Выбрать быль

Глава 12

Мне редко снятся сны, и, кажется, я об этом уже говорил. Я не люблю сны. Особенно странные сны. Возможно, это из-за того, что они являются игрой разума пытающегося рассказать о чём-то, что в реальности ты не понимаешь, не видишь замыленным зрением.

К чему это я? К тому, что я определённо помнил, как улёгся на футон, чувствуя как ноет челюсть и побаливает язык от перевыполненной нормы по количеству слов произнесённых за день. Раз в двадцать перевыполнил.

Кстати, за свою жизнь я видел разные виды туманов. Туманы бывают разные, знаете ли. И конкретно этот походил на тот, что клубится мрачным покрывалом в тёплой и влажной местности перед рассветом. Да, я слышал, что во сне удивляться не получается и, видимо потому, меня не удивило что я не чувствовал тепла или холода, как не чувствовал и оседающие капли тумана на лице, не чувствовал и прикосновений высокой, до пояса, травы. Где я? — мелькнула мысль, но вновь без малейших оттенков эмоций. Словно каждый день оказываюсь в незнакомой местности отдалённо напоминающей сцену для фильма ужасов. Да, во сне можно испытывать страх и именно по той причине, что я об этом вспомнил, края сознания коснулось лёгкое щупальце липкого ужаса.

— Беги, — шептало подсознание, — спасайся.

И, будь я более суеверным, то так и сделал бы. Так что пришлось напомнить себе, что люди не для того сначала отжали пещеры у саблезубых тигров да медведей и не для того загнали их потомков в зоопарки да заповедники, чтобы отдельный представитель этого, без сомнения, высокоразвитого вида боялся обычного атмосферного явления.

Бояться можно этого мерного рокота шедшего, казалось, со всех сторон. Да, наверное так слышались бы шаги сороконожки будь я размером с блоху. Рука абсолютно естественно, будто тысячи раз до этого, поднялась к поясу и… ухватилась за жёсткую рукоять, лёгшую в ладонь словно родилась там. Опуская взгляд я уже догадывался, что увижу. И да, это был тот самый меч. И его брутальная жёсткость являлась единственной вещью, что я ощущал. Хотя и не отказался бы вдохнуть этот, наверняка прохладный и наполненный пряным ароматом трав, воздух, ощутить ладонью щекотку разнотравья.

На очередном "брум!", отдавшимся вибрацией в груди, лоскутья тумана расступились, скорее даже разлетелись волной, открыв вид на ровный строй людей в доспехах островных воинов седых времён. Длинная шеренга начиналась из этого тумана и в нём же исчезала как войско призраков. За первой шеренгой виднелась следующая, и ещё… пока не растворялась в седой дымке. Да, очень аутентичное войско вооружённое длинными копьями-яри и катанами в простых и потёртых ножнах на поясе, что, скорее, являлись в те времена оружием последнего шанса, типа пистолетов, ага. Ну и, за их плечами, виднелись лучники и дула теппо[43], удерживаемые кем-то более низкого роста. Ну а впереди, на грозного вида гнедом коне, восседал самый конкретный перец из всего этого собрания фруктов. В полном доспехе столь обильно покрытом шнуровкой, что детали под ней разглядеть не удавалось, наплечники скорее напоминали щиты, украшенные в том же стиле, шлеме с устрашающей маской. В общем, такой доспех показатель статуса или, как минимум, богатства. Ах, да, ещё и нобори[44] за спиной со знакомым рисунком, да и на поясе у этого товарища были те самые два меча, один из которых у меня в руках…

Хм-м-м, получается, у меня перед глазами один из моих, условно, предков? Однако, увлёкшись рассматриванием я упустил момент, когда всё это воинство, с очередным глухим грохотом замерло, смотря куда-то вдаль. Бесчисленные полотна знамён давно бы повисли мокрыми тряпками, если бы не необычная форма древка, поскольку туман, борясь за удерживаемое им пространство, оседал на доспехах людей, повисал мокрыми каплями на усах и кончиках волос, влажно блестел на шлемах и кончиках копий. Вдруг, какая-то мрачная серая волна скользнула по пространству, заменяя крепкие фигуры и гордые лица людей на истлевшие костяки обёрнутые остатками сгнившего савана и едва сохранившиеся черепа, с отсутствующими челюстями, пустыми глазницами расколотыми или пожелтевшими костями. И эта жуть так меня пробрала, что захотелось бежать прочь, не разбирая дороги, забраться на какое-нибудь дерево, следуя древним инстинктам и трястись там как бандарлог перед Каа. Хотелось бы сказать, что я преодолел ужас усилием воли, подавил его, прижал к ногтю, показал кто в теле хозяин и храбро взглянул опасности в глаза. Но нет, не двинулся с места я лишь потому, что мышцы сковало чудовищным напряжением, а дыханье замерло в груди. Я замер безвольным наблюдателем и желал лишь одного — проснуться и, желательно, в чистой кровати. Хотя последнее не так важно, лишь бы проснуться….

