Ярость

Глава 25

Я удержал револьвер в руках.

От удара меня отбросило назад, к доске, выступ для мела больно вдавился в спину. Обе туфли из кордовской дубленой кожи свалились с ног. Я шлепнулся на задницу, не понимая, что произошло. Все смешалось. Грудь пронзила дикая боль, потом она онемела. Я лишился способности дышать. Перед глазами вспыхнули звезды.

Ирма Бейтс кричала. Глаза она закрыла, пальцы сжала в кулаки, лицо ее покраснело от натуги. Крик доносился издалека, словно с вершины горы или из тоннеля.

Тед Джонс опять вскочил. Но на этот раз ринулся к двери.

— Они достали этого сукина сына! — Слова как-то странно растягивались, словно пластинку на семьдесят восемь оборотов пустили со скоростью тридцать три с половиной. — Они достали этого пси…

— Сядь.

Он меня не услышал. Меня это не удивило. Я сам едва слышал себя. Воздуха в груди не осталось. Нечем было говорить. Он уже тянулся к ручке двери, когда я выстрелил. Пуля расщепила дверной косяк над его головой, и он отпрянул. А когда повернулся, на его лице отражался целый букет эмоций: изумление, нежелание верить собственным глазам, ненависть.

— Ты не мог… не мог…

— Сядь. — Получилось лучше. Прошло, наверное, уже шесть секунд, как я сидел на заднице. — Перестань вопить, Ирма.

— Но тебя же застрелили, Чарли. — Ровный голос Грейс Станнер.

Я выглянул в окно. Копы бежали к зданию. Я выстрелил дважды и заставил себя вдохнуть. Грудь чуть не разорвало от боли.

— Назад! Я их перестреляю!

Френк Филбрик остановился, огляделся. Словно ожидал телефонного звонка от Иисуса. Он все еще ничего не понимал, а потому атака могла продолжиться, вот я и выстрелил еще раз, в потолок. Этого хватило, чтобы он моментально перестроился.

— Назад! — завопил он. — Ради Бога, все назад!

Они отступили, даже быстрее, чем наступали.

Тед Джонс приближался ко мне. Парень просто выпал из реальности.

— Хочешь, чтобы я отстрелил тебе яйца? — спросил я.

Он остановился, по-прежнему не хотел поверить тому, что видел.

— Ты же мертв. Падай на пол, черт тебя побери.

— Сядь на место, Тед.

Боль ворочалась в груди, как что-то живое. На левую сторону грудной клетки словно рухнул паровой молот. Они все смотрели на меня, взятые в заложники одноклассники, на их лицах застыл ужас. Я не решался опустить глаза, боялся того, что могу увидеть. Часы показывали 10:55.

— ДЕКЕР.

— Сядь, Тед.

Верхняя губа приподнялась, он оскалился, совсем как раздавленная автомобилем собака, которую я ребенком увидел на одной из городских улиц. Обдумав мои слова, он сел. Круги пота под мышками на его рубашке стали заметно шире.

— ДЕКЕР! МИСТЕР ДЕНВЕР ПОДНИМАЕТСЯ В КАБИНЕТ, ЧТОБЫ ПОГОВОРИТЬ С ТОБОЙ!

Мегафон вновь ухватил Филбрик, и даже в механически усиленном голосе слышалась охватившая шефа полиции паника. Час назад я бы этому ой как порадовался, теперь не испытывал никаких эмоций.

— ОН ХОЧЕТ ПОГОВОРИТЬ С ТОБОЙ!

Том вышел из-за патрульной машины, медленным шагом двинулся через лужайку, в любую секунду ожидая выстрела. И с такого расстояния я видел, что он постарел на добрых десять лет. Даже это меня не радовало. Даже это.

Мало-помалу я поднялся, перебарывая боль, сунул ноги в туфли. Чуть не упал, свободной рукой мне пришлось ухватиться за стол.

— О, Чарли, — простонала Сильвия.

Я вновь зарядил револьвер, на этот раз держа его стволом к классу, все манипуляции проделывал крайне медленно, чтобы оттянуть тот момент, когда мне придется посмотреть, а что же стряслось с моей грудью. Сандра Кросс вновь отключилась от происходящего, затерялась в раздумьях.

