Глава 3. СОЮЗНЫЕ КОНВОИ PQ 1941—1942 ГОДОВ

Меньше всего следует считать поставки в нашу страну от союзников в военные 1941—1945 годы разновидностью благотворительности. Не пытаясь подменить поиск истины былыми пропагандистскими штампами, лишь отметим, что северные конвои были вызваны реальными требованиями коалиционной войны: оказывая нам поддержку военной техникой, продовольствием и снаряжением, наши заморские союзники одновременно перекладывали на Красную Армию главную тяжесть в противостоянии вермахту в условиях, когда многие специалисты предрекали ее поражение. Однако представитель американского президента Гарри Гопкинс (второе «я» президента, по утверждению американских историков) уже при первом же посещении Москвы летом 1941 года пришел к противоположному выводу: «Я очень уверен в отношение этого фронта… Здесь безграничная решимость победить». Что это—успех советской пропаганды или умение ближайшего помощника и друга Рузвельта сквозь кошмар крушения советской военной машины разглядеть необычайную стойкость народа, способного преодолеть все последствия нелепого договора 1939 года «натуре вопреки, наперекор стихии»? Интересно, кому все-таки поверил проницательный американец — Великому Диктатору или советскому народу? Важно, что он донес свою точку зрения заморским демократиям, волей истории оказавшимся в наших союзниках.

Первый же конвой из семи транспортов доставил в Архангельск (операция «Дервиш») в августе 1941 года боевую технику (15 самолетов), боеприпасы, а также дефицитное сырье (каучук). В Адмиралтействе комплектованием конвоев занимался капитан 3-го ранга Питер Квелин, по инициалам которого конвои в наши порты получили обозначение PQ, а в обратном направлении QP. Учитывая наши огромные потери на фронте, особое внимание в поставках уделялось технике (танки, самолеты, автомобили) и боеприпасам, а со временем — жидкому горючему и продовольствию. Однако, наряду с военной техникой, среди грузов даже первых конвоев значительное место занимали также современные станки и инструменты, новейшие ферросплавы, редкие и цветные металлы, прочные сорта стали, пороха и многое другое, необходимое для военного производства, в чем наша промышленность испытывала острую необходимость. Это не говоря о новых видах военной техники, которую наша промышленность тогда не производила (бронетранспортеры, радиолокаторы и др.).

Кроме того, союзники доставили в Архангельск одним рейсом на борту лайнера «Эмпресс оф Канада» почти тысячу наших горняков со Шпицбергена под надежной охраной эсминцев, на обратном пути забрав норвежцев, не пожелавших мириться с оккупантами. В ноябре 1941 года восемь транспортов конвоя PQ-3 доставили нам уже 200 танков, помимо самолетов, противотанковых ружей и т.д. В 1941 году разгрузки в Мурманске из-за частых бомбежек (передовые аэродромы противника находились в пределах 15—20 минут полетов) практически не было, а под угрозой захвата вражескими войсками его портовое оборудование перебрасывалось в Архангельск. Всего к завершению обороны Москвы 55 британских, американских и советских транспортов доставили 699 самолетов, 466 танков и много других важнейших грузов, частично восполнявших потери нашего зимнего наступления. Некоторые из этих танков замыкали колонну на известном параде 7 ноября в Москве, позднее эта часть плешей была вырезана. Важно отметить, что авиационная техника союзников существенно превосходила в начальный период нашу устаревшую, чего нельзя сказать о танках, но в сложившейся обстановке было «не до жиру, быть бы живу». Эффект нашей победы под Москвой, которую пресса союзников часто объясняла поставками по ленд-лизу по северному маршруту, имел для них также важное значение после кошмара Перл-Харбора и Сингапура, порождая надежды на будущее: определенно, участникам антигитлеровской коалиции предстояло или всем вместе победить, или всем вместе потерпеть поражение. А спорам о том, чей вклад в Победу оказался больше, предстояло разворачиваться после 1945 года, на фоне идеологического противостояния обеих сторон. Последнее обстоятельство порождало немало проблем как во время войны, так и по ее окончании.

Забегая вперед, отметим, что из трех основных направлений грузопотоков по ленд-лизу (дальневосточное, южное через Иран и северное по арктическим морям) на последнее приходилась лишь четверть от общего тоннажа, но оно позволяло наиболее быстро доставлять грузы и технику на фронт. Почти половина доставленных конвоями самолетов поступала в распоряжение Северного флота и 14-й армии, защищавших Кольский полуостров и Мурманскую железную дорогу, на которой возникали свои проблемы, когда финские войска, захватив Петрозаводск, перерезали ее. Для ликвидации этой опасности пришлось силами военных и местного ГУ ЛАГа срочно соединять Мурманскую железную дорогу с магистралью Москва — Архангельск постройкой путей от беломорска к станции Обозерская.

Важность именно северных портов страны в системе конвоев заставила Сталина направить сюда в качестве представителя Государственного Комитета Обороны (ГКО) И.Д. Папанина, который по своей прежней деятельности в Главсевморпути хорошо знал местную обстановку. Поскольку ему предстояло иметь дело с Северным флотом, а также британскими и американскими военными моряками, пришлось ему присвоить звание контр-адмирала. Полярный опыт Папанина также оказался весьма кстати, особенно на Белом море, в котором особая роль принадлежала ледоколам. Вскоре, однако, выяснилось их слабое место для военных условий — при работе во льду при нападении с воздуха они были лишены свободы маневра В первых числах наступившего Нового 1942 года в Белом море это испытал на себе флагман «Сталин», потерявший затем на ремонт в Молотовске почти два месяца. Вскоре начались первые потери в конвоях — жертвой подлодки U-134 (командир капитан-лейтенант Шендаль) стал английский транспорт «Вазиристан» в конвое PQ-7, потопленный немцами у кромки льдов. Размах конвойных операций был не по зубам нашему Северному флоту, поскольку «оперативные планы, разработанные перед войной, не предусматривали использование молодого Северного флота в океане. Поэтому его силы и боевые возможности не полностью соответствовали тем задачам, которые встали перед ним в развернувшейся войне» (Головко, с 53). Поэтому с самого начала конвоев корабли Северного флота включались в эти операции в акватории Баренцева моря лишь восточнее меридиана острова Медвежий. Поначалу лишь сравнительно небольшая часть судов и кораблей приходила к нам непосредственно из портов Великобритании. Вскоре воздушная угроза и подводная угроза заставила формировать конвои в Исландии, откуда они направлялись к Ян-Майену в стремлении избежать воздушных разведчиков люфтваффе. Затем их путь лежал к острову Ян-Майен, далее к Медвежьему, на пути к которому их ожидали «волчьи стаи» немецких подводных лодок, к которым вскоре присоединялись самолеты 5-го воздушного флота из Северной Норвегии. Нарастающее воздействие вражеских сил продолжалось вплоть до наших портов Мурманск, Архангельск и Молотовск (современный Северодвинск).

Английский опыт в организации конвоев пригодился, особенно с возрастанием количества транспортных судов, требовавших эскорта из военных кораблей для непосредственного сопровождения (поначалу вооруженные тральщики, позднее замененные корветами и эсминцами), так и дальнего прикрытия, куда у союзников включались крейсера и даже линкоры. Особое место в составе конвоев занимали суда-спасатели, поскольку в холодной воде люди в спасательных жилетах могли продержаться считаные минуты. Даже выживание в шлюпках и на спасательных плотах в условиях арктического моря оставалось проблемой.

Хотя традиционно немцы против конвоев использовали подлодки, но, поскольку Гитлер объявил Норвегию «судьбоносной зоной», в январе 1942 года сюда был переведен «систершип» «Бисмарка» линкор «Тирпиц», за которым последовали «карманные линкоры» «Шеер» и «Лютцов», тяжелый крейсер «Хиппер» и легкий «Кельн», к которым позднее присоединилась 8-я флотилия эсминцев. Эти силы дополнялись самолетами 5-го воздушного флота (командующий генерал-полковник Штумпф). В совокупности они к лету 1942 года многократно превышали скромные возможности нашего Северного флота. Тем не менее в марте 1942 года конвой PQ-12 доставил еще 200 самолетов, 160 танков, 180 бронетранспортеров, 24 пушки, сотни грузовиков, много станков, дефицитное оборудование, сырье и продовольствие при минимальных потерях.

Еще более показательны события вокруг конвоя PQ-13 из 21 транспорта, не считая военного эскорта. Первоначальный успех сопутствовал англичанам, которые в начале проводки обратного конвоя QP-9, 24 марта, утопили первую немецкую подлодку U-655 (командир капитан-лейтенант Думрезе) в арктических водах со всем экипажем. В отместку немецкие пикировщики отправили на дно два союзных транспорта. Поскольку погода препятствовала дальнейшему использованию авиации, командование кригсмарине для разгрома союзного каравана направило три эсминца типа «Нарвик» со 150-мм орудиями. По пути эти корабли пустили ко дну еще один союзный транспорт, приняли на борт часть моряков с потопленных ранее авиацией судов, но в конце концов сами оказались под огнем британского крейсера «Тринидад» из эскорта конвоя, также получившего пробоину в корпусе 18 на 6 метров от собственной торпеды. Немцы в этих боестолкновениях потеряли флагман Z-26, а остальные «Нарвики» вернулись в свои базы. Теперь за дело принялись немецкие подлодки, которым удалось уничтожить еще два транспорта и тральщик. Хотя по прибытии остальных судов конвоя в Мурманск еще два транспорта были потоплены вражеской авиацией, PQ-13 доставил в Россию 159 самолетов, 173 танка и 134 бронетранспортера, не считая других грузов. Потери противника — две подлодки и четыре самолета.

Настроение, с которым шли в море участники конвоев, хорошо отразил норвежский поэт Нурдаль Григ, позднее сам сложивший голову в борьбе с фашизмом:

Железным городом движется конвой через море,

Плывут его серые улицы, а рядом — смерть и горе.

Может быть, смерть близко, может быть — день пути,

Ночь спустилась на город, и нервы напряжены.

Надо стоять вахту, следить за работой машин,

В рубке прокладывать курс под рокот морских глубин,

Чувствовать одиночество, глаз всю ночь не сомкнуть,

И делать так, чтобы город мог продолжать свой путь.

В составе трех конвоев с 14-го по 16-й в наши порты отправились еще 83 транспорта, из которых часть (до 14 судов) вернулась в Исландию из-за тяжелой ледовой обстановки. В это время советская сторона стала высказывать свои претензии по поводу оставления конвоем поврежденных транспортов, нередко добивал их после снятия экипажей. В противовес такому поведению союзников, в нашей прессе получил освещение эпизод с советским транспортом «Старый большевик», получившим повреждения в конвое PQ-16. По воспоминаниям радиста экипажа этого судна В.П. Миронова, которого при воздушной атаке 25 мая и попадании немецкой бомбы выбросило из рубки, «Бомба попала в полубак с правого борта, снесла пушку вместе с орудийным расчетом, разворотила правую скулу полубака, который окутался черным дымом. Передний трюм был загружен взрывчаткой… Экипаж начал садиться в шлюпки. Одновременно капитан отдает распоряжение старпому Троицкому и боцману Пилько уточнить обстановку под полубаком… Вернувшись, старпом сказал капитану, что надо пойти на риск и попытаться потушить пожар… Выносили ящики со снарядами, к которым побирался огонь… С эсминца заморзили: "Предлагаем экипажу покинуть судно и перейти на борт эсминца". Капитан ответил, что покидать судно мы не будем. Тогда с эсминца спросили, в чем мы нуждаемся. "Только в воде и в снятии раненых", — ответил капитан… Шлюпка, спущенная с эсминца, забрала трех раненых… Подняв на борт раненых и шлюпку, эсминец дал ход и мы остались наедине с морем, фашистской авиацией и пожаром… Пожар начал затухать, стало меньше дыма, и работать стало значительно легче. Капитан дал ход вперед, и мы попели на сближение с караваном..