Но лишь долю мгновения я наблюдал это зрелище, после чего пелена спала и вновь явила гордые и волевые лица восточных людей.

Единственным кто смотрел на меня был тот самый полководец. Его равнодушный взгляд скользнул по моей тощей фигуре… тощей по сравнению с любым бойцом его воинства, естественно… прошёлся по необычным для него рубашке и брюкам, на секунду остановился на мече, и лишь потом встретился со мной взглядом. Испытующе и пронзительно взглянул, такой взгляд может принадлежать только человеку разбирающемуся в людях и привыкшему повелевать, вести за собой в том числе и на смерть. Да так взглянул, будто покопался в самой душе, перебрал грешки, оценил достоинства и недостатки. После чего кивнул, чуть равнодушно, во всяком случае так показалось, ибо из-за злобно скалящейся маски его лицо в любом случае отображало только жажду крови.

— Дошли мы до столицы государства наших врагов, — неожиданно глубоким и зычным голосом заорал всадник, обращаясь к своему воинству и, пока я оглядывался ища эту самую столицу, продолжил, — сии жалкие псы заперлись за стенами, надеясь спастись за ними от гнева нашего. Молясь своим богам, дабы те обрушили на нас гнев свой. Или, может, надеясь что нас пожрут дикие звери!

Последняя фраза была встречена гулким хохотом, словно он только что рассказал анекдот года. Дождавшись, пока последние раскаты веселья утихнут, слитным движением выхватил меч, едва не смахнув своему коню уши, указал кончиком клинка вперёд.

— Скажу вам я — пусть все тут против нас! И звери! И люди! И боги! Но!! Увидев зверя — убей зверя! Увидев человека — убей человека! Увидев бога — убей бога! Тысячу лет императору!!!

— Банзай!!! — взревели тысячи глоток и в едином порыве качнулись вперёд.

С каждым словом, произнесённым этим сильным голосом, я чувствовал как закипает кровь накаляя вены, и потому, поддавшись, похоже, стадному инстинкту или всё же зажигательной речи полководца потянул из ножен своё оружие, клон того, что в руках этого самурая указывал в укрытое пеленой тумана пространство. И с каждым обнажённым сантиметром смертоносной стали мной овладевала та эмоция, которой опасаюсь более всего, — безумная ярость. О да, мне хотелось убивать, кромсать, видеть выпадающие кишки отлетающие головы и хлещущую из артерий кровь. Но, поскольку прямо передо мной были вроде как союзники, то пришлось развернуться и, помчаться со всеми вперёд, дабы не быть затоптанным. Слева и справа выглядывали кончики копий, в моей руке холодно блестел такой же металл и я чувствовал себя частью одного огромного организма, единственной целью которого было снести всё перед собой, разнести и растоптать. Да! Враг впереди, такой же строй немного иначе выглядевших воинов. Одетых и вооружённых похуже, словно вчерашние крестьяне взявшие в руки виллы и грабли, выставленные вперёд как смазка для мечей. И в тот момент, когда я отбил клинком тянущийся к телу трезубец и замахнулся чтобы снести голову какому-то безусому юнцу, испуганно зажмурившемуся в ожидании неминуемой смерти, как…

— Ани-уэ, — время замерло и этот безусый юнец произнёс эти слова подозрительно мелодичным голосом.

Что-то больно впивалось в бок.

— Мяу, — добавил его сосед по строю, как раз нанизанный на острие яри и искрививший лицо в гримасе ужаса и боли, сейчас смотрящий на меня жёлтыми глазами…

Распался туман, растворились в небытие или, что вернее, в далёкой были, сошедшиеся в танце смерти солдаты и яркие лучи только восходящего солнца пронзили веки горячими стрелами.

— Ани-уэ, — снова произнёс девичий голос неподалёку, меланхолично так, как может только человек знающий, что добьётся результата даже если придётся потратить весь день. Что-то тяжёлое на груди заурчало негромко, но так что вибрацию почувствовал даже позвоночник, потопталось крохотными лапками и ткнулось холодным носом в подбородок.

— Ани-уэ.

Вот за что не люблю спать на этих матрасах, так это за то, что вечно уползаю куда-нибудь к утру, теряя крохотную подушку. Так что я, не открывая глаз, потянулся к источнику шума, схватил, положил на футон и умостил сверху голову, найдя место помягче и взбив предварительно ладонью, вынудив урчащее существо покинуть пригретое место с недовольным фырканьем.

— Какие мягкие тут подушки, — буркнул я, нащупывая другой рукой предмет, что до сих пор врезался в рёбра, — и тёплые. Надо с собой забрать.

Источник голоса завозился, запыхтел, крякнул, но видимых результатов не добился. Видимо моя голова тяжелее из-за набившейся туда ерунды. Схватив рукой длинный продолговатый предмет, я отбросил его в сторону. Предмет с глухим злобным звяканьем покатился по полу.

