Война в Арктике. 1941—1945

Глава 4. ВОЕННЫЕ ЧУДЕСА В СТРАНЕ ЧУДЕС

«С момента начала войны между Японией и США возник проект установления регулярного судоходства и осуществления рейсов военных кораблей и торговых судов по Северному морскому пути между Японией и Германией, чтобы таким образом противодействовать блокаде союзников. Для этого немецкие военные корабли должны были оказать давление на советский флот в Карском море» (Майстер, с 199). Попытка осуществления подобного замысла на практике вылилась в операцию «Вундерланд» («Страна чудес»). Словно оправдывая свое название, эта операция выглядит классической авантюрой по совокупности причин:

1) немцы не располагали прогнозом ледовой обстановки, когда возможности боевых кораблей в ледовых условиях становились непредсказуемыми,

2) у них практически отсутствовала радиоразведка в акватории Карского моря, поскольку специалисты кригсмарине еще не расшифровывали наши коды, применяемые в ГУ СМП,

3) наконец, удаленность Карского ТВД от немецких баз в Северной Норвегии.

Единственный плюс для кригсмарине — советское командование, несмотря на весь предшествующий опыт осуществления плана «Барбаросса», пребывало в уверенности в невозможности подобной авантюры, что на языке военных называется неверной оценкой возможностей противника. Стратегические просчеты обеих сторон предстояло исправлять на тактическом уровне нашим морякам и полярникам нижнего звена, что привело к целой серии таких чудес, которые до настоящего времени не получили своего объяснения.

Правда, в окончательном виде «Вундерланд» ставил целью лишь парализовать советское судоходство на западном участке Северного морскою пути путем уничтожения транспортных судов с востока, как предполагали немцы, с грузами от союзников. Разведка кригсмарине не смогла подтвердить или опровергнуть японскую информацию о прохождении Берингова пролива 1 августа мощным конвоем в составе четырех ледоколов и 19 транспортов, но ожидала появления этих судов спустя три недели или месяц в Карском море. Какой-то умник из разведки кригсмарине посчитал Амдерму возможной заменой Мурманска и Архангельска из-за близости ее к Воркутинской магистрали и удаленности от воздействия бомбардировщиков люфтваффе. Немцы даже предполагали, что этот арктический порт с его ограниченными возможностями соединяется железнодорожным путем с Воркутинской магистралью, что можно было легко проверить воздушной разведкой, — по каким-то причинам не проверили.

Подводным лодкам отводилась вспомогательная роль, в основном в качестве ледовых разведчиков и отвлекающих сил, поэтому их было выделено всего три: U-601 (командир капитан-лейтенант Грау), U-251 (капитан-лейтенант Тимм) и U-255 (капитан-лейтенант Хармс). Непосредственно «Вундерланду» в прилегающих водах на западе предшествовала целая серия отвлекающих маневров, с целью до последнего момента скрыть ее главную задачу, что в значительной мере немцам и удалось. В частности, U-601 в поисках разбежавшихся судов конвоя PQ-17 27 июля уничтожила артиллерийским огнем две летающие лодки на рейде полярной станции Малые Кармакулы и частично разрушила саму полярную станцию. Получив приказ на передислокацию к мысу Желания, Грау вблизи Белушьей губы еще 1 августа утопил транспорт «Крестьянин» с грузом угля, с которым погибло пять человек, дав возможность остальным добраться на шлюпке до жилых мест.

Совсем иначе развивались события в Печорском море при нападении U-209 (командир капитан-лейтенант X. Бродда) на караван барж у острова Матвеев 17 августа, когда были потоплены две баржи с грузом обмундирования и людьми и уничтожены суда-буксировщики, направлявшиеся из Хабаровска в Нарьян-Мар. Особо в документах Архангельскою архива со слов спасшихся отмечено следующее: «Всплывшая на поверхность подводная лодка в упор расстреливала из пулеметов спасавшихся вплавь людей. Всего погибло 305 человек, из них: судовой команды — 17 человек, пассажиров из местного населения — 17 человек, вольнонаемного состава лагеря — 23 человека, заключенных — 245 и освобожденных от заключения 3 человека. Спасено 23 человека, из них 2 заключенных» (Северные конвои, 2000, с 264).

Необходимо отметить, что подобные действия экипажа немецкой подводной лодки имели место еще до появления известного «приказа "Лакония"» от 17 сентября 1942 года по подводным силам кригсмарине, объявившего, что «спасение людей противоречит основополагающим правилам ведения войны, в которой корабли и команды противника подлежат уничтожению». Как известно, в любой войне среди командиров противостоящих сторон существуют примеры как прямого одичания, так и определенного стремления к ограничению такового по отношению к противнику. Немецкие подводники в этом отношении не были исключением, хотя вместе с остальными участниками руководствовались правилами неограниченной войны на море. Несомненно, капитан-лейтенант Бродда должен был бы предстать перед судом как преступник, но его подлодка со всем экипажем спустя десять месяцев была утоплена американскими ВМС у берегов Гренландии. Вместе с тем морская война в Арктике, оставаясь неограниченной, дает примеры, когда немецкие подводники избегали преднамеренного истребления спасавшихся людей. Тем не менее в сентябре 1943 года появился приказ о потоплении судов-спасателей, хотя такие случаи были известны еще со времен PQ-17 («Зафаран»).

