Внутренний Замок или Обители

ГЛАВА I в ней говорится о том, что когда Господь начинает оказывать большие милости, приходят и большие испытания. Каковы некоторые из них и как вести себя тем, кто в этой обители. Полезно всем, страдающим духовно.

1. Теперь, по милости Святого Духа, поговорим о шестой обители, в которой душу уже поразила любовь к Жениху, и душа эта хочет остаться одна, устраняя, по своему состоянию, все, что ей бы мешало.

Встреча с Женихом так запечатлелась в ней, что ей только и нужно снова ею насладиться. Я уже говорила, что при такой молитве ничего не видишь ни глазами, ни воображением. Я говорю «видишь» из-за сравнения, которое привела[58]. Душа уже совсем решилась не иметь другого Жениха, но Он не внимает великому стремленью как можно скорей обручиться с Ним, желая, чтобы она еще сильней того хотела и величайшая милость ей больше стоила. Все мало, когда так много получишь, но, поверьте, доченьки, нужен хоть какой-то знак, какой-то признак, дабы справиться с тем, что будет. О, Господи, какие труды, и внешние, и внутренние, придется перенести, прежде чем вступишь в седьмую обитель!

2. И впрямь, иногда я про это думаю и боюсь, что если бы мы это представляли заранее, при нашей немощи едва ли решились бы все перенести, сколько бы благ нас ни ожидало, разве что мы уже достигли седьмой обители, в ней ничего не боишься, ибо душа готова все перетерпеть ради Бога; причина же та, что душа близко от Господа и получает от Него необходимую крепость. Я думаю, надо рассказать вам о некоторых испытаниях, о которых я точно знаю, что они есть. Может, и не все души ведет Господь этим путем, но я сильно сомневаюсь, что те, кто воистину услаждаются небесными дарами, обойдутся без земных испытаний в том ли, в другом ли роде.

3. Хотя я не намеревалась толковать про это, я подумала, что вот такой душе будет немалым утешением, если она узнает, что так бывает с теми, кому Бог посылает подобные милости — ведь тогда и впрямь кажется, что все пропало. Скажу не по порядку, одно за другим, а так, как мне приходит на мысль. Начну с самого малого, а это — пересуды знакомых и даже незнакомых, о которых никогда и не думала, что они о тебе вспомнят: «Святой притворяется», «Чего только ни делает, чтобы всех провести, других унизить, а они — лучше нее христиане безо всего этого». Заметьте, ничего такого и нет, просто старается жить как положено. Те, кого она считала друзьями, ее покидают и хуже всех говорят, да так, чтоб больнее всего ранить: «Она погибает, она в прелести»; «Это все — от дьявола»; «Она вроде той-то или такой-то, которая сбилась с пути, и других ввела в соблазн»; «обманывает духовников», и сами к ним идут, говорят, как разные души вот так и погибли. Словом, глумятся и бранятся на тысячу ладов.

4. Я знаю одну особу, которая боялась, что не найдет, кому исповедаться, вот до чего дошло, но тут очень много всего, говорить не стоит. А самое худшее — что все это не скоро проходит, длится всю жизнь, все предостерегают друг друга, чтобы с такими не знались.

Вы скажете, кто-нибудь и доброе скажет. Ох, доченьки, мало таких, кто верит хорошему, а кто ругает — много! Да к тому же, тут бывает еще труднее. Душа-то знает, что все доброе у нее — от Бога, а никак не свое, она ведь только что видела себя в убожестве и в больших грехах, и вот, ей очень тяжело, особенно поначалу, потом — полегче, и по разным причинам: во-первых, ей по опыту ясно, что люди очень легко говорят и плохое, и хорошее, так что она больше и не слушает ни одно, ни другое. А во-вторых, Господь помог ей лучше уразуметь, что хорошее в ней — не от нее, а от Него, свыше; и она восхваляет Бога, словно речь идет о ком-то другом. В-третьих, она видит, что кому-нибудь на пользу видеть милости, данные ей Богом, и думает, что Он направит к их благу и хорошее мнение о ней, хотя она его и не заслужила. В-четвертых, она прежде всего ищет славы Божьей, а не своей, и не впадает в искушение, обычное для начинающих, а именно — ей нет вреда от похвал, как бывает с некоторыми. Равно и бесчестие ее не смущает ее, лишь бы Господь хоть однажды был прославлен ради нее, а там — будь что будет.

5. Вот из-за этого и из-за многого другого умаляется скорбь, наносимая похвалами, хотя почти что всегда какая-то скорбь да есть, если душа совсем не перестала обращать внимания на такие вещи. Но, что ни говори, недостойные восхваления несравненно труднее вынести, чем все те порицания; и когда душа научится ни о чем таком не думать, ей легче и другое, она скорее радуется, хула ей вроде музыки. Это — сама что ни на есть правда и скорее укрепляет, чем устрашает душу, ибо душа по опыту знает, какую прибыль это приносит, и ей уже кажется, что ее хулители даже и не грешат, а Господь попускает все это ей на пользу. Она это ясно чувствует, и особенно их любит, ибо считает, что они — друзья, и полезней ей, чем хвалители.

6. Дает Господь и большие болезни. Это куда тяжелее, особенно когда очень больно, тяжелей почти ничего и нет на земле, то есть из внешних испытаний. Конечно, я говорю об очень сильных болях, они так расстроят тебя и изнутри, и снаружи, что душа сжимается и не знает, что же ей с собой делать; она бы любое мученичество приняла, лишь бы не эту боль. Правда, самые сильные боли не длятся долго, Бог ведь не посылает страданий свыше сил и прежде всего дает терпение. Но обычно для испытания Он посылает телесные муки и разные немощи.

7. Я знаю одну особу[59], и вот, с тех пор, как Бог стал оказывать ей все эти милости, то есть сорок лет, просто нельзя сказать что она провела хоть день без болей и мук, не считая других больших испытаний. Конечно, она была очень дурной и все это мало перед адом, который она заслужила. Других, кто не так гневил Бога, может, Он поведет другим путем, но я бы всегда выбрала путь скорбный, хотя бы только для того, чтобы уподобиться Иисусу Христу, даже если бы не было от этого иной пользы, а уж тем паче, когда ее столько!

Но если заговорим о внутренних муках, все покажется легким; их и описать — не опишешь.

8. Начнем с того, как трудно говорить с таким благоразумным и осторожным духовником, который, видя что-то необычное, ни в чем не уверен, всего боится, во всем сомневается. Если же в душе, одаренной милостями, он заметит какое несовершенство (ему ведь кажется, что Бог дает их одним ангелам, а тут, в тленном теле, этого быть не может), он сразу припишет все бесу или же меланхолии. А ее теперь так много на свете, что я и не удивляюсь; ее столько и бес столько зла творит вот этим путем, что вполне разумно духовникам бояться и остерегаться. Но бедная душа тоже боится, она идет к духовнику как к судье, а он ее осуждает, как же ей не страдать и не мучаться? Это поймет только тот, с кем так было. Ведь это — еще одна великая мука, которую терпят такие души, особенно если они грешили: им кажется, что Бог, по их грехам, попустил, чтобы они заблуждались. Когда Он дарует им милость, они не сомневаются, и верят, что она — ни от кого иного, как от Бога, но это ведь минует быстро, о грехах же помнишь непрестанно, да и видишь в себе недостатки — их всегда хватает, — вот и приходит эта мука. Успокоит духовник, и станет легче, хоть печаль и вернется; а вот если он прибавит страху, это и вынести невозможно, особенно если за этим следует сухость, и кажется, что ты не помнил, и не вспомнишь Бога, а когда о Нем говорят, Он словно бы кто-то незнакомый.

9. Это бы ничего, если б душе еще не казалось, что она не умеет все растолковать духовникам, и вводит их в заблуждение. Она думает, и видит, что нет и помысла, который бы она скрыла, но все тщетно, ибо разум так помрачен, что не может видеть истины, и верит всему, что представит воображение (теперь правит оно), да глупостям, которые вздумает представить дьявол, а уж ему, наверное, Сам Господь попустил это, чтобы ее испытать и чтобы она поняла, что Бог ее наказует. Очень многое мучит ее и терзает, и страдает она просто как в аду, ибо ей нет никакого утешенья. Если она говорит с духовником, так и кажется, что все бесы слетаются к нему, чтобы он еще ее помучал. Один духовник, общаясь с душой, которая вот так мучалась, думал, что она в опасности, ибо муки ее сопровождались и другими явлениями; и сказал ей, чтобы она предупреждала его всякий раз, как это будет, но становилось все хуже и хуже, и он решил, что больше над ней не властен[60]. Ум у нее до того помутился, что она ничего не понимала, если брала книгу по-испански, хотя хорошо умела читать.

10. Словом, в такой буре остается одно — ждать помощи от Бога, Который в самый нежданный час, одним Своим словом или как бы случаем снимет всю тяжесть, словно душа и не была во мраке, все в ней теперь свет и утешение; и, как тот, кто спасся в страшной битве, одержав победу, она славит Господа, ибо прекрасно знает, что сражалась не она. Ведь все, чем она могла бы защищаться, — в руке врага, вот она и знает, как немощна и как мало мы можем, если не поддержит Бог.

11. Теперь, наверное, и думать не надо, чтобы это понять, хватит опыта; она ведь видела, что ничего не может, и уразумела, как мы ничтожны и немощны; а благодать (она была, ибо душа не оскорбляла Бога, сколько ни мучалась, и ни за что бы не оскорбила), так вот, благодать была так скрыта, что душе казалось, будто она ни искорки не видела от Божьей любви и сама Его не любила. Если она сделала что доброе, если что от Господа и получила, то было это как бы во сне или в мечтании. А вот что грешила, она знает точно.

12. О, Господи, как тяжело видеть такую несчастную душу! Я уже говорила, ничто на земле ее не утешит, так что вы не думайте, сестрицы, если это с вами будет, что богатым и свободным тут легче утешиться. Нет, нет, ведь, по-моему, если осужденным на смерть предложить все услады, какие есть в мире, им легче не станет, только хуже. Так и тут, мирские блага не помогут, это ведь идет свыше. Великий Господь хочет, чтобы мы знали, что Он — Царь, а мы — немощны; это очень важно для того, о чем я дальше скажу.

13. Так что ж будет делать бедная душа, если это тянется долго? Ведь она молится — и как бы не молится, то есть утешенья ей нет; слова не входят внутрь, она их сама не понимает, хоть бы молилась вслух, ибо молиться про себя в такое время нельзя никак, силы не на то направлены, одной оставаться куда вреднее, но говорить и слушать кого-нибудь — еще одно мученье. Вот она, как ни старается, и угрюма, и неприглядна, это видно сразу. Может ли она сказать, что с ней такое? Не может, ибо это — горести и муки духовные, названья им нету. Лучше всего (не для освобожденья, таких средств я не знаю, а чтобы все это вынести), так вот, лучше всего — заняться милостыней, добрыми делами и положиться на милость Божью, которую Он всегда даст, если на Него надеяться. Слава Ему вовеки, аминь.

14. Другие страданья — от бесов, внешние, бывают не столь часто, вот и не станем о них говорить, да они и не столь тягостны. Ведь сколько бы бесы ни делали, они, на мой взгляд, не могут так измучать и так возмутить душу; в конце концов, разумно подумать, что им не дано сделать больше, чем Господь попустит, а если разум не утрачен, все легче того, о чем мы говорили.

15. О других внутренних муках мы поговорим, когда будем толковать о разных степенях молитвы и милости Божьей. Хотя некоторые из них еще труднее перенести, чем вот эти, очень уж страдает тело, назвать испытаниями их нельзя, и мы не назовем, ибо велики милости Господни, и душа это понимает, и знает, что ничуть их не заслужила. Эти великие муки приходят, чтобы войти в седьмую обитель, вместе с другими; о некоторых я скажу, обо всех и не скажешь, и не опишешь их, ведь они другого рода, куда как выше. Если уж я об этих, очень низких родом, сумела сказать только то, что сказала, о тех я сказала бы еще меньше. Да поможет мне во всем Господь ради заслуг Своего Сына! Аминь.

ГЛАВА II говорит о разных способах, с помощью которых Господь наш пробуждает душу. Бояться тут, наверное, нечего, хотя дело это очень возвышенное, и великая милость.

1. Так и кажется, что мы забыли про нашу голубку, а мы не забыли, ведь от этих страданий она взлетит еще выше. Поговорим же теперь о том, как обращается с ней Жених. Прежде чем совсем с нею соединиться, Он внушает ей к этому тяготение, да так тонко, что она сама того не понимает, и я не сумею описать, чтобы поняли вы, если с вами этого не было. Порывы эти столь тонки и незаметны — ведь исходят они из самой сердцевины души, — что я и не знаю, с чем их сравнить.

2. Все это совсем непохоже на то, что мы можем обрести здесь, и даже на услады, о которых я говорила. Часто сама душа ни о чем не помышляет, и не думает о Боге, а Он пробуждает ее, словно комета или гром, хотя ничего и не слышно; но она понимает, что это был зов Божий, да так хорошо, что порой, особенно — поначалу, трепещет и даже стонет, хотя у нее ничего не болит. Она чувствует, что ранена самым сладостным образом, но не понимает, кто ее ранил и как, знает только, что все это дивно и прекрасно, и не хочет исцелиться. Словами любви, даже вслух — иначе она не умеет — она жалуется Жениху, ибо знает, что Он — рядом, но не являет Себя, дабы не помешать ей. Это все нелегко, хотя и дивно, и сладостно; душа и хотела бы, чтобы этого не было, — и не может такого хотеть, и никогда не захочет, ибо отрады здесь много больше, чем в сладостном самозабвенье молитвы о покое, где скорби и труда нет.

3. Чего я только ни делаю, сестрицы, чтобы вам объяснить, как действует тут любовь, и никак не могу. Ведь вроде бы нельзя сказать, что Возлюбленный и пребывает с душой, и призывает ее столь явно, что и не усомнишься, подзывает посвистом столь пронзительным, что душа непременно его расслышит, ибо ясно, что это Жених, пребывая в седьмой обители, обращается к ней так, что пребывающие в других покоях — то бишь чувства, силы, воображение — и пошевельнуться не смеют.

