Глава 8

Потсдам.

13 мая 1940 года. Утро.

Баронесса фон Мантойфель.


Мария сидела в своём кабинете и напряжённо думала. Её лучшая подруга, графиня Ребекка фон Нейбург, расположилась на диване и сладко спала, не выдержав битву со сном. Бессонная ночь, последовавшая за чудовищным поступком бывшего мужа Аннелизы Хаммерштайн, постепенно переходила в мрачное утро. Причём, мрачное оно было не только в чисто человеческом восприятии но и в природном. На улице скопились грозные тучи, грозящие вот-вот обрушиться на землю потоками дождя. Температура резко понизилась, поднялся холодный ветер и теперь, чтобы выйти из своей усадьбы в парк, баронессе приходилось накидывать на себя плащ.

Встав из-за стола и подойдя к широкому окну Мария заметила что на стекле уже появились первые, робкие капли дождя. Пасмурное небо не давало никаких надежд на то что в ближайшее время берлинцам улыбнётся солнце. Ну что же, пора приниматься за дело…

С нежностью и теплотой посмотрев на спящую подругу она решила не будить её и тихо вышла из кабинета, направившись в одну из спален своей большой усадьбы. Пройдя по длинному коридору, в котором уже деловито сновали слуги, баронесса осторожно приоткрыла дверь, заглянула внутрь и почувствовала как защемило сердце…

Внутри со вкусом обставленного помещения сидели две её гостьи. Одна из них была той самой Аннелизой Хаммерштайн к которой вчера вечером Мария вместе с Ребеккой приехала в гости и стала свидетелем отвратительного по своей низости похищения невинного ребёнка. Рядом с ней, обняв её за талию, прикорнула Катарина, подруга убитой горем матери.

Аннелиза, судя по внешнему виду, ни на минуту не сомкнула глаз. Она безучастно сидела на расправленной кровати в той же одежде в какой была вчера. В руках женщина сжимала одну из игрушек своего сына и смотрела прямо в стену, скорее всего, даже не видя и не слыша никого. Заплаканное лицо матери было как восковая маска, в углу, в мягком кресле, сиротливо лежал пакет с шубой, до которой сейчас никому не было дела. Вчера, после того как баронесса смогла взять себя в руки, она в приказном порядке буквально заставила Аннелизу поехать к ней, мотивируя что они не могут оставить их одних в доме без защиты. Та, вне себя от горя, двигаясь как сомнамбула, позволила усадить себя в машину. Катарина, естественно, тоже поехала с ними.

Прикрыв за собой дверь Мария тихо подошла к ней и присела рядом, не зная что сказать и как утешить. Случившееся, как ни странно, сблизило их. Помимо обычного человеческого участия и сочувствия аристократка была полностью солидарна с ней как женщина и мать. При одной только мысли о том что и её дочерей могли похитить чтобы добиться чего-либо от баронессы, у Марии сжимались кулаки от гнева а в душе поднималась холодная ярость. Кем бы не был этот человек и какая бы причина у него не была для такого мерзкого поступка, у женщины не нашлось бы для похитителя ни грамма жалости. Для неё всё было очевидно, за такое злодеяние полагалось только одно наказание — смерть!

Поколебавшись, она погладила Аннелизу по руке и так же тихо вышла. Здесь Мария пока ничем не могла помочь. Значит, пора было сделать то что можно…

Уже подходя к своей спальне, чтобы попытаться хоть немного прилечь, женщина услышала на главной лестнице усадьбы знакомые шаги. Выйдя к ней баронесса встретила своего управляющего Ральфа, который как раз поднялся снизу, от входной двери.

Его одежда была мокрой, видимо, от машины до крыльца мужчину уже успело промочить. Глянув в ближайшее окно Мария убедилась что так и есть, на улице уже хлестал сильный ливень. Лицо Ральфа было сосредоточенным и мрачным.

— Что скажете, Ральф? Есть хорошие новости? — спросила она, с надеждой глядя на него.

— Сложно сказать, Ваша милость… — ответил верный управляющий, снимая с головы шляпу. — Если вы позволите пройти в гостиную то я расскажу всё что смог узнать.

— Хорошо, жду вас там через пять минут! — ответила Мария, отпуская его.

После того как баронесса привезла в свою усадьбу двух заплаканных женщин то перед ней встал вопрос что делать дальше. Надо было как-то помочь, но как? Никакого опыта в этом деле у неё не было но и сидеть просто так, сложив руки, тоже неправильно. Именно в этот момент, как по волшебству, появился верный Ральф и вежливо спросил распорядиться ли ему готовить комнаты для гостей. Терзаемая сочувствием к Аннелизе Мария, сама от себя не ожидая, рассказала ему причину по которой привезла их к себе домой. Ах, как бы ей хотелось чтобы Гюнтер сейчас был с ней рядом! Но увы, он далеко и даже не подозревает что случилось… А основательный и надёжный Ральф как всегда на месте.

Внимательно выслушав баронессу управляющий лишь плотно сжал губы, заверив её что лично займётся этой проблемой. В результате уже через несколько минут к двум гостьям подошли горничные и, ласково обняв, повели их в ванную, а другие слуги начали спешно готовить комнаты. Сам же Ральф, раздав распоряжения, вежливо отпросился у Марии и куда-то уехал на своей машине на всю ночь, вернувшись только сейчас. Где он пропадал и что делал аристократка могла только гадать.

…Ровно в назначенное время, как настоящий пунктуальный немец, Ральф вошёл в гостиную, одетый так же тщательно как и обычно. Ничто не выдавало того что управляющий приехал совсем недавно.

