1. Вот вам покажется, сестрицы, что я очень много сказала о духовном пути, больше сказать нечего. Очень глупо так думать; ведь величию Божию нет предела, нет и делам. Кто сочтет Его милости и великие силы? Их не счесть; так что не удивляйтесь, что я скажу, ибо все это — лишь малая часть того, что можно рассказать о Боге. Милосердно уже, что Он открывает нам все это, мы это можем узнать; а чем больше мы узнаем о том, что сообщает Он людям, тем больше восхвалим Его величие и постараемся ценить души, в которых Он находит такую отраду. Ведь у каждой из нас есть душа, только мы не так ее ценим, как надо ценить созданное по образу Божиему, и не понимаем ее великих тайн.
Да вразумит меня Господь, если Ему угодно, чтобы я хорошо водила пером и поняла, как сказать вам все, что надо; и да просветит Он тех, кого вводит в эту обитель. Много молила я Его, и Он знает, что я хочу, чтобы милости Его не были в тайне, и все вы хвалили и славили Его Имя.
2. Надеюсь, не ради меня, а ради вас, сестрицы, Он даст мне эту милость, и вы поймете, сколь важно, чтобы вы вступили в духовный брак с Небесным Женихом, ведь с этим связано очень много благ. О, Великий Боже! Такое жалкое создание, как я, просто трепещет, что надо это объяснить, а она и понять-то недостойна. И впрямь, я сильно смущалась, и думала, не лучше ли закончить словами эту обитель, а то покажется, что я все знаю по опыту, и мне очень стыдно, очень страшно, я же знаю себя. С другой стороны, мне подумалось, что это — искушение и слабость, как бы вы о том ни судили. Пускай хоть немного больше прославят и познают Бога, а там хоть весь свет кричи на меня, тем более что, может, я уже умру, когда это все увидят. Благословен Живущий во веки. Аминь.
3. Когда Господу угодно сжалиться над душой, которая столько страдает и страдала из-за своего к Нему стремления, и Он с ней духовно обручился, то, прежде чем свершить этот брак, Он вводит ее в Свою обитель, в седьмую; ведь у Него на небе есть место, где Он живет, так и в душе должно быть такое место, только для Него, как бы второе небо. Тут очень важно, сестрицы, не представлять себе душу как что-то темное, ведь мы ее не видим, и обычно кажется, что есть только тот внутренний свет, который виден нам, а там, в нашей душе какая-то тьма. Если душа не в благодати, это так верно, но не потому, чтобы не было Солнца Истины — оно все равно внутри, потому она и жива, — а потому, что она неспособна воспринимать свет. Кажется, я говорила в первой обители, как одна особа уразумела, что эти несчастные души — словно бы в темнице, они немы и слепы, связаны по рукам и ногам и не могут делать ничего доброго, себе на пользу. Так что пожалеем их и подумаем, что недавно сами были такими и Господь тоже может их помиловать.
4. Особенно, сестрицы, будем молить о них, не забывать, ибо великая милостыня — молиться о тех, кто в смертном грехе. Если бы мы увидели, что у христианина руки прикручены цепью, а сам он прикован к столбу и умирает от голода, не потому, что нету еды — ее перед ним много, и самой лучшей, — а потому, что ему до нее не дотянуться, и он страдает, вот-вот умрет, да не этой, земной, а вечной смертью, не жестоко ли глядеть на него, но еды не протянуть? А что если по вашей молитве с него спадут цепи? Вот видите? Ради Бога прошу вас, всегда поминайте в своих молитвах таких людей!
5. Но мы говорим не с ними, а с теми, кто, по милости Божией, покаялся в своих грехах и сейчас — в благодати, а там — не темный, тесный угол, но целый мир, в котором, как вы знаете, много прекрасных обителей; и как иначе, если в этой душе — та обитель, где обитает Господь?
Когда Ему угодно оказать ей милость этого дивного брака, Он прежде всего вводит ее в Свой чертог, но не в исступлении, как раньше, а в молитве, которую мы назвали молитвой единения, хотя тогда душе кажется, что ее зовут не вглубь, а как бы вверх. Но это не очень важно; так ли, иначе ли Господь соединяет ее с Собой, отнимая от нее речь и зрение, как было с апостолом Павлом, когда он обратился[86], и она не может узнать, как оказана милость, которой она наслаждается, ибо все ее блаженство в том, что она рядом с Богом. А когда Он соединит ее с Собой, она совсем ничего не понимает, ничего не может.
