Зона Пси

Глава 9

1

Солдат присел на корточки. Если следы от танка свежие, значит, и люди там могут быть. И вряд ли они встретят с распростёртыми объятиями. Хотя — может, их снайпер всех перевалил. Виктор повнимательнее осмотрел округу, ничего опасного не приметил, согнувшись, побежал к «тигру». На полпути замедлился, увидев примятую полянку в густоте ковыля. «Что, если за танком чувачки растелились и пьянку пьянствуют?» Виктор присел под пушкой, вслушался; его висок смотрел на пулемёт, невольная мысль пробежалась: «Как бы… стальная очередь из моей головы не сотворила сито».

Ветер своим мягким прикосновением шуршал в стеблях высокой травы, тишина обволакивала миром. Запасные траки на нижнем лобовом листе — как новые, покрашены чёрной краской. И вообще — весь танк будто вчера сошёл с конвейера.

Солдат выглянул из-за гусеницы, чуть не вскрикнул от неожиданности и не всадил кулаком. Прислонившись на каток, в двадцати сантиметрах от него сидел на траве худой человек в чёрной форме. Его череп с отвалившейся нижней челюстью взирал пустыми глазницами на Виктора. Пилотка немного наседала на лоб, упиралась в переносицу. Из левой глазницы торчал букетик ромашек.

— Слышь, приятель, — нервно хохотнул Солдат, — я тебя чуть в нокаут не отправил. Хорошо ты такой тихий и мирный. Уважаю, не устраиваешь проблемы. — Виктор вытянул шею, чтобы лицезреть: а что там дальше? А дальше валялось ещё трое. Лежали на спинах и своими лицами-черепами обращались к небу. — Да, такие вы мне нравитесь больше. — Солдат вытянулся в полный рост и шагнул на полянку созданной в примятой траве. Он подошёл к троице, которая своими телами создавала треугольник. Один из острых углов упирался в берцы. В центре этой фигуры находилась голова барана. Его открытые глаза смотрели синюшной мутью. От этой картины по спине Виктора пробежал холодок. Он нервно зевнул и подумал, что эти бараны его уже достали. Или снова что-то назревает? Солдат внимательно осмотрел скелеты, будто до бела отшлифованные, в чёрной форме, и покачал головой и подумал: «Ну не они же ещё недавно управляли это махиной? Тогда зачем их здесь разложили? И что за маскарад в фашистской униформе? Да ещё со скелетами». Недолго думая, Виктор обыскал карманы: ему нужен хотя бы небольшой ножичек. Но, естественно, как он и ожидал — ничего не нашёл. Если только стянуть с кого-нибудь ремень и сделать пращу?

Под одним на примятой траве он увидел кровь. И что это значит? Пальцы ладони потёрли лужицу.

— Чёрт, а кровь-то свежая. — Солдат ещё раз внимательно прислушался, глазами бегая по полянке. Взгляд упёрся на стреляные гильзы, расположившиеся россыпью на границе, где начиналась приминаться трава. Неизвестные ему белые луговые цветы окроплены кровью. Виктор поднял одну гильзу и понюхал: сильно пахло порохом. Но недавно стреляли или нет — определить по запаху он, конечно, не мог. Зато по свежей крови было понятно, что ещё паров часов назад — или несколько минут? — здесь произошёл бой. Тогда почему не было слышно выстрелов? Сразу как-то не обратил внимания, но теперь вырисовывались дырки в чёрной форме танкистов.

Солдат невесело усмехнулся:

— А кто убитый? Эти? — Он развёл в недоумении руки. — Черепа да кости? — Вопросов было столько! Но ответов — ноль. — Или друзья снайпера постарались? А потом всё подчистили?

Солдат обошёл танк. Залез со стороны большого люка на смотровой башенке. Он едва не слетел с танка, когда люк резко открылся, крышка будто изнутри отпружинила. Виктор увидел, и даже ощутил тепло дрожащего испарения, взметнувшегося из дыры. И не только колыхающееся марево вылетело изнутри «тигра», но и очень тихий женский смешок.

