Глава 5. Финансы


Я в очередной раз понял, почему некоторые люди занимаются меценатством, волонтерством и прочими добрыми делами задаром. Потому что в конкретном моменте любой договор с богами стоил того, чтобы увидеть реакцию Сании.

Королева сначала, казалось бы, стоически восприняла весть о том, что боги вернули ее мужу разум и сознание, но уже через четверть часа ее прорвало. Было все: смех, танцы, слезы, а потом снова смех. Я ощущал, как Сания пытается удержаться в рамках приличия, но получалось у нее это слабо.

Король же мало что сейчас понимал, оно и понятно. Последнее воспоминание Кая Фотена — он теряет сознание в большом дворцовом зале, где судили Орвиста. А потом — только тьма. Так что нам многое пришлось рассказать монарху. Большую часть повествования Кай сжимал в кулаках простынь, а на его лице четко читалось желание убивать, но по итогу, когда мы дошли до обороны города и вестей о том, что двое мятежников сбежали, а третий — сидит в королевских темницах, короля попустило.

Каю Фотену Первому предстоял долгий путь восстановления, я это понимал отчетливее, чем любой другой из живущих на Таллерии. Так что после того, как Сания наконец-то успокоилась и отправилась в свои покои немного передохнуть, я остался с королем наедине.

— Вижу, у тебя есть какой-то разговор, — начал король.

Кай был утомлен, я это видел, но то, что я должен был ему рассказать, стоило озвучить как можно раньше.

— Да, есть. Начнем с формальностей. В ближайшие дни ты должен появиться на людях или пригласить вельмож в свои покои и подтвердить документ об отречении в пользу Сании.

По лицу Кая пробежала тень. Если герцоги отважились на открытый мятеж, а мы его успешно подавили, то в старом плане, где фигурировало его отречение от власти, больше не было смысла. Но я настаивал на этом пункте уговора.

— Кай, пойми, ничего не закончилось и ничего не поменялось. Были Мофоросы и Вилсы — так на их место придут другие. Тем более, если ты не подтвердишь права Сании на престол и власть, то получится, что мятежные герцоги были правы и она узурпаторша. Так что этот вопрос уже не отмотать и не переиграть, — сказал я, медленно прохаживаясь по комнате.

— Я это понимаю. И принимаю, — после некоторых раздумий согласился король.

— Второе. Твое сознание. Фор сказал, что вернул не все, а значит, ты уже не тот Кай Фотен, которым был раньше, — сказав это, я вспомнил свое начало знакомство с Лу и то, что сделала с моей душой богиня в порыве гнева, от чего по телу пробежали неприятные мурашки.

Не лучший этап моей жизни здесь, далеко не лучший.

— Это… Плохо? — уточнил король.

— Это перемены. Я не знаю, к лучшему или к худшему, но ты — только часть себя прошлого. Возможно, под прессом жрецов Единого сгорела худшая твоя часть. Возможно — лучшая. Какая именно — узнаем только со временем.

— Понятно.

— И третье. У тебя не будет сил и времени на управление государством, поэтому смирись с этим уже сейчас.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты же в курсе, что пролежал пластом несколько месяцев? Знаешь, чем это грозит? — я остановился и посмотрел на короля в упор.

Кай отвел взгляд и начал анализировать.

— То, что ты сейчас принимаешь за временную слабость, король, твое теперь обычное состояние. Мышцы атрофированы, связи нарушены. Ближайшие недели ты не сможешь толком ходить. Потом — только с тростью или посохом. И это если Фор смог восстановить ту часть твоего разума, которая отвечает за контроль над телом, — я говорил, будто забивал гвозди, — но тебе придется возвращаться в нормальное состояние. Потому что у тебя есть намного более важная задача, мы все это прочувствовали, пока ты был без сознания.

— Какая? — спросил король.

— Наследник. Сания еще не говорила с тобой, да и я не знаю, что между вами происходит, но сейчас, если ты хочешь сохранить Клерию и сам род Фотенов, ты должен сосредоточиться на собственном здоровье. И наконец-то уделять королеве как женщине столько внимания, сколько вообще возможно, — сказал я.

Последние слова немного смутили Кая. Я говорил о его супруге, правительнице Клерии, как об обычной женщине. За такие речи можно было отправиться и на плаху. За оскорбление монаршей особы.

— Причем неважно, мальчик это будет или девочка, — продолжил я. — Сания уже на престоле как правящая королева, значит, традиции сломлены. Народ примет новую королеву-правительницу без каких-либо проблем.

— А немного ли ты на себя берешь, Тинт? — глаза короля сузились и я почувствовал исходившую от него угрозу. — Расхаживаешь тут, раздаешь команды, будто бы это ты тут король. Может, моя милая жена и позволяла тебе подобное поведение, но я…

Я не дал королю закончить. Просто подошел в упор и, наклонившись над кроватью, заглянул в белесые глаза Кая Фотена.

— Король, мне кажется, вы не понимаете, что происходит, — ледяным голосом начал я, — так давайте я поясню. Я заключил весьма обширный договор с богами, который грозит мне годами усердных трудов, только чтобы они вернули вот эту тушку с яйцами в сознание. Чтобы тушка смогла выполнить взятые на себя обязательства по отречению от престола и наконец-то озаботилась зачатием наследника. Чтобы мои прошлые труды не пропали даром.

Я ткнул короля пальцем в грудь. Кай был готов кликнуть стражу, но я отошел от ложа, опять заложил руки за спину и продолжил:

— У нас тут удивительная ситуация, мой король. Вы живы, только пока я выполняю договор с богами. Не хотите делать то, что будет благом для Клерии и всех окружающих? Отлично! Значит сегодня же вечером я отправлюсь в святилище и сообщу Софу, что я отказываюсь от своих слов.

— Тебя покарают боги! — вырвалось у короля.

