100 Великих археологических открытий

РИЧАРД ПОКОК, ОТКРЫВШИЙ ЕГИПЕТ

Когда в середине XVIII века из-под пера первых побывавших в Египте путешественников появились описания египетских древностей, они встретили в Европе живейший интерес. Таинственная страна на берегах Нила давно привлекала внимание европейских ученых. Однако в ту пору сведения о ней были весьма туманны и расплывчаты, да и сами путешественники отнюдь не стремились развеять этот туман, а наоборот, желая подчеркнуть опасности, которым они подвергались, рассказывали всевозможные романтические страшилки.

Первым значительным трудом, посвященным египетским древностям, стала вышедшая в 1755 году в Лондоне книга «Путешествие по Египту». Ее автором был Ричард Покок (1704–1765), юрист, сменивший судейский парик на посох путешественника и завершивший свою карьеру епископом англиканской церкви. В 1737 году Покок отправился в Египет — край фараонов давно привлекал его своими памятниками и загадками. Верхом на осле, с ружьем за плечами, он добрался до «стовратных Фив» — легендарной столицы Древнего Египта, города, воспетого Гомером. К тому времени Фивы уже давно лежали в развалинах, над песком поднимались лишь вершины и капители колонн в виде цветов лотоса. Покок осмотрел остатки знаменитых храмов Луксора и Карнака, а затем перебрался на западный берег Нила — в Долину царей, где, судя по сообщениям римского географа Страбона, располагалось тайное подземное кладбище фараонов.

В XVIII столетии это был один из самых заброшенных уголков Египта, где обитали лишь немногочисленные шайки разбойников, занимавшихся разграблением могил и нападениями на окрестные селения, такие же нищие, как и сами разбойники. Появление Покока, сопровождаемого несколькими проводниками, они встретили весьма враждебно: маленькая экспедиция несколько раз подвергалась внезапным обстрелам из засад. Во всем же остальном эта дикая местность выглядела словно вымершей — здесь не было ничего, кроме песка и скал. Однако пробираясь между почти отвесными каменными стенами, Покок то и дело замечал слева и справа от дороги какие-то сооружения, часть которых поддерживали колонны. Наконец после долгого путешествия верхом Покок и его спутники достигли открытой круглой площадки, напоминавшей амфитеатр. Здесь они спешились и стали подниматься по узкому ступенчатому проходу, когда-то высеченному в скале. Взобравшись наверх, Покок увидел цепь голых, словно покрытых ржавчиной гор. В их окружении лежала таинственная и мрачная Долина царей, в которой, как казалось, обитают духи прошлого…

Так был открыт знаменитый Фиванский некрополь, где располагались сотни гробниц фараонов, членов их семей и придворных — вплоть до ныне знаменитой гробницы Тутанхамона. Но главные открытия были еще впереди. Пока же Покок исследовал лишь 14 царских могил, составив планы пяти из них, и набросал эскизы наружных галерей и камер четырех склепов. Позднее Покок писал, что «по труду, затраченному на их строительство, некоторые из них наверняка могут сравниться с пирамидами». Тогдашнему научному миру это утверждение показалось невероятным, но ныне мы знаем, что так оно и есть на самом деле.

Покок провел в Долине царей очень немного времени: здесь было небезопасно, и его спутники-арабы всячески торопили исследователя. Благополучно вернувшись в Луксор, Покок отправился на небольшом речном судне вниз по Нилу — в Каир.

К тому времени в Европе научный мир имел более или менее ясное представление лишь о трех пирамидах Гизы. И хотя некоторые путешественники упоминали о существовании других египетских пирамид, никакой подробной информации о них не было. И только путешествие Покока сняло завесу с этих памятников истории Древнего Египта.

В книге Покока приведены многочисленные измерения пирамид и гробниц, в частности шестьдесят одно измерение пирамиды Хеопса в футах, дюймах, градусах и минутах. Всего же дотошный англичанин описал и засовал восемнадцать пирамид: три большие в Гизе, три в Абусире, и девять малых в Лиште, а также две пирамиды совершенно иного типа в Саккара и Дашуре. Это было сенсацией: ведь до сих пор в Европе полагали, что все пирамиды похожи одна на другую, и вдруг оказалось, что есть по крайней мере три типа пирамид! По поводу саккарской пирамиды даже возник спор, пирамида ли это вообще: некоторые ученые еще в конце XIX столетия отказывали ей в праве таковой именоваться.

«Неподалеку от деревни Саккара есть пирамида, которую арабы называют «ступенчатой», — писал Покок. — Я не мог ее измерить иначе, нежели шагами, причем выяснил, что с северной стороны она имеет триста футов и с восточной двести семьдесят пять. По моим подсчетам, ее высота равна ста пятидесяти футам; она имеет шесть ступеней, или ярусов, каждая шириной в одиннадцать футов и высотой в двадцать пять футов… Наружный слой — из тесаного камня, и в каждом ярусе по двадцати плит друг над другом».

Книга Покока, написанная живым языком и снабженная прекрасными иллюстрациями, пользовалась у современников большой популярностью и до сих пор сохраняет значение исторического документа. За самим же ученым закрепилась слава первооткрывателя египетских древностей. И хотя, строго говоря, это не совсем верно, роль Покока в исследованиях Древнего Египта нельзя не признать выдающейся. Он действительно сделал ряд важных открытий — в частности нашел в Гизе остатки «дороги из полированного камня», ведущей от пирамиды Хеопса к Нилу, о которой некогда упоминал Геродот. Ныне нам известны лишь несколько украшавших ее рельефов, остальная часть дороги исчезла. Ну и наконец, именно благодаря По-коку все последующие исследователи Египта получили в свое распоряжение важные сведения, позволившие им сделать новые открытия.

ИОГАНН БУРКХАРДТ В АБУ-СИМБЕЛЕ

В феврале 1813 года швейцарец Иоганн Людвиг Буркхардт (1784–1817), первооткрыватель Петры, отправился в путешествие к верховьям Нила. Так и не дождавшись каравана, с которым было бы безопаснее путешествовать в пустынной местности, Буркхардт вышел в путь вдвоем со слугой, пожилым арабом Мохаммедом Абу Саадом. Они ехали на верблюдах, поскольку только «корабли пустыни» могли безропотно и быстро передвигаться по этим выжженным землям.

В Фивах, где сосредоточено наибольшее количество памятников древнеегипетского искусства, в то время никакие раскопки не велись, и в Европе о богатствах этого города еще было мало что известно. Осматривая остатки храмов, засыпанных песком, Буркхардт нашел огромную гранитную голову, торчащую среди руин. Он назвал ее «Молодым Мемноном» — по имени легендарного сына богини утренней зари Эос и царя Эфиопии. Согласно легенде, Мемнон пал от рук Ахилла. Эос оплакивала его гибель, и слезы ее росой капая на статую, производили звук, похожий на стон. О своей находке Буркхардт сообщил в английское консульство и добавил, что готов оплатить все расходы по раскопкам и транспортировке этой головы, чтобы преподнести ее в подарок Британскому музею.

Следующее открытие необыкновенной важности было сделано им у самой границы Судана. От случайного попутчика он услышал однажды странное название Эбсамбал. Так местные жители называли какой-то древний храм с фигурами богов. Насмотревшись всяческих чудес в Нижнем Египте, Буркхардт не рассчитывал увидеть в этой глуши ничего особенного. Но научный интерес победил: вместе со своим слугой Буркхардт отправился в указанное ему место.

Дальнейшее походило на сказку. Миновав усеянную камнями и скальными грядами пустыню, всадники вышли на тропинку, которая петляла вдоль берега Нила. Она привела путников к небольшому, давно заброшенному храму. Но внимание Буркхардта привлекло совсем другое: на противоположном, западном берегу Нила, среди выжженных солнцем, как будто оплавленных скал, он увидел словно выросшие из-под земли огромные пилоны, между которыми возвышались гигантские статуи. Позади них виднелось странное сооружение, нечто вроде украшенного нишами фасада, прилепившееся к скале, а может быть, как и в Петре, высеченное в ней.

«На противоположном (левом) берегу Нила виден храм Эбсамбал. 5 марта 1813 года» — записывает Буркхардт в блокноте.

Переправляться на тот берег было не на чем. Но на обратном пути из Судана, 22 марта 1813 года, Буркхардт все же добрался до загадочного храма.

«… Скалистые гряды по обоим берегам находятся совсем близко от берега, — писал ученый в своем дневнике. — На западном берегу расположен Ференг, на восточном — гора, которая называется Эбсамбал. Слово это, вероятно, греческое, окончание «бал», очевидно, модификация слова «полис». Когда мы достигли вершины холма, я оставил проводника с верблюдами, а сам спустился по весьма отвесной расселине, забитой песком чтобы посмотреть на храм. В наши дни ни одна дорога не ведет к нему… весьма возможно, что река несколько переместилась и что некогда вдоль берега вилась тропинка, по которой проходили в храм. Последний находился в двадцати шагах над уровнем реки и целиком вырублен в скале, в этом месте почти вертикально. Сохранился храм хорошо. Его фасад украшают шесть огромных статуй…»

И фигуры, и скала, и вырубленный в скале вход — все было засыпано толстым слоем песка. Слуга нашел щель, и они пробрались внутрь пещеры. Спутник ученого разжег огонь, и Буркхардт увидел барельефы на стенах, колонны с капителями в виде женской головы с коровьими ушами, остатки резного убранства…

Сегодня этот пещерный храм, входящий в знаменитый комплекс Абу-Симбела, носит название Малого. Тогда, в 1813 году, Буркхардт еще не знал, что сделанное им открытие станет известным всему миру, а найденные им великие памятники древней Нубии войдут в число культурных сокровищ всемирного значения.

Новое потрясение ожидало Буркхардта на берегу Нила. Когда путешественники спустились к берегу и оглянулись, их поразило фантастическое видение. Чуть южнее статуй храма, где они только что побывали, на фоне оранжево-бурых скал Буркхардт увидел колоссальных размеров лицо. Потом еще одно, другое, третье… Похожие друг на друга как две капли воды, каменные колоссы равнодушно взирали на текущие перед ними воды Нила. Их головы были увенчаны коронами фараонов. Горы песка возвышались над ними, угрожая вскоре совсем скрыть их от человеческого глаза…

До Буркхардта ни одному европейцу не доводилось видеть колоссов Абу-Симбела. Они произвели на него неизгладимое впечатление.

«Я осмотрел все достопримечательности Эбсамбала и собирался было уже подняться наверх, — писал Буркхардт, — когда, к счастью, пройдя немного дальше на юг, я увидел остатки того, что сохранилось не засыпанным песком от четырех огромных статуй, высеченных в скале и находившихся примерно в двухстах ярдах от храма. Очень жаль, что они сейчас фактически погребены под грудами песка, который ветер гонит и гонит с горы. У одной из этих статуй поверх песка видны почти полностью голова, часть груди и руки. Статуя рядом с ней — в более плачевном состоянии. Насколько можно судить, голова у нее разбита и изуродована. Что же касается туловища, то, начиная от плеч, оно скрыто под толщей песка. У остальных двух статуй видны только прически… На скалистой стене, между второй и третьей статуей виднеется характерная голова Осириса. Я предполагаю, что если можно было бы очистить от песка пространство под Осирисом, то здесь наверняка откроется обширный храм. Описанные нами огромные статуи, по всей вероятности, украшают вход в этот храм — точно так же как шесть стоящих во весь рост статуй в соседнем храме…»

Предположения Буркхардта оказались верными: эти статуи действительно охраняли вход в древний храм, подобный тому, в котором он только что побывал. Однако он не мог в одиночку раскапывать это колоссальное сооружение, которое ныне называется Большим храмом. Буркхардт лишь точно описал загадочные головы и их местоположение в надежде, что будущие исследователи откроют тайну Абу-Симбела. Действительно, прошло всего несколько лет, и экспедиция под руководством Джованни Бельцони расчистила эти статуи от песка, откопала вход в пещерный храм и исследовала это величественное сооружение. Французский египтолог Максим дю Ван — один из первых европейцев увидевший освобожденный от песка Большой храм, в восторге писал своей жене: «Постарайся представить себе собор Парижской Богоматери, вырубленный в целом утесе. Ни одно европейское сооружение не может дать представления о труде, вложенном в это гигантское святилище».

Однако понадобилось еще немало средств и времени для того, чтобы до конца раскопать весь ансамбль. Едва ли не столетие — вплоть до 1910-х годов — продолжались расчистка и изучение Абу-Симбела.

Древние египтяне построили немало пещерных храмов, но храмы в Абу-Симбеле превзошли и по величине и по отделке всех своих предшественников. Четыре колоссальные статуи (у одной из них повреждено лицо) в двадцать метров высотой, как выяснилось, изображают великого фараона Рамсеса II. Древний скульптор вырезал их прямо в скале. На головах — двойные короны, лицо украшает подвесная стилизованная бородка — клафт, символ царского достоинства. Фигуры сидели так, что вход в Большой храм не достигал их колен, и даже на их ноги люди вынуждены были смотреть, задрав головы вверх. Внутри храм расписан фресками, украшен барельефами, прославляющими деяния и подвиги фараона. А тот храм, который Буркхардт видел вначале, оказался посвященным жене Рамсеса II — Нефертари.

Раскрыта и тайна темноты, окутывающей храм внутри. Для этого потребовались не только раскопки, но и длительные наблюдения за другими храмами, усыпальницами, и прежде всего пирамидами. Оказывается, бывают Дни, когда лучи солнца пронизывают все подземные залы, заглядывая в самую их глубину. И первый такой день зодчие искусно приурочили к тридцатилетию восшествия Рамсеса на престол.

Сегодня уже невозможно представить себе Египет без открытого Буркхардтом Абу-Симбела. Этот храм Рамсеса II, возведенный 3200 лет назад, наряду с пирамидами Гизы давно стал «визитной карточкой» Египта.

В середине XX века мир стал свидетелем еще одного чуда, связанного с Абу-Симбелом. После ввода в действие Асуанской плотины храм Рамсеса II вместе с ценнейшими статуями, фресками и барельефами должен был неминуемо скрыться под водой. По призыву ЮНЕСКО архитекторы, скульпторы, инженеры всего мира приняли участие в разработке проектов по спасению Абу-Симбела. Предложения поступали самые разные — окружить храм водонепроницаемой каменной дамбой, накрыть его огромным стеклянным колпаком, поднять домкратами. Наконец был принят следующий план: распилить статуи и храм вместе со скалой на отдельные блоки, поднять на поверхность и собрать в другом, безопасном, месте. Работы длились более двух лет, и с августа 1966 года возрожденный храм уже красуется на скале у старого русла Нила.

ДЖОВАННИ БЕЛЬЦОНИ В ДОЛИНЕ ЦАРЕЙ

«Одинокий шакал в египетских пустынях», «Гиена в гробницах фараонов»… Редко кто из писавших о Джованни Бельцони удержался от подобных нелестных прозвищ. Действительно, научными изыскания Бельцони назвать трудно, однако без этого человека египтология лишилась бы множества ценнейших материалов. При тогдашних условиях в Египте большая часть их пропала бы для человечества бесследно и навсегда.

«Это был один из самых замечательных людей за всю историю египтологии», — сказал в 1933 году о Бельцони Говард Картер — человек, открывший гробницу Тутанхамона. Картер, без сомнения, знал о чем говорил. Джованни Баггиста Бельцони (1778–1823), чье имя уже при жизни превратилось в легенду, принадлежал к тому славному поколению гробокопателей, которые, собственно говоря, и заложили фундамент археологической науки. И только годы спустя исследователей, вооруженных лишь страстью к наживе или страстью к познанию, сменили настоящие специалисты.

Бельцони родился в итальянском городе Падуя 5 ноября 1778 года в семье бедного цирюльника, происходившего, однако, из старинного римского рода. Он жил в эпоху великих исторических событий, давшую множество примеров быстрых и блестящих карьер. Это несомненно служило стимулом для честолюбивых авантюристов, ряды которых с большим воодушевлением пополнил Бельцони. История его молодости пестрит самыми удивительными поворотами.

В шестнадцать лет он отправился в Рим изучать гидротехнику, но вскоре из-за какой-то темной истории бросил учебу и ушел в монастырь. Там, однако, он пробыл совсем недолго. С началом наполеоновских войн он уже оказался в рядах армии, но вскоре дезертировал (по другим сведениям — оказался замешанным в какую-то политическую интригу) и бежал в Англию. Здесь он некоторое время подвизался в роли лекаря-чудодея, излечивавшего едва ли не от всех болезней, потом изобрел «необычайно производительный водяной насос» и, наконец, выступил в амплуа «самого сильного человека в мире»: обладая двухметровым ростом и громадной физической силой, Бельцони поступил в труппу акробатов и вскоре стал «звездой» ярмарочных балаганов. Лондонские газеты с восторгом писали об «итальянском гиганте», который «каждый вечер носит на импровизированной сцене целую группу мужчин». Сохранилась афиша 1808 года, на которой Бельцони держит на какой-то конструкции, укрепленной на его спине, шестерых мужчин, двух мальчиков и трех женщин — то есть одиннадцать человек да вдобавок еще два итальянских флага.

Авантюрист по призванию, Бельцони не мог долго оставаться на месте. В 1811 году из Англии он отправился в путешествие по Португалии и Испании, затем шесть месяцев жил на Мальте. Здесь случай свел его с египетским моряком Исмаилом Гибралтаром, доверенным лицом хедива (наместника Египта) Мухаммеда Али, который подыскивал для службы в Египте образованных и энергичных людей. Узнав, что в Египте до сих пор, как во времена фараонов, используют примитивные водоподъемные устройства, Бельцони представился Гибралтару как инженер-гидравлик и предложил ему свой «необычайно производительный водяной насос». В результате Бельцони получил приглашение посетить Каир и построить там действующую модель насоса.

В Александрию Бельцони прибыл 19 мая 1815 года. В городе свирепствовала чума, уносившая в могилы сотни и тысячи жизней. Бельцони тоже заболел и был помещен в карантин (по другой версии, он был избит каким-то турецким кавалеристом и целый месяц вынужден был провести в постели). Лишь через полтора месяца он смог наконец ходить и, едва оправившись от болезни, пешком отправился в Каир.

В столице, пользуясь рекомендацией Исмаила Гибралтара, Бельцони Добился аудиенции у хедива Мухаммеда Али. Двухметровый молодец, бойко торгующий насосом собственного изобретения, вызвал у хедива большие сомнения, и в результате Бельцони оказался на мостовой — как в прямом, так и в переносном смысле. Никаких средств к существованию у него не было, и он уже подумывал вернуться к карьере «самого сильного человека в Мире», но тут случай свел Бельцони с швейцарским путешественником Иоганном Людвигом Буркхардтом — первооткрывателем Петры и Абу-Сим-бела. Буркхардт отрекомендовал Бельцони британскому консулу в Каире сэру Генри Солгу. Именно тот и вдохновил Бельцони на труд, благодаря которому его имя навсегда вошло в историю египтологии.

Солт предложил Бельцони «приглядеться» к египетским древностям — иными словами, стать неофициальным агентом британского правительства по добыче памятников древнеегипетского искусства. В Европе за них платят золотом, а здесь их можно даже не покупать, а просто найти подходящую гробницу и самому приняться за раскопки. В результате был заключен договор, по которому Бельцони становился «сотрудником Британского музея», а Солт брал на себя обязательство платить ему за каждый найденный и переправленный в Лондон предмет.

Бельцони горячо принялся за дело, сопряженное с немалым риском. Но вряд ли нашелся бы еще человек, которому это дело подходило до такой степени!

От Буркхардта Бельцони получил информацию о том, что в знаменитом храме Рамессеум близ Фив есть гранитная статуя изумительной красоты, известная ныне под именем «Молодой Мемнон». Как впоследствии выяснилось, речь шла о громадной голове Рамсеса. И Бельцони взялся доставить колосса из Фив в Лондон, хотя многим эта задача казалась невыполнимой.

В конце июня 1816 года Бельцони нанял большую лодку и отправился вверх по Нилу в Фивы. «Молодого Мемнона» он отыскал быстро. «Его голова лежала около его гранитной плоти с лицом, повернутым вверх. Казалось, он улыбался мне при мысли, что будет перевезен в Англию», — вспоминал Бельцони впоследствии. Несмотря на сопротивление местных властей, ему удалось перевезти голову Рамсеса II на берег Нила и погрузить в лодку. Отправив груз в Каир, сам Бельцони отправился в противоположную сторону-в Асуан. Это было довольно рискованное путешествие, так как Нубия была в ту пору практически независимой от центрального правительства, и в стране царила полная анархия. Но Бельцони манил к себе огромный храм в Абу-Симбеле, о котором ему рассказал Буркхардт.

18 августа 1816 года он отправляется в путь. 24-го экспедиция уже была в Асуане. Для раскопок Абу-Симбела Бельцони нанял местных рабочих, договорившись с вождем местного племени, что найденное золото будет поделено пополам. Если же в храме окажутся одни камни, то все они достанутся Бельцони.

За несколько дней Бельцони смог убедиться, что работы предстоит сделать гораздо больше, чем можно было заранее предположить, и, следовательно, в этот приезд он не сумеет осуществить задуманное. Тем не менее его экспедиция стоила свеч: из Нубии Бельцони привез в Каир большое количество египетских древностей. Оформить их вывоз в Европу не составляло большого труда: египетский чиновник, отвечавший за подготовку документов, спросил только, зачем европейцам египетские камни — неужели у них не хватает своих? «О, в Европе достаточно камней, — ответил Бельцони — но египетские лучшего сорта». И в начале 1817 года собранные им древности, включая «Молодого Мемнона», отправились из Александрии в Лондон.

Первая экспедиция принесла Бельцони некоторую известность в кругах египтологов, но, увы, очень мало денег — Генри Солт заплатил ему за все про все лишь 75 фунтов. И раздосадованный Бельцони 20 февраля 1817 года с небольшой группой помощников отправился в новую поездку в Верхний Египет — на этот раз в описанную Пококом Долину царей. Эта поездка мало напоминала археологическую экспедицию — скорее пиратский набег. Бельцони не могло остановить ничего. У него отсутствовало всякое уважение к произведениям древнего искусства и надгробным памятникам. Он пользовался такими методами, от которых у современных археологов волосы встают дыбом. Чтобы проникнуть в замурованные гробницы, он использовал, например, таран. Но не надо забывать, что Бельцони был сыном своего века.

Этот двухметровый гигант спускался в тесные погребальные камеры, протискивался в узкие проходы и как ураган сметал все на своем пути. Беспощадно круша прах древних мумий, он искал драгоценные папирусы, сокровища, изваяния… Правда, в большинстве случаев ему приходилось довольствоваться лишь крохами, оставшимися после давних грабителей.

Поистине выдающееся открытие ожидало его лишь в гробнице фараона Сети I, состоявшей из пяти богато украшенных фресками и рельефами комнат, соединенных коридорами. С этой находки начались важнейшие открытия, сделанные в последующие годы в Долине царей.

