Выбор моей реальности. Том 2

Глава 2. Затерявшийся в лабиринте разума

– Я припозднился, пришёл к вам только к обеду, поскольку был вынужден задержаться вследствие одного престранного события, и считаю нужным сообщить о том, что произошло, – вздохнул Ираклий. – Сегодня приблизительно в три часа ночи, истошными криками перебудив прислугу во дворце, проснулся Никифор Удачный—Новобрачный, начал выспрашивать нас, убрали ли уже с порфирового пола окровавленный труп Михаила Дуки и отмыли ли столы и стены от разлетевшихся в разные стороны мозгов. Сначала мы, решив, что уставшему василевсу спьяну приснился очередной нездоровый кошмар, тщетно пытались успокоить его. Однако Никифор Растревоженный—Взбудораженный, замотавшись в пурпурную простыню и обозвав нас бесполезным стадом неверующих ослов, побежал в Золотой Обеденный Зал. Судорожно рыдая, Никифор Человечный—Добросердечный стал рассказывать о том, что вчера, во время свадебного пира он собственными глазами видел, как его ближайший друг и горячо любимый пасынок Михаил Дука спрыгнул с открытой галереи второго яруса и разбился о порфировые плиты рядом с императорским троном! Мистический парадокс ментальной логики заключается в том, что выслушав заявление Никифора Расстроенного—Обеспокоенного и тщательно обыскав все залы, а также иные потайные комнаты, коридоры и выходы в наших многочисленных дворцах, мы не нашли Михаила Дуку. Ни живого, ни мёртвого!!! – Ираклий, выдержав многозначительную театральную паузу, пристально посмотрел на меня и добавил:

– Допросив его мать – Евдокию, стражников и придворных, мы выяснили, что со вчерашнего вечера Михаил словно канул в Подземные Летейские Воды. В его покоях была обнаружена незаконченная поэма, в которой он, прощаясь с жизнью, ясно выразил своё намерение подняться на галерею и в последнем прыжке устремиться на Никифора «смертоносной каменной лавиной»… Осмотрев злосчастную галерею, я заметил валявшийся на полу скомканный белый плащ, рваный чёрный сапог и пурпурный пантуфель, принадлежавший Михаилу. В это мгновение в незамутнённой логике моего сознания впервые поселился Двухголовый Хаос Сомнений… Если Михаил, как и говорил нам Никифор Наичестнейший—Безобманный, в присутствии гостей действительно спрыгнул на императорскую голову, то почему никто из приглашённых на свадьбу, в том числе и я, ничего подобного не увидел и, главное, куда после фатального приземления исчез его труп? Если предположить, что с целью скрыться и замести следы, Михаил написал прощальную поэму, дал нам подсказу, бросив свои жалкие одеяния в указанном месте, то для того, чтобы покинуть обширную дворцовую территорию, ему пришлось бы миновать не один, а несколько постов бдительной охраны; ему пришлось бы пройти мимо потока гостей, вечерних садовников, бесчисленных привратников и прислужников—зажигателей полуночных светильников. В этом случае хотя бы один из очевидцев подтвердил, что видел его, и указал бы нам, в каком направлении продолжить прерванные поиски… Так как же нерешительный и недалёкий Михаил смог прокрасться через тысячу стражников, через тысячу надсмотрщиков Никифора Недремлющего—Незасыпающего и через тысячу моих тайных соглядатаев, никем не узнанный и никем не замеченный?

Заданный вопрос повис в воздухе, а Ираклий, не отводя от моего лица своего цепкого изучающего взгляда, продолжил доставать меня:

– Я подозреваю, загадочное исчезновение каким-то образом связано с появлением магии в Новом Риме! Несмотря на то, что после знакомства с вами я наблюдал мириады оживших кошмаров и фантазий, удивительные артефакты и мистические трюки, пока я не способен постичь логикой рассудка, как такое возможно? Вы постоянно были у нас на виду и, самое важное, вы лично заинтересованы в многолетнем царствовании и благополучии Никифора Самородного—Пурпурородного. Женщина—воровка пришла забрать наши несметные богатства, а что ценного мог ей дать безвозвратно потерявший права на престол обнищавший и никчёмный Михаил? Свои едкие, но никому не нужные эпиграммы? Я бы мог заподозрить вас и допустить, что вы унесли его в невидимой мистической бездонной сумке… В абсолютной темноте блуждая по извилистому лабиринту моего разума, я пока не могу выстроить ни одну достойную гипотезу, для какой цели этот несчастный мог вам понадобиться, если вы не знали его и ни разу не говорили с ним… Да и как бы вы смогли переместить в Сумку—Фантасмагорию злополучного Михаила, если его не было в том огромном тронном зале? Никто из спутников также никуда не отлучался: ваша рыжеволосая гетера без остановки расхваливала чёрные гробы и иноземные благовония, субтильный юноша ел за десятерых и высматривал себе циркачку покрасивее…Так что же в действительности случилось, каким образом исчез Михаил Дука, кто может быть к этому причастен, кто вовлекает нас в неотвратимый водоворот мистификаций и в последующий за ними вихрь неизбежных несчастий?

