Глава 4 Ожидание

Конь под Ратхаром играл, и юноша чувствовал, как дрожат гладкие, лоснящиеся бока, которые он прочно обхватил бедрами. Это был не тот конь, к каким за время странствия успел привыкнуть парень. Громадная зверюга вороной масти по кличке Гром была настоящим боевым жеребцом, могучим и злым. Когда юноша пытался покормить его, угощая яблоками, конь всякий раз неизменно старался укусить своего нового хозяина. Наверно, он ощущал исходящую от Ратхара неуверенность, и потому выказывал презрение к слишком неловкому и несмелому наезднику.

В отличие от смирных кобыл, которые просто шли туда, куда указывал всадник, Гром сам врался в бой, чувствуя, где враг, и стремясь как можно скорее ринуться на него. И глядя на тяжелые копыта, Ратхар не сомневался, что этот конь сможет биться и без наездника, круша шлемы и плюща кирасы мощными ударами.

Непривычным было и седло, снабженное высокой, едва ли не до самых лопаток, спинкой, а также стременами, почти полностью закрывавшими ступни. Это было рыцарское седло, изготовленное таким образом, чтобы всадника не сбил с коня собственный пришедшийся в цель удар.

- Зажми древко подмышкой, - окликнул юношу Бранк Дер Винклен, наблюдая за тем, с какими усилиями его оруженосец пытается удержать в подчинении скакуна. - Покрепче, парень! И не своди глаз с мишени!

Рыцарь откровенно потешался, следя за потугами Ратхара, пытавшегося обучиться всем премудростям конного боя. И именно сейчас юноша, вооружившись четырехфутовым копьем-лансом, этакой оглоблей, наконечник которой был затуплен, поскольку оружие являлось лишь учебным, готовился произвести атаку. В полутора сотнях шагов перед Ратхаром на шесте, укрепленном на короткой вертикальной оси, была повешен ярко раскрашенный щит. В него-то юноша и должен был попасть копьем на полном скаку, но сам он сомневался в возможности такого успеха. Несмотря на старание, пока у него не очень получалось одновременно управлять и норовистым скакуном, и копьем, даром, что оно обладало идеальным равновесием.

- Ну, давай, - скомандовал Дер Винклен. - Вперед, парень! Пошел!

- Йа-ха! - Ратхар рванул поводья, пришпорив рвавшегося в бой коня, и помчался вперед, так, что стены замка, нависавшие над ним слева, показались смазанными.

Гром шел убористой рысью, постепенно переходя в легкий галоп, а его наездник как можно крепче обхватил древко копья, прижав его подток локтем к телу и пытаясь направить острие точно на цель. Пожалуй, конем сейчас и вовсе не нужно было управлять. Настоящий боевой скакун, Гром видел цель столь же четко, как и всадник, и сам шел прямо на нее. Когда до щита, служившего мишенью, осталось лишь несколько шагов, Ратхар невольно зарычал сквозь зубы, впившись в яркое пятно взглядом. Наконечник копья с гулким стуком коснулся щита, скользнув по испещренной зарубками поверхности, и всадник промчался мимо.

Кинтана, нехитрое приспособление, служившее для тренировок всадников, было весьма мерзкой вещью, поскольку на противоположном щиту конце шеста висел груз, и при точном попадании он запросто мог ударить наездника в спину, вышибая из седла. А потому Ратхар только сильнее рвал удила, с радостью услышав за спиной свист рассекаемого противовесом воздуха.

- Получилось, - воскликнул он, поняв, что е только поразил цель, но еще и сумел уклониться от ответного удара. - У меня получилось!

Воздев копье над головой, острием к небу, всадник развернул коня обратно, но теперь уже не так гнал его, как прежде. Боевой скакун должен был выдержать единственную атаку, которой обычно хватало, чтобы одержать победу в поединке или настоящем бою. Рыцарские жеребцы были сильны, но не отличались особой выносливостью, и потому теперь, исполнив задуманное, Ратхар старался щадить Грома, предоставив ему короткий отдых.

- Неплохо, парень, - одобрительно кивнул Дер Винклен, когда его оруженосец вернулся, теперь уже пустив коня спокойным шагом. - Лучше, чем вчера, будь я проклят!

Рыцарь предпочел не напоминать своему оруженосцу и ученику о трех неудачных попытках. Бранк помнил себя в юности, и не мог сказать, что был более ловким и умелым, чем этот юнец. Тем более, Ратхар старательно осваивал все тонкости боевых искусств, которые постигал под руководством самого Дер Винклена. Лишь недавно юноша сел верхом на боевого коня, примерившись к копью, и уже достиг определенных успехов.

Но Бранк Дер Винклен не забывал и про фехтование. Ратхар уже весьма уверенно чувствовал себя с мечом в руках, и рыцарь все увеличивал нагрузку, заставляя юношу рубиться на плацу пот три часа подряд, почти без передышек.

- Дворянина кормит меч, - назидательно говорил Бранк в краткие минуты отдыха, и поправлял сам себя: - Во всяком случае, дворянина по духу, посколкьу есть такие ничтожества, которые жируют за счет своих крестьян, обдирая их до нитки, но даже не пытаясь защитить от разбойников или солдат своего соседа. Не знаю, какой путь выберешь ты, мой юный друг, но владение клинком никогда не будет лишним. Так сложилось, что в нашем мире уважают только силу, и ты должен стать настоящим бойцом, отважным, ловким, беспощадным, если будет нужно. Ты можешь это. Ты силен, подвижен, быстр, и, клянусь справедливостью Судии, я сделаю из тебя воина, с которым не стыдно будет сойтись в поединке любому рыцарю.

Слово у Дер Винклена не расходилось с делом, и каждое утро слуги и свободные от несение караула солдаты из дружины лорда Маркуса, чьим гостеприимством они пользовались уже десятый день, могла наблюдать очередную схватку. И эти учебные поединки по ярости ничуть не уступали настоящим. Бранк даже не пытался щадить своего слугу, а Ратхар с каждым днем все больше жаждал одолеть своего учителя, показав тому, что кое-чего добился в сложном искусстве боя.

Бились всяко - со щитами и без них, то нагружая себя полутора пудами железной брони, а то и вовсе в одних только рубахах. Кроме того, Дер Винклен натаскивал Ратхара бою с алебардой, боевым топором и коротким пехотным копьем-дардой. Поначалу юноша считал, что здесь-то он не уступит даже такому умелому бойцу, как дьорвикский паладин. Ведь техника боя копьем или, к примеру, глефой, лишь немного отличалась от поединка на обычных шестах или посохах, а орудовать топором Ратхара, равно как и еще несколько десятков ополченцев, в замке Магнуса учили такие ветераны, как светлой памяти десятник Аскольд, отчаянный и неустрашимый воин. Разумеется, юноша жестоко ошибался.

Выйдя в первый раз с алебардой в руках против рыцаря, оруженосец поплатился за свою самонадеянность, уже спустя минуту очутившись на земле, причем оружие валялось в нескольких шагах от него. Тогда Ратхар быстро понял, что те схватки с парнями из соседних селений, из которых он частенько выходил победителем, не имели почти ничего общего с настоящим боем. А сам рыцарь мастерски владел почти любым оружием, хоть благородным клинком, хоть обыкновенной дубиной, и юноша всякий раз узнавал очередной прием, ранее неизвестный ему, стараясь запомнить каждую хитрость как можно лучше. Ратхар не сомневался, что час, когда ему вновь придется окунуться в безумие боя, жестокого и беспощадного, близится, и потому он хотел быть готов, когда этот миг наступит.

А битва действительно становилась все более неотвратимой. Равнина перед замком Маркуса превратилась в военный лагерь. Ежедневно прибывали все новые отряд солдат, ополченцы, дружины вассалов старого лорда и ватаги наемников, для которых Одноухий Лис не жалел золота, зная, что в случае победы король Эйтор воздаст ему сторицей.

- Недолго осталось ждать, - тоном знатока, каким, бесспорно, и являлся, говорил порой Дер Винклен, окидывая взглядом океан шатров и палаток. - Пожалуй, столь многочисленного войска я не видел даже в бытность свою офицером армии его дьорвикского величества. Здесь сотни умелых воинов, отлично вооруженных, спаянных железной дисциплиной, и собрались они вовсе не для того, чтобы спустя несколько дней разбрестись обратно по домам. Грядет битва, и, боюсь, пережить ее суждено будет очень немногим. Но я хочу, чтобы ты остался жив, - с нажимом обращался он к Ратхару. - И я сделаю все, чтобы ты смог выйти из самой жестокой схватки победителем!