Сперва гробница показалась практически пустой — Бельцони и его спутники нашли лишь обрывки погребальных бинтов, а в самой большой комнате уцелели мумия священного быка и множество изящных деревянных статуэток-ушебти. Однако пробравшись через стометровой длины коридор, во многих местах обвалившийся и засыпанный, Бельцони обнаружил великолепный алебастровый саркофаг с изображением богини Нейт. Впоследствии Бельцони переправил его в Лондон. Правда, саркофаг был пуст — как оказалось впоследствии, древнеегипетские жрецы перенесли мумию Сети I и мумии других фараонов Нового царства в более безопасное место, где они и были найдены спустя полвека после раскопок Бельцони.

Из Долины царей Бельцони отправился в Луксор. В Карнакском храме он отбил голову у колоссальной статуи Рамсеса II (ее купил Британский музей) и вывез отсюда несколько обелисков. Затем он снова направился в Нубию, горя желанием продолжить начатые им за год до этого раскопки Абу-Симбела. 29 июня 1817 года он уже был на месте. 1 августа, после девятнадцати дней непрерывных работ, Бельцони и его спутники с зажженными Свечами вступили в Большой храм Абу-Симбела. «Мы вошли в самый красивый и самый обширный склеп в Нубии… — писал Бельцони. — Наше удивление возросло еще более, когда выяснилось, что это не только очень большой, но и великолепно разукрашенный храм — с барельефами, росписями и статуями…»

Успехи Бельцони вызвали ярость у конкурентов — таких же гробокопателей, но действующих в интересах французского консула. Подкупив бея Карнака, они добились от него приказа, запрещающего Бельцони нанимать местных рабочих для раскопок. Однако у Бельцони имелась охранная грамота хедива Мухаммеда Али, против которого бей был бессилен. Тогда противники Бельцони пошли на крайнее средство: они попытались его убить. Однако, и на этот раз судьба была благосклонна к итальянцу — Бельцони сумел избежать смерти.

Вернувшись в Каир, Бельцони поссорился с Солтом и вынужден был зарабатывать на жизнь, сопровождая в качестве гида состоятельных туристов. Так началась новая глава в его египетских приключениях — поиски сокровищ в пирамидах. Пирамиды в Гизе Бельцони увидел впервые лунной июньской ночью 1815 года, когда, только-только прибыв в Каир, в компании соотечественников отправился на ослах полюбоваться древними усыпальницами фараонов. Восход солнца над пирамидами потряс его своей красотой. С этих пор помимо чисто коммерческого азарта, двигавшего Бельцони в его непрестанных скитаниях, в нем жило романтическое преклонение перед культурой Древнего Египта.

И вот теперь, бродя с туристами в окрестностях пирамид, Бельцони вынашивал мысль тщательно обследовать эти «сокровищницы фараонов». Из рассказов арабов и книг европейских путешественников он знал, что в пирамиде Хеопса еще тысячу лет назад побывал халиф аль-Мамун и, вероятно, вывез оттуда все сокровища (если они там были). Поэтому Бельцони избрал своей целью вторую по величине пирамиду Хефрена. Он считал ее нетронутой: в стенах этой пирамиды не было не следов входа, ни грабительских проломов. Значит, тут до него никого не было!

«Мое предприятие имело немалое значение, — писал впоследствии Бельцони. — Ведь я хотел проникнуть в одну, — из больших египетских пирамид, проникнуть в тайну одного из чудес света. Я знал, что, если эксперимент не удастся, я стану посмешищем для всего мира…»

Распространив слух, что он едет исследовать район Мукаттамских гор, Бельцони тайно покинул Каир и с несколькими нанятыми им рабочими отправился к пирамидам. Здесь он предпринял тщательное исследование пирамиды Хефрена. Интуиция подсказывала ему, что вход должен находиться в северной части пирамиды, где заносы песка и мусора были чуть выше, чем с других сторон. «Я обследовал всю поверхность пирамиды, каждую ее пядь, буквально каждый камень, — писал Бельцони. — Я двигался от восточной грани к западной, пока не оказался на северной стороне. Здесь стена показалась мне чуть иной».

Отойдя на некоторое расстояние, Бельцони заметил, что найденное им углубление несколько смещено к востоку от центра пирамиды. Отступив на такое же расстояние к западу, он обнаружил, что и грунт в этом месте податливее, чем в других. По его указанию рабочие принялись долбить каменную кладку. После нескольких дней работы в стене пирамиды наконец появилась расщелина. Пальмовая ветвь, просунутая в нее, проникла глубоко внутрь. Вскоре рабочие проделали проход в коридор, где было полно щебня и пыли. И при свете свечи Бельцони стал метр за метром спускаться в глубину уходящего вниз коридора…

Бельцони был уверен, что выйдет прямо к сокровищнице. Но неожиданно дорогу преградил каменный блок. Разбить его было невозможно. Пришлось звать рабочих и окапывать его. «Большой каменный блок, не менее шести футов в высоту и четырех в длину, с грохотом рухнул вниз как раз в тот момент, когда один из работников его подкапывал, — вспоминал Бельцони. — Беднягу завалило, пришлось немало попотеть, пока мы смогли его вытащить Упавший блок освободил много других камней, так что мы практически очутились в положении, когда лучше всего было покинуть пирамиду».

Обескураженный Бельцони дал своим рабочим заслуженный выходной, а сам в одиночестве принялся бродить вокруг пирамиды. Где-то все же должен был находиться этот проклятый вход!

И Бельцони нашел его. Обследуя камень за камнем, он наткнулся на небольшое углубление, а в нем — незакрепленный каменный блок. «Самый сильный человек на свете» уперся в него, расшатал и, отделив от остальных, сбросил вниз. Открылась расселина, а за ней — настоящий коридор, ведущий в глубину пирамиды!

Проникнуть в коридор Бельцони смог лишь спустя несколько дней изнурительного труда. «Когда мы убрали три больших блока, замыкавших его, перед нами открылся проход высотой в четыре фута, ведущий вниз, в пирамиду; длина коридора была сто четыре фуга и пять дюймов, он спускался под углом двадцать шесть градусов». Конец коридора опять замыкал блок из цельного куска гранита шириной около метра и высотой два метра. «Устранить его было нелегко, — писал Бельцони. — Двум работникам там было не пошевельнуться, а чтобы сдвинуть глыбу, их требовалось куда больше. Кроме того, камень был выше коридора, и окружающий каменный массив крепко держал его». В конце концов рабочие просто разбили глыбу молотками, и 2 марта 1818 года через образовавшееся отверстие Бельцони проник наконец в погребальную камеру фараона Хефрена.

«Хотя мой факел из нескольких восковых свечек светил очень слабо, все же я смог увидеть главные объекты. Понятно, что прежде всего я бросил взгляд в западный конец помещения, надеясь найти там саркофаг, как и в первой пирамиде. Но меня ждало разочарование — я ничего там не увидел. И лишь приблизившись к западной стене, я был приятно удивлен: саркофаг там был. Его покрывал слой земли и камней». Расчистив саркофаг от песка, Бельцони с разочарованием убедился, что тот пуст. А в соседней камере он нашел только кость, которую эксперт из анатомического музея в Глазго идентифицировал впоследствии как кость быка…

Гробница была разграблена, причем, судя по всему, — неоднократно. Последний раз люди побывали здесь лет за триста или четыреста до Бельцони, о чем свидетельствовали оставленные ими на стенах погребальной камеры автографы: Мухаммед-Ахмед, Ахмед, Мухаммед-Али…

Это было крупнейшее фиаско Бельцони. Огромный труд был проделан впустую, не принеся ни материальной, ни моральной компенсации. И тогда в апреле 1818 года Бельцони снова отправляется в Долину царей. Это была его третья и последняя поездка в Верхний Египет.

Бельцони поселился «в своей могиле» — открытой им гробнице Сети I. Несколько недель он вел бессистемные раскопки в Долине царей, собирая все, что попадется под руку. Главной его находкой стала великолепно сохранившаяся статуя сидящего фараона Аменхотепа III, высеченная из черного гранита (ныне находится в Британском музее).

В марте 1920 года Бельцони вернулся в Лондон. Некоторое время он путешествовал по европейским столицам, посетив, в частности, Петербург. 1 мая 1821 года в Лондоне на Пикадилли Бельцони организовал выставку своих египетских трофеев, которая имела у публики бешеный успех. Специально к ее открытию Бельцони выпустил книгу «Рассказ о работах и новых открытиях в пирамидах, храмах, гробницах и при раскопках в Египте и Нубии», которая и сегодня читается как приключенческая повесть.

Только в первый день работы выставку посетило 1900 человек. Ее гвоздем стали экспонаты из гробницы Сети I, статуя богини Сехмет с львиной головой, мумии, папирусы, терракотовые статуэтки из Файюма. После закрытия выставки часть ее экспонатов была распродана по довольно высоким ценам. Часть коллекции Бельцони пополнила египетскую галерею Британского музея.

Всего Бельцони провел в Египте пять лет и за это время, по его собственным словам, «перевернул его вверх дном». После своей прогремевшей на всю Европу и мир выставки он отправился в новое путешествие — на поиски истоков Нигера. Это было последнее предприятие неутомимого авантюриста. В 1823 году он умер (по другим данным — был убит) неподалеку от Тимбукту, близ деревни Гвато.

ЖАН ФРАНСУА ШАМПОАЬОН И ТАЙНА ЕГИПЕТСКИХ ИЕРОГЛИФОВ

Проникновению в историю Древнего Египта долгое время препятствовал барьер египетской письменности. Ученые с давних пор пытались прочесть египетские иероглифы. В их распоряжении имелось даже древнее пособие «Иероглифика», написанное во II в. н. э. уроженцем Верхнего Египта Гораполлоном, а со времен Геродота было известно, что египтяне пользовались тремя видами письма: иероглифическим, иератическим и демотическим. Однако все попытки с помощью трудов древних авторов одолеть «египетскую грамоту» оставались тщетными. Лишь гораздо позднее стало ясно, что Гораполлон написал свою книгу без знания дела, хотя в ней и содержатся некоторые верные положения. В конце концов, к началу XIX столетия вся работа по дешифровке египетских иероглифов зашла в тупик, и один из весьма авторитетных ученых во всеуслышание должен был признаться, что это — неразрешимая проблема.

Но был человек, который придерживался иного мнения: Жан Франсуа Шампольон (1790–1832). Знакомясь с его биографией, трудно отделаться от ощущения, что этот гениальный французский лингвист приходил в наш мир лишь для того, чтобы дать науке ключ к расшифровке египетских иероглифов. Судите сами: в пять лет Шампольон без посторонней помощи научился читать и писать, к девяти годам он самостоятельно освоил латынь и греческий, в одиннадцать — читал Библию на древнееврейском языке, в тринадцать — начал изучать арабский, сирийский, халдейский и коптский языки, в пятнадцать — стал заниматься персидским языком и санскритом, а «для развлечения» (так он написал в письме к брату) — китайским. При всем при том в школе он учился плохо, и из-за этого в 1801 году его старший брат увез мальчика к себе в Гренобль и взял на себя заботу о его воспитании.

В возрасте семнадцати лет Шампольон стал членом Академии в Гренобле, где в качестве вступительной лекции прочел введение к своей книге «Египет при фараонах». Египтом он начал интересоваться еще в возрасте семи лет. Однажды ему в руки попала газета, из которой он узнал, что в марте 1799 года некий солдат из экспедиционного корпуса Наполеона нашел близ Розетты — небольшой египетской деревни в дельте Нила — «плоский базальтовый камень величиной с доску письменного стола, на котором были высечены две египетские и одна греческая надпись». Камень переправили в Каир, где один из наполеоновских генералов, страстный любитель-эллинист, прочел греческую надпись на камне: в ней египетские жрецы благодарили фараона Птолемея I Епифана за оказанные им на девятом году его Царствования (196 г. до н. э.) благодеяния храмам. Чтобы прославить царя, жрецы решили воздвигнуть его статуи во всех святилищах страны. В заключение они сообщали, что в память об этом событии на мемориальном камне высечена надпись «священными, туземными и эллинскими буквами» Анонимный автор газетной заметки завершал свою публикацию предположением о том, что теперь «при помощи сопоставления с греческими словами можно расшифровать египетский текст».

Эта мысль глубоко запала Шампольону в душу. Сохранилось свидетельство одного из его учителей, что еще в юном возрасте Шампольон поклялся расшифровать египетские иероглифы («Я их прочту! Через несколько лет когда буду большой!»). Как бы то ни было, Шампольон с тех пор внимательно читал все, что до него было написано о Египте. В конечном счете все, что бы он ни изучал, все, что бы ни делал, чем бы ни занимался, было связано с проблемами египтологии. Он и за китайский язык взялся только для того, чтобы попытаться доказать родство этого языка с древнеегипетским. А летом 1807 года Шампольон составил географическую карту Египта времен фараонов. Он также познакомился со множеством неопубликованных материалов, подлинными египетскими папирусами из частных коллекций и копией текста Розеттского камня. После краха наполеоновской экспедиции в Египет и капитуляции Александрии сам Розетгский камень попал в Британский музей в Лондоне. Но французской Египетской комиссии удалось вовремя снять с него копию, которая была доставлена в Париж.

Розетгский камень стал ключом для разгадки египетского иероглифического и демотического письма. Однако до «эпохи Шампольона» лишь очень немногим ученым удалось продвинуться в расшифровке высеченных на нем текстов. Главным препятствием было отсутствие понимания системы египетской письменности в целом, поэтому все частные успехи не давали никакого «стратегического» результата. К примеру, англичанин Томас Юнг (1773–1829) сумел установить звуковое значение пяти иероглифических знаков Розеттского камня, но это ни на йоту не приблизило науку к расшифровке египетской письменности. Эту неразрешимую, как тогда казалось, задачу смог разрешить только гений Шампольона.

Путь ученого к желанной цели не был прямым. Несмотря на фундаментальную научную подготовку и потрясающую интуицию, Шампольону пришлось то и дело утыкаться в тупики, идти неверным путем, поворачивать назад и снова пробиваться к истине. Конечно, большую роль сыграло то, что Шампольон владел доброй дюжиной древних языков, а благодаря знанию коптского он мог более чем кто-либо иной приблизиться к пониманию самого духа языка древних египтян.

Прежде всего Шампольон исследовал и полностью отверг «Иероглифику» Гораполлона и все попытки расшифровки, основанные на его концепции. Гораполлон утверждал, что египетские иероглифы — это не звуковые, а только смысловые знаки, знаки-символы. Но Шампольон еще до открытия Юнга пришел к выводу, что среди иероглифов были знаки, передающие звуки. Уже в 1810 году он высказал мнение, что такими фонетическими знаками египтяне могли писать чужеземные имена. А в 1813 году Шампольон предположил, что для передачи суффиксов и префиксов египетского языка также использовались алфавитные знаки.

В 1820 году Шампольон правильно определяет последовательность видов египетского письма (иероглифика — иератика — демотика). К этому времени было уже точно установлено, что в самом позднем виде письма — демотическом — имеются знаки-буквы. На этой основе Шампольон приходит к убеждению, что звуковые знаки следует искать и среди самого раннего вида письма — иероглифики. Он исследует на Розеттском камне царское имя «Птолемей» и выделяет в нем 7 иероглифов-букв. Изучая копию иероглифической надписи на обелиске, происходящем из храма Исиды на острове Филэ, он прочитывает имя царицы Клеопатры. В результате Шампольон определил звуковое значение еще пяти иероглифов, а после прочтения имен других греко-македонских и римских правителей Египта увеличил иероглифический алфавит до девятнадцати знаков.

Оставалось ответить на важный вопрос: может быть, иероглифами-буквами передавались лишь чужеземные имена, в частности имена правителей Египта из династии Птолемеев, а настоящие египетские слова писались незвуковым способом? Ответ на этот вопрос был найден 14 сентября 1822 года: в этот день Шампольону удалось прочитать на копии иероглифической надписи из храма в Абу-Симбеле имя «Рамсес». Затем было прочитано имя другого фараона — «Тутмос». Таким образом, Шампольон доказал, что уже в глубокой древности египтяне наряду с символическими иероглифическими знаками употребляли алфавитные знаки.

27 сентября 1822 года Шампольон выступил перед членами Академии надписей и изящной словесности с докладом о ходе расшифровки египетской письменности. Он рассказал о методе своего исследования и сделал заключение, что у египтян была полуалфавитная система письма, так как они, подобно некоторым другим народам Востока, не употребляли на письме гласных. А в 1824 году Шампольон опубликовал свою главную работу — «Очерк иероглифической системы древних египтян». Она стала краеугольным камнем современной египтологии.

Шампольон открыл систему египетской письменности, установив, что ее основой являлся звуковой принцип. Он расшифровал большую часть иероглифов, установил соотношение между иероглифическим и иератическим письмом и их обоих с демотическим, прочел и перевел первые египетские тексты, составил словарь и грамматику древнеегипетского языка. Фактически он воскресил этот мертвый язык!

В июле 1828 года произошло поистине историческое событие: в Египет впервые приехал человек, знающий язык древних египтян. После многих лет кабинетных трудов Шампольону теперь на практике предстояло удостовериться в правильности своих выводов.

Высадившись в Александрии, Шампольон первым делом «поцеловал Египетскую землю, впервые ступив на нее после многолетнего нетерпеливого ожидания». Затем он отправился в Розетту и отыскал место, где был найден Розеттский камень, чтобы поблагодарить египетских жрецов за ту надпись 196 года до н. э., которая сыграла исключительно важную роль в расшифровке иероглифов. Отсюда ученый по Нилу добрался до Каира, где наконец увидел знаменитые пирамиды. «Контраст между величиной постройки и простотой формы, между колоссальностью материала и слабостью человека, руками которого возведены эти гигантские творения, не поддается описанию, — писал Шампольон. — При мысли об их возрасте можно вслед за поэтом сказать: «Их неистребимая масса утомила время». В Саккарском некрополе ученый сделал весьма значительное открытие: его сотрудник выкопал возле одной из полуразвалившихся пирамид камень с иероглифической надписью, и Шампольон прочел на нем царское имя и отождествил его с именем последнего фараона I династии Униса (Онноса), которое было известно из сочинения античного историка Манефона. Прошло полстолетия, прежде чем подтвердилась правильность этого вывода Шампольона.

Впрочем, подробно Шампольон пирамидами не занимался: он искал надписи. Посетив развалины Мемфиса, он отправился вниз по Нилу. В Телль-эль-Амарне он обнаружил и исследовал остатки храма (позднее на этом месте был открыт город Ахетатон), а в Дендере увидел первый сохранившийся египетский храм.

Этот один из самых больших египетских храмов начали строить еще фараоны XII династии, могущественнейшие правители Нового царства: Тутмос III и Рамсес II Великий. «Даже не буду пытаться описать глубокое впечатление, которое произвел на нас этот большой храм, и в особенности его портик, — писал Шампольон. — Конечно, мы могли бы привести его размеры, но описать его так, чтобы у читающего сложилось правильное представление о нем, попросту невозможно… Это — максимально возможное сочетание грации и величия. Мы пробыли там два часа, находясь в большом возбуждении, обошли залы, и при бледном свете луны я пытался прочесть высеченные на стенах надписи».

До сих пор бытовала уверенность, что храм в Дендере был посвящен богине Исиде, однако Шампольон убедился, что это храм Хатор, богини любви. Более того — он вовсе не древний. Свой настоящий вид он приобрел лишь при Птолемеях, а окончательно был достроен римлянами.

Из Дендеры Шампольон направился в Луксор, где исследовал храм Амона в Карнаке и определил отдельные этапы его длительного строительства. Его внимание привлек гигантский обелиск, покрытый иероглифами. Кто велел воздвигнуть его? Заключенные в рамку-картуш иероглифы ответили на этот вопрос: Хатшепсут, легендарная царица, более двадцати лет правившая Египтом. «Эти обелиски из твердого гранита с южных каменоломен, — читал Шампольон текст, выбитый на поверхности камня. — Их вершины из чистого золота, самого лучшего, что можно найти во всех чужих странах. Их можно увидеть у реки издалека; свет их лучей наполняет обе стороны, и когда солнце стоит между ними, поистине кажется, что оно поднимается к краю(?) неба… Чтобы позолотить их, я выдала золото, которое измеряли шеффелями, словно это были мешки зерна… Потому что я знала, что Карнак — это небесная граница мира».

Шампольон был глубоко потрясен. Он писал своим друзьям в далекую францию: «Я наконец попал во дворец или, скорее, в город дворцов — Карнак. Там я увидел всю роскошь, в которой жили фараоны, все, что люди смогли выдумать и создать в гигантских размерах… Ни один народ мира, ни древний и ни современный, не понял искусства архитектуры и не осуществил его в таком грандиозном масштабе, как это сделали древние египтяне. Порой кажется, что древние египтяне мыслили масштабами людей ростом в сто футов!»

Шампольон переправился на западный берег Нила, посетил гробницы в Долине царей и развалины храма Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри. «Все, что я видел, приводило меня в восторг, — писал Шампольон. — Хотя все эти постройки на левом берегу бледнеют в сравнении с гигантскими каменными чудесами, окружавшими меня на правом».

Затем ученый продолжил путь на юг, к порогам Нила, побывал в Элефантине и Асуане, посетил храм Исиды на острове Филэ. И всюду он копировал надписи, переводил их и истолковывал, делал зарисовки, сравнивал архитектурные стили и устанавливал различия между ними, определял, к какой эпохе относятся те или иные находки. Он делал открытие за открытием. «Могу со всей ответственностью заявить, — писал Шампольон, — что наши знания о Древнем Египте, особенно о его религии и искусстве, значительно обогатятся, как только будут опубликованы результаты моей экспедиции».

Шампольон провел в Египте полтора года и за это время прошел страну из края в край. Ученый не щадил себя, несколько раз получал солнечный удар, дважды его без сознания выносили из подземных гробниц. При таких нагрузках даже целебный египетский климат не мог вылечить его от туберкулеза. В декабре 1829 года Шампольон вернулся домой и обработал результаты экспедиции. Однако до издания своих последних трудов — «Египетской грамматики» (1836) и «Египетского словаря в иероглифическом написании» (1841) ученый не дожил. Он умер 4 марта 1832 года от апоплексического удара.

РИЧАРД ВИЗ И ПИРАМИДЫ

Неутомимый Джованни Бельцони, буквально расковырявший пирамиду Хефрена, оставил в покое третью по величине пирамиду Гизы — фараона Менкаура. Ему уже было ясно, что это не сокровищница, а тоже гробница, причем скорее всего ограбленная. Но в последующие годы в Египет стали прибывать все новые и новые искатели древностей, которые со всем рвением неофитов принимались раскапывать то, на что давно махнули рукой их предшественники. В числе таких неофитов был британский полковник Ричард Уильям Говард Виз (1784–1853), после тридцати пяти лет военной службы решивший заняться египетскими древностями. Как писал один из его биографов, «Виз получил хорошее классическое и специальное образование и в придачу к нему имел все необходимые воину качества: ему не хватало лишь чувства юмора, так характерного для типичного англичанина». Без чувства юмора в Египте делать было нечего, но Виз этого, кажется, так и не понял.

