Записки кельды, часть 2

27. ПУТЬ СОЦИНСПЕКТОРА, ВЫЖИВАНИЕ И ДРУГИЕ НОВОСТИ

СУМАСШЕДШАЯ НЕДЕЛЯ

Соцдамы

Последующая неделя оказалась для социнспекторов просто сумасшедшей. И чего они только не перепробовали: и в теплицах работать, и в столовой, и рыбу коптить, и в мастерских помогать… Всего не упомнишь, одним словом. И всегда, на всех работах рядом с ними были дети или подростки. Материала не просто для отчёта, а для развёрнутого доклада накопилось — ну просто завались, как говорил кот Матроскин.

В ночь со среды на четверг они вместе с беловоронским поездом ездили к порталу. Звонили, договаривались, запрашивали, согласовывали…

Всё свободное время три инспекторши корпели над бумагами, заполняли необходимые бланки, собирали отзывы и характеристики, подклеивали фотографии, проверяли и перепроверяли списки. Соединяли в одно связное.

Случай с усыновлённой Ксюшей оказался не единичным. За прошедший год в семьи было принято семнадцать детей. На них тоже задним числом строчились ходатайства об усыновлениях и бумаги, бумаги, бумаги…

В ночь на воскресенье поехали к порталу опять — забирать полученные письма и подписанные документы, снова кому-то звонить…

ДОБРОВОЛЬНО-ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ ВЫЖИВАНИЕ

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 16.02 (июня). 0005

Соцдамы

А вот в воскресенье барон снова вызвал к себе всех троих и сообщил, что рейнджерские отряды, в которые входят подростки от двенадцати до пятнадцати лет, двадцать пятого июня уходят на летнюю лесную «выживалку» до дня середины лета — на две недели. И три дамы должны выбрать, как он сказал, «из среды себя» одного инспектора, который отправится с ними. А лучше двух, потому что лагерь большой — больше сотни человек. И завтра к семи утра быть с рюкзаком у столовой. И ещё что-то про то, что он надеется на их профессионализм…

Они некоторое время постояли у крыльца донжона, переваривая информацию. Потом Олеся махнула рукой и воскликнула:

— Ну, и чего мы тупим? Двое едут сейчас, один — позже, с малышнёй. Все отоваримся! Осталось выяснить, кто хочет с кем?

Лида подумала, что она, кажется, подозревает — с кем хочет куда-нибудь поехать Олеся Васильевна, но вместо этого сказала:

— Я лучше со старшими.

— А я, наверное, с маленькими, — с сомнением выбрала Антонина.

— Ну вот! Значит, я со старшими тоже! — Олеся хлопнула в ладоши. — Всё, девоньки, я собираться!

— Попылила! — усмехнулась вслед взметающемуся подолу Лида.

НЕПРИЯТНЫЕ НОВОСТИ

Новая Земля, 17–24.02 (июня).0005

Кельда

Новостей за последнюю неделю особо не было, кроме того, что среди цыган, видимо, образовалось несколько враждующих фракций.

Что в деревне происходило — мы не знаем, но у портала вместо одной пёстро-бабской ватаги начали крутиться две, потом три, четыре… Уровень заработка у каждой из них, естественно, просел, и цыганки начали теснить друг друга, скандалить, потолкушки быстро переросли в настоящие драки.

В конце концов, во время одной из драк, когда пёстрая визжащая каша месилась прямо у столов в равновременном кругу портала, кто-то по-тихому воткнул нож в спину молчаливой гадалке, раскладывающей свои карты в углу на крайнем столе. Когда утирая разбитые губы и носы кричащие кучки наконец растащились в разные стороны площадки, попавшая под раздачу баба уже начала остывать. В её скрюченных пальцах были зажаты смятые карты: пиковый король, дама треф и девятка бубей. Каждая кодла (представляющая, как мы поняли, свою цыганскую фракцию) кричала о своей трактовке, сыпля именами. Но все толкования сводились к одному: карты плохие — смерть, кровь, измена и предательство!

