Возродившиеся из пепла

Глава 14

Меня разбудил громкий стон. Сонная и растерянная, я еле открыла глаза и стала искать источник. Звук повторился, и я поняла, что он исходит от меня, точнее, от моего желудка. Тут я вспомнила, что ничего не ела с ланча у Рози, и, судя по пробивающемуся сквозь окна свету, наступил следующий день. Я дернулась от причины, по которой в моем желудке не было ни грамма еды. Стив. Ава. Мертвы. Разум атаковала другая мысль, более важная, чем мое горе, более важная, чем пустое место в моей постели, которое раньше занимал байкер-великан. Лекси.

Я вскочила с кровати и в спешке чуть обо что-то не споткнулась. Я посмотрела вниз. Мотоциклетные ботинки. Он все еще здесь. Конечно, здесь. Я не забыла его уверенного обещания при лунном свете. Как бы я ни хотела сосредоточиться на нем, я не могла. Сознание мгновенно переполнилось мрачной реальностью потери, которую мне пришлось пережить. Которую пришлось пережить Лекси.

Но сначала кофе.

Спускаться вниз было тяжело из-за облака горя, грозившего поставить меня на колени, но я справилась. Из кухни доносился запах жареного бекона и свежесваренного кофе, а также голоса.

— Как думаешь, нам стоит разбудить маму? — услышала я вопрос Лекси.

Я прислонилась к кухонной двери и почувствовала, как сердце слегка затрепетало.

— Дадим ей поспать, Лекс. Она проснется, когда выспится, — мягко ответил Зейн.

Он стоял у плиты спиной ко мне, как и Лекси, прислонившаяся к прилавку рядом с ним. На ней была пижама, и она пила кофе из кружки. Зейн был полностью одет, его жилет висел на спинке стула.

— Либо когда ее тело начнет отказывать без кофеина, — пошутила Лекси с легкостью, в которой прозвучала нотка печали. Моя девочка была сильной.

На мгновение воцарилась тишина, шипение бекона было единственным звуком в маленькой кухонке. Я подумывала объявить о своем присутствии, но между ними царила такая дружественная тишина. Мне не хотелось прерывать Зейна, занимающегося такими домашними делами, как приготовление завтрака или болтовня с моей дочерью. Это выглядело очень естественно. Не спрашивайте меня, как могли моя малышка в пижаме с совами и огромный, покрытый татуировками байкер, выглядеть естественно, стоя на моей кухне. Просто так было.

Она смотрела на него поверх кофейной кружки, все еще не замечая меня.

— Зейн, ты веришь в рай? — спросила она сорвавшимся голосом.

Я задохнулась от боли, скрытой за этим коротким вопросом. Я чуть не оттолкнулась от стены и не бросилась обнимать ее. Зейн оказался быстрее меня.

Он снял сковороду с огня и повернулся к Лекси. Его ладонь легонько коснулась ее лица.

— Не уверен насчет Бога, девочка. Не верю в то, что причиняет людям, заслуживающим счастья, столько боли, — хрипло заявил он. — Но я верю, что эти люди, хорошие люди, уходят в лучший мир, которого они заслуживают, — тихо продолжил он, не сводя глаз с Лекси.

Она уставилась на него, быстро моргая.

— Думаешь, Стив и Ава там? — тихо спросила она с почти детским отчаянием.

Зейн обхватил ее лицо другой ладонью.

— Я знаю это, дорогая, — пообещал он.

Она слабо улыбнулась ему, затем ее взгляд метнулся ко мне.

— Мама! — воскликнула она, ставя кружку на стол.

Она побежала в мои раскрытые объятия. Я обхватила дочь руками и опустила голову ей на плечо. Наши глаза с Зейном встретились, нечто прошло через нас двоих, что я едва могла понять. Не успела я хорошенько над этим подумать, как Лекси отстранилась, принявшись изучать меня покрасневшими глазами. Казалось, она взяла себя в руки и изобразила слабую улыбку.

— Зейн приготовил нам завтрак, — объявила она, указывая на накрытый стол. — И кофе. Я принесу тебе, — добавила она, видя, как я с завистью смотрю на ее кружку.