Едва приехав в Каир, он устремился к пирамидам. «Наверняка это гробницы, — был убежден Виз. — Их подземные ходы, очевидно, были проложены для доставки саркофагов и заблокированы массивными каменными глыбами, которыми строители замыкали, по крайней мере местами, длинные проходы с целью усложнить доступ внутрь и защитить саркофаги от повреждений. Судя по тому, что эти проходы были перегорожены могучими блоками, можно сделать вывод, что пирамиды не использовались ни для астрономических наблюдений, ни для посвящения в жреческие таинства, ни для каких-либо иных религиозных целей, ибо при таких условиях были бы малопригодны для своего назначения».

Педантичный служака, Виз решил хладнокровно и планомерно исследовать содержимое пирамид, нимало не смущаясь тем, что никому из его предшественников не удалось в этом преуспеть. «Естественно, что перед возвращением в Англию мне хотелось сделать какое-нибудь открытие», — писал он впоследствии. Забегая вперед, отметим, что именно эта педантичность и позволила Визу сделать свое открытие, хотя ему и пришлось прибегнуть для этого к весьма варварскому способу.

Специально для того чтобы исследовать пирамиды, Виз задержался в Египте почти на два года. Совместно с британским вице-консулом в Египте Слоуном и полковником Кэмпбеллом он основал компанию по изучению пирамид с первоначальным капиталом 600 талеров. При содействии Слоуна хедив Египта Мухаммед Али выдал компании фирман, которым удостоверялось, что «в знак особой приязни милостивейше позволяется исследовать пирамиды господам Слоуну, Кэмпбеллу и Визу, подданным его величества короля Великобритании».

Первой своей целью Виз избрал пирамиду Хуфу-Хеопса. В этом деле помощником ему стал итальянец Кавилья — человек с довольно темным прошлым, занимавшийся добычей и торговлей старинными предметами из египетских гробниц. В молодости Кавилья побывал внутри пирамиды Хеопса, спускался в ее знаменитую шахту и расчистил ее до самого дна. Кавилья обнаружил там канаты, по которым в 1765 году в нее спускался британский консул Дэвисон, и окончательно доказал, что эта шахта не ведет к Нилу, а большим полукругом возвращается назад, во входную галерею.

Первой своей целью Виз избрал погребальную камеру пирамиды. Его внимание особенно привлекало сообщение Дэвисона о том, что во время своих исследовательских работ тот проник из Большой галереи в помещение, оказавшееся над потолком погребальной камеры. Наличие этого помещения позволяло сделать вывод о том, что пирамида не представляла собой «сплошную каменную массу» — в ней, вероятно, могли находиться и другие пустоты. А что если в этих пока неизвестных камерах таятся сокровища?

Поручив поиск этих пустот Кавилье, Виз уехал по служебным делам в Верхний Египет. «Вернувшись, я в первое же утро поспешил к Великой пирамиде, а потом ко Второй пирамиде, где рассчитывал найти Кавилью и его людей, — писал он впоследствии. — Но там и следа их не было, а позднее я обнаружил их работающими в трех гробницах между Сфинксом и Второй пирамидой, где они занимались поисками мумий. Капитан Кавилья информировал меня, что часть людей дни и ночи работала на южной стороне «камеры Дэвисона», другая часть вскрывала Третью пирамиду… После долгого разговора, во время которого от его внимания не ускользнуло мое явное неудовольствие, а также настойчивое стремление вернуть людей от мумий к пирамиде, я дал ему понять, что в случае его нежелания возьму руководство операцией по изучению этой великолепной постройки и ее внутренней структуры в свои руки… Он высказал мнение, что гробницы с мумиями могли бы стать довольно интересными научными объектами. Словом, раз уж он начал эти раскопки, то должен их закончить».

Упорство итальянца при других обстоятельствах было бы похвальным, но оказалось, что он ведет свои раскопки на средства, отпущенные на обследование пирамиды, и вдобавок подделывает счета. С Кавильей пришлось расстаться. Взамен Виз нанял английского инженера Джона Перринга.

Размышляя о том, каким образом можно попасть в неизвестные пока помещения пирамиды, Виз обратил внимание на «вентиляционные шахты» (таково было их предполагаемое назначение), которые вели вверх от Погребальной камеры на север и юг. Виз полагал, что эти шахты выходят на поверхность пирамиды. Действительно, через несколько дней Перринг нашел на северной и южной сторонах пирамиды соответствующие отверстия. Однако, пока нельзя было доказать, что это именно устья тех самых шахт, так как они были плотно забиты грунтом. Тогда Виз приказал начать расчистку шахт от нижних отверстий, но эта работа оказалась непосильной — за сутки рабочие продвинулись всего на шесть дюймов. Одновременно с этим другая группа рабочих пыталась пробурить гранитный потолок и проникнуть в «камеру Дэвисона». Этот тяжелый труд также не дал никаких результатов. Тогда Виз, не мудрствуя лукаво, приказал попросту взорвать потолок погребальной камеры.

Весной 1837 года пирамиду потряс мощный взрыв, последствия которого можно видеть в погребальной камере до сих пор. «Только пробить шурфы, чтобы заложить порох, уже было нелегкой работой, — вспоминал потом Виз. — И для того чтобы убрать после взрыва крупные обломки потолочных блоков, нависшие прямо над головами рабочих, тоже пришлось преодолеть немало трудностей, порою сопряженных с серьезной опасностью». Однако все обошлось, а результаты этой, в общем-то варварской, операции оказались сенсационными. Выяснилось, что над «камерой Дэвисона» есть еще одна камера, над ней — следующая, а всего таких камер пять. Все они отделялись друг от друга грубо обработанными каменными блоками. Верхнее помещение было перекрыто двумя большими блоками, которые образуют треугольную гигантскую массивную крышу.

Виз и Перринг мгновенно поняли назначение конструкции: это была «разгрузочная камера» над усыпальницей, принимающая на себя давление двух верхних третей пирамиды. Крыша из двух огромных, блоков способствовала более равномерному распределению давления, чтобы тяжесть давила не прямо на усыпальницу, а на пустую камеру над ней, с перекрытием, укрепленным каменными стойками. Перринг отметил потом, что древние египтяне явно сооружали эту конструкцию «на глазок», заложив совершенно излишний запас прочности — для этой цели достаточно было одной верхней камеры с каменной крышей.

Еще одним открытием Виза стали обнаруженные в двух верхних камерах блоки с иероглифическими надписями, в которых упоминалось имя того, для кого предназначалась пирамида — фараона Хуфу. Возможно, ее написал какой-то каменотес, чтобы было ясно, на какую стройку этот блок отправлять. Надпись была сделана красной краской, а иероглифы разборчивы.

Эта сенсационная новость немедленно облетела мир. Со временем, однако, вскрылся обман. Египтолог Самуэль Бирш, знаток древнеегипетских иероглифов, обнаружил в начертании имени Хеопса знаки, которых во времена этого фараона еще не существовало в египетской письменности. Позднее специалист по древним языкам Захария Сичин установил, что полковник Виз попросту написал имя Хеопса сам, пользуясь вышедшей в 1828 году работой по древнеегипетской иероглифике.

Но это все было впереди, а пока окрыленные первым успехом, Виз с Перрингом принялись за третью по величине пирамиду Гизы — фараона Менкаура (Микерина). Пользуясь уже проверенным методом, он взорвал вход в пирамиду и после шестимесячной напряженной работы добрался до погребальной камеры. 29 июля 1837 года Виз вступил в усыпальницу фараона. Здесь он нашел пустой саркофаг, изготовленный из цельного куска базальта, с великолепным рельефом, изображающим фасад дворца. При расчистке помещения на стенах была обнаружена арабская надпись «Мухаммед Расул», останки мумифицированного человеческого тела и деревянная крышка от гроба с иероглифической надписью на ней: «Осирис, владыка Верхнего и Нижнего Египта Менкаура, живущий вечно».

Свои находки Виз отправил в Лондон, но везшее их судно, к сожалению, затонуло у испанского побережья. Поэтому единственным свидетельством напряженных, трудоемких и во всех смыслах громких (если вспомнить о взрывах) исследований Виза сегодня остается объемистый трехтомный труд предприимчивого полковника, озаглавленный «Работы, осуществленные в пирамидах Гизе в 1837 г.», изданный в Лондоне в 1840–1842 гг.

СЕМЬДЕСЯТ ПИРАМИД КАРЛА ЛЕПСИУСА

Карл Рихард Лепсиус (1810–1884), основатель немецкой школы египтологии, родился в Наумбурге (Нижняя Саксония). Он учился в университетах Лейпцига, Гёттингена, Берлина, изучал филологию и сравнительное языкознание, в Париже занимался у учителя Шампольона Сильвестра де Саси, в Турине — у египтолога Розеллини, коллеги Шампольона. В 23 года Лепсиус получил первую ученую степень, в возрасте 32 лет занял должность экстраординарного профессора в Берлине. Он хорошо изучил грамматику Древнеегипетского языка, составленную Шампольоном, методично обследовал европейские коллекции египетских древностей. В 1837 году, через несколько лет после смерти Шампольона, Лепсиус опубликовал статью об иероглифическом алфавите, в которой изложил сущность египетской иероглифики, и опубликовал первое собрание древнеегипетских текстов.

В 1842 году король Пруссии Фридрих-Вильгельм IV, у которого знаменитый путешественник и естествоиспытатель Александр фон Гумбольдт пробудил интерес к египетским древностям, направил Лепсиуса во главе Экспедиции Берлинского университета на берега Нила. Она состояла из восьми человек и была рассчитана на три года — с 1843 по 1845. Король обещал ее участникам «отеческое и монаршее благоволение, в том числе и необходимую финансовую поддержку», но выдвинул условие: экспедиция должна укрепить на пирамиде Хеопса написанную иероглифами табличку с его именем и всеми его титулами.

18 сентября 1842 года экспедиция Лепсиуса прибыла в Александрию и вскоре явилась ко двору египетского хедива. Мухаммед Али был весьма польщен преподнесенными ему от имени прусского короля подарками и немедленно подписал фирман, дававший Лепсиусу неограниченное право на любые раскопки и исследования на территории Египта, а также выдал ему генеральное разрешение на вывоз всех добытых древностей. Впрочем, экспедиция увенчалась успехом не столько благодаря «монаршему благоволению», сколько той тщательной подготовке, которую Лепсиус провел в Германии.

Немецкие ученые посетили все основные археологические центры Египта и достигли Нубии. Шесть месяцев экспедиция провела в Мемфисе и семь — в Фивах. Лепсиус впервые измерил Долину царей, снял копии с настенных рельефов и бесчисленных надписей в храмах. Побывал он и в Гизе, где укрепил на пирамиде Хуфу-Хеопса табличку с именем и титулами короля Фридриха-Вильгельма и железным крестом. Немецкая экспедиция занималась также обследованием малоизученных пирамид в Абусире, Медуме и Саккара. Однако особенно тщательные раскопки были проведены Лепсиусом в районе знаменитого Лабиринта в Фаюмском оазисе.

Главным успехом Лепсиуса стало открытие многочисленных памятников эпохи Древнего царства (2900–2270 гг. до н. э.). В окрестностях Мемфиса он изучил и описал 64 пирамиды, нашел остатки более тридцати неизвестных до тех пор пирамид. «Поля пирамид в Мемфисе, — писал Лепсиус, — явили нам картину египетской цивилизации в те древнейшие времена, которые впредь следует считать первым отрезком изученной истории человечества… Древние династии египетских правителей отныне предстают перед нами уже не просто рядом ничего не значащих, забытых и сомнительных имен. Теперь мы уже можем подходить к ним без прежних, вполне обоснованных сомнений; их последовательность установлена и подвергнута критической проверке, а даты их существования соотнесены с определенными историческими эпохами. Более того, перед нами предстала картина процветания народа под их властью, и весьма часто они сами выступают в своей индивидуальной исторической реальности».

Лепсиус, тщательно, с немецкой пунктуальностью изучивший более 70 египетских пирамид, больше, чем кто бы то ни было до него, преуспел и в отгадывании загадок, связанных с этими выдающимися сооружениями. Он определил имена ряда фараонов — «обладателей» пирамид и время правления каждого из них, выяснил, что пирамиды строились в эпоху Древнего и Среднего царств, а в Новом уже не строились. Кроме того, Лепсиус открыл новый, до этого неизвестный вид гробниц — так называемые маста-ба — и исследовал в общей сложности 130 таких гробниц. Он был первым, кто обозначил этапы эволюции пирамиды от древнейшей формы царской гробницы с плоской крышей к гробнице со ступенчатой надстройкой и от нее — к гробнице в виде правильной пирамиды.

Результаты экспедиции Лепсиуса были исключительными по количеству материальных находок, так и полученных научных сведений. 15 тыс. образцов различных египетских древностей, вывезенные Лепсиусом из Египта, составили основу знаменитой египетской коллекции Берлинского музея.

В 1866 году, во время своего второго путешествия в Египет, среди развалин города Сана (Танис), располагавшегося в дельте Нила, Лепсиус нашел второй (после Розеттского) камень с трехъязычной надписью. На нем был высечен так называемый Декрет из Канопа, относящийся к 239 году до н. э. Египетские жрецы создали его в египетском городе Канопе в честь царя Птолемея Эвергета. Эта находка стала самым блестящим подтверждением идей Шампольона, и с той поры за Лепсиусом прочно закрепилась слава «наследника Шампольона». Он был избран членом Берлинской академии наук, стал директором берлинских музеев, редактором «Журнала по египетскому языку и археологии». Многочисленные научные работы Лепсиуса — «Египетская хронология» (1849), «Книга египетских фараонов» (1850) и фундаментальный 20-томный труд «Памятники Египта и Эфиопии» легли в основу современной египтологии.

ОТКРЫТИЯ ОГЮСТА МАРИЕТТА

Огюст Мариетт (1821–1881), один из крупнейших египтологов XIX столетия, родился в Булони (Франция). В молодости он преподавал французский язык в одной из школ Англии, а затем в своем родном городе. Увлекшись трудами Щампольона, Мариетт серьезно начал заниматься египтологией. В 1849 году он получил незначительную должность в Лувре, где смог впервые познакомиться с богатой коллекцией египетских древностей.

В 1850 году Мариетт по поручению Луврского музея выехал в Египет на поиски старинных коптских манускриптов. Однако ничего заслуживавшего Внимания он не нашел, зато навсегда «заболел» Египтом.

В конце октября 1850 года он начал на свой страх и риск раскопки в Саккарском некрополе. Редко случается, чтобы начинающий археолог сразу же добивался выдающегося результата. Но Мариетту повезло: обследуя саккарские гробницы к северо-западу от пирамиды Джосера, он наткнулся на голову почти полностью занесенного песком сфинкса. Очистив статую, Мариетт прочел на постаменте надпись, славившую священного быка Аписа, которого в Мемфисе считали воплощением бога Птаха. Этот текст заставил ученого вспомнить о том, что античный географ Страбон писал в свое время о некоем месте вблизи Мемфиса, где находился древний храм Серапеум. К главному входу в этот храм вела аллея сфинксов. У Мариетга были все основания полагать, что он наткнулся именно на эту аллею.

Мариетт нанял нескольких феллахов и с их помощью за год раскопал еще 140 сфинксов или их остатков. Его гипотеза полностью подтвердилась: сфинксы и в самом деле образовывали аллею, которая вела к входу в Серапеум.

Древние египтяне, как известно, обожествляли многих животных, и в различных районах страны были свои священные животные: крокодилы, бабуины, ибисы. Священный бык Апис, в культе которого воплотились черты древнеземледельческого культа быка, считался воплощением бога Птаха и покровителем Мемфиса. Главным его святилищем был храм, расположенный в Саккара. Он служил местопребыванием священного быка. Когда бык околевал, его бальзамировали и хоронили со всей торжественностью, а его место занимал другой, с теми же самыми внешними признаками, что и его предшественник. В греко-римский период культ священного быка слился с культом одного из главных богов греческого Пантеона — Зевса, а также впитал в себя некоторые чисто египетские черты мифа об Осирисе. Таким образом, появилось новое божество по имени Серапис. Ему поклонялись как греки, так и египтяне. Греки переименовали древний храм Аписа в Серапейон, а затем это название было трансформировано римлянами в Серапеум.

Комплекс Серапеума представлял собой два храма, соединенных аллеей сфинксов: храм Птаха и подземное святилище, где жрецы хоронили мумии священных быков. Мариетт обнаружил его в ноябре 1851 года. Доступ к гробницам быков закрывала великолепная дверь из песчаника. За ней скрывалось громадное подземное помещение, высеченное в скале. Оно протянулось в длину с востока на запад на 200 метров и представляло собой широкую галерею со множеством боковых коридоров и ниш, где стояли колоссальные гранитные саркофаги, каждый весом около 60–70 тонн, в которых когда-то покоились мумии священных быков. Они были высечены из отполированных плит черного и красного гранита и достигали в высоту более трех метров, в ширину — более двух и в длину — до четырех метров.

В нишах главного коридора Мариетт насчитал двадцать четыре таких саркофага. Все они были пусты. В боковых коридорах он обнаружил и деревянные саркофаги с останками быков (всего их было 28), кроме них там оказался саркофаг с мумией Хаэмвеса, верховного жреца бога Птаха и сына. На каждом из саркофагов иероглифами было обозначено, кто был фараоном и верховным жрецом при жизни того или иного быка, какие события произошли в это царствование. Самые древние саркофаги относились к царствованию Аменхотепа III из XVIII династии, самые поздние — к периоду правления последних Птолемеев. Таким образом, между первым и последним захоронением пролегал диапазон в 1600 лет! И тексты, найденные Мариеттом, проливали новый свет на египетскую историю этого времени.

Украшенные великолепными иероглифическими надписями крышки саркофагов были сдвинуты, а некоторые саркофаги расколоты. Было очевидно, что гробницы быков были разграблены много веков назад. Тем не менее, немало великолепных вещей было в спешке оставлено грабителями и валялось в саркофагах и на земляном полу темных коридоров.

Среди этой разрухи Мариетгу посчастливилось найти нетронутое захоронение священного быка. Он обнаружил в окаменевшей пыли даже следы рабочих, совершавших захоронение. Целой оказалась и мумия быка, богато украшенная золотом и драгоценными камнями.

После того как находки, сделанные в Серапеуме, были выставлены в Лувре, имя Мариетга приобрело мировую известность. Даже одного Серапеума хватило бы для того, чтобы оно навсегда осталось в истории египтологии. Но Мариетт не собирался останавливаться на этом.

В 1857 году при поддержке египетского хедива Саид-паши Мариетт организовал музей в каирском предместье Булак. Его непрестанно разраставшиеся коллекции легли в основу ныне знаменитого Египетского музея в Каире. Следует оговориться, что Мариетт не был, как часто об этом пишут, первым директором Музея египетских древностей. Еще Мухаммед Али в 1834 году, после обращения к нему Шампольона, издал декрет о создании национального музея древностей, поставив во главе его шейха Юсефа Зиа. Юсеф Зиа и его помощники начали собирать древности по всей стране.

Начав широкомасштабные раскопки, Мариетт попросил у Саида-паши выделить ему для хранения древностей одно из помещений транспортной компании в Булаке. Четыре комнаты Мариетт использовал для наиболее Ценных экспонатов, а другие сделал запасниками. На первых порах он обходился помощью только одного рабочего. Очень скоро небольшая коллекция Мариетга стала настолько популярной, что в 1863 году она была переведена в новое здание, которое было официально открыто 18 октября хедивом Исмаилом. Некоторые экспонаты нового музея демонстрировались на международной выставке в Лондоне в 1862 году, лучшие из них были показы на всемирной ярмарке в Париже в 1867 году.

Хедив Саид-паша назначил Мариетга директором Управления по делам египетских древностей и главным инспектором всех раскопок на территории Египта. Под его руководством начались координированные раскопки в 37 местах — от Мемфиса до Фив. Впоследствии, правда, археологи критиковали методы, которых придерживался Мариетт (иногда он не останавливался и перед применением динамита). Вместе с тем огромным шагом вперед явилось то, что отныне значительная часть находок не вывозилась в Европу, а оставалась в Египте.

Несмотря на большую занятость в музее, Мариетг продолжал вести раскопки сам. В 1865 году он открыл гробницу сановника Ти, который был крупным землевладельцем и, как гласят тексты, «начальником всех царских работ, руководителем строительства пирамид и охранителем вечных мест». Эта самая красивая и лучше всех сохранившаяся из саккарских гробниц была построена около 2600 года до н. э. — в те времена, когда цари Хеопс, Хефрен и Микерин сооружали свои пирамиды. Стены гробницы покрывали великолепные многоцветные рельефы, своим тончайшим рисунком производившие впечатление настенной живописи. Они изображали и самого сановника Ти, фигура которого всегда втрое, а то и вчетверо крупнее, чем фигуры людей более низкого звания, и картины повседневной жизни той эпохи: ремесленников, писарей, рисовальщиков, земледельцев, охоту на бегемотов, рыбную ловлю, забой домашнего скота и выделку кож, сбор податей и наказание недоимщиков — короче говоря, всю панораму повседневной жизни Древнего Египта. Эти изображения настолько реалистичны, что позволили установить, какими орудиями и инструментами пользовались тогдашние земледельцы и ремесленники, какие приемы они применяли. Ни одно из ранее открытых захоронений не давало такого реального представления о жизни древних египтян, как эта гробница.

Мариетг открыл и множество других гробниц с подобными же свидетельствами давних эпох, среди которых особенно выделялась гробница Птаххоте-па, вельможи времен V династии. Владелец ее, возможно, был автором прославленного «Поучения», одного из древнейших произведений мировой литературы. Кроме того, Мариетг начал изучение так называемой ложной пирамиды близ Медума, пирамиды в Лиште и нескольких малых пирамид близ Саккара. Мариетг раскопал руины заупокойного храма фараона Хефрена, располагавшегося возле Большого сфинкса. От него к пирамиде Хефрена (в которой в свое время побывал Бельцони) вела дорога процессий, по которой жрецы несли в последний путь мумифицированное тело фараона. От храма мало что осталось, но сохранившиеся части входных пилонов и остатки вестибюля поражают глаз строгостью и соразмерностью пропорций. Среди руин Мариетг нашел прекрасную диоритовую статую Хефрена.

Мариетт оставался в Египте до конца своей жизни. Он печатал многочисленные статьи в европейских специальных журналах, а также опубликовал несколько книг. В 1867 году император Наполеон III наградила его орденом Почетного легиона, а в 1879 году египетский хедив присвоил титул паши. В 1878 году, еще при жизни Мариетга, руководимая им Служба древностей была преобразована в один из департаментов египетского министерства общественных работ. На ее нужды стали выделяться значительные средства.

Мариетт умер накануне английской оккупации Египта. В знак признайся его выдающихся заслуг он был похоронен в древнем саркофаге у центрального входа в созданный им музей. Благодарный Египет воздвиг Марину памятник. Он установлен в саду Египетского музея в Каире рядом с могилой ученого.

«ТЕКСТЫ ПИРАМИД» И «ПОТЕРЯННЫЕ ФАРАОНЫ»

Преемником Опоста Мариетта на посту директора египетской Службы древностей стал французский египтолог итальянского происхождения Гастон Масперо (1846–1916). Масперо родился в Париже и с юных лет увлекся египтологией, достигнув в ней больших успехов. Его глубокие теоретические знания сочетались с неистощимой энергией, которую можно было сравнить лишь с энергией Мариетта. В 1881 году, в возрасте 35 лет, Масперо основал в Каире школу египетской археологии. После кончины Мариетга он принял на себя руководство всеми раскопками в Египте и должность заведующего Египетским музеем в Каире.

