Глава XI

Мистер Мэнли не обедал с мистером Флексеном и поверенным. Будучи занятым общением с мистером Флексеном, он был вынужден реже, чем обычно, видеться с Хеленой, и, хотя мистер Флексен был интересным собеседником, мистер Мэнли все же явно предпочитал ее общество. Хелена уже не была столь нервной, как накануне, но все еще была достаточно встревожена и до сих пор не могла успокоиться. Казалось, она более обыкновенного была рада видеть его, и теплый прием с ее стороны внезапно пробудил в нем ощущение, что она даже более расположена к нему, чем он думал или надеялся. Это вызывало в нем сильное ответное чувство.

За обедом Хелена необычайно подробно расспрашивала мистера Мэнли о работе мистера Флексена, открытиях, сделанных им, о том, как тот проводит свое расследование. Ее интерес казался довольно естественным, и он рассказал ей все, что знал — впрочем, это было немного. Казалось, она была очень разочарована отсутствием у него информации. Он внимательно следил за тем, чтобы не рассказать ей о вопросе, заданном мистером Флексеном: знает ли он о какой-либо связи между лордом Лаудуотером и некой женщиной. Благодаря своему воображению он был молодым человеком с исключительной деликатностью, и ему было ясно, что Хелена уже достаточно мучается тревогой.

В конце своих бесплодных расспросов она вздохнула и сказала:

— Конечно, все это на самом деле не представляет для тебя большого интереса.

— Оно не представляет для меня особенного интереса, — уточнил мистер Мэнли. — Видишь ли, жертвой преступления — если это было преступление — было столь неинтересное существо. Я уже говорил тебе раньше: природа задумывала его как быка, передумала, когда было уже слишком поздно, чтобы внести необходимые изменения, и все испортила. Ты должна признать, что человек с бычьими повадками — очень скучное создание, разве что он может причинить тебе неприятности, подгоняя своими рогами. Теперь, когда он умер, с ним определенно покончено.

— Хотела бы я, чтобы это было так, — со вздохом сказала Хелена.

— Что ж, в том, что касается тебя, с ним безусловно покончено, — произнес мистер Мэнли с некоторым удивлением.

— Разумеется, разумеется, — быстро ответила Хелена. — Но все-таки кажется вероятным, что он доставит кому-то немало неприятностей, и если будет судебное разбирательство, как я смогу узнать, что не всплывет мое имя?

— Не думаю, что это возможно, — возразил мистер Мэнли. — Почему оно должно всплыть?

— Никогда нельзя знать заранее, — сказала Хелена с ноткой волнения и страха в голосе.

— Что касается меня, с моей стороны он не получит никакой помощи в посмертном доставлении неприятностей другим, и я склонен думать, что при сложившихся обстоятельствах для того, чтобы сделать это, ему понадобится моя помощь, — заметил мистер Мэнли со сдержанным удовлетворением.

— Посмертное доставление неприятностей — ну что у тебя за выражения! И какую неприязнь ты к нему испытываешь!

— Относительно культурный человек с мягким характером, подобным моему, всегда ненавидит пустослова. Более того, он презирает его, — спокойно ответил мистер Мэнли.

Некоторое время Хелена молчала, размышляя, а затем спросила:

— Что ты имел в виду под словами: «Если это было преступление»? Что же еще это могло быть?

— Самоубийство. Улики свидетельствуют о том, что рана могла быть нанесена им самим.

— Чепуха! Лорд Лаудуотер был последним человеком в мире, который покончил бы жизнь самоубийством! — воскликнула Хелена.

— Это лишь вопрос личного мнения. Я придерживаюсь того мнения, что человек с таким необузданным нравом, какой был у лорда, вполне мог совершить самоубийство, — убежденно заявил мистер Мэнли. — Что касается абсурдности, если будет предпринята какая-то попытка доказать, что кто-то виновен в его убийстве, руководствуясь исключительно косвенными доказательствами, то этот человек не найдет в этой теории абсолютно ничего абсурдного. На самом деле, он разработает ее по полной программе. Я сам думаю, что, учитывая свидетельство доктора Торнхилла, полиция, или прокурор, или министерство, или кто бы то ни было, кто решает подобные вещи, никогда не станет пытаться в этом случае привлечь кого-то к суду за убийство, основываясь лишь на косвенных доказательствах.