Вставив патрон в последнее гнездо, я таки скосился вниз. В этот день я пришел в школу в синей рубашке (я вообще всегда любил насыщенные тона) и ожидал, что увижу на ней темное кровяное пятно. Не увидел.

Зато в кармане зияла большая темная дыра в окружении маленьких дыр. Звезда с вращающимися вокруг планетами, как их рисуют в учебнике астрономии. Я осторожно сунул руку в карман. И только тут вспомнил о Титусе, о том, что вызволил его из мусорного ведра. Медленно вытащил замок из кармана. А-а-а-а-а-х! — отреагировал класс, словно я распилил женщину пополам или извлек сотенную из ноздри Свина. Никто не спросил, с какой стати я носил замок в нагрудном кармане. Спасибо и на том. Тед злобно смотрел на Титуса, и внезапно я очень рассердился на Теда. Даже подумал, а не заставить ли его съесть Титуса вместо ленча.

Пуля раздробила пластмассовый наборный диск, осколки пластмассы разлетелись в разные стороны (вот откуда маленькие дырочки), но ни один не коснулся моей плоти. Сталь за диском остановила пулю, превратив ее в цветок с тремя лепестками. Замок изогнулся, как от высокой температуры. Полукруглая дужка стала овальной. Тыльная сторона прогнулась, но пробить толщу замка пуле не удалось[22].

Щелкнул аппарат внутренней связи.

— Чарли?

— Одну минуту, Том. Не торопи меня.

— Чарли, тебе нужен…

— Заткнись.

Я расстегнул пуговицы, распахнул рубашку.

— А-а-а-а-х! — вновь вздохнул класс.

Титус впечатался в кожу фиолетовым пятном, образовав лунку, достаточно глубокую, чтобы в ней накапливалась вода. Не хотелось мне смотреть на эту лунку, как не хотелось смотреть на старого пьяницу с вечной соплей под носом, на которого я частенько наталкивался в центре города. Возникало желание блевануть. Я запахнул рубашку.

— Том, эти мерзавцы пытались меня застрелить.

— Они не хотели…

— Только не рассказывай мне, чего они не хотели! — заорал я. И от ноток безумства в голосе мне стало еще хуже. — А теперь выметайся вместе со своей костлявой задницей из кабинета и скажи этому педриле Филбрику, что он едва не устроил здесь кровавую баню. Понял?

— Чарли… — Не голос — крик истерзанной души.

— Заткнись, Том. Ты меня утомил. Командую парадом я. Не ты, не Филбрик, не начальник департамента образования, не Господь Бог. Ты это понял?

— Чарли, позволь объяснить.

— ТЫ ЭТО ПОНЯЛ?

— Да, но…

— Вот и отлично. Хоть с этим разобрались. Так что выметайся отсюда и передай ему мои слова. Скажи, что в течение следующего часа я не хочу, чтобы он или кто-то еще шевельнул хоть пальцем. Никто не должен заходить в школу и говорить со мной по этому гребаному интеркому. И чтобы оставили попытки пристрелить меня. А в полдень я хочу снова поговорить с Филбриком. Ты в состоянии все это запомнить, Том?

— Да, Чарли. Хорошо, Чарли. — В голосе слышалось облегчение. — Они просто просили передать тебе, что ничего такого не планировали, Чарли. Чья-то винтовка случайно выстрелила и…

— И еще, Том. Очень важное.

— Что, Чарли?

— Тебе надо знать, что этот Филбрик здорово тебя подставил. Дал лопату и велел идти за телегой и собирать дерьмо. Я дал тебе шанс поставить его на место, но ты им не воспользовался. Проснись, Том. Прикинь, что к чему.

— Чарли, ты должен понимать, что загоняешь нас в угол.

— Убирайся, Том.

Он выключил связь. Мы все наблюдали, как он выходит из парадной двери, шагает к патрульным автомобилям. Филбрик вышел навстречу, положил руку ему на плечо. Денвер сердито стряхнул руку. Многие заулыбались. А вот мне было не до улыбок. Хотелось домой, в постель, где происходящее могло сойти за сон.

