко некое речное течение, —

и яко не состоится убогому з богатыми и славными знатися,

но и паче подобает от них удалятися

и дружбы с ними не имети.

Подобает всякому самому себя зрети

и по силе своей бремя нести, —

срам убо есть не по силе в дом свой гостя ввести.

Аще и повелевает всякому богатому главу свою поклоняти

и нужных потреб — пища и одежди у него прошати;

то добро есть тако творити,

обаче паки достоит от них далече быти,

понеже паки они убогими гнушаются

и нравы и обычаи своими от них отвращаются,

и глаголати, и советовати с ними ни о чем не хотят,

зане многим изообилием кипят;

и учитися от них не требуют,

токмо всегда ими требуют;

и бывает от них сердце высоко,

и от неимущих и убогих отстоит далеко.

Еще же некогда яро и неусумненно на убогих взирают,

много же и очи свои от них отвращают

и не внимают их реченным глаголом,

аще вопиют к ним великим гласом.

Тем подобает всякому свое число лобзати,

комуждо свою версту знати

и паки сознанием от богатых далече быти,

понеже и не мощно волку со агнцем жити;

такожде и убогому з богатым,

яко же безрогому волу с рогатым.

И паки богатому мудрость не в нужду,

понеже творит ю себе яко чюжду:

полон бо есть и доволен во всем и бес тово.

Но любому дренному же словеса и разум, и учение — паче всего.

Ныне же паки богатый и славный всего того не требует,

токмо паки и разумным нищетным требует.

Того ради не всяк богатый мудрости учится,

токмо на всяк день во изобилии своем веселится

и прибытки к прибыткам причитает,

и ум его суетен бывает,

и многую мудрость ни во что вменяет,

токмо сребро и злато почитает.

Тяжело убо есть, воистинну, противу рожна прати,

такожде без божия милости кому честь в людех искати.

И сему писанейцу счинен конец.

А творящим всегда добро спеется от бога нетленный венец.

А прочее будите покровени десницею херувимскаго владыки,

да причтет вы со избранными своими лики.

Во веки, аминь.

Предисловие к Хронографу 1627 г.

Предисловие сказаний дво<е>с<т>рочное
согласие
любомудрию читателем

Дух, иже пророки к людем вещавый,

на апостолы той же ко всем глаголавый,

сокровенная неведущим открывая

и по обетованию тех научая,

яко и всем премудрости ся их дивити

и противящымся заущеном быти.

Той же и ныне действует, яко же сам весть,

своим созданием ум человечь не весть;

ныне же убо и нам преславно явися всемирная радость,

всесветлых писаний неизглаголанная сладость;

аще бо и сокращение некая изъявляя,

но удоб<о>разумна быти в них представляя,

источник премудрости изливающе

и внимающих всех прохлажающе.

И елицы любители тех бывающе,

и от словес желания не престающе,

от златых струй сих усердно почерпите

и яко от живых вод себе прохладити.

На чашу сию усердно ся стецете

и от нея с веселием почерпете

в душы жаждущих учения прохлажение,

преславныя сея книги похваление,

выну ея в руках держаще

и яко премудрии зело ея блажаще.

ПРЕДИСЛОВИЯ МНОГОРАЗЛИЧНА

Предисловие к «Шестодневу». Василия Великого. ГБЛ, ф. 173, I, № 32, XVII в., л. 8.

Предисловие к «шестодневу» Василия Великого

Солнце светлостию своею аще и всю тварь озаряет,

сия же писания вящше того всех человек неведение разрешает.

О сотворении всея твари премудраго хитреца толико,

небес удобрение и земли украшение быти колико.

Вся же суть владыка словом точию творяше,

но и самыя превышшия вой аггельския чины устрояше,

тмы тмами служащих неисчетно

и тысяща тысящами предстоящих неизреченно.

Не требова содетеля, ни советнича верна совета,

человека же аще и бренна не созидаше ни едина без совета.

Прочая же, ум имея, кто да разумевает

и елика дух святый свыше дарова да познавает,

сим писанием испытно внимая умудряется,

такова великаго светилника словесы луч озаряется.

Несть мужество без подвига ратоборсска бывати,

ни сил крепости без искусу верне познавати.

Не тако воин уготовитися на брань без трубнаго гласа может,

тако и недоведомая кому уразуметися в чем возможет.

Аще неучения бремя весть кто на себе содержати,

и книги богословныя разума блага и не будут преподавати.

Несть воин храбр дивне тако бывает,

которой на рати зелне распалаяся побивает.

Но той вящши иже своих повсюду от неприятеля укрывает,

в любомудрецех же от божественных писаний ни в чем не скрывает.

Яко же сей великий светилник от своих писаний справ,

всяк вид о тварех подробну нам истинне описав.

Бездны и тмы ту сказуются како бышя,

дух иже ношашеся верху вод писания явишя.

Аще и самыя бытеиския Моисеовы книги сказуют[327],

о сотворении всего мира верне нам показуют.

Но несть тако, яко же речется, разумевати,

чтущий же сия и оная писания весть той истинну разрешати.

Прочая же суть книги о своем существе каждо единословит,

сия же о сотворении всея твари изящне многословит.

Юже и породу райскую проходити нам собою изглашает,

и право ступающех путем царьским тоя не лишает.

Всеми же образы благих дел всех подвизая,

како скоряше, не почивая, тещи горних подвизая.

Высокопарными тамо крилы возлетая,

оного князь века сего мытарства пролетая.

От добрых же детелей в начале сия книга являет,

аки некое велие сокровище на селе всем объявляет.

Им же содержится в нас тем вся благая,

и не успеет сим ничтоже вражия коварства злая.

Постом целомудреным предлагая нам

освятити сего, сказует. Или освещаемся им.

И тысящами ублажает от неправд воздержащихся,

паче нежели з злобою суть постящихся.

Ничто же бо тако крепне благочестие подтверждает,

яко же молитва и милостыня чествицу к богу водружает.

Сих крыле обоих имея, на высоту возлетает

и прах прилепший к ногам злобы удобно отметает.

Адам во области всю землю име,

изрядное обиталище райское и владыческое себе.

Навета же злобы ослушанием того себя лишает

и преступлением же заповедей раискаго селения погрешает.

Нам же всем буди едино о Христе селение,

вечных благ заповедей того сохранение.

Предисловие к Истории о Варлааме и Иоасафе

Блазненно есть и бедно плавати морскую пучину,

со водворяющей же ся в пустынях вящьши спасаются в таковых чину.

В тихих бо пристанищах народы всегда почивают

и покоя от духа тамо всячески приимовают.

Корабль обременен множицею управляется в плавании ветры.

державу же величества и навышшу стяжав ничтоже без веры.

Аще и диадиму царскую кто на себе имея,

в нечестии же бывшему, вся ни во что преимея.

Что возбраняет кому в селении мирном почити

и в добрых детелех по бозе до конца пребыти.

Увы прелести, како не бежиши мира,

яко же от ближних царева порогу Авенира.

Не от державствующих ли бе и царския степени бяше,

наследник благородственый, отча достояния имяше

царевичь Иасаф, истинне рещи, достохвалныи попремногу,

иже от нечестия отца своего Авенира уклонися помногу.

Аще и в полатах воспитан бе аки невкоем затворе,

со всяким хранением и веселии неисходиму быти и в притворе:

да не зрит око его ничто же пристрастное света сего,

ниже печално что, или стара и скорбна кого.

Случися ли шествующу Иасафу внезапу видети,

два мужа престаревшася от мног лет быти,

изморсканым лицем и горбата суща,

паче же и мышцы расслабленны имуща.

Печалию многою уязвися о пременении жития сего,

честь же и славу ни во что меняше царства своего.

Упражняшеся ли Иасаф в таковом сомнении всегда,

не оставляше его содетель в призрении никогда.

И наставник спасению его и учитель к нему предпосылается,

из Синаридския пустыни во град пришед, чюдне обсылается.

Пестуну его, Зардану, преподобный Варлам купцем сказуется,

из далние страны пришед быти, оказуется,

и камык[328] у себя честнее всего и дражае глаголя имети,

и сим царевича дарует, аще его возможет видети.

По многих же претителных словесех з Зарданом борзостне

входит в полату Варлам к царевичу дерзостне.

Ему же от беседований своих премудростне некая сказует

и притчею еуаггельскою камыка безценнаго Христа показует.

Даже и веру сим попремногу уловляет

и крещением того, духовно порожая, обновляет,

доволно же премудрыми своими учении и от притчей приводяше,

и вся подробну от божественных писаний ему сказоваше.

И правило веры постнаго воздержания ему вручив,

мнишескаго образа благолепия предание поручив.

В пустыню свою паки Варлам ис полаты отходит,

аки пастыр некий, заблуждынее овча обрет, исходит.

Скорбяше же зело Иасаф о разлучении учителя своего,

иже той един в полате сир оста без сего.

Тмами выну боряся с прещении отеческими,

и злохитрыми того козньми всяческими.

Люте паки подав совет Февда царю Авениру,

иже от сего бывает падение всему миру.

Избранных девиц красотою повелевает ко Иасафу ввести,

да сим пленит душу его и от веры Христовы может отвести.

Вся же сия он силою божиею одолеваше

и сопротивныя духы весма побеждаше.

Познав Февда волшебная своя хитрости тщетны,

уклоняется от нечестия в щедроты божия неисчетны.

Уверився от Иасафа яко той владыка и господь кающихся приемлет,

оставив своя вся неподобная дела, и пустыню восприемлет,

царевы же маловременныя место славы, рещи, и чести,

желая вечныя, в поте трудов бе и слез яже не исчести.

В печали же бывшу царю Авениру сущу,

яже и богы своя, и премудрыя вития ни во что имущу.

О таковых случаех изумеся царь Авенир и, сетуя,

созва ближних своих, приступник наветуя.

Да советы многия о сыне его наричют ему,

что сотворити весть он отец сему.

Арахия же сказуется, раду полезну подав царю,

еже сим последи вси улучают света зарю.

Во отделение царства и градов советует ему дати

сынови своему Иасафу, во область особь преподати.

Еже тако обще всех и посполито радою бысть[329],

даже и держава его царственная благоденственна пребысть.

Умаляшеся ли царство и дом отца его оскудеваше,

применен же и царь тоя державы, Авенир, нечестием бываше.

И сего ради восписоваят, молит и просит верне

возлюбленнаго своего сына, еже быти и ему с ним благоверне.

Приим же Иасаф писания, в ложницу свою входит,

и, пад пред содетелевым образом, слезы излияв, исходит,

и в царство отца своего тщателне путь подвизает,

его же отец слыша издалеча грядуща, срете, облобызает.

И праздник ради сына пришествию его достолепне торжествует.

Поверже кумиры полаты своея, и к тому им не жертвует.

И церкви вместо капищ повелением сего устрояются,

царя же самого архиереи огласив божествене состраяются.

Сын отцу родитель крещением бывает,

да в породе жизни вечныя и той пребывает.

Таковая улучает верою и крещением царь Авенир,

ему же удивляется от благочестивых весь мир,

аще и тмою преж неверия велми был одержим.<...>

И паче всего о содеянных своих болезненно поскорбе,

иже в нечестии живыи о сем люте воскорбе,

край смерти на ложи царстем лежа на одре

и любезнаго своего сына зря при своей царрьстей бедре,

слез источники от сердечныя пучины, проливая,

и плачевныя потоки, аки реки мысленне изливая.

Нападшую же сицеву душевную печаль Авенира царя

облегчаше сын его, Иасаф, изнемогающа зря,

словесы утешителными воспоминая во всем:

«Вскую прискорбен еси, честный отче, о сем.

Не одолеют бо греси обращающагося к богу

и кающагося кого от злоб по премногу».

Воздав же благодарения царь Авенир всех владыце

и простер руце свои в покаяния пути толице:

«Владыко, человеколюбче, — глаголя, — прииме дух мой!»

И сия рек, царь Авенир предает дух свой.

Чюдно погребение Иасаф родителю своему творяше

и к будущим, простираяся, тещи, не почивая, скоряше.

От гроба же отца своего седмь дней не отступовая,

и не бе что вкушаше, ни покоя соннаго приимовая.

Умилен бе таков позор зрети,

слезами землю моча точию имети.

Стяжания же богатства требующим разда

и вся сокровища до конца изда.

В четыредесятый же день отча смерти

память ему творяше достоиныя чести.

Созва старейшины вся и люди градския,

седе на престоле державы суть царьския.

По обычаю же глагола всем вслух,

яко же усты его вещаше святыи дух:

«Се отец мои, царь Авенир, жития сего отиде,

яко един от нищих от державы своея изыде.

Ничто же ему с ним последова от сущих,

ни царьская слава и степень величества имущих.

Его же ни аз, возлюбленный его сын,

и никто же от прочих ему друг сим

помощи тамо удобне может

и от ответа суднаго изяти возможет,

но точию деяния чия какова будут,

таковы едины помощи во всех пребудут».

Послушати же паки всем повелевает,

кто при ево державе не пребывает:

«Друзи и братия! Людие господни, наследие святое

и священие царьское того пресвятое,

их же кровию своею честною

и смертию Христос бог нашь искупи пречестною,

древняя прелести избави нас

и от работы противнаго похмилова вас.

Сами весте выну мое житие,

отнели же Христа познах наше бытие,

раб ему сподобихся быти

и тому единому верою правою служити.

Все бо мое желание будущего жития,

един ко единому усердно тещи оного бытия,

безмятежною душевною тишиною

работати владыце моему истинною,

тем и благодатию божиею не всуе трудихся,

ни тщетны дни имея, иже в них родихся,

не точию же рождьшаго своего искрения сотворих к богу,

но и вас всех того содетеля уведети попремногу.

Время ми уже есть извещенная

делом к богу совершити обещанная.

Вы же убо ныне смотрите, еже царьствовати кому,

совершенно в воли господни пребывающим к тому».

Слух же о избрании новаго царя произыде во вся роды,

возмущаше абие повсюду вся народы.

Моляху прилежне Иасафа, с клятвами утвержающе,

на степени отца своего царствовати подтверждающе.

Той же, владыки их наследник, милостивне вещав,

сотворити им по прошению их обещав.

Отпустив народы, единаго от князь в полате удержа,

иже всех во благочестии жительства лепоты обдержа,

Арахия сказовашеся от писания предиреченнаго,

особ сего поим Иасаф до места уреченнаго.

Тихо глаголаше ему, понеже бо зело любляше его,

и царства бремя содержати налагаше на него.

Оному же отрицающуся всячески сего,

и, видев его, Иасаф уклоняющася от всего

преста от таковы беседы скоростию;

и поздно нощию пишет епистолию борзостию

ко всем людем, посполито, премудростию многою,

како жити подобает християном правостию премногою,

и не иного прияти на царьство, точию Арахия суща,

и в ложницы своей оставль писания имуща.

И, всех утаився, из полаты изыде.

Утру же бывшу мятеж и плач во всех произыде.

И скоро вей на взыскание изшедше,

и, ищуще, в потоце едином обретше.

О отхождении тому от царства понося,

Иасафу же всуе трудитися, их словесы износя.

Возвращается ли с ними до полаты, в державство

устрояет им — Арахия на царство.

Доволно же царя всячески наказав

и путь себе в пустыню сим показав.

Болезненою душею Арахия скорбящу,

о разлучения сего, аки лву вопящу,

народу всему кричащу о нем владыце,

неутешно плачющим в тузе велице.

И далече шествующу из града сим

вси последоваху ему в путь с ним,

донелиже нощныя тмы насташя,

владыки своего, Иасафа, отсташа.

Грядяше же той, аки от далняго пленения

и во свое отечество идыи без сомнения,

оболчен внеюду в ризы обычны,

внутрь же власяныи руб имея благочинныи,

его же Варлам в знамение спасенаго пути подаст,

свою же царскую одежду Иасаф убогому отдаст,

вшед в дом крова почити, странствуя того,

и оттоле управляше путь пустынныи сего.

Иже и страшилищами своими многими

озлобляше того диавол мечты премногими,

различие же боряся, в сицевых суще

едину точию стяжати помощь на бога имуще.

И того благоволением пустыни Синаридския достизает,

и учителя своего Варлама обрести постизает,

мало же бе тому от солнечнаго жжения познаваем

и от прехождений долговременных лицем потусневаем.

Иасаф же добре учителя своего познавает

и Варлам по молитве и собеседии трапезу представляет.

Радостне пустыни тоя пища наслаждался

и по сих на всенощныя славословия подвизайся.

И толико Иасафу в трудех приражатися,

яко и самому учителю его дивитися.

И вкупе дивную жизнь паче человек живяше,

и отшествие свое Варлам к богу когда познаваше:

Варлаам беседует с Иоасафом. Фронтиспис кутеинского издания 1637 г. Истории о Варлааме и Иоасафе.

«О возлюбленный Иасафе! — глаголя, — видех бо тя

отриновена от мира и от сущаго в мире, паче всех тя,

В сей ти пустыни подобаше быти

и по моем отшествии присно жити.

О страдании же постничестем не устрашися,

ни долготы лет в подвизе не усумнися.

Мое же тело покрыи землею и перстию

и пребуди на сем месте духа кротостию.

Спасово слово возложи на ся яко щит,

иже нас ради убог сотворися, богат сыи, — той защитит.

Кая бо наша благодать подобна,

яко за раба владыце пострадати доволна».

Плачется же Иасаф, послушая всладость от писания,

плачется горце о разлучении сего наказания

и молит учителя своего, по искусу духовному вещая:

«Что ради, отче, ищеши себе единому сущая,

а не искреннему купно с собою.

Како могу ралу читися с тобою?»

Кротко же учитель его глаголет к нему

и тихо паки вещает к сему:

«Несть должни есмы, чадо возлюбленное, быти

суду божию противны себя имети.

Аще и много о сем молитися ведех,

и ненудима владыку к сему видех,

яко несть на пользу купно наша отшествия тамо,

дондеже светлым венцем увязешися о намо.

Да равен явишися понесшим тяготу дневную

и паче всего презревшим славу земную».

Прискорбную же Ийсафову душу Варлам утешаше

и к братии своей некоторым посылаше,

да принесет пречистых Христовых тайн сущих,

и приимет безкровныя жертвы от святыни имущих.

Преподобный же Варлам приобщися сих,

и Иасафу подав приятием касатися всих,

и глагола ему: «Се гряду в путь ко отцем моим,

от него же никто же не может избыти течением своим!

Ты же о Христе веселися, на благое тщася,

яко земными изменити вечная потщася.

Се приближается мзда дел твоих

и богату ти свыше подаст от превыспренних своих».