В перерывах между налетами экипаж готовился к очередным атакам. Подметались настрелянные гильзы, подносили ящики с патронами. Женщины-буфетчицы, дневальные набивали в кают-компании пулеметные ленты, вахтенные внимательно следили за воздухом и горизонтом… Наконец на горизонте показались корабли и транспорты конвоя… "Старый большевик" нагнал караван и занял свое место в строю. Приветствуя теплоход, все суда каравана подняли флажной сигнал "Молодцы"… Мы собрали останки моряков орудийного расчета правой пушки — половину туловища с головой лейтенанта Пискуса и отдельные части тела других моряков, разбросанных по судну, завернули в брезент и под оружейные выстрелы захоронили в водах Баренцева моря» (по Быстровой, с 123—124). За этот подвиг капитан теплохода И.И. Афанасьев, стармех Н.И. Пугачев и рулевой В.А. Аказенок стали Героями Советского Союза

Несмотря на потери пяти транспортов из 35, в Мурманск были доставлены 321 танк, 124 самолета, 2507 автомашин. К этому времени, однако, выяснился еще один неприятный результат для нашей стороны — неприспособленность наших новых эсминцев проекта 7 («семерки») для условий Баренцева моря, когда по свидетельству самого командующего Северным флотом, в штормовых условиях «на "Гремящем" погнулись пиллерсы под верхней палубой. Это грозило нарушить целостность самой палубы, которая стала прогибаться и провисать» (Головко, с. 97). Судя по последнему источнику, подобные ситуации с нашими «семерками» повторялись неоднократно (весной 1942 года с «Громким», осенью того же года с «Сокрушительным» и т.д.). Что касается ограниченной автономности наших эсминцев, об этом было известно заранее, поскольку они строились для внутренних морей, и не предназначались для дальних конвойных операций. Взгляды товарища Сталина на роль вооруженных сил отчетливо проявлялись не только на суше.

Англичане между тем приспосабливались к условиям нового морского театра военных действий. С учетом воздушной угрозы они включили в конвой PQ-15 из 26 транспортов специальный корабль ПВО «Ольстер Куин» и катапультное судно типа САН «Эмпайр Морн», позволявшее запускать истребитель. После боя дальнейшая судьба пилота такого самолета, по мнению авиаторов, определялась сочетанием трех факторов: благоволением Господа Бога, квалификацией укладчиков парашюта и действиями спасателей. Усложнение организации конвоев сопровождалось целым рядом ЧП. Линкор «Дьюк оф Йорк» при маневрировании разрезал пополам эсминец «Пенджаби», эскортные корабли по ошибке потопили польскую подводную лодку «Ястржеб» из состава конвоя, успев, однако, спасти ее экипаж, и т.д. В этом конвое было потеряно три транспорта.

Торпедоносцы «Хейнкель» атаковали конвой на бреющем полете, что мешало обнаружить их приближение радиолокаторами, применив тактику «золотого гребня». Строй фронта при атаке конвоя с поперечных курсов позволял захватить обширную акваторию одновременно при положении транспортов лагом (бортом) к атакующим самолетам. Тем не менее это новшество при первом применении принесло противнику ограниченный успех: в первых числах мая были потоплены два транспорта и один эскортный корабль. Зато успех ожидал немцев при атаках крейсеров, возвращавшихся в Англию при сочетании нападений из-под воды и с воздуха, о чем пойдет речь ниже.

Крейсер «Эдинбург» (командир капитан 1-го ранга Фолкнер, опытный моряк, простой и приветливый человек, про мнению советской стороны) был флагманом эскорта в конвое QP-11 из 13 транспортов. Это был испытанный корабль, с опытным экипажем, участвовавшим в погоне за «Бисмарком», в походах на Мальту, уже усвоившим уроки северных конвоев. В эскорт входили шесть британских эсминцев, четыре корвета и вооруженный траулер. Командовал этим соединением контр-адмирал Бонхэм-Картер, по советским источникам, предвзято относивший к советским морякам и возможностям Северного флота. До острова Медвежий конвой должны были сопровождать наши эсминцы «Гремящий» и «Сокрушительный» вместе с отрядом английских тральщиков с наших баз. В последний момент перед выходом в море на «Эдинбург» был доставлен особый груз в аккуратных деревянных ящиках, довольно тяжелых, так что их пришлось поднимать специальным краном. Когда один из таких ящиков упал с поддона и разбился, команда крейсера увидела прямоугольные слитки золота, каждый весом примерно двенадцать килограммов. Золото грузилось в артиллерийский погреб.

В литературе общий вес драгоценного груза оценивается по-разному — в пределах от десяти до пяти тонн. Сверх экипажа в 850 человек на «Эдинбурге» отправлялись на запад еще около трехсот человек, что не могло не отразиться на его боеспособности. Другим неблагоприятным фактором в судьбе конвоя стала обстановка на крайнем правом приморском фланге советско-германском фронта, где развернулись ожесточенные бои, требовавшие привлечения авиации и сил Северного флота. В частности, наши дальние истребители Пе-3 (использовавшиеся для прикрытия конвоев) понесли большие потери, штурмуя вражеские позиции в качестве обычных пикировщиков.

28 апреля конвой вышел из Кольского залива, и вскоре Бонхэм-Картер приказал командиру «Эдинбурга» опередить тихоходный конвой, выбрав не лучшее время — шестерка истребителей Пе-3 уже повернула на свои аэродромы. Немцы обнаружили это с воздуха и направили к «Эдинбургу» свои подводные лодки, одна из которых, U-456 (командир капитан-лейтенант Тейчерт), во второй половине дня 30 апреля поразила «Эдинбург» двумя торпедами. Последствия этой атаки матрос-шифровальщик с «Эдинбурга» А.П. Кеннеди описал следующим образом:

«Жилая палуба выглядела типично для вахтенной жизни в условиях плавания: одетые в случайную одежду, большинство людей спали везде, где могли найти свободное место — на палубе, на ящиках, так как подвесные койки можно было устанавливать только на ночь… Те, кто не спал, сидели за столом и пили чай.. В 16 час 13 мин возникла ужасная вспышка, два страшных удара слились в один, погас свет… В тусклом свете из палубного люка я увидал сквозь густой дым громадную широкую трещину в переборке посреди корабля, которая шла от подволока до палубы. Казалось, прошел целый век, а мы еще все сидели за столом. Затем волна шока прошла, и мы, как наэлектролизованные, начали бегать по большой жилой палубе и будить людей. Это невероятно, но многие спали, несмотря на грохот взрыва, вероятно, от изнурения… Пробоина была такой величины, что в нее мог пройти автомобильный фургон. Соседняя жилая палуба, которая испытала на себе всю силу взрыва, представляла собой сцену кровавой бойни. Многие были убиты сразу, им, пожалуй, повезло, потому что остальные погибли медленной смертью, упав в расположенные ниже топливные цистерны. На нашей палубе все проснулись и, к счастью, не пострадали. Вода еще не начала поступать… Все сохраняли спокойствие, никакой паники не было.

Оказавшись на палубе, я обнаружил, что вторая торпеда разрушила шестьдесят три фута кормы, оторвав рули. Квартердек загнулся вверх, обернувшись вокруг башенных орудий. Орудийные стволы прошли сквозь него, как нож сквозь масло. Третья торпеда прошла мимо. Из четырех винтов два были потеряны, но два действовали, что позволяло нам двигаться. Аварийные партии действовали очень эффективно, так как тренировались на случаи подобной аварии несколько недель назад. Капитан 3-го ранга Джефрис отдал несколько необходимых, но душераздирающих приказов о задраивании помещений вблизи мест взрывов для спасения корабля. Этим практически сводилась на нет надежда на спасение людей, оставшихся в этих помещениях… Было ясно, что наше положение тяжелое. Корабль был неуправляем, и хотя поступление воды было ограничено, оно все же продолжалось» (по Шигину, с 301—302).

В этом свидетельстве самое главное — поведение людей, только что испытавших шок от перспективы близкой гибели. Поскольку корабль держался на плаву, им оставалось исполнять свои обязанности. «Было холодно, — продолжает свои воспоминания рядовой матрос Кеннеди, — так как электрическое отопление не работало и внутри корабля было 18° но Фаренгейту. (—8 °С — В.К.). Вскоре было выработано что-то вроде распорядка дня. Мичманские ванны были вычищены и заполнены горячим супом и какао, которые вместе с горячими булочками с сосисками были все время в наличии. Со склада выдавались сигареты и продукты, обеспечивалось приготовление импровизированных блюд. Я был поражен всеобщим спокойствием, особенно среди раненых в ангаре, число которых увеличилось за счет экипажа "Эдинбурга". Мне повезло, потому что мой рундук находился на незатопленной жилой палубе, поэтому у меня было много сухой одежды. Я раздал ее своим нуждающимся друзьям» (по Шигину, с 303). К этому времени командование конвоя вызвало к торпедированному крейсеру свои эсминцы, к которым присоединились советские «Гремящий» и «Сокрушительный». Правда, у них заканчивалось топливо и они спустя час повернули к своей базе, договорившись о возвращении, а спустя некоторое время их заменили наш сторожевик «Рубин» и четыре английских тральщика. По каким-то причинам наши эсминцы так и не вернулись.

Казалось, положение стабилизировалось, но это было обманчивое, чисто внешнее впечатление, потому что из Северной Норвегии к подбитому крейсеру из Киркинеса на севере Норвегии устремились «Нарвики». Их артиллерия по калибру практически не уступала главному калибру «Эдинбурга», не считая, разумеется, торпедных аппаратов. 1 мая около 15 часов немецкие эсминцы вышли на конвой QP-11, вступив в бой с эскортом, потопив один транспорт под советским флагом («Циолковский»), экипаж которого был спасен кораблями эскорта. Поняв, что расправиться с транспортами из-за активного сопротивления эскорта не удастся, командир соединения немецких эсминцев капитан 1-го ранга А. Шульце-Хенрикс решил отыграться на подбитом «Эдинбурге», направив к нему все три своих корабля.

В 6 час. 17 мин. следующего дня флагман Шульце-Хенрикса эсминец «Герман Шеманн» в тумане наткнулся на охранявший «Эдинбург» тральщик «Харриер» и завязал с ним перестрелку, тем самым предупредив Фолкнера и Бонхэм-Картера. На «Эдинбурге» вести огонь могла только вторая носовая башня, которая вторым залпом добилась попадания в «Шеманна» и вывела его из строя. Два оставшихся немецких эсминца бросились в торпедную атаку на противника, поразив его еще одной из семи выпущенных торпед. Теперь участь «Эдинбурга» была решена, хотя экипажи двух немецких эсминцев были заняты спасением тех, кто остался в живых на «Шеманне». Два немецких эсминца подобрали 224 человека, оставив на плотах и в шлюпках еще 56 человек, которые позднее были спасены своими подводными лодками. В 9 ч. 30 м 2 мая «Шеманн» затонул, а спустя 20 минут за ним последовал и «Эдинбург», предварительно передав оставшихся в живых на свои тральщики. Всего на британском крейсере погибло 57 моряков, помимо 23 раненых, переданных на корабли эскорта.