6. Тут все не так: Благой наш Бог хочет, чтобы с глаз ее спала чешуя[87] и она хоть видела и понимала милость, которая ей оказана, хотя происходит это и необычно. Когда она входит в эту обитель, ей, в умном видении, является Пресвятая Троица, все Три Лица, и в таком пламени, что дух поначалу как бы видит очень светлое облако, а что до Лиц, душе дается дивное разумение, и она с чрезвычайной верностью видит, что Они — Единосущны, Одна Сила, Одно Знание, Один Бог. Словом, то, что мы знаем через веру, душа понимает, скажем так, через зрение, хотя видит она не телесными очами, и не душевными, ибо это — не из видений, порожденных воображением. Тут с ней общаются Все Три Лица, и говорят, и поясняют то, что сказал, по Евангелию, Господь: и Он, и Отец, и Дух Святой придут в душу, которая любит Бога и соблюдает Его заповеди.
7. О, Господи, сколь различно слышать эти слова и верить (как обычно слышат и верят) и понимать вот так, каковы они на самом деле! С каждым днем душа изумляется все больше, ей кажется, что Пресвятая Троица не исчезает, а пребывает в ней, в самой ее глубине. Она не может это описать по своей неучености, но ощущает в себе Присутствие Божие.
8. Вам покажется, что от этого душа как бы вне себя, она поглощена всем этим и ничего не понимает. Нет, она понимает куда больше, чем прежде, особенно в служении Богу и, посколько уже нет других занятий, пребывает в Его Присутствии. Если сама она не оставит Его, Он, по-моему, будет сообщать ей, что Он — рядом. Так думать и надо, хотя она все равно старается больше, чем прежде, ни в чем Его не обидеть.
9. Если Господь с нами, это, конечно, бывает не так полно, то есть не так ясно, как в первый раз, или в других случаях, когда Господь благоволит дать этот подарок; иначе душа совсем не могла бы разуметь что-нибудь еще и вообще жить среди людей. А все-таки, хоть это и не в таком ясном свете, душа всегда понимает, что Бог — тут, с нею. Ну, скажем, кто-то сидел в очень светлой комнате с другими людьми, и окно закрыли, и стало темно; но он понимает, что все они — здесь, хотя ничего и не видит, пока не станет светлее. А вот увидит ли он их, когда откроются ставни, зависит не от него — это уж Господь наш, когда Ему будет угодно, отворит окно разумения. Великая милость и то, что Он никогда не покидает душу, и хочет, чтобы она это хорошо понимала.
10. Кажется, что дивный и всесильный Господь хочет расположить душу к еще прекраснейшему сообществу; ведь ясно, что Он ей поможет, чтобы она преуспела в добродетелях и утеряла страх, в который иногда повергали ее другие Его милости, это я уже говорила. Она стала лучше во всех отношениях и ей казалось: она столько трудилась и страдала, что главное в ее душе никогда и не уходило из этой обители, так что душа вроде бы разделилась и, тяжко трудясь после той милости, она жаловалась сама на себя, как Марфа на Марию[88], иногда говоря, что все время услаждается, как только хочет, этим покоем, оставляя на нее столько забот и трудов, что ей некогда тоже побыть с Богом.
11. Вам покажется, доченьки, что это — чушь, но так оно и бывает. Конечно, душа едина, а все-таки я говорю дело, и самое обычное. Из того, что я говорила, по духовным явлениям, можно ясно увидеть, что есть различие между душой и духом, хотя вообще-то это одно и то же. Различие — очень тонкое, но иногда кажется, что действует они по-разному, смотря какой привкус захочет придать им Господь. Еще, мне кажется, душа — одно, способности ее — другое, это разные вещи. Внутри у нас столько различий, и таких тонких, что я не дерзну описать их. Все увидим, если Господь Своею милостью перенесет нас туда, где мы уразумеем эти тайны.
1. Поговорим теперь о духовном браке с Богом, хотя эта великая милость не может свершиться полностью, пока мы живы, ибо если мы от Бога отступим, ее от нас отнимут.
Оказывая эту милость впервые, Господь хочет открыть душе в видении Себя Человека, чтобы она поняла и узнала, что получает этот высший дар. Другим, быть может, это дается иначе; но той, о ком мы говорим, Господь явил его сразу после причастия, в великом блеске и красоте и славе, словно только что по Воскресении, и сказал, что ей уже время счесть Его дела своими, а Он позаботится об ее делах, и другие слова, которые легче пережить, чем пересказать.
2. Казалось бы, что тут нового, Господь и прежде являлся этой душе; однако все было настолько иначе, что она весьма изумилась и перепугалась: во-первых, потому, что видение — уж очень явственное, во-вторых, из-за этих самых слов, а в-третьих, потому что это произошло там, внутри, а с ней такого не бывало, кроме разве что вон того видения[89]. Вы поймите, очень большая разница между прежними видениями и теми, что в этой обители; духовное обручение отлично от духовного брака, как обручение жениха и невесты — от союза супругов, которые уже не могут расстаться.