И сими учении Варламу ко Иасафу беседующу,

невоздержанными слезами всю нощь пребывающу,

и моления всех владыце простирая,

и о Асафе общекупно с собою воспоминая,

в вечныя кровы вселитися самому моляся,

и власть имыи Иасафу одолевати враги боряся.

И сим тако всем речением в молении бывши,

предает дух свой Варлам, добре пребывши.

Дивне Иасаф учителю своему погребение творяше,

и близ вертепа духовнаго отца полагати устрояше.

Предъседяш ли той, плача у гроба его,

чюдне во откровении видит учителя своего

посреде раискаго изрядна обиталища быти,

тамо возжделе удобне Иасаф вкупе с Варламом жити.

Воспрещаше же ему и глаголя не бе быти сему время,

иже содержа от земных на себе еще бремя.

Ни о сих тако печалию Иасаф уязвляшеся,

елико, виде отца своего венец, чюжашеся:

равен с своим подвигоположническим быти,

не трудись тако в подвизех постнических со святыми улучи жити.

Убудив же ся Иасаф от сна и дивися о сих,

и жесточае пощение по отшествии Варламове стяжа по сих.

Считаются ли зде времена и лета его:

пяти на десяти лет остави степени царства своего,

в подвизе же постничестем той тружашеся,

тридесят пять лет на миродержца брани вооружашеся,

со многими духи неприязнеными боряся,

и, уразумев свое отшествие, пред образом владычним моляся.

И по скончании молитвы руце на небо простер,

и мысль свою всю в горняя селения распростер,

ко господу от мира, предав дух свой, изыде,

Сего слава в некончаемыя веки во благих произыде.

Предисловие на еретики

Мира сего область искушение суть дияволе,

И сынове его века в злобе пребывают боле.

Люте же паче всего от еретик погубляют благочестия веру,

Онеи же истязани будут крепце за таковую меру.

Символ православия бе великий Рим[330],

Тою богомерзскою ересию падеся зрим.

Иже бо днесь все отступники в нем пребывают,

Всячески же на свои прелестные басни уповают.

Богоборное ли суть жидовское племя,

Умолчати кто имат тех нечестия семя.

Древле во идолослужении и кумирстве бывше,

И кров завета Христова с славою и чюдесы того поправше.

Разумна ли бе таковых бышя злочестия,

Ариянскою ересйю огторгъшеся от благочестия.

Бога познав и творца, всех владыку,

Отступити от правоверия потом народу толику.

Море мысленое тех соблазн оттуду разлился в весь

Сих душепагубных Мартина Лютора и Калвина учения[331] и доднесь.

В Германских странах крепце содержащих,

О них же суеумне мняв благочестия быти состоящих.

И имеяй ум да разумевает верне таковая,

Молюся вам, благочестия рачители, ведети суть каковая.

Глагол внимати испытно божественнаго писания,

О нем же кто упражняется добре от многаго снискания

Сих любезне всяк в вас да поощряется,

Поелику же дух святыи свыше дарова сим умудряется.

О благочестии противу хищник и волков стати вооружаемся,

Дерзостне о бозе обличати тех всячески понужаемся.

Иже не породився водою и духом како наречется верен,

Аще и паче всех добродетели творит и той несть благоверен.

Елика же лукавнаго врага писания сказуют во святем его,

Разсея паче многобожие повсюду идолослужители сего.

Единоначалия правыя веры и закона християнска не познавше,

Тщетою же мнози и бога познав благочестие поправше.

И повсюду в правоверных велия воздвигоша ратоборства,

Царей бо самых и владык возхити дух иконоборства.

И того ради от божия державныя десницы люте поражени быша,

Даже и царства велиции за нечестие мнози под солнцем погибоша.

Аще и всячески от бога наказани бывают преступницы в своей особе,

Паче же гордостию и высокоумием подтвержаются быти в злобе.

Онеи бо издавна извыкли ересию подтицати всюду,

Суеумцы суть еретицы простираются паче на нечестие повсюду.

Раб есть греху аще и тмами на главе венца имат,

А пребываяй в благочестии и творяи волю божию сего боле что имат.

Мира християнска благоверен с нечестивым никогда не сочетается,

Яко да православие сим николи не повержается.

Твердостию ума вещается всяк глагол благочинен,

Сонмищу же нечестивых приобщался несть кто доброчинен.

Явная надежда всех предлежит благочестие

И сего ради искореняется повсюду пагубное нечестие.

Истинна бо всегда пред лицем льсти стати не устыдится,

Своя же тамо глаголати и действовати всяко не усрамится.

Кто от благочестивых не произносит благаго славою подобнейшею,

О поправших же веры и закона не поболит душею.

Рачително внимайте сему и разумно, либимицы,

Еже добраго пастыря овчята и двора его питомицы.

Не дати волком и хищником входа во ограду,

Яко да улучает всяк сим свою отраду,

Твердо тех словом божиим яко оружии острыми прободаем,

Самыя еретическия полки сим усердно прогоняем.

Яже и до конца всех ратовати их Спас нам повелевает,

Да един пастырь и едино стадо выну пребывает.

Предисловие двоестиховно или двоестрочно

сочинено
любящих ради божественная писания проходити
и в них удобне разумевати, скораго ради познания
существа многопретелныя сия и благословныя
книги:
великаго светилника Григория епископа
Амиритскаго
стязателства с законоучителем июдейским Ерваном

Проповеди благочестия конца вселенныя обтекают

и слухи благих вещаний вся страны изтекают.

Несть ничто же тайно еже не разумеется

и многими времены аще что обветшало не проповедается.

Помрачается ли убо благочестие долговременствы,

паки изъясняется от писаний многолетствы.

Содеянная благая како где не проповесться

и на кровех повсюду истинными богочетцы не исповесться.

Тма ли когда таковых обияет,

иже в свете кто выну обитает.

Ритор ли и философ пребывая в нечестии всяко,

сии погибают присно люте тако.

Верованием добре просвещаются душею,

живущий же в злобе промрачаются суть душею.

Труба уготовляет воя на ополчение бранное,

поборатели же по благочестии имеют дерзновение невозбранное.

Како забвению предати возможется таковая,

в прениих зловерия противу благочестия каковая.

Во Амиритстем граде попремногу бывшаго

и никто с православными тако стязания не имевшаго,

яко же сей многоведящий от законных писаний,

июдеянин самый Ерван от противных своих сказаний.

Аще не бы такова премудра светилника,

противу сего дарова Христос апостольскаго сопрестолника.

Не бы тако Ерван уверитися от прочих мог,

не разрешив пророчеств и самого владыки показати не возмог.

В твердости бо велицей аки столпа того имяху,

июдейския непокоривыя народы сим бяху.

Уповая же всяко тщетно надежи своей погрешают,

точию вящши всех злобою своею согрешают.

Негодованием же Ервану о Сионе и Ерусалиме люте пребыти,

яко слыша от архиепископа на небесех сим быти.

А неземных точию славою бог почитается,

но вышняя митрополия то Ион[332] и Ерусалим читается.

Прочая же нижние области различно суть изглаголаше,

и недостоинством всячески тех огласоваше.

И думею глаголя в погибели стран иноплеменных,

не бывших чады крещением пороженных.

И Египет в потребление всякого греха суща,

тако от пророчеств разрешение имуща.

Во християнех же самех верно сказуя Сиона и Ерусалима,

яже и точию сих быти во единых вселима.

Аще же и многословесен бе и коварен Ерван,

и нырищами своими во ответех угнеждашеся аки вран.

Недоумеваяся той множицею в глаголех богословных,

и познав правая не хотяше умолчати от своих суесловных.

Мерзость бо запустения того совесть утвержаше,

и всячески в злобе неверия быти подтвержаше.

Но истинна самая силне того к благочестию привлече,

и веру и крещение с прочими Ерван на ся навлече[333].

И сокровенная от века в бозе да явится в сих сказаниих,

иже не бе тако повсюду обрящется в писаниях.

Обременена ли бысть сия книга в прении многоречием,

да к православию он законоучитель июдейский притечет краткоречием.

И познав таинство суть единосущныя Троица,

увесть, како милосердие владычне изливается на род християнский и строится.

Предисловие Песней Песнем царя Соломона толковым

Премудрость по имени явленная есть,

и не всяк пределом ея касатися весть.

Пути бо ея велицы и строптиви и силнии ими шествуют,

иже мерила ея от превысоких кому поспешствуют.

Та едина престол свой в вышних утвержает,

и любящих своих с собою на нем водружает.

Та всех попремногу в горнем селении обогащает,

от неимущих же еже имеяй что мнит ся и то сокращает.

И сего ради многоведцы от писаний испытна вся да внимают,

и сокровенная суть от века премудростная да разумевают.

Та бо с велиим прещением всех к себе созывает,

и ищущих тоя усердно нетуне призывает.

Приступите бо, рече, ко мне и просветитеся,

и лица вашя не постыдятся и не посрамитеся.

Приступите же по реченному зело к сим настоит,

и к таковым глубинопремудростным сказаниям достоит.

К пределом же рещи Песней Песнем да покусимся,

премудрейшаго о бозе Соломона в творении егда искусимся.

Како от премудрых премудростнейши ими вещает,

иже ни един от книгочтец попросту от них провещает.

Не бе видев существа их в толковании,

и не разрешив в них от части в свидетелствовании.

Дивне о сих древних писаниих читати,

до тридесяти лет человеку не повелеваху их во евреох прочитати[334].

Такова заповедь в законе их с прещением бе,

и таково разсмотрение их к сему просто не бе.

Сокровенныя ради в них тайны предлежащия,

вочеловечения господня бога моего богословии содержащия.

Еже сказует, миросиянно имя его,

от небес на землю являет снитие сего.

Борзостию же серны и еленя владыку уподобляет,

и скаканием премудростне тако приподобляет.

Скочи с небес, глаголет, во утробу девичю,

скочи из ложесн на древо по согрешению человечю.

Вправду глаголет, пойду к горе Змирне

и к холму Ливанску на спасение всемирне.

Сим крин полю и цвет удолием разцветает,

неплоды ражающая церковь от язык процветает.

И к тому под сению закона невесте спати не повелевает,

но на камени прешед и со стены веща, почивая да пребывает.

Зима бо преиде идолослужения неверство,

и веру являет двема заветома благоверство.

Не туне глаголет на широких и пространных ничесо же кто обрящет,

не точию ходяй в путех непорочных, той повсюду вся обрящет.

На ложи моем, речеся, в нощи удобне взысках,

его же возлюби душа моя усердно сего исках.

Сбывшееся виждь на Марфе и Марии ищущи умерша Христа,

обретши не жива, не хотяху от него отлучитися блаженная верста.

Истолкователи же сия премудрейшия книги зде да вводятся,

яки трие велицыи светила от конец вселенских совводятся.

О именованиих же их вначале по сих удобне скажет,

и когождо разными существы усердно там покажет.

Не бе бо лепо невмещаемому где явитися,

и велицей славе от благолепия сокращатися.

Всякое бо началствующее подобное себе имеет,

и всякое существо своим кождо присно владеет.

Сия же от премудростных книг многообразие действует,

и о всех всячески изящне многословствует.

Ту сказуется о бозе пророческими прорицании.

Ту апостолскими проповедми оглашается изрицании.

Ту взывается одр Соломонь в селения божия,

на нем же почивши вси святии уклоняются от безбожия.

Ту глас ударяющь сказует брата моего в двери,

Фомина неверия обличает, воскресения быти увери.

Сих странных глагол прочая зде оставляются,

да не тяжестию читателева ушеса отягчаются.

И не постигнет нас время повести деюще,

блуднаго сына отшед на страну далече беззаконнующе.

Той гладом скончаваяся, неслышанием слова божия,

православнии же да хранятся выну от такова безбожия.

Он пребываше в земли забвенней, иде же бог не живяше,

мы же в таковом селении обитаем, иде же бог присно живяше.

О сих имам и печать засвидетелствуему о истинне,

всяк же богочтец да весть быти всегда во истинне.

Предисловие в Лествицу

Степень царьская державно присно на земли водружается,

лествица же отшелничия исшедших от мира к небеси утвержается.

Аще и рай преступлением изгубихом,

но духовным порожением паки получихом.

Единого же лишаеми того от всех бяху,

но тысяща по всей вселенней сего имяху.

Подвиги бо многи изчитают труда толика,

им же побеждают мысленнаго Аммалика[335].

Аще не борение ту ни дарове предлежат,

ни мзды и почести на вышшия тамо возлежат.

Горняго селения тщася постизати благими снискании,

неленостне прочитовая таковыи лествичных писании.

Истинне рещи преподобный и великий оный отец,

иже всем подвижником соплетает сим венец.

По степеням количественно лествицы положи,

благих и злых навет и считая вся обнажи.

Да сим высоко имея ввыспрь парение,

прелетают вся воздушная мытарства борения.

Огня вечнаго память выну с кем пребывает,

не тако в сетех лстиваго уловляем той бывает.

Добрый бо купець на всяк вечер дневное приобретение,

или тщета всяко изчитает и написает во изменение.

И изпытание повседневно творит,

да весть что в чем сотворит.

Сей изряден своих деяний торжник сущий,

иже образ правила стяжав доволну вину имущий.

Безвестных глагол и судеб кто весть искус разумети,

аще не свыше кому дано будет что имети.

Орли на высоту восхищаются по искусу паримому,

преподобных же ликове по одолению миродержца преоборимому.

Видение Иоанна Лествичника. Лествица. ГПБ, Софийское собр., № 1249, XVII в., л. 13 об.

Надписание или приповедь

Баснослагатель Езоп образом беяше и несличен,

внимая же того подробну обрящется разумом приличен.

Плоть телеси его аще и не зело суть честна,

но душа в нем живуща умом украшена и пречестна.

Пиша притчами зверския нравы,

и в них изображает человеческия справы.

Птицами и рыбами постави основание,

и над баснями творит изящное истолкование.

Притчи к притчам сказание глагол,

о целомудрии ума и сохранении от раскол.

Но в малой плоти многажды мудрость ся обретает,

великое же чрево мудрости в себе не вмещает.

И имеяй ум да зрит зде явленны своя справы,

посему же бывают и искусныя ко всему нравы.

Таковая бо философ нравоучителная беседует,

и в притчах полезная нам житию дарует.

Вещи же сея истории сказуются не в глумех,

но утешителное прочитание и в добрых думех.

Яже от еллинскаго языка преведена суть,

прочитан же любовне сия, утешайся тут.

Предисловие к царьственной книге, сиречь к Гранографу

Достойно преже великаго града в малое предградие внити

и удобства изрядства в нем смотрити.

Каково любо будет к подобству того града,

бывает бо некогда красная и предграда.

Аще будут хотяще и смотрят доволно,

дондеже во град итти будет поволно.

Потом к самому граду приходят

и по отверзении врат вонь входят.

И многих дивес наслаждаются,

и всему соучиненному в нем удивляются.

Потом изшедше вон поведают и инем,

каковы хитрости видели в нем.

Да и тии тако же слухи своя устремляют,

и очима своима видети помышляют,

яко же бо тако же всякого видения насладитися

и во устроенныя домы своя возвратитися.

Тако же подобает и сие предисловие предварити

и умом своим, и мыслию в нем походити.

И зрети подобства к сложению,

и достойно ли будет по нашему неможению.

И потом самыя книги внутрь внити,

и многих тех сказов и повестей смотрити.

И тако же мысль свою упокоити,

и инем хотящим путь предустроити.

Да и тии паки восходят видети

и ушима слышети.

Купно же и насладитеся,

и сердцы своими возвеселитися.

И отити во умное свое пребывание,

и паки ведети книжное почитание.

Миниатюра лицевого свода «Царственной книги». ГИМ, Синодальное собр., № 149, середина XVI в., л. 651.

Сие предисловие двоестрочием сложено
и от многих повестей помалу объявлено

Ничто же светлейши солнечнаго сияния,

и ничто же сладчайши божественнаго писания.

Солнечный убо свет вселенную осиевает,

божественное же писание всяку правоверну душу

Солнце убо согревает плоды земныя,

божественное же писание наводит мысли благия.

Есть же некрепкоумных и возносит,

и гордость и высокоумие привносит.

О том же нам несть треба зде писати,

подобает нам настоящее слово гнати.

Рцем же о настоящем том нашем слове <...>

Обаче не от единаго солнечнаго сияния плоды земныя растут,

но вкупе от земли и дождя ввысоту грядут.

Такожде не от единаго книжнаго любомудрия душа просвещается,

но и паче от добрых дел горе к богу возвышается.

Добро убо есть прочитати божественное писание,

добрейши же есть того в заповедех господних пребывание.

Что убо сладчайше медвеных сотов,

что же убо лучши добродетелных плодов.

Медвяныя убо сотове гортань услаждают,

добродетелныя же плоды к горнему селению душу возвышают.

Сего ради подобает вам, православным читателем

и всякаго божественнаго писания снискателем,

не единым книжественым чтением умудритися,

но вящее умом своим и мыслию к богу простиратися.

И ревновати бы житию святых и богоносных отец,

иже всяк от них приял себе от бога нетленный венец.

К ним же и сами благочестивыя цари и князи притекают,

и царьския своя им выя преклоняют.

И молятся о своем душевном спасении,

и земном добром строении.

Некогда же молитвами их и супостат своих побеждают,

и святыя памяти их верно почитают.

Тако же и мы молимся им всегда,

чтобы нам ненаветным быти от всякаго зла.

Зде же от многих малая избирающе слагаем,

и вашей духовной любви предлагаем.

Да напред яве будет вашему благоумию,

и да не позазрите нашему недоразумию.

Аще будет где возрится вам и не сложно,

но обаче счиним елико грубому уму нашему возможно.

Прочитати же вам сия предобрая книга со вниманием,

и крепостным и опасным разумеванием.

И паки подражевати добродетелных мужей пребыванию,

иже показашя нам путь к лучшему упованию.

Дивите же ся и хвалити достоит и онех благочестивых царей,

в них же великий царь Константин[336] был старей.

Тужити же и воздыхати достоит о много добра сотворших,

и не до конца житие свое добре преправодших.

О самых злых несть треба стужати,

понеже всякому злому нужа ответ богу дати.

Царствовавшим же им в самом Констянтиновом граде,

аки невкоем великом и красном насажденном винограде,

иже седмочисленно нарицается

и по всей вселенней велми прославляется.

Аще за грехи и агаряны держим,

но по всей поднебесной великой славою обносим.

Его же сам той благочестивый царь Констянтин во свое имя созда,

иже во всех царех явися, аки некая пресветлая звезда.

