Во широкой степи

В СТЕПИ

Ночь была тёмная. Народившийся месяц, что повис в небе тоненьким серебряным коготком, почти не давал света.

Табуны Войска Донского, как всегда, паслись в ту ночь в степи. Стояла тишина. Только слышно было, как похрустывают травою лошади.

Вечером, когда догорала заря, табунщикам удалось подстрелить двух гусей. И вот теперь пастухи собрались у костра, над которым булькал казан, где варились гуси.

— Соли-то, Митька, подбавь, не скупись, — сказал старший табунщик, попробовав ложкою варево.

— Где же взять? — отозвался Митька. — Нетути больше.

— Ты у себя в суме-то поройся, — вступил в разговор ещё один пастух, — а хошь, давай я сыск устрою.

— Ишь сыщик нашёлся!

— Да ты не бойся. Завтра отдам.

— До завтра ещё дожить надобно.

— Будет препираться, — опять заговорил старший табунщик. — Давай, Митька, соль. Тебе подобру… — И вдруг умолк, прислушиваясь. — Чу!.. Едет кто-то до нас. Слышь, кони топают, — сказал он и закричал: — Стой!.. Стрелять буду!

Табунщики схватились за ружья.

— Свои, — откликнулись из темноты. — Погоди, подъедем.

— Подъезжай покамест один.

В свет костра вступил всадник.

— Атаман Зернщиков я. Узнаёшь?

— Точно он. Илья Зернщиков, — старший отставил ружьё.

— Вы все здесь? — спросил атаман.

— Не. Трое на той стороне.

— Пошлите за ними.

— Нашто?

— Ты выполняй, что велят. Дело есть.

Из тьмы вышли тем временем остальные, кто был с Зернщиковым, — человек двадцать, при оружии. Атаман шагнул к костру, посмотрел на казан, принюхался.

— Снимать пора, — заметил, — переварите.

— Сымем…

Когда все пастухи собрались, старший проговорил:

— Что за дело, сказывай?

— А вот что… — Атаман выхватил саблю и с силой наотмашь ударил табунщика.

Полегли под саблями и остальные пастухи. Охнуть не успели.

В ту же ночь домовитые отогнали табуны булавинцев к Азову.

Когда азовскому губернатору доложили о захваченных табунах, он воскликнул:

— Свершилось! Безлошадных-то казаков голыми руками возьмём!