— Фу, блин. — Солдат закрыл на мгновение глаза, стараясь себя обмануть, что ничего не слышал: это померещилось. — Чуть мне хлебало не снесло. — Он наклонился к темноте открытого люка. — Э, там живые существуют? — Виктор замер, глаза различили современную синюю камуфляжную форму, на голове — шлем с забралом. Это же омоновец! Мёртвый? И что теперь? А если живой? Несколько минут Солдат не двигался, решал, что предпринять — быстро ретироваться или, если живой, помочь. «Ох и осёл же я», — в мыслях произнёс Виктор и полез помогать человеку, ладонь осторожно толкнула в плечо. — Э, ты живой? Я тебе помогу, если живой. Только смотри не стрельни. — Но никто ему не ответил. Ладонь сильнее толкнула плечо в камуфляжной форме. Омоновец немного завалился на бок. Солдат отёр ладонью лицо, нервничая, потолкал сильнее. Поняв, что перед ним труп — а ещё поняв, что нужно быстрее отсюда уходить, — полез во второй люк, чтобы всё как следует обыскать. Возможно, найдёт оружие.

Перед омоновцем внизу сидел ещё один скелет в чёрной германской форме. Его голова без головного убора завалена вперёд.

Солдат обыскал всё, перелезая из одного люка в другой. Его счастью не было предела, когда он нашёл в отсеке водителя пистолет Люгера. Но радость погасла, когда в обойме обнаружился всего один патрон. Он даже не знал — пригоден пистолет или нет. А попробовать отстрелить один единственный патрон — тогда какой смысл вообще пробовать, лучше сразу выбросить. Ещё один патрон нашёлся в нагрудном кармане омоновца. Вот только зачем был нужен оставленный патрон от СВД? На войне, чтобы не попасть в плен, дабы потом живому не отрезали яйца и голову, у Виктора тоже держался один патрон от «калаша» в нагрудном кармане — для себя. Но чтобы стрелять себе в башку из снайперской винтовки: это чтобы не промахнуться?

Солдат вылез из люка, под которым должен находиться заряжающий. Солнце палило нещадно, нагрело броню, что даже обжигало. Перед взором выделялся треугольник из скелетов в чёрной униформе и с бараньей головой по центру.

Зачем?

Виктор перелез к башенке командира. Его донимал вопрос: почему здесь мёртвый омоновец — один? Ладно этих скелетов зачем-то разложили. Но если был какой-то бой, и омоновцы проиграли, то, где остальные тела? А если выиграли — то почему своего не забрали? Солдат на половину тела нырнул в большой люк и обеими руками стянул шлем с омоновца: отражая свет солнца, на него смотрели безжизненные синие глаза. Он узнал эти глаза. «Да куда же я попал?!» Виктор слетел с брони, сильно ударился бедром об угол брони над гусеницей. Он никак, никак не мог в это поверить: это тот омоновец, который его не тронул перед входом в подземный склад.

За спиной что-то осыпалось, Солдат резко повернул голову и успел увидеть мужскую фигуру в чёрном костюме водолаза — или, лучше сказать, дайвера, — скрывшегося за краем крутого склона.

— Это что за смотрящий? Он скачет за мной с тех крыш затопленных домов. — Виктор подождал, но прыгучий дайвер больше не показался. — К чёрту, к чёрту это всё. — Он достал и снова положил «люгер» в боковой карман штанов, зафиксировал отворот на липучки, и побежал через пустошь к озеру.

2

Солдат не вылезал из озера до тех пор, пока не замёрз. Перед этим он вскипятил воду и напился вдоволь. Сырую воду с тиной он не рискнул пить. Пришлось помучаться, пока первые пузырьки не появились на поверхности чуть серой воды. И теперь на нёбе и под губами отделялись ошмётки после ожогов кипятком. И всё-таки — мир сейчас был прекрасным. Виктор начхал на безопасность, несколько раз вылезал на берег и с разбега нырял головой, проплывал под водой среди колыхающихся водорослей, пока хватало воздуха. Один раз проскользнула мысль, чтобы сплавать к крыше первого к нему затопленного дома и там понырять, и полюбопытствовать, что там есть на дне. И чуть не поддался искушению: ведь мир сейчас такой спокойный, летний, солнечный, зелёный от растительности и почти безветренный. Ещё бы щебет птиц — и почти рай. Но всё-таки — он опасался остаться без одежды. И главное — без огнива. Раны на спине, кажется, полностью зажили. Невероятно! Но, наверное, слюна пса-монстра — пса-мутанта — имеет какие-то невероятные лечебные свойства.

Виктор вылез на берег и улыбаясь подходил к огромному кругу из пепла, золы, брёвен, сидений от машин и «секонд-хенда бомжей». Надел штаны, ладонь машинально побила по карманам, проверяя, всё ли на месте. Потом обулся и натянул рваную толстовку. Широко зевнул: можно немного прикорнуть.

— Эх, это место уже чуть ли не родное. — Он попрыгал на одной ноге, выбивая ладонью из уха воду. — Пожрать бы теперь.