— Они уже меня покарали тем, что затащили в этот помойный мир! — прокричал я в ответ. — Я уже наказан, Кай Фотен Первый! Больше, чем ты можешь себе представить! Я иногда смотрю вокруг и думаю, что лучше бы я где-нибудь погиб в случайной стычке, или чтобы твой гребанный палач снес мне голову в подземелье, когда ты пытался меня поработить! Но нет, я выжил! И нравится тебе или нет, я заставлю выжить и тебя, и всю Клерию! Понятно?!

— Так значит…

Мысли в голове Кая носились, как напуганные зайцы, но общую идею я уловил быстро.

— Да! Все, что ты когда-то услышал от моего пьяного тела — именно так! И еще целая телега вещей, о которых ты не имеешь не малейшего представления, а если бы имел — бросился бы грудью на меч!

С одной стороны я мог понять Кая, с другой — он меня раздражал. Так что остаток беседы прошел как-то напряженно. От былой уютности и теплоты, с которой мы когда-то общались в его кабинете, не осталось и следа.

Больше наедине я с монархом не оставался, но, видимо, мой посыл до него дошел. В последующие недели с Каем активно работали целители, которые занялись восстановлением мышц короля. Не отходила от мужа и Сания, которая переложила все государственные дела на верного и исполнительного графа де Шонц-Вилена. Вообще, мы на двоих с мужем Вилы как-то незаметно стали серыми кардиналами Клерии. Граф рулил страной через армию клерков и специальные отделы канцелярии Его Величества, я же капал на мозги самому Арману.

Через две недели после того, как король пришел в сознание, на родину убыл Арван с Айрин. Арх и его жена справедливо рассудили, что цель их визита была достигнута, да и дел на родине хватало. Теперь я не очень много общался с архом, так как понимал, что потерял для него всякую политическую ценность. Нет, конечно, при мне еще остался мой посох, мне до сих пор покровительствовал Соф, Сидир и Калита, но вот то, как меня «разжаловали» боги… Кроме того, в качестве демонстрации того, что я отошел от военных дел, я расплел красные косы, оставив на манер гражданских лиц Ламхитана только синюю их часть, которая символизировала на югах занятие наукой. Поэтому мой переезд в Ламхитан даже не обсуждался, но вот совместную работу на ниве технологий и производства мы продолжим.

Перед отплытием кораблей, зафрахтованных архом, я подготовил полноценный макет кузнечного молота и нового токарного станка с шатуном, в размере примерно один к десяти. Заказ пришлось размещать у королевского столяра и ювелира, работа была проделана обширная, а уплачено за нее — еще больше.

Я решил, что механизмы будут собраны именно в миниатюре. Первое — оба макета помещались в простой сундук. Из этого проистекало второе — их было сложнее повредить, потерять и они не привлекали внимание. То есть Арван сможет втихую собрать у себя дома верных людей и инженеров и воспроизвести основные узлы уже в полном размере так, чтобы об этом не прознали посторонние. А потом уже изобретение будет защищено каким-нибудь указом его отца-правителя, или любым другим доступным образом. Это уже была задача самого арха и я был уверен, что он с ней справится.

К моему удивлению, Айрин забрала с собой и Эдит. Как верно заметила вдова, тут у ее пасынка слишком много дел и забот, а сидеть на шее у брата, барона Амера Тиббота, женщина не желала. Так что жена графа Бренарда решилась на долгое и утомительное путешествие морем, чтобы впоследствии не остаться в одиночестве.

Орвист принял решение мачехи отлично. В целом, с Эдит было связано слишком много тревог, а вот если матушка убудет на юг, к дочери и внукам, то граф де Гранж сможет развернуться в полную мощь. Я стал свидетелем их прощания и напутственные слова старой женщины меня крайне позабавили, с учетом того, что Риса уже не таясь практически жила в графских покоях:

— Орвист, обещай мне, что женишься до сорока! — Эдит подобрав юбки, шагнула по доскам причала и погладила рослого пасынка по небритой щеке. — Ты же помнишь наш уговор?

— Конечно помню, маменька, конечно помню.

Орвист изо всех сил старался не подавать виду, что женщина у него уже появилась, но со свадьбой все будет крайне непросто, так что сейчас прикидывался болванчиком, который со всем соглашается.

— И прошу богами, не позволь Тинту убить тебя и себя в какой-нибудь очередной авантюре! Для счетовода и ученого он слишком легко находит проблемы!

В словах вдовы Бренарда слышалась смешинка, но глаза женщины были холодными и печальными. В этот момент она посмотрела через плечо Орвиста, прямо на меня.

Как же я не люблю такие моменты! Не зря я побоялся явиться ей на глаза, как только прибыл в Клерию, и сразу отправился в столицу, ограничившись простой запиской.

После мы попрощались с архом и сестрой Орвиста и вся флотилия, приняв на борт пассажиров, убыла на юг.

Когда мачты кораблей скрылись за горизонтом, мы с Орвистом, в сопровождении нескольких гвардейцев, двинулись обратно во дворец. Это было требование Сании, хотя не знаю, чем могли помочь два бойца в ситуации, если найдется сила, способная справиться одновременно со мной и де Гранжем. Только если поймать грудью вместо нас арбалетный болт.

— Придешь на суд? — спросил Орвист.

На следующую неделю было назначено открытое судилище над герцогом Мофоросом. Король уже достаточно окреп для того, чтобы лично обвинить вельможу в государственной измене.

— Знаешь, как-то разонравились мне суды, — кисло ответил я, увязая сапогами в уличной грязи, — лучше постою снаружи или займусь делами. Тем более, приговор и так уже известен.

Орвист только хмыкнул. За преступления Мофороса против престола ему грозило только одно — смерть, а его роду — забвение. У герцога было несколько сестер, которые уже, впрочем, вышли замуж, а вот наследником мужского рода аристократ пока обзавестись не успел. Так что судьба одного из древнейших домов Клерии была предрешена.

