Великий спартанский законодатель Ликург был младшим сыном царя Эвнома. Когда умер его старший брат Полидект, Ликург наследовал престол и правил государством до тех пор, пока ему не сказали, что его невестка беременна. Узнав об этом, Ликург объявил, что, если новорождённый окажется мальчиком, он передаст престол ему и будет управлять царством в качестве опекуна. Между тем вдовствующая царица завела с ним тайные сношения и говорила, что готова вытравить свой плод, чтобы выйти замуж за него. Ликург ужаснулся её жестокости, но не ответил отказом на её предложение, а сказал, что он в восторге от него, ничего против него не имеет, только советует ей не вытравливать плода, беречься, не губить своего здоровья приёмом сильнодействующих средств и объявил, что постарается убить ребёнка тотчас после рождения. Таким образом ему удалось обмануть царицу. Когда Ликург заметил, что роды близко, он отправил во дворец нескольких человек, в качестве свидетелей разрешения её от бремени, а также для надзора за ней, приказав им в случае рождения девочки передать её женщинам, а мальчика принести к нему чем бы он ни был занят. Царица родила. В это время он сидел за обедом вместе с высшими сановниками. Рабы явились к нему с малюткой на руках. Он взял его и обратился к присутствующим со словами: «Вот, спартанцы, ваш царь!» Вслед за тем он положил его на трон и назвал Харилаем, так как все радовались и приходили в восторг от великодушия и справедливости Ликурга.
Хотя Ликург царствовал всего восемь месяцев, он успел заслужить глубокое уважение сограждан. Ему повиновались не только из-за того, что он был царским опекуном и имел в руках верховную власть. Большинство охотно исполняло приказания и слушалось из уважения к его нравственным качествам. Но у Ликурга были и завистники, старавшиеся помешать успехам молодого человека, — главным образом родня и приближённые матери-царицы, считавшей себя оскорблённой. Брат её, Леонид, позволил себе однажды кровно обидеть Ликурга, заметив между прочим, что Ликург обязательно когда-нибудь станет царём. Этим он желал навлечь подозрения на опекуна и заранее оклеветать его как заговорщика, если с царём случится какое-нибудь несчастье. Глубоко оскорблённый и не желавший подвергаться случайностям Ликург решил покинуть родину, отклонив тем самым от себя подозрения, и пробыть в путешествии до тех пор, пока его племянник не подрастёт и не будет иметь себе наследника.
Уехав, он прежде всего посетил Крит, изучая его государственное устройство и беседуя здесь с самыми известными из граждан. Он хвалил некоторые из критских законов и обращал на них внимание, чтобы перенять их и ввести в употребление у себя в отечестве, но некоторые не считал заслуживающими подражания. Позже он побывал также в Египте. Между тем спартанцы жалели об отъезде Ликурга и не раз приглашали его вернуться. Они говорили, что их нынешние цари отличаются от подданных только титулом и тем почётом, которым себя окружили, в то время как он создан для того, чтобы властвовать, и обладает способностью оказывать на других нравственное влияние. Впрочем, и сами цари были не против его возвращения, — они надеялись с его помощью сдержать наглость толпы, которая с каждым годом всё сильнее выступала против царской власти. Повинуясь общему желанию, Ликург вернулся и немедленно приступил к коренным реформам государственного устройства, так как, по его мнению, отдельные законы уже не могли излечить больное государство.
Первой и самой важной реформой стало учреждение совета старейшин (герусии), в ведение которого было передано рассмотрение всех вопросов государственной жизни. Таким образом Ликург старался принести лакедемонянам внутренний мир. Ведь до тех пор их государство не имело под собой прочной почвы — то усиливалась власть царя, переходящая в деспотизм, то власть народа в форме демократии. Теперь власть старейшин (геронтов) была поставлена законодателем в середине и как бы уравновешивала их, обеспечивая полный порядок. Двадцать восемь старейшин становились на сторону царя во всех тех случаях, когда следовало дать отпор демократическим стремлениям. С другой стороны, они в случае необходимости оказывали поддержку народу в его борьбе с деспотизмом.