— Полагаешь, не станет? — переспросила Хелена с облегчением в голосе.

— Я уверен в этом, — заверил ее мистер Мэнли. — Но к чему нам тратить время на разговоры об этом скучном человеке, когда есть вещи, говорить о которых в тысячу раз интереснее? Твои глаза сейчас…

* * *

Мистер Флексен поручил инспектору Перкинсу и его людям навести справки насчет конных поездок лорда Лаудуотера и попытаться узнать, видел ли кто-то странную машину — да и вообще, любую машину — по соседству с замком около одиннадцати часов в ночь убийства. Кроме того, он осознавал возможность применить в своих целях газетчиков — они могли помочь ему узнать, была ли клубным сплетникам или людям по соседству известна какая-то связь между лордом Лаудуотером и леди в Лондоне. Было вполне вероятно, что он рассказывал о ней кому-то, ведь если они так яростно ссорились, то ему, должно быть, требовалось сочувствие. Если же он об этом не рассказывал, возможно, рассказывала сама эта леди, хотя вполне могло быть и так, что она вращалась в ином кругу, нежели тот, в который Лаудуотер был вхож в Лондоне. Впрочем, мистер Мэнли несколько сомневался в том, что эта женщина вообще жила в Лондоне. Она продемонстрировала слишком хорошее знакомство с привычками лорда Лаудуотера и с самим замком, поскольку из рассказа Уильяма Ропера было ясно, что она прошла прямо к окну библиотеки и вошла в него, в явной надежде обнаружить лорда Лаудуотера по обыкновению спящим в его курительной комнате. Именно это сомнение помешало мистеру Флексену попросить помощи у Скотленд-Ярда в прояснении этого конкретного момента. Сначала он хотел убедиться в том, что эта женщина не живет поблизости. С другой стороны, она вполне могла быть кем-то, кто когда-то гостил в замке.

Он собирался отправиться на поиски леди Лаудуотер, чтобы расспросить ее об их друзьях и знакомых, которые могли быть знакомы с замком и привычками ее мужа, когда ищейка из «Дэйли Уайр» и ищейка из «Дэйли Плэнет» прибыли вместе, со всем дружелюбием и с одинаковой досадой на то, что это поручение помешало им провести ​​время до вечера за одним карточным столом. Ищейка из «Дэйли Уайр» был очень серьезным на вид молодым человеком с простым, круглым лицом. Ищейка из «Дэйли Плэнет» был высоким, мрачным мужчиной с нетерпеливым и слегка озабоченным видом и был необычайно похож на раздражительного актера-антрепренера.

Оба они поприветствовали мистера Флексена с душевной теплотой, и Дуглас, высокий сыщик из «Дэйли Плэнет», сразу же — с изрядной горечью в голосе — посетовал на тот факт, что его лишили послеобеденной игры в бридж. Грегг, сыщик из «Дэйли Уайр», хранил сочувственное молчание, спокойно моргая.

Мистер Флексен сразу же попросил принести виски, содовую и сигары, и за ними доверил двум друзьям секретную информацию. Он сказал им, что существуют большие сомнения насчет того, был ли этот случай убийством или самоубийством; что вердикт присяжных не согласовывался с напутствием коронера, а был лишь примером их собственной упертости и глупости. Это вызвало еще один горький протест со стороны Дугласа насчет его дневной потери. Мистер Флексен совсем не успокоил его замечанием о том, что он находится в прекрасной деревне в замечательный день. Затем он рассказал им о приходе таинственной женщины и ее бурной ссоре с лордом Лаудуотером как раз в предполагаемое время смерти. Раздражение Дугласа сразу же улетучилось, и он выказал живой интерес к данному вопросу; Грегг слушал и моргал. Мистер Флексен также рассказал им о Хатчингсе, его угрозах и его визите в замок. Дальше его откровенность не пошла, но и этого было достаточно. Он дал им именно то, что они хотели, и оба заверили его, что немедленно будут сообщать ему о любых открытиях, которые сами смогут сделать. Они ушли, оставив у мистера Флексена чувство, что он может спокойно предоставить слуг и жителей деревни им и полицейским. Если кто-то по соседству знает что-то о таинственной женщине, они наверняка об этом разузнают. И что гораздо важнее — завтрашние выпуски Wire и Planet будут содержать такую ​​информацию о ней, что любой человек в Лондоне или в деревне, который знал о ее отношениях с умершим, сразу поймет ценность такого знания.