— Сандра. Вроде бы ты рассказывала нам о твоем affaire de coeur[23] с Тедом.

Тед одарил меня мрачным взглядом.

— Ты не обязана ничего говорить, Сандра. Он хочет, чтобы мы выглядели такими же грязными, как и он. Он болен, зараза так и прет из него. Держись от него подальше, чтобы ее не подцепить.

Она улыбнулась. Она просто расцветала, когда улыбалась, как ребенок. А на меня навалилась черная тоска. Не знаю, о чем я сожалел, то ли о ней, то ли о придуманном мною образе невинности (белые трусики и все такое), то ли о чем-то еще, что мне никак не удавалось выразить словами. Как бы то ни было, внезапно меня охватил стыд.

— Но я хочу рассказать, — ответила она. — Всегда хотела.

Одиннадцать часов. Суета на лужайке улеглась. Теперь я сидел спиной к окнам. Я полагал, что Филбрик даст мне этот час. Не мог он решиться на второй выстрел. Чувствовал я себя получше, боль в груди поутихла. Только голова была какая-то странная, словно мозги работали без смазки и начали перегреваться, как двигатель в пустыне. Иногда даже хотелось убедить себя в том, что это я держу их в классе, подавив своей волей. Теперь, разумеется, я знаю, сколь далеко сие от истины. Заложник в тот день у меня был только один, и звали его Тед Джонс.

— Мы это сделали. — Сандра смотрела на стол, водя по поверхности заостренным ногтем. Я видел только ее волосы. Носила она их на косой пробор, как мальчишка. — Тед пригласил меня на танцы в «Страну чудес», и я согласилась. Я не видела в этом ничего зазорного. — Она с упреком посмотрела на меня. — А вот ты никогда не приглашал меня, Чарли.

Неужели всего десять минут назад пуля попала в замок, что лежал в моем нагрудном кармане? Меня охватило безумное желание спросить их, действительно ли это произошло. Какие они все-таки странные.

— Поэтому мы поехали туда, а потом заглянули в «Гавайскую хижину». Тед знал владельца этого заведения, поэтому нам дали коктейли. Совсем как взрослым.

Я не понял, слышался в ее голосе сарказм или нет.

Лицо Теда оставалось бесстрастным, но остальные смотрели на него, как на очень необычного жучка. Подросток, вроде бы один из них, но знаком с владельцем. Похоже, Корки Геролд этого одобрить не мог.

— Я не знала, понравится ли мне коктейль, потому что все говорят, что по первому разу пить спиртное противно, но никакого отвращения я не почувствовала. Скорее наоборот. Пила я «Шипучий джин», и пузырьки щекотали нос. — Она по-прежнему не отрывала взгляда от стола. — Из стаканов торчали соломинки, такие красные, и я не знала, пьют через них или только помешивают содержимое стакана, пока Тед мне не объяснил. Я отлично провела время. Тед рассказывал о том, как хорошо играть в гольф в Портленд-Спрингс. Пообещал летом отвезти меня туда и поучить, если я захочу.

Верхняя губа Теда поднималась и опускалась, как у пса.

— Ничего такого он себе не позволял. Поцеловал меня на прощание, особо при этом не нервничая. Некоторые парни места себе не находят по пути домой, гадая, должны они целовать тебя на прощание или нет. Я всегда их целовала, хотя бы только потому, чтобы они не уезжали расстроенными. А если щека была липкой, представляла себе, что облизываю конверт.

Я вспомнил, как впервые пригласил Сандру на свидание, на субботние танцы в школе. И как не находил себе места по пути домой, гадая, целовать ее на прощание или нет. И не поцеловал.

— Потом мы встречались еще трижды. Тед был очень мил. Всякий раз находил для разговора интересные темы, никогда не рассказывал скабрезных анекдотов, вы понимаете. Мы, конечно, обнимались, но этим все и ограничивалось. Потом я долго не встречалась с ним, до этого апреля, когда он пригласил меня на «Роллердром» в Льюистоне.