Вторым из преобразований Ликурга, и самым смелым из них, был уравнительный передел земли. Неравенство состояний в то время было ужасное: масса нищих и бедных угрожала безопасности государства, между тем как богатство было в руках немногих. Желая уничтожить кичливость, зависть, роскошь и две самые старые и опасные болезни государственного тела — богатство и бедность, он убедил сограждан отказаться от владения землёй в пользу государства, сделать новый её раздел и жить всем на равных условиях, так чтобы никто не был выше другого, — отдавая пальму первенства одним нравственным качествам. Приводя свой план в исполнение, Ликург разделил всю Лаконику на тридцать тысяч земельных участков для жителей окрестностей Спарты, периэков (в отличие от спартанцев, они не пользовались гражданскими правами, однако служили в войске), и на девять тысяч — округ самой Спарты: именно столько было спартанцев, получивших земельный надел. Говорят, когда он возвращался однажды домой и проходил по Лаконике, где только что кончилась жатва, он увидел ряды снопов одинаковой величины и сказал с улыбкой, обращаясь к своим спутникам, что вся Лаконика кажется ему наследством, которое только что разделили поровну многие братья.
Чтобы окончательно уничтожить всякое неравенство и несоразмерность, Ликург желал разделить движимое имущество, но, видя, что собственнику будет тяжело лишиться своей собственности прямо, пошёл окольным путём и сумел обмануть своими распоряжениями корыстолюбивых людей. Прежде всего он изъял из обращения всю золотую и серебряную монету, приказав употреблять одну железную, но и она была так тяжела, так массивна при малой своей стоимости, что для сбережения дома даже небольших сумм нужно было строить большую кладовую и перевозить их на телеге. Благодаря такой монете в Лаконике исчезли многие преступления: кто решился бы воровать, брать взятки, отнимать деньги другого или грабить, раз нельзя было скрыть своё добро, которое к тому же не представляло ничего завидного и которое даже разбитое в куски не годилось ни на что? Затем Ликург изгнал из Спарты все бесполезные, лишние ремёсла. Впрочем, если б даже он не изгнал их, большая часть из них всё равно бы исчезла сама собою вместе с введением новой монеты. Роскошь, не имея больше того, что могло поддерживать её, постепенно исчезла сама собой. Ликург ввёл и некоторые другие законы, прямо направленные против роскоши. Так, крыша в каждом доме могла быть сделана только одним топором, двери — одной пилой, пользоваться другими инструментами запрещалось.
С целью ещё более стеснить роскошь и окончательно уничтожить чувство корысти, Ликург установил третье учреждение — совместные трапезы, сисситии, — для того чтобы граждане сходились обедать за общий стол и ели мучные и мясные кушанья, предписанные законом. Они не имели права обедать дома, предаваясь порочным наклонностям и излишествам.
Вводя совместные трапезы, Ликург, очевидно, имел в виду в качестве образца обычаи критян. Однако на Крите средства для устройства сисситий давало государство. У лакедемонян же каждый обязан был делать взносы из своих доходов. В этом таилась большая опасность. Спустя несколько столетий после смерти Ликурга, когда бедность опять возродилась в Лаконике, многие из лакедемонян уже не в состоянии были нести установленные обычаем издержки. Так что получился результат противоположный намерению законодателя. Ликург желал, чтобы институт сисситий был демократическим, но он, напротив, оказался на руку олигархам. Ведь участвовать в сисситиях людям очень бедным было нелегко, между тем как участие в них по наследственным представлениям служило показателем принадлежности к гражданству, ибо тот, кто не в состоянии был делать взносы, не пользовался правом гражданства.
Одно из последствий введённого Ликургом государственного устройства стало то, что граждане получили в своё распоряжение много свободного времени. Ведь заниматься ремёслами им было строго запрещено, а землю обрабатывали илоты (государственные рабы), платившие определённый оброк. Простота жизни имела своим следствием беззаботность. Танцы, пиры, обеды, охота, гимнастика, разговоры в народном собрании поглощали отныне всё время спартанцев, когда они не были в походах. Ликург приучал сограждан не желать и не уметь жить отдельно от других. Напротив, они должны были, как пчёлы, жить всегда вместе, собираясь вокруг своего главы, и сполна принадлежать отечеству, совершенно забывая себя в минуты восторга и любви к славе. Уезжать из дома и путешествовать без определённой цели спартанцам было запрещено, чтобы граждане не перенимали чужие нравы. Мало того, Ликург даже выселял иностранцев, если они приезжали в Спарту без всякой цели или жили в ней тайно.
