Звёздный Меч

27: «Корабельный спецназ»

Ух, как реставраторы бравенько забегали туды-сюды, когда «наследник» бесследно пропал! Прямёхонько из собственных апартаментов, совершенно непостижимым образом. Испарился, ясный пень. Иначе – как?! Все в шоке в ужасе, короче. И не только хозяева, сиречь тюремщики наши, но и мы сами, дхорр забери… но мы – ненадолго.

Бегают темпераментно, значит, хозяева-тюремщики наши по коридорам и залам базы. Напрочь забыли о том, что надо хорошую мину при любой игре хранить, велению вековых традиций следуя. Жалко их, сил нет! А мы – готовимся в дорогу.

Мы – это не вся толпа, а Бранко Й. Йонссон, капитан наш героический, и я, субкарго Убойко С.Т., скромненько при нём.

Бывший профессиональный космодесантник и бывший солдат/освояк/пират/телохран/икоектоещё… короче, парочка громил специального назначения.

Подозреваю, что при формировании личного состава ударной группы – определяющим фактором кадровой политики было наличие у меня и капитана растительности на подбородках. Какие же инсургенты, и без бород?! Янычар-то выбрит до синевы, и к тому же излишне жгуче-брунетист для типичного экскалибурца, а Ургу, как он ни рвался, придётся остаться. Флоллуэец странновато бы гляделся, что да то да, на улицах и уровнях столичного мегаполиса. А маскировочная аппаратура осталась на борту «Папы», в тысячах километров от нас… Надеяться же на адекватную помощь Света не приходилось, уж больно непредсказуемо его поведение.

Он может чуть ли не всё, но – поди узнай, когда и что ему «захочется». Кто как, мы же покуда бессильны перед его взбалмошностью.

А дорога к месту проведения намеченной операции предстоит неизведанная. Транспортное средство, в смысле, у нас – то ещё… Как бы вместо столичной планеты не угодить дхорру на рога. Ну, ладно, будем уповать, что Свет не выдаст, ревмаг не съест.

Вначале мы коллективно почуяли Лазеровица и ОСОЗНАЛИ, КАК он этот трюк проделал. Затем осознали, что наш окаянный Перебор «испарился» не куда-нибудь, а в Столицу, причём совершенно добровольно, по собственному, так сказать, желанию. Вдобавок осознали, зачем он это сделал…

В итоге – мы даже малость прибалдели. В яйцеголовом вьюноше обнаружилось «наличия присутствия» пусть глупого донельзя, но вполне благородного мужества.

Оклемавшись, мы единодушно решили – надо искать и спасать своевольничающего Анджея. Член Экипажа ведь, дхорр его защекочи, истового монархиста новоявленного! Впёрся в дерьмо, пропадёт ни за понюх нонда, а нам потом – позор на все Обитаемые Пределы. В которые, даст Выр, мы вдруг возвратимся, когда этот реставрационный дурдом с прогулки обратно по палатам разбредётся.

Представляю ехидный комментарий в сетевой «T.A.N.»:

«Новости суток. Корыто „Пожиратель Пространства“, прославившееся тем, что перебрало, увеличив количество членов Экипажа до одиннадцати и количество равных долей до шестидесяти шести, а затем не уберегло собственное нововведение, внесённое в Судовую Роль в качестве „боцмана“, за неимением в Десятке традиционной штатной единицы…»

Кошмар-р. Жуть.

Но, ясный пень, даже не в этом соль. Какой бы он там ни был глупый урод, а всё ж таки мы его втравили во всю эту историю, и просто-напросто «западло» бросать хлопца в одиночестве, на произвол судьбы. Как бы я лично к нему ни относился при этом, но – дхорр буду, если брошу…

Наоми, Девочка моя, тоже хочет отправится на Столицу, аж пищит от негодования, но её мы не пустим, конечно. Это мы и могём и можем! Перебора мы не остановили бы, он «единоличник». А Девочке нечего делать в Столице, во-первых, потому что у неё шансов там пропасть ни за понюх нонда – не меньше, чем у лесняка. Во-вторых, и это самое важное для общего дела:

выяснилось, что экскалибурская магия, фэнтэзи это дхоррово (чуяло моё сердце, от колдовства добра не жди!) – со страшной силой экранирует сетевые коммуникации. И потому бесперебойная связь со столицей, с агентами и лидерами монархического

подполья – из области фантастики: очень хочется, но вряд ли.

(Реставрашки аж воют от злости, прорву энергии затрачивая на пробои магического экрана!)

А у меня с Девочкой – связь ЕСТЬ, самая что ни на есть бесперебойная. Причём только у нас двоих из Десятки, прочие ощущают себя частями некоего единого Целого пока что ещё весьма смутно.

Как это происходит, мы сами толком не разобрались, но нас объединяют сны наши. Тайна общая наша, завесу над которой, хошь не хошь, пришлось нам приподнять, рассказав о снах товарищам и товаркам.

Наяву есть Она и Я.

Во сне нас Двое, во сне есть Мы.

Конечно, если не вмешивается та, Другая… которая и не «Ягодка» даже, а вообще Свет знает кто. Я спросил у Номи, приходит ли к ней Та. Номи изумилась. Ответила: «Только ты приходишь… Либо вообще ничего не снится, либо… сам знаешь!». Знаю. И преград полёту нашему во сне нету. Никаких. И связь наша незримая – нерасторжима…

Теперь я уже понимаю: если это сны, то лишь отчасти. Это особо просветлённое, что ли, состояние. Не явь, не сон, а нечто третье. Названия которому ещё не придумано.

Информационная ипостась некая. Появляется как бы… этакое виртуальное существо. Компьютерно-цифровой аналог НАС, однако вне Сети и безо всякого её участия. Не телесная, не духовная ипостась, а… интеллектуально-энергетическая?

Выходит, что наши разумы, соединившись, набирают необходимую «критическую массу», а следовательно, обретают достаточную силу? Её вполне достаточно для того, чтобы распахнуть бронированные двери собственной бренности и ментальности, извечной темницы нашей… И объединённые внутренние миры обретают способность ДЕЙСТВОВАТЬ, не ограничиваясь узкими рамками и законами внешней среды обитания, неуклюже и банально поименованной Реальностью?..

Элементом коей, между прочим, является и компьютерная Сеть, со всеми её неисчислимыми виртуальными мирами. Вселенными, которые, при всей их мАстерской РЕАЛОподобности, всего лишь – иллюзии. Отражения зеркала в зеркале…

Быть может, вот в чём она заключается, Сила Света?

Не Мистика всяческая, фэнтэзи-шмэнтэзи, имеющая духовно-энергетическое происхождение, и не методология «изменения чертежей мироздания» Науки, имеющая материально-энергетическое происхождение.

Нечто Третье, вполне возможно, самое могущественное.

Причём – свойственное не всей Природе в целом, живой либо неживой, без разницы, а… лишь нам, разумным.

Я бы поименовал (боюсь, не менее банально и неуклюже…) силу, способную вызвать это «третье состояние», Чистой Энергией Разума.

В этой связи вопрос животрепещущий: войти в это состояние возможно лишь ВДВОЁМ, хотелось бы знать, а?! Нельзя ли – ОДНОМУ? А ВТРОЁМ, а ВДЕСЯТЕРОМ?..

…и понимаю я это, как всегда, ВДРУГ. И, как у меня водится, озадачиваюсь вселенскими вопросами в самый что ни на есть неподходящий момент!

– А не хочешь ли ты, браток, отправиться на свидание с линолеумом? – ласково интересуется Кэп Йо у солдата, на каске у которого красуется мечеподобная четырёхлучевая звезда. Красная.

– С кем?! – охреневает вояка.

БАХХХ!!!

Стражник утыкается фэйсом в пол, покрытый линолеумом, а капитан опускает руку, отвесившую оплеуху, и переступает лежащее тело. Мотнув головой влево, он спрашивает у второго (этому я уже аккуратно заломал лапку, взяв кисть на болевой приём):

– На королевский дворец сюда, говнюк?

Общение с местным населением капитан взял на себя, он спам знает не хуже родного новисербского диалекта коруса. Говнюк часто-часто кивает, и сквозь стон выдавливает:

– Туда-а… ту-у…

– Отдыхай, – ребром ладони коротко рубанув основание шеи краснозвёздного, отправляю второе бездыханное тело на свидание с линолеумом, и мы выходим из холла на улицу. Сворачиваем налево, в юго-восточном направлении.

Пару кварталов проходим прогулочным шагом. Строение, в коридоре которого нас угораздило материализоваться, находится в довольно пустынном районе. Пресловутая нуль-Т реальна, дхорр её забодай!!! После того, как мы с капитаном ужасно, по-настоящему, воистину ЗАХОТЕЛИ БЫТЬ НА столичной планете Экскалибура, мы прямо на неё и «загремели»…

Поворачиваем с кривой улочки на широченную авеню, и тут же увеличиваем темп. Сужающаяся перспектива уходящей на восток, теряющейся в зыбкой дали, прямой как арбалетная стрела авеню заполнена толпами народу. И толпы эти энергично стремятся туда, прямо к восходящему в эти минуты солнцу. Мы устремлямеся с ними, затерявшись в.

Конечно, выглядим мы обычными, нормальными экскалибурцами. Хрен подумаешь, что у нас под цивильной одеждой спрятан арсенал, боевой мощи которого достаточно для ведения региональной войны средних масштабов. (Как мы раздобыли оружие на подземной базе реставраторов? Коммерческая тайна. Профессионалы мы или кто?! Чтоб мы – да не охмурили кого надо?..)

На куртяках, платьях, комбинезонах и головных повязках шагающих на восход экскалибурцев – роальдов и человеков обоих полов, – красные звездо-мечи. У нас с Биг Боссом точно такие же заблаговременно намалёваны на спинах. Шагают все быстро, но практически молча. Только шаги вразнобой по уличному покрытию грохочут, сливаясь с тяжёлым дыханиьм тысяч шагающих.

Странно. Никто не орёт, не скандирует, не выступает. Аж непохожи эти толпы на революционно сознательные массы. По крайней мере колонны, с которыми мы смешались. Нешумный народ эти местные. Сколько цивилизаций, столько и обычаев… Не всегда понятных чужаку. Запах от экскалибурцев исходит тяжёлый, мытьём они явно не злоупотребляют, носки, трусы и колготки меняют редко. В руках у некоторых шагающих – необычного дизайна, скрученные, я бы сказал, трубки. Зловещего, надо сказать, видона штукенции… И дома вокруг – мрачноватые с виду. Неярких тонов расцветка стен, консервативная массивность, никаких тебе окон во весь фасад. Невысокие, – два-три, реже четыре-пять этажей.