— Ваша милость, могу я рассказать всё по порядку? — спросил он, остановившись возле дивана восемнадцатого века, на котором с удобством расположилась Мария. Предложить ему присесть она даже не пыталась, знала что это бесполезно. В этом плане Ральф был крайне щепетилен и не позволял себе вольностей, даже если аристократка настаивала.

— Да, я внимательно слушаю! — ответила женщина, вся превращаясь в слух.

— После того как ваши гостьи разместились в доме, я поехал к ним домой чтобы подробно расспросить их служанку Розу… — приступил к рассказу её управляющий. — До этого она находилась в таком состоянии что смогла сообщить фрау Хаммерштайн только самые общие сведения, естественно, их было совершенно недостаточно чтобы предпринять какие-то шаги. К счастью, к моменту моего приезда эта Роза уже немного успокоилась и смогла рассказать более подробно. А именно… Этот Мартин Бломфельд, бывший муж фрау Хаммерштайн, видимо, следил за домом. Никак иначе я не могу объяснить тот факт что он заявился в особняк буквально через пять минут после того как хозяйка дома, вместе с подругой, уехала на прогулку. По её словам, он вежливо постучал в дверь и, когда Роза её открыла, сразу вошёл внутрь. Служанка, зная что господин Бломфельд раньше был мужем хозяйки, не решилась помешать ему. Она сразу сказала ему что фрау Хаммерштайн нет дома и предложила Мартину зайти позже. Но тот отказался в грубой форме и, оттолкнув женщину, направился в спальню хозяйки. Там, несмотря на робкие попытки Розы помешать ему, он начал шарить по шкафам и тумбочке, спрашивая где лежат его деньги. Служанка, видя что уговоры не помогают, пригрозила вызвать полицию если господин Бломфельд немедленно не покинет дом. А также добавила что она не знает где фрау Хаммерштайн держит свои деньги, но даже если бы знала то ни за что бы не сказала. Эти слова привели его в ярость, он начал ругаться и, наконец, нашёл шкатулку с драгоценностями рядом с кроватью. Все украшения Мартин засунул в карман а саму шкатулку выбросил в коридор. Потом, не обращая внимания на громкие крики Розы, он направился осматривать другие комнаты, грязно обзывая фрау Хаммерштайн. Тогда и случилось самое худшее…

Ральф замолчал и баронесса заметила как его большие, сильные ладони сжались в кулаки. Больше ничем верный управляющий не позволил себе выразить то что чувствовал.

— Продолжайте же! — сказала она, ощутив как её голос предательски дрогнул.

— Извините, Ваша милость… Видимо, заслышав эти крики и ругательства, из своей комнаты вышел Роланд, сын фрау Хаммерштайн… — снова заговорил Ральф, взяв себя в руки. — Он оказался очень храбрым мальчиком! Догадался взять какую-то палку и попытался ударить Мартина Бломфельда, крича что никому не позволит ругать свою маму, и что когда приедет с фронта папа Гюнтер то он обязательно убьёт дядю Мартина. Когда мужчина это услышал…

— Постойте! — встрепенулась Мария, подумав что ослышалась. — Он сказал — папа Гюнтер⁈ Вы не ошиблись, Ральф? Это очень важно!

— Уверяю вас, я передаю слова Розы, служанки фрау Хаммерштайн! — твёрдо сказал управляющий, слегка кивнув. — Именно это и кричал Роланд.

Растерянная женщина, благодаря силе воли, смогла сосредоточиться на дальнейшем рассказе, решив что позже обязательно разберётся что значат слова маленького сына Аннелизы. Неужели это правда?.. Так, всё потом!

— Говорите! — разрешила Мария, снова вернув себе спокойствие.

— Когда мужчина это услышал то разъярился ещё сильнее… Он вырвал палку у мальчика и отбросил в сторону. А потом схватил его шиворот и потащил его к двери. При этом кричал что если его бывшая жена не даёт ему его законные деньги то он возьмёт у неё то что гораздо дороже… — рассказывал он.

— Боже мой… — потрясённо прошептала баронесса, представив эту картину в деталях. — Какой мерзавец!

— Полностью согласен, Ваша милость! — поддержал её управляющий. — С вашего позволения, продолжу… Роза, видя что мальчика сейчас украдут, смогла найти в себе силы и накинуться на мужчину. По её словам она даже поцарапала его ногтями по левой щеке. Похититель, чтобы защититься, был вынужден отпустить мальчика. К сожалению, тот не воспользовался возможностью для бегства и снова накинулся на него. Тем временем, Мартин сильно ударил служанку и смог затолкать её в спальню. После этого она уже ничем не могла помочь Роланду и только слышала как мужчина схватил его и вытащил за дверь. Роза кричала и пыталась выбраться, но не смогла и, обессилев, только рыдала до тех пор пока не вернулась фрау Хаммерштайн с подругой и вами. Вот как всё было, Ваша милость… — закончил мужчина и его ладони снова сжались в кулаки.

Мария только и могла что покачать головой, поражаясь на какие низости и преступления готовы пойти люди ради больших денег. И вот с таким ничтожеством жила Аннелиза много лет⁈ Поразительно! Но это, хотя бы немного, объясняет почему несчастная женщина увлеклась молодым, красивым и сильным Гюнтером. Различия между ним и Мартином просто огромные, небо и земля… Один — настоящий мужчина, хоть и очень молод. А другой… Скотина, свинья и жадная сволочь, недостойная даже какой-нибудь проститутки из самого грязного района Берлина.