Она подошла к кофейнику, оставив нас с Зейном играть в гляделки. Лекси не казалась смущенной тем, что проснулась с ним в доме, где он готовил завтрак в, возможно, самый тяжелый день ее жизни. Вероятно, поэтому она была не в себе. Также явственно чувствовалось, как она цепляется за силу, исходившую от его сильного тела. Что бы это ни было, она вела себя так, словно Зейн просыпался с нами каждое утро в течение многих лет. Я слишком хорошо знала, что он этого не делал. Никто не делал. Я бы не знала, как вести себя с нормальным парнем, оказавшимся у нас дома, не говоря уже о здоровенном немногословном байкере. В которого была безумно влюблена.

Прежде чем я успела подумать об этом, Зейн сократил расстояние между нами, и его рука легла мне на затылок. Он нежно прижался губами к моей голове. Я слегка прильнула к нему, наслаждаясь уютным прикосновением его интимного жеста. Губы оторвались от моей головы, и он посмотрел мне в глаза. Ища в них что-то.

— Тяжелый день для моих девочек, — пробормотал он, переводя взгляд на Лекси, стоявшей рядом с нами с кружкой кофе для меня.

На этот раз я не чувствовала необходимости набрасываться на кофе. Вместо этого хотела продлить этот момент как можно дольше. Зейн положил руку на затылок Лекси так же, как и на мой.

— Вы справитесь, — пообещал он. — Идите к солнцу на другой стороне.

Он посмотрел на нас еще мгновение, затем отпустил, вернувшись к плите. Лекси молча протянула мне кружку. Я взяла ее, и мы смотрели, как Зейн выкладывает на тарелки бекон и яичницу. Дружеская тишина опустилась снова.

— У нас есть подставки для тарелок? — спросила я, нарушая молчание.

Мы с Лекси захихикали над абсурдностью того, что у таких, как мы, могут быть подставки. Большую часть времени мы ели вне дома. А когда Лекси готовила что-нибудь, в чем не содержалось бы тысячи «суперпродуктов», мы ели на коленях перед телевизором. Кухонный стол использовался для потребления кофе, пиццы и иногда случайного завтрака. Никаких подставок. Поэтому мы смеялись. Зейн стоял и смотрел на нас с теплотой в глазах. Когда мы закончили истерить, он одарил нас своей крохотной полуулыбкой.

— Да, — тихо сказал он нам, — мои девочки это переживут.

Были ли это его слова, или наша способность не терять надежду после того как наши сердца разбились вдребезги, или и то, и другое, но я ему поверила.

Булл

— Ты веришь в рай?

Булл перевел взгляд со сковороды на красивые и повлажневшие глаза ребенка, которого он начал считать своим. Нет. Не начал. Лекси была его. Как и Мия. Вот почему его вывернуло наизнанку при виде боли на лице Лекси, когда она задавала вопрос. Почему его разрывало на части, когда вчера она рухнула в его объятия. Как Мия старается быть сильной ради дочери, пока сама истекала кровью. Его сразило то, насколько сильными они обе были. И в то же время делились с ним этой силой для борьбы с его демонами.

Его выводило из себя то, что от этой боли он не мог их ни спасти, ни защитить. Он увидел их впервые за две недели, а их красивые лица были искажены страданиями. Он был чертовски благодарен за то, что решил вернуться сегодня, после того как понял, что едва смог прожить две недели без женщины, поглотившей его разум. И ребенка, осветившего его жизнь.

— Не уверен насчет Бога, девочка. Не верю в то, что причинит столько боли людям, заслуживающим счастья, — честно ответил он. — Но я верю, что эти люди, хорошие люди, уходят в лучший мир, которого они заслуживают.

Булл не верил в рай. Хотел, но не мог. Желал каждой фиброй своего существа. Это могло бы намного облегчить борьбу с его личными демонами. Обеспечило бы его арсенал дополнительным оружием. Знать, что она может быть в том месте, невредимая и исцелившаяся от ужасов, которые жизнь преподнесла ей в последние часы. Но тьма, которую он приветствовал как старого друга, та, что клубилась в его душе, говорила ему, что там нет ничего, кроме черноты. Никакой помощи. Никакого облегчения вины. Не то чтобы он сказал бы такое Лекси. Он лгал бы о небесном царстве тысячу раз до конца своей жизни, если бы так смог защитить ее от боли.