Но не только рыцарь готовился к смертному бою. Раскинувшийся вокруг замка лорда Маркуса лагерь, объединивший в себе десятки разношерстных отрядов, постоянно пребывал в движении. На внутреннем дворе с утра до ночи фехтовали, рассекая воздух учебными мечами, затупленными, но от того не менее опасными, профессиональные наемники и назначенные офицерами дружинники, показывая чудеса мастерства. Каждый понимал, что, каким бы умелым бойцом он ни был, только непрерывные тренировки позволят сохранить навыки, и потому никто даже не пытался отлынивать от упражнений. Напротив, воины выбирались на двор, чуть свет, покидая его лишь в сумерках, и все это время над замком не смолкал лязг сталкивавшихся в стремительных выпадах клинков.

А снаружи выстроившись в несколько шеренг, простые ополченцы под присмотром бывалых бойцов, дружинников самого лорда или его вассалов, неутомимо орудовали алебардами или короткими копьями, разучивая удары и блоки. Наставники, не скупясь на площадную брань и крепкие затрещины, пытались сделать из толпы обычных крестьян солдат, пусть не мастеров, но и не никчемных увальней. И потому, кроме собственно владения оружием, топором ли, копьем или булавой, опытные бойцы прививали своим ученикам, над которыми смеялись, не скрываясь, такие качества, как стойкость, храбрость и ярость, без которой и вовсе нет смысла вступать в сражение.

Здесь же упражнялись в стрельбе немногочисленные арбалетчики, за день расходовавшие по много сотен болтов. Установив на дальнем конце поля большие щиты, они беспрестанно рвали тетивы самострелов, развивая не только меткость, которая сама по себе была исключительно важна, но и не менее важное умение быстро заряжать свое громоздкое оружие. А неподалеку объезжали коней всадники. Никто не сомневался в неизбежности боя, ведь ради этого и собрались здесь воины со всего юго-востока Альфиона, и каждый из них желал выйти против затаившегося где-то далеко врага во всеоружии.

В прочем, готовились к близившейся войне не одни только солдаты. Уже много дней подряд не смолкал в кузницах гул плющивших раскаленное железо молотов, и искры летели из труб. Десятки мастеров, все, кто хоть что-то знал об оружейном деле, трудились без устали, правя клинки, латая извлеченные из арсеналов лорда Маркуса кольчуги и шлемы.

Ратхар не смог бы точно сказать, сколько воинов откликнулись на призыв короля Эйтора и Маркуса. От вымпелов с яркими вычурными гербами, принадлежавших рыцарям и лордам со всего востока королевства, рябило в глазах, и невозможно было упомнить и десятую долю имен благородных господ, в этот грозный час не забывших о присяге, что прежде они дали своему властелину.

Опасения короля о том, что о нем попросту забудут, переметнувшись на сторону сильного, не сбылись. Юноша предполагал, что возле замка лагерем стояло не менее полутысячи рубак, большей частью, опытных дружинников, которых не нужно было учить прописным истинам, объясняя, каким концом колет пика. Они были привычны ко всему, даже к мысли о собственной смерти, вполне вероятной в свете назревающей войны, относясь с фантастическим спокойствием, более того, посмеиваясь над столь вероятным исходом, точно находили в этом нечто забавное.

Порой к простым воинам присоединялись и благородные рыцари. Вассалы Маркуса проводили время не только за пирами и военными советами, частенько выбираясь на плац, чтобы размять кости. И тогда все, и дружинники, и ополченцы, замирали, почтительно наблюдая за пляской клинков. В этот миг они верили, что под командованием таких бойцов не могут не победить, сколь бы силен и многочислен не был противник, все еще трусливо отсиживавшийся за стенами Фальхейна.

Однажды потешиться схваткой вышел сам лорд Грефус. Великан сжимал в обеих руках по учебному мечу, этакой железной болванке, весившей раза в два больше, чем настоящий клинок. Воин был обнажен по пояс, демонстрируя всем свое пренебрежение опасностью, а также свою стать, которой впору было только завидовать.

Оказавшийся в тот час во дворе замка Ратхар смог оценить мощь рыцаря. Король Эйтор был весьма крупным и сильным мужчиной. Юноша также видел и его противника, принца Эрвина, пусть издали и мельком, и тот тоже производил впечатление могучего воина. Однако всех их затмевал лорд ГРефус.

Будучи лет на десять моложе самого короля, Грефус для солидности отпустил бороду и пышные усы, став похожим на какого-то сказочного великана. Лорд был на голову выше Эйтора, и сложением своим, а также и повадками походил на поднявшегося на задние лапы медведя. Его волосатая грудь, выпуклая, точно бочка, мерно вздымалась, а под кожей перекатывались похожие на гранитные желваки бугры мускулов. И собравшиеся поглазеть на редкое зрелище солдаты и замковые слуги шепотом переговаривались, указывая на многочисленные шрамы, покрывавшие тело лорда. Возможно, этому бойцу не доставало хитрости Маркуса или осмотрительности покойного Фергуса, которого не единожды вспомнили в эти дни добрым словом, но уж в бою Грефус никогда не прятался за чужие спины.

- А ну, - лорд обвел мрачным взглядом образовавших круг воинов, мгновенно забывших о том, для чего сами они вышли на двор. - Кто хочет сразиться со мной? Ну, давай, выходи!

Откликнулись сразу пятеро, все - опытные дружинники, поскольку ни один ополченец, пребывавший в здравом уме, никогда не решился бы вступить в поединок, пусть и не настоящий, с рыцарем. В строю, плечом к плечу, против такого же строя щитников, это да, но против бойца, который взял в руки меч еда ли не раньше, чем научился ходить, нет уж, увольте!

- Пятеро смельчаков неуверенно приблизились к Грефусу, ожидая, что лорд выберет кого-нибудь одного из них, ну хотя бы двух. Однако воин решил иначе.

- Давай! - рыкнул он, делая приглашающий жест вооруженными руками. - Все вместе! Ну?

В тот раз Ратхар впервые увидел, на что способен настоящий рыцарь. Пятеро бойцов, крепкие жилистые мужики, также вооруженные затупленным оружием, все еще не вполне уверенно обступили казавшегося расслабленным Грефуса. Они вполглаза переглядывались между собой, при этом старясь не спускать взгляда с рыцарь, стоявшего посреди плаца, опустив оружие острием к земле. Наконец один из них издал боевой клич и прыгнул на Грефуса, замахиваясь тяжелым клинком. Раздался гулкий лязг, и воин, уже обезоруженный, покатился по выщербленным плитам, которыми был замощен внутренний двор. А лорд Грефус по-прежнему стоял непоколебимо, точно скала, с едва заметным презрением глядя на своих противников.

- О-о-о! - по толпе зевак, среди которых был и оруженосец Бранка Дер Винклена собственной персоной, пронесся восхищенный вздох.

- Давай, - бросил Грефус переминавшимся с ноги на ногу дружинникам. Наверное, лорду было приятно внимание десятков людей, и солдат, и слуг, но вида он все-таки не подал, сосредоточившись на схватке. - Ну, вперед!

В этот раз они атаковали все вместе, набросившись на могучего рыцаря со всех сторон. Снова раздались гулкие удары, когда клинки сталкивались с клинками, круг распался, и двое из четырех противников Грефуса оказались на земле. Они только и могли, что стонать от боли, хотя лорд и пытался щадить воинов, не калеча их.

Двое других, все же удержавшихся на ногах, снова атаковали, обрушив на Грефуса град ударов. Они неплохо владели мечами, и считали себя достойными одержать победу над прославленным рыцарем. Но сам Грефус полгала иначе. Он спокойно выдержал первый натиск, а затем сам атаковал. Одного противника лорд сразу сбил с ног, вышибив из его руки меч, а вот второго принялся гонять по плацу. Дружинник теперь только и мог, что защищаться, но и он в итоге разделил участь своих товарищей, очутившись у ног едва сдерживавшего торжество победителя. Как бы ни хотелось в этот миг ГРефусу кричать, ликуя и наслаждаясь триумфом, он лишь обвел взглядом постанывавших бойцов, с трудом встававших на ноги, швырнул свои мечи какому-то слуге и удалился в замок.

- Великий боец, - уважительно произнес Дер Винклен, кивая головой. Ратхар, увлеченный зрелищем, даже не заметил, когда рыцарь присоединился к зевакам. - Не зря ваш король назначил его командующим. Пусть даже Грефус мало сведущ в тактике, его мастерство не может не внушать уважения. Кстати, ты заметил, как он бился в конце, оставшись один на один с тем бедолагой? - обратился Бранк к своему оруженосцу.