3. Я уже говорила, что так вот сравниваю, ибо не найду ничего получше, но надо понять, что о теле тут не помнишь, словно душа из него вышла, речь — об одном лишь духе, а уж тем более когда мы толкуем о браке духовном, ибо этот тайный союз свершается в самой сердцевине души, где, наверное, и Сам Бог, а Ему, на мой взгляд, не нужны двери, чтоб войти. Я говорю «не нужны двери», ибо в том, о чем мы вели речь прежде, Он вроде бы входит через чувства и способности, и, наверное, так и с явлением Человека Христа. А вот то, что бывает при духовном браке, — совсем иное: Господь является в сердцевине души в умном видении, которое куда тоньше того, представляемого; так явился Он апостолам, не войдя в двери, когда сказал им: «Мир вам»[90]. Господь сообщает душе в одно мгновение такую великую тайну, такую высокую милость, душа ощущает такое блаженство, что и не знаю, с чем это сравнить, разве вот что: Господь хочет показать душе небесную славу самым возвышенным образом, превосходящим все видения и духовные услады. Можно сказать одно (насколько вообще это постижимо) — душа, то есть дух этой души, соединяется с Богом, Который, и Сам Дух, пожелал явить Свою любовь к нам, показывая некоторым людям, докуда Он доходит, чтобы мы славили Его величие, ибо так решил Он соединиться со Своим созданием, что оно не может от Него отделиться, Он — не хочет.
4. Духовное обручение — иное, тут жених и невеста часто разделяются, как и сам их союз; ибо союз состоит в соединении, но каждый может отойти и жить сам по себе, что обычно и бывает, ведь эта милость Господня уходит быстро, и душа остается без нее, то есть ее не ощущает. А вот с той, другой милостью все не так; Господь остается в сердцевине души. Скажем, две восковые свечи соединились настолько, что пламя одно, или нет — и фитиль, и свет, и воск едины; но их можно разнять, и станет две свечи, а можно вытащить фитиль из воска. В этой же обители словно бы дождь льется в реку или в ручей, и уже не разберешь, где вода из реки, где — с неба; или же ручеек течет в море, их уже не разделишь; или в комнате два окна, и свет, входя отдельно, сливается воедино.
5. Может быть, об этом и говорит апостол Павел: «Соединяющийся с Господом есть один дух с Ним», понимая возвышенный брак, который Господь заключает с душой[91]. Еще он говорит: «Для меня жизнь — Христос и смерть — приобретение»[92]. Я думаю, то же самое может сказать душа: ведь бабочка, о которой шла речь, умирает теперь с великой радостью, ибо жизнь ее — Христос.
6. Это с течением времени понимаешь все лучше, из-за действий в душе, ибо сокровенные внушения ясно показывают, что это Бог дает ей жизнь, и внушения иногда так живы и ощутительны, что уже и не усомнишься, хотя о них и не расскажешь, а все же чувствуешь столько, что воскликнешь в умилении, не удержишься: «О, жизнь моей жизни и поддержка моя!» или что-нибудь такое. Ведь из груди Божией, у которой вроде Бог и держит душу, текут струи молока, постоянно питая всех насельников замка, словно Господь хочет, чтобы и они как-то услаждались тем, чем в обилии услаждается душа, или из полноводной реки, поглотившей ручеек, порою брызгает вода и орошает тех, кто служит Жениху и невесте. Человек, который не ждет, что его окатят водою, непременно ее ощутит; так и тут, только это еще бесспорней. Вода ведь не может окатить нас без причины (как я уже говорила), вот и тут понимаешь, что внутри кто-то мечет эти стрелы, дает жизнь этой жизни, и яркий свет идет от солнца, озаряя способности души. А душа (я уже говорила) не покидает сердцевины, и не теряет мира, ибо Тот, Кто дал его Своим апостолам, когда они были вместе, может дать и ей[93].
7. Вот я подумала, что слова Господни к славнейшей Марии Магдалине: «Иди в мире»[94] значат куда больше, чем кажется; ведь Его слова действуют в нас, и, наверное, действовали в душах, к тому расположенных, отстраняя от них все чувственное и оставляя чистый дух, чтобы она могла соединиться с Нетварным Духом в небесном единении, ибо, без сомнения, когда мы опустошим себя от всего тварного и отрешимся от него ради любви к Богу, Сам Господь наполнит наши души Собою. Как-то наш Господь, молясь за апостолов (не помню уж, откуда это), просил, чтобы они стали одно с Отцом и с Ним, как Он — во Отце и Отец — в Нем[95]. Не знаю, что больше такой любви! И все мы непременно войдем туда, ведь Господь сказал: «... не только о них молюсь, но и о верующих в Меня по слову их», и еще: «Я в них». О, Господи, сколь истинны эти слова и как душа понимает их, видя, что они исполняются в ней самой! И как бы поняли их мы все, если б не наша вина, ибо слова Господа нашего Иисуса Христа непреложны. А мы виноваты, ибо не расположены к этому и не отреклись от всего, что мешает нам видеть этот свет, и ничего не видим в зеркале, где запечатлен наш образ.