— Думаешь, Стив и Ава там? — спросила она таким беззащитным голоском, что Булл должен был сделать все возможное, чтобы защитить ее.

Он обхватил ее лицо ладонями.

— Я знаю это, дорогая, — солгал он.

Выражение облегчения на ее лице почти заставило его поверить, что наверху есть что-то еще. Конечно, вселенная не была бы настолько жестока, чтобы отнять что-то у кого-то вроде Лекси и не дать ей взамен ангелов-хранителей.

Она повернула голову.

— Мама! — воскликнула она и побежала в материнские объятия.

Мия выглядела прекрасно, даже несмотря на тяжесть горя, свалившуюся на ее плечи. Безусловно, она носила маску, чтобы защитить дочь от боли. Она была чертовски красивой женщиной, которую он когда-либо видел. И которую когда-либо увидит. Он это знал. Она была прекрасна. Эта мысль пронзила его сердце, когда их взгляды встретились поверх плеча Лекси. Она была прекрасна. Во всем. Внутри и снаружи. Это была невинная красота. Будто жизнь ни разу не приносила ей боли, лишений или трудного пути. Булл знал, что жизнь принесла Мии боль, лишения и чертовски трудный путь. Все составляющие, чтобы разрушить ее красоту и саму Мию. Вместо этого они сделали ее лишь краше. Запредельно красивой. Как гребаную сверхновую.

Поэтому, когда Лекси отошла от матери, у него не было другого выбора, кроме как подойти к ней. Прикоснуться губами к ее голове. Почувствовать ее тепло. Вдохнуть ее сладкий запах. Отдать ей все силы, какие только можно было отдать. Да, он отдаст ей с Лекси каждую каплю, что у него осталась, чтобы подарить им солнечный свет и направить по ровному пути. Он уже знал, что они — единственный свет в кромешной тьме его жизни. Они пробуждали надежду, что из пепла его души может возродиться нечто. В этот момент он понял, что больше никогда не сможет жить во тьме.

Мия

Неделю спустя

Я сидела в своей машине, глядя на арку из кованого железа передо мной, не в силах пошевелиться. Ремень безопасности все еще был пристегнут. Я только что заглушила мотор, но с места не сдвинулась. Не была способна на большее, чем просто смотреть на здание, так полюбившееся мне за короткое пребывание в Амбере. Одна из многих вещей, которые я полюбила. Но теперь я не понимала, как мне туда войти. Как я все еще могла его любить.

Прошла неделя с того дня, как я получила ужасную новость, с тех пор, как наш с Лекси мир и семья стали намного меньше. С того утра, когда наша с Лекси семья стала больше за счет байкера, оказавшего нам поддержку, без которой мы бы не выжили. Сборы, полет в Вашингтон, планирование похорон, неискреннее общение с невнимательными друзьями. Труднее пришлось с настоящими друзьями, которые были частью жизни не только Авы и Стива, но и нашей с Лекси. Тех, кого мы не видели месяцами, кто пришел нас поддержать. С ними было сложнее.

Общение с полицией вылилось в сущий кошмар. Пришлось давать показания, в то время как нам ни черта не говорили, только то, что случившееся со Стивом и Авой было кражей со взломом, пошедшими не по плану.

Все это время Зейн был рядом с нами. В основном молчал, но говорил в нужные моменты, когда это имело значение. Он всегда был рядом со мной, прикасался ко мне так часто, как только мог, заявляя на меня права. Его жесты трудно было назвать любящими, но они были максимально нежными, хотя большую часть времени он держался сурово и невозмутимо. Его нежные взгляды предназначались только для меня и Лекси. Он не избегал демонстрации того, что тоже заявляет на нее права. Убирал волосы с ее лица, сжимал руку, обнимал за плечи в те моменты, когда из-за горя она не могла улыбаться. Он давал понять миру и нам, что теперь является частью нашей жизни, нашей семьи. Лекси ничуть это не смущало; она привязалась к Зейну так, что мне казалось, она тоже заявляет на него права. Она даже не моргнула, когда он заселился со мной в один номер, который мы сняли в отеле. Номер, за который он настоял заплатить, когда я поняла, что не смогу находиться в доме Стива и Авы, в первом доме, который был у нас с Лекси после того, как мы сбежали из ада.

