Во власти Бермудского треугольника

Глава первая, являющаяся достойным прологом к дальнейшей удивительной истории, полной тайн, открытий и головокружительных приключений

Из-за своих солнцезащитных очков Кетумиле казался безглазым – блестящие черные стекла были почти незаметны на лоснящемся черном лице, а красный рот, открывающийся при разговоре или смехе, походил на свежую рану. В уголках губ этого большого рта постоянно белела засохшая пена, наводя на мысль об эпилепсии или бешенстве. Но на самом деле Кетумиле был совершенно нормален, насколько может быть нормален человек, перебивший несколько сотен, а может, и тысяч животных.

Когда-то он был браконьером, а теперь стал рейнджером. Быков нанял его проводником и водителем для экспедиции в парк Чобе, один из четырех национальных парков Ботсваны. Быков уже бывал в этой стране и сделал здесь немало удачных снимков, которые принесли ему тысячи три долларов. А теперь на электронные карты постоянно приходят авторские. Проценты, процентики, которые капают день и ночь, ночь и день. Авторские права – отличная штука… когда она защищает вашу интеллектуальную собственность, а не чужую – от вас.

Кетумиле, узнав, что клиент собирается фотографировать диких зверей, поинтересовался:

– И много за них платят? Я бы тоже мог нащелкать кучу картинок и продать их. Подскажешь, кому и как, Димо?

Он звал Диму Быкова на свой лад – «Димом» (с ударением на первом слоге), а к его профессии относился, подобно всем дилетантам, свысока. Подумаешь: нажимаешь кнопочку, а умный фотоаппарат сам делает работу, знай, наводи объектив, куда надо. Никому и в голову не приходило, что фотографирование дикой природы требует такого же опыта и мастерства, как и любая другая профессия, а трудностей и опасностей на пути фотографа-путешественника встречается столько, что некоторым экстремалам и не снилось.

Где только ни побывал Быков за последние годы, отправляясь в путь то по заданию «Нэшнл Джиогрэфик», то «Вилд Нэчьюр»! Тут вам и Австралия, и Африка, и Южная Америка, и даже океанские глубины близ Азорских островов, где в течение года Быков с товарищами занимался поисками затонувшей Атлантиды. Но он был слишком непоседлив, чтобы так долго оставаться на одном месте, занимаясь одним и тем же делом, каким бы важным и интересным оно ни было. В один прекрасный момент Быков попросту попрощался с товарищами и уплыл на катере, доставившем продовольствие на экспедиционное судно. До последней минуты план оставался секретом для окружающих, поэтому никто Быкова не задерживал. И очередная страница его жизни оказалась закрытой.

Теперь он катил в открытом джипе по Африке, жмурился от встречного горячего ветра и думал о дне сегодняшнем и дне завтрашнем, а не о вчерашнем. Жить надо настоящим и будущим, а не прошлым, каким бы замечательным оно ни было.

– Ты мне не ответил, Димо, – напомнил о своем существовании Кетумиле, который явно не умел хранить молчание за рулем. – Поможешь мне стать фотографом? У меня новый мобильник, с очень хорошей камерой. И зрение отличное.

Рейнджер говорил по-английски свободно, но сейчас его речь звучала бессмысленно.

– Дело не в мобильнике, Кету, – тактично произнес Быков.

– Понимаю тебя, – с готовностью кивнул чернокожий проводник. – Такие вещи не делаются бесплатно. Что ж, денег я не накопил, но зато у меня есть кое-что другое. – Ухмыльнувшись, он приложил указательный палец к виску. – Голова на плечах и мозги в этой голове, много мозгов. Я знаю Ботсвану и знаю соседние страны, знаю, как переходить границы. Джунгли, саванна, буш – я проберусь куда угодно и сниму там любого зверя. Давай будем партнерами, пятьдесят на пятьдесят. Ты будешь покупать мои снимки за полцены и продавать их дальше. Тебе не нужно будет подвергать свою жизнь опасности, путешествуя самому.

– Мне как раз нравится путешествовать самому, – улыбнулся Быков, надеясь, что этим тема будет исчерпана.