- О чем вы, милорд? - удивленно вскинул брови Ратхар, вспоминая завершившийся только что бой.

- Ваш Грефус, кажется, уважает гардскую манеру боя, - пояснил Дер Винклен. - Удары наносятся редко, но со всей возможной силой, так что никакой щит не выдержит больше одного выпада. Гарды и клинками пользуются соответствующими, широкими, тяжелыми, и порой с нарочито затупленным острием. Нет, конечно, их мастера могут выковать любое оружие, - хмыкнул рыцарь. - За пригоршню золота они хоть двуручный метательный ятаган сработают, но их витязи все же почитают привычные мечи. Правда, в последнее время многие меняют прямые клинки на сабли, удобные для конного боя. А вот келотцы, к примеру, предпочитают, напротив, более частые удары, но тоже, в основном, рубящие. У них и клинки легче. А в Дьорвике в последние годы в моду входит иная тактика, когда мечом больше колют. Наши мастера уже давно куют особые мечи с длинными узкими клинками, четырехгранными, особо толстыми у основания. Против тяжелых лат - лучшее оружие, но для всадника не слишком удобно, ведь рубить им вовсе не так ловко.

Никто из свидетелей того поединка, яростного, стремительного, даром, что бескровного, не ведал, что так могучий боец пытался избавиться от копившегося напряжения, сбежать от рутины. Грефус предпочитал действовать, а не ждать, крушить врага в первых рядах наступающей кавалерии, но не рассуждать о том, как лучше всего сделать это. Однако король Эйтор, зная обо всех качествах своего вассала, распорядился иначе, и лорд почти все свое время между краткими перерывами на сон проводил на импровизированных военных советах.

Уединившись в личных покоях лорда Маркуса, куда не смели войти ни слуги, ни воины, правитель Альфиона вместе со своими союзниками до рези в глазах изучал карты, напряженно думая о том, как должно вести эту войну. Эйтор понимал, что, проиграв, он лишится жизни, а это означало, что королю не оставалось ничего иного, кроме, как победить.

А меж тем силы его увеличивались с каждым днем. В замок являлись рыцари и наемники, порой, приходили целые отряд по несколько десятков отлично вооруженных бойцов, скованных железной дисциплиной, а иногда появлялся единственный рубака, однощитный рыцарь, сопровождаемый только слугой. И каждому из них находилось место в войске, которому уже могли позавидовать иные полководцы древности.

- Сейчас под вашим началом, государь, уже более полутора тысяч воинов, - отчеканил лорд Грефус, тот, кто фактически командовал королевским войском. - И каждый день пребывают все новые отряды бойцов. Так, лишь вчера явилось почти сто воинов из Лагена, и они будут сражаться под вашими знаменами, государь, до победы или до самой смерти.

- Известно, что, по меньшей мере, пять лордов из северных земель ведут свои дружины на соединение с нами, - добавил Маркус. - Они явятся в течение пары дней. Далеко не всем по нраву были порядки, царившие в королевстве при вашем почтенном дядюшке, и оттого не столь многие дворяне спешат ныне поддержать его сына.

- Да уж, - усмехнулся Эйтор, отвлекшись от невеселых мыслей. - В былые времена, помнится, недостаточно низко, по мнению моего дяди, поклонившийся рыцарь мог разогнуться уже без головы.

Король рассмеялся, вспоминая прошлое, свою юность, проведенную во дворце. Маркус тоже сдержанно усмехнулся, а вот лорд Грефус мгновенно помрачнел. Он почти не помнил своего отца, однажды не вернувшегося с приема у государя Хальвина, и теперь рубака был готов на все, лишь бы власть над Альфионом вновь не оказалась в руках очередного безумца. Кто-то считал недуг всех покойных королей благословением древних богов, память о которых давно уже стерлась, но Грефус полагал это злом, с которым и намеревался бороться.

- Ну, это частности, - помотал головой советник. - Больше было таких рыцарей, которые, сохранив голову, лишались своих земель, который славный государь Хальвин делил между своими ближайшими приспешниками, как хотел, не всегда спрашивая мнение нынешних владельцев. К тому же желание Эрвина устроить в Альфионе порядки по дьорвикскому образцу тоже настораживает многих. На юге дворяне не имеют той власти, какой пользуются здесь. Им запрещено держать многочисленные дружины, большая часть доходов с формально принадлежащих им наделов идет в королевскую казну. Наши лорды привыкли быть господами в своих феодах, ни перед кем не держа ответ за свои деяния, и потому многие намерены пойти против Эрвина, пусть у того действительно больше прав на престол.

- Зная, что многие лорды уже переметнулись на сторону моего братца, как я мог доверять тем, кто будто бы желает поддержать меня? - спросил король, испытующе взглянув на лорда Маркуса.

- Они будут верны вам, государь, если вы дадите обещание после победы расплатиться за помощь землями предателей, - уверенно произнес старый советник, не смутившийся под тяжелым взглядом своего господина, охваченного волнением и сомнениями. - По крайней мере, они не оставят вас прежде, чем удача полностью отвернется от вас, мой король.

- Удача? - Эйтор горько усмехнулся, тяжело вздохнув: - Что-то я не ощущаю присутствия поблизости этой взбалмошной девки.

- То, что вам удалось живым и почти невредимым, если не считать пары пустячных царапин, выбраться из захваченного людьми Эрвина дворца, потом избежав засады и несколько раз уйдя от преследователей, это и есть удача, - заметил Маркус. - Лорды видят это, и сейчас готовы поддержать вас, конечно, не только из большой любви к государю.

- Демон с ними, - сквозь зубы процедил король. - Хотят получить земли, так пускай подавятся ими, жадные твари! - Он возмущенно всплеснул руками: - Никто во всем королевстве, кажется, уже не помнит, что есть честь и преданность. Ну да ладно, если нужно их купить, да будет так. И какими силами мы будем располагать в итоге?

Эйтор взглянул на молча пожиравшего государя взглядом Грефуса. Рыцарь был как раз тем, кто сейчас требовался королю. Не особо сообразительный, простодушный, чуждый интриг, но зато отличный боец и неплохой командир, он мог пользоваться доверием владыки. Жаль, подумал Эйтор, что в схватке с проклятыми варварами так глупо и, по большему счету, бесполезно, пал Фергус. Вот уж в ком у короля не было сомнений, так это в одноглазом ветеране. Но лорд Фергус уже в ином мире, и придется рассчитывать только на тех, кто рядом.

- Сейчас под вашим началом, как я говорил, пять сотен всадников, и не менее одиннадцати сотен пеших воинов, сир, - не раздумывая, сообщил Грефус. - Большая часть из них - дружинники лордов и рыцарей, опытные бойцы. Также хватает и наемников. Крестьян-ополченцев немного, сотни две или чуть больше.

Названная цифра впечатляла. Конечно, этот мир прежде видел армии в сотни, в тысячи раз более многочисленные, но для того, чтобы вернуть себе престол, Эйтору должно было хватить и этого.

- От ополченцев все равно мало пользы в бою, - отмахнулся король. - Слишком слабая дисциплина, и оружием многие из них почти не владеют. Лучше собрать побольше наемников. Казну наполнить не так трудно, будучи правителем, нежели, став изгнанником, сохранить на плечах собственную голову.

- Если в ближайшие дни к нам присоединятся те лорды, что заявили о своей преданности Вашему величеству, то войско увеличится еще примерно на три сотни всадников и не менее чем на пять сотен пеших воинов, - продолжил, не смутившись тем, что его прервали, Грефус. - Но, думаю, это и все, на что мы можем рассчитывать.

- Это, конечно, неплохо, но мало знать численность своей армии, - заметил Маркус. - Чем располагает Эрвин?

Этот вопрос тоже не поставил Грефуса в тупик. Не слишком сообразительный в придворной жизни, рыцарь был все же не последним полководцем, пусть его опыт ограничивался несколькими незначительными победами над отрядами наемников, являвшимися, порой с запада, да над дружиной одного гардского князя, вторгшегося пару лет назад.

- Насколько известно, сейчас под рукой вашего двоюродного брата, мой господин, не менее трех сотен всадников, а также почти тысяча пехотинцев, это силы примкнувших к мятежнику лордов, - уточнил Грефус. - Но известно, что из Келота на помощь Эрвину также движется приличный отряд наемников. Они уже пересекли границу, и идут на Фальхейн, где назначен сбор всей армии самозванца. В ближайшие дни к нему присоединятся еще две или три сотни конных воинов, и не менее пятисот пехотинцев, в основном это арбалетчики.