О, Всемогущий мой Боже, как велики Твои тайны и как отлично все духовное от всего земного! Ведь никак не опишешь даже это, столь малое в сравнении с тем, что Ты даруешь душе.

4. Так велико действие этого дара, что душа, изнемогая от стремления к Богу, не знает, чего и просить, ибо понимает, что Бог ее — с ней. Вы спросите, чего же тогда она хочет и от чего томится, какой еще милости добивается? Не знаю; знаю только, что муки достигают самой ее глубины, когда же ранивший вырвет стрелу, ей кажется, что Он вынул и внутренности, так сильна эта любовь. Вот я думаю, можно ли сравнить Божью любовь с огнем на жаровне, от которого в душу отлетает искра, и душа чувствует сжигающий жар, не такой сильный, чтобы ее спалить, но все же такой, что при всей своей сладостности он причиняет ей боль одним прикосновением. Вроде бы это сравнение — лучше всех, какие я привела. Ведь эта приятная боль — даже и не боль — не остается в душе; порою она продолжительна, иногда же — мимолетна, это уж по воле Божьей, и ее никак не вызовешь сам, сколько ни старайся. Иногда она длится, потом проходит и возвращается, словом — не пребывает постоянно и потому не сжигает душу; искра загорится — и гаснет, а душа хочет снова испытать такое жжение.

5. Нельзя и подумать, что это происходит от нашего естества, или от меланхолии, или от дьявольского наваждения, или просто от прихоти. И сомневаться не надо, что это — от Бога, Который неизменен. Действия эти не похожи на другие благочестивые переживания, в которых можно усомниться, ибо в них много сладости чувств. Здесь же все чувства и силы трезвы и, кажется, неспособны ни усилить, ни устранить эту дивную боль.

Всякий, получивший такую милость от Господа (если это с ним было, он поймет, о чем я), пусть очень возблагодарит Его и не боится прельщения. Скорее тут надо бояться неблагодарности за столь великий дар и, по мере сил, служить Господу и жить получше; тогда обретешь еще больше даров и милостей. Одной особе, с которой все это было, их хватило на несколько лет жизни, и если бы ей пришлось служить Господу долгие годы тяжкими трудами, плата не была бы высока. Да будет Он благословен во веки. Аминь.

6. Может быть, вы не поймете, почему здесь меньше опасности обмануться, чем в других случаях. Я думаю, вот почему: во-первых дьявол никак не может дать такую дивную муку; он может дать усладу и наслажденье, которые покажутся духовными, но соединить такую муку с миром и отрадой не в его силах. Он ведь наступает только извне, и тяготы от него, если они есть, не усладительны и не мирны, а тревожны и беспокойны. Во-вторых, эта сладостная буря идет не из его владений. В-третьих, тут очень большая прибыль душе, а потому обычно душа решает пострадать и потрудиться ради Господа, отрешиться от земных утех и тому подобное.

7. Что это не померещилось, очень ясно, ибо душа, как бы ни старалась, не может породить такое состояние одними своими силами. Все это так заметно и особенно, что никак не придумаешь, если не пережил на самом деле, и не усомнишься, если пережил. Если же хоть как-то усомнишься, была эта милость или нет, можно считать, что порывы эти — поддельны, ибо они так же внятны душе, как громкий голос — слуху. Что же до меланхолии, это уж никак невозможно, потому что ведь душа производит свои причуды только с помощью воображения, тогда как вот это исходит из самой ее глубины. Конечно, я могу ошибаться, но пока я не услышала доводов от людей понимающих, буду думать так. Я знаю одну особу, которая всегда боялась подлогов, но вот в этой молитве у нее сомнений не было.

8. Господь пробуждает души и другими путями. Иногда, совершенно неожиданно, во время устной молитвы, когда не думаешь о внутреннем, душу охватывает сладостное пламя, словно благоухание, и такое сильное, что оно проникает во все чувства (я не говорю, что это запах, я просто сравниваю). Душа ощущает, что Жених близко. Источник этого дара — тот же, что и предыдущий, хотя он и не сопряжен со страданием и в тяготении души к Богу нет ничего тягостного; это более обычно. Здесь тоже нечего бояться, по тем же причинам; нет, надо возблагодарить за эту милость Бога.

ГЛАВА III говорит о том же и, описывая, как Бог, когда Ему угодно, говорит с душой, указывает, как ей вести себя, не руководясь своим мнением. Указывает она и несколько признаков, по которым можно узнать, когда это обман и когда нет. Эта глава очень полезна.

1. Бог пробуждает душу и другим способом, который кое в чем кажется большей милостью, чем предыдущие, но в нем таится и больше опасностей; вот почему я его опишу. Он говорит с душой, и на разные лады. Иногда это как бы приходит извне, иногда — из самой глубины души, иногда — с самой ее высоты, иногда же — настолько извне, что слова можно услышать, словно их ясно произнес чей-то голос. Иногда, и нередко, это нам кажется, особенно людям с больным воображением или в унынии, то есть в большим унынии.

2. На них, я думаю, не надо обращать внимания, даже если они скажут, что видят, слышат и понимают, но не надо и пугать их, что это — от бесов. Нужно выслушать их, как больных. Пусть настоятельница или духовник, или кто иной посоветуют им не обращать внимания, ибо не в этом служение Богу, и многих обманул дьявол, хотя тут, наверное, это и не так. Не надо огорчать их еще больше! Если им кто-нибудь скажет, что это все от уныния, то этому конца не будет — они поклянутся, что вправду видят и слышат все, ведь им так кажется.

3. Правда, надо сделать так, чтобы они меньше молились, и, по мере сил, не придавали всему этому значения; ведь бес извлекает выгоду из таких больных, не столько им во вред, сколько другим. Со здоровыми ли, с больными ли, — всегда надо опасаться таких вещей, пока не узнаешь, откуда они. Я так скажу, лучше всего сначала этому не потворствовать — если это от Бога, только легче будет идти вперед, препятствия даже и помогут. Это так, но все-таки не надо угнетать и беспокоить душу, она ведь и впрямь ничего больше сделать не может.

4. Вернусь к тому, о чем говорила. Такие слова, самого разного рода, могут быть от Бога, могут быть от беса, а могут быть и от воображения. Укажу, если смогу, с Божией помощью, как отличить подлинное от подложного, как распознать опасность. Ведь многие, знающие молитвенную жизнь, и впрямь их слышат, и я бы хотела, сестрицы, чтобы вы не думали, что ошиблись, если поверили им или не поверили себе, когда слышали сами — будь то утешение или предостережение — и решили, что вам примерещилось; все это не так важно. От одного я предостерегаю: даже если это от Бога, не думайте, что вы поэтому лучше других, ведь Спаситель, как мы знаем, много раз обращался к фарисеям. Главное — извлекать добро из этих слов; все же, что не согласно со Святым Писанием, — отвергайте, точно вы это услышали от самого дьявола. Даже когда такие слова — от воображения, их надо отвергнуть как искушения против истин веры и всегда противиться им, чтобы не было каких последствий, и они забудутся сами по себе, ибо силы в них мало.

5. Вернемся к тому, о чем говорили сначала: приходят ли эти слова изнутри, сверху или извне — мы не можем решать, от Бога они или нет. Самые верные признаки, которыми можно тут руководиться, по-моему, вот какие: первый — это сила и власть, которые они несут с собою, то есть сказано тебе — и делаешь. Объясню получше: вот, душа в смятении и горе, как описано выше, в помрачении и безутешности. А услышит — «не печалься», и слова этого достаточно, чтобы мир сошел на нее, утешил, озарил, освободил от скорби, такой глубокой, что ей казалось, будто весь свет и все ученые богословы, какие только есть, не убедили бы ее ободриться, ничего бы не добились, несмотря на все старания. Другая тужит и боится, ибо и духовник, и другие сказали, что ее прельстил бес. А услышит: «Это Я, не бойся» — и все меняется: она преисполнится великим утешением и ей уже кажется, что никто не разубедит ее. Еще кто-то опечален важными, трудными делами; но он слышит уверение, что «все будет хорошо», и вся забота, вся печаль исчезает. Так случается и со многими другими.

6. Второй признак — великий покой в душе, и благоговейная, мирная собранность мыслей, и готовность славить Бога. О, Господи! Если слово, переданное Тобой одному из Твоих посланников (говорят, по крайней мере в этой обители слова произносит не Сам Господь, а какой-нибудь Его ангел), если слово это так сильно, какую же силу Ты дашь душе, если Ты соединен с ней любовью, она — с Тобою?

7. Третий признак — слова остаются в памяти очень долго, а то и всегда. Так не случается, если что услышишь от других людей, даже очень стоящих и ученых — то, что они скажут, не запечатлевается в памяти, а когда они пророчествуют о будущем, ты не уверен, что это исполнится, как бывает от слов свыше. Правда, если чему вроде бы трудно исполниться, поневоле в этом усомнишься, но в самой душе есть непоколебимая уверенность, хотя все, как будто бы, против того, что душа услышала. Проходят годы, а душа все думает, что Бог найдет способ, неведомый людям, и в конце концов все исполнится; так и бывает. Хотя, как я говорила, душа и томится, ведь она видит много неблагоприятного, да и пророчество она слышала давно, оно уже не так действует, и душа не так уверена, что это — от Бога, а не от беса, не от воображения. Раньше она готова была умереть в доказательство того, что это — правда, но теперь ничего такого не осталось. А. ведь бес, чтобы опечалить и устрашить душу, чего только не сделает, особенно — когда видит, что от исполнения прореченного зависит благо души и оно направлено к славе Божией! Во всяком случае, слабеет вера, что Бог силен совершить то, что превосходит наше разумение, и от этого душе большой вред.

8. Душа борется вот так, и многие говорят ей, что все это — глупости (я про духовников, с которыми говорят про такие вещи), и всякие беды мешают поверить, что все будет хорошо, и все-таки в душе — сама не знаю, где — остается живая искра, и душа верит, что все сбудется, хотя все надежды и рухнули, и эта искра не гаснет, даже против желания самой души. И в конце концов, как я уже говорила, слово Господне сбывается, и душа так радуется, так веселится, что только и хочет славить Господа гораздо больше — за то, что сказанное сбылось, чем из-за самого дела, даже если оно для нее очень важно.

9. Не знаю, почему ей так важно, чтобы эти слова оправдались. Если бы ее саму уличили во лжи, не думаю, что она больше бы огорчилась; словно она отвечала за их истину, тогда как она только повторяла, что слышала. Одна особа в подобных случаях много раз вспоминала пророка Иону, который боялся, что Ниневия не будет разрушена[61]. Ведь впрямь, если это от Духа Божьего, то справедливо Ему доверять и хотеть, чтобы Его не считали способным на обман, ибо Он — Высшая Истина. Вот и радуется тот, кто после тысячи превратностей и самых тяжелых бед видит, что обетование сбывается; и хотя той же душе суждены от этого новые тяготы, она предпочтет их, только бы исполнилось то, что она считает обетованием Господним. Быть может, и не все так слабы, но я не могу никого за это осудить.

10. Когда слова — от воображения, то нет никакого из этих признаков: ни уверенности, ни мира, ни духовного утешения; хотя я знаю некоторых, которые погружались то ли в молитву покоя, то ли в духовный сон, и по слабости своего здоровья или воображения, или уж не знаю от чего, и впрямь так глубоко собираются мыслями, находясь как бы вне себя, что нечувствительны ко всему внешнему. Чувства их засыпают, дремлют, как у спящего, и в этом сне им чудится, что с ними кто-то говорит или они что-то видят, а думают, что это — от Бога, но тут и действия — как от простого сна. Бывает и другое: испрашивает что-нибудь у Господа с большой любовью, душа мнит, что слышит ответ, который хотела получить. Только того, по-моему, кто очень опытен в таких делах, не обманет воображение.

11. Беса надо опасаться больше. Если есть все указанные признаки, можно верить, что наитие — от Бога; но когда дело идет о важных решениях или о каких-нибудь людях, нельзя ни делать ничего, ни решать без совета праведного, осмотрительного и ученого духовника, сколько бы ты ни слышал и как бы ни верил, что это — от Бога. Такова Его воля в этих случаях, и мы не ослушаемся Его повелений, ибо Он Сам сказал, что священник говорит от Его имени[62], а Святое Писание истинно, сомневаться в нем нельзя. Когда это трудно исполнить, духовник ободрит, ибо Сам Бог ему внушит сказать, что это согласно с Его волей, а нет — то и не надо ничего делать. Поступать же иначе, руководясь своим мнением, по-моему очень опасно, я уже это говорила. Поэтому, сестрицы, я предостерегаю вас от имени нашего Господа, чтобы этого никогда с вами не случилось.

12. Есть и еще способ, которым Бог говорит душе, и я считаю что он уж точно подлинный, то есть не допускает сомнения. Это — умное видение, о котором речь пойдет позже. Оно проистекает в такой глубине души, духовный слух так ясно слышит слова, произносимые Господом, и так втайне, что и само восприятие, и действие, производимое видением, сообщает уверенность, что это не от беса. Видение это слишком действенно, чтобы в нем усомниться; по крайней мере, можно верить, что оно — не от воображения, и, при благоразумии, быть спокойным вот по каким причинам: во-первых потому что слова очень четки, они столь ясны, что заметишь, если не достанет одного слога, даже если это было целое изречение. Все же порожденное воображением — не так ясно, слова не так отчетливы, словно их слышишь в полусне.

13. Вторая причина: часто душа и не думала раньше о том, что ей дано услышать, то есть слова приходят внезапно и даже когда она беседует с другими. Порой они отвечают на летучую мысль или на предыдущее размышление; но чаще относятся к вещам, не доходившим до сознания, или к тому, что будет или может быть. Поэтому здесь нет воображения и обмана, ведь душа никогда не желала и не знала того, что она услышала.

