100 Великих археологических открытий

ПЕРЕДНЯЯ АЗИЯ И БЛИЖНИЙ ВОСТОК

Нижняя Месопотамия — страна шумеров. Территория, где зародилась эта древнейшая цивилизация мира, ограничивается плодородной долиной двух рек, Тигра и Евфрата. К западу от нее расстилалась безводная и каменистая пустыня, с востока подступали горы, населенные полудикими воинственными племенами.

Земля страны шумеров — недавнего происхождения. Раньше Персидский залив вдавался здесь глубоко в материк, доходя до современного Багдада, и только в сравнительно поздний период вода уступила место суше. Произошло это не вследствие какого-то внезапного катаклизма, а в результате отложений речных наносов, постепенно заполнивших огромную впадину между пустыней и горами. Сюда, на эти земли, с юго-востока современного Ирана пришли земледельческие племена, давшие начало убейдской культуре, распространившейся затем на всю Месопотамию. На рубеже IV и III тысячелетий до н. э. в южной части междуречья Тигра и Евфрата появились первые государственные образования. К началу III тысячелетия до н. э. здесь сложилось несколько городов-государств — Эриду, Ур, Урук, Ларса, Ниппур. Они располагались на естественных холмах и были окружены стенами. В каждом из них жило приблизительно 40–50 тыс. человек. Правители этих городов носили титул лугаль («большой человек») или энси («жрец-владыка»).

Во второй половине III тысячелетия до н. э. лидером среди городов Шулера становится Лагаш. В середине XXV в. его армия в жестокой битве разгромила своего извечного противника — город Умму. За время шестилетнего правления Уруинимгины, энси Лагаша (2318–2312 гг. до н. э.), были осуществлены важные социальные реформы, которые являются древнейшими известными на сегодняшний день правовыми актами в области социально-экономических отношений. Уруинимгина провозгласил лозунг: «Пусть сильный не обижает вдов и сирот!» От имени верховного бога Лагаша он гарантировал права граждан города, освободил от податей жрецов и храмовую собственность, отменил некоторые налоги с ремесленников, уменьшил размеры трудовой повинности по строительству оросительных сооружений, ликвидировал полиандрию (многомужество) — пережиток матриархата.

Однако расцвет Лагаша длился недолго. Правитель Уммы Лугальзагеси, заключив союз с Уруком, напал на Лагаш и разгромил его. Впоследствии Лугальзагеси распространил свое господство почти на весь Шумер. Столицей его государства стал Урук. А Лагаш медленно угасал, хотя его название еще изредка встречается в документах вплоть до времени правления вавилонского царя Хаммурапи и его преемника Самсуилуны. Но постепенно глина и пески поглотили город. В III веке до н. э. арамейский правитель Ададнадин-аххе построил на его руинах свой дворец, который позднее также был разрушен.

В 1877 году в иракский город Басру приехал вице-консул Франции Эрнест де Сарзек. Как и многие другие дипломаты той поры, работавшие на Ближнем Востоке, он страстно интересовался древностями и все свободное время посвящал обследованию ближних и дальних окрестностей Басры, в которой тогда жило около 20 тыс. человек. Сарзека не пугали ни жара, доходившая до сорока градусов, ни нездоровый, гнилой климат. В сопровождении местных проводников он пробирался через тростниковые заросли и заброшенные, пересохшие каналы, преследуемый тучами комаров, знакомился с жизнью «болотных арабов» и бедуинов, приходивших из глубин пустыни и разбивавших на окраинах Басры свои черные палатки из козьего волоса.

Упорство Сарзека увенчалось успехом. Кто-то из крестьян рассказал ему о кирпичах со странными знаками, которые часто попадаются в урочище Телло, расположенном к северу от Басры, в междуречье Тигра и Евфрата. Прибыв на место, Сарзек сразу приступил к раскопкам.

Они продолжались несколько лет и увенчались редким успехом. В пустынном урочище Телло, под целым комплексом оплывших глинистых холмов, Сарзек обнаружил руины Лагаша, а в них — огромный, хорошо систематизированный архив, состоявший более чем из 20 тыс. клинописных табличек и пролежавший в земле почти четыре тысячелетия. Это была одна из крупнейших библиотек древности.

Как оказалось, Лагаш был во многом нетипичен для городов Шумера: он представлял собой скопление поселений, окружавших сложившееся ранее основное ядро города. В Лагаше была обнаружена целая галерея скульптур правителей города, в том числе ныне знаменитая группа скульптурных портретов правителя Гудеа. Из высеченных на них надписей и из текстов глиняных табличек ученые узнали имена десятков царей и других выдающихся людей того времени, живших в III тысячелетии до н. э. Из текста «Стелы Коршунов» (2450–2425 гг. до н. э.) стало известно содержание договора, заключенного правителем Лагаша Эаннатумом с правителем поверженной Уммы, а рельефы, высеченные на стеле, рассказали о том, как происходила битва между армиями обоих городов-государств. Вот правитель Лагаша ведет в бой легковооруженных воинов; затем — он же бросает на прорыв тяжеловооруженную фалангу, которая и решает исход сражения. Над опустелым полем битвы кружатся коршуны, растаскивающие трупы врагов.

На других барельефах изображены быки с человеческими головами У некоторых быков вся верхняя часть туловища — человеческая. Это — отголоски древнего земледельческого культа быка; здесь мы наблюдаем превращение бога-быка в бога-человека.

На серебряной вазе из Лагаша — одном из шедевров шумерского искусства середины III тысячелетия до н. э. — изображены четыре орла с львиными головами. На другой вазе — две увенчанные коронами змеи с крыльями. Еще на одной вазе изображены обвившиеся вокруг жезла змеи.

Открытие Сарзека сбросило покров тайны, окутывавший шумерскую цивилизацию. Еще недавно по поводу шумеров в научном мире велись ожесточенные споры, некоторые ученые отвергали сам факт существования этого народа. А тут был найден не только шумерский город, но и огромное количество клинописных текстов на языке шумеров!

Сенсационное открытие Лагаша побудило ученых разных стран отправиться на поиски других шумерских городов. Так были открыты Эриду, Ур, Урук. В 1903 году французский археолог Гастон Крое продолжил раскопки Лагаша. В 1929–1931 годах здесь работал Анри де Женильяк, а затем еще два года — Андре Парро. Эти исследования Лагаша обогатили науку новыми многочисленными находками. Даже сегодня, когда прошло уже более ста лет со времени открытия Лагаша, эти находки не утратили своего значения.

ЛЕОНАРД ВУЛЛИ И ОТКРЫТИЕ ЦАРСКИХ ГРОБНИЦ В УРЕ

В Южной Месопотамии, приблизительно на полпути от Багдада к Персидскому заливу, посреди голой и бесплодной пустыни высятся нагромождения холмов. Арабы называют это место «Тал ал-Муккайир» («Смоляной холм»). Трудно даже поверить, что некогда эта пустыня была обитаема. И тем не менее здесь, под слоем выветренной породы, покоятся руины древнего города, известного как «Ур халдеев», или «Ур Халдейский». Но история Ура берет свое начало задолго до появлении в Двуречье халдейских племен.

Ур — один из древнейших городов мира. По преданию, его уроженцем был библейский праотец Авраам. Этот город стал играть важную роль в III тысячелетии до н. э. Около 2350 года до н. э. правитель города Аккад (его местонахождение до сих пор не установлено) по имени Саргон (Саргон Великий, Саргон Древний, Саргон Старший, Саргон Аккадский) захватил цветущие города Южного Двуречья. Его войска дошли до Малой Азии, до предгорьев Тавра. Этот первый известный во всемирной истории великий завоеватель правил, по его собственным словам, 55 лет. В память о себе он оставил потомкам клинописный текст, в котором рассказал о перипетиях своей фантастической биографии:

«Я — Саргон, могучий жрец Аккада. Мать моя — жрица, отца я не знал. Мой город — Асупирану, что лежит на берегу Евфрата. Мать моя родила меня втайне. Положила в тростниковый ящик, вход смолою закрыла, бросила в реку. Понесла река, принесла меня к Акки-водолею. Акки-водолей багром меня поднял. Акки-водолей садовником меня сделал. Я был садовником, меня полюбила богиня Иштар. Пятьдесят пять лет я был на царстве».

По-аккадски имя Саргона звучало как Шаррукин — «истинный царь». Вероятно, это было тронное имя Саргона. Шаррукин-Саргон подчинил шумеров и продвинулся, как говорится в хрониках того времени, «до кедрового леса и серебряных гор» — определение, под которым нетрудно угадать Ливанские горы и горы Тавра. Вскоре его царство простиралось от Верхнего Моря (Средиземного) до Нижнего (Персидского залива). Во всех больших городах царства возводились грандиозные постройки. Вся центральная часть страны между Евфратом и Тигром была усеяна многоэтажными ступенчатыми башнями — зиккуратами, по которым боги должны были спускаться к верующим.

Династия Саргона правила двести лет, а затем пала. Около 2200 года до н. э. Двуречье было покорено племенами кутиев, в эпоху которых гегемония перешла к Лагашу. Но уже в конце III тысячелетия до н. э. кутай были побеждены царем Урука Утухенгалем и Ур снова приобрел статус главного города Двуречья. Цари III династии Ура правили Месопотамией более ста лет. При них, вероятно, впервые в мировой истории началось возведение протяженных укреплений на границах государства (наподобие Великой Китайской стены, Адрианова и Траянова валов и т. д.). Царь Ура Шу-Саэн соорудил оборонительную стену от вторгавшихся в Двуречье аморейских племен.

Прославленный многочисленными храмами и дворцами, Ур в эпох III династии процветал. Многочисленные торговые пути вели к нему с гор с моря, что доказывает благосостояние страны и безопасность торговцев.^ Эта эпоха стала временем расцвета шумерской культуры. ¦

Ур считался городом бога луны Сина. Основатель III династии царь Урнамму построил здесь на рубеже XXII–XXI вв. до н. э. знаменитый зик-курат Ура, рядом с которым находились царский дворец и гробница сына Урнамму — Шульги.

Трехступенчатый зиккурат в Уре высотой 21 м сохранился до наших дней лучше других подобных сооружений в Двуречье. Его верхние ярусы опирались на громадную, прямоугольную (43x65 м) в плане пирамиду высотой около 15 м. На вершину зиккурата вели три широкие и длинные лестницы, по которым во время религиозных празднеств двигались ритуальные процессии. Террасы зиккурата имели разные цвета: нижняя — черный, средняя — красный, а верхняя — белый. Несмотря на то что зиккурат осыпался и пострадал от времени, его огромный холм и сегодня производит большое впечатление.

Последний царь III династии Ура Ибби-Суэн был побежден армией соседнего государства Элам и взят в плен. После этого Ур пришел в упадок, хотя жизнь здесь теплилась еще, по крайней мере, тысячу лет. Проходили века, грандиозные сооружения ветшали, некогда неприступные стены превращались в пыль; слава новых народов затмевала старую, а порой совсем стирала ее. Лишь отголоски древних легенд, пробиваясь сквозь толщу веков, напоминали о величественных храмах и дворцах Ура.

Полномасштабные археологические исследования древней столицы шумеров начались в 1922 году и велись на протяжении двенадцати сезонов (1922–1934). Этими изысканиями, организованными совместно Университетским музеем в Пенсильвании и Британским музеем, бессменно руководил английский археолог Леонард Вулли, выпускник Оксфорда. К моменту начала раскопок ему было 42 года и он уже был известен своими раскопками в Египте, Нубии и Сирии.

За двенадцать лет, несмотря на высокий темп раскопок и огромное количество рабочих — временами оно достигало четырехсот, археологи так и не успели исследовать развалины всего Ура, поскольку территория города оказалась огромной, а раскопки велись с исключительной тщательностью и точностью. Но, несмотря на то что ученые смогли обстоятельно изучить лишь незначительную часть города, им удалось составить довольно подробное представление об Уре за четыре тысячи лет его существования и сделать ряд открытий, которые превзошли все ожидания и по своей значимости не уступают открытию знаменитой гробницы Тутанхамона в Египте.

В начале 1927 года экспедиция Вулли приступила к раскопкам городского кладбища. Археологи обнаружили здесь около двух тысяч могил. Жители Ура хоронили покойников, завернув тело в циновки, или положив в гроб — плетеный, деревянный или глиняный. Никаких особых правил не существовало, и труп мог лежать головой к любой части света. Зато поза была всегда одинакова: на боку, ноги слегка подогнуты, руки сложены ладонями вместе перед грудью, почти на уровне рта.

Вместе с покойным клали его личные вещи: ожерелья, серьги, нож или кинжал, булавку, которой закалывали одеяние или саван, а также цилиндрическую печать, оттиск которой на глиняной табличке был равнозначен подписи владельца. Рядом с трупом оставляли пищу и питье в глиняных, каменных или медных сосудах, оружие, инструменты. Дно могилы устилали циновками. Такими же циновками накрывали жертвоприношения сверху, чтобы предохранить их от непосредственного соприкосновения с землей, которой засыпали яму.

Эта забота об умершем свидетельствует о том, что шумеры верили в загробную жизнь, но ничего определенного об их верованиях сказать нельзя. Уходящий в мир иной просто брал с собой предметы, которые могли ему понадобиться на пути или в самом загробном мире, но каким он представлял себе этот мир, куда он направлялся, — неизвестно.

«Должен признаться, что научная обработка двух тысяч могил из-за ее однообразия наскучила нам до крайности, — вспоминал Вулли. — Почти все могилы были одинаковыми, и, как правило, в них не оказывалось ничего особенно интересного».

Однако вскоре выяснилось, что в действительности здесь одно под другим лежат два кладбища разных периодов. Верхнее, судя по надписям на Цилиндрических печатях, относилось ко временам правления Саргона, то есть возраст верхнего некрополя составлял приблизительно 4200 лет. Но под ним оказались могилы второго кладбища! И именно здесь археологов Ждали совершенно неожиданные находки.

Первым сигналом о близости чего-то необычного стали круглые колод-Цы, спускавшиеся вертикально на глубину погребения, а затем переходившие в горизонтальный лаз. Судя по найденным в одном из колодцев черепкам, он был прорыт во времена Саргона. Но кем и зачем?

Вулли предположил, что это — следы работы древних грабителей могил. В Уре, как и в Египте, ограбление могил было одной из древнейших профессий, и те, кто ею занимался, никогда не действовали наугад: они знали, где что лежит, и стремились прибрать к рукам что подороже. К тому времени археологи уже нашли сотни разграбленных могил и были уверены, что обнаружить богатое и не разграбленное погребение можно только случайно, при стечении самых счастливых обстоятельств. И в один из дней это произошло.

Сначала кто-то из рабочих заметил торчащий из земли медный наконечник копья. Оказалось, что он насажен на золотую оправу древка. Под оправой было отверстие, оставшееся от истлевшего древка.

Это отверстие привело археологов к углу еще одной могилы. Она была побольше обычной, но такого же типа и представляла собой простую в земле, вырытую по размерам гроба с таким расчетом, чтобы с трех сторон от него осталось немного места для жертвенных приношений. В изголовье гроба стоял ряд копий, воткнутых остриями в землю, а между ними — алебастровые и глиняные вазы. Рядом с гробом, на остатках щита, лежали два украшенных золотом кинжала, медные резцы и другие инструменты. Тут же находилось около пятидесяти медных сосудов, серебряные чаши, медные кувшины, блюда и разнообразная посуда из камня и глины. В ногах гроба стояли копья и лежал набор стрел с кремневыми наконечниками.

Но по-настоящему археологи были поражены, когда очистили от земли гроб. Скелет в нем лежал в обычной позе спящего на правом боку. Кости настолько разрушились, что от них осталась лишь коричневая пыль, по которой можно было определить положение тела. И на этом фоне ярко сверкало золото — такое чистое, словно его сюда только что положили…

На уровне живота лежала целая куча золотых и лазуритовых бусин — их было несколько сотен. Золотой кинжал и оселок из лазурита на золотом кольце когда-то были подвешены к распавшемуся серебряному поясу. Между руками покойного стояла тяжелая золотая чаша, а рядом — еще одна, овальной формы и больших размеров. Возле локтя стоял золотой светильник в форме раковины, а за головой — третья золотая чаша. У правого плеча лежал двусторонний топор из Электра (сплава золота и серебра), а у левого — обычный топор из того же металла. Позади тела в одной куче перепутались золотые головные украшения, браслеты, бусины, амулеты, серьги в виде полумесяца и спиральные кольца из золотой проволоки. Но это все археологи рассмотрели потом, а сперва им бросился в глаза сверкающий золотой шлем, покрывавший истлевший череп. Шлем глубоко надвигался на голову и прикрывал лицо щечными пластинами. Он был выкован из чистого золота и имел вид пышной прически. Чеканный рельеф на шлеме изображал завитки волос, а отдельные волоски были изображены тонкими линиями. От середины шлема волосы спускались вниз плоскими завитками, перехваченными плетеной тесьмой. На затылке они завязывались в небольшой пучок. Ниже тесьмы волосы ниспадали локонами вокруг отчеканенных ушей с отверстиями, чтобы шлем не мешал слышать. По нижнему краю были проделаны маленькие отверстия для ремешков, которыми закреплялся стеганый капюшон. От него сохранилось лишь несколько обрывков.

Этот шлем представляет собой самый прекрасный образец работы шумерских мастеров золотых дел. «Если бы даже от шумерского искусства ничего больше не осталось, достаточно одного этого шлема, чтобы отвести искусству древнего Шумера почетное место среди цивилизованных народов», — писал Леонард Вулли.

Кем был этот человек, пять тысяч лет назад погребенный с такой роскошью? На двух золотых сосудах и на светильнике повторяется надпись «Мескаламдуг, Герой Благодатной страны». Впоследствии это же имя было прочитано на цилиндрической печати, обнаруженной в другом погребении, причем здесь Мескаламдуг именовался «царем». Однако Вулли предположил, что Мескаламдуг был всего лишь принцем царского рода, так как отсутствие в его погребении символов царской власти указывает на то, что он никогда не занимал трона, а само погребение относилось к обычному типу частных могил. Но окончательно Вулли уверился в своей правоте лишь тогда, когда археологи нашли настоящие гробницы царей Ура.

«Если бы мы не видели царских гробниц, то, наверное, решили бы, что здесь похоронен царь», — писал Вулли впоследствии о погребении Мескаламдуга. А увидели они царские гробницы в последние дни сезона 1926/27 гг.

Всего здесь было шестнадцать царских захоронений, и ни одно из них не походило на другое. Жители Ура хоронили царей в гробницах из камня или из обожженного кирпича. Каждая такая гробница состояла из одного помещения или из анфилады тщательно отделанных комнат — настоящий подземный дворец! Но, к сожалению, почти все гробницы были разграблены еще в древности. В неприкосновенности уцелели только две.

Первая царская гробница, вскрытая Вулли, дала археологам очень мало материала — во-первых, потому, что она была безнадежно разрушена грабителями, а во-вторых, потому, что, как честно признавался потом сам Вулли, «мы только приступили к раскопкам такого рода и сами еще не знали, что нужно искать». Впрочем, здесь, среди массы бронзового оружия, археологи нашли ныне знаменитый золотой кинжал Ура. Его лезвие было выковано из чистого золота, рукоятка сделана из лазурита с золотыми заклепками, а великолепные золотые ножны украшал тонкий рисунок, воспроизводящий тростниковую плетенку. Здесь же был найден еще один не менее ценный предмет — золотой конусообразный стакан, украшенный спиральным орнаментом. В нем оказался набор миниатюрных туалетных принадлежности, изготовленных из золота.

До сих пор в Месопотамии не находили ничего, хотя бы отдаленно похожего на эти предметы. Они были так необычны, что один из лучших европейских экспертов той поры заявил, что это вещи арабской работы XIII в н. э. Никто и не подозревал, какое высокое искусство существовало уже в I тысячелетии до н. э.!

Однако самые главные открытия были сделаны археологами в сезоне 1927/28 гг.

Все началось с находки пяти скелетов, уложенных бок о бок на дне наклонной траншеи. У каждого из них на поясе был медный кинжал, рядом стояли маленькие глиняные чашки. Отсутствие привычной погребальной утвари и сам факт массового захоронения показались ученым весьма необычными.

Начав копать вдоль траншеи, Вулли и его коллеги наткнулись на вторую группу скелетов: десять женщин были заботливо уложены двумя ровными рядами. На всех были головные украшения из золота, лазурита и сердолика, изящные ожерелья из бусин, но обычной погребальной утвари при них тоже не оказалось. Зато здесь лежали остатки великолепной арфы: ее деревянные части истлели, однако украшения сохранились полностью, и по ним можно было восстановить весь инструмент. Верхний деревянный брус арфы был обшит золотом, в котором держались золотые гвозди, — на них натягивали струны. Резонатор украшала мозаика из красного камня, лазурита и перламутра, а впереди выступала великолепная золотая голова быка с глазами и бородой из лазурита. Прямо на остатках арфы покоился скелет арфиста в золотой короне.

Следуя дальше по траншее, археологи натолкнулись на остатки костей, которые явно не были человеческими. Вскоре все разъяснилось. Неподалеку от входа в подземную гробницу стояли тяжелые деревянные салазки, рама которых была отделана красно-бело-синей мозаикой, а боковые панели — раковинами и золотыми львиными головами с гривами из лазурита на, углах. Верхний брус украшали золотые львиные и бычьи головы меньшего размера, спереди были укреплены серебряные головы львиц. Ряд бело-синей инкрустации и две маленькие серебряные головки львиц отмечали положение истлевшего дышла. Перед салазками лежали скелеты двух ослов, a в их головах — скелеты конюхов. Сверху этой груды костей лежало некогда; прикрепленное к дышлу двойное серебряное кольцо, сквозь которое проходили вожжи, а на нем — золотой амулет в виде фигурки ослика.

Рядом с повозкой археологи нашли игральную доску. Тут же была целая коллекция оружия, утвари и инструментов — набор долот, большие серые горшки из мыльного камня, медная посуда, золотая пила, золотая трубка с лазуритовой отделкой — через такие трубки шумеры пили из сосудов разные напитки.

Дальше снова лежали человеческие скелеты. За ними — остатки большого деревянного сундука, украшенного мозаичным узором из перламутра и лазурита. Сундук был пуст. Наверное, в нем хранилась одежда, истлевшая без следа.

За сундуком стояли жертвенные приношения: множество медных, серебряных, золотых и каменных сосудов, причем среди последних оказались великолепные образчики, выточенные из лазурита, обсидиана, мрамора и алебастра. Один серебряный набор, по-видимому, служил для ритуальной трапезы. Он включал в себя узкий поднос или блюдо, кувшин с высоким горлышком и длинным носиком и несколько высоких стройных серебряных кубков, вставленных один в другой.

Среди сокровищ, обнаруженных в этой донельзя загроможденной могиле, оказался еще один кубок — золотой, с насечкой по верху и низу и коваными вертикальными желобами, а также похожий на него сосуд для воды, чаша, гладкий золотой сосуд и две великолепные серебряные головы львов, по-видимому, некогда украшавшие царский трон.

Предметов было много, костей тоже, но среди них археологи не находили главного — останков того, кому принадлежала эта гробница. Когда все предметы были извлечены на поверхность, Вулли и его коллеги приступили к разборке остатков деревянного сундука длиной 1,8 м и шириной 0,9 м. Под ним неожиданно обнаружились обожженные кирпичи. Кладка была разрушена, и лишь в одном месте уцелел фрагмент крутого свода над каменным покоем. Неужели это и есть гробница? Да, так оно, вероятно, и было. Однако эта гробница была ограблена еще в древности, и свод над нею не обрушился, а был пробит намеренно. Затем над проломом для маскировки поставили деревянный сундук.

Археологи расширили площадь раскопок и сразу же натолкнулись еще на одну шахту, отделенную от первой стеной и расположенную на 1,8 м ниже. На площадке у входа в эту вторую гробницу лежали в две шеренги скелеты шестерых солдат в медных шлемах, совершенно расплющенных вместе с черепами. При каждом было копье с медным наконечником.

Ниже стояли две деревянные повозки, когда-то запряженные каждая тремя быками. Один из скелетов быков сохранился почти полностью. От повозок ничего не осталось, но отпечатки истлевшего дерева были настолько ясны, что можно было различить даже структуру дерева массивных колес и серовато-белый круг, оставшийся от кожаного обода или шины. Судя по всему, повозки были довольно просты, но упряжь украшали продолговатые серебряные и лазуритовые бусины. Вожжи пропускались сквозь серебряные кольца с амулетами, изображающими быков.

И снова — человеческие останки. Перед бычьей упряжкой лежали скелеты конюхов, на повозках — истлевшие костяки возниц, вдоль стен гробницы лежали останки девяти женщин. Они были чрезвычайно пышно облачены: на головах — парадные головные уборы из лазуритовых и сердоликовых бус с золотыми подвесками в форме буковых листьев, серебряные гребни, в виде кисти руки с тремя пальцами, оканчивающимися цветами, лепестки которых инкрустированы лазуритом, золотом и перламутром; в ушах — большие золотые серьги полумесяцем, на груди — ожерелья из золота и лазурита. Каменная кладка, протянувшаяся вдоль стен, служила покойницам как бы изголовьем, ногами они были обращены к повозкам, а все пространство между ними и повозками заполняли нагроможденные на друга останки других мужчин и женщин. Лишь в середине оставался кий проход к сводчатому входу в гробницу: по бокам, словно охраняя его, лежали скелеты солдат с кинжалами и дротиками.