Но не тут-то было! Кетумиле принялся убеждать его и торговаться, полагая, что Быков просто набивает себе цену. Он расхваливал себя, расписывая, какой он ловкий и находчивый, какой удачливый, какой честный. Когда это не помогло, Кетумиле поведал, что у него три семьи в разных деревнях, а нынешняя работа едва позволяет сводить концы с концами.

– Ну что, я тебя убедил? – спросил он, явно считая, что это действительно так.

Быков вздохнул. У него не было ни малейшего желания ни сотрудничать с африканцем, ни оказывать ему благотворительную помощь, ни просто входить в его положение. У самого Быкова не было жен и детей в Африке. Он не промышлял браконьерством и не назначал цену за каждую свою услугу, как делал это проводник. Возможно, по здешним меркам, Кетумиле был неплохим парнем. Возможно, он прекрасно преуспел бы, родись он не в Ботсване, а в Британии или Соединенных Штатах. Но жизнь его сложилась именно так, как сложилась, и Быков не ощущал своей ответственности за это.

Хотя, конечно, обижать наивного африканца прямым отказом не хотелось.

Вместо этого Быков принялся пространно объяснять Кетумиле, какое это непростое занятие – фотография, как долго он пробивался в западные издания и делал себе имя, которое теперь работало на него. Рассказ вызвал обратный эффект. Вместо того, чтобы трезво оценить свои возможности и попросить дать ему конкретные практические советы, Кетумиле насупился, обиженно выпятил свои и без того пухлые губы и погрузился в недружелюбное молчание.

Быков не стал упорствовать. Увидев, что проводник потерял интерес к беседе, он умолк и стал рассеянно любоваться видами Африки. Джип ехал довольно медленно, поскольку был утяжелен хитроумными конструкциями из металлических труб, местами погнутых при переворотах, столкновениях или атаках крупных животных. К тому же багажник был забит всевозможным грузом, включая ящики с бутылками дешевого виски для оплаты услуг носильщиков и бартерных сделок.

Одна из таких была совершена в присутствии Быкова, когда джип остановился в маленькой придорожной деревушке, почти целиком уместившейся под баобабом, похожим на сказочное исполинское дерево, посаженное вверх длинными узловатыми корнями. Пока Кетумиле торговался со стариком в набедренной повязке, размахивая двумя прихваченными бутылками, Быков получил возможность понаблюдать за бытом аборигенов.

Чтобы хищники не растерзали скот, коровники и овчарни походили на настоящие крепости, ощетинившиеся острыми кольями и шипами. Курятники были водружены на столбы с ободранной корой. Мало отличающиеся от них хижины представляли собой большущие плетеные корзины, обмазанные глиной. Полом служила утоптанная земля, кое-где покрытая циновками. Голые и полуголые обитатели этих халуп молча смотрели на Быкова. Беззубая старуха с грудями, свисающими до живота, оббивала камнем сухой кукурузный початок, собирала в пригоршню зерна и ссыпала в беззубую пасть.

Между тем торг Кетумиле с деревенским стариком продолжался. Из багажника была вытащена третья бутылка. Старик почесал свои пепельные кудри, мотнул головой и повел гостя за собой куда-то на дальний край селения.

Оставшийся в одиночестве Быков собирался зевнуть от скуки, но так и застыл с разинутым ртом. Со стороны буша к машине приближалась стая крупных обезьян. Глядя на вожака, шествующего впереди, Быков пытался вспомнить к какой породе относятся эти создания. Уж очень угрожающе выглядели они все, начиная от молодых самцов и заканчивая самками с детенышами. Капюшоны на их плечах угрожающе дыбились, клыки скалились – и это был вовсе не улыбчивый оскал. Ни Быкова, ни джипа, в котором он сидел, они совершенно не боялись.

Бабуины!.. Да, это были именно бабуины, а не павианы, как решил Быков вначале. Когда-то самыми страшными их врагами были леопарды, которые истребляли их тысячами, но после того, как охотники с азартом уничтожили почти всех пятнистых хищников, бабуинов развелись в Африке в прежнем неимоверном количестве. Они не только вытаптывали поля, пожирая с таким трудом выращенный урожай, но и нападали на овец, коз, а иногда и на людей.