И это благородное семейство еще легко отделается — просто казнь главы рода и изъятие земель. Первым порывом Кая было вырезать Мофоросов под корень, до седьмого колена, но тогда бы пришлось устроить кровавую баню по всей стране. Сания, да и Арман вместе с Вилой, сумели отговорить короля от такого приговора.

Суд над Мофоросом был важен еще и тем, что после вынесения приговора Кай публично отречется от власти в пользу своей жены, королевы Сании Фотен. В этом был некоторый символизм, впрочем, мне не совсем понятный, но король решил поступить именно так. Сначала он осудит преступника, который восстал против его власти, а уже потом он эту самую власть вполне легально передаст своей жене-соправительнице. Официальная версия была проста — подорванное после покушения здоровье и желание сделать Клерии только лучше.

Рейтинги Сании, если можно так выразиться, после сражения за Пите взлетели до небес. Ее перфоманс с обороной городских ворот не прошел незамеченным: выжившие бойцы наперебой рассказывали на каждом углу, как гордая южанка, их любимая королева, возглавила оборону ключевой точки и вместе с Кровавым Бароном отбила атаку мятежников. Мне в этой истории отводилась роль злобного цепного пса, который зубами рвал врагов на части, Сания же, будто персонаж из песен и легенд, напротив, превозносилась народной молвой как героиня в сияющем доспехе. Некоторые настолько увлеклись, что стали рассказывать, что это королева, а не я, уничтожила своей магией огня половину вражеской армии, применив секретное южное заклинание, которое выжигает человека изнутри.

Нам такие сплетни были на руку, часть из них даже поощрялась, а еще часть — вовсе распускалась специально обученными людьми из канцелярии. Так что в какой-то момент, на пике разговоров об обороне города, когда к столице подошла восточная армейская группировка, весь Пите бился в форменном экстазе, какая у них крутая королева.

Я был уверен, что о подвигах Сании Фотен говорит если уже не вся Клерия, то значительная ее часть. История о героизме молодой королевы разлетелась по всей стране вместе с купцами, да и не стоит забывать о том, что барон Пренор с пятитысячной группировкой отправился подавлять остатки мятежа. А всем известно, что нет лучше рассказчика, чем пьяный солдат, который пересказывает что-то с чужих слов. Так что история обрастала все новыми и новыми подробностями, и я был практически уверен, что к концу года в каждом кабаке барды будут петь песни о воинственной Сании, да и вообще, эта история станет легендой на века.

За этим процессом будут наблюдать люди из канцелярии, и я передал свое пожелание Арману о том, что распускаемые слухи должны максимально выдвигать вперед Санию и задвигать меня. В идеале — меня вообще не было у ворот. Ведь кто-нибудь может вспомнить о россказнях, согласно которым я лазил тогда еще невесте короля под юбку, а это было нам абсолютно ни к чему.

К моему удивлению, суд над Мофоросом прошел спокойно, даже как-то буднично. Я и в самом деле проигнорировал заседание, так как официально был частью ламхитанского посольства и, в общем-то, делать мне в зале было нечего. Так что мы с Лу, что те служебные собаки, рыскали по дворцу в поисках потенциальной угрозы. Мало ли: это был первый публичный выход короля перед таким скоплением народу. Ранее Кай только принимал отдельные делегации из вельмож в своих покоях или кабинете, ведь людям надо было удостовериться, что король жив-здоров и все еще дееспособен. В таком вопросе даже королеве на слово не верили — только увидеть своими глазами.

Как-то незаметно пришла весна, а ситуация в стране устаканилась. Вернулся из карательного похода Пренор, за что сразу же получил титул графа и новые земли. Я же поселился в замке и погрузился в дела и науку.

Первое — мне надо было подготовить Клерию к войне, эту мою мысль разделяли все окружающие. Значит, нужно заработать денег. С займами сейчас все было сложно: после разгрома Бреннской Республики ситуация с финансами в этой части Таллерии пошатнулась, а фактически была отброшена на десятилетия назад. Этот вопрос и предстояло мне решить, потому что государство постепенно начинало сталкиваться с нехваткой ликвидности. Очень сильно финансовый сектор страны подорвали и действия мятежных герцогов, которые предусмотрительно вывезли свои накопления из страны перед тем, как двинуться на Пите. Так что все, что они вытрясли из Кая за пять лет, кануло в лету.

В один из солнечных весенних дней у меня состоялся интересный разговор с Арманом, на который я попросил пригласить и его подчиненного — Низота. С собой я прихватил Ирдиса, который последние месяцы трудился параллельно с канцелярией, распуская правильные слухи о королеве. Конечно, возможности вора были не столь велики, как когда-то, но деньги решали большинство проблем.

Причина, по которой я решил собрать столь странное совещание, крылась в моей недавней прогулке с Лу по городу. Мы с богиней с удовольствием пообедали в одном из элитных заведений верхнего города — очень недурственном трактире-ресторане, после чего отправились в город средний, прикупить кое-что из тканей на одежду. Конечно, можно было воспользоваться услугами королевских портных, но годы самостоятельной жизни на Бланде привили нам определенные привычки, да и погода была столь хороша, что сидеть в каменных стенах дворца категорически не хотелось. И вот на торговых рядах мне на глаза попался стол ростовщика.

— Граф де Шонц-Вилен! Господин Низот! Рад приветствовать. Со мной…

— Ирдис, — прошипел Низот и как-то угрожающе потянулся к поясу рукой.

— Да, мой подручный и помощник по особым делам и вопросам, господин Ирдис, — холодно осадил я канцелярского.

Арман же только хмыкнул. Он принимал непосредственное участие в процессе перепродажи жизни вора, так что прекрасно знал, как столичный пахан оказался в моей компании.

Ирдис же держался стоически, почти независимо, хотя прямо сейчас мы были в помещениях канцелярии и все инстинкты должны были кричать мужчине о том, чтобы он бежал отсюда со всех ног.

— И что же вы хотели обсудить, нарх Тинт? — учтиво спросил муж Вилы, предлагая нам сесть.