На тела «придворных дам» была поставлена прислоненная к стене гробницы деревянная арфа. От нее сохранилась только медная бычья голова да перламутровые пластинки, украшавшие резонатор. У боковой стены траншеи, также поверх скелетов, лежала вторая арфа с замечательно выполненной головой быка. Она была сделана из золота, а глаза, кончики рогов и борода — из лазурита. Тут же оказался не менее восхитительный набор перламутровых пластинок с искусной резьбой. На четырех из них изображены шуточные сценки, в которых роль людей играют животные. Самое поразительное в них — это чувство юмора, столь редкое для древнего искусства. А благодаря изяществу и гармоничности рисунка, тонкости резьбы они представляют собой один из самых выдающихся образцов шумерского искусства той эпохи.

Археологи нашли в гробнице и две прислоненные к стене модели лодок, одну — медную, совершенно разрушенную временем, а вторую — серебряную, прекрасно сохранившуюся, длиной около 60 см. У нее высокие нос и корма, пять сидений, а в середине — арка, поддерживавшая тент над пассажирами. В уключинах уцелели даже весла с листообразными лопастями.

Сама погребальная камера была, по-видимому, ограблена. Грабители не оставили почти ничего. Остались лишь человеческие скелеты без всяких украшений; среди них, вероятно, был и прах владельца гробницы. Судя по надписи на найденной здесь же цилиндрической печати, его звали Абарги.

В Месопотамии никто до Вулли не находил подобных гробниц, и эту находку не с чем было сопоставить. Археология не знала тогда ничего похожего. Несомненным было одно: Абарги был царем или правителем Ура, ибо. для любого другого человека не стали бы возводить такую сложную систему подземных сооружений и устраивать во имя его массовые человеческие жертвоприношения. А в том, что многочисленные слуги, воины и придворные дамы стали жертвами погребального обряда, Вулли не сомневался, как не? сомневался он и в том, что найденное им погребение являлось царской гробницей.

Усыпальница царя располагалась в самом дальнем конце открытой археологами шахты. А за ней оказалась вторая комната, пристроенная к стене царской усыпальницы примерно в то же время или, возможно, немного позже. Эта комната также была перекрыта сводом из обожженного кирпича. Он тоже обвалился, но, к счастью, причиной тому была не алчность грабителей, а просто тяжесть земли. Само же погребение оказалось нетронутым!

Это была гробница царицы. Именно к ней вела верхняя траншея, в коброй археологи нашли повозку, запряженную ослами. В заваленной шахте над самым сводом усыпальницы археологи нашли цилиндрическую печать из лазурита с именем царицы — Шубад. Очевидно, печать бросили сюда вместе с первыми горстями земли, когда засыпали гробницу.

Останки царицы покоились в углу усыпальницы на истлевших деревянных носилках (потом эксперты установили, что в момент смерти царице Шубад было около сорока лет). Рядом стоял массивный золотой кубок, в головах и в ногах лежали скелеты двух служанок. Вся верхняя часть тела царицы Шубад была совершенно скрыта под массой золотых, серебряных, лазуритовых, сердоликовых, агатовых и халцедоновых бус. Ниспадая длинными нитями от широкого ожерелья-воротника, они образовали сплошной панцирь, доходящий до самого пояса. По низу их связывала кайма цилиндрических бусин из лазурита, сердолика и золота. На правом предплечье лежали три длинные золотые булавки с лазуритовыми головками и амулеты: один лазуритовый, два золотых в форме рыбок, четвертый — тоже золотой в виде двух сидящих газелей.

Истлевший череп царицы покрывал чрезвычайно сложный головной убор, похожий на те, что носили «придворные дамы». Его основой служил широкий золотой обруч, который можно было надевать только на парик, причем огромного, почти карикатурного размера. Сверху лежали три венка. Первый, свисавший прямо на лоб, состоял из гладких золотых колец, второй — из золотых буковых листьев, третий — из длинных золотых листьев, собранных пучками по три, с золотыми цветами, лепестки которых отделаны синей и белой инкрустацией. И все это было перевязано тройной нитью сердоликовых и лазуритовых бусин. На затылке царицы был укреплен золотой гребень с пятью зубцами, украшенными сверху золотыми цветками с лазуритовой сердцевиной, с боков парика спускались спиралями тяжелые кольца золотой проволоки. Огромные золотые серьги в форме полумесяца свешивались до самых плеч. Очевидно, к низу того же парика были прикреплены нити больших прямоугольных каменных бусин. На конце каждой такой нити висели лазуритовые амулеты: один с изображением сидящего быка, второй — теленка. Несмотря на всю сложность этого головного убора, отдельные части лежали в такой четкой последовательности, что впоследствии его удалось полностью восстановить.

Рядом с телом царицы лежал еще один головной убор. Он представлял собой диадему, сшитую, по-видимому, из полоски мягкой белой кожи. Диадема была сплошь расшита тысячами крохотных лазуритовых бусинок, а по этому густо-синему фону шел ряд изящных золотых фигурок животных: оленей, газелей, быков и коз. Между фигурками были размещены гроздья фанатов, укрытые листьями, и веточки какого-то другого дерева с золотыми стебельками и плодами из золота и сердолика. В промежутках были Нашиты золотые розетки, а внизу свешивались подвески в форме пальметок из крученой золотой проволоки.

По всей усыпальнице были расставлены всевозможные приношения: серебряные, медные, каменные и глиняные сосуды, посеребренная голова коровы, два серебряных алтаря для жертвоприношений, серебряные светильники и множество раковин с зеленой краской, в том числе две искусственные — одна золотая, другая серебряная. Подобные раковины попадались почти во всех женских погребениях Ура. В них археологи часто находили остатки белой, красной или черной краски, которая употреблялась как косметическое средство, однако наиболее популярной краской была зеленая.

Гробницы царя Абарги и царицы Шубад были совершенно одинаковы. Однако усыпальница царицы была вырыта ниже уровня шахты. Возможно, царь умер первым и был погребен здесь, и царица пожелала, чтобы ее похоронили как можно ближе к усыпальнице супруга. Чтобы выполнить ее волю, могильщики вновь раскопали шахту над усыпальницей царя, дошли до кирпичного свода, потом взяли чуть в сторону и вырыли колодец, где и была сооружена усыпальница царицы.

Того, что рассказали археологам обе гробницы, было вполне достаточно, чтобы ясно представить себе, как происходила церемония погребения, сопровождавшаяся исключительно жестоким обрядом массовых человеческих жертвоприношений, которым, скорее всего, руководили жрецы.

Видимо, часть обреченных уходила из жизни, приняв яд или какой-то наркотический напиток. Почти у всех мужчин и женщин были с собой небольшие чаши из глины, камня или металла, вероятно, предназначавшиеся для этого. В то же время положения некоторых найденных в гробницах скелетов, а также ряд других обстоятельств позволяли прийти к выводу, что часть придворных, солдат и слуг была убита. Например, судя по останкам музыканта-арфиста, кисти рук которого еще покоились на инструменте, покрытом драгоценной инкрустацией, он играл в тот момент, когда его настиг смертельный удар. В гробницах сохранились и несомненные свидетельства того, что кто-то аккуратно, по-хозяйски наводил в них порядок сразу после завершения кровавой церемонии: эти люди, по-видимому, проверяли, все ли в могиле в должном порядке. Так, в гробнице царя они положили лиры на тела музыкантш, лежащих у стены усыпальницы. Эти же люди убили впряженных в повозки животных: их кости лежали поверх скелетов ездовых, следовательно, животные умирали последними. Наконец, поднявшись наверх, эти люди замуровали вход в усыпальницу и засыпали ее землей.

Свидетельства человеческих жертвоприношений были найдены во всех шестнадцати царских гробницах Ура. При этом число жертв колебалось от пяти-шести до семидесяти-восьмидесяти человек. Подобные массовые убийства были возможны только в жестоких восточных деспотиях, где царь был богом, а жизнь подданных не имела ровно никакой ценности.

Царские гробницы Ура, уникальные по времени, богатству, архитектуре и по сложности связанного с ними ритуала, открыли миру не только жестокие погребальные обряды древних шумеров, но и многочисленные произведения шумерского искусства, которые сегодня украшают ведущие музеи мира. Большинство предметов, найденных в царских гробницах, было сделано из золота. Шумеры обладали достаточными познаниями в металлурги и столь высоким мастерством в обработке металлических изделий, что в этом с ними вряд ли сравнится хоть один народ древности. Такое мастерство приобреталось веками. При этом шумерские мастера старались следовать установившимся образцам, совершенство которых оттачивалось из поколения в поколение.

Обязательной принадлежностью царских гробниц является арфа или лира. Эти инструменты украшались с необыкновенной пышностью, причем обязательным элементом отделки арф или лир были головы животных — быка, коровы, оленя. В некоторых случаях весь резонатор представляет собой как бы тело животного, изображенного условно, но все же достаточно ясно, чтобы понять, что это за зверь. В одной из шумерских надписей, где описывается арфа, подаренная правителем Гудеа храму, сообщается, что эта арфа была украшена головой быка, и звук ее сравнивается с бычьим мычанием. Но если между животным, украшающим арфу, и ее звучанием действительно существовала какая-то связь, можно предположить, что лира с бычьей головой играла роль баса, с коровьей головой — тенора, а с оленем — по-видимому, альта. Это свидетельствует о том, что уже в те отдаленные времена люди имели представление о гармонии, и подобный факт очень важен для истории музыки.

В числе многочисленных находок в царских гробницах оказался знаменитый ныне мозаичный «штандарт из Ура» Он состоял из двух прямоугольных панелей (22x55 см) и двух боковых треугольных панелей. Они были так скреплены, что большие панели были наклонены внутрь. Весь «штандарт» сидел на древке: очевидно его выносили во время процессий.

Мозаика сложена из белых фигурок на лазуритовом, а кое-где красном поле. Сами фигурки вырезаны из раковин, мелкие детали на них выгравированы. На треугольных панелях изображены мифологические сценки с животными. Две большие панели посвящены одна — миру, другая — войне.

На первой из них представлен царь со своей семьей во время праздничного пира. Обнаженные до пояса, в коротких юбках из овчин, члены царского дома сидят в креслах. Около них — слуги. В углу музыкант играет на маленькой арфе, а позади певица, прижав руки к груди, поет под его аккомпанемент. Эта сценка занимает верхний ряд панели. Два нижних ряда изображают слуг царя: они несут захваченную у врага добычу и провизию для пиршества. Один гонит козла, другой тащит рыбу, третий сгибается под тяжестью перевязанного веревками тюка и т. д.

На другой стороне «штандарта» в середине верхнего ряда стоит царь: его легко отличить благодаря высокому росту. Позади него — трое приближенных или родственников, а за ними похожий на карлика ездовой держит под уздцы двух ослов, впряженных в царскую колесницу. Сам колесничий, придерживая вожжи, идет за пустой повозкой. Перед царем воины проводят обнаженных пленников со связанными позади руками.

Во втором ряду слева направо движется фаланга тяжеловооруженных воинов. На них точно такие же медные шлемы, какие были найдены в царских гробницах, и длинные плащи из плотного материала, очевидно войлочные. Перед воинами легковооруженные пехотинцы уже сражаются с воинами противника, которые либо бегут, либо падают под их ударами.

В нижнем ряду помещены боевые колесницы. В каждую впряжена пара ослов. На колесницах стоят по два человека: возница и воин, мечущий легкие дротики. Колчаны с четырьмя такими дротиками укреплены на передних щитах колесниц. Художник изобразил колесницы в момент вступления в бой, придав сцене реалистическую динамичность.

«Штандарт» бесспорно представляет собой выдающееся произведение искусства, однако его историческая ценность еще выше, ибо это самое раннее подробное изображение той армии, которая пронесла шумерскую культуру от древнейших поселений близ Персидского залива вплоть до гор Анатолии и до берегов Средиземного моря. Раскопки могил показали, что оружие шумеров и по форме и по выработке намного превосходило все, чем сражались другие народы в те времена да и позднее — по крайней мере, на протяжении двух тысячелетий. По изображению на «штандарте» можно судить и об организации шумерской армии. В ту эпоху это была всесокрушающая сила. Шумеры располагали колесницами, которые и через две тысячи лет наводили ужас на окрестные народы, а их боевой строй был прообразом победоносной фаланги Александра Македонского. Поэтому нет ничего удивительного в том, что шумеры практически не встречали сопротивления до тех пор, пока соседние народы постепенно не переняли их боевой опыт.

И еще об одном рассказало археологам царское кладбище — о поразительном развитии шумерской архитектуры. Вход в гробницу Абарги увенчан правильной кирпичной аркой, а кровля представляла собой кирпичный круглый купол с апсидами. Точно такой же купол был и над гробницей Шубад. Другие гробницы были накрыты куполами из грубо отесанного известняка.

В этих подземных покоях не требовалось колонн. Зато в сооружениях следующей эпохи они попадаются в изобилии, а отсюда можно заключить, что шумеры умели их применять и раньше, в период царского кладбища. Таким образом, можно сказать, что жителям Ура в начале III тысячелетия до н. э. уже были известны почти все основные элементы архитектуры.

ЗАГАДКА ДИАМУНА

В III–II тысячелетиях до н. э. шумеры, ассирийцы, вавилоняне неоднократно упоминали в своих клинописных текстах о богатом и цветуще царстве или городе Дилмун — «стране жизни», лежавшей далеко к югу Месопотамии, «за горькой водой», «на восходе солнца». Эта счастливая страна, по представлениям шумеров, не знала ни болезней, ни старости, ни смерти и была одним большим цветущим садом:

«В Дилмуне ворон не каркает, птица «иттидду» не кричит, лев не убивает, волк не хватает ягненка… Вдов здесь нет… Нет таких, которые бы говорили: «У меня болят глаза». Нет таких, которые бы говорили: «У меня болит голова». Нет старухи, которая бы говорила: «Я стара». Нет старика, который бы говорил: «Я стар»…».

Всевозможные легенды об «островах блаженных» — не редкость даже для Средневековья. Что уж говорить о временах еще более древних! Практически весь опыт обращения к подобного рода сказаниям свидетельствует, что, как правило, за ними не стоит ничего реального. И тем не менее страна Дилмун стала счастливым исключением из этого правила.

Американский исследователь П. Корнуолл стал первым, кто попытался отнестись к древним шумерским сказаниям о Дилмуне всерьез. Где могла находиться эта страна? В шумерском эпосе о Гильгамеше и ряде других источников сказано, что это «Страна, где восходит солнце». Ну не Япония же это, в самом деле? Шумерские и аккадские клинописные тексты сообщают о «кораблях из Дилмуна», которые привозили в Лагаш и Аккад золото, лазурь, драгоценные сорта деревьев. Глиняные таблички, найденные в древнем шумерском городе Уре, свидетельствуют о том, что Ур получал слоновую кость из Дилмуна. Может быть, это Индия? Но ведь все эти товары могли попасть в Месопотамию и через транзитную торговлю. И тогда база этой транзитной торговли могла находиться гораздо ближе — на юге Ирака, в Иране, на востоке Аравии.

В 1946 году, после тщательного изучения всех имевшихся в его распоряжении письменных источников, П. Корнуолл пришел к выводу о том, что легендарный Дилмун следует отождествлять с современным островом Бах-Рейн. Он расположен у южного побережья Персидского залива, примерно на половине пути от устья Тигра и Евфрата к долине реки Инд и вполне мог играть роль центра транзитной торговли между Индией и Междуречьем.

Окончательно доказать правоту Корнуолла могли лишь археологические раскопки на Бахрейне и прилегающих к нему участках аравийского побережья. Но вплоть до 1950-х годов этот район в силу религиозных и политических причин был наглухо закрыт для европейских и американских ученых. Только в конце 1950-х годов нефтяной бум открыл страны Персидского залива для внешнего мира. И тогда сюда пришли археологи.

Первое, что привлекло их внимание — ныне знаменитые «сто тысяч» бахрейнских могил. Эти невысокие, присыпанные желтым песком курганчики были давным-давно пусты — их разграбили еще в древности, по меньшей мере два тысячелетия назад. Тем не менее загадка этих захоронений долгое время оставалась неразгаданной. На Бахрейнских островах — пустынных, продуваемых всеми ветрами, усыпанных гравием и обломками выветрившихся известковых скал, не нашлось бы такого количества покойников! По поводу этого феномена была даже выдвинута популярная в свое время гипотеза, что Бахрейн служил гигантским кладбищем для какого-то народа, населявшего территорию Аравии или Южной Месопотамии и по каким-то причинам (ритуальным?) упорно хоронившего свэих мертвых на Бахрейне. Некоторые исследователи полагали, что этим народом могли быть шумеры, которые, непонятно почему, считали своей прародиной именно Бахрейн.

Пока специалисты ломали копья вокруг проблемы «ста тысяч могил», на самом Бахрейне и на востоке Аравии — от Кувейта на севере до Аджмана на юге — на протяжении полутора десятка лет тихо и методично работала небольшая датская археологическая экспедиция во главе с Дж. Бибби. Открытие, сделанное в итоге датчанами, было настолько невероятным, что археологи не стали спешить с публикацией результатов своих трудов, а вместо этого несколько лет тщательно и продуманно выстраивали собранные факты в единое целое. Наконец исследователи опубликовали свои сенсационные заключения. На первый взгляд они могли показаться фантастическими, но тем не менее скрупулезность датчан внушала уважение и доверие к их выводам.

А выводы были следующими: Бахрейн был заселен в глубокой древности, и его загадочные могилы никак нельзя приписывать соседним народам. Датские археологи обнаружили и раскопали поселения и могильники совершенно неизвестной древней цивилизации III тысячелетия до н. э. «культуры Барбар». Центром ее был остров Бахрейн. Археологи отыскали! здесь руины большого города, остатки величественного храма, несколько! маленьких поселков. Возраст этих поселений и построек составлял пять тысяч лет — именно тогда, согласно клинописным текстам Двуречья, легендарный шумерский герой Гильгамеш отправился в свое долгое путешествие по трем царствам земным. Еще недавно специалисты спорили, насколько вообще достоверен этот миф. И вот теперь выходило, что некоторые сведения о странствованиях Гильгамеша не выдуманы.

Дж. Бибби убедительно связал открытую на Бахрейне цивилизацию с легендарной страной Дилмун. Многочисленные находки — резные стеативые печати, бусы, изделия из меди и слоновой кости — показали, что в III–II тысячелетиях до н. э. Бахрейн был тесно связан с двумя древнейшими цивилизациями мира — шумерской и отстоящей от нее на многие тысячи километров цивилизацией долины Инда, играя важную посредническую роль в оживленной морской торговле. Смутные догадки о том, где проходил древний путь из Двуречья в Индию, теперь нашли свое материальное подтверждение эта дорога пролегала через Бахрейн. Именно отсюда, как оказалось, происходят круглые каменные печати, которые ставили в тупик археологов и при раскопках в Шумере, и при раскопках в Индии. На Бахрейне при раскопках древнего города и храма были найдены сотни таких печатей.

По большому счету, не столь уж важно — являлся ли Бахрейн легендарным Дилмуном или нет. Кстати, мнения по этому вопросу расходятся: по мнению других ученых, Дилмун все же следует искать в Индии. Главное состоит в другом: датским археологам во главе с Дж. Бибби удалось сделать одно из самых интересных археологических открытий XX века — найти недостающее звено в цепочке древнейших культур мира.

ОШИБКА ПОЛЯ БОТТА

В 1840 году на должность французского консула в Мосул был назначен Поль Эмиль Ботта. Как и многие образованные люди начала ХIХ века, Бот одновременно являлся путешественником, натуралистом, политическим деятелем, дипломатом и немного авантюристом. Он родился 6 декабря 1802 года в Турине (Италия), в семье известного итальянского поэта и историка. В 1826 году, получив в Париже медицинский диплом, Ботга в должности судового врача отправился на три года в кругосветное плавание. Вернувшись в середине 1829 года в Париж и защитив диссертацию, Ботта уже не мог сидеть на месте. Его манил дух приключений и дальних странствий, В 1830 году он поступил в качестве военного врача на службу к египетскому хедиву Мухаммеду Али, принял участие в турецко-египетской войне. В 1833 году французское правительство назначило его своим консулом в Александрии.

За шесть лет (1830–1836) Ботта объездил весь Ближний Восток, познакомился с Сирией, Палестиной, Египтом. В 1836 году он получил из Парижа секретный приказ: исследовать прибрежные области Красного моря от Синайского полуострова до Йемена. Объездив всю Аравию, Ботта в 1838 году вернулся в Париж, где описал свое путешествие в пространных путевых заметках.

Назначение в Мосул, расположенный на правом берегу Тигра и бывший тогда центром турецкого вилайета, Ботта воспринял с большим воодушевлением. Он горячо интересовался всевозможными древностями и хорошо владел арабским языком. Зная это, французское Азиатское общество поручило Ботта найти остатки знаменитой Ниневии — легендарной столицы Ассирии, которая много раз упоминается в Библии.

Ассирия — древняя страна Ашшур — располагалась на севере Месопотамии, вдоль берегов бурного Тигра. Тигр считается самой беспокойной рекой Ирака. Выходя из берегов, он затопляет большие площади плодородных земель, прилегающих к его берегам, размывает глинобитные лачуги, уничтожает скот. Недаром именно в Месопотамии, единственной стране Передней Азии, больше страдающей от избытка воды, чем от ее недостатка, сохранилось столько легенд о Всемирном потопе.

Ассирийское государство сложилось в XIII веке до н. э. А в XI–VII вв. до н. э. Ассирия превращается в могущественную державу, подчинившую своему влиянию обширные земли. Цари Ассирии распространили свою власть на всю территорию Двуречья, создали мощное единое государство и, использовав Двуречье как плацдарм, огнем и мечом распространили свое господство на огромные территории от Синайского полуострова до Армении, от Малой Азии до Египта. С периодом наивысшего расцвета Ассирии связан и расцвет ее последней столицы, Ниневии, остатки которой теперь предстояло отыскать Полю Ботта.

Все свое свободное время Ботта посвящал исследованиям окрестностей Мосула, собирая старинные черепки, кирпичи, испещренные непонятными знаками. Обилие древностей в здешних местах, казалось, должно было внушать оптимизм. Но Ботта не был археологом в строгом смысле этого слова, да и сама археологическая наука делала в ту пору лишь свои первые шаги. Поэтому в своих поисках Ботта мог рассчитывать только на интуицию, на помощь местных жителей, которые сами толком не знали, где искать Ниневию, давно забытую столицу ассирийских царей.

Наконец круг поисков Ботта сузился до огромного холма, расположенного на левом берегу Тигра вблизи селения Куюнджик. Местные жители предполагали, что здесь-то и должна находиться Ниневия. Однако выбор оказался неудачным: Ботта ничего не сумел найти. Злая ирония судьбы: девять лет спустя Генри Лэйярд именно здесь, под холмом Куюнджик, откроет руины легендарной Ниневии.

Наступил март 1843 года. В один из дней в кабинете Ботта появился некий араб и сказал, что может показать ему место, где видимо-невидимо древних кирпичей с надписями, из которых он и его односельчане сооружают очаги в домах. Заинтересовавшись этим сообщением, Ботта отправил с арабом своих людей. Проводник привел маленькую экспедицию на холм, расположенный у селения Хорсабад, в 75 километрах от Мосула. Здесь волею судьбы Ботта суждено было обнаружить первый памятник древней ассирийской цивилизации, существовавшей более двух с половиной тысячелетий назад. Это открытие сделало имя Ботта бессмертным.

Но тогда, в марте 1843 года, стоя на вершине загадочного холма, Ботта не знал, что судьба зло посмеется над ним. В том, что он нашел именно Ниневию, Ботта был убежден едва ли не до конца дней своих. И изданное им в Париже в 1847–1850 годах роскошное пятитомное издание носило гордое название «Памятники Ниневии, открытые и описанные Ботта». Но это была… не Ниневия! Холм возле селения Хорсабад скрывал руины другой ассирийской столицы — Дур-Шаррукина, резиденции царя Саргона II с великолепным дворцом, сооруженным в 709 году до н. э., после завоевания Вавилона. Мнимое «открытие» Ниневии Ботта вошло в анналы археологической науки в качестве вопиющей ошибки неопытного ученого.

Но это все еще будет впереди. А пока идет март Х1843 года, и Поль Эмиль Ботта впервые в истории науки приступает к раскопкам ассирийского города.

Буквально через час после начала раскопок из земли выступили полуразрушенные стены. Когда исследователи соскоблили налипшую на них грязь, перед их взором появились многочисленные надписи, рисунки, рельефы, изображения зверей…

… Главная тема рельефов и рисунков — прославление царя, его власти, его Деяний. Лицо царя не имеет индивидуальных черт. Оно просто символизирует власть. Царь одинаково грозен и безличен и на охоте, и в бою, и во время Процессий в сопровождении толстых, безбородых евнухов, держащих над его головой опахала, и когда пирует с царицей, празднуя победу над очередным врагом, чья отрубленная голова висит тут же, рядом с пирующими. Баснословна роскошь царских облачений, утвари, бесчисленных украшений. И беспримерно во всей истории мирового искусства изображение жестокости: пленников сажают на кол, в присутствии царя у них вырывают языки и сдирают Кожу. Все это без тени жалости делают могучие и безликие воины с пудовыми мышцами, с бородами, заплетенными в косички. И сам царь отличается от них только роскошью одежда — у него такие же безразмерные мускулы, такая же борода, такой же отсутствующий взгляд. Здесь нет человека. Это — апофеоз какой-то первобытной силы, возведенной в культ.