Длинный свист пули над головой заставил упасть, проползти к сиденью автомобиля и за ним укрыться. Вторая пуля прошила верхний правый уголок спинки сиденья, едва не чиркнула по волосам. Откуда он стреляет? Неужели вышел из башни? Или… Отсюда виден только конёк крыши. Возможно, забрался на самый верх. Или другие, его друзья? Виктор прижался подбородком к земле и выглянул из травы. Никого. Значит — с самого верха мочит.

— Как-то мне командир сказал, если пуля хочет тебя убить, то — иди и отними эту пулю у того, кто хотел её послать к тебе, и убей его этой пулей. Это всё… снайпер. Это всё. Или ты… или я. Ничто меня уже не повернёт от тебя.

Солдат вскочил на ноги и помчался к дороге, кустам и деревьям. Там он продерётся незамеченным сквозь плотную растительность к посёлку, оттуда пробьётся к каланче и оторвёт назойливому стрелку башку. А если их там несколько — значит, оторвёт нескольким. Всем!

Пуля вонзилась в ствол дерева перед самым лицом. Виктор нагнулся, прыгнул руками вперёд и покатился кубарем на дно небольшой ямы, отбивая тело об всякие камушки, коряги и корни. В ляжку воткнулся стеклянный осколок.

— Ах ты! — вскрикнул Виктор, наморщив лоб, двумя пальцами вытянул окровавленный осколок и отшвырнул. В яму, наверное, когда-то сваливали мусор. Здесь валялись ржавые грабли без древка, банки от красок и две засохшие кисточки. Разные стеклянные бутылки, несколько полиэтиленовых чёрных пакетов, набитых всякой помойкой, изогнутые листы грязного линолеума. Виктор брезгливо вздрогнул, собрался выскочить из ямы, но ему показалось, что в одном из пакетов торчит кисть человеческой руки. Он ткнул подошвой берца, пакет опрокинулся и оттуда выкатилась человеческая голова. Но Солдата это уже не смутило. За последние несколько дней — успел перевидать разного и понять, что вляпался во что-то слишком неординарное. Он с сожалением вспомнил Лизу, кем она стала. Непонятно только — это с ней приключилась такая болезнь или что-то ещё — необъяснимое.

Голова ещё не успела загнить: значит, выкинули недавно. Не было скальпа, отрезан нос и уши. Поэтому невозможно определить — мужчина или женщина. Виктор сильно ударил ногой по пакету. Вместе с ним отлетела ветка с листвой, оголила белые кости. Виктор ещё несколько раз побил каблуком армейского ботинка по мусору и присвистнул. Взору открылись белые кости. Солдат сразу определил, что это человеческие рёбра и раздробленный таз.

— Да тут, наверное, подо мной братская могила.

Что-то блеснуло под сухой веткой облепихи. Носок берца подковырнул и глазам предстал острый край полотна сапёрной лопатки.

— Ух ты, — обрадовался Виктор и выковырнул из земли всю лопатку. — Да это же просто отлично. — Он отёр ручку от влажной земли, покрутил, как нунчаками и вонзил остриём в ствол канадского клёна. — Отлично. Я теперь при оружии. Даже затачивать не нужно.

На стыке полотна и черенка выдавлена надпись на пластинке: «УБИВАЯ — УБИВАЙ». «Странно, — подумал Солдат, — ведь это же всего лишь лопатка. А выгравировано, будто изначально предполагалась для убийства. И что значит: убивая — убивай? То есть — не жалей?»

Солдат потёр ногу. В том месте, куда воткнулся стеклянный осколок, о себе напомнила боль, и он подумал, что неплохо бы сюда того пса-мутанта. Дать ему попробовать вкуса своей крови, пусть прикайфует, заодно рана затянется. А что? Возможно, полезная животинка. Может, приучить? Правда, зубы — как ножи, а в глазах плещет безумие. Немудрено — ведь зверь. Но можно, наверное, где-нибудь добыть щенка?

Виктор ещё раз потёр бедро, указательный палец влез в прорезь. «Штаны жалко, новые — уже не новые. Хорошо стекло неглубоко вошло». Он вылез из ямы и, стараясь не шуметь ветвями кустов и сухими сучьями под ногами, двинул пробираться к домам сквозь густую зелень под тенью крон высоких деревьев. Шёл медленно, часто прислушивался, остерегался попасть в засаду: вдруг всё-таки снайпер не один.

