Волшебная сказка Нью-Йорка

21

В день дачи свидетельских показаний, когда злые букашки скакали с человека на человека, и заседание пришлось перенести в другой зал вследствие обилия исков, поданных публикой в связи с причинением телесных повреждений посредством укушения блохами. Корнелиус Кристиан сошел со свидетельского возвышения, сделал четыре шага и рухнул без памяти. И падая, грезил о Фанни. Как будто она девочка с черной ленточкой в светлых волосах, а я мальчик в единственном и самом лучшем моем костюме. И я приглашаю ее на первый в жизни танец. Мы скользим с ней по полу. На ней цыганское платье. И она шепчет мне в ухо. Корнелиус, какой зубной пастой ты пользуешься.

Вайн треплет Кристиана по спине. Команда вайновских адвокатов отряхивает мою одежду. Прикрыв зонтом, меня сводят по ступеням здания суда и усаживают в лимузин Вайна. Печально глядит Толстолицый. Впрочем, улыбка его расцветает вновь, когда он распахивает пиджак, демонстрируя новый плакат.

Чарли мчит меня через город. На Тридцать Третью, угол Пятой. Дождь затопляет улицы. Люди скачут от подъезда к подъезду. Мимо бессчетных окон, в каждом из которых красуется изделие и имя изготовителя. Коммерция процветает. В телефонной книге не протолкнуться от адвокатов. Готовых схватить клиента за руку и провести его по жизни, оберегая от всяческого надувательства. Большое облегчение — снова увидеть серьезную физиономию Чарли.

— Здорово ты там поработал, Корнелиус. В землю, можно сказать, втоптал этого наглого адвокатишку, который разлетелся куш сорвать с мистера Вайна. Знаешь, когда помирает законник, одним счастливым человеком, наверное, больше становится. В этом зале суда прямо как будто видишь с птичьего полета весь мир.

От лимузина Чарли сопровождает Кристиана к одному из шестидесяти семи лифтов. Через огромный розового мрамора вестибюль. Взлетаем, так что уши закладывает, на головокружительный восемьдесят пятый этаж. Выходим, оставляя сзади прочую публику, стремящуюся на крышу небоскреба. Идем по коридору с полами, покрытыми резиновым матом, мимо матовых стеклянных дверей. Цифры и имена. А на этой написано: доктор Педро.

Женщина в белом халатике поднимается на изящные ножки, чтобы проводить Кристиана сквозь дверь. Махонький беловолосый доктор, поблескивая глазами, сидит за столом. Внизу дождь поливает город. Виден Гудзон и парк Палисейдс за ним. А в северной стороне — кусочек Центрального Парка и все безумные улицы Гарлема. Уходящие к грустному, никем не воспетому готическому великолепию Бронкса.

— Входите, что с вами такое стряслось, молодой человек, садитесь. Вы добрый друг Кларенса. Кларенс малый хороший, толковый малый. Выбрал себе работу, лучше не надо. Мимо него не проскочишь, а эму всех дел — людей по ящикам раскладывать. И лечить никого не надо. Немного свечей, музыки, цветов, потом небольшая поездка. Знаете, почему я со своей приемной так высоко забрался. Я вам скажу. Чтобы можно было взглянуть вниз и увидеть всех придурков до единого. Они тут кишмя кишат. Хотите жить долго. Не надо молиться богу. Доймете его, он вас приберет пораньше. Ну, так что там с вами случилось. Вот со мной ничего не случается. Восемьдесят шесть лет. А знаете, почему со мной ничего не стрясается. Я вам скажу. Потому что я ерунды не болтаю. Оттого и дожил до восьмидесяти шести. Так что, говорите, с вами случилось.

— Упал в обморок на суде.

— Ловко. Сколько пальцев я поднял.

— Три.

— Голова часто болит.

— Нет.

— Хорошо. Теперь расстегните ширинку, посмотрим, что у вас там интересного. Неплохо. Коснитесь носков ног. Отлично. Со стулом все в порядке.

— Да.

— Хорошо. Хорошая еда, хороший стул, хорошая работа и ничего, кроме долгой жизни, вас прикончить не сможет. Я пошлю Вайну счет, а вы после этого будете жить долго и счастливо. Годится.

— О'кей.

— Похоже, у вас есть голова на плечах. Вы как, человек толковый.

— Надеюсь, что так.