На одном из рельефов изображен царь на колеснице, на другом — крылатые божества в богатых одеяниях, держащие в руках шишки пинии — символы плодородия. Рядом с божествами стоят царские евнухи и военачальники. Спокойны и величественны позы божеств, бесстрастны их лица. Вся сцена проникнута торжественностью, присущей религиозному обряду.

Большая группа рельефов рассказывает о возвращении ассирийских воинов из государства Наири (Урарту). Из предпринятого в 714 году до н. э. похода против этого своего соседа и старого соперника ассирийский царь Саргон II вернулся победителем. Он разгромил города, уничтожил посевы, угнал скот, часть жителей казнил, часть увел в рабство.

«Имуществом дворца Урзаны и Халди и многим, многим богатством его, которые я похитил в Мусасири, — пишет Саргон, — я нагрузил мои многочисленные войска во всем обилии и заставил стащить в Ассирию. Людей области Мусасири я причислил к людям Ассирии, повинность воинскую и строительную я наложил на них, как на ассирийцев. Услышал Урса [урартский царь], поник на землю, разодрал свои одежды, опустил руки, сорвал головную повязку, распустил волосы, прижал обе руки к сердцу, повалился на брюхо, его сердце остановилось, его печень горела, в устах его были горестные вопли. Во всем Урарту я распространил рыдания, плач на вечные времена я устроил в Наири». На рельефах дворца царь Саргон принимает добычу, привезенную из Урарту: пленных и скот, модели захваченных крепостей, оружие, прекрасные металлические кубки в форме львиных голов. Царь окружен придворными и слугами, созерцающими сцену триумфа.

А вот царь охотится. Пружинисто сгибаются под тяжестью всадников мчащиеся по пустыне верблюды… Львиная ярость и бешеный конский бег… Это — вершина ассирийского искусства. Такой динамизм, такая мощь порыва и не снились египетскому художнику, изобразившему едва ли не самую бурную в искусстве Древнего Египта сцену охоты на львов на ларце из гробницы Тутанхамона.

Не культовые, а светские сюжеты преобладают в рельефах и росписях ассирийских дворцов, великолепием которых, по существу, и исчерпывается искусство Ассирии. Не культовая, а грандиозная, сверхчеловеческая дворцовая и крепостная архитектура была характерна для всей до предела милитаризованной ассирийской державы.

… Изобилие рельефов и скульптур было поразительным. Как зачарованный Ботта сидел в раскопе и срисовывал причудливые, совершенно необычные изображения крылатых зверей, фигуры бородатых людей; ничего подобного ему не приходилось видеть даже в Египте, да и вообще европейцам еще не были знакомы такие изображения.

Открытие Ботта стало мировой сенсацией. До сих пор колыбелью человечества считали Египет. О древних царствах Двуречья до этого сообщала лишь Библия, которую европейские ученые XIX века со времен французского Просвещения привыкли считать «сборником легенд». Но открытие Ботта свидетельствовало о том, что в Двуречье действительно некогда существовала по меньшей мере такая же древняя, а если признать сведения Библии достоверными, то даже еще более древняя, чем Египет, цивилизация. Открытия Ботта положили начало ассириологии как одной из ветвей археологической науки.

Многочисленные исследователи, зачастившие в Хорсабад уже после первых сообщений Ботта, пришли к выводу, что это — древний Дур-Шаррукин, загородная резиденция царя Саргона (Шаррукина) II, тот самый, который упоминается в пророчествах библейского пророка Исайи. Это был летний дворец на окраине Ниневии, своеобразный Версаль Древнего мира.

Первые раскопки Дур-Шаррукина велись три года — с 1843 по 1846-й. Затем в 1852 году их продолжил Виктор Плас. Стена за стеной поднимались из земли величественные здания с великолепно украшенными порталами, с роскошными помещениями, ходами и залами, с гаремом из трех отделений и остатками ступенчатой башни-зиккурата. Стены дворца покрывали изображения диковинных животных, барельефы бородатых царей и крылатых богов. В его помещениях археологи нашли изумительные по форме вазы и предметы из алебастра, рассыпавшиеся от прикосновения в порошок. Все эти вещи говорили о величии открытой цивилизации.

Дворец был сооружен на искусственной террасе и доминировал над расположенным у его подножия городом. Площадь дворца составляет 10 гектаров при общей площади города 18 гектаров. Крепостная стена, окружавшая город, подходила вплотную к дворцу так, что часть дворцовых помещений выдавалась вперед, образуя огромный бастион над крутым обрывом холма. С высоких башен стража могла увидеть врагов на далеком расстоянии, а отвесные склоны затрудняли осаду крепости. Дворец имел 30 дворов и 210 залов. В центре находилась царская резиденция, вокруг нее группировались служебные помещения, гарем, храмы, зиккурат.

Во внутренних покоях дворца обнаружены остатки стенных росписей и панелей из глазурованных кирпичей. Комнаты были узкими, длинными и высокими, балки перекрытий делались из ливанского кедра, стены парадных залов в нижней части облицовывались рельефными фризами.

Величественны и фантастичны возвышавшиеся у входа во дворец Саргона грандиозные крылатые быки — шеду, стражи царских чертогов, охранявшие их от врагов, видимых и невидимых. Они — в высоких тиарах, с высокомерными человеческими ликами, сверкающими глазами, с огромными, прямоугольными, сплошь закрученными мелким завитком борода-Ми. Характерная черта: каждый бык имеет пять ног. Добавочная нога создавала иллюзию шага животного по направлению к зрителю: входящий во дворец видел быков сбоку — в движении, устрашающем своей тяжестью, а спереди — в не менее грозном покое…

Сегодня на руинах Дур-Шаррукина остались только следы траншей и обломки гранитных глыб. Статуи крылатых быков-шеду можно видеть в Иракском музее древностей в Багдаде. Самые знаменитые рельефы из ассирийских царских дворцов находятся в лондонском Британском музее и в парижском Лувре.

ПЕРВОЕ ОТКРЫТИЕ ГЕНРИ ЛЭЙЯРДА

В тридцати километрах от иракского города Мосул располагается небольшая арабская деревня Нимруд, на окраине которой высится явно имеющий искусственное происхождение холм с ровно срезанной вершиной. За ним виднеется еще несколько холмов меньших размеров. Здесь, под грудами серой земли, погребены развалины одной из столиц Ассирии — Калаха (Кальхи).

В 1839 году в этих местах, на пустынных берегах Тигра, появился 23-летний английский ученый и путешественник Остин Генри Лэйярд (1817–1894). Путешествуя верхом по окрестностям Мосула, он повсюду встречал следы древней истории Месопотамии. «Я почувствовал непреодолимое желание осмотреть местность по ту сторону Евфрата, — вспоминал годы спустя Лэйярд — Большинство путешественников испытало это желание перешагнуть через реку и исследовать местность, отделенную на картах от границ Сирии колоссальным белым пятном, протянувшимся от Алеппо до берегов Тифа. История Ассирии, Вавилонии и Халдеи еще весьма темна, с этими странами связаны истории великих наций, там бродят угрюмые тени прошлого больших городов; огромные каменные руины, лежащие среди пустыни, как бы насмехаются над описаниями путешественников. Следуя заветам пророков, по этой стране, по этой равнине, которую евреи и язычники считают колыбелью своего народа, кочуют остатки больших племен» Среди множества холмов далеко на горизонте Лэйярд заметил особенно высокую пирамидальную гору, которая возвышается над пустынной равниной. Она представляла собой груду земли, поросшую травой, где не было никаких следов человеческой деятельности. Но там, где дожди размыли склоны холма, из земли выступали остатки стен. Что это за руины?

Лэйярда весьма заинтересовало библейское название расположенной поблизости деревни — Нимруд. Нимродом или Нимрудом звали правнука легендарного Ноя. Лэйярд хорошо помнил, что Библия, в те времена являвшаяся практически единственным источником по истории Передней Азии, прямо связывала имя Нимруда с древними столицами Ассирии: «Царство его вначале составили: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне в земле Сеннаар. Из сей земли вышел Ассур и построил Ниневию и Реховофир, Калах и Ресен между Ниневиею и между Калахом, это город великий».

Арабская устная традиция приписывала Нимруду основание здешнего поселения, на окраине которого высился громадный холм. Арабы называли его Калах-Шергат. «Калах»… Не тот ли это Калах, который упоминается в Библии?

«Эти гигантские холмы в Ассирии произвели на меня более сильное впечатление, вызвали больше глубоких и серьезных размышлений, чем храмы Баальбека и театры Ионии», — писал Лэйярд. Эти «бесформенные, мрачные кучи земли», возвышающиеся на выжженной солнцем равнине, несомненно скрывали какую-то тайну. Местные жители рассказывали о загадочных фигурах из черного камня, которые находятся под толщей земли. На поверхности холма поблескивали осколки мрамора и алебастра…

В 1845 году Лэйярд вернулся в эти места. Всего с шестью рабочими он приступил к раскопкам холма Калах-Шергат, еще не подозревая, что сделанные им здесь открытия поставят его имя в один ряд с именами величайших археологов XIX века.

Начав копать, уже через 24 часа Лэйярд наткнулся на стены двух ассирийских дворцов. Первыми из того, что обнаружили археологи, были несколько вертикально поставленных каменных плит. Выяснилось, что это облицовка стен какого-то помещения, которое, судя по богатству декора, могло быть только царским дворцом.

Лэйярд отправил трех человек копать с противоположной стороны холма, и здесь снова заступ археолога наткнулся на стену, оказавшуюся углом второго дворца. Она была покрыта великолепными рельефами, среди которых особенно выделялся один, изображающий ассирийского царя:

«На нем изображена батальная сцена, — вспоминал Лэйярд, — во весь опор мчатся две колесницы; в каждой колеснице — три воина, старший из них, безбородый (по всей вероятности, евнух) облачен в доспехи из металлических пластинок, на голове его остроконечный шлем, напоминающий старинные норманнские шлемы. Левой рукой он крепко держит лук, а правой чуть ли не до плеча оттягивает тетиву с наложенной на нее стрелой Меч его покоится в ножнах, нижний конец которых украшен фигурками двух львов.

Рядом с ним стоит возничий, с помощью поводьев и кнута он направляет бег коней, щитоносец отбивает круглым щитом, возможно, из чеканного золота, вражеские стрелы и копья. С удивлением отмечал я изящество и богатство отделки, точное и в то же время тонкое изображение как людей, так и коней; знание законов изобразительного искусства нашло здесь свое выражение в группировке фигур и общей композиции».

Потом, годы спустя, было найдено множество подобных барельефов, ныне украшающих музеи Ирака, Европы и Америки. Они удивительно реалистичны по своему содержанию, и их внимательное изучение дает возможность заглянуть в жизнь тех людей, и прежде всего тех ассирийских правителей, о которых еще полтора века назад было известно только из Библии. Но для тех исследователей, которым впервые удалось откопать эти изображения и отряхнуть с них пыль веков, они были волнующей новинкой.

…Однажды утром к Лэйярду прибежали взволнованные и радостные рабочие, работавшие на втором раскопе. Они потрясали своими кирками и заступами, кричали и танцевали. «Скорее, о бей, скорее, — кричали они, — нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его! Мы нашли Нимрода, самого Нимрода, мы видели его собственными глазами…»

Лэйярд стремглав полетел к раскопу. Из толщи земли величественно поднималась практически нетронутая временем исполинская алебастровая голова крылатого человеко-льва.

«Она удивительно хорошо сохранилась, — писал Лэйярд. — Выражение лица было спокойным и в то же время величественным; черты лица переданы так свободно и в то же время с таким пониманием законов искусства, какое с трудом можно было предположить для столь далекой от нас эпохи».

Сегодня мы знаем, что это была одна из многих статуй главных ассирийских богов. Их было четыре: Мардук, которого изображали в виде крылатого быка, Набу — его изображали как крылатого человека, Нергал крылатый лев и Нинурта, которого изображали в виде орла.

Лэйярд был потрясен. «Целыми часами я рассматривал эти таинственные символические изображения и размышлял об их назначении и их истории, — вспоминал он. — Что более благородное мог бы ввести тот или иной народ в храмы своих богов? Какие более возвышенные изображения могли быть заимствованы у природы людьми, которые… пытались найти воплощение своим представлениям о мудрости, силе и вездесущности высшего существа? Что могло лучше олицетворять ум и знания, чем голова' человека, силу — чем туловище льва, вездесущность — чем крылья птицы!

Эти крылатые человеко-львы вовсе не были бессмысленными творениями, они не были лишь плодом досужей фантазии — их внешний вид передавал то, что они должны были символизировать. Они внушали благоговение, они были созданы в назидание поколениям людей, живших за три тысячелетия до нас. Сквозь охраняемые ими порталы несли свои жертвоприношения правители, жрецы и воины еще задолго до того, как мудрость Востока распространилась на Грецию, снабдив ее мифологию издавна известными ассирийцам символическими изображениями. Они были погребены под землей еще до основания Вечного города, и об их существовании никто не подозревал. Двадцать пять столетий были они скрыты от взоров людей и вот появились вновь во всем своем былом величии. Но как изменилось все кругом… Великолепные храмы и богатые города превратились в руины, едва угадываемые под бесформенными кучами земли. Над теми обширными залами, где некогда стояли эти статуи, плуг провел свою борозду, и волнами колыхалась тучная нива. Монументы, сохранившиеся в Египте, немые свидетели былой мощи и славы, не менее поразительны, но они на протяжении столетий стояли, открытые всем взорам. Те же, с которыми довелось столкнуться мне, только что появились из небытия…»

Работы на холме Нимруд продолжались три года. Лэйярду удалось вызволить из небытия столицу древнего Ассирийского царства, в центре которой некогда возвышался дворец царя Ашшурнасирапала II (883–859 гг. до н. э.). Именно этот царь перенес столицу Ассирии из древнего Ашшура сюда, в Калах.

Особенностью традиций Ассирии было то, что почти каждый ее новый правитель, взойдя на престол, сооружал себе новую укрепленную столицу, стараясь при этом превзойти предшественника в пышности и величественности построек. Благодаря этому в Месопотамии сегодня сохранилось множество значительных памятников ассирийского периода.

Дворец Ашшурнасирапала, сооруженный в IX в. до н. э., был грандиозен. Он имел большой квадратный внутренний двор, вокруг которого располагались парадные, жилые и хозяйственные помещения. Стены многих из них были покрыты рельефами с изображениями военных подвигов царя, охоты, царских приемов. Эти рельефы отличает буквально протокольная точность в передаче событий, простота композиций, четкость контуров. Вход во дворец охраняли фигуры шеду — фантастические существа с телом быка, крыльями птицы и лицом человека.

Весной 1848 года дворец Ашшурнасирапала был практически полностью освобожден из-под земли Незадолго до своего отъезда Лэйярд обошел его целиком и оставил нам свои впечатления от этого величественного сооружения:

«Спустимся по грубо вырубленным в земле ступеням в главную траншею. Двадцать шагов в глубину — и мы между двумя крылатыми человеко-львами, образующими портал. В подземном лабиринте беспокойная суета; арабы носятся повсюду: некоторые несут наполненные землей корзины, Другие — кувшины с водой для своих товарищей. Халдеи в своих полосатых одеждах и остроконечных шапочках бьют кирками неподатливую почву, с каждым ударом поднимая целую тучу мельчайшей пыли. Изредка с какого-нибудь дальнего холма доносятся мелодии курдской музыки; услышав ее, арабы затягивают хором свой воинственный клич и с новой энергией берутся за работу.

Миновав львов, мы входим в главную залу. От нее остались лишь руины, но по обеим ее сторонам стоят гигантские крылатые фигуры, одни с головами орла, другие, — созданные по человеческому подобию. В руках у них какие-то загадочные символические предметы. Налево — еще один портал, который также образуют крылатые львы. Один из них упал наискосок, загородив дорогу, и нам с трудом удается проползти под ним. За этим порталом находится крылатая фигура человека и две плиты с барельефами, настолько, однако, испорченные, что почти невозможно разобрать, что на них изображено. Еще далее, вероятно, была стена, но сейчас от нее ничего не осталось. Исчезла и противоположная стена залы: мы видим лишь высокую земляную насыпь, и только при внимательном осмотре удается обнаружить следы облицовки — остатки кирпичей из необожженной глины, которые уже давно приобрели тот же оттенок, что и окружающая их земля.

Упавшие алебастровые плиты водворены на место. Так мы попадаем в настоящий лабиринт маленьких барельефов, на которых изображены повозки, всадники, сражения и осады. Нам повезло: рабочие поднимают очередной барельеф. Затаив дыхание, в величайшем нетерпении ждем мы, пока они кончат: о каком новом событии ассирийской истории узнаем мы? Быть может, речь пойдет о каком-нибудь еще неизвестном обычае или религиозной церемонии?

Пройдя еще около ста шагов среди этого царства древностей, мы приближаемся к проходу, охраняемому двумя гигантскими крылатыми человеко-быками из желтого известняка. Один из них еще цел, другой же давно разбился — большая человеческая голова валяется у самых наших ног.

Мы проходим мимо и идем дальше. Вот еще одна крылатая фигура: в руках у нее красивый цветок, который она, вероятно, в качестве жертвоприношения подносит крылатому быку. Рядом с этой фигурой находятся восемь красивых барельефов. Здесь и царская охота: торжествующий царь рядом со своими трофеями — львом и диким быком; и осада крепости, к стенам которой подведены тараны. Но вот мы уже достигли конца залы. Перед нами изысканно красивая скульптура: два царя в сопровождении крылатых божеств-охранителей перед фигурой высшего божества. Между ними — священное древо. Впереди этого барельефа — каменная платформа: в древние времена на ней стоял трон ассирийских монархов; здесь восседали они во время приемов или когда перед ними дефилировали пленные враги.

Слева еще один, четвертый, проход: он образован двумя львами. Мы проходим мимо них, и вот мы уже у края глубокой пропасти. Над ее северной стороной нависают огромные руины; на сохранившихся стенах видны фигуры пленников, несущих дань: серьги, браслеты, обезьянок. А у самого края стены валяются два огромных изваяния быка и две крылатые фигуры высотой в четырнадцать шагов.

Так как с этой стороны руины вплотную подходят к пропасти, возвратимся к проходу, где стоят быки из желтого известняка. Пройдя через него, вступаем в помещение, окруженное со всех сторон изваяниями божеств орлиными головами. На одном конце его находятся охраняемые двумя воинами, или божествами, ворота, а в середине другого портал, у которого стоят два крылатых быка. Куда бы мы теперь ни направили свой путь, мы окажемся в целой анфиладе комнат; не зная их расположения, можно запутаться. Так как обыкновенно посреди комнаты лежит мусор, весь раскоп состоит из серии узких проходов-траншей, с одной стороны ограниченных алебастровыми плитами, а с другой — высокой земляной насыпью, в которой кое-где виднеются полузасыпанные разбитые вазы или покрытые разноцветной глазурью кирпичи. Не меньше часа надо потратить на осмотр этой галереи с ее удивительными скульптурами и многочисленными рельефами. Мы видим здесь царей в сопровождении евнухов и жрецов, бесчисленные крылатые фигуры с сосновыми шишками и символами божества в руках, застывшие в благоговении перед священным деревом.

Комнаты соединены между собой проходами, которые образуют стоящие попарно крылатые львы и быки, в каждой из комнат все новые и новые скульптуры, вызывающие одновременно и удивление и любопытство. Утомленные, мы наконец выходим из этого царства руин, но не с той стороны, откуда мы вошли, а с противоположной, и перед нами снова голая платформа».

Сегодня многие скульптуры из Калаха украшают залы Иракского музея древностей в Багдаде. Здесь находится статуя бога Набу, высеченная из желтого песчаника, когда-то возвышавшаяся в городском храме. Бог мудрости изображен в виде бородатого мужчины с высокой тиарой на голове. Здесь же находятся две статуи царя Салманасара III (858–824 гг. до н. э.), сына Ашшурнасирапала. Спокойна и величественна поза царя, длинная одежда окутывает его тело, руки сложены в молитвенном жесте. Напряженные мускулы рук свидетельствуют о громадной силе. На голове Салманасара — тиара с бычьими рогами.

Руины Калаха, раскопанные в 1845–1848 гг. Лэйярдом и в 1870-х Дж. Смитом и О. Рассамом, продолживших работу своего предшественника, и сегодня производят неизгладимое впечатление. С расстояния примерно десяти метров можно охватить взглядом весь фасад дворца Ашшурнасирапала, с двумя порталами, ведущими в тронный зал. Их стерегут статуи богов Мардука и Нергала. Скульптура Мардука в виде крылатого человека-быка изваяна из серовато-зеленого с белыми вкраплениями известняка, привезенного, очевидно, из верховьев Тигра. Фигура стоит в профиль. Отчетливо видны брюхо, покрытое змеиной чешуей, мощные ноги и человеческая голова главного бога Ассирии. Мягко очерчен крупный нос, прямая борода заплетена в косички, усы закручены. В некоторых местах треснувшую скульптуру скрепляют металлические скобы.

Две фигуры бога Нергала, крылатого льва с человеческим лицом, стоят Они сделаны из того же материала, но меньше по размерам. Одна из них держит в руке ягненка, другая — сосуд с вином или маслом.

У восточного, лучше сохранившегося портала стоит каменная плита с барельефом третьего бога ассирийцев — Набу. Он изображен в виде крыла» того человека со свирепым лицом: крючковатый нос нависает над плотно сомкнутыми губами, застывшими в злой усмешке, брови нахмурены, к мочке уха прикреплена длинная, напоминающая ключ серьга. В правой руке Набу держит шишку пинии — символ плодородия.

Среди протянувшихся вдоль фасада барельефов можно найти изображение и четвертого бога ассирийцев — Нинурты. Этот бог, по-видимому, был самым младшим из четырех: размеры его изображения в виде орла составляют всего лишь четверть массивной фигуры Мардука.

Некогда дворец в Калахе поражал богатством и роскошью отделки. Резные вставки из слоновой кости украшали троны, ложа, столы, кресла, более того — стены некоторых залов целиком были покрыты пластинками этого драгоценного материала. Каждый посетитель, вступавший в тронный зал, будь то жрец, царский придворный или посол соседней державы, проходил мимо богов и каменных плит, на которых искусный скульптор изобразил сцены, рассказывающие о смелости царя Ассирии в бою и его ловкости на охоте. Фигуры богов должны были внушать благоговение, подчеркивать силу и могущество Ассирийской империи и ее владыки, сидевшего на золотом троне в южном конце тронного зала.

Но сейчас тронный зал пуст. Барельефы и статуи богов вывезены отсюда еще Лэйярдом. С огромным трудом в лондонский Британский музей были переправлены и гигантские каменные изваяния, извлеченные на свет из холма Нимруд. Испещренный клинописными знаками гранитный пьедестал, на котором стоял трон ассирийских царей, можно видеть сегодня в музее Мосула. Здесь же некогда находился пьедестал трона Салманасара III, ныне хранящийся в Иракском музее древностей в Багдаде. Он представляет собой прямоугольную подставку площадью около четырех квадратных метров, с трех сторон украшенную рельефами. Идущие друг за другом данники, нагруженные корзинами с плодами, мешками, сосудами, символизируют народы, покоренные ассирийским царем. На слегка выступающей вперед центральной части пьедестала трона — фигура царя Салманасара, протягивающего руку вавилонскому царю. Хотя по величине рельефы пьедестала совсем небольшие, им присущи черты, характерные для огромных рельефных композиций ассирийских дворцов IX века до н. э.: плоскостность изображений и четкость линий. Из дворца Салманасара III в Нимруде происходит и панель из ярких цветных глазурованных кирпичей с изображением царя, над которым парит крылатый бог Ашшур.

Стены опустевшего тронного зала аккуратно оштукатурены и обмазаны цементом. Только в нескольких местах уцелели скрепленные известью осколки барельефов, которые не вывезли лишь потому, что они могли бы раскрошиться по пути. На них видны изображения воинов, боевых колесниц, когтистая лапа раненного на охоте зверя, царапающего в предсмертной агонии землю. Вот, пожалуй, и все следы былого великолепия, сохранившиеся сегодня во Нимруде…

«…Так и кажется, что это всего лишь видение, всего лишь рассказанная тебе восточная сказка, — писал в свое время Генри Лэйярд. — Многие из тех, кто посетит это место, когда руины ассирийских дворцов зарастут травой, наверное, заподозрят, что все рассказанное здесь — плод фантазии».