Одним из первых открытий Масперо в Египте стала уникальная пирамида с иероглифическими текстами. Это было сенсацией, так как никто никогда не находил в египетских пирамидах каких-либо надписей (надписи, обнаруженные Визом в пирамиде Хеопса, как мы уже говорили, оказались подделкой). Огюст Мариетт даже высказал аФоризм «пирамиды немы», и это мнение на какое-то время утвердилось в науке. Однако оно было опрокинуто в 1880 году, когда Гастону Масперо удалось проникнуть в сильно поврежденную пирамиду на юге Саккара. От сооружения некогда 44-метровой высоты. Уцелела лишь груда развалин высотой 18 м. Пробившись через три замуровки, Масперо проник в погребальную камеру. Она была давно ограблена саркофаг оказался пустым, сброшенная крышка лежала рядом. Но не это привлекло внимание Масперо — он увидел на стенах усыпальницы иероглифы! Они покрывали все внутренние помещения гробницы — проходы переднюю и погребальную камеры. Впоследствии дешифровка текстов показала, что это была гробница фараона Пиопи II из II династии.

Воодушевленный этим открытием, Масперо занялся исследованием других пирамид в Саккара. В одной из гробниц он также обнаружил тексты, относящиеся к периоду II династии, а в следующем, 1881 году открыл и исследовал пирамиды последнего царя V династии Униса, царя VI династии Тети и гробницы его преемников. Во всех этих пирамидах ученый снова обнаружил многочисленные иероглифические надписи.

На то, чтобы скопировать и издать «Тексты пирамид», потребовалось несколько лет. Для этого Масперо даже временно оставил пост директора Службы древностей и Египетского музея. Еще больше времени ушло на дешифровку «Текстов пирамид». Их язык оказался очень тяжелым и архаичным, он был переполнен вычурными оборотами и явно предназначался лишь для ритуальных целей. Написанные этим языком «Тексты пирамид» содержали обрядовые формулы и заклинания, которые, вероятно, произносились во время похоронных церемоний. Их главная цель — обеспечить умершему фараону благополучное путешествие в загробный мир.

В 1882 году Масперо обнаружил у Лишта два 20-метровых холма щебня, которые оказались пирамидами фараонов Аменемхета I и Сенусерта I (XII династия). Но проникнуть в их погребальные камеры оказалось невозможным — они были затоплены грунтовыми водами. Только в 1894 году обе пирамиды были раскопаны французской экспедицией, а в 1906–1934 годах исследованы американскими археологами, работавшими по заданию Нью-Йоркского музея.

С именем Масперо связано и еще одно сенсационное открытие — находка 32 мумий так называемых потерянных фараонов. По роду своей деятельности Масперо неоднократно приходилось вступать в конфликты с археологами, в том числе и с известными учеными, которые любыми путями пытались обойти египетские законы и вывезти свои находки в Европу. Еще большее возмущение вызывала у него деятельность всевозможных «черных археологов», которые тайно скупали у арабов египетские древности для продажи в странах Европы и в Америке. Поэтому Масперо с большим вниманием отнесся к письму, пришедшему в 1881 году из США. Известный ему американский египтолог, который некогда работал в Каире, конфиденциально сообщал Масперо, что из Египта в Америку был контрабандой вывезен весьма ценный папирус. Человек, которому контрабандисты предложили купить этот папирус, пригласил в качестве специалиста для оценки американского коллегу Масперо, и таким образом этот ученый не только смог узнать о факте контрабанды, но и прочесть сам документ. Судя по всему, этот папирус относился ко временам XXI династии (XI в. до н. э.) и, по всей вероятности, был извлечен из гробницы одного из фараонов этой династии.

Письмо из Америки заставило Масперо серьезно задуматься об источниках и каналах контрабанды. До него уже не раз доходили слухи о том, что в последнее время в Луксоре оживилась подпольная торговля египетскими древностями, и каким-то французским туристам прямо на улице ловкие дельцы предлагали купить даже целый гроб с мумией. Что это могло означать? Вероятно, только одно: кто-то из местных жителей обнаружил неизвестное ученым захоронение в Долине царей и постепенно растаскивает его! Причем, судя по словам американского корреспондента, виденный им папирус относился к временам XXI династии — то есть именно той, о гробницах которой науке еще не было известно, и все фараоны этой династии числились в разряде «потерянных»!

Перспективы, которые открывало подобное заключение, взволновали Масперо и его коллег. После долгих совещаний в узком кругу было решено отправить в Луксор под видом «французского туриста» одного из молодых ассистентов Египетского музея в Каире.

Прибыв на место и побродив по базарам, «разведчик» довольно быстро напал на след расхитителей древностей: заметив богатого туриста, они сами обратились к нему. Уже первая покупка — небольшая статуэтка божества — подсказала молодому ученому, что он на верном пути: судя по сохранившейся надписи, эта статуэтка относилась к XXI династии, то есть именно к той эпохе, о которой шла речь в пресловутом папирусе!

Ученый осторожно намекнул торговцам, что он не прочь купить и более крупные и дорогие вещи — например целый саркофаг или хорошо сохранившуюся мумию. Ушлые торговцы, сперва поосторожничав, все же свели его с «большим человеком» — неким Абд-эль-Расулом. Тот принес с собой еще несколько предметов, судя по всему, относящихся к эпохам XIX и XX династий. Сомнений не было: Абд-эль-Расул и есть глава подпольного клана торговцев древностями! И, вызвав полицейских, сотрудник музея предложил им арестовать грабителя.

Однако следствие, которое вел местный мудир (окружной комиссар) Дауд-паша, ничего не дало, все многочисленные родственники Абд-эль-Расула клятвенно подтвердили его невиновность. Подозреваемого пришлось отпустить за недостатком улик, а ученый от расстройства заболел лихорадкой и оказался на больничной койке. Единственное, что он успел сделать — отправить срочную телеграмму в Каир.

И тогда из Каира в Луксор срочно выехал заместитель Масперо — Эмиль Бругш. Он решительно взялся за дело, и вскоре все окрестные жители были оповещены, что тот, кто укажет источник подпольной торговли, получит Щедрое вознаграждение. Не устояв перед соблазном, в полицию явился с повинной один из родственников Абд-эль-Расула. Так следствие получило в свои руки нить, которая привела к сенсационному открытию…

Как и следовало ожидать, Абд-эль-Расул действительно оказался грабителем. Более того, вся его семья жила тем, что разрабатывала некую «золотую жилу» в Долине царей. Шесть лет назад Абд-эль-Расул нашел там тайник, полный саркофагов и мумий. Этот тайник находился в Дейр-эль-Бахри, неподалеку от знаменитого храма царицы Хатшепсут.

Эмиль Бругш хорошо знал эти места и не поверил словам феллахов грунт там слишком рыхлый и мягкий, и вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову устраивать здесь тайник с мумиями. И тогда Абд-эль-Расул вызвался проводить его туда.

5 июля 1881 года, преодолев долгий путь через скалы, Бругш и Абд-эль-Расул уже стояли перед небольшим отверстием в скале Это был вход в гробницу Она находилось в труднодоступном месте, а ведущее внутрь отверстие было весьма искусно замаскировано камнями. Нет ничего удивительного в том, что на протяжении трех тысячелетий здесь никто не побывал. Под камнями была прорыта шахта глубиной 12 м. Бругш и Абд-эль-Расул спустились в нее по веревкам Отсюда подземный ход протяженностью около 60 м привел их в грубо высеченную погребальную камеру. Здесь у Бругша перехватило от волнения дух — при свете факела перед ним открылись каменные саркофаги великих фараонов Нового царства.

Здесь покоились знаменитые Тутмос III и Рамсес II, Яхмес I, изгнавший из Египта гиксосов и восстановивший независимость страны, Аменхотеп I — святой покровитель Фив, Сети I — это его мумию Бельцони в октябре 1817 года напрасно искал в пустом склепе в Долине царей… Здесь покоились и те фараоны, чьи имена промелькнули в истории Египта, подобно кометам, и те, имена которых вообще не были известны науке. Задыхаясь от волнения, Бругш переходил от саркофага к саркофагу — вся история Древнего Египта открывалась перед ним.

Саркофаги лежали как попало, вперемежку, некоторые из них были открыты, и среди груды утвари и украшений были видны почерневшие мумии Свет факела вырывал из темноты бесчисленные принадлежности египетского заупокойного инвентаря, небрежно разбросанные по земле. Никто никогда и нигде не видел ничего подобного.

Всего в тайнике в Дейр-эль-Бахри были найдены останки сорока фараонов. Три тысячи лет пролежали они здесь, прежде чем их отыскали сперва грабители, а затем ученые. Двое суток понадобилось Бругшу, чтобы с помощью трехсот рабочих поднять тяжелые саркофаги на поверхность.

Каким же образом «потерянные фараоны», гробницы которых ученые до этого неизменно находили пустыми, оказались в одной общей куче? Благодаря находке в Деир-эль-Бахри ученые смогли ответить на этот вопрос. Причиной всему стали вездесущие грабители. К XI веку до н. э. останки фараонов, обожествленных еще при жизни, давно перестали вызывать священный трепет у египтян, которые смотрели теперь на царские гробницы как на источник обогащения Власти уже были не в состоянии защитить божественные останки от кощунства. И тогда по распоряжению верховного жреца Херихо-ра около 1110 года до н. э. взошедшего на трон, в Дейр-эль-Бахри был сооружен специальный тайник, в который перенесли мумии древних фараонов. Многие мумии переносились в большой спешке — археологи обнаружили их просто прислоненными к стене. Тем не менее у строителей тайника хватило времени высечь на стенах гробницы иероглифические тексты, сообщающие о событиях, связанных с переносом мумий из Долины царей.

Тайник в Дейр-эль-Бахри оказался не единственным сооружением подобного рода. В 1898 году М. Лоре, генеральный директор египетской Службы древностей, обнаружил в Долине царей скальную гробницу фараона XVIII династии Аменхотепа II. Она сохранилась в прекрасном состоянии. Стены погребальной камеры были украшены надписями и рисунками, расписной потолок подпирали шесть монолитных колонн. В глубине погребальной камеры покоился никем не потревоженный тяжелый саркофаг Аменхотепа II. И каково же было удивление ученых, когда в этой величественной, застывшей в своем древнем благообразии и покое гробнице они неожиданно обнаружили хлипкую, наскоро возведенную стенку, за которой были спрятаны мумии девяти фараонов XVIII и XIX династий, в том числе Тутмоса IV и его сына Аменхотепа III. Это были свезенные сюда из других мест останки царей, без саркофагов и погребального убранства И можно только догадываться, какие обстоятельства заставили этих «потерянных фараонов» покинуть места своего царственного упокоения.

УИЛЬЯМ ПИТРИ, «ПРОСЕЯВШИЙ» ЕГИПЕТ

Английский археолог Уильям Мэтью Флиндерс Питри (1853–1942) был одной из самых колоритных фигур в истории египтологии Его бестактность и сварливый характер вошли в поговорку. Он считал себя единственным и непререкаемым авторитетом в вопросах египтологии и поносил всех других ученых-современников. Тем не менее его слабости нисколько не умаляют его несомненных достоинств: это был один из самых выдающихся представителей английской школы египтологии. Его бюст ныне можно видеть в пантеоне Египетского музея в Каире.

В египтологию Питри пришел довольно извилистым путем: интерес к Египту привил ему его отец, большой поклонник известного «пирамидиота» Пиацци Смита. В 1864 году Смит издал книгу, в которой на основе своих теоретических измышлений объявлял пирамиду Хеопса «каменной библией», в пропорциях которой якобы зашифрована «судьба человечества». Питри-старший мечтал проверить и дополнить измерения Смита, чтобы подтвердить правильность его выводов. По иронии судьбы Питри-младший, отправившийся в Египет в 1879 году, своими научными трудами полностью опроверг эти выводы!

Уильям Флиндерс Питри провел в Египте сорок шесть лет. Более двадцати последующих лет он занимался египетской историей в Лондонском университете. Питри обладал обширными познаниями в самых различных областях истории древнего Востока. О прошлом Египта он собрал такое количество сведений, каким не обладал до него никто. В итоге Питри стал крупнейшим специалистом по любому вопросу во всем, что касалось Египта.

Свою карьеру египтолога Питри начал на собственный страх и риск, отправившись в Египет в качестве независимого исследователя. К раскопкам он приступил в те времена, когда в археологии уже происходили качественные сдвиги. После открытия шумерской культуры в Месопотамии, сенсационных находок Шлимана в Трое и Микенах, расшифровки клинописи было уже невозможно работать на прежнем, примитивном уровне. Вероятно, именно в этом и таился секрет успехов Питри: он первым из исследователей Египта избрал тактику методичных раскопок с тщательной фиксацией всех находок. «Необходимо, соблюдая разумное соотношение между уважением к древностям и жаждой открытий, слой за слоем «просеять» землю Египта для того, чтобы не только найти все, что она скрывает в своих глубинах, но и получить представление о первоначальном расположении всех находок», — писал Питри. Сегодня за ним прочно утвердился авторитет основоположника научного метода раскопок в Египте.

Первой своей целью Питри избрал знаменитый комплекс пирамид в Гизе — ведь над ученым, напомним, тогда еще довлел авторитет отца и Пиацци Смита, завороженных арифметикой пирамиды Хеопса. Идя по их стопам, Питри вознамерился измерить ее заново. Чтобы не удаляться от предмета своих исследований, он поселился в заброшенной гробнице возле пирамид.

«Чудесное жилище я устроил в гробнице, вытесанной в скале, — писал Питри. — Приделал только дверь и оконную раму, поставил этажерку, подвесил гамак из рогожи — в общем устроился так комфортабельно, что лучшего желать не приходилось… Около девяти утра я начинал работу. Когда мы делали замеры, мой слуга Али держал над теодолитом зонт, чтобы предохранить его от солнца, до моей спины тень уже не доходила. Али устраивал себе полуденный отдых, а я старался работать как можно дольше. Когда темнело, я собирал инструменты, аккуратно складывал их в гробнице, а слугу отпускал. Около шести или семи я разжигал костер и углублялся в расчеты, пока в котелке не закипала вода, затем ужинал (какой-нибудь суп, матросские сухари и помидоры, которые в Египте великолепны, немного шоколада), после десятичасовой работы без еды и питья все это казалось чрезвычайно вкусным и щло только на пользу. Вечернее умывание… и я опять садился за расчеты и просиживал над ними примерно до полуночи… Во время раскопок я вставал рано, на рассвете. При обследовании Великой пирамиды я всегда выходил на работу вечером, как только удалялись туристы, и с сонным Али в качестве ассистента трудился до полуночи, а то и до утра; так получалось, что иногда я работал… по четырнадцати часов без перерыва».

У пирамид Питри проработал полтора года: с декабря 1880 по апрель 1882 года. Пирамиду Хеопса он облазил сверху донизу и измерил ее точнее и полнее, чем Пиацци Смит. Но эта титаническая работа, по существу, ничего не дала: во-первых, сегодняшние методы измерения гораздо точнее, чем те, которыми пользовался Питри, а во-вторых, сама затея измерить пирамиду выглядит бессмысленной. Сегодня невозможно точно определить, какую точку следует принимать за исходную (где начинается ее основание?), а кроме того, надо помнить о том, что облицовка пирамиды не сохранилась, а ее вершина разрушена, следовательно, любые измерения все равно будут приблизительными. Поэтому любая цифровая мистика, в основу которой положены измерения пирамиды с точностью до сантиметра, с самого начала дискредитирует сама себя. И надо отдать должное Питри — он сумел понять, что весь его полуторагодичный труд фактически пошел насмарку. Правда, нет худа без добра: эти месяцы стали для него своеобразным «вводным курсом в египтологию». И лишь когда закончился этот период ученичества, пришло время открытий.

В 1883 году Питри отправляется в Саккара и Дашур, где занимается измерением и изучением тамошних пирамид. Затем его путь лежал в Фаюм, где некогда располагались столица и некрополь царей XII династии, правивших Египтом в общей сложности 213 лет. Где-то здесь находился и таинственный Лабиринт…

«Вокруг страны Фаюм возвышалось несколько древних пирамид и множество более мелких гробниц, — писал Болеслав Прус в своем знаменитом Романе «Фараон». — А на восточной ее границе, неподалеку от Нила, стоял знаменитый Лабиринт. Он был построен Аменемхетом и имел форму исполинской подковы, занимавшей участок земли в тысячу шагов длиной и Шестьсот шириной. Здание это было величайшей сокровищницей Египта. В нем покоились мумии многих прославленных фараонов, знаменитых жрецов полководцев, строителей, а также чучела священных животных, особенно крокодилов. Тут хранились накопленные в продолжение веков богатства египетского царства, о которых в настоящее время трудно даже составить себе представление».

Под именем Лабиринта скрывался гигантский заупокойный храм-дворец Аменемхета III. Древнегреческий историк Геродот, который побывал в Египте и воочию видел многие из его чудес, восхищался египетскими постройками, и в первую очередь, разумеется, пирамидами. Но гораздо выще их он почитал Лабиринт. Свое название это огромное сооружение получило по тронному имени фараона Аменемхета — Нимаатара, которое в греческой транскрипции передавалось как «Лабир».

«Я видел этот Лабиринт: он выше всякого описания, — писал Геродот. — Ведь если бы собрать все стены и великие сооружения, воздвигнутые эллинами, то в общем оказалось бы, что на них затрачено меньше труда и денежных средств, чем на один этот Лабиринт. А между тем храмы в Эфесе и на Самосе весьма замечательны. Конечно, пирамиды — это огромные сооружения, и каждая из них по величине стоит многих творений, вместе взятых, хотя» и они также велики. Однако Лабиринт превосходит и эти пирамиды».

Греческие и римские путешественники сообщают, что без проводника в Лабиринте можно было легко заблудиться. Римский географ Страбон отмечает, что каждый ном (область) Египта имел здесь собственный храм, где приносились жертвы как общеегипетским, так и местным богам. Тем самым Лабиринт, объединивший все культы Египта, являлся как бы символом религиозного единства страны.

Остатки прославленного Лабиринта, а точнее — подземный храм, являвшийся частью грандиозного заупокойного ансамбля Аменемхета III, Питри обнаружил в восточной оконечности Фаюмского оазиса. Археологические раскопки подтвердили описания античных авторов. Лабиринт представлял собой низкое, но весьма обширное здание площадью около 70 тыс. кв. м. Оно отличалось многими особенностями, свидетельствовавшими о высоком мастерстве древнеегипетских зодчих. Сооружение состояло из 1500 подземных и стольких же наземных помещений, украшенных скульптурами и рельефами, — колонных залов, дворов, подземелий и запуганных переходов.

Стиль этого храма-дворца отличался строгой монументальностью. Его особенностью являлось использование огромных каменных монолитов. Из больших плоских монолитных плит были выполнены перекрытия, из монолитного камня высечены колонны — их бесконечные ряды играли главную роль в оформлении помещений Лабиринта. Особенно примечательна была погребальная камера, высеченная из цельной глыбы отполированного желтого кварцита. Рядом с храмом возвышались две колоссальные статуи Аменемхета III из такого же желтого блестящего кварцита, достигавшие вместе с пьедесталами 18 м высоту. Громадные размеры, величественные статуи, подчеркнутая торжественность и монументальность — все это свидетельствует о том, что подземный храм Аменемхета III являлся центром общегосударственного культа фараона.

Аменемхет III, фараон XII династии, правил в 1849–1801 гг. до н. э. С его именем связана эпоха умиротворения и процветания Египта. Впервые после долгих лет войн и внутренних неурядиц в стране наступил мир, строились значительные общественные сооружения, новые плотины и каналы, призванные повысить плодородие почв. «Он сделал сильными обе земли, — восхваляли Аменемхета III придворные хронисты. — Он — жизнь, несущая прохладу. Сокровища, им розданные, — это пища для тех, кто идет за ним. Он — пища, а рот его — изобилие». По стечению обстоятельств Питри открыл не только заупокойный храм Аменемхета III. Он обнаружил и гробницу самого фараона.

Когда в 1889 году Питри приступил к исследованию огромной горы из щебня, одиноко высившейся неподалеку от деревни Хавара, он еще не предполагал, с чем ему предстоит столкнуться. Как оказалось, это была сильно разрушенная пирамида, давным-давно лишившаяся известняковой облицовки — и за долгие столетия превратившаяся буквально в труху. Питри долго и безуспешно пытался отыскать вход в нее. Не отыскав и следов входа, он приказал рабочим пробивать туннель прямо через пирамиду. На это ушло несколько недель, и наконец упорство Питри было вознаграждено: перед ним открылся лаз в камеру, которую он сперва принял за погребальную. На самом деле это было помещение, находившееся над усыпальницей фараона. Сама же усыпальница оказалась затопленной затхлой водой. Спустившись на веревке в темную сырую гробницу, Питри с разочарованием обнаруживает, что она давно ограблена: стоящие здесь два саркофага взломаны и опустошены. Рядом с ними стоял драгоценный жертвенный алтарь из алебастра, который в итоге вознаградил Питри за все его старания.

Роясь в зловонной жиже, Питри извлек на свет остатки погребальной утвари, в том числе — сосуд из алебастра, на котором было начертано имя «Аменемхет». В соседней камере Питри нашел бесчисленное множество жертвоприношений. Все они были посвящены царевне Пта-Нофру, дочери Аменемхета III.

Питри принадлежал к числу тех археологов, которым не страшны никакие препятствия, он был человеком непреклонной воли, редкой выдержки и настойчивости. Поэтому он решил тщательно исследовать все хитросплетения подземных ходов гробницы, пытаясь понять, каким же образом сюда смогли проникнуть грабители.

Многодневные лазания по переходам, заполненным тысячелетним илом и битым щебнем, позволили Питри прийти к совершенно исключительным выводам: для того чтобы «наудачу» преодолеть всю эту систему ложных ходов, замуровок, тупиков и ловко замаскированных входов (даже вход в гробницу располагался не там, где это было принято у египтян), грабителям потребовалось бы несколько лет! Или им все-таки кто-то помог? В египетских текстах сохранились на этот счет туманные намеки. Очевидно, что кто-то из жрецов, стражников или чиновников участвовал в ограблении, подсказывая кратчайший путь к погребальной камере. И вероятно, этим промыслом занималась целая прослойка коррумпированных представителей светской и духовной власти.

С именем Питри связано археологическое изучение более чем тридцати пирамид. Пять из них он вскрыл и установил их принадлежность, а в одной обнаружил целый клад. Но главное — он получил сведения, позволившие объяснить технику и организацию строительства пирамид.