Между веток начали просматриваться доски забора. Появился левый угол дома и угол крыши, где по центру над коньком возвышался и крутился ветрячок, загребая воздух лопастями-ложками, иногда поскрипывая. Неожиданно вертушка резко остановилась. Наступила необычайная тишина, от которой Солдату показалось, что он оглох. Со стороны бензоколонки над крышами завибрировал воздух, сжимаясь в мутную густоту.

«Что происходит?» Виктора осенило. Он рухнул на землю, пуля разнесла ветку, где только что находилась его грудь; по-пластунски ринулся к ограде. Он не знал — каким образом его видит стрелок, но пуля винтовки прошьёт деревяшки забора почти как бумагу. Поэтому, не дожидаясь следующего выстрела, он переметнулся во двор дома и на полусогнутых ногах подбежал к стене: здесь уже вряд ли пуля его достанет, если, конечно, пуля не какая-нибудь кумулятивная или с ядерной начинкой. Но таких вроде бы ещё не создали.

Солдат сел, прислонился затылком к стене и согнул колени. Всё это, конечно, увлекательно, и даже весело. Но что это было, когда увернулся от пули? Какая-то обострённая интуиция? Тем не менее — это лучше, чем сначала словить сталь в башку, потом подумать — а стоит ли умирать, вернуть прошлое и успеть за миг до выстрела куда-нибудь сигануть. Интересно — а если не успеешь? Второй шанс дастся? А ещё Виктор вспомнил, что древние Славяне умели сигать. А в одной секунде — 300244992 сига. И если даже сиг — это один шаг, то столько сделать шагов в секунду — никакие пули, снаряды и ракеты не догонят. Вот бы так научиться. С такой скоростью можно воевать с одним большим ножом. Пока мир прощёлкает хлебалом — все останутся без голов.

Солдат покрепче сжал ручку сапёрной лопатки, вскочил на ноги, добил стёкла в окне и перелез в дом. Из солнечного дня да в полутьму — глаза ничего не видели, лишь тёмно-серая пелена. Пришлось ждать, пока привыкнут. Виктор осмотрелся. Это оказалась детская комната. Выцветшие синие обои с игрушечными динозавриками, кровать с двумя ящиками — оба выдвинуты, письменный стол. На белом и очень грязном ковровом покрытии разбросаны машинки, солдатики в касках, рыцари. На люстре висела — повешенная — кукла с выколотыми глазами, её одежда напоминала скомороха. Кажется, где-то такое видел. Не продолжение ли сути тех полей перед особняком. И ещё…

Виктор подошёл к письменному столу. Под изогнутой ножкой ночника лежала раскрытая тетрадка. В небольшом глобусе, примкнутом к стене, зияла дыра. В ней — две пластиковые красные розы. На шипе — записка. Чернила почти полностью выцвели, но всё же можно разобрать, что написано: «ПРОСТИ, МАМА, ЧТО МЫ СЪЕЛИ ТЕБЯ». Солдат ещё раз прочитал: может, чего-то не так понял? Ладонью стряхнул пыль с тетрадки. Глаза побежали по строчкам:

«Мы уже давно умерли, а нам всё ещё дают эти таблетки. Всё время хочется кушать. А как только покушаем — начинает рвать. А как только вырвет — невозможно как хочется есть. А как только поедим — снова рвёт… Очень хочется есть, а нечего. Мама умерла. Мы с братом решили её съесть… Когда мы её ели — она плакала. Но как, она же умерла? Или мы плакали. Но кто-то плакал…»

Солдат наотмашь ударил ладонью по тетради, проследил за её полётом, приподнял лицо и закрыл глаза.

— Не понял, — прошептал он, — я в аду? Но я вроде не умирал. — Он вспомнил лодку, на которой уплывал подальше от выхода из подземного склада. На её боку было написано: «ПУТЬ В АД». — Значит, я в аду. Нет. Где же черти, сковородки, вонь серы?

«А вонь серы была», — вспомнила мысль.

— Но ведь я же не умирал, — прошептал Солдат. — Или, быть может, омоновцы меня убили? И я теперь в чистилище? Нет, нет, конечно, всё не так. Здесь что-то другое. Возможно, чьи-то опыты. Создание зоны, где… — Он вспомнил, что уже создано оружие, от которого возникают сильнейшие галлюцинации. Человек полностью перестаёт понимать реальность, психика создаёт свои физические законы, от которых человек постепенно гибнет. Ну, или что-то подобное — типа аватара. Или — с помощью чипа отключают сознание и полностью подчиняют своим действиям. А когда человек приходит в себя — он знает, что вчера пришёл с работы в шесть часов, попил пива и рано лёг спать; позавчера ездил с друзьями на рыбалку, а ещё перед этим участвовал в соревнованиях «Формула –1», но на самом деле — за эти дни убил несколько сотен человек.