— И ещё вот что я нашёл на столике возле входной двери… — произнёс Ральф, оторвав Марию от размышлений. Она посмотрела на то что он держал в руке. Это был мятый лист бумаги, исписанный прыгающими буквами…


«Здравствуй, милая жёнушка!.. Или грязная шлюха? Ведь ты и есть шлюха, верно? Нагуляла этого маленького ублюдка от кого-то и теперь хочешь чтобы я относился к нему как к сыну⁈ Никогда этого не будет, поняла!!!.. Ладно, это уже не важно… Мне нужны деньги! Много денег! Ты сама виновата что довела меня до такого, слышишь?!! Сразу бы заплатила и всё!.. Короче, через день, в полдень, принесёшь к западному входу в парке Тиргартен сумку в которой будут лежать 100.000 рейхсмарок! И мне плевать откуда ты их достанешь, я знаю что у тебя есть деньги. Можешь продать свою дурацкую косметическую фирму, всё равно никогда не понимал этой бабской ерунды… Да, и если я узнаю что ты, тупая сука, обратилась в полицию то своего выродка ты никогда больше не увидишь!! Роланда я отпущу только тогда когда мой человек принесёт мне деньги. И не вздумайте следить за ним!!!»


Даже не для искушённой Марии было ясно что письмо писал человек явно нервничающий. Похоже, этот Мартин Бломфельд плохо себя контролировал и это было опасно. Кто знает что у него в голове в следующую минуту промелькнёт?

— Да уж… Судя по письму это какой-то полусумасшедший… — покачала головой баронесса, возвращая письмо мужчине. — Насколько я поняла… Аннелиза не знает об этом?

— Думаю что нет, Ваша милость! — ответил управляющий. — Она потеряла сознание ещё дома, а когда здесь пришла в себя то находилась в таком состоянии что я решил пока не показывать ей эту бумагу. Для её же блага…

— Вы правильно сделали, Ральф! — решила женщина, поднимаясь с дивана и пройдя по комнате. — Знаете… Я хочу ей помочь. У меня сердце разрывается когда представляю себя на её месте… А вы, Ральф? Что вы думаете по этому поводу? — внезапно спросила Мария, желая услышать мнение единственного мужчины в усадьбе который внушал ей некоторое спокойствие.

— Вы хотите чтобы я ответил честно? — спросил он. При этом она увидела как его глаза, всегда спокойные, вдруг потемнели.

— Именно так, Ральф! — кивнула Мария. — Я знаю, вы не любите врать и сейчас тоже ожидаю от вас самого искреннего ответа.

Управляющий, глядя ей прямо в глаза, сказал таким тоном что женщина чуть не вздрогнула, а по телу пробежались мурашки:

— Я думаю что тот кто это сделал… Он потерял всякое право именоваться человеком! Это просто бешеное животное, Ваша милость! И я лично с удовольствием покараю его за такое… И поэтому настоятельно прошу не сообщать об этом полиции. Я сам его найду, освобожу мальчика и верну его матери. А Мартин Бломфельд бесследно исчезнет. Просто дайте мне возможность это сделать и немного помогите мне. Вот и всё о чём бы я вас попросил.

Мария остановилась перед ним и внимательно посмотрела ему прямо в глаза. Она не колебалась.

— Действуйте, Ральф! Я полностью на вашей стороне. Скажите, что вам нужно?

И баронесса с мрачным удовольствием увидела как впервые на её памяти губы управляющего слегка раздвинулись в улыбке. Вот только любой посторонний человек, увидевший её, постарался бы как можно скорее оказаться подальше от Ральфа… На всякий случай.


Берлин.

13 мая 1940 года.

Хайнц Гротте.


На этот раз в гостиничном номере не раздавались звуки великих композиторов прошлого. Комната была погружена в тишину, не нарушаемую никем. Да и некому было это делать…

Карл, вместе с Баумом, уехал на машине за город, для внеочередного сеанса связи. Рацию, спрятанную в укромном месте одним из мелких агентов работающих на Москву, они извлекли ещё вчера но в тот раз Карл не смог выйти на связь и доложить обстановку из-за поломки двигателя. Та была хоть и не фатальной но отняла продолжительное время, в результате пришлось отложить поездку, а потом «Опель-капитан» понадобился для того злосчастного путешествия в район Шпандау, где и остался навеки их верный товарищ Герберт…

Пришлось с самого раннего утра, толком не выспавшись после вчерашнего небольшого застолья-поминок, его подчинённым садиться в автомобиль и ехать за город, чтобы работать на рации прямо во время движения. Хайнц же остался в гостинице, мрачно смотря на то место за столом где раньше любил сидеть Герберт.

Нет, это не было горем. Скорее, сильное чувство утраты. Да, они нелегальные ликвидаторы страны Советов, и то что каждый из них может погибнуть при выполнении задания… Это всё было давно понято и принято, иначе никак. Дело они делают нужное, полезное, в этом нет никаких сомнений. В конце концов, чтобы на советской земле могли спокойно работать на заводах и полях люди, а молодые пионеры расти в будущих строителей коммунизма была, в некотором роде, и их маленькая заслуга. Пусть и весьма своеобразная, но всё же…

Вот и ушёл первый из них… Герберт был хорошим парнем, надёжным и верным. На него можно было полностью положиться и Хайнц собирался, как только группа вернётся с задания домой, ходатайствовать перед командованием о награждении Андрея Вальковича, сотрудника 5-го отдела ГУГБ НКВД, высшим государственным орденом. Каким именно? Пусть наверху решают, но он твёрдо решил что будет бороться за это всеми силами. Да, они служат не за награды или звания, но именно это показывает что он и его товарищи делают важную работу и их ценят! Что не просто так они рискуют жизнью вдалеке от Родины! Эх, как бы ему сейчас хотелось оказаться дома! Где-нибудь не берегу речушки, где ласковое солнце весело играет бликами на воде а невдалеке плещутся и весело визжат красавицы-студентки!..