Когда важнейшие из законов успели войти в жизнь сограждан, когда государство сделалось достаточно крепко и сильно, Ликург захотел, насколько возможно, сделать эти законы незыблемыми в будущем. Он созвал всех сограждан в народное собрание и сказал, что данное им государственное устройство во всех отношениях приведено в порядок, но что самое важное, самое главное он может открыть им тогда, когда вопрошает оракул. Они должны были хранить данные им законы, ничего не изменяя, строго держать их до его возвращения из Дельф. Все согласились. Тогда, взяв клятву со всех граждан в том, что они будут крепко держаться существующего правления, пока он не вернётся из Дельф, Ликург уехал. Но, получив предсказание, он уже не вернулся в Спарту, а решил добровольно умереть, чтобы не освобождать своих граждан отданной клятвы. Он уморил себя голодом в том убеждении, что даже смерть общественного деятеля должна быть полезна государству.
Благородством и возвышенностью духа Агис IV (244–241 до Р.Х.) намного превосходил своего соправителя из другого царского рода — Леонида II. (Особенность спартанской политической системы заключалась в том, что здесь одновременно находились у власти двое царей.) Его мать Агесистрата и бабка Архидамия были самыми состоятельными женщинами в Спарте. С детства Агис воспитывался в роскоши. Но ещё не достигнув 20 лет, пишет Плутарх, он объявил войну удовольствиям, сорвал с себя украшения, решительно отверг какую бы то ни было расточительность, гордился своим потрёпанным плащом, мечтал о лаконских обедах, купаниях и вообще о спартанском образе жизни и говорил, что ему ни к чему была бы и царская власть, если бы не надежда возродить с её помощью старинные законы и обычаи.
С этой целью он стал испытывать настроения спартанцев. Молодёжь, вопреки ожиданиям Агиса, быстро откликнулась на его слова и с увлечением посвятила себя доблести, ради свободы переменив весь образ жизни. Но пожилые люди, испорченные богатством гораздо глубже, бранили Агиса. Впрочем, и среди пожилых некоторые одобряли и поощряли честолюбие молодого царя и горячее других — Лисандр, пользовавшийся у граждан высочайшим уважением, а также дядя Агиса Агесилай. Последний был умелый оратор, но человек развращённый и сребролюбивый. Он принял участие в начинаниях племянника только потому, что страшился множества кредиторов, от которых надеялся избавиться с помощью государственного переворота. Склонив на свою сторону дядю, Агис тут же попытался с его помощью привлечь и мать, пользовавшуюся, благодаря множеству зависимых людей, должников и друзей, огромным влиянием в городе и нередко вершившую государственные дела. Мать и бабушка зажглись честолюбивыми мечтами юноши и согласились пожертвовать своим богатством ради чести и славы Спарты.
Чуть ли не всё богатство Лаконики находилось тогда в руках женщин. Это сильно осложняло и затрудняло задачу Агиса. Женщины воспротивились его намерениям и обратились к Леониду с просьбой, чтобы он по праву старшего остановил Агиса и помешал его начинаниям. Тем не менее хлопотами Агиса Лисандр был избран в 243 году до Р.Х. на должность эфора. Это был большой успех, ведь коллегия эфоров пользовалась в спартанском государстве огромной властью, значительно превосходившей даже власть царей. В их ведении находилось решение всех вопросов политической жизни. Действуя через Лисандра, царь немедленно предложил старейшинам законопроект, главные разделы которого были таковы: долги прощаются, земля делится заново между 4500 спартанцев и 15 тысячами периэков. Число спартанцев должно было пополниться за счёт периэков и чужестранцев, получивших достойное воспитание. Законы Ликурга восстанавливаются в полной мере.
Так как мнения геронтов разделились, Лисандр созвал собрание и вместе с Агесилаем стал убеждать сограждан поддержать его закон. Под конец с кратким словом выступил Агис и объявил, что делает огромный вклад в основание нового строя — первым отдаёт во всеобщее пользование своё имущество, заключающееся в обширных полях и пастбищах, а также в шестистах талантах звонкой монетой (1 талант равнялся 33,655 кг). Так же точно, прибавил он, поступают его мать и бабка, а равно друзья и родичи — богатейшие люди Спарты.