Быков повернулся к жителям деревни, словно ища у них защиты или подсказки, как быть, но увидел лишь равнодушные взгляды людей, которым было все равно, что с ним будет.

Он снова посмотрел на стаю. Бабуины надвигались именно на него, в этом не было никакого сомнения. Быкову стало страшно. Реально. Если кому-то это покажется смешным, что сильный сорокалетний мужчина способен испугаться каких-то обезьян, то пусть представит себе свору больших, злобных, враждебно настроенных собак размером с овчарку. Причем, это не какие-то там разношерстные дворняги, готовые разбежаться в случае опасности, а сплоченные, привыкшие действовать сообща звери, подчиненные вожаку и жесткой дисциплине.

Видя, что бабуины настроены решительно и агрессивно, Быков протянул руку к заднему сиденью и взял лежащий там карабин Кетумиле. Он понятия не имел, чего хотят от него обезьяны. Может быть, им по какой-то причине не понравился он сам, а может, все дело было в джипе, с которым были связаны какие-то давние обезьяньи воспоминания и обиды. Но сейчас это не имело значения. Если он подвергнется нападению, нужно быть готовым защищаться. Не звать же на помощь проводника, который после этого станет презирать слабого белого человека!

– Прочь! – крикнул Быков, поднимаясь во весь рост и надеясь этим отпугнуть стаю.

Но воинственная поза вызвала обратную реакцию. Вместо того, чтобы отступить или хотя бы остановиться, обезьяны перегруппировались таким образом, что самки с детенышами очутились в середине, под защитой своих грозных кавалеров. Вожак, естественно, шел во главе стаи, попеременно показывая человеку то острые клыки, то блестящий красный зад.

– Убирайся! – рявкнул Быков, делая вид, что прицеливается.

Поднятое ружье вызвало пронзительные вопли бабуинов. Опираясь на кулак, вожак принялся колотить второй рукой по земле.

Но при этом он не решился напасть! Успевший мысленно поздравить себя с победой, Быков заметил движение сбоку от себя и увидел шоколадного мальчугана, который бесстрашно направлялся к стае. Совершенно голый, с круглым животом и торчащими ребрами, он выкрикнул пару отрывистых фраз, сопровождаемых требовательными, решительными жестами. Его звонкий голос заставил вожака попятиться, а потом и повернуть обратно. Стая послушно последовала за ним, позволяя себе лишь оглядываться и показывать зубы, так и не пущенные в ход.

Взгляды белого человека и маленького африканца встретились. На мгновение Быкову почудилось, что он обрел способность читать чужие мысли. Мальчик одновременно презирал и боготворил его, хотя было непонятно, как два этих взаимоисключающих чувства умещались в его голове, напоминающей формой и цветом баклажан. Когда стая скрылась в кустах, он показал в ту сторону, а потом ткнул тем же пальцем себя в грудь, мол, это моя заслуга.

Возразить на это было нечего. Быков сунул руку в карман и протянул на ладони все купюры и монеты, которые там нашел. Маленький укротитель обезьян с достоинством принял подношение и что-то сказал.

– Он говорит, ты щедрый, но слабый, – перевел возвратившийся Кетумиле. – Бесполезный.

Характеристика Быкову не понравилась, но возражать он не стал, тем более, что мальчик удирал через саванну, преследуемый сверстниками, которым тоже хотелось денег.

– Надо было сунуть ему деньги незаметно, – пробормотал Быков.

– Надо было, – согласился Кетумиле. – Но ты этого не сделал.

В его тоне прозвучал упрек. Он все еще обижался. Быкову стало неудобно.

– О чем ты говорил с тем стариком? – спросил он, чтобы завязать разговор. – Выменивал что-то?

– Это мое дело, – отрезал Кетумиле уже не просто обиженно, а раздраженно и даже сердито. – Поехали. Некогда болтать.

Быков пожал плечами и сел на место. Джип сорвался с места и помчался дальше, оставляя за собой шлейф ржавой пыли. Ничего интересного по дороге путникам не попалось, если не считать парочки оранжевых жирафов, объедающих верхушки акаций. Языки у них были темные, длинные и гибкие, как змеи. Обвивая их вокруг ветки, жирафы обдирали листья, совали в рот и меланхолично жевали, поглядывая на людей томными глазами. Они несомненно видели джип, но не боялись, словно догадываясь, что их не тронут. Поражало то, что такие большие животные обладают грацией изящных антилоп и ланей.