В августе 1942 года активность немецких подводных сил у берегов Новой Земли возрастала с каждым днем. 20 августа Т-39 и Т-58 (вооруженные рыболовецкие тральщики) отогнали U-209 и U-456 (капитан-лейтенант Тейчерт) от входа в Белушью губу. Видимо, эти лодки позднее безуспешно атаковали у полуострова Гусиная Земля СКР-18 (ледорез «Литке», командир С.В. Гудин). Такая активность подлодок противника у западного побережья Новой Земли не могла не привлечь внимания наших военных, особенно после атаки утром 25 августа 11-255 (командир Хармс) полярной станции на мысе Желания. Это нападение произошло настолько неожиданно, причем в условиях скверной видимости, что наши полярники не поняли, происходил ли обстрел с надводного судна или подводной лодки, хотя станции был причинен минимальный ущерб. Неудивительно, что «предприимчивый командир подводной лодки при возвращении заработал себе этим хороший выговор» (Майстер, с 209). Эти опасения в руководстве кригсмарине были тем обоснованней, что «Шеер» 18 августа с трудом избежал встречи с советскими судами, совершавшими одиночное плавание из Исландии, у северных пределов Новой Земли, в значительной мере благодаря радиолокатору, которыми не обладали советские суда.

Тревогу должно было вызвать у нашего командования исчезновение в Карском море 19 августа транспорта «Куйбышев», сообщившего открытым текстом время прибытия к Диксону и потопленного U-601. Это судно не успело сообщить о нападении подводной лодки, и место его гибели на мелководье было обнаружено позднее по мачте, возвышающейся над морем, и шлюпке с трупами двух моряков на одном из островов поблизости. Несомненно, признаки нарастания угрозы нападения уже вырисовывались, но не получили должной оценки с нашей стороны.

Только 24 августа Папанипа (представителя Государственного Комитета Обороны) посетил старший морской офицер военной миссии Великобритании Монд. «По сведениям нашей разведки, — сказал Монд, — несколько дней назад фиорды Северной Норвегии тайно покинул "Шеер". Наши самолеты потеряли его из виду, и мы не знаем, где он находится сейчас

Я немедленно поставил в известность командование Северного флота и отправил на Диксон А.И. Минееву (начальнику морских операций западного сектора Севморпути. — В. К) телеграмму, в которой сообщал, что, возможно, на арктических коммуникациях появится вражеский рейдер, и требовал принять меры предосторожности. Штаб сразу же оповестил об этом все суда в море и береговые полярные станции» (Папанин, с 289). Поскольку наметилось очевидное опоздание в принятии мер с нашей стороны, его объяснение у представителей гражданского и военного ведомств существенно расходится.

По объяснению командующего Северным флотом адмирала Головко, после атак немецких подлодок 21 августа у Белушьей губы (Новая Земля) «сутки спустя мы предупредили руководителей Главсевморпути о возможном появлении надводного вражеского рейдера у Новой Земли» (Головко, с 124 — 125). Правда, Головко тут же приводит важное уточнение: «Сведения о том, что крупный надводный корабль противника находится уже в районе внутренних арктических коммуникаций, флот получил только спустя полутора суток после появления его там» (Головко, с 124 — 125). Авторы монографии «Краснознаменный Северный флот» вообще не касаются проблемы предвидения действий немецкой стороны, как и крупнейший специалист по истории Арктики советского времени М.И. Белов в четвертом томе «Истории открытия и освоения Северного морского пути». Получается, что в истории с рейдом «Шеера» прав оказался И.Д. Папанин, предвидевший подобный разворот: «Николай Герасимович, — просил я наркома Военно-Морского флота адмирала Кузнецова, — отмените приказ о демонтаже батареи, оставьте пушки на Диксоне.

— Эти пушки нужнее на передней линии обороны, а у вас они год без пользы стоят.

Я понимал, что Кузнецов действует в интересах фронта, но согласиться с ним полностью не мог. Штаб Северного флота прислал на Диксон отряд артиллеристов-монтажников, подогнал туда СКР "Дежнев" и баржи, и моряки начали готовить пушки к отгрузке» (Козлов, Шломин, с. 283). Все дальнейшее является иллюстрацией того, как адмирал с церковно-приходским образованием (но на своем месте), оказался провидцем там, где спасовали его несомненно более образованные и, главное, обладавшие военным опытом оппоненты. Как обычно, ошибки руководства исправляют, не жалея себя, рядовые: так было на суше в 1941-м, повторялось в конвое PQ-17, так же получилось в Карском море в августе 1942 года.

