10 гениев науки

Мария Склодовская-Кюри

Введение

Конечно же, наша книга не могла остаться без рассказа об основателях учения о радиоактивности. У нас было несколько кандидатур: Беккерель, супруги Кюри, Резерфорд. Мы отдали предпочтение Марии Склодовской-Кюри. Хотелось бы коротко обосновать этот выбор. Во-первых, нам показалось, что любой из названных мужчин сам бы не задумываясь уступил даме. Во-вторых, рассказывая о Марии Кюри, мы получили возможность несколько обойти условие, которое поставили сами себе, и написать о судьбе одиннадцати, а не десяти ученых: ведь рассказать об одном из супругов Кюри и не уделить внимание другому немыслимо. Выбрать же героя из четы Кюри оказалось несложно. Трагический случай оборвал жизненный и творческий путь Пьера Кюри довольно рано, в 1906 году. Его вдова пережила мужа на 28 лет. Поэтому целостное повествование о жизни и работе Марии Кюри вполне может включить в себя и рассказ о Пьере, в то время как обратная задача показалась нам затруднительной.

И конечно же, нам пришлось не согласиться с тем мнением нашей скромной героини, которое вынесено в эпиграф. Мария Склодовская-Кюри прожила тяжелую и полную событий жизнь. И история науки не может быть полной без сведений о жизни этой удивительной женщины.

Детство. Образование

В ста километрах к северу от Варшавы находится земледельческий район Склоды. Отсюда и ведет свое начало в прошлом богатый род землевладельцев Склодовских. Еще в XVIII веке семейству принадлежали обширные земельные угодья. Но вскоре дела ухудшились, и Юзеф Склодовский, дед нашей героини, уже не смог удовольствоваться скудными доходами от небольшого поместья, доставшегося ему по наследству. Он был человеком не глупым и энергичным и смог залатать прорехи в семейном бюджете, пойдя по научной части. Этот представитель Склодовских и стал первым в роду интеллигентом. Вершиной карьеры Юзефа Склодовского стал пост директора мужской гимназии в Люблине.

У Юзефа было шестеро детей. Все они как могли добывали себе средства к существованию. Нас, конечно же, больше всего интересует Владислав Склодовский — отец Марии. Закончив Петербургский университет, Владислав вернулся в Варшаву и стал преподавателем математики и физики. В 1860 году он женился на Брониславе Богуской.

Судьба семьи Богуских напоминала историю Склодовских. Шляхтичи Богуские были одним из многочисленных родов мелких польских дворян. Феликс Богуский, отец Брониславы, не мог прожить на доходы от своего небольшого поместья, поэтому работал управляющим у более крупных землевладельцев. История его женитьбы очень романтична. Он влюбился в девушку из более знатной семьи. Та отвечала взаимностью, но родители были против мезальянса. Тогда Феликс похитил свою возлюбленную и тайно обвенчался с ней. Бронислава была первой из семи детей Феликса Богуского. Она получила прекрасное образование, стала учительницей и впоследствии директором привилегированной варшавской школы-пансиона для девочек, которую некогда закончила.

Мария Кюри появилась на свет 7 ноября 1867 года. Она стала пятым ребенком в семье. В 1868 году Владислав Склодовский получил место преподавателя и субинспектора мужской гимназии. Теперь ему полагалась казенная квартира. Однако Брониславе Склодовской стало тяжело воспитывать пятерых детей и заниматься делами своей школы. Кроме того, примерно во время рождения Марии ее матери был поставлен роковой диагноз — чахотка. Бронислава Склодовская была вынуждена оставить пост директора пансиона.

Мария научилась читать в возрасте четырех лет, что в те времена было довольно редким событием. С этим связана трогательная история. Когда летом семейство жило на даче, старшая сестра Броня учила азбуку. Ей было скучно заниматься этим в одиночку, и она стала играть с Марией в учительницу. Вместе с сестрой четырехлетний вундеркинд выучил азбуку. Однажды утром Броня демонстрировала свои малоубедительные успехи в чтении родителям. Нетерпеливую Марию раздражало, что ее сестра постоянно сбивается. Тогда она выхватила у Брони книгу и сама начала довольно бойко читать. Родители были поражены. Но Мария неправильно истолковала выражения их лиц. Девочке показалось, что родители недовольны ее поведением. Она расплакалась и забормотала: «Простите. Простите. Я не нарочно. Я не виновата. Броня тоже не виновата! Просто это очень легко».

Надо сказать, что родители действительно были не очень довольны ранними успехами дочери. Согласно бытовавшим в те времена педагогическим теориям, несвоевременное обучение чтению и овладение другими учебными навыками могло впоследствии отразиться на развитии ребенка. Однако Мария полюбила чтение, так что родителям часто приходилось запрещать ей читать и отвлекать дочь более подобающими для маленького ребенка забавами: куклами, кубиками, песенками, прогулками. Когда Мария пошла в школу, ей очень легко давалось учение. Она сразу же стала лучшей ученицей класса. Получив возможность читать, девочка почти все свободное время проводила с книгами. Читала все: учебники, стихи, художественную литературу, технические книги из библиотеки отца.

Между тем служебное положение Владислава Склодовского нельзя было назвать прочным. В 1863–1864 годах Польшу охватило очередное национально-освободительное восстание. Оно было довольно жестоко подавлено: лидеры казнены, а участники сосланы в Сибирь. После этого российские власти решили насаждать в Польше русскую культуру насильственным путем. В частности, с этой целью руководящие должности в учебных заведениях были отданы специально присланным из России чиновникам. Преподавание же в гимназиях стало в обязательном порядке вестись на русском языке. Директором гимназии, в которой работал Склодовский, был некий господин Иванов. Этот чиновник мягко говоря не отличался высоким уровнем образованности. Одной из своих обязанностей господин Иванов считал просмотр сочинений учеников. Он выискивал в сочинениях польские речевые обороты. Владислав Склодовский, как и большинство польских дворян и интеллигентов, был настроен весьма патриотично. Заступаясь за одного из учеников, он наговорил Иванову дерзостей, в частности заявив: «Господин Иванов, если ребенок и допустил ошибку, то, разумеется, по недосмотру. Ведь вам и самому случается, притом довольно часто, делать ошибки в русском языке. Я убежден, что вы, так же как этот ребенок, делаете их не нарочно.»[97]

Вскоре наступила расплата. В 1873 году, вернувшись с семьей после летних каникул, Склодовский нашел на своем письменном столе пакет. В нем было сообщение о том, что Владислав уволен с должности субинспектора, а следовательно, должен покинуть казенную квартиру. Начался период мытарств. Семья сменила несколько квартир. Финансовые неурядицы усугубило и сомнительное финансовое мероприятие, в которое Склодовский был втянут одним из братьев Брониславы. Очень быстро Склодовский потерял все свои сбережения. Чтобы поправить финансовое положение, он вынужден был взять к себе на пансион нескольких учеников. Естественно, что уютнее от этого в квартире не стало. Домашняя жизнь превратилась в работу. Владислав давал ученикам уроки, обеспечивал их быт. Много денег уходило на лечение Брониславы, которая пыталась спастись от чахотки в Ницце и на Ривьере.

Финансовые неприятности вскоре затмили настоящие утраты. Один из учеников-пансионеров заболел тифом и заразил двух старших сестер Марии: Зоею и Броню. В январе 1876 года Зося умерла. Здоровье матери тоже неуклонно ухудшалось. Не помогали ни лечение, ни курорты. Весной 1878 года Бронислава отправилась вслед за своей старшей дочерью в лучший мир. Перед смертью она успела попрощаться с семьей, благословить мужа и детей.

Потеряв жену, Владислав был вынужден нанять экономку, которая должна была обеспечить быт семьи и пансионеров. Сам он выбивался из сил, стараясь продержаться на плаву и обеспечить семью. Времени на воспитание детей у него не оставалось. Три сестры — Броня, Мария и Эля — и старший брат Юзеф были фактически предоставлены сами себе.

Но перенесемся из этого тяжелого периода времени на несколько лет вперед: в 1882 год. К этому моменту Юзеф стал студентом медицинского факультета Варшавского университета, Мария перешла в казенную гимназию: частная школа не могла выдать официальный аттестат. Броня закончила гимназию с золотой медалью, заняла в семье место матери и стала вести дела пансиона. Все три сестры мечтали о высшем образовании и завидовали Юзефу: в Варшавский университет девушек не принимал.

Гимназия, в отличие от «польской» частной школы, была сильно русифицирована. У свободолюбивой и независимой Марии постоянно возникали конфликты с классной дамой. Тем не менее, девочке нравилось учиться и она была лучшей ученицей в школе. Летом 1883 года Мария закончила школу с золотой медалью. Отец и дочь приняли решение, что перед тем как начать взрослую жизнь, Мария на год отправится отдыхать к родственникам в деревню. Удивительно, но живой и стремящейся к новым знаниям девушке нравилась деревенская жизнь. В течение года она с удовольствием предавалась праздности: читала художественную литературу, гуляла по лесу, купалась, скакала верхом, играла в серсо, волан, разные детские игры, участвовала в многочисленных деревенских праздниках, карнавалах. Лишь изредка утруждала себя уроками, которые давала младшим родственникам. Никогда в жизни Мария столько не бездельничала.

Летом 1884 года Мария и Эля гостили в имении бывшей ученицы Склодовского графине Флери. Два месяца девочки провели в шалостях, забавах, балах в компании сверстников. Они были совершенно счастливы. Заканчивая рассказ об этом периоде жизни своей матери, Ева Кюри пишет: «Много лет спустя моя мать, вспоминая об этих днях веселья, описывала их мне каким-то отрешенным, нежным голосом. Я видела перед собой ее лицо, такое усталое после полувека всяческих забот и большого научного труда, и благодарила судьбу за то, что раньше, чем направить эту женщину на путь сурового, неумолимого призвания, она даровала ей возможность носиться на санях по взбалмошным карнавальным празднествам и трепать туфельки в вихре ночного бала».

Но рано или поздно все хорошее кончается. Вскоре период беззаботного счастья закончился.

Начало взрослой жизни

В сентябре 1884 года Мария вернулась домой. К этому времени Владислав Склодовский решил отказаться от содержания пансиона, и семье пришлось перебраться в более скромную квартиру. Пора было подумать о заработке. Юзеф и три его сестры стали подрабатывать репетиторством. Первые платные уроки Мария начала давать в шестнадцать с половиной лет.

У сестер Склодовских завязались интересные знакомства. Они познакомились с молодой учительницей женской гимназии Пьяснецкой. Она возглавляла подпольный кружок молодых людей, интересующихся наукой. Вскоре Мария, Эля и Броня стали членами импровизированного «Вольного университета». Эта нелегальная организация занималась образованием молодежи. Университетские профессора на добровольной основе читали молодым людям лекции по самым разным отраслям науки. Вот что писала об этой деятельности сама Мария: «Я живо помню теплую атмосферу умственного и общественного братства, которая тогда царила между нами. Возможности для наших действий были скудны, а потому и наши достижения не могли быть значительными; но все же я продолжаю верить в идеи, руководившие в то время нами, что лишь они способны привести к настоящему прогрессу общества. Не усовершенствовав человеческую личность, нельзя построить лучший мир. С этой целью каждый из нас обязан работать над собой, над совершенствованием своей личности, возлагая на себя определенную часть ответственности за жизнь человечества; наш личный долг — помогать тем, кому мы можем быть наиболее полезны».

В кружке Мария нашла и первое романтическое увлечение — студента Норблинема, которого исключили из университета по причине политической неблагонадежности.

Вскоре сами сестры уже начали давать уроки бедным женщинам. Мария занималась обучением работниц швейной мастерской. Будучи патриоткой и занимаясь нелегальной деятельностью, Мария тем не менее не принимала активного участия в молодежных политических движениях, хотя многие ее знакомые были увлечены революционными идеями.

Вскоре у сестер стал вырабатываться определенный план на будущее. Броня, взвалившая на себя все тяготы домашнего хозяйства, мечтала поехать в Париж, чтобы получить медицинское образование. Она копила деньги для того, чтобы воплотить эту мечту в реальность, но скромных доходов семейства катастрофически не хватало. О европейском образовании мечтала и Мария. Она хотела стать учительницей. Но Броня старше, а значит, и времени у нее меньше. Тогда Мария решила пойти на жертву.