При приближении Быкова с фотоаппаратом они и ухом не повели, предоставив ему возможность снимать себя с довольно близкого расстояния. Но стоило ему пересечь некую невидимую черту, как оба жирафа оттолкнулись от земли мощными задними ногами и резко рванули с места. Удаляясь, они скакали галопом, то откидывая головы назад, то низко кланяясь на бегу. Быков долго не мог оторвать от них глаз. Ему казалось, что он видит замедленную съемку.

Вернувшись к машине, он поделился впечатлениями с Кетумиле, который пожал плечами и сказал, что мог бы подстрелить жирафов несколько раз, прежде чем они очутились на безопасном расстоянии.

– Зачем? – спросил Быков, гася в себе мгновенный приступ ненависти. – Разве их едят?

– Шкуры, – пояснил проводник, не моргнув глазом. – А некоторые покупают головы, чтобы вешать над камином.

– Лучше бы они свои собственные вешали.

– За человеческие головы можно попасть в тюрьму, – рассудительно возразил Кетумиле. – К тому же за них не платят.

– А если бы платили? – спросил Быков.

– Не задавай глупых вопросов, Димо.

На этом тема разговора была исчерпана. Быков не раскрывал рта, пока они не въехали на территорию национального парка, фактически принадлежащего диким зверям. Здесь Кетумиле провел краткий инструктаж. Покидать джип без его разрешения категорически воспрещается. Говорить как можно тише, чтобы не спугнуть и не разозлить здешних обитателей.

– И не мусорить, – предупредил Кетумиле, который имел обыкновение швырять пустые пакеты и банки прямо на землю.

– Хорошо, – сказал Быков, подавляя очередную вспышку раздражения.

– Во всем слушать меня. Не возражать.

– Как в армии?

– Примерно, – подтвердил африканец, не моргнув глазом. – Человек без ружья – легкая добыча. Держись рядом, если не хочешь, чтобы тобой пообедали. – Он засмеялся своей нехитрой и зловещей шутке, после чего помрачнел и произнес с неожиданной злобой: – Сегодня ты взял мое ружье без спроса. Обычно я таких вещей не прощаю.

– Мне грозила опасность, – напомнил Быков.

– Опасностей впереди еще будет много, – пообещал Кетумиле, непонятно чему усмехаясь.

– Я уже бывал в этом заповеднике. И, как видишь, живой.

Ничего не сказав на это, Кетумиле повел машину дальше. Судя по тому, что разворачивалось перед глазами Быкова, в заповеднике были созданы идеальные условия для диких животных. Здесь были и почти непроходимые заросли, и заболоченные низины, и прожилки многочисленных речушек, некоторые из которых успели пересохнуть под жарким африканским солнцем. Растительность в основном состояла из акаций и кустов, названия которых оставались для Быкова тайной, покрытой мраком. Все вместе называлось емким словом «буш».

По просьбе Быкова Кетумиле сделал остановку на берегу речной заводи, где отдыхал после ночной охоты львиный прайд. Самого льва видно не было, зато львиц насчитывалось около десятка. Они лениво лежали под развесистой акацией и присматривали за своими детенышами, резвившимися неподалеку, словно большие, желтые котята. Им не было никакого дела до стоящего неподалеку автомобиля с наблюдающими за ними людьми. Львиное семейство, по-видимому, было сыто, поскольку недалеко от него валялись обглоданные кости зебры, от которой остался только костяной каркас да полосатая шкура.

– Давай подойдем ближе, – предложил Быков, сделав с помощью телескопического объектива несколько не слишком удачных снимков.

Резкость получилась удовлетворительная, но глубина и объем оставляли желать лучшего.

– Папа гуляет где-то рядом, – сказал Кетумиле, имея ввиду вожака стаи. – Если мы его не видим, это еще не значит, что его нет. Просто он отошел или спит неподалеку. Поехали дальше.