Тем временем немцы продолжали отвлекать внимание наших военных от Карского моря, где предстояло развернуться основным событиям операции «Вундерланд», для чего приступили к бомбежкам Архангельска, результаты которых в документах обкома ВКП(б) отражены следующим образом: «При воздушном налете противника на город Архангельск ночью с 24 на 25 августа сброшенными зажигательными бомбами вызван ряд пожаров, которыми уничтожены Канатная и Трикотажная фабрики, 65 домов, 23 других строения. Кроме того, фугасными бомбами причинены серьезные повреждения телеграфной, телефонной и трамвайным линиям. Убиты 51 и ранены 102 человека. Благодаря принятым мерам большинство очагов пожаров ликвидированы в начале их возникновения и наиболее крупные пожары были потушены к 6 часам утра 25 августа» (Северные конвои, 2000, с 264 — 265).

Рядовые архангелогородцы воспринимали бомбежки эмоционально, однако не теряя рассудка, что важно для военных условий. Вечером 24 августа молоденькая учительница Зина Щеголихина приготовилась высаживаться с рейсового пароходика на Красную пристань в центре Архангельска: «А там вдруг из громкоговорителей несется: "Воздушная тревога! Воздушная тревога!" Быстро появляется трап. Пассажиров торопят с выходом, предлагают немедленно пройти в бомбоубежище… Первые, кто открыл туда дверь, отпрянули. Бомбоубежище была загажено и оттуда шла ужасная вонь. Тогда нас заставили лечь с правой стороны управления порта. Здание дрожит, около нас падают осколки зенитных снарядов. Страшно. Земля сырая. Кто-то пытается встать, но нас опять заставляют лечь. Кажется, здание рухнет и погребет всех под собой. Но, удивительно, многие считают, что эта тревога учебная.

Вдруг стало светло. Это зависли яркие "фонарики", осветительные и зажигательные бомбы. Они медленно пускались на город. В глубине города вспыхнуло огромное пламя, а потом раздался страшный взрыв. По-моему, это территория канатной фабрики. Через несколько минут в разных частях города появляются новые очаги пожаров и слышны глухие разрывы фугасных бомб… Там мой дом! Вдруг разбомбили?

Лишь около четырех часов утра объявили отбой воздушной тревоги. После шестичасового лежания на земле едва стою на ногах, но тревога за родных заставляет спешить… Не успела дойти до дома, как загудели сирены, и снова воздушная тревога. Опять гул самолетов, хлопки зениток. Улица опустела. Дежурные опять пытаются задержать меня… Подхожу к калитке. Постояла с закрытыми глазами, наконец, вошла во двор. Там, дрожа от страха, сидят на узлах мама и сестра.. За нашим домом сгорело много построек. Исчезли многие дома на улице Холмогорской» (Барашков, с 114). Кинооператор Владислав А4икоша, снимавший борьбу горожан с пожарами, стал свидетелем другой сцены: «Мое внимание привлек Дом профсоюза моряков, на нем во весь фасад висел огромный портрет Сталина Из окружавших окон языки пламени со всех сторон набросились на его лицо, и оно, к моему ужасу, будто бы от страшной боли в судорогах, наморщив лоб и брови, стало коробиться, а рот из-под охваченных пламенем усов взывал о помощи» (там же, с 115).

Между тем в самом центре Карского моря операция «Вундерланд» приближалась к своей кульминации. Поскольку боевое столкновение сторон происходило на фоне очевидных взаимных упущений, в мемуарах и позднейших исследованиях эти события представлены в очевидной попытке представить свои действия в выгодном свете.

«Шеер» оставил Нарвик еще 15 августа с эскортом из четырех эсминцев, с которыми расстался у острова Медвежий. Отсюда он направился к северным пределам Новой Земли, где спустя трое суток встретился с U-601, сообщившей командиру «Шеера» капитану 1-го ранга Мендсен-Болькену сведения о ледовой обстановке. Продолжив поход в центральную часть Карского моря и встретившись с многочисленными ледовыми полями, к своему удивлению, он убедился в отсутствии активного судоходства Молчал и эфир на волнах советских станций. Ничего не подозревающее советское руководство между тем отправило с Диксона еще 18 августа конвой из восьми транспортов и двух танкеров в сопровождении двух ледоколов («Красин» и «Ленин» с английским танкером «Хопмаунт») в направлении пролива Вилькицкого без какого-либо воздушного или военного сопровождения. Уже 20 августа немецкий корабельный воздушный разведчик «Арадо» обнаружил конвой в районе острова Кравкова, и в другой ситуации судьба конвоя могла бы оказаться трагической. Однако немцы неверно определили направление его движения, а кроме того, явно путались в оценке непривычной обстановки, прежде всего ледовой, так что практически трехдневные воздушные разведки не привели к конкретному результату. Кроме того, Мендсен-Болькен получил от своего командования сведения о приближении каравана с востока, и, казалось бы, все его усилия должны были бы быть направлены к проливу Вилькицкого, чего, однако, не произошло по совокупности опять-таки сугубо арктических причин, включая туман, не позволявший немцам определить даже собственное местоположение. В результате они теряли драгоценное время вместе со своим воздушным разведчиком, который, потерпев аварию, был уничтожен огнем с борта «Шеера». По сути, немецкое руководство на исходе августа должно было расписаться в неготовности в использовании крупных надводных кораблей в условиях Арктики, но им повезло — у острова Белухи в архипелаге Норденшельда в полдень 25 августа с улучшением видимости сигнальщики «Шеера» увидали одинокое советское судно.