— Наверное, ни для кого из присутствующих не секрет, что казне не хватает денег, — начал я.

— Ха! Да престол в полной ж… — начал Низот, но под взглядом своего начальника осекся, — да, дела идут не слишком хорошо, мы все это знаем. И народ поговаривает, что король с голым задом ходит…

— На самом деле, причины такого бедственного положения даже не в том, чем занимались герцоги последние годы… Скорее, причиной всему — падение Республики, — ответил я.

— Да ладно вам, нарх! — включился де Шонц-Вилен. — Вы хотите сказать, что та война была ошибкой? Попахивает изменой…

— С точки зрения денег — да, была ошибкой. Особенно с учетом того, что Совет сумел вывезти все богатства Бренна в неизвестном направлении, если они вообще были. Но основная проблема сейчас — нехватка оборотных средств. Как в казне, так и среди населения.

Мужчины призадумались. С Ирдисом я поговорил отдельно, так что сейчас вор только ерзал в кресле, наблюдая за реакцией канцелярских работников.

— И что ты предлагаешь, Антон? — спросил Арман.

— Я думаю, нам надо постараться занять ту нишу, которая освободилась после разгрома Республики. Нишу финансовых услуг.

— Вздор! Они же просто грабили другие королевства! — возразил Низот и был в чем то прав.

— Да, грабили. Потому что конечной целью совета Бренна, как и любого собрания аристократов в мире — положить деньги в сундук и сесть на него сверху. И сидеть так, пока мир не рухнет, — ответил я.

Эта реплика повеселила Ирдиса, потому что в приватной беседе я употребил оборот покрепче. Что-то про неуемное самоудовлетворение в процессе созерцания накопленных богатств.

— Они даже не отдают эти деньги ростовщикам в рост, которые бы могли эту самую массу пустить в оборот уже среди простого населения. А это ведет к тому, что деньги постоянно вымываются из экономики государства. Сколько сейчас печатает в год монетный двор Клерии, граф?

— Сложно сказать. Но не меньше нескольких сотен тысяч серебряных Кло различного номинала. И еще тысяч пять золотом — так точно. Часть конечно изымается…

Я только покачал головой. Тут надо было точнее разузнать, о том, что происходит с финансами в королевстве, но на это надо просить разрешения у королевы. Чтобы мне дали доступ к амбарным книгам и записям. А торопиться я не хотел, потому что у Сании было свое мнение касательно Бренна и того, чем занимались в Республике.

В Ламхитане ростовщичество вообще было почти вне закона. Там можно было получить ссуду под небольшой интерес, но он редко достигал даже пяти процентов годовых. Все, что было выше — шло вразрез с политикой государства и являлось уголовно наказуемым деянием. Как я знал, Бренн давал монархам под пятнадцать, двадцать и даже тридцать процентов годовых в долг — огромная нагрузка, на самом деле. Практически, финансовый вандализм.

— То есть, граф, за десять лет корона чеканит больше половины государственного бюджета, а богаче государство не становится?

— Ну, так, от чего же богатеть… Да и не каждый год так… — Арман окончательно потерялся в моих рассуждениях, а на помощь ему я пока не спешил.

— Вот, граф, и вы, господин Низот, ознакомьтесь. Я хочу, чтобы вы внимательно почитали и подумали, что можно с этим сделать, — сказал я и переда мужу Вилы документ, перетянутый лентой.

В свитке я изложил свои мысли касательно рынка займов в Клерии. В первую очередь — касательно государственного займа. Сначала — краткосрочного, после — долгосрочного. Это я в общих чертах описал мужчинам.

— Это то же самое ростовщичество… — покачал головой Арман, уже погрузившись в чтение.

— Нет, совершенно нет. Первое — канцелярии надо будет прижать уже существующих ростовщиков. Ограничить процент и сумму в долг. Кого-то вообще выгнать с этого рынка. Наверное, даже, большинство. Поинтересуйтесь у королевы или послов Ламхитана, как это организовано у них на родине.

— Это понятно, но что дальше? — спросил Арман.

В этот момент я кивнул на его подчиненного.

— Господин Низот, скажите, как много вы знаете мелких дворян и прочих помещиков, которые ведут дела?

Мужик немного помялся, но все же ответил мне:

— Нарх Тинт, сложно так прямо сказать… Достаточно. Да и дела у всех более-менее нормально идут, земля-то кормит, даже если всего одна деревня на полтора десятка дворов во владении…

— Вот. Кормит, — довольно кивнул я. — А теперь дайте угадаю. Сейчас весна и почти все они берут в долг, немного, но берут, потому что надо сеять и готовиться к сезону, а по осени отдадут, так?

— Ну да, верно. Если какое расширение там, или инвентаря для барщины купить, то да, в долги многие идут, к ростовщикам. Но…

— Вы же понимаете, что эти деньги — они потом исчезают в различных мутных схемах? Или уходят в чей-то карман и остаются там навсегда? — спросил я прямо.

На это ответить было нечего. Ростовщики вообще жили сразу в двух мирах: обычном и криминальном. И на какой стороне общества окажется делец вместе с деньгами завтра, было непонятно даже ему самому.

Моя идея на этот сезон была проста: открыть на базе Королевской торговой гильдии сеть займовых контор. Ростовщиков мы ограничим десятиной — думаю, этого будет достаточно. Сейчас они дают и под пятнадцать и под двадцать процентов — и люди платят. В рост же предлагалась ставка в процентов пять, редко больше, если речь не шла о каких-то совсем рисковых предприятиях. Все же с возвратом кредитов тут было не все гладко. Клерии же требовалось как-то разогнать экономику. И первое — надо насытить рынок деньгами. В моем мире это решалось дополнительной эмиссией или привлечением внешних заимствований. Тут же занимать было не у кого, кроме собственного населения.

Ставка была простая: пока не закончилась посевная, надо известить всех желающих, что корона даст любому дворянину или мастеру под пять процентов годовых до конца сезона — то есть до осени, когда будет собран и продан урожай. По факту, так как займ будет на полгода, это было два с половиной процента — одна сороковая.