Ни один здравомыслящий человек, конечно, в эту чёрную кашу не полез, и равновременной полукруг целиком оставался за цыганками. Но в фургоне МФЦ было окошечко, сквозь которое можно было и смотреть, и слушать. И наша хорошая знакомая, Людмила Сергеевна, слушала. Слушали также и дежурные полицейские. Они-то и рассказали нам, что дела у цыганского барона, судя по всему, не очень. Что на тот же титул претендуют как минимум пятеро других уважаемых людей…

В запале эти грязные цветы свободы выкрикивали обвинения одно другого страшнее. Но катализатором послужила, как это часто бывает, ерунда. То ли жирной кто-то кого-то назвал, то ли гулящей. И понеслась! Драка вспыхнула с новой силой — и теперь уж замелькали ножи и подвернувшиеся под руку булыжники. Спустя время поле боя опустело. Неизвестно, были ли убитые, но нескольких женщин унесли, а площадка оказалась испятнана кровью во многих местах. За столом осталась только мёртвая гадалка, продолжающая сжимать в руках три злополучные карты.

Мужики из новой охраны решили, что не-по-людски так, вынесли её и положили в тени. Мол, если не придут за ней — утром похоронить. Однако ночью тело исчезло.

А на следующую ночь заполыхал выстроенный у портала для торговли цыганский двор. Не поделили, видать. Выгорело всё до пепла.

Женщины-цыганки больше не появлялись, зато всё чаще (и только группами) стали мелькать хмурые мужики, и такие же мужики всё чаще приходили пообщаться с ними со стороны Старой Земли, передавая время от времени тяжёлые объёмистые сумки…

ВОТ ЭТО ВЫЖИВАНИЕ…

Новая Земля, где-то в лесу… 25.02 (июня).0005

Олеся

Во-первых, лагерь оказался в двадцати километрах на юг, и туда нужно было топать пешком! Ну и рюкзак, соответственно, на себе нести. Рюкзак был, наверное, во-вторых? Эх… Олеся тяжко вздохнула и поправила ношу. В-третьих, невесёлой новостью было то, что обходительный бард работает в за́мке и ни со старшими, ни с младшими в лесной лагерь не поедет. Дети без песен, конечно, не останутся. Вместе с рейнджерами ехали… точнее, шли и Вась-Вась, и молодая девушка Ангелина, оба хорошие исполнители и учителя, хоть Геля и начинающая… Но дело-то вовсе не в музыке…

Сколько же километров они уже отшагали? Олесе казалось, что сто! Она плелась уже в самом хвосте, позади нескольких вьючных лошадей, тащивших какие-то тюки, мотки верёвок и бог знает что ещё…

И ещё она стёрла ноги. Правую уж точно. Пятка при каждом шаге чудовищно жгла. Пластырь затерялся где-то в глубинах рюкзака, нашлась ватка, но она облегчала страдания не очень.

Лида стоически шагала впереди, прямая, как гренадёр. Вот же железная женщина! Тут даже по сторонам уже мочи нет смотреть, все последние силы уходят на то, чтобы отслеживать тропу и не наступить в конскую какашку.

Ёлки неожиданно кончились, расступившись большой вытянутой поляной. В нос ударил вкусный запах костра, чая, каких-то трав и копчёного мяса. Она радостно воскликнула:

— Привал! — и хотела было упасть прямо тут, на месте.

— Погоди, однако! — невысокий, худощавый, невесть откуда взявшийся парень в защитного цвета штанах и штормовке, подхватил её уже скинутый рюкзак. — Вон туда пошли! Твоё как имя?

— Олеся, — она по привычке хотела добавить отчество, но почему-то передумала.

— Ага! А Лида кто?

— Я — Лида, — откликнулась остановившаяся чуть впереди и тяжело дышащая Лидия. — Что случилось?

— Вас жду, девки! Пошли со мной, однако! Чай готов, есть будем!

Лидия Григорьевна чопорно поджала губы, услышав «девки», но обещание еды и чая перевесили минусы панибратства.

Парень уже шагал вперёд с Олесиным рюкзаком в руках, так что у них и выбора особого не осталось.

— А вас как зовут? — младшая разглядывала проводника с любопытством.

— Кадарчан. Ты чего хромаешь?