Практически одновременно на Диксоне с «Сибирякова» было принято сообщение о встрече с неизвестным военным кораблем, текст которого в разных изданиях несколько отличается, оставаясь однозначным по сути: в Карском море — противник, что однозначно раскрывало суть операции «Вундерланд». Первым переговоры противников опубликовал Е.М. Сузюмов, находившийся в это время на Диксоне в штабе морских операций: «В 13.17 Диксон и другие арктические радиоцентры приняли от "Сибирякова" тревожную радиограмму. Радист сообщал, что впереди обнаружен неизвестный крейсер, и просил следить за ними.

В 13.27 было получено новое сообщение: "Крейсер запрашивает состояние льда"; "Сибиряков" повернул к берегу…

В 13.34 с "Сибирякова" передали, что крейсер идет его же курсом, гонится за ним, запрашивает клотиком состояние льда, предлагает спустить флаг.

В 13.38 с "Сибирякова" сообщили, что крейсер назвал себя "Сисияма"…

В 13.47 радист "Сибирякова" передал: "Ну, началась канонада".

В 13.48 новое короткое сообщение: "Нас обстреливают".

В 13.55 связь с радиостанцией "Сибирякова" оборвалась».

В этом коротком репортаже отражена вся суть безнадежного сражения старенького ледокольного парохода (вооружение четыре 76-мм и две 45-мм пушки) против своего грозного противника.

Сведения немецкой стороны в основном подтверждают эти события, одновременно сообщая важные детали: «"Сибиряков" немедленно повернул к берегу острова Белуха и очень удачно замаскировался с помощью дымовых шашек, одновременно открыв огонь по немецкому крейсеру из всех орудий. "Адмиралу "Шееру" удалось вторым залпом попасть в цель. Всего было произведено шесть залпов из 280 мм орудий, из них половина — обеими башнями. В советский ледокол попало, видимо, четыре снаряда, и он после некоторого маневрирования потерял ход. "Адмирал Шеер" в 12.45 прекратил огонь… а "Сибиряков" продолжал стрелять, охваченный пламенем, но не добился попаданий. Наконец, в 13.15 русское судно затонуло на ровном киле; "Адмирал Шеер" спустил шлюпку, которая спасла 21 человека» (Майстер, с 205).

По рассказу спасшегося боцмана А.Т. Поплавского, «они накрыли пас своими снарядами. На корме орудия и расчеты снесло. На носу загорелось горючее. На корме были артиллерийские погреба, под самой деревянной палубой хранились снаряды. И они не взрывались, а просто летели оттуда…. На правом борту собралась группа людей. Я подошел туда, там оказался и капитан Качарава. Был он сильно ранен… в одной тельняшке. Нашел фуфайку, надел на него и нагрудник… Я смотрю — дело безвыходное. Или здесь гореть, или что-то надо делать. Вокруг всего судна горел бензин… Горит радиорубка. И из машинного отделения тоже пламя. Все это рядом со шлюпкой… Всего в шлюпке оказалось девятнадцать человек — половину из них пришлось спускать только на носилках. Кто был легко ранен, сам сходил. Не помню, ставили ли мы штормтрап. Мы ведь от воды недалеко были, скорей всего, что спускались по концам… Когда катер "Шеера" подходил к нам, то задача у нас стала такая — ликвидировать все документы, которые были с собой. Уговорились не говорить, что с нами капитан… Когда подошел катер и стал нас забирать, в это время "Сибиряков" начал тонуть….Насчет того, что носовая пушка еще долго вела огонь — это так… Носовые пушки были дальше от разрушений, поэтому они стреляли дольше» (Правда Севера, 11 ноября 1986 года).

В безнадежном бою экипаж «Сибирякова» и его командование сделало самое главное — ценой собственной гибели раскрыло операцию «Вундерланд», тем самым обрекая ее на провал. Отметим, что моряки «Сибирякова» вели огонь и радиопередачу вплоть до гибели судна, а в плену не выдали своего раненого капитана Качараву, лишив тем самым противника источника важнейшей информации.