Столица тутошняя вообще город приземистый, небоскрёбы, супермаркеты и высокие технические сооружения скорее исключение, а не правило. И подземных сооружений здесь не любят почему-то копать. Наверное, потому и расползлось городище по всей планете. Практически вся суша застроена. Этакий неимоверно гигантский всепланетный двух-трёхэтажный Лондон девятнадцатого столетия докосмической эры. Хорошо, что мы неподалёку от королевского дворца возникли!.. Добирайся потом на перекладных дхорр-те откуда. Впрочем, не настолько уж неподалёку, чтобы быстренько пешком дойти. И терминалы наши, без связи с Сетью ОП, превратились в как бы «наручные счётные машинки»…

Через некоторое время мы сбавляем набранный крейсерский темп и откалываемся от хранящей напряжённое спокойствие толпы. Авеню раздваивается, словно её ленту режет прямо по середине острый угол дома. Строения необычно для канонов здешней архитектуры высокого, метров пятидесяти. Дом треугольный, и нескончаемые стены его, «омываемые» раздвоившейся авеню, всё дальше и дальше разводят «рукава» в стороны. Толпа утекала налево, мы же с капитаном топаем направо, на юго-восток. Как оно и положено. Символично, дхорр задери. Левые – налево, правые – ясный пень куда.

Добираемся до конца одной из вздымающихся ввысь стен треугольного безоконного домины. «Тауэр» местный, что ли?

Дальше вновь тянутся становящиеся привычными небольшие строения. Сплошняком, ни заборов, ни промежутков, от перекрёстка до перекрёстка. Не дома, а крепости какие-то.

Унылые места, ясный пень. Наши тени, тощие акселератки, тянутся за нами сзади и чуть справа, словно шлейфы неискупленных грехов.

Тротуаров нет. И ни единого транспортного средства в поле зрения. Куда мы попали?! Район борцов за сохранение экологии? Но почему ж тогда ни единой животины не видать? В городах подавляющего большинства терраформированных планет хоть какая-нибудь кошка бродячая, но прошмыгнула бы уже. И птиц с неба будто язык бога слизал… Навстречу лишь изредка попадаются прохожие.

Почему-то одни женщины, парочками и больше. И худенькие аборигенки, и более «плотные» челжи. Сравнительно шумные. Разговаривают, жестикулируют, одна даже засмеялась в голос. На нас внимания не обращают. Первым мужчиной, нам повстречавшимся кварталов через десять, оказывается скрюченный старикан, переволакивающий через улицу мешок, водружённый на… нечто вроде складной тележки, трубчатое сооружение о двух колёсиках. Подобные я видел в трущобах сотен планет. Похоже, экологическую нишу собак и кошек тут заполняют челов… стоп, а он кто?!

– Эй, дед, погодь-ка! – зовёт бродягу капитан. – На пару слов.

Дед опасливо оглядывается. По глазам понимаем – он человек. И… тикАет от нас человек этот спринтерски, будто увидел смерть с косой. Дхорр забодай, неужто «красные мечи» достали народ до мозга костей пяток?!

Переглядываемся. Пожимаем плечами. Идём дальше. Долго идём. Километра три. И выводит вдруг нас пустынный проспект, в южном направлении неожиданно «ломающийся» под прямым углом, к бурлящей, заполненной народом площади.

Сразу за углом, перегораживая короткий «послеизломный» отрезок – цепочка мужчин и женщин с лучемётами, скорчерами и давешними скрученными трубками в руках. К нам – повёрнуты краснозвёздными спинами. К толпе – стволами. Напирающая толпа, в отличие от шагающих колонн, не молчит. Большой хай ещё не поднят, но похоже, недалеко и до перерождения угрожающего ворчания в рёв. На головных повязках – золотые звёзды…

– Вас прислала Щайя Ожи? А где остальные? – оборачивается к нам один из роальдов цепочки.

Говорит на туземном наречии. Вполне нам понятном; загипнопедили его в нашу память, ясный пень, перед отправкой сюда.

– Да, – коротко отвечает Кэп Йо. Я невозмутимо продолжаю наш ответ, ломая язык непривычными сочетаниями протяжных гласных и шипящих звуков: – Остальные на подходе. Мы курьеры. Нам надо на ту сторону, – неопределённо машу рукой на толпу.

– Тут не пройдёте. Златозвёздные стеклись со всей округи. – Информирует роальд, ихний сержант, наверное. Пялится на нас белёсыми буркалами своими. Задумчиво произносит, разворачиваясь к нам стволом: – Интересно, а зачем вы оделись в куртки с красными мечами, если собирались пробираться через кварталы мятежников… Эй, челы, а ну-ка подойдите поближе! Что-то с вами не то…

Мы молча пятимся. Умный попался лыцарь леворюции, поди ж ты.

Толпа грозно напирает. Красномечники затравленно оглядываются на своего командира, а он…

– Правых, – коротко бросает мой командир, и первым разрезает сержанта пополам штурмовым эндером, выхваченным из-под полы. А не фиг было своей трубенцией нацеливаться, козёл! Я выкашиваю правую половину цепочки, пока Биг Босс занимается левой. Три секунды – и улица нашими стараниями превращена в мясную лавку.

Толпа, завидя такое дело, во всю мочь взрёвывает, словно по отмашке флажком, и… ка-ак хлынет прямо на нас, ка-ак затопочет прямо по обугленным, окровавленным кускам тел! Похоже, мы не только ревмагов, а и кого-то из толпы покромсали ненароком. И нашим и вашим, дхорр загрызи…

– Ноги, ё-моё!!! – орёт капитан, и мы показываем толпе краснозвёздные спины. Толпа мгновенно повышает уровень громкости рёва, а мы улепётываем за угол во все тяжкие. Туда, откуда припёрлись. Может, они нам спасибо сказать хотят, но рисковать не стоит, красное на монархистов действует традиционно, как мулета на быков-торо. Разъярённый рёв рикошетом отскакивает от стенок домов и со всех сторон норовит нас задавить. Во попали!

И не упомню, когда так бегал! Километр за минуту, ей-бо! Жить захочешь, все рекорды побьёшь…

– Ихнюю мамум тудыть чрез кормысло за ноги, – хрипит-пыхтит рядышком капитан, – да где ш тут калитки иль подворотни сраные… Ох ты ш, во!

Ныряем в тень обнаружившейся наконец-то арки. Створка стальных ворот, перекрывающих её, почему-то приоткрыта. Почему, выясняется тут же. Створку, налегая всем телом, захлопывает за нами тонюсенькая девчушка в чёрном трико и золотистой пАчке. «Балерина, ничего себе!», – изумляюсь я. Задвинув впечатляющий толстенностью засов, она командует: – За мной! – и плавно скользит мимо, вглубь арочной подворотни, обдав нас странным горьковатым запахом.

Следом за нею выскакиваем в сумрачный двор-колодец, голый, без единого растения, такой же как и улицы, по которым мы бродили. И видим – кого бы мы думали?! – животных. Несколько собачонок явно «дворянской» породы рядком смирненько сидят в углу, не обижая большого серого котяру, примостившегося поодаль. На пластиковой бочке угнездилась пара ворон. Животные и птицы всё-таки есть – только они умные, попрятались от греха подальше. Улицы в революционном городе – поля боёв, и там опасно. Это каждая собака, ворона или кошка понимает. Только не те, кто себя мнят разумными, венцами, дхорр затрахай, природы!..

(Позднее я узнал, что животных с улиц всё-таки приманили сердобольные горожане и горожанки, используя соответствующие магические приёмы… А растений на улицах экскалибурцы не сажают традиционно. Садики и оранжереи у них попрятаны внутри кварталов, являющихся кооперативами и конгломератами домов-крепостей. Учитывая традиции местной архитектуры, руководствующейся консервативно-незыблемым принципом «Мой Дом – моя крепость», есть куда прятаться меньшИм братьям от самоубийственно-политизированных старшИх, зверски свирепствующих на улицах.)

Балерина устремляется со двора в ещё одну арку, мы за ней. И оказываемся в сыром сводчатом коридоре, ведущем вниз. Уклон градусов двадцать, не меньше. Ароматец внутри – заплесневелый. Раздаётся щелчок, и под сводом загорается вереница неярких ромбовидных лампочек, окрашивающих воздух в розовые тона.

Девчушка оборачивается, и оказывается… бабушкой.

Морщины ветвятся по ухоженному, хорошо сохранившемуся, но увы, старому лицу; мерцающие белые глаза в упор изучают нас. А голос молодой! Роальдиха говорит:

– Вы не те, за кого себя выдаёте. Я чую. Я ведаю. – Она делает рукой замысловатый жест, значение коего нам абсолютно не ясно. – Вас прислали реставраторы, сверху… – то ли утвердительно, то ли вопросительно продолжает. – Вы-то мне и нужны.

А фигура у бабульки – сплошной ходячий секс! «Если у всех туземок, – думаю я, – фигурки сохраняются таким стройными и сексапильными в старости, то понимаю, откуда в королевстве взялось столько роче! В молодости-то местные женщины вообще потрясно выглядят!».

Мы с капитаном переглядываемся. Спорить с ней бесполезно. Ведьма, ясный пень. Таких тут немеряно. Колдуний, колдунов всяческих. Не все обитатели королевства таковы, но многие из, в той или иной степени, от мелкой бытовой магии до очень даже могущественных воздействий.

– Ну и чего тебе надо? – грубовато интересуется Биг Босс.

– Гарантий, – коротко бросает роальдиха.

Кэп Йо хмыкает. Говорит:

– А мы что, тебе обещались в чём?

– Нет. Пока. Но я вас проведу во дворец. Нам по пути. За это вы, когда победите, мне отблагодарите.

Издалека доносится грохот. Толпа прибойными волнами ломится в ворота.

– А мы победим?

– А я похожа на дуру, способную примкнуть к проигравшим?

– И чем же мы тебя отблагодарить можем, дорогуша? – по лицу капитана вижу: натурой он готов хоть счас. «Аналогично, – думаю я. – В крайнем случае, морщинистый фэйс можно подушкой прикрыть.»

– Замолвите за меня словечко. Когда вернётся король.

– Лично королю? – уточняет капитан.