— Да… ногу натёрла. Сейчас в рюкзаке пластырь поищу. Он где-то должен быть. Только я не помню где.

— Э! И зачем тебе пластырь, смешная? Когда фельдшер есть в отряде?

— Да… неудобно как-то. Подумаешь-ка, ногу натёрла.

— Неудобно штаны через голову надевать, поняла? — Кадарчан кинул Олесин рюкзак на расстеленный ярко-зелёный коврик. — Смотрите, девки! Вон чай, вон кружки, сахар, мясо, хлеб там — ешьте. Скоро приду, — и побежал в сторону рассёдлываемых лошадей.

Лида привалила свой рюкзак к боку Олесиного и устало опустилась на коврик. Подумала и легла, раскинув руки и прикрыв глаза.

— Интересно, надолго привал? Спросить надо было.

— А прикольный он, да? — Олеська успевала снимать кроссовки и поглядывать по сторонам. Столько всего происходит!

— Да, интересный типаж, — согласилась Лида, — на тунгуса похож.

— Потому что тунгус и есть! — вынырнувшая из-за ёлок девушка присела рядом с Олесей на коврик и взяла её за руку.

— Ой, как вы это — из леса? — вытаращилась на неё Олеся.

Девушка усмехнулась.

— За ёлкой стояла, вас ждала… — усталость начала заменяться бодростью. — Да не смотри так, шучу. Там дальше поляна загибается, — она показала рукой, — как подкова. Через лес быстрее. Да-а, мать, убила ты ноги… Ну какой тебе пластырь, а? Аж до мяса… Кроссовки что ль неудобные? — кожа на ногах перестала ныть, вздувшиеся пузыри мозолей опали, непонятно куда исчезла скопившаяся в них вода, да и самые страшные кровавые дырки активно начали затягиваться розовой кожей.

Девушка переместилась к Лидии, подержала за руку и её, встала, уперев руки в бока и глядя на пациенток сверху вниз.

— Девочки, это — поход! Не терпим! Если вдруг что — сразу подхо́дите ко мне! Если не знаете, где я, громко кричите: нужна помощь целителя! Кто-то всегда проводит. И кстати: вот теперь можно пластырь прилепить, чтобы новую обувь разносить нормально. Ага?

— Ага, — автоматически ответила Олеся, — А тебя как зовут?

— Настя. Всё, я понеслась, мне ещё лошадей проверить надо!

Инспекторши смотрели целительнице вслед.

— Людей и лошадей лечит один и тот же доктор? — с сомнением спросила Олеся.

— По всей видимости, один и тот же принцип… Давай чай пить, а то вдруг скоро выходим.

Не успели они рассесться, как примчался Кадарчан.

— Ну что, девки, Наська приходила?

Обе синхронно кивнули.

— Наська — хорошая докторша, молодец!

Лида вдруг вспомнила:

— Так это вы — тот Кадарчан, который может человека на расстоянии найти?

— Я, девки, — лицо тунгуса словно немного осунулось. — Только не смог я вашу женщину увидеть. Так — почувствовал, что жива, а вот в какой стороне — нет, не смог. Как в тумане всё.

Они помолчали.

— Ну, хоть жива, — сказала Лида.

Кадарчан зачерпнул себе чая из котелка и сел напротив:

— Я вам так скажу, девки: Танька ваша — шибко дурная баба! Ни ума, ни сердца. Как она с таким гнилым нутром до сих пор жива осталась? Большая милость богов, однако… Вы, раз так за неё переживаете — попросите хоть Вэр, хоть Оссэ, а может и всех сразу: пусть помогут ей выжить, добра пусть добавят в её душу. Иначе не сдюжить ей. Так я думаю.

Теперь их поставили впереди лошадей, и до следующего привала Настя ещё пару раз, пробегая мимо, проверяла их состояние — так что у Лиды с Олесей появились силы и глазеть по сторонам, и даже немного разговаривать.

В очередной раз заслышав впереди командный голос нового знакомца, сдобренный характерными «однако», Олеся спросила:

— Ты как думаешь, этому Кадарчану сколько лет?

Лидия пожевала губами:

— Лет восемьдесят, я думаю, не меньше. Скорее, больше.