Когда газетчики ушли, мистер Флексен послал за миссис Карратерс и к своему неудовольствию узнал, что никто из старшей прислуги, кроме Элизабет Твитчер, не провел на службе в замке больше четырех месяцев. Миссис Карратерс могла рассказать только о том, что в течение тех шести недель, что она была экономкой, здесь было очень мало посетителей: все до одного звонили по телефону, кроме случаев, когда в замок приезжал полковник Грей, и устраивались небольшие партии игры в теннис. Она ничего не слышала от слуг о том, его светлость состоял в особенно дружеских отношениях с какой-то леди по соседству. Хатчингс — вот наиболее вероятная кандидатура, чтобы знать о таких вещах. Он служил в замке всю свою жизнь. И, конечно, ее светлость, она тоже могла знать.

Мистер Флексен решил сейчас же отыскать Хатчингса и расспросить его по этому поводу, но как только миссис Карратерс покинула его, он увидел, как Оливия входит в розовый сад с полковником Греем. Он смотрел на них, ничего не предпринимая, и понял, что, во всяком случае, на время, Оливия утратила свой напряженный и тревожный вид. Она, очевидно, была достаточно — а вернее, полностью — поглощена Греем. Она смотрела только на него, и мистер Флексен подозревал, что ее уши в этот момент были глухи ко всему, кроме звука его голоса. Они выглядели хорошей парой.

Мистеру Флексену пришло в голову, что он также мог бы еще раз расспросить Оливию о возможной связи ее мужа с другой женщиной и покончить с этим. Не может быть никакого вреда в том, что полковник Грей услышит эти вопросы. Что до прерывания их приятной беседы, то он посчитал, что они скоро оправится от этого. Решив так, он вышел в розовый сад.

Поглощенные друг другом, они не видели его, пока мистер Флексен не оказался прямо перед ними, а затем он увидел нечто любопытное. При виде него на лицах обоих внезапно и одновременно отразилось опасение, и они шагнули ближе друг к другу. У него создалось странное впечатление, что они сделали это, не ища друг у друга защиты, а чтобы защитить друг друга. Затем, почти сразу же, они взглянули на него с вежливым вопросом во взгляде, леди Лаудуотер — с улыбкой. Он почувствовал, что они были очень насторожены. Это крайне озадачивало.

Мистер Флексен изменил свое мнение насчет расспросов леди Лаудуотер в присутствии Грея и спросил, не может ли она уделить ему пару минут, чтобы ответить на несколько вопросов.

— О да. Я уверена, что полковник Грей извинит меня, — с готовностью произнесла Оливия.

— Но почему бы вам не задать вопросы леди Лаудуотер в моем присутствии? — невозмутимо осведомился полковник Грей, но при этом нервно ударил по бедру парой перчаток, которую он нес. — Для женщины всегда хорошо иметь рядом мужчину в подобном затруднительном деле, которое может привести к большим дрязгам, если что-то пойдет не так. Я — друг леди Лаудуотер, мистер Флексен, и, полагаю, вы не опасаетесь, что что-то из того, что вы обсудите при мне, станет известно кому-либо еще.

Грей был достаточно спокоен, но мистер Флексен заметил нотку тревоги в его голосе.