ЛЭЙЯРД НАХОДИТ НИНЕВИЮ

На окраине Мосула в 44 км к северу от Багдада находятся развалины Ниневии, последней столицы Ассирийской империи (после Ашшура, Калаха (Кальху) и Дур-Шаррукина). Ниневия возникла в древнейшие времена. Уже вавилонский царь-законодатель Хаммурапи примерно в 1930 году до н. э. упоминает о храме Иштар, вокруг которого был расположен этот город, обязанный своим названием другой великой богине древнего Двуречья — Нин.

В ту пору, когда Ашшур и Калах уже были царскими резиденциями, Ниневия все еще продолжала оставаться провинциальным городом. Ее возвышение связано с именем ассирийского царя Синаххериба, сделавшего Ниневию в VII веке до н. э. своей столицей. В то время Ассирия стала одной из могущественных держав Востока. Ее границы включали в себя все Двуречье: на западе вплоть до Сирии и Палестины, а на востоке — до владений диких горных народов, которых, впрочем, ассирийцам ни разу не удавалось покорить на сколько-нибудь продолжительный срок. Воины Синаххериба стояли под стенами Иерусалима и иудейских крепостей, воевали в Сирии и Армении. Военные суда ассирийцев спускались по Тигру, грабили Персию, сеяли смерть и разрушения. В 689 году до н. э. ассирийцы штурмом взяли Вавилон, перебили его жителей, разрушили его дворцы и храмы, завалили каналы, разрушили Дамбы и, погрузив на корабли несколько тонн вавилонской земли, отвезли ее к острову Бахрейн и там развеяли по ветру, символизируя тем самым Духовное уничтожение своего извечного соперника.

Царь Синаххериб — одаренный полководец, но имевший неуравновешенный и вспыльчивый характер, сделал все, чтобы его новая столица Ниневия затмила славу прежних столиц Ассирии. По его приказу сносились кварталы старых построек, чтобы освободить место для новых гигантских дворцов, площадей и улиц. В западной части города был построен дворец царя, для описания которого у древних авторов не хватило слов. По парку, засаженному деревьями редких пород и кустарниками, разгуливали диковинные животные и птицы, привезенные царем из дальних походов присланные из разных уголков обитаемого мира. Город окружала 25-метровая стена, которая «своим ужасным сиянием отбрасывала врагов».

При сыне Синаххериба, Ашшурбанапале, Ниневия достигла своего расцвета. Она стала могущественнейшим городом, крупнейшим политическим и хозяйственным центром, а также центром культуры, науки и искусства — настоящим ассирийским Римом.

Ниневия была и крупнейшим торговым центром страны. Как писал древний автор, в городе «купцов было больше, чем звезд на небе».

Ниневия навеки осталась в истории как нарицательный символ столицы языческой азиатской империи. Это был город гигантских, имевших сверхчеловеческие масштабы дворцов, площадей и улиц, городом новой, неслыханной дотоле техники. Это был город, где власть принадлежала узкому слою жрецов и вождей, независимо от того, на чем они основывали свое право господства: на праве происхождения, праве силы, расовом превосходстве, деньгах или же на совокупности всего этого. Это был город, с именем которого связаны убийства, грабежи, насилия и кровавые войны, город, где царили неслыханная жестокость и умопомрачительная роскошь. Это была столица жаждавшей мирового владычества империи, правители которой держались на троне лишь с помощью террора и которым редко удавалось умереть своей смертью. И в то же время это был город рабов, обязанных работать и лишенных всяких прав. С помощью сладких мифов и красивых слов им создавали иллюзию свободы, но их единственная функция состояла в том, чтобы рожать солдат и работать для того, чтобы другие могли воевать.

В Библии есть пророчество о гибели Ассирии: «И прострет Он руку Свою на север, и уничтожит Ассура, и обратит Ниневию в развалины, в место сухое, как пустыня. И покоиться будут среди нее стада и всякого рода животные; пеликан и еж будут ночевать в резных украшениях ее…» Это пророчество сбылось. Расцвет Ниневии длился недолго, всего около девяноста лет. Последний царь Ниневии — Синшаришкун, сын Ашшурбанапала — правил только семь лет. В 612 году до н. э. объединенная армия мидийского царя Киаксара и вавилонского царя Набопаласара осадила Ниневию и взяла ее штурмом. Мидийцы и вавилоняне поступили со столицей Ассирии так же, как в свое время ассирийцы поступали с покоренными странами. дворцы Ниневии и ее стены были разрушены, жители перебиты или угнаны в рабство, а богатства, свезенные со всех покоренных стран, разделены между победителями. Ниневия была разрушена полностью, что дало античному автору Лукиану основание вложить в уста крылатого Меркурия обращенную к перевозчику в страну мертвых Харону фразу: «Что касается Ниневии, мой добрый перевозчик, то она разрушена так, что от нее не осталось и следа, трудно даже сказать, где она в свое время находилась».

Несмотря на краткость эпохи расцвета и катастрофическое падениея Ниневия на протяжении последующих двадцати пяти веков оставалось символом величия и падения, сибаритства и высокой цивилизации, ужасных злодеяний и справедливого возмездия.

Современная арабская деревня, лежащая у подножия огромного холма Куюнджик, носит название Ниневии в память об огромном городе, шумевшем на берегах Тигра более 25 веков назад. Руины этого города были открыты осенью 1849 года тем самым Остином Генри Лэйярдом, который прославился как первооткрыватель и исследователь руин Калаха-Нимруда. Казалось бы, после такого успеха Лэйярд мог с полным правом почить на лаврах. Но не таков был характер этого беспокойного и талантливого археолога. Среди множества холмов, явно скрывавших в себе руины древних городов, Лэйярд выбрал в качестве объекта дальнейших раскопок именно холм Куюнджик. Тогда его выбор казался более чем спорным: дело в том, что этот холм уже на протяжении целого года безуспешно раскапывал Поль Ботта, который не нашел здесь абсолютно ничего! Но Лэйярд обладал гениальной интуицией, которая не подвела его и в этот раз. На холме Куюнджик им были сделаны находки, благодаря которым ассирийская цивилизация предстала во всем своем многообразии и богатстве.

Пробив вертикальную штольню в глубь холма, на глубине примерно двадцати метров Лэйярд наткнулся на слой кирпичей. Тогда он начал вести под землей горизонтальные ходы по всем направлениям и вскоре обнаружил зал, а затем и ворота с изваяниями крылатых быков по бокам За четыре недели работы он открыл еще девять помещений.

Как выяснилось впоследствии, это были остатки дворца царей Синаххериба и Ашшурбанапала. Одни за другими появлялись на свет росписи, рельефы, великолепные изразцы, мозаики; все это выдержано в холодных, мрачноватых тонах — преимущественно черном, желтом и темно-лиловом. Рельефы и скульптуры отличались удивительной выразительностью и по натурализму деталей оставляли далеко позади все аналогичные находки на холме Нимруд. И понятно почему — искусство времени Ашшурбанапала было вершиной и вместе с тем последней страницей в истории ассирийского искусства.

Среди прочего здесь был найден знаменитый шедевр мирового значения — рельеф «Умирающая львица», относящийся к эпохе правления Ашшурбанапала (ныне хранится в Лондоне, в Британском музее). На нем изображена смертельно раненная львица, исполненная трагического величия. ее тело вонзились стрелы, у нее перебит позвоночник, но, волоча парализованные задние лапы, она в последнем отчаянном усилии пытается подняться Львица приподняла верхнюю часть туловища и, вытянув морду, стыла в предсмертном рывке. Этот рельеф — создание великого ваятеля — по глубине экспрессии и проникновенности можно смело поставить рядом с лучшими произведениями мирового искусства.

Самой значительной находкой археологов в Куюнджике стала ныне знаменитая на весь мир библиотека царя Ашшурбанапала. Она состояла из 30 тыс. систематизированных и классифицированных табличек с царскими указами, дворцовыми записями, религиозными текстами и магически, ми заговорами, эпическими повествованиями, песнями и гимнами, текстами, содержащими сведения о медицине, астрономии и других науках. Здесь обнаружены таблички с одним из величайших произведений мировой литературы — шумерским эпосом о великом Гильгамеше, бывшем «на две трети богом и на одну треть — человеком». Вероятно, это была самая большая библиотека во всем тогдашнем мире, которая с полным правом может быть названа первой систематизированной библиотекой древнего Востока. Почти все таблички, составлявшие коллекцию, сейчас находятся в Британском музее. Многие из них изданы или достаточно подробно описаны в каталогах. Эти тексты являются сегодня основным источником по истории Месопотамии.

Как установлено, эту библиотеку собрал царь Ниневии Ашшурбанапал (668–626 гг. до н. э.), который сам был не чужд литературе и вообще считался просвещенным (насколько это было возможно в условиях Ассирии) правителем. Ашшурбанапал (или, как его называли греки, Сарданапал) был обязан троном своей бабке Накии, фаворитке Синаххериба. По своему характеру он был полной противоположностью вздорному и неуравновешенному отцу. Это, однако, не означает, что он не вел войн. Его родные братья (один из которых носил непроизносимое для нас имя Ашшурэтелыиамеуерситиубаллитсу и был верховным жрецом бога Луны, а второй, Шамашшумукин, был царем Вавилона) доставили ему немало хлопот. Ашшурбанапал разрушил царство эламитов и завоевал отстроенный его непосредственным предшественником Асаргаддоном Вавилон, но, впрочем, не разрушил его, а отнесся к нему милосердно. Судя по всему, Ашшурбанапал попытался и смягчить нравы жителей Ассирии, приостановив творящиеся повсеместно жестокости. Некий ассирийский поэт, прославляя Ашшурбанапала, писал:

«Покоилось (при нем) оружие мятежных врагов. Колесничие распрягли свои упряжки, острые пики и копья их лежали без дела, И отпустили тетиву у луков; И тем, кто с помощью силы пытался решить спор или вести борьбу с противником, не давали бесчинствовать. Ни в городе, ни в доме, никто не пускал в ход силу, никто никому не причинял ущерба. Одинокий путник мог спокойно совершать свой путь на самых дальних дорогах. Не было разбойников с их кровавыми деяниями. И никто не совершал никаких насилий. Вся земля была мирным домом, И чисты, как масло, были все четыре страны света».

Сам царь сообщал о себе такие сведения:

«Я, Ашшурбанапал, постиг… все искусство писцов, усвоил знание всех мастеров, сколько их есть, научился стрелять из лука, ездить на лошади и деснице, держать вожжи… Я постиг скрытые тайны искусства письма, я в небесных и земных постройках и размышлял [над ними]. Я присутствовал на собраниях царских переписчиков. Я наблюдал за предзнаменованиями, я толковал явления небес с учеными жрецами, я решал сложные задачи с умножением и делением, которые не сразу понятны… В то же время я изучал и то, что полагается господину; и пошел по своему царскому пути».

Но все же в историю Ашшурбанапал вошел только благодаря тому, что до наших дней дошла библиотека, которая была собрана по его приказу и предназначалась для его личного пользования.

Из личных писем Ашшурбанапала известно, что коллекционирование глиняных «книг» было его увлечением. Он специально направлял своих людей в Вавилонию на поиски текстов и проявлял столь огромный интерес к собиранию табличек, что лично занимался отбором текстов для библиотеки. Есть указания на то, что значительная часть библиотеки поступила из древней столицы Ассирии, Калаха, куда царь Тиглатпаласар I (1115–1077 гг. до н. э.) после завоевания Вавилона, по-видимому, привез древние вавилонские оригиналы. Характерно, что Ашшурбанапал и его писцы уже не понимали смысла многих древних текстов, но все равно старательно копировали их. Сам Ашшурбанапал писал: «Для меня было большой радостью повторять красивые, но непонятные надписи шумеров и неразборчивые аккадские тексты».

Часть табличек царь получил из частных собраний, большинство же является копиями, которые по повелению царя писцы изготовили во всех провинциях Ассирии. Так, посылая своего чиновника Шадану в Вавилон, царь снабдил его следующей инструкцией: «В тот день, когда ты получишь это письмо, возьми с собой Шуму, брата его Бельэтира, Алла и художников из Борсиппы, которые тебе известны, и собери все таблички, хранящиеся в их домах и в храме Эзида. Драгоценные таблички, копий которых нет в Ассирии, найдите и доставьте мне. Я написал главному жрецу и губернатору Борсиппы, что ты, Шадану, будешь хранить эти таблички в своем складе, и просил, чтобы никто не отказывался предоставлять их тебе. Если вы узнаете, что та или иная табличка или ритуальный текст подходят для дворца, сыщите, возьмите и пришлите сюда».

На царя работали ученые и целая группа мастеров-писцов. Таким путем Ашшурбанапалу удалось создать библиотеку, в которой была представлена вся наука, все знания того времени, но, поскольку в ту эпоху наука была тесно переплетена с магией, верой во всякого рода чудеса и волшебство, большая часть библиотеки заполнена различными заговорными и ритуальными текстами. Впрочем, в библиотеке имелось довольно много медицинских текстов, написанных опять-таки с изрядным уклоном в магию, а также табличек, содержащих сведения из области философии, астрономии, математики, филологии. Специалисты, изучавшие состав библиотеки, утверждают, что библиотека Ашшурбанапала охватывает всю совокупность традиционных текстов той поры. Таким образом, библиотека Ашшурбанапала стала сегодня ключом ко всей ассиро-вавилонской культуре.

Другой знаменитой находкой в Куюнджике стал архив царей Ассириц Среди найденных здесь более двух тысяч писем и их фрагментов около двухсот являются личной корреспонденцией царей, охватывающей период от Саргона II до Ашшурбанапала. Большинство этих писем написаны Ашшурбанапалом или адресованы ему. Есть также много писем, написанных Саргону и Асаргаддону. Кроме того, архив содержит весьма интересные документы — доклады царю от предсказателей будущего. Эти тексты (их около четырехсот) представляют собой ответы прорицателей на вопросы царя. Для них характерен особый стиль: ученый опускает обычные вводные формулы и сразу сообщает о знамении или обо всем, что, как он считает, относится к тому случаю, о котором его запросили. К астрологическим предсказаниям он, как правило, добавляет некоторые благоприятные для царя соображения. Делается это обычно для того, чтобы истолковать дурное знамение как хорошее. Иногда к докладам добавляются личные просьбы и сведения о различных происшествиях. В конце доклада сообщается имя ученого.

В форме писем составлены тексты особого характера — обращения к богам, «переписка с богами». Эти обращения писались частными лицами и правителями, стремившимися выразить свое почтение тому или иному божеству. Иногда эти письма сопровождались жертвоприношениями. Среди таких писем — послания, написанные ассирийскими царями Салманаса-ром II, Саргоном II и Асаргаддоном к богу Ашшуру и другим божествам города Ашшура. Они содержат сообщения о победоносных военных кампаниях. Письма написаны живым и поэтическим языком и, очевидно, предназначались для публичного чтения жрецам божества данного храма и собранию граждан города, носящего имя этого божества.

Среди этой «переписки с богами» сохранились два любопытных письма от… бога к царю (обратная связь!). В одном из них бог Нинурта, адресуясь к неизвестному ассирийскому царю, говорит о своем недовольстве (сохранилось только начало этого письма). Во втором некий бог (вероятно Ашшур) пишет царю Шамши-Ададу I о своем неудовольствии тем скептицизмом, который выказывает царь по отношению к божественным откровениям. Очевидно, эти «послания богов» сочинялись местными жрецами, желавшими добиться каких-то благ от царя.

Раскопки Ниневии продолжаются до наших дней. В 1956 году здесь были раскопаны, а затем реставрированы ворота Нергала, которые вели в древний город. Их украшают древние росписи, подходы вымощены большими каменными плитами. Сейчас здесь устроен небольшой музей. У восстановленных ворот безмолвно высятся два стража — крылатые быки Ассирии.

СВЯЩЕННЫЙ АШШУР

История Ассирии начинается с того времени, когда наместник царей III династии Ура поселился в Ашшуре — древнем городе-святилище одноименного бога, от которого Ассирия и получила свое имя. Название города Ашшур (Ассур) встречалось исследователям во многих клинописных текстах, но шли годы, один за другим под лопатами археологов вставали из небытия другие города Ассирии — Ниневия, Дур-Шаррукин, Калах — а священный Ашшур продолжал оставаться загадкой. Где же его искать?

Постепенно сужавшийся круг поисков в конце концов привел исследователей в пустынное урочище Калат Шергат, расположенное в широкой излучине Тигра, в ста километрах от иракского города Мосула. Высящийся здесь огромный одинокий холм давно вызывал интерес у археологов. В 1870-х гг. здесь предпринял разведывательные раскопки Ормузд Рассам, ассистент Генри Лэйярда. В начале 1903 года сюда приезжал Роберт Кольдевей, недовольный безуспешными, на его взгляд, раскопками Вавилона. Однако никаких результатов эти экспедиции не достигли — загадочный холм не говорил ни да ни нет и упрямо хранил свою тайну. Разгадать ее было суждено только немецкому археологу Вальтеру Андре.

28-летний Андре приехал в Ирак в 1903 году в качестве ассистента Р. Кольдевея, работавшего на раскопках Вавилона. Он принадлежал к новому поколению археологов, для которых на первом месте стояли уже не скоропалительные сенсационные находки, а кропотливый труд, подобный работе криминалистов, изучающих следы на месте преступления. И именно этому педантичному и неторопливому человеку Кольдевей поручил заняться исследованием таинственного холма в урочище Калат Шергат.

В этом пустынном, лишенном растительности краю с нереальными «лунными» пейзажами Вальтер Андре провел одиннадцать лет, вплоть до начала Первой мировой войны. Год проходил за годом, и из плена песков постепенно вставали руины дворцов и храмов древней ассирийской столицы — священного Ашшура…

Все цари Ассирии чрезвычайно дорожили этим городом. Это был подлинный сакральный центр страны, постоянно жившей в напряжении сил. Ассирия была все время в наступлении. Благодаря ежегодным завоевательным походам ассирийские цари регулярно распространяли пределы своей державы на огромные территории. Но эти завоевания были крайне- непрочны, и раз за разом огромная империя повергалась в прах. Ее размеры сокращались до лоскутка земли вокруг Ашшура, но снова и снова цари Ассирии поднимали войска на отвоевание утраченных территорий…

«Неизменное стремление ассирийских царей снова организовать свою власть над этими захваченными районами остается проблемой, — писал один из крупнейших ученых-ассириологов XX века А. Лео Оппенхейм. — В небольшой группе ассирийцев, вероятно уроженцев Ашшура, по-видимому, существовало страстное убеждение, что их долг снова воссоединить страну, увеличить эффективность этого соединения и расширить его основу. Это постоянное и яростное стремление к расширению не следует, однако, рассматривать как первичный импульс. Часто оно было следствием все усиливающегося разорения родины и старых провинций. Необходимость расширения свидетельствует о слабости системы. Тот факт, что истощенную страну каждый раз стремились восстановить, свидетельствует о наличии там идеологических, т. е. религиозных корней, и нам следует искать учреждение, которое было способно пережить все повороты событий. Эти поиски приводят нас к святилищу бога Ашшура…»[3]

Первый известный царь Ассирии Шамши-Адад I (ок. 1813–1781 гг. до н. э.), по многим свидетельствам, был чужестранным завоевателем, который захватил Ашшур и попытался создать свое государство в Верхней Месопотамии. Древнее святилище бога Ашшура стало тем самым ядром, из которого выросла первая столица Ассирии. Ашшур располагался на отвесной скале, нависающей над Тигром, на западном берегу. Монументальная лестница вела на вершину скалы, где стояли царские дворцы, многочисленные храмы и главная святыня — храм бога Ашшура. И именно этот священный квартал избрал главной целью раскопок Вальтер Андре. Только здесь можно было по-настоящему познать дух и культуру прошлого, а может быть даже и объяснить их.

Верховным божеством города, «отцом богов» и повелителем вселенной, был Ашшур, главным жрецом которого был сам царь. Однако раскопки Андре позволили установить, что до него на протяжении почти тысячи лет в местном пантеоне господствовала богиня Иштар (Ашторет, Астарта), известная у шумеров под именем Иннин. Именно ей было посвящено самое древнее святилище города, которое, очевидно, существовало уже с самого начала ассирийской истории. Однако этот древнейший храм был варварски разрушен. Точно неизвестно, сделали ли это иноземные завоеватели, или сторонники культа Ашшура. Во всяком случае, в конце XIII века до н. э. царь Тукуль-тининурта I велел сровнять остатки древнего святилища Иштар с землей.

Примерно через 400 лет (в IX в. до н. э.) царь Салманасар III восстановил храм Иштар на старом месте и по образцу святилищ четырехсотлетней давности. Три века спустя на развалинах этого храма последний ассирийский царь Ашшурбанапал возвел новое святилище, посвященное Иштар. Изображения этой богини — обычно в виде обнаженной женщины с косами, ниспадающими на грудь, — часто попадались археологам на земле Ашшура.

Археологи нашли также следы существовавшего здесь некоторое время особенного культа животных. В Ашшуре, подобно многим другим цивилизациям Месопотамии, существовал древний культ быка-пахаря. Именно бык стал символом Ассирии. Из шкуры ритуально умерщвленного черного быка изготовлялся ритуальный бубен. Священного быка убивали для того, чтобы он передал бубну свое могущество и силу, после чего мясо быка поедали жрецы. Смена кожи на бубне также сопровождалась сложными ритуалами, подробные описания которых сохранились на дошедших до нас клинописных табличках.

В последующую эпоху в религиозном культе Ашшура появляется еще одно божество — змея. Изображения змеи часто встречаются в росписях на керамике, на культовых предметах и жертвенниках.

Роль главного культового центра Ашшура играла высокая ступенчатая башня-зиккурат. К ней примыкала огромная пристройка, тянувшаяся до самого берега Тифа. Здесь хранились священные барки, на которые в праздник Нового года во время торжественных процессий переносили изображения богов из храмов Ашшура. Для этой цели от берега Тигра до храмов была проложена тщательно вымощенная парадная «Дорога процессий». На барках боги покидали город, чтобы через несколько дней снова вернуться в свои святилища.

Перед городскими воротами располагался Новогодний храм, посвященный Ашшуру, до которого доходила процессия верующих. Его бронзовые ворота украшала фигура Ашшура, идущего на битву против богини зла Тиамат. Этот храм строился и украшался на протяжении жизни нескольких поколений вплоть до падения Ассирийской державы. Его территория была особым образом озеленена: на площадке размером 16 тыс. квадратных метров в каменистом фунте по приказу царя Синаххериба (704–681 гг. до н. э.) были вырублены глубокие ямы, соединенные подземными каналами. Затем всю площадку засыпали землей и посадили деревья, получавшие влагу из подземных каналов. Таким же способом озеленили двор храма, окруженный колоннадой. Близ храмового колодца был устроен четырехугольный бассейн. На его наружных стенах (надписи датируют бассейн VIII в. до н. э.) изображены боги, окруженные жрецами в рыбьих масках. Тела жрецов покрыты рыбьей чешуей. Это — отголоски древнего шумерского мифа о «рыбьем» происхождении бога Эа (Оанна), в котором некоторые исследователи видят истоки культа бога Ашшура.

Раскопки Андре обнаружили полуразрушенные стены царских дворов, облицованные большими пластинами алебастра и окрашенные в пурпурно-красный цвет с перемежающимися черно-бело-черными полосами по углам. Украшавшие стены рельефы изображали крылатых существ с орлиными или человеческими головами, при этом последние увенчаны бычьими рогами. Одна из этих удивительных фигур держит на руках козленка или барашка. Здесь же были изображены человеческие фигуры, несущие знамена, и колеса с восемью спицами.

Андре отыскал и царские гробницы. Каждая из этих подземных погребальных камер, монументальная и в то же время простая, перекрыта куполообразным сводом и имеет размеры 7x7x4 м. В стенах устроены ниши для ламп, полукруглые своды облицованы долеритовыми пластинками, на которых восемнадцать раз повторяется имя царя. Однако никаких сокровищ в гробницах не оказалось — они были полностью ограблены еще в древности, причем, по-видимому, это сделали захватившие Ашшур враги, которые не только вынесли всю погребальную утварь, но и разрушили огромные каменные саркофаги. Андре нашел остатки одного такого саркофага, разбитого на куски. Он был высечен из цельной каменной глыбы весом 18 тонн и первоначально имел длину 3,85 м, ширину около 2 м и высоту 2 м. Чтобы разграбить содержимое, захватчики, очевидно, облили его нефтью, а затем подожгли. Когда камень раскалился, саркофаг стали обливать холодной водой, и он раскололся.

Андре отослал собранные им фрагменты саркофага в Берлин, где его восстановили и прочитали высеченную на нем надпись: «Дворец Ашшурнасирпала, царя Вселенной, царя Ашшура, сына Ададнирари, царя Вселенной, царя Ашшура». Захватившие Ашшур враги, очевидно, сожгли покоившиеся в этом саркофаге останки царя или бросили их в Тигр. Точно в таком же виде, разграбленными и разрушенными, Андре нашел и гробницы других ассирийских царей, перед которыми когда-то трепетал весь мир.

Ашшур погиб в 614 году до н. э., захваченный мидянами. Хотя царь Ашшурнасирпал II (883–859 гг. до н. э.) перенес столицу в Калах, Ашшур вплоть до самого своего падения оставался городом, которому цари Ассирии уделяли большое внимание. Его жители пользовались особыми правами и привилегиями, которые регулярно подтверждались ассирийскими царями. Но 614 год до н. э. ознаменовал собой конец истории этого древнего города — разрушенный и разграбленный, он прекратил свое существование и исчез со страниц клинописных хроник.