Именно тогда, в первую ночь в отеле после утомительного путешествия и организации похорон, я рассказала Зейну, почему не могу смириться с этим.

Мы только закончили заниматься любовью. Это совершенно не походило на отчаянный, яростный трах, которому мы предавались до вечеринки. До того, как он меня бросил. Сейчас было другое отчаяние. Отчаянное желание запечатлеться в каждой частичке меня. Поклоняться каждой частичке меня. Владеть моим телом. И моей душой.

Так что после я лежала в его объятиях, прижимаясь к его груди. Мы молчали, как обычно после занятий любовью. Я только-только стала привыкать к тому, что могу расслабиться, насладиться близостью момента и заснуть, чувствуя себя в безопасности, поэтому мы обычно молчали. Зейн, потому что он был… Зейном, а я, потому что мою голову одолевало слишком много мыслей, и мне хотелось насладиться моментом, а не обременять нас словами. Что-то новенькое для меня. Так что я особенно удивилась, когда Зейн заговорил.

— У тебя не было родителей, — сказал он тихо.

Я слегка вздрогнула не только от того, что он заговорил, но и от того, что слова, казалось, были уже на полпути к разговору.

— Что? — спросила я скорее от шока, чем от замешательства.

— Стив и Ава, — уточнил он, слегка переместив меня, чтобы встретиться со мной взглядом. — Они не были твоими родителями. Ты говоришь о них, только как о бабушке и дедушке Лекси.

Я пыталась не замечать болезненный укол, который, казалось, сопровождал каждую мысль, каждое воспоминание о них. И потерпела неудачу.

— Они были, — тихо начала я, — родителями для меня, моими лучшими друзьями, бабушкой и дедушкой для Лекси. Черт, Стив был единственным отцом, которого знала Лекси. Они были моими близкими во всем, кроме крови.

Зейн вглядывался в мои глаза.

— А где твои настоящие родители?

Меня удивило его любопытство, искренним интересом к моему прошлому. Я не могла не рассмеяться с ноткой грусти.

— Кто знает, возможно, там, где могут получить больше наркотиков по самой низкой цене — скорее всего, гниют в том же трейлерном парке, в котором выросла я, — ответила я с горечью.

Зейн слегка вздрогнул, и его взгляд стал суровым.

— Стив и Ава были для меня всем. Единственными людьми, кроме Лекси, дарившими мне любовь бескорыстно. Мои родители, — я усмехнулась, — мне даже не хочется их так называть. Им было плевать на меня. Я была всего лишь способом получения пособия, чтобы потратить его на следующую дозу. Только поэтому они кормили меня достаточно, чтобы я могла выжить, одевали, чтобы я не замерзла. Видишь ли, если бы со мной что-то случилось, меня бы забрали вместе с пособием.

Я пожала плечами.

— Мне повезло больше, чем многим, с кем я выросла. Меня не били, не подвергали насилию. Просто едва замечали. — Наши глаза встретились, и его, казалось, блестели. — Я забочусь о себе с тех пор, как себя помню. Поэтому, как только представилась возможность, я сбежала.

Я пропустила ту часть, где прыгнула из огня да в полымя. Пламя я даже не замечала, пока оно чуть меня не убило.

Зейн долго молчал.

— Потом появилась Лекси? — Правильная догадка.

Я улыбнулась.

— Потом появилась Лекси. Лучшее, что когда-либо со мной случалось, — честно призналась я. Хотя мужчина, державший меня в объятиях, быстро приближался ко второму месту в этом списке. Не то чтобы я сказала это вслух.

Казалось, какое-то время он изучал мое лицо.

— А ее отец? — осторожно спросил он.

Я напряглась. Зейн ни разу не спрашивал меня об отце Лекси, чему я была рада. Казалось, он защищал ее еще до того, как мы стали кем-то, но его защита, похоже, не предполагала собой необходимость знать о ее отце. До настоящего времени. Моя реакция не ускользнула от Зейна, и его объятия сжались. Он нахмурился.

— Детка, — сказал он почти как предупреждение.

Выхода не было. Я должна была действовать осторожно. Не только потому, что правда, без сомнения, превратила бы Зейна в безмозглый мачо-шар ярости, но и потому, что правда должна была оставаться похороненной. Ради моей безопасности. И, что более важно, ради безопасности Лекси.