Ему же звездами крест на небеси явися,

тем и на злаго Максентия[337] вооружися.

Еще же и глас ему бысть свыше,

сотвори бо его господь всех царей выше.

И рече: «Констянтине, сим побеждай!»

Ты же, читателю, крепко сему внимай.

И тако шед лютаго Максентия победи,

и веру християнскую крепце утверди.

И паки начат благочестие гонити,

и люди Христовы его божественному закону учити.

И вся капища идолская до конца разори,

и церквей божиих аки виноград насади.

Потом пожив доволна лета, ко господу отъиде,

и во уготованное ему место от него вниде.

По нем же и инии благочестивии цари бышя,

и тако же в благочестие гонишя,

яко же Федосий Великий со другими и Устиниян,

потом же Констянтин со Ириною и Маркиян.

По тех же Михаил и благоверная Феодора,

аще и после Седмаго быста собора.

По благочестие добре гониста,

и иконное поклоняние крепце утвердиста.

И от всех сих добре уставишася законы церковныя,

и всякия вины богословныя.

Последи же благоверный царь Роман[338],

тако же благодатным разумом осиян.

При нем же и четвертыя браки до конца запрещены,

и таковым Уставом и доднесь утвержены.

И того ради получиша себе нетленныя венца

от самого его превышняго творца.

И тех их благия дела похваляются и доднесь,

понеже от них изыде благочестия устав весь.

При них же еще святии отцы многих еретик препреша,

и единого бога в Троицы и сущую Богородицу истинно воспеша.

И в две воли и в две хотении Христа бога нашего исповедаша,

и всей вселенней тако проповедаша.

И та еретическая уста их заградиша,

и православную веру крепце утвердиша.

О прочем же бытии и при них страшно есть зде писати,

подобает же нам и всем божественнаго наказания не забывати.

О всем же сем скажет предобрая сия книга,

сочинена бо аки некая протяженная златая верига.

Имена же тех царей написаны, иже зримей книзе,

аки невкотором драгом и красном низе.

Понеже книга сия подобна некоторому драгому усаждению,

и красному изрядному учреждению.

Аще кто носит на себе таковую драгую ризу,

тот бывает самого царя некогда близу.

И потом всех людей удивляет,

тако же и сия книга прочитающаго к> наслаждает.

Понеже в ней многи сказы и повести дивны,

якобы некто носит на выи своей златые гривны.

И тако попремногу выю свою украшает,

тако же и прочитающий книгу сию разумение свое утешает.

Аще есть в ней и много стропотнаго речения,

но обаче не отбудет своего доброго наречения,

Между же тех царей и инии цари быша блази,

но последи же сами себе учинишася врази.

Яко же мудроумный Ираклий[339] от добраго на зло преложися,

от злых бо еретик умом своим прелстися.

И неподобно дело в законе сотвори,

того ради горек живот себе притвори.

И тем нелепою смертию скончася,

понеже тою еретическою прелестию объяся.

И инии мнози подобии ему учинишася,

и тако же умы своими с праваго пути совратишася.

И тем нелепыми смертьми помираху,

понеже та своя злая дела содеваху.

О них же вышереченно подобает тужити,

а и всем нам будет един наш творец и бог судити.

Спосреде же тех всех быша весма злии и богоотступныи цари,

их же господь без милости гневом своим порази.

Вначале же Иулиана законопреступника[340],

и злаго врага Уалента[341] богоотступника.

Потом прелютаго же врага Анастаса[342],

аки бы злоизрастнаго и нелепаго класа.

Громом и молниею окаяннаго сожже,

понеже он злый совет в сердцы своем вожже.

Еще же злообразнаго Лва Саврянина[343],

и прелютаго врага сына его гноетезнаго Констянтина[344].

И потом же подобна им врага от армен,

тако же злообразный Лвом[345] наречен.

Помяну же и Фоку[346], злаго мучителя

и правоверным прелютаго губителя.

Мучение же его страшно и горко к православным сказати,

токмо подобает многим слезам предати.

Последи же, окаянный, и сам лютую смерть подъят,

ему же богомудрыи Ираклий главу и с прочими уды отъят.

Паче же во оном веце приимет вечное мучение,

понеже дая православным лютое посечение.

Подобие пострада и Феофил[347] богостудный,

иже в правде и в суде был доброразсудный.

И за нечестие икон лютую смерть подъят,

его же благоверная жена возврати от самых адских врат.

И иных злых бывших меж тех,

уже не у время исписовати о всех.

Скажет же о всех сих добрая сия списателница,

и многому деянию сказателница.

Сия же книга, по реченному Времянник,

понеже от многих лик от лик.

Слагал бо ее премудрый Логофет,

и списано бысть от многих лет.

При них же, окаянных всех царех,

и при живущих тогда на земли человек всех

знамения и явления страшна бываху

и конечную погибель им нроявляху.

Громи и молния свыше от небес,

от земля же и моря много различных дивес.

Еще же и звезды являхуся не обычным своим пребыванием,

но страшным и иновидным назнаменованием.

Некогда же видети яко падати звездам,

имена же их весть господь сам.

Паки проявляя им конечную погибель их,

понеже бога не бояся никто от них.

И потом лютыми и злыми смертьми помираху,

и во ад ко отцу своему, сатане, схождаху.

Таковии достойни суть своего злодеяния,

и на будущем суде праведнаго им от бога воздаяния.

И паки нечестивым и безбожным нечестива и смерть,

яко же прият окаянный и треклятый Махмет.

Иже веру християнскую отверг,

и того ради окаянную свою душу зле испроверг.

О прочих же таковых враг не у же время написати,

подобает кораблю ко пристанищу пристати.

Всяк прочитающий сию книгу сам будет зрети,

како от таких врагов зло и прелюто было терпети.

А аще и при онех благочестивых царех,

и по всей вселенней живущих всех.

Такоже знамения и явления страшна бываху,

но тех на благоразумие наставляху.

Яко да накажутся не творить и малаго зла,

да не попустит на них господь праведнаго своего жезла.

А онех окаянных ничим же наказа,

тем и душа их во аде связа.

Маврикий[348] же веде яко неправое пред богом сотвори,

того ради весма ему превечному царю себе покори.

И тем злую месть зде восприял,

злый бо мучитель Фока все уды его отъял.

О Василии же Македонянине[349] стропотно рещи,

но точию хвалу ему прирещи.

Первие был мужством и разумом одарен,

и от свыше посланнаго гласа царем наречен.

Его же учителныя главы к сыну его велми удивляют,

яко благоразумию всех наставляют.

Последи же зло дело сотвори,

понеже благодателя своего царя Михаила[350] уби.

От него же венец царский и порфиру приял,

и таковою велелепною его славою одаровал.

И за то чаяти даст богу ответ недоуменен,

понеже разумом и смыслом был многоумен.

Ты же, православный добрый читателю

и всякого божественнаго писания снискателю,

сию настоящую книгу прочитай,

а будущаго страшнаго суда не забывай.

Аще и сам разумееш божественное писание,

но не излиха будет и наше к тебе воспоминание.

Аще тии злии диадимы носящей погибоша,

и треклятыми своими душами в вечныя муки отъидоша,

како есмы мы последния четы,

зло творяще, достигнем райския красоты.

Аще и вся та написанная в книзе сей зрятся,

обаче и наши словеса тебе да не омерзятся.

Предпосылаю бо твоя слухи во вся история,

понеже слагал сию книгу премудрый книгоречия.

И чтоб твоему любомудрию напред было вестно,

а нам недостойным написатися небезместно.

Да никто же нам зазрит яко пространно сложено,

понеже от многих повестей по части имано.

Аще бо не таковым образом счинити,

то не мощно было толикаго множества объявити.

Зде же починаются чести главы,

яко некия разноличныя брати травы.

И каяждо глава свою вину скажет

и по ряду вся укажет.

Из книги «Пчела»

Господи, о уже к старости и к последнему концу снидох,

А в чювство, окаянный, не приидох.

Жду на себя конечнаго посечения,

А не остануся прелестнаго попечения.

Егда осужден буду пред святыми аггелы и человеки,

Тогда ничтоже ми поможет настоящий сий векъ,

Еже со усердием возлюбих,

А душю свою злыми делы погубих.

О како сей свет прелестный,

Закрывает он от нас час безвестный!

Аще кто будет в своей велицей старости,

И тот не отлагает земныя радости:

Мнится ему безсмертным быти,

И мыслит то, что бы ему во благоденьстве жити

И временныя славы не отпасть,

А не ведает, когда приидет божия власть,

Сиречь страшный последний час,

И пожинает бо много и незрелый клас!

Предисловие «Первоучебней сей малей книжице Азбуце»

«Училище». Гравюра старопечатной Азбуки Василия Бурцева (М., 1637).

Вы же, малыя отрочата, слышите и разумейте и зрите сего

Сия зримая малая книжица,

По реченному — Алфавитица,

Напечатана бысть по царьскому велению

Вам, младым детем, к научению.

Ты же, благоумное отроча, сему внимай

И от нижния степени на вышнюю восступай,

И неленостне и ненерадиве всегда учися,

И дидаскала своего во всем добрем наказании блюдися,

И паки не супротивляйся ему в добрых ни в чем,

Наипаче преклоняй ему выю свою во всем.

Потом научишися от него и прочему божественному мудростному писанию,

И вси людие воздивятся твоему к нему повинованию.

И тако достигнеши мудрых мужей совета,

И будеши истинный сын света.

Ничто же убо вящи божественаго повеления,

Тако же ничто же дражае добрастнаго учения;

Паче же сего словесней нашей души,

Ты же, младый отроче, крепко сему внуши.

К мяккому воску чисто печать воображается,

Тако же и учение во младости крепце вкореняется.

Сего ради во младых ногтех учению прилежи

И всякое детьское мудрование от себе отложи.

Аще научиши себе во младости,

То будет ти покой и честь во старости,

И тако хвалим будеши от всех,

И да будут словеса твоя аки мед во устех.

И тем творца своего и бога воспрославиши,

И душу свою чисту пред ним предпоставиши.

Аще еси исперва не разумел сего прочести,

То ныне будеши очеса своя привнести.

Но узриши, яко по делу и по действу сложено

И к вашему учению добре сведено.

И первие начинается вам от дидаскала сей зримый «аз»,

Потом и на прочая пойдет вам указ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Предисловие книги сея добрый читателю

На великом добре не погибают ли?

На малем худе проживают ли?

Безумным бог не промышляет ли?

А с умом по двором не ходят ли?

На море и на великих реках плавающих бог не спасает ли?

А на малых источняцех и на лужах ни утопают ли?

Нищий богатым питается,

А богатый нищаго молитвою спасается

Предисловие

Благослови, владыко, писати чернилами и пером,

А прочитати бы умом.

Аще кто упивается пивом и вином,

Тот всегда бывает некрепок умом.

Аще кто хранит душевную и телесную чистоту,

Тот наследит чертог и славу божию,

И сотворит <ему> господь бог нетленен венец.

Аще кто на другом яму копает,

Тот сам скоро пропадает.

Аще кто на кого клеветит,

Тот и сам во дно адово скоро слетит.

Аще кто на кого лукаво сщивает,

А бог ево от тово избавляет.

Аще кто на кого ложно наносит,

Тот и сам в том у бога милости попросит.

Сему писанейцу конец,

А добрым людем дай боже нетленный венец.

А лукавым всем сатано отец:

Как кому не лукавить,

А правда сама себе оправит,

А виноватаго в том срамна пред людми поставит.

Стихотворные подписи к «Соборнику» 1647 г.

1. Иоанна Златоустаго, в неделю о мытари и фарисеи

На одре лежащия рищуща,

Мытоимъца сан въземлюща,

От овец волка отгна,

Беснаго вселника прогна.

Слыши владыку Христа в притчи яве учаща

Нищаго Лазаря, в недрех у Авраама седяща.

Праведнии убо з богом

И друг з другом.

Низпосли нам милости твоея

Молением вьсечистыя чистыя матери твоея.

2. Григория папы Римскаго[351], в неделю о блудном сыне

Доколе грешницы восхвалятся?

Почто путь грешных спеется?

3. Кирила архиепископа Александрийскаго[352], от еуаггельскаго указания

Киим образом подобает молитися нам ему?

Да не безо мзды будет вещ творящим ю.

4. Иоанна Златоустаго, в неделю о блудном сыне

И помыслив первое убо блаженство,

Второе же — свое окаянство,

Коликих благ себе лиших

И колицеми злыми себе обложих?

Вем бога моего благость.

Вем отца моего кротость.

И предполучающуся ответу беззаконием,

Яко исповеданию оправданием,

Виде его обращающася

И к покаянию приближающася.

5. Иоанна Златоустаго, еже о умерших не скорбети

Днесь благоуханием мажущеся,

А утре тамо плачющеся;

Прийти ко издохшему милосердием понуждаюся,

Но тлением его и червми оставляюся.

Не похули яко мнози, но востав укрепися,

И пад на земли, от нея же родися.

Да существо наше жалостно покажем

И неверных подражания отвержем,

Яко от горшаго на лучшее предохом

И в тлеющих место нетлеющая прияхом.

6. Иоанна Дамаскина, о иже в вере усопших

Братолюбию в нас возвращатися,

Молитве же и вере утвержатися,

Теплейшу умножатися

И к нищим благотворению упространятися.

Яко да имущему даст,

Неимущему же ничто же подаст, —

Петру мытарю, во иступлении ему бывшу

И своя деяния мерами узревшу.

Богатии убо сластолюбием побеждаеми,

Нищии же неимением согнетаеми,

Яко яже о них небрегше

И паче же о них повеления и предания приемше.

Слыши в притчи нищаго Лазаря лежаща,

Богатый позна его, в недрех у Авраама седяща.

Не пред очима ли, рече, приимеши Христово судище;

Иже обидимий от тебе на тя вопиюще,

Яко же предрекохом, не помрачается,

Но сохранена всем отдавается;

А иже житие имуще нечисто и скверно поживше,

Или плод никако же стяжавше;

Мало бо и свеща есть всесожжение,

И божественная и безкровная жертва очищение;

А еже к нищим благотворение приложение,

Иже за усопшаго творящему приношение;

Страшна убо прещения

И трепетна паки осуждения;

Тогда паче всячески преклоняется,

Не егда кто точию о своей души подвизается,

Совершенныя любве устав в себе затворяет

И блаженство от сего приобретает.

Богатаго в пламени жгома до выи показавшу

И яко о сем святому пободевшу.

Со слезами бога помолившу

И труды к трудом приложившу.

Аще ли кто глаголет о странных и нищих.

Никую часть оставити могущих.

7. Григория Богослова, в неделю мясопустную [о нищелюбии]

И нам богатнее се вам подати

И словом ваших душ напитати:

Иоанн власы велбуждыими покрывался[353].

Петр[354] двема цатома питаяся,

Яко добро, рече, нестяжание

И имением небрежение,

Яко врага отвращаюся

И яко сънаследника срамляюся,

Да не от бога падну, отягчав путы низвлекущими

Или к земли держащими;

Елика от телес, изгнивше, отпадоша,

Ова убо от телес и злосчастие погибоша

Преже даже боритв смиряюся

И преже даже смиритися отлучаюся.

Такову добродетель стяжите,

Будущих онех слез убежите.

Что отца приснейше

И что матери милостивнейше?

И мати убо болезни поминает,

Утробу терзает и умилне зело взывает:

Почто, рече, во чреве матерне не умрох,

От утробы же изшед, абие не погибох?

Прелюбодеи в домы приемлем и трапезе сподобляем,

И священнотатцы общники себе сотворяем.

Еже конечное нощию и тмою покрыватися,

От настоящих и видимых стоящим прилагатися;

Аще имуща видим малу надежу здравия,

Яко осквернения некого от себе отгонения;

Не вселение же им с нами попущающе,

Ниже с трупом их лечбы прилагающе,

Скорби ради недуга утешающе

И сами себе подтвержающе.

И слез достойно видение,

Да малое некое улучат облехчение,

Ин ино что к скорби ко умиленному собирающе

И тучами и мятежми ветров етражуще;

Рыдание умилено воздвижется, что подобает —

Всю тех скорбь предлагает.

Солнцем опаляеми

И прахом посыпаеми.

Разве кто приближитися им гнушаетъся?

Песньми терпение сих возвещается.

Взирающе к богу, сердцем благодаряще

И к человеком же умиление зряще.

Сим на милость привлачаще,

Себе же облехчение, злых кождо их творяще;

Заблуждынее, иже обращающа,

И погибшее ищуща, немощное укрепляюща.

Тем же, толика благодеяния от бога приемше,

Не минем болящих, ничто же им благо не сотворше!

Немалу тщету и преобидение вменяем.

Преддверия наша различными цветы украшаем.

От сего паче разбуеваем,

Иже не неистовни бываем,

Зде от разбойник и татей наветуемся

И времене пременением погубляемся.

Еже животных ова укротишася

И в служение подпрягошася.

Еще паче еже непщевати стоятелно,

Что сим быти и пребывателно.

Не законом описуемы,

Не пределми возбраняемы

Нецыи же от человек, о сем благость божию презревше

И прочия вещи чрез потребы стяжавше,

Яко же болезни и злобы, подобно нападоша,

Тогда вся злая найдоша.

Сими близ приступают,

Струпы осязая, и руками гноения очищают;

Истинно юже несвободни обретаются,

Неподатливии обличаются.

Аще ов за злобу мучится,

Ов же яко похваляем взимается;

Ов убо за лукавство возвышается,

Ов же за добродетель искушается.

От сего <о>бличаются, яко не по истине глаголют,

Ни мнят, еже от бога тем имети, яже имут,

А не своим сластем и страстей в поможение истощавати,

Болным же и нищим от бога еже зло страдати.

Да ниже во обилии благих сущих, иже зде похваляем,

Ниже в нищете и болезни злостраждущих окаяем.

Зде некия вещи от хитрости сотворяемы,

Во един вид составляемы,

Убо некими нелестными соборы уступления,

Елико, тем промышления,

А не бога быти строимом научиша

И к безбожию зрети учиниша.

Сия в различныя славы и наречения разделиша,

Промышления множеству о всех сущу зазреша.

Мы же ниже чюдотворения их приемлем,

Ниже баснословия ложнаго внимаем,

Ниже недуга оплюваем,

Ниже богатству текущу сердца прилагаем.

Да тако имущих о сих уста возражаем

И не словесем суетным попущаем:

Овогда же претяще, укаряюще,

Есть же егда исправляющих восприемлюще;

Шуяя же уничижающе,

Рекше, здравие и богатство хваляще;

Злыми нанесенми добре пострадаша

И противнаго терпением своим победиша.