- Келотские арбалетчики славятся своим мастерством, - как бы невзначай заметил старый лорд, как всегда, сидевший в глубоком удобном кресле, катая в руках тонкостенный кубок с молодым вином.

- Братец подстраховался, на случай, если верность лордов окажется преувеличенной им же, - понимающе кивнул Эйтор. - Да, семьсот наемников - это внушительная сила. Они отлично вооружены, и неплохо обучены. В особенности, пехота, - произнес король. - Ты прав, Маркус, и пятьсот арбалетчиков и без поддержки рыцарских дружинников могут одержать победу. А лорды, предавшие меня, будут смирными, как овечки, ведь в случае каких-либо разногласий в стане мятежников ни о каком единодушии среди них и речи быть не может, а вольные отряды в любом случае будут на стороне Эрвина. Что ж, - вздохнул Эйтор. - Наши силы примерно равны, и это уж неплохо. Хотя, конечно, если сравнивать ту пехоту, которую привели дворяне, и наемников, то преимущество все же на стороне наших врагов.

- Все же я не стал бы так смело говорить о равенстве сил, - с сомнением произнес лорд Маркус. - Уж не забыл ли ты, мальчик мой, что на стороне Эрвина сражается боевой маг? Слухи расходятся быстро, и даже в нашем дремучем краю кое-что известно.

- Но маг есть и у нас, - напомнил король. - Рупрехт успел продемонстрировать мне свое мастерство, и я думаю, они с тем колдуном, который служит моему братцу, вполне стоят друг друга. Так что я все же прав, и силы наши равны.

Марукс лишь развел руками, не желая спорить с государем, но сомнения не покинули его. Вся эта история с бродячим чародеем казалась старому хитрецу невероятно подозрительной, и он втайне осуждал слепую веру Эйтора странному волшебнику, кажется, даже не называвшему своего подлинного имени. И все же сейчас решал вовсе не он, лорд Маркус, но король Эйтор, и с этим можно было только смириться.

- Но есть еще одна трудность, мой король, - произнес Грефус, и Эйтор, чувствуя неладное, пристально взглянул на него:

- Что такое? Ну же, мой верный рыцарь, - поторопил воина король. - Рассказывай, что еще за новая напасть.

- Горцы, государь, - пророкотал рыцарь. - Час назад с восточной границы прибыл гонец со срочным посланием. Кланы собрали армию, и выступили на запад. Они признали Эрвина законным наследником, и намерены поддержать его.

- Будь я проклят, - застонал король Эйтор. За последние дни это была самая худшая весть, и настроение государя мгновенно испортилось. Теперь победа, и прежде весьма сомнительная, и вовсе стала казаться недосягаемой. - И сколько их, горцев?

- Не менее тысячи воинов, - поспешно сообщил Грефус, чувствуя перемены в своем господине, и страдая от того, что не может облегчить его горе. - Но, наверняка, это еще не все. Кланы способны привести на поле боя шесть или семь тысяч бойцов.

- Если Эрвин соединится с горцами, нам нечего и пытаться разбить его, - вкрадчиво произнес Маркус. - Проще будет сейчас же бежать прочь из Альфиона, и не лить понапрасну кровь простых воинов.

Эйтор задумался, взвешивая все услышанное. Что ж, сейчас шансы на победу есть, и немалые. Силы почти равны, и можно дать бой. Конечно, лучше иметь превосходство в числе, желательно, двукратное, но все равно пока еще надежда есть. Но появление горцев мгновенно сместит равновесие, и тогда, Маркус, как ни горько признавать это, был совершенно справедлив, лучше и не пытаться вернуть трон.

Тысяча горских воинов, пусть это и была лишь легкая пехота, вооруженная дротиками и луками, являлась серьезной силой, и нельзя было не считаться с ней. Но все же пока была возможность победить, и следовало действовать немедленно. В голове короля постепенно начал проступать из пустоты план. Корона досталась ему ценой немалого риска и определенных усилий, и расставаться с ней просто так, даже не попытавшись вернуть трон, он не желал.

Ну а что до крови и смертей, то при мысли о необходимости послать в бой, на верную гибель, сотни воинов, Эйтор не испытывал особенных мук совести. Эти люди сами избрали ремесло воинов, и знают, что их ждет.

- Что ж, господа, в свете всего, что вы мне сообщили, остается только один выход, - решительно молвил король. - Необходимо как можно быстрее стянуть в кулак все силы, которые есть поблизости, не дожидаясь, пока сюда дойдут отряды из северных пределов, и немедленно атаковать войско Эрвина. Как скоро к моему братцу могут присоединиться войска Кланов?

- Сир, - Грефус прочистил горло. - Полагаю, дня три или четыре у нас есть, сир. Вы же знаете, олгалорские горцы всегда совершают переходы налегке, добывая провиант по пути, разграбляя все селения, и могут оказаться на месте намного быстрее, чем наши воины.

- Верно, - поддакнул и Маркус. - Противника все же лучше переоценить, нежели относиться к нему с презрением. Это основа основ тактики.

- Значит, следует поспешить, - кивнул Эйтор. - Мы разгромим наших врагов поодиночке, не позволив им объединить силы. Но, учитывая, что горцы действительно могут появиться здесь раньше, чем мы предполагаем, необходимо послать наперерез им хотя бы небольшой отряд. Следует хотя бы на день задержать армию Кланов, и тогда, судари мои, мы получим шанс завершить эту войну быстро и сравнительно малой кровью. Думается, смерть или пленение Эрвина заставят Кланы выйти из войны, ведь поддерживать им будет некого.

- Позволь мне, государь, разделаться с горцами, - сверкая глазами, пробасил лорд Грефус. Ему было тесно и тяжко в стенах замка, и воин рвался в битву, неважно с кем. - Я уничтожу грязных выродков, надолго отобью у них желание переступать границу королевства!

- Твое рвение похвально, - кивнул король. - Но ты нужен мне здесь, Грефус. Олгалорцы - ничто, просто досадная помеха. У нас есть иной враг, много более опасный, вот с ним ты и станешь сражаться, против него обратишь свой гнев и все свое мастерство воина.

- Но и про варваров забывать нельзя, - кряхтя, произнес лорд Маркус. - Или ты столь уверен в себе, государь, что намереваешься разгромить войско твоего брата в единственном сражении?

- Нет, - помотал головой Эйтор. - Хоть к этому я стремлюсь всей душой. Что же до Кланов, то у меня на примете есть один храбрец, которому вполне по силам такая задача. Заодно он еще раз докажет мне свою верность.

Маркус и Грефус с неподдельным интересом воззрились на короля. И когда Эйтор, улыбаясь, произнес имя, оба они понимающе кивнули. Да, тот, о ком вспомнил правитель Альфиона, был вполне достойным такой миссии.

- Он явился сюда, чтобы служить мне, так пусть и послужит сейчас, - решил король. - Этот воин уже проявил себя, как искусный боец, а сейчас ему придется показать, насколько хорошо он умеет командовать армиями. Думаю, ему по силам будет одолеть такого противника. Придется расстаться с частью воинов, ну да уж тут ничего не поделаешь, - развел руками Эйтор. - Войско Кланов даже не обязательно уничтожать до последнего человека, хватит с них и пары сотен мертвецов, так что, если повезет, наши люди вернутся прежде, чем мы встретимся с самим Эрвином.

- Решение верное, государь, - покорно кивнул лорд Грефус. - Но, если ты не против, я отправлю с ним своего капитана. Улферт - опытный боец, он позаботится, чтобы все было в порядке, и наши воины не гибли напрасно.

Король не возражал, и несколько минут спустя вызванный в покои лорда Маркуса слуга кинулся на поиски нужного человека, спеша передать ему волю владыки. Война начиналась уже сейчас.


Все, буквально все в эти дни были заняты делом. Воины оттачивали свое мастерство, до седьмого пота упражняясь на плацу. Кузнецы, не помня об отдыхе, чинили оружие, подковывали боевых коней, словом, делали все, чтобы войско в походе не ведало забот. И, наконец, предводители мало-помалу собравшейся армии строили планы, приближая тем самым будущую победу, или, хотя бы, делая ее более реальной. Но были двое, которые оказались, не всегда по собственной воле, в стороне от этой размеренной суеты.