– Я не разбираюсь в дворцовых интригах и не хочу играть в детектива, но, как частенько любят говорить у нас, «нет тела – нет и дела». Только сам пропавший, когда найдётся, сможет дать вам ответы на поставленные вопросы, – почувствовав себя «под колпаком у Бормана», ответил я. Мало того, что система круглосуточно наблюдает, контролирует каждый шаг, читает наши мысли и, скорее всего, подглядывает за нами в местах общего пользования, из-за чего никому не удаётся толком расслабиться (сидим тут, как подопытные в шоу за стеклом с XXL—контентом), так теперь ещё и этот параноик Ираклий всерьёз активизировался. Подозревает нас во всех реальных и виртуальных кражах и пропажах.

Моя версия: или к Никифору сегодня новая ночная белочка явилась, или, как говорится, уже конкретный песец пришёл. А если Никифор Никогда-Не-Пьющий когда-нибудь протрезвеет, включит мозг и разберётся в своём бардаке, то, покопавшись в купленной у меня магической сумке, он, вероятнее всего, там и отыщет своего потерянного друга. Но помогать, давать советы, как найти бесценную пропажу, и оправдываться перед Ираклием за то, что никто из нас не делал, я не нанимался. Мне были противны его скользкие намёки о том, что я стал «Suspect Number One» в чёрном списке константинопольских воров—маньяков. Не дождавшись содействия в поимке «опасного преступника» и чистосердечного признания в совершении «кражи», Ираклий продолжил грузить меня своим бесконечным занудством:

– Вы скажете, Михаилу помог скрыться кто-то из родственников или лояльных придворных. Но нам доподлинно известно, Михаил вёл крайне замкнутый образ жизни, сочинял скучные поэмы, ни с кем не общался и, кроме Никифора Преданного—Неизменного, верных друзей у него не было. Я допускаю, этот неимущий нищий располагал парой солидов, чтобы подкупить одного—двух стражников, но оплатить молчание тысячи моих многоглазых осведомителей у него никогда не хватило бы средств, смелости и способностей… Не могли же все те, кто находился вчера на территории дворцового комплекса, сговориться между собой и повторять одно и то же, что не видели его? – рассуждал сам с собой Ираклий. – Я доложил о своих размышлениях Никифору Озабоченному—Сосредоточенному. Он, осмотрев галерею и внимательно прочитав посмертную поэму Михаила, согласился со мной. Затем Никифор Мыслительный—Рассудительный выстроил своё логическое умозаключение о том, что в стене, примыкающей к галерее, замаскирован никому не известный тайный проход, и, зная секретное место, Михаил только таким хитрым способом смог незаметно скрыться… Посреди ночи вызвав во дворец каменщиков и лучшего технита—архитектона Прокула Камениата, Никифор Обдуманный—Продуманный приказал разрушить стену, чтобы посмотреть, в каком из скрытых проходов прячется Михаил. Прокул Камениат запаниковал и предсказал, что если начать крушить несущие сооружения, то полдворца с оглушительным грохотом обрушится на землю, придавит тех, кто находится на верхнем и нижнем ярусе. От услышанного Никифор Метательный—Гневоиспускательный так рассвирепел, что приказал конюхам затолкать внушительную порцию наисвежайшего лошадиного навоза Прокулу в рот, чтобы тот более не озвучивал ужасную ахинею, и распорядился пожизненно заточить старого архитектона в дворцовый тюремный каземат. А меня отправил к вам выяснить обстоятельства произошедшего. Так что же мне передать от вас Никифору Осмысленному—Глубокомысленному, Магистр Александрион?