Солдат вышел из комнаты. По этой стороне располагалась ещё одна дверь. Но Виктор не собирался сейчас обыскивать дом, прошёл небольшой холл и вошёл в другую дверь. Комната — пуста от мебели, зато мусора и старой одежды — по колено. На передней стене размашисто написано кровью: «МЫ БЫ РАДЫ СМЕРТИ, НО НАМ НЕ ДАЮТ. ПРОСТИ НАС, БОГ».

«Интересно, — подумал Виктор, — это всё военные творили? Или творения по приказу правительства? Или творения тех, кто стоит над правительством? И не знаешь: то ли учёным радоваться — то ли их убивать».

Солдат зачем-то прикрыл за собой дверь, не двигался с места, размышляя, если подойдёт ближе к окну — увидит стрелок или нет. Но стрелок сам не дал долго размышлять, из-под потолка левого угла брызнула штукатурка, образовалась дырка размером апельсина, пуля ударила в стену на уровне колен между ног Солдата.

— Да здесь что, стены фанерные?! — вскрикнул он и бросился к окну, в прыжке головой разбил стекло. Боковым зрением успел увидеть вспышку выстрела, правда, не понял — где, и пуля, скорее всего, прошла в оконный проём не зацепив. Перелетел через голову, прокатился по траве, вскочил на ноги и ринулся к следующему забору. Он слышал эхо выстрелов и свист пуль, но не дёргался в сторону, не падал на землю и не скрывался за деревьями, а лишь набирал скорость, чтобы на одном дыхании проскочить в следующий дом.

Солдат влетел в разбитое окно, долетел до стены и воткнулся лбом. И нервно рассмеялся. Расселся на полу в окружении мелких стёкол, осмотрелся: эта комната — тоже детская.

— У этой гниды — точно есть тепловизор! И ружьё, наверное, как пушка. А у меня… — Ладонь покрутила перед глазами сапёрную лопатку. — И один патрон в пистолете… который, возможно, и не стреляет. — Виктор отдышался. Перед тем как делать забег к следующему дому, решил порыскать в комнате и что-нибудь полезного найти. Он пролазил на карачках минут двадцать. Старался не поднимать голову выше окон, надеясь, что крыша следующего дома как-то защищает — хотя, башня высокая и, скорее всего, все домики как на ладони. Виктор, конечно, больше надеялся — что не может пуля снайпера пробить несколько стен и крышу с потолком, но кто его знает, что за техническое новшество в руках убийцы. Так ничего не найдя, что и следовало ожидать, — лишь нацеплял на потное лицо кучу паутин, — он взял листы, скреплённые степлером с детской кровати, и вернулся сесть на прежнее место.

Начал читать:

«Когда мы пришли, мой брат сказал, что не помнит меня, а я ещё подумал, что, и правда, какой-то он другой, хоть и похож на меня как две капли воды. У него не было родинок, а до этого было очень много. И лицо стало морщинистое, как у взрослого дядьки. Нас часто тошнит и рвёт, мы всегда хотим есть. Он сидел, сидел, скулил, скулил, плакался, что умирает с голоду, а потом откусил у себя палец и начал с удовольствием им хрустеть.

И я тоже…

Мне кажется, что нас куда-то водят и мы часто кого-то едим, но не помним. И никак не можем насытиться. Наверное, потому что нам дают эти сильно сладкие таблетки.

Сегодня никого не было. Все куда-то делись. Я доел брата. Но потом явился другой. Я и его съел. А потом ещё один явился. Мы вместе с ним съели его. А перед этим, вчера, нам сказали, что у них что-то случилось. В наш мир кто-то явился, вторгся.

Кто-то мне шепчет, чтобы я сделал… Но я никого не вижу.

Ха-ха. Теперь я ем себя. И даже не больно. Какой же я голодный! И какой же я вкусный! А этот, который во мне, говорит, что скоро станет мной».

Мм, получается, здесь держали детей — детский посёлок. И что-то с ними творили. Все они вели дневники. И судя по прочтённому и ещё по псу-мутанту — догадаться, примерно, несложно, чем здесь занимались. Но потом, как здесь написано: в наш мир кто-то вторгся. Но — только посёлок: обычные домики. А где же типа лаборатории — само здание? Под землёй?