Яко очима его на убогия призирати

И веждома его сыны человеческия испытовати, —

Он бо глава телу церковному.

Мы же друг другу — удове по единому.

Зле уязви, яко еле живу ти лежати;

Язвы имаши, якоже ниже лечбы приложити.

Паче же и яснейше присияют,

От всякаго недуга душевнаго просияют.

Что еще должен есмь, рече, сотворити? —

Отвеща, аще хощеши совершен быти.

Козлища бесплодия ради именуются

И о левую стати осуждаютъся, —

Украдша и похитиша чюждая имения, прелюбы сотвориша,

Отцу и матери досадиша,

Или ино что зло сотвориша,

Но зане Христу нищих ради не угодиша.

8. Кирила архиепископа Александрийскаго, о исходе души от тела

Смрадно сокровище чреву сотворивше,

Доволством и воздержанием не ходивше,

Возносящеся в помыслех скверных и злых умышлениях,

И в празднословии, и в блудных пениих,

Во тме неразумия ходивше,

Во дно геены себе потопивше,

Поработишася духу блудному и преблужения —

Горе оставшим, во еже в бозе сыноположения.

Сердца истязающа

И утробы испытовающа

В день судный неблагочестивии обретаются

И небрежливии заповедей божиих осуждаются, —

Человекоугодницы с дияволом осуждаются,

От бесов поругаеми суть, и прелщаются;

Волею согрешающе, покаянию не сподобляются,

Но в юности от смертного серпа пожинаются.

Тело свое растлиша и осквернивше,

Ум омрачивше и мысль отемнивше,

От бесов уязвляются

И геене огненей осуждаются.

Помыслите, каким подобает нам быти, —

Ниже кожа овчая волка может покрыти?

Противу плотским страстем ополчимся.

Востанем на диявола, на брань вооружимся.

А иже живота лишаетъся

Противоборец, крепко вооружаетъся!

9. Ипполита папы Римскаго[355], в неделю мясопустную [о скончании мира]

Известующа глаголемых явление

И послежде — апостольское учение:

Оставлена будет дщи Сионя, яко сень в винограде

И яко овощное хранилище в вертограде.

Дары избранныя приясте от него, домы создаете.

Винограды возжеленныя насадисте.

Сего ради нощ вам будет видение

И тма вам будет волхование;

Всех человек, еже друг к другу, развращение

И пастырем, еже о овцах, небрежение,

Зане вси в своей воли ходят.

Родителие чад возъненавидят,

Пастырие яко волцы будут,

А священницы лжу возлюбят,

Судии праведное от праведнаго возъмут

И, мздами ослепляемии, неправду приторгнут.

Господу бо Иисусу Христу во плоти на землю пришедшу

От святыя чистыя Девы и едино племя восприимшу,

Иаковли глаголы ко Июде глаголемы

И на господе полагаемы.

О, великаго падения како прелстихомся?

Како к прелестнику приведохомся?

Того мрежами, живи, уловихомся,

Слышаще проповедники, ругахомся.

Ни кадило совершаетъся,

Чтение Писаний не услышится.

Вси бо, во еже бежати и скрытися тщатся,

Удобь ведомии и знаемии тому явятся.

Единой седмице на двое разделшися

И мерзости запустения тогда явльшися:

Паче праведнаго восхищающии

И чистое злато яко нечисто потворяющии

Восплачются, иже мерило неправедно имевшии,

Меры и козлы неправедныя стяжавшии.

Тогда праведницы яко солнце просветятся,

Грешницы же уныли и сетовании явятся.

Праведнии убо да вечно почтутся

И вечных благ насладятся.

Силы бо небесныя подвигнутся

И вся трепетом и страхом свяжутся.

Тебе ради чистоту возлюбихом!

Тебе ради праведницы на земле быхом!

10. Паладия мниха[356], в неделю мясопустную [о втором пришествии]

Злая творящи и зло к злу прилагающи,

Свою жизнь во гресех мнозех провождающи,

Бываеши от бесовских соуз[357] воздержима

И водяща тя диявола яко коня браздою содержима,

Не дающа никоея же воли божии тебе сотворити,

Им же возможеши реку огненну угасити,

Плачющеся их глубины сердца своего и воздыхающе

Рыдающе горко и умилно глас испущающе.

Возлюбихом он свет прелестный в сласть себе.

Увы нам, увы, глаголют, кои же пристяжали их к себе,

Яко же земли поколебатися

И небесем устрашитися.

Неправедно судяще, мзды ради неправедныя,

И возглашающе суд неправедный на неповинныя,

Неправеднаго яко праведна сотворяюще,

Сироты немилостиво насилием продавающе, —

Сердца их возмятутся,

Руце и нозе их вострясутся.

В горах и в пещерах и в пропастех земных живите,

Ни во что же песни мирския вмените.

11. Василия Великаго, о благодарении

Оболгующих законоположение не возможно,

От сих первие прияти нужно

Долгое пребывание, имений обретение,

К здравию лютаго недуга преложение;

Ниже тако опечалуютъся,

Но умиление осудятъся.

Что ли мните чрево объядшагося и упивающагося,

И на мякких одрох воспитаннаго и покоящагося?

Аще и китом поглощени будут,

Сами же в радости пребывают,

Еже отнюду веселие себе совозрастающе,

Иже в мори потопляемым состраждуще,

Уставы о нужных души страстех уставляя

И зело пристрастное и дряхлое исправляя.

Вящше бо бе подвижущее,

Нежели возбраняющее

Таковых страстей прилоги отражати,

Бесовский находящий полк приимати.

Единою язвою сокрушени в дому веселия

Во время наслаждения:

Стрясшу над ними дияволу храмину,

Виде трапезу с кровию смешену.

Сетование творящи, пиры даеши,

Творящим истаявати свою душу ухищряеши.

Присно печали язву в души хранити —

Остави сия не имущим упования творити.

Еже помысли сия быти,

Чаях в землю любезную мне главу скрыти.

Языцы же вси и острови от многия силы произшедши,

Много же богатство от пленов собравшии,

Яже на мериле часом малем разсуждаемо,

Злата различие о камень трыюще искушаемо.

Ниже настоящим печалным подкланятися,

Сице исправится тебе, еже всегда радоватися.

12. Василия Великаго, о еже внимай себе

Яко да советы сердечныя друг другу открываем,

Ради приобщнаго естества кождо искреннему подаваем:

Идеже убо быстро грехопадение,

Скорое даетъся нам хранение;

Елма же сугубо есть, еже внимати,

Убо телесныма очима к видимым взирати,

Всяк же, иже от скверны, студ очищати,

Всякою же от добродетели добротою ту украшати.

Лех кольки стерпимо грехопадение,

Да сравняетъся и покаяние;

Убо тожде и недугующих исцеляет,

Здравствующих совершает,

Твердо основание веры да полагает, —

Зодчий да блюдет, како назидает.

Житие Слово хощет не возлежаща, не спяща,

Но трезве и бодростне себе предстояща.

Не убо настоящее лености ради оставляй,

Яко в руку сущих наслаждение полагай.

Есть комуждо нас много испытовати чюждая:

Премени, рече, дружная, злая <с>облюдовая.

Душу приял еси умну, ею же бога разумеваеши,

Премудрости плод сладчайший обираеши.

Паки похоти лукавыя ти душу раждизают,

Во устремления неудержима блудная влагают.

Еще очима разумение —

Мысленно имей постижение,

Крепко языку опирание подавающе,

Убо ссецающе ту, ови же сотрывающе.

Премудрость сотворшаго тя узриши,

Самого, рещи с пророком, удостоиши.

13. Василия Великого, о утвержении мира

Ово убо бремя много стяжания,

Заеже требующим отложения:

Другов же и обычных отверэаяся.

Не бывай прискорбен, Христови совокупля<я>ся,

Пред очима приводящу и исправляющу,

Схождения к сожителствующим составляющу.

И се есть божий глас и не погрешает:

Страдалческим законом жителствовати подобает.

Да будет ти горко вкушение <...>

В пучине и всяцем ветре, и бури спасшийся.

Внутрь пристанища обезпечалившияся;

Да не приближатся твоя одеяния ко онаго.

Паче же приими старца последняго.

От братолюбива сердца тебе проносимым

Притекай к старцем, неудобь умолимым.

Возможет тя вложити чрево, бесования страсть

Безстудне тя смерти предаст,

При течении их место цвести устраяет,

Изникнет ти в сердце, вся чювства твоя напаяет.

Сиа Адама смерти предаде

И миру потоп наведе.

Даниил — идолом низложитель[358]

И змиеубийце, лвом наказатель,

Вочеловечения Христова прорицатель

И таинством сокровенным сказатель,

Яко тех клеветники сотвориши,

Места страстем мыслию своею удержиши,

Питаяся ради плоти твоея составления

Прежде потребнаго исполнения?

Колми подобает ти паче духовной пищи пребывати

И молитвою свою душу укрепляти.

Безчестие от высокоумия раждается.

Священническим степенем случается.

Бывай подражатель Христов.

А не Анътихристов.

Аще сице начнеши,

Сице же и сконъчаеши

14. Василия Великаго, о посте

Ленивых же и медленых подвигнути <мощно ему на> усердие,

Отнюду же воеводы — на онолчение,

Воины к невидимых враг брани въчиневающу,

Ради воздержания приготовающу.

Масло убо страдалца умащает,

Пост же постника укрепляет.

Они же, иже от железа предлагают,

Нетуюжде обоим крепость сотворяют.

Пьянством утрешнее растлиши воздержание:

Зол есть помысл, лукаво умышление.

Уцеломудряет <пост> юнаго,

Честна творит стараго.

15. Иоанна Златоустаго, в среду сырную [от евангельских указаний]

Ни единаго же от себе возвращает,

Но всем руку простирает.

Аще си вся на уме своем напишеши,

Никакия же муки не приймеши.

Аще ти речет: «постися», — то ты немощ предлагавши.

Или ти речет: «ходи в церков», — то печалей предлагавши.

На небо руце воздети како можеши?

Претерпевый бо до конца спасен будет,

Утрудив<ый>ся не до конца в веки жив не будет.

Сия вся мала суть глаголюще,

Велика же исправляюще.

Скоро позрено быв — велие бывает,

В глубину греховную низводя, оскорбляет.

Несть бо долго время хотящему спастися:

Разбойник бо не в долго время спасеся.

Не видиши ли что сии творят:

Отцы их огнь гнетят,

А сынове их дрова собирают

И жены их, ловливают,

Сия вся помысляюще

И будущая благая часто поминающе.

16. Инока Анастасия[359], о 6-м псалме

Кающихся воистинну неложно смирение,

Исповедание, слезы, плач, обращение,

Стонание, совестное терзание,

Болезнь неизреченных согрешений сокрушение,

Еже от милости божии, спасение,

Всенощъное к богу прилежание.

Множицею в церкви к тебе припадая,

Абие исходя — в беззаконие въпадая,

Сего ради, господи, доколе не помилуеши?

Доколе не отмщавши и не призиравши,

Аще убо достоин есмь всякаго оставления?

К молению паче к богу прелож помышления.

В них же ни едину надежду спасения имущих,

В саму ту глубину ада согрешений приспевших;

На крадбы некия и татбы того растливше,

Разбойником началника того рукоположивше,

Где есть отрок, да ведет мя и прочее, яко же имяше,

На конь въсед, неудержиме женяше,

И постиг горы, идеже разбой бяше,

Неудержиме отрока, глаголя, женяше.

Напрасне восхищаются, ни проглаголати, ни прослезити,

Ни завет могуще сотворити.

17. Василия Великаго, в пяток сырный [о посте]

Нам же всякоя трубы велегласнейше

И всякоя цевницы благознаменнейше,

Иудейский убо поста нрав отринувшу,

Истинный же нам пост показавшу,

Да причастник будеши Христу.

И тако приступи к посту.

Притворенни образом — внешнее помрачается,

Яко же под завесой, лжею покрываемо, погубляется —

Телеса, частостию убо сытостию отягчаваема,

Удоб в болезнех бывают погружаема.

Пост пророки раждает,

Сильныя укрепляет,

Законоположники упремудряет.

Той и искушения отражает.

Той трезвению сожитель,

Целомудрию содетель.

Назорея освящает,

Священника совершает.

Како же ли и той пророки учреждаше,

Зелия дивия и муки мало гощения наполняше,

Дыма и сквара и иже горе и долу обтичющих,

Яко же неотречене владыце — чреву служащих,

Никогда же престающи

И заутро забывающи.

Жажда сладко питие уготовляет,

Глад, предварив, сладостну трапезу устрояет;

Плоть, юже о нас восприят,

Сице с тем дияволи прилоги подъят,

Естество телесе воскресшаго уверяя,

Ты же, — претучневая убо себе и плотевая.

Сице иже к плоти прилагаяйся дух побеждает

И иже духу счинивыйся плоть порабощает.

Елико внешний наш человек растлеваетъся,

Толико внутрений обновляется.

Духовнаго прият некое приобщение,

Моисей, второе приемля законоположение,

Египтяны побеждаху

И сквозе море прохождаху;

Брачных дел умерение познавает,

Согласно упражнение в них сотворяет.

Вина ли не пиеши, но досады не удержаваеши,

З вечера восприятия пищи ожидавши? —

Подвизаяйся предобучаетъся,

Постяйся предвоздержаетъся.

Аще ли же вне предел будеши,

Заутро главою тяжек будеши.

Ныне убо — спасеныя страсти воспоминания,

В будущем же веце — воздаяния.

Очесными проходы мокроти тяготу содевают —

От нечаемых печалных слышаний пребывают.

18. Анастасия прозвитера[360], о отшедших отцех

Лик составльше

И трапезу нам представльше,

К нетленному отечеству идоша

И к солнцу праведному притекоша,

На горная — к небесному взирающе

И благая тамо промышляюще.

В час, вонь же не чает, внегда питается,

Внегда собирает, внегда величается,

Да на небеса взыдет,

Да не во страну живых внидет.

Мы же, мертвое тело погребше,

Чюжде от своего дому изнесше,

Невежде и вся пепелом бывша,

Яже многижда согнивша и истекша.

Их же нощ и ден без сытости целовасте;

Та плоть есть, ея же, сплетающеся, согрешаете.

19. Григория прозвитера[361], в суботу сырную

Непостижения облак мя покрывает,

Убо желания, мя нудя, не оставляет.

Иже бо о онех хотяй слово творити:

Онем достоит во всем подобну быти.

Фиваида и гора Нитрийская[362]

Страны Ефиопъския, —

Новый боговидец, в ней безмолствуя,

Сотвори велико и преславно дело, чюдодействуя,

Не яко же Моисей, — казня Египет;

Сниде Ияков во Египет,

Яко море разделяя

Мудрования плотьская.

Да, яко же недоумея, стояше

И, кто сих убежит, помышляше.

Не токмо таковыя сети узриши попирающа,

Но и самого диявола ступающа.

Манну убо ядуще роптаху

И сердцы своими вспять зряху,

От небесныя пищи свиная мяса желающе,

Фараоново мучителство изволяюще,

Щит и копие обойма рукама держащаго,

В крепости тела еже победити имущаго.

Елико небо от земли высочайше,

Толико и солнце от звезд светлейше.

Вопросиши: кто иноком наставник,

Истинному любомудрию началник?

Оного сопротивнии дуси обладаху,

Сего же ангели посещаху.

Или истеннее рещи: тому — спребываху

И подобающее наслаждение подаваху, —

Идолом немощ обличившу

И диявола посрамившу.

Преподобнаго Харитона[363] крепко связана затвориша,

Сами паки на обычное тем ловление отскочиша;

И не корысти токмо приимаше,

Но и убийцы мертвы в вертепе оставляше

И молитвеная сила и зде чюдотворяше,

И сие некако подобно бяше;

Но и с сребром и з златом исхождаху

И не сим точию, но и враги потопляху.

Ехидна, приполъзши

И в сосуд главу низъпустивши,

Своего естества яд весь в вино изблевавши; —

Они же жаждею объяти бывше

И наскоре вертеп достигше.

Возбранен бысть скверный он бес исполнити служение,

Яко же бо крепка некоего ветра стремление, —

Святый же Помпилие[364] от молитвы не престаяше

И, коснения вопрошаем, вину бес отвещевааше.

Кто Ефрема наказующа[365] слыша и не умилися?

Слезами слово разтворяюща, — и не проелезися?

Царие сами, на руку держаще, прочитают

И паче меда и сота своя душа услаждают;

Свою силу некрепку сущу познаваху

И своему безстудию зазираху,

Ефиопа убо того, Моисея, первее зряще, —

Возвращахуся беси, язвы неисцелныя от него носяще.

Вем мужа, Павлу ликом подобна[366], на кииждо день умирающа

И воздуха лютость яко лествицу вменяюща, —

Яко и свой живот презрети

И пламене крепости не радети, —

Иже чистотою пустынства воспитан бяше,

Словом яко благородныя сады напаяше.

Един другаго остася второстию, а не усердием;

И ин иного подобно не превосходя видением.

Тацы Феодосие[367] выборцы не соплетшеся,

Израилтеских воин крепчайше явлынеся,

И гной на раму своею носяща,

И зелии попечении творяща.

Иоанновыми писании[368] иноческая напаяются разумения,

Воистинну — духовнаго законоположения.

Не на плахах написанныя,

Но на сердцах воображенныя.

Яко, прочее, воины Христовы

Безоружны имети, к низложению готовы,

Свидетел Исидор Александрянин[369].

И вышний ныне Иерусалимълянин,

Висарион[370], рече, яко во иступления впадох

И благородия моего отпадох.

На горе высоце обитель сотворша,

Число доволно ученик собравша,

Даниил и Алимпий[371] к борению воздушных ратник совлекшася

И на земли с ними сплетъшася.

Крестителю поревновавшая,

Того пустыню населившая,

Непобедимое оружие — крест — вземши

И оружие бесом сотрывши:

Ова убо похвала Александрийская,

Ова же — звезда Селуньская[372],

Яже и мужи превозшедшия терпением,

Ангелом сопричастницы быша исправлением!

Колики грады славныя создавшия,

Странами обладавшия!

Не тогожде ли естества и они нам бяху?

Не той же ли воздух дыхаху?

20. Григория Богослова, [об отце молчаще], язвы ради [града]

Не приемлю: источнику — заграждатися,

А солнцу — сокрыватися,

Седине — уступати,

Юности — законополагати,

Премудрости — молчати

И неискуству — дерзати,

Ниже в словесех обиднейший —

Премудраго добрейший.