Народ приветствовал Агиса, но богачи заклинали Леонида не оставить их в беде, умоляли о помощи геронтов, которым принадлежало право предварительного решения, — и наконец добились своего: законопроект был отвергнут большинством в один голос. Тогда Лисандр, который ещё оставался эфором, привлёк Леонида к суду на основании одного древнего закона, запрещавшего спартанскому царю приживать детей с иностранкой и грозившего ему смертью, если он покидает Спарту, чтоб поселиться в другой стране. (Леонид имел двух детей от какой-то азиатской женщины.) Вместе с тем Лисандр уговорил леонидова зятя Клеомброта, который тоже был царской крови, заявить притязания на власть. Леонид был жестоко напуган и с мольбой об убежище укрылся в храме Афины Меднодомной. Он получил вызов в суд, но не вышел из храма, и тогда спартанцы передали царство его зятю Клеомброту.
Когда миновал год, в должность вступили новые эфоры. Они разрешили Леониду покинуть его убежище, а Лисандра призвали к суду. Однако Агис и Клеомброт в сопровождении друзей двинулись на площадь, согнали эфоров с их кресел и назначили новых, в числе которых был и Агесилай. Затем они вооружили многих молодых людей и освободили заключённых, приводя в трепет противников, которые ждали обильного кровопролития. Но цари никого не тронули, напротив, когда Леонид тайно бежал в Тегею, а Агесилай послал вдогонку убийц, которые должны были расправиться с ним по пути, Агис, узнав об этом, отправил других, верных ему людей, те окружили Леонида кольцом и благополучно доставили его в Тегею.
После переворота дело реформ стало быстро продвигаться вперёд. Все долговые расписки снесли на площадь, сложили в одну кучу и подожгли. Все ждали после этого передела земли, но Агесилай стал всеми силами тормозить принятие соответствующего закона. Он ни в коей мере не хотел лишаться своих полей и, избавившись от долгов, старался теперь сохранить своё богатство. К тому же Агису пришлось надолго уйти из Лакедемона — он отправился с войском на помощь ахейцам, воевавшим с этолийцами. Тем временем Агесилай своими злоупотреблениями вызвал всеобщую ненависть, и врагам Агиса не стоило больших трудов вновь вернуть на царствование Леонида II (241 до Р.Х.). Агесилай бежал, а Агис укрылся в храме Афины Меднодомной.
Сначала Леонид пытался выманить Агиса из храма, но тот не верил ему. Тогда Леонид стал действовать коварством. Он вступил в сговор с друзьями Агиса Амфаретом и Дамохаретом, которые навещали его в храме. Те уговорили царя пойти в баню, а на обратном пути схватили его и доставили в тюрьму. Немедленно появился Леонид с большим отрядом наёмников и окружил здание, а эфоры вошли к Агису и, пригласив геронтов, потребовали, чтобы он оправдался в своих поступках. Агис ответил, что нисколько не раскаивается в своих замыслах. Эфоры вынесли ему смертный приговор и немедленно препроводили царя в Дехаду (помещение, где совершается казнь). Многие уже знали, что Агис в тюрьме, у дверей стали собираться люди; появились мать и бабка Агиса, они громко кричали, требуя, чтобы царя спартанцев выслушал и судил народ. Вот почему эфоры поспешили завершить начатое, опасаясь, как бы ночью, если соберётся толпа побольше, царя не вырвали у них из рук.
После казни Агиса Амфарет вышел к дверям, и Агесистрата, по давнему знакомству и дружбе, бросилась к нему с мольбою, а он поднял её с земли и заверил, что с Агисом ничего не случилось. Если она захочет, добавил он, то и сама может пройти к сыну. Агесистрата просила, чтобы вместе с ней впустили и мать, и Амфарет ответил, что ничего против не имеет. Пропустив обоих и приказав снова запереть дверь тюрьмы, он первою предал палачу Архидамию, уже глубокую старуху, когда же её умертвили, позвал внутрь Агесистрату. Она вошла — и увидела сына на полу и висящую в петле мать. Сама с помощью прислужников она вынула Архидамию из петли, уложила её рядом с Агисом, а потом, упав на тело сына и поцеловав мёртвое лицо, промолвила: «Ах, сынок, твоя чрезмерная совестливость, твоя мягкость и твоё человеколюбие погубили и тебя, и нас вместе с тобою!» Амфарет со злобой сказал ей: «Если ты разделяла мысли сына, то разделишь и его жребий!» И Агесистрата, поднимаясь навстречу петле, откликнулась: «Только бы это было на пользу Спарте!»