— Отец Лекси был моим первым спасением. Первым проявлением привязанности и любви в моей жизни. — Я выдержала паузу. — По крайней мере, мой пятнадцатилетний мозг считал это любовью.

Я посмотрела на Зейна.

— Он происходил не из такой семьи, как моя. Они казались счастливыми. Любящими. Нормальными. Именно этого я жаждала. И когда я забеременела, они не разозлились на меня, а поддержали. Поддержали нас. Я переехала к ним, к большому разочарованию моих родителей.

Я сморщила нос при воспоминании.

— Впервые я увидела, что они обращают на меня столько внимания. Думала, это потому, что они, наконец, поняли, что любят меня, наконец-то разобрались в своих одурманенных наркотиками мозгах, отыскав хотя бы кроху привязанности к своей единственной дочери, — усмехнулась я. — Как всегда, они беспокоились не обо мне, а о своем пособии.

Руки Зейна вокруг меня сжались крепче, и он впился в мои глаза пристальным взглядом. Молча призывал меня продолжать.

— Его родители… отца Лекси, — я старалась не называть его имени. — Они все устроили. Переселили нас в соседний с ними дом. Рождение Лекси — лучший день в моей жизни. Никогда не думала, что можно так сильно любить кого-то.

Я улыбнулась.

— Я думала, что у меня наконец-то появилась семья. Какое-то время все шло хорошо. — Я изо всех сил пыталась не поддаться воспоминаниям, не сильно углубляться и не выдать слишком многого. — Потом все изменилось. И я ушла. Так мы с Лекси нашли Стива и Аву. Тогда они владели лишь одной небольшой гостиницей, но я отчаянно нуждалась в работе, чтобы прокормить себя и ребенка.

Я не стала добавлять, что отчаянно нуждалась в укрытии.

— И ни одно крупное предприятие не взяло бы на работу подростка без опыта. Ава и Стив взяли. Дали мне крышу над головой, работу, способ прокормить ребенка.

Я остановилась, стараясь не всхлипнуть.

— Они наконец-то подарили мне семью, — тихо добавила я. — Подарили Лекси самую ценную вещь на свете.

Зейн долго смотрел на меня, одновременно сурово и нежно. Легонько провел пальцем от моей брови к подбородку.

— Не думал, что ты можешь стать более великолепной, — хрипло сказал он. — Признаю свою ошибку, дикая кошечка.

Благоговение в его взгляде, эмоции за его словами снова сделали свое дело. Даже пребывая в горе и печали, еще один маленький кусочек внутри меня присоединился к целому.

Нежность его взгляда длилась недолго.

— А отец Лекси. Не хочешь уточнить, что заставило тебя уйти от него, детка? — спросил он с жесткостью в голосе, которой раньше не было.

Я сглотнула.

— Слепота первой любви прошла. Я увидела его истинную суть, чем он являлся, — честно ответила я, надеясь, что мне не придется слишком много лгать. Я не могла, не в этот момент.

На лице Зейна застыло подозрение, своего рода ярость.

— Чем же он был? — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Я знала, что если скажу правду, ярость поглотит его. Вероятно, он попытается найти отца Лекси. Нет, он бы наверняка его нашел, если бы я рассказала ему всю правду. Что бы ни происходило между нами в последнее время, кардинальная перемена в наших отношениях показала мне, как далеко он может зайти. Зейн убьёт его, если узнает, что случилось много лет назад. Как бы я ни желала смерти этому мудаку, рисковать я не могла.

— Не тем, кем я его считала, — туманно ответила я. — Я поняла, что он не любит ни меня, ни Лекси. Он не хотел семью, мы ему были не нужны, поэтому я ушла, — солгала я.

— И он так легко позволил двум самым красивым девушкам на планете уйти от него без боя? — зарычал Зейн в отвращении и неверии.

Я кивнула, пытаясь произносить как можно меньше лжи.

— Он был молод. Реальность семейной жизни поразила его. Он ее не хотел.

Лицо Зейна превратилось в гранит.

— А сейчас? Он уже взрослый.

Я пожала плечами.

— Сейчас мы по-прежнему вне зоны его внимания. Чему я рада. — Это была не ложь.

На челюсти Зейна дернулся мускул.