— Что ж, оно в этом городе не повредит. Здесь все либо торгуют, либо воруют. И все волнуются насчет преступности. Но я вам вот что скажу. Без преступности наш город сразу бы развалился. Ко мне кто только не ходит. И каждому подавай укол в задницу. Хрен им в жопу всадить, и то проку было бы больше. Но в этом городе никто не чувствует себя хорошо без иголки в корме. Ну-с, я достаю вот эту. Толстая, как сигара. Они уже и штаны спустили, но как завидят меня с этой штукой в руках, так сразу бежать порываются. Я говорю, куда это вы собрались. А они, господи помилуй, док, вы что, собираетесь мне в зад этакую громилу воткнуть. Я, говорю, слишком стар, чтобы утешать вас враньем. Ясное дело, я собираюсь воткнуть вам в задницу эту большую иглу. Сами просили. Я хороший врач, потому и игла у меня большая. Нет, такой иглы они не хотят. И знаете, что я им прописываю. Епитимью. Отправляйтесь, говорю я, домой и займите чем-нибудь ваши брови. Бог наделил человека бровями, чтобы они не давали поту глаза выедать. Идите и отскоблите как следует пол на кухне. Преклоните колени. Говорю я им. Эта чертова публика думает, что можно всю жизнь просидеть на своих дурацких жирных плоских задах, а потом получить укольчик и снова стать здоровым. Чушь собачья. Так что катитесь отсюда, с вами все в порядке. Только на сифон не нарвитесь или на трепака. И с мандавошками тоже поаккуратней. А как прогадитесь, подмывайте задницу с мылом. Проходите три мили в день. А придурков не слушайте. Да, подождите-ка. Прежде, чем вы уйдете. Знаете, как убедиться в том, что женщина действительно красива.

— Нет.

— Очень просто. Женщина и в самом деле кажется вам красивой, если вас тянет поцеловать сиденье ее толчка. Всего хорошего. Остерегайтесь придурков. Эй, погодите минуту. Знаете, что такое бог.

— Нет.

— Бог это ваши желания. А каковы ваши желания. Побольше задниц и побольше денег. Вот это и есть бог, много задниц и много денег. Всего хорошего. Трепака тоже остерегайтесь. Его, кстати, и через рот можно получить. Погодите минуту. Знаете, я холостяк. Трех подружек похоронил. И сам должен был умереть уже три раза. А как вы думаете, почему я не умер. Потому что всегда говорил женщине, что ей следует делать. Всего хорошего. Нет, погодите минуту. Не забывайте. Главное, следите, чтобы к вам придурки не лезли. Знаете, почему. Потому что с одним из них вы только что познакомились.

В тот день Чарли подвез меня на мою тенистую боковую улочку. По Пятой авеню. В потоке желтых таксомоторов. Люди ждут. Швейцары дуют в свистки. Люди стоят под дверными навесами. Средь молний, грома и ветра. Заворачивающего изнанкой наружу парковую листву. Город промыло дочиста. Пыль и копоть снесло в водостоки. Можно накладывать заново. А я заползаю в свою конуру. И включаю купленный мной телевизор. Последить за придурками.

Взялся исполнять совет доктора Педро. Хватило на несколько минут. Отвернул ковер. И принялся отскабливать пол. Чуть не задохся от пыли. А на следующий день меня вызвал к себе Говард Гау.

— Что с вами происходит, Кристиан. Мне то и дело на вас жалуются.

— Я очень сожалею, мистер Гау, но похоже, путь наверх оказался для меня крутоват.

— Давайте поговорим откровенно, Корнелиус. Мы все здесь одна команда. Спросите себя сами. Отдаете ли вы нашему делу все свои силы. Может быть, словотворчество это не тот вид деятельности, который вам в настоящее время требуется. Что вы скажете о торговой сфере. Я знаю, вы человек хладнокровный и умеющий ясно выражать свои мысли.

— Да, пожалуй, это мои сильные стороны.

— Но способны ли вы к напряженной работе, Кристиан. Достаточно напряженной, чтобы освоиться с торговлей среди вихря непрестанных изменений. В условиях постоянного возникновения новых рыночных концепций.

— Мистер Гау, честно говоря, в настоящую минуту я навряд ли смогу продать даже шланг, насос или вентиль пациентам сумасшедшего дома, которые затеяли сооружать для своего заведения движок, а он у них загорелся, и теперь они сооружают новый, чтобы потушить тот. Я подвел моего прежнего нанимателя под иск о полумиллионной компенсации за причиненный ущерб.