Ван Ман, человек непреклонной воли и исключительного честолюбия, происходил из аристократического рода Ван, состоявшего в родстве по женской линии с ханьским императорским домом. В последние годы существования китайской империи Западная Хань, особенно со времён воцарения императора Юань-ди, вся политическая власть, принадлежавшая до этого фамилии Лю, сосредоточилась в руках рода Ван. В 8 году до Р.Х. Ван Ман занял пост дасыма — высшего сановника империи. Его власть ещё более возросла в 1 году до Р.Х., когда на престол вступил девятилетний император Пин-ди и императрица-регентша вручила Ван Ману бразды правления. Однако, не довольствуясь своим положением, он мечтал уже о том, чтобы самому занять императорский трон. В 6 году Ван Ман отравил подросшего Пин-ди и возвёл на престол малолетнего Ин-ди, а в 8 году низложил и его, совершил все предписанные церемонии и принял титул императора. Основанная им династия получила название Синь (Новая).
Ван Ман принял власть в критический для Ханьской империи момент, когда уже назревал мощный социальный взрыв. Центральная власть ослабла. Управление на местах захватили так называемые сильные дома, сосредоточившие в своих руках основную массу пахотных земель. Миллионы разорившихся крестьян оказались в долговой кабале и влачили жалкое существование. Население страдало от голода и притеснения чиновников. Налоги не поступали. Казна была пуста. Необходимо было срочно что-то менять. Ван Ман объявил о намерении провести кардинальную земельную реформу и утвердить в деревне так называемую колодезную систему. (Суть её заключалась в том, что вся земля разбивалась на поля по одному квадратному ли каждое. Эти поля в свою очередь делились на девять равных участков. Центральный участок считался государственным и обрабатывался сообща владельцами остальных восьми. Весь урожай с него шёл в пользу казны, взамен уплаты различных налогов и сборов. Остальные восемь наделов, хотя и находились в распоряжении крестьян, не являлись их собственностью. Купля-продажа земли (так же как и купля-продажа рабов) запрещалась. Таким образом Ван Ман хотел возродить крепкие крестьянские хозяйства, сбить волну нарастающего недовольства и вернуть государству основную массу налогоплательщиков. Но было очевидно, что осуществить такой уравнительный передел земли в стране, где существовала значительная прослойка крупных земельных собственников, нелегко. Только авторитет старины мог осветить его. Поэтому, чтобы предать больший вес своим преобразованиям, Ван Ман часто ссылался на трактат «Чжоули» с описанием порядков Чжоуской эпохи, который будто бы чудом уцелел при сожжении старых конфуцианских книг. В действительности большая часть этого трактата была написана при жизни Ван Мана.
Проведение реформы в жизнь началось в 9 году. В обнародованном по этому поводу императорском указе провозглашалось, что в трудностях нынешнего времени виноваты предшествующие династии Цинь и Хань, уклонившиеся от «древних установлений». Ван Ман писал: «Древние установили колодезные поля на восемь семейств. На одного мужа и жену полагалось сто му земли. Одну десятую урожая вносили как налог. Государство было в достатке, народ был богат и пел гимны. Династия Цинь увеличила налоги и сборы в свою пользу, истощила силы народа своими непомерными желаниями. Она отменила систему мудрых — колодезные поля, чтобы начать захваты земель. Вследствие этого появились алчность и подлость. Сильные мерили поля на тысячи, у слабых не было земли, чтобы воткнуть шило. Династия Цинь установила рынки рабов и рабынь вместе с волами и конями в одних загонах. Управляя подданными, она всецело распоряжалась их жизнью. На этом наживались развратные и преступные люди. Дело дошло до того, что похищали и продавали людей, жён и детей, изменяли воле Неба, нарушали отношения между людьми, извращали принцип Неба и Земли — человек благороднее всего. Ханьская династия снизила земельный налог до 1/30 урожая, но военный налог платили даже старики. Сильные захватили разделы полей насилием и обманом: на словах налог равнялся 1/30, а по существу — половине урожая. Отцы, дети, мужья и жёны работают на земле круглый год, а того, что они получают, не хватает на пропитание. Поэтому у собак и коней богатых остаются излишки проса и гороха. Они (богатые) высокомерны и развратны, а бедные не доедают отрубы и подонки и от бедности совершают преступления. Все они, и бедные, и богатые, погрязли в преступлениях, а наказания не применяются…» Теперь со всем этим необходимо было покончить. И Ван Ман писал далее: «Я ввожу изменения: все поля, и частные и государственные, отныне именовать „царскими полями“, арабов и рабынь — „частнозависимыми“. Всех их (то есть и землю и рабов) нельзя ни продавать, ни покупать… все безземельные соседи и общинники должны получить землю по данному указу».