Сообщение о гибели «Сибирякова» и присутствие «Шеера» на трассе Севморпути вызвало переполох у всех, кто отвечал за возникшую ситуацию, тем более что реально противопоставить немецкому «карманному линкору» было просто нечего. Тут же после гибели «Сибирякова» Папанин (понимая, чем для него может обернуться разгром каравана в Карском море) напрямую обратился к Сталину с жалобами на отсутствие защиты со стороны Северного флота. Соответственно, 26 августа, по Головко, «в 20 часов 36 минут я доложил о мерах, принимаемых нами для защиты арктических коммуникаций.. 27 августа в 1 час 5 минут командир наблюдательною поста Новый Диксон… доложил: "В трех милях на запад с моря приближается неизвестный военный корабль"» (Головко, с 128 — 129). Таким образом, защита Северного флота просто не успевала, и полярникам Диксона оставалось полагаться на собственные силы. Приказ о вывозе орудий тем самым терял силу, хотя батарея 130-мм пушек была уже погружена на баржу, а две 152-мм пушки-гаубицы старшего лейтенанта Н.М. Корнякова в готовности для погрузки на СКР-19 (он же «Дежнев») находились на причале. К моменту появления «Шеера» полярники успели эвакуировать детей и женщин на промысловое становище на реке Лемберовка, подготовиться к уничтожению документов Штаба морских операций и привести в боевую готовность ополчение из 60 стрелков с двумя пулеметами. В любом случае, силы атакующих и обороняющихся были несопоставимы ни по численности, ни по огневой мощи.

В создавшемся положении командир «Шеера» имел все основания попытаться «захватить остров Диксон внезапно, чтобы взять там пленных и ценные военные материалы» (Майстер, с 206). Правда, непонятно, о какой внезапности могла идти речь, если вечером 25 августа немцы перехватили текст предупреждения с Диксона: «Всем, всем. В районе берега Харитона Лаптева появился вспомогательный крейсер противника». Почему-то Майстер считает, что «русские не могли себе представить ясно судьбу ледокола («Сибиряков». — В.К.) и действия немецкого «вспомогательного крейсера» (Майстер, с 205). Единственно, в чем ошибались на Диксоне, это в оценке противника, принимая «карманный линкор» за вспомогательный крейсер. Важным недостатком замысла Мендсен-Болькена было отсутствие воздушного разведчика и надежной морской карты, тем не менее для осуществления своих намерений он собирался высадить на остров 160 — 180 десантников.

Для этого «сразу же после полуночи 27 августа был совершен прорыв во внутренний рейд порта Диксон. Русская радиостанция, находившаяся там, сообщила немедленно о том, что приблизился немецкий крейсер, но "Адмирал Шеер" заглушал передачу. Видимость опять ухудшилась, что очень мешало опознавать советские корабли, стоявшие в порту. "Адмирал Шеер" открыл огонь по советскому ледоколу "Таймыр" и по танкеру "Валериан Куйбышев". Оба советских судна были вооружены и открыли ответный огонь, при этом танкер вел точный и быстрый огонь, а "Таймыр" ставил дымовую завесу. Затем открыла огонь еще одна, до сих пор неизвестная береговая батарея, находившаяся на континенте напротив острова Диксон, так что "Адмирал Шеер" был вынужден два часа спустя прекратить бой. В оба русских судна имели место попадания, вследствие которых танкер взорвался и затонул. В немецкий крейсер попаданий не было, однако удачное задымление "Таймыра" помешало продолжить действия в районе порта, и из-за этого пришлось отказаться от высадки десанта. Советская береговая батарея выпустила около сорока снарядов, которые ложились рядом с целью. "Адмирал Шеер" прошел вдоль острова, лег на обратный курс и с запада повернул на север, обстреливая при этом расположенные на острове Медвежьем гидрографические знаки, маяки и радиопеленгаторы. Вслед за этим он обстрелял радиостанции и другие здания на острове, используя при этом всю артиллерию; в это время советская береговая батарея снова начала действовать, но она не добилась попаданий… Всего немцами было выпущено 77 снарядов тяжелой, 153 средней и 226 снарядов зенитной артиллерии. Советская береговая артиллерия стреляла с расстояния 13 км, однако снаряды падали от 500 до 2000 м от цели. Огонь, видимо, велся из 130-мм орудий» (Майстер, с 206 — 207).