— Это не подушка, Ани-уэ, — пропыхтела маленькая непоседа, — это моя попа.

— Ладно, тогда заберу твою попу, — вновь пробурчал я, смыкая поплотней глаза.

— Зачем нам маленькая девочка без попы? — донёсся со стороны женский голос, тёплый и мягкий как, наверное, у любой бабушки.

Открыв наконец глаза, я увидел стоящую у входа женщину, наблюдающую за нашей вознёй с тёплой улыбкой и о том, что она бабушка не говорила ни единая деталь её облика, кроме, разве, едва заметной паутинки морщин в уголках глаз. У ног её тёрся о подол домашнего кимоно тот самый рыжий кот, предано заглядывая ей в глаза и задрав хвост трубой. Очевидно, что есть в доме кому построить даже кота. Да, с ней я тоже вчера не перекинулся даже словом, если не считать тёплых объятий и сурового оценивающего взгляда с её стороны, как бы говорящего — "совсем отощал, не следишь за собой". Бабушки одинаковы везде. Так что мне просто не хватило духу сказать, что мол есть у меня теперь кухарка, можно не волноваться. С такой кухаркой остаться голодным нужно очень постараться… с риском для здоровья постараться. И да, я понял, у Кёко Тот Самый Взгляд! Взгляд мудрой женщины умеющей построить бунтующую молодёжь без слов.

— Вставай, лежебока, ждём тебя к завтраку, — тепло улыбнулась женщина, — и ты давай на выход.

Последняя фраза была обращена уже к маленькой девочке, похоже смирившейся с судьбой и не пытающейся избежать участи провести время в качестве подушки, даже пыталась устроиться поудобнее. Так что пришлось и мне оторвать голову от подушкозаменителя, и потянуться к одежде, которую аккуратно вчера сложил рядом с футоном. Вместо которой оказалось свёрнутое кимоно, поверх которого ровным рядком лежали вещи пребывавшие недавно в карманах. Померший телефон, кошелёк и одинокая конфета в яркой обёртке. Очевидно, пока я пребывал в царстве кошмаров, местная прислуга успела забрать одежду на стирку, к счастью оставив перед тем замену. Ага, и в стороне валялся этот меч… каким боком он оказался в моей кровати? Я лунатик? Так, оставь меня, противная железка.

У порога что-то злобно зазвенело, покатившись по полу, ойкнул девичий голосок.

— Вай, братик берёт в постель взрослые игрушки!

Вот егоза малолетняя! Встав и потянувшись, я заметил пару любопытных карих глаз в темноте коридора. Сестрёнка начала интересоваться противоположным полом. Братик гордится тобой. Чуть поиграв на показ мускулами, какими-никакими, но присутствующими, накинул наконец кимоно, застыв в задумчивости… как-то его надо ещё запахнуть и повязать, да ещё и в правильную сторону… Жаль я тебя не покормил, мой электронный помощник. Так, пребывая в раздумьях как бы не напортачить, я развернул обёртку конфеты, дабы простимулировать мозг дозой углеводов и повторно застыл, на этот раз в удивлении. Вместо леденца или, хотя бы, шоколада, на ладонь выпала маленькая, сверкающая пластиковым глянцем флешка…

Интересно как. Однако, долго зависать над неожиданной добычей мне не дали, бумажная дверь вновь скользнула в сторону и в комнату с поклоном вошла девушка из местной прислуги, застав меня над медитацией над собственной ладонью, поняла ситуацию как-то по своему и, мелкими, из-за особенностей этой исторической одежды, шажками подошла, смело поправила на мне этот халат повседневного ношения и быстрыми ловкими движениями повязала пояс каким-то хитромудрым узлом, после чего, всё так же молча, принялась собирать футон.

— Ани-уэ, — в комнату влетела уже готовая к школьной жизни сестрёнка, в школьной форме да с заплетёнными в аккуратную косичку волосами, и запрыгала вокруг, как дикий сайгак, — скорее! Завтракать!

Я даже и опомниться не успел, как меня рванули к выходу, таща на прицепе за руку.

— Ты видела сон про туман и армию в нём? — спросил я, едва избежав встречи с углом при резком повороте.

— Нет, — удивлённо вскинула бровки девочка, даже остановившись на секунду.

— Посмотри, забавный, — кивнул я, и поменялся ролями, уже таща обалдевшее от такого совета тело, — кстати, у тебя есть компьютер?

— Хочешь записать мне этот сон? У меня и диск есть, — обрадовано откликнулась она, вновь поменявшись ролями и потянув в сторону столовой, до которой мы как-то слишком уж долго шли.

Что-то я часто сегодня подвисаю, кажется мой мозг не подгрузил какие-то процессы ответственные за гибкость мышления.

— Он у меня в комнате. А зачем тебе он?

Только что же дошли до вывода, что я буду записывать для тебя сон. Куда делся предыдущий вывод?!