По Кеннеди, когда крен на крейсере превысил 17°, «контр-адмирал Бонем-Картер приказал Фолкнеру снимать экипаж. 440 человек перешли на "Госсхаммер", остальные 350 на "Харриер". Последними крейсер покинули командир и контр-адмирал. 800-тонные тральщики оказались настолько перегруженными, что все личные вещи и ценное оборудование пришлось оставить на борту обреченного крейсера — с собой офицеры взяли только бинокли, вахтенный журнал и списки личного состава…

Когда я вышел на палубу, эвакуация шла полным ходом. Крейсер настолько погрузился, что его палуба находилась почти на одном уровне с палубами тральщиков. Первыми грузили раненых… Паники не было. Все организованно выстроились вдоль лееров, и как только освобождалось место, по очереди прыгали на палубу тральщика. Их команды помогали переправе… Потом мы все спустились вниз, приняли по рюмке крепкого рома, и, к счастью, не атакуемые ни подводными лодками, ни самолетами, со скоростью девять узлов направились в Кольский залив» (по Шигину, с 309—311). Когда корабли пришли в Полярный, Бонем-Картер первым делом, посетив «Рубин», выразил его командиру капитану 3-го ранга А.В. Жукову благодарность. Ни один из британских моряков демонстративно не пожелал общаться с экипажами «Гремящего» и «Сокрушительного». Причина, по которой они не вернулись к обреченному «Эдинбургу», за прошедшие десятилетия так и не получила объяснения. О золоте в погребах боезапаса одной из башен главного калибра «Эдинбурга» забыли на десятилетия. Удивительно, но описанная история спустя две недели повторилась с другим английским крейсером.

Залатав в Кольском заливе пробоину, полученную от собственной торпеды в бою 29 марта, легкий крейсер «Тринидад» 13 мая покинул Кольский залив в сопровождении солидного эскорта из британских эсминцев. Командование Северного флота выделило для прикрытия с воздуха шестерку «харрикейнов», которых позднее должны были сменить дальние истребители Пс-3, но не сменили — по каким-то причинам они оказались у побережья Северной Норвегии. Разумеется, противник воспользовался этим обстоятельством, и с утра 14 мая над англичанами зависли немецкие разведчики. К исходу суток экран радиолокатора на «Тринидаде» буквально не вмещал скопления немецких пикировщиков Ю-88 и торпедоносцев Хе-111, применивших новую тактику под названием «золотые клещи». В то время как «юнкерсы» отвлекали внимание зенитчиков, пикируя с высоты, «хейнкели» выходили на свои жертвы почти на бреющем, сбрасывая торпеды в упор, — это было так называемое топмачтовое бомбометание. За сорок минут немецкие самолеты предприняли, по подсчетам участников боя, больше двадцати налетов. Пока зенитчики на палубах и надстройках английских кораблей отбивали атаки торпедоносцев, вывалившийся из-за облаков одинокий пикировщик сбросил на «Тринидад» четыре бомбы, из которых две попали в цель, вызвав на корабле пожар и большие разрушения. Спустя два часа положение стало угрожающим и адмирал Бонем-Картер отдал приказ покинуть корабль, последним перейдя на эсминец «Сомали». Другой эсминец — «Матчлесс» — тремя торпедами добил несчастливый корабль под флагом несчастливого адмирала… Немцы продолжали преследовать английские корабли до вечера 15 мая на удалении в 350 миль от берега, используя наступление полярного дня, что сулило новые трудности в организации конвоев.

Складывающаяся военная и политическая обстановка требовала от Черчилля их продолжения и наращивания северных конвоев, несмотря на то, что руководство Адмиралтейства считало их гирей на шее, пользуясь каждым поводом, чтобы под любым предлогом избавиться от них, тем более что операции в Атлантике и на Средиземноморье более отвечали его интересам.

Все отмеченное во многом определило в ближайшем будущем самое неблагоприятное развитие событий для союзников на севере Атлантики и в арктических морях, где проходили северные конвои в Россию. На фоне непрерывного нарастания потока транспортов в северных конвоях — 19 в феврале, 43 в марте, и 74 в апреле, в целом с допустимыми потерями, неожиданной оказалась судьба 17-го конвоя, на котором в Россию направлялись 297 самолетов, 594 танка, 4246 грузовиков и 156 тыс. т других грузов.

Разгром этого конвоя нередко вспоминают как пример просчета разведки в деятельности британского Объединенного разведывательного центра (ОРЦ) морской разведки Великобритании, готовившего необходимую информацию для командования Королевского флота. Однако ОРЦ тут же довел до сведения первого лорда Адмиралтейства адмирала Паунда подготовленный немцами «План атаки очередного конвоя.

1) Воздушной разведке произвести обнаружение следующего на восток каравана, когда он достигнет острова Ян-Майен. Затем будут произведены бомбовые удары.

2) Карманные линкоры и шесть эсминцев направляются к Альтен-фиорду, а "Тирпиц" и "Хиппер" — в район Нарвика. Ожидается, что оба соединения могут приступить к выполнению операции, когда караван подойдет к шестому градусу восточной долготы. Совместная атака двумя группами надводных кораблей при поддержке подводных лодок и самолетов будет осуществлена, когда караван подойдет к меридиану острова Медвежий. Оценка информации A3». Последнее означало абсолютную надежность источника, одновременно при неполноте сведений, прежде всего времени начала операции.

Этот план операции «Ход конем» командующий адмирал Шниивинд составил на борту «Тирпица» 14 июня на основе данных своей разведки, в момент формирования конвоя в Хваль-фиорде (Исландии). Читателю предстоит убедиться как в надежности информации, так и в допущенных промахах обеих сторон при ее использовании, когда разведданные подгонялись под заранее принятое решение на более высоком уровне, но об этом ниже. А пока остановимся на хронологии этой операции в целом.

Конвой в составе 36 транспортов (коммодор Дж Даудинг держал свой флаг на транспорте «Ривер Афтон») покинул Хваль-фиорд на западе Исландии 27 июня в сопровождении шести тральщиков временного охранения. 30 июня к ним присоединились силы непосредственного охранения (шесть эсминцев, четыре корвета и две подводных лодки) под командой коммендера (капитана 3-го ранга) Дж Брума Ближнее прикрытие до острова Медвежий обеспечивалось крейсерской эскадрой (четыре единицы, включая «Тускалузу» и «Уичиту» под звездно-полосатым флагом) контр-адмирала Гамильтона, а дальним до острова Ян-Майен (линкоры «Дьюк оф Йорк» и американский «Вашингтон», а также авианосец «Викториес») командовал адмирал Тови. Для предотвращения выхода сил кригсмарине на просторы Баренцева моря из норвежских баз у Нордкапа была развернута завеса из подводных лодок в составе восьми английских, одной французской (силы Свободной Франции) и четырех советских.

Этой, казалось бы, всесокрушающей союзной армаде, нацеленной на советские порты, на берегах Баренцева моря противостояли силы немцев 5-го Воздушного флота (командующий генерал-полковник Шмундт) из 103 бомбардировщиков Ю-88, 7 торпедоносцев «хейнкель», 30 пикировщиков Ю-87, не считая 30 воздушных разведчиков, включая дальние четырехмоторные ФВ-200. Из кораблей кригсмарине навстречу PQ-17 приказом от 1 июля были брошены 11 подводных лодок, а 3 июля «Тирпиц» и «Лютцов» с пятью эсминцами начали выдвижение на север. При этом «Лютцов» и некоторые эсминцы получили повреждении корпуса при касании скального грунта, и далее в операции не участвовали, причем «карманный линкор» «Лютцов» с его шестью 280-мм орудиями главного калибра позднее заменили тяжелым крейсером «Хиппер» (восемь 203-мм пушек). Поскольку эскадренный бой надводных кораблей так и не состоялся, эта замена никак не отразилась на последующих событиях.

1 июля конвой PQ-17 был обнаружен дальним разведчиком ФВ-200, о чем известили Адмиралтейства. Практически одновременно немецкие подлодки установили контакт с конвоем в шестидесяти милях восточнее острова Ян-Майен. Они следили за конвоем практически непрерывно, на что охрана конвоя отвечала время от времени глубинными бомбами. На следующий день караван подвергся первой и безуспешной атаке двумя торпедоносцами Хе-115. Один из них был сбит зенитным огнем и совершил вынужденную посадку на воду. На глазах изумленных англичан второй «приводнился» рядом и принял на борт аварийный экипаж. 4 июля одиночный торпедоносец добился попадания в один из транспортов, который пришлось затопить. На нем погибли три моряка, а остальные перешли на спасатель «Замалек». В это время конвой PQ-17 находился на меридиане немецкой авиабазы «Банак» в расстоянии всего 300 миль, и в дальнейшем плавании к востоку должен был от нее удаляться.

Дальнейшие события по рейсовому донесению капитана советского танкера «Азербайджан» В.Н. Изотова развивались следующим образом: «В 2 ч. 50 мин. на судно №81 (транспорт «Кристофер Ньюпорт». — В.К.) были сброшены бомбы, был виден и слышен небольшой взрыв в районе спардека. Судно вышло из колонны и встало лагом. Видно было, как команда спускала шлюпки. Когда мы проходили мимо, были видны следы разрушения… в районе спасательного бота, которого на месте и не было, было повреждено левое крыло мостика. Никакого пожара, крена или заметного погружения судна в воду не было, судно стояло как невредимое, но команда спешно покидала судно, садясь на шлюпки. Оставленное судно долго было видно в таком же положении, как оно шло раньше в караване… Считаю, судно было брошено совершенно здоровое. С командора и судов эскорта не было никаких запросов на оставляемое судно, о степени серьезности его повреждения и возможности продолжения следования дальше. Команда пересела на спасательное судно («Замалек». — В.К.). В 3 часа к месту оставленного судна по распоряжению командора пошла подлодка № 615, шедшая в конвое, а в 3 ч. 20 мин. был слышен сильный взрыв, очевидно, лодка взорвала судно. Судно было брошено в широте 75º 40’ сев. и долготе 19° 51' вост.» (Конвои, с 247—248).

На исходе суток сам «Азербайджан» получил торпеду, хотя его судьба сложилась иначе. Поскольку это судно благополучно добралось до родных берегов, цитированный документ приобретает особую ценность для оценки событий в судьбе конвоя PQ-17, особенно в сочетании со свидетельствами других участников конвоя. Последствия одной из воздушных атак для «Азербайджана» Изотов описал следующими словами: «В 18 час, 20 мин. судно сильно вздрогнуло, послышался сильный взрыв, вся кормовая часть судна от грот-мачты скрылась за массой масла (груз танкера. — В.К.) и дизтоплива, взлетевшего вверх в огромный столб, высотою выше мачты, сверху охваченный огнем Судно рыскнуло влево и быстро начало крениться на правый борт и кормою погружаться в воду. Судно торпедировано с торпедоносцев… Приказал осмотреть место повреждения, одновременно приказал спустить шлюпки, так как по силе взрыва и месту предполагал, что повреждена машина» (Конвои, с 349). По результатам осмотра Изотов решил продолжать путь, вернув часть команды со шлюпок, и, чтобы не терять время в стремлении догнать конвой, не стал поднимать две шлюпки, отмстив также место торпедирования: 76° 00’ с.ш., 25° 15' в.д. в 50 милях на юго-восток от острова Надежды вблизи Шпицбергена.