9. Вернемся теперь к тому, о чем мы говорили. Когда Господь вводит душу в Свой чертог, то есть в сердцевину нашей души, где Он обитает Сам (говорят, это седьмое небо, эмпиреи, и, в отличие от других небес, оно не движется), то кажется, что душа тоже не движна, способности и воображение уже не мешают ей и не нарушают ее мира.
Вам покажется, будто получив эту Божию милость, душа уверена, что спасется и больше не упадет. Нет, я этого не говорю, и когда я вот так рассуждаю, понимайте: душа — в безопасности, пока не оскорбляет Господа, и Он ее держит за руку. Во всяком случае, я верно знаю, что в этом состоянии, даже и многие годы, она ни в чем не уверена, куда больше боится в самом малом прогневать Бога, очень хочет служить Ему (об этом я еще скажу) и горюет, и смущается, как всегда, что делает она так мало, должна — так много, а это истинный крест, великое послушание; но чем больше она страдает ради Бога, тем больше радуется. По-настоящему она страдает, когда Господь отнимет у нее здоровье и силы, которые для этого нужны. Я говорила в другом месте, как это тяжко, но тут это много тяжелее, а причина — в корне, ибо дерево, посаженное близ потоков вод, свежее и плодоноснее; так что незачем удивляться желаниям души, ведь истинный ее дух един с небесной водой, о которой мы говорили.
10. Вернемся к тому, о чем шла речь. Не думайте, что чувства, способности и страсти души совсем уж в мире; вот душа — та умирилась. В других обителях бывает время борьбы и трудов и усталости, но это не может нарушить ее мир и как бы сдвинуть ее.
А о сердцевине нашей души или духе очень трудно сказать, тут и поверить трудно, так что, сестрицы, я просто не знаю, как вам это объяснить, чтобы вы не соблазнились и не усомнились в моих словах; ведь нелегко понять, что труды и скорби есть, а душа — в мире. Приведу сравнение другое. Да поможет мне Бог, чтобы они хоть что-то пояснили, а не пояснят, я все равно знаю, что сказала правду.
11. Король живет во дворце, в стране его — и распри, и смуты, но он — все на месте. Так и тут: в остальных обителях — и суета, и суматоха, и ядовитые гады, и большой шум, но никто не проникает в последнюю обитель, и не гонит из нее душу; то, что ей слышно, немного мучает ее, но не смущает ее и не нарушает мира, ибо страсти уже покорены и боятся войти, чтобы их еще больше не унизили. Или так: у нас болит все тело, но если не болит голова, оно ей боли не передаст.
Сама смеюсь над этими сравнениями, ведь это — совсем не то, а иначе не умею. Думайте, что хотите; я сказала правду.
1. Так вот, мы говорим, бабочка уже умерла, очень радуясь, что обрела покой, что в ней Христос. Посмотрим, как она живет и какая тут разница с прежней жизнью; а правда ли все, что сказано, мы узнаем по действию молитвы. Насколько я могу понять, они — вот такие:
2. Во-первых, она забывает себя, ее поистине как бы нету, это я уже говорила. Она уже не помнит о себе и не знает, будет ли ей честь, или жизнь, или награда на небе, ибо только и печется о славе Божией, так что воплотились Его слова: Ты позаботься о Моих делах, а Я позабочусь о твоих. И о том, что может случиться, она не заботится, а как-то забывает, вот и кажется (это я говорила), что ее больше нету и она не хочет быть ничем ни в чем, разве что это хоть немного споспешествует славе Божией, вот тут она охотно пожертвовала бы жизнью.
3. Только не думайте, доченьки, что она теперь не спит — не ест (хотя все это ее немало мучает), или не делает того, что ей положено. Мы говорим тут только о внутреннем, о внешнем мало что можно сказать, ибо ей скорее тяжело, что у нее ни на что не хватает сил. Ведь она ни за что на свете не пренебрегла бы тем, что, по силам ее и разумению, служит Богу.
4. Во-вторых, она очень хочет пострадать, но это ее теперь не тревожит. Ведь эти души хотят, чтобы в них исполнилась воля Божия, и все, что делает Бог, им хорошо. Если Ему угодно, чтобы они страдали, — пусть так и будет; если же нет — они не угрызаются, как прежде.
5. Кроме того, эти души очень радуются в гоненьях, и умиряются еще больше, чем прежде, и не питают никакой вражды к тем, кто причиняет им зло или желает навредить; скорее они их особенно любят, так что когда тем трудно, они им сердечно сочувствуют, и что угодно сделают, чтобы тем стало легче, и охотно препоручают их Богу, и отдали бы их Его милости, только бы они Его не оскорбляли.
6. Больше всего меня поражает вот что: как вы уже видели, души эти много скорбели и трудились, желая умереть и быть с Богом, а теперь они так хотят послужить Ему и содействовать Его славе, и, если смогут, помочь хоть одной душе, что они желают не умереть, а жить много лет в величайших страданиях, только бы Господь был прославлен хотя бы в самом малом. Если бы они твердо знали, что, покинув плоть, будут с Богом, ничто бы не изменилось; если же они представляют блаженство святых в раю, они не стремятся туда, ибо все их блаженство — хоть как-то помочь Распятому, особенно когда они видят, как Его оскорбляют, и как мало людей поистине ищет Его славы, отрешаясь от всего земного.