14. Третья причина: подлинное внушение, отдельными словами, душа слышит, а слова, порожденные воображением, словно бы мало-помалу составляет сама, согласно тому, что она хочет услышать.

15. Четвертая причина: слова здесь очень разнятся от обиходной речи, ибо одно слово выражает многое — то, что наш разум не мог бы составить с такой быстротой.

16. Пятая причина: совместно со словами нам нередко дается понять гораздо больше того, что они значат, но я не смогу объяснить, как именно. Об этом я скажу позже, ибо это весьма превосходно и побуждает прославить Бога. Случалось, что такие духовные наития повергали некоторых в большие сомнения, особенно же одну особу, а наверное — и других. Особа эта долго не могла успокоиться, хотя явления, посылаемые ей часто от Господа, были подвергнуты многим испытаниям. Сперва она больше всего опасалась, что это — от воображения. Легче понять, откуда это, когда это от беса, хотя козни его столь многообразны, что он способен проявляться под видом ангела света; но мне кажется, он может подделывать только четкость в словах, что убеждает нас, ибо так бывает, когда слова исходят от Духа Истины, но он не может подделать действия, о которых я говорила, и в душе остается не мир и свет, а беспокойство и тревога. Он причинит лишь незначительный вред, а то и никакого, если душа смиренна и делает, что я сказала, то есть воздерживается от действий, к которым эти внушения побуждают.

17. Когда душа получает дары и милости от Господа, ей надлежит обращать особое внимание, сочла ли она себя лучше других или же от возвышенности услышанных ею утешений еще сильнее осознала свое недостоинство. Если не осознала, надо полагать, что дух этот — не от Бога. Когда милость душе исходит от Духа Истины, она больше смиряется, больше помнит о своих грехах и забывает о выгоде и пользе, а все стремление ее и вся память ищут лишь славы Божией. Она сильнее боится, что даже в самом малом отступит от истины, и уверена, что достойна адских мучений, а не Божьих милостей. Вот если таковы плоды ее духовного подвига и даров, полученных на молитве, пусть отринет страх и надеется на милосердие Божие; Господь верен и не попустил дьяволу обмануть ее, хотя ей хорошо сохранить опасение.

18. Тем, кого Бог не ведет этим путем, покажется, что, быть может, душе лучше не слушать этих слов, и когда они звучат в ее глубине, отвлекаться, сколько может, а не обращать на них внимания. Тут отвечу, что это невозможно — я не о тех словах, которые от воображения, — не желая их и не обращая на них внимания, душа спасается. А вот если слова идут от Бога, это средство не годится, ибо Сам Дух остановит все остальные мысли, сосредотачивая внимание на том, что Он говорит. Мне кажется — да так оно и есть, — что с хорошим слухом легче не слышать, если кто кричит, чем не слышать здесь, ибо там можно не обращать внимания или занять свои мысли чем другим, а тут это никак невозможно, ведь душе не заткнуть уши, и не станет она думать ни о чем, кроме того, что ей говорят. Тот, Кто остановил солнце — кажется, по молитве Иисуса Навина[63] — властен, я думаю, остановить и силы душевные и весь внутренний мир, дабы душа поняла, что не она сама, а Иной царит в Замке, и исполнилась смирения и благоговения. Итак, не слышать нельзя. Пускай же Господь дарует нам благодать, чтобы мы стремились лишь угодить Ему и отречься от себя, как я уже говорила. Аминь. И да будет Его Воля, чтобы я растолковала вам, что хотела, и чтобы это несло хоть какую-то пользу тому, кто будет одарен этими духовными милостями.

ГЛАВА IV говорит о том, как Господь отрешает душу во время молитвы исступления или экстаза или восхищения (я думаю, что все это — одно и то же), и о мужестве, необходимом, чтобы получить великие дары от Господа.

1. Как может быть спокойной бедная бабочка среди стольких испытаний и всего, о чем шла речь? Она еще больше хочет насладиться присутствием Жениха, тогда как Он, Кому известна наша слабость, располагает ее многими способами к единению с Ним, Великим Господом, сообщая ей мужество взять Его в Супруги.

2. Вы посмеетесь, что я так говорю, и вам это покажется нелепицей, ведь любая из вас, наверное, думает, что здесь не нужно никакого мужества и что нет ни одной женщины, столь низко поставленной, которая не отважилась бы стать царской невестой. И я так думаю, если царь — земной, но когда это — Царь Небесный, поверьте, нужно больше смелости, чем вы думаете. Мы по естеству своему слишком робки и убоги для такой великой милости и, я уверена, если бы это дал не Бог, сколько бы мы и видели, что это нам на благо, мы бы не решились. Вы сами это поймете, когда увидите, что совершает Господь, дабы мы с Ним обручились, а это, по-моему, бывает во время исступления, когда душа отрешается от чувств, ибо иначе, так близко от такого величия, она бы живой не осталась. Только поймите, это об истинном исступлении, а не о женских слабостях, которым мы все здесь подвержены, и которые принимаем за экстаз или восхищение; ведь — кажется, я уже говорила — есть столь хилые создания, что они обмирают, чуть начнут молитву о покое.

Здесь я хочу описать некоторые роды исступления (о которых слыхала от многих духовных людей), хотя и не уверена, что мне это удастся, как было и тогда, когда я писала в других местах и об этом, и о другом; но, по разным соображениям, мне показалось, что неплохо бы повторить все это, хотя бы потому, что здесь уместно объединить все, что относится к разным обителям.

3. Один из видов такого исступления бывает, когда душа, даже не на молитве, поражается словом, пришедшим ей на память или услышанным от Бога. Господь, тронутый долгими ее страданиями из-за того, что она хотела приблизиться к Нему, воспламеняет искру в самой ее глубине, это я уже говорила. Душа, охваченная пламенем, словно птица феникс, вся преображается, и вполне благочестиво предположить, что грехи ее в тот миг прощены. Вот такую очищенную душу Бог соединяет с Собой, и никто иной об этом не ведает, даже сама душа не может сказать об этом после, хотя чувства ее и не спали, как бывает в обмороке или в припадке, когда теряют сознание.

4. Насколько я могу понять, душа до того никогда не воспринимала так трезво то, что от Бога, и не была так озарена познанием Его величия. Вроде бы, этого быть не может, ведь силы ее и чувства так сосредоточены, что их можно счесть мертвыми, как же допустить, что она проникла в эту тайну? Не знаю, а может — и никто не знает, кроме Самого Создателя, и это же мы вправе сказать о многом другом, что бывает в таком состоянии, то есть в этих двух обителях. Ведь шестую и седьмую можно бы соединить в одну, ибо из одной в другую нет закрытых дверей. Правда, в седьмой происходит то, что чуждо тем, кто еще не вошел в нее, и только поэтому мне показалось, что лучше их разделить.

5. Когда душа в таком состоянии и Господу угодно открыть ей некоторые тайны, скажем — небо, и дать ей иные видения, воспринимаемые воображением, она способна потом их описать, ибо они настолько запечатлены в памяти, что никогда невозможно их забыть. А вот когда это — видения умные, описать их нельзя, ибо они весьма возвышены и недоступны пониманию живущих на земле. Однако вернувшись в обычное состояние, душа может передать нечто о многих из этих умственных видений. Возможно, некоторые из вас не знают, что такое — видения, и особенно — умные. Я объясню это, когда надо. Так мне велели настоятели, и, хотя это, быть может, покажется некстати, все же некоторым принесет пользу.

6. Вы скажете мне: если душа не вспомнит возвышенных милостей, оказанных Господом, какую же пользу могут они принести ей? Ох, доченьки, очень большую; ведь даже если видения не опишешь, они запечатлелись в недрах души и забыть их нельзя. Тогда вы спросите: если они безобразны и невозможно воспринять их душевными силами, как же о них можно помнить? Я тоже не понимаю, но все же знаю, что некоторые истины о величии Божьем остаются в душе столь непоколебимо, что если бы даже наша вера не учила, Кто Он, и не велела верить в Него, душа поклонилась бы Ему в тот миг, как поклонился Иаков, когда узрел в видении лествицу[64]. Конечно, тогда же он непременно уразумел и другие тайны, которые уже не мог выразить — ведь если бы внутренний свет не был больше, он бы не понял столь сокровенных и великих вещей при одном виде лествицы, по которой всходили и спускались ангелы.

7. Я не уверена, что объясняю точно — ведь хотя я и слышала обо всем этом, я не знаю, хорошо ли я все запомнила. Моисей тоже не смог сказать всего, что он видел в купине, а лишь столько, сколько было угодно Богу[65]. Но если бы Тот не уверил его в истине Своего Откровения так, чтобы он узрел и поверил, что это — Он, Моисей не решился бы на такие многочисленные и великие подвиги. Конечно, ему было дано уразуметь что-то великое в шипах этой купины, вот он и отважился совершить все, что он сделал для Израиля. Так что, сестрицы, нам подобает не проникать в Божий тайны, дабы понять их, а верить в Его могущество; допустим же, что таким немощным червям, как мы, не охватить Божиего величия. Воздадим Ему хвалу за то, что, по Его милости, мы уразумели хоть малую часть.

8. Я бы хотела найти сравнение, чтобы пояснить то, о чем я говорю, но ни одно не подходит, однако скажем так: вы входите в покои какого-нибудь царя или вельможи, и там очень много хрустальной и глиняной посуды, и других вещей, и они так расположены, что, войдя, можно увидеть все сразу. Однажды меня ввели в такой зал у герцогини Альбы (исполняя послушание, я остановилась там проездом, она меня очень просила через моих настоятелей). Вошла я и испугалась, удивляясь, к чему бы такая куча вещей; но тут же поняла, что и это может послужить прославлению Господа. А теперь вот радуюсь, что это здесь пригодится. Хотя я была там какое-то время, я не смогла удержать в памяти всего, что увидела, ни одну из вещей не помню, словно их и не видела, так что не могла сказать после, как они сделаны, запомнила только все вместе. Так и здесь, когда душа воедино с Богом в чертоге высшего неба, которое — в нас самих (ведь, ясное дело, если Бог — в наших душах, то там же и Его обитель). Хотя душа и в экстазе, не всегда угодно Господу, чтобы она видела эти тайны (она поглощена тем, что Ему радуется, и довольно с нее); но порой Его воля отрешает ее от высшего созерцания и тогда она видит все, что только есть в том чертоге. Когда же она придет в себя, в ней остается все великое, что она видела, но она не может хоть что-либо описать, ибо ее естество не способно подняться до того, что Бог сверхъестественным образом благоволил открыть ей.

9. То ли это видения, которые воспринимаются воображением? Этого я не говорю, тут — видение умное; я ведь не учена и, по неуклюжести не умею объяснить лучше. Так что если я до сих пор что-то сказала о такой молитве, ясно, что если сказала хорошо, это не от меня, а от Бога. Сама я думаю, если в исступлении душе не открывается что-то сокровенное — это не подлинный экстаз, а просто природная слабость, свойственная людям некрепкого сложения, как мы, женщины, — только соприкоснется хоть как-то дух с естеством, они теряют силу и отрешаются; я уже это говорила, когда шла речь о молитве покоя. Все это — совсем не экстаз, ведь в экстазе душа восхищена Богом вся, целиком, и Он, как Своей невесте, показывает ей частицу Царствия, принадлежащего ей по праву. Как бы это не было мало, это много, как и все в Господе, Который не желает помехи ни от способностей, ни от чувств души; вот Он сразу и велит затворить двери всех обителей, оставляя открытым только вход в чертог, где Он Сам, чтобы и мы вошли в него. Да будет благословенна такая великая милость. Вот и понятно, почему будут осуждены те, кто не желает воспользоваться ею и теряет общение с Господом.

10. О, сестрицы, как ничтожно все, что мы оставили в миру, и все то, что мы делаем и могли бы сделать ради Бога, Которому угодно иметь общение с такими червями! Если у нас есть надежда уже здесь, в этой жизни насладиться этим благом, что мы делаем, дабы его достичь? Чего мы ждем? Какая может быть причина, чтобы потерять даже одно мгновение, когда мы ищем Господа, как невеста в Песне Песней, которая искала Его по улицам и площадям?[66] Как обманчиво все в этом мире, когда не ведет нас к этой цели, даже если бы мирские наслаждения, богатства и радости и все в нем длилось вечно! Все мерзость и мусор перед сокровищами, которыми мы будем наслаждаться без конца. Но и все эти радости — ничто перед тем, чтобы обладать Нашим Господом и Владыкою всех сокровищ небесных и земных.

11. О слепота человеческая! До каких, до каких же пор пыль эта будет затемнять нам взор? Хотя тут, у нас, ее не так много, чтобы мы совсем ослепли, я все-таки вижу соломинки и песчинки, которые умножатся, если мы оставим их без внимания, и причинят нам большой вред. Ради любви к Богу, сестрицы, используем наши недостатки, чтобы познать нашу немощь, и да послужат они тому, чтобы мы видели лучше, как послужило брение из грязи слепому, излеченному нашим Женихом[67]. Итак, при виде нашего несовершенства будем усерднее умолять Его, чтобы Он извлек благо из нашего убожества, и мы во всем угодили Ему.

12. Незаметно для себя самой, я далеко отошла в сторону. Простите мне, сестрицы, и поверьте, что, дойдя до столь великих дел Божиих, то есть до их описания, я очень жалею, когда вижу, как много мы теряем по нашей вине. Правда, Господь дает все это, кому хочет, и все-таки Он дал бы это всем нам, если бы мы любили Его, как Он любит нас, ибо Он только и желает, как найти, кому оказать милости, и богатства Его от этого не уменьшаются.

13. Возвращаюсь снова к тому, о чем говорила. Жених велит закрыть двери обителей и всего Замка и внешних стен. Когда Он восхищает душу, дыхание останавливается, и хотя другие чувства еще некоторое время способны к восприятию, она никак не может говорить. Порой все ее душевные способности внезапно отрешаются, руки и тело холодеют как у мертвой, так что трудно понять, осталось ли в ней дыхание или нет. Это бывает недолго, то есть она приходит в себя; такое исступление проходит, тело возвращается к обычному состоянию и вдыхает воздух, но лишь для того, чтобы умереть снова и дать больше жизни душе. И все-таки такой экстаз не длится долго.