— А ты как думаешь, что может делать парень с компьютером наедине?

Судя по тому, как заалели уши, понят был именно так, как и хотел. Куда делась моя миленькая невинная сестрёнка?! В наше время дети так быстро растут!

— О чём бы ты не подумала — ты ошибаешься, — тактично намекнул я, после чего стал свидетелем полной заливки видневшейся за воротником шеи.

И вот, спустя каких-то полчаса, плотно перекусив традиционными блюдами в кругу семьи, но так и не приступив к, собственно, тому, ради чего забрался аж на другой конец страны, потому как за столом не разговаривают о делах, а после нужно немного переработать закинутое топливо иначе о делах говорить будет тяжеловато, поймал за рукав очередную пролетавшую мимо девушку из прислуги и попросил проводить в комнату сестрёнки. Да, хоть и ходят они забавной семенящей походкой, но семенят так, что и не догонишь, — подумал я, вставляя флешку в разъём стоявшего на столе мило выглядящего ноутбука девчачьей модели. Ага, отличающимся от мужской девочками волшебницами нарисованными на любом свободном участке поверхности. Жуть.

И, надев на уши лежащие рядом наушники, запустил единственный файл, называвшийся "традиции шаманов Дальневосточной Сибири и Восточной Азии на примере синтоистского ритуала". Располагающее название для видеоролика.

Едва запустив его, мои уши сразу наполнил тихий шум ночного леса с лёгким шелестом листьев трелями каких-то насекомых и потрескиванием костра, выбрасывающего жёлтые язычки пламени из жаровни стоявшей посреди поляны. Такая, знаете ли, синтоистская поляна окружённая вратами-тории с четырёх сторон света, обклеенными бумажками со священными символами, и сидящими вокруг жаровни мерно бубнящими мантры синтоистами.

Ну пока ничего необычного; выехали люди на природу, отдыхают как могут, вот уже и песни горланят. Впрочем, далее мне пришлось подобрать челюсть с клавиатуры и подпереть её рукой, дабы не испортить хрупкий прибор её очередным падением. На поляну ввели обнажённого до пояса мальчишку лет десяти-двенадцати, о возрасте можно было судить не только по хрупкому телосложению, но и по лицу, ибо лицо это было моим… точнее того меня который был шесть лет назад, что был ещё не я… И привёл его, держа за руку, испуганного и растерянного, тот, кого я называю дедом. Всю грудь, спину, руки, шею, и даже лицо мальчика покрывали всё те же таинственные символы нанесённые какой-то багряной краской. Его усадили у жаровни, рядом с ним опустились на колени ещё двое монахов, или людей их отыгрывающих, один из которых щедро сыпанул в жаровню некий порошок. Густой дым поднялся вверх, колеблясь под лёгким ветерком. Люди затянули новую песню, с другими интонациями, более глухими, звучащими как-то угрожающе и призывно. Не знаю, может из-за удалённости камеры от места событий, стояла она за пределами круга, может из-за необычных тональностей, но разобрать ни одного слова я так и не смог. Может это вообще другой язык.

Дым, меж тем, словно живой, потянулся к замершему в неподвижности, толи от испуга, а может и погрузившемуся в транс, мальчику, закружился вокруг него следуя тягучему напеву. Закружился так, словно ветерок, до того налетающий редкими порывами с одной стороны, вдруг равномерно задул из всех четырёх врат, встречаясь в центре и сворачиваясь в маленький смерч.

На очередном "о-о-ом-м-м", этот смерч вдруг схлопнулся, разлетевшись белёсыми лоскутками по всей поляне, медленно истаивая среди травинок, а мальчик, то есть я который не я, обмяк безвольным кулём.

Видео прекратилось так же резко как и началось, оставив только один вопрос "что это было?". Хотя, к нему стоит добавить и "Как запись попала к моей знакомой?". Но, во всяком случае, появился только один ответ. Задавать вопросы деду стоит крайне аккуратно и не все. Отнюдь не все.

После недолгого блуждания по дому я всё же нашёл старика. Находился он в комнате, которая скорее всего, являлась кабинетом. Во всяком случае стол с большим плоским монитором, несколькими стопками документов да немногочисленными письменными принадлежностями на нём намекали на это, в остальных же деталях — нескольких мягких креслах и низком кофейном столике — напоминала скорее гостиную. Сам же дед сидел скрестив ноги в непривычном для европейского глаза стуле без ножек, но с высокой спинкой на террасе-энгава, выходящей в сад. Рядом стоял ещё один подобный предмет мебели, в который я и умостил своё седалище, старательно скопировав позу. Ноги скрестились в нужном положении сами собой… очевидно это прописано в генах у всех азиатов, ага.