Та же история повторилась при встрече с черными буйволами, которых Кетумиле, как и все в Африке, называл на американский манер – буффало. Огромные, около двух метров в холке и не менее трех с половиной метров в длину, звери паслись по соседству с львиной стаей, нисколько не опасаясь нападения. На людей они тоже не обращали внимания, однако проводник снова не выпустил Быкова из джипа.

Все это было довольно странно. Создавалось впечатление, что Кетумиле попросту мстит Быкову за отказ помочь ему преуспеть в фотобизнесе. Кроме того, африканец словно куда-то спешил или выискивал что-то, беспрестанно шаря взглядом вдоль речных берегов. Может быть, он опасался бегемотов? Один раз они проехали мимо внушительного стада, погрузившегося в воду по самые ноздри. Спины, торчащие на поверхности, походили на гладкие, лоснящиеся кочки. Было бессмысленно фотографировать бегемотов в таком виде, а еще глупее приближаться к реке и дразнить их, выманивая из воды, и все же Быков сделал очередную попытку уговорить проводника сделать остановку.

Кетумиле был непреклонен, а глаза его продолжали скользить по прибрежным зарослям.

– Послушай, – не выдержал Быков. – Какого черта? Что происходит, я не понимаю? Для чего я тебя нанял, спрашивается? За что плачу деньги? Чтобы торчать в машине, выслушивая твои лекции о безопасности?

– Я в ответе за твою жизнь, – произнес Кетумиле напыщенно.

– В первую очередь ты отвечаешь за то, чтобы я получил удовольствие от поездки, – возразил Быков. – И чтобы не пожалел о потраченных деньгах. Ты знаешь, мне это начало надоедать. Ты ведешь себя как надсмотрщик, а не проводник.

– Я забочусь…

– Не надо заботиться. Надо оказывать услуги. Сервис, понимаешь? Сервис.

– Окей, окей, – закивал Кетумиле. – Сейчас проедем еще немного и сделаем привал. Я знаю место, куда приходят на водопой слоны. Иногда они переплывают реку, а иногда пасутся на этом берегу.

– Интернет забит фотографиями слонов, – пробурчал Быков, продолжая выражать недовольство по инерции.

– Твои будут лучшие, – льстиво пообещал африканец. – Ты когда-нибудь видел слонов на водопое? Они по часу стоят в воде, поливают себя из хобота, валяются в грязи, а потом обсыпаются пылью. Получается корка, защищающая от паразитов. – Кетумиле осклабился. – И малыши такие забавные. Невозможно смотреть на них без смеха.

– Я слышал, на них нападают крокодилы во время переправы. Взрослые прикрывают детенышей, обступая их со всех сторон.

– Вижу! – воскликнул Кетумиле, указывая пальцем вперед. – Вон они!

– Слоны?

Несмотря на тряску, Быков привстал, держась за раму ветрового стекла.

– Крокодилы, – был ответ. – Нам повезло.

– Я собирался фотографировать слонов.

– Крокодилы лучше. Может быть, они кого-нибудь поймают у нас на глазах. Вот это будут снимки! Крокодилы, пожирающие добычу. Представляешь?

Быков представил и невольно поежился. Но сюжет как нельзя лучше подходил к задуманной серии под условным названием «Война и мир в дикой природе». До того, как стать профессиональным фотографом, Быков недоумевал и возмущался во время просмотров документальных фильмов, в которых хищники пожирали пойманных животных. Ему казалось, что люди должны не наблюдать за происходящим со стороны, а непременно вмешиваться в происходящее.

Перелом в сознании прошел, когда, увлекшись, Быков фотографировал волков, терзающих олениху, пока она не перестала биться, кричать и сучить ногами. Вернувшись домой, Быков безобразно напился и принялся каяться в том, что согрешил.

– Я ведь человек! – восклицал он, ударяя себя кулаком в грудь. – Челове-е-ек! Понимаешь, мама? Венец творения! Царь природы! Только царь поганый оказался. Стоял и смотрел, как несчастное животное умирает. А стоило всего лишь выстрелить или закричать.

– И чего бы ты добился? – полюбопытствовала мать, незаметно убирая со стола графинчик с водкой.