— Да ну?

— Да. Оглянись вокруг внимательнее. Возрастных перешедших сразу видно: манера держаться, говорить… Ты хоть на нас посмотри! А самое главное — глаза. Глаза выдают.

Олеся подумала — и согласилась. Да, глаза действительно выдают.

Второй привал был продолжительнее, из вьюков распаковали большие котлы, варили полноценный обед — суп, кашу с мясом и компот, прямо как в приключениях Шурика. Не смотря на двойную помощь Насти, к концу этого перехода Олеся снова сдулась, а искать во временном лагере лекаря казалось бесполезным, да и неуместным занятием: все вокруг были сильно заняты, и младшая инспекторша сидела на краю полянки, наблюдая за обще суетой и остро переживая собственную ненужность.

— Чего киснешь, однако? — при ближайшем рассмотрении тунгус оказался вовсе не таким мелким, как это показалось на первый взгляд. Просто на фоне остальных долговязых парней метр шестьдесят пять казался крошечным. И глаза — точно не мальчишечьи.

— Сколько вам лет? — неожиданно для самой себя спросила Олеся.

— Ну… девяносто восемь было. Да ещё четыре тут.

— Ого!

— А ты думала?

— Хм… Лида сказала — не меньше восьмидесяти. А я думала, ещё меньше.

— Хорошо выгляжу, однако! — довольно засмеялся Кадарчан.

Олеся горько вздохнула:

— Я вот не пойму… Ну правда — зачем мы здесь? Каждый чем-то полезным занят. Даже Лида ушла куда-то. Одна я…

— Э, девка! Не дури! Барон послал — значит, так надо. А то, что устала с первого раза — это обычное дело. Я вот в первый день когда зашёл — вообще только лежать мог сутки. Да потом брели — смех один, как две веточки качались. Всё пройдёт. И сила появится, и выносливость.

— А с кем вы шли? — с любопытством спросила Олеся.

— С Илюхой, другом моим. Он-то по сравнению со мной орёл был, с ходунками мог ходить! — Кадарчан снова засмеялся. — А ты, хочешь пользу принести — иди вон, хлеба к обеду порежь. А то так и будешь скромно в сторонке сидеть.

— А что — можно?

— Можно! Если что, скажешь: я отправил.

ЧУДА-ЮДА

То же 25 июня, Серый Камень

Кельда

Ну что. Дети (зачеркнуть) юные рейнджеры ушли в свой лесной лагерь. Но, как говорится, расслабляться оказалось рано. Не успел хвост колонны втянуться в южный лес, как в замок прилетело неприятное известие. В Малахите случилось первое ЧП. А ведь едва две недели прошло с новоселья!

Приехавшие по этому поводу мужики изъяснялись на чудесном сленге, который в последнее время активно захватывал умы и сердца — с обилием старинных слов и витиеватых выражений. Мол, не вели казнить, надёжа, господин барон, а токма убыток в нашем хозяйстве самопроизвёлся. Исторглась из реки чуда-юда невиданная и начала овец поёдывать. Пастух Никола рядом обретался. Однако ж, пока до бережку добёг, успела монстра двух тонкорунных ярочек злодейски жисти решить. И главно дело — не столько сожрала, сколько по сторонам раскидала! Осерчал Никола за то на зверюгу невиданную, да и саданул ей в ухо. Тварь оказалась живучая. Бросила скотинку терзать и начала на мужика ки́даться.

На этом месте я не вытерпела и крикнула:

— Да говорите толком: живы все⁈

Посыльные переглянулись с некоторым даже недоумением:

— Да все живы, чё нам сдеется… Мужики ишшо неподалёку были, прибежали на шум, забили монстру батогами…

— Где туша? Не выкинули хоть? — кисло спросил барон.

— Как же выкинуть! Привезли, в тележке во дворе стоит!

— Пошли!

Толпа повалила из обеденного донжонного зала вниз по лестнице.

— Токма воняет она преизрядно… — заботливо предупредили сопровождающие.

— Переживу.