«Перед дачей хода подошли спасательные суда и спасательные шлюпки для снятия нашего экипажа, так как они считали, что мы бросим судно. Когда мы сообщили, что судно бросать не будем, а пойдем дальше, они не верили, и требовали от меня, чтобы я им подтвердил… В стороне уже был брошен командой торпедированный… американский пароход. Всего кроме нас было торпедировано во время налета два судна» (Конвои, с. 250).

Во второй половине дня 4 июня боевые расчеты второго советского танкера «Донбасс», счастливо избежавшего участи «Азербайджана», сбили два вражеских самолета. Отчет капитана М. Павлова отметил детали боя: «На воде показались следы идущих на нас торпед, первая шла по направлению 7 и 8 танков. Дали полный ход, кормовое орудие и пулеметы открыли огонь по торпеде, разрывы были у самой торпеды, взяли право на борт, и торпеда прошла у самого ахтерштевня. В это время замечен след второй, идущей прямо на нос. Взяли лево на борт, и торпеда прошла в метре от носа теплохода» (Конвои, с 222),

Свои впечатления от налета сложились у командира непосредственного охранения комендера (капитана 3-го ранга) Брума с борта флагмана эсминца «Кеппел»: «В течение двух минут конвой перешел от мирного бытия к сумасшедшему дому и обратно к покою. Лишь на зеркальной глади моря остались три дымящиеся судна и три оранжевых костра, которые еще недавно были самолетами… Я обнаружил "Нэварино" и "Уильям Хупер", брошенными командами и тонущими за кормой конвоя.

Приказал "Хэлсиону" и "Бритомарту" потопить их артогнем. Я не знал количества погибших, но три спасательных судна подобрали уцелевших быстро. Мы видели, что русский танкер "Азербайджан" получил тяжелое попадание, но продолжал сражаться. Подойдя поближе, я обнаружил, что он "пробит, но счастлив" и может идти со скоростью в 9 узлов. "Ледбюри" подобрал четверых нацистских летчиков с резиновой шлюпки» (Конвои, с. 206).

Немцы на допросе показали, что метеорологи им обещали туман, и отпор зениток конвоя оказался для них неожиданностью. Брум, проходя на своем «Кеппеле» мимо торпедированного «Азербайджана», с удивлением обнаружил, что его «экипаж смеялся и пел. Пара шикарных дам приветливо помахала мне руками» (там же, с 208). Много ли моряку надо в дальнем вояже и опасностях войны!..

Между тем отчет Изотова в самом ближайшем будущем отмечает нарастание угрозы со стороны противника с непонятным усложнением обстановки: «В 19 ч. 30 мин. торпедоносец пытался приблизиться к судну, но метким огнем из орудий был отогнан. В 20 час 30. мин. суда конвоя заметно стали удаляться и начали расходиться из конвойного строя в обе стороны веером… В 21 час 00 мин. военная эскадра в составе четырех крейсеров и 9—10 эсминцев, охранявших конвой, прошла с правой стороны конвоя… В 21 час 30 мин. слева прошел обгонявший эсминец, шедший со стороны брошенных судов. В 22 час 00 мин. самолеты продолжали летать на горизонте кругом судна. Передали лампой по Морзе обгонявшему нас эсминцу. "Пожалуйста, охраняйте меня до тех пор, пока мы не соединимся с конвоем". На это эсминец ответил: "Конвой не будет вновь формироваться, очень сожалею, спасайтесь самостоятельно, советую вам держать на север, как позволит лед. Всего хорошего"» (Конвои, с 252).

Изотов не пишет о своей реакции на это известие, несомненно потрясшего его, как и других участников каравана PQ-17, включая командиров конвойных кораблей. Не случайно Гамильтон радировал командирам крейсеров: «Я знаю, что вам всем так же тяжело, как и мне, оставлять эти прекрасные суда» (Скофилд» с. 104). Командир эсминцев Брум прямо написал позднее: «Я не хотел приказывать этим прекрасным торговым судам двигаться дальше совершенно без защиты. Но как только сигнал взлетел на мачту, исправить что-либо было уже нельзя. Конвой PQ-17 прекратил существование… Ошарашенные корабли начали репетовать сигнал» (Конвои, с 227).

Получив приказ, коммодор (начальник) конвоя Даудинг на «Ривер Афтон» не поверил самому себе и заставил радиста получить приказ повторно, одновременно тщетно пытаясь отыскать в поле зрения биноклей хоть какие-нибудь признаки появления вражеской эскадры. Большинство капитанов транспортов просто стремились уйти подальше от места, в котором назревало настоящее избиение практически беззащитных судов, в лучшем случае способных огрызаться лишь собственными ограниченными огневыми средствами. Экипаж «Азербайджана» до захода во льды во второй половине дня 5 июля (где они надеялись укрыться от подводных лодок) по крайней мере дважды открывал огонь по атакующим воздушным целям, одновременно не прекращая прослушивать эфир, переполненный сигналами SOS и другой самой мрачной информацией. Маневр танкера явно пытались повторить и другие суда распавшегося конвоя, судя по силуэтам, то и дело возникавшим с разных направлений. К 18 ч. танкер догнали несколько кораблей бывшего непосредственного охранения, с одного из которых просигналили: «Линкор "Тирпиц" торпедирован двумя торпедами с советской подводной лодки. Поздравляем». Хотя эта информация оказалась неверной, главное заключалось в другом — немецкая эскадра ретировалась в норвежские базы, как только позволила себя обнаружить. Приказ Гитлера не рисковать крупными надводными кораблями выполнялся самым пунктуальным образом

Все последовавшее было описано в литературе так: «В воздухе и на море началась охота, которая вскоре превратилась в избиение. Первой жертвой стал "Эмпайр Байрон", торпедированный подводной лодкой 5 июля. К северу от него группа из четырех судов "Эрлетон", "Вашингтон", "Болтон Кастл" и "Паулус Портпер" стали жертвами пикировщиков и подводных лодок. Позднее "Панкрофт", следовавший в одиночестве, также пошел на дно. Вскоре после полудня подводная лодка перехватила и потопила судно коммодора "Ривер Афтон". Чуть позднее были потоплен "Карлтон". "Фейрфил Сити" и "Дэниель Морган" укрылись в полосе тумана, но к вечеру вышли из него и тут же были замечены немецкими самолетами. Три Ю-88 немедленно спикировали на первое судно, накрыв его бомбами, и оно тут же начало погружаться. "Морган" яростно отбивался и успешно уклонился от девяти серий бомб. Его орудие сбило два самолета, но потом его заклинило. Однако, последовали еще две атаки, и от близких разрывов разошлись швы корпуса. Судно начало принимать воду и экипаж покинул его. Подводная лодка поднялась на поверхность, чтобы добить его. Допросив моряков и указав им курс на ближайшую землю, лодка отправилась искать новые жертвы. Группа, состоящая из тральщика "Саламандер", танкера "Олдерсдейл", транспорта "Оушен Фридом" и спасательного судна "Зафаран" была атакована самолетами. Танкер и спасательное судно были потоплены. К счастью, "Саламандер" сумел спасти экипажи сразу после завершения атаки. Еще одной жертвой воздушной атаки стал "Питер Керр". Подводные лодки потопили "Хоному". В первые сутки побоища немцы потопили двенадцать судов, доведя общий счет потерь до 12. Это уже вдвое превышало потери любого конвоя, отправленного в Россию.

Но конец был еще далеко. На следующий день немецкие самолеты снова начали обыскивать Баренцево море. Они натолкнулись на идущий в одиночку "Пан Атлантик". Через несколько минут судно горело и тонуло» (Скофилд, с 106—107). Немецкие подводные лодки, предположив, что уцелевшие транспорты ушли к Новой Земле, направились туда же. С 6 по 8 июля они потопили «Хартлбюри», «Олопану», «Джон Уотсрспун» и «Алкоа Рейнджекр». Все эти суда направлялись на юг, в Белое море.

Везение сопутствовало советскому танкеру «Донбасс» с грузом льняного масла, капитан которого М. Павлов в своем рейсовом донесении отметил те же события, что и Изотов. Расставшись с «Азербайджаном» у кромки льдов, Павлов продолжил путь далее самостоятельно, испытав несколько атак с воздуха, во избежание которых старался заходить в скопления тумана. 5 июня он стал свидетелем гибели флагмана конвоя транспорта «Ривер Афтон», вблизи которого наблюдал всплытие немецкой подводной лодки. 6 июня Павлов принял на борт своего танкера 51 человека со спасательных шлюпок американского судна «Дэниел Морган». Американцы помогли своим спасителям в несении вахт, а артиллеристы из военной команды отремонтировали носовое орудие и в дальнейшем выполняли обязанности расчета под командой лейтенанта Е.В. Мортона. 8 июля «Донбасс» благополучно достиг Иоканьги, откуда перешел в Архангельск. Руководство Архангельска и представитель ГКО ИД. Папанин представили к наградам экипажи обоих советских танкеров, не забыв и американца Мортона с его комендорами.

Досталось и остаткам PQ-17, прорывавшимся в Архангельск из Маточкина Шара во главе со спасшимся коммодором Даудингом, которого снял с маленького спасательного плотика корвет «Лотус» недалеко от устья Маточкина Шара. По пути на юг они спасли многих моряков с погибших транспортов, ожидавших своей участи на спасательных плотах и шлюпках, но сами подверглись атаке «хейнкелей» уже у входа в Горло Белого моря, в напрасном ожидании прикрытия истребителями. «В результате близкими разрывами были потоплены еще два судна — "Хузиер" и "Эль Капитан". На "Самюэле Чейзе" в котлах полопалось множество трубок, компасы выбросило из нактоузов, но стойкий экипаж сумел спасти судно. Маленькое спасательное судно "Замалек" почти выбросило из воды близкими разрывами. Если бы "Замалек", переполненный спасенными моряками, был потоплен, потери в людях были бы ркасными… Два корабля ПВО мужественно защищали своих подопечных, так как лишь их тяжелые зенитки могли отбить атаку с большой высоты. О меткости их огня говорит то, что четыре немецких самолета были сбиты» (Скофилд, с 108). Достигнув Архангельска, Даудинг вместе с «Оушен Фридом» и «Самюэлем Чейзом» обнаружил здесь, кроме спасателя «Рэтлина», еще «Донбасс» и «Беллингхэм».

16 июля Даудинг во главе отряда из трех уцелевших корветов, охранявших прежде PQ-17, вышел к Новой Земле в поисках транспортов, переживших разгром. Спустя трое суток в губе Белушьей они обнаружили двенадцать моряков с «Олопаны», а в заливе Моллера наткнулись на «Уинстон Сайлем» и «Эмпайр Тайд», буквально набитый спасенными моряками в количестве 240 то ли душ, то ли тел. На следующий день в Маточкином Шаре его ожидала встреча с пятью судами, среди которых оказался и многострадальный «Азербайджан». «Тогда считать мы стали раны, товарищей считать»…

«Общее количество уцелевших транспортов достигло 11. Из 35 транспортов и 1 танкера, начавших переход, два судна вернулись назад, 13 транспортов и 1 спасательное судно были потоплены самолетами, 10 были потоплены подводными лодками. Немцы потеряли всего шесть самолетов.

Позднее стало известно, что немцы использовали 202 самолета для атак конвоя PQ-17, в том числе 130 бомбардировщиков, 43 торпедоносца и 29 разведчиков. Из 156 492 т грузов до цели дошли только 57176 т. Погибли 430 танков, 210 самолетов и 3350 автомобилей» (Скофилд, с. 110). Не считая подобранных в море и оказавшихся в немецком плену, погибло 153 моряка, о которых смело можно сказать — «срама не имут», наравне с уцелевшими.