— Хочу убить ублюдка, — выпалил он. — Позволил тебе уйти. Не видел, как взрослеет Лекси. Как ты становишься старше.

Он с отвращением покачал головой.

— Тупой ублюдок.

Я слегка побледнела. Если Зейн хотел убить его, потому что считал, что он нас бросил, то он никогда не узнает правду.

Зейн слегка обхватил мою челюсть, ярость исчезла.

— Также хочу поблагодарить тупого ублюдка. Если бы он не был таким мудаком, у меня не было бы тебя. Не было бы Лекси, — тихо сказал он.

Я не знала, что сказать, жестокость демонов прошлого в сочетании со свежестью нового горя делала меня сверхчувствительной к красивым словам человека, не произносившего их часто. У меня не было слов, поэтому я позволила действиям говорить за себя. Я наклонилась для легкого, нежного поцелуя, вкладывая в него все свои чувства. Поцелуй из нежного превратился в безумный за считанные секунды. И прежде чем я успела осознать это, Зейн перевернул меня и прижал к кровати. Затем оттрахал до бессознательного состояния.

Та ночь еще круче изменила ситуацию. Время от времени я наблюдала за Зейном, смотревшим на Лекси. Без сомнения, он думал о ее отце, о ее потере и слегка сжимал ее шею или целовал в голову. Меня он тоже не выпускал из виду, не то чтобы я жаловалась. И каким-то образом, посреди самых трудных моментов нашей с Лекси жизни я также обрела и одни из самых счастливых. Можно с уверенностью сказать, что я ехала на эмоционально выматывающих американских горках. Когда мы вернулись домой прошлой ночью, я была готова рухнуть в объятия Зейна, как и привыкла. Но он занес наш багаж и подошел к двери, как только Лекси уснула. Его лицо превратилось из того, к которому я привыкла за последнюю неделю, обратно в его прежний пустой, жесткий взгляд. Я чуть не вздрогнула. Особенно, когда он заявил, что у него «дела клуба» и он не знает, сколько времени они займут. Затем целомудренно поцеловал меня в губы и ушел.

С тех пор я его не видела и ничего о нем не слышала. Это означало, что прошлой ночью я не рухнула в сон, как планировала. Вместо этого я ворочалась, ожидая возвращения Зейна, и перебирала в голове события, которыми можно было объяснить перемену. Я сузила круг причин до телефонного звонка, который он получил прямо перед тем, как мы покинули аэропорт. Все это способствовало примерно одному часу сна, что, в свою очередь, превратило меня в еще большую развалину. Я уже потратила свою неделю отпуска, и мне нужно было возвращаться к работе. Тем более, что наши владельцы… умерли, и мне придется самой вести дела, пока юристы не уладят все с поместьем и во владение не вступят новые владельцы. У меня не было ни времени, ни места в голове, чтобы думать о чем-то лишнем.

Мне также требовалось погрузиться в дела. Оставаться наедине со своими мыслями и погрязнуть в печали — последнее, что мне было нужно. Так что, несмотря на то, что я отчаянно хотела свернуться калачиком на диване рядом с Лекси и смотреть повторы «Друзей», я подготовилась к работе, а Лекси к школе. Она уже достаточно пропустила, и ей нужно чем-то занять себя. Я планировала подбросить ее в школу, но этим утром у нашего порога стоял Киллиан, готовый забрать ее. Как бы мне ни хотелось этого признавать, но я была рада. Он обращался с ней так, словно она была сделана из стекла, и, казалось, давал ей ту же силу, что Зейн давал мне.

Лекси беспокоилась, что покинет меня, но я заверила ее, что со мной все будет в порядке. Очевидно, я ошиблась, раз не могла выйти из машины. Звонок телефона заставил меня подпрыгнуть. Я смотрела на него в своей руке, вспоминая свой первый рабочий день здесь, когда я сидела в машине, одолеваемая всеми своими сомнениями. Ободряющие слова Стива эхом отозвались в моих мыслях. Я больше никогда не услышу его голос с другой стороны линии. Никогда не почувствую его поддержки и непоколебимой веры в меня. Телефон перестал звонить. Одинокая слеза скатилась по моей щеке, и меня накрыло. Реальность всего. Я перестала двигаться. Перестала бежать, и меня, наконец, накрыло. Я не плакала. Не на похоронах. Не тогда, когда Лекси спела на церемонии прощания прекраснейшее исполнение «Over the Rainbow». Даже глаза Зейна при этом подозрительно блеснули. Нет. Я не могла плакать. Я сосредоточилась на том, чтобы быть сильной ради своего ребенка. Так что теперь, когда я была от нее далеко, все это поразило меня, и по моему лицу заструились слезы. Я изо всех сил пыталась дышать. Я не знала, как долго просидела в машине, рыдая; похоже, что долго. Потом дверца с водительской стороны открылась.