– Лично тому, кто является вашим работодателем. – ОтрезАет туземка. «Интересно, она к воротам прямо от балетного станка выскользнула?..»

– Я не танцовщица в вашем понимании, молодой человек, – говорит она вдруг, – то, что вы приняли за то, что приняли, имеет несколько иное назначение, хотя и сопровождается танцем. И подушкой моё лицо накрывать не потребуется. Если это имеет для вас принципиальное значение, можно прибегнуть к… – она закрывает лицо ладонями, издаёт какие-то странные звуки и… убирает ладони. Я, уже начавший выпадать в осадок от того, что она прочла мои собственные мысли, выпадаю окончательно от того, что вижу собственными глазами!

Челюсть моя при этом отвисает до гряэного, истёртого подошвами столетий каменного пола, ясный пень.

– Сра-ань господня, – шепчет капитан, – вот вам и Экскалибур… добро пожаловать…

– Это просто. – Пренебрежительно отмахивается она. – Всего лишь четвёртая степень белой магии.

Юное лицо, сменившее старое, с виду принадлежит девушке, едва переступившей порог, отделяющий подростковый период от юношеского. В сочетании с короткой стрижечкой типа «карэ» впечатление убойное. Я хватаю воздух ртом, уподобясь выброшенной на берег рыбе, но Кэп Йо несколько более устойчив морально, и он говорит:

– Мы уже усекли, ты как бы фея. И какие же мы тебе можем гарантии дать, если ты в наших мыслях и без дозволения гуляешь?

– Не в ваших. В его, – тычет она в меня изящным пальчиком с длинннннючим ноготком, скрытым чёрным лаком. – И не все улавливаю, а конкретно на мою личность направленные.

– Сла-ава Вырубцу! – вздыхаю с огромным облегчением. – Теперь я о тебе просто не буду думать, и всё в порядке!

– Не получится, – улыбается она, и я признаю: права, ох права! Это как в той притче о мудреце, велевшем ученикам думать о ком угодно, только не о белой обезьяне… «Но почему только МОИ мысли?..»

– Потому что ты обладаешь гораздо более мощным потенциалом восприятия и отдачи, молодой воин. Не в обиду тебе будь сказано, милорд. – Кивает она капитану и смотрит прямо на него своими мерцающими глазищами. – Вас обоих избрал Свет, но в юноше высветится со временем гораздо больше, так суждено. Троим. Ему суждено, и ещё двум модифицированным девушкам вашего Экипажа.

– И всё-то она ведает… Да я что, я разве против, – пожимает плечами Кэп Йо. – Тебе не кажется, волшебница, что ворота вот-вот рухнут?

– Продержатся ещё полторы минуты, в ваших единицах измерения. – Заверяет эта ведьма и спрашивает: – Ну что, вы мне даёте гарантии?

– Дал бы, если б смог, – капитан разводит руками. – Но тебя же не устроит слово чести вольного торговца?

– Капитана Вольного Торговца, первого в долевом списке, – уточняет бабушка/девчушка, или кто она там, эта ведьма.

– Устроит?! – изумляется Биг Босс.

– Да. – Она вновь до ужаса лаконична.

– Да кто ты такая?! – не выдерживаю я, всплеснув руками.

– Моё Истинное Имя тебе не известно, – с достоинством отвечает она, – и пусть таковым останется. До поры. И будь добр… – она на мгновение замолкает, смотрит на меня в упор, властно вбирая мой взгляд в матово-белый плен своих глаз, – не воображай так энергично и подробно, не рисуй в деталях, какими способами мы с тобой могли бы делать любовь. Это отвлекает, настраивая на лирический лад.

И я вдруг ощущаю, как мои щёки заливает кипятком.

– Честное слово, – говорит Биг Босс, – ты меня потрясла, Фея. Не думал, что это возможно, но ты сумела.

– Это понимать как гарантию?

– Да, – лаконичен Капитан Вольного Торговца, первый в списке распределения прибылей.

И мы бросаемся за колдуньей, получившей позывной «Фея», по сводчатому коридору вниз. Секунд за десять до того, как ворота рухнут. Светильники гаснут по мере нашего продвижения, и когда мы утыкаемся в стену, горит лишь последний.

«Тупик! – проносится в моей голове паническая мысль. – Заманила, ведьма!!!»

– Не тупик, а тупость, – комментирует она. – Извиняюсь, конечно, за резкость. Заманиваю я мужчин исключительно в постель. Предпочитаю бородатых, между прочим.

И безо всяких там дальнейших антимоний шагает в стенку, сложенную из потЕющих каменюк, с виду донельзя реальных. Исчезает, ясный пень, в камне. Только голова торчит.

– Ваши СВЕТлости, просто-напросто нужно ОЧЕНЬ ЗАХОТЕТЬ пройти сквозь стену, и у вас получится. Это, конечно, магия одной из высших степеней, далеко не каждому подвластная, но мне кажется, вы справитесь, – говорит нам; делает многозначительную паузу и спрашивает: – Или вам не надо во дворец? Лично я пошла.

Голова исчезает.

– Чтоб я сдох, – в сердцах произносит капитан, – если она не права! Надо оно мне, на старости лет в войнушки играть?!

И ныряет в стену, как в воду. Я остаюсь один на один с приближающимся топотом множества ног.

– Ему, пацифисту, виднее, – говорю мокрой стенке и трогаю её. Крепкая, зар-раза. НАСТОЯЩАЯ. Преследователи об неё разобьются, как волны о скалу… а я – размажусь как плевок…

– Ага, щазз, – мрачно говорю на корусе. – Не дождётесь.

Ну не верю я! Несмотря на то, что прямо на моих глазах в стенке исчез Кэп Йо, НЕ ВЕРЮ!.. Что ж ты будешь делать, дхорр защекочи…

– Если ты позволишь им растерзать тебя, – раздаётся за моей спиной знакомый голос, – то я и не знаю, что с тобой тогда сделаю… убью, ясный пень!

– Но-о-оми?.. – не веря ушам, оборачиваюсь. За спиной нет никого и ничего, кроме света последней лампочки и приближающегося топота.

– Дхорр забодай, нашёл куда смотреть! Не За, а В себя посмотри, дурак! Не верит он, ишь ты какой! Зато я верю! В тебя верю, слышишь?! А ну давай шагай, я сказала! Тебе что, особое приглашение надобно?!

– Да, – шепчу я, – особое… и я его уже получил.

Делаю шаг. Это главное – решиться сделать первый шаг, самый трудный.

Но когда в тебя КТО-ТО искренне ВЕРИТ, это легко.

ВедОмые «Феей», бородатые инсургенты корабельного отряда специального назначения, пожилой и молодой, продолжают внедряться. Они выбираются из заброшенной подземки и продвигаются к пресловутому королевскому дворцу.

Относительно спокойные районы остались позади, по мере продвижения на юго-восток всё явственнее проступают знаки противостояния: следы лучевых ударов на стенах и мостовой, взрывные воронки, кое-где неубранные трупы, кое-где в ужасе убегающие при нашем появлении уличные бродяжки, и даже, кое-где, сгоревшие транспортные средства – в основном небольшие пассажирские анг-мобили.

– Гля, – обращает младший внимание старшего, – похоже, тут недавно влупили из стационарного разрядника!

Воронка диаметром метров десять ещё дымится. Здесь явно побывал кибертанк, а может, боевая машина десанта. Мы протискивались по узкому карнизу, образовавшемуся между потрескавшейся стеной дома и краем воронки, когда совсем близко раздался мощный взрыв. Почва затряслась и мы вцепились в трещины, чтобы не свалиться в вонючую ямищу. Раздался второй взрыв, Фея оттолкнулась и прыгнула вперёд, Кэп Йо за нею, а я

чуток замешкался, подошва соскользнула, и я таки свалился… Но тут же крепкая капитанская рука схватила меня за шиворот, рывком выдернула и поставила на ноги. И тут же третий взрыв, мощнейший, нас ринул наземь. Я покатился кубарем, прямо на Фею, сминая с виду хрупкое тельце. При осязательном контакте оно неожиданно оказалось упругим и сильным, любой женщине на зависть. Ведьма поднырнула, ловко перебросила меня через себя, аккуратно приземлила и, используя инерцию движения, оттолкнулась от моих плеч, чтобы вскочить… И снова упала рядом – над нами сверкнул шипящий зелёный луч.

«Капитан!», – испугался я, но Биг Босс уже припал к покрытой пеплом и осколками камня мостовой, поодаль от нас. Перекатившись на живот, выставляю испускатель и вожу им из стороны в сторону, высматривая тварюку, пальнувшую в нас. «Надо было скинуть на фиг эти куртки!», – запоздало каюсь, и вдруг с удивлением отмечаю, что звездо-меч на спине капитана отблёскивает уже не красно, золотисто. Краем глаза кошусь на колдунью, проводницу нашу негаданную. Её работа… Краем другого глаза отмечаю лозунг, распылённый из баллончика по глухой стене металлопластового панельного дома, расположенного через улицу:

«КОРОЛЬ С НАМИ!!! ДАЁШЬ РЕСТАВРАЦИЮ!!! ЖГИ КРАСНОПУЗЫХ!!!»

«Революционная фразеология как венерическая инфекция, – думаю я. – Подцепить – раз плюнуть. Даже сражаясь супротив.»

Лозунги типа «ДАЁШЬ ВСЕЛЕНСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ!!!» и «РМС – НАШ ВОЖДЬ!!!» остались позади. Мы вступили в зону, контролируемую нашими работодателями, контрреволюционерами.

Оно и слышно. Предпочтение явно отдаётся нормальному оружию, а не магическому, вроде тех дхорровых трубочек, из которых нас полдюжины раз сторонники РМС пытались укокошить. Если бы не Фея, хранительница нежданная, уже бы своего добились, падлюки настырные. Врукопашную, на ножах, и в перестрелках мы с ними сами справлялись, Фея скромненько пребывала в сторонке. Но стоило в поле зрения или в поле чувствования появиться магическому прибамбасу какому-такому-сякому, – она выпрыгивала на передовую. Так вот и добрались.

…Корешимся с «мятежниками»-монархистами. Братаемся чуть ли не со слезами на глазах. Создаём имидж, а как же ж. И потом несколько суток его всячески подтверждаем.

Кэп Йо, старый вояка, зарабатывает парочку лёгких ранений и уважительное прозвище «Торнадо» в боях с ревмаговцами, ясный пень, идейными противниками вольных торговцев (покусились на священное право частной собственности, сволочи!).