Тварь походила на человека. Ну… почти. Для начала была она двух с половиной метров росту. И как Никола достал в ухо-то треснуть? Хотя он мужик немаленький, да и… ну вот если она, допустим, овцой обедала — вполне мог достать, и даже легко. Кожа у монстры была совершенно лысая. И совершенно белая. Причём глазницы были тоже затянуты кожей — чисто подземная или пещерная тварь. Ну и до кучи во рту зубья игольчатым забором в три ряда, как у глубоководных рыбин. Из любопытных особенностей физиологии был дополнительный сустав на ноге (типа коленка назад) и совершенное отсутствие половых признаков. Левое ухо и вправду было почерневшим и распухшим. Да и вся она носила на теле следы, так скажем, жестокой насильственной смерти. Поломана была. Батогами. Не помогли твари даже когти, которым сам Росомаха бы обзавидовался, самые длинные чуть не по полметра. Такими когтями фак хорошо показывать. Или плохо — другие-то как подгибать?

Пока столь мудрые мысли бродили в моей голове, Вова тварину осмотрел внимательно, даже вовнутре поковырялся, велел упаковать в ящик и кинуть на ледник. Для всякого случая, как моя бабушка говорила.

И ЭТО ЛАГЕРЬ?..

Олеся

Лагерь, представлявшийся Олесе Васильевне стройными рядами корпусов, обнесённых деревянным забором или, на худой конец, сеткой-рабицей, оказался… просто местом. Вся вторая половина дня, объяснила ей Маэ, уйдёт на устройство шалашей и прочей инфраструктуры. Выживание же. Всё сами.

На самом деле, выживание было не самое экстремальное. Всё же были у них с собой и крупы, и соль, и даже мука, чай и сахар. Та же Маэ, командир самой старшей группы, похвасталась, что со второй недели она со своими подопечными и Долегоном уйдут ещё глубже в лес, на настоящее выживание:

— На каждого лук, нож, топор, моток шнура и плащ-палатка! На подножный корм!

Это было, наверное, круто, но Олесю пугало до посинения.

А в остальном всё оказалось не так уж и страшно и похоже, наверное, на какой-нибудь бойскаутский или юнармейский лагерь со всеми этими лесными хитростями, усиленными тренировками и лесными играми типа сыщиков-разбойников (часть мелких рейнджеров скрывается, вторая их ищет). Инспекторш на эти вылазки не брали, потому как тихо по лесу они никак ходить не умели и вообще трещали сучьями, как бегемоты. Звучало обидно, но пришлось согласиться, что так и есть. Маэ обещала, что в самом конце сезона будет игра типа зарницы, и вот там, мол, для Олеси с Лидой найдётся какая-нибудь роль.

Зато прочие задания вызывали у Олеси Васильевны прямо-таки азарт: определение и поиск съедобных растений, изготовление силков и ловушек на зверя-птицу, разные способы разжечь огонь без спичек и огнива и прочее, и прочее. Вечерами пели песни и рассказывали всякие байки и истории, которых и Вась-Вась, и тот же Кадарчан, и, к её величайшему удивлению, Лида знали великое множество.

РОМАНТИКА ПО-ТУНГУССКИ

Олеся

Ещё одним обстоятельством, которое заставляло Олесю краснеть и иногда ночью подолгу таращиться в потолок их с Лидой шалаша, был тунгус. А точнее — то, что он начал за ней ухаживать. Выглядело это по-своему наивно и трогательно.

В первое же утро, выйдя из своего шалаша, Олеся вскрикнула, едва не наступив на здоровенную чёрную птицу с красными бровями и подобием бороды из перьев.

— Что случилось? — Лида поторопилась выбраться следом. — Надо же, глухарь! — она присела, осторожно его разглядывая. — Подстреленный!

— Уронили, может?

— Может быть. Пошли, в кухню его отнесём. Хороший приварок.

Назавтра на том же месте обнаружилась пара серых зайцев, и стало ясно, что никто их не ронял. Сверху тушек лежал букетик лесных цветов.

— И что это? — растерянно спросила Олеся.

Лидия Григорьевна закусила губу, стараясь не улыбаться.

— По-моему, это твоё.

— Как это?

— Ну… Сложно в лесу найти шоколад, сама понимаешь…

Олеся Васильевна изменилась в лице и потащила подругу обратно в шалаш.