Распад государства шумеров привел к тому, что политический центр Месопотамии медленно, но верно стал перемещаться вверх по Евфрату, через города Исин и Ларсу, пока не закрепился в маленьком городе, впервые упомянутом только во времена III династии ура. Его называли Баб-или — «Врата бога»- Древние греки переделали это аккадское название в Вавилон.

По преданию, Вавилон был древней столицей Саргона Великого, который перенес свой престол отсюда в другой город. Этим он вызвал гнев Мардука, бога-покровителя Вавилона, и тот наложил на Саргона страшное проклятие.

Вавилон долгое время вел скромное существование. Вероятно, когда-то он находился в зависимости от более важных южных городов — Исина и Ларсы. Росту и обогащению города весьма способствовало его выгодное положение на пересечении торговых путей.

Возвышение Вавилона началось в первой половине II тысячелетия до н. э. во времена правления царя Синмубаллита. А уже при его сыне, великом царе Хаммурапи (1792–1750 гг. до н. э.), Вавилон достиг своего первого расцвета.

На протяжении почти тридцати лет Хаммурапи вел непрерывные боевые действия. Он подчинил своей власти города Урук, Исин, Ларсу, Мари, Ашшур и стал правителем огромной территории. Уничтожив своих врагов, он принялся за союзников, среди которых были и цари государства Мари, расположенного к северо-западу от Вавилона. Но более всего Хаммурапи прославился составлением самого всеобъемлющего в истории Древнего мира свода законов. 282 параграфа этого свода высечены на двухметровом базальтовом столбе, верхушка которого украшена изображением бога солнца Шамаша, передающего законы царю Хаммурапи. В конце текста царь призывает свой народ: «Пусть он заставит прочесть мной написанный памятник, и пусть он услышит мои драгоценные слова, а мой памятник пусть покажет ему его дело. Пусть он увидит свое решение, пусть успокоит свое сердце и пусть скажет: Хаммурапи, владыка, который для людей, как родной отец, справедливо управлял страной!»

Оригинал этого памятника сегодня находится в Лувре.

После смерти Хаммурапи Вавилон оставался столицей еще сто пятьдесят лет, в течение которых здесь правили пять царей этой династии. С завоеванием Вавилона хеттским царем Мурсилисом (ок. 1600 г. до н. э.) начался так называемый Темный период, продолжавшийся до 1594 года до н. э., когда Вавилоном завладели пришельцы из горных областей — касситы, господствовавшие в стране более трехсот лет.

При первом вавилонском царе из Халдейской династии Набупалассаре («25-605 гг. до н. э.), покорителе Ассирии, начался последний и, пожалуй, самый известный период в истории древнего Двуречья — Нововавилонский (625–539 гг. до н. э.). Это о Вавилоне той поры сказано в Библии: «Город великий, город крепкий… яростным вином блуда своего напоил все народы». Вавилон Навуходоносора II (604–562 гг. до н. э.), сына Набопалассара, был первым обществом античного мира, вступившим в стадию кризиса. В нем впервые пороки и язвы цивилизации предстали во всей своей наготе. Вид их поразил и ужаснул соседние народы, особенно древних евреев и эллинов, произвел на них неизгладимое впечатление, которое они сумели передать остальному человечеству. С этого времени Вавилон стал образом и символом всякого разлагающегося общественного организма.

Вместе с тем время правления Навуходоносора II было периодом наивысшего расцвета Нововавилонского царства. Царь Вавилона победил египтян, разрушил Иерусалим и полонил евреев, окружил себя беспримерной даже в те времена роскошью и превратил свою столицу в неприступную твердыню. Он строил свою столицу на протяжении всех сорока трех лет своего правления.

В 539 году до н. э. персидский царь Кир II овладел Вавилоном и объявил себя «царем Шумера и Аккада и царем четырех стран света». В Библии, в книге пророка Даниила, сохранился рассказ об обстоятельствах завоевания Вавилона персами:

«Валтасар царь сделал большое пиршество для тысячи вельмож своих и пред глазами тысячи пил вино…

Пили вино и славили богов золотых и серебряных, медных, железных, деревянных и каменных.

В тот самый час вышли персты руки человеческой и писали против лампады на извести стены чертога царского, и царь видел кисть руки, которая писала…

Сильно закричал царь, чтобы привели обаятелей, Халдеев и гадателей; царь начал говорить и сказал мудрецам вавилонским: «Кто прочитает это написанное и объяснит мне значение его, тот будет облечен в багряницу и третьим властелином будет в царстве…»

Тогда введен был Даниил пред царя,… и сказал царю: «Дары твои пусть останутся у тебя, и почести отдай другому; а написанное я прочитаю царю, и значение объясню ему.

Царь! Всевышний Бог даровал отцу твоему Навуходоносору царство, величие, честь и славу.

Пред величием, которое Он дал ему, все народы, племена и языки трепетали и страшились его: кого хотел, он убивал, и кого хотел, оставлял в живых; кого хотел, возвышал, и кого хотел, унижал.

Но когда сердце его надломилось и дух его ожесточился до дерзости, он был свержен с царского престола своего и лишен славы своей… И ты, сын его Валтасар, не смирил сердца твоего, хотя знал все это…

За это и послана от Него кисть руки и начертано это писание.

И вот что начертано: мене, мене, текел, упарсин.[4]

Вот и значение слов: исчислил Бог царство твое и положил конец ему… взвешен на весах и найден очень легким… разделено царство твое и дано мидянам и Персам…»

В ту же самую ночь Валтасар, царь Халдейский, был убит».

Последнего царя Вавилона на самом деле звали не Валтасар, а Набонид (556–539 гг. до н. э.). Он вошел в историю благодаря драматической истории своей борьбы со жрецами Эсагилы, которая в итоге окончилась гибелью царя. Подробности этого необычного конфликта интересовали многих далеко за пределами Вавилона, в результате чего Набонид добился такой посмертной славы, что память о нем жива и сейчас.

Отчасти из-за того, что он вступил в конфликт со жрецами храма Мардука (царь будто бы вмешивался в религиозные вопросы) и предпочел бога луны Сина и его храм в далеком Харране, а отчасти из-за своего длительного и загадочного пребывания в городах Аравии и «неподобающего» царю поведения в момент угрозы нападения Кира, Набонид стал в глазах жрецов «сумасшедшим царем Вавилона». Острый конфликт царя со жрецами вызвал к жизни целую волну пропагандистских сочинений, направленных против царя, в которых осуждался Набонид и воспевался Кир как освободитель «угнетенных святилищ», как спаситель, освободивший Вавилон. Набонида обвиняли в невежестве и богохульстве, поименно перечисляли самых ненавистных из его приближенных.

Можно только предполагать, какие действия Набонида в реальности вызвали у жрецов такую яростную реакцию. Как бы то ни было, факт остается фактом: одной из главных причин падения Вавилона стало предательство жрецов Эсагилы, которые попросту передали страну и столицу персидскому царю в расчете на увеличение своих доходов.

Аристотель писал о том, что Вавилон был так велик, что «… уже три дня прошло, как Вавилон был взят, а часть жителей города ничего еще об этом не знала». Кир занял столицу, не встретив сопротивления, и обошелся с Набонидом с характерной для него мягкостью по отношению к побежденным царям. Кир стал и первым завоевателем, оставившим Вавилон неразрушенным. Его поразило великолепие города, и он не только запретил что-либо разрушать, но приказал соорудить на своей могиле памятник в виде миниатюрной Вавилонской башни. Завет Кира нарушил его преемник Ксеркс, который оставил от знаменитой Вавилонской башни — Этеменанки — одни развалины. Эти руины видел Александр Македонский. Потрясенный их величием, он приказал расчистить развалины башни от щебня и обломков, и все его войско на протяжении двух месяцев убирало этот мусор.

На рубеже новой эры, при парфянском владычестве, началось запустение Вавилона. В эпоху Сасанидов (226–636 гг. н. э.) город сократился до размеров незначительного поселка, а в Средние века на его месте ютились лишь убогие арабские хижины. Местное население смотрело на развалины Вавилона как на каменоломни и брало там кирпич для своих нужд. Многие существующие сегодня в окрестностях бывшего Вавилона поселения целиком выстроены из кирпичей эпохи Навуходоносора (на них отштамповано его клеймо). А там, где некогда стоял огромный город, протянулась бесконечная череда песчаных холмов. Сбылось пророчество Библии: «И Вавилон, краса царств, гордость Халдеев, будет ниспровержен… Не заселится никогда, и в роды родов не будет жителей в нем; не раскинет Аравитянин шатра своего, и пастухи со стадами не будут отдыхать там. Но будут обитать в нем звери пустыни, и дома наполнятся филинами; и страусы поселятся, и косматые будут скакать там. Шакалы будут выть в чертогах их, и гиены — в увеселительных домах…»

Развалины Вавилона привлекали внимание археологов еще с середины XIX столетия. Здесь побывали О. Г. Лэйярд, Ж. Опперт, Ф. Френель, О. Рассам, Дж. Смит и другие ученые. Но только в 1899 году начались систематические раскопки города, продолжавшиеся на протяжении восемнадцати лет. Их вела археологическая экспедиция Германского восточного общества под руководством Роберта Кольдевея.

«Во мне постоянно словно сидит кто-то, кто мне говорит: «Так, Кольдевей, теперь ты можешь делать только то или только это», — и тогда все остальное перестает для меня существовать», — сказал как-то о себе Роберт Кольдевей. Он был необычным человеком и необычным ученым. Позднейшие биографы называют его археологом от рождения. Люди подобного склада имеют нечто общее с моряками: и те и другие любят неизведанные дали, обширные пространства и большие расстояния.

Роберт Кольдевей родился в 1855 году в Бланкенбурге (Гарц, Германия), учился в Берлине, Мюнхене и Вене, изучая архитектуру, археологию и историю искусства. В 1882–1883 гг. он участвовал в раскопках в Ассосе (Малая Азия), три года спустя по поручению Германского археологического института раскапывал древние поселения на острове Лесбос. В 1887 году вел исследования в Ираке — в Сюргуле и Эль-Хиббе, позднее — в Малой Азии, Сирии, в южной Италии и Сицилии, а в 1894 году — снова в Сирии. Затем последовал трехлетний период передышки, когда Кольдевей преподавал в архитектурном училище в Герлитце.

Кольдевей сказал однажды полушутя, что древняя стена ему дороже, чем цветущее миндальное дерево. Любовь к археологии не мешала ему наблюдать людей, изучать страны, где он бывал, все видеть и подмечать, на все реагировать, не могла заглушить в нем и бьющего через край юмора. Он любил простых людей и лучше всего чувствовал себя среди местных жителей, вместе с которыми искал и находил в земле следы прошлого.

В сентябре 1898 года, когда Берлинский музей доверил Кольдевею раскопки Вавилона, он написал одному из своих приятелей: «Я — начальник экспедиции… От радости, что называется, ног под собой не чую. Если бы кто-нибудь шестнадцать лет назад сказал, что я буду раскапывать Вавилон, я бы счел его сумасшедшим».

В помощь Кольдевею был выделен целый штат опытных немецких археологов и большой отряд местных рабочих. Общая стоимость всех работ определялась суммой в полмиллиона золотых марок, которую предоставило Германское восточное общество, так что раскопки Вавилона относятся к числу самых грандиозных и дорогостоящих проектов в истории археологии.

В конце марта 1899 года экспедиция прибыла на место, где лежали развалины Вавилона — на левый берег Евфрата, приблизительно в 90 километрах к югу от Багдада. Здесь высились четыре огромных холма из щебня, которые скорее можно назвать горами, чем холмами — Джумджума, Каср, Бабил и Амран ибн Али. Базой экспедиции стала деревня Квейреш, расположенная у подножия горы Каср. Несколькими днями позже были наняты первые арабские рабочие и вырыты пробные шурфы.

Уже первые раскопки открыли улицу, вымощенную большими плитами, часть которых была покрыта надписями времен царя Навуходоносора. Повсеместно попадались кирпичи, покрытые цветной эмалью и рельефами. Они свидетельствовали о том, что археологи обнаружили священную Дорогу процессий — улицу для торжественных шествий в честь Мардука, главного божества вавилонян.

До наших дней сохранилось несколько описаний Вавилона, сделанных современниками, видевшими его своими глазами и ходившими по его улицам. Но, как ни странно, ни одно из этих описаний не совпадает с тем, что обнаружили при раскопках Р. Кольдевей и его коллеги. Прежде всего это касается размеров и плана города.

Ассирийский царь Асаргаддон, который в 680 году начал восстанавливать Вавилон, описывал его как квадрат, окруженный стенами, со стороной в 30 ашлу (3600 локтей); следовательно, периметр городских стен составлял 14 400 локтей (около 7200 м). То же самое сообщает и вавилонский царь Набонид. По словам Геродота, Вавилон имел «вид четырехугольника, каждая сторона которого содержит в себе 120 стадий (22,2 км), число всех стадий, составляющих окружность города, — 480 (88,8 км). Греческий врач и писатель Ктесий, на рубеже V и IV вв. до н. э. живший при персидском дворе, определял периметр стен Вавилона в 360 стадий (66,6 км), а сподвижники Александра Македонского, побывавшие в Вавилоне лет семьдесят спустя, — в 365 стадий (67,5 км).

Как показали раскопки Р. Кольдевея, на самом деле Вавилон представлял собой в плане вытянутый с запада на восток почти правильный четырехугольник с периметром стен 8150 м и площадью около 4 кв. км. Стороны этого четырехугольника были сориентированы по четырем «ветрам», то есть по четырем сторонам света, которые у вавилонян не совпадали с нашими: вавилонский север (ильтану) соответствовал нашему северо-северо-западу, юг (шугу) — юго-юго-востоку, запад (амурру) — юго-западу-западу, а восток (шаду) — северо-востоку-востоку. Река Евфрат, протекая с севера на юг, делила город на две неравные части: на левом берегу находился Старый город, а на правом — меньший по размерам Новый город, который, по существу, являлся пригородом Вавилона. Городской центр и наиболее важные постройки находились на восточном берегу.

Вокруг Вавилона располагались финиковые и фруктовые сады, виллы богатых горожан, поселки и хутора, где жили земледельцы и садоводы. Царь Навуходоносор II возвел вокруг этих предместий на левом берегу Евфрата внешнюю стену длиной почти 18 км. Изумленный Геродот сообщает, что оборонительные стены Вавилона с многочисленными башнями — внешняя и внутренняя — были столь широки, что по ним могли свободно разъехаться две колесницы, запряженные четверкой лошадей. Археологические раскопки подтвердили его свидетельство. Через каждые пятьдесят метров вдоль стен стояли сторожевые башни. На внутренней стене их было 360, на внешней — 250. Это было самое грандиозное из всех когда-либо существовавших на свете городских укреплений. Раскопанная в 1899 году археологами, эта стена свидетельствует о том, что Вавилон был самым крупным городом древнего Востока. А если принять, как во времена Средневековья, что город — это «обнесенное стеной поселение», то Вавилон был и остается самым большим городом, когда-либо существовавшим на Земле. С учетом территории в пределах этой стены общая площадь «Большого Вавилона» достигала 10 кв. км. Его население составляло не менее полумиллиона человек. Даже по современным масштабам Вавилон можно считать крупным городским центром, а по сравнению с прочими древними городами он выглядел настоящим гигантом. В западной половине Древнего мира (без Индии и Китая) с ним по размерам могли соперничать только Ниневия, Карфаген, Александрия и Рим, причем последних три города — только спустя 300–400 лет после эпохи Навуходоносора II. Гигантские древние города Индии и Китая выросли только в III веке до н. э. Таким образом, в VI–IV вв. до н. э Вавилон вообще не имел соперников во всем мире.

Улицы Вавилона, торжественная Дорога процессий, дворцы и 53 храма поражали своим сказочным великолепием. Геродот, посетивший Вавилон в V веке до н э., так описал его:

«Город этот таков. Лежит он в обширной равнине, имеет вид четырехугольника, каждая сторона которого содержит в себе сто двадцать стадий; число всех стадий, составляющих объем города, четыреста восемьдесят. Такова величина города, а устроен он так прекрасно, как ни один известный нам город. Вавилон прежде всего окружен рвом, глубоким, широким и наполненным водою, за рвом следует стена шириною в пятьдесят царских локтей, царский локоть больше обыкновенного на три пальца».

Навуходоносор провел на территории Старого города огромные реставрационные работы. При нем началась реконструкция храмов Эмах, Нинур и богини Иштар. Он обновил стены канала Арахту, построил деревянный мост на каменных опорах через Евфрат и канал Либил-хигалла, отстроил южную часть города с ее роскошными дворцами, перестроил и украсил храмовый комплекс Мардука, верховного бога Вавилона — Эсагилу.

Предшественники Навуходоносора употребляли для постройки высушенный на солнце кирпич-сырец, традиционный для городов Двуречья, который под воздействием ветра и непогоды довольно быстро разрушался. Навуходоносор же стал применять настоящий обожженный кирпич.

О своих работах в Вавилоне Навуходоносор оставил памятную надпись, записанную клинописью на глиняном цилиндре. В ней подробно перечислены восстановленные и сооруженные заною храмы, дворцы, крепостные стены:

«Я окружил Вавилон с востока мощной стеной, я вырыл ров и укрепил его склоны с помощью асфальта и обожженного кирпича. У основания рва я воздвиг высокую и крепкую стену. Я сделал широкие ворота из кедрового дерева и обил их медными пластинками Для того чтобы враги, замыслившие недоброе, не могли проникнуть в пределы Вавилона с флангов, я окружил его мощными, как морские волны, водами. Преодолеть их было так же трудно, как настоящее море. Чтобы предотвратить прорыв с этой стороны, я воздвиг на берегу вал и облицевал его обожженным кирпичом. Я тщательно укрепил бастионы и превратил город Вавилон в крепость».

В этом же тексте сообщается о строительстве в Вавилоне зиккурата — той самой Вавилонской башни, сооружение которой, по сообщению Библии, не было завершено из-за того, что ее строители говорили на разных языках и не могли понять друг друга.

«И сказали друг другу, наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню высотой до небес; и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли».

О том, что Вавилонская башня (ее называли «Этеменанки» — «Дом краеугольного камня неба и земли») действительно существовала, свидетельствуют раскопки археологов: был обнаружен ее гигантский фундамент. Она представляла собой традиционный для Двуречья зиккурат, башню при главном городском храме — Эсагиле. Как установили ученые, на всем протяжении бурной истории Вавилона башню неоднократно разрушали, но каждый раз ее восстанавливали и украшали заново.

Один из самых ранних зиккуратов был сооружен на этом месте еще до эпохи Хаммурапи, и еще до Хаммурапи он был разрушен. На смену ему пришла другая башня, также разрушившаяся со временем. Сохранилась надпись царя Набопалассара, в которой говорится: «Мардук повелел мне башню Этеменанки, которая до меня ослаблена была и доведена до падения, воздвигнуть — фундамент ее установив на груди подземного мира, а Аршина ее чтобы уходила в поднебесье» А его преемник Навуходоносор добавляет: «Я приложил руку к тому, чтобы достроить вершину Эгеменанки так, чтобы поспорить она могла с небом».

Грандиозный вавилонский зиккурат, построенный ассирийским зодчим Арадахдешу, располагался на священном участке земли в юго-западном углу Эсагилы. Он имел семь ярусов и достигал высоты около 100 м. Зиккурат увенчивался святилищем, облицованным сверкающими на солнце голубовато-лиловыми глазурованными кирпичами. Оно было посвящено главному вавилонскому богу Мардуку и его супруге, богине утренней зари. Здесь стояли позолоченные ложе и стол, где Мардук вкушал принесенные ему подношения (как известно, все знатные люди на Востоке, а также греческая и римская знать возлежали во время принятия пищи). Святилище увенчивали золоченые рога — символ верховного вавилонского божества.

Стоявшая в Нижнем храме Эсагилы, расположенном у основания зиккурата, статуя бога Мардука была отлита из чистого золота и весила почти две с половиной тонны. Жители Вавилона говорили Геродоту, что сам Мардук посещает зиккурат и почивает в нем. «Но мне, — пишет рассудительный историк, — это представляется весьма сомнительным…»

На строительство Этеменанки ушло восемьдесят пять миллионов кирпичей. Колоссальный массив башни возвышался посреди горделивых храмов и дворцов Вавилона. Ее белые стены, бронзовые ворота, грозная крепостная стена с целым лесом башен — все это должно было производить впечатление мощи, величия, богатства. Геродот видел это святилище в 458 году до н. э., то есть примерно через полтораста лет после сооружения зиккурата; в ту пору оно еще несомненно было в хорошем состоянии.

К раскопкам Эсагилы и Вавилонской башни Кольдевей приступил в апреле 1900 года. Они скрывались под огромным холмом Амран ибн Али, на глубине от 7 до 10 м. Археологи были вынуждены пробивать целую систему глубоких штолен и шахт. Смешанный с золой щебень постоянно грозил обвалиться. Шахты здесь глубже уходили в землю. На определенных расстояниях в них устраивали ступенчатые ниши, из которых рабочие подавали наверх корзины, заполненные щебнем, землей и золой. Постепенно среди длинных ходов штолен начали вырисовываться контуры гигантской постройки. На огромном четырехугольнике размером 450x550 м лежал храм божественного «владыки Вавилона» и «владыки богов» — Бел-Мардука. Рядом располагались руины башни Этеменанки. Раскопки обнаружили хорошо сохранившийся кирпичный фундамент башни — четырехугольник со сторонами 91,55 м — и остатки трех лестниц. Сообщение Геродота отчасти подтвердилось: Вавилонская башня — это сооружение, где башни возвышались «одна над другой». Вокруг «всех башен» по наружной стене поднимались лестницы. Всего же, по данным Геродота, имелось 8 башен. Клинописные же тексты, найденные в самом сооружении, сообщают, что Вавилонская башня состояла из семи суживающихся кверху ступенчатых террас и в основании представляла собой квадрат, каждая сторона которого равнялась приблизительно 90 м. Раскопки полностью подтвердили эти данные.

С именем царя Навуходоносора связано и создание садов на искусственных насыпях — легендарных садов царицы Семирамиды, почитаемых греками как одно из семи чудес древнего мира. Семирамидой легендарную царицу называли греки, а настоящее ее имя было Шаммурамат. Она жила около 800 года до н. э. После смерти своего мужа, царя Ассирии, она взяла власть в свои руки и правила до тех пор, пока ее сын не достиг совершеннолетия. Во время ее правления государство укрепилось, а благодаря завоеванию Мидии его границы достигли Каспийского моря.

О Семирамиде сложены многочисленные легенды, в которых она предстает как храбрая, обладающая большим художественным вкусом, известная строительница, но одновременно жестокая и слишком ласковая с мужчинами. Согласно сообщению Диодора Сицилийского, Семирамида была покинута своими родителями и вскормлена голубями. Впоследствии она вышла замуж за одного придворного, у которого ее и отобрал царь. Она носила такую одежду, что «нельзя было понять, мужчина она или женщина». После того как Семирамида передала престол своему сыну, она обратилась в голубя и улетела из дворца.

Имя Семирамиды связывают со знаменитыми «висячими садами» Вавилона. Однако, согласно другим, более надежным сведениям, «висячие сады» были подарены Навуходоносором II своей жене Амитис (Амитиде) дочери индийского царя, и произошло это спустя 200 лет после смерти Семирамиды. Это было многоярусное сооружение с прохладными покоями на уступах, засаженных цветами, кустами и деревьями, орошаемых при помощи огромного водоподъемного колеса, которое вращали рабы. При раскопках на месте садов был обнаружен искусственный холм, внутри которого находилась удивительная для тех времен водоподводящая система.

Во времена Навуходоносора Вавилон имел семь ворот, носящих имена главных богов страны. Особенно красивы были ворота богини Иштар, полностью раскопанные Р. Кольдевеем, служившие началом знаменитой Дороги процессий, ведущей к Эсагиле. Сводчатый вход защищали две высокие, массивные, квадратные в плане башни, украшенные рельефами из глазурованного кирпича. На синем блестящем фоне четко выделялись 575 рельефов с изображениями священных животных: фигуры идущих быков — белых с желтой гривой и желтых с красной гривой, а также загадочные изображения зверя «сирруш» — полузмеи-полуптицы с лапами льва, раздвоенным языком, с рогом на плоской голове и телом, покрытым чешуей.

Штуку за штукой извлекали археологи из недр земли эти покрытые цветной эмалью кирпичи, отсортировывали и пересчитывали. Около 100 тыс. — обломков ворот Иштар на речных судах были отправлены в Басру. Там их Перегружали на немецкий пароход и через Персидский залив отправляли в Гамбург. Путешествие ящиков с кирпичами заканчивалось в Переднеазиатском музее в Берлине. Здесь после многолетней работы с использованием подлинных кирпичей из Вавилона были в натуральную величину воссозданы изумительные ворота Иштар, досконально повторяющие первоначальный облик этого сооружения. Стоящие в огромном зале музея, они сегодня служат объектом паломничества туристов. А развалины «настоящих» ворот еще и сегодня на 12 м возвышаются над руинами Вавилона. Вместе с остатками стен они представляют собой самое примечательное из всего того, что сохранилось от древнего Вавилона.