14. Случается, однако, что полное отрешение чувств проходит, но воля остается как бы в плену и разум поглощен на целый день или даже на несколько дней, так что кажется, будто душа может заняться только тем, что побуждает ее к большей любви. Для этого — она бодрствует, для земных услаждений — как бы спит.

15. О, как смущается она, когда придет в себя, и как хочет любыми способами послужить Господу и угодить! Если желания эти оставались в душе после описанных выше степеней молитвы, что можно сказать о такой великой милости? Теперь душа хотела бы жить не один раз, а тысячу, чтобы столько же раз пожертвовать жизнью Богу и чтобы все на земле прославляло Его из-за нее. Она стремится к подвигам и все, что она делает, кажется ей ничтожным, так пламенна ее любовь. Теперь она понимает, почему мученики не считали тяжкими свои страдания — ведь с помощью Божией все легко. Кроме того, душа скорбит перед Ним, когда нет случая ради Него пострадать.

16. Душа очень ценит, когда получает дары от Бога втайне; когда же это бывает на людях, она не так поглощена и не так рада, она стыдится и смущается, мучается, что подумают люди; ведь мир лукав, и состояние это припишут не Богу, а вместо хвалы Ему оно даст повод к пересудам. В такой тревоге и печали мне видится недостаток смирения; правда, это от нас не зависит, но ведь если ты стремишься к поношению, что тебе от того? Одна особа вот так горевала, и услышала слова Господа: «Не печалься, будут они хвалить Меня или хулить тебя — ты в любом случае получишь пользу[68]. Я узнала потом, что особу эту очень ободрили и утешили эти слова; чтобы утешить тех, кто так вот мучается, пишу их здесь. Кажется, Господь хочет, чтобы все поняли, что эта душа теперь принадлежит Ему и никто не должен ее беспокоить. Что до тела, до чести, до имения — им пускай вредят, все будет к славе Божией. А вот душу и трогать нельзя, и если она сама не откажется от Жениха по греховнейшей дерзости, Он защитит ее и от всего мира, и от всей преисподней.

17. Не знаю, объяснила ли я хоть как-то, что такое — исступление, ведь объяснить его совсем невозможно. Это я уже говорила. Наверное, все-таки я ничего не упустила, чтобы вы поняли, что это такое, ведь ложное исступление идет совсем иначе. Я не говорю «притворное», ибо тот, у кого они бывают, не хочет обмануть других, но обманывает себя. Тогда внешние признаки и действия в душе не соответствуют такой великой милости от Бога, и это вводит людей в соблазн, они вправе потом сомневаться, когда кому-то Бог окажет подлинную милость, да будет Он благословен во веки. Аминь. Аминь.

ГЛАВА V продолжает все о том же и описывает, как душа поднимается к Богу другим путем, нежели тот, что был описан. Указывает, почему тут нужна отвага. Говорит кое-что о милости, которую так сладостно дарует Господь. Эта глава очень полезна.

1. Есть и другое восхищение или полет духа, как я бы сказала; хотя это то же самое, но воспринимается в глубине души совсем иначе. Иногда внезапно чувствуешь скорое движение духа, подобного восхищению, такое быстрое, что даже страшно, особенно в начале. Поэтому я сказала, что всякому, кому Бог окажет эту милость, нужно большое мужество, и вера, и упование, и большая решимость предать себя на волю Божью. Вы думаете, мало смятения, когда ты при всех своих чувствах и вдруг у тебя восхищают душу (некоторые из нас считали, что и тело)? Ведь в самом начале даже и не знаешь, что это от Бога.

2. Можно ли тут хоть как-то противиться? Ни в коем случае; это еще хуже. Я слышала от одной особы, что кажется, будто Бог хочет показать душе: она так часто и безусловно предавала себя в Его руки, предоставляя Ему себя с такой готовностью, и теперь должна понять, что больше себе не принадлежит, а потому Он так резко, рывком восхищает ее. Она решилась быть в руках Божьих легкой, как соломинка, которую поднимает янтарь (если вы это видели), и обращая тем самым необходимость в добродетель. Я говорю «соломинка», ведь так оно и бывает — наш Великий и Могущественный Великан восхищает дух с такой же легкостью, как исполин поднимает соломинку.

3. Похоже это и на водоем, о котором мы говорили, — кажется, в четвертой обители, теперь я уж и не помню — и который спокойно и тихо, то есть без всякого движения, наполнялся водой. Вот и тут Великий Бог, Который удерживает ручьи и запрещает выйти из берегов, дает свободу источникам, снабжавшим его водой, а они сильным напором вздымают вверх волну, столь мощную, что кораблик нашей души возносится на гребень. Если же судно не способно управлять само собой, а капитан и команда не в силах помочь при столь свирепом напоре волн, несущих его по своему произволу, еще менее могут недра души остановиться, где им угодно, или направить чувства и силы против веления свыше. Ничто внешнее не участвует здесь.

4. Поистине, сестрицы, толкуя обо всем этом, я ужасаюсь могуществу Великого Царя и Правителя, нашего Бога. Что же тогда переживания тех, кто испытывает это? Я вот думаю, что если бы Господь открыл Себя так живущим в миру и в грехе, они не осмелились бы впредь преступать Его заповеди, если не из любви, то хоть из простого страха. Сколько же обязаны те, которые были научены столь превосходными способами, дабы всеми силами стремились не нарушать Его воли! Ради Него, сестрицы, я умоляю тех, кому Он оказал такие или подобные милости: не будьте нерадивыми, не ограничивайтесь лишь получением Его даров. Вспомните, кто много задолжал, тот много платит.

5. Вот и по этой причине необходимо мужество, ибо все это приводит в трепет. Без помощи Божией душа пребывала бы в постоянной печали, видя, как велики Его милости и как малы ее дела, в которых к тому же столько небрежности и недостатков в сравнении с тем, что она Ему должна. Делая что-либо, она старается скорее об этом забыть, помня лишь о своих грехах и предавая себя милосердию Божиему, ведь ей нечем заплатить долг, вот она и надеется на Его милосердие и снисхождение к грешникам.

6. Может быть, Господь ответит ей, как Он ответил одной особе, молившейся перед Распятием, вот так печалясь о том, что ей никогда не было что пожертвовать Богу или от чего отречься ради Него. Распятый Господь Сам утешил ее, сказав, что Он отдает ей все страдания и тяготы Своих Страстей, чтобы она принесла их в дар Его Отцу. Особа эта, как я от нее узнала, осталась столь утешенной и обогащенной, что так и не смогла этого забыть, видя свое ничтожество, все вспоминала об этом, ободряясь и утешаясь. Я могла бы привести и другие примеры, я ведь знаю много святых и благочестивых людей; говорю вам это, чтобы вы не думали, что я пишу о себе самой. Но тот случай кажется мне очень подходящим, ибо из него понятно, как угодно Господу, чтобы мы признали свою нищету и свое убожество и ясно видели: у нас есть только то, что мы получили от Бога. Так что, сестрицы, для всего этого и для многого другого в духовной жизни, особенно на этой ступени — нужна отвага, и, по-моему, если есть смирение, в последних обителях ее нужно больше, чем в прежних. Да будет угодно Господу дать нам ее, ради Его благости.

7. Возвращаясь к внезапному восхищению, надо сказать, что в этот миг душе и впрямь кажется, что она — вне тела; а все-таки она знает, что тело еще живо, хотя тогда трудно сказать, в теле душа или нет. Ей кажется, что она была в другом мире, совсем не в том, в котором мы живем, и что ей показали другой свет, совсем не похожий на здешний. Если бы всю жизнь она пыталась представить себе этот свет, и другое, что она увидела, то ничего бы не вышло. В одно мгновение душа научена стольким вещам зараз, что если бы она трудилась много лет, стараясь расположить в памяти все воспринятое ею, ей бы не удалось сделать и тысячной доли. Это видение — не умное, оно воспринимается чувствами; через него душа понимает без слов гораздо больше, чем можно узреть на земле обычным зрением. Например, она видит святых, и ей кажется, что она хорошо их знала раньше.

8. Иногда, вместе с тем, что она видит духовными очами, в умном видении, ей открывается и другое, например — ангельское воинство с его Господом. Она не видит ничего ни телесными, ни душевными очами, ни неким превосходнейшим знанием, о котором я не сумею рассказать, воспринимает все это и еще многое, чего тоже не опишешь. Кто через это прошел и способнее меня, может быть, это и выразит, хотя, мне кажется, это очень трудно. Я даже не знаю, в теле душа или нет; во всяком случае, я бы не решилась поклясться, что она в теле, или что тело — без души.

9. Я часто думала: если солнце, оставаясь на небе, посылает свои лучи, и такие сильные, что они достигают земли в одно мгновение, то душа и дух, с которым она воедино, как солнце с лучами, не покидая своего обиталища, силою жара, полученного от Солнца Истины, возносится сама над собой посредством самой возвышенной своей части. Сама не знаю, что говорю, а вот что уж точно, как пуля, вылетающая из аркебуза, когда взорвется порох, — душа взлетает (лучше не скажу) бесшумно, но так явственно, что никак не может быть, чтобы это померещилось. Когда душа, насколько ей дано понять, — вне себя самой, она видит великое; приходя же в себя, находит обильную прибыль. Все земное для нее не больше, чем сор, в сравнении с тем, что она узрела, и с той поры она едва живет на земле, а все, что ей казалось ценным, не возбуждает в ней вожделения, словно Господу было угодно показать ей что-то из той страны, которая ей обещана, как израильтянам, которых послали в обетованную землю, и они принесли показать плоды[69], чтобы, предвосхищая место отдохновения, народ легче прошел трудный путь. Однако милость эта столь мимолетная, что можно недооценить ее, хотя так велики приобретения для души; тому, с кем этого не было, никак не понять, насколько она важна.

10. Вот и видно, что это не наваждение дьявольское, ведь все эти действия в душе не могут примерещиться, и дьявол не может представить то, что приносит душе столько мира и духовной пользы, да еще и три превосходнейших дара. Во-первых, она познает величие Божие, а чем больше его созерцаешь, тем большего достигнешь разумения. Во-вторых, она познает себя и смиряется, видя, как низка и немощна перед Тем, Кто создал столь великие вещи; раньше она отваживалась Ему противиться, а теперь даже не решается на Него взирать. В-третьих, она пренебрегает всем земным, кроме того, что может послужить славе Божьей.

11. Это — драгоценности, которые Жених дарит своей невесте, и цена их столь велика, что она их будет хранить; а встречи с Ним останутся так глубоко в ее памяти, что, я думаю, она не сможет забыть, пока не получит навсегда, иначе это было бы для нее великим бедствием. Жених, дающий ей эти дары, дает с ними и благодать, чтобы она их не потеряла.

12. Вернусь теперь к тому, о чем я говорила, — к тому, что тут нужно мужество. Неужели вы думаете, что это так легко? Ведь и впрямь кажется, что душа отделяется от тела, ты же утрачиваешь все чувства и не знаешь, зачем. Вот и нужно, чтобы дал отвагу Тот, Кто дает и все остальное. Вы скажете, что этот страх хорошо вознаграждается. И я так скажу. Да будет благословен Тот, Кто силен дать столько душе и да удостоит Он нас послужить Ему. Аминь.

ГЛАВА VI где говорится о плодах молитвы, описанной в предыдущей главе, и становится ясно, что она — истинная, а не обман. Говорится здесь и о другой милости, которую Господь открывает душе, дабы она Его славила.

1. Из-за таких великих милостей душа так хочет насладиться Тем, Кто их ей дает, что живет в мучении, хотя и сладостном. Ей очень хочется умереть, и она со слезами умоляет Бога забрать ее из этого изгнания. Все земное утомляет ее; одиночество ее облегчает, но скорбь возвращается и становится ей обычной спутницей, и в конце концов, бабочка никак не найдет покоя. Душа, скорее, становится такой нежной от любви, что непрестанно воспламеняется и взлетает ввысь; так что в этой обители она то и дело бывает восхищена, ничего поделать не может, даже на людях, вот ее и преследуют и осуждают. Кроме того, она и хотела бы откинуть всякий страх, но многие, особенно — духовники, запугивают ее, и никак не дают успокоиться.

2. Внутри она как будто и очень уверена, особенно наедине с Богом, но она и горюет, скорбит, она ведь боится, что бес прельстит ее, и она обидит Того, Кого так любит; о пересудах же она печется мало, разве что ее порицает духовник, словно она может сделать больше. Просит она одного — молиться за нее, молить Господа, чтобы Он вел ее по другому пути, потому что ей так советуют, убеждая ее, что этот очень опасен. Однако сама она нашла на нем много преимуществ и поневоле видит их, а кроме того, она читает, и слышит, и знает, что исполнение заповедей Божиих ведет на небо, и потому, даже если бы и хотела, не может променять этот путь на другой и предаться Божьей воле. Тем не менее, ее мучит, что она стремится не к тому, что ей внушают, и не следует советам духовника, тогда как послушание и угождение Господу предохраняет от самообольщения. Ей кажется, что если она согрешит по своей воле и в малом, это — погубит ее, и вот, она страдает, что грешит то и дело, хотя и невольно.

3. Бог дает этим душам великое желание угождать Ему во всем, даже в самом малом, и, поскольку возможно, избегать всего, что не согласно с самим совершенством. Только поэтому, ни по чему иному, она хотела бы уйти от людей в одиночество и очень завидует тем, кто живет или жил в пустыне; однако хотела бы жить и в миру, если только поможет хоть одной душе прославить Бога. Когда это — женщина, ее печалит, что она по природе своей не может делать всего; ведь она хотела бы подражать тем, кто свободен славить Господа Воинств.