Маг, что называл себя Рупрехтом, а также эльф Эвиар, воин из далекого И'Лиара, в какой-то мере ощущали себя изгоями, будучи предоставлены все последние дни самим себе. В какой-то мере они сами хотели этого, и чародей, о котором все же иногда вспоминали, и Перворожденный, решивший не дразнить понапрасну людей. И все же со временем ими овладела скука.

Рупрехт пару раз порывался, было, появиться на совете, но вспоминал, что сам отказался участвовать в обсуждении планов, и оставался на месте. Эвиар тоже мог принять участие в тренировках, показав, к примру, свое мастерство в стрельбе из лука, но счел такое времяпрепровождение ниже своего достоинства. И не было ничего удивительного, что оба они, и эльф, и человек, коротали дни в обществе друг друга. А все их разговоры почему-то вращались вокруг одной и тоже вещи, о которой кроме этих двоих во всем замке, более того, во всем Альфионе знало лишь несколько человек.

- Ваш Улиар был гением, - говорил порой Рупрехт. - Не зря нарекли его величайшим чародеем народа Перворожденных. Вывести на поле боя не армию обычных бойцов, вооруженных мечами и луками, а войско чародеев, каково!

Чародей, растеряв весь налет таинственности, жевал кусок сыра, и потому говорил не вполне четко. Рупрехту и Эвиару отвели весьма тесную каморку, которая служил спутникам короля и спальней, и трапезной и еще много чем. С жильем в замке с некоторых пор вообще было непросто. Если обычные воины, пусть даже и наемники, вполне довольствовались шатрами и кожаными палатками, то рыцарям, неважно, явившимся пред очи государя во главе целого войска, личной дружины, или в одиночестве, подобало отвести покои в самой цитадели. Для нищего дворянин, у которого кроме коня да меча за душой больше и нет ничего, великой честью будет жить под одной крышей с самим королем, есть с одного стола, и Эйтор, всеми силами пытавшийся укрепить верность своих бойцов, не забывал об этом.

В прочем, ни волшебник, ни его попутчик, даже не думали обижаться на то, что действительно удобные комнаты предоставили вовсе не им. И эльф, и маг уже успели привлечь к себе излишнее внимание досужей публики, которой в замке лорда Маркуса оказалось весьма много, и ни тот, ни другой не стремились слишком часто попадаться на глаза кому б то ни было. Поэтому их вполне устроила тесная комната в одной из пристроек, примыкавших к цитадели-донжону. Там они и проводили большую часть дня, развлекаясь долгими беседами.

- Если бы Улиару удалось завершить задуманное, Империи людей не поздоровилось бы, - подхватил с затаенным злорадством Эвиар. Пожалуй, сам он ничего не имел против людей, но все же юношеский задор требовал, чтобы сила оказывалась на стороне своих, а не врагов. - Наши чародеи, каждый имея Линзу, смели бы с лица земли легионы в мгновение ока. Улиару помешали люди.

Линза, таинственный предмет, творение разума великого чародея древности давно уже завладела помыслами и мага-человека, и воина-эльфа. Артефакт, природа которого была неизвестна ни прежде, ни теперь, мог. Словно обыкновенная линза, преломлять чародейскую силу, увеличивая мощь творимых заклятий тысячекратно. Это было оружие, равного которому мир не знал, и сейчас оно явилось из небытия.

- Быть может, - задумчиво пробормотал Рупрехт. - Быть может. Но, вполне возможно, он сам не пожелал завешать начатое дело, поняв, что именно сотворил. Все, что ни происходит в нашем мире, подчинено некой высшей логике. Прежде эльфы правил всеми землями, известными ныне, но век их прошел. Появились люди, и завоевали часть мира. Возможно, так и должно было произойти, а жажда ваших правителей вернуть владения предков противоестественна, и сама природа противится ей. История развивается не по кругу, но по спирали, и ничто не должно повторяться дважды. И такой мудрец, как Улиар, должен был понимать это.

- А стремление людей уничтожить все народы, отличные от вас, разве это есть проявление справедливости? - горячо воскликнул Эвиар. - Твои родичи, словно одержимые, выжигали, выкорчевывали наши леса, крушили скальные цитадели гномов, а более слабые народы, гоблинов, например, или троллей, давно уже извели под корень. Они, точно гиены, готовы бросаться на все, что видят, не боясь подавиться слишком большим куском.

- Не нам судить наших предков, - человек, не желая спорить, в ответ лишь пожал плечами. - И уж тем паче не дано нам с тобой постичь замысел Творца. Но то, что в наших силах, должно быть исполнено. В прочем, если ты вспомнишь, как распорядился своим трофеем Ардалус, то, быть может, не станешь так фанатично считать весь мой род кровожадными монстрами.

Эльф смутился. Чародей Ардалус, человек, завладев самым совершенным и мощным оружием, не обратил его против своих создателей, хотя мог бы сделать это. В ту давнюю пору легионы Империи людей раз за разом громили войско эльфов, и победа уже была близка. Именно потому разум Перворожденных, предчувствовавших скорую гибель, но страшившихся ее, и рождал самые невероятные идеи. И лучшей из них был замысел Улиара. Однако эльфийский маг погиб, но, словно такова была цена его смерти, удача вскоре отвернулась от людей, и лесные крепости Дивного Народа в тот раз устояли.

- Между прочим, не известно, от чьей руки пал Улиар, - заметил Рупрехт. - Возможно, его сразил Ардалус, в тот миг действительно жаждавший завладеть Линзой и применить ее против самих эльфов, но я слышал, что ваш чародей мог стать и жертвой своих собратьев. Завершив свое творение, но понял, что ошибся, но кое-кто считал иначе, решив избавиться от сомневающегося.

- Ложь, - помотал головой Эвиар. - Такого просто не могло быть! - В голосе юного воина слышалось искреннее возмущение: - Никогда эльф не погибал от руки эльфа, тем более в тот час, когда на счету каждый боец, каждый маг.

- Как знать, как знать, - усмехнулся человек. - В те времена очень многие пытались спасти мир от катастрофы, вольно или невольно. И Улиар, и Ардалус познав в полной мере возможности Линзы, без принуждения решали, что ей не место на нашей земле. Они видели друг в друге врагов, несомненно, но все их действия оказались подчинены одной цели. И в этом есть знак, что вновь человек и эльф объединились для свершения такой же миссии. И, поверь, если мы не справимся, вскоре не только Альфион, но и весь мир окажется ввергнут в хаос войны. Тот, кто сейчас владеет Линзой, безумен, он жаждет власти, а ее никогда не бывает слишком много.

- Да пусть хоть все люди сгинут, - фыркнул Эвиар, уставившись на поглощавшего скромный завтрак чародея. - До этого мне дела нет. Только ваша порода способна посвятить всю свою жизнь истреблению себе подобных. Никто, даже презренные гномы, никогда не истребляли собственных родичей с таким исступлением.

- Разве, - хмыкнул Рупрехт, после того, как наполовину опорожнил кувшин с пивом, поданный молчаливыми неприметными слугами. - А орки? Кажется, с ними вы мирно так и не смогли разойтись?

- Возможно, - мрачно буркнул Эвиар, ощутивший в этот миг досаду. Он все время забывал, что этот человек знает очень многое из сокровенных тайн Перворожденных. - Но в тот раз мои предки не могли поступить иначе. Слишком велика была угроза, исходившая от людей, и для того, чтобы уцелеть, кто-то должен был поступиться частью своей свободы. Те, кто ныне называет себя эльфами, избрали Короля, приняли его власть, ибо только в ней был залог спасения. А орки предпочли сохранить обычаи, счет которым ведется с самого появления нашего народа. Да, все обернулось войной, но война эта была первой и единственной в нашей истории, - твердо произнес лучник. - И если бы не это, если бы мы не стали живым щитом, еще неизвестно, какая участь постигла бы орков.

- Но коль ты так ненавидишь людей, зачем же ты здесь? - вдруг спросил Рупрехт.

- То, что создано руками Перворожденного, не может быть осквернено прикосновением человека, - упрямо вымолвил Эвиар. - Я здесь, чтобы вернуть наследие предков.

- А если я завладею им, ты будешь биться и со мной тоже, раз уж я человек, и, значит, недостоин хоть на миг овладеть Линзой?

От этого вопроса эльф вздрогнул. Эвиару показалось, что Рупрехт сейчас читает его мысли. Воин давно уже решил, что никогда не подставит чародею спину. Пусть сейчас человек казался другом, власть действительно может изменить до неузнаваемости, и никому не ведомо, чего пожелает странный бродяга, когда в его руках окажется Линза Улиара.