От ворот Иштар брала свое начало самая великолепная дорога в мире — знаменитая Дорога процессий («Айбур-Шаба»). Она была сооружена не для перевозок грузов и передвижения людей — по ней шествовал сам великий бог Мардук. «Айбур-Шабу, улицу в Вавилоне, я для процессии великого господина Мардука снабдил высокой насыпью и с помощью камней из Турминабанды и Шаду сделал Айбур-Шабу от ворот Иллу до Иштарсаки-паттебиша пригодной для процессий его божества; соединил ее с той частью, которую построил мой отец, и сделал дорогу великолепной», — сообщает Навуходоносор.

Дорога процессий была вымощена квадратными известняковыми плитами размерами метр на метр. Они лежали на кирпичном настиле, покрытом слоем асфальта. Края плит украшала инкрустация из красного камня, а все стыки между плитами были залиты асфальтом. На внутренней стороне каждой плиты была высечена надпись: «Я — Навуходоносор, царь Вавилона, сын Набополассара, царя Вавилона, вавилонскую улицу замостил для процессии великого господина Мардука каменными плитами из Шаду. Мардук, господин, даруй нам вечную жизнь».

Ширина улицы составляла 23 м. На всем ее протяжении возвышались семиметровые крепостные стены, выложенные из голубого глазурованного кирпича. С обеих сторон на шествующих взирали сто двадцать львов в угрожающих позах, с развевающимися желто-красными гривами и оскаленными пастями. Эти рельефные изображения украшали стены через каждые два метра. В берлинском Переднеазиатском музее сегодня можно видеть воспроизведенную часть Дороги процессий в том виде, как она когда-то выглядела: окруженная стенами из голубого глазурованного кирпича, с которых глядят изображения хищных львов.

Из обломков вавилонских кирпичей в Берлине была восстановлена также копия тронного зала Навуходоносора II шириной 60, высотой и глубиной — 20 м. Огромный дворец Навуходоносора с богатейшими украшениями и многоцветными барельефами из глазурованного кирпича был «варварским чудом роскоши» — настоящий город в городе, раскинувшийся на огромной площади, который Навуходоносор постоянно продолжал расширять, считая все построенное уже не отвечающим «достоинству его величия». Навуходоносор утверждал, что он построил весь дворец за пятнадцать суток, но это большое преувеличение — скорее можно говорить о 15 годах.

К зданию дворца примыкал своеобразный музей, где хранились военные трофеи вавилонских царей.

Роберт Кольдевей проработал в Вавилоне 18 лет. И все эти годы с берегов Евфрата в Берлин шел непрерывный поток находок. Но археологам приходилось нелегко. В письмах Кольдевея можно найти немало упоминаний 0 грабителях из племени шаммаров, о том, что дороги небезопасны и что проводники караванов, боясь грабителей, заламывают дикие цены и из-за того к месту раскопок нельзя доставить самые необходимые вещи, о том, что его сотрудникам приходится ездить с вооруженным эскортом.

И все же Кольдевей открыл Вавилон эпохи Навуходоносора II. Он нашел остатки Вавилонской башни, Эсагилы, Висячих садов, царского дворца, моста через Евфрат, стены, улицы и дома Вавилона. Но не этого от него ждали.

Уже после первых лет раскопок у Колъдевея возникли серьезные разногласия с директором Переднеазиатского отделения берлинских музеев Фридрихом Деличем. Затем обострились его отношения с другими столпами официальной науки, которые сочли себя обманутыми в лучших ожиданиях. Ученому ставилось в вину, что он не нашел ни золотых кладов, вроде тех, что обнаружил Леонард Вулли в царских гробницах Ура, ни библиотек, подобных той, какую обнаружили англичане в Ниневии. Последнее вызывало большое раздражение, ибо Берлин того времени считался оплотом языковедов — специалистов по древним языкам. И так как никаких ожидаемых «открытий» сделано не было, раскопки Кольдевея на официальном уровне были признаны неудачными.

Эти несправедливые упреки очень сильно повлияли на Кольдевея. Ученый заболел и начал быстро стареть. В 1917 году, в конце Первой мировой войны, Кольдевей вынужден был покинуть Вавилон, бросив много интересных находок. В Берлин он вернулся уже пожилым человеком, с клеймом неудачника. Кольдевей умер 5 февраля 1925 года в Берлине, так и не увидев восстановленных благодаря его трудам ворот Иштар, Дороги процессий и тронного зала Навуходоносора — замечательных памятников, которые, по словам его ближайшего сотрудника Вальтера Андре, смогли бы достойно увенчать труд Кольдевея. Много лет спустя археологи назовут раскопки Кольдевея в Вавилоне «образцовыми».

Открытия Роберта Кольдевея воочию доказали существование Вавилона и его чудес, известных ныне всему человечеству. Еще когда только-только начались раскопки, к руинам великого города уже потянулись толпы людей Разного цвета кожи, национальности и вероисповедания. Однажды в лагере археологической экспедиции появился странный посетитель в совершенно истрепанной одежде европейского покроя, с измятой шляпой на голове, сломанным зонтиком и узелком в руках. Этот немолодой человек, принятый сначала за бродягу, оказался патером Джонсом из колледжа Св. Марии в Иерусалиме. Он в одиночестве прошел пешком 2000 километров, проделав неимоверно трудный путь из Палестины через раскаленную Сирийскую пустыню, чтобы на закате жизни взглянуть на то, что осталось от Вавилона.

Поток желающих увидеть Вавилон своими глазами не прекращается и по сей день. Причем интерес вызывает не Вавилон вообще, а именно Вавилон эпохи Навуходоносора II, открытый Робертом Кольдевеем. Этого Вавилона давно не существует, однако слова «Вавилонская башня», «Вавилонское столпотворение», «Вавилонская блудница» и вещее изречение «мене, мене, текел, упарсин» вот уже двадцать пять веков не изгладились из памяти человеческой.

СЧАСТЛИВОЕ И СЛУЧАЙНОЕ ОТКРЫТИЕ МАРИ

Этот город долго оставался вне поля зрения археологов. Между тем в клинописных текстах, обнаруженных при раскопках шумерских и аккадских городов, снова и снова упоминался Мари. Во время раскопок Вавилона Р. Кольдевеем была найдена даже статуя Пузур-Иштар, царя Мари (голова этой статуи находится в настоящее время в Переднеазиатском музее в Берлине).

Этот древний город был в III — начале II тысячелетия до н. э. столицей одноименного государства, соперничавшего с Шумером и Аккадом. Мари контролировал все торговые пути, шедшие из Южной Месопотамии в Анатолию. Во многих местах обнаружены восторженные сообщения путешественников, посетивших Мари и прославлявших красоту города, гостеприимство его жителей и образцовый порядок в стране. Так, царь финикийского города Угарита послал своего сына в Мари, и тот подтвердил, что даже самые красочные описания бледнеют перед действительностью.

Понятно, что такого рода сообщения лишали археологов сна. Но где находился этот таинственный город? Из клинописных текстов следовало только, что он должен располагаться где-то на половине пути между Вавилонией и Средиземным морем. Но первые попытки обнаружить город окончились неудачей.

И тут помог случай — отец многих открытий. Летом 1933 года бедуины, копавшие могилу для своего умершего собрата, случайно нашли на холме Телль-Харири, расположенном на берегу Евфрата, загадочную статую. Она представляла собой человека, одетого в длинную юбку, украшенную богатой, равномерно расположенной бахромой. По низу статуи тянулась загадочная клинопись.

О находке арабы немедленно сообщили лейтенанту Кабане, начальнику французского военного поста в Абу-Кемале — небольшом местечке на границе Сирии с Ираком. Из путаных и горячих объяснений арабов — «мы хоронили мертвеца, а нашли другого мертвеца!» — офицер долго ничего не мог понять. Наконец до него дошло, что бедуины говорят о найденном ими «мертвеце из камня».

Лейтенант Кабане уже достаточно времени провел на Востоке и, подобно многим европейцам той поры, не остался равнодушным перед чарами древней истории, следы которой здесь можно встретить буквально на каждом шагу. Заинтересованный находкой, он отправился с арабами к холму Телль-Харири, расположенном в 11 километрах от Абу-Кемаля. Найденная статуя несомненно была древней. Лейтенант приказал аккуратно извлечь ее из земли и доставить в Абу-Кемаль. Побродив вокруг холма, Кабане обратил внимание на разбросанные там и сям большие камни. Бедуины обычно клали их на могилы, чтобы защитить тело умершего от бродивших вокруг гиен и шакалов. Но такие камни — редкость на Евфрате. И уж если камни найдены, то они непременно извлечены из древних развалин.

Кабане незамедлительно послал начальству подробный рапорт о находке. В октябре 1933 года его доклад уже лежал на столе Рене Дюссана, хранителя восточных древностей музея в Лувре. Далее события развивались стремительно. 20 октября Дюссан позвонил 32-летнему профессору Андре Парро и предложил ему немедленно выехать во главе археологической экспедиции в Абу-Кемаль.

Сын протестантского священника из Восточной Франции, Андре Парро в молодости пошел по стопам отца и к 1933 году уже был известен как доктор теологии и крупный ученый-ориенталист. Реакция Парро на звонок Дюссана была мгновенной: в декабре того же года он отправился в Абу-Кемаль во главе археологической экспедиции. Всю дорогу Парро волновался: не начались ли на холме Телль-Харири самовольные раскопки? Но, прибыв на место, он с удовлетворением убедился, что место нетронуто — лейтенант Кабане, несмотря на сжигающее его любопытство, устоял перед искушением копать на свой страх и риск и строго запретил делать это арабам. По незнанию эти горе-археологи могли причинить много вреда.

Внимательно изучив место и разбив его на квадраты, ученые приступили к раскопкам. 23 января 1934 года профессор Парро в первый раз вонзил лопату в грунт…

Едва ли найдется какое-либо другое археологическое предприятие, которое привело бы к такому молниеносному и значительному успеху, как раскопки Мари. Первой же находкой, сделанной учеными, стала еще одна статуя — длиннобородый мужчина в одежде из шкур, правое плечо открыто, на плече — надпись клинописью: «Ламги-Мари я, царь Мари… Великий жрец-правитель бога Энлиля, который посвящает свою статую Иштар». Таинственный город, столько лет «ускользавший» от археологов, был открыт, что называется, с первой лопаты! Это стало одним из самых сенсационных открытий французской археологии.

За 24 года раскопок — их на время приостановила Вторая мировая война — исследовательская группа профессора Парро вскрыла более 80 гектаров древнего городища. Когда Андре Парро в 1957 году временно прекратил свои раскопки, он уже имел славу одного из авторитетнейших археологов мира, а его заслуги перед наукой увенчали орден Почетного легиона и должность главного хранителя национальных музеев Франции.

Раскопки огромного города продолжаются до сих пор, но уже давно стало ясно, что Мари был одним из самых блестящих центров древней Месопотамии. Здесь обнаружено не менее восьми последовательно сменявших друг друга напластований, древнейшее из которых восходит ко времени позднего неолита (конец IV тысячелетия до н. э). Все здания Мари были построены из кирпича-сырца. В центре города возвышался традиционный для Месопотамии зиккурат. К III тысячелетию до н. э относятся главные храмы Мари — богини Иштар и богини Нингурсаг. Огромный дворец царя Зимлирима занимал площадь в 2,5 гектара. Этот дворец с его замечательными настенными росписями и многочисленными произведениями искусства относится к наиболее крупным и значительным открытиям мировой археологии. В нем раскопано более 300 помещений: покои царя, домашние молельни, рабочие помещения для писцов и ремесленников и даже школа. Характерно, что оборудование кухонных и купальных помещений дворца может использоваться и сейчас, четыре тысячи лет спустя после гибели города, не требуя никакого ремонта.

Вход во дворец защищали две могучие башни. Стены многочисленных залов, местами сохранившиеся на высоту 4–5 м, украшали многочисленные росписи с изображениями богов и богинь, сцен битв и повседневной жизни: рыбак несет на плече улов, крестьяне собирают плоды с финиковой пальмы Краски росписей удивительно хорошо сохранилась. На одном большом фрагменте можно разобрать сцену, где царь возводится на престол божеством. Это божество — властительница неба Иштар; она изображена стоящей на спине льва. Фигуры царя и богини окружены деревьями, животными, синкретическими существами и богами.

В 1965 году при раскопках дворца Зимлирима был найден клад, хранившийся в небольшом кувшине. Это так называемое сокровище Ура представляет собой дар, присланный царю Мари царем Ура Месаннипаддой, как это следует из надписи на кувшине. Оно включает многочисленные цилиндрические печати, статуэтки из бронзы и слоновой кости. Самая лучшая вещь клада — львино-головый орел высотой 12,8 см, с распростертыми крыльми. Крылья и тело его сделаны из ляпис-лазури, голова и хвост — из тонкого золотого листа, заполненного битумом.

В развалинах Мари были обнаружены великолепные скульптуры, выполненные из алебастра или мягкого известняка. Они изображают портреты царей и знати: стоящие или сидящие персонажи, полуобнаженные, одетые в широкие пышные юбки; руки их скрещены на груди — этот тип характерен для всего Двуречья, с которым была тесно связана вся культура Мари. Особенно поражают огромные глаза статуй, выполненные из ляпис-лазури и перламутра. Часть этих произведений древних мастеров сегодня хранится в Лувре, другая — в музеях Сирии.

При раскопках была обнаружена статуя богини Иштар (1800 г. до н. э.), вероятно, являвшаяся главной святыней города (ныне хранится в музее Халеба, Сирия). Высеченная из белого известняка, высотой почти в человеческий рост — 1,42 м — богиня облачена в сильно облегающее платье, оставляющее открытыми ее босые ноги. На обнаженных руках — браслеты. Шею украшает тяжелое, в шесть рядов, жемчужное ожерелье. Первоначально статуя бьиа ярко раскрашена — на волосах остались следы красной краски. Богиня держит в руках слегка наклоненную вперед вазу, из которой с помощью хитрого механизма, устроенного внутри статуи, ключом била вода. Видимо, это приспособление использовалось во время ритуальных праздников культа плодородия.

Среди руин Мари найдены раскрашенные терракотовые сосуды, изделия из перламутра и золота, ожерелья, браслеты, драгоценные камни, печати и множество глиняных сосудов, некоторые из которых достигают высоты в 1,5 м. Были найдены даже две модели жилых домов, выполненные из глины, — вероятно, это проекты, созданные архитекторами для их заказчиков: восемь комнат равномерно размещены вокруг четырехугольного внутреннего двора, окруженного стеной. К числу интересных находок принадлежит мозаичное панно с изображением религиозной церемонии. Оно виртуозно исполнено из маленьких кусочков слоновой кости, перламутра, сланца, ляпис-лазури. Специалисты датируют этот мини-шедевр второй половиной III тысячелетия до н. э.

Особую ценность представляет найденный во дворце «архив царя Зимлирима», включающий более 23 тыс. клинописных глиняных табличек, проливающих свет на многие вопросы истории города. Понадобилось несколько колонн грузовиков, чтобы вывезти из развалин Мари эти находки. Таблички рассказывают о жизни в древнем городе и деятельности царской администрации. Одни содержат правила религиозных ритуалов, другие — Указания царя чиновникам, третьи — отчеты о строительстве каналов найдены именные списки около двух тысяч городских ремесленников, указания надсмотрщикам, поручения архитекторам, расчеты с торговцами. Был найден весь государственный архив Мари, содержащий личную переписку Царей и важнейшие правительственные акты «Архив царя Зимлирима» — один из наиболее полных и хорошо сохранившихся комплексов древней письменности, имеющий огромную научную ценность.

Прочитанные тексты из «архива Зимлирима» дали ответы на многие вопросы истории Мари. Этот город-государство создали западно-семитские племена. Известно, что примерно к 3000 году до н. э. Мари вырос в значительный центр. Он вел оживленную торговлю с многими странами; его богатство вызывало зависть других государств. Город много раз разрушался и отстраивался заново. Расцвет Мари относится ко времени около 2000 года, когда были воздвигнуты великолепный царский дворец и многочисленные святилища. В XVIII веке до н. э., на 33-м году правления вавилонского царя Хаммурапи, город был завоеван, а после восстания горожан, вспыхнувшего в ответ на жестокости отряда вавилонских захватчиков, так сильно разрушен, что прекратил свое существование. Город уже никогда больше не восстанавливался. В том виде, в каком нашли его исследователи, Мари пролежал под землей три с половиной тысячелетия.

ОТКРЫТИЕ ЭБЛЫ

В 1961 году Андре Парро, подводя итог своим раскопкам в Мари, писал: «Право, маловероятно, что нам удастся сделать такие находки, которые превзойдут уже осуществленное». Однако дальнейшие события в очередной раз подтвердили, что ставить точку в истории великих археологических открытий еще рано.

В аккадских, египетских, хеттских документах ученым изредка встречалось название некоего города Эбла. В клинописных табличках царского архива, найденного среди развалин Мари, Эбла упоминается как могущественный соперник Мари. Правители Эблы вроде бы даже сумели на какое-то время подчинить себе этот город. Но где находилась Эбла? Никто толком не мог дать ответа на этот вопрос. Большинство специалистов сходилось во мнении, что это анатолийский город и, следовательно, его нужно искать на территории нынешней Турции. Поэтому когда в 1964 году итальянские археологи во главе с профессором Римского университета Паоло Маттие приступили к раскопкам холма Телль-Мардих (Северная Сирия), они менее всего предполагали, с чем им предстоит столкнуться. Итальянцы лишь догадывались, что в недрах холма скрываются остатки большого древнего поселения, скорее всего города. Но что это за памятник? Какой культуре он принадлежит?

Огромный холм Телль-Мардих (его площадь составляет 56 гектаров, высота — до 16 м) расположен в 60 км к северу от сирийского города Алеппо (Халеба), на полпути между древним Угаритом и Каркемишем. Уже пробные шурфы показали, что этот холм таит немалые сокровища. А дальнейшие раскопки вызвали настоящую сенсацию: на Ближнем Востоке, где, казалось бы, уже не осталось места, не тронутого лопатой археолога, была обнаружена столица совершенно неизвестного государства, чье влияние в XXV–XXIII вв. до н. э. распространялось на всю Сирию, достигая на юге — Синая, на западе — побережья Средиземного моря, на востоке — междуречья Тифа и Евфрата. Это было самое поразительное археологическое открытие 2-й половины XX века. «Открыт новый большой город новой, не известной доселе державы Древнего мира, новая цивилизация и, наконец, новый язык. В таких случаях обычно говорят о новой странице истории человечества», — писал советский археолог и историк Н. Я. Мерперт.

Название открытого города стало известно лишь в 1968 году, когда археологи нашли фрагмент разбитой жертвенной статуи, посвященной богине Иштар. На статуе была высечена надпись: «От Иббат Лина, сына Игриш Хепа, царя Эблы…» Все вставало на свои места: это была та самая таинственная и полулегендарная Эбла, столица могущественной, ранее совершенно неизвестной империи. Именно так — «Эбла — новонайденная империя» — озаглавил Паоло Маттие свою книгу, вышедшую в 1977 году в Риме.

Культура этого государства отличалась поразительной самобытностью. Эблаиты достигли больших высот и в градостроительстве, и в архитектуре, и в искусстве. Но главной сенсацией стали ныне знаменитые глиняные таблички из Эблы, тексты которых заставили ученых по-новому взглянуть на историю Древнего мира.

Первые таблички с клинописными текстами были найдены в Эбле в 1974 году. Язык этих текстов некоторые специалисты определили как древнеханаанский. Предположительно, из него впоследствии развились аморейский, угаритский, финикийский, древнееврейский и другие, относящиеся к северо-западной группе семитских языков. Однако, по мнению известного ассириолога И. Гельба, детальный анализ всего доступного материала свидетельствует о том, что эблаитский язык был не диалектом западносемитского, а особым языком, похожим на аккадский и аморейский. При этом писцы Эблы легко переходили с эблаитского на шумерский язык, и вообще подавляющее большинство слов в текстах Эблы было шумерскими. Это не должно удивлять — шумеры и их письменность господствовали на Ближнем Востоке без малого тысячу лет, и, даже когда былое могущество Шумеров отошло в прошлое, шумерский язык повсеместно сохранился, а Шумерская система письменности была приспособлена к другим языкам.

Настоящая сенсация разразилась в 1975 году, когда в руинах царского дворца в Эбле, разрушенного в XXIII веке до н. э., П. Маттие обнаружил крупнейший из известных до сих пор царских архивов III тысячелетия до н. э. Он насчитывал около 16 тыс. клинописных глиняных табличек. Архив занимал две комнаты, и следы рухнувших полок, на которых некогда хранились таблички, были еще вполне явственно видны.

«Основная ценность архивов города, — пишет П. Маттие, — состоит в том, что они дали нам возможность узнать о великом государстве третьего тысячелетия до новой эры, его административном и социально-экономическом устройстве, религиозных верованиях. В более широком плане они открыли для нас совершенно новый, неизвестный мир — культуру, ставшую основой для последующих блестящих цивилизаций Сирии. Империя Эбла коренным образом изменяет наши представления о древней истории». Действительно, архив Эблы по полноте и разнообразию содержащихся в нем сведений мало найдет себе равных. Как писал уже упоминавшийся И. Гельб, все ранее найденные письменные источники этого времени составляют в общей сложности лишь около четверти богатств, обнаруженных в Эбле.

Здесь были найдены дипломатические договоры, летописи, донесения послов; государственные установления, царские указы, военные реляции, приговоры судов, описания обрядов и ритуалов, тексты, относящиеся к сельскому хозяйству — земледелию, животноводству, списки животных, рыб, географических названий, литературные, исторические и юридические тексты, торговые отчеты, счета, списки отправленных товаров — в том числе в Палестину, в Анатолию, в дальние города Месопотамии. Правители Эблы, как сообщается в одном из клинописных текстов, подписывали политические договоры с Ашшуром — древней столицей Ассирии. В документах из Эблы упомянуты такие хорошо известные и поныне города Ближнего Востока, как Бейрут, Дамаск, Газа, а также библейские города Содом и Гоморра. Среди множества найденных учебных текстов (а в Эбле, как выяснилось, существовала школа писцов — скрибов; это самая ранняя из обнаруженных до сих пор подобных школ, находившихся вне пределов шумерских земель) были впервые найдены двуязычные шумерско-эблаитские словари.

Найденные документы пролили свет на историю Эблы, ее политическое устройство, ее общественные порядки. «Эта находка, — писал известный советский востоковед М. А. Дандамаев, — убедительно показала, что, несмотря на огромные достижения ассириологии в изучении древних цивилизаций, есть еще очень много пятен в наших знаниях. До обнаружения этого архива ученые даже не подозревали о существовании на территории современной Сирии между 2400–2250 гг. до н. э. великой державы, политическое и культурное влияние которой распространялось: на юге до Синайского полуострова, на западе — до Кипра, на севере — до Загроса».

Во всех энциклопедиях, вышедших до 1975 года, утверждалось, что Сирия в III тысячелетии являла миру отблески влияний соседних, более высоких цивилизаций, что населяли ее в основном кочевые племена, занимавшей скотоводством, и что здесь не было предпосылок для образования подов и городской цивилизации. Эти сведения вполне соответствовали данным, которыми располагала в ту пору наука. Но документы, найденные в Эбле, свидетельствуют совсем об ином.

«Мы вдруг узнали, — пишет один из участников раскопок Эблы, доктор Петтинато, — что в непосредственной близости от Эблы существовало множество мелких государств… Огромное число городов рисуют совершенно новую картину урбанизации Сирии и Палестины в третьем тысячелетии до новой эры». В глиняных табличках Эблы упоминается более пяти тысяч географических названий населенных пунктов, располагавшихся в III тысячелетии до н. э. на территории Северной Сирии. Для того времени это чрезвычайно высокий уровень заселенности. В самой Эбле, согласно одному из текстов, жило 260 тыс. человек. Очевидно, большая часть этого населения обитала в пригородах, в пределах же городских стен проживало около 30 тыс. человек.

Возникновение Эблы относится к IV тысячелетию до н. э. Расцвет города приходится на середину III тысячелетия до н. э. Основу экономики Эблы составляли доходы от торговли с Египтом, Месопотамией, Ираном. Еще четыре с половиной тысячи лет назад в Эбле была введена государственная монополия на торговлю благородными металлами, древесиной, текстильными и гончарными изделиями. В Эбле едва ли не впервые в мире была создана система государственного контроля за качеством товаров. Существовала и специальная «служба маркетинга», работники которой должны были информировать торговцев о том, где нуждаются в их товарах и как вообще обстоят дела со сбытом и предложением. Любопытно и то, что Эбла была своеобразной монархией-республикой: царская власть не была пожизненной, а царя избирали на семилетний срок.

С XXIII века до н. э. эблаитское государство начинает испытывать на себе растущее давление могущественной Аккадской державы, объединившей под своей властью всю Месопотамию. Главной сферой, где столкнулись интересы обоих государств, была река Евфрат — цари Эблы хотели поставить под свой контроль проходящие здесь важнейшие торговые пути. По ним в Месопотамию шли металлы из Анатолии и древесина с побережья Средиземного моря.