Фея, которую, похоже, экскалибурцы, сами все чуточку чародеи, поголовно уважают до суеверной дрожи, используется в качестве особой боевой магической единицы. При особо опасных заварухах на нашем участке фронта. В условиях городской партизанской войны термин «фронт» достаточно условен, конечно… Но гражданская война уже идёт, и нешуточная. Хотя ревмаги покуда не желают признавать её, и свои ответные действия квалифицируют как «полицейские акции».

Вообще, судя по перехватываемой информации, они недооценивают ни сил «мятежников», взявшихся за оружие, ни общих настроений народа, за оружие покамест не взявшегося. А ведь не только на столичной планете уже идут бои. Столкновения происходят и на десятках провинциальных миров, которые к тому же не прикрыты от реставраторов экранами, а следовательно – очень даже доступны для информационной и материальной поддержки извне…

Супердедушка Джимми скромничал и многое не договаривал там, на Ти Рэксе. Его Реставрационный Совет УЖЕ лупит «демократический» РМС со страшной силой.

Я знаю. Я вижу. Когда удаётся заснуть, ко мне присоединяется Девочка, и мы отправляемся в разведку. Наяву, к сожалению, ни единого соединения больше не было! Потом, во «сне», она меня выругала за нерешительность, проявленную у стены, но сама же табуировала это стыдное воспоминание.

Экипаж в курсе всего происходящего, слава Вырубцу, что есть связь! Волнуются за нас, наверняка, хотя Девочка неохотно на эту тему говорит – ей запретили, кажется, сообщать о моральном состоянии команды и вообще обо всём, что сейчас творится на Ти Рэксе…

Скользя фантомами сквозь огонь боёв, мы с Девочкой уже доходили почти до самого Дворца, и с близкой дистанции нащупали Перебора, подпольщика героического, чтоб ему… Осталось добраться наяву, телесно. Может быть, когда-нибудь и тела обретут способность всепроникновения, как разумы, но нескоро, ох нескоро… До победы Реставрации – наверняка НЕ.

Сбрасывать со счетов силу ревмагов нельзя ни в коем случае. Толпы глупых роальдов – и масса обманутых человеков из люмпенов, – по-прежнему за них. А значит, ресурсы РевМагСовета, энергетические и материальные, и в особенности магические, ох как далеки от исчерпанности! И драться ревмаги жаждут, как нанятые.

По-моему, они, уроды, дерутся за право по-прежнему презрительно и безнаказанно называть во всеуслышанье человеков «челами». Главное завоевание революции, между прочим. До революции за это можно было на побои нарваться. Как минимум.

Повседневная жизнь, в сравнении с эпохой королевства, с каждым годом только ухудшается. Прав был милорд Джеймс. Собственность, лишённая конкретного хозяина, хиреет и гибнет.

Достаточно для примера привести факт: при королях почти у каждого подданного или подданной было личное средство передвижения, хотя бы фордик «спейсхаммер», но был. Для планетарных мегаполисов с относительно слабо развитой инфраструктурой общественного транспорта иметь собственный транспорт – не просто немаловажно, а определяюще важно! Теперь, из-за общего упадка промышленного производства – многие районы превратились в оторванные захолустья, если не в жуткие заброшенные свалки. Попробуй пешком пройди улицу длиной километров пятьсот… То-то и оно.

…Вечером то ли девятого, то ли десятого дня (запутался – спим урывками, жрём от случая к случаю! а ля гер ком а ля гер…) пребывания бородачЕй специального назначения на столице, ко мне, лежащему в засаде у перекрёстка 43554-й Восточной стрит и Авеню Первооткрывателей 133, – является Фея.

То ли она возникла прямо из воздуха, то ли неслышно подкралась, не знаю. Вот её не было, и вот она уже есть, ведьмочка с девичьим личиком. В своём неизменном трико; и снова в золотой пАчке, которую я на ней видал за все миновавшие сутки партизанских боёв только тогда, когда положение на фронте активно нам не благоприятствовало.

В качестве «последнего довода королей» в бой вводилась Фея, потрясавшая обе противоборствующие стороны своим Танцем, сопровождавшимся яростными заклинаниями.

Что она вытворяла, словами не описать, как ни пытайся. Это надо было ВИДЕТЬ…

Вздрагиваю, ясный пень. Всё ещё не привык к реальности всякого такого фэнтэзи-шмэнтэзи. Хотя сам уже, между прочим – недоделанный волшебник. И говорит Фея мне на ушко, упруго прижимаясь прохладным своим, пахнущим полынно, тельцем:

– Ночью уходим. Был явлен знак. Пора.

Отвечаю: – Понял, – а сам «маякую» Кэпу Йо, лежащему метрах в десяти, за перевёрнутым аэробусом: дескать, ползи сюда!

Балерина наша продолжает жаться ко мне остренькими твёрдыми холмиками грудок, дышит в ухо. Я вынужденно отстраняюсь.

Десяток суток без женщины (хотя бы иллюзорной, сотворённой сенсорным коконом!) о себе дают знать. Я тут одну партизаночку-роче суток трое назад только-только начал ласкать в перерыве между вылазками, так сразу гады-ревмаги налёт устроили. Других возможностей осчастливить девчонку не предоставилось, а жаль… Обалденная крошка была, брюнеточка исключительно в моём вкусе… Я её больше никогда не увижу, сегодня её разорвало на куски собственным страхом, когда краснозвёздный ублюдок достал её душу из «волшебной палки» и вывернул наизнанку. Я даже не успел узнать имени партизаночки. У-у-у, гады! Тому ублюдку я собственными руками выпустил кишки… Сам чуть не нарвался на «палку». Спасибо Фее, уберегла.

«Будь человеком, – мысленно шепчу ей, – не провоцируй».

– При всём желании не могу им быть, – отвечает она, но милосердно отстраняется.

Подползает Биг Босс, и мы информируем старшего группы, что по приказу полевого командира маркграфа вок Лэдфорда, в отряде которого мы воевали всё это время, отправляемся на особое задание. И отправляемся…

Прямиком в лапы к ревмагам. Даже сейчас, когда нас ведут эти гады куда-то по коридорам, ума не приложу, как мы вляпались! Не пацаны же, опытные мужики, и Фея… Фея она и есть Фея.

Интересно, как ей удалось ускользнуть?.. Стражники ведь закоконили нас в нейтрализаторы, хрен какую магию применишь, разве что самой что ни на есть запредельной степени! Энергии на нашу нейтрализацию они не жалели, что да то да.

Любопытно, из-за нас, или?.. У меня возникало уже подозрение, что Фея наша, подружка боевая, зовётся на самом деле – Поющая Гимн. Жрица эта ихняя, легендарная. Та, Что Грезит. И я спрашивал об этом товарищей по оружию, но они отрицающе тёрли друг о дружку тыльными сторонами скрещиваемых узких ладоней. «Нет, – отвечали они мне с грустью, – Поющая Жрица, как бы мы её ни любили, остаётся по другую сторону баррикад… А имени Танцующей Женщины мы не знаем, – добавляли партизаны. – Откуда взялась такая, не ведаем. Но горячо благодарны Свету за то, что она здесь сейчас, и с нами…»

– Шагай, шагай, чел, – конвоирша тычет меня в спину древком тяжёлого копья.

– От же ж спасибочки за совет, – искренне благодарю и, не будучи в состоянии воспользоваться магией (парочке приёмчиков и заклинаний Фея нас обучить успела!), я прибегаю к другому старому как Вселенная, не единожды испытанному способу. Деланно спотыкаюсь, припадаю на колено, а когда, понукаемый нетерпеливым древком, распрямляюсь, то внезапно разворачиваюсь и врезАю головой роальдихе в нос, как в центр мишени. Никакой магии, чистое хулиганство.

28: «Как начинающая волшебница»

…Экстренное Соединение Наяву произошло, когда Номи сидела в отведённом ей апартаменте и старательно пыталась отвлечься от тяжёлых мыслей.

Главными объектами и темами раздумий были двое мужчин, Майкл и Солид. Одного из них она любить не могла УЖЕ, а второго – не могла ЕЩЁ.

Отвлекалась Номи, прокручивая в памяти все мерзости, с которыми у неё ассоциировалось слово «мужчина». Мерзостей набралось впечатляющее количество. Возникал закономерный вывод: а на кой ляд с этими похотливыми лживыми чудовищами иметь хоть что-то общее, помимо чисто деловых отношений: «ты мне – я тебе»?!!

Ответ напрашивался очевидный и безапелляционный, но… вылетел вон из головы в момент, когда Номи вдруг вместо мебели и интерьера «каюты» увидала пред собою каменную стену. Камень был покрыт каплями воды, отблёскивающими в тусклом свете лампы, что горела под сводчатым потолком. В ушах – вместо бессмертной Девятой симфонии Бетховена, – загрохотал приближающийся топот. В ноздрях засвербело от кислой вони плесени…

Совмещение её чувств с «текущими» чувствами Сола было скачкоообразным, без переходной фазы, и Номи ужаснулась – галлюцинация! Доли секунды, однако, хватило ей для осознания происходящего, и она, обмирая от страха за него, заорала на неверящего Мальчишку, замершего перед стеною в нерешительности…

В стену он шагнул, поверив в себя благодаря её искренней вере в него, и она потеряла с ним связь. Долго сидела, оглушённая и ослеплённая, задохшаяся, не воспринимая ни звуков музыки, ни вопросов обеспокоенной Ррри, ни тонкого фиалкового запаха, распылённого спреем таукитянской корпорации «Арома Эйр», ни окружающих предметов и существ…

Таким вот образом продолжилась операция с достаточно нелепым названием «Светомаскировка».

Название предложил Сол: «А чтоб никто не догадался! По-сути ведь, на самом деле, демаскируемся мы! Но, глядя с другой стороны, глядя изнутри или глядя под перпендикулярным углом…»

«Ох уж этот милый мой болтун Сол!..» О ходе продолжения рейда Номи узнала, заснув. Не зная, когда доведётся спать Солу, она все эти дни и ночи старалась просыпАться пореже; для конспирации корабельный врач Тити объявила реставраторам, что у организма Номи экзотическая особенность – реагировать на стресс впаданием в спячку. Стресс вызвала пропажа ещё двоих членов Экипажа, конечно.

И «у чувствительной девочки произошёл нервный срыв, купируемый исключительно сном! Я её даже кормлю внутривенно во сне, господа!», – растолковывала Тити каменномордым секьюрити, Стражникам Безопасности этим самым. Кокетливо интересовалась: «Лично я могу вам быть полезна? Я, конечно, уже давно и далеко не девочка, но, сами понимаете, до бабушки мне ещё далеко не менее…».