Не успел я толком оценить вид и эстетическую красоту тщательно собранной композиции из деревьев, камней, маленького пруда в котором плескались какие-то рыбки с обязательным содзу[45], глухим деревянным стуком мерно отсчитывающим утекающее время, как одна из служанок, бесплотным духом скользнув в кабинет, поставила меж нами широкий поднос, на котором лежал полный набор для пускания дыма изо рта, включающий две кисеру[46], табак, деревянную пепельницу наполненную песком и, как ни странно, обычную пластиковую зажигалку. Бонусом, очевидно, шёл керамический кувшинчик-токкури с двумя чашками отёко. Заплюйте меня духи предков, если я не хочу так жить…

Когда девушка оставила нас, так ни разу не оторвав взгляда от пола, дед, зачем-то кинув окрест цепкий взгляд, точным движением наполнил обе чашки прозрачной жидкостью, улыбнулся, показав чуть желтоватые зубы, и, без лишних церемоний опрокинул напиток в себя.

Уважаю! Для согревания души и тела — самое то. Утренний тёплый ветерок как раз начал сменяться дневным бризом, обдувающим прогретую землю соленной прохладой моря. Вон кошак, недовольно морщась, неспешной походкой царя природы, добрёл до нас, пока я неспешно втягивал в себя напиток и, урча усталый мотивчик, устроился на коленях у хозяина дома. Хотя… если судить по презрительному взгляду, брошенному на меня этим животным, насчёт хозяина всего вокруг у него было своё мнение.

Тем временем, пока я наслаждался ощущением тепла разливающегося по внутренностям, старик успел ловкими движениями свернуть шарик табака, затолкать его в чашу трубки и раскурить. И что, мне тоже можно? Видимо правильно истолковав мой взгляд, или поняв по тому как я с недоумением крутил этот прибор в руках, он снова улыбнулся и заметил:

— Ты же взрослый, делай что хочешь.

А, вот оно как. Ну раз пошла такая пьянка… подумал я, пытаясь свернуть тонко нарезанную солому табака в такой же шарик. Я, так понимаю, слишком уж навоображал себе, находясь под впечатлением от невольного заселения и отходя от пребывания в психбольнице, и не обладая достаточными знаниями, отказался от их помощи в то время. Они же, судя по всему, поняли это абсолютно по-своему. Мальчик решил стать взрослым. Сможет — пусть живёт. Не сможет — всегда есть кому подставить плечо, но о какой-то самостоятельности речи уже не будет. Традиции, я так полагаю. Возможно, мне стоило удивиться, что родственники не интересуются как и чем я живу, не навещают с причитаниями, что бедный мальчик совсем исхудал один, одичал. Но, обладая такой властью, как власть денег, они наверняка получали чуть ли не ежедневный отчёт о том что, как с кем и когда я делал. Возможно, вплоть до медицинских анализов. Ага.

Ладно, буду не в затяг, убедил я себя, поджигая комок табака. Приятный, чуть шероховатый вкус наполнил рот, дополняя и полируя распробованный недавно напиток. Нда, это вам не палочки смерти тянуть, стукнулась в стенку черепа мысль, пока я наблюдал за сизым дымком, растворяющимся в кристальной чистоте утреннего воздуха.

Однако! Так бы я подумал, если бы не видел тот ролик. Весьма, зараза, загадочный ролик. И очень хорошо, что посмотрел его до того как задавать вопросы.

— Чего ты хочешь добиться? — решил я пойти напрямик.

И едва не прикусил слишком быстрый язык. Очевидно напиток и табак развязали спутавшие его узлы разума. В ответ же получил цепкий и жёсткий взгляд. Вместе с трубкой и хитрым прищуром карих глаз под седыми бровями, этот взгляд создавал неоднозначное впечатление. Словно он сейчас произнесёт протяжно "Ви задаёте неправильний вапрос".

— Очнулся, значит, — вместо этого ответил он.

Что значит очнулся? Очнулся в смысле: приехал чтобы узнать что-то после долгого периода ничего не делания или в том, что он знает кто я на самом деле, или кем должен быть по результатам того ритуала. Эх, слишком мало информации и слишком велик риск. Я поднёс трубку ко рту, чтобы взять перерыв на обдумывание правильно ответа на этот не поставленный вопрос, но…

— Единственное, чего я желаю добиться — восстановить прежнее величие семьи, — неожиданно продолжил он, мерно поглаживая давно задремавшее животное — осталось недолго.

Недолго? Что-то сомнительно. Хотя, учитывая как всё завертелось вдруг, да руша мою тихую жизнь, то очень может быть что и наоборот — осталось куда меньше времени, чем хотелось бы. Но зачем тебе это, старик, ты ведь даже не носишь эту фамилию?

— А отец не пытался? — да, пока это единственный безопасный вопрос который пришёл мне в голову.

Я не нашёл ни единого упоминания о том, что отец этого ребёнка, в котором я нахожусь, предпринимал хоть какие-то действия. Даже судя по фотографии, улыбчивый мужчина походил скорее на офисного работника или предпринимателя средней руки. Не чувствовалось в его взгляде желания нагибать и побеждать — обычный взгляд любящего и любимого мужа и отца. Даже у его жены, соответственно той, кого я должен называть матерью, на некоторых фотографиях, был более жёсткий взгляд. Думаю, из-за неудачного ракурса, ага.