Ея же делма безроднии прославишася

И во еже уничижении предпочтошася:

Рыбари вселенную еуаггельскими узами уловивше,

Упражняемую премудрость победивше.

Но иже кто мало убо о добродетели вещает,

Достоверное слову житием прилагает, —

Мрежею еуаггелия уловиша

(Еллинскую мудрость упраздниша)

Душу же, ненаказанну и ненаучену страху божию.

Зачало премудрости, по божественнаго Давида речению,

От сего творит свое учение достовернейше

Всем и благоприятно известнейше.

Яко же Соломану и мне мнится

И неявлено, еже от насущнаго, родится,

Во многа лета от дел добрых стяжа духовную премудрость

Ей же и — венец похвалы, честная старость.

Чаша в руце господни нарицаема,

Чаша падения испиваема,

И, иже от малыя скорби помогающим,

Дух спасения совершен — отраждающим

Под крепкую божию руку смирятися

Или, яко искусом, превозноситися;

Еже сим сугубаго воздаяния яко в меру согрешиша,

Зане сим, стужающе, богу поносиша.

Рыдает Иоиль, земли гневом божиим растлеваем,

Гладу, пагубе являем,

Пророка же Михея минув,

А Аммоса пророка[373] слово о одрех слоновых помянув.

К щедротам божиим прибегающем,

Прочее гнева обращание отвращающим

Человеколюбия есть и кротости наказание,

Яко же пестун, детища взем в наказание,

Таже повелевает и обещает,

По сих же претит и укаряет;

Начинает убо меншими,

Наказует ный большими.

Яко добрейше быти — зде казнитися,

Нежели тамошней муце отслатися,

Заключи бо бог зде житие и деяние,

Тамо же — содеянным истязание, —

Тамо бо есть время мучения,

А не очищения, —

И помыслом помысла пораждая,

Деянием деяние осуждая.

Егда доволно на утешение осуждения,

Яко что сотворят в день посещения,

Внегда престоли предпоставятся

И ветхий день ми предсядет и книги отверзутся? —

Праведный суд; ложным некиим ответом истине обличающи,

Слово и помышление в мериле полагающи.

Не будет лзе их отступити,

Ниже благих что притяжати

С малою каплею воды, еже язык прохладити,

Но ни сего возможе получити.

Егда же тленное се тело разорится,

Тогда истинная наша слава явится.

Мякчайшими лечбами наведох,

Воды первую язву преидох.

От них же, неблагодарния, веехомся,

От них же не уврачевахомся.

Повнегда насадитися и оградитися,

Оплотом и столпом и всеми утвердитися,

Оплотом обложих

И столпом утвердих.

Вслед мысли нашея лукавыя идохом,

Недостойне званию и благовестию Христа твоего пожихом.

Аще, рече, затвориши небо, кто отворит?

И аще разрешиши двери его, кто содержит? —

Много огоръчеваем от нас прогневается,

Паки нам, еже по естеству, на милость обращается,

Наказующе люди ко умилению

И злобе исправлению.

Страшно же лице господне на творящих злая,

Всепагубством злобу потребляя,

Страшно же всякого исполнения,

Яко не быти никамо бежати божия движения.

Семя много на поле изнесеши

И мало от него в дом внесеши;

Виноград насадиши и вино не испиеши;

Ты маслину насадиши и масла не источиши.

Аще ли язвени обращаемъся,

Приближающемуся естествене приближаемся?

Иосиф бо ведяше собрати

И жито добре дати,

Мерами и ставилы праведное растлевающе,

Ни единого конца стяжания ведуще,

Где ова имуще, ова же приемлюще,

Божиим пределом яко малейшим укаряюще,

Властелинскую сень воздвизающе,

Еже надо всеми бога не помышляюще.

Богослов же зде олова меру беззаконие именует,

Тем же, иереями ругаяся, к таковым глаголет

Безкровных собирати и наготу покрывати,

И еже от крове не презирати,

Яко во мнозех летех мудрость

И в добре житии хытрость.

21. Мучение святаго Феодора Тирона[374]

Дрова сожгох.

Да камение возжгох;

Дотоле плоть его драша,

Дондеже ребра его обнажиша.

Прикосновением его абие цели бываху,

Прежде мук вси прихождаху.

Господи Исусе Христе, ходатае богу и человеком,

Пою и хвалю и славлю имя твое со Отцем и Святым Духом.

22. Нектария архиепископа[375], на память святаго мученика Феодора

Потом да начну повесть:

Ныне совершаемое чюдо сотворил есть,

Яко варвары побиты и языки предержати.

Грады же противных пленити,

А иже християны погубити

И веру их неявляему сотворити,

И богу небрегому быти,

Идолы же всюду тех славу возносити,

Еже християнский род отъяти,

Кознию нечестивою, не язвами уязвити.

И убо на торге взносимая в домех положиша,

Царева же оскверненая на торг изнесена быша.

Погибель градную провозвестившу,

Поне оттоле к покаянию от тех наведшу,

Достойны себе святаго деяния и дарования сотворим.

Любов истинну и несмущену сохраним,

Яже паче весть богу угождати

И милостива его сотворяти.

Не месячныя круги почитаем,

Яко вечный огнь себе сокрываем.

23. Григория папы Римскаго, ко Лву царю Исаврянину[376]

То митрополитство прияша

И боляры твоя изгнаша,

Сподоби нас, господь бог, смиреных достойным быти,

Но и не ползы ради человеческия хощем жити.

К нашему смирению приходят и взирают,

Но они велику веру и честь к нам имеют.

Яко же хвалишися апостола Петра образ разорити,

Аще подерзнеши сотворити?

24. Григория папы Римскаго, епистолия к царю Лву Исаврянину

Со святители единем советом и смыслом соборы собравше

И истинны повеления взыскавше,

Наказания церковнаго учения,

Мирскаго пристрастия и пребывания,

Им же не хощеши ся смирити,

Ни жестокия выя твоея преклонити.

Егда хощет бог тайная наша дела явити,

Яко не могохом тя на правую веру обратити.

Жидове на иконе господу ребра копием прободоша

И от того образа истекшую кров и воду в сосуд приемша и рекоша

Вся соборища их разорити

И церкви сотворити.

Не о том едином, еже телом исцелеша,

Но еже толико душ умерших в живот вечный внидоша,

Бог хотя всякого человека спасти

И в разум истинный привести.

25. Германа патриарха[377], о кресте и о святых иконах

Убо не вежде и самых тех вопрошений,

Всеслепыми тех от непокорства возражений,

Иже истинное слово право правити не хотяше,

На божественное его ум того ради возводяше

Июдейское наветование,

На Фаворстей горе преображение,

Крестную страсть, тридневное погребение,

Праздньственное и славное светлое воскресение.

Царя земнаго образ обезчещаемь,

Толико от него бывает отмщаемь.

В ров неверия во веки себе низринете

И в век века погибнете,

Вообщение таковых не приемлите

И «радуитеся» тем не глаголите.

26. Иоанна Дамаскина, о честных иконах

Последуйте гласовом пророческим

И писанием апостольским,

Твердую веру известо держите,

Тою бо ваша душа сохраните,

Единаго от Троицы Христа бога нашего,

Иже нас ради к нам сшедшаго.

Многа бо телеса святых миро источиша

И многи страсти теми исцелени быша.

Ибо елико прочитаютъся,

Толико и познаваютъся.

Сию добрую повесть и полезное писание

Како можете рещи идолослужение,

Ельма, яже еуаггелие словом повествует,

Сея и делом исполняет?!

Возвысиши ум твой ко иконному зрению

И к писаннаго зрака видению.

О теле своем прилежат,

О души же не радят,

Удобь на ня востают,

Запрещения частая налагают.

Любодейственное веление послежде церкви привергоша.

Первопрестолник утверди, но паче извергоша,

Ово убо святыми своими ученики,

Ово же честными своими мученики.

И паки суеглаголницы развращают,

И паки идолы поминают.

Они предстательством по смерти отвратиша,

От смертоносных бед нас своим явлением премениша.

И летом его дарова продолжение.

Спасается <всяк> за благое произволение.

27. О чюдесех пречисты<я> Богородицы римляныни[378]

Изгибатися весть и растлеватися.

Много сих, во еже не быти и разрушатися,

И славу неприемлемую нося,

На всяко время и место почитая и покланяяся.

Прежде бывшим того царем абие поношает

И священным патриархом зазирает

Неправедно прикрывати,

Еже от тех ползы улишати.

Священосныя убо благо украшает

И кораблец приготовляет,

Еже на святыя иконы нечестие.

Храми божии украшение приемлют и благочестие.

Писмена радость даде благовестия,

Разрушение возвещающе злочестия,

Юже о пришествии Святыя Богородицы иконы прияша,

Не к тому нужда, яко же непщеваша,

И въжегоша множество свещ, и миро проливается.

Благовонное кадило воспосылается,

Хотящая спасения всех защищающи

И всех моления к полезному исполняющи.

28. От книги «Небеса» Ивана Дамаскина[379]

Племя июдово яко честнее от Востока вхождаше.

Но и еще господь распинаем на Запад зряше,

К Востоку возношашеся.

Тако ему апостоли поклонишася.

29. «Многосложный свиток»[380]

Жезл достояния, иже в веки не истлеет,

Царьство его людем вгнем не останет.

И мусетворными псифиями представляюще,

Богомужнаго Христова образа подобие изъявляюще,

Божественный его лица образ богописан показася,

Его же прием, Авгар князь от недуга свободней[381].

Масличием окрест Иерусалима обложшу,

Сим до земли Хоздрою[382] окаянному изжегшу,

Царьствия приймател, Феодосий[383], и вся прелести искореняя.

Гонителя и духоборнаго Македония[384] отгоняя;

Аравитский Азант[385] от жития своего зле исчезает,

Сын же его отечеству приемник бывает.

Владыка повинен бывает рабом, тех ногами попрается,

Жезл в руце имый от двою псу растерзается.

Християн сый царь жидовом покорися,

От отгнанных и бегунов пленися.

Зломысленая своея погибели тако во тме ходиста,

Мудрость бо и наказание ни во что же положиста,

Одежди святаго иноческаго образа сожигая

И другия студом обруговая.

Славим бе от ратных пробегших,

Щиты от болгар и словен повергъших:

Сей Лев царем поставляется[386],

На церков Христову и на иерея его ополчается,

Души и телеса вкупе погубляющи

И до дна адова препущающи,

Иже чином святитель,

А произволением предатель.

30. Иоанна Златоустаго, и покаянии

Аще бо душа упиетъся,

То и тело все падетъся.

Старца же стара беста

И блудом побеждена быста.

Зри же его крилата, по всей вселенней текуща,

Смирену мысль имуща.

31. Иосифа епископа Фесалоникийскаго[387]

Народ человеческий да тому кланяется,

Затворенная паки отверзаются.

Концем слава и мирови радосте,

Радуйся, кресте, царем крепосте.

Тобою бо, надежду имуще,

Победу воздвижут, со гласом вопиюще:

Кресте, силным сило крепка, в ней же возмогают.

Хвалятся на них, иже тебе не знают.

Древом малым тмоносныя карабли исправляют,

Во устия тесна пристанища вводят и приставляют,

К совершению благодати приводят.

Всяк нечист чин прогонят.

На лютыя козни победители явишася,

На крепкаго ратника ополчившеся,

Твоею силою языки вся научивше,

Во единомышление совокупивше.

Кто тебе подобно и достойно да похвалит?

Кто тя по лепоте ублажит и прославит?

В сохранение помощника всякого искушения

Колика ти силам звания и наречения?

32. Исповедника Феодора Студийскаго[388]

Приснотекущий источник, священие истекающе,

Ни единаго никако же отвращающе,

Но и окаяннаго очищающи

И порочнаго сквернам избавляющи,

Свирепа укротевающий.

И мутна сердца востающий.

Понеже бо древа ради умерщвени быхом,

Древом безсмертие обретохом:

Крестом бо премудрая мудрость процветши,

Крестом бо всяка доброта благости плод принесши;

Иже водою в кровь прелагающ,

Лжеименитыя змия волхвом поядающ,

Овогда же преко воду совокупляя,

Святителства приснаго проявляя.

Всяк крест носяй на раму со Христом ясно прославляется.

Крест видяще нань, аггелы радуются и диявол постыжается.

Разрешает страх и мир возлюбляет.

Ненавидит мира и рачитель Христов бывает.

33. Иоанна Златоустаго, в неделю 4-ю поста [о покаянии]

В лепоту и веселие приимет,

Яко же сам паки пророк глаголет,

Яко же, иже железы окованный пребывает,

Ниже поне мало места уступает

По руку и по ногу связаннаго,

Царьскаго и славнаго брака с великим студом изверженнаго,

Аще ли рыдает и слезы проливает,

Аще и гласы высоки испущает.

Чадо, Тимофея присно поминай[389],

Никако же бога, питающаго тя, забывай:

В вечных обителех лютии наследия не имут;

В мою полату немилосердии не внидут!

Но немилосердию работаете.

Чесо ради, яже име убогии, восхитисте?

Согрешение ваше не имать утешения, —

Отныне не прощена ваша прегрешения.

Хощеши ли да открою тебе, елико лукаваго твориши

И елика неповинен бывавши? — Слыши, —

Яко ничто же тому утаиться

И яко и ад наг явиться:

Аще бо царь долг не оставляет,

Но со опасением истязует,

Неисправлению гной бывает болший и тяжчайший,

Яко же пишется, и гнев воспаляется множайший,

Яже убо верху лежащая удобь попираются,

Неудобь попирателная обретаются.

34. Притча Кирила мниха[390], о души человечестей и телеси

К смирению ум прилагает,

Сердце на добродетель поостряет,

Всего благодарствена человека сотворяет

И к духовным трудом тело укрепляет;

На небеса ко владычним обещанием мысль приводит

И всея житейския света сего печали отводит,

Юже Матфей еуаггелист церкви придаде, сказающе,

На умней трапезе вашего ока предлагающе

Дивныя божия твари устроение

И над теми — божия существа познание.

Но к сим, данным нам, во область идема,

И она во особ восхитима

Злохитрием, аки, ведяще душевный путь, заблудиша,

Не приемше покаяния, погибоша:

Повеле изринути от врат хромца

И от стражбы изгнати слепца;

Со вниманием пишемых смотрити

И, яже слышите, и разумети.

Рек сице: буди стоня и трясыйся,

О зависти, о лети, о убивстве, о лжи смирися и постися.

Породнаго древа не приемше, еретицы прокляти быша

И душевною смертию умроша.

Повеле разлучити слепца от хромца

И повеле первее привести слепца.

35. В неделю 5-ю поста

В затишии седяще,

Тмами грехи творяще,

Многу ползу прияша от почитания книжнаго

И дойдоша царьства небеснаго.

Упражняйся от клеветы, от зависти, от мзды, от грабления,

От пиянства и от резоимания, от корчемнаго прикупления.

Християнину чисто житие жити и разумну быти;

Егда начнет не ведети, како творити.

От неведения ослабеет

И, впад в печал и отчаявся, погибнет.

То не престанем, текуще,

Духовных дел плод творяще.

Аще быхом тако творили,

Не быхом спасения погрешили.

36. Иоанна Златоустаго, повесть о дворе и о змии

О первозданнем размышляю и удивляюся,

Помышляю и ужасаюся, и недоумения исполняюся:

Едину заповед преступль божию, многих благ лишися.

Всяких даров во един час отпаде, обнажися.

Рече бо святое писание, яко не обиди никого же,

Не зауши не ими с нуждею ничто же.

Похоть бо, заченшися, смерть раждает,

Ядовитая си змия тако умерщвляет.

Егда виде змия человека без печали суща,

Прииде и уяде раба его спяща.

Горшая первых сотворяем,

Бес печали горшия грехи приобретаем;

Трудно, нудяся, уловляем бывает,

Безумный же укаряем, не разумеет.

Си вся инии хотят наследовати

И насладитися — неугождьшии ти.

37. Тимофея презвитера Иерусалимскаго[391]

Отец убо трапезу предлагает,

Сын же вино вливает,

Ниже прикоснутися Кайяфе[392] оставляюще,

З горкими некими ранами люте уничижающе,

С лютым оружием сих горце отгоняще,

Волхвы же с радостию приводяще.

Устне соуз с своими содержаще,

Шия же поясом стягнута бяше.

38. Кирила архиепископа Александрийскаго

Не прелож в страсть безстрастное божества,

Не причащайся греху от согрешшаго естества.

Манихей и Арий, и Маркиян бесятся[393],

И Павел Самосатский[394] смущается:

Человек нас спасти не можаше,

Моисей убо и никий от пророк за нас умрети хотяше.

Да обою, иже в плоти, зраце разум возобъявит:

И Павла человекопожирателя Павел апостол низложит.

Непорочная церковная учения насладися.

Имаши оружия духовная на волки, за стадо борися.

39. Тита епископа Всторска[395], о просвещении Лазаря

Всмерделося убо в гресех преступления

Или изгнило в нечестии капищем служения,

Яже спрягоша, благодатию защищает,

Ведуще, яко скорбь терпение содевает,

Христос, господь бог, царь веком, —

Пою и славлю со Отцем и со Святым Духом.

40. В неделю цветоносную, Кирила мниха

Человеческаго ради спасения —

Различныя дары учения исцеления.

О нем же пророческая писания бытие црияша,

Ему же языцы веровавше сына божия познаша.

41. В неделю цветоносную, Иоанна Златоустаго

Днесь пророческия трубы вселенну огласиша,

Новое пети Исусови сложение научиша.

Дети честь богу воздаяху,

А иереи-законоучители негодоваху.

42. В понеделник страстныя недели, Иоанна Златоустаго

Виде смоковь, прийде к ней

И ничтоже обрете на ней.

Взыскати убо лепо, возлюбленнии, словесе,

Еже о смоквичии образъ принесе.

43. Слово о той же смокви и о жене блуднице

Широкаго и пространнаго пути

Блудница есть сласть и беседует исперва сладко ти.

Приближающихся к ней растерзовает,

Мед бо каплет от уст ея, яже во время гортан твой услаждает.

Сладко вкушение,

Но горько падение.

Бегай блудницы сласти, сладко с тобою беседующи,

А горких тя струп насыщающи.

Яко же во еуаггелии рече, имут Моисея и пророки:

Да не будет от тебе плода во веки;

Единаче греху быти цветущу,

Дияволю снегу по всему человечеству лежащу.