Завязавшаяся борьба достигла наивысшего накала в царствование Сарана Аккадского. В конце XXIV века до н. э. эблаитам удалось подчинить Себе Мари, располагавшийся на Среднем Евфрате. В ответ Саргон предпринял большой поход, и в конечном итоге ему удалось не только изгнать эблаитов из Мари, но даже на какое-то время подчинить Эблу своему влиянию. Впрочем, город он не взял, а лишь обложил Эблу данью. Существенного урона эблаитам это не нанесло, и соперничество продолжилось.

Окончательный удар нанес Эбле Нарамсуэн, внук Саргона Аккадского взявший город штурмом около 2250 года до н. э. и подвергший его страшному опустошению. В память об этом событии он повелел воздвигнуть свою честь монумент с высеченными на нем словами: «Нарам-суэн, могущественный завоеватель Эблы, которую раньше никому не удавалось покорить».

Тем не менее Эбла восстала из руин. Период ее нового расцвета продолжался около 200 лет. После этого город погиб окончательно.

«Примерно в 2000 году до нашей эры, — пишет П. Маттие, — Эбла вновь была разрушена. Об этом свидетельствует мощный слой пепла, из которого состоит пласт, относящийся именно к этому времени. Могуществу города был положен конец. Правда, спустя некоторое время Эбла еще раз пережила короткий период расцвета — около 1800 года до нашей эры. Но посте-пенно город приходил в упадок и через два столетия исчез навсегда».

ТЕЙШЕБАИНИ, СТОЛИЦА УРАРТУ

Страна, носящая имя. Урарту, впервые упоминается в документах, относящихся к эпохе ассирийского царя Ашшурнасирпала II (XIII в. до н. э.). «В начале I тысячелетия до н. э. области южного Закавказья были включены в состав Ванского царства, которое поэтому можно считать древнейшим из государств, существовавших на территории Союза ССР. Центр этого древнего государства, целиком занимавшего Армянское нагорье, находился в районе оз. Ван, получившего, вероятно, свое название, так же как и город Ван, от термина Биайна (или Виайна), которым урарты именовали центральную часть своего государства», — свидетельствует академик Б. Б. Пиотровский, один из крупнейших советских ученых-археологов.

Урарту утвердилось на Армянском нагорье в середине IX века до н. э. Другое государственное объединение урартских племен сложилось к юго-западу от озера Урмия и носило название Муцацир. Здесь располагался главный общеурартский религиозный центр с храмом верховного бога Халди. Другими главными богами урартов были Тейшеба — бог войны и грома Я Шивини — бог Солнца.

Первым правителем объединенной страны стал царь Арам (864–845 гг. до н. э.). На протяжении всей своей истории Урарту приходилось вести ожесточенные войны с Ассирией. Ассирийских правителей весьма беспокоил рост могущества северного соседа. В 714 году до н. э. Саргон II двинул ассизскую армию в области к востоку от оз. Урмия, желая наказать местных правителей, подстрекаемых против Ассирии урартским царем. Правитель Упарту РУ08 I попытался со своей армией ударить в тыл армии Саргона, но встреча противников в решающей битве закончилась поражением урартов. Борьба двух царств за гегемонию в Передней Азии завершилась победой Ассирии, и в дальнейшем обе стороны избегали прямых столкновений.

Урартский царь Аргишти II (713–685 гг. до н. э.) устремил свой взор на восток. Его войска достигали в своих походах побережья Каспийского моря. Покоренные области обязывались платить дань урартским царям. Эта политика продолжалась и при царе Русе II (685–645 гг. до н. э.), который, заключив союз с киммерийцами, совершил несколько успешных походов в Малую Азию. В это время страна переживала период стабильности и расцвета. Проводились большие ирригационные работы, сооружались оросительные каналы, строились новые города.

Могущество страны Урарту рухнуло под ударами скифских кочевых племен, проникших в Переднюю Азию с севера в 670-х годах до н. э. Скифы нанесли поражение киммерийцам, союзникам Урарту. Одновременно пострадай и ряд районов Урарту. Страна заметно ослабевает и в начале VI века до н. э. попадает в вассальную зависимость от Мидии, а к 590 году до н. э. вообще прекращает свое существование. Часть бывших урартских владений вошла в состав персидской державы Ахеменидов. В VI–V вв. до н. э. на основе потомков урартов и некоторых других племенных групп происходит формирование древнеармянской народности.

Урарту долгое время оставалось малоисследованной цивилизацией древнего Востока. Начало изучению этого «забытого царства» положили русские и советские востоковеды М. В. Никольский, И. Н. Мещанинов, Н. Я. Марр, ИА Орбели, ГА. Меликишвили, опубликовавшие и подробно исследовавшие урартские письменные тексты. Но подлинное открытие страны Урарту началось лишь в конце 1930-х годов.

В 1939 году экспедиция ленинградских и ереванских ученых-археологов под руководством Б. Б. Пиотровского начала раскопки на горе Кармир-блур, расположенной на левобережье реки Раздан в юго-западной части Еревана. Эти раскопки продолжались множество сезонов. Их результатом стало открытие города-крепости Тейшебаини, посвященного урартскому богу войны Тейшебе (бронзовая статуэтка этого божества была найдена при Раскопках на Кармир-блуре). Благодаря раскопкам был получен огромный вещественный материал, ставший основой для понимания истории Урарту.

В начале VI века до н. э. Тейшебаини был разрушен и сожжен скифами. в результате пожара многое здесь оказалось похороненным под пеплом и Сегодня стало доступным для изучения. Город, сооруженный на вершине холма, по-видимому, имел прямоугольную планировку. Крепостные стены, достигающие в толщину 3,5 м, с массивными, выступающими вперед квадратными башнями, окружали многочисленные постройки, включающие в числе других и хозяйственные помещения. Здесь были найдены остатку пшеницы, ячменя, винограда и разных фруктов, останки скота, много оружия, утвари, керамической посуды. По подсчетам исследователей, зернохранилища и винные склады Тейшебаини были рассчитаны на продукцию получаемую на территории в 4–5 тыс. га. Материал, обнаруженный в земле, дал возможность точно установить, в какое время года рухнула под напором кочевников могучая твердыня: хлеб был уже собран, но виноград еще не созрел, а в кучке сохранившейся травы оказались цветы конца июля — первой половины августа.

Замечательными были достижения урартов в области культуры. Урарты заимствовали клинопись у ассирийцев, приспособив ее к особенностям своего языка, и все их искусство, хотя и во многом самобытное, близко по духу ассирийскому. Среди предметов, обнаруженных при раскопках Кармир-блура, кроме изделий урартских мастеров, было найдено немало предметов египетского, малоазийского и скифского происхождения Основное собрание урартских древностей, включающее бронзовый щит царя Сардура, украшенный изображениями львов и быков, сегодня хранится в Ереванском музее. В собрании Эрмитажа можно увидеть бронзовый шлем царя Аргишти с изображениями крылатых божеств в рогатых шлемах, змей с львиными головами, боевых колесниц и воинственных всадников с круглыми щитами и дротиками. На краю шлема короткая надпись: «Богу Халди, владыке, этот шлем Аргишти, сын Менуа, подарил». Также в Эрмитаже хранится бронзовая статуэтка, некогда украшавшая царский трон, с лицом из белого камня и огромными инкрустированными глазами, изображающая четвероногое, крылатое существо с человеческими чертами и сложенными на груди руками.

Проводившиеся под руководством академика Б. Б. Пиотровского исследования Тейшебаини явились, по существу, первыми научными раскопками урартского города и заною открыли многие стороны урартской цивилизации. Результаты этих раскопок позволили понять истинное место Урарту среди древневосточных цивилизаций и роль ее наследия для дальнейших судеб культуры всего Закавказья. Кроме того, раскопки Тейшебаини «подтолкнули» ученых к изучению других урартских памятников как на территории Армении, так и за ее пределами — в Турции и Иране.

КАК БЫЛА ОТКРЫТА СТРАНА ХЕТТОВ

Еще в середине XVIII века английский путешественник Мондрелл обратил внимание на то, что на территории нынешней Сирии вблизи Харрана — города, расположенного в излучине Евфрата, встречаются камни, испещренные какими-то неведомыми знаками. Что камни эти древние, а письменность иероглифическая, было очевидно. Но чья это письменность? Что означали диковинные знаки, не похожие на египетские иероглифы? В те годы этого никто не знал. Было неизвестно и то, кому, собственно, принадлежали эти загадочные письмена. Судя по находкам, создатели этих иероглифов некогда населяли Северную Сирию примерно там, где Евфрат делает петлю, круто сворачивая на юг. Это был район двух древних городов — Харрана и Каркемиша. Если первый существует и сейчас, то местонахождение Каркемиша, упоминаемого в Библии, долгое время оставалось загадкой.

В 1876 году английский ученый Джордж Смит начал поиски древнего города. Руководствуясь указаниями ассирийских глиняных табличек, он добрался до холма Джераблус в Двуречье, где находились какие-то древние руины. Смит успел исследовать их и понять, что перед ним — не что иное, как развалины Каркемиша. Он подробно описал гигантские руины и загадочные иероглифы, которые нашел здесь. Через несколько месяцев Смит умер от холеры, и только в 1911 году окончательно стало ясно, что найденный Смитом Каркемиш — город, располагавшийся на южном рубеже одного их самых загадочных государств древности — Хетгии.

Но в 1870-х годах наука не имела никакого представления о хеттах. А между тем об этом народе упоминали египетские, ассирийские, вавилонские тексты. Из них явствовало, что хетты были могучим народом, что государство хеттов являлось грозным соперником Египта, что в середине XI тысячелетия до н. э. оно было великой державой Востока.

Но кто такие хетты? Где находилось их государство?

В 1903 году вышла книга английского языковеда Сейса «Хетты, или история забытого народа». В ней Сейс заявил, что все или почти все древние Монументы и надписи, найденные в Северной Сирии и в Малой Азии, имеют хеттское происхождение. Сейс обратил внимание археологов на то, что таинственные иероглифы хеттов встречаются не только в Сирии, но и в верхних областях Малой Азии, в том числе на скалах Язылыкая, близ деревни Богазкёй, расположенной в 150 км к востоку от современной столицы. Турецкое название «Язылыкай» означает «расписанные скалы». Здесь среди нагромождений камней и горных расселин, сохранились высеченные на скалах изображения богов, крылатых демонов, воинов в островерхих шапках и вырезанные на камне иероглифы — знаки неведомого древнего языка. А рядом, на окраине забытой богом турецкой деревушки, заросшие кустарником холмы скрывали развалины огромного города…

Еще в 1882 году Отто Пухштейн, будущий глава немецкого Археологического института, составил план руин Богазкёя. Но только в 1906 году другой немецкий археолог, Гуго Винклер, начал здесь систематические раскопки. И одной из первых его находок стало письмо на глиняной табличке, написанное на вавилонском языке: письмо фараона Рамсеса II Великого, адресованное хеттскому царю Хаттусилусу II о договоре между Египтом и хеттами, заключенном после битвы при Кадеше.

За этой находкой последовали другие. Вскоре в руках Винклера оказался весь хеттский государственный архив. Сомнений больше не было: Богазкёй — столица древней Хеттии, легендарный Хаттушаш, укрытый в горах Анатолии…

Весть об открытии Винклера облетела всю мировую печать. Более 15 тыс. глиняных табличек с клинописными надписями на хеттском, аккадском и других древних языках Азии, найденных в развалинах Хаттушаша, оказались хрониками, сводами законов, договорами, астрологическими предсказаниями, шумерско-аккадско-хеттскими словарями и т. д. Эти документы дали ценнейшие сведения о цивилизации, существовавшей на территории Анатолии в III тысячелетии до н. э.

Исследования показали, что в XVII–XIII вв. до н. э. Хаттушаш являлся столицей обширного и богатого царства, которое соперничало с Египтом за господство в Передней Азии. С ростом могущества хеттов город достиг площади свыше 121 га. С трех сторон он был окружен массивной оборонительной стеной циклопической кладки, с четвертой стороны естественной границей города являлась неприступная скальная гряда. Из пяти городских ворот трое были украшены монументальными рельефами с изображениями бога-громовержца («Царские врата»), львов и сфинксов («Львиные врата»). Особенностью ворот Хаттушаша являлась арка из двух циклопических монолитов.

Сам город состоял из двух частей — верхней и нижней, разделенных каменной крепостной стеной. На высокой скале была сооружена цитадель. В верхнем городе располагались многоколонный царский дворец с большим парадным залом и храмы, посвященные различным богам. Самый значительный из храмов был сооружен в честь бога ветров и бурь. Он имел длинный внутренний двор, на который выходила колоннада, украшавшая зал святилища. В ярко освещенном помещении храма стояла статуя грозного божества.

В древней столице Хеттии найдены руины светских зданий (дворца, а, жилых помещений и др.). Тут были обнаружены руины пяти больших дворцов, стены и ворота с башнями, найдено много керамических изделий В хеттских домах не было зала и прихожей, они состояли из нескольких помещений, примыкавших друг к другу, а крыши у этих домов, сооруженных из дерева и глины и в основном одноэтажных, были плоские.

Раскопки в Богазкёе продолжаются и сегодня. С тех пор как высечение в скалах изображения богов и царей, остатки древних каменных стен и камни, покрытые иероглифами, заставили ученых пойти по следам неведомой цивилизации, прошло не так уж много времени. Все больше знаний получает наука о древнем государстве, которое наряду с Египтом и Ассиро-Вавилонией было крупнейшим в Передней Азии.

Сегодня в учебниках и энциклопедиях мы можем прочесть, что хетты — это общее название племен и народностей, населявших центральную и восточную часть Малой Азии и Северную Сирию во II — начале I тысячелетия до н. э Название «хетты» первоначально относилось к племенам хатти — так называемым протохеттам, и лишь в середине II тысячелетия так стали называть все население хеттского царства, которое говорило на разных языках — протохеттском, палайском, лувийском и несистском.

Образование царства хеттов относится к XVIII веку до н. э., но лишь со второй половины XV века, к началу так называемого Нового царства, хеттская держава входит в полную силу. Тремя ее основными частями были «Страна хеттов» (в центре Малой Азии), Лувия (на юго-западе Малой Азии) и Пала (на севере или востоке Малой Азии).

Два с половиной столетия начиная со второй половины XV века до н. э. хетты вели беспрерывные войны, в том числе с могущественным Египтом. Все больше территорий и народов подпадало под власть хеттов.

Хаттушаш и Хеттское государство были разрушены около 1200 года до н. э пришедшими с Балкан и островов Эгейского моря «народами моря». На месте бывшей империи образовалось несколько хеттских княжеств, враждовавших с соседями и друг с другом и с течением времени полностью растворившихся в волнах многочисленных нашествий, накатывавшихся на Малую Азию.

УГАРИТ

Исторические источники скупо говорят о происхождении финикийского Угарита. Известно, что около 3000 года до н. э. ханаанские племена (часть волны западносемитских кочевых племен, вышедших, вероятно, из центральной части Аравийского полуострова) осели на побережье Средиземного моря, смещавшись с уже живущими там народами, позднее приняв и новых пришельцев. Они объединились в несколько городов-государств расположившихся вдоль побережья. В обстановке постоянной угрозы вторжения со стороны Египта, алчущих наживы племен амореев, хеттов, хурритов, ассирийцев, арамейцев и, наконец, персов, они смогли все же обеспечить себе безбедное существование благодаря развитому сельскому и лесному хозяйству, а также ремеслам и торговле. Одновременно они создали культуру, которая, обогатившись культурными достижениями многих народов, пересекавших это пространство, распространилась далеко по всему Ближнему Востоку и оставила человечеству непреходящие ценности.

Ареалы древних финикийских городов-государств расположены на современном сирийско-ливанском побережье так близко друг к другу, как нанизанные на шнурок жемчужины. К наиболее важным поселениям этого раннего периода человеческой истории относятся Библ на ливанском и Угарит на сирийском побережье Средиземного моря. Оба этих города играли в истории Финикии очень большую роль. Угарит, руины которого были открыты в 1928 году близ залива Минет-эль-Бейда в 10 км к северу от сирийского Города Латакии, представляет собой один из древнейших и наиболее замечательных памятников истории на восточном берегу Средиземного моря.

Более трех тысячелетий Угарит пребывал в полном забвении, и еще семьдесят лет назад было неизвестно, где находился этот некогда цветущий, упоминающийся во многих древних текстах финикийский город. На его след навел случай. В 1928 году один крестьянин во время пахоты недалеко от моря наткнулся на несколько правильно обтесанных камней: оказалось, что они составляют часть длинного подземного хода, забитого осыпавшимся песком и мусором и ведущий в погребальную камеру. Сообщение об этом было направлено в Париж. Открытие крестьянина привлекло к себе внимание французских археологов, сразу же заинтересовавшихся этим таинственным склепом. Руководство отдела восточных древностей Лувра поручило молодому ученому Клоду Шефферу исследовать загадочную находку. Отправляясь в Сирию, он еще не предполагал, что ему предстоит сделать одно из самых значительных археологических открытий XX века. Отныне имя Клода Шеффера стало неразрывно связано с Угаритом, подобно тому, как имя Шлимана связано с Троей, Парро с Мари, Кольдевея — с Вавилоном.

Свои раскопки Шеффер начал в 1929 году. Его внимание сразу же привлек холм, расположенный в труднодоступной излучине реки, в 800 м от того места, где был найден склеп. Местные жители называли этот холм Рас-Эш-Шамра — «Укропный холм». Уже при первых разведывательных раскопках здесь были найдены статуэтки, посуда, погребальная утварь и таблички с письменами. «Укропный холм» стал главным объектом исследований.

Каждый год, исключая военные 1940–1945 гг., Шеффер продолжал свои работы в Угарите. Им были обнаружены пять основных культурно-исторических слоев, каждый из которых делился на несколько подслоев. Самый нижний слой относится к неолиту — примерно к VII тысячелетию до н. э. Самый верхний и важный — к финикийской эпохе, начавшейся в XVI веке и внезапно прервавшейся к концу бронзового века (примерно 1200 год).

В одном из ранних слоев археологи натолкнулись на погребения и остатки поселений, которые, очевидно, относятся к периоду между III–II тысячелетием до н. э. В гробницах лежали останки людей. При них сохранились украшения — в большинстве своем это были ожерелья, браслеты, небольшие бусы из трубочек и спиралей, булавки и т. д.

Территория раскопок Угарита расположена в пяти километрах от знаменитого Голубого пляжа. Дорога туда проходит мимо плантаций оливковых деревьев и полей подсолнечника. Руины древнего Угарита — одни из самых внушительных на Ближнем Востоке, ведь финикийцы сооружали свои дома и дворцы из камня, а не из широко распространенного кирпича-сырца.

Раскопками в Угарите открыты остатки хорошо укрепленных городских стен со сводчатыми воротами, ряд храмов, благоустроенные дома; особенно важно было открытие царского дворца с двухколонным входным портиком и многочисленными помещениями, расположенными вокруг нескольких больших внутренних дворов. В античной гавани, которую арабы называют Мина-эль-Бейда (Белая гавань), были найдены остатки больших складов. Для хранения товаров. В портовом квартале можно видеть руины скромных жилищ XV и XIV веков до н. э.

Путь к царскому дворцу ведет через Нижний город. Хорошо сохранившиеся улицы шириной в 3–4 м окружали большие кварталы домов. Очень близко от дворца находился жилой квартал знати. Стены многих вилл достигают двух метров высоты, раньше у них был и второй этаж. Во внутренних Дворах этих домов расположены колодцы. Каждый дом, построенный более трех тысяч лет назад, имел собственное водоснабжение. В подвалах некоторых домов есть собственные склепы: умершим в дорогу на тот свет давали воду, вино, растительное масло, мясо и кровь жертвенных животных.

Руины царского дворца расположены в полутора километрах от гавани Мина-эль-Бейда. Дворец состоит из цитадели и собственно царской резиденции. Отчетливо сохранились контуры многочисленных залов, внутренних и передних дворов. В монолитном дворцовом колодце глубиной Ими сейчас еще имеется пригодная для питья вода. Большое количество других помещений служили рабочими комнатами для царских писцов ц чиновников.

Жители Угарита для своих изделий использовали слоновую кость — из нее сделаны превосходные скульптуры, такие как, например, голова «принца» или «принцессы» (высотой 15 см), датируемая XIII веком до н. э. Тонкое лицо с чуть улыбающимися губами было оживлено теперь почти не сохранившейся инкрустацией: из золота были исполнены волосы надо лбом и брови, а из цветного камня — глаза.

Из слоновой кости было сделано также большое панно, покрытое тонкими рельефами с обеих сторон, общая длина его — 82 см; это самое большое изделие из слоновой кости, найденное на Ближнем Востоке. Панно разделено на отдельные таблички; на одной из них представлена крылатая богиня, прическа которой напоминает прическу египетской богини Хатор; слева и справа от богини расположены две небольшие фигурки юных богов. Изображения царей на других табличках также напоминают египетские произведения, что объясняется постоянным существованием связей между Угаритом и Египтом.

В 1953 году в царском дворце Угарита было обнаружено другое изделие из слоновой кости — круглый стол диаметром около метра, на крышке которого располагаются изображения крылатых сфинксов, грифонов и орлов, терзающих оленей и других животных. Фон между фигурками выпилен, так что образовался тонкий ажурный узор.

В Угарите были найдены многочисленные глиняные сосуды, покрытые росписью. Среди них есть экземпляры микенского происхождения, как, например, кубок с изображением осьминога и кратер с изображением колесницы. Из Египта попали в Угарит изящные алебастровые вазы. Интересно оружие — бронзовые кинжалы, копья, ножи и топоры; следует отметить бронзовый меч длиной 74 см, на лезвии которого имеется картуш с именем фараона Минепта, сына Рамсеса II.

В архивах царского дворца Шеффер обнаружил массу глиняных табличек с пространными клинописными текстами, написанными частично на шумерском и вавилонском, частично на хеттском и египетском языках. Они сообщают о трудностях, которые испытывали правители Угарита в связи с необходимостью постоянно защищаться от могущественных захватчиков. Это были в первую очередь хетты и египтяне, которые на протяжении почти всего II тысячелетия до н. э. принуждали Угарит лавировать между обоими блоками. В начале II тысячелетия, чтобы защититься от хеттов, город вступил в союз с египетскими фараонами. Но когда в конце XVIII века до н. э. на Египет напали гиксосы, южный сосед уже ничем не мог помочь финикийцам: он сам стал жертвой агрессии. Только после уничтожения врагов Угарит смог снова вздохнуть, но он был вынужден считаться с усилившимися фараонами. Во время правления Рамсеса II хетты принудили Угарит выступить со своими войсками в битве при Кадеше против египтян, но скоро Египет вновь одержал победу. Однако независимо от того, как складывалось соотношение сил в этом районе, город, преодолевая трудности и удары судьбы, множил свои богатства.

К царской библиотеке относились также школа писцов и «бюро переводчиков». Глиняные таблички содержат описи фиксированных налогов, которые должны были платить в царскую казну союзы ремесленников; записи об уплате дани, отчислявшейся Угаритом другим державам — чаще всего хеттам и египтянам, о получении им самим дани от более слабых городов; мобилизационные списки; списки населения, занятого на общественных работах; счета по торговым сделкам и указания строителям.

В библиотеке были обнаружены и многочисленные указания по совершению ритуалов. Во всех деталях изложены правила обрядов культа плодородия, приверженцами которого были финикийцы. «Ветеринарная книга» содержит рекомендации для лечения заболевших животных. Были найдены букварь, словари и тексты упражнений.

Пожалуй, наибольшую ценность среди находок в Угарите представляет собой маленький, всего в 10 см длиной, брусок глины с тридцатью знаками, который помощники Шеффера отыскали в 1949 году среди многих других глиняных табличек в комнате для писцов царского дворца. Это был первый в истории человечества алфавит! Неудивительно, что клинописные таблички из Угарита заинтересовали всех ученых. Дата составления таблички относится, вероятно, к XIV, а может быть даже к XV веку до н. э. Эта алфавитная система из 30 клинописных знаков, передававших только согласные звуки, использовалась для записи текстов на незнакомом ученым языке. Как вскоре выяснилось, это был древний язык ханаанской группы, близкий к древнееврейскому языку середины II тысячелетия до н. э. Финикийцам удалось усовершенствовать клинопись так, что их знаки теперь обозначали не целые слова или слоги, для чего необходимы были сотни или даже тысячи знаков, а передавали слова буквами, которые изображались с помощью клинописных знаков. Это буквенное письмо позднее в преобразованной форме было воспринято греками — они добавили соответствующие их языку гласные — и таким путем достигло Европы.

Табличка с алфавитом из Угарита хранится сейчас как особо ценный экспонат в витрине музея в Дамаске.

Еще одной из значительнейших находок в Угарите стали… ноты, написанные клинописными знаками по меньшей мере около трех с половиной тысяч лет назад! Это самая древняя из известных до сего времени попыток письменно зафиксировать мелодию. Расшифровать значки было непросто, но тем не менее ученые сумели это сделать. И в мае 1974 года в одной из аудиторий Калифорнийского университета (США) состоялся необычный концерт — вновь прозвучала восставшая из небытия древняя мелодия. Вот что удивительно: весь ее музыкальный строй, весь лад оказались близкими и понятными людям второй половины XX века. Древняя музыка была исполнена на лире, представлявшей собой точную реконструкцию древнего инструмента, найденного в Сирии и относившегося примерно к тем же временам, что и музыка.