— Нет, — с тихим деревянным стуком он выбил трубку в пепельницу и вторил этому звуку глухой удар бамбуковой палки по дереву, когда тихо журчащая вода отсчитала очередной промежуток времени, — он едва не уничтожил всё, чего добивались его предки.

Как интересно. Одна фраза даёт богатую пищу для размышлений, если знать о чём идёт речь. После памятной посиделки в библиотеке, я нашёл в безразмерных просторах сети копию, того самого закона "о цветах народа", размером едва на два листа обычной бумаги, и приложение к нему "о правах и обязанностях" размером с поваренную книгу, какую обычно держат на кухне не для прямого использования, а как средство поражения пьяных мужей в неблагополучных семьях. Но ознакомиться ни с тем, ни с другим никак не успел.

— Он собирался отказаться от наследия и от прав, — закончил дед, вновь щёлкая зажигалкой.

И этот тихий шелест скользнувшего по кремню кресала навёл меня на другие мысли. Да, как я понял, условно моя фамилия числится в этих списках и, покуда нет взрослых членов фамилии, готовых принять на себя обязанности и бремя служения империи, временно прекратившей выполнение оного. Но, ни император ни империя не нуждаются в аристократе называющим или считающим себя таковым лишь по праву рождения. Да, с этим тут строго, как и в остальных странах этого странного мира, насколько я сумел уяснить. И если отец хотел отказаться от наследия, то его безвременная кончина может трактоваться в совсем ином смысле. Неприятный вывод. Однако вопрос на эту тему я задавать не рискну. Незаменимых, как говориться, нет.

— Сейчас я не могу сказать, что тебе нужно сделать, — разрушил повисшую тишину его сухой голос, — в любом случае, она ещё не готова. И не будет готова ближайшие шесть лет.

Стоп! Он имеет в виду не меня? Не я должен принять ответственность за семью? Очевидно, мой удивлённый взгляд был трактован правильно.

— Да, моё решение не изменилось — кивнул он, вновь наполняя чашки, опять же кинув по сторонам тревожный взгляд, как алкоголик проверяющий нет ли в зоне доступа жены со скалкой, — ты лишь знамя.

Проклятье, слишком всё запутанно. Когда мы обсуждали это? Я точно помню, что подобного не случалось, или же это было до "моего" прибытия сюда. Всё слишком запутанно. И, я так думаю, оно мне не нужно — знать лишнее. Я выбрал свою быль ещё в тот момент, как оказался в пустом доме впервые, в том доме, который явно недавно был наполнен жизнью. Я выбрал покой. Но сможет ли кукла противиться кукловоду, особенно, если ниточки — чувства, эмоции, привязанность. Будда свидетель, я буду сопротивляться, но не до того предела, когда ниточки оборвутся. Не лучше ли быть куклой опутанной этими нитями, нежели обладать свободой мертвеца? Ведь не может живым зваться пустой человек.

— Я…

Как же я хочу спросить, что значил тот ритуал, почему он разговаривает со мной, как с равным, что мы обсуждали ранее, о чём договорились. Но на что списать своё незнание? Не будет ли оно слишком подозрительным. Мало данных! Надо найти моего знакомого комарика и спросить у неё, после чего, оперируя полученными данными, строить стратегию для атаки и обороны.

—.. понял, — кивнул я, заметив, что табак давно потух и уже давно тяну холодный воздух.

Пока набивал трубку и подносил ко рту чашу с прозрачным напитком, принял решение. Потому, отсалютовав собеседнику посудой, произнёс:

— Тысячу лет императору.

— Тысячу лет, — эхом откликнулся собеседник.

Едва прозвенел звонок, Шино выпала из состояния дрёмы… если быть точнее, то она просто спала с открытыми глазами, уставившись на доску и даже водя ручкой по тетради в те моменты, когда это требовалось… и выметнулась в коридор, мгновенно развив спринтерскую скорость. Так что уже через минуту была у главного входа, олицетворяя собой воплощение Ямато Надесико, кротко опустив взгляд в пол и удерживая перед собой портфель двумя руками. Идеальная маскировка — неторопливо разбредающиеся кто куда, по завершению уроков, школьники не обращали на неё абсолютно никакого внимания. Так что маленькая шиноби спокойно дождалась, когда среди толпы мелькнёт светлая макушка и, точно рассчитав момент, вышла на перехват.

— Ой, Шино-сан, — вздрогнула её новая подруга, встретившись со спокойным взглядом кошачьих глаз, — а я хотела подождать тебя у ворот.

— Не нужно, здесь уже я, — коротко кивнула та, — можем отправляться по нашим делам.

Как не хотелось ей, со всей своей неукротимой энергией, нестись вперёд, словно каждый миг опаздывая, но пришлось темноволосой куноичи придержать шаг, на ходу подстраивая пластику движений под новую знакомую.