- Ты так много рассуждаешь об искушении власти, - медленно, осторожно подбирая слова, промолвил в ответ Эвиар. - И я надеюсь, ты сможешь держать в узде свои чувства и желания. Во всяком случае, для нас обоих так будет лучше, - многозначительно добавил он.

Рупрехт усмехнулся. Не нужно быть магом, чтобы понять сомнения, терзавшие эльфийского воина. Всюду мерещится измена, каждый встречный может оказаться врагом, и, нужно сказать, Эвиар едва ли сильно преувеличивал опасность. Но чародей ничего не ответил, не считая нужным ни успокаивать своего товарища, ни ввергать его в еще большие душевные муки. А время, как обычно, все расставит по своим местам.


Время действительно шло. Ожидание становилось все более утомительным с каждым новым днем, и воины, жаждавшие боя, роптали, укоряя - не в лицо, разумеется, - самого короля Эйтора в нерешительности. Любой из них был готов с той армией, что стекалась под стены родового замка лорда Маркуса, покорить не только Альфион, но и все земли вплоть до Побережья. Однако государь медлил, и это не могло не сказаться на боевом духе солдат. Это понимал и сам Эйтор, и его советники.

- Воины недовольны, государь, - докладывал королю лорд Грефус. - Кое-кто уже упрекает вас в малодушии. Да и мне, признаться, не по нраву такое промедление. Сейчас у нас достаточно сил, чтобы всерьез рассчитывать на победу, но если ждать и дальше, некоторые рыцари могут оставить вас, просто разуверившись в вашей, сир, решимости.

Эйтор, сидевший на импровизированном троне, простом кресле с высокой резной спинкой, бросил на своего полководца недовольный взгляд, но промолчал. Он и сам понимал, что скоплено немало сил, и пора начинать действовать. Но король до дрожи, до холодного пота боялся проиграть эту войну, и потому никак не мог решиться. Всего несколько слов - и армия стальным потоком хлынет на врага, но именно эти слова Эйтор и не мог произнести, ведь потом пути назад уже не будет.

- Пора, мой господин, - вторил Грефусу и прозванный Одноухим Лисом старик-лорд. - Состязаться с Эрвином в числе воинов нет смысла. Нужно наступать, и немедленно. Сейчас силы наши примерно равны, а это означает, что тот обреете больше шансов на победу, кто будет действовать, навязав противнику свою волю, заставив поступать, как выгодно себе. И если мы еще станем ждать, враг сам явится сюда, взяв замок в осаду. Прихвостни Эрвина и горцы общими усилиями сокрушат нас, измотают, возьмут измором.

Возможно, Маркус и прослыл хитрецом и интриганом, но он был умен, многое узнав и осмыслив за свою долгую жизнь. И то, что давно уже лорд не вел лично в бой свою дружину, не означало, что он был вовсе не сведущ в военном искусстве. И с этим соглашался сам Эйтор.

- Почти всегда побеждает тот, кто ударит первым, - медленно, словно нехотя, произнес поежившийся под требовательными взглядами соратников король. - Так было, есть и будет, а немногие исключения делают правило лишь более незыблемым. Что ж, - вздохнул государь, - видимо, час пробил. - И, сдержав обреченный вздох, насколько мог твердо, произнес, взглянув в глаза лорду Грефусу: - Передайте приказ всем отрядам. Выступаем завтра на рассвете.

Грефус кивнул, мотнув взлохмаченной головой. А спустя считанные минуты долгожданная весть разлетелась по всему лагерю, людскому морю, бурлившему под высокими стенами замка. И напряженное выражение на лицах воинов сменялось радостью.

- Выступаем, - сверкая глазами, говорили в этот вечер друг другу все, и рыцари, и простые солдаты, и даже слуги, которым точно не суждено было покинуть обиталище лорда Маркуса. - Выступаем! В бой, на Фальхейн!

Никто не тешил себя верой в собственное бессмертие. Взяв в руки оружие, каждый понимал, что рано или поздно падет в кровавой сече, но те, кто избрал путь воина, кот сделал битву своим ремеслом, смирились с этим. Прошлое было мертво, в будущем каждого из них ждала неизвестность, и все эти суровые люди, ветераны, для которых хрипы раненых были милее любой песни, спешили жить настоящим.

А потому с наступлением сумерек ярче обычного разгорелись костры, зазвучали песни, кто-то раздобыл вино, спеша распить его со старыми товарищами или новыми приятелям. И, глядя на веселье с высоты донжона, впервые в этот миг король Эйтор поверил в свою победу, перестав терзаться сомнениями, отринув, наконец, неуверенность. Он вернет себе престол, войдет в столицу победителем, и весь Альфион склонится пред своим государем. Будет так, и не иначе.


Они не были родней, но лишь назывались так. Кровь, что текла в их жилах, принадлежала разным людям. Но было в них нечто, что роднило из сильнее общих предков - власть. Один был обречен на власть, на то, чтобы повелевать державой, и вырос с этой уверенностью в своей исключительности. Но он был лишен того, что наследовал по праву рождения, был унижен тем, от кого не ожидал этого.

Второй с самого рождения знал, что его уделом будет лишь подчиняться, но не смирился с этим, также возжелав власти. Жажда, точившая его с детских лет, и становившаяся все сильнее, нестерпимее с каждым днем, не могла обернуться ничего хорошим, но все решил случай. И тот, кто прежде даже не помышлял о том, чтобы править, стал владыкой целой страны. Они были разными, но оба оказались пронизаны желанием править, а потому именно в тот день и час, когда король Эйтор, изгнанник, лишившийся власти в одну короткую ночь, собрав волю в кулак, приказал готовиться к войне, его названный брат, принц Эрвин, тоже созвал своих командиров, самых преданных воинов, верных слуг.

Тот, кто уже почти стал владыкой Альфиона, вернув наследие отца, встретил офицеров в тронном зале, как истинный правитель. Вот только королевский венец покоился не на его челе, но рядом, на бархатной подушке, ибо еще был жив тот, кто, путь неправедным путем, но законно, стал владельцем короны. И также не смел Эрвин даже прикасаться к трону, тускло сверкавшему золотом в дальней части зала. Все это, несмотря на права рождения, принадлежало пока вовсе не ему, а Эйтору, ибо тот был возведен на престол с соблюдением всех обычаев, став правителем державы по воле прежнего короля, а это тоже кое-что значило. Но пришла пора расставить все на свои места, и принц жаждал скорее покончить со всеми проблемами, став, наконец, тем, кем был с самого рождения.

- Его милость, лорд Кайлус! - возопил герольд, и названный им нобиль величественно и уверенно ступил под своды зала, почтительно поклонившись неподвижному и бесстрастному принцу.

Слуга зычно выкрикивал все новые имена, порой сопровождавшиеся титулами, и следом за лордом входили иные союзники Эрвина, рыцари, наемники, все, кто был готов сейчас пролить за вернувшегося из небытия наследника королевства кровь, рискнув и своими жизнями ради его величия. Все они были вооружены, хотя обычно являться к королю с клинками запрещалось. Но сейчас Эрвина приветствовали не покорные холопы, а воины, и меч подчеркивал особый статус каждого из них.

- Мои верные слуги, - Эрвин обвел взглядом молча смотревших на него людей. Все они вне зависимости от происхождения или титула были сегодня необычайно серьезны, предчувствуя скорые перемены. - Братья-рыцари и доблестные солдаты удачи, откликнувшиеся на мой зов, я, принц Эрвин, наследник Альфиона, приветствую вас в доме моих предков. Вы здесь, дабы услышать сейчас мою волю. Час настал, друзья!

Вдоль стен выстроились, будто на строевом смотре, лорды и простые рыцари, те, кто принял сторону законного наследника альфионского трона. И первым стоял сам лорд Кайлус, самый преданный соратник принца Эрвина. Как и все здесь, он был собран и молчалив, словно явился не во дворец, а в храм Бога.

Чуть поодаль, ближе к дверям, собрались капитаны наемных отрядов. Будучи нередко людьми самого низкого происхождения, они не лезли вперед, предоставляя благородным мелькать перед очами всесильных владык. Но наемники ничуть не уступали даже самым знатным лордам надменностью и уверенностью в себе, намного превосходя их пышностью одежд. В глазах пестрело от золотого шитья и самоцветов, осыпавших кафтаны и камзолы кондотьеров, демонстрировавших всем свое богатство, а, значит, доблесть и удачу. И, право же, никто не усомнился в этой их привилегии, разве что рыцари порой бросали на солдат удачи презрительные взгляды, не осмеливаясь, однако, открыто выказывать свою неприязнь. Там, среди наемников, заняв почетное место по правую руку от государя Альфина, стоял, внимая каждому слову будущего короля, и Счастливчик Джоберто, одним из первых явившийся в Фальхейн.