Он вздохнул, с трудом отгоняя вдруг нахлынувшую ностальгию. Вот, вроде бы, большой роскошный город, столица Германии… Можно купить множество таких вещей которые в Москве днём с огнём не сыщешь. Но это всё чужое! Не лежит у него душа к такой вот красивой западной жизни… Да, по улицам ходят хорошо одетые горожане, даже немецкие рабочие выглядят ничуть не хуже чем их советские собратья. Вот только тяжело сознавать что они предали заветы Эрнста Тельмана и теперь, с присущей немцам основательностью и дисциплиной, помогают Гитлеру вести свою захватническую политику. Ему вдруг пришло в голову что случись война между СССР и Германией то именно такие вот рабочие и крестьяне, выслушав приказ своих «фонов», возьмут под козырёк и отправятся в поход на Восток, как это уже сделали их отцы и деды двадцать шесть лет тому назад. И было такое гадкое подозрение что классовая сознательность не помешает им убивать своих собратьев, советских рабочих и крестьян. Понятно что оболванили их, но как же грустно сознавать это! Где те смельчаки что поднимали восстание в Киле, Баварии, других местах⁈ Где их немецкие братья, чьи сердца, как и молодых советских революционеров, горели желанием пострадать за свой народ и вырвать его из цепких лап сначала монархистов а потом и всяких социалистов-буржуев⁈ Нет их… Одни погибли, другие сбежали, третьи затаились… А наверняка были и такие кто перекрасился, переметнулся от чистых красных флагов к красно-бело-чёрным, на которых уродливо красовалась паучья свастика. Конечно, у товарища Сталина с этим Гитлером договор, сейчас даже сотрудничество… Но что-то настораживало Хайнца, несмотря на то что немецкие газеты отзывались о СССР в самом тёплом тоне.

Его размышления прервали знакомые шаги в коридоре и условный стук в дверь. Немудрёная сигнализация, но по ней было ясно что его товарищи не находятся сейчас под контролем гестапо и можно спокойно открывать дверь. Вошедшие обменялись с ним крепким рукопожатием, потом Хайнц направился к патефону а оба его спутника, наскоро помыв руки, снова собрались за знакомым столом. Только теперь с одной стороны никто уже не сидел…

Гостиную наполнила музыка очередного немецкого гения а Хайнц вопросительно посмотрел на Карла, который был каким-то задумчивым, в отличии от Петера. Дождавшись когда все с удобством рассядутся, его помощник достал из потайного кармана маленький листок и передал ему. Тот внимательно прочитал расшифрованное донесение и его брови удивлённо приподнялись.

— Однако… — только и смог сказать Хайнц, осознав то что прочитал. Он был очень удивлён.

— Вот и я о том же! — усмехнулся Карл, переглянувшись с Петером.

— Сожалеют о потере… на время отложить ликвидацию Шольке… — перечислял Гротте, снова читая листок. — Зато появилась новая цель — Альберт Шпеер… Хм, какая-то знакомая фамилия? Кажется, я уже её слышал… — нахмурился он, пытаясь вспомнить. — Да ещё под иностранцев сработать… В помощь выделяется агент А-25. Пароль… Отзыв… Встреча завтра в полдень, возле Бранденбургских ворот. В руке держать последний номер «Фёлькишер Беобахтер». Агент сам подойдёт и познакомится… Нда… Вот это поворот.

— Альберт Шпеер, новый гитлеровский министр вооружения и боеприпасов! — уверенно ответил Карл, видимо, уже наведя справки. — Тридцать пять лет, женат. До недавнего времени был личным архитектором фюрера. Не знаю каким местом думал Гитлер, назначая главой министерства своего любимчика архитектора, но что ещё больше меня удивляет так это приказ на его ликвидацию… Чем может быть для нас опасен любитель строить здания, да ещё совсем недавно вступивший в должность, вот чего я не понимаю? — его помощник пожал плечами, явно находясь в недоумении.

— Должно быть в Москве знают что-то что не знаем мы… — глубокомысленно ответил Хайнц, так же теряясь в догадках.

— Скорее всего, так и есть… — кивнул Петер, вступая в разговор. — В принципе, логично. Шольке мы сейчас не достанем, да даже неизвестно где именно он сейчас… К тому же есть шанс что этот эсэсовец сам себе голову на фронте свернёт. А раз уж мы здесь то вот вам новое задание, получите и распишитесь. Другое дело что убрать целого министра… — он многозначительно хмыкнул. — Такого у нас ещё не было. Кстати… — спохватился Баум. — Я вчера слегка пошарил на квартире у Шольке. Чуть не столкнулся с его квартирной хозяйкой но всё обошлось… В общем, ни единой зацепки. Честно говоря, я и не думал что там окажется нечто полезное…

— Ясно, спасибо… — сказал Хайнц, мысленно настраиваясь на новую цель. — Что ж, приказ есть приказ, будем выполнять. Карл, Петер, с сегодняшнего дня начинаем подготовку. Узнавайте распорядок дня этого Шпеера, где живёт, как передвигается по городу, состав его охраны, привычки и предпочтения, если получится… Во времени нас не ограничивают но это не значит что можно бить баклуши и растянуть всё на месяц или больше. И запомните… План должен быть таким чтобы всё прошло без сучка и задоринки! Герберта мы уже потеряли и я не хочу чтобы за этим столом оказалось ещё больше места. Понятно?

Карл медленно кивнул. Его лицо было серьёзно, ни малейших признаков недавнего веселья.

