38

Несмотря на пережитый шок и бессонную ночь, на следующее утро Дилан объявил, что готов вернуться в школу. Кили, стараясь не выдать своего волнения, заверила его, что никакой спешки нет. Но в глубине души она понимала, что смерть Морин принесла ему успокоение. Хотя Фил Страттон, вопреки ее надеждам, так и не зашел сказать, что с Дилана сняты все подозрения, но она сама передала сыну слова детектива. В глазах Дилана вспыхнуло такое облегчение, что часть души Кили, до сих пор погруженная во тьму, всплыла и встала на место.

Втайне она радовалась тому, что Дилан решил вернуться в школу, и в то же время тревожилась, как бы встреча с одноклассниками не прошла слишком бурно. Ей хотелось предупредить его, предостеречь, но он был молчалив и все утро упорно избегал ее взгляда. Кили заметила, что он надел водолазку, скрывающую шрам на шее, но ничего не сказала.

— Николь знает, что ты возвращаешься в школу? — спросила она, когда «Бронко» сделал последний поворот и впереди показалось здание школы.

— Я ей ничего не говорил, — ответил Дилан с хорошо знакомым ей раздражением в голосе.

— Ну, вы с ней все равно встретитесь, — заметила Кили.

— Мам! — Он покачал головой с таким выражением, словно она посулила им встречу на Марсе.

— Извини. — Кили прекрасно понимала, что не стоит на него обижаться. Напротив, ей следовало радоваться: судя по всему, жизнь возвращалась в нормальную колею.

Она проводила его взглядом, пока он взбегал по ступеням школьного крыльца. На нем снова была кожаная куртка Ричарда. Дилан выглядел одиноким и отважным, готовясь встретить любопытные взгляды сверстников и перешептывания за спиной. Он исчез за дверями, так и не оглянувшись на нее.

По дороге домой Кили остановилась у продовольственного магазина и сделала несколько покупок, а заодно взяла у кассы вашингтонскую газету. «ОКРУЖНОЙ ПРОКУРОР СЕНТ-ВИНСЕНТС-ХАРБОРА НАЛОЖИЛА НА СЕБЯ РУКИ», — вопил заголовок. В подзаголовке говорилось о депрессии, личных проблемах и предыдущих попытках самоубийства в жизни Морин. Хотя полиция запретила фотографировать на месте происшествия, какому-то ушлому фоторепортеру удалось снять для первой полосы драматический кадр: безжизненное тело окружного прокурора в подвенечном платье, перепачканном машинным маслом.

От этого снимка, такого отталкивающего и в то же время приковывающего к себе, трудно было оторваться.

Кили положила газету заголовком вниз на ленту транспортера у кассы вместе с остальными своими покупками. Ей почему-то было стыдно поднять глаза — казалось, что, купив газету с сенсационным отчетом о смерти Морин, она занимается непристойным подглядыванием. Пришлось напомнить себе, что никто вокруг понятия не имеет о ее роли в этом деле. И тем не менее, когда газета прошла через кассу, Кили сложила ее и сунула под мышку, чтобы не видно было заголовков.

Выкатив тележку из автоматически открывающихся дверей магазина, Кили вдруг спросила себя, позвонит ли ей Дэн, когда узнает, что случилось. Когда детектив Страттон попросил ее рассказать, где она находилась во время самоубийства Морин, она упомянула о визите Дэна и о телефонном разговоре с Бетси. Кили не сомневалась, что когда детектив Страттон позвонит Дэну, чтобы проверить ее слова, Дэн подтвердит ее алиби. Но ей стыдно было вспоминать, как грубо сна обошлась с Дэном и Николь, предложившими ей свою дружбу. Неужели она окончательно их оттолкнула? Кили сложила свои покупки в багажник и бросила газету заголовком вниз на сиденье рядом с собой.

Она направилась домой, продолжая гадать, позвонит ли Дэн и почему для нее это так важно. Ей и детям не нужны были новые друзья: все равно они собирались уезжать из Сент-Винсентс-Харбора. Кили еще больше утвердилась в этом убеждении, когда подъехала к дому и увидела на подъездной аллее красный «Форд Таурус» Нэн Рэнстед, своего агента по недвижимости. Она не обрадовалась неожиданному визиту. Ей так хотелось войти в дом и скрыться от всего мира! В эту минуту ей было совершенно все равно, найдется покупатель на ее дом или нет.

Кили поставила машину позади «Тауруса» и уже начала выбираться из машины, но тут Нэн вышла на крыльцо и поспешила к ней.

— Миссис Уивер! — затараторила она. — Я пыталась с вами связаться, но телефон не отвечал. Мы осматривали дом в паре кварталов отсюда, и эти милые люди заметили ваше объявление.

— Вы должны предупреждать меня заранее, — отрезала Кили. — Разве у вас нет моего сотового номера?

— У меня не было его с собой, — призналась Нэн. — Послушайте, не могли бы вы чем-нибудь заняться ненадолго, пока я покажу им дом? Он им очень понравился.

— У меня даже не было времени прибраться, — запротестовала Кили.

— Дом выглядит прекрасно, — возразила Нэн. — Мне нужно полчаса, не больше.

— Ну, хорошо, — вздохнула Кили.

Ей очень хотелось сказать: «Только не сейчас», но она сознавала, что агент по недвижимости лишь выполняет свою работу и не стоит осложнять ей задачу.

— Возможно, это судьба! — лучезарно улыбнулась Нэн, скрестив пальцы «на счастье».