— Бл*ть, — пробормотал низкий голос.

Я не замечала в его тоне ни беспокойства, ни чего-то еще, только знакомые руки, которые вытащили меня из машины. Я уткнулась Зейну в плечо, вцепившись в края его жилета. Запах кожи, машинного масла и табака меня слегка успокоил.

— Отгони машину, — услышала я, как он кому-то рявкнул.

Потом понес меня куда-то.

— Они умерли, — бормотала я между рыданиями. — Я не осознавала этого до сих пор, но они умерли… и никогда не вернутся.

Я икнула и посмотрела на него затуманенными от слез глазами.

Зейн остановился и посмотрел на меня.

— Детка, сможешь удержаться на байке? — мягко спросил он, кивнув в сторону тротуара.

Я оглянулась и увидела его «Харлей», смысл вопроса начал медленно до меня доходить. Все то время, что мы были вместе, я не ездила на его байке. Основная причина заключалась в том, что до недавнего времени мы не поддерживали отношения при свете дня или вне спальни. Кроме того, я не могла запрещать Лекси приближаться к мотоциклу, чтобы потом самой умчаться на его заднем сиденье в закат.

Зейн, казалось, не возражал, позволяя мне прокручивать все это у себя в голове. Он осторожно поставил меня на ноги, переместив руки мне на талию, будто пытаясь поддержать. Я перевела взгляд с мотоцикла на него. Его лицо было суровым, и он смотрел на меня пустым взглядом.

— Я никогда раньше не ездила на байке, — полушепотом прошептала я.

В уголках его глаз появились морщинки, и он провел кончиком пальца по моему виску.

— Я рядом, детка. Все, что тебе нужно сделать, это держаться за меня, — тихо пробормотал он. Я почему-то знала, что он говорил о нечто большем, чем поездка на мотоцикле.

Он бросил на меня еще один долгий испытующий взгляд, а затем запрыгнул на байк. Я не колебалась. Даже не оглянулась на здание, из-за которого у меня случился нервный срыв, просто запрыгнула позади него и позволила ему увезти меня от всего этого.

Мы ехали долго. Было похоже на несколько часов. Мимо нас проносились морские пейзажи, хотя я не обращала на них особого внимания. Я сосредоточилась на твердом теле, к которому прижималась, вибрации мотоцикла, ощущении свободы, когда мы мчались по шоссе. Все темные мысли, омрачавшие разум, исчезли, пока не осталось ничего, кроме меня, Зейна и дороги. В голове прояснилось, и я почувствовала, что могу дышать, не задыхаясь от горя. Зейн каким-то образом понял, что мне нужно, и дал мне это. Мне не нужны слова или хнадра. Мне нужен был только он и его мотоцикл. Мы сбавили ход, свернув на полузаброшенную дорогу, которая заканчивалась небольшой пустой парковкой с видом на море. За парковкой на вершине пологого склона стояла одинокая скамейка. Представляю, какой удивительный вид открывался с нее на океан. После того, как байк остановился, мы посидели на нем некоторое время, прислушиваясь к реву волн, сменившему привычное громыхание байка. Зейн слез и повернулся ко мне. Осторожно расстегнул шлем, который надел на меня перед поездкой и отложил его в сторону. Просунул руки мне под подмышки и поднял с байка, как ребенка. Аккуратно поставив меня на землю, взял за руку и повел к скамейке. Мы шли до нее в полном молчании. Продолжая молчать, Зейн посадил меня к себе на колени. И я стала глядела на океан, наслаждаясь теплом его рук и ощущением безопасности, которое они мне давали.