— Это вы лихо, Корнелиус, что лихо, то лихо. Надеюсь, с нами вы так поступить не собираетесь.

— Нет-нет. Я это к тому, что проку от меня черта с два дождешься.

— Да ну вас. Быть того не может. Знаете что, отдохните пару деньков. А когда вернетесь, я вас введу в курс дела насчет торговли. Но Корнелиус, будьте со мной честны. Могу ли я всецело положиться на вас по торговой части. Вправе ли я надеяться, что из вас получится напористый работник, способный ради заключения сделки перерезать конкуренту горло, способный, покинув это здание, землю рыть в поисках новых сфер приложения. В сущности, все что от вас требуется, это просунуть ногу в нужную дверь и не позволять ей закрыться. Вот только сможет ли человек, вроде вас, стерпеть пару пинков по лодыжке. При существующем в настоящее время широком спектре деловых возможностей вам придется максимально напрягать все ваши способности. Не обманите мою веру в вас. В отделе жалуются, что каждый день, стоит им оглянуться, они видят вас, наблюдающим через окно за демонтажом здания напротив. Конечно, такое зрелище любого заворожит. Я и сам — видели вчера, малый один мотался на балке, господи, смотреть было страшно, под ним пятьдесят этажей, а он работает да еще и какой-то чертов сандвич жевать ухитряется. Я даже лицо руками закрыл и подглядывал сквозь пальцы. Говорят, они нанимают для этой работы индейцев-могавков.

Четыре дня я не показывался в конторе, и каждый день отправлялся после полудня на поиски какой-нибудь бабы. Наконец на выходе из парка присмотрел одну подходящую, со здоровенными сиськами. Пока я собирался пригласить ее выпить со мной содовой, она сама спросила меня, где тут переправа на остров Стэйтен. Я открыл было рот, чтобы сказать ей, как я рад, что она задала мне этот вопрос, но не смог произнести ни единого слова. Потому что увидел прямо за ее головой газетный киоск, а в нем газету с заголовком.

Девушка ждала ответа, а я стоял, как оглушенный. Пока, наконец, дар речи не вернулся ко мне, и я не указал ей на стопку газет. Сказав, это я. Она отступила на шаг. И я взмолился.

— Честное слово. Вон, в заголовке. Я не обманываю, не уходите. Я вас до самой переправы доведу.

— Вы хорошо себя чувствуете.

— Да, вы извините, такое совпадение. Мое имя в заголовке. Вы не будете возражать, если я прочитаю, что там написано.

— Конечно, конечно.

Как полагают, в отклонении Судьей Торном иска с требованием компенсации в полмиллиона зеленых за причиненный ущерб, поданного в гражданский суд миссис Гарриет Сильвер, решающую роль сыграли показания симпатичного блондина по имени Корнелиус Медовиус Кристиан. Медицинский эксперт сообщил суду, что вследствие потрясения, испытанного миссис Сильвер в похоронном бюро Вайна, где она увидела останки своего покойного мужа Герберта, «размалеванные до неузнаваемости», ее преследует страх перед смертью, отравляющий все ее существование. Однако, как сказал, оглашая свое решение, Судья, следует принимать во внимание то обстоятельство, что готовивший останки к погребению мистер Кристиан улучшил внешний вид тела, и что после выполнения им своей работы, состояние такового во всяком случае не ухудшилось, вследствие чего суду остается только решить, вызван ли ущерб, причиненный миссис Сильвер, именно «чудовищным разочарованием», которое она испытала, увидев тело покойного мужа, подготовка которого к погребению ей не понравилась. Судья заявил, что несмотря на чрезвычайно пылкие речи адвоката истца, данная ситуация схожа с той, которая может возникнуть при отделке жилого помещения. Один человек, войдя в это помещение, скажет «какая красота», а другой — «что за чертовщина у вас тут стряслась». Это, стало быть, вопрос вкуса. Но если суд примется удовлетворять иски о возмещении ущерба, исходя из вкусовых соображений, то в него поналезет столько народу, что и для клопа не останется места. Последнее замечание Судьи относится, как полагают, к множеству судебных дел, возбужденных против администрации города людьми, которых во время процесса покусали клопы.