– Как чего? – возмутился Быков. – Я спас бы олениху, вместо того, чтобы подзаработать на ее смерти.

– А волки? Что ели бы они? Сейчас зима, голодно. Может, у них волчата? Может, они изголодались совсем? Одним господь дал рога и копыта, другим – клыки и когти. Не нам решать, кто из них правильнее или важнее.

– Черт… Об этом я как-то не подумал.

– Вот и подумай, – усмехнулась мать. – А заодно подумай, отчего на земле постоянно случаются войны, эпидемии и катастрофы? Почему Бог терпел концлагеря, вместо того, чтобы испепелить виновных на месте?

– Хочешь сказать…

Быков не договорил, напряженно морща лоб. Мать медленно повела головой из стороны в сторону.

– Об этом не принято говорить, – тихо произнесла она. – Вот и не будем. Но я скажу тебе кое-что другое, сын. Та олениха… Даже если бы ты отогнал волков, то уже ничем бы не смог ей помочь. Ее, раненую, в любом случае догнали бы и растерзали. Или же тебе пришлось бы заботиться о ней и дальше. Как там у Экзюпери?

– Мы ответственны за тех, кого приручили, – пробормотал задумчивый Быков.

– И за тех, кого спасли, – сказала мать. – Даже в большей мере. И если там… – Она показала глазами вверх. – Если там кто-то есть, то он может рассуждать примерно так же. Ведь недаром же мы были созданы по его образу и подобию…

Тот разговор прочно врезался в память Быкова. Конечно, он не стал бессердечным и равнодушным к чужим страданиям в природе, но стал учиться относиться к ним по-иному, не принимая ничью сторону. Разве то обстоятельство, что зайка пушистый, ушастый и грызет морковку, делает его более значимым, чем какой-нибудь облезлый шакал, стремящийся накормить свой выводок или хотя бы просто набить собственное брюхо? Земляной червь имеет столько же прав на существование, сколько майская роза. Мы все пришли в этот мир, чтобы наслаждаться и страдать, кто как может. Преимущество есть разве что у человека. И то вопрос. Привилегии, даваемые по праву рождения, придуманы людьми и остались в далеком прошлом.

Крокодилы, пожирающие добычу, – это, конечно, отвратительное зрелище. Но кто сказал, что человек, уплетающий шашлыки и стейки, выглядит приятнее? Суть-то одна, если убрать всякие там вилки и салфетки.

– Показывай своих крокодилов, – сказал Быков, выпрыгивая из джипа и разминая занемевшие ноги.

Мимо него протрусило семейство бородавочников, длинные, изогнутые клыки которых придавали им сходство со слонами, уменьшившимися в размерах. За ними пристально наблюдал белоголовый речной орел, устроившийся на верхушке сухого дерева.

– Пойдем к реке, – позвал Кетумиле и зашагал вперед с ружьем, опущенным стволом вниз.

Трава здесь росла высокая, почти по пояс, поэтому приходилось смотреть себе под ноги, чтобы не провалиться в нору и не споткнуться. Когда же Быков добрался до реки и поднял глаза, то увидел нескольких крокодилов на расстоянии каких-нибудь десяти или пятнадцати метров от себя. Те, что лежали на солнцепеке, открыли зубастые пасти, регулируя таким образом теплообмен, как это делали их предки миллионы лет назад. Остальные вообще походили на замшелые бревна, разбросанные в тени. Длинные морды покоились на передних лапах, туловища распластались на земле, острые хвосты, способные сбить с ног не только человека, но и крупное животное, были неподвижны. Казалось, крокодилы пребывают в неком сонном оцеплении.

Но Быков прекрасно знал, как обманчиво первое впечатление. На суше крокодил вовсе не так безобиден, неуклюж и беспомощен, каким выглядит. Он может сделать мгновенный рывок к жертве или неожиданно быстро добежать до водоема, скрываясь от опасности. Конечно, с человеком или каким-нибудь крупным животным крокодилу не справиться, поэтому он утаскивает жертву в воду и топит, после чего прячет ее в ямах и под корягами, чтоб не унесло течением и не сожрали собратья. Под водой он не жрет. Отрывает от добычи куски, всплывает и глотает вместе с копытами и часами – что на зубы попадется. В брюхе у крокодила много чего можно найти, если его поймать и вскрыть. А если поймает он, то ваши внутренности достанутся ему.