44. В Великий вторник, Иоанна Златоустаго

Земная брашна смешением усладивши,

Работница житию своих будет чад; и, огнем свершивши,

Обрящет твердый камык, зело зубы его сокрушающ,

Егда видит солнце мене ради изчезаемо, день померцающ

Лепо бо бе его, яко неразумива, обличит:

Не достижное рещи, но противу своея силы сказати.

45. В тот же вторник

Завет божий преступихом,

Даннаго нам закона не сохрапихом.

46. В тот же вторник

Грех отец твоих не отимется

И беззаконие матери твоея не очистится.

47. В Великую среду

Убийство в сердцы собираху,

Завистию стречеми сердцы боляху.

Цвет любве увядает,

Огнь вода угашает;

Червь, в сердцы дуба ядый, увядает,

Со страны, грызущи, сотрывает.

48. Ефрема, о блуднице

Хощу быти причастник тоя благодати,

Хотящи теплотою духовною приступати,

Многи призывающи на блуд.

Сеть дияволя бых отнюд,

Умысливши жене, времене зряше,

Еже к ногама господнима приближитися хотяше,

Сына его Исаака прославльшаго,

Тако же и Якова нарекшаго.

Естеством великий сей учитель,

Богу же произволением служитель.

49. Златоустаго, о Арааве блуднице[396]

Сице согрешающим запрещает,

Покаявшимся царство небесное обещавает.

Не Павлову языку исправления написую,

Но божественней благодати вся возлагаю.

Сего ради ни блудника отревает,

Ниже идоласлужителя ненавидит.

Ни пияницы отвращается,

Ниже прелюбодейника гнушается,

Ниже хулника огоняет,

Но всех приемлет и прелагает;

Корень же множицею щадит,

Яко да плоды сохранит.

Что же ли Исава лукавнейши?

Что оного злобы безстуднейши?

Праведнаго убо страхом утвержает,

Грешнаго же человеколюбием воздвизает.

Единому глаголу толико положи опасение,

Толиким грехом таково сотвори отпущение,

Понеже согрешения яко долги написует,

Праведным же и лихву истязует:

Аще вдовицам насилуеши,

Судию вдовиц прогневаеши.

50. Златоустаго, в Великий четверток

Велико послушание и воздержание:

Да и блудницу привлече на свое послушание.

Той же неяве ея пред всеми обличаше,

Да не безстуднеиша ея сотворит не премолчаше,

Многа же и о судном дни словеса сказа

И о царствии небеснем силу показа.

51. Златоустаго, на умовение ног

Предстояху же ему Михаил и Гавриил[397],

И все воинство небесных сил.

52. Златоустаго, в Великий пяток

Криле богопротивления его исторгнет

И насилие мучения его разсыплет.

53. Григория Нисскаго[398].

Победительная возглашаху,

Повиннии неповиннаго судяху.

Како оставил еси, владыко, еже на них не изнести томление?

Зриши бо, в кое произыдоша страстование! —

На праведнаго неправду сплетоша,

На жизнь смертоносен суд изнесоша,

Яко ниже на скверноубийственных устремитися,

Ниже к разрушению отлучитися,

Подвиги разделевающи,

Паче же много множайшая сих восприемлющи;

Внутрь въводиму и судиму, того да пожидаюгди,

Како исходящих смотряющи,

Убо что виновен муж сей глаголюще.

Что страшное се соборище?

Сице зло страдати о таковом, молчащи,

Похотения страждущаго не творити, хранящи

Непреподобных оплевания,

Божественней ланите заушения.

Ложною багряницею оболчена зрети терпяше,

Егда на водное заколение отлучившаяся зряше,

Тщаливно смерти крест водрузивше,

Убийственным изволением подложивше;

Бесчестием болезным и душу уязвляше,

Лютейшия слезы от очию терпеливне извождаше.

Предстоящих досаждения,

Тмами скверноубийственных поношения

Обнажиша сладчайшую мою красоту,

Уязвиша уды, пречистую мою сохранша чистоту.

Различными цветы честне вас украсивый,

Иже тмами благопотребства вас прикрывый,

Како страшное се понесу зрение,

Еже всем, страстей ради, устроенное спасение?

Се бо бе то и от желания просимо,

Еже и вещание любимейшаго произносимо,

Хождение совершенное,

Желание недоуменное,

Высокое и преславное послушание,

Еже к нему тоя красование

Быти же, со многими неведомыми возвещающа

И рождения долг исполняюща;

Внегда в руце своего родителя дух предаяше,

Како хотят быти, смотряше.

Многими же нарицанми любимаго призываше,

Сице же, слезы точащи, привещеваше,

Ни бо есть заступаяй,

Ни един помогаяй.

54. Златоустаго, о распятии Христове

Ришущим — скорость,

Воином — храбрость.

Лепо бо есть хотящему диявола победити,

Носити на врага победу, и тем того обличити.

55. Златоустаго, в святую и Великую суботу

Како можаху противу царем и князем, и народом стати,

Бесчисленныя по вся дни смерти приимати?

Но обаче злоба любоперива бывает

Безстудна и безсловесными начинает.

56. Григория Богослова, на святую Пасху

Яко и благодействуеми от него,

Последи отгнаша его.

Не токмо сия укаряет,

Но и начало сим отрицает.

57. На святую Пасху

За единовластие жидовствующе,

Ли множества ради еллинствующе,

Ниже паче сих простираетъся,

Но обаче во обоих подобие обретаетъся.

Не токмо содеяша злобу,

Яко противни богу.

Еже бо не довлеаше токмо своим видением еже двизатися,

Но подобаше благому излиятися.

Но и друг другу примешаютъся

Или по своем естестве похваляютъся.

Различных убо есть струн сочланение

Согласующим же обаче во единаго гласа згуждение,

Еже многообразнаго видения разумение.

Се же есть, еже своего естества узнание,

Еже мнитца убо, услаждая,

Сущему же в причастии злых причастника устраяя.

Отверзостася очи телеснии и страсти подвигошася,

Разумеша, яко нази суть, и усрамишася.

Когда же убо побеждаху,

Когда же ли и побеждаеми бываху,

Неудобь преложения бяху, —

На прелюбодействие дерзаху,

Клятву преступоваху,

Идолом служаху,

Яко прежде человецы менше согрешающе

И пророки люди наставляющи:

Не токмо по образу божию быти человек глаголетъся,

Но и образ божий от писаний именуетъся.

Да аз причащуся Егове полности,

Что богатство и обилие благости.

Они бо вся законная; по писмени разумеют

И ничто же духовна приемлют.

Не токмо не повинет, но и уязвит

Безстуднейших, недугующих во гресех сотворит.

Яко же Моисей людем закон заповедываше,

О нем же и бог пророком Иеремией глаголаше;

Ли по благаго оскудению,

Или по злаго приложению,

К мужеству убо яростию поущаем,

К благаго же причастию похотию возвышаем.

Перво устремление злаго потребляется,

Истиннаго ради агньца отвращается,

Нездраве ниже праве помышляюще,

Безсловесне ярящеся и похотевающе.

В настоящем сем житии воспоминается,

В будущем же жизнь является.

Сапози на ногах,

Иже зли души в руках.

Речено Исайей: горе дом к дому совокупляющим

И село к селу приближающим.

Высока человека непщевати страждущаго,

Спасати нас не могущаго.

Сотворив себе други от убогия от мамоны неправедныя,

Се есть египетския сосуды златыя и сребреныя,

Таковый идолы отца да украдет,

Мирская страстная мечтания от души да отвержет.

Нощию и днем пустыня ти укротится,

Море ти ся разступит, фараон потопится.

Диявол бо, уязвляя греха ради, смерти предаваше,

Смерть же аду умирающаго отсылаше.

Иерусалим будет попираем от язык,

Дондеже убо исполнятся времена язык.

Разумей, яко его ради страждеши,

В наслаждение неприпадаемых благ внидеши.

Светом божества мир просвещающи,

От тмы греховныя его очищающи,

Елма же предан быти глаголется,

Та же и сам ся предади пишется.

И бесов ты невернейший

Или и жидов несмысленнейший;

Подобишися убо и бесов невернейшим

И июдей быти безумнейшим.

Тем же лучше ти бе июдейски обрезоватися

И от бесов стужатися и смущатися,

Подобаше бо первее человеку искусившуся

И искусом соблюдения заповеди свершившуся.

58. Богослова, в новую неделю

Зде же нову песнь и житие поставляюще,

Аще убо пребывше в добрем и преспевающе,

Присно что добрых обновляюще,

Ради преспевания прилагающе,

Бежим благорумянства, да тя не победит доброты похотение

Лукавне зрети и прозирати, яко умножение и оскудение.

Тако и очи в веждах прикровени да будут,

И ниже блудная зрения жало души да движут.

Но убо к благим словесем да отверзаетъся,

К злым же и к прелестным словесем да затворяетъся.

Твориши, еже и ти, иже и камение грызут,

А метнувшаго не вредят,

Зане, яко же есть сущим под игом часть, —

Лукавную и прелюбодейную сласть.

Сиянии боитеся силнейшаго,

Иже высоких престол вышшаго.

Силнии, убо глаголет, бога бойтеся,

На менших и убогих не возноситеся!

Помогай лежащему, да востанет от падения,

Утешай сия попечением в сопротивно проложения.

Аще и многащи кто падет, то не разбиется.

А кто вознесет себе в гордости, толико смирится.

Не явишися тощ предо мною,

Но — аще что добро нося с собою.

Вчера бо беяше позорьник,

Днесь же явишися разумник;

Когда в том же деянии пребывати и стояти

Просит бо ти, заповед сохранити,

Ни по единой вере право ступая,

Но по божии вере и по временной изнемогая.

Зане имяше держащыя тя еретики,

Времени сего держа на ушию себе шепотники.

Аще бо бы не изънемогал,

Не бы удобь ся прелагал,

Яко некоим оружием иных сеча и укаряя,

А вчера упивател и в пьянстве пребывая.

Днесь окаяем от божественнаго пророка Амоса,

Что Гнезнонскаго епископа[399] бывша от дворския немощи

Не всякому животному, еже смеятися,

Нам вместо тех, еже радоватися и веселитися.

59. Кирила епископа[400], слово в неделю 3-ю

Хотела бых с тобою и умрети,

Не терплю бо бездушна тебе зрети.

Днесь Симеоново постиже мя проречение[401].

Кого ныне к рыданию призову?

Или с ким моих слез потоки излию?

Проклятою умерщвен бысть смертию.

Предвари, причастпиче Христову учению:

Да змия погубит и человека обожит,

И терние прелести вражия искоренит.

Похвалим ныне Иосифа приснопамятнаго,

Благообразнаго же и досточюднаго.

60. Иоанна Златоустаго, в среду 5-я недели по Пасце

Яко же светел месяц нощную тму обеляя

И но морю плавающим свет освещая;

Избранный Авесолом[402] отцу убийца явися,

Премудрый Соломон наконец поползеся

Покори<ти> противу глаголющия,

За усти зло мыслящия.

61. Иоанна Златоустаго, в неделю 5-ю по Пасце

Прашен еси, вес седя, да мало почивши;

От мене, жены самаряныни, воды пити просиши.

Духовно ти пиво дам,

Да спасение подам.

Жены самаряныни тецыте,

От источника живу воду почерпите.

62. Златоустаго, в неделю 6-ю по Пасце

Ни пророк глядав, ни еуаггелия прочет, ни апостолы утвердився,

Не си книг прочел — со очима не родився.

Овии по нем жаляще,

Друзии своя беды воспоминающе.

Лще убо малу веру принесеши —

И благодати малы почерпеши,

Аще ли велику мысль нринесеши —

Велико и благодеяние почерпеши.

Един слепец исцелен бысть писанием,

Многи очи отверзаются учением.

Потреба есть зде смотрити

Хотяще<м>, бо рече, в след ходити.

63. Златоустаго, в четверток 6-я недели по Пасце

Поимый Давида от овец на царьство,

Давый и Соломону, сыну его, премудрость и царьство.

64. Кирила мниха, на Вознесение господне

Душа, яже враг в преисподняя сведе,

Тыя господь на небеса возведе.

Дает святителем душеполезная прошения,

Отпущает грешником прегрешения;

На враги одоление церкви утвержает,

Благоверным царем нашим здравие телесем посылает.

65. Кирила, в неделю 7-ю по Пасце

Паче нам лепо есть хвалу к хвале приложити.

А сии в духовней соодолеша рати:

Необратный разбойниче,

Нераскаемый грешниче,

Арий сосуд бе сатанин, —

Волк, овчею кожею покровен.

От него же все лестное терние искоренисте,

А богоразумие во вся человеки присадисте.

66. Григория Богослова, на святую Пасху

Души что списка ти отстоящих,

Вящше же — пакостящих и губящих?

Еллини боги своя почитают: Ермия[403] ради крадения

(Ныне же твоего зрим явственнаго упивания);

Почитают Диониса[404] ради пиянства

(Твоего же ныне видим многотелеснаго упокойства);

Афродита[405] же почитают ради блуда желания

(И твоего ныне видим явнаго того от своего сердца похотения);

У них же волховныя ради хитрости почитается Зевес[406]

(А у тебе ныне пребывает явный плотный бес).

Еллини, согрешающе, не стыдяхуся,

Но, яко добродетел творяще, почитахуся.

И прибежище от вещания имяху.

В честь того празницы бываху,

Праведным убо присно благо быти дающа,

Грешником, еже присно «увы» подающа.

Праведный убо шесть крат од бед изимаемь,

В седмыи же ниже ураняемь.

Грешный же и седмь десят седмицею пращаемь,

Никогда же таковый без пождания не бывает наказаемь.

Иродово детоубийство,

Мученик проявляя страдалство,

Да тем дает время покаяния,

И изначала — слово и вина божественнаго смотрения

Потреба есть Давыду покарятися, глаголющему:

Аз же в правде явлюся лицу твоему.

Таковый чин богословия и мы сохраняюще,

Добре сотворим, ниже вкупе изъявляюще.

Будем паче братолюбны,

Нежели самолюбны,

Яко же пророчествова Исайя.

Преткиушася убо, глаголет, о камень претыкания,

От него же и венец от законне яве страдати,

А о нем же болети, венец не приимати.

Души же смерть, — еже от бога разлучение,

Яко же и тела от души распряжение.

Дух со Отцем и Сыном полагается и славится,

Еже и божественное действо сим исполняетъся.

Ведется убо Сосана[407] и осуждается,

От сонмища на смерть отводится.

Бога призывает, велми возопивши:

Се умираю, ничесоже зла сотворши!

Убо Даниил пророк посреде седает,

Друг друга два старца разълучает;

По сем единаго, вопрошав, отсылает,

Потом другаго на вопрошение призывает.

Онема же ей то напрасно сотворше,

То от нея себе тое злую смерть принесше:

От суд<я>ща оба старца изъводят

И камением побивают.

От того умирают

И себе злое улучают.

67. Златоустаго, в неделю 8-ю

Творца своего ослушавшуся,

А неприязни диявола послушавшуся,

Прият казнь, — не сам един,

Но и с племенем своим.

Еже бы всем вкупе присно жити,

Животворца владыку славити и хвалити.

Да тем и страсти яко и живот бес конца нарицаху,

А еже не прияти страсти, то сие беду люту си творяху.

Ни имение многое, ни богатство великое,

Ни властелинство себе мнящи высокое,

Чюдеса деяху, сотворяюще.

Начало же сотворим, Иоанна Крестителя похваляюще,

Не дающе покоя ногама своима

И сна своима очима.

Кров свою пролияли Христа ради, дивотворяху,

Мучения различнаго иебрежаху.

Слезы многи источиша и ноты пролияша,

Труды долги зело подъяша.

И на все щит веры возмем,

Всего неприязненнаго дела гонзнем.

Можеши бо и бед истерзати,

На праведнем суде твоем твою милость прияти.

Аминь.

Посланейце

Милостивый и благородный, сие мое писанейце без злобы приимай,

Но благоуветливое слово свое припоминай.

По том своем слове благоуветлив ми буди

И данное ми свое слово не забуди.

Светло и радостно сие прочитай

И милосердия своего ми не потай.

Да милостиво ми свое прежнее слово без премены подаши

И безотвратно свое милосердие приподаши.

Да, прочет сие с милостивым своим усердием,

И прошению моему подаши милость свою с милосердием.

Да надежна мя в моем прошении покажет,

В желаемом мне, милостивец мой, да не откажеш.

Вем тя во истине благоуветлива

И к прошению моему безотказно приветлива.

Милосерд ми буди и милость свою ко мне имей податливу,

Вем, что наказан оси ты слову благоуветлову.

Кое ли за добродетель тебе могу слово с похвалением положити,

Ли благородию твоему кую похвалу могу ти приложити?

Но токмо сему единому малому писанию понемалу прошу тя разумно внимати,

Еже бы тебе, сие прочет, вразумително на сердцы си полагати.

Сладчаише же иных мне твое зрение очима,

Шатостию ли мя мниши, видяща тя всегда у себя пред очима?

Но что много к тебе слово простираю.

Но токмо доброты твоея всегда непрестанно зрети желаю.

Да не умедлю твоего к себе за писанием многаго милосердия.

Вижду всегда подаемую твою мне милость от сердечнаго усердия.

Послание с покаянием от духовнаго сына ко отцу духовному

Страшнаго престола господня служителю

И многогрешныя души моея снабдителю,

Государю честному священноиерею,

Истинному сердечному моему добродею.

Имени ж твоего, государя моего, зде яве не пишу,

Токмо грехи к тебе, государю, приношу.

И несть ми мощно в краегранесии сем положити,

Того ради достоит ему зде в тайне быти.

Вем бо, вем и паки вем во уме своем всегда

И не забываю в мысли своей никогда.

Духом порожденное ти чадо челом ударяет,

Милости и благословения у тебя прошает.

Звания же ми своего несть зде написати,

Недостойнаго бо небу и земли, и нелепо есть начертати,

Но токмо неключимый грешный, страстный,

Яко некий непотребный сосуд простый.

Сам, государь мой, грешное мое звание веси,

Что бесчисленнии мои греховнии превеси.

Токмо, государь мой, буди здрав на многия лета,

А мне бы, грешному, держатися духовнаго твоего совета

И, слышав о твоем, государя моего, здравии,

Имети бы его при своем всегда возглавии,

И всегда бы сердцем своим и душею радоватися,

И с ненавидимыми враги ратоватися.

Аще господь бог своею милостию поможет,

То никто же противу нас стати возможет.

К тому же твоя праведная молитва да поспешает

Яко оружием, иже бесовския полки устрашает.

Потом же со други своими веселитися

И многих своих великих грехов свободитися.