Близ деревни Иллахун Питри вскрыл пирамиду фараона Сенусерта II (XIX в. до н. э.). Эта пирамида была сооружена на 12-метровом каменном фундаменте и имела опорные стены из известняка и кирпича из нильского ила. Пирамида Сенусерта оказалась самьш хитрым сооружением во всем Египте. По замыслу ее строителей, каждая попытка проникнуть внутрь пирамиды должна была потерпеть неудачу из-за запуганного лабиринта, состоящего из многочисленных подземных переходов. Тем не менее и она оказалась ограбленной (снова коррупция?), и гранитный саркофаг Сенусерта II, «красивейший из всех, которые относятся к Среднему царству», был пуст. Рядом с ним археологи нашли лишь жертвенную чашу из известняка.

В 1890 году Питри отправился к «фальшивой пирамиде» в Медуме, где в свое время Масперо нашел каменный саркофаг. В ее окрестностях он открыл развалины маленького храма. Имя владельца «фальшивой пирамиды» Питри не смог определить даже по косвенным признакам. Ныне считается, что ее начал строить последний царь III династии, Хуни, а закончил отец и предшественник Хуфу — Снофру. Позднее вместе с Э. Маккеем Питри открыл две пирамиды времен Среднего царства в Мазгуне, близ Дашура; возможно, что они принадлежали царю Аменемхету II и царице Себекнефрура — последним правителям XII династии.

Питри занимался раскопками в Египте вплоть до 1926 года, не останавливаясь на чем-то одном. Он, по его собственным словам, «просеял весь Египет», совершив при этом путешествие в глубь трех тысячелетий.

Питри первым стал вести систематические раскопки в древней столице Египта Танисе, находившейся в дельте Нила. Здесь он впервые начал датировать находимые объекты на основе того, в каком археологическом слое были сделаны находки. Среди развалин Таниса Питри обнаружил храм бога Сета. Здесь же, в дельте Нила, близ деревни Эль-Нигруши, он открыл греческое поселение Навкратис, относящееся к концу VII века до н. э. Первым из египтологов Питри обнаружил в Египте предметы, относящиеся к греко-микенской культуре, открытой Шлиманом, что подтверждало наличие связей между Грецией и Египтом еще в XV веке до н. э. Его работа помогла установить хронологические рамки зарождения крито-микенской культуры.

Около Кантары на Суэцком канале (некогда там проходила большая военная дорога из Египта в Сирию) Питри раскопал военный лагерь фараона Псамметиха I. На территории первой египетской столицы, Мемфиса, он нашел второго по величине египетского сфинкса. Питри сделал целый ряд важных открытий в Фаюме, Тель-эль-Амарне, Абидосе. Именно в ходе раскопок, проведенных им, были обнаружены предметы так называемой додинастической эпохи Египта.

Итоги своей деятельности Питри изложил в книге «70 лет в археологии». Всего же его научное наследие насчитывает 90 томов — более тысячи книг, статей и рецензий. Некоторые из них — «Пирамиды и храмы Гизе» (1883), «Десять лет раскопок в Египте, 1881–1891» (1892), трехтомная «История Египта» (1894–1895) читаются с большим интересом и в наши дни.

ГОРОД ФАРАОНА-ЕРЕТИКА

В 1887 году женщина из маленькой деревни Телль-эль-Амарна, расположенной на Среднем Ниле, примерно в двух километрах от восточного берега, случайно нашла несколько глиняных табличек с непонятными знаками. За них можно было выручить несколько медяков, а чтобы выручка была больше, женщина разломала таблички на несколько частей, продав их поодиночке. Торговец древностями, купивший обломки табличек, сразу понял, что в его руки попал какой-то древний текст, и предложил таблички нескольким музеям Европы. К этому времени бум на египетские древности Уже прошел — прежде всего из-за того, что наряду с подлинными предметами старины Европу наводнили более или менее ловкие подделки. Поэтому Ученые довольно скептически отнеслись к предложенным им табличкам, тем более что текст на них оказался написанным на вавилонском языке. А откуда вавилонский язык в Египте?

В общем, таблички из Телль-эль-Амарны оказались никому не интересны, и их обломки постепенно разошлись по рукам туристов-любителей либо осели в лавках торговцев древностями как заведомый неликвид. Лишь несколько фрагментов попало в один из берлинских музеев.

Берлин конца XIX — начала XX века был крупнейшим в мире центром ассириологии. Здешние специалисты быстро установили подлинность амарнских табличек, и вскоре из Берлина последовало указание германским агентам в Египте скупать все таблички подобного рода. Разрозненные фрагменты амарнских текстов искали и по всему миру. Когда наконец остатки архива были собраны и было установлено местонахождение недостающих частей (некоторые из них попали даже в США), ассириологи приступили к изучению «писем из Амарны».

Это был архив фараонов XVIII династии Аменхотепа III и его сына и преемника Аменхотепа IV (Эхнатона), правивших в XIV веке до н. э. Он содержал их переписку с царями Хеттии, Месопотамии и других областей Передней Азии. Перед потрясенным научным миром открывались новые, совершенно неизвестные дотоле страницы истории!

Несомненно, что холмы Телль-эль-Амарны должны скрывать и другие подобные таблички. А может быть, там будут и еще более интересные находки!

В 1891 году разведывательные раскопки в Амарне начал знаменитый английский археолог Уильям Флиндерс Питри. Работы продолжались два сезона, после чего Питри прекратил исследования — никаких сколько-нибудь значительных открытий ему сделать не удалось. И лишь 16 лет спустя, в 1907 году, в Амарну приехала экспедиция Германского восточного общества, которой руководил Людвиг Борхардт (1863–1938) — выдающийся немецкий археолог, ученик известного египтолога Адольфа Эрмана. Борхардт хорошо разбирался в египетских древностях, архитектуре и изобразительном искусстве, был отличным организатором и умелым руководителем. Раскопки Телль-эль-Амарны, планомерно проводившиеся им на протяжении семи лет, можно считать образцовыми. После Первой мировой войны работы в Амарне продолжила экспедиция английского Фонда исследования Египта.

Так постепенно, сантиметр за сантиметром, из земли стали подниматься руины Ахетатона — столицы фараона Аменхотепа IV, «солнечного города», который в надписи на одной из гробниц прославлялся как «могущественный город лучезарного Атона, великий в своем очаровании… полный богатств, с жертвенником Атона в центре его».

История Ахетатона была очень короткой и укладывается в рамки правления Аменхотепа IV. На двенадцатом году своего царствования этот фараон неожиданно порвал с древней религией Египта — традиционным многобожием и учредил культ солнечного диска — Атона. Культ всех прочих богов был отменен, их храмы закрыты, храмовое имущество конфисковано.

фараон закрыл жреческие школы, объявил жрецов лживыми учителями, не ^читавшими истинного бога, провозгласил все культы старых богов незаконными. Он запретил даже изображать каких-либо богов, в том числе и дюна, ибо, по его мнению, истинный бог не имеет формы.

По приказу царя была предпринята попытка уничтожить в египетских надписях не только имена богов, но и само понятие «бог». Это слово замени словом «властитель», а знак бога — знаком, обозначавшим фараона. Тем самым Солнце-Атон мыслилось не как бог, а как небесный царь. Его олицетворением на земле отныне становился фараон. В честь Атона Аменхотеп IV принял на себя новое имя: Эхнатон — «Угодный Атону». Он покинел древнюю столицу Фивы и построил в Амарне новую резиденцию, которую назвал в честь бога Атона «Ахетатон» — «Горизонт Атона».

По поводу религиозной реформы Эхнатона в XX столетии было сломано немало копий. Некоторые, наиболее экзальтированные исследователи даже видели в Эхнатоне «ниспровергателя веры в бога» и пытались отыскать «мировоззренческие причины» этой реформы. Действительно, попытка царя объявить себя богом и отменить культ всех других богов выглядит для Египта странноватой, но разве мы не встречаем множество примеров подобного рода в истории других цивилизаций? Ведь даже в Римской империи император обожествлялся. Что же касается «мировоззренческих причин», то о них весьма красноречиво говорят найденные при раскопках Амарны натуралистически исполненные изображения фараона. Они подчеркивают многочисленные физические недостатки, которыми страдал Эхнатон: худые руки, вялые щеки, полные бедра. Некоторые специалисты считают, что эти изображения являются ясным свидетельством того, что фараон страдал редкой болезнью, которая отразилась на его умственных способностях. Вероятно, этой же болезнью объясняется неслыханная свирепость Эхнатона, который был одним из самых жестоких египетских владык, творившим «силу против не знающего учения его» и «обрекающим мраку» своих противников.

А противников у фараона-реформатора было немало, и их число неуклонно возрастало. Подавляющее число населения не приняло новой религии. Против него восстало фиванское жречество. Конец Эхнатона неясен: известно только, что он умер раньше отпущенного ему срока — то ли он был свергнут с престола, то ли отравлен. Точно известно лишь, что сразу же после своей преждевременной смерти он был проклят и вошел в позднейшие египетские тексты под именем «враг из Ахетатона». Его зять и наследник фараон Сменхкара правил всего три года. После его смерти религиозные реформы были окончательно свернуты, жители покинули «Город солнца». Ахетатон был проклят и объявлен обиталищем демонов, громадные памятники, сооруженные в честь Атона, разрушены и разбиты. Никто никогда здесь больше не селился, а руины города использовались в последующие годы в качестве каменоломни. Постепенно остатки Ахетатона были погребены под песком.

Сегодня большая часть огромной резиденции Эхнатона раскопана и облик города можно представить себе в общих чертах: это широкие главные улицы с домами знати и богачей и узкие переулки с лачугами солдат и ремесленников в тех кварталах города, которые можно считать первыми в мире гетто для бедняков. Известен также громадный район, где обитало «солнечное» жречество, с роскошными улицами для процессий, с молельнями, украшенными колоннами, скульптурами, рельефами и символами солнца. Район храма Атона, располагавшийся в центре города, занимал в длину 730 и в ширину 275 м.

В близлежащих горах археологи обнаружили 24 каменные усыпальницы. Многие из них остались недостроенными. Эти усыпальницы благодаря своим прекрасным рельефам, фрескам и надписям дают нам возможность получить представление об Эхнатоне и его времени. Амарнский период был кратким, но чрезвычайно ярким этапом древнеегипетской истории и имел важные последствия для всех сфер египетской культуры. В этот период появилось множество сочинений светской литературы на новоегипетском языке, и среди них — любовная лирика, «песни услаждения сердца». Для искусства периода Амарны характерны яркий реализм, светскость, что особенно отчетливо проявилось в целой галерее скульптурных шедевров — " портретов Эхнатона и членов его семьи, созданных в совершенно новой, свободной манере. Самый известный из них — знаменитый бюст царицы Нефертити, жены Эхнатона, созданный в мастерской неизвестного скульптора из Амарны.

Сегодня известны по крайней мере четыре портрета Нефертити. Наибольшую популярность снискала голова царицы из белого раскрашенного известняка в синей тиаре, обвитой пестрой лентой (ныне хранится в Берлинском музее). Нет ни одной работы по древнеегипетскому искусству, где бы она ни воспроизводилась. Она давно стала одним из символов Египта, частью массовой культуры, адресованной прежде всего приезжающим в Египет многочисленным туристам. Этот портрет является одним из самых замечательных женских образов в мировом искусстве. Никого не могут оставить равнодушными тонкость и женственность черт лица, глубина и ясность переживаний, сияющие в прекрасных глазах, приоткрытые нежные губы, величавая осанка и царственность облика.

В Телль-Амарне археологами были обнаружены мастерские скульпторов, создававших портреты по гипсовым маскам, снятым с живых и мертвых людей. Среди них — мастерская «начальника скульпторов» Тутмоса, в которой оказался еще один портрет Нефертити — судя по всему, незаконченный. Очевидно, скульптор работал с натуры. Сегодня эта небольшая (33 см в высоту) головка царицы Нефертити, сделанная из песчаника, хранится в Каире, в Египетском музее. На царице головной убор, низко надвинутый на лоб и двумя закругленными концами плотно закрывающий уши. Нежный овал лица, удлиненные глаза и красиво очерченные губы полны бесконечного очарования. Мастер прекрасно передал обаяние Нефертити, тонкость и одухотворенность ее облика.

Судя по дошедшим до нас текстам, Нефертити была одной из выдающихся женщин Египта. Но судьба ее до сих пор остается загадкой. Что стало с лей после смерти Эхнатона — неизвестно. Не найдены ни ее гробница, ни мумия. Даже имя ее было выскоблено на всех памятниках. Точно так же поступили египтяне и с Эхнатоном: сразу после смерти фараона было запрещено даже произносить его имя. В списке фараонов в храме в Абидосе, составленном два века спустя, имя Аменхотепа IV — Эхнатона не значится. Время его правления просто вычеркнули из анналов истории. Поступили ли так же и с его трупом?

В 1907 году, когда экспедиция Борхардта лишь приступала к раскопкам в Амарне, другая экспедиция, которой руководил американец Теодор Дэвис, обнаружила в Долине царей, таинственную гробницу. Вход в нее был замаскирован и выглядел, как обычная расселина в скале. Начав ее расчищать, археологи увидели грубо высеченные каменные ступеньки, которые вели вниз. Там, где они кончались, брал начало лабиринт подземных ходов, заваленных землей и камнями. Постепенно разбирая их, археологи все глубже и глубже продвигались в толщу горы. Неожиданно перед ними предстала стена, сложенная из огромных каменных блоков. Пришлось разбирать и эту стену. За ней открылся узкий проход, заваленный камнями.

Среди этих камней Теодор Дэвис обнаружил стенку роскошного деревянного гроба. По мере дальнейшей работы археолог все более и более утверждался во мнении, что некогда здесь в большой спешке вскрывали гробницу, а потом замуровывали вновь.

Устранив последние препятствия, археологи добрались до погребальной камеры. Здесь находились остальные части гроба. Он был сделан из кедрового дерева и покрыт золотом, все части гроба скреплялись золотыми гвоздями. На стенке гроба была вырезана надпись: «Он сделал это для своей матери».

Несомненно, что этот гроб был извлечен из саркофага, принадлежащего некоему знатному лицу. Надпись на стенке гроба и другие тексты, найденные в гробнице, в совокупности показали, что речь идет о царице Тейе — матери Эхнатона. Она была не египтянкой, а происходила из какого-то другого азиатского народа. Может быть, подобное происхождение и объясняет странные, с точки зрения египтян, религиозные воззрения Эхнатона.

Кроме разбитого гроба, стоявшего когда-то в саркофаге, в погребальной камере археологи нашли дорогую посуду из алебастра и фаянса, сосуды для косметики, цветные чаши и т. п. Саркофага не было. Судя по тому, что большинство драгоценных предметов осталось на месте, в гробнице побывали не грабители. Здесь произошло что-то другое.

Начав внимательно осматривать камеру, археологи обнаружили в ее задней части небольшую нишу, в которой находился сделанный в форме человеческого тела гроб. Его крышка сдвинулась с места, открыв голову мумии. На одной из глазничных впадин лежал амулет в виде золотого орла: по-видимому он свалился туда с груди мумии, когда крышка соскользнула с гроба. На верхней части крышки сохранились иероглифы: «Прекрасный властелин единственный избранник Ра, царь Верхнего и Нижнего Египта, живущий в правде, господин обоих царств… Прекрасное дитя здравствующего Атона, имя которого будет жить всегда и вечно». Неужели это Эхнатон?

Тело загадочного покойника было обернуто тонкими золотыми пластинками и забальзамировано. Однако сырой климат гробницы сделал. свое дело: за несколько тысячелетий влага в конце концов справилась с бальзамом, и извлеченная на поверхность мумия оказалась в чрезвычайно плохом состоянии. Лишь после многих месяцев кропотливой работы ученые сумели получить первые представления о возрасте и конституции тела покойного.

Состояние, в котором оказалась мумия — сорванная крышка гроба, распеленатая часть головы, говорит о том, что после погребения в гробницу кто-то наведался. Цель у этих людей была одна: уничтожить некое ненавистное имя. Из золотых пластинок, которые крест-накрест лежали на груди покойника, были вырезаны иероглифы выгравированного на них когда-то имени. На четырех кувшинах из алебастра — канопах, в которых хранились извлеченные при бальзамировании внутренности, были видны следы какой-то надписи, но она старательно стёрта. И лишь на четырех кирпичах, служивших опорами гроба, сохранилось имя фараона Аменхотепа IV — Эхнатона…

Убедительная находка? Как оказалось, нет. Исследования самой мумии показали, что она не может быть телом Эхнатона. Этот фараон, хотя и умер молодым, все же был старше того человека, чья мумия найдена в этой гробнице. Тем не менее гроб, скорее всего, являлся гробом Эхнатона. Возможно, что фараон был похоронен в нем со всеми почестями. Но несколькими годами позже его останки заменили на мумию его зятя — фараона Сменхкара. Что случилось с вытащенной из гроба мумией Эхнатона, неизвестно — скорее всего, ее просто уничтожили. Неясно также, куда делся саркофаг с мумией матери Эхнатона — царицы Тейе. Несомненно, что его вынесли из погребальной камеры — но куда и зачем? Может быть, ее останки где-то перезахоронили? Может быть, она лежит вместе со своим сыном — Эхна-тоном? Или ее прах также уничтожили? Как бы то ни было, остатки царской мумии, обнаруженные Теодором Дэвисом, породили уйму вопросов, на которые специалисты и по сей день не нашли еще окончательного ответа.

ГОВАРД КАРТЕР НАХОДИТ ГРОБНИЦУ ТУТАНХАМОНА

Фараон Тутанхамон, преемник Эхнатона (Аменхотепа IV), был весьма незначительным правителем и не прославился в истории абсолютно ничем. Известно только, что он был женат на младшей дочери Эхнатона, царевне Анхесенамон, и умер очень молодым (есть версия, что Тутанхамон был родным сыном Эхнатона). И если бы не памятники из его гробницы, имя Тутанхамона упоминалось бы только в узком кругу ученых-египтологов. Но в ноябре 1922 года состоялось одно из крупнейших археологических открытий XX века — в «Долине царей» впервые была обнаружена неразграбленная царская гробница, содержавшая полный погребальный комплекс уникальных по сохранности и художественной ценности предметов.

Честь открытия гробницы Тутанхамона принадлежит английскому археологу Говарду Картеру и лорду Карнарвону, финансировавшему экспедицию. Богатый, независимый человек, спортсмен, собиратель произведений искусства и путешественник, совершивший кругосветное плавание на паруснике, лорд Карнарвон еще юношей увлекся древностями. Он был завсегдатаем антикварных магазинов, коллекционировал старые гравюры и рисунки. В археологии он увидел возможность сочетать две обуревавшие его страсти — к спорту и собирательству, и с 1906 года Карнарвон сначала самостоятельно, а затем в сотрудничестве с археологом-профессионалом Говардом Картером вел раскопки в Долине царей. Так в результате целеустремленных многолетних археологических поисков состоялось великое открытие.

Еще в начале XX века экспедиция американца Теодора Дэвиса обнаружила в Долине царей, в тайнике под скалой, фаянсовый кубок, на котором значилось имя Тутанхамона. Неподалеку в углублении скалы нашли запечатанные глиняные сосуды, в которых находились головные повязки плакальщиков и другие предметы, также с именем Тутанхамона, а в обнаруженной Дэвисом шахте-могиле отыскалась деревянная шкатулка. На обломках золотой пластинки, лежавшей в шкатулке, тоже значилось имя Тутанхамона.

Дэвис заключил, что открытая им могила-шахта и является местом погребения этого фараона. Но Говард Картер был убежден в другом: все эти предметы использовались во время погребения фараона, а после завершения обряда были собраны, уложены в сосуды и спрятаны недалеко от гробницы. Следовательно, захоронение Тутанхамона находится где-то поблизости!

В феврале 1915 года Картер и Карнарвон начали ее планомерные поиски. Это был довольно смелый шаг: Долина царей к тому времени считалась Хорошо изученной, здесь побывали десятки экспедиций, и весь ученый мир бьш убежден, что время великих открытий в Долине царей миновало. Тем Не менее Картер и Карнарвон были твердо убеждены в успехе. «Рискуя быть обвиненным в том, что я проявляю прозорливость задним числом, я тем не менее считаю себя обязанным заявить, что мы твердо надеялись найти совершенно определенную гробницу, а именно: гробницу фараона Тутанхамона», — писал впоследствии Картер.

Тщательно, метр за метром, его сотрудники обследовали Долину царей. В ходе этих поисков ими было сделано много интересных открытий: найдены неиспользованная гробница царицы Хатшепсут, сооруженная еще во время правления ее мужа, Тутмоса II, в которой стоял незаконченный саркофаг из кристаллического песчаника; тайник с предметами, принадлежащими фараонам Рамсесу II и Мернептаху; вещи жены фараона Тутмоса III — Меритра-Хатшепсут. Всю территорию, на которой могла находиться гробница Тутанхамона, расчистили от грунта. Необследованным оказался лишь небольшой клочок земли, на котором стояли лачуги, где жили рабочие некрополя.

«Сезон проходил за сезоном, не принося результатов, — вспоминал Говард Картер. — Мы вели раскопки месяцами, трудились с предельным напряжением и не находили ничего. Только археологу знакомо это чувство безнадежной подавленности. Мы уже начали смиряться со своим поражением и готовились оставить Долину, чтобы попытать счастья в другом месте».

В тот день, когда археологи приступили к сносу хижин рабочих и раскопкам последнего нерасчищенного участка территории, было сделано открытие. 3 ноября 1922 года под первой же сломанной хижиной была обнаружена высеченная в скале ступенька. Когда лестницу расчистили, на уровне двенадцатой ступеньки показался дверной проем, замурованный и запечатанный печатью. Археологи стояли на пороге тайны…

«Внезапность этой находки так ошеломила меня, а последующие месяцы были так наполнены событиями, что я едва нашел время собраться с мыслями и все это обдумать», — писал Картер. Он осмотрел печать: это была печать царского некрополя с изображением шакала и девяти пленных. Следовательно, там, в гробнице, покоился прах какой-то высокопоставленной особы. Дрожа от нетерпения, Картер пробил в двери отверстие такого размера, чтобы туда можно было просунуть электрическую лампочку, и обнаружил, что весь проход по ту сторону двери завален камнями и щебнем. Это доказывало, что гробницу пытались максимально обезопасить от непрошеных гостей.

Утром 6 ноября Картер отправил Карнарвону телеграмму: «Наконец удалось сделать замечательное открытие в Долине. Великолепная гробница с нетронутыми печатями. До Вашего приезда все снова засыпано. Поздравляю».

Более двух недель провел Картер в томительном ожидании. 23 ноября лорд Карнарвон вместе со своей дочерью леди Эвелин прибыл в Луксор.

24 ноября дверь была полностью расчищена. В ее нижней части был обнаружен оттиск печати с ясно читаемым именем Тутанхамона. Сомнений не оставалось — это была гробница фараона.

Но радость открытия соединялась с большой тревогой: обнаружилось, что часть замурованного входа в гробницу оказалась дважды последовательно вскрытой, а затем вновь заделанной. Следовательно, грабители побывали в гробнице. Но успели ли они ее разорить? — вот что теперь волновало исследователей.