Остриё реформы было направлено против «сильных домов», сосредоточивших в своих руках большую часть земельного фонда страны. Конфискованные у зажиточных землевладельцев излишки земель отходили государству и предназначались для распределения между безземельными бедняками (арендаторами, клиентами, а то и просто рабами в домах могущественных деревенских кланов). Будь у Ван Мана больше времени, он, возможно, дождался бы благоприятных результатов своих преобразований. Но земельная реформа была для него только средством и способом приблизиться к другой цели — значительному усилению центральной власти и роли государства во всех сферах жизни. А меры, предпринятые им для этого, оказались настолько непопулярными, что свели на нет все положительные моменты преобразований. В 10 году Ван Ман ввёл потерявшие было уже силу государственные монополии на вино, соль, железо, чеканку монеты, дополнив их некоторыми другими (например, монополией на рыбные промыслы). Затем была введена так называемая система «пяти цзюнь и шести гуань», в результате чего был установлен государственный контроль над ремеслом, торговлей и проведено уравнение цен. Каждый квартал от имени императора устанавливались стандартные цены на основные виды товаров и строго запрещалось делать запасы для спекуляции. Эти меры сопровождались проведением кардинальной денежной реформы. Старые деньги аннулировались. Вместо них вводились новые. (Всего за 19 лет своего правления Ван Ман провёл пять денежных реформ. Целью их, очевидно, было лишить «сильные дома» накопленных ими богатств — поскольку старые деньги не принимались, а переливать их в монеты нового образца категорически запрещалось, то все их сбережения должны были превратиться в ненужный хлам. Но в не меньшей мере денежная политика Ван Мана ударила по мелким землевладельцам и ремесленникам, которые в мгновение ока оказались разорены.) Против нарушителей установленных порядков вводились суровые наказания, напоминавшие своей жестокостью худшие времена правления легистов в эпоху империи Цинь. Особенно безжалостен Ван Ман был к тем, кто уличён в незаконном производстве денег. «У тех, кто осмелится заниматься противозаконной отливкой монеты, — говорилось в императорском указе, — конфискуется имущество и сами они становятся государственными рабами вместе с четырьмя соседями, которые знали об этом, но не донесли».
Эти предписания не были пустой угрозой. С первых месяцев своего правления Ван Ман постарался показать, что время, когда императорские законы можно было не исполнять, безвозвратно отошли в прошлое. Неотвратимость наказания для всех правонарушителей была важнейшей частью созданного им государственного порядка. В «Истории Ранней династии Хань» говорится о неуклонном исполнении процитированного выше указа: «Люди, нарушившие запрет об отливке монет, в числе пяти соседских семей подвергались аресту, конфискации имущества и становились государственными рабами. Сотни тысяч мужчин в клетках для преступников, их жён и детей шли пешком с бряцавшими на шее цепями и предавались начальникам, ведавшим отделкой монет». Государственные рабы, количество которых выросло в несколько раз, широко использовались на работах в государственных рудниках и мастерских. Однако политика эта таила в себе большую опасность, которую Ван Ман едва ли ясно осознавал, — вступив на путь ужесточения государственного контроля, император должен был всё больше сил отдавать расширению и укреплению бюрократической системы — количество чиновников в его царствование значительно возросло, и как следствие — непомерно выросли государственные расходы. Чтобы изыскать дополнительные средства, Ван Ману поневоле приходилось увеличивать налоги и вводить новые подати с различных категорий населения.