В один прекрасный день между сестрами произошел важный разговор. Обратимся к книге Евы Кюри:

«И вот однажды, когда Броня, набрасывая на клочке бумаги цифры, в тысячный раз подсчитывала деньги, которые были у нее в наличии, а главное, которых не хватало, Маня неожиданно говорит:

— За последнее время я много размышляла. Говорила и с отцом. И думается мне, что я нашла выход.

— Выход?

Маня подходит к своей сестре. Уговорить ее на то, что задумала Маня, — дело трудное. Приходится взвешивать каждое слово.

— Сколько месяцев ты сможешь прожить в Париже на свои накопленные деньги?

— Хватит на дорогу и на один год занятий в университете, — отвечает Броня. — Но ты же знаешь, что полный курс на медицинском факультете занимает пять лет.

— Ты понимаешь, Броня, что уроками по полтиннику мы никогда не выпутаемся из такого положения.

— Что же делать?

— Мы можем заключить союз. Если мы будем биться каждый за себя, ни тебе, ни мне не удастся поехать за границу. А при моем способе ты уже этой осенью, через несколько месяцев, сядешь в поезд.

— Маня, ты сошла с ума!

— Нет. Сначала ты будешь жить на свои деньги. А потом я так устроюсь, что буду посылать тебе на жизнь, папа тоже. А вместе с тем я буду копить деньги и на свое учение в дальнейшем. Когда же ты станешь врачом, поеду учиться, а ты мне будешь помогать.

На глазах Брони проступают слезы. Она понимает все величие такого предложения. Но в Маниной программе есть один неясный пункт.

— Одно мне непонятно. Неужели ты надеешься зарабатывать столько денег, чтобы и жить самой, и посылать мне, да еще копить?

— Именно так! — непринужденно отвечает Маня. — Я нашла выход. Я поступлю гувернанткой в какое-нибудь семейство. Мне будут обеспечены квартира, стол, прачка, а сверх того я буду получать в год рублей четыреста, а то и больше. Как видишь, все устраивается».

В сентябре 1885 года Мария обратилась в агентство по найму. Вскоре место было найдено. Но обстановка, в которой работала гувернанткой будущая двукратная нобелевская лауреатка, и приблизительно не соответствовала самым скромным надеждам Марии. Вот цитата из ее письма двоюродной сестре, датированного 10 декабря 1885 года:

«Дорогая Хенрика, со времени нашей разлуки я веду жизнь пленницы. Как тебе известно, я взяла место в семье адвоката Б[98]. Не пожелаю и злейшему моему врагу жить в таком аду! Мои отношения с самой Б. в конце концов сделались такими натянутыми, что я не вынесла и все ей высказала. А так как и она была в таком же восторге от меня, как я от нее, то мы отлично поняли друг друга.

Их дом принадлежит к числу тех богатых домов, где при гостях говорят по-французски — языком французских трубочистов, где по счетам платят раз в полгода, но вместе с тем бросают деньги на ветер и при этом скаредно экономят керосин для ламп.

Имеют пять человек прислуги, играют в либерализм, а на самом деле в доме царит беспросветная тупость. Приторно подслащенное злословие заливает всех, не оставляя на ближнем ни одной сухой нитки.

Здесь я постигла лучше, каков род человеческий. Я узнала, что личности, описанные в романах, существуют и в действительности, а также то, что нельзя иметь дела с людьми, испорченными своим богатством».

Конечно же, эта работа имела одно важное преимущество: Мария оставалась в Варшаве. Но вскоре стало понятно, что денег, которые она зарабатывает, недостаточно для выполнения поставленной цели. Тогда Мария приняла решение отправиться в провинцию, где ей предлагали более выгодные условия. 1 января 1886 года она покинула Варшаву. Ей предстояло работать в поместье Щуки близ деревни Красиничи, в ста километрах к северу от Варшавы. Девушка боялась, что новые хозяева окажутся не лучше предыдущих. К счастью, опасения оказались напрасными:

«Вот уже месяц, как я живу у 3. Время достаточное, чтобы привыкнуть к новому месту. 3. - отличные люди. Со старшей дочерью, Бронкой, у меня завязались дружеские отношения, которые способствуют приятности моей здешней жизни. Что касается моей ученицы Андзи, которой исполнится скоро десять лет, то это ребенок послушный, но избалованный и взбалмошный. Но в конце концов, нельзя же требовать совершенства!..

Я занята семь часов в день: четыре часа с Андзей, три с Бронкой. Немножко много, но что поделаешь! Комната моя наверху, большая, тихая, приятная. Детей у 3. целая куча: три сына в Варшаве (один в университете, два в пансионе); дома — Бронка (18 лет), Андзя (10 лет), Стась — трех лет и Маричка — малютка шести месяцев. Стась очень забавный. Няня сказала ему, что Бог — везде; Стась с выражением некоторой тревоги на лице спрашивает: "А он меня не схватит? Не укусит?" Вообще, он потешает нас неимоверно!»

Все-таки даже эта работа была жертвой. Легко представить себе состояние восемнадцатилетней столичной девушки, попавшей в глухомань. Кроме работы, писем домой и книг, у нее практически не было других занятий. Провинциальное общество ее мало интересовало. О нем Мария отзывалась с пренебрежением: «Какие разговоры в обществе? Сплетни, сплетни и еще раз сплетни. Темы обсуждений: соседи, балы, вечеринки и т. п. Если взять танцевальное искусство, то лучших танцовщиц, чем здешние девицы, еще придется поискать, и где-нибудь не близко. Они танцуют в совершенстве. Впрочем, они не плохи и как люди, есть даже умные, но воспитание не развивало их умственных способностей, а здешние бессмысленные и беспрестанные увеселения рассеяли и данный от природы ум. Что же касается молодых людей, то среди них немного милых, а еще меньше умных. Для них и для девиц такие слова, как „позитивизм“, „рабочий вопрос“ и тому подобное, кажутся чем-то ужасным, да и то если предположить, в виде исключения, что кто-нибудь из них слышал их раньше».

В Красиничах Мария пытается осуществить свои просветительские идеи. Летом 1886 года она не поехала домой, а осталась в провинции. Вместе со своей старшей воспитанницей и сверстницей Бронкой Мария собрала десяток крестьянских детей. По два часа в день юные просветительницы обучали своих учеников.

В провинции наша героиня не забывала и о собственном образовании. При расположенном рядом заводе была библиотека, в которой девушка брала книги по социологии, анатомии, физике, химии, математике. Помогала обучению Марии и переписка с отцом.

А вскоре девушка влюбилась. Предметом страсти молодой гувернантки стал сын хозяев Казимеж, вернувшийся на каникулы из Варшавы. Казалось, все складывалось хорошо. Чувства молодых людей были взаимными. Родители юноши хорошо относились к Марии, и влюбленным казалось, что не за горами счастливый день их свадьбы. Но оказалось, что расположенность хозяев не простирается так далеко. Когда Казимеж задал родителям прямой вопрос о возможной женитьбе на Марии, родители пришли в ужас. Они считали, что гувернантка не может быть ровней их сыну. Под давлением родителей Казимеж отказался от своих матримониальных намерений. Только необходимость поддерживать Броню, сбережения которой в Париже быстро таяли, заставила Марию остаться в семье 3.

Тем временем Владислав Склодовский ушел в отставку. Он решил найти себе прибыльную работу и в апреле 1888 года занял должность директора в приюте для малолетних преступников. Естественно, это была трудная и неприятная работа. Но за нее хорошо платили. Теперь отец мог отправлять Броне необходимые для обучения деньги.

В 1889 году Мария покинула имение в Щуках. У нее уже было довольно выгодное предложение от одного семейства в Варшаве. Когда девушка приехала в столицу, ее новые хозяева отдыхали на курорте в Сопоте[99]. Туда и отправилась Мария. Новые работодатели произвели на девушку хорошее впечатление:

«Муж и жена Ф. ждали меня на вокзале. Они очень милы, и я сразу привязалась к их детям. Значит, все будет хорошо, да это и необходимо!»

Они вместе вернулись в Варшаву. В течение следующего года девушка работала в Варшаве. Семейство Ф. очень привязалось к гувернантке. Теперь у Марии была приятная и хорошо оплачиваемая работа, столичная жизнь, она находилась рядом с отцом. Но все это было брошено, ради уже, казалось бы, забытой мечты.

Студенческие годы

В марте 1890 года пришло письмо из Парижа. В нем Броня писала, что вскоре выйдет замуж. Ее избранником был поляк Казимеж Длусский. Он учился вместе с Броней на медицинском факультете. К этому времени Длусский уже получил звание врача. Броня и ее жених должны были остаться в Париже еще на год, чтобы девушка могла сдать выпускной экзамен. После этого они планировали вернуться в Польшу. Также Броня предлагала сестре скопить деньги и приехать в Париж. Первый год Мария может жить у молодоженов, а потом они будут присылать ей деньги из Польши.

Удивительно, но это предложение не вызвало у Марии прилива энтузиазма. Видимо, она уже смирилась с тем, что мечта навсегда останется мечтой. В целесообразности поездки сомневался и отец. Ведь теперь у Марии была приличная работа, интересная жизнь, вяло продолжался ее роман с Казимежом 3. Девушка снова посещала занятия «Вольного университета». В подпольной лаборатории своего двоюродного брата она занималась химическими и физическими исследованиями. В это время произошла одна очень интересная встреча. Дмитрий Иванович Менделеев был дружен со стариком Склодовским. Он посетил лабораторию, в которой работала Мария. Знаменитый химик сказал, что девушке обеспечено великое будущее, если она продолжит свои научные занятия.

В переписке между двумя сестрами и отцом завязалось бурное обсуждение. Броня настаивала. Отец сомневался, но в целом был на ее стороне. Мария не очень боялась потерять то немногое, что обрела.

В сентябре 1891 года девушка отдыхала в Татрах. Здесь она должна была встретиться с Казимежом. Неудачливый жених в очередной раз поделился с Марией своими сомнениями: он боялся идти против родительской воли. Это разозлило девушку, и она дала Казимежу отставку. Теперь одним серьезным обстоятельством, удерживающим Марию на родине, стало меньше.

Она приняла решение и 23 сентября 1891 года отправила Броне такое письмо:

«Теперь, Броня, мне нужен твой окончательный ответ. Решай, действительно ли ты можешь приютить меня, так как я готова выехать. Деньги на расходы у меня есть. Напиши мне, можешь ли ты, не очень себя обременяя, меня прокормить. Это было бы для меня большим счастьем, мысль о скорых переменах укрепила бы меня нравственно после всего, что я пережила за лето и что будет иметь влияние на всю мою жизнь, но, с другой стороны, я не хочу навязывать себя тебе.

Так как ты ждешь ребенка, я, может быть, окажусь вам и полезной. Во всяком случае, пиши, как обстоит дело. Если мое прибытие возможно, то сообщи, какие вступительные экзамены мне предстоит держать и какой самый поздний срок записи в студенты.

Возможность моего отъезда так меня волнует, что я не в состоянии говорить о чем-нибудь другом, пока не получу твоего ответа. Молю тебя ответить мне немедленно и шлю вам обоим нежный привет.

Вы можете поместить меня где угодно, так, чтобы я вас не обременила; со своей стороны обещаю ничем не надоедать и не вносить никакого беспорядка. Заклинаю тебя, отвечай, но вполне откровенно!»

Конечно же, Броня с радостью согласилась принять у себя сестру.

Начались долгие сборы. Нужно было хорошо подготовиться к дороге и жизни в Париже, чтобы избежать лишних затрат. Мария выбрала самый экономный маршрут путешествия. Где можно, она ехала в самых дешевых вагонах четвертого класса. Во Францию заранее был отправлен багаж: матрац, постельное белье, полотенца — в Париже все это стоило значительно дороже. Наконец настал день отъезда. Трогательная сцена прощания с родными, и в путь.

3 ноября 1891 года Мария Склодовская приступила к обучению на факультете естествознания в Сорбонне. На свои сбережения она выбрала наиболее интересные из платных лекций и заняла место в учебной химической лаборатории.

Вот и первые трудности. Мария была уверена в своем французском. Но оказалось, что ее знание языка далеко от совершенства. Усваивать материал лекций мешали и пробелы в образовании — ведь после гимназии девушка обучалась только самостоятельно. А образование, которое давали во французских лицеях, несравненно лучше, чем то, которое могла получить даже лучшая ученица польской гимназии. И все же Мария была счастлива. Наконец-то она могла с головой окунуться в мир науки.

Ко времени приезда Марии, Броня и Казимеж Длусские уже начали медицинскую практику. Но их пациенты в основном были людьми малообеспеченными. Работать приходилось много, но заработок был невелик. Молодожены и Мария жили на небольшие доходы, которые приносила эта скромная практика.

Кроме науки Марию захватило и общество, в которое она попала, приехав в Париже. Длусские постоянно общались с разными интересными людьми — в основном поляками. Ходили на концерты, организовывали вечеринки, ставили любительские спектакли, принимали случайных гостей. Сначала Мария проявляла ко всему этому большой интерес: ведь вокруг ее новой семьи вращался весь цвет польской молодежи в Париже. Здесь был и молодой пианист-виртуоз Падеревский, будущий премьер-министр и министр иностранных дел Польши, и Войцеховский — будущий президент Польской Республики.

Но вскоре студентка поняла, что светские развлечения сильно отвлекают ее от основной цели. Постоянные визиты больных и друзей не давали сосредоточиться на учебе. Кроме того, квартира находилась далеко от университета — нужно ехать с пересадкой, а это долго и накладно. Поэтому Мария приняла решение снять квартиру вблизи университета.

Три года она целиком посвятила учебе. Девушка вела спартанский образ жизни, отказывалась от развлечений и даже просто общения со знакомыми. За это время, в погоне за тишиной и дешевизной, Мария сменила несколько комнат. Вот как Ева Кюри описывает одну из этих комнат, а заодно и образ жизни ее обитательницы:

«За пятнадцать — двадцать франков можно найти убежище — малюсенькую комнатку со слуховым окошком на скате крыши. В это окно, прозванное „табакеркой“, виден квадрат неба. Ни отопления, ни освещения, ни воды.

И вот в такой комнатке Мари расставляет свое имущество: складную железную кровать с матрацем, привезенным из Польши, железную печку, простой дощатый стол, кухонный стул, таз. За ними следуют керосиновая лампа с абажуром ценой в два су, кувшин для воды (воду надо брать из крана на площадке лестницы), спиртовая горелка размером с блюдечко, которая в течение трех лет служит для готовки еды. У Мари есть еще две тарелки, нож, вилка, чайная ложечка, чашка и кастрюля. Наконец, водогрейка и три стакана — что за роскошь! — чтобы можно было угостить чаем Длусских, когда они заходят навестить Мари. В тех редчайших случаях, когда бывает у нее прием гостей, закон гостеприимства остается в силе: хозяйка разжигает маленькую печку с трубой, протянутой сложными извивами по комнате. А чтобы усадить гостей, вытаскивает из угла большой пузатый коричневый чемодан, обычно исполняющий обязанности платяного шкафа и комода.

Никакой прислуги: плата даже приходящей на час в день прислуге обременила бы до крайности бюджет Мари. Отменены расходы и на проезд: в любую погоду Мари идет в Сорбонну пешком. Минимум угля: на всю зиму один-два мешка брикетов, купленных в лавочке на углу, причем Мари сама перетаскивает их ведрами на шестой этаж по крутой лестнице, останавливаясь на каждой площадке, чтобы передохнуть. Минимум затрат на освещение: как только наступают сумерки, студентка бежит в благодатный приют, именуемый библиотекой Сент-Женевьев, где тепло и горит газ. Там бедная полька садится за столик и, подперев голову руками, работает до самого закрытия библиотеки, до десяти часов вечера. Дома надо иметь запас керосина, чтобы хватило на освещение до двух часов ночи. Только тогда Мари с красными от утомления глазами бросается в постель».

Деньги и время Мария экономила даже на еде. Из тех же соображений она практически не топила печь. Естественно, что скоро такой образ жизни отразился на ее здоровье. Она часто чувствовала головокружение, слабость, теряла сознание. Однако никому не рассказывала об этом. Но однажды девушка упала в обморок в присутствии одной из своих подруг, которая тут же побежала к Длусским. Казимеж сразу же прибыл и осмотрел Марию. Диагноз был очень прост: истощение. Врач заставил неистовую студентку на время перебраться к ним на квартиру. Но вскоре, хорошенько отъевшись, Мария вернулась в свою мансарду. Весь учебный год студентка истощала себя экономией, недосыпанием и постоянными занятиями. Летом она отправлялась в Польшу, чтобы отъестся, отоспаться, набраться сил. Так прошло три года. В 1893 году материальные трудности были настолько серьезными, что Мария уже и не надеялась продолжить свое обучение в Париже. Но одна знакомая выхлопотала для нее в Варшаве стипендию, на которую можно было прожить в Париже больше года, и Склодовская вновь продолжила учебу. Интересно, что, получив первый же крупный заработок, Мария вернула деньги в фонд, выдавший ей стипендию, что стало беспрецедентным случаем.

Мария решила получить два лиценциата[100] — по физике и по математике. Первый диплом ей выдали в 1893 году, при этом она получила лучшие среди своих соучеников оценки, второй — в 1894 году, второе место по оценкам.

Но еще до получения второго диплома случилась встреча, изменившая всю дальнейшую жизнь Склодовской. Она познакомилась с Пьером Кюри.

Пьер Кюри. Замужество. Начало семейной жизни

Пьер Кюри родился в 1859 в семье потомственного врача Эжена Кюри. Его мать, Клер Кюри (в девичестве Депулли), происходила из семьи, разорившейся в ходе революционных событий 1848 года. Начальное и среднее образование Пьер получил дома: с ним занимались мать и отец (а затем и старший брат) — люди в высшей степени образованные. Родители не слишком стесняли мальчика. Он много гулял, вследствие чего полюбил природу и заинтересовался естественными науками. В 14 лет отец обратился к прекрасному преподавателю господину Базилю. Под его руководством Пьер выучил основы элементарной и высшей математики. Базиль помог проявиться прекрасным способностям юноши. В возрасте 16 лет Пьер стал бакалавром наук.

Дальше карьера молодого ученого развивалась не менее блестяще. Он поступил в Сорбонну. Его старший брат Жак в то время уже работал лаборантом в химической лаборатории. Пьер много работал вместе с Жаком и помимо теоретических знаний получил навыки экспериментальной работы. В 18 лет Пьер Кюри уже получил степень лиценциата. Его таланты привлекли внимание профессора Дезена, директора лаборатории Высшего исследовательского института. Вскоре девятнадцатилетний Кюри был зачислен лаборантом Дезена на факультет точных наук Парижского университета. В этом назначении были и положительные, и отрицательные моменты. Пьер стал получать жалованье, в котором, учитывая стесненные материальные обстоятельства семьи, очень нуждался. В то же время работа сделала невозможной дальнейшую учебу. Немаловажным, однако, было и то обстоятельство, что благодаря работе в сфере образования Пьер Кюри был освобожден от военной службы.

Первая научная работа Кюри была выполнена совместно с Дезеном и посвящалась определению длины волны тепловых излучений. Уже вторая работа, проделанная вместе с братом, принесла обоим молодым ученым известность. Занимаясь изучением свойств кристаллов, братья Кюри открыли явление пьезоэлектричества. Основываясь на результатах своих исследований, Пьер и Жак также создали новый прибор — пьезокварц, предназначенный для исследования абсолютных величин малых количеств электричества и слабых электрических токов. Этот прибор позже сыграл большую роль при изучении радиоактивности.

В 1883 году Пьер получил должность руководителя практических занятий в недавно основанной Высшей школе физики и технической химии. В этом заведении Пьер Кюри проработал 22 года.

Организация учебного процесса в новом заведении, оборудование лаборатории и другие заботы подобного рода на время отвлекли Кюри от научной работы. Ученики очень хорошо относились к своему молодому преподавателю. И нравилось им не только свободное общение с учителем. Кюри уважительно относился к слушателям, часто вступал с ними в научные дискуссии, задерживался с особо интересующимися учениками после уроков.

Как только работа школы наладилась, Пьер вновь вернулся к исследованиям. В 1884–1885 годах он опубликовал две работы, посвященные исследованиям структуры кристаллов. В 1889–1891 годах работал над созданием новых ультрачувствительных весов. Длившиеся более 10 лет исследования кристаллов привели к открытию принципа симметрии (принцип Кюри) — одного из важнейших обобщений современной физики. Имя молодого ученого получило всемирную известность. Великий Кельвин в 1893 году писал ему:

«Дорогой господин Кюри,

надеюсь завтра вечером приехать в Париж, и был бы Вам очень признателен, если бы Вы могли назначить, в какое время, с этого дня до конца недели, будет вам удобно разрешить мне явиться к Вам в лабораторию.»

Посетив Кюри, Кельвин был весьма обескуражен тем обстоятельством, что ученый, находящийся на передовых позициях современной науки, много времени посвящает тяжелой и плохо оплачиваемой работе, проводит исследования в небольшой тесной лаборатории, и при этом у него нет помощников. Действительно, условия, в которых трудился Кюри, оставляли желать лучшего. В 1895 году, изучая явление магнетизма, Пьер установил зависимость магнитной восприимчивости от температуры (закон Кюри). Длительную серию экспериментов по изучению магнетизма Кюри начал в 1891 году и проводил ее <.> в тесном коридоре между лестницей и препараторской. Здесь он вообще осуществлял основную массу своих опытов.

Личная жизнь Пьера Кюри не сложилась. И виной тому был не только недостаток времени. Ученый, похоже, теоретически не верил в возможность счастливого для него брака. Вот что он еще студентом написал в своем дневнике: «.Женщина гораздо больше нас любит жизнь ради жизни, умственно одаренные женщины — редкость. Поэтому, если мы, увлекшись, охваченные некой мистической любовью, хотим пойти новой, не обычной дорогой и отдаем все наши мысли определенной творческой работе, которая отдаляет нас от окружающего человечества, то нам приходится бороться против женщин. Мать требует от ребенка прежде всего любви, хотя бы он при этом стал дураком. Любовница стремится к власти над любовником и будет считать вполне естественным, чтобы самый одаренный мировой гений был принесен в жертву часам любви. Эта борьба почти всегда неравная, так как на стороне женщин законная причина: они стремятся обратить нас вспять во имя требований жизни и естества».

Естественно, что знакомство с Марией Склодовской стало для Пьера Кюри настоящим откровением. Еще бы, женщина, которая не меньше его самого увлечена наукой! Но обратимся к обстоятельствам этого знакомства.

Будущих супругов познакомил польский физик Ковалевский — профессор Фрайбургского университета. Ковалевский приехал в Париж в свадебное путешествие. Эту приятную поездку Ковалевский совмещал с научной деятельностью: читал доклады, участвовал в заседаниях Физического общества. Он познакомился со Склодовской еще в Щуках и теперь навел справки о студентке и разыскал ее. В это время Мария выполняла первую работу, которая должна была принести неплохой заработок. Общество поощрения национальной промышленности сделало ей заказ на исследование магнетических свойств различных марок стали. Лаборатория, в которой работала Мария, плохо подходила для такого исследования. Узнав об этом, Ковалевский предложил познакомить Склодовскую с Пьером Кюри. Мария и Пьер были приглашены на чай в пансион, где поселились Ковалевские. Вот как Мария описывала первые впечатления от знакомства:

«Когда я вошла, Пьер Кюри стоял в пролете стеклянной двери, выходившей на балкон. Он мне показался очень молодым, хотя ему исполнилось в то время тридцать пять лет. Меня поразило в нем выражение ясных глаз и чуть заметная принужденность в осанке высокой фигуры. Его медленная, обдуманная речь, его простота, серьезная и вместе с тем юная улыбка располагали к полному доверию. Между нами завязался разговор, быстро перешедший в дружескую беседу: он занимался такими научными вопросами, относительно которых мне было очень интересно знать его мнение»[101].

Пьер был полностью очарован молодой полькой. Он поверил, что есть возможность совместить семейное счастье с полноценной научной деятельностью. Кюри начал ненавязчиво ухаживать за Марией, по-своему, по-научному. Так, он отправил Склодовской экземпляр своей статьи «О симметрии в физических явлениях. Симметрия электрического и симметрия магнитного полей». Дарственная надпись гласила «Мадемуазель Склодовской в знак уважения и дружбы автора». Вскоре Кюри испросил разрешение навещать Марию. Отношения развивались, и наконец Пьер решился сделать предложение. Мария не сразу приняла его. Ведь в ее планы входила просветительская работа на родине. Летом 1894 года она отправилась в Польшу, так и не дав влюбленному ученому согласия.

Пьер продолжил ухаживать за Марией в переписке. Он отправлял ей десятки коротких, но очень трогательных писем. В октябре Мария вернулась в Париж. Нет, она еще не решила связать свою судьбу с Пьером Кюри и Францией. Но Склодовские нашли возможность отправить Марию в Париж еще на год. Пьер продолжал настойчиво ухаживать за нею. Мария долго колебалась между постепенно крепнувшим чувством к Пьеру и любовью к родине, между страстным желанием заниматься наукой и желанием работать на благо горячо любимой Польши. Но в конце концов решение было принято. 26 июля 1895 года бывшая отшельница от науки стала Марией Кюри.

Свадьба была очень необычной: без белого платья, без колец, без венчания в церкви. Брак был зарегистрирован в мэрии Со, пригорода Парижа, в котором жили родители Пьера. Затем немногочисленные гости отправились в дом Кюри. По случаю замужества дочери из Польши приехали Эля и Склодовский-старший. Кроме них, на свадьбе присутствовали только Броня, Казимеж и несколько самых близких друзей.

Вскоре молодожены отправились в первое свадебное путешествие — на велосипедах, которые были куплены на денежный подарок, полученный от одного родственника. Мария и Пьер колесили по окрестностям Парижа, ночевали в недорогих гостиницах, питались простой и здоровой пищей, наслаждались счастьем и отдыхом. В поездках и пешеходных прогулках молодожены провели пару недель. Затем, в середине августа, они поселились на небольшой ферме вместе с Длусскими, Склодовским и Элей. В сентябре молодожены уделили должное внимание родителям Пьера, проведя некоторое время в Со. Но восхитительный отдых, в котором так нуждались оба ученых, вскоре закончился.

В октябре Пьер и Мария вернулись в Париж. Вот как Ева Кюри описывала их новое жилище:

«В новой квартире на улице Гласьер, 24, где с октября поселились молодожены, окна смотрят на деревья большого сада. Это единственная прелесть квартиры, на удивление лишенной комфорта.

Мари и Пьер ничего не сделали для украшения трех маленьких комнат. Даже отказались от меблировки, предложенной им доктором Кюри. Каждый диван, каждое кресло — только лишний предмет для вытирания пыли по утрам и наведения лоска в дни общей уборки. У Мари нет ни возможности, ни времени для этого. Да и к чему все эти диваны, кресла, если молодые Кюри с обоюдного согласия отменили у себя приемы и вечеринки? Назойливый посетитель, взобравшийся на пятый этаж с целью потревожить молодых супругов в их берлоге, потеряет к этому всякую охоту, когда попадет в "кабинет" с голыми стенами, книжным шкафом и столом из простых досок. У одного конца стола стоит стул для Мари, у другого — для Пьера. На столе книги по физике, керосиновая лампа и букет цветов. Ничего больше. Представ перед Мари и Пьером, потусторонним взглядом взирающими на незваного гостя, самому дерзновенному не останется ничего другого, как бежать.»

Теперь в придачу к учебе и работе (Мария получила разрешение проводить исследования в лаборатории мужа) на плечи нашей героини легли тяготы ведения домашнего хозяйства. Вдвойне усложняло эту непростую задачу то, что Мария никогда в жизни регулярно не занималась подобным делом. И все же она училась готовить, поддерживала порядок, делала необходимые покупки.

В 1896 году Мария победила в конкурсе на звание преподавателя в женской школе. Летом супруги вновь много путешествовали на велосипедах. Весной 1897 года у Марии начались проблемы со здоровьем: она тяжело переносила беременность. Частые приступы слабости и головокружения мешали научной работе. Тем не менее, 12 сентября Мария родила вполне здоровую дочь. Девочку назвали Ирен. К концу года врач запретил мадам Кюри кормить дочку. Пришлось нанять кормилицу. Но Мария выполняла практически всю работу, связанную с уходом за ребенком. Днем же, пока кормилица гуляла с Ирен, Мария продолжала работать в лаборатории. Через три месяца после рождения дочери Мария закончила свою первую научную работу, посвященную магнитным свойствам закаленных сталей.

Через некоторое время после родов врач нашел в левом легком Марии туберкулезный очаг. Но от поездки в санаторий мадам Кюри решительно отказалась: она не могла оставить семью и научную работу.

Мать Пьера Кюри умерла через несколько дней после рождения Ирен. Старший Кюри похоронил жену и перенес все свои теплые чувства на внучку. Вскоре после этого семья перебралась из квартиры в небольшой дом. С сыном и невесткой поселился и доктор Кюри. Со временем он стал воспитателем Ирен.

Открытие радия и полония

Получив два лиценциата и звание преподавателя, Мария решила не останавливаться на достигнутом. Следующей ступенью научной карьеры должна была стать докторская диссертация. Занимаясь выбором темы диссертации, Мария перелистывала научные журналы. Ее внимание привлекла статья француза Анри Беккереля годичной давности. После открытия рентгеновских лучей многие ученые пытались найти подобные излучения у флуоресцирующих веществ под действием света. Изучая соли урана, Беккерель выяснил, что они самопроизвольно испускают особые лучи. Так была открыта радиоактивность. Естественно, что Пьера и Марию, молодых и амбициозных ученых, новое открытие очень заинтересовало. Тема докторской диссертации была выбрана.

Беккерель заметил, что открытое им излучение придает воздуху электропроводность (явление ионизации). Мария Кюри решила провести количественные исследования. Проще всего было использовать как раз это свойство: она собиралась измерять проводимость воздуха. При этом очень пригодился прибор пьезокварц, созданный в свое время братьями Кюри. Очень скоро Мария разработала метод измерения излучения. Кроме того, она показала, что излучение является свойством атомов урана и его интенсивность не зависит от внешних условий.

Исследовав радиоактивные свойства урана, Мария приступила к поискам других элементов, для которых была бы характерна радиоактивность. Она перебрала все известные в то время химические элементы и обнаружила радиоактивные свойства у тория. Сам термин «радиоактивность» тоже предложила Мария Кюри. В это время Пьер продолжал исследовать кристаллы. Но вскоре Мария сделала наблюдение, которое отвлекло ее мужа от излюбленной темы. Изучая радиоактивность различных руд, она обнаружила, что некоторые из них излучают гораздо более интенсивно, чем это можно объяснить содержанием в них урана и тория. Вначале Мария решила, что допустила какую-то ошибку. Но многократное повторение исследования показало, что расчеты правильны. Мария сделала смелое предположение: в руде содержится какое-то вещество, радиоактивность которого во много раз превышает радиоактивность урана. Первое предположение о существовании неизвестного радиоактивного элемента было опубликовано в «Докладах Академии наук» по материалам заседания от 12 апреля 1898 года: «.Два урановых минерала: уранинит (окисел урана) и хальколит (фосфат меди и уранила) — значительно активнее, чем сам уран. Этот крайне знаменательный факт вызывает мысль о том, что в данных минералах может содержаться элемент гораздо более активный, чем уран.»

Пьер «временно», как он сам думал, оставил работу с кристаллами и присоединился к жене. Вместе супруги разделили руду на несколько химических фракций и отдельно измерили их радиоактивность. Оказалось, что высокой активностью обладают не одна, а две фракции. Значит активных элементов тоже два. В июле 1898 года супруги заявили об открытии первого из этих элементов: «.Мы полагаем, что вещество, которое мы извлекли из урановой руды, содержит еще не описанный металл, по своим химическим свойствам близкий к висмуту. Если существование этого металла подтвердится, мы предлагаем назвать его "полонием" — по имени страны, откуда происходит один из нас».

Сделав доклад об этом открытии, супруги вместе с дочерью отправились отдыхать в деревню. Вернувшись в сентябре в Париж, они с удвоенной энергией принялись за работу и вскоре достигли результата. 26 декабря 1898 года на очередном заседании Академии Кюри вместе с их сотрудником Ж. Бемоном сделали сообщение. Вот отрывки из него:

«...В силу различных, только что изложенных оснований мы склонны считать, что новое радиоактивное вещество содержит новый элемент, который мы предлагаем назвать „радием“.

Новое радиоактивное вещество, несомненно, содержит также примесь бария, и в очень большом количестве, но, даже несмотря наэто, обладаетзначительной радиоактивностью.

Радиоактивность же самого радия должна быть огромной».

Но понять, что новые элементы существуют — было еще полдела. Теперь нужно было выделить их. А у супругов Кюри не было средств, помощников и помещения для проведения этой работы. Урановая смолка — руда, в которой Мария обнаружила полоний и радий, добывалась в Богемии и была весьма дорогостоящей. Здесь помогла изобретательность. Руда использовалась для добычи урана. Супруги предположили, что радий и полоний в большом количестве содержатся в отходах производства. С помощью Венской академии наук они смогли получить несколько тонн этих отходов по вполне умеренной цене.

Лабораторию Кюри оборудовали в заброшенном сарае во дворе Школы физиков и работали там четыре года. И отработанную руду, и нехитрое оборудование они на первых порах покупали за свои средства. Сарай-лаборатория был, мягко говоря, недостаточно оборудован. Асфальтированный пол, стеклянная крыша, недостаточно надежно защищавшая от дождя, деревянные столы, плохонькая чугунная печка и классная доска, на которой Пьер Кюри любил делать записи. У супругов не было средств для того, чтобы оборудовать вытяжные шкафы. В хорошую погоду они обрабатывали материалы на улице, в плохую — в сарае при открытых окнах. В таких условиях было сделано одно из фундаментальных открытий современной физики.

Получив более активные продукты, супруги разделили обязанности. Пьер занялся исследованием свойств радия, а Мария продолжила работы по получению чистых солей радия и полония. Вот как она сама описывала эту работу: «Мне приходилось обрабатывать сразу до двадцати килограммов исходной смеси, из-за чего наш сарай был заставлен большими чанами с осадками и жидкостями; это был изнурительный труд — переносить сосуды, переливать жидкости и часами размешивать железным прутом кипящую массу в чугунном котле».

Летом 1899 года супруги отдыхали в Закопане. На горном курорте собралось все семейство Склодовских. Старик Склодовский был счастлив. К тому времени все его дети поднялись на ноги. Длусские строили в Закопане санаторий для больных туберкулезом. Юзеф стал уважаемым и преуспевающим врачом, Эля преподавала и вышла замуж. Дни, проведенные в кругу семьи, дали столь необходимый супругам Кюри отдых.

Через год после начала исследований стало понятно, что добывать соли полония сложнее, и Мария полностью переключилась на радий. Полученные с таким трудом соли супруги не только исследовали сами, но и отправляли другим ученым, в том числе Беккерелю. К 1900 году Пьер и Мария опубликовали целый ряд статей по результатам своих исследований: об открытии наведенной радиации; эффектах, вызываемых излучением; новых радиоактивных веществах; действии магнитного поля на лучи. В 1900 году Пьер также начал изучать физиологическое действие радия. С этой целью он в течение нескольких часов подвергал свою руку воздействию радия. Результат — похожее на ожог повреждение, лечить которое пришлось несколько месяцев. Развитие ожога и обстоятельства его заживания Пьер аккуратно фиксировал в своих записях.

В результате исследований, проведенных супругами Кюри и некоторыми другими учеными, было выяснено, что излучение складывается из лучей трех разных типов: положительно заряженные а-лучи, Р-лучи, имеющие отрицательный заряд, и у-лучи, не несущие заряда. В 1900 году на Физическом конгрессе в Париже супруги выступили с большим докладом о новых радиоактивных веществах. Доклад вызвал живейший интерес в научных кругах всего мира.

Ни отсутствие средств, ни тяжелые условия работы не могли омрачить супругам Кюри радость открытий:

«В ту пору мы были всецело поглощены новой областью, раскрывшейся перед нами благодаря столь неожиданному открытию. Несмотря на тяжелые условия работы, мы чувствовали себя очень счастливыми. Наши дни проходили в лаборатории, и случалось, что мы и завтракали там, совсем скромно, по-студенчески. В нашем убогом сарае царило глубокое спокойствие; иногда, наблюдая за какой-нибудь операцией, мы расхаживали взад и вперед, обсуждая текущую и будущую работу; когда нам было холодно, чашка горячего чая около печки подкрепляла нас. Мы жили, поглощенные одной заботой, как очарованные.

Бывало, что мы возвращались вечером после обеда, чтобы бросить взгляд на наши владения. Наши драгоценные вещества, которые нам негде было хранить, были расположены на полках; со всех сторон еле видимые угадывались их светящиеся силуэты, и в темноте казалось, что светится что-то висящее в воздухе; это зрелище неизменно становилось для нас предметом волнения и восхищения».

Но материальное положение семьи оставляло желать лучшего. Значительная часть скудного семейного бюджета уходила на научные исследования. И к 1900 году супруги задумались о необходимости увеличить свои доходы. Весной Пьер получил место помощника преподавателя в политехнической школе. Летом Женевский университет пригласил его занять кафедру физики. Условия были очень выгодные: повышенный оклад, расширение лаборатории физики, специально для исследований радиоактивности, официальная должность в лаборатории для Марии. Супруги очень заинтересовались этим предложением и даже посетили Женеву. Но впоследствии они приняли отрицательное решение. Да, переезд в Швейцарию мог раз и навсегда решить все финансовые проблемы, но Пьер и Мария не хотели ни на день прерывать свои исследования.

Возможность эмиграции таких крупных ученых напугала научные круги Франции. При поддержке Анри Пуанкаре Пьер получил кафедру физики в Подготовительной школе Сорбонны. Мария стала читать лекции по физике в Высшей женской нормальной школе в Севре — пригороде Парижа. Эти перемены укрепили семейный бюджет, но значительно сократили время, которое супруги могли посвящать исследованиям. Несмотря на финансовые трудности, Пьер и Мария по обоюдному согласию отказались извлекать материальную выгоду из своих открытий. Они не стали брать патенты и охотно делились информацией с любыми интересующимися лицами.

Тем временем сначала во Франции, а затем и в других странах начала развиваться промышленная добыча радия. При этом использовались методы, разработанные супругами Кюри. Промышленник Арме де Лиль предоставил супругам помещение на своем заводе и выделил некоторую сумму для организации работы. Остальные средства супруги Кюри сперва добавляли из своего кармана, вскоре, правда, им удалось получить несколько субсидий, самая существенная из которых была выделена Академией наук и составила 20000 франков.

Кюри получали на заводе радионосный барий, а затем в лаборатории Мария занималась его очисткой и выделением солей радия. К 1902 году она приготовила 0,1 грамм хлорида радия. Здесь необходимы некоторые числа. На одну тонну урана в урановых рудах приходится 0,34 грамма радия. Также Мария установила атомный вес радия — 225 (позже это значение было уточнено).

Трудности жизни. Бремя славы. Трагедия

В мае 1902 года пришли печальные вести. Заболел старик Склодовский. Мария с возможной поспешностью выехала в Варшаву. В дороге она получила телеграмму о смерти отца. Это событие на время лишило ее работоспособности.

Между тем и Пьер Кюри был переутомлен преподавательской нагрузкой и исследованиями. Попытки получить более приличное место, начатые еще в 1898 году, заканчивались постоянными неудачами. И во многом виной этому были личные качества Пьера: его застенчивость, скромность. Он просто органически не мог заставить себя просить, убеждать в том, что его кандидатура достойней.

Выдержка из письма нового декана Поля Аппеля Пьеру Кюри:

«Министр требует от меня представлений к награде орденом Почетного легиона. Вы должны стоять в этом списке. Я прошу вас, как об услуге факультету, разрешить мне внести вас в список».

Также Аппель написал Марии, чтобы она повлияла на мужа и заставила принять орден. Но это не помогло. Пьер всегда не любил почестей. Теперь же он был еще и раздражен тем, что при видимом признании его заслуг он абсолютно не получал средств для работы. Вот его ответ:

«Прошу Вас, будьте любезны передать господину министру мою благодарность и уведомить его, что не имею никакой нужды в ордене, но весьма нуждаюсь в лаборатории».

Продолжать исследования приходилось все в том же сарае, который любезно продолжала предоставлять в распоряжение супругов дирекция Высшей Школы физиков. Обилие работы и ее условия отразились на здоровье обоих супругов (о вредоносном влиянии радиации в то время еще не знали). За время работы в сарае Мария похудела на семь килограммов. Пьер уже не в первый раз слег из-за переутомления: симптомы — невыносимая боль в конечностях.

1903 год — новое горе. От беременности Мария преждевременно разрешилась выкидышем. Выдержка из ее письма старшей сестре:

«Я так пришиблена этим несчастным случаем, что у меня нет мужества писать кому-либо о нем. Я так привыкла к мысли иметь этого ребенка, что не могу утешиться. Прошу тебя, напиши, приходится ли мне, по твоему мнению, винить в этом общую усталость, так как, должна сознаться, я не щадила своих сил. Я надеялась на крепость своего организма, а теперь горько сожалею об этом, заплатив так дорого за самонадеянность. Ребенок — девочка, в хорошем состоянии, была еще живой. А как я ее хотела!»

Одновременно со всеми этими трудностями, неприятностями и даже трагедиями пришло признание. В короткий срок из известных только научному миру ученых Мария и Пьер Кюри превратились в популярнейшую пару мира. В начале июня 1903 года супруги Кюри получили приглашение от Лондонского Королевского общества. Они сделали большой доклад об открытии радия и его свойствах. Мария стала первой женщиной, участвовавшей в заседании Общества. Успех был полным. Имена «родителей» радия моментально стали известны и популярны в Англии. Званые ужины, приемы, банкеты и прочие светские мероприятия захватили чету Кюри.

23 июля Мария с большим успехом защитила докторскую диссертацию. В ноябре Пьер и Мария получили от Лондонского Королевского общества медаль Дэви. Медаль на некоторое время стала любимой игрушкой Ирен. В декабре — свидетельство самого высокого признания: совместно с Беккерелем, Мария и Пьер Кюри были награждены Нобелевской премией по физике. На церемонию вручения премии супруги приехать не смогли — помешали проблемы со здоровьем и необходимость вести занятия. Только летом 1905 года им удалось побывать в Стокгольме, и Пьер выступил с нобелевским докладом.

Естественно, что Нобелевская премия не только тешила самолюбие ученых. Она помогла решить все материальные трудности. Теперь Пьер Кюри мог позволить себе передать одному из учеников преподавание в Школе физики и посвятить освободившееся время науке. Он даже смог нанять препаратора себе в помощь.

Но популярность, связанная с получением Нобелевской премии, имела и оборотную сторону. Пьер и Мария погрязли в «лавине визитов, писем, просьб о лекциях и о статьях». Все это отнимало много времени и сил. Мягкосердечному и воспитанному Пьеру далеко не всегда хватало сил отказывать.

Вот небольшая выдержка из письма, которое Мария написала брату 11 декабря, уже на следующий день после оглашения решения Нобелевского комитета:

«Нас завалили письмами, и нет отбоя от журналистов и фотографов. Хочется провалиться сквозь землю, чтобы иметь покой. Мы получили предложение из Америки прочесть там несколько докладов о наших работах. Они нас спрашивают, сколько мы желаем получить за это. Каковы бы ни были их условия, мы склонны отказаться. Нам стоило большого труда избежать банкетов, предполагавшихся в нашу честь. Мы отчаянно сопротивлялись этому, и люди наконец поняли, что с нами ничего не поделаешь».

Пьер писал своему швейцарскому коллеге Шарлю Гильому: «От нас требуют статей и докладов, а когда пройдет несколько лет, те же, кто сейчас их от нас требует, удивятся, увидев, что мы не работали».

Другое письмо Гильому (от 15 января 1904 года):

«Дорогой друг,

мой доклад состоится 18 февраля, газеты были плохо осведомлены. Из-за этого ложного известия я получил двести просьб о входных билетах, на которые отказался отвечать.

Чувствую полнейшую, непреодолимую индифферентность по отношению к своему докладу на Фламмарионской конференции. Мечтаю о более спокойном времени в каком-нибудь тихом крае, где запрещены доклады и изгнаны газетчики».

Наконец 22 января 1904 года Пьер подробнее описывает неудобства, связанные с популярностью, и выражает разочарование тем, что она не отразилась на условиях работы:

«Мой дорогой друг, я давно хотел написать Вам, извините, что я этого не сделал. Это из-за моего нелепого образа жизни сейчас. Вы свидетель внезапного увлечения радием. Оно принесло нам все плоды преходящей славы. Нас преследуют журналисты и фотографы всех стран мира: они доходят до того, что воспроизводят разговор моей дочки с няней или описывают нашу черно-белую кошку; затем нас одолевают многочисленными просьбами о деньгах; наконец, коллекционеры автографов, снобы, светские особы, а иногда ученые особы являются, чтобы посмотреть на нас в знакомом Вам роскошном помещении на улице Ломон.[102] В результате — ни одной минуты покоя в лаборатории и обширная переписка, с которой надо справляться каждый вечер. Я чувствую, что от такого образа жизни тупею. Между тем вся эта шумиха, пожалуй, была бы не бесполезна, если бы она доставила мне кафедру и лабораторию. По правде сказать, разговор идет сейчас о том, чтобы создать кафедру, но лаборатории у меня пока не будет. Я предпочел бы как раз обратное, но Лиар[103] хочет использовать возникшее оживление для организации новой кафедры, которая затем будет передана университету. Они создают кафедру без программы; это будет нечто вроде курса в Коллеж де Франс, и я думаю, что буду обязан каждый год менять программу лекций, что доставит мне много затруднений».

Опасения Пьера оправдались в полной мере. Долгожданная кафедра доставила немало хлопот и съела даже больше времени, чем его освободилось после того, как Пьер перестал преподавать в Школе физики. Ректор Лиар действительно смог добиться в парламенте решения о создании новой кафедры в Сорбонне. И действительно не смог обеспечить лабораторию. Но Пьер Кюри проявил твердость. Он написал администрации университета, что решил остаться в Подготовительной школе. Только после этого были выделены средства на оборудование лаборатории и даже на оплату работы персонала: ассистента, лаборанта, служителя. Должность ассистента досталась Марии. Для лаборатории было выделено место при Подготовительной школе Сорбонны. Наконец-то сарай-лаборатория во дворе Школы физики был покинут.

В 1904–1905 годах Пьер и Мария выступали с докладами, много работали в Сорбонне. Немало времени отнимали болезни. 6 декабря 1904 года произошло радостное событие: Мария родила вторую дочь. Девочка получила имя Ева-Дениза. Именно благодаря ей мир впоследствии так много узнал о ее матери.

Несмотря на плохое состояние здоровья, горе и радости, супруги выкраивали время для продолжения исследований. В 1904 году Пьер, вместе со своими учениками, опубликовал две работы: «О радиоактивности газов, выделяемых минеральными водами» (Пьер Кюри и А. Лаборд), «Физиологическое действие эманации радия (Пьер Кюри, М. Бушар и В. Бальтазар)». Эти две работы и стали последними. В следующем году Пьер, поглощенный преподавательской и организаторской работой не мог заниматься непосредственно наукой.

В июне 1905 года супруги Кюри наконец-то смогли выполнить свои обязательства перед Нобелевским комитетом. Они прибыли в Швецию, и Пьер от своего имени и от имени своей жены прочел речь перед Стокгольмской академией наук. К тому времени уже было понятно, что открытие радиоактивности и радия имеет громадное теоретическое и практическое значение. Но в своей речи Пьер прозорливо задался важным вопросом, на который, правда, сам смотрел весьма оптимистично:

«...Можно себе представить и то, что в преступных руках радий способен быть очень опасным, и в связи с этим следует задать такой вопрос: является ли познание тайн природы выгодным для человечества, достаточно ли человечество созрело, чтобы извлекать из него только пользу, или же это познание для него вредоносно? В этом отношении очень характерен пример с открытиями Нобеля: мощные взрывчатые вещества дали возможность производить удивительные работы. Но они же оказываются страшным орудием разрушения в руках преступных властителей, которые вовлекают народы в войны.

Я лично принадлежу к людям, мыслящим, как Нобель, а именно, считаю, что человечество извлечет из новых открытий больше блага, чем зла».

5 июля 1905 года Пьера Кюри наконец-то избрали членом Академии наук. Признание на родине пришло позже, чем мировая слава.

Чета Кюри стала иногда отдавать должное и светской жизни. Супруги посещали театр, подружились с танцовщицей Лои Фуллер, которая наивно проконсультировалась у них, как можно изготовить светящийся костюм, используя радий, познакомились со знаменитым скульптором Огюстом Роденом.

Но Пьер Кюри не успел в полной мере насладиться ни научным признанием, ни новой лабораторией, ни преимуществами профессорской должности, ни, наконец, семейным счастьем, с новой силой нахлынувшем на супругов после появления Евы. 19 апреля 1906 года ученый возвращался домой после собрания недавно организованной Ассоциации преподавателей точных наук. Переходя через улицу Дофин, он не смог уклониться от катившейся с моста ломовой телеги. Смерть наступила мгновенно в результате удара по голове. Жизнь одного из величайших ученых мира трагически и нелепо прервалась, когда он был на пике славы.

Ева Кюри, которой в момент трагедии было немногим более года, передает состояние матери и собственные чувства:

«Было бы банально, даже пошло доказывать, что внезапная катастрофа может навсегда изменить человека. Тем не менее, решающее влияние этих минут на характер моей матери, на ее судьбу и на судьбу ее детей нельзя обойти молчанием. Мари Кюри не просто превратилась из счастливой женщины в неутешную вдову. Переворот гораздо глубже. Внутренняя смута, терзавшая ее в эти минуты, несказанный ужас безумных переживаний были слишком жгучи, чтобы выражать их в жалобах и откровенных излияниях. С того момента, как два слова: „Пьер умер“ — дошли до ее сознания, покров одиночества и тайны навсегда лег на ее плечи. В этот апрельский день мадам Кюри стала не только вдовой, но и одиноким, несчастным человеком. <.>

Пройдет еще несколько недель, и Мари, не умея выказывать свое горе перед людьми, готовая кричать от ужаса в окружающем ее безмолвии и пустоте, откроет свою серую тетрадь и начертает дрожащим почерком те мысли, которые ее душат. На этих страницах с помарками и пятнами от слез она обращается к Пьеру, зовет его и говорит с ним. Она пытается запечатлеть каждую подробность разлучившей их драмы, чтобы мучиться ею всю жизнь. Короткий дневник — первый и единственный дневник Мари — отражает самые трагические часы этой женщины:

"...Пьер, мой Пьер, ты лежишь там, как будто раненый с забинтованной головой, забывшийся сном. Лицо твое кротко, ясно, но, погрузившись в сон, ты уже не можешь пробудиться. Те губы, которые я называла вкусными, стали бескровны, бледны. Твоих волос не видно, они начинаются там, где рана, а справа, ниже лба, виден осколок кости. О! Как тебе было больно, сколько лилось из тебя крови, твоя одежда вся залита кровью. Какой страшный удар обрушился на твою бедную голову, которую я гладила так часто, держа в своих руках. Я целовала твои глаза, а ты закрывал веки, чтобы я могла их целовать, и привычным движением поворачивал ко мне голову.

Мы положили тебя в гроб в субботу утром, и я поддерживала твою голову, когда тебя переносили. Мы целовали твое холодное лицо последним поцелуем. Я положила тебе в гроб несколько барвинков из нашего сада и маленький портрет той, кого ты звал "милой разумной студенткой" и так любил. Этот портрет будет с тобой в могиле, портрет той женщины, которая имела счастье понравиться тебе настолько, что, повидав ее лишь несколько раз, ты не колеблясь предложил ей разделить с тобой жизнь. Ты часто говорил мне, что это был единственный случай в твоей жизни, когда ты действовал без всяких колебаний, с полной уверенностью, что поступаешь хорошо. Милый Пьер, мне думается, ты не ошибся. Мы были созданы, чтобы жить вместе, и наш брак должен был осуществиться.

Гроб заколочен, и я тебя не вижу. Я не позволяю накрывать его ужасной черной тряпкой. Я покрываю его цветами и сажусь рядом.

За тобой шла печальная группа провожатых, я смотрю на них, но не говорю. Мы провожаем тебя в Со и смотрим, как тебя опускают в глубокую, большую яму. Потом ужасная прощальная очередь людей перед могилой. Нас хотят увести. Мы с Жаком не подчиняемся, мы хотим видеть все до конца; могилу оправляют, кладут цветы, все кончено. Пьер спит в земле последним сном, это конец всему, всему, всему."».

Мир был потрясен случившейся трагедией. Пришло громадное количество соболезнующих писем и телеграмм. Позже Мария Кюри цитировала некоторые из них в своей книге «Пьер Кюри»:

Марселин Бертло:

«…Ужасное сообщение поразило нас, как громом. Сколько заслуг перед Наукой и Человечеством, и сколько будущих заслуг, каких мы ждали от этого талантливого исследователя. Все это исчезло в одно мгновение или стало уже воспоминанием».

Лорд Кельвин:

«Глубоко потрясен ужасной вестью о смерти Кюри. Когда будут похороны? Прибудем завтра утром отель Мирабо».

Г. Липпманн:

«Мне кажется, что я потерял брата: я до сих пор не понимал, какими тесными узами я был связан с Вашим мужем; сегодня я это ясно ощущаю. Я страдаю и за Вас, мадам».

Предыдущие слова принадлежали великим ученым. Но не меньшего внимания заслуживает и письмо ассистента Пьера Кюри Ш. Шенво:

«Для некоторых из нас он был предметом истинного преклонения. Что касается меня лично, то после моей семьи я больше всех любил этого человека, настолько он умел окружить своего скромного сотрудника большим и деликатным вниманием. Его безграничная доброта простиралась на самых мелких служащих, которые его обожали; я никогда не видел таких искренних и таких трогательных слез, как те, что проливали лаборанты при вести о внезапной кончине их руководителя».

Знаменитая вдова

На следующий день после похорон правительство предложило вдове и детям Пьера Кюри национальную пенсию. Мария наотрез отказалась. Она сказала, что достаточно молода, чтобы обеспечить себя и дочерей. Между тем встал вопрос о том, кто заместит погибшего на Сорбоннской кафедре. 13 мая 1906 года совет факультета естествознания принял решение передать кафедру, созданную для Пьера Кюри, Марии, присвоив ей звание профессора. Такого решения добились друзья Пьера и Марии. И конечно же, это было непросто. Впервые профессором университета стала женщина. На сообщение об этом решении Мария коротко ответила: «Попробую».

Вдова не позволяла себе внешне проявлять свои чувства. Понять, в каком состоянии находилась Мария, мог только человек, заглянувший в ее дневник:

«7 мая 1906 года:

Милый Пьер, думаю о тебе без конца, до боли в голове, до помутнения рассудка. Не представляю себе, как буду теперь жить, не видя тебя, не улыбаясь нежному спутнику моей жизни.

Уже два дня, как деревья оделись листьями и наш сад похорошел. Сегодня утром я любовалась в нем нашими детьми. Я думала, что все это показалось бы тебе красивым и ты меня позвал бы, чтобы показать расцветшие барвинки и нарциссы. Вчера на кладбище я никак не могла понять значение слов "Пьер Кюри", высеченных на могильном камне. Красота деревенского простора вызывала во мне душевную боль, и я спустила вуаль, чтобы смотреть на все сквозь черный креп.

11 мая:

Милый Пьер, я спала довольно хорошо и встала сравнительно спокойной. Но едва прошло каких-нибудь четверть часа, и я опять готова выть как дикий зверь.

14 мая:

Миленький Пьер, мне бы хотелось сказать тебе, что расцвел альпийский ракитник и начинают цвести глицинии, ирисы, боярышник, — все это полюбилось бы тебе.

Хочу сказать также и о том, что меня назначили на твою кафедру и что нашлись дураки, которые меня поздравили.

Хочу сказать тебе, что мне уже не любы ни солнце, ни цветы — их вид причиняет мне страдание, я лучше чувствую себя в пасмурную погоду, такую, какая была в день твоей смерти, и если я не возненавидела ясную погоду, то лишь потому, что она нужна детям.

22 мая:

Работаю в лаборатории целыми днями — единственное, что я в состоянии делать. Там мне лучше, чем где-либо. Я не представляю, что могло бы порадовать меня лично, кроме, может быть, научной работы, да и то нет; ведь если бы я в ней преуспела, мне было бы невыносимо, что ты этого не знаешь.

10 июня:

Все мрачно. Житейские заботы не дают мне даже времени спокойно думать о моем Пьере».

5 ноября 1906 года Мария Склодовская-Кюри при громадном стечении народа прочла свою первую лекцию в Сорбонне. Ни слов благодарности администрации университета, ни призыва вспомнить заслуги ее безвременно ушедшего предшественника любопытные зрители не дождались. Первая женщина-профессор обратилась к аудитории со словами: «Когда стоишь лицом к лицу с успехами, достигнутыми физикой за последние десять лет, невольно поражаешься тем сдвигом, какой произошел в наших понятиях об электричестве и о материи.»

Этой фразой закончил свою последнюю лекцию Пьер Кюри. Такое начало лекции и стало лучшей данью, которая вдова могла бы отдать своему покойному мужу.

Между тем в быте семьи произошли перемены. Горе утраты еще сильнее объединило старого доктора Кюри с его невесткой. Они приняли решение и дальше жить под одной крышей. Но Мария больше не могла оставаться в доме, который буквально дышал воспоминаниями о Пьере. Вскоре она подыскала и сняла небольшой домик в Со, куда и перебралось семейство.

Преподавательская работа и исследования в лаборатории, воспитание детей и бытовые проблемы — все это, казалось, целиком захватило Марию. Она очень уставала, но постоянный труд и заботы позволяли отвлечься от всюду преследующего ее горя. Мария тщательно скрывала от окружающих физическую усталость и моральное опустошение. Но иногда у нее случались приступы слабости. Одним из первых детских воспоминаний Евы Кюри станет момент, когда мама лишилась чувств и упала на пол в столовой.

Несмотря на то что на плечи мужественной женщины легли все финансовые тяготы воспитания сирот, она не оставила свою политику научного нестяжательства. После смерти

Пьера встал вопрос, что делать с граммом радия, добытым супругами за несколько лет. Несмотря на то что такое количество радия стоило больше миллиона франков, Мария приняла решение подарить его лаборатории.

Горе утраты так никогда и не оставило Марию, но, как известно, время лечит. Работа и заботы медленно вытесняли из ее головы жуткие воспоминания. А работы было очень много. Мария прилагала все усилия, чтобы стать достойной заменой Пьера на кафедре. Она тщательно готовилась к лекциям, не оставляла своих занятий в севрской школе. Параллельно продолжала проводить исследования, готовила к печати большой сборник «Труды Пьера Кюри» (книга вышла в 1908 году). На первых порах серьезным подспорьем в воспитании дочерей стал доктор Кюри. Он много времени уделял занятиям с Ирен.

«Он не только преподает Ирен начальные сведения по естественной истории, ботанике, передает ей свое восхищение Виктором Гюго, пишет ей летом письма, разумные, поучительные и забавные, в которых отражается и его насмешливое остроумие, и изящный стиль, но и дает всему умственному ее развитию определенное направление. Духовная уравновешенность Ирен Жолио-Кюри, ее отвращение к унынию, ее непререкаемая любовь к реальному, ее антиклерикализм, даже ее политические симпатии пришли прямым путем от ее деда по отцу».

В 1909 году старик заболел воспалением легких. Теперь все свободное время Мария проводила у постели больного. Она испытывала к свекру искреннюю привязанность и окружила его самой теплой заботой. Но несмотря на внимание и заботу, после года болезни в феврале 1910 года доктор Кюри скончался.

После того как Кюри-старший заболел, Мария сама взялась за воспитание дочерей. Она обучала их польскому языку, рукоделию; заботясь о физическом развитии девочек, оборудовала в саду целый гимнастический комплекс: канат, кольца, трапеция. В 1911 году Мария с дочерьми совершила поездку в Польшу. Мать хотела, чтобы Ирен и Ева узнали свою историческую родину, но воспитывала их как француженок. Мария помнила, как тяжело она переживала проблему выбора между Польшей и Францией, и не желала дочерям подобных терзаний.

Когда Ирен получила начальное образование, Мария задумалась о дальнейшем обучении дочери. Заботливая мать была невысокого мнения об учебных заведениях того времени. Среди своих коллег из Сорбонны она нашла единомышленников. Вскоре они создали нечто типа «образовательного кооператива». Около десяти детей обучались в нем по особой схеме. В день было только одно занятие, которое вел один из ученых.

«Утром в определенный день они завладевают лабораторией в Сорбонне, где Жан Перрен преподает им химию. На следующий день маленький батальон отправляется в Фонтене-де-Роз: урок математики у Поля Ланжевена. Мадам Перрен, мадам Шаванн, профессор Мутон, скульптор Магру преподают литературу, историю, иностранные языки, естественную историю, моделирование, рисование. И наконец, в одном из помещений Школы физики по четвергам во второй половине дня сама мадам Кюри преподает им курс физики, самый элементарный».

В 1910 году Мария опубликовала собственную книгу «Руководство по радиоактивности». Книга насчитывала 911 страниц и с трудом вмещала сведения, накопленные за недолгий срок изучения радиоактивности. Напротив титульного листа книги Мария поместила фотографию Пьера Кюри.

В этом же году мадам Кюри, следуя примеру своего покойного мужа, отказалась от ордена Почетного легиона. Тем не менее она, поддавшись на уговоры коллег, выставила свою кандидатуру в Академию наук. Но далеко не все мужчины-академики могли смириться с тем, что в их круг войдет женщина. Ей не хватило всего одного голоса.

К Марии, как и в свое время к Пьеру, признание пришло из-за границы. В декабре 1911 года она вновь была удостоена Нобелевской премии, на сей раз «за выдающиеся заслуги в развитии химии: открытие элементов радия и полония, выделение радия и изучение природы и соединений этого замечательного элемента». Вторым двукратным нобелевским лауреатом только через 50 лет стал Лайнус Полинг. На церемонии вручения премии присутствовала Ирен. Через 24 года она будет одним из главных действующих лиц подобной церемонии. В своей речи Мария старалась не подчеркнуть свои личные заслуги, а напомнить научному миру о работе своего мужа:

«Прежде чем излагать тему моего доклада, я хочу напомнить, что открытие радия и полония было сделано Пьером Кюри вместе со мною. Пьеру Кюри наука обязана целым рядом основополагающих работ в области радиоактивности, выполненных им самим, или сообща со мной, или же в сотрудничестве со своими учениками.

Химическая работа, имевшая целью выделить радий в виде чистой соли и охарактеризовать его как элемент, была сделана лично мной, но тесно связана с нашим совместным творчеством. Мне думается, я точно истолкую мысль Академии наук, если скажу, что дарование мне высокого отличия определяется этим совместным творчеством и, следовательно, является почетной данью памяти Пьера Кюри».

Но отнюдь не все было так гладко. Вокруг имени Марии Кюри разгорелся скандал. Причина состояла в том, что она якобы состояла в излишне близких отношениях с одним из своих коллег. Журналисты и ханжи от науки подхватили благодатную тему. Не желая уподобляться ни первым, ни вторым, мы не пишем о подробностях этой неприятной истории и упоминаем о ней только для того, чтобы не нарушать целостность повествования и объяснить причины дальнейших событий.

Травля в газетах, оскорбительные и угрожающие письма, в том числе и анонимные — все это быстро привело Марию в плачевное состояние. Она была на грани помешательства. Друзья увезли ее в Италию. Но последними переживаниями и работой на износ здоровье нашей героини было подорвано. 29 декабря 1912 года Марию в очень тяжелом состоянии доставили в больницу. Курс лечения длился два месяца. После него еще предстояла операция на почках. Мария попросила отложить операцию. она желала принять участие в Физическом конгрессе. После лечения ей требовался отдых. Некоторое время она жила в пригороде Парижа, а лето провела у друзей на побережье Англии.

В это время вновь произошли события, заставившие Марию сделать серьезный выбор. В мае 1912 года к ней прибыла делегация польских ученых во главе с знаменитым писателем Генриком Сенкевичем. Они предложили Склодовской-Кюри возглавить лабораторию по изучению радиоактивности, которую планировалось создать в Варшаве. Опять Мария разрывалась между патриотическим долгом и. долгом по отношению к Пьеру Кюри. Дело в том, что незадолго до этого начала осуществляться мечта покойного ученого. Здесь нужно вернуться на несколько лет назад.

В 1909 году директор Пастеровского института доктор Ру предложил создать лабораторию специально для мадам Кюри. Это взволновало администрацию Сорбонны. А ведь раньше ее мало беспокоили условия, в которых супруги Кюри делали открытия мирового значения. Но теперь Склодовская-Кюри — единственный в мире профессор, читающий курс о радиоактивности, — могла покинуть университет. Ректор Сорбонны Лиар и директор Ру заключили соглашение, согласно которому они совместно создадут Институт радия с двумя отделениями: по изучению радиоактивности и по изучению физиологического и терапевтического воздействия облучения. К 1912 году строительство института было в самом разгаре, и Мария принимала в нем активное участие. После долгих колебаний она отвергла приглашение польских коллег, но тем не менее участвовала в руководстве лабораторией, оставаясь в Париже. В 1913 году, несмотря на плохое состояние здоровья, она ездила в Варшаву для участия в церемонии открытия здания лаборатории.

К лету 1913 года Мария пошла на поправку. Она путешествовала пешком по Альпам. Интересно, что кроме дочерей в этом путешествии ее сопровождал не кто иной, как Альберт Эйнштейн. Уже несколько лет два величайших ученых поддерживали дружеские отношения. Они бродили по горам и вели научные беседы:

«В арьергарде шествует вдохновенный, словоохотливый Эйнштейн и излагает спутнице свои заветные теории, которые Мари с ее исключительным математическим складом ума, одна из немногих в Европе, способна понимать».

В июле 1914 года строительство Института радия было закончено. Но поработать в новой лаборатории не удалось. Незадолго до этого, 26 июня, восемнадцатилетний студент Гаврило Принцип убил наследника престола Австро-Венгрии Франца Фердинанда. Европа висела над пропастью еще невиданной по масштабам войны. И в конце июля — начале августа крупнейшие европейские страны уверенно шагнули в эту пропасть.

Война

Начало войны застало дочерей Марии на даче в Бретани. Мать должна была присоединиться к ним 3 августа. Вот цитаты из нескольких писем, написанных дочерям в эти дни:

«1 августа 1914 года:

Дорогие Ирен и Ева, дела, кажется, принимают дурной оборот: с минуты на минуту ждем мобилизации. Не знаю, смогу ли я уехать. Не тревожьтесь, будьте спокойны и мужественны. Если война не грянет, я выеду к вам в понедельник. В противном случае останусь здесь и перевезу вас сюда, как только представится возможность. Мы с тобой, Ирен, постараемся быть полезными.

2 августа:

Дорогие мои девочки, мобилизация началась, и немцы вторглись во Францию без объявления войны. Какое-то время нам нелегко будет сноситься друг с другом.

Париж спокоен и не производит тяжелого впечатления, несмотря на грустное зрелище уходящих войск.

6 августа:

Дорогая Ирен, мне очень хочется привезти вас сюда, но в настоящее время это невозможно. Запаситесь терпением. Немцы с боями проходят через Бельгию. Доблестная маленькая страна не согласилась беспрепятственно пропустить их.

Французы, все до одного, твердо надеются, что схватка будет хоть и жестокая, но недолгая.

Польская земля в руках немцев. Что останется на ней после них? Я ничего не знаю о своих родных».

Повальная мобилизация оставила Марию без сотрудников. Но оставаться в стороне от событий и спокойно отправиться в провинцию она не могла. Оценив, в какой области приложение ее усилий принесет больше пользы второй родине, Мария поняла, что может применить свои профессиональные навыки. Дело в том, что среди медицинского оборудования госпиталей не хватало рентгеновских аппаратов, крайне необходимых при лечении ранений. Мария возглавила работу по обеспечению госпиталей этим оборудованием. Она спешно собрала все имеющиеся в лабораториях аппараты и организовала их установку в медицинских учреждениях. Но этого мало. Мария пыталась решить более сложную задачу. Ведь в полевых госпиталях не было не только рентгеновских аппаратов, но и даже электропитания, которое необходимо для их работы. Уже в августе 1914 года Мария нашла решение этой проблемы. Она разместила рентгеновский аппарат на автомобиле, снабженном динамомашиной. Вскоре Мария начала проводить настоящую экспроприацию автомобилей у богатых французов. Не способная попросить что-либо для себя, она не задумываясь обращалась к владельцам автомобилей и как ни в чем не бывало просила их отдать свои авто для оборудования новых передвижных лабораторий, которые среди фронтовиков получили прозвище «кюрички». За время войны Мария создала 220 передвижных и стационарных рентгеновских установок. Сколько человеческих жизней было спасено с их помощью — неизвестно. На одной из «кюричек» без устали разъезжала по полевым госпиталям сама Мария. В качестве рентгенолога она участвовала во многих сложных операциях.

Помимо этой работы, Мария пыталась оказать своей стране и посильную материальную помощь. Франция объявила о денежном займе и займе золота. Мадам Кюри, без надежды на возврат, отдала в заем вторую Нобелевскую премию и немногие имеющиеся у нее золотые монеты и вещи. Служащий банка с негодованием отказался принимать медали Марии.

Воспользовавшись временной передышкой, Мария смогла перевести оборудование лаборатории в здание Института радия. Здесь она начала готовить специалистов по радиологии:

«В программе теоретические занятия по электричеству и рентгеновским лучам, практические занятия и анатомия. Преподаватели — мадам Кюри, Ирен Кюри и одна очаровательная женщина-ученая, мадемуазель Клейн».

В период с 1916 по 1918 год Мария Кюри обучила 150 медсестер-радиологов. Кроме того, неутомимая женщина занималась снабжением рентгеновскими аппаратами госпиталей Бельгии. В 1918 году она была командирована в Северную Италию, где изучала радиоактивные источники. Салют по случаю окончания войны застал Марию Кюри в лаборатории.

Дальнейшая жизнь и работа. Организаторская и общественная деятельность

Конец войны принес Марии и всем полякам двойную радость. Польша получила долгожданную независимость. Мария радовалась вместе со всеми своими соотечественниками: и новыми, и старыми. Однако война отняла все ее сбережения, оставив только профессорскую должность. Сил у нее осталось мало, здоровье было подорвано. Но нужно жить дальше. Мария продолжала преподавать на курсах радиологии, вернулась к профессорским обязанностям в Сорбонне, снова приступила к восстановлению и оборудованию лаборатории Института радия, вновь собрала сотрудников и учеников. Параллельно Мария писала книгу «Радиология и война», в которой рассказывала о терапевтических методах, связанных с применением радиоактивных веществ и о рентгеноскопии.

Однако постоянные переутомления, работа с радием и многократные облучения рентгеновскими лучами во время войны подорвали здоровье ученой. В 1920 году врач поставил диагноз, потрясший Марию: в результате катаракты обоих глаз она вскоре ослепнет. Никто, кроме самых близких родственников, не знал о новом несчастье, постигшем мужественную женщину. Зрение постепенно ухудшалось, но она продолжала работать. Мария категорически отказывалась сообщать о проблемах со зрением даже сотрудникам своей лаборатории. Она использовала мощные лупы, ставила хорошо заметные цветные отметки на шкалах приборов, громадными буквами писала заметки к лекциям. Часто директор лаборатории вынуждена была прибегать к хитрости: «Например, кто-нибудь из учеников должен показать ей негатив, на котором есть тоненькие процарапанные черточки-отметки. Мари путем хитрых, очень ловких расспросов добивается от ученика необходимых ей сведений, чтобы мысленно представить себе вид данного снимка. Только тогда она берет в руку стеклянную пластинку и притворяется, что видит эти черточки».

Но слепота неумолимо надвигалась. В июле 1923 года Марии сделали операцию, в марте 1924 — еще две. Последнюю, четвертую операцию — в 1930 году. После первой операции она долго учится смотреть глазами, лишенными хрусталиков. Глаза лишены способности к аккомодации — приспособлению к ясному видению предметов, находящихся на разном расстоянии:

«Я привыкаю передвигаться без очков и сделала успехи. Участвовала в двух прогулках по горным тропинкам, каменистым и не очень удобным для ходьбы. Все обошлось благополучно, и я могу ходить быстро, без неприятных эксцессов. Больше всего мне мешает раздвоенность зрения, от этого мне трудно различать встречных людей. Каждый день я упражняюсь в чтении и письме. Пока это дается труднее, чем ходьба. Конечно, тебе придется помочь мне в составлении статьи для Британской энциклопедии.»

(Из письма младшей дочери)

Но в послевоенной жизни были и радостные моменты. Мария и ее дочери открыли новое место для летнего отдыха — небольшой приморский поселок Ларкуест. В эту Мекку летом совершал паломничество весь цвет парижской науки. Мария сначала снимала комнату в доме местного жителя, затем сняла дачу в Ларкуесте и наконец купила ее. В этом тихом местечке на берегу моря именитые французские ученые занимались греблей и ходили под парусами, совершали пешие прогулки и купались, играли в салонные игры и ставили любительские спектакли. К этим видам активного отдыха Мария Кюри прибавила садоводство. По вечерам ученые собирались в низкой хижине, увитой виноградником, хозяином которой был семидесятилетний профессор истории Шарль Сеньобос.

Именно он в еще в 1895 году «открыл» этот райский уголок и фактически основал в нем летнюю колонию ученых. Ева Кюри так писала об обществе, собиравшемся в гостеприимном доме Сеньобоса: «Вот была бы находка для репортера, если бы он неожиданно нагрянул в этот мирный кружок! Тут гляди в оба, чтобы буквально не наступить на какого-нибудь академика, лениво растянувшегося на земле, или не задеть какую-нибудь "Нобелевскую премию"».

В Лакуесте ученых классифицировали не по уровню их научных достижений или известности, а по тем успехам, которые они демонстрировали в гребном и парусном спорте. Отныне Мария Кюри старалась каждый летний отпуск проводить в этом чудесном месте.

В 1920–1921 годы ее настигла волна нежеланной, но, как оказалась, довольно полезной славы. Как мы уже убедились, журналисты уже давно набили нашей героине оскомину и не вызывали у нее никаких положительных эмоций. Поэтому она в течение двух лет уклонялась от встречи с редактором крупного нью-йоркского журнала миссис Уильям Браун Мелони. Как выяснилось, совершенно напрасно. Американка мягко, но настойчиво добивалась встречи с мадам Кюри и наконец получила разрешение на интервью. Она сразу произвела на Марию самое лучшее впечатление. В ходе интервью миссис Мелони задала ученой, казалось бы, ни к чему не обязывающий вопрос: «Что бы Вы пожелали?» Ответ Марии был вполне конкретен: «Один грамм радия для продолжения моих исследований, но купить его я не могу. Радий мне не по средствам» (Радий, добытый в лаборатории Кюри, был израсходован для получения «эманаций»[104], использовавшихся во время войны и после нее в терапевтических целях.)

Как оказалось, вопрос журналистки не оказался праздным. У нее возник проект. Миссис Мелони решила обратиться к американским богачам с тем, чтобы они подарили знаменитой мадам Кюри грамм радия. Она предполагала найти десять меценатов, которые пожертвуют на проект по десять тысяч долларов. Но ей удалось найти только троих. Тогда неугомонная журналистка объявила подписку среди женщин Америки. Меньше чем через год она сообщила мадам Кюри, что деньги собраны. Также миссис Мелони пригласила Марию с дочерьми посетить Америку. После некоторых колебания мадам Кюри согласилась.

В апреле 1921 года в Большом оперном театре Парижа был устроен благотворительный прощальный вечер в пользу Института радия. На вечере выступали знаменитые актеры и музыканты. Например, его почтила своим присутствием семидесятисемилетняя Сара Бернар. Французские власти опять спешно попытались наградить Марию орденом Почетного легиона. Она вновь отказалась.

В середине мая семья прибыла в Нью-Йорк. Прием был очень радушным, пышным, многолюдным и. естественно утомительным:

«Отчаянные усилия мадам Кюри держаться в тени имели некоторый успех во Франции: Мари удалось убедить своих соотечественников и даже своих близких в том, что личность выдающегося ученого сама по себе не имеет значения. С прибытием Мари в Нью-Йорк завеса падает, истина обнаруживается. Ирен и Ева вдруг узнают, что представляет собой для всего мира эта стушевавшаяся женщина, близ которой они все время жили.

Каждая речь, каждая встреча, каждая газетная статья несет одну и ту же весть. Еще до знакомства с мадам Кюри американцы сделали ее предметом поклонения, выдвинули ее в первый ряд великих современников. Теперь же, в ее присутствии, тысячи людей покорены "скромным очарованием усталой гостьи", поражены, как громом, этой "робкой женщиной небольшого роста", "бедно одетой ученой"».

Неделя прошла в постоянных приемах. Мадам Кюри стала лауреатом нескольких премий, получила почетные звания, медали и «гражданство Нью-Йорка». 20 мая президент США Гардинг вручил Марии символ дара: ларец для хранения радия (сам радий находился на заводе и был упакован позже). Интересно, что накануне этой церемонии Мария попросила спешно переделать дарственный акт: радий должен быть подарен не ей, а лаборатории Института радия. Поспешность она объяснила так: «Дарственный акт войдет в силу немедленно, а я могу умереть через несколько часов».

Затем была экскурсионная и одновременно официальная поездка по США. Встречи, приемы, пресс-конференции. Несмотря на благожелательность публики, Мария сильно уставала. В конце концов, 28 июня ей пришлось досрочно прервать поездку из-за ухудшения состояния здоровья.

За время поездки в США мадам Кюри осознала простую истину: слава — не только тяжелое бремя, но и полезный инструмент, который можно использовать. Естественно, не в личных целях. С этого момента и практически до конца своих дней Мария Кюри совмещала научную работу с общественной деятельностью. Она принимала активное участие в создании Варшавского Института радия. Польша была наводнена плакатами и факсимильными обращениями Марии Кюри, в которых она призывала население покупать кирпичи для создания института. В 1929 году миссис Мелони опять организовала сбор средств для покупки второго грамма радия, уже для польских ученых. Мария совершила вторую поездку в США с целью отблагодарить американскую общественность от имени своих польских коллег. В 1932 году был открыт Институт радия. Участие в торжествах по этому поводу стало последним визитом Марии на родину.

В 1922 году совет Лиги наций избрал Марию Кюри членом комиссии по научному сотрудничеству. К своим обязанностям на этом поприще мадам Кюри подходила очень серьезно. Десятки поездок, организационная работа. Наша героиня занималась целым рядом проблем, решение которых должно было облегчить обмен сведениями между учеными всего мира: «.рациональная организация библиографии таким образом, чтобы научный работник сразу мог найти все сведения о полученных достижениях других ученых в той области, которую он изучает; единая система обозначений и терминологии в науке; унификация формата изданий; краткие рефераты работ, опубликованных в журналах; составление таблицы констант».

Как и раньше, волна славы, пришедшая из-за границы, охватила и Францию. 7 февраля 1922 года Медицинская академия единогласно приняла в свои члены мадам Кюри. Все другие претенденты на свободное место добровольно отказались подавать свои кандидатуры. В 1923 году была торжественно отпразднована двадцать пятая годовщина открытия радия. Мария Кюри получила ежегодную пенсию в сорок тысяч франков.

Тем временем Мария продолжала активную деятельность для поддержания работы Парижского Института радия. Еще в 1920 году барон Ротшильд создал фонд Кюри. Со временем, благодаря популярности ученой поступления в фонд увеличились. Мария также неустанно посещала чиновников разного уровня, получала субсидии и кредиты. Она подбирала сотрудников в свою лабораторию, определяла направление их работы, неустанно следила за исследованиями. Организационная деятельность занимала много времени, но директор лаборатории успевала проводить и самостоятельные исследования. В период с 1914 по 1934 год сотрудники Института радия опубликовали 483 научных работы, из которых 31 одну выполнила лично Мария Кюри. Но с уверенностью можно сказать, что ни одна из работ, написанных в стенах института, не была обойдена ее вниманием.

В 1926 году произошло радостное событие — Ирен объявила о своем намерении выйти замуж за одного из самых талантливых и деятельных сотрудников Института радия Фредерика Жолио. Сама Ирен уже давно, с 1918 года, работала в лаборатории матери. В 1935 году чета Жолио-Кюри удостоится Нобелевской премии за открытие искусственной радиоактивности. Мария Кюри будет знать о решении Нобелевского комитета, но до самой церемонии не доживет.

Болезнь и смерть

В декабре 1933 года Мария почувствовала сильное недомогание. Рентгеновский снимок показал крупный желчный камень. В этом отношении у нее была плохая наследственность. Старик Склодовский умер от желчно-каменной болезни. Была необходима операция. Но Мария боялась операции и старалась лечиться с помощью диеты и различных препаратов.

Она как бы пыталась убедить окружающих и, прежде всего, себя в том, что находится в хорошей форме. Развила бурную деятельность по постройке дома в Со, а пока переехала в квартиру в новом доме, построенном в Университетском городке. 66-летняя мадам Кюри каталась на коньках в Версале, вместе с Ирен ходила на лыжах в Альпах. Казалось бы, ее здоровье пошло на поправку.

На Пасху Париж навестила Броня. Сестры отправились в автомобильное путешествие на юг. По дороге они заезжали во всевозможные красивые места. Эта любовь к красоте нанесла здоровью мадам Кюри серьезный удар. За время длинной дороги она перемерзла и простудилась. После возвращения в Париж врач поставил диагноз: грипп и переутомление (последнее заключение делали на протяжении сорока лет все врачи, осматривающие Марию). Грипп постепенно отступил, Мария даже смогла проводить Броню: сестры виделись в последний раз.

Мадам Кюри пыталась продолжать работу в лаборатории и занималась строительными хлопотами. Однако озноб и лихорадочное состояние не оставляли ее. Она долго отказывалась от вызова врача. Наконец, когда Ева настояла, несколько врачей осмотрели мадам Кюри и прописали постельный режим. Но упрямица не слушалась и продолжала ходить в институт. В один из майских дней, ближе к концу рабочего дня она пожаловалась на жар и отправилась домой.

Опять были приглашены врачи, но они не могли поставить точный диагноз: грипп, бронхит. Обследование не нашло повреждений. Возможный вариант — воспалительный процесс, связанный с зарубцевавшимся еще в молодости туберкулезным очагом. Лечение — компрессы и банки. Мария вновь вернулась к работе. Близкие уговаривали ее отправиться в санаторий. Пока безуспешно.

Между тем состояние становилось хуже. Консилиум из четырех врачей, не без колебаний поставил диагноз: возобновление туберкулезного процесса. Было принято решение о лечении в санатории. Перед отъездом мадам Кюри дала распоряжение одной из своих сотрудниц: «Надо тщательно упаковать актиний и хранить его до моего возвращения. Мы с вами вновь займемся нашей работой после моего отдыха».

Путешествие Мария перенесла очень плохо. В дороге она теряла сознание. В санатории обнаружилось, что легкие больной в порядке. И все же у нее была очень высокая температура. Врач провел анализы крови и убедился, что произошло резкое падение числа эритроцитов и лейкоцитов. Новый диагноз — злокачественная острая анемия.

3 июля температура упала. Мария Кюри считала, что это признак выздоровления. Однако и врачам, и ее дочери уже было понятно: состояние безнадежно. Ева умышленно не вызывала к постели умирающей родных, чтобы не омрачить последние часы матери страхом смерти.

Дальше был бред. То и дело проскальзывали фразы, связанные с наукой: «Параграфы глав надо сделать совершенно одинаковыми. Я думала об этом издании…» 4 июля Мария Кюри перестала заботиться о науке даже в бреду агонии.

Только позже врачи установили причину недуга, прервавшую восхитительную жизнь восхитительной женщины. Стало понятно и бессилие их коллег, столкнувшихся с неизвестной доселе болезнью. Вот два заключения:

«Мадам Кюри может считаться одной из жертв длительного общения с радиоактивными веществами, которые открыли ее муж и она сама.

Мадам Мари Кюри скончалась в Санселльмозе 4 июля 1934 года. Болезнь — острая злокачественная анемия. Костный мозг не дал реакции, возможно, вследствие перерождения от длительной аккумуляции радиоактивных излучений».

Мария Склодовская-Кюри стала первой в мире жертвой лучевой болезни. Великое открытие убило своего великого автора. Через 36 лет радий отомстил одному из двух гениальных ученых, раскрывших миру его тайну.

6 июля в Со состоялись скромные похороны. По желанию Марии Кюри, ее похоронили в одной могиле с Пьером. На памятнике добавилась надпись: «Мария Кюри-Склодовская. 1867–1934».

Изданная через год книга, которую Мари закончила перед смертью, явилась ее последним посланием «влюбленным в физику».

В Институте радия, продолжавшем свою работу, этот огромный том вошел в его светлую библиотеку, присоединившись к другим творениям науки. На сером переплете имя автора: «Мадам Кюри, профессор Сорбоннского университета. Лауреат Нобелевской премии по физике. Лауреат Нобелевской премии по химии».

А заглавие — одно строгое лучезарное слово:

РАДИОАКТИВНОСТЬ.