Реставраторы на стенки лезли от злости, неимоверными усилиями воли сохраняя каменные выражения лиц, но все вольные торговцы строили из себя святых невинностей: ничего не знаем, дескать, господа! А это не вы их, случАем, коварно похитили?! Верните взад! Положьте на место, дхорр забодай!

«Упоминание дхорра во всех случаях жизни, похоже, напрочь вытеснило традиционного дьявола», – сделала как-то вывод Номи. Не только для неё самой. Влияние «менталитета пана Убойко» было просто сокрушительным. Постепенно весь Экипаж перенимал излюбленные выражения стэпняков.

Милорда Джеймса на базе не было. После исчезновения Перебора глава реставраторов куда-то срочно отправился с планеты-штаба, вместе со своим доверенным роальдом, сэром Норманом Шеащибойо Ланселотом, и с этим невесть откуда появившимся роче, как его там, Винсентом Ронгайя… И поэтому – вольные торговцы стоически ждали возвращения регента, намереваясь пооткровенничать исключительно с ним; давая отпор дедушкам и бабушкам Реставрационного Совета, но в особенности ренегату Майку, настойчиво пытающемуся добыть информацию.

Впрочем, младший сын милорда Джимми был по-прежнему изысканно-обходителен и блистателен, и члены команды ПаПы с трудом сдерживались, чтобы не изуродовать холёную рожу принца. К Номи его не подпускали Ург, Ррри и Тити, днюющие и ночующие у порога девушки… Майкл периодически пытался, по его собственному выражению, «объясниться» с девушкой. Он появлялся с искренне-недоумённым выражением лица и настойчивыми вопросами типа: «Я чем-то обидел прекрасную мисс Джексон?!». Но ему, болезному, стабильно давали от ворот поворот, и недоумевающий поклонник, оскорблённый в лучших чувствах, убредал несолоно хлебавши. Откуда ему, профессиональному сердцееду, было знать, что – нарвался на необычную девицу. В комплекте с невинностью имеющую ещё кой-какие достоинства и способности, неоспоримые не менее!

Изредка просыпаясь, По-Прежнему Девушка Номи спешила поскорее уснуть вновь. Наяву существовать она долго не выдерживала – умирала от жуткого беспокойства. Вечер, проведённый с принцем Майклом, она яростно изгоняла из памяти, сосредотачиваясь на всепоглощающих мыслях о Бое, но… нет-нет, да и являлась непрошенно в гости развенчанная, обесчещенная мечта о высоком голубоглазом блондине, принце из конфетно-зефирной девичьей сказки.

Сказка Для Взрослых оказалась солёной как слёзы, и с тухлым привкусом…

«…как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, / У раскрытого настежь окна, / Посмотреть в облака не забудь. / Где-то там, в кучевых, / Вдруг порвётся струна, / И упрямая чёлка на грудь / Упадёт, прикоснувшись к душе. / Как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, / Без меня хорошей, хорошей…»

Мечта, отдающая кислой горечью, являлась наяву, а во сне приходило нечто иное. Связь с Солом устанавливалась, когда он тоже засыпАл, но на передовой ему это удавалось редко.

В перерывах между Единениями – сны Номи наполняло тревожное ожидание. Она бродила в каких-то странных, пасмурных, смутных и зыбких местах, производивших двойственное впечатление – опасности она не чувствовала, но и находиться здесь не хотелось. Почему-то она возвращалась вновь и вновь в призрачный мир этот, неустойчивый и переменчивый, как фантазия или как ветер. И однажды – довозвращалась. Существо, сгустившееся из окружающего Номи волглого морока, похлопало лапой по сиденью невесть откуда возникшего стула и пригласило:

– Присаживайся, сладкая, разговор есть.

Номи остолбенела. Сгущение морока напоминало колышущееся белёсое привидение, но впечатления бесплотности не оставляло.

И то, что звучным баритоном принялось оно говорить оцепеневшей девушке, опустившейся на сиденье стула – украшенное затейливой резьбой, завитушки которой складывались в странную надпись «made in chair-nick & curly-ev», – отличалось сугубо материалистичной приземлённостью, меркантильностью, так сказать.

Выслушав речь существа не перебивая, Номи помолчала немного и резко отказалась:

– Нет! Ни за что!

Оно сделало ещё одну попытку склонить её к предательству, суля алмазные поля и горы нонда, а когда Номи возмущённо свой отказ продублировала «для тугодумов», угрожающе пообещало:

– Пожалеешь, сладкая. Я ещё вернусь.

Номи хотела ответить, но за неё это сделало второе существо. Оно тоже сгустилось из морока, позади и справа от первого, протянуло к тому нечто, напоминающее руку, и влепило искусителю затрещину. Прозвучавшую неожиданно звонко, хлёстко. Первое привидение отскочило от стула Номи и взвыло.

Второе прошелестело бесполым невыразительным голосом:

– Тебе сказали, нет. Молодо выглядишь, со мной тягаться. Кыш отсюдова.

Первое призрачное существо начало таять. Перед тем, как исчезнуть, продребезжало ослабевшим голоском:

– Твоё время умерло… не танцуй… убирайся… я сильнее… хочу…

Второе прошелестело: – Оно и видно. – А когда первое растаяло, добавило: – Это мы ещё посмотрим. – Шлёпнуло стул по спинке с обратной стороны, молвило: – Ты стой тут, не опасайся его. Поверь, пригодишься ещё усталым путникам и путницам. Помни, кому-то суждено шевелить конечностями, кому-то дано идти иначе. Кто силён нижними частями тела, кто – вышними… У каждого свой путь. Пройти его можно и не сдвигаясь с места. А цель наша, ты сам знаешь, какая. Во всех смыслах, вкладываемых в это слово. Прямых и переносных. – И второе существо тоже начало таять, не обращая внимания на Номи, приклеившуюся ягодицами к тёплому сиденью стула. Когда обалдевшая девушка решилась встать с нагретого местечка и отправиться восвояси, то долго оглядывалась на этот предмет мебели. Он почему-то упорно не желал сливаться с окрестным мороком…

Этот стул, сработанный неведомой фирмой, выглядел настолько солидным и материальным, что казался ЕДИНСТВЕННЫМ реально существующим предметом в этой Вселенной.

Проснулась Номи с ощущением, что стала невольной свидетельницей чего-то необычайно важного, но – чего?..

«Ещё один вопрос без ответа. Отыщется ли?», – вздохнула девушка, открывая глаза и возвращаясь в явь, иногда кажущуюся менее реальной, нежели сны.

Особенно сон с этим надёжным, внушающим спокойную уверенность в своей реалистичности стулом, сработанным какими-то фантастически-ирреальными «chair-nik» ом & «curly-ev» ым.

…Когда она выходит в коридор, Десс интересуется:

– Спал?

– Нет. Воюет без передыху. – Отвечает Номи и ещё раз вздыхает. – Совсем больной я, пора тайга бегать, однако. Похоже, мой тело основательно раскис от гиподинамии. Немного прогуляю его, разомну, и вернусь в сон, однако. Ладно?

– Конечно. Грамматические ошибки, регистрируемые моим мозгом в твоей речи, свидетельствуют о переутомлении, достигшем критического уровня, – соглашается флоллуэец, и они отправляются на прогулку. Грустно улыбнувшись («Адекватное

восприятие юмора, даже вымученного – не самая развитая способность флоллуэйских мозгов!..»),

Номи идёт позади Урга, погружённая в свои мысли. Тело «разминается», мысли – киснут от «гиподинамии2. Наяву они утомительно-однообразны, статичны:

«Как он там, Мальчик мой??? Не случилось ли с ним чего??? А вдруг я не буду спать, когда ему удастся уснуть??? Как он там, Мальчик мой??? Не случилось ли»…

– Но-оми… – слышит она вдруг исторгнутое на выдохе ей в спину. И слышит шум ветра, вызванный прыжком – практически совпавшим по времени, – Десса, передислоцировавшегося к ней за спину, и слышит раздавшееся вежливо-угрожающее:

– Милорд, я прошу вас не мешать выполнению процедуры. Больной необходим моцион. По предписанию доктора, совершаемый в молчании и самоуглублении.

Номи едва подняла глаза и развернулась, а представитель племени самых лучших в Обитаемых Пределах телохранов уже находится между нею и… Принцем. Точнее, голо-копией Майкла, замершей метрах в пяти от выставленных пальце-лезвий Урга. Гостевой апартамент Номи имеет временный статус частного владения, и без разрешения владелицы законно в него не вторгнешься, но соединительные коридоры и туннели базы – общие…

– Мисс Джексон, – взволнованно говорит принц, не обращая внимания на флоллуэйца, – нам необходимо поговорить! Я сейчас же прибегу к…

– Нет! – к голопроекции Майкла с тыла приближается Турбодрайв, выскочивший из-за поворота, как дхоррчик из коробочки. – Ваше высочество, как вас проинформировал медбрат, посетители к пациентке не допускаются…

– А для нарушителей режима, – проекция Душечки возникает в полуметре от немного дрожащего, мерцающего из-за помех прохождения, принца, – в правилах моей клиники установлены суровые наказания. Мне бы не хотелось выглядеть врачихой-мегерой, но…

– Ничего, я мегер-рой выглядеть не боюсь, – проекция грозно скалящейся Бабушки падает с потолка, на лету разворачиваясь и надуваясь объёмом, – я отродясь мегер-ра, и по-жизни тоже.

– Вот-во-от! А я мэ… хэр! – на ходу информирует Янычар, стремительно приближающийся по коридору собственной персоной. Подбежав, он становится за спиной развернувшейся к принцу Номи, кладёт ладонь девушке на плечо и чуть сжимает пальцы: дескать, не бойся, я с тобой! Прикрываю с тыла!

Замолкший на полуслове принц пытается вставить ещё хоть словечко, но ему не даёт и рта раскрыть Марихуана, коварно спроецировавший себя не РЯДОМ С голопроекцией Майкла, а прямёхонько В.

Нескоординированное наложение вызывает ослепительную вспышку и довольно громкое шипение, наверняка заглушившее всё, что бы ни произнёс принц…

И громогласным апофеозом – скрежещущая проекция боевого манипулятора завывающего и улюлюкающего Киберпанка, втыкающаяся в аморфный радужный сгусток, порождённый наложением.