7. Правда, порой, забывая об этом, душа снова желает быть с Богом и уйти из этого изгнания, особенно когда понимает, как мало для Него делает; но тут же одумывается и видя, что Он — все время с нею, удовлетворяется этим и приносит Ему свое желание жить на земле, как самый ценный дар, какой у нее есть.
Смерти она боится не больше, чем тихого отрешения от чувств; ведь Тот, Кто внушал ей столь мучительные стремления, теперь посылает иные, да будет Он благословен вовеки. Аминь.
8. Теперь этим душам не нужны ни награды, ни утешенья, ведь с ними Сам Господь, Он живет в них. Ясно, что Его жизнь была непрестанною мукой, вот Он и делает, чтоб так жили мы хоть бы в желаньях, ведь в остальном Он ведет нас как немощных, хотя и уделяет от Своей силы, когда нужно.
Душа отрешается от всего, ей хочется быть одной или заниматься чем-то во благо другой душе. Больше нет ни сухости душевной, ни скорби, только умиление и память о Господе, и желание всегда Его славить; когда же она этим пренебрегает, Сам Господь пробуждает ее, как я говорила, и ясно видно, что этот порыв (я не знаю уж, как его и назвать) исходит из недр души, подобно прежним порывам. Только здесь он куда тоньше, ибо идет не от мысли, и не от памяти, не от каких-либо свойств души, так что никак нельзя приписать его ей самой. Бывает это часто, и столь обычно, что можно увидеть: как пламя, пусть самое большое, стремится не вниз, а вверх, так и это устремление исходит из сердцевины души, пробуждая ее силы.
9. И впрямь, если бы на этом молитвенном пути мы только того и достигали, что уразуметь, как хочет Господь общаться с нами и просит нас быть с Ним (ведь так и есть), то, по-моему, стоит перенести все испытания, чтобы насладиться такими нежными и всепроницающими знаками Его любви.
Это вы, сестрицы, наверное, испытали; я думаю, когда достигнешь молитвенного единения с Богом, Он печется обо всем этом, лишь бы мы соблюдали Его заповеди. Когда с вами так случится, не забывайте, что тут уже та сокровенная обитель, где обитает Господь, и восхвалите Его; ведь это Его письмена, Его послание, и пишет Он с такой любовью и так, чтобы вы одни поняли, чего Он желает от вас. А вы непременно Ему ответьте, даже если очень заняты внешними делами или беседой с кем-нибудь; ведь часто бывает, что Господь хочет оказать вам эту милость на людях (а отвечать мы должны в тайне), и тогда надо откликнуться, скажу так, словом любви или повторить за апостолом Павлом: «Господи! Что повелишь мне делать?»[96], а Он уж научит вас разными способами, как угодить Ему в это самое время; ведь Он как бы слышит нас и нежно касается души, почти всегда располагая ее твердо исполнять Его Волю.
10. Я уже говорила, чем отличается эта обитель: здесь нет той сухости и того смятения, какие бывали иногда едва ли не во всех прежних; напротив, душа всегда в мире. Она уже не боится, что этот великий дар — от дьявола, но твердо уверена, что он — от Бога; ведь, как я уже говорила, тут не при чем ни чувства, ни способности. Господь открыл Себя душе и вводит ее с Собой туда, куда, я думаю, бес войти не осмелится, да и Господь его не допустит. И еще, как я сказала, милости свыше никак не зависят от самой души, кроме того, что она совершенно предалась Богу.
11. Спокойно и тихо пользует и учит здесь Господь душу, словно строится храм Соломонов, ибо тогда не было никакого шума[97]; так и в этом храме Божием, в этой Его обители только Он да душа радуются в великой тишине. Разуму не для чего кипеть или чего-то искать, ибо Господь, создавший его, хочет его умирить, и он как бы смотрит на все сквозь замочную скважину. Иногда он не может смотреть, но перерыв — очень короткий, ибо, по-моему, способности души не утрачены, они лишь бездействуют, словно бы в изумлении.
12. Очень меня удивляет, что здесь нет отрешения чувств, разве что иногда, но теперь они не такие, как прежние восхищения и полеты духа. Случаются они редко, почти всегда — не на людях, не то, что раньше. На душу не действуют, как прежде, торжественные службы, благочестивые изображения, проповеди и церковные мелодии, которые приводили ее в исступление. Бедная бабочка металась, пугалась и хотела взлететь. Теперь она то ли нашла, где присесть, то ли увидела столько в этой обители, и ее уже ничто не изумляет, а кроме того, она не одинока, как раньше, с нею Бог. А вообще-то, сестрицы, я не знаю, в чем причина; может быть, когда Господь начинает показывать ей все, что есть в этой обители, просто уходит слабость, которая никак не уходила раньше. Наверное, Господь укрепил ее, расширил, усовершил; а может, Он захотел, чтобы все увидели явно то, что Он дал этим душам втайне, а почему — Он Один и знает, ибо Его суждений мы здесь, на земле, и представить не можем.