С другой стороны эти же конторы должны предложить знатным клерийцам безопасно поместить деньги в рост. И вот тут все было немного сложнее. Вместо обычной расписки я предлагал ввести в оборот документы государственного займа, гарантом по которым выступает корона.

Причин было несколько. Первое — чтобы престол не набрал в долг больше, чем может выплатить. Второе — чтобы нагнать элитарности на все это дело.

Первая волна грамот на государственный займ должна была выйти числом в тысячу билетов — по десять серебра каждый. В общей сложности, на десять тысяч серебряных Кло. Вполне подъемная сумма. Но на них надо будет создать искусственный спрос.

— Вот что касается документов государственного займа, — ответил я, когда Арман дошел до этой части свитка, — то тут нам пригодятся навыки господина Низота и господина Ирдиса.

— Антон, прости, что?

— Говорю, будет у нас задача сделать так, чтобы этот инструмент заметили в обществе, — ответил я. — У населения на руках огромные суммы, наверное, даже больше, чем у многих герцогов и графов в казне. Все же, народ Клерии достаточно прижимистый, а аристократы сами в долгах сидят… Я хочу, чтобы господин Низот, с помощью подопечных, создал в столице ажиотаж вокруг бумаг… Неважно как. Пусть хоть слухи распускает, что вот, у такого-то человека король в долг взял! Не суть. Этим же займется Ирдис. Основная цель — привлечь внимание мастеровых, мелких дворян и помещиков, у которых есть хоть какие-то накопления, но которым честь не позволяет отдавать деньги в рост.

Мужчины как-то притихли.

— Вы бы дали в рост королю, граф? — внезапно спросил я.

— Это… Конечно! Но что толку от пары сотен? Короли занимают тысячи…

— А я предлагаю механизм, с помощью которого можно будет дать в рост десятку, а потом получить серебряный сверху. Без какого-либо ущерба для чести и достоинства.

Низот быстро пробежался глазами по свитку и только покачал головой.

— Нарх Тинт, идея, конечно, красивая, но вы не понимаете… Если мы будем продавать эти бумаги простолюдинам, пусть и мастерам, ни один дворянин их не выкупит. Ни на один серебряный кло. Потому что это поставит его на одну ступень с мужиком.

Этот вопрос я обсуждал уже и с Ирдисом, так что был к нему готов.

— Значит, будем выпускать два типа бумаг. Первый — для простолюдинов. По десять и пятнадцать серебра. Второй — для вельмож. По двадцать серебра, по золотому, три и пять, например. И назовем их королевскими или как-нибудь так. Чтобы купить их можно было, только при предъявлении жетона или документа о титуле. Так мы вопрос решим?

Все трое, в том числе и Ирдис, согласились, что в таком виде может и сработать. Только если мы устроим достаточно шума вокруг сего предприятия. Я же уверил и канцелярских, и Ирдиса в том, что шумиха будет, и еще какая.

В этом мне должен был помочь граф де Гранж и еще несколько крупных землевладельцев, которые выбрали сторону Сании еще во времена смуты.

И если с Орвистом я договорился быстро, что из имеющихся у него сейчас доходов он быстро выкупит значительную часть долговых обязательств короны, то вот с другими аристократами пришлось попотеть. В том числе и подключать саму королеву.

Сания, кстати говоря, изначально восприняла мою идею о том, чтобы заниматься подобной финансовой деятельностью от лица государства, в штыки.

— Мерзость! Ростовщичество! Да еще и от лица престола! Антон! Нельзя, ни в коем разе нельзя! — бушевала королева после моей и Армана презентации.

— Королева, у вас же прекрасное южное образование, сами подумайте…

— И слышать не хочу! Тинт! Это ужасная затея, которая подорвет отношение людей к престолу! Мы должны стоять на страже государства! Властвовать! Воевать и следить, чтобы исполнялись законы! А не давать в долг и брать в долг сами!

Чем больше Сания занималась государственными делами, тем осторожнее себя вела. Моя же затея казалась ей вообще чем-то запредельным, тем, что разрушит сами устои государства.

— Сания, — я был раздражен, так что отбросил всякие титулы, от чего Арман вжал голову в плечи, исключительно рефлекторно, — ты же понимаешь, что дворянство держит под подушкой десятки тысяч золотых? Мертвых грузом? Что эти деньги вымываются из экономики страны и больше не возвращаются в оборот? Сколько стоит чеканка каждого серебряного с учетом добычи и работы? Половину от номинала? Или больше?

На этих словах королева, уже готовая мне возразить, осеклась.

— Я не знаю…

Удивительно, но Сания на самом деле не знала, сколько стоят деньги в ее государстве.

— Это хороший, рабочий механизм привлекать деньги в оборот. Я же не говорю, что корона должна зарабатывать на этом, нет. Но я хочу, чтобы все эти деньги из-под полы вышли на свет и стали наконец-то выполнять свою функцию.

— Какую функцию? — непонимающе спросила Сания.

— Функцию средства расчета и обмена, само собой, — терпеливо пояснил я. — И если ты не заметила, я ни слова не сказал о купцах.

На самом деле, купечество не будет допускаться до выкупа долговых документов короны, только если кто-то ушлый не перекупит бумаги у первоначального владельца. Я не хотел сразу пускать в этот сегмент людей, чья работа заключалась в создании ценовых накруток. Конечно, купцы мира Таллерии несли расходы по транспортировке и доставке, но и про свой интерес они не забывали. Так что вместо того, чтобы безопасно вкладывать свои барыши под королевский процент, пусть несут дополнительные риски, работают с обычными ростовщиками, а лучше — инвестируют в собственное дело. Потому что оборачиваемость товара внутри государства и за его пределы также была нам важна.

