Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся

Эпилог

Кашалот постигает, с кем ему странствовать в океане, ара бросает алчный взгляд на красавца-соседа, шимпанзе учится платить за привилегии. Культура создает обширный запас незапланированного, не вписанного ни в одну программу знания. Весь мир переговаривается, поет и обменивается шифрами.

Все это весьма и весьма интересно. Но давайте уменьшим масштаб, охватим всю картину целиком. Жизнь на Земле, бесконечно малая частица всей космической материи и энергии, – это вселенная, осознавшая саму себя. И культура – это тот способ, которым жизнь прилаживается, приспосабливается – и на протяжении всей истории, и в каждое мгновение настоящего времени – к тому ничтожному уголку галактики, в котором она себя обнаружила. Тайна и волшебство этого осознанного, гибкого, изменчивого ответа проявляются абсолютно во всем – от чирикающего воробья до космического телескопа «Хаббл», вызывая мурашки.

Жизнь – это наша крохотная часть вселенной, взявшая на себя управление собственной судьбой. И жизнь самыми разными путями делала выбор в пользу случайных проявлений красоты. Не любая жизнь и не всегда, но в течение сотен миллионов лет все-таки существовала явная тенденция: жизнь создала такую способность восприятия, которая проявлялась чувством прекрасного, и в дальнейшем все больше и больше искала это прекрасное повсюду. Жизнь предпочитает то, что красиво, и воспринимает как красивое то, чему отдает предпочтение. Жизнь пожелала видеть саму себя и нашу пылинку в небе как красоту. Осознание этого поражает настолько, что перехватывает дыхание. Благодаря этому наш живой мир представляется уже не просто космическим казусом, результатом случайной комбинации физических и химических явлений, а чем-то небывало чудесным.

Но чудесный – не значит неуязвимый.

Пока я писал эту книгу, стало известно, что небольшой попугай с сизо-голубым оперением, известный как голубой ара (Cyanopsitta spixii), полностью исчез из дикой природы. Заключение ученых об этой птице звучит как некролог:

То, что пара сотен этих попугаев еще существует в неволе, оставляет некоторую надежду, и теперь настает время для самых энергичных усилий по их разведению в неволе и возвращении их в природу. Вот только куда им лететь, если ученые отмечают, что «наиболее вероятными причинами исчезновения вида стали уничтожение галерейных лесов и отлов птиц для нелегальной торговли»?

Очень многие навыки, важные для выживания, должны быть усвоены от родителей, которые, в свою очередь, научились им от своих родителей. Если эта цепь прервется, шансы молодняка на выживание резко упадут и богатство живого мира сократится. Восстановление утраченного в природе вида – процесс куда более сложный, чем его сохранение: он требует больше времени, бóльших финансовых затрат и перспективы его далеко не всегда надежны.

Существа, которые сменяли друг друга на Земле на протяжении миллионов лет, не ищут нашего одобрения и не нуждаются в нем – да и не должны нуждаться. Они просто часть этого мира – так же, как и мы. Мы не оказываем себе услугу, задаваясь вопросом, есть ли нам какая-либо польза от их существования. Едва ли мы обладаем правом судить их, сталкивать их с нашего пути, расшатывать нашу общую лодку, не имея иного плана и иной цели, кроме как побольше и побыстрее, еще и еще.

Если бы нам хватило смелости проявить честность, нам пришлось бы признать, что и киты, и птицы, и приматы, и все остальные живут в полную силу своих возможностей. А мы, к сожалению, очень от этого далеки. Для них достаточно просто быть. Нам же, в нашей все нарастающей отчужденности от жизни, ничто не кажется достаточным. Просто поразительно, насколько мы упорствуем в своей неудовлетворенности собственным существованием, если в мире есть столько всего, что можно знать и любить.

Кто же наши попутчики в этом путешествии? Вместе с вами я постарался приглядеться к ним в поисках ответа. Где бы они ни обитали – на земле или в воде в любых уцелевших уголках первозданного мира, – они живут, они стараются изо всех сил. Как и мы, они делают все возможное, чтобы оставаться в живых, чтобы уберечь и вырастить своих детей. Во многих смыслах мы не так уж сильно от них отличаемся. Мы все – родня, сосуществующая в этом удивительном чуде.

И вот перед нами встает еще один вопрос: дадим ли мы им возможность продолжать жить – или покончим с ними, окончательно уничтожив? Выбор зависит целиком и полностью от нас.

Были времена, когда животные обходились без человека. Но сейчас мы нужны им. Если мы не начнем видеть ценность в их существовании, волна современности поглотит их и смоет в вечное небытие. Сможем ли мы восстановить нашу связь?

Нет на свете религии, которая проповедовала бы, что наша роль – оставить грядущим после нас поколениям меньше того, что досталось нам самим. Ни одна народная мудрость не поощряет разорение и истощение мира, превращение его в руины. Нет, нас всегда учили, что нам следует осмотрительно править ковчегом, ведя его к безопасным берегам. Мы должны помочь другим существам пережить кризис нашего времени. Мы никак не можем спасти мир, хотя нам по силам испортить его. Жизнь – это эстафета, и наша задача – всего лишь передать факел дальше вместе с миром, который будет хотя бы не хуже того, который мы унаследовали, а может, и немного лучше. Забота о том, чтобы жизнь продолжалась и после нас, – это, в сущности, главный вопрос морали.

Но у человечества есть заботы более практического свойства, касающиеся и нас самих, и наших детей, и их детей. Выбирая судьбу для них, мы должны проявить еще большую решительность. Опасности, угрожающие целым сообществам других видов, угрожают и нам тоже. Да и как может быть иначе? Деградация земель, истощение почв, загрязнение воды, воздуха и пищи – все это способы, которыми мы бездумно и пренебрежительно дестабилизируем жизнь на нашей планете… Но мы подвергаем опасности не только себя, но и тех, кто придет после, все грядущие поколения. Когда виды один за другим оказываются под угрозой исчезновения, это означает, что некая глубокая системная несовместимость прорывается наружу симптомами жестокой болезни. Кружась на нашем каменистом спасательном плотике в космосе, живущие на нем существа закрепляют и сохраняют то, что прекрасно. По мере того как их становится все меньше, красота уходит из мира. Когда животные и растения перестают цепляться за жизнь, мы теряем и нашу собственную красоту. Ведь красота – по сути, просто шпаргалка, подсказывающая, что действительно важно. Все, что добавляет миру красоты или помогает ей уцелеть, – правильно. Парки и заповедники, конечно, необходимы, но их недостаточно; они не более чем изнанка все шире распространяющегося разрушения; довольствоваться только ими – это все равно, что сберечь глаза Моны Лизы, распустив весь остальной шедевр да Винчи на волокна, а потом похвалить себя за предусмотрительность. Нам всем нужно привить способность истинного, глубокого сосуществования с другими видами, иначе никак нельзя. Обратить вспять разрушение, прекратить дальнейшее уничтожение красоты – вот ключевая необходимость с точки зрения и человеческого достоинства, и здравого смысла.

Сумеем ли мы развить такую культуру, которая приведет нашу планету к прекрасному будущему? Только люди могут задаваться таким вопросом. И это значит, что все остальное зависит от того, как мы на него ответим.