Как часто случается, ошибки высшего командования самоотверженно пытались исправить рядовые и командиры нижнего звена, показавшие себя на общем фоне поражения самым достойным образом, даже если их действия были не в состоянии исправить ошибки Адмиралтейства. Таким примером являются действия лейтенанта резерва (в мирной жизни адвоката) Градуэлла в роли командира крохотного тральщика «Айршира» с экипажем из бывших рыбаков, который направился на северо-запад к острову Надежды, решив по пути «защитить одно или два судна, идущих в этом направлении, не нарушая приказа о рассредоточении», приказав пароходу «Айронклэд» следовать за собой, позже присоединив к нему транспорты «Трубадур» и «Сильвер Сод». Он смело вошел во льды, чтобы избежать атак подводных лодок, и потратил на камуфляж своих кораблей массу белил и муки, чтобы немецкие самолеты, пролетавшие всего в двадцати милях, не обнаружили их. Информация из эфира не давала бывшему адвокату, оказавшемуся неплохим военным моряком, необходимой информации, и он руководствовался лишь здравым смыслом. Приказал развернуть башни танков, находившихся на палубе, на юг, подать к ним боезапас из трюмов, погасить топки пароходов, чтобы дым из труб не демаскировал спрятавшиеся суда. Дождавшись прекращения сигналов бедствия в эфире, решил пробираться к Новой Земле, причем единственным навигационным пособием оказался карманный географический атлас. Когда Градуэлл довел подопечные транспорты до Новой Земли, их капитаны предложили ему неожиданное решение: транспорты затопить, а экипажам на «Айрширс» пробираться в Архангельск. Градуэлл холодно заметил, что подобные предложения противоречат целям похода PQ-17, и приказал готовиться к переходу в Маточкин Шар, куда прибыл 10 июля. Постепенно пролив наполнялся другими участниками конвоя PQ-17. Среди них был и танкер «Азербайджан», с пробоинами в бортах и изуродованной верхней палубой, который пришел из Русской Гавани на Новой Земле в сопровождении нашего минного заградителя «Мурман». Всего в проливе собралось до семнадцати вооруженных кораблей и торговых судов, судьба которых определилась в ближайшие дни.

Когда участники драмы, разыгравшейся в июле 1942 года в акватории Баренцева моря, догадались, что все пережитое ими определялось приказом на высшем уровне, у них возник вопрос как он вообще мог появиться? Много позже бывшие сотрудники Особого разведывательного центра рассказали, как первый морской лорд адмирал Паунд принимал это решение на основе доложенных ему сведений. Суть разведданых на вечер 4 июля заключалась в том, что еще утром «Тирпиц» и «Хиппер» присоединились к «Шееру» в Альтен-фиорде. Паунд настаивал: есть ли сведения о выходе «Тирпица» в море? Ему отвечали: нет. Стоит ли он на якоре в Альтен-фиорде? Очередной ответ не знаем, но будем знать от норвежской агентуры, как только он выйдет из Альтен-фиорда. Паунд задумался, но, возможно, последним решающим доводом оказалось мнение заместителя начальника Главного морского штаба адмирала Мура: если караван не распустить сейчас же, дальше будет поздно. Тогда Паунд отдал приказ конвою рассредоточиться. Б. Скофилд писал: «Паунд давно обдумывал эту ситуацию… И давно пришел к заключению, что роспуск конвоя будет самым правильным решением» (Скофилд, с. 101). Последний автор добавляет: «Противник быстро оценил преимущества, которые ему предоставило Адмиралтейство» (там же, с 105). У многих критиков Паунда (и не без основания) возникла версия (правда, недоказанная) о том, что он принес конвой PQ-17 в жертву в попытке выманить «Тирпица» подальше в море, с тем чтобы нанести по нему удар силами Тови и Гамильтона. Сам Черчилль полагает, что «адмирал Паунд, вероятно, не послал бы такого настойчивого приказа, если бы речь шла только о наших собственных английских военных кораблях. Но мысль о том, что наша первая совместная крупная англо-американская операция, осуществляется под английским командованием, привела бы к уничтожению двух американских крейсеров, так же как и наших собственных, возможно, нарушила уравновешенность, с какой он привык подходить к принятию таких чрезвычайно серьезных решений… В свете того, что стало известно в дальнейшем, решение о рассредоточении нужно признать опрометчивым» (Черчилль, с 423).

Между тем Гитлер дал добро на проведение операции «Ход конем» лишь в 11 час 37 мин. 5 июля, и немецкая эскадра покинула Альтен-фиорд только в 15 ч., о чем англичане в ОРЦ на тот момент еще не узнали. Вся операция «Ход конем» заняла мало времени: уже в 16 час 33 мин. 5 июля эскадру атаковала наша лодка К-21 (командир капитан 2-го ранга Лунин), хотя, судя по всему, безуспешно. Еще спустя час немецкая эскадра была обнаружена с воздуха англичанами, а в 20 ч. 30 мин. ее встретила английская лодка «Аишейкен». По результатам перехвата сообщений союзников в эфире, Гитлер, к разочарованию адмирала Шнивиндта, в 21 ч. 30 мин. отменил операцию «Ход конем».

К тому времени обильнейшая добыча уже была в поле зрения немецких подводников и летчиков, и они не упустили своего шанса. Гибель большей части транспортов PQ-17 явилась не только крупнейшим поражением союзников в Арктике, но и стала поводом для крупного политического скандала в «верхах», когда Сталин в письме Черчиллю от 23 июля посчитал «приказ Английского Адмиралтейства 17-му конвою покинуть транспорты… непонятным и необъяснимым». Объяснение последовало в Лондоне спустя пять дней, когда наш военный представитель адмирал НМ. Харламов назвал приказ Паунда ошибкой. Побагровев, Паупд закричал: «… Как ошибка? Я отдавал приказ! А что надо было сделать?»

Вмешался в попытке сгладить конфликт морской министр Александер, объявив Адмиралтейство лучшим морским штабом в мире. Посол И.М. Майский, согласившись с этим суждением, добавил, что даже английские адмиралы порой не безгрешны. Мрачный юмор Майского заставил взорваться Паунда: «Завтра же буду просить премьера, чтобы назначил вас вместо меня командовать британским флотом!»

К тому времени у главы Британского кабинета накопилась масса поводов для личной встречи со Сталиным, среди которых первое место занимала проблема второго фронта, который он не собирался открывать в 1942 году. Думается, сэра Уинстона больше волновала другая проблема — а не повторит ли лидер Советского Союза новый вариант Брестского мира? Убедившись в несостоятельности своих опасений, он не мог не пойти на уступки со своей стороны, «ради морального значения проявления духа товарищества с русскими» (Черчилль, с 532), и одновременно попытаться реабилитировать себя в глазах русского союзника за PQ-17. С этих позиций следует рассматривать все, что связано со следующим конвоем PQ-18.

Подготовка к очередному конвою началась с перегона 32 устаревших торпедоносцев «Хэмпден» на советские аэродромы, из которых только 23 добрались до места назначения. Что хуже, на одном из них, севшем в Норвегии, немцы захватили важную документацию, раскрывавшую им цели и задачи намеченной операции.

По сравнению с PQ-17 намечался ряд важных новых изменений. Так, предполагалось присутствие двух танкеров-заправщиков на Шпицбергене, впервые в северных конвоях предполагалось использовать авианосец и т.д. В конвое участвовало 40 транспортов, два корабля ПВО, оправдавших себя в PQ-17, три эсминца, 4 корвета и 4 тральщика. В усиленную эскадру охранения под командой контр-адмирала Барнетта (флагман — легкий крейсер «Сцилла», со своими скорострельными 114-мм пушками чаще исполнявший роль корабля ПВО) входили авианосец «Эвенджер», 18 эсминцев, 3 тральщика и 2 подводные лодки. Еще семь подводных лодок были развернуты вдоль норвежского побережья. Два танкера-заправщика ожидали этот конвой в одном из фиордов Шпицберена, в готовности выйти навстречу.

В этом конвое впервые принял участие участи первенец американского судостроения — транспортное судно типа «Либерти» «Патрик Генри», способное доставить по назначению в своих пяти трюмах до 9 тыс. т груза, отличавшееся простотой конструкции и, соответственно, ограниченными затратами времени для своей постройки. Если «Патрик Генри» был построен за 250 дней, то в будущем этот срок удалось сократить до чуть более месяца. Тем самым события в войне на море определялись гонкой в строительстве американских «Либерти» и немецких подлодок. Построив свыше 2700 таких судов, американцы способствовали победе союзников на море, хотя моряки долго привыкали к этим судам, которые, по слухам, строились из расчета на один рейс. Их слабым местом считались сварные швы корпуса, которые моряки называли «губной помадой», хотя известны только три случая, когда этот недостаток стал причиной гибели судов. Около двухсот из них погибли в процессе военных действий, а уцелевшие бороздили акваторию Мирового океана еще на протяжении четверти века после войны.

2 сентября конвой PQ-18 из Лох-Ю (Шотландия) в составе 40 судов (включая шесть советских) под командованием контр-адмирала Э.К. Боддем-Уитэма тронулся на север и за Гебридскими островами попал в сильный шторм, задержавший встречу с кораблями непосредственного охранения (два корабля ПВО, три эсминца и по четыре корвета и траулера). 9 сентября их встретило эскортное соединение контр-адмирала Барнетта для сопровождения на дальнейшем пути.

Немецкие ВВС дважды обнаруживали конвой 8 и 12 сентября, причем в отсутствии Барнетта с частью своего соединения, занятого оборудованием базы снабжения на Шпицбергене, для обеспечения возвращавшегося из России конвоя QP-14. 12 сентября эсминец «Фолкнор» потопил немецкую подлодку U-88 (командир капитан-лейтенант X. Бахман), но сутки спустя караван понес первые потери—американский транспорт «Оливер Элсуорт» и советский «Сталинград» (капитан А. Сахаров). Только с советским судном на дно ушли 18 танков, 300 т олова, 400 т порохов, боеприпасы, продовольствие и многое другое, причем из 87 человек экипажа спаслось 66. Самолеты с «Эвенджера» заставили вражеские подлодки отказаться от дальнейших атак, но 13 сентября немецкие торпедоносцы навалились на конвой всей своей мощью. По словам артиллерийского офицера с транспорта «Натаниель Грин»: «Мы заметили орду торпедоносцев над самой водой впереди конвоя по правому борту. Самолеты кружили и летели прямо на нас, и мы открыли огонь из всего, что имели. Один самолет, пересекший наш курс, получил прямое попадание из 76-мм орудия и рухнул в воду. Еще два самолета были сбиты нашими пулеметами и упали у нас слева по борту. Самолеты пролетали так близко, что из пулеметов промахнуться было просто невозможно» (Смит, с 93). Не менее эффектно работал скорострельный главный калибр из 114-мм орудий «Сциллы»: «Первые восемь снарядов разорвались вдалеке над водой перед правофланговым самолетом, однако, он продолжал лететь, не обращая внимания на разрывы. Внезапно самолет качнулся из стороны в сторону, и от него повалил черный дым. Затем он дернулся, словно пьяный, вправо, а его товарищ справа подпрыгнул, как тюлень. Но тут оба самолета столкнулись и рухнули в воду, подняв столб брызг» (там же, с 93).