Желаю очи твои, государя моего, видети

И многая же грехи своя возпенавидети.

А пожалует, государь, пощадит меня, грешнаго,

И в добродетелех никогда не поспешнаго,

Похощеш ведать про мое грешное пребывание,

Вем бо, всегда твое великое обо мне воспоминание,

Что жалуеш и печалуеш о моей грешной души,

Что тяжкий и неудобный мой грех поспеши.

Всегда бо в лености и в презорстве пребываю

И заповеданная мне тобою не сохраняю;

Обаче за молитв твоих святых телесне жив

И во алчбе и жажде грехом своим нетерпелив.

Не могу, не яд ни пив, много терпети,

Понеже утробе моей о том велми болети.

И никако же не могу себе в том удержати,

Чтоб ми заповеданная твоя не преступати.

И душевный мой корабль аки волнами в море сем носится

И яко от бурных ветр семо и овамо носится.

И не вем, како ко пристанищу господь принесет

И многогрешную душу мою от смерти спасет.

Обаче — его, создателева, воля во всем,

Аще чистое покаяние к нему, творцу своему, сопривнесем.

Еще же надежда на твои, государя моего, молитвы

Меня зде избавит от бесовския ловитвы.

Он, творец наш и бог, вся наша совести свесть,

Како всякого ко спасенному пути привесть.

И ныне что к тебе, государю моему, учну писати? —

Недостоин бо есмь окаянный на небо взирати.

И како учну у него, творца своего, милости просити

И к тебе, государю моему, приуступати?

Весь бо есмь окаянный злыми делы осквернен

И поганскими делы всегда осумерен.

И паки заповеди твоя преступаю

И во гресех аки свиния в кале пребываю,

Понеже паки не могу себе удержати

И твоя повеления во уме своем соблюдати,

А страх божий в сердцы своем воспоминати

И к вечному жилищу своему помышляти.

Обладала бо мя леность с нерадением

И света сего суетнаго зелным люблением,

Кще же и окаянное презорство з безстрашием.

Яко же погашается огнь много плачнем,

Такожде моим многим и неподобным деанием

И страха господня мыслию своею невнима<нием>

Погашается душевная моя свеща,

Николи же бо об ней соперника увеща.

Всегда мя нудит злая и неполезная содевати

И многия своя составляет на мя рати.

Чтоб многогрешная душа моя погибла

И никакоже бы от тмы к свету возникла.

И страх божий в сердцы моем от меня отиде,

И вышереченное то безстрашие сопривниде.

Обаче не отщетеваюся его, Христа моего и бога,

И да сподоблюся небеснаго его чертога.

Он бо, творец наш и бог, милостив ко всем,

Аще покаяние истинное к нему, творцу, сопривнесем,

Может страх свой и трепет в свое создание вложити

И от грешна и недостойна — праведна учинити.

И паки что воздам ему, Христу моему и богу?

И како достоин буду небесному его чертогу?

И како, недостойный и скверный, себе нареку

И тебе, государю моему, снабдителю, изреку?

Умножиша бо ся грехи моя паче песка морскаго,

Возрастоша бо во мне от обычая моего злаго.

И паки уподоблю се дождевым каплям, —

Всяк бо человек от греха аки от змия хаилем.

Потом число их арметичное[408] и умножается,

Арафметичное[409], каждо бо во гресех своих и раждается.

Того ради обдержит мя страх и срам,

Понеже осквернен есть телесный мой храм.

Како к тебе, государю моему, снабдителю, дерзну

И от злых и неподобных дел моих возбну,

И отверзу к тебе недостойная моя уста,

Понеже окаянная душа моя добрых дел пуста

И яко рекомая тамо неплодная смоковница,

Недостойна бо быти христианским душам ровница?

И како к тебе, государю моему, снабдителю,

Никакоже заповеданная мне тобою внемлю? —

Всегда бо святая твоя словеса мимо ушес своих пущаю

И никако же паки повеленная тобою исполняю.

И яко заблудшая овца в горах скитается,

Некогда же от чювственнаго волка восхищается

И, весма безумная и несмысленная, от него погибает,

И живота своего отнюд не обретает,

Такожде и моя грешная душа заблудила зде,

Не обретает же себе покоя и пристанища нигде,

В мирских сих суетах, скитающися, погибает

И никако же от тмы к свету душевному возникает.

Аще не твои праведныя молитвы поспешат,

То уже мои чювства все к концу зрят,

И уже день мой прихода к вечеру становится,

А окаянная душа моя к добрым делам не тщится.

И паки уже секира моя при корени древа лежит,

А окаянная душа моя о добрых делех не радит:

Всегда в злых своих делех пребывает

И вечных благ в себе не воспоминает.

И не вем, како ум свой и мысли приложити,

Чтоб мне, грешному, заповеди твоя хранити

И от злых и неподобных дел своих отступити,

И с Христом моим и богом во веки веков жити.

Всегда наказателных твоих слов небрегу,

Аки конь или пардус ко греху скоро бегу,

Или аки некая стрела от стрелца летит,

Такожде и страстная моя душа ко греху варит.

И никогда же паки воздыхаю о своих гресех.

Аз же грехи своими окаянен есмь паче всех.

Я бых окаянный страстный яко каменосердечен,

И мнюся быти всех вяще, яко долговечен.

И паки не помню души своей от тела разлучения

И не воспоминаю ей тамо мучения.

Всегда упражняюся о телесней своей потребе

И николи же помышляю о животном хлебе.

Его же причастився, человек жив будет

И от смерти к животу воставает.

Аз же объят есмь блудным помышлением

И гордостным, и высокоумным возношением.

Ох, ох, увы, увы! Како, окаянный, спасуся

И от злых и неподобных дел своих свобожуся?

И что ми в сем суетном веце поможет

И от тмы вечныя извести мя возможет?

Аще твои, государя моего, молитвы не преуспеют,

То всякия грехи моя казнь ми содеют.

Вы бо истинии бдители о грешных душах наших,

Приводите их в божественный страх.

Сего ради, грешный, плачюся и воздыхаю

И пред твоими святыми ногами себе пометаю:

Поели своя праведныя молитвы ко господу богу,

Да подаст милость свою попремногу,

Да избавит мя тамо от вечнаго мучения

И твоего ради к лему, творцу нашему и богу, моления.

Прочее, государь, буди покровен десницею вышняго бога,

Да сподобит тя небеснаго своего чертога

И меня, грешнаго и недостойнаго, простит

Во всем моем неисправлении,

Да не буду, государь мой, в вечном оном мучении.

И негли святыя твоя молитвы ко господу богу поспешат,

И от рук бесовских многогрешную душу мою свободят.

Во веки веков, аминь.

Стишки согласныи что есть человек и како от Творца своего почтеный есть, да, не видя Его, боится, яко вся повинна суть Ему.

Сотворих аз небо и землю,

Да человеки сими вразумлю.

На небесное украшение смотряют,

Да мене, истиннаго Бога, познавают.

Владею небом и землею

И вся яко хощу сотворяю.

В рай вселих Адама со Еввою,

Они же преступиша заповедь первую.

Адама ради во плоть облекохся,

Их ради вины ко кресту пригвоздихся.

Восхоте Адам быти богом, и не бысть.

Сего ради райския одежды лишен бысть.

Сего ради вси греху повинни быша,

Делати землю им осудиша.

Много во аде пребыша,

Дондеже мя во плоти узреша.

На се бо на землю приидох,

Праведных души из ада извлекох.

Да вражию лесть побежду

И мир от работы его свобожду;

Дам вам крест мой — оружие,

Да бежит от вас насилие вражие.

Крепкую веру имейте,

Сим врага побеждайте.

Аз вас ради крест претерпел,

Вас в познание ко Отцу привел,

Дорогою ценою искупил —

Кровь свою вас ради излил.

Ядите тело мое и пи<й>те кровь мою,

Но да творите волю мою.

Тако бо вас возлюбих,

Яко и жити в вас изволих.

Вас ради небо и землю сотворил

И винограды многи насадил.

Да мя во псалмех восхваляете

И враги ваша посрамляете.

На небе аггельское пение,

На земли человеческое хваление.

Смотрите на птицы небесныя, —

Хоть суть безсловесныя,

Во свое время почивают,

День и нощь воспевают,

Вам образ показуя,

Самех себе ползуя.

Каков труд святии подъяша,

Вам ко спасению путь показаша,

Ныне почивают,

Со аггелы пребывают.

Тацы же плотни быша,

Телеса своя утончиша.

Они составиша чтение и пение,

Вам желающе спасение.

Дах вам пророк и учителей,

Ходатаев имате святителей.

Их на помощь призывайте,

А учение их не забывайте.

Оныи бо престолу моему предстоят,

За вас мене, Творца, молят.

Аз же долго терплю,

Да грешных не потреблю.

Да ко мне обратятся

И истинно покаются.

Аще будет истинное покаяние,

Не будет грехов вашим поминание.

Вы же сопротивно творите —

Заповеди моя преступаете.

Воспомяните первыя народы,

Сицевые онех доводы,

Зане от нечестивых царей гонение и мучение,

За благочестивых же церьковное украшение.

Беззаконнии церкви разоряют,

Биют вас и укоряют.

Вернии же церкви созидают,

Мене, Творца, прославляют.

Какову ревность прежнии християне имели,

Чему ж вы, последнии, ослабели?

Вдегда же часы подносят,

Головы свои к ногам приносят.

Дайте образ з себе, церьковнии учителке,

Моих овец пастырие и предводителие.

Смотрите на владыку, —

Имеет ревность толику:

На всяку нощ полнощи востает,

Сна очима не дает.

Рече бо ми: се аз и дети,

Их же дал ти владети.

Некоторым сопротивно отвещаю

И писанием святых отец поношаю.

Со овец моих волну берете,

Дети и попадии украшаете.

Церькви мои яко хранилище имеете,

Корысти брать умеете.

Аще и великий праздник будет,

Церковь замкнена пребудет.

У пива, хотя далеко ехат не обленится.

На церковное служение разболится.

Воспоминайте первые роды,

На которых навел воды.

Престаните от обьядения и пиянства

И всякаго вражия лукавства.

Многажды мене прогневаете,

Страшнаго суда не воспоминаете.

Аще бы воспоминали суд и муки,

Престали бы зло творити ваши руки.

На хваление вас сотворил,

Да бых сатану и ангелов его посрамил.

Несть бо предо мною ничто же утаено,

Все будет во он день откровенно.

Огнь всякую пещ искусит,

Камение и горы сокрушит.

Огнь тьмами над сей зелнейший,

А дух над него зело силнейший.

Пшеницу соберу в мои житницы,

Горети будут чародее и еретицы,

Во огнь ввержени будут идолопоклонницы,

Тогож не избудут все беззаконницы.

Преподобнии смиреномудрено пожиша,

Веру чисту сохраниша.

Вы же ризное украшение,

Питие и сладко ядение, —

Оттоле гордыня зависти и закона преступление.

Писания книг ленитеся прочитати,

Прилежнее шахматы и карты играти,

Гнилыи словеса изо уст вещати,

Не точию сами, но и юным запрещати.

Во отцех безстрашие велико,

В детех дважды толико:

В домех и по улицам скверно вещают,

А в церкви стоя без страха пребывают.

По сему ложные християне почитаетеся,

Поне при кончине истинно покаитеся.

Вопроси жидов и еретиков,

И самих бесов,

Иже есть вам о сем наука —

Неложно и непременно, и конца неимущая грешным мука

Некоторыи и попы писание почитают,

Множицею заповеди преступают.

На то смотрячи миряне

Живут мало не якъ погане:

Игры, скаки, танцы и плясы,

Таковыи же настали времена и часы.

Ныне большую честь имеют,

Которыи и лгать умеют;

Божие и божиих уничижают,

Бесовских угодников похваляют.

Мало тех, яже глаголют о спасении души.

Глядит есть ли что в ковши.

Писание божественное умеют и почитают,

Сатанинских песней не отметают.

Власте ли гордятся

И святителя не стыдятся.

Аще бы святый Николае к нему пришол,

Он бы к нему с ызбы не вышол.

Егда же пиршество сотворяют,

Тогда другов своих встречают.

О, нынешний роде временный,

Колико от мене, Творца, почтенный?!

Доколе землю оскверняете,

Мене зело прогневаете?!

Уже удолии земныи кровию напоены,

Руце ваши суть осквернены,

Або всем пришол невинных плач до неба,

Престати от злоб комуждо потреба.

Многии Авелевой крови подобятся,

С Каином братоубийцею осудятся.

Что вам принесет широта земная,

А ще не постигнета небесная?

Ныне время имате к покаянию,

Настоящее мздовоздаянлю.

В чем тя застану, в том сужду,

В пришествии моем не пощажу.

Слышате святое писание,

Но не имеете упование.

Без боязни — по самохотию жисте,

Жизни вечныя не получисте.

Аки басни вменяли,

Жития своего не исправляли.

Жития конец приближается,

Тайна моя совершается.

Видите громы трескновение,

Страшнее будет земли горение:

С востока огненная река потечет,

На западе озером станет.

Тамо грешнии вогнани будут,

Никако мук не избудут.

Приимите зде наказание,

Да не будет в ню вогнание.

О сем труд ваш предлежит,

Дабы вам венца получить.

Не дивитеся, яже иноверны воюют,

Венцы вам ходатайствуют.

На небе войны не будет;

Аще кто в терпении зде пребудет,

Тамо радости насладится

И со аггелы водворится.

Многии безвинно кровь проливают,

Таковии аки мученики бывают.

Иноцы много труждаются,

А овыи единем часом спасаются.

Вернии воини на ратех убиенн бывают,

Преподобническия венцы восхищают,

За православие кровь проливают,

От небеснаго царя венца чают.

Изменники прелщаются,

К маловременным обращаются.

Таковых Церкви проклинает

И имен их не поминает, —

Со еретики почтены

И с ними будут осуждены.

Нам, православным, крепко стояти,

За благочестие головы складати.

Сии стишки скончеваю,

Благочестиваго царя величаю.

Он за благочестие стоит

И веру непозыблему держит,

Церкви святыи устрояет,

Златом и сребром украшает.

Подай ему, Господи, много лет царствовати,

Землю свою от иноверных обороняти,

Воев своих уряжати,

Врагов своих посрамляти,

Церкви Христовы украшати,

Иноверных во благочестие обращати,

Верных рабов жаловати,

Злых же наказовати.

Аще хощеши безъбоязнен быти,

Не восхоти зла творити.

Царь бо от Бога помазан,

И ты буди страхом его наказан.

Бога бойся, царя почитай,

Все злое от себе отсекай.

Сия творяй надежни будем,

В тишине, цоживше, пребудем.

И тако со Господем будем конца не имуща,

Дондеже узрим Христа грядуща.

Аминь.

Молитва на вирш ко Господу Богу. Предисловие и сказание пред молитвою и покаянием

Подобает пещися всякому о своей души с прилежанием

И молити его, всемилостиваго творца,

Чтоб не отриновену быти никому от пречистаго его лица

И паки получити бы всякому человеку конец благ.

Лих убо и зол сопостат наш и враг:

Всегда нам от добрых дел запинает

И яко лев на нас усты своими рыкает.

Хощет нас всех поглотити

И от божия благодати лишити.

Того ради достоит противу его крепостне стояти

И всякие нелепыя помыслы от себе отревати.

Всегда бо лености ради и нерадения,

Еще же презорства ради конечнаго и непоболения

Не готовы есмы к душевному нашему исходу,

И не помышляем к небесному восходу,

Идеже праведных души пребывают

И хвалу и славу богу и Отцу возсылают,

И радостию и веселием наслаждаются,

И к самем горним силам присвояются,

И во веки веков з богом жити имут.

Несотворшему же зде добра, тому не быти <...>

Аще и двоестрочием слагается,

Но обаче от божественнаго писания не отлагается.

И мать же краегранес<ие> по алфавитным словесем.

Подобает же всякому христианину пасти себе во всем.

Аще сия молитва и покаяние от кого прочтется,

Негли радость и веселие в сердце его сопривнесется,

И учнет благая и полезная дела творити,

Чтоб души его во веки немучиме быти.

Положим же начало сице,

Вси бо есмы в божественней деснице.

Молитва и покаяние к самому Христову лицу,
подобает убо всякому помышляти к доброму концу

Аз убо, недостойный, вопию к тебе, собезначалному свету;

Не готов убо есмь, окаянный, к страшному твоему ответу!

И како узрю лице твое, Христа моего и бога?

И како достигну нетленнаго твоего чертога?

И како стану одесную тебе, царя и владыки?

И како причтен у тебя буду со избранными лики?

Како нарекуся и буду сын света,

Понеже пичтоже благо сотворих Ветхаго и Новаго завета?

Како сподоблюся слышати сладкаго и блаженнаго твоего гласа? —

Не сотворих бо во благо ни единаго мнаса.

И ныне како отверзу недостойная моя уста,

Понеже окаянная моя душа добрых дел пуста?

И како пречистое твое имя скверными своими устнами изреку? —

Исполнен аз всяких гнусов и скверн

И обременен есмь грехи своими аки травный терн.

И како пресвятый дух в себе вселю? —

Всегда бо гнусная и неподобная дела творю

И паки выну в сквернах и в нечистотах пребываю,

И тем дух твой святый от себе отгоняю,

Яко же дым многотрудныя пчелы отгоняет,

Тако и скверная душа моя духа твоего пресвятаго от себе отревает.

Буря ми тех моих грехов постизает

И во глубину зол моих и нечистот поревает,

И не дает ми крепце на позе мои стати

И к тебе, Христу моему и богу, взирати.

И не вем паки, како предстану тебе, страшному и нелицемерному судии?

Носим бо есмь во окаянном своем теле аки во утлей лодии.

И явлаюся аки в море в миро сем прелестном,

И не помышляю никогда о часе безвестном:

Тогда грешная моя душа внезапу от окаяннаго ми телесе разлучится!

Тогда всякое мое злое дело обличится!

И паки что многогрешной души моей доспею,

Аще добрых дел моих зде не приспею?

И како паки великое имя твое не осквернится во многих грешных моих устех? —

Присквернен убо есмь, окаянный, паче всех.

И како паки недостойне во твое святилище восхожду?

И како на пречистый твой образ возрю?

Всегда бо неподобная моя дела творю

И паки недостойными своими усты облобызаю?

Выну бо хожду совестию своею осквернен

И многочисленными своими грехи обременен.

Аще пречистое твое тело и кровь и пршшаю,

А сам своей совести не зазираю.

И паки аще недостойне причащуся,

Тем паки болшим осуждением осуждуся.