А еще здесь были настоящие варвары. Полдюжины олгалорских горцев, против воли жавшиеся к дверям, и старавшиеся держаться подальше и от благородных господ, и от наемников, исподлобья взирали на короля. В прочем, несмотря на вполне дикарский облик, заплетенные во множество тонких косичек пронзительно-рыжие гривы, домотканые рубахи, кожаные штаны и безрукавки из волчьих шкур, эти гости держались весьма уверенно. Они явились в Фальхейн, дабы засвидетельствовать верность Кланов, уже собравших войско, истинному правителю, и принц Эрвин принял их со всем почтением.

Наследник альфионского престола знал, что движимые пусть странными, но непреложными законами своей варварской чести горцы предадут его последними, намного позже, чем это сделают польстившиеся на золото из королевской казны наемники, и уж тем более, знать Альфиона, легко забывающая любые вассальные клятвы. Раз они уже изменили, объявив Эйтора, которому прежде присягали на верность, узурпатором. И никто не мог бы гарантировать, что все эти лорды и рыцари не предадут вновь, почуяв, что удача отворачивается от Эрвина.

Они были разными, те, кто теперь молча, чувствуя нарастающее напряжение, внимал принцу. Кому-то повезло родиться под сводами древнего замка, а кто-то появился на свет в убогой лачуге или хижине какого-нибудь варварского племени. Но сейчас все они испытывали одни и те же чувства - невольную робость перед могучим правителем, и трепет, становившийся все более заметным с каждым мгновением ожидания.

- Узурпатор Эйтор, не желая смириться с поражением, обманом привлек на свою сторону многих рыцарей и даже благородных лордов, собрав армию, с которой хочет вернуть то, что не принадлежит ему, - величественно и размеренно бросал, точно чеканил, слова в источавшую настороженность и ожидание толпу Эрвин. - Безумец жаждет разжечь пламя войны. Он готов уничтожить Альфион, нежели уступить престол законному наследнику, и я не могу допустить этого. Настала пора рассудить, кому суждено владеть этой землей, и на вас я надеюсь в этом, на тех доблестных воинов, что отвергли власть захватчика, признав истинного владыку.

Принц, расправив плечи, приосанившись, стоял на возвышении в конце зала, возле трона, сесть на который пока не пытался, показывая каждому, кто был готов видеть, что свято чтит заветы предков, говоривших, что в Альфионе должен быть только один государь. Рано или поздно голова Эйтора будет красоваться над воротами Фальхейна, и тогда под заунывные молитвы жрецов Семурга, призывающих на нового владыку справедливость Судии, на чело принца возложат корону. Но сейчас этот желанный миг был еще далеко, да и не очень-то стремился к нему Эрвин. Лорды, признавшие своего принца, сами жаждали только власти, и искренне верили, что сын Хальвина вернулся в Альфион, также движимые жаждой ее. Вот только на самом деле Эрвином двигала лишь месть.

По левую руку от Эрвина расположился, уставившись поверх моря голов, верный Витар. Воин старался сохранять неподвижность, перебарывая все не спадавшее желание вновь и вновь касаться искусно сделанного протеза, заменившего ему левую руку до самого локтя. Мастера постарались на славу, использовав всего-навсего обычную латную перчатку, и воин, упражняясь целыми днями, уже не так остро ощущал собственную ущербность, наловчившись орудовать этой железкой почти так же хорошо, что и живой плотью.

А справа от принца стоял, скользя взглядом по лицам собравшихся в зале нобилей и обычных наемников, ни кто иной, как чародей Кратус. Молва об этом могучем и беспощадном маге уже разошлась едва ли не по всему королевству, и тот, на кого смотрел колдун, невольно пытался отступить, спрятавшись за чужими спинами, такого презрения был исполнен взгляд волшебника. Каждый знал, что таинственный чародей, во исполнение неведомой клятвы служивший Эрвину, щелчком пальцев уничтожил целый отряд, несколько сотен воинов, и не сомневался, что уж единственного человека, пусть и трижды благородного, маг раздавит, даже не заметив.

Чародей чувствовал исходящий от толпы страх, и едва сдерживал издевательский смех. Все эти гордые наемники, готовые лопнуть от осознания собственного величия лорды, напыщенные рыцари боялись его больше, чем смерти, и это горячило кровь.

Маг, как всегда, был одет подчеркнуто скромно, словно для того, чтобы нарочно выделиться среди разряженных в пух и прах нобилей. А на голове Кратуса мерцал, заставляя даже надменных лордов заворожено следить за игрой света на многочисленных гранях, хрустальный обруч, залог силы чародея и победы его господина.

- Наши силы велики, воины полны готовности идти в бой, во славу истинного короля и королевства. - Слова Эрвина гулким эхом разносились под сводами тронного зала. - И я повелеваю вам готовить войска к бою. Завтра на рассвете мы покинем столицу, дабы уничтожить мятежников, положив конец раздору, охватившему великий АЛьфион. Я говорю вам, мои верные слуги, - грядет битва, и тот, кто будет верен мне до конца, обреете власть и почет, о каких прежде не мог и помыслить. Мы уничтожим врага, вернув мир королевству. Мы победим!

Никто не ведал, сколь тяжело далось это решение принцу, скольких бессонных ночей оно стоило ему. Каждый день прибывали все новые и новые отряды, порой насчитывавшие всего по полудюжине человек. Армия росла, но этого казалось мало тому, кто желал покончить со всеми врагами одним ударом. Ощутив вдруг давно позабытую неуверенность, Эрвин все никак не мог решиться, терпеливо ожидая, пока подтянутся запаздывающие отряды. Казалось, он был готов ждать и единственного человека. Но не всем была по нраву такая осторожность, и в окружении могучего и своенравного владыки нашлись смельчаки, сказавшие это ему в лицо.

- Чем дольше мы ждем, тем меньше у нас будет союзников, - горячо втолковывал своему воспитаннику лорд Кайлус, взявший на себя роль советника и помощника при новом правителе. - Ходят слухи, что кое-кто из недавно явившихся в Фальхейн рыцарей уже готов увести свои дружины обратно, усомнившись в твоей, господин, готовности довести начатое дело до конца. Все верно, ты хочешь собрать в кулак как можно больше воинов, чтобы покончить с врагом раз и навсегда, но твои намерения вовсе не так однозначны, и многие могут решить, что ты просто боишься.

- Боюсь? - гневно вопросил Эрвин. - Будь я проклят, если этот так!

- Прости, господин, - обратил на себя внимание и верный Витар, ни на шаг не отходивший от принца. - Но это так. Враг копит силы, а мы стоим на месте. Солдаты ропщут. Они жаждали добычи и славы, но в ожидании проходит день за днем, а наша армия так и остается в Фальхейне.

Эрвин презрительно поморщился - воины устали ждать, каково? Он, сын Хальвина, наследник Альфиона, ждал двадцать три года, а этот сброд, только и готовый грабить и насиловать, не может вытерпеть еще несколько дней. И все же в словах Витара, а равно и лорда Кайлуса, был свой резон, и не следовало отмахиваться от них сразу же.

- Ты знаешь, господин, в далеких землях, что лежат на юге, есть такой обычай - извлеченный из ножен клинок не может вернуться в них, не испробовав крови врага, - продолжал между тем Витар. Он был, пожалуй, единственным, кого Эрвин мог выслушать до конца, и единственным, кто совершено не страшился припадков безумия, в последнее время все чаще посещавших принца. - Так и здесь, если войско собрано, его должно послать в бой. Негоже, если ваш названный брат первым перейдет в наступление, окончательно оправившись от испуга. Надо атаковать, пока они только собираются с мыслями. У нас не просто много воинов, но это еще и опытные бойцы, каких немного в АЛьфионе. Одни келотцы, прошедшие в своей земле огонь и воду, чего стоят! Решайтесь, господин, прошу! Ждать больше нет сил. Готовность воинов уже не столь велика, как поначалу.

Здесь и Кайлус, интриган, сведущий в высоком искусстве стратегии, и просто рубака Витар, были, несомненно, правы, и Эрвин не мог не признать это. Однако любое промедление было на руку Эйтору и его союзникам, и принцу не оставалось ничего иного, кроме как отдать, наконец, самый важный приказ. И вот этот миг настал, и в скованном тишиной тронном зале гулко раздавались слова того, кто искренне верил, что только он один имеет право владеть всеми землями Альфиона.