Кили с тяжелым сердцем вернулась за руль «Бронко». «Господи, — подумала она, — что же мне теперь делать?» Она выехала из своей подъездной аллеи и направилась вверх по улице к дому Уорнеров. Остановив машину, она с удивлением взглянула на дом. Все окна были закрыты, шторы опущены. Газета в пластиковой упаковке лежала на коврике перед дверью, почтовый ящик был переполнен. Автомобиля возле дома не было. Казалось, Уорнеры внезапно покинули свое жилище, и Кили встревожилась. «Куда они могли отправиться? — спросила она себя. — И почему меня это волнует?»

Ответ был очевиден: из-за Дилана. Через несколько часов ей придется забирать его из школы, узнавать, как прошел первый день. Утром она думала — и даже сказала об этом вслух, — что Николь своим присутствием в классе облегчит ему возвращение. Но теперь ей стало ясно, что Николь в этот день в школе не появится. Дилан предоставлен сам себе. «Он справится», — сказала себе Кили, хотя сама в это не слишком верила. Она прекрасно знала, что такое враждебное школьное окружение. Дети бывают так жестоки! Ей казалось, что она не дождется часа, когда можно будет забрать Дилана домой.

Она медленно вернулась к дому. Ей очень хотелось оказаться внутри, но машина Нэн Рэнстед все еще стояла у крыльца. Значит, кто-то до сих пор осматривает ее дом. «Может, нам с Эбби стоит просто посидеть здесь и подождать?» — подумала Кили. Но пока она раздумывала, сидя в машине и с тоской глядя на свое жилище, в соседнем доме вдруг залаяли собаки. На пороге появилась Эвелин Коннелли, еле сдерживая на поводке собак, рвущихся к краю тротуара, где сидела в машине Кили. Разбуженная лаем Эбби заплакала. Эвелин, как всегда в тренировочном костюме с жемчужным ожерельем на груди, повернулась и взглянула на Кили. Не только злобно прищуренные глазки, но и все ее одутловатое лицо выражало неприкрытую враждебность.

Кили вспыхнула и торопливо отвернулась от соседки. Даже не думая, куда направляется, она отъехала от тротуара, хотя собственный страх был ей отвратителен. «Я ее не боюсь, — утешала она себя. — Просто сегодня мне совершенно не нужен скандал. Мне нужно немного покоя».

Повернув на бульвар Седармилл, она бросила взгляд на приборный щиток и заметила, что бензин почти на нуле. «Прекрасно, — сказала она себе, — съезжу заправиться. Все равно это надо сделать, так почему бы не сейчас? Вот время-то и пройдет».

Доехав до ближайшей бензозаправки, Кили поставила машину рядом с колонкой, опустила стекло и выключила зажигание. Потом она повернулась назад и протянула упавшую на пол «говорящую книжку» своей беспокойной дочке. Эбби, пристегнутая к специальному детскому сиденью, взяла книжку и начала радостно хихикать, нажимая кнопки. В ответ раздавалось мяуканье котят и бодрое мычание коров.

Никто из работников бензоколонки не спешил обслужить Кили, но она не проявляла нетерпения. Ей очень хотелось поскорее прочесть репортаж о гибели Морин, и она развернула лежащую на сиденье газету.

За то короткое время, что было ему отпущено, репортер проделал внушительную работу. Он начал с описания нескольких трудных дел, которые Морин удалось выиграть в суде, упомянул о гибели Шона, ее брата-близнеца, двадцать лет назад в результате трагической случайности. Далее следовал рассказ о случившемся у Морин нервном срыве, о ее лечении в институте Бленхайма и о принятом ею решении стать прокурором. В статье упоминалось о том, что она прославилась своей непримиримостью в преследовании малолетних преступников. Были процитированы слова Морин: «Моего брата убил подросток. Преступник не понес наказания — в то время на преступления несовершеннолетних смотрели как на озорство. Это произошло до того, как люди поняли, насколько жестокими и неконтролируемыми могут быть мальчики в подростковом возрасте. Теперь мы усвоили урок. Мне уже не удастся наказать убийцу Шона, но я никогда не проявлю снисходительности к преступнику, как бы молод он ни был».

Кили подняла голову и задумчиво посмотрела сквозь ветровое стекло. Теперь ей стало понятно, почему Морин столь упорно преследовала Дилана.

Тяжело вздохнув, она продолжила чтение. В репортаже подробно рассказывалось о помолвке Морин и пережитом ею отчаянии, когда Марк оставил ее, чтобы жениться на другой. На ней, Кили! То, что именно ей суждено было обнаружить тело Морин, газета назвала иронией судьбы. Репортер не упомянул о том, что Морин преследовала Марка, видимо, посчитав, что в этом нет нужды. И без того перед читателем представал весьма нелестный портрет Морин Чейз — одинокой неуравновешенной женщины, использующей правосудие как средство для утоления своей ненасытной жажды мести. В каком-то смысле статья в газете даже утешила Кили: она подтвердила, что они с Диланом стали жертвами одержимости этой женщины.

— Могу я вам помочь? — раздался у нее над ухом голос служащего бензозаправки.

Кили оторвалась от чтения, чтобы сказать ему, что ей нужен полный бак бензина, и тут сердце подпрыгнуло у нее в груди от неожиданности. Она узнала изрытое оспинами лицо, волосы ежиком, полузакрытые глаза. Он смотрел на нее, словно пытаясь вспомнить, где видел ее раньше, но она его опередила.

— Вы?! — с отвращением бросила Кили.

Полуопущенные веки Уэйда Ровира удивленно поднялись. Он узнал свою клиентку.

Загрузка...