С советской стороны описанные события выглядят существенно иначе. Никакого прорыва на внутренний рейд Диксона не было. Корабль противника лег на обратный курс, обходя остров Диксон с запада, оказавшись к 3 ч. севернее острова, причем избегая обстрела нашими тяжелыми орудиями на почтительном расстоянии. Командование «Шеера» не смогло правильно опознать наши суда, вооруженные лишь 76-мм пушками для защиты от нападения подводных лодок, не способные нанести существенный вред закованному в броню противнику. Между островом и материком находились три судна, из них наибольшее — ледокольный пароход «Дежнев» водоизмещением 7300 т, после вооружения (по четыре орудия калибра 76 и 45 мм, не считая двух пулеметов и стеллажей для глубинных бомб) превратившийся в СКР-19. Вооружение других судов — пароходов «Революционер» и «Кара» — не меняло сложившегося соотношения сил, но само присутствие последнего судна несло опасность для обороняющихся из-за груза в 250 т взрывчатки, о чем немцы, к счастью, не знали. Обладай командир «Шеера» этой информацией, нападение на Диксон имело бы совсем иной исход — но он не обладал… Смелость при отсутствии разведданных превращается в наглость.

Наибольшие потери достались СКР-19, на котором в артиллерийской дуэли с «Шеером» погибло пять моряков и еще два скончались позднее, не считая многочисленных раненых. Опасаясь затопления от вражеских снарядов, наши моряки отвели судно на мелководье, где оно легло на грунт. По словам командира СКР-19 А.С. Гидулянова, после боя его корабль представлял собой сплошное «исковерканное железо. Местами вздыбленная палуба. Зияющие пробоины в борту, убитые, раненые. Но никакой паники… Исключительно оперативно, без суеты, доктор Ю.Б. Брен, развернув в кают-компании лазарет, оказывает помощь раненым. Вся боцманская и аварийная команды… деловито занимаются исправлением повреждений». Много позже поэтесса отдала должное и защитникам Диксона, и опростоволосившимся адмиралам:

«Счастья луч зеленый» по праву достался и артиллеристам старшего лейтенанта Корнякова, чьи пушки были практически подготовлены для погрузки на «Дежнев», а не для боя. По воспоминаниям ее командира, «наша батарея находилась на причале, тракторов исправных не было, поэтому два своих орудия мы развернули на узкой (15 на 40 метров) площадке, соединяющей главный причал с берегом. На этой непригодной для огневой позиции площадке нельзя было даже укрепить сошники орудий… После первых же выстрелов станины орудий проломили бревна основания узкоколейки. Поэтому перед каждым выстрелом надо было поджать вперед, подложить сзади станины какой-либо лесоматериал, и только тогда ЗИС-5… накатывал орудие». Останавливаясь на сугубо технических деталях, сам Корняков вместе со своими батарейцами, не растерявшись, действовал сугубо по обстановке, не оставив в своих воспоминаниях места для переживаний. Артиллеристы в своих действиях были настолько стеснены, что часть ранений (к счастью, на батарее не оказалось погибших) была получена при откатах пушек. В таких условиях мог действовать только настоящий воин!

По опыту встречи с «Сибиряковым» немецкие моряки догадывались о характере сопротивления, которое могло ожидать их на Диксоне, не имея представления о характере обороны острова. Наиболее неприятным сюрпризом для них оказались именно 152-мм пушки батареи Корнякова. На мостике «Шеера» великолепно знали о том, что орудия этого калибра решили участь их «систершипа» «Адмирала Шпее» в знаменитом бою у Ла-Платы в Южной Атлантике в декабре 1939 года, о чем руководство кригсмарине каждый раз напоминало командирам надводных кораблей, отправляя их в дальний поход. Понятны трудности командира «Шеера» в принятии решения, оказавшегося в дымовой завесе под всплесками наших снарядов, в калибре которых он, как опытный профессионал, не мог ошибиться. И когда над островком Конус в проливе между Диксоном и материком с его топливной базой после падения немецкого снаряда к небу поднялся столб угольной пыли и дыма, Мендсен-Болькен мог посчитать свою задачу выполненной.

В рассказах старых полярников присутствует еще фактор дезинформации, возможно, сыгравший свою роль. Об этом рассказано в книге Н. Елагина «Побратимы Арктики» со слов известного полярного летчика А.Т. Стрельцова: «Весь день 26 августа опять летали, ночевали в Усть-Тарее на реке Пясине… На исходе светлой ночи взлетели и пошли на Диксон. Вдруг радист зовет меня и протягивает листок радиограммы. Читаю, и в толк взять не могу: "Командиру авиаотряду капитану Стрельцову. Срочно сообщите, когда намерены быть в Диксоне. Начальник штаба морских операций Западной Арктики Минеев".

Мать честная! Совсем они там с ума посходили — можно ли давать такой текст в открытую, когда идет война, и враг не дремлет! Да еще зачем-то понадобилось упоминать мое воинское звание, авиаотряд упоминать! Извертели листок в руках, покумекали, хотели было ответить шифровкой, как полагается, но подумали: раз начальство тебя раскрывает, значит — время не ждет… Ну и отбили открытым текстом, что через сорок минут предполагаем быть на Диксоне. И подпись — капитан Стрельцов.