13. Вот что дает Бог, вместе со всем другим, приносившим благо тогда, прежде, когда душа приходит к Нему, и еще Он дает ей лобзание, о котором просила невеста в Песни песней[98], ибо, по-моему, здесь исполняется ее просьба. Здесь раненая лань получает воду в изобилии. Здесь наслаждается душа в скинии Божией[99]. Здесь голубица, посланная Ноем, чтобы узнать, прошла ли буря, находит оливковую ветвь, а ветвь эта значит, что она нашла твердую землю среди вод и бурь сего мира[100]. О, Господи, кто бы знал все, что есть в Писании, чтобы описать этот мир душевный! Боже мой, Ты видишь, что нам во благо, сделай же так, чтобы христиане искали его, а там — не отнимай, по милости Своей, от тех, кому его даровал! Ведь пока Ты не даруешь душе истинного мира и не введешь ее туда, где она обладает им вовеки, она непременно будет жить в страхе. Я говорю: «истинный мир», не потому что тут — мир не истинный, а потому, что если мы удалимся от Бога, может начаться прежняя борьба.
14. Что же чувствуют эти души, видя, что могут утратить такое великое благо? Они становятся еще осмотрительней и стараются извлечь силу из немощи, чтобы ничего не упустить по своей вине и получше угодить Богу. Чем больше получают они Божиих милостей, тем меньше надеются на свои силы и тем они осторожней. Получая великие дары, они узнали, как слабы они сами и как тяжелы их грехи, а потому нередко не смеют поднять взора, как мытарь[101], а то хотят умереть, чтобы верней избежать опасности, хотя сразу же, от любви к Богу, готовы жить, дабы служить Ему — это я уже говорила, — полагаясь во всем на Его милосердие. Иногда изобилие милостей уничижает их так, что они страшатся потерпеть крушение, словно чрезмерно нагруженный корабль.
15. Поверьте, сестрицы, здесь тоже есть крест, только он не сопряжен с тревогой и не нарушает мира, но уходит, словно волна или там буря, и сменяется ясной погодой. Ведь с душой — Господь, вот она и забывает сразу все невзгоды. Да будет Он благословен и прославлен всеми Своими созданиями. Аминь.
1. Не думайте, сестрицы, что действия, о которых я говорила, так навсегда и остаются в душе; поэтому я, если не забываю, прибавляю: «обычно». Иногда Господь оставляет душу без сверхъестественной помощи; тогда кажется, что все ядовитые гады из окрестностей и из обителей замка собираются, чтобы напасть на нее и отомстить за все то время, когда они не могли до нее добраться.
2. Правда, это бывает недолго — день или чуть побольше; и в немалой сумятице, которую вызывает обычно какой-нибудь случай, проявляется, что приобрела душа, общаясь с Богом. Он дает ей великую целостность, и она не уклоняется даже в малом от служения Ему и от добрых решений, они вроде бы возрастают, и она ни малейшим движением воли не уклоняется в сторону. Как я сказала, бывает это не часто. Господь не хочет, чтобы душа забывала о своем естестве, иначе она утратит смирение; это одно, а во-вторых, Он хочет, чтобы она лучше понимала, чем Ему обязана и воздавала Ему хвалу за великую милость.
3. Еще не подумайте, что если эти души так хотят ни в чем не отступить от совершенства, они и не отступают, и даже не грешат. Намеренно — не грешат, ведь Господь особо им в этом помогает; но я говорю о малых грехах, ибо от смертных, совершенных сознательно, они свободны, хотя полной уверенности и нет, ведь чего-то они могут не заметить, и это их очень мучает. Страдают они и от того, что многие души гибнут, и сами как-то надеются не попасть в их число, а все же боятся (это я говорила), вспоминая, что в Писании сказано о тех, кто вроде бы и получил милости от Господа, например — царь Соломон[102], который так много с Ним общался. Словом, та из вас, которая больше всех уверена, что она — в безопасности, пусть больше боится, ибо царь Давид говорит: «Блажен муж, боящийся Господа»[103]. Да помогает нам Господь всегда, и будем молить Его, чтобы нам никак Его не обидеть, вот и вся наша уверенность. Благословен Он навеки. Аминь.
4. Здесь хорошо пояснить вам, сестрицы, с какой целью Господь оказывает столько милостей на этом свете. По плодам их вы, наверное, и сами все поняли, если поразмыслили, но все же я скажу снова, чтобы никто из вас не подумал, что Он хочет только одарить души, это будет ошибка. Ведь Господь не может оказать нам большей милости, чем сообразуя нашу жизнь с жизнью столь Возлюбленного Сына. Вот я и уверена, что такие милости призваны укрепить нашу немощь — это я уже говорила, — чтобы мы могли подражать Ему в Его великих страданиях.