«Так как теперь была видна вся дверь, мы сумели увидеть то, что до этого было скрыто от наших взоров, а именно: часть замурованного прохода дважды вскрывали и вновь заделывали; ранее найденные нами печати — шакал и девять пленников — были приложены к той части стены, которую открывали, печати же Тутанхамона, которыми и была первоначально запечатана гробница, находились на другой, нижней части стены. Таким образом, гробница вовсе не была, как мы надеялись, совершенно нетронутой. Грабители побывали в ней, и даже не раз», — пишет Картер. Но то обстоятельство, что гробница была вновь запечатана, говорило о том, что грабителям не удалось очистить ее полностью.

Расчистив галерею, археологи натолкнулись на вторую дверь, тоже опечатанную. Наступил решительный момент.

«Дрожащими руками, — вспоминает Картер, — я проделал небольшое отверстие в левом верхнем углу замурованной стены. Темнота и пустота, в которую щуп свободно уходил на всю длину, говорили о том, что за этой стеной уже не было завала, как в только что очищенной нами галерее. Опасаясь скопления газа, мы сначала зажгли свечу. Затем, расширив немного отверстие, я просунул в него свечу и заглянул внутрь. Лорд Карнарвон, леди Эвелин и Коллендер (египтолог, участник экспедиции. — Авт.), стоя позади меня, с тревогой ожидали приговора.

Сначала я ничего не увидел. Теплый воздух устремился из комнаты наружу, и пламя свечи замигало. Но постепенно, когда глаза освоились с полумраком, детали комнаты начали медленно выплывать из темноты. Здесь были стройные фигуры зверей, статуи и золото — всюду мерцало золото! На какой-то миг — этот миг показался, наверное, вечностью тем, кто стоял позади меня, — я буквально опешил от изумления.

Не в силах более сдерживаться, лорд Карнарвон с волнением спросил меня: «Вы что-нибудь видите?». Единственно, что я мог ему ответить, было: «Да, чудесные вещи». Затем, расширив отверстие настолько, чтобы в него можно было заглянуть вдвоем, мы просунули внутрь электрический фонарь».

При свете фонаря из темноты возникли фантастические животные с горящими глазами, матово поблескивающие большие статуи, массивный золотой трон, алебастровые и золотые сосуды… Головы диковинных зверей отбрасывали на стены чудовищные тени. Словно часовые, стояли одна против другой две статуи из черного дерева, в широких золотых передниках, в Злотых сандалиях, с палицами и жезлами. Их лбы обвивали золотые изображения священных змей. В темноте сияли инкрустированные белой пастой и алебастром глаза.

«Можно не сомневаться, что за всю историю археологических раскопок никому до сих пор не удавалось увидеть что-либо более великолепное, чем то, что вырвал из мрака наш фонарь», — сказал Картер, когда первое волнение улеглось.

Его слова подтвердились, когда 17 ноября археологи открыли дверь и луч света от сильной электрической лампы заплясал на золотых носилках, на массивном золотом троне, на статуях и алебастровых вазах… На пороге лежала гирлянда цветов — последняя дань усопшему.

Словно завороженные стояли Карнарвон и Картер, глядя на всю эту мертвую роскошь и на сохранившиеся на протяжении стольких тысячелетий следы жизни. Прошло немало времени, прежде чем они очнулись и убедились, что в этом помещении не было ни саркофага, ни мумии…

Обойдя шаг за шагом всю комнату, археологи обнаружили между статуями часовых еще одну, третью, запечатанную дверь. «В мыслях нам уже представилась целая анфилада комнат, похожих на ту, в которой мы находились, тоже наполненных сокровищами, и у нас захватило дух», — вспоминал Картер.

27 ноября археологи обследовали дверь и убедились в том, что рядом с ней, прямо на уровне пола, находится ход, тоже запечатанный, но позднее, чем сама дверь. Значит, и здесь успели побывать грабители? Но что могло скрываться за этой дверью? И почему грабители попытались проникнуть за третью дверь, не обратив никакого внимания на те богатства, которые находились перед ними? Какое же неслыханное сокровище они искали, если спокойно прошли мимо кучи золотых вещей, лежавших в первом помещении?

Картер и Карнарвон уже понимали, что за третьей дверью их ожидает нечто совершенно необычное. Но, несмотря на сжигавшее их нетерпение, они решили действовать методично и последовательно.

Всю осень и зиму археологи планомерно расчищали гробницу и вывозили из нее находки, сделанные в первой камере. Здесь оказалось около семисот различных предметов. От пристани на Ниле прямо к гробнице Тутанхамона была проложена узкоколейная железная дорога, по которой тяжелые ящики доставляли к специально зафрахтованному пароходу. Расстояние было небольшое — всего полтора километра, но, так как рельсов не хватало, пришлось прибегнуть к хитрости: когда вагонетка проходила некоторое расстояние, путь позади нее разбирали, а снятые рельсы укладывали впереди вагонетки. Так драгоценные находки проделали обратный путь спустя три тысячелетия после того, как они были торжественно доставлены с берега Нила в гробницу усопшего царя. Еще через семь дней они были в Каире.

В пятницу, 17 февраля 1923 года, в 2 часа дня в передней комнате гробницы собралось примерно двадцать человек — ученые и члены египетского правительства. Никто из них не подозревал, что именно суждено увидеть им через какие-нибудь два часа.

С величайшими предосторожностями Картер принялся разбирать замуровку, скрывающую вход во второе помещение. Работа была тяжелой и требовала много времени: кирпичи могли обрушиться и повредить то, что находится за дверью. Когда было проделано первое отверстие, «искушение сейчас же прервать работу и заглянуть в расширявшееся отверстие было так велико, что мне с трудом удавалось его побороть», — пишет Картер. Через десять минут он просунул в расширенное отверстие электрический фонарь.

То, что он увидел, было совершенно неожиданно, невероятно и непонятно: перед ним была… глухая стена! И только когда отверстие еще больше расширили, все присутствующие увидели, что это была стена из чистого золота…

То, что Картер первоначально принял за стену, на самом деле было всего лишь передней стенкой самого огромного и дорогого в мире саркофага.

Понадобилось два часа тяжелой работы для того, чтобы расширить отверстие настолько, чтобы в него можно было войти. Погребальная камера, как оказалось, находилась примерно на метр ниже, чем передняя комната. Картер вошел в нее первым. Перед ним возвышался покрытый листовым золотом саркофаг размерами 5,2x3,35x2,75 м, занимавший едва ли не все помещение. Только узкий проход шириной около 65 см, весь заставленный погребальными приношениями, отделял его от стены.

Расположенные с восточной стороны большие двустворчатые двери саркофага были хотя и закрыты на засов, но не запечатаны. Дрожащей рукой Картер отодвинул засов. Со скрипом раскрылись двери, и перед ним оказался еще один обитый золотом ящик. Как и первый, он был заперт. Но на этот раз печать была цела!

Это был поистине звездный час Картера и Карнарвона. Они обнаружили первое и пока единственное неразграбленное захоронение египетского фараона! Казалось, большего успеха невозможно было ожидать. Но тем не менее этот успех еще ждал их!

Дойдя до другого конца погребального покоя, они неожиданно обнаружили маленькую дверь, которая вела в третье помещение — сравнительно небольшую по размерам комнату. «Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что именно здесь находятся величайшие сокровища гробницы», — писал впоследствии Картер.

Посередине помещения возвышался покрытый золотом ларец. Его окружали изваяния четырех богинь-охранительниц. Их лица были настолько исполнены сострадания и скорби, что «уже одно созерцание их казалось чуть ли не кощунством».

Исследование этой величайшей в истории археологии находки растянулась на несколько лет. Зимой 1926–1927 гг. был вскрыт обитый золотом саркофаг. В нем находился второй, во втором — третий…

«Сдерживая волнение, приступил я к вскрытию третьего ящика, — писал Картер. — Я, наверное, никогда не забуду этот напряженнейший момент нашей кропотливой работы. Я разрезал веревку, удалил драгоценную Печать, отодвинул засов, открыл дверцы, и… перед нами оказался четвертый ящик. Он был точно такой же, как и остальные, но только еще роскошнее и красивее, чем третий. Впереди — снова неизвестность…

Что скрывалось за незапечатанными дверями этого ящика? В страшном волнении я отодвинул засов. Медленно открылись дверцы. Перед нами, заполняя собой чуть ли не весь ящик, стоял огромный, совершенно целый саркофаг из желтого кристаллического песчаника. Казалось, чьи-то милосердные руки только что опустили его крышку. Какое незабываемое, великолепное зрелище! Золотое сияние ящика еще больше усиливало впечатление. По четырем углам саркофага распростерли крылья богини, словно защищая и охраняя того, кто спал здесь вечным сном».

84 дня понадобилось для того, чтобы убрать два верхних ящика и освободить погребальную камеру. Наконец 3 февраля увидели царский саркофаг во всем его великолепии — высеченный из цельной желтой кварцитовой глыбы, 2,75 м длиной, 1,5 м шириной и 1,5 м высотой. Сверху он был прикрыт гранитной плитой.

В тот день, когда лебедки начали поднимать эту плиту, вес которой составлял около 1,5 тонны, в гробнице снова собралось множество народу. «Когда плита начала подниматься, наступила мертвая тишина. В первый момент всех охватило разочарование: ничего, кроме просмоленных полотняных бинтов. Но, когда бинты были размотаны, все увидели мертвого фараона»…

Так показалось на первый взгляд. Но на свет появилась не мумия фараона, а его скульптурный портрет из золота. Золото ослепительно сверкало, и вся скульптура выглядела так, как будто ее только что принесли из мастерской. В скрещенных руках фараон держал знаки царского достоинства: жезл и инкрустированную лазуритом и синей пастой плеть. Синие лазуритовые полосы блестели на головной повязке царя. Лицо было сделано из чистого золота, глаза из арагонита и обсидиана, брови и веки из стекла цвета лазурита. Это лицо напоминало в своей неподвижности маску, и в то же время оно было словно живое. Рядом лежал скромный венок — последнее «прости» любимому супругу от молодой вдовы…

Археологи сняли золотую крышку. Под ней оказалась вторая, изображавшая лежащего в богатом убранстве фараона в образе бога Осириса. То же самое увидели и тогда, когда вскрыли третий фоб. В ходе этой работы ее участники обратили внимание на то, что гробы были очень тяжелы. Причина этой поразительной тяжести вскоре стала ясна: третий фоб длиной в 1,85 м, как и два предыдущих, был сделан из чистого листового золота толщиной в три миллиметра. Трудно было даже приблизительно назвать стоимость этого сокровища.

Семь саркофагов, помещенных один в другой, вскрыли археологи, прежде чем добрались до восьмого, в котором лежала мумия фараона. Наступил последний решающий момент. Было вынуто несколько золотых гвоздиков, затем крышку гроба приподняли за золотые скобы. Перед археологами лежал Тутанхамон…

«Сложные и противоречивые чувства, овладевающие человеком в такие моменты, невозможно выразить словами», — вспоминал Картер. Он увидел благородное, с правильными чертами, полное спокойствия, нежное юношеское лицо с четко очерченными губами». Оказалось, что Тутанхамон был небольшого роста и хилого сложения; в момент смерти ему было около 18–19 лет.

Английский ученый П. Э. Ньюберри исследовал найденные в гробнице венки и гирлянды цветов и установил, какие цветы росли три тысячи триста лет назад на берегах Нила. Ему даже удалось определить, в какое время года был похоронен Тутанхамон: зная, когда цветет василек, когда созревает мандрагора — «яблоко любви» из «Песни песней» — и черноягодный паслен, он пришел к выводу, что Тутанхамон был похоронен не ранее середины марта и не позднее конца апреля.

Мумию украшало просто невероятное количество драгоценностей. Лицо покрывала маска из кованого золота с портретными чертами фараона. Под каждым слоем бинтов обнаруживались все новые и новые сокровища. Фараон был буквально усыпан с ног до головы золотом и драгоценными камнями!

Но еще большие сокровища были найдены в гробнице Тутанхамона. Здесь находились бесчисленные предметы материальной и духовной культуры древних египтян, и каждый из них мог послужить достаточным вознаграждением за зиму тяжелых археологических раскопок. Более того, египетское искусство целой эпохи было представлено здесь в таком многообразии и такими совершенными образцами, что Картеру было достаточно беглого взгляда, чтобы понять: тщательное изучение всех этих сокровищ «приведет к изменению, если не к полному перевороту во всех прежних воззрениях и теориях».

Найденные в гробнице мебель и посуда, ювелирные изделия, оружие, колесницы и модели кораблей — все поражает разнообразием формы и красотой.

Изумительна по своему совершенству золотая маска царя с инкрустацией из лазурита. Прекрасна герма — поколенная статуя Тутанхамона, сделанная из дерева, покрытая фунтом и раскрашенная. Невысокая корона, оставляющая открытыми раковины ушей, надвинута на лоб. Нежное лицо озарено сиянием больших черных глаз. Замечательна золотая статуэтка Тутанхамона, стоящего на черном леопарде. Сильный мускулистый зверь легко несет хрупкую фигурку царя. Сочетание черного дерева с золотом удивительно красиво.

Самым оригинальным портретом Тутанхамона является маленькая головка, сделанная из дерева, покрытая тонким слоем гипса и раскрашенная. Тутанхамон здесь изображен совсем юным. Подобно солнечному богу, фараон рождается из цветка лотоса. Капризный рот тронут болезненной улыбкой, большие раскосые глаза внимательно смотрят вдаль. Это один из самых поэтичных образов, созданных в египетском искусстве.

В гробнице Тутанхамона было обнаружено несколько моделей судов, сделанных из дерева. Эти длинные барки с носом и кормой, украшенными цветами лотоса, предназначались для переправы к «полям блаженных». Четыре барки такой же формы, но снабженные троном, должны были служить фараону во время ежесуточного следования за солнцем в его пути по небосводу. Из алебастра сделана барка, украшенная головами диких козлов. В центре ее возвышается легкий балдахин, покоящийся на колонках с двойными капителями в виде цветов лотоса и папируса.

Не менее важной находкой были три больших ложа. О существовании их было известно и ранее из росписей на стенах гробниц, но найти их, однако, до сих пор не удавалось. Это были удивительные сооружения — с возвышением не для головы, а для ног. На одном из них красовались изображения львиных голов, на втором — коровьих, на третьем можно было увидеть голову полукрокодила-полугиппопотама. На ложе были горой навалены драгоценности, оружие и одежда, а сверху лежал трон. Его спинка была так изумительно украшена, что Картер впоследствии утверждал: «Это самое красивое из всего, что до сих пор было найдено в Египте».

Роспись одного из ларцов изображает фараона на колеснице, охотящегося на львов. Эти сцены исполнены поразительного для египетского искусства динамизма: стремителен и неудержим бег царских коней…

А вот и сама парадная колесница царя. Она была слишком велика, чтобы ее можно было целиком внести в гробницу, и потому ее, как и три другие колесницы, распилили. В нижней части ее кузов украшен вырезанными из дерева головами уродливого бога Беса. Головы позолочены, во рту виден ярко-красный язык, темно-красные глаза обведены полосами из фиолетовой пасты. На голове бога тиара из нежно-голубых и темно-фиолетовых перьев. Снаружи колесница украшена рельефным орнаментом, состоящим из растительного узора и спиралей. На внутренней стороне колесницы помещено изображение фараона в образе сфинкса, наступающего на пленных ливийцев, негров и азиатов. Очень выразительны лицо пожилого ливийца со своеобразной, украшенной перьями прической, курчавая голова негра и суровый профиль сирийца. И столь же типичны изображенные на посохе фараона азиат из слоновой кости и неф из черного дерева, символизирующие северных и южных противников Египта.

На спинке кедрового кресла, покрытого ажурной резьбой, изображена эмблема вечности в виде застывшей на коленях фигуры с протянутыми в обе стороны руками. А вот — символы загробного мира: позолоченная голова священной коровы и змеиное божество. Вот позолоченные статуэтки богинь-охранительниц… Бог загробного мира Анубис в виде шакала, охраняющий вход в сокровищницу… Парадное оружие фараона — кинжалы, меч копья, украшенные золотом… Браслеты, перстни, нагрудные украшения…! И еще многие и многие художественные предметы, дающие яркое представление о верованиях и искусстве древних египтян: сундуки и ларцы, заполненные драгоценностями, бесчисленные опахала, ожерелья, амулеты, скарабеи — изображения священного жука.

Все эти бесценные сокровища хранятся теперь в Каирском музее.

«Единственным примечательным событием жизни Тутанхамона было то, что он умер и был похоронен», — сказал Говард Картер. Но даже если этого незначительного правителя похоронили с такой роскошью, то какие сокровища находились в гробницах великих фараонов Тутмоса III, Сети I, Рамсеса II? Можно не сомневаться, что в каждой из их погребальных камер было больше драгоценностей, чем во всей гробнице Тутанхамона. Но всем колоссальным богатствам суждено было попасть в руки грабителей.

НЕКРОПОЛЬ В САККАРА И ПИРАМИДА ДЖОСЕРА

В двадцати пяти километрах к югу от Каира тысячелетия назад находилась столица древнеегипетского государства — Мемфис. Сейчас это место носит название Митрахине. Мемфис был основан в конце IV тысячелетия до н. э. и стал первой столицей объединенного Египта. По преданию, город, располагавшийся на границе Верхнего и Нижнего Египта, основал царь Мени, объединитель страны.

Согласно сообщению древнегреческого историка Геродота, Мемфис был основан в большой излучине Нила, которая по велению Мени была осушена и ограждена плотиной. Здесь Мени повелел выстроить крепость со знаменитыми «белыми стенами» и большой храм бога Птаха. «Еще и поныне персы весьма заботятся об этой огражденной плотиной излучине Нила и каждый год укрепляют ее. Если река прорвет здесь плотину и разольется, то Мемфису угрожает опасность полного затопления», — писал Геродот.

Выгодное расположение в дельте Нила способствовало быстрому росту города. Мемфис стал не только столицей государства, но и центром его культуры. Здесь в связи с почитанием местного бога Птаха сложилось одно из важнейших религиозно-философских учений Египта. Мемфисские художники создали прекрасные памятники, оказавшие огромное влияние на Формирование египетского искусства. Кроме того, город был центром торговли, речным портом, здесь находились корабельные верфи, ремесленники занимались чеканкой по золоту, металлу, производством оружия и керамических изделий.

О городе больше всех позаботились правители Древнего царства. Они расширили его, ведя дворцовую застройку по направлению к нынешней Гизе. После падения Древнего царства Мемфис никогда больше не был постоянной резиденцией царей, однако его всегда почитали «подлинной» столицей Египта. Где бы ни жили египетские властители, забота о расширении и украшении Мемфиса считалась для них вопросом престижа, а иноземные завоеватели считали Египет покоренным лишь после того, как проводили ночь в стенах Мемфиса.

Наибольшего расцвета Мемфис достиг при Рамсесе II, который назначил своего сына Хаэмвеса верховным жрецом Птаха. Несмотря на то, что ассирийцы, а затем персы разграбили Мемфис, во времена Геродота это был еще оживленный город с кварталами и храмами, населенный греками, финикийцами, ливийцами, арамеями, евреями. В нем насчитывалось около миллиона жителей. Древнеримский географ Страбон, посетивший Мемфис на рубеже новой эры, писал, что этот город «всех других больше и наряднее». Плиний был восхищен его пальмовыми рощами.

Основание Александрии положило конец дальнейшему развитию Мемфиса, но он продолжал еще сохранять свое религиозное значение. Окончательный упадок города был вызван упразднением культа бога Птаха. Тяжелый урон был нанесен Мемфису во время религиозных распрей III и IV вв. н. э. Его храмы были опустошены, гигантские статуи богов и фараонов повалены, дворцы разграблены. Население толпами покидало его, знаменитый декрет императора Феодосия против язычников (393 г.) зачитывался здесь уже среди руин.

Когда в город вошли арабы, они обнаружили на месте Мемфиса только огромное количество строительного материала, которого им хватило на много столетий и который они использовали для строительства Каира. Арабский путешественник Абд аль-Лятиф в конце XII века еще застал развалины Мемфиса и восхищался ими («для их описания и самому красноречивому человеку не хватит слов»); но уже в XTV веке географ Абу-ль-Фида писал только об огромной площади, которую некогда занимал этот город. Потом разливы Нила стерли все следы существования древней египетской столицы.

Место, где стоял Мемфис, удалось найти лишь в начале ХГХ века. Первые заступы вонзили в его почву саперы наполеоновской экспедиционной армии, но ученые тогда еще не были вполне уверены в том, что его местонахождение определено правильно. Только более поздние раскопки многое прояснили.

Оказалось, что даже сообщения древних авторов не могли передать всего величия древнего Мемфиса. Особенно поразительными оказались его размеры: пешеходу требовалось четыре часа, чтобы пройти из одного конца города в другой. Город представлял собой бесконечную вереницу отдельных поселков, храмовых участков, дворцов с парками и огородами, военных ла-№рей и деревень, отделенных друг от друга полями и садами. Центр Мемфиса, очевидно, находился между нынешними деревнями Митрахине и 5едрашейн, где были обнаружены развалины кирпичных стен, оставшиеся, по всей вероятности, от знаменитой «белой стены», окружавшей крепость царя Мени.

Эти развалины, да одинокий сфинкс, высящийся среди моря песка, — вот вроде бы и все, что уцелело сегодня от некогда миллионного Мемфиса. Но это и не все. Потому что без Мемфиса не было бы того, что сегодня составляет славу Египта — знаменитых полей гробниц и пирамид, являвшихся усыпальницами мемфисских фараонов. И первый такой некрополь расположен на южной окраине Мемфиса, в Саккаре.

Равнина, на которой расположен мемфисский «Город мертвых», по площади практически равна древнему городу живых. В прошлом здесь был устроен некрополь Мемфиса, где покой умерших сторожил бог с телом человека и головой сокола; звали его Сокар. Сегодня центральная часть древнего кладбища в радиусе около 8 км принадлежит близлежащей деревне Саккара.

Некрополь в Саккара — самое интересное место в Египте. Это пустынное плато сегодня представляет собой море щебня и песка, изборожденное глубокими траншеями и усыпанное горами битых черепков. Это — следы раскопок, которые ведутся здесь уже более ста лет.

Над всем плато господствует гигантская ступенчатая пирамида Джосе-ра, первого фараона III династии (2780 г. до н. э.). Это первое на земле монументальное сооружение из камня. Здесь же находятся и другие царские гробницы, причем некоторые из них еще древнее ступенчатой пирамиды.

Самыми ранними считаются мастабы — гробницы I династии, раскопанные на севере Саккара профессором Уолтером Б. Эмери в 1935–1956 гг. Это крупные прямоугольные сооружения, сложенные из кирпича-сырца. Древние египтяне верили, что после смерти умерший будет жить в самой гробнице или возле нее, а потому гробницы были как бы моделями царских дворцов. В центре каждой такой мастабы расположена усыпальница, а вокруг нее — множество маленьких комнат, где хранилась пища для загробной жизни покойника. Усопшего монарха сопровождали в мир иной рабы и Дворцовые слуги. Во всяком случае У. Б. Эмери обнаружил вокруг отдельных гробниц множество скромных погребений, в каждом из которых лежали скелеты умерщвленных людей. Этот варварский обычай вскоре исчез, потому что уже в последующий период вместо слуг начали хоронить маленькие статуэтки «ушебти» (ответчики), которые заменяли настоящих слуг.