— А куда мы идём? — робко осведомилась Мафую, которой, собственно, тоже не терпелось куда-нибудь отравиться со своей новой и единственной подругой, и чтобы прибыть туда поскорей, но ускорить шаг не позволяло воспитание.

— Туда, где наряд школьницы смогу приобрести, — выдвинула запрос Шино и вопросительно посмотрела на собеседницу.

Однако та ответила ей удивлённым хлопаньем ресниц, впрочем, спохватившись достала из портфеля небольшой коммуникатор и, поднеся к лицу, спросила:

— Привет, Дугл. Купить школьную форму.

И телефон, под удивлённым взглядом Шино, ответил ей неимоверно радостным голосом.

— По вашему запросу найдено сто! пятьдесят! девять! адресов! Ближайший от вашего…

— Проложить маршрут, — невежливо, с точки зрения шиноби, перебила собеседника Мафую.

— Спасибо, Дугл-сан, — чтобы сгладить грубость подруги, поклонилась аппарату Шино, и вновь увидела выражение удивлённого котёнка на лице своей знакомой, подметив про себя, что подобное выражение ей скопировать не удастся никак, ибо для этого надо быть столь же беззащитной, а хищник, говорят, просвечивает через любую маску, — пойдём?

— Нам нужно дождаться Дзюна, — робко напомнила пианистка.

— Зачем?

— Ну…

— Тот опоздун, кто не успел! — ткнула пальцем вверх Шино, подчёркивая свои слова, — Пойдём!

— Но… А кто это сказал? Странная цитата.

— Осино-доно, — ответила маленькая шиноби таким тоном, словно это была фамилия величайшего философа прошлого, — мудрые слова.

— А… ну раз он.

Впрочем, прокомментировать мудрость их знакомого ей не дал подбежавший подросток, упомянутый чуть ранее. Запыхавшийся и покрасневший от сбившегося дыхания.

— Извините, я опоздал, — с частой отдышкой произнёс он, — до сеанса ещё два часа, куда пойдём?

— В магазин одежды, — ответила Мафую и кивком указала на одну из стоявших около школы машин, — дядя Иван нас подвезёт.

В подтверждение её слов дверь солидно выглядящего джипа открылась и из неё вышел… С точки зрения миниатюрных девочек транспорт покинула гора. Нет, Гора с заснеженной вершиной. Человек в брюках и расстёгнутой на пару пуговиц рубашке, хотя все вокруг утеплялись как могли, на широких плечах почти минуя шею, что была в обхвате больше чем её талия, покоилась голова покрытая светлыми, словно выгоревшими на солнце волосами, а непривычный для этих мест профиль выдавал в нём выходца из северных народов.

— О-о-о, — протянула Шино восхищённо, и зябко поёжилась под тёплой курточкой, глядя на подставленную прохладному ветру широкую грудь.

— Это дядя Иван, а это Шино и Дзюн, — по очереди представила всех Мафую, после чего указала на человека сидевшего за рулём, обычного среднестатистического азиата, разве что край цветной татуировки выглядывающий из-за воротника пиджака говорил знающим людям, что этот конкретный азиат довольно конкретен, — там дядя Кен.

— Привет, лилипуты, — громыхнул человек-скала, и открыл заднюю дверь автомобиля, — залезайте.

— Здравия вам, И Ван-сан, — склонилась в глубоком поклоне Шино и, вслед за подругой, залезла в автомобиль.

Вся троица подростков без особой тесноты умостились на просторном кресле и машина медленно тронулась.

— Опять без нас гулять собралась, малявка? — спросил гигант, глядя на светловолосую девочку.

— Я не малявка, — буркнула та, профессионально игнорируя вопрос.

— Скажи это зеркалу, — хмыкнул мужчина и отвернулся, после чего добавил в сторону водителя, — если эти распиз**и проебу**я я их вы**у и высушу.

— Что он сказал? — спросила Шино подругу, поскольку фраза прозвучала на незнакомом для неё языке.

— Не знаю, — откликнулась та, — вроде язык этот я учила, но, похоже какой-то профессиональный или технический жаргон.

— Братан сказал, что если одни некомпетентные люди будут плохо делать свою работу, то братан будет очень зол и вынужден будет сообщить начальству после чего провести воспитательную работу совмещённую с неприятными ощущениями для воспитуемых, — вместо неё откликнулся Кен, глядя в зеркало заднего вида и улыбаясь во всю челюсть.

— Какой ёмкий язык, — восхитилась маленькая шиноби, — а откуда вы, Ван-сан?

— Из десанта, — буркнул в сторону мужчина.

— Это такой клан в одной стране, — со знанием дела заметила Мафую, вызвав синхронный смешок сидящих впереди мужчин.

— Должно быть, клан могучий, коль служат в нём такие воины, — польстила Шино новому знакомому.