4. О, бедная бабочка, связанная столькими цепями, которые не дают ей лететь, куда она хочет! Сжалься над ней, Господи, сделай так, чтобы она могла, хоть отчасти, исполнить, что желает, во славу Твою! Забудь, что заслуги ее малы, природа — низменна! Ты, Господи, силен разделить морские бездны и остановить воды Иорданские, чтобы прошли сыны Израиля[70]. Не щади ее, ведь с Твоей помощью она перенесет многое — она решилась на это и стремится к страданиям. Простри, Господи. Твою всесильную руку и не допусти ей прожить в таких низинах. Яви силу Свою на слабой и убогой женщине, дабы мир понял, что это — не от нее, и прославил Тебя, чего бы это ей ни стоило, ибо она к тому и стремится, чтоб умереть тысячу раз, если это возможно, взамен одной души, прославляющей Тебя, ради этой души. Умереть столько раз она бы сочла за приобретение, хорошо понимая, что недостойна понести за Тебя и малейшую скорбь, тем паче — умереть.

5. Не знаю, сестрицы, к чему все это сказала и зачем. Я совсем и не думала об этом писать. Ну что ж, поймем, что, без всякого сомнения, именно это и бывает от восхищения на молитве. Ведь такие желания не преходящи, они — внутри, и когда представляется случай оправдать их на деле, видно, что это не обман. Почему я сказала «внутри»? Иной раз душа страшится самой малости, и до того теряет мужество, что ей кажется, будто она вообще ничего не может. Я так думаю, Господь оставляет ее как она есть, для вящего блага, ибо она видит, что если у нее что и было, то от Господа, да так ясно, что смиряется, лучше разумея милость и величие Божий, явленные в таком ничтожном создании. Однако чаще всего она остается в том состоянии, о котором мы говорили.

6. Обратите внимание, сестрицы, на то, как сильно хочет она узреть Господа; порою это так мучает, что желание надо не поощрять, а умерять, конечно — если можешь, ибо бывает, как вы увидите, что это невозможно никоим образом. А тут это достижимо, ибо весь разум свободен сообразоваться с волей Божией и сказать то, что сказал святой Мартин[71]; если же мучение слишком сильно, надо отвлечься чем иным, ибо все это бывает лишь у постигших совершенства, и дьявол может искусить нас — мы возомним, что это мы и есть; так что лучше сохранять опасливость. Что же до меня, я думаю, что наваждение не приносит мира и тишины, свойственных этой печали, а скорее возбуждает какую-либо страсть, вроде той, что сопряжена с мирскими огорчениями. Однако тот, у кого нет опыта (в этом или в ином) ничего не поймет; думая, что это — нечто великое, он будет поощрять такое желание и очень навредит своему здоровью, потому что мучаться будет долго, ну хотя бы — часто.

7. Еще заметьте, что печаль бывает от слабости у тех, которые плачут по малейшему поводу; и они сочтут, что их слезы — печаль о Боге, тогда как это не так. Когда слезы льются без удержу при одном слове или мысли о Господе, может стать очень тяжко, и будешь плакать больше, чем от любви к Богу. Услышав, что слезы — похвальны, они так и плачут, не сдерживаясь, только того и хотят; но все это — бесовские происки, а бес хочет, чтобы они ослабели, не могли молиться, соблюдать свой устав.

8. Наверное, тут вы спросите, как же вам быть? Если я вижу во всем опасность, и допускаю, что даже в таком хорошем деле, как слезы, можно впасть в обольщение, то не ошибаюсь ли я сама? Конечно, могу и ошибаться, но поверьте, я это видела у некоторых, хотя со мной такого и не случалось, ибо я совсем не чувствительна, — напротив, я даже горюю, что у меня столь жесткое сердце, хотя от внутреннего огня оно все-таки плавится, как смола в нагретом котле. Легко узнать, когда слезы текут из этого источника: они укрепляют и умиряют, а не возбуждают и, если душа смиренна, редко наносят вред. Лучше претерпеть ущерб телу, чем душевное обольщение; если же нет смирения, опасайтесь обмана.

9. Не думайте, что достаточно обильных слез и больше ничего не надо. Будем делать и многое другое, помня о добродетелях, ибо они послужат нам лучше всего. А слезы пусть придут, когда Богу угодно; мы не должны о них стараться. Они поливают сушь нашей души, от этого урожай богаче. Чем меньше мы будем обращать на них внимания, тем больше будет плодов, ведь вода эта — с неба; а вот та, которую мы черпаем сами, прилагая усилья — она иная; часто мы копаем до изнеможения, и не находим ни одной лужи, а не то что колодца с живой водой. Вот я и думаю, сестрицы, что самое лучшее для нас — предстоять перед Богом, размышляя о том, как Он милосерден и велик, а мы ничтожны, и предоставляя Ему посылать нам, что захочет — дождь или засуху. Он лучше знает, что нам полезнее. Вот мы и пойдем дальше в спокойствии, а бесу будет куда как труднее обольстить нас.

10. Кроме этих состояний, и печальных, и утешительных, Господь иногда посылает нам радость и особую, странную молитву. Описать ее трудно, но я вот пишу, чтобы, если Господь вам ее даст, вы могли Его прославить, зная, что она и впрямь бывает. Мне кажется, тут Господь оставляет на свободе способности и силы души, чтобы они могли насладиться радостью, не понимая только, что ж их радует. Вроде бы смысла здесь нету, а это так. Радость столь обильна, что душа хотела бы не наслаждаться в одиночестве, но поделиться со всеми, чтобы все с ней славили Господа. Какой бы она пир устроила, чтобы все разделили ее радость! Ей ведь кажется, что она обрела самое себя, как Отец — блудного сына, вот она и хочет пригласить всех на торжество[72]. Еще ей кажется, что хоть теперь она — в безопасности, и я думаю, она права, ибо такую глубокую радость с таким миром и счастьем, с хвалой Господу, бес дать не может.

11. Очень трудно душе умолчать и скрыть от других такой порыв. Наверное, именно это было со святым Франциском, когда он шел по полю, и, встретившись с разбойниками, громко восклицал, что он — герольд Великого Царя. Бывало это и с другими святыми, удалившимися в пустыню, чтобы хвалить Бога, как святой Франциск. Я знала такого брата Петра из Алькантары (я его считаю святым по его жизни), и он тоже так делал, а те, кто его слышал, считали его помешанным. Ох, сестрицы, какое блаженное помешательство! Хоть бы Господь послал его всем нам! И какая же милость Божия к вам, что вы в таком месте, где, если получите этот благодатный дар, скажете о нем, и найдете сочувствие, а не порицание, как было бы в миру; там это очень редко случается, и, конечно, вызывает пересуды.

12. Жалкие наши времена, бедная нынешняя жизнь! Счастливы те, кому удалось от нее удалиться. Иногда я особенно радуюсь, ведь мы — все вместе и сестрицы мои живут столь духовной жизнью, и каждая, как только может, славит Господа, что Он привел ее в монастырь. И сомнений нет, что хвалы эти искренни. Вы бы почаще это делали — ведь когда одна из вас хвалит Господа, вторят и остальные. Когда вы все вместе, можно ли лучше использовать дар речи, как не для славословия Господу? Столько есть поводов для этого!

13. Да удостоит нас Бог часто такой молитвы, ибо она безопасна и преизбыточна; только вот нам самим невозможно снискать ее, она дается свыше. Действие ее может длиться целый день; душа как бы в опьянении, но не настолько, чтобы отрешиться от чувства или уподобиться душевно больному, не совсем потерявшему разум, а плененному навязчивой мыслью. Это очень грубые сравнения, но никак не найду других. Скажу так: ради этой радости душа забывает и о себе, и обо всем, думая и говоря только о том, что ей сродно, то бишь — о прославлении Бога. Поможем же ей! С чего бы нам быть разумнее, чем она? Что больше обрадует нас? Да помогут нам все создания Божий восхвалять Его во веки веков! Аминь, аминь, аминь.

ГЛАВА VII Здесь идет речь о том, как душа сокрушается о своих грехах, обретая упомянутые милости от Бога. Говорится тут и о том, что, как бы духовны ни были люди, им все равно надо думать почаще о вочеловечении нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа, о Его святейших Страстях, о Его Пречистой Матери и о святых. Глава эта очень полезна.

1. Вот вы думаете, сестрицы: души, с которыми Бог сообщается столь превосходным образом, уверены, что уж они-то в конце концов спасутся, им бояться нечего, нечего и каяться в прошлых прегрешениях. И ошибетесь — ведь так помыслят только те, кто не получил милостей от Бога; а тот, кто их получил, согласится со мной, ибо большей благодати соответствует большее раскаяние. Наверное, сокрушение не оставит нас до тех пор, пока мы не будем там, где нету места для печали.

2. Конечно, эта печаль иногда бывает, да и переживаешь ее иначе, ибо теперь душа мыслит не о наказании за грехи, а о неблагодарности Тому, Кому она обязана столь многим и Кто так достоин нашей преданности. Величие милостей Божиих дает ей уразуметь Его необъятность. Она ужасается былой дерзости, оплакивает недостаток благоговения, прегрешения кажутся ей истинным безумием, и она непрестанно горюет, вспоминая, как променивала великого Господа на такие низменные вещи. Память о своем предательстве заслоняет полученные ею милости, которые я описала и о которых скажу еще. Ей мнится, что память о них уносит полноводная река, тогда как память о грехах стоит перед ней, словно загнивший пруд, и вынести это — тяжко.

3. Я знаю одну особу, которая желала смерти не только для того, чтобы созерцать Бога лицом к Лицу, но и для того, чтобы больше не каяться в своей неблагодарности Тому, Кому она столько задолжала и прежде, и теперь. Ей казалось, что таких злодеяний никто и не творил, ибо она уразумела, что никого, кроме нее, Бог не терпел так долго и никому не оказал столько милостей. Здесь уже не боишься попасть в ад, зато очень страшно потерять общение с Богом, хотя это бывает и не так часто. Страшишься, собственно, одного: чтобы Господь не попустил согрешить, ибо тогда ты вернешься к былому убожеству. На этой ступени уже не мыслишь ни о славе своей, ни о муках, и если хочется поменьше быть в чистилище, то лишь потому, что там ты отдален от Бога, а не потому, что придется пострадать.

4. Как бы душа ни была одарена Богом, по-моему, ей опасно забывать о былом ничтожестве, ибо память о нем хотя и тягостна, полезна во многих отношениях. Может быть, я так сужу, потому что сама была очень уж недостойна и все время об этом вспоминаю. У тех, кто был добродетелен, нет причины печалиться, хотя, пока мы живем на земле, мы непременно грешим. Чтобы утешиться в такой скорби, недостаточно думать, что Господь уже простил нас и забыл наши грехи: доброта Его и благодеяния тому, кто достоин вечных мук, только умножают раскаяние. Наверное, потому так и мучались апостол Петр и святая Мария Магдалина: Господь любил их и миловал, а они понимали Его величие, вот и страдали еще сильнее, хотя и не без умиления.

5. Еще вам покажется, что тот, кто удостоин столь высоких милостей, не станет размышлять о тайнах Вочеловечения Христова, ибо в его душе будет одна любовь. Об этом я уже писала, а мне возражали, что именно так ведет Господь и, пройдя начальные стадии молитвы, надо созерцать Божество, оставляя все телесное; но я не согласилась. Конечно, я могу ошибаться или же мы говорим одно и то же разными словами, но бес пытался обмануть меня именно этим, я получила хороший урок, и вот, повторю здесь, что говорила, дабы вы были очень осмотрительны. Видите, какую смелость я беру на себя, чтобы убедить вас и вы бы не слушались того, кто посоветует вам иное. Постараюсь объяснить получше, чем раньше; хотя хорошо бы, если бы тот, кто уже писал про это, исполнил свое обещание и сказал все подробней, ибо когда говоришь коротко, это может очень повредить тем из нас, кто мало понимает в таких делах.

6. Некоторым кажется, что они не могут размышлять о Страстях Господних, но тогда они совсем уж не могут думать о Пресвятой Матери Божией, и о житиях святых, от которых нам так много пользы и ободрения. Просто и не представлю, о чем же думать — ангелы, свободные от телесных оков, всегда пребывают в пламенной любви к Богу, но это невозможно для нас, живущих в смертном теле. Нам непременно надо общаться с теми, кто, как и мы, одаренный телом, совершили великие подвиги ради Бога, и уж совсем никак нельзя намеренно отделяться от нашего спасения и врачевания наших немощей — Вочеловечения Христова. Я и поверить не могу, что кто-нибудь так делает — должно быть, такие люди не понимают самих себя, вот и вредят и себе, и другим. Во всяком случае, пусть знают, что они не войдут в две последные обители; ведь потеряв Проводника — Благого Иисуса, они не найдут верного пути и спасибо, если они обретут верное пристанище в других обителях. Господь сказал, что Он — путь[73], а еще — Свет, никто не может прийти к Отцу иначе, чем через Него и кто видел Его, видел и Отца. Скажут, что у этих слов — другой смысл, но я другого смысла не знаю. Душа моя чувствует, что вот — истина, и мне всегда ко благу понимать их так.

7. Немало душ обращались ко мне с этим вопросом. Едва получат они от Господа совершенное созерцание, как желают пребывать в нем постоянно, а этого не бывает. И все же эта милость Господня действует так, что они уже не могут размышлять, как раньше, о тайне Страстей Господних и об Его жизни. Не знаю, в чем тут дело, но обычно разум теряет эту способность. Я думаю, причина вот какая: размышление ищет Бога, а когда мы нашли Его, у души остается привычка идти к Нему путем одной воли, разум не работает. Еще, мне кажется, когда воля воспламенилась, душа как-то может обходиться без содействия разума. Само по себе это не плохо, но порой мешает дойти до последней обители или хотя бы задерживает, ибо разум часто необходим для воспламенения воли.

8. Обратите на это внимание, это важно, так что постараюсь объяснить получше. Душа хочет целиком посвятить себя любви, не думая ни о чем ином, но это невозможно, как бы она ни хотела — воля жива, но огонь, который ее воспламеняет только теплится, надо его раздувать. Неужели душе оставаться в сухости, ожидая огня с неба, чтобы тот спалил жертву Богу, то есть ее самое, как было с пророком Илией?[74] Конечно, нет! Нельзя уповать только на чудеса; Господь сотворил их, когда Ему угодно, так бывало и будет, но Он желает, чтобы мы признавали себя недостойными и делали все, что можем. Я думаю, какой бы возвышенной ни была наша молитва, мы должны это делать до конца жизни.