— Я вовсе не возражаю, если леди Лаудуотер хочет этого, — охотно согласился он. — Но это скорее дело деликатного характера.

— О, я хотела бы, чтобы полковник Грей услышал все, — быстро сказала Оливия.

— Речь идет о связи между лордом Лаудуотером и некой дамой. Вы вполне уверены, что нечто подобное не имело место до вашей свадьбы, если не после нее? — спросил мистер Флексен.

— Я не знаю этого наверняка, — сразу же ответила Оливия. — Но два или три раза лорд Лаудуотер говорил о других женщинах — из хвастовства. Но это бывало только тогда, когда он пытался досадить мне, так что я не обращала на это особого внимания.

— И вы никогда не пытались узнать, было это правдой или нет? — поинтересовался мистер Флексен.

— Нет, никогда. Понимаете, меня это не особенно волновало, — неожиданно откровенно пояснила Оливия. — Если бы меня это заботило, думаю, было бы совсем иначе.

— А лорд Лаудуотер никогда не упоминал имя какой-либо леди, когда он хвалился?

— Нет, никогда. Это было просто обычное бахвальство. И, конечно, он дал мне понять, что это две или три женщины, а не одна, — сказала Оливия.

— У вас нет каких-то подозрений на тот счет, что он имел в виду какую-то конкретную леди — кого-то из ваших общих знакомых, например, кого-то, кто останавливался в замке? — продолжил спрашивать мистер Флексен.

— Абсолютно никаких. Я не имею ни малейшего понятия, кто это мог бы быть. Должно быть, это был кто-то, кого я не знаю — в противном случае я почти наверняка что-то заметила бы, — ответила Оливия.

— Можете ли вы назвать мне кого-то, кто мог бы это знать?

Оливия покачала головой и сказала:

— Нет, ни одного друга моего мужа я не знаю достаточно хорошо, чтобы сказать это. Он никогда не рассказывал мне о своих лучших друзьях. Мне никогда не приходило в голову, что у него был близкий друг — на самом деле, я всегда думала, что его у него и не было.

— Вот что я вам скажу, — вмешался полковник Грей, — вы могли бы спросить у Аутуэйта, вы знаете, кого я имею в виду — тот человек, который постоянно получает штрафы за сумасшедшую езду на машине. Он был другом Лаудуотера, на самом деле, единственным другом, о котором лорд упоминал при мне. Если он вообще кому-нибудь доверился, то этот человек — самая вероятная кандидатура.

— Благодарю. Это мысль. Конечно, я расспрошу его, — сказал мистер Флексен и развернулся, будто собираясь уйти, но Оливия остановила его, спросив:

— Мистер Флексен, значит ли это, что вы считаете, что это сделала некая женщина?

— Что ж, имеется определенное количество доказательств, которые делают эту теорию достаточно правдоподобной, но я не хочу, чтобы кто-то знал об этом, — ответил мистер Флексен.

Тут он мог бы поклясться, что услышал, как Оливия издала едва различимый вздох облегчения. Однако полковник Грей снова вмешался, говоря с какой-то резкостью и возросшим беспокойством:

— Нелепо говорить о том, что кто-то сделал это, учитывая медицинское заключение — кто-то, а именно — сам Лаудуотер. Он покончил жизнь самоубийством.

— Вы думаете, что он такой человек, который мог покончить жизнь самоубийством, вот как? — заинтересовался мистер Флексен.

— Да. Человек с его совершенно неконтролируемым характером — как раз такой человек, который способен покончить жизнь самоубийством, — уверенно ответил полковник Грей.

— Разумеется, всегда остается возможность, что он покончил жизнь самоубийством, — уклончиво произнес мистер Флексен.

— Это наиболее вероятно, — отрывисто заметил полковник Грей.

— А что думаете вы, леди Лаудуотер? — спросил мистер Флексен.

— Пожалуй, я не слишком много думала об этом. Я всегда… но теперь, когда я думаю об этом, я… я… думаю, что это вполне вероятно, — не слишком убежденно выговорила Оливия. — Ведь он был так ужасно расстроен в тот вечер — не то чтобы у него был для этого повод, но он был расстроен.