Подлетаем к Диксону и глазам своим не вверим: все в черном дыму, повсюду следы разрушений, огромные воронки от снарядов, горят какие-то постройки, полыхает угольная база на острове Конус».

Летчики тут же получили задание проследить следование «Шеера», не приближаясь к нему на дистанцию огня, что и выполнили. Сам Стрельцов так резюмирует описанный эпизод «Выходит, желая напугать гитлеровцев, Диксон пошел на военную хитрость. Рассчитывая на то, что немцы внимательно прослушивают эфир, Минеев велел открыто передать «сверхсекретную» депешу… Видимо, Мендсен-Болькен все так и воспринял… Этот момент и стал кульминацией провала всей операции "Вундерланд"!» (там же).

Ее итоги обе стороны оценили каждая по-своему. Немецкий адмирал Ф. Руге считал, что «"Шеер" потопил мужественно и искусно сопротивлявшийся большой ледокол (очевидно, старенький «Сибиряков» водоизмещением 1400 регистровых тонн. — В.К.), и повредил еще один ледокол ("Дежнев". — В.К.), а также ряд других судов при обстреле им крупной базы Диксон 27 августа». Реально потери нашей стороны — ледокольный пароход «Сибиряков» и поврежденный «Дежнев» (отремонтирован через две недели), не считая нескольких сбитых радиомачт и знаков гидрографической обстановки, а также сгоревшего угольного склада на Конусе. Как написал великий сатирик М.Е. Салтыков-Щедрин по поводу одного медведя — от нею зверства ждали, а он чижика съел.

«Преклоняюсь перед мужеством и героизмом полярников — экипажа и персонала научной станции на борту "Сибирякова", экипажей "Дежнева" и "Революционера", артиллеристов и портовиков Диксона, — отметил позднее адмирал Головко. — Все они исполнили свой долг советских патриотов. Отпор, который они дали, сорвал планы гитлеровцев» (Головко, с 127 — 128). Правда, по мнению штатского историка, отпор должен был дать Северный флот — но чего на войне ни случается! У полярников и в мирной жизни отступать некуда, да и куда им было бежать со своего Диксона?..

Вскоре именно так и произошло с персоналом полярной станции на острове Уединения, к счастью, без потерь в людях. Кроме пяти зимовщиков на острове находились строители, занятые постройкой гидрографических знаков, завезенные «Сибиряковым» в его первом рейсе с Диксона, еще до появления «Шеера» в Карском море. Станция (начальник аэролог П.И. Жуковский) вела обычную работу но обеспечению метео- и ледовой обстановкой. Штаб морских операций на Диксона. Естественно, немногочисленное население станции после событий в Малых Кармакулах, мысе Желания и на Диксоне находилось в состоянии напряженного ожидания. Между тем крохотный мотобот «Мурманец» (капитан Котцов), закончив операции по спасению участников конвоя PQ-17, после ухода «Шеера» был направлен в Карское море в качестве ледового патруля. Выполняя свое задание, 6 сентября он посетил полярную станцию на острове Домашнем, где зимовали всею два человека во главе с известным полярником Б.А. Кремером, что для крохотной зимовки стало важным событием, тем более что экипаж бота ввел оторванных от Большой земли зимовщиков в курс происходивших событий, а главное, поделился с ними своими скромными запасами продовольствия, в которых они испытывали отчаянную нужду. Это не говоря о контактах с людьми из Большого мира, что нетрудно понять. Расставаясь с зимовщиками Домашнего, моряки сообщили о намерении посетить полярную станцию на острове Уединения. Каково же было удивление Кремера и его товарища по зимовке, когда спустя сутки они услышали в эфире открытым текстом отчаянные вопли радиостанции острова Уединения: «Всем, всем! К нам приближается неизвестное судно типа шхуны. На паши вызовы не отвечает». Затем последовал текст с рации «Мурманца»: «Немедленно прекратите работу в эфире». Даже по этим отрывочным сведениям представить происшедшее было несложно — у радиста с «полярки» острова Уединения элементарно сдали нервы, потому что представить, что немцы решили использовать в Карском море для активной деятельности крохотное невооруженное суденышко, можно было только при очень большом, а то и больном воображении. Тем не менее, поскольку радиостанция острова Уединения своей работой раскрыла присутствие поблизости еще одного судна, Котцов принял обоснованное решение покинуть остров. А последствия паники в эфире сказались уже спустя менее суток и, по воспоминаниям А.И. Минеева, оказались весьма болезненными, хотя без потерь в людях: «Утром 8 сентября в 5 ч. 30 мин. начался обстрел станции. Море было чисто, а на станции рвались снаряды. Вражеский подводный корабль, привлеченный паническими сигналами, открыл огонь по станции, ориентируясь по верхушке радиомачты, которая была видна с моря…