9. Правда, в молитве, относящейся к седьмой обители, разум участвует очень редко, а то и просто никогда, по причине, которую я разберу, если вспомню; однако душа все равно в постоянной и непостижимой близости ко Господу нашему Христу — Богу и Человеку. Когда же воля не воспламенена этим огнем и мы не чувствуем присутствия Божия, надо искать Его, как невеста в Песни Песней[75], ибо такова Его воля, или спрашивать у всего творения, как пишет блаженный Августин, то ли в Размышлениях, то ли в Исповеди[76]. Так что не будем неразумно терять время, ожидая того, что уже дано нам; может случиться, что Господь пошлет нам это снова через год и даже через много лет. Ему причина известна, и не нам узнавать ее, да и нет у нас нужды в этом. Мы знаем, как угождать Богу, исполняя Его заповеди и Евангельские советы, вот и будем исполнять их, памятуя о Его жизни и смерти и о том, как мы обязаны Ему, а в остальном — на Него и положимся.

10. Тут некоторые скажут, что они не могут думать об этом, и будут правы, я уже говорила, почему. Вы же знаете, одно дело — рассуждать, другое — припоминать те или иные истины. Сейчас вы скажете — меня уж совсем не понять, а может, я и сама толком не понимаю, вот и не умею объяснить, а все же постараюсь, объясню, как могу. Размышлением я называла мысли, которые идут одна за другой. Например — мы размышляем о милости Божией, когда Он нам отдал Единственного Сына, а потом остановимся и думаем о тайнах всей Его жизни на земле. Или начнем с Гефсиманской молитвы, а потом думаем обо всем, что потом было, до самого Распятия. Или выберем что-то из Страстей Христовых, скажем — как Его увели воины, и думаем об этом, вспоминая подробности, которые нас особенно трогают, например, предательство Иуды, бегство апостолов или еще что-нибудь. Молиться так очень хорошо и полезно.

11. Те, кого Бог привел к благодатному и совершенному созерцанию, будут правы, если скажут, что не могут размышлять вот так. Сама не знаю, в чем тут причина — это я уже говорила, — но они не лгут. Неправы они, если скажут, что не в силах сосредоточиться на этих тайнах и вспоминать их, особенно тогда, когда их отмечает Церковь. Просто быть не может, чтобы душа, получившая очень много от Господа, забыла о доказательствах Его любви, ибо они подобны живым искрам, еще сильнее воспламеняющим любовь к Нему. Но душа не принимает этих доводов, ибо постигла эти тайны более совершенно — она сосредоточена на том, что запечатлено в ее памяти, так что, представляя себе, как Господь молился в Гефсимании, лежал ничком, в страшном поту[77], она созерцает это не один только час, а много дней подряд. Она лишь взглянет на Него, и сразу поймет, Кто Он и как неблагодарны мы в ответ на все Его муки; а тут уже волю, хотя и в безутешности, воспламенит желание послужить и пострадать за такую великую милость Тому, Кто понес за нас столько страданий; вот какими мыслями заняты память и разумение. Я и думаю, поэтому душе кажется, будто она неспособна больше размышлять о Страстях Христовых.

12. Но если она и не может размышлять так, она должна к этому стремиться, ибо, я уверена, такая молитва не помешает ей, даже если она достигла самых высоких степеней созерцания, и потому иной духовный путь не кажется мне правильным. Отрешит Господь душу от чувств — и хорошо; волей-неволей останется с тем, что есть. Я совершенно убеждена, что подобная молитва не помешает ей, а поможет достичь высшего блага. Вот если бы она силилась связно размышлять о божественных тайнах (я говорила об этом вначале), это бы помешать могло, но, по-моему, такого не бывает с теми, кто взошел на высшие ступени молитвы. Опять же, пусть некоторым это возможно, Господь ведет души разными путями; главное — не осуждать тех, кто к этому неспособен, и не считать, что они не смогут наслаждаться великими благами, скрытыми в тайнах земной жизни Господа нашего Иисуса Христа. И все-таки никто, даже молитвенник из молитвенников, не убедит меня, что это — лучший путь.

13. Иногда новоначальные и даже — несколько преуспевшие, достигнув молитвы покоя, услаждаясь дарами и утешениями свыше, думают, что им только и осталось, что пребывать в утешении. Так вот, поверьте мне и не упивайтесь, я уже об этом говорила, ибо жизнь — длинна, испытаний в ней много, и надо смотреть, как переносил их Образец наш, Христос, и апостолы и святые, чтобы перенести их как следует. Благой Иисус и Его Пречистая Матерь — превосходное сообщество, нехорошо нам от них отдаляться. Он ведь хочет, чтобы мы разделили их страдания, пусть нам от этого и тяжелее. А потом, доченьки, не такой уже частый дар — утешение на молитве, чтобы не осталось времени ни для чего другого; и если кто скажет мне, что всегда утешается, и никак не может ни о чем размыслить, я скажу: что-то тут не так. Вот вы и сами сомневайтесь, старайтесь изо всех сил не упиваться, чтобы не впасть в обольщение. Если ваших усилий будет мало, обратитесь к настоятельнице, чтобы она, предотвращая опасность, заняла вас чем-нибудь потруднее, а то, если это с вами долго, можете повредиться в разуме.

14. Ну, кажется, я все, что нужно, объяснила: какими бы вы духовными ни были, не бегите, спасаясь от мира, Человеческой жизни Христа, будто она может повредить вам. Некоторые напоминают, что Господь сказал ученикам:

«Лучше, чтобы Я ушел»[78]. Просто вынести этого не могу! Уж Пречистой Своей Матери Он такого не сказал, ибо Она твердо верила и знала, что Он — и Бог, и Человек. Она любила Его больше, чем эти ученики, но так совершенно, что Ей скорее помогало Его Присутствие. Апостолы же, наверное, не были еще так тверды в вере, как позже, и как нам бы следовало быть. Словом, доченьки, это — опасный путь, тут еще и дьявол может ослабить почитание Святых Даров.

15. Заблуждение, в которое я как-то вроде бы впала, все-таки не завело меня так далеко, хотя и я старалась не размышлять о Господе нашем Христе, а забываться на молитве, ожидая этих даров. И ясно увидела, что иду не так — ведь нельзя утешаться все время, вот мысли и бродят туда-сюда, душа порхает, будто птица, которая никак не присядет отдохнуть; так что я просто теряла время, не преуспевая ни в добродетели, ни в молитве. Сперва я не понимала, в чем тут дело, и, наверное, не поняла бы, я ведь думала, что иду как и надо, но тут я рассказала о такой молитве благочестивому человеку, и он мне все объяснил. Потом и я хорошо увидела, как же ошибалась и до сих пор жалею, что потеряла столько времени, не разумея всего вреда; и теперь, как только могу, отказываюсь от всего, кроме блага, дарованного нам Тем, от Кого идет все доброе. Да будет Он благословен во веки, аминь.

ГЛАВА VIII в ней говорится о том, как общается Бог с душой через умное видение и даются некоторые советы. Говорится и о том, что бывает от такого общения, когда оно подлинное, и дается совет хранить эти милости в тайне.

1. Чтобы вы лучше поняли, сестрицы, что все и впрямь именно так — чем дальше ушла душа, тем ближе она к Благому Иисусу, — надо бы, — по-моему, еще поговорить об этом. Когда Богу угодно, мы пребываем в общении с Ним, и это доказывают и разные знаки Его любви к нам, и возвышенные видения. Если Господь благоволит оказать вам какую-нибудь из милостей, которые я с Его помощью пробую описать, не страшитесь, славьте Его, даже если милости оказаны не вам, а другим — ведь Он, Великий и Всемогущий, снисходит вот так к Своему созданию.

2. Бывает, душа совсем и не думает получить дары свыше, и не считает, что достойна их, но вдруг понимает, что Господь наш — тут, хотя не видит Его ни духовными, ни телесными очами. Такой видение называется «умным», не знаю уж, почему. Я знала одну особу, которая получила от Бога эту милость вместе с другими дарами, о которых я еще скажу. Сперва она очень смутилась, не понимая что бы это значило, ибо не видела Бога, а все-таки не сомневалась, что это Он. Видение действовало ко благу, но она как-то не совсем верила, что оно — от Господа. К тому же, она не представляла себе, что такое — умные видения, и даже не слышала, что они есть; а все же очень ясно понимала, что именно Этот Господь много раз обращался к ней так, как я описывала; ведь до этого видения она не знала, Кто это, хотя и слышала слова.

3. И вот, я знаю, что она испугалась видения (оно ведь не такое, как те, мнимые, не уходит сразу, длится днями, один раз — даже целый год), испугалась, совсем изнемогла и пошла к духовнику. Он сказал, если она ничего не видит, откуда она знает, что это — Господь, и спросил, какой же у Него Лик? Она ответила, что не знает, Лика не видела, ничего не может сказать и знает одно: это Он говорил с ней, ей не почудилось. Ее немало пугали, но она зачастую никак не могла усомниться, особенно когда слышала: «Не бойся, это Я». Слова эти имели такую силу, что она уже не сомневалась, но ободрялась и радовалась, что Он — с нею, ибо ясно видела, что это помогает ей постоянно помнить о Нем и прилежно избегать всего, что Ему неугодно — ведь Он как бы все время глядел на нее. Каждый раз, как она хотела побеседовать с Ним в молитве и даже без молитвы, она чувствовала, что Он — рядом, и была уверена, что Он ее слышит. А слышит ли Его она, от нее не зависело, слова Его звучали нежданно, когда она ощущала, что Он — справа, но не так, как бывает, если кто стоит рядом, а по-другому, как-то иначе. Это нельзя объяснить, но нет и сомнений, тут уж все верно, там можно ошибиться, а здесь — нет, очень уже великая отсюда польза, которой быть не может ни при меланхолии, ни при бесовской прелести — тогда бы душа не обрела такого покоя и не хотела бы все время угождать Богу, и не гнушалась бы всем, что к Нему не ведет. Потом она совсем поняла, что бесы тут — не при чем, ибо это становилось все яснее и яснее.

4. И все-таки я знаю, что иногда она очень боялась, а то и очень смущалась, не понимая, откуда бы ей получить такую милость. Мы были так близки с ней, что я знала все, что творилось в ее душе, и поэтому мое свидетельство — верно, можете не сомневаться в истине моих слов.

Именно милость Господня и приносит великое смущение и смирение. Если бы то была прелесть, все было бы наоборот. А так ее можно без колебаний приписать Богу, ведь человеку этого не достичь; получивший же такой дар никак не припишет его себе, только Богу. По-моему, некоторые из описанных милостей — выше этой, но она сообщает душе особое познание Бога, а из-за постоянного общения с Ним родится особенно нежная любовь к Нему, и очень хочется — больше, чем прежде — совсем уж предаться Ему, хранить чистою совесть, раз Он так близко. Хотя мы и верим, что Бог во всем, что мы делаем, но природа наша такая, что мы нет-нет и забудем, а тут Сам Господь напоминает нам, что Он — рядом, не дает о Себе забыть. Про другие милости, которые я описывала, можно сказать, что они гораздо обычнее этой, ведь тут душа все время, почти непрерывно любит Того, Кого она видит или чувствует рядом с собой.

5. Словом, прибыль здесь такая, что видно, как высока и ценна эта милость. Восхваляя Господа, дающего не по заслугам, душа не променяла бы ее ни на какие сокровища и радости земли. Когда Господу угодно ее отнять, душа остается одна и никак не может вернуть ее, ибо Господь оказывает эту милость, когда захочет, и сам ее не приобретешь. Иногда рядом бывает какой-нибудь святой, от этого тоже большая польза.

6. Вы спросите, как же, не видя ничего, узнаешь, что это — Христос или Его Пречистая Матерь или кто-нибудь из святых? Не знаю, как тут ответить и как понять, что ты это понял, только душа точно знает. Когда с душой говорит Господь, Его узнать легче; когда святой, и он ничего не говорит, просто Бог поставил его помочь нам и побыть с нами — это очень удивительно. Так и все духовное описать нельзя, но через него душа понимает, как низменна наша природа и как велик Господь; так что раз уж мы не можем описать Его милости, возвеличим Того, Кто их дает. А дает Он их не всем, вот и надо особенно ценить их, ибо Он помогает нам самыми разными способами, и поприлежней служить. От всего этого не ставишь себя ни во что, понимая, что ты меньше всех послужила Богу, и больше всех Ему задолжала; и каждый проступок пронзает самые недра души, как же иначе!

7. Признаки эти покажут каждой из вас, если Бог поведет ее этим путем, что это не прельщение и не выдумка; ибо, я уже говорила, наваждение не может длиться так долго и принести пользу и мир; у беса повадки иные, да и не может он, такой злой, сделать столько добра. При наваждении в душе являются гордыня и тщеславие; и еще бес не потерпит, чтобы душа все время обращалась к Богу и думала о Нем и, если бы, попытавшись прельстить ее, он убедился, что это бывает с ней чаще, он не стал бы искушать ее снова и снова. С другой стороны, Бог верен и не попустит сатане так прельщать душу, которая стремится только угодить Ему и отдать Ему себя ради Его вящей славы, но поможет ей побыстрее разоблачить бесовские козни.

8. Словом, я думаю, душе, получившей такие милости, Бог попускает иногда бесовские искушения, но лишь ради того, чтобы она еще возросла и победила их. Так что, доченьки, не удивляйтесь, если кто из вас пойдет по этому пути; будьте осмотрительны и даже опасливы — если Бог оказал тебе милости, а ты стал уверен в себе, это дурной признак, особенно если нет должного расположения духа, как я уже говорила. Поначалу хорошо открывать все на исповеди просвещенному духовнику или же очень духовному человеку, ибо духовники на то и поставлены, чтобы нас вести. Если же их нету, лучше спросить ученого богослова; а самое лучшее, если духовность и ученость совмещены в одном и том же лице. Если вам скажут, что все это — от воображения, не заботьтесь, ибо мнимости не могут ни обогатить нас, ни навредить нам; положитесь на Господа и Он не допустит вас впасть в искушение. Если вам скажут, что это — от беса, тут вам будет труднее; но если духовник очень ученый и душа ваша от милостей — в благом расположении, он такого не скажет. Если же сказал, поверьте мне, Сам Господь с вами, Он вас утешит и успокоит, а духовнику покажет, как вам помочь.