- Мы пресечем Стейлу ниже по течению, - приказал Эрвин, бросая слова в молчаливую толпу. - Олгалорские Кланы уже собрали войско, и мы, соединившись с горцами, вторгнемся во владения лорда Маркуса, предателя короны, в замке которого ныне и укрывается узурпатор Эйтор. Наших сил сейчас вполне достаточно для быстрой победы, ибо долгая война, кто бы ни одержал в ней верх, станет гибелью для королевства.

Разношерстная публика слушала принца, словно завороженная, улавливая каждое слово. И любой в этот миг мог бы согласиться с последним доводом Эрвина. Затяжная война истощит государство, и Альфион из уважаемой, пусть и не самой могущественной на севере державы превратится просто в легкую добычу. К тому же каждому лорду, последнему рыцарю хотелось получить в награду от будущего владыки не пепелище и вытоптанные поля, а целые села и плодородные пашни, а это было возможно лишь в том случае, если уделы, принадлежащие подрежавшей Эйтора знати, поменяют своих хозяев как можно быстрее. И потому сейчас все, и лорды, и наемники, и даже горцы, тоже кое на что рассчитывавшие после победы, рвались в битву, словно позабыв, что не всякому суждено выйти живым из сражения.

- Мы не станем ждать тех, кто еще колеблется, решая, чью сторону принять, как не станем дожидаться и тех, кто просто опаздывает, - непреклонно вещал Эрвин, видя разгорающийся в лазах его слуг, его союзников блеск азарта и алчности. - И всякий, кто осмелится преградить нам путь, да будет уничтожен. Любого, кто откажется поклониться мне, откажется признать меня королем Альфиона, будет убит. И да пребудет на наших клинках справедливость Судии. В бой, мои воины! За Альфион!

Невесомое эхо, отзвук последних слов, сказанных принцем, еще несколько мгновений бился под сводами зала, а затем тишина взорвалась многоголосым хором.

- В бой, - вопили, перекрикивая друг друга, наемники и знатные лорды, надсаживая глотки. - Вперед, к победе! Во славу короля Эрвина! Смерть изменникам! В бой!

Сейчас все, как один, были охвачены могучим порывом. Каждый из них представлял в этот миг что-то свое - золото, новые земли, звучные титулы, - и каждый был готов следовать за этим могучим воином, средоточием решимости и силы, даже на эшафот.

А на утро распахнулись южные ворота столицы, и из-за стен на равнину потянулась лязгающая сталью змея, состоящая из сотен, из тысяч чешуек-людей. Войско выступило в поход.

В первых рядах ехали всадники, сначала рыцари, сопровождаемые своими оруженосцами и сержантами-латниками, затем - наемники, большая часть которых также предпочитала биться верхом. За каждым всадником слуги вели в поводу нескольких сменных коней. Рыцарские дестриеры при всей своей силе и врожденной свирепости уставали очень быстро, а потому на марше всадники передвигались верхом на более выносливых, пусть и не вышедших статью рысаках. Кроме того, несколько вьючных лошадей везли доспехи, оружие, а также всякие припасы, так нужные в дороге и воину, и мирному путнику.

Выстроившись в колонну, всадники, по трое в ряд, покидали город. Над головами их развевались яркие знамена, и собравшиеся на улицах столицы зеваки без труда узнавали знакомые гербы. В этот день на битву шел цвет рыцарства Альфиона, самые доблестные и знатные воины.

Следом за конницей маршировала казавшаяся бесчисленной пехота. Гордо вышагивали наемники, арбалетчики и алебардисты, сложившие свое громоздкое оружие, равно как и доспехи, на телеги, и двигавшиеся пока налегке. Вместе с ними шли и простые ополченцы, которых, в прочем, было весьма немного. Из вчерашнего крестьянина невозможно сделать за считанные дни умелого бойца, и потому услышавшие клич вернувшегося в Альфион сына Хальвина рыцари взяли с собой малое число пеших воинов, придирчиво отбирая самых умелых и сильных.

Пехота все шла и шла, нескончаемым потоком протискиваясь во вдруг переставшие казаться достаточно широкими городские ворота. Со стен за войском наблюдали солдаты немногочисленного гарнизона, оставленного в Фальхейне, дабы блюсти порядок до возвращения принца Эрвина. Сам принц упорно желал забрать этих воинов, всего-то жалкие полторы сотни, с собой, но так и не сумел переспорить рачительного Кайлуса, беспокоившегося о сохранности уже взятой добычи не меньше, чем об окончательно победе над врагом.

Как раз в тот миг, когда город покинул последний пехотинец, и сквозь проем потянулся громадный обоз, лорд вместе с самим Эрвином наблюдал за марширующими воинами с пригорка, расположенного в полумиле от стен Фальхейна. Принц, несколько самых близких его соратников, верный Витар и еще несколько телохранителей, остановили своих коней на возвышенности, и оттуда во всей красе видели ту армию, которой суждено было вернуть королевство законному владельцу. Они не могли отказать себе в удовольствии полюбоваться таким редким и внушающим трепет зрелищем. Правда, обычным воинам, долго которых был в том, чтобы хранить своих господ от всякой опасности, было не до пустого созерцания, но уж сам принц и сопровождавшие его рыцари наслаждались всей душой.

Только один человек хранил полнейшее безразличие, глядя словно бы сквозь шеренги старательно чеканивших шаг воинов - королева Ирейна. Принц не решился оставить юную супругу альфионского короля - самую ценную свою добычу на этот час, если не считать груду камней, что звалась Фальхейном, - в столице, и теперь она вынуждена была следовать за Эрвином, сопровождаемая двумя угрюмыми воинами, не снижавшими мозолистых ладоней с эфесов своих мечей. Смирная пегая кобыла королевы была крепко привязана за узду к седлу одного из ее надсмотрщиков, так что пленнице нечего было даже думать о том, чтобы бежать. В прочем, едва ли кто-нибудь, хоть раз взглянув на нее, решил, что в ее голове еще осталась подобная мысль.

Однако сейчас взоры сопровождавших Эрвина сановников и рыцарей были обращены отнюдь не к Ирейне. Все уже привыкли, что их господин таскает за собой молчаливую пленницу, точно забавного ручного зверька, и теперь с затаенной гордостью и невольным страхом не отрываясь, следили за тем, как ползет, огибая подножье холма, стальная лента войска.

- Какая мощь! - восхищенно произнес Кайлус, глаза которого блестели от восторга. - Мы сметем прихвостней Эйтора в одно мгновение. Прежде Альфион не видел столь многочисленного и опытного войска. Победа будет нашей, и вы, господин, вскоре станете королем!

А Эрвин, кажется, даже не понимавший, что это с таким восторгом, захлебываясь от возбуждения, пытается втолковать ему Кайлус, холодно взглянул на Ирейну. Не произнося ни слова, королева вздрогнула под этим взглядом, затравлено посмотрев на источавшего волны уверенности и злой силы принца. Она была бледна, точно после долгой болезни, и неестественно прямо держалась в седле. Седло, кстати, было обычным, мужским, и королева сменила пышное платье на скромный охотничий костюм из бордовой кожи, в котором казалась еще более хрупкой, нежели прежде.

- Если этот глупец Эйтор проявит хоть немного благоразумия, так и быть, я позволю вам попрощаться, прежде, чем он будет казнен, - бесстрастно вымолвил принц Эрвин, и затем отвернулся, не интересуясь тем, как приняла его страшное обещание пленница.

Растворились в облаке пыли последние шеренги пехоты, и мимо холма тащились многочисленные телеги. На каждый десяток воинов приходился один воз, груженный всем, начиная от доспехов и вплоть до чистых тряпиц, чтобы перевязывать раны. Вереница повозок протянулась от стен Фальхенйа до самого горизонта. Казалось бы, уж в этом-то зрелище не было ничего величественного, но отчего-то предводители выступившей в поход армии все еще никак не могли опомниться.

- Скоро этот город встретит вас, как победителя, господин, - продолжал лорд, обращаясь к хранившему молчание Эрвину. - Мы разобьем Эйтора, сокрушим его войско одним ударом!

Кайлус говорил еще что-то, но принц почти не слышал его. Он смотрел на озаренные лучами едва поднявшегося над лесом осеннего солнца стены, и гадал, увидит ли их еще когда-нибудь. Пути назад не было, впереди был бой, и Эрвин знал, что обязан выиграть его, действительно въехав в Фальхейн, как триумфатор, или погибнуть. И, право же, его вполне утраивал любой исход.

Загрузка...