В Саккара было обнаружено немало гробниц I династии. На некоторых хранились имена фараонов Гораха, Джера, Уаджи, Удему и Ка-а. Впрочем, Флиндерс Петри обнаружил гробницы с именами этих же фараонов в Верхнем Египте, в Абидосе, поэтому до сих пор неизвестно, где же в действительности они погребены — в Абидосе или в Саккара. Известно, что в тот период фараоны обычно имели по две гробницы — одну на севере, другую на юге, что символизировало их двойную власть над Нижним и Верхним Египтом. Профессор У. Б. Эмери полагал, что по-настоящему фараонов Первой династии хоронили в Саккара, а в Абидосе оставались только их кенотафы — ложные погребения.

Все эти усыпальницы еще в древности были разграблены, как и большинство египетских погребений. Археологам удалось отыскать в них лишь каменные сосуды, остатки погребальной утвари, фрагменты позолоты, покрывавшей некогда стены центральных комнат. Глиняные стены мастаб хранят следы высокой температуры: вероятно, когда-то здесь бушевали пожары. Кто мог выжечь гробницы усопших фараонов? Либо их враги, либо те, кто хотел изгнать таким образом дух умершего и воспользоваться его усыпальницей для своего собственного погребения. В Древнем Египте это делалось довольно часто.

От гробниц фараонов II династии, расположенных к юго-западу от пирамиды Джосера, уцелели только подземные покои. Наземные сооружения были полностью разрушены, по-видимому, фараоном Унасом, когда он строил свой погребальный храм. Цементные печати, найденные в подземных галереях, сохранили имена двух фараонов II династии — Нинофера и Ранеба. Однако от мумий и погребальной утвари не осталось ничего. Вместо этого много позднее подземные галереи были заполнены сотнями других мумий: за три тысячи лет, пока в некрополе продолжали хоронить умерших, разграбленные древние гробницы неоднократно использовались для новых погребений.

К началу правления Джосера, первого фараона III династии, относится поистине революционный переворот в древнеегипетском строительстве: изобретение каменной кладки. Согласно традиции, честь этого великого открытия принадлежит Имхотепу, главному архитектору фараона Джосера. Впоследствии египтяне обожествили Имхотепа, а когда в Египет пришли греки, они отождествили Имхотепа со своим богом медицины Асклепием (Эскулапом). Как бы то ни было, именно пирамида Джосера считается на сегодняшний день самым древним каменным сооружением на Земле. Здесь мы подходим к самым истокам архитектуры — ведь это была первая попытка человека создать монументальное сооружение из камня!

Прообразом пирамиды Джосера стали огромные мастабы фараонов I династии, построенные из кирпича-сырца. Арабское слово «мастаба» буквально означает «скамья». Называются они так потому, что весьма напоминают глинобитные скамьи, какие можно часто видеть перед домами египетских крестьян. Позднее этот тип гробниц уступил место другому, в котором усыпальница и прилегающие покои вырубались уже в самой скале под землей и сообщались с поверхностью через глубокую шахту. Наземная часть гробницы представляла собой прямоугольное сооружение из кирпича-сырца, а впоследствии из камня.

Ступенчатая пирамида Джосера сначала тоже представляла собой обыкновенную каменную мастабу. В своем развитии она прошла пять стадий.

Сначала архитектор фараона выстроил большую мастабу, сходную с аналогичной гробницей, воздвигнутой для Джосера в Бет-Халлафе, в Верхнем Египте. Но если та мастаба была сооружена из необожженного кирпича, то мастабу в Саккара сделали уже из каменных блоков. За время правления Джосера ее расширили во все четыре стороны. Затем архитектор еще раз изменил свои планы и сделал гробницу продолговатой. Но, по-видимому, это не удовлетворило его господина или его самого, поэтому он в четвертый раз расширил постройку, а затем сделал нечто такое, чего не делал еще ни один строитель гробниц: на верхней площадке Имхотеп построил еще три мастабы, каждая из которых была меньше предыдущей. Так родилась первая ступенчатая пирамида, мать всех египетских пирамид.

Восхищенный фараон Джосер решил сделать свою гробницу еще больше. Он приказал расширить ее основание до размеров 124x117 м. На вершине ее соорудили шесть уменьшающихся ступенями террас и облицевали известняком, доставленным с холмов Туры, с противоположного берега Нила. В таком виде, если не считать известняковых плит, украденных позднее, пирамида Джосера сохранилась до наших дней.

Особенностью ступенчатой пирамиды Джосера является ее внутренняя конструкция. Пирамида состоит из независимых слоев каменной кладки, опирающихся на центральную щебенчатую основу. Точно так же, по существу, построены и все «настоящие» пирамиды — Хуфу, Хефрена и прочих фараонов, царствовавших позднее. Однако между расположением рядов или слоев кладки ступенчатой пирамиды и более поздних пирамид есть одна существенная разница. В ступенчатой пирамиде каменные блоки наклонены внутрь под углом в 74° — это сделано для большей прочности. В более же поздних, «настоящих» пирамидах с прямыми, а не ступенчатыми гранями, слои кладки расположены горизонтально.

Почему для первой пирамиды была избрана именно пирамидальная форма? И было ли превращение мастабы в ступенчатую пирамиду случайным? По этому поводу высказывалось немало соображений. Так, например, американский археолог профессор Д. Брэстед писал: «Пирамидальная форма гробниц фараонов имеет глубоко священное значение. Фараона погребали под символом солнечного бога, который хранился среди святая святых храма Солнца в Гелиополе… Когда увеличенная до гигантских размеров пирамида вздымалась над усыпальницей фараона, возвышаясь над его городом и над долиной на много миль вокруг, она становилась самой высокой вершиной, первой встречавшей солнце во всей стране. Утренние лучи озаряли сверяющую верхушку пирамиды задолго до того, как солнечный свет рассеивал сумрак у ее подножия, в котором еще пребывали простые смертные».

Пирамида, как утверждает Брэстед, была копией хранившегося в храме Религиозного символа бога Солнца. Но отсюда следует, что и самый этот символ должен был иметь пирамидальную форму.

Согласно другим предположениям, строя свою ступенчатую пирамиду Джосер скорее всего просто стремился создать памятник, который был бы выше гробниц всех его предшественников. Он мог и символизировать «Первозданную Гору» — вершину, возникшую на заре творения из вод Океана. Во всяком случае ступенчатая пирамида была лишь промежуточной формой гробниц. Позднее она уступила место «настоящей» пирамиде.

Как показали раскопки, первоначально пирамида Джосера являлась центром огромного ансамбля каменных зданий. Имхотеп обнес пирамиду гигантской стеной размерами 277x545 м. Внутри этой ограды Имхотеп воздвиг целый комплекс каменных сооружений, облицованных известняковыми плитами с высеченными на них рельефами. Подобных резных плит в Египте не встречается больше нигде. Некоторые из них, очевидно, имели отношение к так называемому Празднеству Сед — ритуалу, восходящему к очень далеким временам. В глубокой древности у египтян существовал обычай по прошествии определенного числа лет правления предавать престарелых фараонов насильственной смерти. Люди верили, что от мощи властителя зависит плодородие земли, процветание Египта и благоденствие народа.'Когда сила фараона начинала с годами ослабевать, его торжественно убивали, и трон занимал новый властитель. Считается, что такая смена фараонов происходила каждые тридцать лет правления. В последующие годы этот варварский обычай был постепенно заменен религиозно-магическим обрядом обновления царской власти — «празднеством Сед». Подробности этой церемонии нам неизвестны, но, по-видимому, в нее входило жертвоприношение богам Верхнего и Нижнего Египта, после которого фараона короновали заново. Сохранился любопытный рельеф на стене одной из подземных галерей под оградой пирамиды, где изображен стремительно бегущий фараон Джосер. Предполагается, что этот забег, которым фараон как бы доказывал свою силу, был частью «празднества Сед». Во время этой церемонии фараона, по-видимому, отождествляли с Осирисом, богом мертвых. Осирис был убит, а затем возродился для бессмертия. Обожествленный фараон надеялся, что и его жизнь точно так же будет вечно возобновляться.

Помимо зданий, связанных с этой церемонией, в ограде ступенчатой пирамиды находился ряд других строений, по всей видимости, воздвигнутых для благополучия фараона в загробном мире. Древние египтяне считали неизбежным периодическое повторение мистерии обновления и новой коронации даже после смерти фараона, — по их верованиям цикл смерти и возрождения был бесконечен.

Усыпальница фараона располагалась не в самой пирамиде, а была высечена под ее фундаментом в скальном грунте. К ней вела квадратная шахта глубиной в 27,5 м. На дне ее была построена усыпальница из гранитных плит, доставленных из Асуана. В потолке усыпальницы строители оставили отверстие, чтобы через него можно было внести мумию. Позднее это отверстие закрыли массивной гранитной плитой весом в три с половиной тонны.

Вход в шахту брал начало далеко за пределами пирамиды, из узкой траншей, расположенной к северу от нее. Он вел глубоко вниз под пирамиду и обрывался в колодце. Впоследствии этот ход, а также сам колодец засыпали щебнем.

Как установили археологи, центральный колодец являлся главной осью целого лабиринта подземных галерей, ответвляющихся от него на запад, юг и восток. Стены некоторых галерей покрывали синие изразцы, имитирующие тростниковые циновки. Все эти галереи с их неожиданными поворотами и тупиками напоминают огромную, высеченную в скале кроличью нору. Они ведут к многочисленным кладовым, где были обнаружены десятки тысяч каменных ваз и кувшинов превосходной работы, выточенных из порфировых глыб и из алебастра. Около семи тысяч из них удалось заново склеить. На некоторых сосудах начертаны имена фараона Джосера или его предшественников.

Вдоль восточной стороны первоначальной мастабы строители проложили несколько шахт глубиной более тридцати метров. Каждая из них заканчивается длинной горизонтальной галереей, идущей с востока на запад. Они предназначались для усыпальниц жены и других родственников фараона. В некоторых галереях английские археологи Фёрс и Квибелл обнаружили уцелевшие алебастровые саркофаги, однако все они были разграблены в позднейшие времена. Лишь в одном из саркофагов оказались куски разбитого деревянного позолоченного гроба с остатками мумии ребенка лет восьми.

Через две тысячи лет, после того как была построена пирамида Джосера, столицей фараонов стал город Саис в дельте Нила. Это был период своеобразного ренессанса: давно разграбленные и преданные забвению памятники Древнего царства снова пробудили к себе живой интерес. Некоторые из них были раскопаны и реставрированы. Именно в тот период ступенчатая пирамида Джосера привлекла внимание саисских правителей. Не сумев или не захотев воспользоваться древним северным входом, они соорудили новую галерею, ведущую под пирамиду с юга. В ходе работ им удалось обнаружить центральный колодец, который был очищен от щебня до самой крыши усыпальницы. Впрочем, к тому времени усыпальница уже была ограблена. Упоминавшийся британский археолог Фёрс обнаружил здесь только кость человеческой ноги — это все, что осталось от фараона Джосера.

Снаружи, на северной стороне пирамиды, расположен сердаб — маленькая комната, окруженная стеной. В ней Фёрс нашел знаменитую сидящую статую фараона Джосера, ныне выставленную в Каирском музее. Там же внутри ограды сохранились остатки зданий, предназначенных для Ка — Двойника фараона в загробной жизни.

Раскопки открыли и еще одно загадочное сооружение — так называемую южную гробницу Джосера. Тайна ее волновала многих египтологов, но Раскрыть ее до конца пока так и не удалось.

В эту гробницу ведет точно такой же колодец глубиной 27,5 м, что и под пирамидой. На дне его, как и под пирамидой, расположена гранитная усыпальница, но только она настолько мала, что в ней невозможно похоронит человека. Однако и здесь на стенах галерей были высечены имя Джосера превосходные рельефы, изображающие его во время церемонии «Праздне Сед». В этих галереях, как и под пирамидой, стены частично облицованы си-, ними глазурованными плитками, имитирующими тростниковые циновки.

Для чего же была построена вторая гробница? И действительно ли гробница?

Некоторые археологи полагают, что она предназначалась для захоронения каноп — священных сосудов с внутренними органами фараона, вынутыми из его трупа во время бальзамирования. Однако ни одного такого сосуда найти не удалось. Следовательно, ничто эту теорию не подтверждает и не опровергает. Но существуют и другие объяснения.

Правитель Джосер не оставил в истории почти никакого следа, но творние его архитекторов и рабочих, первая монументальная постройка из камня на земле, стоит и поныне. Ступенчатая пирамида Джосера оказала значительное влияние на дальнейшее развитие египетской архитектуры. В первую очередь это влияние сказалось на пирамидах, воздвигнутых непосредственными преемниками Джосера, последующими фараонами III династии.

МУХАММЕД ЗАКАРИЯ ГОНЕЙМ И ЗАГАДКА ПИРАМИДЫ СЕХЕМХЕТА

Весной 1951 года молодой египетский археолог Мухаммед Закария Гонейм был назначен главным инспектором некрополя в Саккара. Он должен был отвечать за целость и сохранность всех древностей в этом районе. Проводя много времени среди древних гробниц, Гонейм не мог не задуматься о тайнах, которые, возможно, еще скрывает саккарский некрополь. «Уже давно меня занимал один факт, — вспоминал позднее М. З. Гонейм. — Несмотря на то, что время правления III династии представляет собой интереснейшую эпоху в истории Египта, мы почти ничего не знаем ни об одном фараде Ш династии, за исключением Джосера. К сожалению, даже это имя является более поздней версией, которая не употреблялась долгое время после его смерти и впервые встречается лишь в период XII династии (1990–1777 гг. до н. э.). В современных ему надписях Джосера именуют Гор Нетериерхет. Его же называли Нофереринхет. По-видимому, он был сыном или преемником Хасехемуи, последнего фараона II династии. Однако за время своего правления он достиг таких успехов, которые, говоря без преувеличений, открыли новую эру в истории Египта. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Манефон считал его основателем новой, III династии».

Но ведь были же после Джосера и другие цари III династии! Известно, что после него правили как минимум четыре фараона. Но почему до сих пор никто не отыскал никаких следов их деятельности? Может ли быть, что от их эпохи не осталось совсем ничего? Может ли быть, что слава великого Джосера затмила все воспоминания о его преемниках?

Чем больше Гонейм размышлял об этой загадке, тем больше он укреплялся во, мнении, что в Саккара погребены и другие фараоны III династии, но их гробницы давно позабыты. И археолог решил провести тщательное обследование всей территории некрополя.

Начав изыскания с крайней северной точки плато, Гонейм натолкнулся сперва на большие гробницы I и II династий, а также кирпичную мастабу III династии. Здесь же, в северной оконечности некрополя, он отыскал мастабы времен IV и V династий. Продвигаясь далее к югу, Гонейм и его рабочие достигли аллеи сфинксов, воздвигнутой при фараоне XXX династии Нектанебе (378–332 гг. до н. э.). Еще дальше к югу начинались поля пирамид, в которых были погребены фараоны V и VI династий. Все эти пирамиды были сильно разрушены, в каждой из них в то или иное время уже побывали археологи, и все они оказались полностью или частично разграбленными еще в далеком прошлом. Тем не менее Гонейма не оставляла надежда, что именно на его долю выпадет удача нового открытия.

После подробного изучения всего некрополя археолог остановился на Участке, расположенном сразу же за оградой пирамиды Джосера. Особенностью этого участка была большая продолговатая терраса, вытянутая с севера на юг. На всех картах эта терраса была обозначена как естественное плато. Однако ее характерные очертания, наличие многочисленных осколков обработанного известняка, гранита и алебастра, а также следы разрушенной каменной кладки говорили, скорее, об ее искусственном происхождении.

Гонейм обратился в Департамент древностей с просьбой разрешить провести здесь пробные раскопки. К величайшей радости молодого археолога, получил и разрешение, и некоторую сумму денег на первоначальные раскопки, окрыленный, 27 сентября 1951 года приступил к работе.

Начав копать на западной оконечности террасы, где виднелись остатки кладки из неотесанных камней, Гонейм и его помощники в первый же день наткнулись на массивную каменную стену высотой в 5,1 м и неимоверной толщины — 18 м! Она была сложена из огромных необтесанных глыб серого известняка. По-видимому, верхнюю ее часть растащили еще в глубокой древности.

Два месяца ушло на то, чтобы раскопать эту стену целиком. Она представляла собой ограду, выстроенную вокруг прямоугольного участка, протянувшегося приблизительно на 410 м с севера на юг и примерно на 210 м с запада на восток. «Чудовищная толщина стены, а также тот факт, что она не была облицована высококачественным известняком, подобно ограде пирамиды Джосера, вначале удивили меня, — писал впоследствии Гонейм. — Но затем я понял, что в действительности это был только фундамент, основание, на котором когда-то стояла настоящая стена. Все объяснил рельеф местности. Ансамбль пирамиды Джосера расположен на возвышенности; он занимает самый высокий командный участок плато, приподнятый над всей долиной. У фараона, для которого строилась найденная нами стена, такого преимущества не было. Ему пришлось строить свою гробницу во впадине, и, для того чтобы преодолеть это неудобство, его архитектор сначала воздвиг массивную платформу из местного известняка. По-видимому, самое основание не должно было выступать над поверхностью, зато на нем стояла настоящая ограда, очевидно такого же типа, как у Джосера, с бастионами и ложными воротами. Ее-то, наверное, было видно издалека! Но большая часть верхней стены исчезла: прекрасный известняк, из которого она была воздвигнута, оказался слишком большим соблазном для последующих строителей».

Тем не менее верхняя стена была в свое время все же достроена до конца На северной оконечности ограды Гонейм обнаружил ее многочисленные фрагменты с такими же панелями на бастионах и в промежутках между ними, как на ограде пирамиды Джосера. Это было доказательством того, что фараон, построивший массивную стену, жил позднее Джосера.

Дальнейшие раскопки в северной части прямоугольной террасы вскрыли еще множество стен из булыжника, идущих параллельно друг другу с востока на запад и соединенных подобными, только меньшими поперечными стенками.

Полностью обследовав это удивительное сооружение из пересекающихся стен, Гонейм сделал для себя главный вывод: перед ним — основание древней постройки, близкой по времени строительства к ступенчатой пирамиде Джосера и принадлежавшей, вероятно, одному из преемников Джосера — может быть даже кому-то из таинственных фараонов III династии! Об этом, в частности, свидетельствовала близость раскопанного сооружения К пирамиде Джосера. Теперь пора было приступать к решению главной задачи: поискам самой гробницы.

Решить, где следует копать вглубь, было чрезвычайно трудно — участок работ был огромен. Десятки раз Гонейм снова и снова изучал ограду пирамиды Джосера, особенно ее северную оконечность, надеясь по аналогии ^рыскать какой-то ключ к планировке вновь найденного сооружения.

«Мы заметили, что большая часть промежутков на участке заполнена обломками мягкой глины, по-арабски — тафл, которую обычно находят в развалинах подземных галерей, — писал Гонейм. — Это навело нас на мысль, что здесь тоже могут быть подземные галереи, ведущие, очевидно, к гробнице, тем более что в северной части ограды Джосера под такими же стенами были обнаружены подземные ходы. И вот мы принялись искать вход в подземелье. Каждый день приносил новые варианты. Выбраться из этого лабиринта было чрезвычайно трудно… Представьте себе нашу радость, когда в первый же день нового, 1952 года мы внезапно натолкнулись на ряд звеньев огромной поперечной стены, пересекающей окруженный оградой прямоугольник с востока на запад. Эта стена оказалась совсем иной, чем найденная раньше. Она была облицована прекрасным белым известняком, с бастионами и куртинами, как на ограде Джосера, и с такими же панелями. По каким-то соображениям ее не достроили, и она так и осталась стоять среди переплетения стен — фундаментов сухой кладки, примыкающих к ее куртинам и бастионам. Образовавшиеся ячейки были все завалены осколками камня и щебнем.

На протяжении 41,4 м стена сохранилась в том самом состоянии, на котором была прервана ее постройка, очевидно в связи с изменившимися планами архитектора. И по мере того как она постепенно возникала перед глазами во всей своей красоте, такая же, как ее бросили каменщики почти пять тысяч лет назад, я начинал все больше осознавать, что мы совершили открытие первостепенного значения».

Надо сказать, что в тот момент еще никто, кроме самого Гонейма, не верил, что археологу удалось найти новую, ранее неизвестную пирамиду фараона III династии. Но Гонейм был твердо уверен в том, что это она, несмотря на то что «его» пирамида подкидывала ему все новые и новые загадки.

Найденная им стена состояла из толстого, правильно уложенного внутреннего слоя серого известняка, облицованного снаружи обтесанным белым известняком. На поверхности известняковых глыб даже сохранились знаки и рисунки, сделанные древними строителями охрой и сажей. Это были знаки каменщиков, которые метили камни в карьерах на противоположном берегу Нила, изображения людей, животных и лодок с парусами и без парусов.

Весь остаток сезона 1952 года Гонейм продолжал откапывать «Белую стену», как окрестили ее археологи. Уже можно было с уверенностью говорить, что, судя по размерам камней и способу их кладки, Белая Стена строилась позднее ограды пирамиды Джосера, однако еще во времена III династии. Гонейм был уверен, что Белая Стена первоначально являлась северной стороной всей ограды, но затем по каким-то неизвестным причинам архитектор решил раздвинуть участок дальше на север и поднять его на более высокий уровень. Внутри этой стены должно было существовать некое центральное здание, расположенное вблизи геометрического центра огражденного участка. Но никаких видимых признаков такого центрального сооружения не было!

Определив участок, где должно было находиться центральное здание, Гонейм распорядился начать рытье пробных шурфов. И по счастливой случайности рабочие сразу же наткнулись на южный угол погребенного под песком сооружения. Его исследование пришлось перенести уже на ноябрь — на начало следующего раскопочного сезона.

«В том, что это пирамида, я больше не сомневался, — писал Гонейм. — Найденное нами здание едва ли могло быть мастабой, во-первых, из-за своих размеров, но главным образом потому, что не существует ни одной мастабы с «примыкающими стенами» и наклоненными внутрь рядами кладки. Все это типично именно для пирамид».

Найденное сооружение действительно было ступенчатой пирамидой, однако от нее сохранилась только самая первая, нижняя, ступень. Все сооружение занимало площадь в 18 тыс. квадратных метров, то есть его основание было больше, чем у пирамиды Джосера. В таком незавершенном виде пирамида достигала максимальной высоты примерно семи метров. Нигде не было видно следов внешней облицовки. Это означало, что строители успели возвести только внутреннюю основу пирамиды и что она так и не была достроена. Судя по уцелевшему основанию, эта пирамида была задумана семиступенчатой (а не шестиступенчатой, как у Джосера), и если бы она была достроена, то достигла высоты 70 м — то есть была бы на 9 м выше пирамиды Джосера.

Открытая Гонеймом пирамида воздвигалась прямо на скальном основании из грубых блоков серого известняка. Блоки скреплялись составом из мягкой глины, добываемой при рытье подземных галерей, смешанной с известняковой крошкой. Среди камней кладки были обнаружены обломки стелы с именем фараона Джосера — еще одно подтверждение, что вновь найденная пирамида строилась позже, чем пирамида Джосера.