— Ага, — кивнула пианистка, — дядя Иван каждый год празднует день клана. Надевает полосатую футболку, пьёт русское саке и плавает в фонтане.

— О-о-о, — хором восхитились её друзья под сдавленный смех сидящих впереди мужчин.

Не прошло и двадцати минут, как машина аккуратно притормозила у какого-то торгового центра и человек-гора негромко скомандовал:

— Ну всё, чибики, к машине!

И вышел из транспорта первым, придержав дверь для выгружающихся подростков. Однако, когда Мафую и Дзюн отошли на несколько шагов, огромная ладонь опустилась на голову Шино, накрыв её словно шляпой.

— Постой, карапуз. На пару слов.

— Догоню сейчас, — произнесла Шино, глядя на мир из под такого своеобразного украшения, после чего подняла взгляд на мужчину, из-за разницы роста задирая подбородок чуть ли не перпендикулярно земле, — слушаю, Ван-сан.

— Прекращай уже с этими ванами, — громыхнул тот, на взгляд девочки, словно из-под облаков.

— Называть вас именем клановым? Хорошо, Десант-сан.

Издав сдавленный хмык, прозвучавший словно два камня потёрлись боками друг о друга, мужчина убрал руку с гладких волос девочки, не потревожив причёску, и продолжил:

— Лучше уже по-корейски. Ты же сейчас вместо этого мальчонки следишь за ней, — одними глазами указал он на дожидающуюся чуть в стороне светловолосую девочку что-то обсуждающую со своим знакомым, — за нами тут явно хвост был от самой школы. Телефон с собой?

— Да, мастер, — выбрала нейтрально уважительное обращение Шино.

— Хорошо, чуть что — сигналь, — кивнул он, и, взмахнув на прощание рукой так что девочка почувствовала дуновение ветра на лице, добавил, — бывай, коротышка.

— До встречи, Фудзи-сан, — подколола она в ответ и направилась к подопечным.

— Чего он хотел, — тихо полюбопытствовала младшая Итидзё.

— Сказал, чтобы при случае должно избавиться мне от одного клопа надоедливого, — смерила уничижающим взглядом единственного парня в их компании та.

— Э?!

— Шутка, — с абсолютно серьёзным лицом добавила шиноби после того как парень успел побледнеть, покраснеть и плавно перейти в пятнистый окрас.

— Уф…

— Итак, — вновь краснея и старательно отводя взгляд от многочисленных нарядов развешанных по вешалкам и стенам, произнёс Дзюн, — что мы здесь забыли?

— Нас направил сюда Дугл… сан, — прижав ладошку к глазам, оставив, впрочем, между пальчиками достаточное расстояние, чтобы сверкать любопытными глазками, со смущением рассматривая висящий прямо перед ними наряд состоящий из одних кожаных полос, произнесла Мафую. Впрочем, Шино концентрировала своё внимание не на самом костюме, а на лежащем чуть в стороне кнуте. С горящим взором она взяла в тяжёлую чёрную ручку, взмахнула рукой, разворачивая почти двухметровый кожаный ремень и, продолжая движение плавно довернула кисть так, что кончик инструмента, преодолев звуковой барьер, оглушительно щёлкнул, заставив немногочисленных посетителей присесть в испуге.

— С-сразу видно эксперта, посетитель-сан, — материализовался неподалёку продавец, во все глаза разглядывая двух девушек перед стойкой "на любителя" и… стоящего неподалёку смущённого парня… после чего расплылся в понимающей улыбке, — о! молодой человек хочет попробовать "острых ощущений"? У нас есть всё! И можете ударить меня этой штучкой, если не найдёте что ищите. Вот, например, конь. Эргономичная форма просчитана на суперкомпьютере голландского университе…

— Не интересно, — буркнула Шино, отойдя от любования оружием ударного типа, — потребна нам школьная форма… и это заверните.

— Сейлор-фуку в конце отдела, — поскучнел продавец, — покупка будет ждать вас на кассе.

— Хорошо, — спустя двадцать минут произнесла Шино, послушно поворачиваясь и принимая различные позы под командованием Мафую, непрерывно щёлкающей затвором камеры, — какой школы эта форма?

Наряд состоял из жутко неудобных пышных юбок и блузки усыпанных блёстками и украшенных невообразимым количеством бантиков и рюшек. Плюс пластиковый посох с теми же блёстками, лёгкий настолько, что даже за парадное оружие не сошёл бы.

— Школы волшебниц, — отрезала её подруга, внезапно преобразившись из застенчивой девочки в хищно сверкающего глазами охотника, розовый язычок так и мелькал, облизывая пересохшие от напряжения губки, — а теперь подними руку, отставь ногу… ага, вот так… произнеси…

Дзюн, в это время, стоически отбивался от давешнего работника зала, демонстрирующего ему другой кожаный костюм, уже на мужчин, и обещал, при покупке, скидку на некий резиновый прибор, раскачивающийся в другой руке продавца.