— Да, Хайни, мы с Петером об этом позаботимся. На этот раз всё пройдёт как надо! Верно? — обратился он к Бауму.

— Обещаю, командир, комар носа не подточит! И умирать не собираемся! У нас есть ещё дома дела… — весело подмигнул Петер.

— Надеюсь на вас! Парни!.. — Хайнц встал из-за стола и склонился над подчинёнными. — Я вам раньше не говорил… Но я горд тем что мы работаем вместе! И я верю что у нас всё получится!

Ответом ему было красноречивое молчание и горящие уверенностью глаза.


Берлин.

13 мая 1940 года.

Ева Браун.


«…Я бы хотел заявить Палате, как я заявил тем кто вступил в мой кабинет: — Я вам предлагаю только кровь, труд, пот и слёзы! Нам предстоят тяжелейшие испытания, долгие месяцы борьбы и страданий! Мы сражаемся в Норвегии, Голландии и Бельгии! Вы спросите, каков наш курс? Я отвечу: наш курс в том, чтобы вести войну на море, на земле и в воздухе, со всей нашей мощью и со всей силой, которую даст нам Бог; вести войну против чудовищной тирании, превосходящей любые примеры из тёмной и плачевной истории человеческих преступлений. В этом заключается наш курс. Вы спросите, какова наша цель? Я отвечу одним словом: победа, победа любой ценой, победа несмотря на все ужасы, победа, каким бы длинным и тяжёлым не был к ней путь; потому что без победы нам не выжить!»…

Ева сидела в кабинете фюрера и вместе с ним слушала по радио первую речь нового премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля, герцога Мальборо, который был назначен на этот пост всего несколько дней тому назад вместо Чемберлена.

Она не хотела здесь быть. Её сердце тянулось туда, далеко на запад, где сейчас сражался тот кому она его отдала. Отдала полностью, не только сердце но тело и душу. Ева не знала как это случилось, но отчётливо осознала: теперь фюрер, тот кого она когда-то боготворила и была готова пойти за ним куда угодно… он перестал для неё что-то значить. Девушка смотрела на него и удивлялась. Как и почему она увлеклась им? Что в нём такого? И не понимала себя… Казалось, с неё сошёл морок и теперь голова обрела ясность. Да, Гитлер великий политик, вождь Германии… но вот её мужчиной он больше не был. Пропала та влекущая тяга ради которой она забывала обо всём и бежала к нему по его малейшему желанию. Перед ней сидел просто мужчина с усиками и зачёсанной на бок чёлкой. Лишь его глаза, устремлённые на радиоприёмник, сверкали…

— Проклятый английский боров! — внезапно сорвался фюрер и вскочил со своего кресла. — Напыщенный аристократишка ничего не понимающий в политике! Победа⁈ О чём он говорит? Ты слышишь, Ева? Едва его назначили премьером как он тут же решил себя показать… Я же предлагал им объединиться! Я предлагал вместе править Европой! А эти надменные, чванливые болваны отказались! Что ж, им же хуже! Я покажу чем обернётся для Англии такая недальновидная политика! Мои солдаты вышвырнут их из Норвегии, Голландии и Бельгии! Вермахт раздавит их жалкое сопротивление и преподнесёт мне Париж в качестве подарка! А эти трусливые островитяне пусть так и сидят на своём клочке суши, ожидая когда наши танки появятся на Трафальгарской площади и вдребезги разнесут английскую память о Нельсоне! Правильно говорил Шольке, нет веры этим англичанам, они никогда не согласятся на союз со мной, их устроит только моё поражение! Но этому не бывать, Ева! Никогда английский солдат не ступит на священную землю Германии!..

Девушка, продолжая делать вид что внимательно слушает фюрера, пыталась придумать как ей сказать Гитлеру что она больше не может быть его любовницей. Ева хорошо знала что болезненное самомнение германского вождя будет явно уязвлено и тот может разъяриться ещё больше но, считая себя приличной и воспитанной, полагала что обязана прямо в этом признаться чтобы потом не было скандалов и упрёков. Как только он её отпустит то Ева окончательно покинет его и полностью сосредоточится на Гюнтере, мысли о котором не покидали её ни на один день.

— Адольф! — начала она, дождавшись когда фюрер слегка выдохнется. — Мне надо тебе кое-что сказать…

Гитлер, прерванный во время своего обычного приступа красноречия, недоумённо посмотрел на неё, словно удивляясь тому что девушка что-то сказала. Еве показалось что вся её роль сейчас заключалась в том чтобы просто молчать и быть благодарной слушательницей его очередной речи. Но она чувствовала что больше не хочет играть эту роль, та её тяготила. И сегодня отличный день чтобы сбросить с себя такую надоевшую ношу. Ведь когда-то это должно было закончиться? Почему бы и не сегодня?

— Что ты хочешь сказать? — спросил он, остывая и присаживаясь опять на своё место. — У тебя что-то случилось?

Его голос, недовольный и раздражённый, показал ей что Гитлер сейчас был не в самом хорошем расположении духа, скорее всего, из-за речи этого Черчилля. Но Ева, наконец, собралась с духом и не намеревалась отступать.

— Прошу, выслушай меня спокойно, хорошо? — попросила девушка, ласково улыбнувшись. Она знала что фюреру нравится её улыбка и надеялась что его реакция на слова Евы будет не слишком бурной. Заметив что её пальцы в волнении комкают подол платья она с трудом взяла себя в руки, чувствуя что сердце стучит в груди от ожидания его слов.

— Говори! — неожиданно тихо ответил Гитлер, требовательно глядя на неё. Не в силах выдержать его взор Ева опустила голову, так было легче.