В конечном итоге, вместо того чтобы способствовать возрождению империи, преобразования Ван Мана привели её к окончательной гибели. Всеобщее разорение дошло до того, что «богатые не могли прокормиться, а бедные умирали». По свидетельству современников, «земледельцы и торговцы лишились своих занятий, продукты и товары гибли, народ стонал и плакал на базарах и дорогах». Чтобы сбить волну недовольства, император спровоцировал войну с хунну. Но тяготы военного времени только усугубили и без того непростое положение государства. Решающую роль в судьбе Ван Мана сыграла грандиозная природная катастрофа: в 11 году своенравная Хуанхэ изменила своё русло, что привело к гибели сотен тысяч людей, затоплению полей, разрушению городов и посёлков. Хотя причина этого несчастья крылась в том, что в годы упадка Западной Хань за руслом реки перестали следить и оно быстро заилилось, большинство китайцев восприняло этот катаклизм как знак Неба, которое таким образом выразило своё неприятие нововведений Ван Мана. Император должен был публично покаяться и в 12 году отменить большую часть своих указов. Купля-продажа земли вновь была разрешена. Однако эта мера уже не могла остановить развал экономики, а породила только новый хаос и разброд. Недовольные взялись за оружие, в стране началось восстание.
Поначалу это были стихийные выступления, которые удавалось успешно подавлять. Но с каждым годом количество мятежников увеличивалось. Когда Ван Ман спросил одного из приехавших в столицу провинциальных чиновников о причинах происходящего, тот отвечал: «Все говорят, что страдают от множества запрещений, из-за которых нельзя пошевелить рукой. Полученного от работы не хватает на уплату налогов и поборов. Люди закрывают двери, ни с кем не общаются и всё равно попадают в тюрьму как сообщники обвинённых в выплавке монеты и хранении меди, согласно закону о круговой поруке пяти соседей за преступление одного из них. Начальники замучили народ. От бедности все уходят в разбойники». Вместо того чтобы сделать выводы из этого донесения и смягчить наказания, Ван Ман в гневе уволил посланца и велел своим генералам подавить мятежи. По своему обычаю он постарался расправиться с недовольными при помощи жестоких репрессий. Казни и пытки стали обычным явлением. По свидетельству современников, «весной и летом восставших четвертовали на городских базарах, люди трепетали от ужаса и только переглядывались, не смея говорить». Но эти меры не привели к умиротворению страны. Вскоре началась форменная гражданская война. На юге отряды повстанцев объединились в армию «Жителей Зелёных лесов», на севере — в армию «краснобровых» (это название возникло оттого, что повстанцы красили свои брови в красный цвет). Руководство северной армией вскоре захватил Лю Сюань — представитель одной из ветвей рода Лю, к которому принадлежала и свергнутая династия Западная Хань. Во главе «краснобровых» стоял Фань Чун.
Против Ван Мана объединились все слои населения: и бедные и богатые, и крестьяне и торговцы, и аристократы и рабы в равной мере ненавидели его. Одержать победу в таких условиях было невозможно. Вскоре в боевых действиях наступил перелом. В 23 году повстанцы Лю Сюаня нанесли армии Ван Мана сокрушительное поражение под Куньяном (в провинции Хэнань) и двинулись на Чанъань. Защищать столицу было некому. Император освободил преступников и дал им оружие, но те не хотели сражаться за него и разбежались. Восставшие ворвались в Чанъань и подступили к дворцу Цзиньфа, где скрывался император. Три дня верные Ван Ману войска обороняли дворец. Бой был чрезвычайно ожесточённым. Когда постройки охватило пламя, сановники посадили императора на повозку и перевезли его в соседний дворец Цзяньтай. Повстанцы немедленно окружили его. В завязавшейся перестрелке из луков и арбалетов последние приверженцы Ван Мана были убиты. Не имея больше возможности защищаться, император вышел к осаждавшим в надежде, что те пощадят его, но был немедленно убит. Тело его разорвала на части разъярённая толпа, а голова была выставлена на базарной площади в городе Вань.
Газан-хан, сын хулагуидского принца Аргуна от Култак-эгечи, считается одним из самых выдающихся государей своего времени. По свидетельству Рашид ад-дина, он родился в конце 1271 года в Мазандаране и был поручен заботам кормилицы-китаянки по имени Ишенг. Но уже трёх лет от роду его посадили на коня, и с этих пор воспитанием будущего правителя занимались мужчины. В 1274 году Аргун-хан отправился в Тебриз к своему отцу ильхану Абаке и взял с собой Газана. Абака, увидев маленького внука восседающим на коне, очень обрадовался и сказал: «Этот отрок достоин того, чтобы быть при мне». После этого Газан был доверен заботам старшей жены Абаки, Булуган-хатун. Он был очень смышлён и, играя со сверстниками, учил их военному строю и способам боя. Когда Газану исполнилось пять лет, Абака-хан поручил его китайскому бахши Яруку, чтобы он воспитал принца, обучил его монгольскому и уйгурскому письму, наукам и хорошим манерам. В течение пяти лет Газан в совершенстве изучил эти предметы, а затем много упражнялся в искусстве верховой езды и стрельбе из лука. Он постоянно запускал соколов и так гонял вскачь лошадей, что люди давались диву.