— Что ж, хорошо, мой долг — расследовать это дело, пока не останется и тени сомнения, — сказал мистер Флексен приятным тоном. — Полагаю, что я доберусь до сути.

С этими словами он оставил их и вернулся в замок.

При виде его спины Оливия вздохнула с таким явным облегчением, что Грей вздрогнул.

— Если бы только можно было доказать, что Эгберт покончил жизнь самоубийством! — с тоской сказала она.

— Я не вижу никаких шансов на это, — мрачно произнес полковник Грей; затем он добавил со слабой надеждой: — Разве что он написал кому-то из своих друзей, что собирается покончить с собой.

Оливия покачала головой и сказала:

— Эгберт не сделал бы этого. Он ненавидел писать письма.

— Кроме того, если бы он все же написал, мы бы уже узнали об этом, — заметил Грей.

— Возможно, этот друг находится далеко, — сказала Оливия. — Я знаю, что мистер Аутуэйт был во Франции.

— Не стоит надеяться на это, — сказал Грей.

Они прогуливались в тишине, и глаза Грея изучали задумчивое лицо Оливии, которое во время расспросов мистера Флексена снова стало тревожным. Затем Грей сказал:

— Солнце палит нестерпимо. Давай прогуляемся по лесу до павильона. Там можно прекрасно устроиться…

— Прекрасно, — ответила Оливия, улыбаясь ему.

* * *

Мистер Флексен вернулся в свою комнату, звонком вызвал Холлоуэя и велел ему найти мистера Мэнли, если тот в замке, и попросить его прийти к нему. Холлоуэй ушел и затем вернулся с вестью о том, что мистер Мэнли обедает вне замка, но передал, что вернется к ужину.

Тогда мистер Флексен принялся размышлять о беседе с полковником Греем и Оливией, и, чем дольше он думал об этом, тем больше их отношение к делу интриговало и озадачивало его. Они определенно знали что-то об этом убийстве, что-то первостепенной важности. Что это могло быть?

Он снова спросил себя: мог ли кто-то из них — или они оба — действительно быть замешанным в этом? Это казалось невероятным, но он привык к тому, что невероятное случается. Он не мог поверить в то, что кому-то из них могло бы прийти в голову совершить убийство, чтобы добиться своих личных целей — например, чтобы уберечь себя от того вреда, которым угрожал им лорд Лаудуотер. Но пошли бы они на убийство, чтобы спасти кого-то другого, совершил бы это кто-то из них, к примеру, чтобы спасти второго? Убийство в самом деле было жесткой мерой, но мистер Флексен был склонен думать, что кто-то из них мог совершить его. Уверенное заявление мистера Мэнли о том, что оба они были глубоко эмоциональными людьми, убедило мистера Флексена. Он понимал, что полковник Грей, поддавшись порыву спасти леди Лаудуотер, недолго бы колебался — и он привык к насилию и ни во что не ставит человеческую жизнь. С другой стороны, леди Лаудуотер пошла бы на многое — весьма на многое — если кому-то, кого она любит, грозила бы опасность. Тот факт, что в ее жилах текла толика итальянской крови, не выходил у него из головы.

Опять же, это было совершено под влиянием внезапного порыва, а не серьезного размышления. Раздражающий храп лорда Лаудуотера и вид сверкающего лезвия ножа на столе в библиотеке, сойдясь воедино после их болезненного и волнительного обсуждения грозящих им опасностей, могли пробудить сильнейшее желание избавиться от лорда любой ценой. Мистер Флексен не был склонен недооценивать эту возможность — вид обнаженного лезвия ножа, когда они были настолько взвинчены. И снова он спросил себя: убил ли один из них лорда Лаудуотера, чтобы спасти другого?

В любом случае, они знали, кто совершил это убийство. В этом мистер Флексен был уверен.

Могли ли они покрывать кого-то третьего? И если да — то кто этот третий?

Загрузка...