— Ади… Я много думала о нас с тобой и… поняла что я не достойна тебя! — сказала девушка, решив потрафить его огромному самомнению. — Ты — фюрер Германии! Ты великий человек, который несёт на себе всю тяжесть ответственности за наш народ! Ты отдаёшь ради нашей грандиозной цели всего себя, думаешь и заботишься о Германии днём и ночью!..

Набравшись решимости, Ева подняла взгляд и заметила что лесть помогла. Хоть выражение лица Гитлера и не изменилось но в глазах исчезла подозрительность. Вместо этого там появилось самодовольство и гордость, те чувства которые она раньше не замечала, ослеплённая его личностью.

— А я… я всего лишь слабая женщина, ищущая любви… Я хочу стать настоящей арийкой, рожать детей нашей стране, гулять со своим любимым по улицам, радоваться смеху сыновей, будущих воинов Рейха! Или дочерей, готовых выполнить долг истинной германки… — слегка покраснела Ева, представив какие у неё могут появиться дети от красавца Гюнтера. — Я понимаю что это слишком приземлённая цель но увы… это и есть моя мечта. Ади! Ты был прав! Магда Геббельс — именно та женщина что сможет быть с тобой рядом, помогать тебе в борьбе своим несгибаемым духом! Она — истинная арийка, на которую должны равняться все женщины Германии! — эти слова Ева с трудом проговорила, потому что её истинное мнение о фрау Геббельс, лживой и надменной шлюхе, было абсолютно противоположным.

— Ева! Я, конечно, рад что ты поняла свою ошибку… — начал было Гитлер, улыбаясь.

— Прошу тебя, Ади, дай мне закончить! Пожалуйста! — попросила она, чувствуя как её решимость понемногу тает. — Я поняла что не могу и не имею права требовать от тебя жениться на мне и помочь стать матерью! Ты намного выше этого! Недавно мне сказали что у фюрера может быть только одна женщина в жизни… и её имя — Германия! И теперь мне ясно что это абсолютно правда! Так и есть, Ади! Ты рождён чтобы вести германский народ вперёд, вершить историю мира, утверждать право немцев на господство! Но я не подхожу тебе, мой милый Ади… И могу спокойно смотреть правде в глаза, не пытаясь отвлечь тебя с предначертанного пути! — ласково договорила Ева, смотря на него со всей своей нехитрой искренностью. — И поэтому я хочу уйти с твоей дороги, освободив место для более достойной… Отпусти меня, дорогой Адольф!

Ну вот, теперь она высказала всё что собиралась! Но поможет ли ей это?

Гитлер озадаченно хмыкнул, встал из-за стола и начал ходить по кабинету, заложив руки за спину. Ева следила за ним с затаенной надеждой, в душе бушевали радостные и дурные предчувствия. Сейчас всё решится!

— Ева… Я не знаю что сказать… — в замешательстве проговорил фюрер, остановившись. — Конечно, ты во многом права, я действительно так считаю… Но между нами было столько всего… Я не хочу тебя отпускать насовсем! Я привык к тебе! Ведь ты принесла мне столько всего…

— Я понимаю тебя, Ади! — с жаром ответила девушка, вскочив с кресла и взяв его за руку. — Я тоже никогда не забуду того что нас связывает! К тому же, если тебе захочется иногда поговорить то ты всегда сможешь позвать меня! Просто… Позволь мне начать поиски того с кем я смогу стать именно той женщиной про которых говорила уважаемая Магда! Помоги мне стать по настоящему счастливой!

Фюрер осторожно высвободил свою руку и в волнении снова заходил по кабинету, едва не споткнувшись о ножку кресла.

В дверь тихо постучали и в комнату заглянул Шауб.

— Мой фюрер, извините… Вы распорядились чтобы вызванные вами для совещания генералы собрались в зале. Возможно, мне сообщить им что вы задержитесь? — спросил он, окинув Еву бесстрастным взглядом.

— Нет-нет, Шауб! Скажите что я буду через минуту! — очнулся Гитлер от своих размышлений.

Адъютант вышел, плотно закрыв за собой дверь. Ева медленно подошла к фюреру, улыбнулась и погладила его по плечу:

— Идите, мой фюрер… Германия, и все мы, нуждаемся в вас! В вашей непрерывной заботе и борьбе! А мне пора уходить и не мешать вам! Прощай, дорогой Ади… Или, лучше, до свидания?

— Ева!.. — растерянно пробормотал Гитлер. Его руки поднялись чтобы обнять девушку но она мягко отошла в сторону, не переставая грустно улыбаться. Не сумев обнять, руки фюрера упали, глаза же напомнили ей на миг взгляд побитой собаки.

— Нет, Адольф… Я — уже твоё прошлое… Но будущее будет намного ярче, уверена в этом! Ты сам как-то сказал что надо без жалости отринуть прошлое и твёрдо смотреть вперёд! Это может сделать только сильная личность и ты, Ади, именно такой!

Эти слова словно подстегнули его. Гитлер собрался, растерянность и волнение исчезли. Перед Евой снова стоял могущественный фюрер германского Рейха чьё имя внушало страх и уважение всей Европе.

— Ты снова права, Ева! — его голос звучал жёстко и бескомпромиссно. — Я не имею права быть слабым! За мной вся Германия и я обязан вознести её на такие высоты какие не снились никому! Я отпускаю тебя, Ева! И благодарен за всё что ты смогла для меня сделать!

Его торжественный и самодовольный вид, как будто он сделал ей величайшее одолжение, на миг заставили девушку разозлиться но она тут же взяла себя в руки. Какая разница, в самом деле? Главное, фюрер отпустил её и Ева теперь сможет без всяких осложнений или притворств быть с Гюнтером когда тот приедет. Конечно, у неё были соперницы, она это прекрасно знала, но это была уже другая проблема, которую девушка тоже найдёт как разрешить.