На войне как на войне: сбивая вражеские самолеты, англичане сами несли потери. Немцы применили тактику «золотого гребня», когда строем фронта торпедоносцы атаковали конвой поперек, одновременно сбрасывая торпеды. Бодем-Уитем удачно противопоставил им свою новинку в маневре — одновременный поворот всех судов в девяти колоннах навстречу угрозе: в этом случае торпеды проходили между колоннами. Однако в двух колоннах сигнал флагмана не приняли, и последствия оказались страшными. Позднее один из участников событий вспоминал, как «пять кораблей получили попадания, моряки покидали их, многие плыли в нашу сторону. Один корабль, получив попадание, взорвался, другие горели, третьи медленно тонули» (Смит, с 102), среди последних оказался и наш транспорт «Сухона». Транспорт «Эмпайр Стивенсон» с грузом в 2000 т взрывчатки вознесся к небесам в полном смысле слова. С других судов картина его гибели выглядела в виде «колонны пламени и дыма. Когда она рассеялась, на поверхности не осталось ничего, лишь пятно нефти». Разумеется, спасшихся в подобных случаях не было, а последствия такого взрыва в полной мере испытали соседние суда: «На "Вакосту" налетела чудовищная ударная волна. Сила удара была такова, что на борту "Вакосты" полопались паро- и топливопроводы, приборы и точные механизмы вышли из строя, машины стали» (Смит, с 106). Очередной «хейнкель» сбросил торпеду так, что она, рухнув на крышку грузового люка, взорвалась уже внутри «Вакосты», причем, что удивительно, из экипажа никто не погиб, в отличие от самого судна. За 13 минут ценой гибели пяти самолетов немцы уничтожили восемь транспортов. Две колонны в конвое перестали существовать, а на месте их гибели остались пятна нефти, разбросанные группы людей, в шлюпках и на спасательных плотиках, в воздухе стоял запах сгоревшей взрывчатки, металла и человеческой плоти.

Учиться приходилось на ходу, и на следующий день навестившие караван немцы были встречены плотным огнем кораблей ПВО и эскорта, так что атакующие потеряли в первом же столкновении 11 машин, не потопив ни одного судна. Во второй половине дня еще 9 вражеских машин приняли холодные воды Баренцева моря, но и конвой потерял еще одно судно: транспорт «Мэри Лукенбах» с грузом 4000 т взрывчатки повторил судьбу «Эмпайр Стивенсон», но в более грандиозном варианте, напоминавшем извержение вулкана

Это событие настолько потрясло свидетелей гибели транспорта, что в их рассказах присутствуют очевидные противоречия. Одни считают, что судно было потоплено врезавшимся в него самолетом, другие толкуют о торпеде, многие утверждают, что взрывом был уничтожен сам атаковавший самолет или даже несколько. На соседних судах, испытавших воздействие этого взрыва, в первый момент решили, что сами стали жертвой вражеских торпед. Часто находившаяся на верхней палубе прислуга зенитных орудий выпрыгивала за борт и позднее подбиралась спасательными судами. Когда колонна судов проходила место гибели «Мэри Лукенбах», среди многочисленных изуродованных до неузнаваемости обломков можно было разглядеть несколько автомобильных покрышек и чью-то шляпу — все, что осталось от солидного судна и его экипажа.

Реакцию на судах каравана на подобное зрелище было нетрудно представить. Когда поврежденный «хейнкель» «приводнился» между колоннами транспортов и его экипаж выбрался на крылья, чтобы сдаться в плен, «от носовых эрликонов нескольких торговых судов к людям на крыле протянулись трассы. Внизу под нами застучал пулемет "брен" и раздраженный голос прокричал: "Прекратите, ради Бога! Дайте им шанс!" Но трассы с торговых судов продолжали лететь, и одна за другой черные фигуры падали с крыла в ледяное море» (Смит, с 185). На войне как на войне, особенно когда участники боя перестают контролировать себя.

Среди многочисленных свидетельств участников конвоев многие отдают дань уважения русским морякам, не забывая отметить, как профессионалы, и присущие нам недостатки: «Экипажи русских транспортов отличались высокой дисциплиной и были составлены из хороших моряков. Они имели репутацию очень смелых людей и никогда не оставляли корабль, если оставалась хотя бы малейшая возможность спасти его. Русские любили свою страну, гордились своей задачей, и в то же время они постоянно находились под бдительным присмотром комиссаров… Большинство советских судов были маленькими и старыми. Они имели угольные котлы, которые не позволяли развивать высокую скорость» (Смит, с 36). Сами союзные моряки оценивали прежде всего свою работу со сдержанной профессиональной гордостью, присущей морякам, как это сделал адмирал Боддем-Уитем: «Немцы утверждают, что мы не сможем использовать северный маршрут, но ответ предельно прост — мы сделали это» (там же, с 257).

Не забывали участники конвоев особые, характерные события. В книге П. Смита (Смит, с 233) приведен удивительный разговор в кубрике крейсера «Сциллы» накануне прибытия в Архангельск: «Здесь есть один цветной, который хорошо поет… Он говорит, что плыл на "Мэри Лукенбах", — добавил мой собеседник Крайне удивленный, я подошел к этому человеку. Наверняка никто бы не мог спастись после того ужасного взрыва, но вот нашелся один счастливчик

— Вы действительно с "Мэри Лукенбах"? — спросил я.

— Да, сэр! — кивнул толстяк, радостно улыбаясь.

— Но ведь с нее не спасся ни один человек, — заметил я.

— А я вот спасся, — ответил коротышка. — Я шел по палубе с чашкой кофе для старика (капитан на морском жаргоне. — В.К.), когда бух! — и я оказался в воде в полумиле от судна» (Смит, с 233).

Окончательно судьба конвоя PQ-18 определилась у мыса Канин Нос, в котором свою роль сыграли эсминцы Северного флага. Это обстоятельство было отмечено как: иностранными источниками, так и бывшим командующим Северного флота адмиралом Головко.

К 16 сентября 1942 года три немецких подлодки еще были замечены вблизи каравана из двенадцати участвовавших в атаках, но вскоре подводникам был отдан приказ переключиться на обратный конвой QP-14. Теперь на караван PQ-18 обрушились удары немецкой авиации. Соответственно, Барнетт переводил ближнее охранение конвоя на решение новой задачи. «Кроме "Эвенджера" и его боевых эсминцев, Барнетт взял с собой корабль ПВО "Алинбэнк", танкеры "Грей Рейнджер" и "Блэк Рейнджер" и две подводные лодки. С конвоем PQ-18 остался корабль ПВО "Ольстер Куин" и его собственный эскорт из 3 эсминцев, 3 тральщиков, 4 корветов, 4 траулеров. Однако, на следующее утро конвой встретили 2 больших русских эсминца и 2 сторожевика. Эсминцы были вооружены 130-мм орудиями с углом возвышения до 45° и двумя зенитными 76-мм орудиями. Это пополнение оказалось очень кстати. Когда 18 сентября в 8.20 конвой огибал Канин Нос, его снова атаковали немецкие самолеты. 12 торпедоносцев Хе-111 зашли на конвой с правой раковины и сбросили торпеды с дистанции 3000—4000 ярдов. Хотя, по мнению коммодора, суда легко могли уклониться, "Кентукки" получил попадание торпеды. Через час торпедоносцы провели еще одну атаку, но успеха не добились. Одна эта атака совпала по времени с атакой пикировщиков Ю-88. "Кентукки" получил попадание бомбы, которая и решила его судьбу. Истребитель "харрикейн" с САМ — судна "Эмпайр Морн", который до сих пор был пассивным свидетелем происходящего, поднялся в воздух и сумел сбить 3 немецких самолета, а еще один повредил. Пилот благополучно сел на русском аэродроме… При отражении атак очень большую роль сыграли русские эсминцы. Вечером 19 сентября конвой подошел к бару Двины, но прежде чем корабли вошли в порт, начался сильный шторм, который бушевал весь следующий день. Кораблям пришлось искать защищенную якорную стоянку, по в это время появилась группа Ю-88 и в течение часа бомбила конвой. К счастью, немцы успеха не добились. 21 сентября три судна вошли в порт, которые ранее сели на мель и оставались под охраной "Ольстер Куин". Немцы попытались отомстить за свои потери и предприняли последний налет, атаковав сидевшие на мели транспорты. Но и здесь удача им не улыбнулась.

Из 40 судов, которые 2 сентября покинули Лох-Ю, 13 погибли, несмотря на значительно более сильный эскорт, который сопровождал этот конвой. Но следует отметить, что до сих пор ни один из конвоев не подвергался таким сильным и продолжительным воздушным атакам, в которых участвовало до 100 торпедоносцев и такое же количество горизонтальных и пикирующих бомбардировщиков» (Скофилд, с. 136—137).

На подходах к Горлу Белого моря конвой прикрывали до 20 дальних истребителей Пе-3 под командованием полковника Житькова, который использовал свои экипажи с расчетом непрерывного присутствия своих машин над конвоем. Описание этого сражения глазами советских летчиков приведено со ссылкой на участвовавшего в нем К.С. Усенко: «С рассветом 19 сентября подполковник А.В. Жатьков сразу же направил четверку истребителей Пе-3 бис во главе с майором С.С. Кирьяновым на поиск союзного конвоя. Он обнаружил его в 40—50 километрах севернее мыса Канин Нос.. Время нахождения над конвоем определено 2 час 30 мин.

Только отразили атаку торпедоносцев, как из-за облаков вывалилась новая группа фашистских бомбардировщиков Ю-88. Вода вокруг транспортов забурлила, покрылась многочисленными всплесками от взрывов авиабомб… Все корабли охранения и зенитные орудия с транспортов и боевых кораблей ведут интенсивный огонь по вражеским самолетам, которых оказалось много. Майор Кирьянов бросается на перехват бомбардировщика Ю-88 и сразу же сбивает одного, а ведомый повреждает второго. В это время наша четверка выскакивает на союзный конвой и проходит по его окраине, а четверка Кирьянова вдоль конвоя с обратной стороны. Мы совместно вступаем в защиту кораблей, просматриваем воздушное пространство и водную поверхность и обнаруживаем снятие экипажа с поврежденного транспорта («Кентукки». — В.К.) на сторожевой корабль. Противника над конвоем мы не находим, и внимательно наблюдаем, чтобы он не подошел… Вскоре с юга на конвой снова выходит Ю-88, и четверка истребителей Кирьянова бросается к нему на перехват. Враг открывает заградительный огонь, а когда его нервы начинают сдавать, бросает бомбы и уходит в облака.. Богомолов идет в атаку по торпедоносцам, а мне приказывает атаковать немцев, нападающих на конвой с севера. Новая группа торпедоносцев следует на боевом курсе, а наши корабли ведут по ним огонь из орудий главного калибра. Перед торпедоносцами встают многометровые столбы воды, вздыбленные страшной силой взрывов тяжелых снарядов. Напряженность боя нарастает. Мы стараемся угадать пути движения торпедоносцев, чтобы перехватить их по выходе из атаки. Вот они уже перед концевыми кораблями охранения, один из них цепляется за водяной столб, круто разворачивается и с креном ударяется о воду. Остальные гитлеровцы начинают сбрасывать торпеды, их стрелки ведут обстрел судов конвоя, и вдруг в воду сваливается следующий фашистский торпедоносец.