Археологи, раскапывавшие «Укропный холм», обнаружили и подземные царские склепы, сооруженные по типу критских и греческих купольных гробниц. В Угарите это были настоящие «дворцы мертвых» с многочисленными помещениями, огромными кладовыми и водопроводом. У входа в каждую такую царскую гробницу лежал скелет мужчины, который, очевидно, сопровождал на тот свет своего господина в качестве слуги или телохранителя.

В усыпальницах были найдены позолоченные фигурки богов. Среди них были изваяния часто упоминаемой в Библии «звездной девы», которая известна у шумеров как Инанна, у аккадцев — как Иштар, а на всем Переднем Востоке — как Ашторет (Астарта). На найденной в одном из погребений пластинке из слоновой кости Инанна-Ашторет изображена в виде женщины с обнаженным бюстом. Шея ее украшена широкой цепью, на головном уборе — змея. В руках богиня держит связку колосьев. Справа и слева от неё стоят, вытянувшись на задних лапах, два рогатых чудовища.

Господствующее место в религии Угарита занимал бог Ваал. Он изображался в виде человека в рогатом шлеме. В левой руке Ваал держит, как копье, ствол дерева — символ Млечного пути.

Третье божество, почитавшееся в Угарите, — Эл. Его имя в буквальном переводе означает «могущественный». На одной каменной стеле бог Эл изображен сидящим на троне, с рогами на голове. В центре изображения — сияющая звезда с восемью лучами. Поклонение звезде Венере и мужскому началу в образе рогатой бычьей головы восходит к верованиям шумеров и древних земледельцев Ближнего Востока и Анатолии.

Во время раскопок Угарита помощники профессора Шеффера нашли железный клинок в бронзовых ножнах, относящийся к XIV веку до н. э. — то есть к периоду, когда впервые начали закаливать железо. Знакомство с железом относится к более раннему времени, но при этом речь шла большей частью о метеоритном железе, которое обрабатывалось для изготовления украшений и культовой утвари, и только позднее появились железные инструменты и оружие. Потом, в середине XIV века до н. э., хетты научились обрабатывать железо, и скоро ко многим другим изделиям, которыми торговали финикийцы, прибавились железные. Новый металл дал новой эпохе свое имя — железный век, который начался на Востоке примерно с 1200 года до н. э. По иронии судьбы Угарит, как и многие прибрежные города восточного Средиземноморья, погиб именно около 1200 года до н. э. — под ударами двигавшихся с севера так называемых народов моря.

СКАЛЬНЫЙ ГОРОД ПЕТРА

Петра — один из самых необычных и странных городов Земли. И само место, где этот город расположен, необычно и таинственно. Дорога в Петру идет на юг от Мертвого моря, по направлению к Акабе, известному и единственному иорданскому курорту на Красном море. Когда-то здесь проходила легендарная «дорога благовоний». Здешние места хорошо известны по Библии. Неподалеку от Мадабы, небольшого городка с христианским населением, расположена знаменитая гора Небо, на которой умер Моисей после того, как вывел из Египта еврейские племена в Землю обетованную. Ближе к Петре тянется узкое и длинное ущелье Зик, стены которого поднимаются ввысь на 100 м. Именно здесь Моисей ударом жезла извлек воду из скалы. Небольшая высохшая речка, в каньоне которой расположена Петра, носит сегодня название «Вади-Муса» — «река Моисея».

Позднее на этой земле возникло государство Эдом, известное по Библии как заклятый враг Израиля. В эти времена и появилось на месте нынешней Петры первое укрепленное поселение, получившее название «Села» — «камень, скала». Позднее это имя было переведено на греческий язык- Петра («камень»).

На рубеже IV–III тысячелетий до н. э. в этих местах расселились племена арабов-набатеев, ранее кочевавших по Аравийской пустыне. Племена кочевников, соприкоснувшись с эллинистическо-римским миром, с которым они первоначально находились в конфронтации, проявили исключительные способности к восприятию и переработке культурных достижений античности. У арамейцев они переняли письменность, приспособив ее к своей фонетической системе, и на ее основе создали письмо, которое считается прототипом современного арабского письма. А в окруженной отвесными скалами труднодоступной котловине набатеи основали свою столицу и оттуда постепенно расширяли сферу влияния. В последнем столетии до нашей эры им удалось покорить даже Дамаск и присоединить его к своему царству.

Римляне, пытавшиеся завоевать царство набатеев, вначале потерпели крах. Петра оказалась неприступной. Скавр, знаменитый полководец Помпея испытанный в многочисленных битвах и привыкший к победам, вынужден был снять осаду со столицы набатеев. Но скоро набатеи поняли, что для них целесообразнее пойти на союз с римлянами. Они поддержали своими отрядами Юлия Цезаря при осаде Александрии, но после его смерти Помогали убийцам Цезаря в борьбе против Второго триумвирата. Наконец, они вновь примкнули к господствующей партии, уничтожив в Красном море флот Антония и Клеопатры и тем самым воспрепятствовав их намерению бежать в Индию. В I веке н. э. царство набатеев фактически стало римским протекторатом, а при императоре Траяне оно было полностью завоевано римлянами и присоединено к римской провинции Аравию со столицей в Буере.

Землетрясение 363 года разрушило большую часть столицы набатеев. Постепенно жители покинули ее, и долгое время в Петре не бывал никто, кроме кочевников-бедуинов. В XII веке крестоносцы построили неподалеку от Петры крепость. После победы Салах-ад-дина над христианами ее жители были обращены в ислам.

Открытие Петры связано с именем швейцарского путешественника и исследователя Иоганна Людвига Буркхардта. В 1812 году, переодевшись купцом, так что на первый взгляд его никак нельзя было отличить от паломников-мусульман, он пробирался из Алеппо в Египет через Акабу. Недоверчивым бедуинам швейцарец представлялся как «шейх Ибрагим», паломник, возвращающийся из Иерусалима в Каир. По пути он неожиданно узнал, что знаменитая Петра, легендарный скальный город, который он тщетно разыскивал долгие годы, расположена совсем близко…

Все началось с того, что неподалеку от селения Эль-Карак Буркхардт нашел несколько медных монет. На них по-гречески было написано «Петра». От местных жителей путешественник узнал, что в этих местах часто находят золотые и серебряные монеты. Ювелиры охотно покупают их.

Буркхардту было известно, что Петра располагалась в горном районе, среди высоких скал, до которых трудно добраться. Древние географы — Диодор, Эратосфен, Страбон, Плиний, Птолемей — достаточно точно описывали местоположение города. Но ни по географическим, ни по историческим данным Эль-Карак никак не мог быть древней Петрой. И Буркхардт решил как можно более тщательно исследовать окрестные места — каждое поселение, каждую долину. Огромный город не мог бесследно исчезнуть с лица земли!

Поиски, сопряженные с немалыми трудностями и риском, привели Буркхардта в долину Вади-Муса. Еще в Сирии ему говорили, что в этой долине якобы таятся несметные богатства. Путешественника сопровождал лишь один проводник-бедуин. Верхом они пробирались через абсолютно пустынную местность, минуя заброшенные арабские деревни. В одной из них Буркхардт увидел несколько глыб мрамора, лежащих на дороге. Откуда они здесь?

Продолжая свое путешествие, оба всадника вступили на тропу, с обеих сторон стиснутую отвесными скалами. Ущелье становилось все уже и уже. Наконец расстояние между высокими, более чем стометровой высоты отвесными скалами из красного песчаника сужается до двух метров. Голубое небо виднеется только через узкий просвет. Луч солнца не заглядывает сюда. Ни кустика, ни травинки меж камней.

Примерно через триста шагов ущелье расширилось и вышло к глубокому оврагу, отделявшему тропу от отвесного склона горы. На дне его струился мелководный ручей Вади-Муса. На берегах ручья Буркхардт заметил остатки облицовки. А еще дальше — акведук, перекинутый между скалами, развалины, ниши, выдолбленные в скалах… В некоторых нишах сохранились постаменты для статуй.

Просвет между скалами увеличивался. Ошеломленный Буркхардт шел, не в силах оторваться от невероятного зрелища, которое разворачивалось перед ним: отвесные скалы все гуще и гуще покрывались рельефными украшениями, карнизами, низкими дверными проемами, и все это связывалось воедино, образуя огромный и таинственный ансамбль…

Неожиданно ущелье распахнулось. От яркого света Буркхардт на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, то у него перехватило дыхание… Прямо перед ним на фоне скалы возвышался древний храм. Огромный, изумительно стройный, таинственно мерцающий розовато-красным светом. Гармония и изящество пропорций, розовый цвет песчаника, из которого храм был сделан, и, наконец, его прекрасная сохранность — все было поразительно. Никому бы и в голову не пришло, что в этом богом и людьми забытом месте скрывается великое творение великих мастеров!

Буркхардт, словно в фантастическом сне, двинулся к храму. Здесь его ждало еще одно потрясение: то, что он сначала принял за храм, было искусно высеченным прямо в скале двухъярусным фасадом высотой около 40 м. А самим храмом являлась скрывавшаяся за ним пещера — огромный зал высотой в 8 м, вырубленный прямо в скале.

Монументальный и одновременно изящный фасад храма в изобилии украшали колонны, статуи и рельефные женские фигуры в развевающихся одеждах. На нижнем портике сиял солнечный диск с рогами коровы — символ египетской богини Исиды. На верху портиков виднелись скульптуры львов-охранителей. Внутри стены зала были гладкие, так же как и потолок, и лишь ту, на которой располагался вход, украшала резьба. Высеченные в скале галереи вели во внутренние палаты с колоннами. В каждой палате — колоссальные статуи. В полутьме Буркхардт рассмотрел фигуру женщины, сидящей на верблюде. А рядом — небольшие залы-усыпальницы…

«Что это?» — спросил изумленный Буркхардт проводника. «Это дворец фараона, который здесь жил когда-то. А потом все поумирали, и дворец превратили в гробницу в память о нем».

Выйдя из храма, они прошли еще шагов двести. Среди утесов появлялись все новые и новые высеченные в скалах храмы, дворцы и гробницы. Все фасады имели пирамидальную форму, но отличались чрезвычайно разнообразным декором. Иногда было трудно понять, где же кончалась скала и начинался храм или дом.

Но вот скалы расступились, освобождая место для большого амфитеатра. Все его сиденья — а их не менее трех тысяч — были тоже высечены в скале. Арена посыпана гравием, и, если бы ветер не разметал его в разные стороны, можно было подумать, что лишь вчера на ней состоялось очередное представление. Судя по размерам, театр мог вмещать до 4000 зрителей.

Недалеко от театра — триумфальная арка явно римских времен. Далее простиралась долина, густо усеянная развалинами домов, храмов, мавзолеев, грудами камней, обломками колонн. Одних только гробниц Буркхардт насчитал не менее двухсот пятидесяти. И все они, судя по архитектуре, относились к различным историческим периодам…

Так была открыта Петра — легендарный скальный город. Сегодня это один из самых популярных туристических объектов Ближнего Востока. Тысячи людей приезжают сюда, чтобы воочию увидеть легендарный город народа набатеев, вышедшего из пустыни, осевшего здесь и за очень короткий промежуток времени создавшего поразительные произведения искусства.

Дорога в Петру и в наши дни осталась такой же сложной и таинственной, как во времена Буркхардта. Но вот каменный коридор внезапно делает поворот, темнота отступает, в лучах ослепительного солнца перед вами предстает здание удивительной красоты — знаменитый скальный храм-мавзолей Эль-Хазне, «Сокровищница фараона», как называют ее арабы. Мавзолей Эль-Хазне создан, скорее всего, во II веке — возможно в связи с посещением Сирии императором Адрианом. Точное назначение сооружения до конца не выяснено. Есть предположение, что первоначально это был храм богини Исиды. Во всяком случае многие черты памятника говорят о том, что его могли построить мастера, знакомые с приемами зодчества Александрии египетской.

Мавзолей Эль-Хазне — пример величайшего мастерства древних архитекторов и камнерезов. Стоит задуматься о том, с помощью каких приемов они высекали фасад, на основании каких расчетов, каких предварительные проектов? Но ответов нет, и можно строить лишь предположения.

Огромная поверхность скалы была стесана. Но для этого следовало соорудить строительные леса, а деревьев в той местности почти нет. При отсутствии лесов можно было, не стесывая сразу всю поверхность, воспользоваться неровностями скалы и идти по ней, как по ступеням. В этом случае и каменотес и резчик начинали с самого верха, вырубая первую ступень, а затем спускались все ниже и ниже. Но как в этом случае они могли определять нужные масштабы сооружения? Ведь одно дело размечать будущую постройку и вырубать ее, стоя на строительных лесах, и совсем другое — делать то же самое, фактически повиснув над пропастью. Во всяком случае, опыт и умение архитекторов и резчиков по камню, создавших этот великолепный скальный мавзолей, вызывают почтительное преклонение.

За мавзолеем ущелье расширяется, и взору открывается незабываемая панорама. Высокие скалы, окружающие просторное плато, сверкают в косых лучах солнца всеми оттенками красного цвета. Громадная, высотой в несколько сот метров, отвесная стена украшена великолепными, богато декорированными фасадами скальных сооружений, некоторые из них имеют по несколько этажей.

В отвесных скалах высечены и жилые помещения (иногда в несколько дажей) и могильные склепы, уходящие, как и жилые комнаты, вглубь скал. Некоторые скальные помещения являлись храмами. Единственный сохранившийся в Петре не скальный, а «наземный» храм Каср эль-Бинт был построен в I веке до н. э. Он посвящен богине «Великой матери», или, как ее называют арабы, Аль-Уцца. Святилище представляло собой сооружение размерами 27x27 м, с четырехколонным портиком.

Скальных склепов с архитектурным оформлением фасадов сохранилось в Петре несколько сотен. Древнейшими из них (от IV века до н. э.) являются более простые и небольшие по размеру фасады, увенчанные по карнизу зубцами. Для более поздних сооружений характерны сложнейшие фасадные композиции, среди которых выделяется мавзолей римского центуриона, скульптурное изображение которого установлено высоко на фасаде в нише, рядом со статуями его сыновей.

Лучше всего сохранились каменные фасады трехъярусных «царских» усыпальниц. Над их входами, в верхней части, из скалы высечены 18 полуколонн. Из-за цветного узора на фасадах эти усыпальницы иногда называют «шелковыми гробницами».

В скальных сооружениях Петры нет двух одинаковых фасадов. Огромный многовековой опыт создания скальных гробниц, передававшийся из поколения в поколение, позволял строителям каждый раз создавать абсолютно оригинальное произведение. Набатейские мастера легко восприняли античные формы и обогатили ими свои традиционные архитектурные приемы.

Тайна кумранских свитков

Весной 1947 года в районе Мертвого моря, в горах Рас-Фешха, была сделана необычная находка. Два мальчика-бедуина, отправившиеся на поиски отбившейся от стада козы, заметили узкую расселину в скале. Расселина вела в небольшой грот, а точнее извилистый коридор, размеры которого составляли приблизительно 8 м в длину, 2 м в ширину и 2,5–3 м в высоту.

То, что арабы увидели в пещере, было совершенно неожиданным: здесь, посреди разбросанных черепков и мусора, стояли восемь плотно закрытых крышками глиняных кувшинов. Все они оказались пустыми, кроме одного: в нем находились три кожаных свитка, завернутых в старую полотняную ткань. Внутренняя сторона свитков была исписана какими-то буквами.

Оба бедуина были неграмотны, но сразу поняли, что перед ними — старинные вещи, которые можно выгодно продать. Они забрали с собой кожаные свитки и несколько кувшинов, чтобы показать их торговцам древностями в Вифлееме.

Так начался долгий путь таинственных свитков, которым спустя два года суждено было стать настоящей мировой сенсацией. Часть из них попала к главе христиан-якобитов Map Афанасиосу Иошуа Самуилу, архиепископу Иерусалима. Поняв, что перед ним — фрагменты текстов Ветхого Завета, сделанных на древнееврейском языке, он предпринял попытку определить возраст этих рукописей. По его просьбе специалисты Американской школы восточных исследований в Иерусалиме Дж. Тревер и У. Броунли провели экспертизу свитков. Фотокопии рукописей были направлены одному из самых крупных специалистов в области исследований Палестины — профессору Уильяму Ф. Олбрайту. Олбрайт не выразил никаких сомнений в подлинности рукописей и определил, что тексты написаны приблизительно за сто лет до нашей эры.

Мировая наука не знала до сих пор ничего подобного. Самая древняя из известных к тому времени древнееврейских рукописей Ветхого Завета — так называемый Каирский кодекс — относится к IX веку н. э. Так что находка ветхозаветных текстов, имеющих возраст на тысячу лет старше, стала подлинной научной сенсацией огромного значения.

Ученые из Американской школы восточных исследований в Иерусалиме предприняли новые поиски старинных рукописей. В частности, им удалось разыскать те свитки, которые бедуины продали различным торговцам древностями. К месту находки рукописей была направлена специальная археологическая экспедиция, в состав которой вошли специалисты Иорданского департамента древностей, французской Библейской археологической школы в Палестине и Палестинского археологического музея. Тщательно обследовав грот, ученые собрали осколки глиняных сосудов и около 500 фрагментов кожаных свитков с древними письменами. По расчетам археологов, всего в этой пещере когда-то находилось около 50 сосудов и около 150 свитков. Часть из них, вероятно, была расхищена грабителями еще в древние времена.

Близ первой пещеры в течение нескольких последующих лет было обнаружено еще 11 гротов, из которых было извлечено около 15 тыс. фрагментов ветхозаветных текстов и несколько сот рукописей светского содержания.

Конечно, всех интересовал вопрос: что за люди оставили в пещерах эти загадочные свитки? Кому могло прийти в голову жить в этой мертвой пустыне, среди голых, лишенных всякой растительности скал? Неужели в древности здесь были какие-то поселения? В начале 1950-х годов археологическая экспедиция во главе с Р де Во, директором Библейской школы ордена доминиканцев в Иерусалиме, и Д. Л. Хардингом, директором Иорданского департамента древностей, приступила к исследованию расположенного поблизости от загадочных гротов холма Хирбет-Кумран — по-арабски «холм щебня». С конца 1951 года археологи вели здесь планомерные раскопки, продолжавшиеся шесть сезонов. Со всей тщательностью здесь были раскопаны остатки целого комплекса помещений, датируемого, судя по многочисленным находкам сирийских, иудейских и римских монет, 125 годом до н. э. — 75 годом н. э. (близкую дату — от 167 года до н. э. до 233 года н. э. — дал и радиокарбонный анализ свитков). Из 153 найденных при раскопках монет 72 принадлежали ко времени, предшествовавшему правлению царя Ирода Великого (35-4 гг. до н. э.), одна — к эпохе его правления и 80 — к 70-летнему отрезку времени после его правления. Такое распределение монет указывает на то, что поселение на холме Хирбет-Кумран было покинуто в начале царствования Ирода Великого и вновь заселено после него. Из письменных источников известно, что на 7-м году царствования Ирода в Палестине произошло сильное землетрясение. Скорее всего оно и стало причиной прекращения жизни на поселении. Среди руин Хирбет-Кумрана археологи обнаружили большую трещину в земле, протянувшуюся на 15 м и повредившую часть построек, — вероятно это и есть след той давней катастрофы. При этом земля осела почти на полметра и следы этого обвала хорошо заметны и сегодня. Нетрудно также заметить, что в дальнейшем стены были исправлены и восстановлены. Многие другие следы — обрушившиеся, местами почерневшие от пожара постройки, «трехкрылые» римские наконечники стрел — свидетельствуют о том, что около 67–70 гг., во время первого иудейского восстания против Рима, поселение на холме Хирбет-Кумран было взято и разрушено римскими воинами. Вероятно, именно в это смутное время жители Кумрана спрятали священные тексты в пещере, заботливо укутав их в полотняную ткань и поместив в глиняные сосуды. Вероятно, они рассчитывали когда-нибудь вернуться за ними, но никому из них это не удалось — они были убиты, захвачены в плен или рассеяны римлянами.

Но кто именно жил в этом уединенном поселении? На этот счет мнения ученых разделились. Часть исследователей встала на сторону гипотезы согласно которой Кумран являлся местом обитания ессеев, о которых в свое время писал Плиний Старший:

«На запад от Мертвого моря, на некотором расстоянии от вредоносной прибрежной зоны и вне ее, обитают ессеи — народ уединенный и самый удивительный из всех, без женщин, без любви, без денег, живущий в обществе пальм. Однако они обновляются все время, и к ним во множестве приходят новобранцы — люди, уставшие от жизни или побуждаемые превратностями судьбы избрать их образ жизни. Таким образом, уже тысячи веков существует, сколь это не невероятно, этот вечный народ, в котором никто не рождается. Так, благодаря им, приносит свои плоды раскаяние, которое их жизнь возбуждает у других».

Понять, кто такие ессеи, из сообщения Плиния невозможно. Поэтому вокруг гипотезы о ессейском происхождении Кумрана и кумранских свитков развернулась острая дискуссия. По мнению одних ученых, ессеи — члены некоей религиозной секты, которые вели отшельнический образ жизни. Другие исследователи предполагают, что это просто какая-то особая община иудеев. Третья группа исследователей вообще отрицает существование ессеев.

Пролить свет на тайну кумранских свитков могли в первую очередь сами свитки. Для изучения собранного материала — а его количество оказалось огромным — была создана специальная исследовательская группа, в которую вошли специалисты из разных стран. Состояние попавших в их руки документов было ужасающим: очевидно, в древности существовала традиция не уничтожать старые, истрепанные рукописи священных текстов, а прятать их в укромных местах. А за истекшие две тысячи лет над ними еще основательно «поработало» время. И теперь перед учеными лежали изношенные, частично разорванные, полуистлевшие, изъеденные насекомыми и грызунами кожаные свитки. Прежде чем прочитать, их необходимо было укреплять и восстанавливать. Можно представить себе, какой колоссальный труд требуется для того, чтобы расправить каждый обрывок, предварительно увлажнив его водяным паром, затем сфотографировать в инфракрасных лучах, затем классифицировать по характеру письма и качеству кожи, наконец, попытаться подобрать к нему другие отрывки, чтобы по возможности получить связный текст…

Между тем когда ученые еще только приступали к разгадке кумранских свитков, два «независимых» исследователя, француз и англичанин, уже поспешили опубликовать свое собственное «сенсационное открытие»: они заявили, что результаты исследования свитков «представляют собой радикальный переворот в истории христианства». Как будто бы из кумранских текстов следует, что ессеи знали о том, что некий «учитель праведности» был распят на кресте, тело его затем было снято и предано погребению и апостолы ожидали воскресения и возвращения на землю своего «учителя» то есть образ, а точнее прообраз, Иисуса Христа якобы уже существовал у ессеев.

«Рукописные свитки Мертвого моря — самый большой вызов христианскому учению со времени появления дарвинизма!» — напыщенно заявки авторы гипотезы. Это необоснованное утверждение, несмотря на горячие протесты и опровержения крупнейших ученых, было тут же подхвачено и растиражировано мировой прессой. Особенно широко эта тема «освещалась» в атеистическом Советском Союзе, где приветствовалась любая глупость, лишь бы она была направлена против христианства.

Нет никакого сомнения в том, что иудейские секты существовали еще до возникновения христианства. Но поборники «самого большого вызова христианскому учению» могут в данном случае отдыхать. Кумранские тексты не содержат абсолютно ничего, что могло бы подвергнуть сомнению основные догматы христианства. Община ессеев, как это явствует из найденных в Кумране документов, была глубоко преданна традиционному иудаизму. Некоторые параллели с христианством в ессействе, правда, присутствуют, но они объясняются общими корнями обоих учений, берущих свое начало в Ветхом Завете. «Таким образом, если ессейство содержит ряд элементов, которые оплодотворили ту почву, на которой в дальнейшем родилось христианство, то не менее очевидно и то, что христианство представляет собой нечто совершенно новое, нечто, объяснимое в конечном итоге только личностью Иисуса Христа», — пишет по этому поводу один из крупнейших исследователей кумранской проблемы Ж. Т. Милик, сотрудник парижского Национального центра научных изысканий.

Открытия в Кумране конечно же интересны не той чушью, которую нагородили вокруг них «антирелигиозные» пропагандисты. Кумранские манускрипты ценны прежде всего тем, что они обогатили бесценными сведениями не только общую историю и историю религии, но и языковедение (наряду с основными древнееврейскими наречиями, в них представлено семь других языков), палеографию — науку о древних рукописях, историю литературы, историю права (некоторые тексты из Кумрана представляют собой контракты на куплю-продажу). Это обстоятельство и обеспечило кумранским свиткам мировую известность, далеко выходящую за пределы чисто научного интереса. Сегодня известно, что основную массу кумранских находок составляют преимущественно библейские тексты и апокрифы, т. е. анонимные произведения религиозного содержания, не считающиеся боговдохновенными и поэтому не включенные в Библию. Созданные на протяжении III–I вв. до н. э., они являются ценнейшими документами эпохи.