Мне давно хотелось пригласить ее на танцы в «Страну чудес», но я так и не решился. Джо, который всегда приглашал кого хотел и не знал отказа, все спрашивал меня, чего я ее не приглашаю, а я еще больше нервничал и говорил ему «отвали». Наконец набрался храбрости и позвонил ей, но трубку пришлось положить после первого же гудка и бежать в ванную, где меня и вырвало. Вы уже знаете, что с желудком у меня нелады.

— Все шло прекрасно, пока какие-то парни не затеяли ссору посреди площадки. Я думаю, поцапались харлоуские и льюистонские. А потом началась общая драка. Некоторые дрались прямо на роликах, но большинство их сняли. Прибежал хозяин и крикнул, что закроет заведение, если они не прекратят бузить. Многим расквасили носы, другие пинали лежащих, мелькали кулаки, все грязно ругались. Музыкальный автомат никто не выключал, так что дрались они под какую-то мелодию «Роллинг стоунз».

Она помолчала, потом продолжила:

— Тед и я стояли в углу, у эстрады. Знаете, там по субботам играет рок-группа. Один парень, в черной кожаной куртке, проехал мимо. С длинными волосами, прыщавой физиономией. Поравнявшись с нами, засмеялся, помахал рукой и крикнул: «Оттрахай ее, приятель, я уже трахал!» А Тед, ни слова не говоря, крепко ему врезал. Парня повело к середине площадки, он споткнулся о чьи-то ноги и упал, стукнувшись лицом об пол. Тед же смотрел на меня, и его глаза буквально вылезали из орбит. И он улыбался. Знаете, впервые я видела улыбку Теда, словно жизнь наконец-то показалась ему медом.

Он поворачивает ко мне, говорит: «Я сейчас» — и тоже едет к центру ринга, где пытается подняться парень, которого он ударил. Хватает этого парня сзади за плечи и начинает трясти… парень не может повернуться к нему лицом… а Тед трясет его и трясет как грушу. Голова парня мотается из стороны в сторону, потом куртка лопается посередине. Он выкрикивает: «Сукин сын, я тебя убью, ты порвал мою лучшую куртку!» Тогда Тед снова бьет его, парень падает, а Тед бросает на него клок кожи от куртки, оставшийся в руке. Потом он вернулся ко мне, и мы уехали. Он повез меня в Оубурн, к гравийному карьеру. На дороге к Потерянной долине. Там мы это и сделали. На заднем сиденье.

Она вновь заводила ногтем по столу.

— Особой боли я не испытала. Думала, что будет больно, но ошиблась. Мне понравилось. — Она словно обсуждала очередной мультфильм Уолта Диснея с забавными зверушками. Только здесь роль Лесного Сурка играл Тед Джонс.

— Он не пользовался той штуковиной, которой обещал воспользоваться, но я не забеременела и ничем не заболела.

Краска начала подниматься от воротника рубашки Теда, заливая щеки. Но на лице не дрогнул ни один мускул.

Пальцы Сандры выписывали на столе плавные кривые. Внезапно я понял, какой должна быть ее естественная среда обитания: лето, августовская жара, девяносто два градуса в тени[24], она на открытой веранде в гамаке, рядом на столике банка напитка севен-ап с торчащей соломинкой, на ней короткие белые шортики из хлопчатобумажной ткани, топик со спущенными на руки бретельками, маленькие капельки пота блестят на верхних полукружиях грудей…

— Потом он извинялся. Ему было не по себе, я его даже пожалела. Все повторял, что женится на мне, если… вы понимаете, если я залечу. Он очень расстроился. Я ему говорю: «Слушай, пока волноваться не о чем, Тедди». А он мне отвечает: «Не называй меня так, это детское имя». Думаю, он удивился, что я ему дала. И я не забеременела. Так что все обошлось.

Иногда я кажусь себе куклой. Будто совсем и не живу. Вы знаете, о чем я? Я расчесываю волосы, иногда подшиваю подол юбки, сижу с детьми, когда мама и папа куда-то уходят. Но все это выглядит так фальшиво. Словно я могу заглянуть за стену гостиной и обнаружить там режиссера и оператора, готовых отснять следующий эпизод. Как трава и небо, нарисованные на брезентовых полотнищах. Фальшивка. — Она пристально всмотрелась в меня. — Ты тоже чувствуешь нечто подобное, Чарли?