Пара истребителей Пе-3бис майора Богомолова атакует выходящих из боя «хейнкелей». Я занимаюсь вторым звеном торпедоносцев… Перед носом моею самолета проносятся вееры трассирующих пуль, выпущенных немецким стрелком. Осмотрелся и вижу, что над кораблями торпедоносцев нет, а очередная атака фашистов отражена… Вскоре к нам подходит четверка капитана И.С. Щербакова. Она заступает нам на смену и начинает вести патрулирование, а наша четверка истребителей идет на аэродром Ягодник» (Быстрова, с 144—146). Интересно, что почти все источники отмечают большое число случаев, когда взрыватели немецких торпед не срабатывали.

Поскольку англичане по поводу описанных событий полагают, что «значение этого маленького столкновения чудовищно преувеличено» (Смит, с. 220), остается предоставить слово советской стороне в лице командующего СФ адмирала Головко: «…Гитлеровцы наметили, как выяснилось, главный удар по конвою. Соблазн лая них был велик. Общее количество судов конвоя теперь около восьмидесяти — целый флот. Из них 28 транспортные суда с грузами. Больше 100 тыс. т. Как же противнику, столько ждавшему, столько ходившему вокруг да около, упустить такой случай?

Мы в свою очередь подготовились к встрече, к отпору прежде всего кораблями. "Урицкий", "Куйбышев" также вступили в охранение конвоя. Сейчас в нем у Канина Носа и наши, и английские корабли плюс слабое воздушное прикрытие — самолеты, выпускаемые катапультами с палуб больших транспортов. Еще на рассвете над конвоем для защиты с воздуха подняты аэростаты заграждения, создающие поразительное зрелище. Даже на аэрофотоснимках конвой выглядит огромным плавучим городом. Он следует несколькими колоннами, с двух сторон прикрытый миноносцами и другими кораблями… Конечно, удар по конвою немецко-фашистское командование задумывало как одновременно комбинированную атаку подводными лодками и самолетами. Однако авиация противника запоздала. Наши корабли бомбометанием отоптали подводные лодки противника и вынудили их отстать. Второй фашистский самолет-разведчик появился над конвоем в десять утра..

Немедленно по радио было передано сообщение по флоту и открыт огонь из всех боевых средств: зенитных пушек, пулеметов, орудий главного калибра, что больше всего удивило англичан — они впервые видели стрельбу из орудий главного калибра по низко летящим самолетам. Концевые корабли конвоя первыми открыли огонь, усиливая его по мере приближения торпедоносцев. "Гремящий" открыл огонь из орудий главного калибра всем бортом, а также из 76-миллиметровок с дистанции около 70 кабельтовых. Большинство торпедоносцев вынуждено было сбросить торпеды на большом расстоянии даже от концевых транспортов…

Первая воздушная атака (торпедоносцев и бомбардировщиков одновременно) была отбита, но в ходе ее противнику удалось подорвать торпедой одно из транспортных судов (американский транспорт "Кентукки'')… Следующие воздушные атаки были раздельными. Сперва напали бомбардировщики. Их попытки перейти в пикирование потерпели неудачу, интенсивный огонь с кораблей и транспортов заставил фашистских летчиков отказаться от атаки.

Тогда на смену бомбардировщикам снова пришли торпедоносцы. Они устремились в атаку с того же направления (с кормы) двумя эшелонами (в первом двенадцать, во втором шесть самолетов). Результат оказался плачевным для них. Эффект дистанционной 130-миллиметровой гранаты, впервые примененный нами в этом бою, был таким, что ни один вражеский самолет не сумел достичь дистанции сбрасывания торпед. В общей сложности бой у Канина Носа продолжался два часа двадцать пять минут… а вражеская авиация потеряла 15 самолетов. Два из них сбиты артиллеристами "Гремящего", два — артиллеристами "Сокрушительного", и один — артиллеристами "Куйбышева". Массированный, комбинированный (пусть гитлеровцы называют как хотят) удар но конвою был сорван отличными действиями наших кораблей,.. Из 40 транспортных судов достигли конечного пункта 27. Потеряны: до начала сопровождения нашими кораблями — 12 транспортов, из них 9 были лишь подорваны торпедоносцами и подводными лодками противника, но добиты и уничтожены эскортными кораблями; и в операционной зоне Северного флота — один транспорт, также добитый английским эскортным кораблем. Цифры говорят сами за себя. (Отметим, что в зоне ответственности Королевского флота караван находился 15 суток, а Северною флота — только двое, что определялось его возможностями. — В.К.)… Своевременным развертыванием сил по маршруту конвоя в местах, куда нацеливает удар противник, и своевременным изменением курса потери конвоя можно свести к минимуму, даже в самых невыгодных условиях для атакуемой стороны. Интересно, что скажут на все это противники союзных конвоев в северные советские порты» (Головко, с 138—142). Они и сказали, прервав движение северных конвоев на целых восемь месяцев, не прекращая, однако, поставок через Иран и Дальний Восток, не считая так называемых «капельных рейсов» одиночными судами. Перерыв на Севере, очевидно, находился за пределами компетенции командующего Северным флотом.

Особое место в событиях 1942 года занимает гибель эскадренного миноносца СФ «Сокрушительный» при защите конвоя QP-15, возвращавшегося на запад. В нашей литературе по поводу этого конвоя лишь упоминается, что входившие в него 26 транспортов и 11 кораблей эскорта в сильный шторм рассеялись. По зарубежным источникам следует, что немцы на его пути развернули у Медвежьего очередную завесу из 8 подлодок, «однако затяжные шторма расстроили планы как немцев, так и англичан» (Скофилд, с 150). Правда, немцы потопили два транспорта, остальные благополучно добрались до Исландии.

Для Северного флота эта проводка обошлась гибелью эсминца «Сокрушительный», хроника которой четко прослеживается по дневнику Головко, начиная с первой радиограммы с аварийного корабля около 13 часов 20 ноября: "Отвернул от конвоя, лег на курс 190, ход пять узлов". Тут же комментарий Головко: "Почему такой ход? Что-нибудь стряслось с котлами? Или сдают крепления? Предполагать беду не хочется, но майская история с "Громким", у которого на волне оторвало нос, не выходит из головы. Полтора часа гадаем — в чем дело. Около 15 часов 30 минут приносят радиограмму, подписанную Курилехом (командир корабля. — В.К.): "Авария надводного корабля, широта 73 градуса 30 минут, долгота 43 градуса. Имею повреждения, хода дать не могу". Такая же информация поступает в 17 часов с конкретным указанием: "Нуждаюсь в помощи"» (Головко, с 144). Командующий Северным флотом не просто правильно оценил ситуацию, но верно предвидел будущее: «"Громкого" мы спасли, а вот на спасение "Сокрушительного", учитывая место, время года и условия, в которых произошла авария, надежды мало. Хорошо, если спасем людей… Курилех сообщил, что "Сокрушительный" более шести часов не продержится, так как затопляет корму, вернее то, что теперь следует считать кормой…Уже полдень, а корабль держится на плаву. Радиограммы продолжают поступать, причем тон донесений очень спокойный» (там же, с. 145).

На самом «Сокрушительном», со слов уцелевших, приводимых В.В. Шигиным в книге «Загадка золотых конвоев», события развивались так. Комендор А.В. Табалдыкин, находившийся в 5-м кубрике вместе с 10—12 моряками, около 14 часов 22 ноября, «услышав жуткий треск и увидев, как корму тут же повело в сторону, я понял, что нельзя терять ни секунды, и выскочил через 4-й кубрик в тамбур… Еще мгновенье — и корму эсминца оторвало по 173-й шпангоут. Корма перевернулась и затонула. Вскоре раздался сильный взрыв глубинных бомб, остававшихся на ней… Корабль потерял ход, но механизмы продолжали работать… Еще сутки корабль дрейфовал на север. Корабль имел креп на левый борт (примерно 10°) и вскоре стал обрастать льдом. Все способные вышли на палубу по авралу. Они стали скалывать лед и сбрасывать за борт все, что было не нужно: якоря, цепи, торпеды… Работами на верхней палубе руководил главный боцман Сидельников… На вторые сутки пришел на помощь эсминец "Разумный", но все попытки взять оставшуюся на плаву часть корпуса "Сокрушительного" не увенчались успехом. Тогда "Разумный" воткнулся в полубак аварийного эсминца, и моряки "Сокрушительного" стали прыгать к нему на борт. Удачно прыгнул только краснофлотец Петров. Несколько североморцев упали между кораблями и погибли» (по Шигину, с. 278).

Матрос Никифоров вспоминал, что помимо двух электриков из румпельного отделения среди погибших с кормой оказалось четверо недавно прибывших на корабль «молодых матросов, которые так укачались, что не могли встать с коек и попытаться перебежать на уцелевшую часть корабля… Один из них успел выскочить на палубу, но корма к этому времени уже отошла на 7—8 метров, и он успел лишь нам помахать рукой… После того как оторвало корму и корпус "Сокрушительного" стал на 26 метров короче, верхняя палуба покалеченного корабля немного ушла в воду. Качка прекратилась…» (по Шигину, с 280).

Отметим, что «Разумный» подошел к аварийному эсминцу 21 ноября в 17 ч. 55 мин., а спустя 20 минут подошли два старичка «новика» времен Первой мировой — «Куйбышев» и «Урицкий», зарекомендовавшие себя в условиях зимнею Баренцева меря гораздо лучше «семерок» предвоенной постройки, не говоря о бывших рыболовецких траулерах, превратившихся в сторожевики и тральщики.

По рассказу Никифорова, с подошедших эсминцев на «Сокрушительный» пытались передать буксирный конец, однако толстый пеньковый канат, не выдержав нагрузки, лопнул. То же произошло и с якорной цепью. «Убедившись, что эсминец не взять на буксир, командир дивизиона приказал приступить к спасению личного состава, испытав все возможные средства, начиная со шлюпок. Судя но его рассказу, офицерский состав "Сокрушительного" практически не вмешивался в происходящее, и спасением экипажа аварийного эсминца руководили командиры пришедших на помощь эсминцев. В конечном результате остановились на двух рискованных способах спасения людей.

Первый заключался в использовании подвижных беседок. перемещавшихся по концам, связывавшим корабли, что требовало от обоих "новиков" настоящей цирковой эквилибристики на вздымавшихся волнах, которые пытались успокоить, сливая за борт соляр. Этим путем были переправлены на "Куйбышев" и "Урицкий" и офицеры "Сокрушительного", между которыми Никифоров отметил споры о первенстве. "Этот позорный случай, — отметил Никифоров, — произошел в присутствии большого количества краснофлотцев—дисциплинированно выстроившихся на палубе, и удивительно, что спорщиков возмущенные матросы не выбросили за борт. За эти художества они… впоследствии угодили в штрафной батальон".

Поскольку командир корабля капитан 3-го ранга Курилех сказался больным, матросы на руках перенесли его на полубак, посадили в беседку и переправили на "Куйбышев". Этим они оказали командиру "медвежью услугу", и впоследствии за преждевременный уход с гибнущего корабля трибунал вынес ему самый суровый приговор» (по Шигину, с, 287). Когда концы стали лопаться, пришлось прибегнуть к более суровому способу.

Этот второй способ заключался в переправе людей связками по девять человек в спасательных кругах по бушующему морю. Никифоров был спасен именно этим способом: «До меня за бортом в море уже находилось трое, я прыгнул четвертым. Оставшиеся пятеро готовились на палубе к переправе на палубе. В воде поругивались, вода-то холодная, около 0°… Наконец все девять человек в воде, и нас потянули к кораблю-спасателю. Волна такая высокая, что его и вовсе не видно. Настроение невеселое, но страха я не испытывал… Веревки вмиг обрезали, и меня, как мешок, спустили по трапу в жилую палубу» (по Шигину, с 290).