Бр-р-р!!!

Передернувшись, Быков снял фотокамеру с плеча, оценивая взглядом, насколько безопасна дистанция, разделяющая его и рептилий. Однажды ему пришлось удирать от крокодила, и он помнил, какими проворными могут быть лапы, которые сейчас выглядят короткими и слабыми.

– Не бойся, – сказал Кетумиле, приближаясь к Быкову с ружьем наизготовку. – Можешь подойти еще ближе. Я тебя прикрою.

– Застрелишь зверя в заповеднике? – хмыкнул Быков.

– При самообороне можно.

Быков на несколько шагов сократил расстояние между собой и здоровенным крокодилом, спрятавшимся в кусты, откуда торчало только его вытянутое рыло размером с футляр для гитары. Это был не просто большой, а очень большой зверь. Его глаза открылись и зажглись желтым огнем, когда кто-то из людей неосторожно наступил на сухую ветку.

– Не бойся, – прошептал Кетумиле. – Я рядом.

Он действительно находился рядом – так близко, что стеснял движения Быкова. Его дыхание не было неприятным, но чересчур уж шумным и раздражающим. Быков хотел попросить проводника отойти, когда почувствовал толчок в бедро и нечто похожее на укол. Сдержав возмущенный возглас, он со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Извини, – пробормотал Кетумиле. – Я нечаянно.

– Совсем не обязательно стоять так близко, – напомнил Быков шепотом.

– Извини, – повторил африканец и, улыбаясь, сделал несколько демонстративных шагов назад.

Крокодил все это время наблюдал за мужчинами желтым глазом. Быков не заметил, когда именно и как, но зверь успел наполовину выдвинуться из зарослей и приподняться на передних лапах, явно заинтересовавшись происходящим. В таком положении он был уже не просто очень большим, а огромным. От него пованивало речной гнилью, а когда он распахнул необъятную пасть, оттуда донесся смрад тухлятины, как будто где-то рядом вывалили содержимое мусорного бака.

Подчиняясь голосу благоразумия, Быков попятился, не переставая делать фотографии, кадр за кадром. Краешком сознания он ощутил, что его левая нога слегка онемела, как после сна. А еще он ощутил странную, необъяснимую усталость и желание сесть на землю, закрыть глаза и вздремнуть немного.

Крокодил, косолапя, выдвинулся из кустов еще на метр, но хвоста его все еще не было видно, настолько длинным был его бронированный корпус. Не закрывая пасть, он издал звук, настолько походивший на мычание, что это могло бы показаться забавным, не находись чудовище в столь опасной близости. Быков решил, что пора ретироваться подальше. Крокодил был явно недоволен его присутствием… или же как раз доволен, это смотря как посмотреть.

Быков опустил фотоаппарат, сделал поспешный шаг назад и сел на землю. Это произошло так неожиданно, что он не успел ни удивиться, ни испугаться. Встать не получилось. Левая нога была как неживая. Она вообще ничего не ощущала и не подчинялась, словно принадлежала кому-то другому. Ища помощи, Быков обернулся к Кетумиле.

Тот преспокойно стоял поодаль, улыбаясь всем своим красно-белым ртом, занимающим половину лица. Ружье висело в его расслабленной правой руке. Другую руку он вытянул вперед, показывая Быкову какой-то маленький предмет.

– Наконечник, – сказал он. – Отравленный. Помнишь мальчишку, который прогнал целую стаю бабо?

– При чем тут… – Быков привстал и опять сел. – При чем тут бабуины?

– В той деревне стреляют в них отравленными стрелами, – охотно пояснил Кетумиле. – Но яд не смертельный. Просто после него наступает… как это? Когда все видишь, слышишь, но не можешь двигаться…

– Паралич?

– Да, паралич. Парализованную обезьяну мучили, пугали, а потом отпускали обратно в стаю. Хватило двух раз. До этого бабо постоянно грабили деревню и совсем не боялись жителей. Теперь достаточно появиться малышу, чтобы вся стая отступила. Ну, ты видел.