9. Может случиться, что тот, к кому вы обратились за советом, хоть и опытен в молитве, но Господь ведет его по иному пути, вот он и устрашится, и не одобрит вас; потому я и советую найти не только духовного, но и весьма просвещенного человека. Пусть настоятельница даст на это разрешение — ведь если даже она не сомневается, что путь ваш верен, а сами вы добродетельны, все же она должна позволить, чтобы вы спросили, кого следует, и для вашего спокойствия, и для своего собственного; а потом пусть успокоится и больше никого не спрашивает, ибо иногда душа, под наитием дьявола, начинает опасаться без причины, и все хочет с кем-нибудь советоваться. Бывает и так, что духовник неопытен и боязлив, тогда он сам шлет на исповедь к другим, и пойдут слухи о том, что надо бы держать в тайне, а там — и гонения, и скорби. Душа эта видит, что тайное разглашается, и очень страдает, а кроме того, по нынешним нашим делам, могут быть неприятности и для Ордена. Вот и нужна большая осмотрительность, особенно — настоятельнице.

10. И пусть она не думает, что сестра, получающая от Бога милости, лучше других — Господь ведет каждую, как хочет. Дары свыше — ко благу, если ими пользоваться правильно, чтобы угодить Богу, и порою Он посылает их самым слабым. Так что тут не за что хвалить, не за что осуждать; важно одно — есть ли добродетели: чиста ли совесть, умерщвляется ли плоть, смиренно ли душа служит Господу. Вот она и будет святее других, хотя что можно знать, пока Праведный Судья не воздаст каждому по делам его? То-то удивимся, увидев, сколь различны от наших, земных, Его суждения! Хвала Ему во веки. Аминь.

ГЛАВА IX в ней идет речь о том, как Господь общается с душой, представляя ей видения. Есть тут и предостережение душе, чтобы не стремилась идти таким путем, и объяснение причин. Эта глава очень полезна.

1. Перейти теперь к мнимым или воображаемым видениям, куда легче вмешаться бесу. Так и есть, хотя когда их послал Господь, — они, по-моему, даже и полезней, ибо более свойственны нашей природе, кроме тех, которые Бог дает в последней обители, с ними уж никакие не сравнишь.

2. Представим себе, что Господь наш — тут, рядом, как говорилось в предыдущей главе, и сравним Его с драгоценнейшим и целебным камнем в золотом медальоне. Мы верно знаем, что он здесь и высоко его ценим, хотя никогда не видели, и все-таки он лечит нас; однако мы не решаемся открыть его и посмотреть, да и не можем — секрет известен лишь его владельцу, который одолжил его нам, а ключ оставил у себя. Захочет — откроет, покажет нам камень, а потом заберет по своему усмотрению, как обычно бывает.

3. Теперь предположим, что владелец вдруг захотел открыть медальон ради того, кому Он его одолжил; конечно, душе куда как утешительней вспомнить потом дивный блеск камня, и она его не забудет. Так и здесь: когда Господу нашему угодно еще одарить эту душу, Он показывает ей, по Своему усмотрению, как Он был Человеком во время земной Своей жизни или после Воскресения. Образ этот — столь быстрый, что сравнишь его только с молнией, но так запечатлевается, в такой славе, что, по-моему, его не забудешь до самого времени, когда мы сможем созерцать его вовеки.

4. Я говорю «образ», но не думайте, он — такой, как на картине, а живой, порою он говорит к душе, и даже являет ей большие тайны. Непременно поймите: вроде бы тут нужно какое-то время, но смотреть удается не больше, чем на солнце, поглядишь — и пропадет. Дело не в том, что от блеска, как от солнца, больно внутреннему нашему взору, это ведь он все видит (не скажу, можно ли это увидеть телесными очами, — ведь у той особы, о которой я могу говорить толком, такого не было, а без опыта верно не объяснишь), так вот, дело не в блеске, ибо он — неярок, словно солнце прикрыто чем-то прозрачным, как алмаз, если его огранить, или тончайшим полотном; и почти всякий раз, когда Господь дает эту милость, душа отрешается от чувств, не в силах вынести столь потрясающего зрелища.

5. Я говорю «потрясающего», ибо оно так прекрасно и дивно, как только можно вообразить, проживи ты хоть тысячу лет и все старайся об этом думать, — все равно превосходит и разум наш, и воображение; один вид такого величия наполняет душу великим ужасом. Ей уже не надо спрашивать, Кто это, она узнает Владыку неба и земли, тогда как земных королей не узнаешь, если нет свиты или нам не скажут.

6. О Господи, как мы, христиане, мало знаем Тебя! Что же будет в Судный день, если даже тогда, когда Ты приходишь как друг потолковать с невестой, вид Твой так ужасает ее? Что же будет, доченьки, когда Он скажет сурово:

«Идите от Меня, проклятые Отцом Моим»?[79]

7. Запомним, какую милость Бог оказал душе, это принесет нам немалую пользу — вот Иероним, при всей своей святости, не забывал о ней — и нам будут легки наши правила, которые, если бы длились и долго, лишь миг перед этой вечностью. Я вам правду говорю: как я ни грешна, я никогда не боялась адских мук; только вспомнишь, что погибшие души видят гневными кроткие и прекрасные очи нашего Господа, и просто вынести невозможно, так у меня всегда. Насколько же сильнее испугается тот, кому Господь явился Таким, он всех чувств лишится! Наверное, потому мы и отрешаемся чувств — это Господь помогает человеческой немощи перед Своим величием.

8. Если бы душа могла долго созерцать Господа, это, наверное, было бы не видение, а скорее какой-то образ, созданный в глубоком размышлении; но по сравнению с тем, о чем я говорила, он — как бы мертвый.

9. Некоторые (это я знаю точно, они со мной говорили, и не трое-четверо, а многие), некоторые поддаются мечтаниям, то ли мысли их такие, то ли еще что, но они просто упиваются воображением и мнят, что они видят все, о чем ни помыслят; вот если бы им довелось увидеть настоящее явление с неба, они бы поняли, что то был обман. Это ведь они сами и составляют образ из того, что представит воображение, а толку потом — никакого, они холодны даже больше, чем если б увидели благочестивую картину. Конечно, тут внимания обращать не надо, все и уйдет, словно приснилось.

10. А вот если явление и впрямь с неба, все не так. Здесь душа не думала ничего такого увидеть, и вдруг — это рядом, у нее все силы, все чувства перевернутся, она — в страхе и смятении, а потом приходит блаженный покой. Когда апостол Павел упал на землю, на небе поднялась буря; так и в душе сперва все мятется, а потом сразу успокаивается, и она познает такие великие истины, что ей уже не нужен другой учитель, ибо сама она ничего не делала, но истинная мудрость одолела ее неведение, и душа какое-то время знает, что милость эта — от Бога; сколько с ней ни спорь, она не испугается, что это — обольщение. Позже, когда духовник начинает предостерегать ее, Бог попускает ей усомниться, могла ли она, такая грешница, получить такую милость, но она никак не убеждена, что это — искушения, как те, которые бес наводит в делах веры; однако чем сильнее борьба, тем больше она уверена, что ему не дано даровать ей столько благ, и так оно и есть, ведь бесу не проникнуть в глубь души. Он может представлять что-то извне, но без такого величия, достоверности и пользы.

11. Духовники не могут этого увидеть, а душа, одаренная такой милостью от Бога, неспособна ее описать, так что она боится, и правильно делает. Тут нужна большая осторожность, надо посмотреть, будет ли плод добродетелей от этих видений, осталось ли смирение в душе, установилась ли она в добром расположении. Если все это — наваждение дьявола, вскоре появятся и улики, он попадется на множестве обманов. Опытный духовник, у которого были такие видения, подождет, пока толком не разберется, — самый способ, каким душа описывает видения, покажет ему, от Бога оно, от воображения или от беса, особенно если Господь дал ему дар различения духов. А если он к тому же еще и учен, он рассудит верно, даже если не хватит опыта.

12. Тут важно, сестрицы, чтобы вы говорили с духовником очень просто и откровенно — не про грехи, это вы и так говорите, а про молитву. Если этого нет, вы уж поверьте, не Бог вас наставляет: Он ведь очень любит, чтобы с Его представителем на земле говорили ясно и откровенно, как с Ним Самим, открывали все наши мысли, тем более — дела, даже самые малые. Тогда не смущайтесь и не бойтесь — если видения и не от Бога, то при смирении и доброй совести они вам не повредят, Господь умеет извлечь добро из зла и на пути, которым бес хотел вас погубить, вы только приобретете. Думая, что Бог так одарил вас, вы постараетесь угодить Ему и постоянно о Нем помнить. Один ученый человек[80] говорил, что бес — искусный художник, и если бы тот показал ему въяве образ Господа, он бы не огорчился, ибо это возбудило бы его благоговение и бес был бы побежден своим же оружием. Ведь как ни дурен художник, изобразивший Все наше Благо, мы все равно этот образ чтим.

13. Человек этот считал, что очень плохо показывать таким видениям кукиш, как некоторые советуют, ибо где бы мы ни видели нашего Царя, мы должны относиться к Нему с благоговением. По-моему, он прав, ведь и среди людей то же самое: если ты кого-нибудь любишь, а портрет его оскорбляют, тебе это не понравится. Насколько же надо чтить Распятие или другое изображение нашего Владыки? Я уже об этом писала, но повторю и здесь, ибо я знала одну особу, которая очень горевала, когда на нее наложили такое послушание. Не знаю, кто уж выдумал это средство, только оно страшно мучает того, кто непременно должен слушаться; когда же это велел духовник, душе представляется, что она погибнет, если не будет так делать. По-моему, тут надо со смирением привести вот эти доводы и не следовать совету. Мне очень, очень помогло, когда мне все толком объяснили.

14. Душа извлекает большую пользу от этой милости Господней, думая о Нем, о его земной жизни и о Страстях и вспоминая Его кротчайший и прекрасный Лик. В этом мы находим великое утешение — ведь куда лучше увидеть благодетеля, чем никогда не знать его. Поверьте, это сладостное воспоминание очень утешает и помогает, и приносит с собой много других благ, но я много уже говорила о том, что бывает от таких явлений, скажу — еще больше, так что не буду утомлять и вас, и себя. Только, очень вас прошу, если услышите или узнаете, что кому-нибудь Бог оказывает такие милости, не завидуйте и не просите вести вас по этому пути, ибо хотя он кажется вам и превосходным, и ценным, он вам не подходит, и вот почему.

15. Во-первых, если вы хотите и просите того, чего вы не удостоились, это значит, что вам недостает смирения. Тот, кто желает особых милостей от Бога, не может быть очень уж смиренным. Бедный крестьянин и не помыслит стать королем, и не подумает, он ведь этого не заслужил; так и смиренный относится к явлениям с неба. Я думаю, Бог никогда не являет их гордым, ибо прежде, чем оказать эти милости, Он дает душе как следует познать себя. Высоких даров не пожелаешь, зная твердо, что лишь по великой милости Божией ты не осужден на вечную гибель. Во-вторых, тут очень легко вмешаться дьяволу, он ведь пролезет и в маленькую щель, чтобы наставить тысячу ловушек. В-третьих, если очень чего-то хочешь, воображение представит и образы, и звуки, — так вот мечтаешь и думаешь о чем-то весь день, а ночью это и приснится. В-четвертых, очень уж самонадеянно выбирать самим свой путь — мы ведь не знаем, что нам лучше, и потому предоставим это Господу, Который знает нас и поведет нас как надо, чтобы Воля Его исполнилась во всем. В-пятых, неужели вы думаете, что те, кого Господь одаряет такой милостью, мало страдают? Нет, они страдают тяжко, и по-разному; откуда же вы знаете, что все это вам под силу? В-шестых, то, от чего вы ждете пользы, может принести вам вред, как повредило Саулу, что он стал царем.

16. Кроме этих доводов, сестрицы, есть и другие. Поверьте мне, куда безопасней желать лишь того, что угодно Богу, Он-то уж знает нас лучше, чем мы сами, да и любит больше. Предадим же себя в Его руки, чтобы Его Воля исполнилась в нас, и не ошибемся, только надо твердо придерживаться этого правила. Кроме того, заметьте, что от великих и многих милостей никак не зависит наша слава в раю, ибо тот, кто больше получил, обязан и служить Богу усерднее. Господь всегда даст нам возможность получше угодить Ему, ибо это в наших силах; много святых, которые и не видели ни одной из тех милостей, а другие, получившие их, святыми не стали. И еще не думайте, что такие милости посылаются все время; скорее так: получишь одну от Бога — а там уже идут испытания, и душа печется не о том, будет ли это снова, а о том, как бы отплатить Богу благодарностью.

17. Правда, дары свыше очень помогают на пути к совершенству, но ведь всякий, кто достиг добродетелей своими усилиями, заслужит перед Богом куда больше. Я знаю одну особу, которой Господь оказал кое-какие милости, и двух людей (один из них — мужчина), которые служили Ему сами, без великих утешений, и так хотели пострадать, что жаловались, когда Он утешал их, и если бы могли, отказались бы. Я говорю здесь о тех утешениях, которые бывают от созерцания, а не о тех видениях, которые приносят душе столько пользы — те надо очень ценить.

18. Правда, я думаю, такие желания — не от естества, они бывают у душ, которые очень любят Бога, и хотели бы Ему показать, что служат не за плату. Вот они (я уже говорила) и не помнят, что обретут славу и служат не ради нее, но от любви, которая всегда действует на множество ладов. Если бы она могла, она нашла бы новые пути, чтобы душа сгорела любовью; и если надо было совсем исчезнуть ради славы Божией, она бы охотно согласилась. Да будет прославлен во веки Тот, Кто умалился до таких убогих созданий, являя Свое величие!