Мою жизнь наполнял шум. Я и сама была шумной. Мы с Лекси всегда болтали, шутили, поглощали фильмы, телепередачи и еду с угрожающей скоростью. Мы постоянно находились в движении. Нашу жизнь наполняли звуки, шум и счастье. Когда неделю назад это счастье разбилось, движение и шум не прекратились. Но Зейн подарил мне тишину. В тот момент это была самая прекрасная вещь, которую он когда-либо мог для меня сделать.

— Как ты узнал? — наконец спросила я хриплым голосом. Я хотела знать, откуда он узнал, что мне нужно. Как понял, что я нуждаюсь в тишине.

Руки Зейна вокруг меня сжались.

— Приставил к тебе проспекта, — сказал он в качестве объяснения.

Я вздрогнула и посмотрела на него. Тут я осознала, что мне также нужно было задаться вопросом: откуда он узнал о моем срыве в машине возле отеля. Об этом я даже не подумала.

Он все также смотрел на океан.

— Ты приставил ко мне проспекта? — повторила я.

Он кивнул.

— Зачем?

Наконец он посмотрел на меня, и я чуть не вздрогнула. Его глаза не были суровыми или яростными, они были затравленными. В них кружились демоны, о которых я даже не знала.

— Мне нужно знать, что ты в безопасности, — просто сказал он.

Я пристальнее вгляделась в него.

— Почему я должна быть в опасности? — тихо спросила я, и желудок сжался при мысли о том, что он узнал правду. Истинную причину, по которой я сбежала. Что я, вообще, сбежала. И от кого.

Он молчал, его челюсть сжалась, и он снова отвел от меня глаза.

Я обхватила его челюсть, пытаясь повернуть его лицо к себе.

— Зейн? — позвала я.

Он вздохнул.

— Ничего конкретного, просто у клуба проблемы, — выпалил он. — Маловероятно, что они даже коснутся вас, но я не собираюсь рисковать, — твердо заявил он.

Я немного расслабилась. Да, «проблемы клуба» вряд ли могли принести облегчение, но понимание того, что Зейн не знал, насколько сомнительной была моя «безопасность», немного помогло.

Он насторожился при моем облегчении, но я не дала ему времени всматриваться пристальнее.

— А Лекси? — спросила я, уже начиная тревожиться.

Челюсть Зейна снова превратилась в гранит.

— Она под присмотром, — ответил он.

Я кивнула, зная, что Зейн никогда не подвергнет ее опасности. Тот факт, что к нам был приставлен кто-то, меня более чем беспокоил. Я закусила губу, раздумывая над опасностью быть связанной с кем-то из мотоклуба. О том дне, когда эти мужчины заставили меня относиться к ним настороженно. О гневе Зейна, когда я рассказала ему об этом. О беспокойстве, которое скрывалось за этим гневом. Беспокойстве, из-за которого он исчез из нашей жизни на две недели, думая, что так для нас будет лучше. Мои мысли обратились к Эми, к Гвен и ее малышке, к ее еще не рожденному ребенку. К тому, как эти мужчины обожали своих женщин. Я отказывалась верить, что мужчины, которые обращаются со своими женщинами так, будто несут ответственность за их рассудок, подвергнут их опасности.

— Я доверяю тебе нашу безопасность, — наконец прошептала я. И я доверяла. Каждой частичкой себя.

Зейн внезапно передвинул меня, чтобы я его оседлала. Его ладони легли мне на шею, и он посмотрел мне в глаза.

— Не думал, что у меня будет такое, — пробормотал он, сжимая рукой мое бедро. — Чертовски красивая, сильная женщина. Женщина, которая подарила мне семью, свое доверие, не заботясь о том, что я прожил свою жизнь во тьме, — отрезал он хриплым голосом.

Мое сердце сжалось от того, как он думал о себе. Я погладила его по лицу.

— Ты подарил мне и Лекси все. Взял под крыло убитую горем маленькую девочку и ее столь же убитую горем маму и провел их через самую темную часть их жизни, — твердо заявила я. — Это не говорит о том, что ты прожил жизнь во тьме. Это говорит о том, что ты хороший человек, который может вернуть двоих людей на солнечный свет, — прошептала я, касаясь его испанской бородки.

Его глаза снова говорили за него, заглядывая прямо мне в душу. Он сжал мои бедра и легонько поцеловал меня в голову. Мы долго так сидели: его лоб упирался в мой, и говорили все, не произнося ни слова.