Услышав шорох, Быков быстро повернулся. Крокодил приближался к нему, волоча хвост и брюхо по траве. Он не спешил. Просто видел перед собой добычу и знал, что она никуда не денется.

Понимая, что подняться ему не удастся, Быков приподнялся на руках и, отталкиваясь одной ногой от земли, пополз прочь, оставаясь повернутым к крокодилу лицом. Теперь ему стало ясно, что Кетумиле выменивал у старика в деревне, зачем придвинулся так близко и чем уколол Быкова.

Правая нога отказалась толкать тело дальше, сделавшись такой же мертвой и бесполезной, как левая. Только руки еще действовали, потому что отрава еще не успела подействовать на них. Перебирая ими, Быков продолжил отдаляться от крокодила, который, в свою очередь, придвигался все ближе. Нижняя половина туловища была тяжелой, бесчувственной и одеревенелой. Рукам становилось все труднее выдерживать эту тяжесть.

«Сейчас упаду», – понял Быков и действительно растянулся на жесткой траве. Крокодил приостановился, как бы решая, напасть сразу или подождать, чтобы действовать наверняка. Возможно, ему однажды приходилось иметь дело с пойманной обезьяной, которая, несмотря на свою кажущуюся слабость, причинила ему боль, вцепившись пальцами в глаза – единственное уязвимое место на морде. А может быть, его сдерживало присутствие вооруженного человека?

Подобная догадка пришла и в голову Кетумиле.

– Не бойся, ящерица, – сказал он. – Я вне игры. Угощайся. Кушать подано.

В подтверждение своих слов он отдалился метров на десять и остановился там, уперев ружье прикладом в землю.

Крокодил издал очередное утробное мычание, поводя рылом из стороны в сторону, как бы проверяя, нет ли поблизости какой-нибудь ловушки. Больше Быков его не видел. Он лежал на спине, уставившись в небо. Поднять голову не было никакой возможности. Все тело словно налилось свинцом. Живыми оставались только глаза и некоторые лицевые мышцы. Это означало, что Быков сможет увидеть, как распахнется смердящая пасть и успеет поморщиться от боли. А вот крикнуть – вряд ли. Голосовые связки не работали. Перед смертью он не имел возможности даже послать проклятия своему убийце.

Лежал беспомощный, как бревно, и смотрел в небо. Там расстилались большие белые облака и летел крохотный вертолет, похожий на блестящую каплю.

Краем глаза Быков увидел темную махину, подобравшуюся к нему сбоку.

– Он начнет с головы, – пояснил Кетумиле, находящийся вне зоны видимости. – Тебе повезло, Димо. Не будешь страдать. Все произойдет быстро: хап – и все.

Крокодил шумно втянул ноздрями воздух. Быков сделал отчаянную попытку откатиться в сторону и не сумел. Лишь зрение и слух функционировали в обычном режиме. Было слышно, как дышит чудище, как стрекочет снижающийся вертолет, как мерзко хихикает невидимый Кетумиле.

– Ты, наверное, хочешь попросить прощения? – спросил он. – Не напрягайся. Я никогда не прощаю. Никого и ничего. Ты отказал мне в небольшой просьбе и теперь умрешь. Даже если кто-то нас сейчас видит, например люди в вертолете, то они подтвердят, что я не имею к твоей смерти ни малейшего отношения. Потому что меня даже нет рядом… – Голос африканца начал отдаляться. – Я не видел, как ты упал, Димо. Не видел, как к тебе подобрались крокодилы – их уже три, кстати… Я занимался мотором машины. Менял свечи, допустим. – Голос Кетумиле был уже еле слышен. – А когда я спохватился, то было поздно. Ты ведь не кричал, не звал на помощь…

Он говорил еще что-то, но Быков его уже не слышал, то ли из-за рокота вертолета, то ли из-за шума крови в голове. Рядом с его лицом дышала жаром открытая глотка. Сейчас челюсти сомкнутся, и все исчезнет.

Мрак. Пустота. Небытие.

Прежде чем испытать боль и муки предсмертной агонии, Быков провалился в беспамятство.