Переправив этими способами на «Куйбышев» 179 моряков, а на «Урицкого» еще 11 (не считая одного спасенного «Разумным»), спасатели на остатках топлива, только-только чтобы вернуться в Полярный, покинули «Сокрушительный». На корабле осталось 15 моряков во главе с командиром минно-торпедной части старшим лейтенантом Аскаревым. Прибывшие к месту аварии тральщики ТЩ 36 и ТЩ 39 ничего не обнаружили.

Возвратимся, однако, к конвоям PQ, точнее, к их закономерностям на протяжении 1941—1942 годов, включая «Дервиш». Во-первых, наблюдается отчетливое возрастание количества транспортов в конвоях, с 7 в «Дервише» до 39 в PQ-18. Во-вторых, одновременно возрастают потери в транспортах с одного в PQ-7 до 23 в PQ-17, всего до 50 во всех конвоях PQ. В-третьих, отчетливое нарастание немецких потерь: от двух подводных лодок при атаках на конвой PQ-13 до трех в PQ-18 помимо 20 самолетов: всего при атаках конвоев PQ немцы потеряли только шесть подлодок. В-четвертых, возрастает количество американских транспортов в конвоях с одного в PQ-11 до 20 в PQ-16 и PQ-17. В-пятых, вне всякого сомнения, указанные перевозки советская сторона собственными силами не смогла бы осуществить. В-шестых, конвои PQ наряду с транспортами понесли большие потери в кораблях эскорта, включая два крейсера, подлодку и два эсминца. В-седьмых, потери в обратных конвоях QP в транспортах примерно вдвое были меньше, чем на пути в советские порты.

Сходные изменения наблюдаются также среди эскортных сил, а также у нападающей стороны, усилия которой (несмотря на отдельные успехи) не остановили непрерывного наращивания союзной помощи сражающейся России. Что касается перерыва в этом процессе, то он был вызван не противодействием немецкой стороны, а определялся другими причинами.

После боя у Канина Носа в регулярной проводке союзных конвоев наступил длительный перерыв в связи с событиями на Средиземноморском театре военных действий, более важных с точки зрения британского Адмиралтейства Возникшая ситуация с северными конвоями требовала поисков новых вариантов доставки военных грузов в наши северные порты. После того как в июле 1942 года в Архангельск прорвались четыре британских эсминца с грузом боеприпасов и новыми орудийными стволами взамен расстрелянных на кораблях ПВО «Паломарес» и «Позарика» из эскорта PQ-17, настала очередь транспортных судов прорываться поодиночке.

Из Исландии в августе вышли советские транспорты «Фридрих Энгельс» и «Беломорканал», оказавшиеся в Баренцевом море в разгар операции «Вундерланд» (описана в следующей главе), и тем не менее успешно завершившие свое плавание. Эти одиночные рейсы в условиях радиомолчания сопровождались приключениями, требовавшими неожиданных самостоятельных решений, без надежды на помощь со стороны. Так было на «Фридрихе Энгельсе» (капитан К.В. Касьянчук) при встрече в тумане с вражеским сторожевиком у берегов Шпицбергена, его успешном расхождении с «Шеером» при заходе на Диксон и т.д. Состояние экипажа в этих «приключениях» один из моряков определил «как в очереди на прием к зубному врачу». Тем не менее сами участники капельных рейсов не считали, «что идти в одиночку было опаснее, чем в сопровождении конвоя. Для нас, первыми открывшим движение "по каплям", скорее наоборот: фашисты ждали более крупную добычу, да и обнаружить идущее в тумане судно им было гораздо труднее, чем конвой, занимающий пространство в десять—пятнадцать квадратных миль».

Подобными событиями отмечен и рейс парохода «Беломорканал» (капитал С.В. Куницкий), включая посадку на мель, расхождение с вражескими силами у Новой Земли и в Карском море, потребовавшими изменения маршрута вместо Диксона на бухту Кожевникова в море Лаптевых и т.д.

В проведении этих рейсов нашим судам везло больше, чем направлявшимся в наши порты из Исландии. Из 23 транспортов под красным флагом, отправленных на запад с конца октября до конца года, погиб только танкер «Донбасс» (капитан В.Э. Цильке). Счастливо избежавший гибели в несчастном конвое PQ-17, 5 ноября он наткнулся на отряд немецких эсминцев, отбивался до последнего снаряда, и после ожесточенного боя лишь четырнадцать моряков из его экипажа (включая капитана) оказались в плену.

В ноябрьских рейсах из Исландии из 13 транспортов три вернулись в обратно. Судьба остальных распределилась поровну — половина пришла в советские порты, половина погибла. Таким образом, наблюдается большая разница в потерях у судов в направлении к Исландии и во встречном направлении. Скорее всего, это объясняется активностью немецкой разведки на этом острове, где для нее сложилась благоприятная обстановка.

Едва ли не самая тяжкая доля из их числа выпала нашему пароходу «Декабрист» (капитан С.П. Беляев)… После потопления вражескими торпедоносцами у острова Надежды (Шпицберген) до суши добралась лишь одна шлюпка (из четырех) с девятнадцатью моряками, которые за исключением троих, один за другим погибали на негостеприимном арктическом побережье. Оставшиеся в живых, пережив зиму, были вывезены немецкой подлодкой, проводившей разведку перед созданием немецкой метеостанции на острове.

Особое положение в военно-морской истории Великой Отечественной войны занимает участие судов Морфлота в составе союзных конвоев на Северном ТВД. Количества наших судов было недостаточно для перевозки грузов от союзников, которые приступили к организации специальных конвоев по опыту еще Первой мировой войны. Первое же советское транспортное судно «Чернышевский» (водоизмещением 3600 т) принявшее участие в конвое зимой 1941—1942 годов в конвое PQ-7 из 11 транспортов, оказалось самым малым среди остальных. В дальнейшем количество наших судов в союзных конвоях существенно возрастало до пяти (PQ-16), и лишь однажды — до шести в PQ-18, из которых два («Сталинград» и «Сухона») были потоплены противником в сентябре 1942 года. Это были первые потери наших судов на пути в советские порты, хотя ранее наши суда в таких плаваниях лишь получали повреждения («Старый большевик» из PQ-16 и танкер «Азербайджан» в PQ-17). Главная претензия союзников к нашим судам состояла в их тихоходности, поскольку они задерживали движение караванов.

Однако первая гибель нашего транспорта при плавании в союзные порты произошла еще в марте 1942 года — это была «Ижора», отставшая от конвоя QP-8, направлявшаяся на запад. Видимо, не случайно позднее ее судьбу разделили «Киев» (в конвое QP-10), «Циолковский» (QP-11), «Родина» (QP-13) и «Кузнец Лесов» (QP-15). К отмеченным пяти, со стартом так называемых «капельных рейсов» (плаваний в одиночку без связи в эфире и прикрытия военными кораблями) к началу 1943 года добавились еще три судна (танкер «Донбасс» и сухогрузы «Уфа» и «Красный партизан»). Для подобного рейса предназначался и транспорт «Щорс», погибший на немецкой мине в Печорском море в октябре 1942 года. В подобном плавании, но уже направляясь в советские порты, при воздушном налете погиб транспорт «Декабрист», и в итоге количество погибших наших транспортов в походах между нашими и союзными портами составило всего 11 судов из 27 участвовавших к сентябрю 1942 года. Если же учесть 20 участников капельных рейсов с их минимальными потерями, всего перевозку грузов от союзников проводили 47 наших судов, из которых погибло менее четверти. Очевидно, взаимодействие с союзниками позволило нам максимально использовать ограниченные возможности нашего транспортного флота на Севере, где не случилось чего-либо похожего на Таллинский прорыв на Балтике или массовой гибели судов от авиации противника, как на Черном море. Вместе с тем перевозка грузов по ленд-лизу нашими 47 судами на фоне других участников этой грандиозной морской транспортной операции на Севере в 1941—1945 годах в количестве 738 транспортов, доставивших свыше 4 млн. т вооружений, топлива и продовольствия, не выглядит внушительной, отражая наши реальные возможности того времени. Кстати, и наши потери в судах оказались существенно выше, чем у иностранцев, где они составляли, по официальным данным, лишь до 7%. Определенно союзные моряки больше ценили достоинства наших экипажей, чем судов. Руководство страны — наоборот.

Ближний каботаж, традиционный для Севера, также отличался своими особенностями, прежде всею из-за плохих транспортных условий на суше, которые оставались такими же и в военную пору. Как правило, в каботажных плаваниях использовались сравнительно небольшие суда, несопоставимые по размерам и тоннажу с участвовавшими в союзных конвоях, а грузопоток в каботаже оставался в сравнении с дальними морскими перевозками небольшим. В частности, снабжение морской пехоты, удерживавшей в 1941—1944 годах важнейшие позиции на полуостровах Средний и Рыбачий, проводилось в основном мотоботами и сравнительно небольшими судами, мобилизованными из рыболовного флота.

Тем не менее события каботажного плавания по-своему показательны для сопоставления в рамках происходившего на ТВД в 1941—1945 годах, тем более что они при активном противодействии противника проходили как в одиночку, так и в составе конвоев. Неудивительно, например, что первые потери произошли в Белом море на морских коммуникациях, соединяющих Архангельск с Кандалакшей, по которым происходила переброска войск на Карельский фронт. Здесь 18 августа 1941 года вскоре после отхода из Кандалакши подорвался на мине грузопассажирский пароход «Поморье», водоизмещением около 1000 т, с которым погибло 60 человек экипажа и пассажиров. 18 октября немецкая подлодка U-132 потопила пароход «Аргунь» у маяка Городецкий в Горле Белого моря, при воздушном налете та же участь постигла у мыса Харлов.

10 июля 1942 года пароход «Вишера», дедвейтом 3500 т, в сопровождении двух кораблей эскорта направлявшегося из Кольского залива в Архангельск на установку дополнительного оборудования. Видимо, к потерям в каботажных операциях следует отнести и гибель спасательного буксира «Шквал» от немецкой мины.

Результаты конвоев PQ в 1941—1942 годах в количественных показателях выглядят весьма солидными, даже несмотря на значительные потери. В них участвовало 739 транспортов, из которых противник пустил на дно 62, или 7,8% от общего количества. В обратных конвоях QP из 739 транспортов было потоплено 28, или 3,8%. Этими конвоями в наши порты было доставлено 24 400 автомашин (ушло на дно с погибшими транспортами 8422), 3276 танков (потеряно 1226), 2665 самолетов (соответственно, 656), 614 664 т боеприпасов и военного имущества (утрачено 232 433 т), жидкого горючего 69 483 т (из которого ко дну пошло 7373 т), не считая продовольствия, в котором наша страна испытывала серьезные затруднения, в связи с потерей территорий, производящих основную массу сельхозпродукции. Читатель сам в состоянии оценить приведенные цифры, сравнив их с потерями на советско-германском фронте по известному изданию «Гриф секретности снят».

По случаю наступающего Нового 1943 года выдающийся американец, знавший о войне на суше и на море не понаслышке, прислал, советскому народу, изнемогавшему в схватке с фашизмом, свои поздравления, в котором были такие слова: «Вы спасли мир от сил варварства в 1942 году, оказывая сопротивление одни, почти без помощи. К концу года были предприняты наши первые усилия…» Эти слова полностью относятся и к нашим морякам и полярникам начала Великой Отечественной, а также к участникам союзных конвоев независимо от флага.


Загрузка...