В итоге мне все же удалось пробить оборону, которую держала королева и граф де Шонц-Вилен. Канцелярия подготовила долговые бумаги, и мы начали их продажу, сначала в Пите, а потом и в других крупных городах, где кипела деловая активность.

Первая серия была выпущена на небольшую сумму, как и планировал, в пятнадцать тысяч серебра под десять процентов годовых, срок погашения — через год с момента продажи.

Треть выкупил «подставной» в лице Орвиста, еще на пять тысяч купили несколько прочих вельмож, после чего мы продали остальное буквально за неделю. Поспособствовала этому, как не странно, больше прочих Вила, которая в дворцовых коридорах активно просвещала аристократов на тему престижности подобных вложений.

Так как подобный механизм был Клерии в новинку, да и славу хронического неплательщика государство пока еще снискать не успело, дело пошло неплохо.

С другой стороны мы стали активно давать в долг мастерам и общинам, но уже под пять процентов. И вот тут открылась золотая жила. Народ, удивленный такой низкой ставкой, попер в представительства королевской торговой гильдии косяками. В какой-то момент нам пришлось притормозить кредитование населения, потому что на местах банально стали заканчиваться деньги.

В общей сложности на период посевной и летних сельхозработ у короны успели занять на пятьдесят тысяч серебра. Где-то вольные общины брали вскладчину пяток золотых на дополнительного коня, чтобы быстрее вспахать поля, где-то приходили кузнецы и мастера, не чуралось займов и мелкое и среднее дворянство. Главным условием всего этого мероприятия было получение денег на практические хозяйственные нужды. Особенно внимательно мы следили за дворянами, которые перезанимали у разных контор для того, чтобы погасить старые долги. Часто займ выдавался чуть ли не натурой — необходимым инвентарем, либо же сделка по покупке тех же лошадей проводилась под присмотром королевских мытарей, на которых частично легла новая функция.

Тогда же мне пришлось поднять из недр памяти проект, который я замыслил еще в бытность свою бароном Тинтом.

Когда-то я экспериментировал со смесями на базе древесных волокон, чтобы получить приемлемую бумагу. Тогда у меня не хватило времени, ресурсов и денег на закупку материалов, теперь же нам была нужна особая бумага, чтобы избежать подделки долговых документов. А еще нужен был простейший печатный станок, так как себестоимость рукописных долговых расписок престола взлетала куда-то в небеса, накидывая еще несколько процентов к сумме займа, что было неприемлемо. Хорошие писари стоили слишком дорого, а работали — слишком медленно.

Вот этот проект нашел отклик у Сании Фотен, чему я был несказанно рад. Все же она была самым образованным человеком в Пите, как бы странно это не звучало. Королева с удовольствием отодвинула в сторону все государственные дела и на неделю мы трое, я, Сания и Лу, пропали в ее личной лаборатории-мастерской, которую южанка организовала на территории дворца для себя после переезда на север.

С помощью знаний королевы о местных материалах и их свойствах, которых мне откровенно не хватало, мы довольно быстро нашли приемлемый состав на основе перемолотых древесных опилок и клейстера, который активно использовался в ремеслах и при этом почти ничего не стоил. Во всяком случае, в пересчете на объемы конечного изделия.

Я четко помнил — хотя может и догадывался — что для начала опилки надо выварить и превратить в как можно более однородную массу, после чего добавить любое вещество, которое будет выступать в качестве клея, ну а дальше — дело техники. Я никогда не считал бумагу каким-то высокотехнологичным продуктом. Насколько я помнил, сварить вполне себе приемлемые даже по моим, современного человека, меркам листы, можно было в обычных домашних условиях из того, что найдется под рукой. Ведь главное — это методичность процесса и последующая сушка.

В первый же крупный подход мы сделали три партии с различными долями клея на этапе замешивания однородной массы. Потом работники распределяли полученную кашу по рамкам, максимально отжимали влагу и начинался процесс сушки.

Две из трех партий удались. Ожидаемо провалилась та, в которую мы добавили минимальное количество клея: бумага получилась ломкая и буквально рассыпалась от любого воздействия. Но вот два других рецепта показали себя более чем приемлемо. Когда первый сероватый лист, аккуратно обрезанный по краю, попал в руки королевы, она была в восторге.

— Намного лучше стеблевых листов! — прокомментировала Сания.

Насколько я знал, местный аналог папируса тут изготавливали из нескольких видов растений, чьи стебли раскладывались на слои и потом специально сушились.

— А самое главное, оцени объемы выхода! — довольно указал я на несколько рамок, с которых прямо сейчас слуги королевы снимали готовые листы.

— И все делается из опилок! Отходов!

— Да. Я думаю, многое еще будет зависеть от сорта древесины, но это надо проверять… Да и выбелить эту бумагу мелом или известью стоит попробовать, — сказал я.

Технически, в языках Таллерии не было слово «бумага», я просто использовал тот же термин, которым тут называли папирусные листы. Но королева прекрасно меня поняла.

— О, нет! Это не просто бумага! Мы назовем это клерийской бумагой! Антон! Если этот лист хорошо держит чернила, то масса наших проблем будет решена!

— Каким образом? — спросила рядом стоящая Лу, которая ногтем инспектировала зернистость готового продукта.

— На моей родине ведется очень много записей! Очень! Мы сможем активно продавать этот продукт Ламхитану, Нельской Короне, да любым соседям! И его будут покупать! — заявила королева.

Тут я был с ней согласен, у бумаги были огромные перспективы, потому что, насколько я помнил, тот же древний Китай активно торговал этим продуктом столетия, пока рецепт изготовления не разошелся по миру.