5. Мы всегда видели, что самые приближенные к Господу нашему Христу больше всего и мучались. Вспомним, сколько страдала Его Преславная Матерь и досточтимые апостолы. А как иначе, по-вашему, перенес бы апостол Павел такие великие тяготы? На его примере мы и видим, что дают видения и созерцания, когда они подлинные, а не от воображения или от бесовской прелести. Разве он удалился в скрытое место, чтобы одному наслаждаться этими дарами Божиими, ни о чем не заботясь? Сами видите, он не знал отдыха ни днем, ни ночью, ведь, насколько мы знаем, ночью он зарабатывал на жизнь[104]. Я очень люблю думать о том, как апостол Петр, когда он бежал из тюрьмы, увидел Господа, и Тот сказал ему, что идет в Рим, чтобы Его снова распяли. Всякий раз, как мы читаем про это в церковной службе на его праздник[105], я получаю особое утешение. Что же было с апостолом после этого, что он сделал? Пошел на смерть и счел за великую милость Божию найти того, кто бы его умертвил.
6. О, сестрицы мои, как же должна душа, в которой вот так обитает Господь, забыть всякий отдых, и пренебречь доброй славой, и радоваться, если ее не почитают ни во что! Ведь если она много времени с Ним, она, естественно, почти и не помнит о себе, ибо только и думает, как угодить Ему и доказать свою любовь. Для того мы и молимся, доченьки; этому служит и духовный брак — все для дел, для дел.
7. Дела и доказывают, что милость — от Бога, это я уже говорила; ведь мало мне пользы, если я соберусь, уединюсь и пообещаю нашему Господу совершать чудеса, угождая Ему, а выйду из уединения, и при первом же случае сделаю все наоборот. Нет, я неверно сказала «мало пользы» — все, что с Богом, очень полезно, и если даже, по слабости, мы ничего не исполним, Господь когда-нибудь нам поможет, а еще даст и тяготы, это часто бывает — ведь Он видит нашу трусость и посылает очень большие испытания, хотя мы того никак не хотим; вот нам и польза. А уж потом душа это поймет, и страх совсем уходит, чтобы она еще больше предалась Богу. Я хотела сказать, что это — мало по сравнению с тем, когда дела сообразны словам и намерениям; но если кто не в силах совершить все сразу, пусть совершает понемногу. Пусть удвоит решимость, если хочет, чтоб молитва приносила плоды, ибо тут, у нас, хватит для этого случаев.
8. Жаль, я не умею объяснить, сколь это важно. Посмотрите на Распятого, и все вам покажется легким. Если Господь доказал нам Свою любовь такими страшными муками и делами, как же хотите вы удовлетвориться одними словами? Знаете ли, что такое стать поистине духовными? Сделаться рабами Богу, дабы Он, заклеймив их знаком креста, ибо они отдали Ему свободу, мог продать их в рабство всему миру, как Он Сам был продан; тут нет никакой обиды, это — великая милость. Если же душа на это не решится, пусть не думает преуспеть в духовной жизни, ибо здание это, как я говорила, стоит на смирении, и если его на самом деле нет, Господь ради вашего же блага не допустит возвести постройку уж очень высоко, чтобы не рухнула на землю. Так что, сестрицы, чтобы фундамент у вас был прочен, старайтесь быть меньше всех людей, рабой им, только и думайте, как бы и в чем угодить им и услужить, ибо то, что вы сделаете для них, вы сделаете для себя, чтобы не рухнул ваш замок.
9. Снова скажу, для такой основы мало молитвы и созерцания; ведь если вы не стяжаете добродетелей и не примените их на деле, вы навсегда останетесь карлицами, и еще дай то Бог, чтобы вы просто не росли, вы же сами знаете — кто не растет, становится меньше. Ведь любовь не может удовольствоваться тем, что просто в нас пребывает; так я думаю.
10. Вам покажется, что я говорю только с новоначальными, а потом можно и отдохнуть. Нет, я уже говорила, — внутри, в душе царит покой, а извне его нет, к нему и не стремишься. Зачем, по-вашему, душа, из самой сердцевины замка, призывает, нет, лучше сказать вдохновляет тех, кто в верхних или во внешних покоях? Чтобы они легли спать? Нет и нет! Она сражается с ними, как сражалась, когда была с ними вместе, чтобы способности и чувства, и все, что относится к телу, не ведали отдыха; только куда сильнее, ведь тогда она не знала, какая польза от стараний. Может быть, из-за них Бог и ввел ее сюда, Он пребывает с ней, и потому ее силы намного больше. Царь Давид сказал: «Со святыми ты будешь свят»[106], тут незачем сомневаться: когда ты соединен с Сильным в таком высоком союзе, дух с Духом, к тебе переходит сила, которая, наверное, и помогала святым в страдании и в смерти.