Лучше бы ми было, еже не причаститися

И, еже недостойно прияв, осудитися.

По великому и велегласному твоему апостолу Павлу,

Погубити ми свою душевную и телесную лавру,

Что же он, церковная труба, вопиет

И всех нас, грешных, ко спасенному пути зовет:

Аще кто недостойно причащается, суд себе яст и пиет.

Аз же, грешный и недостойный, кий сотворю тогда ответ,

Егда стану пред тобою, страшным и нелицемерным судиею?

Ныне же, недостойный, почто дерзати тако смею? —

Того ради и сам себе погубляю

И святую твою заповедь преступаю.

Ох, увы мне, грешному и недостойному,

И муце вечной и лютому томлению пристойному!

Рад бых весма, еже бы ми не согрешати

И святых твоих заповедей но преступати,

Да самого себе удержеваги.

Како бы ми от злых своих дел отстати?

Воюют бо во мне нелепыя мысли аки злыя сопостаты

И яко на древняго Израиля египетския тристаты,

И забавляют ми помышляти к вечному твоему жилищу,

И поощряют ми всегда на тленную сию пищу,

И выну реют мя и влекут долу.

Како предстану страшному твоему престолу?

И что ответ тебе, царю и владыце, имам дати?

И како учну у тебя милости просити,

Понеже несть тамо покаяния по смерти?

Господи, господи, боже мой, Иисусе Христе, Слове божие,

Ныне, припадая под твое святое подножие,

Прошу у тебе, владыки и творца своего, великия твоя милости:

Да очищуся от душевныя своея и телесныя гнилости.

Милосердый еси, господь, яко грехи наша на себе понес

И яко чист дар естества нашего ко Отцу своему принес,

И седе на престоле величествия одесную Отца,

И подаеши всем, угодшим тебе, нетленныя венцы.

Дивен, дивен еси в славах творяй чюдеса,

Услыши и моя многогрешная словеса.

Спаси преокаянъную и страстную мою душу.

Да не будет она яко неплодная смоковница в сушу,

И да омочит мя естественным вином умиления,

И тако да плачется многаго своего согрешения,

И да причтена будет одесную тебе стоящим

И чюдное и пресветлое лице твое срящим.

Ей, ей, бес твоея помощи, владыко, никто же может спастися

И в разум истинный сопривестися!

Ты — истинный наставник всем и учитель,

И многогрешным душам нашим спаситель.

Ты всех нас призывает на покаяние,

Яко же указует нам твое божественное писание:

Приидите, покайтеся, приближи бо ся вам царство небесное.

Мы же возлюбихом житие сие прелестное;

И во уме своем долголетны мним ся быти,

На спасение душам нашим леним ся трезвити.

Житие наше аки конь борзо течет,

Твое же долготерпение и милосердие на покаяние нас ждет.

Да не погибл бы никто же в бесконечныя веки,

Пришел бо еси на землю спасти вся человеки,

Яко да все в разум истинный приидут и да наслаждаются

неизреченнаго веселия и радости,

Несть бо отнюд во всех земных таковыя сладости.

Зелно паки и безмерно пред тобою, творцем своим, всегда согрешаем

И тебе, Христа бога нашего, теми своими злыми делами раздражаем;

Аще страха твоего и прещения боимся,

А своим безумием далече от тебе зримся.

Паче всех аз, окаянный, всегда во гресех своих пребываю

И тебе, творцу своему и богу, во всем досаждаю.

Како не убоюся смертнаго и страшнаго онаго часа,

Егда увидят страшных оных ефиопов[410] мои грешныя очеса,

Егда учнут окрест меня предстояти

И многогрешную душу мою из меня исторгати?

Како не боюся оного лютаго и горкаго от них исторгания

И многогрешной души своей в той час многаго страхования?

Како не поминаю онаго лютаго душевнаго исхода

И грознаго аггелскаго по нея прихода,

И паки лютаго разлучения души моей от телесе,

И еже дати будет ответ о всяком праздном словеси?

Зрю многая божественная твоя писания,

Да не могу избыти от бесовскаго запинания:

Всегда мне во дни и в нощи запинает

И от тебе, Христа моего и бога, отдаляет.

Паче же от своея слабости и безстрашия погибаю

И тебе, владыку и животворца Христа, бога моего, презираю.

Он же, супостат наш — диавол, всегда ищет нас поглотити

И бесконечнаго твоего царствия лишити.

И кто может избыти от злых его нохтей? —

Токмо, кто не преступал божественных твоих заповедей,

И всегда во уме своем горняя помышляет,

А далняя вся яко уметы вменяет.

И паки выну по заповедей твоим ходити

И к тебе, творцу своему и богу, приходити.

Грешный же, яко же аз, окаянный, что может успети? —

Токмо готов будет во огни негасимом горети.

Како же что реку и что возглаголю к прелюбезному твоему милосердию

И к своему злому и непокорному жестосердию?

Вем бо оныя и нестерпимыя муки

И самохотне предаюся в тех, мысленных врагов, руки,

И всегда в лепости и в презорстве, и в безстрашии пребываю,

И многих и бесчисленных своих грехов не воспоминаю.

От слабости же своея не могу удержатися

И к тебе, владыце, добрыми своими делы подвизатися.

Прелщает бо ми ся тленная слабость,

Тем забывает ми ся вечная оная радость.

И како не боюся онаго тамо великаго срама,

Понеже не соблюдох чисто душевнаго своего храма

И осужден буду пред тмы тмами аггел и человек?

Тогда ничто же ми поможет настоящий сей свет,

Его же со всеусердием ныне возлюбих

И душу свою злыми делы погубих.

Люто, воистинну люто и жестоко наше человеческое естество!

Твое же долготерпеливое неизреченное божество,

Не скоро бо мучит и томит согрешающих, —

Токмо до конца от злых дел согрешающих и непрестающих.

Веси бо, владыко, слабость нашу и небрежение.

Поели нам свое божественное поможение,

Да ны, грешных, на путь покаяния наставит

И от вечныя и нестерпимыя муки избавит.

Много убо паки и безмерно терпиши нам, согрешающим

И святыя твоя заповеди преступающим,

Не хощеши бо никому погибнути,

Но током — всякому от смерти к животу возникнути.

Мощен бо еси нам грехи наша отпустит

И своими многими щедротами заграждати.

Нас ради человек с самех сниде с небес,

И несть мощно изрещи твоих неизреченных чюдес.

В Деву чистую и непорочную воплотися

И неизреченно и несказанно из нея родися;

И потом от Окаянных шодей страсть и смерть претерпе

И нам, грешным, путь предуспе.

Мы же своим непокорством и презорством вся сия забываем

И тебе, благодетеля своего и бога, презираем,

И всегда ходим и творим по своему хотению,

А не по твоему к нам божественному велению.

Оком своим милосердым на всех нас презирает

И всех нас на покаяние призывает.

Мы же, грешнии, самохотне отвращаемся

И от тебе, Христа бога нашего, удаляемся;

Обаче надеемся на твоя премиогия щедроты, —

Ты бо избавил древняго Израиля от горкия египитския работы, —

Аще нас своею милостию пощадиш,

Такожде от работы вражия свободиш.

Премногому твоему милосердию кто не подивится?

И нашему жестосердию кто не сумнится?

Како к тебе, творцу своему и богу, не обратимся

И света сего прелестнаго со всеусердием держимся,

И всегда в лености и нерадении пребываем,

И преданныя нам от тебе святыя твоя заповеди преступаем?

Радуемся всегда сквернам, и нечистотам

И не помышляем к твоим нетленным красотам,

И паки всегда работаем и угождаем тлению,

И не мыслим к вечному у тебе селению.

Того ради ни тепл, ни горяч есмь сердечною верою,

Токмо студен и омрачен многогрешною моею мерою.

Аще тебе, Христу и богу моему, молюся

И паки святое твое имя призываю, а злыми своими делы далече от тебе зрюся,

А от злаго своего греха не отступаю,

Тем воистинну лож обретаю,

Аще всегда пред лицем твоим каюся.

Како же милости от тебе, владыки, творца своего, получу? —

Никогда бо за грехи своя лице свое слезами своими мочу.

Разве ты, владыко, за многих щедрот своих не погубит своего создания

И не лиши вечнаго упования,

И неизреченную свою милость нам покажет,

И яко елеом многогрешную мою душу помажеш,

И паки недоведомыми своими судбами спасает,

И прежде конца моего к покаянию приведет,

То обрящуся зде и тамо жив.

Глагол твой господень воистинну нелжив,

Глаголеши бо: не хощу смерти грешнику. И паки глагол твой: но да вси спасутся

И в разум истинный приведутся.

И не пришел бо еси праведных спасти,

Но ото рва тимения возвести,

Идеже свет пребывает немерцающий

И святых твоих аггел глас непрестающий,

И угождшим тебе — радость и веселие неизреченное,

И комуждо по достоянию место учиненне.

Почто своим безумием лишаемся таковыя благодати,

Идеже всем бесконечно пребывати?

Кто нашему безумию и неразумию не посмеется? —

Всяк бо от нас умом своим всуе мятется.

Свет еси воистинну и совет отчь <...>

Тобою надеемся в небесныя твоя обители вселитися.

Ты бо, человеколюбец бог, милостив ко всем,

Како же и что к твоему человеколюбию исповем?

Паче же помилова наш христианский род

И дарова своим милосердием небесный восход:

Аще волю твою святую учнем творити,

То можем нань бес пнения взыти.

А аще от своей слабости и не удержаваемся,

А от тебе, творца своего, не отчаеваемся.

Желаем к тебе, творцу своему и богу, прибегнути

И лютых сетей бесовских избегнути,

На твою бо помощь и заступление уповаем

И всегда святое твое имя призываем.

Тебе, владыко, вся возможно сотворити

И создание руки своея не погубити.

И веси, коими своими судбами спасти всякаго человека,

И да добре сподобится у тебе нескончаемаго твоего света.

Такожде и аз, окаянный, молю тя, царя и владыку:

Да сподобиши мя своим милосердием десных лику,

И такожде наслаждуся райскаго веселия,

И да избуду онаго вечнаго мучения.

Удиви на мне, грешном, неизреченную свою милость,

Да отрыгну от себе всякую душевредную гнилость

И учну творити твоя божественная повеления

И паки плакатися многих своих согрешений.

Ох, увы, неисповедим душевный исход!

Нужен убо есть воистинну небесный восход!

Ох, увы! Како и коими добрыми спасуся

И от вечных и нестерпимых мук свобождуся?

Аще не ты, владыко царю, спасеш

И в вечное и некончаемое пребывание совозведеш.

То лучше бых от отец своих не родихся,

Нежели родихся, небеснаго царства лишихся.

Пощади, пощади, владыко, свое создание!

Даждь ми слезы и сердечное стенание,

И многое от грехов моих воздыхание,

Да отрыгну от себе то греховное начинание.

И вложи во окаянное мое сердце божественный твой страх,

Да не буду от лика земли и от всея твари яко прах.

Обладало бо мя леность и нерадение,

И прелестнаго сего света конечное любление,

Еще же конечное презорство и безстрашие.

Яко погашается огнь многоплачием,

Також и сия моя речения погашают душевную мою свещу.

Кому убо многая моя беззакония возвещу?

Токмо тебе, милосердому

И роду человеческому всещедрому.

Пощади, пощади, владыко, свое сотворение,

Прости многое мое согрешение:

Фараона мысленнаго и сил его свобождуся

И к тебе, Христу моему и богу, сопривнесуся.

И да не буду в посмех тем нашим общим человеческим врагом.

Да созижду душевную свою храмину на бисере драгом.

Да не поткопает ми древний он сопостат.

И да не лишимся небесных твоих врат.

Како не боюся и не трепещу лютаго онаго геснскаго зжения? —

Уже бо не остануся многаго моего согрешения.

Како стерплю лютую ту ону и нестерпимую муку?

И кто ми подаст тогда помощи руку,

Егда иму во веки огнем горети

И ни от кого помощи себе не имети?

И коего ныне безумнее себе нареку,

Ведя ону страшную огненную реку,

А не остануся злых своих и недобрых дел?

А уже моих дней яко конец приспел.

А аще ли убо и не приспел, а спеется,

А многогрешная душа моя во мне семо и овамо реется,

Не приемля твоего пречистаго тела

За те своя злыя и неподобная дела.

И сего ради велми скорбит и унывает,

А от злаго своего деяния не отставает.

Аще недостойне, окаянная, и причастится,

То болшим осуждением и мучением смирится.

Аще паки тебе, владыце, своему, и каюся

И паки на своя злыя дела обращаюся,

И таковым деянием яко пес являюся,

Тем горее есмь и бесчеловечнаго скота,

Понеже сам себе лишаю вечнаго живота.

Хощу убо и всегда святыя твоя заповеди творити,

Да це даст ми он, лстец и борец, ума моего укрепити.

Наводит на мя, убогаго, мысли злыя

И от того погибают дела моя благая.

Како пройду страшныя оныя бесовския мытарства[411]

И достигну небеснаго твоего царства?

И уже к старости и последнему концу снидох,

А чювство, окаянный, не приидох.

И жду есмя конечнаго смертнаго посечения,

А не остануся злаго своего согрешения.

Како милость от тебе, владыки своего и творца, получю? —

Вся своя согрешения ни во что меню.

И вся ми содевается от того древняго врага моего и наветника,

И змиинаго врага, от неподобнаго советника:

Отводит мене от тебе теми моими неподобными делы

И поставляет на мя сети аки злыя пределы.

И паки ищет мя всегда усты своими поглотити

И царствия небеснаго и вечнаго жития лишити.

Обаче на тебе, владыку, все упование положити, —

Ты бо вся, творче мой и зиждителю, можеши сотворити.

Да не предаси ему, врагу, своего создания,

Да не лишен буду вечнаго упования.

Аще мя не умудрит брата моего и друга смерть,

То како имам многая грехи своя претерпеть,

Егда вижу брата моего и друга умерша,

Себе же всегда о добрых своих делех небрегуща?

И паки как дел своих злых отстану? —

Токмо пред нелицемерным судиею безответен стану.

И аще мя ныне, прежде конца, не пощадит

И страха и трепета в сердце мое не вложит,

То никако же обрящуся тамо, в нетленной твоей красоте,

Понеже зде все свое житие изжих в нечистоте.

Како паки и что имам ответ тогда дати

И пред тобою, нелицемерным моим судиею, себе оправдати,

Егда греси мои прямо мне лица моего станут

И мрачнии они ефиопи, держаша их, предстанут?

Кий паки тогда имам дати ответ? —

Токмо, по реченному, не воскреснут нечестивиц праведным в совет.

Паки ничто же, токмо отелен буду в вечную муку.

И кто может избежати от твоею божественную руку?

Целител бо еси душам нашим и телом

И наставник ко всяким добрым делом.

Настави мя на путь истиннаго покаяния,

Да избуду того бесовскаго лаяния и деяния.

Аще и все житие мое блудно изжих

И вся дни живота моего всуе препроводих,

И всяк грех и скверну соверших,

И тебе, творца моего и бога, прогневих,

И како явлюся тебе, седящему на престоле?

Аще и пребых в православном сем символе,

Ничтоже ми успеет правая вера,

Аще ми не будет пред тобою, владыко, добрыя меры.

Но обаче всю надежду на тебе полагаю

И тебе, творца моего, на помощ призываю.

Вем бо, яко милостив еси ко всем грешным,

Не токмо к добродетели поспешным:

Не пришел бо еси праведных спасти,

Но грешных ото рва тимения возвести.

И несть грех, побеждающ твое человеколюбие,

И паки не доспеет к твоей премудрости наше умогрубие.

Человеколюбивую твою милость кто изочтет? —

Аще кто и всю еллинскую борзость претечет,

Ничтоже и никто же своею мудростию успеет,

Понеже грешнаго путь никогда же спеет.

Того ради молю тя, общаго нашего сотворителя

И всякаго человеческаго сердца и ума зрителя:

Даждь ми страх и веру крепку во окаянное мое сердце,

Да не посечет мя смерть при вечернем моем сумраце.

Аще и ничто же благо пред тобою сотворих,

Обаче всю надежду на тебе, владыко, возложих.

Многа убо от тебе заповеданнаго нам предания,

От нас же ничто же благо совершенно <...>.

Шестомерителных заповедей[412] всяк у тебе будет вопросим.

Аз же, окаянный, никоторую тою заповедаю одержим.

И како ответ тогда имам ти дати

И на всяком своем зде деле слово отдати,

Аще не ты ныне, прежде конца, пощадит? —

Всех бо нас сердца наша и мысли зриш,

И вся наша деяния пред тобою не утаятся

И паки же пред тобою, нелицемерным судиею, объявятся.

Сего ради молим тя ныне, нревечнаго света:

Да сподобимся слышати сладкаго твоего ответа:

«Идите, благословеннии Отца моего, уготованное вам царствие от сложения мира»

Вси бо желаем тако насытитися тамо духовнаго твоего нетленнаго пира.

Щедроты твоя покрывают бездну наших грехов

И сподобляют нас праведных твоих ликов.

И тако наполняется горний мир угождшими твоими.

Аще кого и от грешных помилуеши щедротами своими,

И тот божественнаго твоего дара сподобляется

И со избранными твоими лики веселится.

И како себе, безумнаго, нареку во всех человецех? —

Несть бо тогда грешнаго в тогдашних и в нынешних вецех.

Достоин есмь, окаянный, таковаго злаго мучения,

Понежо никогда же не творю твоего, господня, повеления,

Но обаче на бесчисленныя твоя щедроты уповаю

И всегда пресвятое твое имя к себе призываю.

Негли премногими щедротами своими

Не погнушаешися премногими грехи моими,

Многогрешную мою душу пощадиши

И во окаянное сердце страх твой вложиши,

Яко же много, предварив, рекох,

Вящши того иного ничего не обретох.

Яко же никому хощеши погибнути,

То токмо от смерти к животу возникнути.

О, владыко царю, человеколюбче, господи, помилуй свое создание,

Подаждь нам всем последнее покаяние,

Да никто же паки от нас погибнет,

Разве от смерти к животу возникнет

И к тебе, владыце своему, прибегнет,

И от всех бесовских сетей избегнет,

И душу свою от вечныя муки свободит,

И от сего света аки серна от тенета избежит.

И тако наследит райское селение,

И добро востайет во общее всех воскресение.

Яко тебе слава подобает,

Всяк бо святое имя твое призывает

Со безначалным ти Отцем и со святым Духом,

Вкупе убо бывает от вас благодаренным воздухом —

Во веки веков, аминь.

Загрузка...