Первое производство было решено разместить на ближайшей королевской верфи, в четырех лигах от столицы. Там уже стояло все нам необходимое: древесное производство, то есть источник сырья в виде опилок, были и большие чаны для варки смолы, которые мы решили приспособить для изготовления бумаги. Довольно быстро нашлись и подходящие мастера, из тех, кто занимался выделкой и последующей сушкой кожи на пергамент. Последний процесс был достаточно сложный и мудреный, так что долго объяснять не пришлось: в сушке продукта эти люди смыслили больше нашего. По моим чертежам стали собирать и камеры для сушки бумаги, ну и напоследок я выдвинул идею добавлять какой-нибудь натуральный краситель в продукт, в четко оговоренном объеме, чтобы получать ровный цвет. Выбор пал на чернила кальмара, которые придавали бумаге синюшный оттенок — именно эти листы пойдут на изготовление долговых бумаг короны. Простую же белую или серую бумагу было решено продавать населению или поставлять кораблями на юг.

В какой-то момент и я, и Лу устали поражаться моей продуктивности, но бумага — это был лишь этап. На очереди стоял печатный станок, с которым, впрочем, тоже не возникло особых проблем. Ведь главным был сам принцип, а не конструкция. Не знаю, одобрил бы мой проект Гутенберг, но я постарался сделать первый печатный станок максимально простым, без лишних деталей. Это был просто стол с прессом и заранее подготовленными формами-шаблонами, на которые наносились чернила и потом уже с помощью простого винта делался оттиск. Весь станок мы сделали того же размера, что и форму, на которой будут сушиться листы бумаги, а нарезка готовых документов будет производиться уже на территории монетного двора, здесь же, при цитадели. Вишенкой на торте стал герб Фотенов, который отпечатывался отдельно на углу каждого листа, дабы придать им вид официальных документов.

Казалось бы, дешевле было воспользоваться услугами писаря, но на самом деле себестоимость одного листа бумаги еле-еле приближалась к медному Кло — ведь сырье в виде опилок было пока бесплатным, да и особых расходов на оборудование мы не понесли, стоимость же печати — и того меньше. В итоге ежедневно мы могли печатать долговых документов на тысячу-полторы серебра, а трое рабочих на станке заменяли целую дюжину писарей. Что еще было важным, так это графическая повторяемость документов. Каждая форма была изготовлена с привлечением мага земли, из свинца, так что все они были абсолютно одинаковыми. Добиться такого вручную было попросту невозможно. Да и на будущее я оставил в форме несколько «закладок» в виде пары черточек и бороздок определенной глубины и размера, по которым знающий человек сможет определить подлинность долговой бумаги.

То, что моя идея взлетела, я понял в тот вечер, когда ко мне в кабинет заглянул крайне довольный собой Орвист.

— Ты не поверишь, какую сделку я только что провернул! — заявил с порога мой друг, держа в руках кувшин с токонским.

— Удиви меня, — ответил я, не отрываясь при этом от работы. Сейчас я набрасывал черновик описания технологического процесса изготовления бумаги и печатного станка, который позже Лу перенесет для меня в фолиант Софа.

— Я только что продал часть своих долговых документов! С прибылью в четверть! — ответил довольный де Гранж, прихватывая со специального столика два кубка.

— Да ладно? И сколько продал?

— По номиналу — на тысячу серебра. За тысячу четыреста монет, — оскалился мой друг, разливая вино, — Керм мне свидетель, это была самая простая сделка в моей жизни!

— И кто покупатель?

Я отложил в сторону перьевую ручку, которую для меня на заказ сделал ювелир. Перья меня всегда бесили и сейчас, дорвавшись до возможностей «большого человека», я всячески повышал собственный комфорт. Мастер справился с работой отлично: серебряный наконечник с хитрым изгибом нормально держал чернила и текст выходил достаточно тонким и ровным. Оценила изделие и Лу, которая из нас двоих была экспертом в письменности.

— Старый вояка, герцог Нирифор, — ответил Орвист, протягивая мне вино, — он побоялся покупать по номиналу, а когда быть владельцем этих бумаг стало модно — спохватился. Как это, герцог, и не помог собственной стране?

Орвист светился самодовольством. Сделка и вправду была выгодной, а значит, де Гранж сможет реинвестировать полученные от Нирифора деньги в новый выпуск долговых обязательств для знати.

Я боялся вообще признавать это, но реальность оказалась такова, что быть покупателем долговых бумаг престола стало при дворе популярным. Над этим очень активно поработала Вила, которая недурно промыла мозги знатным дамам. А дальше уже — дело техники, ведь было бы желание, а жена убедит мужа в чем угодно. Теперь же двор как-то незримо стал делиться на тех, кто инвестировал в государственные проекты и тех, кто проявил недостаточно гражданского рвения.

Немалую роль сыграло и правильное позиционирование этого процесса. Мы изо всех сил давили на верноподданнические чувства знати, убеждая людей в том, что каждый вложенный в долговые обязательства серебряный пойдет на развитие государства. Люди были не дураки и понимали, что те самые деньги, которые они отдадут короне, в итоге вернутся им не только с процентом, но и в виде новых заказов, закупок и прочих государственных подрядов, которые чаще всего выполнялись за счет ресурсов помещичьих хозяйств. Так что у нас получалась классическая ситуация выгоды для всех сторон-участников процесса. Вообще, многие дворяне быстро смекнули, что корона дала прекрасную возможность вкладываться в собственных мастеров без риска получить клеймо «мужика». Средней руки дворянство активно выкупало долговые бумаги в собственных представительствах гильдии, которые даже не покидая местной казны сразу же выдавались на расходы кузнецам, мастерам и крестьянам на текущие производственные расходы. По бумагам, вроде как, все это проходило через королевскую казну, и должно было свестись в общую отчетность по стране по итогам года, но по факту мы просто увеличили оборачиваемость денег на местах.

К лету мы смогли насытить спрос на вклады и займы. В общей сложности мне удалось привлечь в казну под десять процентов годовых почти полмиллиона серебром, и столько же — под пять процентов — раздать в долг. Дефицит составлял двадцать пять тысяч, но мы легко покрыли эти расходы за счет моих старых лесопилок и производства бумаги, которая активно пошла на экспорт в Ламхитан, Ламию и Паринию. Спрос был такой, что поставленные нами производства были загружены заказом на несколько месяцев вперед. При всей ничтожной себестоимости производства, я не позволил сбросить цену слишком сильно — бумага продавалась в среднем ценовом диапазоне, даже ближе к местному папирусу, а по своим свойствам и чистоте выбеленного листа не уступала лучшему пергаменту. Но я боялся перегреть рынок избыточным предложением, так что сейчас мы шли на средней скорости, постепенно заключая все новые и новые договоры на поставку.