Я обдумал ее вопрос.

— Нет. Не припоминаю, чтобы такие мысли приходили мне в голову, Сэнди.

— А мне приходили. Особенно после этой истории с Тедом. Но я не забеременела и ничем не заразилась. Раньше-то я думала, что по первому разу влетают все девушки, без исключения. Старалась представить себе, как я скажу родителям. Мой отец разъярился бы и пожелал знать, какой сукин сын меня накачал, а мать плакала бы и причитала: «Я думала, мы правильно тебя воспитываем». Вот это были бы реальные чувства. Но потом я перестала и думать об этом. Я не могла даже вспомнить, какие возникают ощущения, когда он… ну… во мне. Поэтому я вновь отправилась на «Роллердром».

В классе стояла мертвая тишина. Такое внимание миссис Андервуд и не снилось. С каким нетерпением они ждали каждого нового слова Сандры.

— Этот парень подцепил меня. Вернее, я позволила ему подцепить меня. — Ее глаза вспыхнули. — Я надела самую короткую юбку. Светло-голубую. И тонкую блузку. Потом мы вышли черным ходом. Вот там все было взаправду. Джентльменской обходительности я не увидела. Скорее, он был… груб. Я совсем не знала его. Думала, а вдруг он сексуальный маньяк. Или у него нож. Или он может угостить меня наркотиком. Или я могу забеременеть. Я чувствовала, что живу.

Тед Джонс наконец-то повернулся и теперь смотрел на Сандру с застывшими на лице ужасом и отвращением. Мне уже казалось, что это не явь — сон, сцена из le moyen age[25], из какой-то мистерии.

— Дело было в субботу, играла рок-группа. Музыка слышалась и на автостоянке, но глухо. Сзади «Роллердром» не такой, как с фасада. Везде ящики, коробки, мусорные контейнеры с банками из-под колы. Я боялась, да, но меня все это и возбуждало. Дышал он часто-часто и крепко держал меня за руку, словно боялся, что я попытаюсь убежать…

Жуткий хрип вырвался из горла Теда. Среди моих сверстников такую сильную реакцию могла вызвать лишь смерть кого-то из родителей. Вновь он вызвал у меня чувство восхищения.

— У него был старый черный автомобиль. При виде его я вспомнила, как мама говорила мне, что иногда чужие дяди могут приглашать тебя сесть в их машину, но ты никогда не должна этого делать. И возбудилась еще сильнее. Я еще подумала: а если он похитит меня, запрет в каком-нибудь сарае и потребует выкуп? Он открыл заднюю дверцу, и я залезла в кабину. Он начал целовать меня. Жирными губами, словно перед этим ел пиццу. На «Роллердроме» продают пиццу, по двадцать центов за порцию. Он начал меня лапать, и я видела, как его пальцы оставляют пятна от пиццы на блузке. Потом мы легли, и я сама задрала юбку…

— Замолчи! — яростно завопил Тед, его кулаки с грохотом обрушились на стол, от неожиданности все подпрыгнули. — Грязная шлюха! Ты не должна говорить о таком на людях! Замолчи, а не то я заткну тебе пасть!

— Это тебе надо заткнуться, Тедди, если не хочешь, чтобы я вколотил твои зубы в твое гребаное горло, — холодно процедил Дик Кин. — Ты свое получил, не так ли?

Тед вытаращился на него. Они частенько вместе плавали в бассейне, иногда ездили на машине Теда, но я сомневался, что теперь будут даже здороваться друг с другом.

— От него плохо пахло. — Сандра словно и не заметила, что ее прерывали. — Но конец у него был очень твердый. И больше, чем у Теда. Не обрезанный. Это я помню. Когда он оттянул крайнюю плоть, головка выскочила из нее, как большая слива. Я подумала, что будет больно, хотя уже не была девственницей. Подумала, что может прийти полиция и арестовать нас. Я знала, что они патрулируют автостоянки, чтобы никто не крал колпаки с колес или еще что-нибудь.