У Номи невольно наворачиваются на глаза слёзы. То ли от рецидива вспыхнувшей боли бесповоротной утраты, то ли от демонстрации. Потрясающей, трогательной и сумасшедшей демонстрации протеста, устроенной Экипажем в спонтанном единодушном порыве оградить её от голубоглазого блондинистого мачо Майкла (мечты глупых челж-самок всех времён и народов!).

А скорее всего, и от того, и от другого разом. Но…

В это же мгновение слёзы исчезают, будто высушенные порывом горячего ветра. В следующее – брызжут градом! Вперемежку с ослепительно вспыхнувшими звёздами… Застилая все страсти, бурлящие вокруг Девушки, из ниоткуда вдруг вырывается толстая палка. Её заносит над головой белёсоглазая роальдиха с расквашенным носом, брызжущим кровью во все стороны, и врезАется эта палка Номи прямёхонько в макушку!!!

29: «Мутотень смуты»

…Грозный граф Лестер по прозвищу Инквизитор стоял навытяжку перед невысокой, щуплой женщиной-роальдой. Сбиваясь и заикаясь, он пытался ей что-то объяснить. Секретарь очень тихо приблизился к Лестеру и, дождавшись, пока ему разрешат вставить словечко, сообщил: «Вот, есть один.»

Женщина повернулась в мою сторону. Она внимательно и пронзительно посмотрела мне в лицо и довела до ведома графа:

– Я забираю его с собой.

– Но, миледи… Вы не можете… – хотел возразить Лестер.

– Ты заблуждаешься, человек Лестер. Или ты собираешься помешать Поющей Жрице? – вызывающе произнесла женщина.

Почему-то лишь после этих слов я узнал говорившую. И понял: в мире магии нет места случайности, все волшебные явления связует жёсткая закономерность, пускай и не всегда доступная полному пониманию даже посвящённого.

Будучи частью этого мира, СветА также подчиняются упомянутой закономерности. В том числе и мой Свет, ничтоже сумняшеся забросивший меня, своего добровольно избранного Носителя, в Комиссарию, захваченную контрреволюционерами-монархистами; специально для того, чтобы столкнуть лицом к лицу с Поющей Жрицей роальдов, супермагиней, которая то ли во сне, то ли наяву явилась мне и что-то там пророчествовала о предрешённости нашей встречи. О моей «предназначенности», якобы имеющей место в реальности…

Жрица была одета в камуфлированные брюки военного покроя и грязно-белый растянутый шерстяной свитер. Её светлые волосы были собраны в коротенький хвост. Несмотря на уверенную властность, подтверждаемую каждым жестом и словом, выглядела она достаточно невзрачно.

Это заставило меня несколько призадуматься: не подлежало сомнению, что пообщаться, перед мгновенным «прибытием» на столичную планету, довелось мне именно с этой женщиной.

Но там, у точечного коммуникатора в «пресс-центре», на меня взирало абсолютно иное существо – запредельное, столь же таинственное и непредсказуемое, как Свет. Здесь же, в кабинете Лестера, я встретился с обыкновенной женщиной-роальдой, и ничего не менял даже тот факт, что грозный граф-душегуб стоял перед нею, вытянувшись в струнку.

Или мутотень, «отброшенная» в меня Светом, проявляла себя двояко, в одних случаях обостряя, а в других наоборот, притупляя восприятие?.. Я не чувствовал, леший-пеший, перед ней никакого благоговения! Абсолютно! Перед ТОЙ – чувствовал, но перед ЭТОЙ – нет. Или, как избранник, чувствовать ничего и не должен был?.. Не может же она зачинать мессию от меня, холопа дрожащего!

Со мной, правда, тоже не всё листопадно было, как у нас на Косцюшко говорится. Может, мне одному, единственному, мерещится она постоялицей бедняцких ночлежек? То бишь – в истинном Свете позволила себя узреть… Опять я словечко «свет» мысленно с заглавной буквы выписываю – это что же, мутотень в своей лингвистической ипостаси?! Требует соответствующего пиетета? И откуда только в косморусском взялось этакое громадное количество идиом, со словом «свет» увязанных… Причём веет от слова этого откровенной метафизикой, вечным противостоянием добра и зла. И свет в нём – один из антагонистов. Первый.

Ещё тот вопросец…

– Свои вопросы задашь потом, Человек Лазеровиц, – нарушила течение моих мыслей жрица и, обращаясь к Лестеру, надменно молвила: – Наше свидание завершилась, человек Лестер. Я забираю удостоверивший мою истинную личину МАНДАТ… – Последнее слово было произнесено мистическим, вызывающим дрожь, шёпотом. И человеком она графа назвала определённо с маленькой буквы, с подобной невыразительной интонацией выговаривается просто видовая принадлежность. Меня же поименовала – с буквы большой, и уже не впервые. С чего бы столь почтительное отношение?..

Она подошла к невысокой деревянной тумбе и обнажила покрытый плотной чёрной тканью округлый предмет. Этим предметом оказался прозрачный, с кофейным оттенком, шар, внутри которого бушевало сияюще-жёлтое пламя. Казалось, в тугоплавкую и необычайно прочную стеклянную сферу поймали ядерный взрыв, не успевший распустить смертоносные крылышки.

Опасность, источаемая шаром, ощущалась почти физически, от взгляда на ярящийся в нём огонь – начинали слезиться и болеть глаза. Неужели это и было Удостоверение, благоговейно помянутое жрицей?..

Я заметил произошедшую с нею разительную перемену: «чадо смутных времён» растаяло, сменившись обитательницей вышних сфер. Потасканные тряпчонки превратились в пышные и

яркие одеяния. Передо мной стояла Та, Что Грезит.

Символ. Первосвященница. Госпожа.

Она взяла в руки пылающий внутренним пламенем шар и приказала мне следовать за нею. Дверь распахнулась перед жрицей без посторонних усилий – словно от толчка невидимой и неведомой мощной руки.

Та, Что Грезит держала шар перед собой на вытянутой руке, и сидящие в каморке человеки испуганно прижались к стене, пропуская её к лифту. Один из пленённых роальдов бросился Жрице в ноги и, запинаясь, стал умолять её страстно о чём-то на неведомом мне языке, азбука которого, судя по всему, наполовину состояла из шипящих звуков, оставшаяся же половина большей частью – из гласных. Нетрудно было догадаться, что это наречие было для роальдов родным, – постепенно оно ассимилировалось спейсамериком, языком завоевателей, сдало позиции в процессе сосуществования человеков и аборигенов.

Жрица прошествовала мимо, словно не слыша шепелявых причитаний пленённого роальда. Я был удивлён. И лишь через некоторое время понял логику этого происшествия: вспомнив рассказ этой невероятной жрицы о неприязни к её персоне Света Лезвия и его Носителя, и вспомнив откровения Винсента… как его там – Ронгайя… Стюарта по поводу непримиримой конфронтации в стане магов-революционеров. Ревмагсовет которых, в качестве некоего единого органа управления, сам уже сделался достоянием истории, повторив судьбу свергнутого им несколько десятилетий назад монарха?..

Между прочим, индивидуальный сетевой терминал превратился в пустое украшение руки, вроде дешёвого браслета. Как бы ни сложилась моя ближайшая и дальнейшая судьба, но от Освоенных Пределов и от «Пожирателя Пространства» я отсечён наверняка. И действовать буду исключительно соло.

Ну что ж, чего хотел, на то и нарвался, сельва-маць…

Безропотно повинуясь, я следовал за Поющей Жрицей. Вначале в лифт, позже в полумрак холла, обширного, как и большинство помещений в захваченной монархистами Комиссарии. В его гулкой тишине витал дух запустения, а от стен пахло тлением и пылью. Словно это здание было давным-давно брошено, и одаряли его своими визитами лишь опустившиеся индивиды, да и то лишь – исключительно по духовной нужде: чего-нибудь разбить и порушить. Ничто не напоминало о том, что в нём сейчас располагалось функционирующее ревмагучреждение; точнее, функционировавшее до недавнего времени.

Улицы, как будто компенсируя заброшенность холла, ударили по барабанным перепонкам оживлёнными криками, перемежаемыми далёкими, но достаточно громкими взрывами. От представшей моему взору картины веяло эманацией абсурда. Здание окружала тройная цепь стройных сухопарых роальдов, вооружённых мощными армейскими эндерами, скорчерами, нейропрессерами и прочими разновидностями разрядников и лучевиков. Тройное оцепление с трудом сдерживало бурлящий столичный народ, рвущийся на «воссоединение с героями, захватившими оплот магической тирании». (Ещё я заметил, что в руках гвардейцы РМС держали странные трубкообразные, прихотливо изогнутые предметы, идентифицировать которые не сумел. Волшебные палочки какие-нибудь?!!)

Таким образом, монархисты были как внутри здания, так и за его пределами. А между этими молотом и наковальней находилась жёсткая прослойка солдат Ревмагсовета.

Лишь позднее я понял, что ревмаги устроили маленький пропагандистский спектакль, руководствуясь, вероятно, непостижимыми для меня идеалами революционной этики. Или же – более понятными идеалами революционной логики.

Дабы не вызвать народный гнев, они решили в открытую оружие не применять, хотя могли бы смести с лика Вселенной сотню подобных промонархических (как я понял по скандируемым призывам и реющим над толпой голопроекциям лозунгов) демонстраций.

Захваченную Комиссарию ревмаги тоже не решались штурмовать, хотя и терроризировали магическим образом лестеровых братьев-по-оружию, пробивая упомянутые «волшебные

щиты».

Что характерно, на шлемах и спинах солдат были намалёваны в точности такие же четырёхлучевые звёзды, как и те, что реяли над толпой. Только не золотистые, а красные, и не столь сильно похожие на грубое схематическое изображение крестообразного меча. Красные выглядели… более звездообразно, что ли.

Приметив за шеренгами солдат Поющую Жрицу, верный свергнутым Стюартам народ очень быстро затих. Солдаты почтительно расступились, и мы вышли на нейтральную территорию; о её существовании, подталкиваемые благоразумием, вероятно, негласно договорились противостоящие стороны.

Территория заросла высокими колючими сорняками. Вытоптать их многочисленные сторонники монархии, смело вышедшие на улицы, пока не успели. От революционных солдат к народным массам вела проложенная среди сорняков тропа. Ревмагфункционеры учредили «трассу», видимо, по настоятельной необходимости – надо же было им являться по утрам на работу, а к вечеру уходить домой… Если, конечно, революционно-магический распорядок дня не предполагал иные варианты. Перегруженность «текучкой», наверное, не позволяла комиссарам призадуматься о том, как боролись с сорняками при «антинародных тиранах» Стюартах, и наново изобрести самый радикальный способ борьбы с зелёными оккупантами – прополку.