ГЛАВА X В ней говорится о других милостях, которые Бог дарует иначе, и о большой от них пользе.

1. На много ладов общается Бог с душой посредством таких явлений свыше: то Он посылает их, когда она в скорби, то — перед большим испытанием, а то — чтобы утешить ее и порадоваться с нею. Незачем подробно говорить о каждом случае, я просто объясню вам, какая тут есть разница, насколько сама поняла, и еще скажу, как это бывает и какие от этого последствия. Не все, что нам привидится, — видение; но если оно истинное, не смущайтесь и не горюйте, оно и впрямь возможно. Бесу польза, когда мы горюем и тревожимся, ведь тогда мы не можем всею душой славить и любить Бога. Бог и по-иному общается с душой, это не так опасно, и, я думаю бесу труднее это подделать; но и рассказать об этом трудно, очень уж это сокровенно, а вот такие видения описать легче.

2. Иногда, если Богу угодно, душа на молитве владеет всеми своими чувствами и вдруг впадет в исступление, а там Господь откроет ей великие тайны, которые она видит как бы в Нем Самом. Нет, она не видит Христа-Человека, чувства и воображение не действуют, это — видение умное, она просто видит все в Боге и понимает, что все — в Нем. От этого бывает большая польза, и хотя все длится не больше мгновения, но остается в душе, а та очень смущается, ибо ей ясно, как оскорбляем мы Бога — ведь мы в Самом Боге, как бы внутри, а творим зло. Я хотела бы это сравнить, если сумею, чтобы вы поняли, — ведь хотя все так и есть, и мы часто об этом слышим, мы об этом не думаем, или думать не хотим; а то разве можно, все понимая, вести себя с такой наглостью?

3. Так вот, сравним Бога с большой и прекрасной обителью или с дворцом и представим себе, что Он — этот дворец. Может ли грешник выйти из него, чтобы совершить преступление? Конечно, нет. Мы, грешники, совершаем все свои мерзости, гадости и злодеяния в самом дворце, в Боге. Как это страшно, и как размышления об этом полезны для нас, невежд! Если бы мы это понимали, разве решились бы на такое безумие? Подумаем, сестрицы, как милостив и долготерпелив Господь, когда Он не осуждает нас тут же, и возблагодарим Его и устыдимся, что мы так чувствительны, если что сделают или скажут против нас! Мы и слова потерпеть не можем, хотя его скажут не при нас, да и без злого умысла, а Бог, наш Создатель, терпит, что столько Его созданий творит зло прямо в Нем Самом! Куда уже несправедливей...

4. О, ничтожество человеческое! Когда же, доченьки, будем мы подражать хоть в чем-то Великому Богу? Так не возомним о себе, если сможем перетерпеть оскорбления, перенесем их охотно и возлюбим наших обидчиков, ведь Великий наш Бог не перестал нас любить, сколько мы Его ни обижали, и потому вправе желать, чтобы и мы прощали обидчикам. Поверьте, доченьки, хоть это видение и уходит быстро, Господь оказывает великую милость, когда дает его, если кто хочет получить пользу и всегда помнит о нем.

5. Еще бывает, что Бог внезапно и несказанно открывает нам истину в Себе Самом, и она как бы затемняет все истины тварных существ, ибо ясно, что Он один — истина, и не может солгать. Вот и понятно, что говорит Давид в псалме: «Всякий человек — ложь»[81] — иначе это и не поймешь, даже если услышать много раз. Правда Божия — непреложна. Тут я вспомню о Пилате, как он спросил нашего Господа во время Его Страстей, а Тот ответил ему, что Он — Истина[82]. О, как мало мы здесь эту Истину понимаем!

6. Хотела бы я объяснить все это получше, но никак не могу. Заключим же, сестрицы: если мы хотим хоть в чем-то уподобиться нашему Богу и Жениху, будем всегда ходить в этой Истине. Я говорю не про то, чтоб не лгать, — слава Богу, я вижу, что в наших домах вы очень следите за собой, не солжете ни за что, — но о том, чтобы ходить в Истине перед Богом и людьми, как только можем; особенно же не хотеть, чтоб нас считали лучше, чем мы есть, и отдавать Богу — Богово, а себе — наше. Стремясь из всего извлечь истину, мы достигнем небрежения к миру, где все — обман и подделка, а потому — преходит.

7. Как-то я размышляла, почему наш Господь так любит добродетель смирения, и вдруг, словно по наитию, мне пришло в голову: да потому что Бог — Сама Истина, а смиряясь, мы ходим в истине, ведь правда же, у нас нет ничего хорошего, кроме убожества и нищеты, и всякий, кто этого не понял, пребывает во лжи, а тот, кто понял, больше угоден Истине, ибо он в Ней и ходит. Да удостоит нас Бог, сестрицы, всегда знать самих себя. Аминь.

8. Господь одаривает душу этими милостями как настоящую невесту, которая решила жить по Его воле; Он хочет ее получше научить, и являет Свое Величие. Больше об этом говорить не надо, и все-таки кое-что прибавлю к тем двум вещам[83], это по-моему очень важно: не опасайтесь, лучше хвалите Господа, что Он это вам послал; ведь и бесу, мне кажется, и воображению здесь мало места, а потому в душе остается великое утешение.

ГЛАВА XI в ней говорится о том, что Бог дает нам великое, стремительное желание наслаждаться Собою, которое даже опасно для жизни, и о пользе от этой Господней милости.

1. Достаточно ли всех этих милостей, которые Жених дарует душе, чтобы наша голубка или бабочка (не думайте, я о ней не забыла) успокоилась, найдя место, где ей умереть? Конечно, нет; ей даже труднее. Годами получает она эти милости, а все стонет и плачет, ибо каждая из них причиняет все большую скорбь. Причина же — в том, что она постигает все больше и больше Величие своего Бога и видит, что она от Него далеко, отделена от этой радости, а потому все больше стремится к Нему. Чем лучше она видит, насколько достоин любви наш Великий Бог и Господь, тем сильнее, год за годом, воспламеняется ее желание, она страдает, о чем я сейчас и скажу. Я говорю «год за годом», потому что мне так сказала особа, о которой я вела речь, но понимаю, что Богу нельзя ставить предела, ибо Он в одно мгновение может возвысить душу до состояния, о котором мы и толкуем. Всесилен Господь во всем, что Ему угодно, а для нас Он хочет сделать много.

2. Так вот, все эти желания, все слезы и вздохи, и пылкие порывы, о которых я говорила, по-видимому, происходят от нашей любви, ибо они совершенно искренни; и тем не менее, все это — лишь тлеющий огонь, хоть и с трудом, перетерпеть его можно, ведь по сравнению с другой милостью он — ничто. Порою душа воспламеняется изнутри, из-за мимолетной мысли, то из-за какого слова — скажем, о том, что смерть все медлит — и вдруг, невесть откуда, ее настигает удар или как бы пронзает огненная стрела. Я не говорю, что это стрела и есть, но что-то ей подобное, и явственно не от нашего естества. Да и не удар это, хоть я так и сказала, но ранит сильно. И боль от него не такая, как от здешней, земной раны, она вроде бы в самой сокровенной глубине души, туда этот луч и попал, испепелив всю нашу земную природу; и пока это длится, ни о чем своем не помнишь, ибо в одно мгновение отрешаются все силы души и она уже ничего не может, только ей все больнее.

3. Вы не думайте, что я преувеличила, я даже выразить всего не могу, об этом никак не скажешь. Все силы души и все чувства отрешаются от того, что не усиливает боли, это я уже говорила, Ведь разум живо понимает, как горько, что душа отдалена от Бога; Господь же в тот самый миг живо дает ощутить Себя, и становится так больно, что та, с кем это бывает, громко кричит. Она много перенесла, терпела больше скорби, а тут не может сдержаться, ибо болит не тело, а, как сказано, самая глубь души. Вот она и поняла, что такие муки сильнее телесных, и ей представилось, что так страдают в чистилище, ибо тело им не мешает, и мука их куда больше, чем здесь, на земле.

4. Я видела одну особу в таком состоянии; и прямо подумала, что она умирает, и ничего в этом нет удивительного, тут и впрямь умрешь. Длится это недолго, но все тело разбито, а пульс совсем слабый, словно душа вот-вот уйдет к Богу. Природное тепло уходит, и не хватает малого, чтобы Бог исполнил ее желание, и не потому, что ей больно — очень ли, не очень — хотя после этого такая слабость, что через два, через три дня даже писать нет силы, и боли немалые, да и вообще, мне кажется, тело слабее, чем раньше. Но боли и не чувствуешь, очень уж болит глубь души, так что и не до тела; словно что-то одно очень болит, а другого и не заметишь, это уж со мной бывало. Так и тут, ничего не чувствуешь, хоть бы тебя резали.

5. Вы скажете, что это — несовершенство; душа не согласна с волей Божией, вот она и страдает. До сей поры она была согласна, так и жила; но не теперь, разум уже не повинуется воле, она им не владеет, и может думать только о причине своих страданий — зачем ей жить, если она далеко от своего Блага? Она так странно одинока, ведь с нею нет ни одного создания земного, да и, наверное, небесные бы ее не утешили, если с ней нет Возлюбленного, скорее ее все мучает. Она как будто подвешена, ни на землю спуститься не может, ни подняться на небо; жажда жжет ее, а до воды не дотянуться.

6. О Господи помилуй, Боже, как Ты испытываешь любящих Тебя! Но все это мало перед тем, что Ты дашь им после. Так и надо, чтоб многое стоило много; особенно если это помогает очистить душу, и она вошла бы в седьмую обитель, как очищаются души в чистилище перед тем, как войти в рай; и все эти муки — словно капля в море. Хоть они и превышают все страдания на земле (та особа немало претерпела и телом, и душой, но все ей кажется ничтожным перед ними), душа так ценит их, что прекрасно знает: она их заслужить не могла. От этого ей ничуть не легче, но она страдает охотно, пусть бы и всю жизнь, если Бог пожелает, хотя тогда она не умерла бы один раз, а умирала все время, ибо поистине это не меньше смерти.

7. Подумаем же, сестрицы, о тех, кто в аду, у них ведь нет ни покорности, ни довольства, ни радости, которые Бог дает душе, они не видят пользы в своих страданиях и страдают все больше. Поскольку мученья души куда тяжелее телесных, а муки ада несравненно сильнее тех, о которых шла речь (да они еще и вечны), что же сказать об этих несчастных душах? И что бы мы ни сделали в такой короткой жизни, что бы ни перестрадали, чтобы избегнуть столь ужасных мук, все кажется ничтожным. Поверьте мне, если кто этого не испытал, ему не объяснишь, насколько душевная мука тяжелее телесной! И Сам Господь хочет, чтобы мы это поняли, и еще лучше знали, как обязаны Ему: ведь Он призвал нас туда, мы надеемся, что Он спасет нас и простит нам грехи.

8. Возвращаясь к тому, о чем мы толковали (мы ведь оставили душу в большой муке), скажу, что она пребывает в оцепенении не так уж долго, три-четыре часа самое большее, я думаю; ведь если бы это длилось дольше, то из-за нашей природной немощи этого нельзя было бы выдержать, разве что чудом. Как-то она лежала только четверть часа, и то вся была разбита. Правда, на сей раз она совсем лишилась чувств. Было это во время разговора, на Пасху, в последний день, и все праздники она провела в сухости, почти и не разумела, что праздник; и вот, услышала одно только слово, что жизнь еще не кончена. Разве тут устоишь! Тебя как будто ввергли в самый огонь, а ты захотела бы потушить его, чтобы не обжечься. Таких ощущений не скроешь, и те, кто рядом, понимают, как это опасно, хотя не могут сказать, что же внутри. Они словно бы окружают душу, будто тени, и все земное кажется ей таким же.

9. Заметьте, если с вами это будет, что природная наша немощь сможет одолеть, и душа, которая жаждала смерти и страдает так, что, кажется, вот-вот выйдет из тела, вдруг испугается и попросит ослабить страдания. Ясно, что страх этот порождается нашим естеством, ибо душа хочет, чего хотела, да и страданий не ослабить, пока Сам Господь не облегчит их, обычно как бы рывком отрешая душу от чувств или являя в видении Истинного Утешителя, Который утешает ее и укрепляет, чтобы она захотела жить столько, сколько Ему угодно.

10. Очень это тяжко, но плод для души — великий, она больше не боится скорбей, которые могут прийти; ведь в сравнении с мукой, какую она испытала, они ей — ничто. Так что она получила пользу, и рада бы много раз пострадать; но и это невозможно, этого никак не вернешь, пока Господь не захочет, точно так же, как не воспротивишься муке и не устранишь ее, когда она есть. Теперь душа намного больше презирает то, что в мире, ибо видит, что ничто земное не помогло ей в том мученьи; меньше связана она и с созданьями, ибо видит, что только Создатель может утешить и насытить душу, и особенно боится и опасается оскорбить Его, ибо видит, что Он не только утешает, но и мучает.

11. По-моему, на этом духовном пути две вещи опасны до смерти: вот эта, она ведь опасна; а еще такая услада и радость выше всякой меры, словно душа и впрямь вот-вот выйдет из тела — поверьте, тут опасность немалая.

Сами видите, сестрицы, права ли я, когда говорю, что тут нужно мужество, и прав ли Господь, когда отвечает на ваши просьбы, как ответил сыновьям Зеведеевым: «Можете ли пить чашу?»[84] Наверное, все вы, сестрицы, скажете:

«Да», и не солжете, ибо Господь дает силу, когда и кому это нужно, и во всем защищает такие души, и отвечает вместо них, если их гонят и хулят, как было с Магдалиной[85], хоть не словами так делами. А в конце, в самом конце, Он воздает за все сразу, сейчас вы это увидите.

Да будет Он благословен вовеки, да хвалят Его все создания, аминь.