От арха Арвана пришла хорошая весть: мой проект молота и токарного станка прижился, был одобрен и уже стал внедряться на южных производствах и кузнях, пока, правда, только государственных. Но и этого было достаточно, чтобы получить серьезные отчисления в несколько тысяч золотых. Как минимум кузни в Ламхитане сейчас работали на износ благодаря возобновившимся активным поставкам металла из баронства Тиббот.

— Знаешь, Антон, ты удивительный человек, — заявил граф Арман за небольшим семейным ужином.

Собрались только самые близкие: я с Лу, Орвист с Рисой и Вила с мужем.

— Что ты имеешь в виду? — уточнил я, цепляя вилкой кусок сочного мяса.

— Ты за короткий срок разогнал экономику страны почти на семнадцать тысяч золотом, но при этом расход короны на этот маневр — всего восемьсот золотых! Удивительная схема!

Я только хмыкнул, запивая мясо вином.

— Арман, семнадцать тысяч не слишком большая сумма, — включился Орвист. — Это годовой доход хорошего герцогства или пары графств, а мы говорим о целой стране. Сколько был приход у Тиббота, когда ты работал писарем, Антон? Тысяч десять?

— Да, около того, — согласился я. — Орвист прав, семнадцать тысяч — это очень мало.

— Так а в чем проблема нарастить выпуск бумаг? — спросила Вила. — Сейчас каждый дворянин хочет заиметь такую расписку. У нас тут даже черный рынок организовался.

Я только покачал головой.

— Причина в людях, — просто ответила за меня Лу, потому что мы с богиней не раз обсуждали объемы эмиссии, — точнее, в их невоздержанности.

— В смысле? — спросила Риса.

— В смысле, что кто-то может не рассчитать свои аппетиты и вложить больше, чем нам нужно, — сказал я. — Толку нам от привлеченных денег, если дворянство выгребет всю свою оборотку и начнет жить исключительно на процент, забыв о делах? Выпуск этих бумаг — лишь вспомогательный механизм, который позволяет насытить деньгами отдельные районы, где они на самом деле нужны. Вот смотри, принесет завтра герцог Нирифор пятьдесят тысяч золотом под десятину. И что нам с ними делать? Выстроенной сети нет. Развозить по всей стране, чтобы через год собирать в казне для выплаты герцогу? Так это масса накладных и административных расходов. Деньги будут просто возить туда-сюда, без дела, а в итоге корона еще останется должна. Так что печать бумаг происходит очень аккуратно, и продаются они именно там, где прямо сейчас нужны оборотные средства. Нам не имеет смысла занимать у вельмож слишком много, если мы не сможем пустить эти деньги в дело. В кредиты мастерам или на какие-то проекты для самого престола, вот и вся математика.

Все присутствующие меня внимательно выслушали.

— Но выпуск бумаг стоит увеличить, пока на них есть хороший спрос, — заметил Арман, — мой кабинет постоянно штурмуют посыльные и некоторые знатные особы, которые бы хотели пристроить часть своих накоплений.

Я согласно кивнул. У знати на руках слишком много денег, а традиции были таковыми, что вкладывать их можно было только в какие-то свои, четко оговоренные производства. А ввязываться в это хотели далеко не все, предпочитая жить с оброка и налогов.

— Кстати, я давно хотела спросить, — начала Вила, — почему серебро? Намного престижнее было бы брать в золоте, но все долговые бумаги — исключительно на серебряную монету. Даже те, которые на условные пять золотых, по факту — на сто пятьдесят серебра. Почему?

— О! Я знаю! — вклинился Орвист. — У меня были такие же вопросы! Антон сказал, что золото — средство накопления, а нам не нужны накопления, нам нужны работающие деньги.

— Все верно, — подтвердил я слова графа, — золотой, а тем более «король» — слишком крупный номинал. Мы же берем в долг у вельмож, чтобы потом перезанять эти деньги простолюдинам. А они считают все в серебре, платят серебром и медью и вообще, золотые особенно не в ходу. Только при крупных операциях, типа покупки лошади или расчета за поставку товара.

— А ты слышал, что твои займовые векселя стали уже использовать в расчетах? — внезапно выдал Арман. — Изредка, но все же проскакивает. И мы, кстати, не знаем, как на это реагировать. По закону на территории Клерии можно платить только в кло или монетами других государств по курсу обмена, а по факту — у нас уже стала ходить просто бумажная расписка, пусть и выпущенная короной. Причем если обычные векселя ходят с убытком, то долговые бумаги престола — один к одному объявленной стоимости!

«А народ быстро смекнул, чем удобны бумажные деньги», — подумал я.

Долговые бумаги на самом деле были крайне удобны и безопасны для вельмож. Обналичить их можно только, если ты благородных кровей, то есть, красть эти документы не было никакого смысла. Сначала я вообще думал нумеровать их, чтобы закрепить намертво за первоначальным держателем, но пока от этой идеи пришлось отказаться — слишком выросла нагрузка на канцелярию и Королевскую торговую гильдию. Как бы не надорвались.

В целом, я был согласен с Арманом — нужно наращивать эмиссию. Но аккуратно, чтобы эти деньги работали, а не стали камнем на шее королевской казны.

Была у меня еще пара идей, как оздоровить экономику Клерии, но для их реализации потребуются годы. А по ощущениям этого самого времени у меня было не слишком много. Что-то назревало, и хотя гонгорцы вроде как не собирались пока нападать на восточные королевства, в целом мне было неспокойно.


Загрузка...