— Ты чего такое сочиняешь?

Лида села на свою постель, аккуратно поджав ноги:

— Ну, Олеська! Ты что, не видела, как он на тебя смотрел?

— Да кто⁈

— Тунгус этот. Кадарчан.

— Кадарчан?.. — Олеся совсем растерялась.

— Ну да! Вполне вписывается в его психологический портрет. Мясо. Мужчина-добытчик. Приятно и полезно.

— Да перестань! — Олеся в замешательстве перебирала пальцами спальник. — Что делать-то⁈

Лидия посмотрела на неё очень внимательно:

— Я вообще не пойму, что ты паникуешь, Олеся? Ну, посмотри на меня! Что за нервы? С этим музыкантом у тебя никаких проблем не возникло!

— Ах, да это не то совсем! Слышала же: Глирдан — он лёгкий, повстречался — разбежался, никаких тебе обязательств.

— И почему ты решила, что здесь дугой случай?

Младшая сердито уставилась на старшую подругу:

— А то ты сама не видишь?

Лида немного помолчала. Цыкнула языком.

— Ну да. Вынуждена согласиться. Это — совсем другой вариант.

— И что мне делать⁈

— Тише ты, не кричи! — Лида выглянула из палатки и убедилась, что рядом никого нет. — Тебя же никто не заставляет! Ну, ухаживает мужчина. Между прочим, довольно оригинально. Давай поищем плюсы в этой ситуации, — она сосредоточенно вперилась взглядом в стенку шалаша. — По местным меркам — отличный кадр, ценный специалист, с огромным жизненным опытом. Интересный собеседник, опять же.

— Сватаешь что ли? — подозрительно сощурилась Олеся.

— Рассуждаю, — строго ответила Лида. — К слову сказать, в плане долговременных отношений гораздо более интересная партия, чем мальчик-музыкант.

Олеся завалилась на свою постель, слабо мыча и прикрыв глаза руками, но детский голос: «Ух, ты! Зайцы!» — заставил её подскочить обратно.

— Так, пойдём этот презент в кухню отнесём, пока тут толпа не собралась!

На следующий день обнаружился… э-э-э… олень?

— Нет, для оленя маленький, — девушки задумчиво стояли у шалаша.

— И рогов нет, — согласилась Лида.

— А, может, это олениха? У олених бывают рога? Или оленёнок?

Лида обошла тушку и присела около головы:

— Я знаю, кто это! Смотри! — из-под верхней губы непонятной зверушки торчали довольно длинные клыки. — Это кабарга!

— Вымирающий вид вроде?

— Что ты, моя дорогая! Только не здесь!

Поверх серо-коричневого шерстяного бока лежал букетик белых цветов, мелких-мелких, словно облачко, покрывающих частую сеточку тоненьких, густо ветвящихся стебельков. Цветы сладко пахли мёдом и немножко чем-то пряным.

Лида встала, примериваясь к тушке.

— Ну что, потащили, пока любопытные не сбежались?

Завтракали старшие обычно со своими отрядами, а вот обедали и ужинали — за отдельным взрослым столом. Иногда просто и времени другого не оставалось, чтобы обсудить какие-то вещи.

Маэ взяла вторую тарелку супа и похвалила:

— Всё-таки классно, когда каждый день мясной суп! В прошлом году нас дети неделю ухой кормили, а нынче — красота! Вот угадал господин барон, что девчонок надо с нами отправить! Глядите, от них какая польза, не то что от вас, салаги!

Понятно было, что Маэтрил смеётся, но мину она умудрялась сохранять совершенно серьёзную. Олеся почувствовала, что краснеет. Нет, даже не краснеет! Был у неё такой режим, когда Олеся Васильевна становилась интенсивно розовой, вот прямо вся. Даже руки. Зато Кадарчан продолжал обед совершенно невозмутимо.

На следующий день он принёс ей кабанчика. Девушки допёрли его до кухни еле как.

— У меня такое впечатление, — пыхтя и отдуваясь высказалась Лида, — что он считает, будто до тебя туго доходит…

Возражать сил не было, и Олеся промолчала. Да и что тут скажешь?