С началом обстрела радист… сообщил о нападении на станцию вражеского корабля… На подводной лодке решили прервать работу радиостанции и перенесли огонь на радиомачту. Выпустив по станции около сотни снарядов, подводная лодка (U-251, командир капитан-лейтенант Тимлл. — В.К.) покинула район острова. Обстрел причинил станции довольно значительный урон. Были разрушены жилой дом и радиорубка. Другие объекты не пострадали. Радиомачта и башня ветряка, хорошо видимые с моря, не имели повреждений… Жертв не было, никто даже не был легко ранен. Связь не прерывалась. После разрушения радиорубки радист перешел на резервную радиостанцию и немедленно восстановил связь с мысом Челюскина. Бригада строителей, оставшихся на острове, из имевшихся материалов быстро восстановила жилой дом и радиорубку. Вскоре жизнь станции вступила в нормальную колею. Теперь, правда, ее персонал чаще наблюдал за морем, опасаясь появления непрошеных гостей. Вся жизнь станции стала более настороженной» (Минеев, с 50).

Во-первых, события на наших полярных станциях Новой Земли и Карского моря показали, что немцы в полной мере оценили их значение, приравняв их к военным объектам. Во-вторых, принятые нами меры по созданию запасных складов продовольствия и оборудования (включая и резервные радиостанции) оправдали себя, хотя наблюдение за появлением противника оставляло желать лучшего. Несомненно одно — дополнительная нагрузка, вызванная военными событиями, сильно усложнила и без того непростую жизнь полярников, и, таким образом, наравне с остальным народом, они принимали самое активное участие в войне, в таких условиях, о которых большинство населения Большой земли не имело представления. Война оставалась войной даже в Арктике.

Между тем караван, о котором японская разведка любезно информировала своих немецких коллег, добрался до Карского моря, в сентябре, когда немцы покинули его. Основу каравана составили эсминцы Тихоокеанского флота во главе с лидером «Баку» под усиленным ледокольным сопровождением, перебрасываемые на пополнение Северного флота под названием Экспедиции особого назначения 18 (ЭОН-18). Практически она имела двойное подчинение: от флота — капитан 2-го ранга В.Н. Обухов, от ГУ СМП ЭОН-18 был опытный полярник А.В. Остальцов, а проводка во льдах проходила под руководством капитана Белоусова. Экспедиция первоначально включала четыре корабля, из которых один пришлось исключить из-за аварии. Эти корабли оставили Владивосток 15 июля и в середине августа вышли из бухты Провидения в составе большого каравана из портов западного побережья США, выйдя в ледовитые моря под проводкой «Микояна» и «Кагановича». Транспортом ЭОН-18 была «Волга». Всего пройдено 7327 миль, из них около тысячи во льдах. Следует отметить, что «Микоян», построенный в Николаеве, в конце 1942 года пришел в Арктику, вырвавшись из Черного моря через турецкие проливы и мимо занятых противником островов Эгейского моря. Затем через Суэцкий канал в обход мысов Доброй Надежды и Горн с юга и пересечением Атлантического океана, этот ледокол добрался до отечественных вод, чтобы работать на Северном морском пути. На завершении этих операций у Капица Носа на двух минах подорвался ледокол «Микоян», но своим ходом добрался до Белого моря, потеряв двух человек из артиллерийского расчета.

Если в начале войны немцы ограничивались постановкой мин у побережья Кольского полуострова и Горла Белого моря, причем с эсминцев, то с завершением операции «Вундерланд» кригсмарине решило распространить минные постановки дальше к востоку, включая прибрежные воды Новой Земли. Однако первая попытка в этом направлении с привлечением минного заградителя «Ульм» закончилась гибелью этого корабля вблизи острова Медвежий при столкновении с отрядом эсминцев союзников в конце августа 1942 года.

В сентябре — октябре немецкие эсминцы повторили постановки у берегов Кольского побережья и в Горле Белого моря, а конце сентября тяжелый крейсер «Хиппер» в операции «Царица» выставил первую сотню неконтактных якорных мин у западного побережья Новой Земли. Затем с привлечением подводных лодок были заминированы проливы Маточкин Шар и Югорский Шар, где позднее произошел целый ряд подрывов наших судов, включая отмеченные выше. В обозримом будущем минирование морских арктических коммуникаций было силами подводных лодок кригсмарине продолжено на основе опыта, полученного в навигацию 1942 года.

Что касается самой навигации на западном участке Северного морского пути, испытав первый шок, наши полярные моряки пришли в себя удивительно быстро. При некотором падении числа грузоперевозок и их смещении на восток, было очевидно, что у противника явное несоответствие брошенных в Карское море сил и результатов. Теперь первостепенное значение приобретала увязка планов ГУ СМП и СФ, что было ясно рядовому матросу, тем более что сам по себе прорыв немцев в Карское море и успешное возвращение было невозможно объяснить рядовому участнику событий, проявившему себя в высшей степени достойно, и определенно учесть при планировании навигации 1943 года.