И что-то странное начало происходить у меня внутри, даже до того, как он стянул с меня трусики. Никогда мне не было так хорошо. Никогда я не чувствовала с такой остротой, что я живая. — Она сглотнула слюну. Лицо ее раскраснелось. — Он коснулся меня рукой, и я кончила. Тут же. Самое забавное, до главного дело так и не дошло. Он попытался войти в меня, я ему помогала, его конец все терся о мою ногу, тыкался, тыкался, а потом, внезапно… вы понимаете. Он еще с минуту лежал на мне, затем прошептал в ухо: «Маленькая сучка. Ты специально это сделала». И все.

Она покачала головой.

— Но это было наяву. Я могу вспомнить все: музыку, его улыбку, звук расстегивающейся «молнии»… все.

И она улыбнулась мне, этой странной, умиротворенной улыбкой.

— Но то, что происходит сейчас, еще лучше, Чарли.

И надо признать, не мог я в тот момент сказать, считал я себя «ку-ку» или нет. Скорее всего нет, хотя и догадывался, что от предельной черты недалеко. Наверное, если сворачиваешь с проторенной дороги, надо готовиться к тому, что тебя могут ждать любые неожиданности.

— Как людям узнать, что они живые, настоящие? — пробормотал я.

— Что, Чарли?

— Ничего.

Я пристально оглядел всех. Вроде бы все нормальные. Здоровый блеск в глазах. Какая-то часть моего разума (наверное, та самая, что прибыла в Америку на «Мэйфлауэре») хотела знать: Как она смогла поделиться таким с кем-либо? Как она смогла все это сказать? Но на их лицах отражения этой мысли я не находил. Такой вопрос я мог бы прочитать на лице Филбрика. Старины Тома. Наверное, он возник бы и у Дона Грейса, но тот ничем бы себя не выдал. Откровенно говоря, хотя все средства массовой информации утверждали обратное, я полагал, что меняется мир, а не люди. А тут, к своему ужасу, начал осознавать, что все эти годы я играл в бейсбол на футбольном поле. Свин все изучал карандаш. Сюзан Брукс всем своим видом выказывала сочувствие. Дик Кин похотливо улыбался. Корки хмурился. Грейс удивлялась, но чуть-чуть. Ирма Бейтс просто не отреагировала. Я подумал, что она так и не отошла после того, как меня чуть не застрелили у нее на глазах. Неужели жизни наших родителей настолько пресны, что история Сэнди захватила всех, как самый интересный фильм или книга? Или на их долю выпала странная, перенасыщенная ужасными духовными терзаниями жизнь, на фоне которой сексуальное приключение одноклассницы котировалось не выше выигрыша партии в китайский бильярд? Не хотелось об этом думать. Мне ли рассуждать о моральных аспектах?

Только Тед был в ужасе, но с ним уже никто не считался.

— Я не знаю, чем все закончится. — Кэрол Гранджер в тревоге огляделась. — Боюсь, потом все изменится. Мне это не нравится. — В брошенном на меня взгляде читалось обвинение. — Сейчас меня все устраивает, Чарли. И я не хочу никаких изменений после того, как будет поставлена точка.

— Понятно, — кивнул я.

Но эта реплика не обеспечивала власти над ними. Наоборот, ситуация все более выходила из-под контроля. И я едва ли мог что-либо изменить. Внезапно мне захотелось рассмеяться им в лицо, указать, что начал я главным действующим лицом, но постепенно меня оттеснили на второй план.

— Мне надо в туалет, — нарушила затянувшуюся паузу Ирма Бейтс.

— Потерпишь, — ответил я.

Сильвия рассмеялась.

— Слово надо держать, — продолжил я. — Я обещал рассказать вам о своей сексуальной жизни. Собственно, рассказывать особенно не о чем, если вы не умеете читать по ладони. Однако есть одна история, которая может показаться вам интересной.

Сара Пастерн зевнула, и я едва подавил желание прострелить ей голову. Но номер два должен прилагать больше усилий, как сказано в рекламных объявлениях торговцев подержанными автомобилями. Некоторые ездят быстрее, но Декер высосет все психоокурки из пепельниц ваших мозгов.

Я внезапно вспомнил песню «Битлз», начинающуюся со слов «Я прочитал сегодняшние новости…», и приступил к рассказу: