10 гениев науки

Введение

1859 год стал одним из поворотных в истории биологии. В этом году вышел в свет знаменитый труд Чарлза Дарвина «Происхождение видов». Научный и околонаучный мир взорвался сотнями рецензий и отзывов. Сторонники креационизма[71] называли его автора безбожником. Натуралисты, признавшие его правоту, — гением. В конце концов научный мир признал идеи Дарвина. Гипотеза превратилась в теорию. Появилось новое направление в науке — дарвинизм. Мы же хотим рассказать о судьбе и работе ученого, перевернувшего научное мировоззрение своего времени.[72]

Происхождение. Детство

Чарлз Дарвин был далеко не первым представителем своего рода, проявившим интерес к происхождению жизни на Земле и ее развитию. Начать рассказ о нем мы должны с его деда Эразма, который был известным врачом, натуралистом и поэтом. Эразм Дарвин родился в 1731 году, то есть был на 13 лет старше Ламарка — знаменитого французского ученого, которого принято считать создателем первого эволюционного учения. За 20 лет до Ламарка Эразм Дарвин создал свою гипотезу возникновения и развития жизни на Земле. Согласно его представлениям, Бог создал материю и установил законы ее развития, после чего предоставил природе развиваться самостоятельно. Жизнь появилась в результате самозарождения, а многообразие биологических видов стало результатом скрещивания неких немногочисленных исходных форм. Дальше в эволюционных процессах, по Эразму Дарвину, первоочередную роль играло упражнение и неупражнение органов [73] и борьба за существование. Свои идеи Эразм Дарвин изложил в книге «Зоономия, или Законы органической жизни» и в поэмах «Ботанический сад» и «Храм природы». Несмотря на всю свою умозрительность, гипотеза Эразма Дарвина несомненно стала одной из отправных точек в теории его гениального внука.

Отец Чарлза, Роберт Уоринг Дарвин, был преуспевающим врачом с обширной практикой. К своим пациентам он относился чрезвычайно внимательно, и часто между врачом и больными устанавливались очень доверительные и даже дружеские отношения. Успех медицинской практики Роберта Дарвина кажется удивительным, если учесть, что он на протяжении всей своей жизни не выносил вида крови, и даже мысль о необходимости провести операцию вызывала у него отвращение. В молодости Роберт Дарвин ненавидел свою профессию и утверждал, что непременно бросил бы ее, если бы имел другой источник доходов.

Мать великого ученого, Сусанна Дарвин, в девичестве носила фамилию Веджвуд. Ее отец, Джосайя Веджвуд, был потомственным гончаром. Он не только посвятил себя семейному делу, но и сделал в нем целый ряд важных открытий, в основном связанных с использованием новых материалов. Веджвудам принадлежал знаменитый и по сей день керамический завод. Семейства Дарвинов и Веджвудов на протяжении нескольких поколений были связаны между собой матримониальными отношениями. Впоследствии и сам Чарлз Дарвин женился на своей кузине Эмме Веджвуд. Семья Роберта и Сусанны была многодетной: двое сыновей и четыре дочери.

Чарлз Дарвин родился 12 февраля 1809 года в небольшом английском городке Шрусбери. Сам он писал, что ничего не помнит о периоде раннего детства и первое отчетливое воспоминание относится к четырехлетнему возрасту, когда семья ездила на морское побережье. Также Чарлз очень смутно помнил свою мать, которая умерла летом 1817 года.

Незадолго до смерти матери Чарлз начал ходить в частную подготовительную школу своего городка. Еще до этого его начальным образованием занималась старшая сестра Каролина, но, по словам самого Дарвина, эти занятия вряд ли можно было назвать успешными: мальчик был невнимателен и непослушен. Да и в школе Чарлз не стал относиться к учебе лучше. Как писал сам Дарвин, еще до начала учебы в школе у него «отчетливо развился вкус к естественной истории и особенно к собиранию коллекций». Он собирал раковины, печати, монеты, минералы, старался выяснить названия всех встречающихся растений. Эти увлечения отнюдь не помогали Чарлзу достичь успехов в учебе. Сам ученый описывал себя как заурядного сорванца, который воровал, не без некоторой изобретательности, фрукты в соседских садах, сочинял небылицы и с грехом пополам учился в школе. Такого же мнения придерживались и его близкие. Однажды отец в минуту раздражения сказал Чарлзу: «Ты ни о чем не думаешь, кроме охоты, собак и ловли крыс; ты опозоришь себя и всю нашу семью!»

О своем старшем брате, Эразме, Дарвин отзывался очень тепло и высоко оценивал его способности и жизненные интересы. Эразм много читал и хорошо разбирался в литературе, увлекался искусством, занимался химией и интересовался другими естественными науками. До конца своих дней Дарвин сохранил самое теплое отношение и к сестрам.

После годичного обучения в подготовительной школе Чарлз поступил в большую частную школу доктора Батлера в Шрусбери, где учился до 16 лет. Упор в школе делался на изучение синтаксиса, грамматики, греческого и латинского языков. Чарлз, мягко говоря, не был создан для языкознания. Обучение давалось ему с трудом. О школе он отзывался нелицеприятно, но и свои способности и достижения не переоценивал. В автобиографии Дарвин дает подробную характеристику своих склонностей и интересов в школьные годы:

«Восстанавливая в памяти, насколько я в состоянии сделать это, черты моего характера в школьные годы, я нахожу, что единственными моими качествами, которые уже в то время подавали надежду на что-либо хорошее в будущем, были сильно выраженные и разнообразные интересы, большое усердие в осуществлении того, что интересовало меня, и острое чувство удовольствия, которое я испытывал, когда мне становились понятными какие-либо сложные вопросы или предметы. С Евклидом меня познакомил частный учитель, и я отчетливо помню то глубокое удовлетворение, которое доставили мне ясные геометрические доказательства. Так же отчетливо помню я, какое наслаждение мне доставил мой дядя (отец Френсиса Гальтона), объяснив мне устройство нониуса в барометре. Что касается различных интересов, не имеющих отношения к науке, то я любил читать разнообразные книги и часами просиживал за чтением исторических драм Шекспира, причем обычно я располагался в глубокой амбразуре окна старинного здания школы. Читал я также произведения и других поэтов — только что опубликованные тогда поэмы Байрона и Вальтера Скотта и „Времена года“ Томсона.

В ранние годы школьной жизни я зачитывался принадлежавшей одному моему товарищу книгой "Чудеса мироздания" и обсуждал с другими мальчиками достоверность различных сведений, содержавшихся в этой книге; думаю, что она-то впервые и заронила во мне желание совершить путешествие в дальние страны, что в конце концов и осуществилось благодаря моему плаванию на "Бигле". В конце пребывания в школе я стал страстным любителем ружейной охоты, и мне кажется, что едва ли кто-нибудь проявил столько рвения к самому святому делу, сколько я — к стрельбе по птицам. Хорошо помню, как я застрелил первого бекаса, — возбуждение мое было так велико, руки мои так сильно дрожали, что я едва в состоянии был перезарядить ружье. Эта страсть продолжалась долго, и я стал отличным стрелком.

Что касается моих научных интересов, то я продолжал с большим усердием коллекционировать минералы, но делал это совершенно ненаучно, — вся моя забота сводилась только к отыскиванию минералов с новыми названиями, но едва ли я пытался классифицировать их. С некоторым вниманием я, вероятно, наблюдал насекомых, ибо когда в десятилетнем возрасте (в 1819 г.) я провел три недели на взморье в Плас-Эдвардсе в Уэльсе, я был сильно заинтересован и поражен, обнаружив какое-то крупное черно-красного цвета полужесткокрылое насекомое, много бабочек (Zygaena) и какую-то Cicindela, какие не водятся в Шропшире. Я почти настроился на то, чтобы собирать всех насекомых, которых мне удастся найти мертвыми, потому что, посоветовавшись с сестрой, пришел к заключению, что нехорошо убивать насекомых только для того, чтобы составить коллекцию их. Прочитав книгу Уайта «Селборн», я стал с большим удовольствием наблюдать за повадками птиц и даже делал заметки о своих наблюдениях. Помню, что в простоте моей я был поражен тем, почему каждый джентльмен не становится орнитологом.

Когда я заканчивал школу, мой брат усердно занялся химией и устроил в саду, в сарае для рабочих инструментов, неплохую лабораторию с соответствующими аппаратами; он позволил мне помогать ему в качестве служителя при производстве большей части его опытов. Он приготовлял всевозможные газы и многие сложные соединения, и я внимательно прочитал несколько книг по химии, например "Chemical Catechism" Генри и Паркса. Химия сильно заинтересовала меня, и нередко наша работа затягивалась до поздней ночи. Это составило лучшее, что было в образовании, полученном мною в школьные годы, ибо здесь я на практике понял значение экспериментального знания. О том, что мы занимаемся химией, каким-то образом проведали в школе, и так как факт этот был совершенно беспримерным, меня прозвали Газ. Однажды директор школы д-р Батлер сделал мне даже выговор в присутствии всех школьников за то, что я трачу время на такие бесполезные дела, и совершенно несправедливо назвал меня "росо curante" ("легкомысленным"), а так как я не понял, что он имел в виду, то слова эти показались мне ужасным оскорблением».

Когда Чарлзу минуло 16 лет, Роберт Дарвин убедился в бессмысленности дальнейшего обучения сына в школе. Эразм в то время получал медицинское образование в Эдинбургском университете. Доктор Дарвин хотел, чтобы и Чарлз унаследовал его профессию. С этой целью он досрочно забрал сына из школы и отправил в Эдинбург. Дарвин-старший надеялся, что под присмотром Эразма Чарлз возьмется за ум и сможет получить достойное образование. В октябре 1825 года юноша отправился в Эдинбург.

Университет

Нельзя сказать, что надежды Роберта Дарвина полностью оправдались. Серьезного стремления к изучению медицины у Чарлза не возникло. По словам самого же Дарвина, это произошло, в первую очередь, по финансовым причинам: юноша пришел к выводу, что отец оставит ему достаточное для безбедного существования наследство. Чарлз не испытывал влечения к медицине. Решив, что он и без того будет обеспечен, юноша не проявлял особого рвения к этой науке.

Но не только относительное финансовое благополучие стало причиной того, что Дарвин учился в Эдинбурге спустя рукава. Стиль преподавания в университете совершенно не подходил к его темпераменту. Основным методом преподавания были лекции. О лекциях по медицине и анатомии будущий ученый вспоминал с ужасом. Геологией Дарвин интересовался до университета и много занимался этой наукой после. Но в Эдинбурге геология вызвала у него такое отвращение, что он принял решение больше ею не заниматься. И можно с уверенностью сказать, что, к счастью для геологии, позже Дарвин изменил свое решение. Только профессор Эдинбургского университета Хоп, который преподавал химию, удостоился положительного отзыва Дарвина.

Вскоре выяснилось, что Чарлз унаследовал от своего отца отвращение к виду ран, вскрытых трупов и прочих подобных аспектов обучения медицине. Глубокие переживания вызывали у него и случаи тяжелых болезней, с которыми ему приходилось сталкиваться во время клинической практики. Однако сам ученый позже писал, что вполне мог бы преодолеть отвращение и смириться с переживаниями и глубоко сожалел, что в Эдинбурге «никто не побудил его заняться анатомированием». При этом следует сказать, что пребывание на операциях давалось Дарвину очень тяжело. Он лишь дважды посетил операционный зал Эдинбургского госпиталя. Напомним, что описываемые события происходили еще до появления хлороформного наркоза. Дарвин писал, что обе операции буквально преследовали его в течение многих лет. Особо тяжелое впечатление произвело на него оперирование ребенка.

Интересно, что перед отъездом в Эдинбург Дарвин проявлял интерес к медицине. Он наносил визиты больным беднякам и лечил их, руководствуясь советами отца. Эта деятельность даже нравилась Чарлзу и вызывала у него живой интерес. Поэтому можно сказать, что именно обучение в университете отвратило Дарвина от медицины.

Но пребывание в Эдинбурге было небесполезным. На втором году обучения Дарвин познакомился и подружился с несколькими молодыми людьми, разделявшими его интерес к естествознанию. Двое из них, доктор Колдстрим и доктор Грант, изучали зоологию моря. Дарвин часто присоединялся к Гранту, совершавшему небольшие экскурсии по побережью. В оставшихся после отлива лужах молодой профессор и его помощник собирали представителей морской фауны. Грант с восторгом рассказывал молодому коллеге об эволюционной теории Ламарка. Но на Дарвина, который уже был знаком со сходными идеями по «Зоономии» своего деда, эволюционные взгляды не произвели тогда должного впечатления. Также Дарвин познакомился с Эйнсуортом — впоследствии довольно известным путешественником и геологом.

Ко второму году обучения в Эдинбурге относятся и первые открытия, сделанные Дарвином. Он изучил молодые стадии развития мшанок[74] и морских пиявок. Чарлз доказал ошибочность некоторых, бытовавших в то время взглядов. С докладами о результатах своих исследований он выступил перед Плиниевским обществом. Это общество возглавлял профессор Джемсон. Оно заседало в одном из помещений подвального этажа. И Дарвин аккуратно посещал его заседания. Так же редко он пропускал и заседания Королевского медицинского общества, но делал это, скорее, из соображений престижности: обсуждаемые там медицинские вопросы его интересовали мало.

Кроме того, в Эдинбурге Дарвин познакомился с негром, участвовавшем в экспедиции Уотертона (известного в то время исследователя Южной Америки). Его новый знакомый был превосходным таксидермистом и давал Чарлзу платные уроки этого искусства. Дарвин не писал, как звали этого человека, в те времена имя представителя африканской расы было не существенно. Но тем не менее, Чарлз испытывал уважение к нему. Он писал: «.часто я засиживался у него подолгу, так как это был очень приятный и умный человек».

Летние каникулы и часть осени Дарвин проводил в праздности. Он не пропускал ни одной возможности предаться своей главной страсти — охоте. Выезжая на охоту, Чарлз настолько боялся потерять драгоценные мгновения излюбленной забавы, что, ложась спать, ставил у самой кровати охотничьи сапоги. Собираясь утром, он не хотел терять ни минуты. То, насколько серьезно наш герой относился к охоте, хорошо демонстрирует один описанный им случай:

«Я аккуратно записывал каждую птицу, застреленную мною в течение сезона. Как-то раз, охотясь в Вудхаусе с капитаном Оуэном, старшим сыном хозяина, и с его двоюродным братом майором Хиллом, впоследствии лордом Берик, которых я очень любил, я стал жертвой шутки: каждый раз, когда я, выстрелив, думал, что это я застрелил птицу, один из них делал вид, что заряжает ружье, и восклицал: „Эту птицу не принимайте в расчет, я стрелял одновременно с вами!“ Слова их подтверждал лесник, который понял, в чем заключалась шутка. Через несколько часов они рассказали мне, как они подшутили надо мной, но для меня это не было шуткой, потому что я застрелил очень много птиц, но не знал, сколько именно, и не мог внести их в свой список, что я обычно делал, завязывая узелок на куске веревки, продетой сквозь пуговичную петлю. Это-то и заметили мои коварные друзья».

Уступая своему охотничьему азарту, Дарвин, тем не менее, «полусознательно стыдился своей страсти» и сам себя убеждал в том, что охота — своего рода умственное занятие, требующее сноровки и умения.

Наш герой совершал и познавательные путешествия. Летом 1826 года Чарлз вместе с двумя своими друзьями предпринял пеший поход по Северному Уэльсу. Они ежедневно проходили с рюкзаками за спиной около 30 миль. Позже Дарвин вместе со своей сестрой Каролиной совершил конное путешествие по полюбившемуся ему Северному Уэльсу.

Так, в праздности, изредка прерываемой вялыми попытками получить образование, Дарвин провел два года. Между тем его отец стал понимать, что врача из Чарлза не выйдет. Не желая видеть своего сына бездельником, Роберт Дарвин предложил ему сменить профиль обучения и стать священником. С одной стороны, юноше импонировала мысль быть сельским священником, но с другой — он «не мог без колебания заявить, что верит во все догматы англиканской церкви». Поэтому он попросил отца дать ему некоторое время на раздумье. Взвесив все «за» и «против» и ознакомившись с богословской литературой, Дарвин пришел к выводу, что его взгляды ни в чем не противоречат догматам англиканской церкви. В результате он принял предложение отца и решил поступить на богословский факультет Кембриджского университета.

Но и тут не обошлось без трудностей. Для того чтобы получить богословское образование, необходимо было знание латыни и греческого. Не обладая лингвистическими способностями, Чарлз еще в школе плохо справлялся с этими предметами. А за время, проведенное в Эдинбурге, забыл и то немногое, чему смог научиться в школе. Теперь Дарвину пришлось наверстывать упущенное с помощью частного репетитора. Поэтому в Кембридж он прибыл не к началу семестра, а после рождественских каникул, в начале 1828 года.

Переход в Кембридж тоже не принес желанного результата. Дарвин писал: «Три года, проведенные мною в Кембридже, были в отношении академических занятий настолько же полностью затрачены впустую, как годы, проведенные в Эдинбурге и в школе».

Летом 1828 года Чарлз пытался дополнительно заниматься математикой под руководством частного учителя. Но учитель был бездарен, а ученик не обладал математическими дарованиями. Позже Дарвин глубоко сожалел, что у него не хватило упорства для постижения начал математики.

В университете он также не проявил должного рвения. Его терпения едва хватало на посещение обязательных лекций. Во второй год обучения он, однако, вполне успешно сдал первый экзамен на степень бакалавра. При этом он писал, что для подготовки к экзамену ему «пришлось месяц или два поработать». К заключительному экзамену, позволяющему получить степень, Дарвин готовился весьма основательно. В целом экзамены он сдавал весьма удовлетворительно.

Но все же ученый считал, что время, проведенное в Кембридже, в основном было потеряно зря. Здесь, как и в Эдинбурге, Дарвин много времени тратил на развлечения. Как страстный охотник он вошел в кружок любителей спорта. Члены кружка нередко выпивали, играли в карты, в общем, прожигали жизнь. Позже Дарвин, лишенный из-за болезни возможности предаваться светским развлечениям, писал: «Знаю, что я должен стыдиться дней и вечеров, растраченных подобным образом, но некоторые из моих друзей были также милые люди, а настроение наше бывало таким веселым, что не могу не вспоминать об этих временах с чувством большого удовольствия».

Однако в Кембридже Дарвин завел знакомства и совсем другого рода. Он подружился со многими молодыми людьми, всерьез увлеченными наукой, посещал художественную галерею, музыкальный кружок.

Не оставлял Чарлз и свое увлечение коллекционированием насекомых. Надо сказать, что он был страстным коллекционером. Вот какой случай описывает сам ученый:

«Однажды, сдирая с дерева кусок старой коры, я увидел двух редких жуков и схватил каждой рукой по одному из них, но тут я увидел третьего, какого-то нового рода, которого я никак не в состоянии был упустить, и я сунул того жука, которого держал в правой руке, в рот. Увы! Он выпустил какую-то чрезвычайно едкую жидкость, которая так обожгла мне язык, что я вынужден был выплюнуть жука, и потерял его, так же как и третьего».

Предметом особой гордости Дарвина стала одна иллюстрация в книге энтомолога Стивенса «Изображения британских насекомых». Изображение одного из жуков было подписано «Пойман Ч. Дарвином, эсквайром». Но даже коллекционирование насекомых сам Дарвин позже оценивал не как научную работу, а именно как страсть. В общем, в период студенчества ничто не предвещало, что из ведущего подобный образ жизни молодого человека впоследствии вырастет ученый, который создаст одну из фундаментальных теорий биологии. Однажды один из товарищей увидев, как Дарвин возится со своей коллекцией жуков, сказал, что тот станет членом Королевского общества. Это замечание показалось Чарлзу абсурдным.

В Кембридже читалось немало публичных лекций. В том числе и по предметам, которые вполне могли бы заинтересовать нашего героя. Но учеба в Эдинбурге настолько отвратила Дарвина от всяческих лекций, что он практически не посещал их. Единственным исключением были лекции профессора Генсло[75] по ботанике. Особенно Дарвина интересовали полевые экскурсии, которые проводил Генсло: «:…пешком, в отдаленные места — в каретах и вниз по реке — на баркасе, — и во время этих экскурсий читал лекции о более редких растениях и животных, которых удавалось наблюдать. Экскурсии эти были восхитительны».

С профессором Генсло у Дарвина даже установились дружеские отношения. Энциклопедически образованный и беззаветно преданный естественным наукам, профессор Генсло сыграл в жизни будущего ученого роль, которую трудно переоценить. Раз в неделю профессор собирал в своем доме студентов, интересующихся естествознанием. Троюродный брат Чарлза Дарвин-Фокс, «способный и чрезвычайно приятный человек», участвовал в заседаниях этого импровизированного научного общества. Через него Дарвин и получил приглашение присоединиться к кружку Генсло.

Скоро Дарвин стал самым преданным слушателем Генсло. Практически каждый день профессор и молодой богослов совершали длительные прогулки, изучая природу окрестностей университетского городка. Вскоре Дарвин даже получил среди студентов кличку, которую на русский язык можно перевести как «тот, который гуляет с Генсло». Дарвин часто бывал в доме у профессора, который был настоящим кладезем сведений по ботанике, энтомологии, химии, минералогии и геологии. К тому же он в совершенстве владел методами дедукции и из известных ему научных сведений умел делать далеко идущие выводы. Все эти свойства удивительным образом сочетались в Генсло с ортодоксальной религиозностью. Вот как Дарвин описывал своего наставника:

«Он был глубоко религиозен и до такой степени ортодоксален, что, как он однажды заявил мне, он был бы страшно расстроен, если бы в Тридцати девяти догматах было изменено хотя бы одно слово. Нравственные качества его были во всех отношениях изумительно высоки. Он был совершенно лишен даже какого бы то ни было оттенка тщеславия или другого мелкого чувства; никогда не видал я человека, который так мало думал бы о себе и своих личных интересах. Он был человек спокойного и доброго нрава, обаятелен и вежлив в обращении, и тем не менее, как мне самому приходилось видеть, какой-либо дурной поступок мог вызвать у него самое бурное негодование и решительные действия».

Но несмотря на все это, систематически заниматься естествознанием Дарвин начал только в последний год своего пребывания в Кембридже. В это время он начал штудировать книги Александра Гумбольдта и других натуралистов. Это чтение пробудило в Дарвине «пылкое стремление внести хотя бы самый скромный вклад в благородное здание наук о природе».

Летние каникулы Чарлз продолжал посвящать экскурсиям и коллекционированию жуков. Осень — охоте. Несмотря на неудовлетворенность получаемым образованием, период своего пребывания в Кембридже он называл самыми счастливыми годами своей жизни.

В начале 1831 года Дарвин сдал свой последний экзамен. Но поскольку он начал обучение позже срока, ему нужно было провести в Кембридже еще два семестра. Генсло порекомендовал Дарвину заняться изучением геологии. Так Чарлз сблизился с еще одним замечательным человеком — профессором Седжвиком.

Седжвик был одним из ведущих геологов своего времени. К сожалению, Дарвин игнорировал его замечательные лекции в Кембридже, но теперь, по рекомендации Генсло, стал сотрудничать с Седжвиком. Летом 1831 года, проводя летние каникулы в Шрусбери, Дарвин занялся изучением геологии окрестностей города. В начале августа Седжвик собирался совершить экспедицию в Северный Уэльс. Генсло попросил его взять с собой Дарвина. Седжвик побывал в Шрусбери и нанес визит Чарлзу и его отцу, а на следующий день исследователи отправились в путь. Они собирали образцы пород и наносили на карту места их залегания. Пожалуй, первый раз в жизни Дарвин занимался систематической научной работой. Чарлз многому научился во время поездки. Часть экспедиции он даже проделал самостоятельно, расставаясь с Седжвиком и двигаясь с ним параллельными курсами. Но даже такая живая наука не смогла заставить Дарвина забыть о главной страсти. Он писал: «.я вернулся в Шрусбери и Мэр, чтобы приступить к охоте, ибо в те времена я счел бы себя сумасшедшим, если бы пропустил первые дни охоты на куропаток ради геологии или какой-нибудь другой науки».

Но уже не за горами были перемены, навсегда вытеснившие из сферы интересов охоту и вызвавшие всепоглощающий интерес к науке.

«Бигль»

Те из наших читателей, которые уже интересовались биографией Чарлза Дарвина и его работами, наверняка знакомы с блестящей книгой «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле „Бигль“». Конечно же, никто лучше самого ученого не сможет описать это увлекательное путешествие. Да и размеры статьи не позволяют уделить должного внимание этому важнейшему событию в жизни будущего ученого и в истории биологии. Тем не менее, попытаемся вкратце рассказать об экспедиции, находках и открытиях, сделанных Дарвином, и роли, которую сыграло путешествие в становлении его эволюционистских взглядов.

Вернувшись из Северного Уэльса, Дарвин получил письмо от Генсло. В нем говорилось, что капитан Фиц-Рой готов уступить часть своей каюты какому-нибудь молодому человеку, который согласится без всякого вознаграждения выполнять обязанности натуралиста в экспедиции на корабле «Бигль». Легкомысленный Чарлз был готов тут же принять предложение, но это не согласовывалось с планами его отца. Впрочем, к счастью для нашего героя и науки, Роберт Дарвин не был диктатором. Он поставил условие: если Чарлз найдет хотя бы одного здравомыслящего человека, который одобрит путешествие, то Дарвин-старший даст отцовское благословение. Возможно, отец надеялся, что Чарлз не отыщет такого человека. Наш герой также считал поиски поручителя бесперспективными. Со свойственным ему легкомыслием, юноша написал об отказе и отправился на охоту. Но неожиданно в дело вмешался дядя Чарлза. Он прислал за племянником и предложил ему отправиться в Шрусбери для серьезного разговора с отцом. Этот солидный и респектабельный человек уговорил Дарвина-старшего отпустить сына в путешествие.

Уже на следующий день Дарвин отправился в Кембридж к Генсло, а оттуда в Лондон, чтобы встретиться с капитаном Фиц-Роем. Настало время и нам познакомиться с этим незаурядным человеком.

Вице-адмирал Фиц-Рой — личность сама по себе крайне примечательная. Помимо обязанностей военно-морского офицера он занимался гидрографией и метеорологией и основал в Великобритании первую регулярную метеорологическую службу. Его характер сочетал в себе необычайную порядочность, щедрость, смелость, энергичность и. крайнюю вспыльчивость. Он очень хорошо отнесся к Дарвину, но, тем не менее, соседи по каюте несколько раз серьезно ссорились. Причиной этих ссор была необычайная раздражительность Фиц-Роя. Дарвин приводит несколько эпизодов, характеризующих его взаимоотношения с капитаном. Вот один из них:

«...в самом начале путешествия, когда мы были в Бане в Бразилии, он стал защищать и расхваливать рабство, к которому я испытывал отвращение, и сообщил мне, что он только что побывал у одного крупного рабовладельца, который созвал (при нем) своих рабов и спросил их, счастливы ли они и хотят ли получить свободу, на что все они ответили: „Нет!“ Тогда я спросил его, должно быть не без издевки, полагает ли он, что ответ рабов, данный в присутствии их хозяина, чего-нибудь стоит? Это страшно разозлило его, и он сказал мне, что раз я не доверяю его словам, мы не можем больше жить вместе. Я думал, что вынужден буду покинуть корабль, но как только известие о нашей ссоре распространилось, — а распространилось оно быстро, так как капитан послал за своим первым помощником, чтобы в его присутствии излить свой гнев, всячески ругая меня, — я, к величайшему своему удовлетворению, получил приглашение от всех офицеров обедать с ними в их кают-кампании. Однако через несколько часов Фиц-Рой проявил обычное свое великодушие, послав ко мне офицера, который передал мне его извинения и просьбу по-прежнему обедать с ним».

В обществе такого противоречивого человека Дарвину предстояло проделать более чем четырехлетнее путешествие. Но положительные качества Фиц-Роя компенсировали неудобства, связанные с его дурным характером. И если не считать нескольких подобных ссор, в целом взаимоотношения между натуралистом и капитаном были нормальными.

Теперь, когда мы познакомились с вице-адмиралом Фиц-Роем, следует немного поговорить об экспедиции, которую он возглавил. «Бигль» был небольшим военным кораблем, водоизмещением в 235 тонн и командой в 70 человек. Само название корабля[76] говорило о том, что он выполнял исследовательскую работу. Цели его плавания были в основном географическими: картографирование побережья Южной Америки и хронометрические измерения в различных точках земного шара. Привлечение к экспедиции натуралиста было личной инициативой Фиц-Роя и никак не финансировалось. Более того, Дарвин должен был сам оплатить свое содержание на корабле и за свои средства купить научное оборудование и книги.

Больше двух месяцев Дарвин лихорадочно готовился к экспедиции. В это время он жил то в Лондоне, то в Девенпорте, то в Плимуте — портовых городах на берегу Плимутской бухты, в которой стоял «Бигль». Дарвин закупал книги, оборудование, охотничьи принадлежности, в спешном порядке устранял пробелы в образовании, например изучал астрономию.

24 октября Дарвин, предварительно навестив родных в Шрусбери и надолго попрощавшись с ними, прибыл в Плимут. Но начать экспедицию мешала плохая погода. Дважды «Бигль» пытался выйти в море, но сильный штормовой ветер вынуждал капитана Фиц-Роя вернуться в порт. Наконец 27 декабря «Бигль» покинул Англию с тем, чтобы вернуться почти через пять лет. Особого морального подъема Дарвин не испытывал. Его огорчала предстоящая разлука с родными, вызывала тоску погода. Наконец, Дарвина сильно беспокоило состояние собственного здоровья. На этом стоит остановиться несколько подробнее.

Проблемы со здоровьем начались задолго до отплытия «Бигля». Еще в юности Чарлза мучали приступы болей в области живота. В возрасте 16 лет, когда молодой человек стал готовиться к карьере врача, его начало волновать состояние собственного организма. Насколько были обоснованными его опасения — сейчас сказать сложно. Вполне возможно, что их единственным источником были ипохондрические наклонности и мнительность юноши. В процессе подготовки к путешествию Дарвин вновь обеспокоился: он «нашел» у себя сердечную болезнь. Но опасения, по всей видимости, были напрасными. Во всяком случае, сам ученый позже приписывал свое беспокойство обыкновенной мнительности: «<…> меня беспокоили сердцебиение и боль в области сердца, и, как это часто бывает с молодыми несведущими людьми, особенно с теми, которые обладают поверхностными медицинскими знаниями, я был убежден, что страдаю сердечной болезнью. Я не стал советоваться с врачами, так как нисколько не сомневался, что они признают меня недостаточно здоровым для участия в путешествии, а я решился поехать во что бы то ни стало». Вскоре также выяснилось, что юноша очень чувствителен к качке. Морская болезнь отравляла его существование на протяжении всего плавания. Особенно тяжело дались ему первые два месяца путешествия, когда «Бигль» плыл в Бразилию. Однако, несмотря на сильные приступы морской болезни, Чарлзу ни разу не пришла в голову мысль прервать поездку, хотя он имел такую возможность, а периодические ссоры с Фиц-Роем могли дать вполне благовидный повод для прекращения путешествия.

Но вернемся к самому плаванию. Для удобства дальнейшего повествования опишем маршрут экспедиции. Из Девенпорта «Бигль» отправился к восточному побережью Южной Америки. По пути он сделал остановки у островов Зеленого Мыса и скал Св. Павла. 28 января путешественники прибыли в бразильский порт Байя (Салвадор). Вскоре начались работы по картографированию, которые продлились до мая 1834 года. За это время молодой исследователь совершил несколько сухопутных поездок по Аргентине и Уругваю. После этого экспедиция перешла к картографированию западного побережья материка. В это время Дарвин путешествовал по Чили и совершил переход через Кордильеры. Осенью 1835 года, покинув берега Южной Америки, «Бигль» отправился к Галапагосскому архипелагу, а затем к островам

Общества[77]. Оттуда экспедиция двинулась в Новую Зеландию, а затем в Австралию, куда «Бигль» прибыл в середине января 1836 года. Здесь Дарвин опять смог совершить сухопутную экскурсию. Затем «Бигль» посетил Тасманию, Кокосовые острова, остров Маврикий и, пройдя близ южного берега Мадагаскара, сделал остановку в бухте Симонса у мыса Доброй Надежды. Затем мореплаватели, посетив острова Св. Елены и Вознесения, вновь отправились к побережью Бразилии. 1 августа 1836 года «Бигль» вновь вошел в порт Байя, завершив тем самым кругосветное путешествие. Отсюда судно отправилось в Англию, куда прибыло 2 октября 1836 года.

Экспедиция полностью изменила молодого человека. Из легкомысленного прожигателя жизни он превратился в увлеченного исследователя, ученого, готового посвятить все свои силы науке. Вот как сам Дарвин описывал и оценивал изменения, произошедшие в его интересах и характере за время кругосветного путешествия:

«Путешествие на „Бигле“ было самым значительным событием моей жизни, определившим весь мой дальнейший жизненный путь. Я всегда считал, что именно путешествию я обязан первым подлинным дисциплинированием, т. е. воспитанием, моего ума; я был поставлен в необходимость вплотную заняться несколькими разделами естественной истории, и благодаря этому мои способности к наблюдению усовершенствовались, хотя они уже и до того времени были неплохо развиты <.>.

Оглядываясь на прошлое, я замечаю теперь, что постепенно любовь к науке возобладала во мне над всеми остальными склонностями. Первые два года старая страсть к охоте сохранялась во мне почти во всей своей силе, и я сам охотился на всех птиц и зверей, необходимых для моей коллекции, но понемногу я стал все чаще и чаще передавать ружье своему слуге и наконец вовсе отдал его ему, так как охота мешала моей работе, в особенности — изучению геологического строения местности. Я обнаружил, правда, бессознательно и постепенно, что удовольствие, доставляемое наблюдением и работой мысли, несравненно выше того, которое доставляют какое-либо техническое умение или спорт. Первобытные инстинкты дикаря постепенно уступали во мне место приобретенным вкусам цивилизованного человека».

Но, помимо таких личных достижений, как совершенствование характера и смена интересов, Дарвин привез из путешествия находки и результаты конкретных исследований, без преувеличения обогатившие научные знания того времени. На этом мы и остановимся подробнее. Прежде всего, следует отдать должное геологии — науке, которой наш герой уделял очень большое внимание.

В экспедицию Дарвин взял с собой недавно изданный труд Чарлза Лайеля «Основы геологии». В этой книге Лайель, в частности, возражал против теории катастроф Жоржа Кювье. Согласно этой теории, в истории Земли время от времени происходили катаклизмы, резко меняющие расположение горных пород, рельефы и ландшафты и истребляющие все живое (так Кювье объяснял находки останков ископаемых животных и растений). Чарлз Лайель утверждал, что изменения земной поверхности происходят постоянно, под влиянием различных факторов. Лайель считается основателем геологического актуализма — метода, с помощью которого можно судить о геологических процессах древности, изучая современные аналоги этих процессов. Свои геологические исследования Дарвин проводил в рамках взглядов Лайеля и всегда демонстрировал их превосходство над точкой зрения сторонников теории катастроф.

Дарвин подробно исследовал геологию острова Сант-Яго (архипелаг острова Зеленого Мыса). На основании своих наблюдений он сделал выводы о природе океанических островов. Дарвин продемонстрировал, что и островные, и континентальные вулканы образуются в местах поднятия горных систем и материков благодаря образующимся при этом разломам. Изучая геологию Южной Америки, ученый пришел к выводу, что материк неоднократно поднимался и опускался. Дарвин описал происхождение Патагонской равнины и продемонстрировал динамику выветривания Кордильер. Изучая коралловые острова и рифы, он открыл биогенное происхождение этих объектов и описал механизмы их образования. Помимо того, что ученый провел конкретные исследования и большую описательную работу, он собрал богатейшую коллекцию минералов и горных пород.

В Южной Америке Дарвин сделал большое количество палеонтологических находок. Так, в Аргентине он открыл целый ряд вымерших неполнозубых, родственников современных ленивцев, муравьедов и броненосцев. Эти находки привели ученого в восторг. Например, найденный им мегатерий представлял собой гигантского наземного ленивца с длинной тела до 6 метров. Также сильно удивил Дарвина обнаруженный им токсодон — крупное травоядное млекопитающее. Но исследователя поразили не размеры ископаемого животного, а сочетание в его строении черт, присущих разным группам современных зверей.

«Наконец, токсодон (Toxodon), быть может одно из самых диковинных из когда-либо открытых животных: величиной он равняется слону или мегатерию, но строение его зубов, как установил м-р Оуэн, неоспоримо доказывает, что это близкий родственник грызунов — отряда, к которому в настоящее время относятся по большей части самые маленькие четвероногие;

многие черты приближают его к Pachydermata [78]; судя по расположению глаз, ушей и ноздрей, это было, вероятно, водяное животное вроде дюгоня или ламантина, к которым он также близок. Как удивительно признаки всех этих различных отрядов, в настоящее время так резко разграниченных, сочетались друг с другом в различных особенностях строения токсодона!»

Сейчас токсодонов относят к особому отряду ископаемых копытных, некоторые виды которых действительно имели зубы, напоминающие зубы грызунов.

Конечно же, палеонтологические находки Дарвина представляли и до сих пор представляют огромный интерес. Но не менее важны и выводы, которые исследователь смог сделать из своих открытий. Уже во время экспедиции он сопоставил результаты своих геологических исследований Южной Америки с находками ископаемых животных. И убедившись в том, что большинство найденных им млекопитающих вымерло в недавнее геологическое время, он понял, что причиной их исчезновения не могла быть катастрофа, так как никаких ее следов обнаружить не удалось. Дарвин стал задумываться над причинами исчезновения видов. Кроме того, на примере токсодона он увидел, что современные группы животных могли иметь предков, сочетающих в себе их черты.

Также Дарвин смог опровергнуть еще один довод сторонников теории катастроф. Одним из доказательств своей теории последователи Кювье считали скопление большого количества различных ископаемых животных в одном и том же месте. Дарвин нашел современный аналог событий, которые могли привести к такой локализации находок. Он выяснил, что в 1827–1830 годах в Аргентине была сильная засуха. Привычные места водопоя исчезли. Скот, обезумевший от жажды, тысячами двинулся к реке Паране. Но подходы к ней были сильно заболочены и громадное количество животных гибло в топях, не дойдя до воды. Так образовались громадные скопления скелетов погибших животных. Дарвин, несомненно, правомерно предположил, что подобные события вполне могли происходить и в доисторические времена.

Сравнивая ископаемых животных, найденных на территории Северной и Южной Америки, Дарвин пришел к выводу, что раньше связь между этими двумя континентами была теснее: многие ископаемые формы были найдены на территории обоих материков, в то время как современная фауна Америк сильно отличалась. Серьезные различия в существующем видовом составе животных двух континентов Дарвин объяснял возникновением географических барьеров, таких как Мексиканский залив, плоскогорья на юге Северной Америки, Карибское море. Также он обнаружил сходства в фауне Северной Америки и Сибири. На основании этого сходства он предположил, что на месте современного Берингова пролива существовала перемычка, соединяющая Северную Америку и Азию. Этими и многими другими исследованиями Дарвин положил начало новому разделу науки о живой природе — биогеографии.

Ну и, наконец, нельзя не рассказать о знаменитых наблюдениях, сделанных нашим героем на Галапагосских островах. Те читатели, которые когда-либо интересовались биологией, вероятно знают о том, что серьезную роль в становлении и развитии эволюционистских идей Дарвина сыграли галапагосские вьюрки. Действительно, ученый уделил этим маленьким птицам большое внимание.

Фауна Галапагосских островов довольно бедна. Дарвин обнаружил всего 26 видов птиц, из которых 25 он определил как эндемичные[79]. Изучая птичье население Галапагоссов, исследователь обратил внимание на 13 видов вьюрков. В целом представители этих видов были сходны между собой и отличались в основном размерами и формой клюва. Самый большой клюв Дарвин сравнивал с клювом дубоноса, а самый маленький — с клювом славки. Из этих наблюдений он сделал очень важный вывод:

«Наблюдая эту постепенность и различие в строении в пределах одной небольшой, связанной тесными узами родства группы птиц, можно действительно представить себе, что вследствие первоначальной малочисленности птиц на этом архипелаге был взят один вид и видоизменен в различных целях».

Подтверждения этой идеи Дарвин нашел и среди других групп галапагосских животных. Так он заметил, что населяющие разные острова гигантские сухопутные черепахи отличаются между собой. Эти отличия были так хорошо заметны, что жители архипелага по виду черепахи могли довольно точно определить, с какого именно острова она взята.

До сих пор галапагосские вьюрки и черепахи считаются одним из лучших примеров дивергенции — расхождения признаков у первоначально близких групп организмов в результате эволюции. Подсемейство вьюрков, описанное ученым, теперь носит его имя — дарвиновы вьюрки.

Также Дарвин обратил внимание, что на Галапагосских островах преобладают виды, близкие к фауне Америки, в то время как на островах Зеленого Мыса обитают виды, близкие к африканским. Сейчас такое «открытие» не может удивить даже школьника, достаточно посмотреть на карту и становится понятно, откуда шло заселение этих островов. Но в те времена, когда вопрос о самом факте эволюции был дискуссионным, это наблюдение имело важное значение.

Но вернемся к биографии ученого. Дарвин еще продолжал путешествовать, а слава о нем как о натуралисте и исследователе уже распространилась в научных кругах Англии.

«К концу путешествия, когда мы были на острове Вознесения, я получил письмо от сестер, в котором они сообщали, что Седжвик посетил отца и сказал, что я займу место среди выдающихся людей науки».

Дело в том, что Генсло выступил с чтением некоторых писем своего ученика в Кембриджском философском обществе и распространил тексты этих писем в научной среде. Кроме того, большой интерес у палеонтологов вызвала коллекция ископаемых животных, собранная Дарвином и отправленная на родину. Такая известность не могла не льстить молодому исследователю. Он писал: «Прочитав это письмо, я начал вприпрыжку взбираться по горам острова Вознесения, и вулканические скалы громко зазвучали под ударами моего геологического молотка!»

Жизнь в Лондоне. Женитьба

Профессор Седжвик оказался прав. Дарвин покидал родину никому не известным юношей, повесой без определенных интересов, а вернулся довольно известным натуралистом, чья слава намного опередила его самого. И почивать на лаврах он не собирался. Теперь уже не истребление беззащитных птиц, а другая, более азартная охота целиком завладела его интересами. Из хорошего стрелка он превратился в выдающегося охотника за научными истинами. И этой новой страсти он отдался безраздельно. В течение двух с лишним лет после возвращения Дарвин, по его собственным словам, развил большую активность, чем в какой-либо другой период жизни.

Навестив родных и совершив несколько поездок, в середине декабря 1836 года молодой ученый обосновался в Кембридже. Три месяца он занимался разбором коллекции минералов и горных пород и подготовкой к печати своего «Дневника путешествий». Во время экспедиции Дарвин довольно аккуратно вел записи, так что теперь основной его задачей было изложение научных результатов. Также, по просьбе Лайеля, Чарлз составил краткий отчет о своих наблюдениях для Лондонского геологического общества.

Весной Дарвин перебрался в Лондон, где два года работал над «Дневником путешествий» — под таким заглавием он издал книгу, позже получившую название «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль"». Впервые «Дневник» увидел свет в 1839 году. Он был издан не отдельной книгой, а как часть отчета Фиц-Роя о результатах экспедиции.

Время от времени молодой ученый выступал с докладами в Геологическом обществе. Вскоре Дарвин был избран одним из почетных секретарей Общества. Он стал общаться с такими крупными учеными, как Чарлз Лайель, Роберт Броун и Ричард Оуэн[80]. Параллельно с подготовкой «Дневника» Чарлз работал над еще двумя публикациями: «Геологические наблюдения» и «Зоологические результаты путешествия на „Бигле“». В это время он уже всерьез задумывался о происхождении видов и стал собирать факты, имевшие отношение к этой проблеме.

29 января 1839 года произошло радостное событие, которое сильно отвлекло Дарвина от научной деятельности. Он женился на Эмме Веджвуд — своей кузине. Брак был счастливым и многодетным (всего у Эммы и Чарлза родилось 10 детей). В автобиографии, обращаясь к своим детям, Дарвин писал:

«Все вы прекрасно знаете свою мать, знаете, какой доброй матерью она всегда была для всех вас. Она — мое величайшее счастье, и я могу сказать, что за всю мою жизнь я ни разу не слыхал от нее ни единого слова, о котором я мог бы сказать, что предпочел бы, чтобы оно вовсе не было произнесено. Ее отзывчивая доброта ко мне была всегда неизменной, и она с величайшим терпением переносила мои вечные жалобы на недомогания и неудобства. Уверен, что она никогда не упускала возможности сделать доброе дело для кого-нибудь из тех, кто ее окружал. Меня изумляет то исключительное счастье, что она, человек, стоящий по всем своим нравственным качествам неизмеримо выше меня, согласилась стать моей женой. Она была моим мудрым советником и светлым утешителем всю мою жизнь, которая без нее была бы на протяжении очень большого периода времени жалкой и несчастной из-за болезни. Она снискала любовь и восхищение всех, кто находился вблизи нее.

В отношении своей семьи я был действительно в высшей степени счастлив, и должен сказать вам, мои дети, что никто из вас никогда не доставлял мне никакого беспокойства, если не считать ваших заболеваний. Полагаю, что не много существует отцов, у которых есть пять сыновей и которые могут с полной правдивостью сделать подобное заявление. Когда вы были совсем маленькими, мне доставляло наслаждение играть с вами, и я с тоской думаю, что эти дни никогда уже не вернутся. С самого раннего детства и до нынешнего дня, когда вы стали взрослыми, все вы, мои сыновья и дочери, были в высшей степени милыми, симпатичными и любящими нас [родителей] и друг друга. Когда все вы или большинство вас собирается дома (что, благодарение небесам, случается довольно часто), то, на мой вкус, никакое другое общество не может быть для меня более приятным, дая ине жажду никакого другого общества. Мы испытали лишь единственное безмерно тяжелое горе, когда в Молверне 24 апреля 1851 г. умерла Энни, которой только что исполнилось десять лет. Это была в высшей степени ласковая и любящая девочка, и я уверен, что она стала бы очаровательной женщиной. Но я не буду говорить здесь об ее характере, так как сейчас же после ее смерти я написал о ней коротенький очерк. Слезы все еще иногда застилают мне глаза, когда я вспоминаю о милых чертах ее характера».

Как видим, в начале этого обращения Дарвин упоминает о своих жалобах на недомоганиях. О здоровье нашего героя нужно рассказать подробнее.

Болезнь Дарвина

Фактически рассказом о лондонском периоде и заканчивается история жизни Дарвина. Начинается история его болезни и научных работ. Поскольку практически все «свободное от болезни» время Дарвин посвящал научной деятельности и семье.

«Славным моим наслаждением и единственным занятием в течение всей жизни была научная работа, и возбуждение, вызываемое ею, позволяет мне на время забывать или совсем устраняет мое постоянное плохое самочувствие. Мне нечего поэтому рассказывать о всех дальнейших годах моей жизни, кроме сведений о публикации нескольких моих книг».

Как мы писали выше, уже в ранней молодости Дарвина беспокоили некоторые болезненные проявления. Возможно, они объяснялись юношеской мнительностью. Но практически со времени возвращения из экспедиции и до конца жизни Дарвина регулярно посещали разные по продолжительности приступы болезни. Его недуг выражался в периодически случавшихся длительных нарушениях работы пищеварительной системы: сильных болях в области живота, приступах тошноты, рвоты, метеоризмах. Кроме того, ученого мучили частые головные боли, учащенные сердцебиения, приступы слабости, иногда он терял сознание.

Споры о природе недуга Дарвина не затихают до сих пор. Врачи ставили ученому самые различные диагнозы: диспепсия, скрытая подагра, неврастения, отравление. Кроме того, некоторые доктора полагали, что во время своего путешествия их пациент заразился какой-то неизвестной науке болезнью или же считали недуг последствием длительного плавания при сильно выраженной морской болезни. Большинство же современных исследователей склоняются к диагнозу «тревожная депрессия». (К сожалению, во времена Дарвина такой раздел науки, как психиатрия, не существовал.) Что же это за болезнь?

Термин «депрессия» в наше время очень распространен и в разговорной речи употребляется, пожалуй, чаще, чем нужно. С медицинской точки зрения депрессия — психическое расстройство: тоскливое, подавленное состояние. Депрессии сопровождаются пессимистическими настроениями, занижением самооценки, ослаблением двигательной активности. Также достаточно часто депрессии находят отображение в соматических (телесных) расстройствах разного рода.

Тревогой в психиатрии называют отрицательные эмоции, направленные в будущее и сопровождающиеся ожиданием какой-то опасности. Организм человека, находящегося в состоянии тревоги, на психологическом и физиологическом уровне готовится к столкновению с воображаемой опасностью. Повышается содержание глюкозы в крови, мышечный тонус, расширяются зрачки, учащается пульс (вспомним о приступах сердцебиения и болях в области сердца, которые описывал сам Дарвин).

Симптомы тревожной депрессии включают в себя симптомы и тревожного, и депрессивного состояния. Признаками тревожно-депрессивного расстройства являются: затруднение концентрации внимания, нарушения сна, слабость, раздражительность, плаксивость, беспокойство, склонность к разного рода опасениям, крайне пессимистические настроения, низкая самооценка.

При этом современные специалисты считают, что для установления диагноза «тревожно-депрессивное расстройство» достаточно только четырех из упомянутых признаков. Давайте же рассмотрим, какие из этих признаков характеризовали недуг Дарвина.

Ученый писал, что во время приступов болезни ему чрезвычайно трудно сосредоточиться на работе (нарушение способности концентрировать внимание налицо). Приступы его болезни сопровождались слабостью. Раздражительностью наш герой не отличался, но постоянно жаловался на окружающие его условия. Интересно, что это наблюдение ученый делает сам. Вспомним его слова, посвященные Эмме: «.она с величайшим терпением переносила мои вечные жалобы на недомогания и неудобства». Эта же цитата подтверждает наличие у Дарвина, хотя бы в переносном значении этого слова, и следующего симптома — плаксивости. Беспокойство, опасения различного рода, особенно связанные с собственным здоровьем, пессимизм — все это было выражено у Дарвина особенно сильно. Достаточно только вспомнить его мнимую сердечную болезнь. Вот еще две цитаты из его автобиографии, которые подтверждают наличие соответствующих симптомов (на самом деле таких цитат можно привести гораздо больше): «Мысль о том, что я, вероятно, навсегда лишен лучшего из наслаждений — возможности исследовать новую область, заставляет меня стонать», «Когда вы были совсем маленькими, мне доставляло наслаждение играть с вами, и я с тоской думаю, что эти дни никогда уже не вернутся» (Из письма детям).

Что касается низкой самооценки, то ее очень трудно ожидать от человека, при жизни получившего всемирную известность благодаря своей научной деятельности. Ведь даже в то время, когда болезнь только начала выражаться в периодических приступах, Дарвин уже реализовал себя как ученый.

Несмотря на это и на отсутствие расстройств сна, из примерно девяти характерных симптомов тревожной депрессии, мы обнаружили у Дарвина семь. Таким образом, диагноз можно фактически считать установленным.

Как же болезнь Дарвина повлияла на его научную деятельность? Помимо того, что болезнь повлекла за собой очевидное ограничение работоспособности, она, скорее всего, сыграла и некую позитивную роль. Об этом тоже писал сам ученый: «Даже плохое здоровье, хотя и отняло у меня несколько лет жизни, уберегло меня от рассеянной жизни в светском обществе и от развлечений». Вспомнив, какой образ жизни Дарвин вел в молодости и с каким азартом он предавался, например, охоте, можно предположить, что этот фактор оказал значительное влияние на плодовитость ученого.

Кроме того, немалая часть современных авторов все-таки считают, что Дарвин был подагриком. Например, в своей книге «Предпосылки гениальности» ученый Эфроимсон упоминает Дарвина в качестве примера выдающегося подагрика. Подагра — заболевание, связанное с нарушением обмена веществ. У больных подагрой в крови накапливается избыток мочевой кислоты, который, по мнению Эфроимсона и других авторов, стимулирует мозговую деятельность. Следует заметить, что диагнозы «скрытая подагра» и «тревожная депрессия» абсолютно не противоречат друг другу.

Жизнь и работа в Дауне

Живя с женой в Лондоне, Дарвин успел написать большую работу о коралловых рифах, в которой изложил свою теорию их образования, продолжал руководить изданиями «Зоологических результатов путешествия на „Бигле“», выступал в Геологическом обществе. Кроме того, ученый продолжал собирать данные, связанные с проблемой происхождения видов (этим он занимался во время приступов, когда не мог делать ничего другого). И тем не менее, он писал: «За три года и восемь месяцев нашей жизни в Лондоне я выполнил меньше научной работы, чем за любой другой такой же промежуток времени в моей жизни, хотя работал с максимальным для моих сил усердием. Причиной этого были часто повторявшиеся недомогания и одно длительное и серьезное заболевание».

Чарлз и его жена пришли к выводу, что причиной болезни может быть городская обстановка. Эмма начала подыскивать загородный дом. Между тем к лету 1842 года наступило временное улучшение. Дарвин почувствовал себя настолько хорошо, что даже совершил небольшую геологическую экспедицию в Северный Уэльс. Его интересовали следы действия древних ледников. Но, к сожалению, это была последняя исследовательская поездка ученого:

«Экскурсия эта оказалась для меня очень интересной, но и последней: в последний раз в моей жизни у меня хватило сил, чтобы карабкаться по горам и подолгу ходить пешком, что необходимо при геологической работе».

Тем временем усилия Эммы по поиску дома увенчались успехом. В сентябре 1842 года семейство смогло переехать в купленное ею поместье в небольшом городке Дауне, неподалеку от Лондона. В этом поместье Дарвин и прожил всю оставшуюся жизнь. Чета вела затворнический образ жизни.

«В первый период нашего пребывания [в Дауне] мы изредка бывали в обществе и принимали немногих друзей у себя; однако мое здоровье всегда страдало от любого возбуждения — у меня начинались припадки сильной дрожи и рвоты. Поэтому в течение многих лет я вынужден был отказываться решительно от всех званых обедов, и это было для меня известным лишением, потому что такого рода встречи всегда приводили меня в прекрасное настроение. По этой же причине я мог и сюда, в Даун, приглашать только очень немногих ученых, с которыми был знаком».

Теперь все интересы Дарвина ограничивались семейной жизнью и научной работой. И он преуспел на обоих поприщах. Достаточно красноречивым свидетельством этому стали десять детей и громадное количество научных трудов.

Путешествие на «Бигле» дало Дарвину огромное множество материалов. Теперь он продолжил большой труд по обработке накопленной информации и изданию соответствующих книг. В 1844 году ученый опубликовал работу о вулканических островах, исследованных им во время кругосветного плавания. В следующем году Дарвин много работал над подготовкой нового издания «Дневника путешествий». К этой книге ученый относился очень внимательно. Он писал: «Успех этого первого моего литературного детища все еще доставляет моему тщеславию большее удовольствие, чем успех какой-либо другой из моих книг. Даже по сей день в Англии и Соединенных Штатах существует постоянный спрос на эту книгу; она была вторично переведена на немецкий язык, ее перевели также на французский и другие языки. Такой успех книги о путешествии, и притом — научном путешествии, спустя столько лет после первого ее издания, вызывает удивление. В Англии разошлось десять тысяч экземпляров второго издания».

В 1846 году увидела свет работа Дарвина, посвященная геологии Южной Америки. В своем дневнике Дарвин писал, что для написания трех книг по геологии потребовалось четыре с половиной года непрерывного труда, «а ныне прошло десять лет с момента моего возвращения в Англию. Как много времени потерял я из-за болезни!» Закончив подготовку этого издания, Дарвин приступил к изучению усоногих[81] раков. Он не только описывает найденные в экспедиции виды, но и проводит серьезные анатомические исследования.

В 1848 году у Дарвина начался продолжительный и сильный приступ болезни. Он прошел длительный (несколько месяцев) курс гидропатического[82] лечения, которое будто бы дало некий положительный эффект. Вернувшись в Даун, ученый продолжил работать над усоногими раками. Но вскоре состояние здоровья опять резко ухудшилось. Когда 13 ноября 1848 года умер отец Дарвина, Чарлз даже не смог присутствовать на похоронах.

Работу над изучением усоногих раков ученый продолжал восемь лет. Результатом стал обширный двухтомный труд «Монография подкласса усоногих», изданный в 1851 и 1854 годах. В нем было описано более 150 видов этой группы ракообразных. Даже современные исследователи, занимающиеся усоногими раками, обращаются к ставшей классической работе Дарвина. Эта блестящая книга важна не только для систематики усоногих, которой до этого фактически не существовало. «Монография подкласса усоногих» до сих пор является образчиком работы по зоологической систематике. Этим трудом Дарвин закончил обработку материалов экспедиции (многие находки нашего героя изучали и описывали другие ученые) и взялся за проблему, которая давно его интересовала.

Эволюционная теория Дарвина. «Происхождение видов »

Как мы уже писали выше, заметки, касающиеся происхождения видов, Дарвин начал еще в 1837 году. Здесь были и палеонтологические находки, обнаруженные в Южной Америке, и наблюдения над современной фауной Нового Света, и галапагосские исследования, и данные, касающиеся одомашненных видов, эмбриологические наблюдения и многое другое. Все эти факты уже давно убедили Дарвина, что виды, населяющие Землю, постепенно изменялись. Но между тем ученый видел несостоятельность существующих эволюционных гипотез. Ни тренировка органов, ни внутреннее стремление организмов к совершенствованию, по мнению Дарвина, не могли привести к появлению многих совершенных и сложных приспособлений, которые сплошь и рядом встречаются в живой природе:

«Однако в равной мере было очевидно и то, что ни действие окружающих условий, ни воля организмов (особенно, когда идет речь о растениях) не в состоянии объяснить бесчисленные случаи превосходной приспособленности организмов всякого рода к их образу жизни, например приспособленности дятла или древесной лягушки к лазанию по деревьям или приспособленности семян к распространению при помощи крючков или летучек».

Довольно быстро Дарвин понял, что в создании новых сортов растений и пород животных большую роль играет отбор. Но перенести эту идею на условия естественной природы он смог не сразу.

Значительную роль в становлении взглядов ученого сыграла книга Мальтуса «О народонаселении», которую он прочитал еще в 1838 году. Мальтус в своей книге выводит закон народонаселения, согласно которому темпы роста населения значительно превышают темпы увеличения производства средств существования. Соответственно между людьми происходит борьба за распределение этих средств. Дарвин увидел простую биологическую аналогию: способность биологических видов к размножению превышает количество особей, которые могут выжить. Следующим логическим шагом стала идея естественного отбора. Дарвин понял, что в результате борьбы за существование выживают особи, обладающие выгодными в данных условиях признаками. Результатом накопления таких признаков становится появление новых видов.

Первый набросок своей теории Дарвин сделал в 1842 году. Записи были выполнены карандашом и составляли 35 страниц. К 1844 году резюме теории расширилось до 230 страниц. Ученый высоко ценил свою работу и понимал ее значение. Опасаясь, что его жизнь может неожиданно прерваться из-за болезни, он в том же 1844 году написал для своей жены нечто похожее на завещание, где просил в случае его внезапной смерти передать записи по теории видов какому-нибудь ученому, который смог бы привести их в порядок и издать. Ученому, который взял бы на себя этот труд, Дарвин завещал 400–500 фунтов и все доходы от предполагаемого издания.

Как мы уже писали, в 1846 году наш герой занялся изучением усоногих раков, и теория видов временно отошла на второй план. И вот, в 1854 году, когда второй том «Монографии подкласса усоногих» увидел свет, Дарвин приступил к главному делу своей жизни. Он начал работу над своей знаменитой книгой «Происхождение видов». Осенью 1854 года ученый занялся длительной и кропотливой работой по приведению в порядок громадного числа своих заметок, касающихся этой проблемы.

Дарвин задумывал грандиозную по масштабам работу:

«В начале 1856 г. Лайель посоветовал мне изложить мои взгляды с достаточной подробностью, и я сразу же приступил к этому в масштабе, в три или четыре раза превышавшем объем, в который впоследствии вылилось мое „Происхождение видов“, — и все же это было только извлечение из собранных мною материалов».

К 1858 году Дарвин написал 10 глав — примерно половину задуманного сочинения. Но тут грянул гром: произошло событие, которого ученый никак не ожидал. Молодой и, безусловно, талантливый ученый Альфред Уоллес, изучавший в то время природу Малайского архипелага и Юго-Восточной Азии, прислал на рассмотрение Дарвина свою небольшую работу «О тенденции разновидностей к неограниченному отклонению от первоначального типа». Очерк Уоллеса содержал краткое изложение эволюционных идей, обстоятельным и обширным описанием которых занимался Дарвин. Уоллес просил старшего коллегу ознакомиться со своей работой и в случае одобрения переслать ее Лайелю. Таким образом, при том, что Дарвин гораздо раньше Уоллеса создал свою теорию, приоритет его открытия оказался под угрозой. Лайель и Гукер[83] убедили Дарвина, что нужно вместе с работой Уоллеса опубликовать выдержки из работы 1844 года и письма Дарвина американскому ботанику Грею, в котором он излагал основы своей теории. Вот что писал по этому поводу сам ученый:

«Сначала мне очень не хотелось идти на это: я полагал, что м-р Уоллес может счесть мой поступок совершенно непозволительным, — я не знал тогда, сколько великодушия и благородства в характере этого человека. Ни извлечение из моей рукописи, ни письмо к Аза Грею не предназначались для печати и были плохо написаны. Напротив, очерк м-ра Уоллеса отличался прекрасным изложением и полной ясностью».

Альфред Уоллес действительно проявил большое благородство. Он писал:

«У меня нет того неутомимого терпения при собирании многочисленных, самых разнообразных фактов, той удивительной способности выводить заключения, тех точных и богатых физиологических познаний, того остроумия при определении плана опытов и той ловкости при их выполнении, наконец — того бесподобного слога — ясного и в то же время убедительного и точного, — словом, всех тех качеств, которые делают из Дарвина человека совершенного и, быть может, наиболее способного для того громадного труда, который он предпринял и выполнил».

Уоллес не только признал приоритет Дарвина, но и стал активным пропагандистом его теории. Так, уже после смерти Дарвина в 1889 году Уоллес опубликовал книгу «Дарвинизм», в которой рассмотрел развитие эволюционной теории за время, прошедшее с опубликования «Происхождения видов». При этом Уоллес не во всем был согласен с Дарвином. Например, он отрицал значение полового отбора и наследование приобретенных признаков. Нужно сказать, что во втором возражении он оказался прав. Взаимоотношения Дарвина и Уоллеса можно смело назвать эталоном благородства и научной этичности. Кроме эволюционных идей, Уоллес внес большой вклад в изучение природы Южной Америки, Малайского архипелага и Юго-Восточной Азии. Его считают одним из основоположников зоогеографии.

Но вернемся к событиям 1858 года. Статья Уоллеса и выдержки из работы Дарвина не вызвали резонанса в научных кругах. Научный мир обратил на публикации очень мало внимания. По совету друзей, Дарвин занялся подготовкой к печати уже готовых материалов о происхождении видов. Работа прерывалась приступами болезни и гидропатическим лечением. Тем не менее, в ноябре 1859 году свет увидело первое издание «Происхождения видов путем естественного отбора, или Сохранение приспособленных к борьбе за жизнь». По некоторым сведениям, к моменту издания Лайель и Гукер уже сделали книге хорошую рекламу в научной среде. Первое издание (1250 экземпляров) разошлось в один день. Второе издание (3000 экземпляров) также не залежалось. Еще при жизни Дарвина «Происхождение видов» было переведено почти на все европейские языки и даже на японский. Более того, вышла статья на древнееврейском языке, в которой утверждалось, что теория Дарвина содержалась в Ветхом Завете. По свидетельствам ученого, в Англии к 1876 году (год завершения Дарвином автобиографии) разошлось 16 тысяч экземпляров «Происхождения видов».

Успех книги был полным, чего нельзя сказать о теории, в ней изложенной. Началась обширная научная полемика. Первое время Дарвин собирал рецензии на свою книгу, но когда коллекция увеличилась до 265 экземпляров — он перестал ее пополнять. Изучая критические отзывы, Дарвин разделил их на две категории: «.должен заметить, что мои критики почти всегда обращались со мной честно, если оставить в стороне тех из них, которые не обладали научными знаниями, ибо о них и не стоит говорить. Мои взгляды нередко грубо искажались, ожесточенно оспаривались и высмеивались, но я убежден, что по большей части все это делалось без вероломства».

Интересно, что различные современные религиозные деятели до сих пор стремятся исказить эволюционную теорию, с тем чтобы дискредитировать ее в глазах своих потенциальных последователей. При этом серьезные современные богословы находят возможным совмещение христианской веры и эволюционного учения. Такой точки зрения придерживались и лидер католической церкви Иоанн Павел II, и известный православный священник и богослов Александр Мень.

Но вернемся к событиям середины XIX века. Уже в ноябре 1859 года в журнале «Атенеум» появилась резкая критическая статья, автор которой утверждал, что эволюционная теория Дарвина наносит вред делу веры. Вместе с тем к критике подключились и некоторые дорогие Дарвину люди. Так, его учитель геолог Седжвик встретил теорию в штыки. Он не хотел признавать ее материализм. Дарвина не очень задевала критика, но сильно расстраивало связанное с ней искажение теории. Сам он, ввиду болезни, не мог выступать в очных дискуссиях по поводу справедливости теории, но мы уже знаем, что еще до появления первого издания «Происхождения видов» у него было немало последователей и сторонников, которые принялись горячо защищать дарвинизм.

30 июня 1860 года в Оксфорде состоялся диспут между сторонниками теории Дарвина и креационистами. Диспут собрал более 700 человек. Официально научное собрание было созвано для того, чтобы заслушать доклад американского ученого Дрэпера «Умственное развитие Европы, рассматриваемое в связи со взглядами мистера Дарвина». Но в научном и околонаучном мире знали, что на заседании будет присутствовать ярый противник дарвинизма епископ Вильберфорс. И в том, что доклад превратится в горячую дискуссию, никто не сомневался. С защитой теории Дарвина выступили Томас Гексли и Джозеф Гукер. Священник не владел естественнонаучными знаниями, в то время как его противники были прекрасными учеными. Не вдаваясь в подробности, следует сказать, что победа осталась за эволюционистами. Но этот бой был не последним. Предстояло еще немало столкновений. И сторонникам дарвинизма пришлось встретиться с гораздо более подготовленными противниками, чем епископ Вильберфорс, которые выдвигали гораздо более серьезные аргументы. Об одном из них мы расскажем.

В 1867 году эволюционной теории Дарвина нанесли очень серьезный удар. Сделал это шотландский инженер Флеминг Дженкин. Аргумент Дженкина выглядел примерно так: если какой-то представитель вида становится обладателем полезного признака, то признак этот при скрещивании с другими особями вида исчезнет, растворится в болоте среднего. Возражение это было настолько серьезным, что Дарвин окрестил его «кошмаром Дженкина». Современная «синтетическая теория эволюции»[84] объясняет «кошмар Дженкина» с помощью законов наследования. Ген, несущий тот или иной признак, сохраняется в генотипах представителей популяции. У особей, которые этим геном обладают, он проявится в полной мере, если ген доминантный, или сохранится до момента встречи с таким же геном, если ген рецессивный [85]. В любом случае он сохранится в популяции целиком и рано или поздно будет подвергнут действию отбора.

Интересно, что сейчас ученые опять вернулись к «кошмару Дженкина». Это возражение не состоятельно в том случае, если признак наследуется только одним геном. Но современные наблюдения показывают, что большинство важных приспособительных признаков реализуется благодаря совместному действию целой группы генов. И для таких признаков объяснение синтетической теории эволюции не подходит. Так «кошмар Дженкина» прошел через весь XX век и настиг идеи Дарвина. Но в наше время этот довод, конечно, уже не ставит под сомнение сам факт эволюции. Не опровергает он и идеи Дарвина в целом и не уменьшает заслуг ученого. «Кошмар Дженкина» и некоторые другие соображения показывают, что современная синтетическая теория эволюции не является законченной и требует дальнейшей доработки.

Но вернемся к биографии Дарвина. Не имея возможности участвовать в научных спорах, ученый продолжал напряженно работать.

Последующие работы Дарвина

Выпустив в свет первое издание «Происхождения видов», Дарвин не стал почивать на лаврах нахлынувшей на него известности и тут же приступил к дальнейшей работе. Два последних месяца 1859 года он провел в подготовке второго издания книги. От этой работы ученого отвлекала масштабная переписка, в основном вызванная выходом из печати первого издания его работы. Закончив исправления, сделанные для второго издания, Дарвин тут же приступил к работе над новым трудом — «Изменения животных и растений в условиях одомашнения». Но эта книга увидела свет только в 1868 году. Дарвин писал: «Задержка эта отчасти объясняется то и дело повторявшимися приступами болезни, которая один раз затянулась на семь месяцев, отчасти же — соблазном выступать в печати с работами по другим вопросам, которые в тот или иной момент больше интересовали меня».

Действительно, ученый немало внимания уделял другим, более конкретным научным вопросам. Так, весной 1862 года была издана небольшая книга об опылении орхидей. Саму книгу Дарвин написал менее чем за год, но в ней содержались данные, накапливаемые на протяжении нескольких лет. Также в период с 1862 по 1867 год он опубликовал несколько небольших статей, посвященных особенностям размножения некоторых цветковых растений и их эволюционной роли. В 1864 году Дарвин также отправил в Линнеевское общество статью, посвященную лазающим растениям.

Несмотря на эти и другие работы, а также частое ухудшение состояния здоровья, в 1868 году Дарвин закончил «Изменения животных и растений в условиях одомашнения».

«Это огромная книга, и стоила она мне четырех лет и двух месяцев напряженного труда. В ней приведены все мои наблюдения и гигантское количество собранных из различных источников фактов относительно наших домашних организмов. Во втором томе были подвергнуты обсуждению — в той мере, в какой это позволяет современное состояние наших знаний — причины и законы изменчивости, наследственности и т. д.».

К сожалению, Дарвин, впрочем, как и другие ученые, на самом деле не владел «современным состоянием» научных знаний по этому вопросу. Несколько трагичным выглядит то обстоятельство, что к моменту издания этой книги уже были получены и опубликованы результаты исследования Григора Менделя — чешского монаха и естествоиспытателя, который, занимаясь гибридизацией разных сортов гороха, открыл основные закономерности наследования признаков. Тем самым Мендель положил начало новой науке — генетике. Но научный мир не обратил должного внимания на его работы. Законы Менделя были переоткрыты только в 1900 году, когда Дарвина, которому так не хватало в его работе знания законов наследственности, уже почти 20 лет не было в живых. Не было в живых и Менделя, скромного монаха, ставшего основателем одной из важнейших биологических наук.

В конце книги Дарвин изложил собственную гипотезу механизмов наследования — гипотезу пангенезиса, согласно которой, признаки, с помощью мельчайших частиц (геммул), передаются из различных клеток организма в половые клетки. Таким образом потомству передаются свойства родителей. Гипотеза пангенезиса была подвергнута вполне справедливой критике. Впрочем, сам Дарвин не настаивал на ее справедливости и отмечал временный характер гипотезы.

Через три года после издания «Изменения животных и растений в условиях одомашнения» (в 1871 году) ученый опубликовал еще один большой труд — «Происхождение человека и половой отбор». Материалы для этой книги Дарвин стал собирать почти одновременно с материалами по эволюции видов. Но идеи о происхождении человека он не решился изложить в «Происхождении видов». Ученый побоялся, что недостаточно подготовленные материалы по эволюции человека сделают книгу менее убедительной. Да и учитывая человеческий эгоцентризм и веру нашего биологического вида в собственную избранность, идеи о животном происхождении человека могли вызвать негативные эмоции читателей, что помешало бы распространению эволюционной теории. Теперь же, когда теорию эволюции Дарвина признало большинство натуралистов, ученый посчитал публикацию «Происхождения человека» своевременной.

Завершением «Происхождения человека» Дарвин как бы закончил изложение своих глобальных теорий. Теперь он мог вернуться к более конкретным исследованиям и другим работам. О них мы расскажем довольно коротко.

Осенью 1872 года вышла книга «Выражение эмоций у человека и животных». Интересно, что первые наблюдения по этой теме Дарвин производил, изучая эмоциональные реакции своего первого ребенка. Труды ученого пользовались просто невероятной популярностью, особенно учитывая их глубоко научный характер. В день выхода книги в свет было продано более 5 тысяч ее экземпляров.

В 1875 году Дарвин издал книгу «Насекомоядные растения». Исследовать эти интересные объекты флоры ученый начал еще в 1860 году.

1876 год — книга «Действие перекрестного опыления и самоопыления в растительном мире». В этом же году Дарвин закончил работу над автобиографией, которая стала прекрасным источником для историков науки и для нас. Правда, позже, в 1881 году, ученый внес в автобиографию дополнение, кратко описывающее прошедшие пять лет его жизни.

К 1877 году Дарвин подготовил расширенное издание «Опыления орхидей». В этом же году вышло сочинение «Различные формы цветов».

В 1879 году Дарвин занялся публикацией книги доктора Эрнста Краузе «Жизнь Эразма Дарвина». Этот биографический труд ученый дополнил собственными очерками о характере и привычках своего деда.

1880 году — работа «Способность к движению у растений». В этом, как и в других своих исследованиях, Дарвин неутомимо продолжал демонстрировать подтверждения своей теории эволюции.

Вот последние строки автобиографии Дарвина:

«Сейчас (1 мая 1881 г.) я сдал в печать рукопись небольшой книги об „Образовании растительного слоя земли деятельностью дождевых червей“. Вопрос этот не имеет большого значения, и я не знаю, заинтересует ли он читателей, но меня он заинтересовал. Книга эта представляет собою развернутое изложение небольшой статьи, доложенной мною в Геологическом обществе более сорока лет назад; она воскресила мои старые мысли по вопросам геологии».

Эта книга и стала последней. Но до конца жизни Дарвин продолжал работать над уже изданными произведениями, готовя их к переизданиям и внося всевозможные правки и дополнения.

Зимой 1882 года состояние здоровья великого ученого сильно ухудшилось. Он часто терял сознание из-за сердечных болей и тем не менее не оставлял научной работы. 28 февраля датировано письмо Дарвина к геологу Макинтошу. В нем ученый коснулся вопроса происхождения жизни:

«Хотя, по моему мнению, до сих пор не было выдвинуто сколько-нибудь стоящих доказательств в пользу образования живого существа из неорганической материи, все же мне кажется, что такая возможность когда-нибудь будет доказана <…>. Если когда-нибудь будет обнаружено, что жизнь может возникать на Земле, жизненные явления попадут под некий общий закон природы».

17 апреля Дарвин самостоятельно производил опыт с растениями. Рано утром 19 апреля ученый умер. Незадолго до смерти он сказал: «Я совсем не боюсь умирать».

Похоронен великий ученый в Вестминстерском аббатстве. На его могиле можно прочесть короткую надпись:

«Чарлз Дарвин. Родился 12 февраля 1809 года. Скончался 19 апреля 1882 года. Автор книги „Происхождение видов“ и других естественно-научных сочинений».