— Спасибо, Адольф! — сказала Ева с искренней признательностью и радостью. — Я всегда знала что ты благороден и сейчас снова в этом убедилась. А тебе я желаю счастья и успеха во всей жизни!

С этими словами она медленно поцеловала его в щеку и пошла к двери. На пороге, оглянувшись, девушка послала ему воздушный поцелуй и, вне себя от счастья, выпорхнула наружу. Шауб проводил её взглядом и зашёл в кабинет.

Ева же, с трудом удерживаясь от радостного смеха, вошла в свою комнату и бросилась на диван. Предстояло решить что делать дальше…


Москва.

13 мая 1940 года.

Александр Самсонов.


— Ну что, милая моя Наринэ, давай прощаться? — сказал Саша, пытаясь выглядеть спокойным.

Увы, несмотря на все усилия, в душе нарастала тоска. В данный момент ему отчаянно хотелось остаться здесь и каждый день наслаждаться своим счастьем. Но разум безжалостно давил эти розовые мечты, отчётливо понимая что так долго не могло продолжаться. Ладно он, но ведь его пребывание здесь ставило под удар и женщину! Именно это соображение, вкупе с тем что пора бы начинать выполнение стратегической задачи, и заставляло его уходить.

— Да, Сашенька, я всё понимаю… — она ласково смотрела на него, не спеша размыкать объятия.

Они стояли в её закрытом кабинете. Александр был уже готов к выходу, во многом благодаря её стараниям. На столе лежал объёмистый вещмешок, туго набитый продуктами и предметами первой необходимости. Спички, щётка и зубной порошок, опасная бритва, помазок, полотенце, платок, ножик, а также тщательно уложенная форма командира НКВД. Сам он, для маскировки, сейчас был одет в поношенную но чистую гражданскую одежду, так же, неведомо откуда добытую женщиной. Новый облик довершали круглые очки. Желательно было бы приклеить усы но где их сейчас взять?

Всё остальное место занимали продукты, заботливо купленные сегодня утром Наринэ. Хлеб, соль, сахар, шмат сала, фляга подслащённого чая, лук, огурцы, консервы… Словом, настоящее богатство, которое сам Саша вряд ли смог бы добыть самостоятельно, не прибегая к уголовщине. А это, как не крути, могло бы вызвать к нему интерес милиции, у которых вполне мог быть его фоторобот… точнее, фотография и описание примет.

Утром, сразу как только врач пришла на работу, он снова, несмотря на её слабое сопротивление, смог возбудить армянку и та опять, лёжа под ним, извивалась и кусала губы, с трудом удерживаясь от стонов. Что и говорить, страстная она женщина! Неизвестно, особенность это горянки или же просто долгое воздержание от секса, но отдавалась Наринэ со всей своей южной горячностью, что безмерно радовало Александра.

Потом, оставив его отдыхать, она быстро привела себя в порядок и убежала куда-то. Только когда женщина вернулась с этим вещмешком и начала выкладывать его содержимое, он понял… И его благодарность снова не знала границ, в результате чего врач опять оказалась на своём столе с расстёгнутым халатом и опухшими от поцелуев губами…

— Я не знаю когда мы с тобой снова встретимся но обещаю…

— Тсс! — прижала она свой маленький пальчик к его губам и грустно улыбнулась. — Ничего не надо обещать, Сашенька… Я всё прекрасно понимаю и ничего от тебя не требую. Если ты сможешь то встретимся, может быть… Ну а если нет, значит, не судьба. Главное, я желаю тебе быть счастливым и просто жить, понимаешь? Жизнь — это такое богатство! Я врач и это отлично знаю…

— Согласен! — он поцеловал её носик. — Но жить надо так чтобы после смерти о тебе помнили только хорошее а на небе сказали: — Нам понравилось, повтори ещё раз!

Наринэ весело рассмеялась:

— Вообще-то, Бога нет, так говорят все кого я знаю…

— А ты сама как считаешь? — спросил он, лукаво глядя ей прямо в глаза. — Только честно!

— А я уверена что он есть… — тихо ответила женщина, гладя его по щеке, отчего на него вновь нахлынула нежность к ней. — И я буду просить его чтобы он всегда хранил тебя на дорогах жизни! Всегда направлял и оберегал от злых людей!

— Вот за это спасибо, милая! — теперь уже он погладил её по чёрным, густым волосам. — Всё, давай, я пошёл… Иначе просто не смогу уйти!

Он оторвался от неё, взял свой вещмешок и осторожно открыл дверь кабинета. Выглянув наружу Саша увидел что коридор сейчас пуст. Оглянувшись и в последний раз запечатлев в памяти образ прекрасной армянки, которая застыла как изваяние, Александр ободряюще подмигнул ей и выскользнул из комнаты. Всё, пути назад нет!..

Стараясь не грохотать старыми ботинками, которые принесла ему врач, он осторожно прошёл мимо пустого поста дежурной медсестры и центральной лестницы. По ней как раз, судя по звуку шагов, кто-то поднимался и Саша максимально быстро рванул по коридору, молясь о том чтобы никто из пациентов не вздумал выйти из палат именно в этот момент. Но опасность крылась в другом…

Дверь одного из туалетов, располагавшихся в конце коридора, там где была пожарная лестница, распахнулась и послышался звук воды, бьющейся в раковине. Кто-то мыл руки после своих дел!.. Времени почти не осталось, прятаться было некуда и Александр инстинктивно прижался к стене рядом с туалетом, прикрытый распахнутой дверью. Что и говорить, укрытие ненадёжное но другого просто не было. Сердце стучало от волнения, а вещмешок оттягивал руку.