Что характерно, бурлящий народ вёл себя по отношению к жрице не менее почтительно, чем солдаты Ревмагсовета. «Та, Что Грезит, – подумал я, – для всех бывших подданных бывшего Королевства Экскалибур является некоей абстракцией, лежащей ВНЕ тщедушного копошения революций, контрреволюций и кровавой ненависти».

Она была неприкосновенным символом, независимо от того, чью сторону решилась бы принять, сообразуясь со своими запредельными интересами. «Марианной» Революции она становилась столь же естественно, как и «Миледи», олицетворением аристократизма, символом Монархии. Но всё же – предотвратить появление баррикад, разделивших народ, и она не сумела… или не пожелала?..

Поющая Жрица и я двигались сквозь море человеческих тел. Они беззвучно расступались перед нами… Тишина нарушалась лишь нашими шагами и шумным тысячеротым дыханием толпы. Оставшиеся в задних рядах молчаливо напирали на расположившихся в непосредственной близости от идущей Госпожи, а те, так же молча, сдерживали их давление. Изредка в толпе человеков мелькали виноватые физиономии роче. Один раз я заметил чистокровного роальда: он тянул жилистую шею в надежде лицезреть Жрицу своими необычайно светлыми глазищами. Но маленький рост тела Поющей лишил его этого удовольствия, и «коренной обитатель», склеив разочарованную мину, пропал из виду.

Когда мы уже почти миновали скопление демонстрантов, под ноги Госпоже, причитая и плача, бросилась женщина-роче. На руках она держала годовалого младенца, замотанного в грязные розовые пелёнки. Всхлипывая, просительница схватила Жрицу за подол юбки, покрытой тиснёнными переливающимися узорами; давеча в эту красоту, под лучами клокочущего в стеклянном Удостоверении взрыва, чудесным образом превратились грубые армейские брюки.

Роче бессвязно выкрикивала о неизлечимой болезни ребёнка и о том, что лишь «великая, всемогущая, прекрасная, всевидящая!» может ему помочь…

После этого начались беспорядки: несправедливо обиженная «галёрка» усилила давление, прорвала охранный кордон «ближних» и, ополоумев, бросилась к Жрице со своими бедами, невзгодами, неудачами, от которых, по их мнению, несомненно, могла избавить одна лишь Поющая Жрица роальдов. Неизвестно, пришло ли это им на ум спонтанно – после завываний и всхлипов матери больного ребёнка, – как неожиданное оправдание их сдавленно-щенячьей восторженности… или же было у них в мыслях с момента появления Той, Что Грезит… Неизвестно.

В тот миг я понял, что имею реальную возможность быть раздавленным в лепёшку. В буквальном смысле этого словосочетания. Демонстранты уподобились бездумному стаду, вовлеченному диким, слепым инстинктом в пучину неожиданного сумасшествия. Могучая, необоримая воля погнала их в нашу сторону. И самое обидное заключалось в том, что я отчётливо понимал: магией здесь даже и не пахнет! Всё намного примитивнее… или, наоборот, сложнее… феномен толпы, коллективное умопомрачение, взрыв всеобщего кумирообожания!

Вдруг мой блуждающий взгляд скрестился с пристальным взглядом какой-то морщинистой старухи. Удивительно спокойные белёсые, как и у всех коренных обитателей, глаза её в упор изучающе смотрели на меня, именно на меня, из-под прямой чёлки короткого карэ. Я тоже хотел было повнимательнее присмотреться к ней, но меня грубо отвлекли, и старую роальду скрыли спины более молодых и проворных частиц толпы.

Массивный горбоносый человек ухватил меня за рукав пиджака и категорично затребовал своей доли счастья, сочтя по наивности своей, что я неким, весьма вульгарным, образом «вхож» в будуары Той, Что Грезит. Но, не успев даже сформулировать своё заветное желание, горбоносый был отправлен в нокдаун троицей, коварно атаковавшей сзади.

Эти трое выглядели донельзя уголовно. Вожаком данной мельчайшей ячейки бандитского социума являлся белолицый парень, с огромным, во всю левую щеку, ожогом. «У них что, – подумал я невольно, – после революции медицину отменили и всех врачей порезали в капусту?! Неудивительно, что народ так страстно жаждет Реставрации!»

Предводитель тренированным движением вывернул назад мою руку и прокаркал:

– Ну, ты, убожище! Катрань вслед!

Слова, произнесённые вроде бы на спаме, прозвучали более чем неузнаваемо.

Я ошалело подумал: «Это как – повторять за ним, что ли? Или идти куда-то?..»

Оказалось, первое. Главарь произнёс какую-то ритуальную формулу, которой, по его мнению, должны были предваряться любые упражнения с магическим словом. Витиеватая формула в криминальной аранжировке белолицего бандита превратилась в рычащий неблагозвучный вокализ, лишённый для меня всякого смысла. Из всего нагромождения слов мне удалось уловить лишь значение слова «живилка», обозначавшего что-то среднее между именем и прозвищем.

Я старательно повторил магическо-мафиозную абракадабру ровно до половины, когда солдаты Ревмагсовета открыли огонь по толпе демонстрантов, бросившихся к Поющей Жрицы роальдов… Огонь на поражение. Их действия, направленные вроде бы на «освобождение» Поющей из плена толпы, на самом деле были крайне необдуманными. Во всех отношениях и смыслах.

В первую очередь они подвергли Жрицу ещё большей опасности (если считать, конечно, что данная опасность была возможна в принципе). Расстреливаемая толпа, предавшись паническому бегству, ни в коем случае не становилась менее опасной. Во-вторых, бесславно завершилось стоическое игнорирование вошедшей в раж контрреволюции, сторонники коей высыпали на улицы с категоричным требованием Реставрации.

Меня сбили с ног. Падая, я заметил, что бегущие с противоположной стороны монархисты также подверглись нападению революционных войск. «Красные» стреляли с расположившегося на краю площади тяжёлого военного анг-транспортёра, что ожидал, вероятно, возвращения Той, Что Грезит. Толпа отшатнулась, и две встречные волны, гонимые смертельной опасностью, сшиблись… Началась невообразимая давка, и я сообразил, что моя неприлично короткая бесславная жизнь вскорости столь же неприлично и бесславно закончится… Погибну я глупо и нелепо, даже не раскатанным в блин, а превратившись в кровавое пятно, размазанное по колдобистому бетонному покрытию площади.

Видя такое непотребство, из окон захваченной Комиссарии открыли ответный огонь вооружённые монархисты. Локальное противостояние перерастало в крупномасштабный смертоубийственный конфликт. Мне дважды наступили на голову, о моё тело спотыкались и падали. Вокруг меня образовались завалы из человеческих тел, грозя погрести под собой. Возможность окончить жизнь затоптанным стремительно менялась на вероятность задохнуться…

Но в критический момент меня схватили за руки и мощно потянули сквозь клокочущее столпотворение, метя в сторону огромного мрачного монумента, располагавшегося к северу от Комиссарии. Разглядев лица моих неожиданных спасителей, я был несколько удивлён – если уж предположить, что в подобном состоянии я ещё был способен на проявление столь сложного, совсем не животного, чувства.

Подозреваю, белолицый и его уголовная компания решили любой ценой закончить магический сеанс, несвоевременно прерванный началом оголтелых боевых действий.

Возле монумента толпились дети, неизвестно каким образом очутившиеся на промонархической демонстрации. Они надсадно кричали и плакали в голос. По крайней мере, двое из них были мертвы, но, безвольно свесив головки, продолжали стоять; с одной стороны их сжимали покрытые барельефами камни постамента, а с другой – тела других детей, пока ещё живых, не удавленных стараниями революции.

Завоняло палёной плотью, белолицый тоненько взвыл и выпустил меня. Повернувшись, я заметил, как он схватился за бок, задетый лучом, и скривил в обиженной гримасе тонкие побелевшие губы. Я, опасаясь по-новой сверзиться под ноги бесноватой толпе, таранно ринулся в направлении стороны постамента, противоположной фасаду Комиссарии.

Наконец, чуточку отдышавшись, я осознал, насколько близок был к гибели, и почувствовал, как меня начинает всё сильнее и сильнее бить нервная дрожь. Некоторое время я напрочь не воспринимал окружавшую меня действительность: не слышал оглушительных криков, не замечал и не осязал бурлящего рядом моря организмов… Выйдя из этого ступора, вызванного близким как никогда дыханием Смерти, я вдруг ощутил «сгущение мутотени» моего Света.

Мутотень бессловесно, посредством возникающих перед моим мысленным взором странных символов, подсказывала путь, долженствующий привести к моему спасению: возник он среди вжатых друг в друга тел, и выглядел, как щель, светящаяся неоново-синим. Щель, которая была в состоянии растягиваться, расширяться… нужно было лишь уразуметь, хотя бы подсознательно, в чём секрет её эластичности; понять – и идти.

Уходя в «неоновый» просвет, я внезапно увидел, как ВСЁ начиналось.

…В тёмной комнате с неясной размерностью, перед четырьмя горящими зелёными многогранниками, стоял мрачный роальд, облачённый в красную кружевную кофту. Он неслышно, одними губами, шептал могущественнейшие заклинания. В левой руке, двумя пальцами, держал он Свет, лучащийся ядовитым многоцветием.

Внутри одного из многогранников появилась Поющая Жрица, идущая сквозь размыкающуюся толпу демонстрантов. Мрачный роальд взял в правую руку другой многогранник и уставился вглубь, словно высматривая нечто внутри него. Наконец взгляд яростно сверкающих белёсых глазищ остановился, выделил женщину-роче, державшую на руках маленького ребёнка. Роальд мысленно прикоснулся к женщине и выдернул её образ на поверхность. Затем он сдвинул вместе многогранник и Свет, и они начали сливаться, проникая друг в друга. Словно виртуальность накладывалась на реальность… После этого женщина бросилась под ноги жрицы. А за нею – и прочие…

Дальнейшее известно.

…Вышел я из спасительной щели вблизи брошенной дырявой палатки, установленной на льдине, дрейфующей в водах неприветливого полярного моря. И даже не удивился: по всеё видимости, мой рассудок, небезосновательно беспокоясь о собственной целости и сохранности, вЫработал в отношении чувства удивления нечто подобное иммунитету.

