Вспомни обо мне

23 Из дневника Анатолия Концевича

Когда пришел Леня Охрименко, я рассказал ему все. Все, что произошло со мной в последнее время. Я устал, мне было плохо, и кому, как не другу, было рассказывать? Конечно, Рита и Мира – чудесные женщины, но к ним отношение совершенно другое, почти как к Марку, то есть от них я жду какой-то конкретной помощи. Мне стыдно, но это так. Что же касается Лени, то мне от него ничего не нужно. Просто мы много лет дружим, и он меня хорошо знает. Да и Веру знал. Мне хотелось услышать от него, что он, именно он, мой близкий друг, думает по поводу того, что со мной происходит. Хотя я вот сейчас написал: мой близкий друг… Какой он мне вообще друг после того, как сказал про меня такое Марку?!… Сказал, что все мои знакомые говорят о том, что это я убил Веру. Зачем он это сделал? Может, и сам так считает?

Когда он пришел, я спросил его прямо в лоб:

– Ты что, действительно считаешь, что это я убил Веру?

Леня выглядел неважно. Чувствовалось, что и у него в жизни появились серьезные проблемы. Точнее, одна – алкоголь. Он явно хотел выпить.

– Послушай, Толя, давай не будем об этом. Я же не сказал, что ты убил, сказал, что другие так говорят, но нельзя же всем заткнуть рот. Особенно бабам. Забудь. Главное, что я твой друг, так не считаю. Уверен, что и Марк тоже. А люби всегда много болтали, забудь. Давай выпьем за мужскую дружбу, и чтобы никто, ничьи злые языки не помешали этой нашей дружбе.

Мне было противно его слушать. Я подумал тогда, что все, о чем бы я ему в тот момент ни сказал, было бы подведено к очередному тосту: давайте выпьем за… Да за что угодно.

Конечно, я достал и водку, и коньяк, открыл банку огурцов (она тоже, кстати, была куплена Ларой).

– Послушай, ты знаешь, что Лару убили?

И тут оказалось, что он ничего не знает. И что даже в ресторане, вчера, где мы глазели на Веру (а то, что это была Вера, я уже нисколько не сомневался), мне не пришло в голову рассказать ему о том, что случилось с Ларочкой. Вот это да!

– Лару… убили?

И тут Леня, к моему величайшему удивлению, оказался на высоте и не превратил эту мощную по своему трагическому заряду новость в пошлый повод выпить. Больше того, он уронил вилку с нанизанным на нее огурцом.

– Да брось… Что ты такое говоришь? Лара… Тебе это, случаем, не приснилось?

– Ее отравили. Я приехал к ней домой на следующий день после того, как мы были на кладбище… Вспомни, мы почти до утра просидели втроем в ресторане «Серебряный гусь»…

– Да я что, склеротик что ли? Отлично помню! И что?

– А то, что пока мы там пили, к Ларе кто-то пришел и сумел заменить содержимое капсул – вместо безобидного снотворного насыпать азалептин. Убийца откуда-то знал, что Лариса перед сном принимает снотворное, вот и воспользовался этим. Это мне Марк позже позвонил и сказал, что яд, вернее, препарат, я не запомнил названия, нашли в пустых капсулах вместо снотворного, капсулах, которые остались в коробке. А до этого Лара, оказывается, пила коньяк. А этот препарат в сочетании с алкоголем дает летальный исход. Такие вот дела.

– И что? Она умерла?

– Ну да! Я приехал к ней, долго звонил, потом дверь открыла соседка и сказала, что Лара дома, что она всегда слышит, когда та приходит или уходит. Сказала, что у нее ночью кто-то был. Но кто, мужчина или женщина, она не знает. Словом, мне повезло, Леня.

– В каком смысле?

– В том, что у меня железное алиби. Иначе меня бы загребли и повесили бы на меня убийство.

– Постой, я что-то запутался. С какой стати на тебя вешать убийство? Ты же можно сказать, любил Лару?

– Не знаю, можно ли было это чувство назвать любовью, но я очень нежно к ней относился, исполнял ее желания…

– Проще скажи – она была моей любовницей!

– Вот именно.

– Наливай. Здесь без ста грамм не разберешься.

Леня выпил, я – вместе с ним. Не мог не выпить со своим лучшим другом. Собирался было уже рассказать ему о том, что в моей квартире время от времени появляются фантомы, призраки, которые командуют здесь, трогают вещи, в частности хозяйничают с кассетами. Но тема Веры все затмила.

– Слушай, друг, ты же вчера был в ресторане. С двумя потрясающими бабами. Я знаю, это Рита и ее подруга. Вы молодцы, что так быстро приехали. Ну и как тебе Вера? Скажи – прекрасно выглядит? Никогда и не подумаешь, что она три года пролежала в гробу! – и Охрименко закатился в истерично-пьяном хохоте.

– Дурак ты… Да не лежала она ни в каком гробу, разве непонятно? Она на самом деле выглядит отлично. Значит, нашла себе другого, молодого мужика, так? Но зачем тогда голову мне морочила? Просто ушла бы и все, чего было ломать комедию со смертью?

– Может, боялась, что ты ее не отпустишь?

– Я что, похож на тирана? Я отпустил бы.

– Но она ждала твоего ребенка. Кстати, если она жива, то, может, и ребенок тоже жив, и сейчас твой сыночек или дочка ходят себе спокойно в детский садик или гуляют с няней по парку.

– Леня, я не понимаю, что происходит. У нее началось кровотечение, и она умерла… Врачи не смогли сохранить ей жизнь, так? А еще она подцепила где-то гепатит, или же эта болезнь была внутри нее, да врачи просмотрели, так? Хотя, как было не просмотреть, когда она в последнее время и к врачу-то не ходила, вообще вела себя странно. И тут вдруг – в детский садик или с няней по парку. Как такое – возможно?

– Ты почему не подошел к ней, а? Почему? Если это была Вера, она узнала бы тебя. Может, и сделала бы из мстительного чувства вид, что вы не знакомы, но ты же ее муж, она бы наверняка хоть чем-нибудь выдала бы себя, покраснела бы. Почему ты не подошел?

– Да потому, что ошалел! Тебе этого не понять! Я был не в себе! Мне вообще в последнее время нездоровится. Я стал нервным, понимаешь? У меня внутри словно что-то сломалось.

– А у меня, думаешь, не сломалось бы, если бы со мной такое случилось? Успокойся. Наливай.

Я даже позавидовал Лёне в том смысле, что, окажись он на моем месте, то заливал бы свою тоску и все свои страхи алкоголем. На меня же и алкоголь не действует, и я все пропускаю через себя.

Конечно, он прав. Я должен был подойти. Должен. Хотя бы для того, чтобы взглянуть ей в глаза. Но это была точно она. Я что, не знаю, как выглядела моя жена? Ее движения, ее поворот головы, ее смех… Много бы я дал, если в одно прекрасное утро, проснувшись, обнаружил, что мне все это приснилось. В дверь бы позвонила Ларочка, впорхнула бы птичкой в дом, поцеловала бы меня своими яркими, в густой и жирной помаде, губками и принялась бы щебетать, щебетать… Попросила бы денег на какое-нибудь колечко или духи…

Слушая Леню, я даже пытался ущипнуть себя, но ничего, кроме боли, не почувствовал. Все было реальностью, кошмаром, и сколько еще этот кошмар должен продлиться, не знает никто…