Нашлись многочисленные подтверждения и того, что по крайней мере три тысячи лет, а может быть и больше, никто не нарушал покой этого памятника. Во время раскопок пирамиды были найдены сотни погребений, самое раннее из которых относится к периоду XIX династии (1349–1197 гг. до н. э.). Поскольку некоторые из них лежали нетронутыми непосредственно над засыпанной пирамидой, было совершенно очевидно, что ни один человек с глубокой древности не видел раскопанных Гонеймом стен. Некоторые могилы располагались над пирамидой, другие — в ее ограде. Самым интересным оказалось погребение знатной женщины по имени Канеферифр. Тело ее было не набальзамировано, а просто завернуто в циновку из пальмовых листьев. Голову и плечи закрывала раскрашенная и позолоченная маска из покрытого гипсом холста и картона. На ней было ожерелье из стеклянных бус, имитирующих полудрагоценные камни, амулеты из зеленого полевого шпата и стекла, рядом лежали алебастровые, деревянные и стеатитовые статуэтки. В другом погребении была найдена мумия мужчины с полным набором ювелирных украшений — вплоть до золотых и сердоликовых колец. На некоторых кольцах начертано имя фараона Рамсеса II. Оба зги погребения относятся к первой половине правления фараонов XIX династии.

Все это было очень интересно, но Гонейм стремился найти скрытый вход в подземелье — туда, где, по его расчетам, должна была находиться погребальная камера. Перспективы раскопок будоражили его: ведь, судя по всему, гробница фараона была никем не тронута — она была давно забыта! Неужели ему, молодому египетскому археологу, предстоит сделать такое же сенсационное открытие, какое в свое время сделал Говард Картер, открывший гробницу Тутанхамона?

«Когда мы нашли к северу от нашей пирамиды развалины сооружения, по всей видимости руины заупокойного храма, я прежде всего, разумеется, начал искать вход в подземелье, — пишет Гонейм. — Однако поиски оказались безрезультатными. Тогда я передвинул раскопки еще дальше на север, продолжая держаться центральной оси пирамиды. Здесь в песке было какое-то странное углубление. Оно имело форму полумесяца, и, глядя на него, вполне можно было предположить, что под ним и находится подземелье.

Это побудило меня начать в углублении сплошные раскопки, и вот 2 февраля на расстоянии примерно двадцати трех метров от северной стороны пирамиды мои рабочие натолкнулись на угол стены внешнего входа. Оказалось, что он представляет собой длинную, открытую, высеченную в скальном грунте траншею, верхняя часть которой защищена массивными подпорными стенами.

По мере того как мы углублялись в песок, перед нами открывались все новые метры траншеи. Было очевидно, что мы приближаемся к входу в подземную часть пирамиды. Всех волновал один и тот же вопрос: «Что мы найдем? Нетронутый вход или нору, сквозь которую грабители могил уже проникли в пирамиду раньше нас?»

Впрочем, о последнем археолог и его помощники старались не думать. Они упорно продолжали искать вход в подземелье. Оказалось, что подступы к нему преграждены толстыми слоями каменной кладки, а промежутки Между ними завалены камнями. И когда наконец последний камень был отброшен, перед археологами предстало высеченное в скале входное отверстие шириной в 1,93 м и высотой в 2,34 м. Вход был замурован, и каменная Кладка совершенно не тронута. Этот факт свидетельствовал о том, что владелец недостроенной ступенчатой пирамиды покоится здесь…

Сенсационная находка, о которой немедленно сообщили все газеты мира, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Открытие Гонейма стало первым значительным открытием в Египте после знаменитой находки Картера! В Каир немедленно ринулись толпы журналистов со всех концов планеты.

«9 марта в присутствии министра образования Аббаса Аммара, генерального директора Департамента древностей Мустафы Амера и других официальных лиц мы вскрыли пирамиду, — пишет Гонейм. — В этот день здесь собралось множество представителей египетской и заграничной печати, включая корреспондентов с Ближнего Востока, из Европы, Америки и даже из Бразилии и Аргентины, множество фотографов и, наконец, представителей американских и европейских радиокомпаний. Министр сам сделал ломом первый пролом в стене, закрывающей вход. Затем мои рабочие расширили отверстие и обрушили вниз правый верхний угол кладки. Один за другим мы полезли вверх по камням, пригибая головы, чтобы не разбить их о каменную кровлю. Взобравшись на кладку при входе, мы спрыгнули вниз в открывшийся за ней коридор. Мы находились в высокой, высеченной в сплошной скале галерее, полого уходившей в глубину.

Наши рабочие принесли портативные ацетиленовые фонари, и при их свете мы двинулись вперед. Нам удалось так пройти метров двадцать. Министр и прочие официальные лица почти бежали впереди, стремясь поскорее проникнуть в тайну пирамиды. Внезапно всем пришлось остановиться. Гора камня и щебня заполняла галерею от пола до самого потолка, делая на время невозможным дальнейшее продвижение. Мы сделали фотоснимки, и вся группа двинулась назад. Перебравшись через камни кладки у входа, мы снова увидели над головами солнце».

Итак, для того чтобы проникнуть в погребальную камеру, предстояло разобрать заваленную галерею. Гонейма заинтересовали причины завала. Оказалось, что в этом месте в потолке галереи находится квадратное отверстие шахты, сквозь которое щебень обрушился в коридор. Что это означает? Неужели вездесущие грабители опять сумели опередить археологов?

«Сердце мое упало, — вспоминал Гонейм. — Ведь это значило, что о пирамиде знали в более поздние времена, а следовательно, она уже разграблена».

Исследовав шахту на всем ее протяжении, Гонейм сумел найти ее выход на поверхность. Оказалось, что в глубине она заполнена тяжелыми глыбами, которые никто не тревожил. На каменных стенах шахты сохранились даже длинные вертикальные царапины, оставленные этими глыбами во время падения. Из всего этого следовало, что первые строители пирамиды сами обрушили шахту. Затем они заполнили образовавшийся колодец тяжелыми камнями, сброшенными сверху. Над завалом, по-видимому, было возведено какое-то сооружение, чтобы скрыть шахту, расположенную в самой пирамиде. И теперь, чтобы проникнуть в галерею, ведущую в погребальную камеру, необходимо было очистить всю шахту сверху донизу.

На этом этапе раскопок произошел несчастный случай, в результате которого погиб один рабочий. Катастрофа на две недели приостановила раскопки — оказалось, что скальный грунт здесь очень слаб, на кровле и на стенах коридора разбегались многочисленные длинные трещины. Пришлось затратить немало усилий, чтобы возвести подпорные каменные стены и поставить деревянные крепления. Только после этого археологи двинулись дальше вглубь.

«Тот, кто ни разу не ползал в одиночестве по безмолвным темным ходам под пирамидой, никогда не сумеет по-настоящему представить, какое ощущение временами охватывает тебя в этих подземельях, — писал Гонейм. — Мои слова могут прозвучать неправдоподобно, однако я знаю, что каждая пирамида имеет свою душу, в ней обитает дух фараона, который ее построил. Многие мои люди, проработавшие в пирамидах почти всю жизнь, думают и чувствуют то же, что и я. Им-то подобное ощущение хорошо знакомо! По темному коридору приходится ползти на четвереньках, обходя обвалы; свет лампы вспыхивает искрами, отражаясь от крохотных кристаллов в слоистых стенах, а впереди коридор утопает во мраке. Огибаешь углы, ощупывая дорогу руками. Рабочие остаются где-то позади. И внезапно чувствуешь, что ты совсем один в таком месте, где почти пятьдесят веков не звучали человеческие шаги. Ты один, и над тобой тридцатиметровая толща скалы, на которой покоится масса пирамиды. Достаточно обладать хотя бы крупицей фантазии, чтобы подобное мгновение навсегда запало в душу».

Начались находки. В подземной галерее археологи обнаружили сотни различных каменных сосудов, похожих на те, что были найдены в подземных коридорах пирамиды Джосера. Здесь слоями лежали кувшины из черного и белого порфира, алебастровые чаши и блюда. А дальше Гонейма ждала еще одна непредвиденная и чудесная находка. Когда археологи расчищали пол галереи, один из рабочих заметил у дальней стены коридора блеск золота. Осторожно отгребая глину, Гонейм извлек из нее 21 золотой браслет, наручные обручи и золотой жезл, деревянная сердцевина которого совершенно истлела. Однако жемчужиной этой коллекции была маленькая коробочка для притираний из чеканного золота, имеющая форму двустворчатой раковины. Кроме того, здесь были найдены пара иголок и щипчиков из электра, а также большое количество сердоликовых и глиняных бусин. Все эти предметы, очевидно, лежали в деревянном ларце, от которого осталось лишь несколько фрагментов золотой обшивки. Возможно, что они принадлежали знатной женщине из родни фараона.

Найденные украшения — единственные известные образцы ювелирного искусства времен III династии. Вообще от всего Древнего царства осталось так мало золотых ювелирных изделий, что эту коллекцию можно по праву считать уникальной.

Следующая находка с точки зрения археологии была гораздо важнее Злотых украшений. Расчищая коридор, Гонейм и его помощники нашли маленькие глиняные сосуды темно-красного цвета, запечатанные сухой глиной. На ней было оттиснуто имя хозяина гробницы: «Могучий Телом» — _ Сехемхет. Такого имени нет ни в списке Саккара, хранящемся в Каирском музее, ни в списке фараонов из храма Сети I в Абидосе, ни в Туринском папирусе. Находка имени доселе не известного фараона одной из древнейших династий по своему значению равняется находке самой пирамиды!

А между тем главная галерея продолжала все глубже уходить под пирамиду. В течение мая археологи продвинулись на семьдесят два метра от входа в галерею. Здесь стояла удушливая жара. Работать приходилось в трудных условиях. Когда-то, почти пять тысяч лет назад, это была грубо вырубленная, прямоугольная в сечении галерея с наклонным полом и сводчатым потолком. Но за истекшие столетия многие камни обрушились сверху и с боков. Большая часть скального массива была в очень плохом состоянии и вся изрезана продольными трещинами. Спускаться по такому ходу можно было только с величайшими предосторожностями.

Галерея уходила все ниже и ниже. Казалось, ей не будет конца. И вдруг неожиданное препятствие заставило археологов остановиться: перед ними возникла непреодолимая скала. Неужели, добравшись до этого места, древние строители по какой-то причине бросили работу?

По признанию Гонейма, это был момент кризиса в раскопках. И тем не менее он нашел в себе силы продолжить работы. Несколько недель ушло на то, чтобы с максимальными предосторожностями удалить огромную глыбу. И когда она была наконец убрана, за ней показались очертания высеченного в каменной толще дверного входа. А за ним — массивная, третья по счету стена, наглухо закрывавшая галерею! Но археологи уже не скрывали своей радости: за этой каменной громадой все-таки что-то есть! И никто не сомневался, что это — царская усыпальница.

Пришлось немало повозиться с разборкой стены, закрывающей вход в усыпальницу, — ее толщина составляла три метра! «Но вот наконец вынут последний камень, и я ползу на животе в узкую нору, сжимая в руке электрический фонарь, — вспоминал Гонейм. — Проделанное нами в стене отверстие выходило почти под самый обрез обширного сводчатого потолка. Внизу подо мной зияла черная пустота. Я нырнул в нее без колебаний и наполовину сполз, наполовину скатился на пол подземного покоя. Следом за мной сполз вниз Хофни. Когда мы опомнились и включили свои фонари, перед нами предстало великолепное зрелище: в середине грубо высеченной комнаты, словно приветствуя нас, сиял бледно-золотистый полупрозрачный алебастровый саркофаг.

Мы приблизились. Первая моя мысль была: «Цел ли он?» При свете электрического фонаря я поспешно склонился над крышкой. Но где же крышка? Верхняя часть саркофага и сам саркофаг были сделаны из одной глыбы.

Даже для меня, египтолога, это было неожиданностью. Обычно саркофаги закрываются крышкой сверху, но этот оказался иным. Он был высечен из одной глыбы алебастра, и вход в него находился не сверху, а с торца, обращенного к северу, к входу в усыпальницу. Я встал на колени и принялся внимательно его рассматривать.

Саркофаг был закрыт опущенной сверху алебастровой панелью, имеющей форму буквы Т, с очень широким вертикальным и очень короткими горизонтальными концами. Панель была опущена сверху, очевидно, по вертикальным желобам, высеченным в стенках алебастрового ящика. К моему удивлению и облегчению, к ней никто не прикасался: в пазах виднелась штукатурка, и в отличие от большинства саркофагов здесь не было никаких следов, которые указывали бы на попытку поднять панель.

От эпохи III династии сохранилось весьма немного саркофагов. Фёрс и Квибелл нашли в пирамиде Джосера два экземпляра, весьма похожих на этот саркофаг, с той лишь разницей, что у них были крышки сверху. Поэтому я до какой-то степени мог быть уверен, что передо мной стоит саркофаг III династии, современник самой пирамиды.

Полированная верхняя часть саркофага была покрыта темным слоем пыли и мелких камешков, свалившихся с потолка. Кругом валялись гораздо более крупные камни; каждый из них мог бы при падении разбить или сильно повредить алебастровый ящик, однако каким-то чудом саркофаг остался невредим. Ближе к северному концу на нем лежали истлевшие и обуглившиеся остатки каких-то трав или веток кустарника, уложенные приблизительно в форме буквы V. Они походили на остатки погребального венка. Наверное, его возложил тот, кто поставил здесь саркофаг, четыре тысячи семьсот лет назад. Все было настолько чудесно, что даже не верилось!»

Тем временем камеру один за другим заполнили рабочие, пролезавшие сквозь отверстие в стене. Все были потрясены до глубины души — адская многомесячная работа завершилась просто феноменальным успехом!

«От волнения они словно обезумели, да и сам я утратил всякий контроль над собой и дал волю столь долго сдерживаемым чувствам. Мы плясали вокруг саркофага, мы обнимались, и слезы текли по нашим щекам. Странная это была сцена в подземном покое на глубине в сорок метров под поверхностью пустыни, — писал Гонейм. — Затем, когда первая буря восторгов Улеглась, мы как-то вдруг совершенно успокоились и отошли от саркофага. Стоя на некотором расстоянии, мы смотрели на него с чувством уважения и Даже благоговения перед мертвым фараоном, который был в нем погребен. Мы прочли несколько сур из Корана за упокой души этого владыки. Все были преисполнены величайшего благоговения».

Саркофаг Сехемхета стоял в самом центре усыпальницы, расположенной, как потом показали измерения, точно под тем местом, где должна была бы находиться вершина пирамиды, если бы ее достроили. Саркофаг был целиком высечен из одной алебастровой глыбы. Его размеры составляли в длину — 2,37 м, в ширину — 1,14 м, в высоту — 1,08 м. На нем не было Никаких надписей, рельефов и украшений. И вместе с тем этот древнейший образец древнеегипетского царского саркофага, с мягкой полупрозрачной фактурой алебастра, пронизанной тонкими прожилками, то золотистыми, то розовыми в зависимости от освещения, может по праву считаться одним из прекраснейших саркофагов, когда-либо найденных в Египте.

Усыпальница, в которой стоял саркофаг, имела прямоугольную форму размерами 9x5,2 м, высота камеры составляла около 5 м. Пол покрывал толстый слой рыхлой глины. Вдоль восточной и западной стен тянулись грубо высеченные ниши неизвестного назначения. В том, что усыпальница осталась недостроенной, не было никаких сомнений. Стены были не отделаны и не отполированы, на плоском горизонтальном потолке хорошо были заметны следы кайла каменотесов. Усыпальницу окружал целый ансамбль недостроенных коридоров. Все говорило о том, что по какой-то причине работа была неожиданно прервана — возможно, ее остановила преждевременная смерть фараона, для которого предназначалась гробница.

Тщательно исследовав усыпальницу, Гонейм не нашел никаких признаков того, что здесь могли побывать грабители. По-видимому, с момента захоронения в усыпальницу никто не проникал. «Наконец-то последняя тень сомнения рассеялась! — писал Гонейм. — Теперь я мог с уверенностью сказать, что мы были первыми, кто вошел в усыпальницу после того, как ее покинули каменотесы тысячелетия назад».

Несмотря на то что сама погребальная камера была пуста, в нетронутом саркофаге фараона Сехемхета могли таиться необычайные сокровища. Поэтому доступ в пирамиду был немедленно закрыт для всех, за исключением археологов. Были приняты особые меры предосторожности против хищений. Гробницу днем и ночью охраняли надежные и неподкупные солдаты-суданцы из египетских пограничных войск. На ночь вход в пирамиду запирался прочной железной решеткой. Все, кто работал внутри пирамиды, при выходе подвергались обыску.

Археологи проникли в усыпальницу 31 мая, однако саркофаг был вскрыт только 27 июня. «Меня могут спросить, почему мы промедлили почти целый месяц вместо того, чтобы сразу же получить ответ на вопрос, волновавший нас всех: «Находится ли мумия фараона в саркофаге? — писал Гонейм. — Могу объяснить. Археология — это не кладоискательство, а наука, обогащающая наши знания. Поэтому, прежде чем решиться на следующий шаг, нужно сделать фотографии, измерения, химический анализ и массу тому подобных совершенно необходимых вещей. Но, помимо всего этого, нас тревожило состояние входной галереи. Нужно было провести дополнительную крепежную работу, без которой открыть доступ в пирамиду посетителям и представителям печати было бы просто опасно. В течение четырех бесконечных недель, когда мои рабочие возводили кладку и ставили деревянные перекрытия, укрепляя слабые места потолка и стен, я провел немало часов в подземельях пирамиды, тщательнейшим образом осматривая каждый сантиметр. Днем я делал записи, фотографировал, составлял таблицы измерений, а по вечерам после работы в пирамиде изучал свои находки, обсуждал их с другими археологами, строил и отвергал бесчисленные теории».

Для того чтобы присутствовать при вскрытии саркофага, в Египет специально приехали доктора Ганс Шток из Мюнхенского университета, Эльмар Эдель из Гейдельбергского университета и хранитель египетского отдела музея Метрополитен в Нью-Йорке доктор Вильям Хейс. «27 июня в пирамиду впервые были допущены представители печати, — писал Гонейм. — Задолго до девяти часов утра внизу в долине засверкали автомашины с журналистами, фотографами и радиорепортерами. Одна за другой они сворачивали с дороги и начинали взбираться по крутому каменистому подъему к некрополю.

В десять часов тридцать минут вокруг глубокого прямоугольного колодца, от которого начиналась входная галерея, собралось более ста человек: здесь были мужчины и женщины, египтяне и американцы, англичане и французы, итальянцы и сирийцы. Одни держали в руках фотоаппараты, другие — магнитофоны, третьи — катушки с кабелем. Стены колодца повторяли громкое эхо их голосов. Все толпились у железной решетки, охраняемой улыбающимися солдатами-суданцами.

Я спустился в пирамиду вместе с Хофни и Гуссейном, затем дал знак впустить первую партию. Сначала было решено впускать одновременно не более десяти человек, но вскоре выяснилось, что журналисты не торопятся покинуть пирамиду и что если мы будем придерживаться нашего первоначального плана, нам не хватит дня, чтобы показать усыпальницу всем собравшимся. Пока отдельные посетители выбирались наружу, навстречу им по крутому спуску входило в пирамиду гораздо большее число людей, так что вскоре в усыпальнице собралась целая толпа…

В тот день мы, по-видимому, приблизились к цели всех наших усилий. Мы почти не разговаривали, пока не вошли в усыпальницу, где покоился саркофаг. Я еще раз остановился, чтобы полюбоваться красотой этого простого алебастрового ящика, стенки которого отражали яркий свет установленных вокруг электрических ламп.

В северном конце усыпальницы близ входа мы построили помост; на нем был укреплен большой блок. К концам перекинутой через блок веревки привязали два стальных крюка, сделанных специально по моему заказу таким образом, чтобы их можно было ввести в отверстия на скользящей панели саркофага. Рабочие тщательно установили освещение, операторы приготовились к съемке. Вокруг толпились работники Департамента древностей с химическими препаратами, которые могли понадобиться для сохранения того, что лежит в саркофаге.

Наконец все было готово, и я дал сигнал начинать. Двое из моих рабочих начали тянуть веревку, другие в это время поддевали панель ломами, стараясь просунуть их в щель между нижней частью панели и саркофагом. Мы напрягали все силы. Слышался скрежет металла по камню — и больше ничего. Панель намертво засела в пазах Рабочие несколько раз возобновляли свои попытки, однако тяжелая каменная глыба противостояла всем нашим усилиям.

Но вот наконец она приподнялась, всего на какой-нибудь сантиметр. В отверстие тотчас были вставлены рычаги. Я тщательно осмотрел панель — не пострадала ли она. Мое предположение, что панель скользит двумя выступами, расположенными с обеих сторон по вертикальным пазам в саркофаге, полностью оправдалось. Я приказал продолжать подъем.

Всего этим делом было занято шесть рабочих, однако панель оказалась такой тяжелой — она весила около 227 килограммов — и была так крепко зацементирована смесью гипсового раствора и клея, что понадобилось почти два часа, прежде чем она медленно поползла вверх. Я встал на колени и заглянул внутрь.

Саркофаг был пуст…»

Все присутствующие онемели как пораженные ударом грома. Гонейм был в отчаянии: и это итог его трехлетней работы? Не веря своим глазам, он опустился на колени и посветил внутрь яркой лампой. Саркофаг был пуст и чист. И чем дольше Гонейм изучал пустой саркофаг, тем яснее становилось, что мумии в нем никогда не было.

Что же произошло? Ограбление? Но как воры могли добраться до саркофага, если все три замурованных прохода были целы, а сам алебастровый саркофаг запечатан? С другой стороны, на его крышке лежал погребальный венок. Как все это объяснить?

«Да, они были хитрым народом, эти древние египтяне, хитрым и опытным в искусстве разочаровывать и обманывать других, — с горечью писал Гонейм. — История раскопок — это сплошная цепь блужданий среди тупиков, ложных входов, ловушек и всевозможных приспособлений против грабителей могил. Может быть, и в данном случае они вовсе не собирались хоронить фараона в этой пирамиде? Но для чего тогда было замуровывать галерею, для чего понадобилась эта комната, расположенная точно под вершиной пирамиды, если бы та была достроена?»

Тайна пирамиды Сехемхета так и осталась неразгаданной. Было высказано множество гипотез. Из того факта, что пирамида осталась недостроенной, можно заключить, что фараона похоронили в другом месте. Или это была ложная усыпальница, предназначавшаяся для ритуального погребения? Известно, что фараоны первых династий строили себе по две гробницы. Этим же можно объяснить наличие нескольких усыпальниц в ряде пирамид. Но если мумии Сехемхета в саркофаге не оказалось, то где же в действительности он похоронен?

Загадке пирамиды Сехемхета посвящено множество работ. К сожалению, в развернувшейся дискуссии не смог принять участие ее первооткрыватель, Мухаммед Закария Гонейм: в 1957 году ученый трагически погиб. Сегодня его мраморный бюст стоит перед Египетским музеем в Каире числе скульптурных портретов других выдающихся археологов — исследователей Египта.