Наконец, неизвестный закончил споласкивать руки и вышел наружу. Это оказалась та самая дежурная медсестра, бесформенная женщина около сорока лет, которая уже встречалась ему раньше. Устало вздыхая, та прошла по коридору мимо него, медленно удаляясь. И Саша, дождавшись когда медсестра отойдёт подальше, одним прыжком выскочил на лестницу. Фу… Чуть не попался в самом начале пути! Была, конечно, мысль одеться пациентом или накинуть халат врача и спокойно выйти но вот на улице этот наряд точно привлёк бы внимание и Александр отказался от него. Лучше уж так…

Без помех добравшись до первого этажа он уже хотел выйти наружу но чей-то надсадный кашель заставил его снова спрятаться, на этот раз под лестницей, за грудой носилок. К счастью, там было темно и курильщик, прошедший мимо него через пару минут, не обратил в его сторону никакого внимания. Теперь путь свободен…

Спокойной походкой Саша вышел наружу и направился к ограде. Только уже не к тому месту где перелезал пару дней назад, больной и чуть живой, а чуть подальше. По словам Наринэ, там была небольшая дырка из погнутых прутьев ограды откуда пролезали на территорию больницы пациенты, тайком закупавшиеся выпивкой, а также персонал, если им было лень тащиться до главного входа. Они пользовались более коротким путём, к тому же было меньше риска попасться. Конечно, по русской традиции, почти все знали про эту лазейку, в том числе и начальство, но старательно делали вид что даже не подозревают о ней. Заделать бы её, но это же лишние запросы и расходы. А у всех и так дел навалом чтобы ещё и с этой дыркой разбираться. В общем, строгость законов смягчается их частым невыполнением… Вряд ли вообще возможно переделать такой менталитет, усмехнулся Александр, осторожно пролезая в проём и стараясь не зацепиться. Вот он и на улице!..

Теперь на ближайшую остановку автобуса или троллейбуса и на западную окраину Москвы. А потом уже надо пешочком… Ах да, ему же нужно ещё кое-что сделать! Увидев неподалёку почтовый ящик, висевший на стене, Саша достал из кармана серого пиджака почтовый конверт и быстро засунул его внутрь. Лениво оглядевшись, он отметил что на него никто не смотрит и слегка расслабился. В самом деле, кого заинтересует как некий гражданин опустил в ящик письмо? Вот если бы Александр начал бузить или петь песни тогда да… Но, понятное дело, делать этого он не собирался.

В конверте, на котором было написано «От младшего лейтенанта НКВД Самсонова Александра» и «Лично в руки товарищу Берии», были ещё несколько советов которые он вспомнил, лёжа в закутке у Наринэ. Ничего особенного, но Саша надеялся что это тоже поможет Красной армии в будущей войне, а также нескольким хорошим, по его мнению, людям. Конечно, ищейки НКВД встрепенутся когда получат его послание и с новой силой начнут его поиски в Москве но к этому времени Александр будет уже далеко. По крайней мере, он на это надеялся…

Дождавшись автобуса, идущего в нужную сторону, Саша забрался на заднюю площадку, держа в руке свой вещмешок, несмотря на недовольное бурчание других пассажиров. Разместившись возле окна он вздохнул и стал смотреть в окно, равнодушно оглядывая улицы. Транспорт двигался медленно, люди внутри всё больше утрамбовывались, толкались, но Александр всё это не замечал.

Улица была как улица, конечно со своим советским колоритом, но Саша понемногу уже начал привыкать к нему. Несколько раз на глаза попадались милицейские или воинские патрули, лениво проверяющие документы, но сказать что это было из-за него… Нет, такой уверенности у Александра не было. Вдруг просто обычное усиление? Или других бандитов ловят? Что, в Москве только он в розыске? Нет, манией величия Саша не страдал, наоборот, излишнее внимание к своей персоне только нервировало его. Известность? Нет, пусть это будет кто-нибудь другой но не он…

Впереди ему предстояла очень дальняя дорога но опасное путешествие только начинается! И пусть он не Фродо и рядом с ним нет верного Гэндальфа или лучшего друга и садовника Сэма, но это не страшно. Рано или поздно он доберётся до злобного Саурона и множества его подручных… И тогда его любимая страна, его Россия, избавится от одной из страшных ран на своём теле в будущем!

Саша прекрасно понимал насколько трудна его задача но у него были и преимущества. Он знал кто его враги, а вот они даже не подозревали о его существовании. И вдобавок, Александр был готов на многое чтобы выполнить задачу которую сам на себя взвалил. В том числе, в крайнем случае, действовать теми же методами что и ОНИ… Посмотрим, как ИМ понравятся их же способы расправы с неугодными.

В памяти вновь всплыла ужасающая воображение видеозапись из Ютуба и новостей после которых его чуть не вырвало… Прошло уже много лет с тех событий но память услужливо сохранила все подробности, смех ублюдков, их радостные лица, крики восторга… Нет, такое нельзя прощать! Никогда! Только мстить! Если понадобится, тем же способом как и они!

…Едущий рядом с каким-то очкариком в автобусе поддатый работяга случайно посмотрел на него осоловелым взглядом и вздрогнул, увидев его жуткую улыбку. А потом, слегка протрезвев, начал пробираться к носу автобуса. Кто его знает, этого парня? Когда так улыбаются то явно задумывают что-то плохое. Лучше в этот время оказаться как можно дальше и не обманываться внешне безобидным видом очкарика с вещмешком…

Загрузка...