Поэтому я либо ничему не удивлялся, либо удивлялся постфактум, «констатирующее», так сказать. Иначе мгновенная, резкая смена революционной площади на заброшенную палатку – разорвала бы рассудок. Как минимум «напополам».

Под порывами пронизывающе-холодного ветра оглушительно хлопали рваные края боковой палаточной стенки. Я мгновенно замёрз. Пальцы превратились в кривые деревяшки, ступни ног с огромной скоростью теряли чувствительность. Я просто был не в состоянии хотя бы приблизительно определить, сколько градусов показал бы здесь термометр… На родной планете мне, жившему в субтропиках, не часто приходилось сталкиваться с минусовыми температурами. Однако, позволив себе впасть в субъективность, я почувствовал, как мой внутренний градусник быстренько произвёл необходимые подсчёты. Согласно его показаниям, температура пребывала в районе моего субъективного абсолютного нуля.

Организм настоятельно взывал к необходимости немедленно упрятать его хотя бы в дырявом нутре палатки – ему, наивному, казалось, что таким образом он сразу же устранится из гибельной зоны личного абсолютного нуля. На негнущихся ногах я доковылял до палатки, зубами потянул за бегунок электромагнитной «змейки» и упал в темноту, разогнать которую бледный, льдистый свет, проникавший в рваные дыры, был не в состоянии.

Когда глаза привыкли к сумраку, я сумел рассмотреть в дальнем углу фигуру человека. Точнее, роальда. Ещё точнее, женщины-роальды. Она сидела на низеньком ящике и внимательно следила за мной. Присмотревшись внимательнее, я узнал в женщине Поющую Жрицу.

Она поднялась и, почти не пригибаясь из-за своего невысокого роста, приблизилась ко мне.

– Я рада, что ты решился уйти в Излом, Человек Лазеровиц. Для твоего спасения сотворив приглашение в него, выглядевшее, как неоново-синий просвет, я позволила себе надеяться, что твой Свет подтолкнёт тебя, – сказала Жрица. – В первый раз ты уходил в Излом неосознанно, когда Свет перенёс тебя сюда, на планету-столицу, своими лучами.

Темнота постепенно наполнялась светом и теплом. Казалось, палатка вместе с нами движется в пространстве некоего иного измерения. «Магическая нуль-Тэ? Спрошу-ка…»

– Глупо проводить черту и отделять магическое от не-магического. Явление, названное тобой «нуль-Т», может быть исключительно таковым. – Предупредила мой вопрос Та, Что Грезит. – Сказать «магическая нуль-Т» всё равно, что сказать «магическая магия». Именно поэтому ваши учёные безуспешно пытаются овладеть ею.

– Так это действительно нуль-тэ? – всё-таки спросил я. Не сказал бы, что её слова меня убедили.

– Это очень близко тому, что ты подразумеваешь под известным тебе понятием. Но мы зовём это Уходом в Излом. Для единоличного Носителя Истинного Света способность уходить так же естественна, как для обычного существа – дышать. Тебе не надо было даже взывать к увеличению личной Силы, ты делаешь это не напрягаясь… Напрягать силы вынужденно приходится нам, тем, кого условно зовут Носителями Магии. Необходимая и достаточная Сила всегда в тебе.

– И что, как бы ни бились учёные над этой проблемой, результата они не получат? Пока не прибегнут к услугам каких-нибудь колдунов или сами не начнут практиковать магию? – с привычным намёком на издёвку произнёс я.

И хотел добавить вслух, но лишь подумал: «Это что же выходит, Светы являются для нас чем-то вроде ускорителей процесса?.. Они – усилители нашей внутренней энергии?.. симбиоз катализаторов и

реагентов?.. сопроцессоры наших мозгов-процессоров…».

– Правильные вопросы, и правильные формулировки… – многозначительно произнесла Поющая Жрица, и, выдержав не менее многозначительную паузу, добавила: – Однако, существование либо несуществование реальной возможности, уподобясь энергетическим объектам, существующим по законам, условно говоря, виртуала, мгновенно переносить в

пространстве материальные объекты и субъекты, – поверь мне, не самая животрепещущая

проблема Вселенной. Но мы уже во Дворце. – Сообщила она без паузы и перехода.

– Королевском?

– Королевском в прошлом, – ответили мне, – в недалёком будущем – тоже.

Думаю, милорду Джеймсу было бы очень приятно услышать это неожиданное прорицание. Да ещё из ЧЬИХ уст!

Мы оказались в просторном зале с очень высокими потолками, украшенными лепниной стенами и установленной в центре просторной кроватью под роскошным балдахином. У одной из стенок расположилась мобильная консоль с бытовым коммуникационно-развлекательным комплексом. Над ним повис голографически спроецированный фирменный логотип с надписью «Блэк Лайт».

– Это спальня королевы, – проинформировала меня Поющая Жрица. – Мы её покинем. Но в скором будущем непременно сюда вернёмся.

– И в каком направлении лежит наш путь? – криво усмехнувшись, полюбопытствовал я.

– Мне хотелось бы узнать, чем закончилось противостояние на площади.

– Скорее, побоище… Кстати, а-а-а… – мысленно взвесив «за» и «против», я решил, что, как обречённый на избранность, имею право игнорировать условности, и в обращении позволить себе некоторую фамильярность, перейдя на «ты», – …ты знаешь, что беспорядки возле Комиссарии были спровоцированы каким-то мрачным типом? Тип – из роальдов. Причём тоже является Носителем. Глаза у него – жуткие такие, аж светятся…

– Вот как?! – Жрица приостановилась. – Подозреваю, Ишшилайо решился и перешёл к самым активным действиям… Тебе ещё представится непосредственная возможность познакомиться с этим, как ты выразился, мрачным типом со светящимися глазами.

Отважные сторонники монархии, захватившие здание Комиссарии Натуральных Искусств (как выяснилось) одного из многочисленных округов мегаполиса, были решительно уничтожены. Вместе с самим строением, в которое меня занесло первое путешествие сквозь Излом, инспирированное моим страстным желанием оказаться в гуще промонархистов (вот и оказался!).

РевМагСовет, продолжающий существовать во властьпредержащем качестве, совершил резкий поворот в своей политике. Отношение к происходящим в столице промонархическим беспорядкам перешло от пропагандистской примиренческой кампании к реальной демонстрации подавляющего военного превосходства ревмагов.

Роальды Совета, решив устроить небольшой, но запоминающийся фейерверк, позатыкали рты магам-роче. Они воспользовались продолжающимся отсутствием главы фракции умеренных Винсента Ронгайя, и, брезгуя расходовать Силу на усмирение «каких-то» человеков, прибегнули к использованию не волшебных, однако очень эффектных способов уничтожения. С воздуха на здание попросту было сброшено несколько тонн пластилловых бомб.

Соратники героического графа Лестера, в ультимативной форме выдвинувшие требование установления конституционной монархии – конституционность уже само по себе являлась, по их мнению, гигантской уступкой со стороны реставраторов, – были безжалостно стёрты с лика Вселенной. Демонстрация перед зданием Комиссарии была разогнана солдатами Ревмагсовета при помощи боевого оружия, безо всякого применения магии.

В общей сложности монархисты потеряли убитыми более трёх тысяч человек, сотню роче и одного роальда. Революционеры отделались четырьмя ранеными. Противостояние, набрав полную скорость, переходило на более высокий уровень: открытого вооружённого конфликта.

За десятеро суток моего пребывания во Дворце я неоднократно лицезрел роальда по имени Ишшилайо. Мы очень внимательно присматривались друг к другу. Ещё бы, два единоличных Носителя на площади в один квадратный километр! Несмотря на опасения

Поющей Жрицы, других покушений на мою драгоценную жизнь не последовало. Так что и экстренно спасать меня больше не потребовалось. Я попытался осознанно «спросить» Свет, кто были те личности грубо-уголовной наружности, «катранившие» меня, но Свет высокомерно хранил молчание, не посылая в ответ никакого прозрения.

И я, спустя некоторое время, маясь от безделья, начал скучать. Припёрся, называется, напрямик сквозь вакуум, СВЕРШИТЬ что-нибудь решающее! Герой нашёлся, леший-пеший…

Большинство совещаний революционного правительства – с виду оно и не собиралось кануть в Лету, вопреки сложившемуся у меня мнению! – на которые Жрица удосужилась меня таскать, вызывали зевоту.

Совершенно не такими, абсолютно неотличимыми от заседаний совета директоров какой-нибудь крупной корпорации, – раньше представлялись мне собрания МАГОВ… Не знаю, как она представила меня почтенной аудитории, но моё присутствие не вызывало ни возражений, ни вопросов. Кроме того, я успел распроститься с верой в то, что когда-нибудь мы вернёмся в спальню королевы. Не то чтобы я туда стремился, но… первоначальный план был именно таковым, не так ли?.. Я ведь даже смирился со своим предназначением, решив СТОИЧЕСКИ вынести уготованное судьбой бремя…

От скуки я решился, не ставя в известность Ту, Что Грезит – имени собственного которой я до сих пор не знал, хотя и перешёл с нею на «ты», – приступить к сбору информации о пленённом Джоне Стюарте, которому вознамерился помочь.

Перед одним из совещаний у меня произошёл маленький конфликт с моей покровительницей. Я убеждал её, что не имею никакого желания присутствовать на обговаривании очередного указа, скорее всего, направленного на улучшение

продовольственного снабжения столицы. Она же говорила, что именно на предстоящем совещании я просто обязан побывать. В результате получасового спора я вынужден был отложить свой шпионский дебют и явиться в Красный Зал.

Обсуждать должны были, как выяснилось, дальнейшую судьбу двух контрреволюционеров, напрямую связанных с Врагом Революции Номер Один – милордом Джеймсом Стюартом. Скорее всего, их должны были лишить жизни, перед упомянутой процедурой устроив им тотальное промывание мозгов.

Когда подсудимых, в сопровождении вояк с красными звёздами на шлемах и доспехах, наконец-то ввели в Красный Зал, я…

почувствовал, как моё сердце ёкнуло, тотчас же испуганно замерло, а потом быстро-быстро, мучительно и болезненно забилось…

Шпионами Джеймса Стюарта оказались члены Экипажа Вольного Торговца «Пожиратель Пространства».

Капитан Кэп Йо и субкарго Бой. Собственными бородатыми персонами.