11. Вернее верного, что душа, окрепнув, помогает не только обитателям замка, но и самому телу, хотя часто оно вроде бы того и не чувствует. Укрепившись крепостью, обретенной ею от вина, которое она пьет в том винном погребе, куда ее ввел Жених и не выпускает, душа дает силы слабому телу, как пища, попавшая в желудок, дает силу голове, да и телу тоже. Оно все равно немало страдает, пока не умрет — ведь сколько ни делай, душа понуждает его изнутри, борется с ним, и перед этим все ему кажется ничтожным. Наверное, потому и совершали великие подвиги многие святые, особенно — Мария Магдалина, которой Господь всегда столько давал, и голодал ради славы Божией отец наш Илия[107], а святой Доминик со святым Франциском привлекали души, чтобы Его славить. Вы уж поверьте, они немало претерпели, забывая о себе.
12. Вот чего я хочу, сестрицы; и не для услаждения, а для того, чтобы у нас были силы служить, стремиться к молитве и творить ее; и не желать непроторенной дороги, там еще заблудишься, да и очень уж странно, если Господь даст нам эти милости не на том пути, которым Он шел Сам и Его святые. Так что об этом и не думайте; поверьте мне, Марфа и Мария должны быть вместе, чтобы Господь пришел к ним, и у них остался, а они хорошо Его приняли и накормили[108]. Как накормила бы Его Мария, сидя у Его ног, если бы сестра ей не помогала? А пища Ему — в том, что мы, как только можем, привлекаем души, они же спасаются и славят Его.
13. Вот вы возразите мне, во-первых, что Сам Он сказал: «Мария избрала благую часть»[109]. Но ведь Марфа уж Ему услужила, помыла ноги и вытерла волосами[110]. Думаете, малое унижение такой госпоже идти по этим улицам, (хотя, может быть, она так горела, что не понимала, где идет), да еще, наверное, одной, и войти в незнакомый дом, и перетерпеть ропот фарисеев и много другое? Ведь в селении увидели, что женщина так переменилась, и водится с дурными людьми, ну — хоть с Господом, Которого они терпеть не могли, и тут же припомнили, какой она прежде была, а сейчас вот хочет показаться святой, ясное дело, сменив одежду и все прочее. Если в наше время столько злословят о людях менее известных, что же было тогда? Поверьте, сестрицы, «благую часть» она получила за многие муки и унижения. Взять хотя бы что она видела Своего Учителя в такой ненависти, это же страшное мученье. А сколько она перетерпела во время Страстей Господних! А потом, без Него! Вот и видно, что она не только радовалась и созерцала Христа у Его ног.
14. Во-вторых, вы скажете, что вы не можете и не умеете приводить к Богу. Вы бы и рады, но не знаете, как это делается, ибо не учите и не проповедуете, подобно апостолам. На это я уже отвечала, хотя не уверена, что в «Замке»; но раз вы об этом думаете, и хотите по воле Божией, скажу и тут: я уже говорила при другом случае, что бес иногда внушает нам великие желания, чтобы мы только не делали того, что под рукой, не послужили Господу в том, что исполнимо; так мы и довольствуемся лишь невозможным. Вы и молитвой много сделаете, а кроме того, стремитесь помочь не всем на свете, но тем, кто с вами, тут и дело будет больше, ведь это труднее. Думаете, мало пользы от смирения, и умерщвления, и служения ближним, и великой жалости к ним, и от любви к Господу, которая огнем воздвигает всех, и от других добродетелей? Очень много, и Господу это приятно. Вы старайтесь, как только можете, а Он и поймет, что бы вы рады сделать гораздо больше, и вознаградит вас, словно вы привели к Нему многих.
15. Вы скажете, мы их не обратили, они ведь все и так хорошие. Что же из этого? Чем они лучше, тем их хвалы приятнее Богу, молитвы полезнее ближним.
Словом, сестрицы, скажу напоследок: не будем строить башен без фундамента, ибо Господь смотрит не на величие наших дел, а на любовь, с которой мы их совершаем. Если мы делаем, что можем, Господь помогает нам каждый день делать больше, только бы мы сами сразу не устали. Жизнь эта длится очень недолго — может, меньше, чем мы думаем. Принесем Богу нашу духовную и телесную жизнь, и Он присоединит ее к Жертве, которую принес за нас Отцу на кресте, дабы что-то значила добрая воля, хотя и ничтожны дела.
16. Молите Господа, сестрицы и доченьки, чтобы мы все соединились там, где будем славить Его! И да поможет Он мне совершить что-нибудь из того, о чем я говорю вам, ради Своего Сына, Который живет и царствует во веки. Аминь. Поверьте, я очень смущаюсь, и потому Богом прошу вас — не забывайте в ваших молитвах меня, убогую.