Абака-хан не чаял в нём души и не раз говорил: «На челе этого отрока видны следы могущества и счастья».
В 1284 году Аргун сделался ильханом и, уезжая на запад, оставил Газана наместником в Хорасане. Несмотря на молодость, Газан деятельно взялся управлять вверенной ему провинцией. В эти годы ему пришлось выдержать много сражений с непокорными вассалами. Особенно тяжёлой для него была война с мятежным эмиром Наурузом, продолжавшаяся пять лет и закончившаяся временным примирением соперников. Тем временем в 1291 году умер отец Газана, Аргун-хан. Ильханом стал его дядя Гайхату. Он с подозрением относился к Газану и запретил ему появляться в Тебризе. Весной 1295 года, после убийства Гайхату, Газан предъявил права на престол и начал войну со своим двоюродным братом Байду. В мае произошло первое сражение. Отряды Байду потерпели поражение. Эмиры Газана хотели преследовать врага, чтобы нанести ему по возможности большее поражение, но хан удержал их и сказал: «Все эти дружины — слуги дедов и отцов наших, как можно их убивать из-за наглости нескольких смутьянов». С пленными он обошёлся очень мягко. Узнав об этом, многие эмиры Байду перешли на его сторону. Вскоре был заключён мир. Газан отправился обратно в Хорасан. В это время он вместе со всеми своими эмирами и войском принял ислам (лето 1295 года). Осенью война возобновилась, однако до битвы дело не дошло — в октябре Байду был свергнут и убит своими приверженцами.
Придя к власти, Газан первым делом распорядился разрушить в Тебризе, Багдаде и других городах ислама все языческие храмы, церкви и синагоги. Государство Хулагуидов влилось в состав мусульманского мира. Вассальная связь с Китаем, и без того уже слабая, прервалась окончательно, так что Газан даже формально правил совершенно независимо от великого хана. Его царствование пришлось на трудное время. Для всех было очевидно, что в начале 1290-х годов держава ильханов переживала глубокий кризис: сельское хозяйство находилось в упадке, городская жизнь замерла, финансы пришли в расстройство, а государственные чиновники погрязли в коррупции. Всё это являлось следствием опустошительного монгольского нашествия, повлёкшего за собой разрушение городов, истребление множества людей и страшное разорение прежде цветущих областей. Повсюду наблюдалось оскудение населения и всеобщее запустение. Так, по свидетельству Рашид ад-дина, в каждом городе половина домов была необитаема. Прежде знаменитые ремесленные центры, такие как Рей, Мерв, Кум, Мосул, лежали в развалинах. Оросительная система не функционировала — одни каналы были засыпаны, другие обмелели.
Не менее губительной для страны являлась налоговая политика завоевателей, беспорядочная и непродуманная, а также сам строй монгольского государства, остававшегося по существу кочевой ордой, живущей за счёт грабежа. В конце XIII века имелось около сорока различных налогов и повинностей, крайне разорительных для населения. Никакого порядка в их взимании не было. В Большом диване, учреждении специально ведавшем налогами, за взятку или по протекции можно было легко получить берат на сбор налога, при этом никто не заботился о том, в который раз собирается налог с одной и той же местности, а также каким образом и в каком размере он взимается. Обычным делом было взимание несколько раз одного и того же налога, отдача налогов на откуп, требование податей вперёд, незаконная оценка урожая и т. п. Повинности также были очень тягостны, в особенности строительные работы, на которые население часто сгонялось в разгар полевых работ, а также обязанность пускать к себе на постой монгольских гонцов (ильчи).
Газан хорошо видел, что он правит разорённым государством. Большой заслугой с его стороны было уже то, что он, в отличие от своих предшественников, попробовал разобраться в причинах сложившегося положения вещей и постарался уничтожить хотя бы самые вопиющие из творившихся злоупотреблений. При этом как истый монгол он наводил порядок с безжалостной жестокостью — все заподозренные им в неповиновении или подготовке мятежа немедленно уничтожались без всякого суда. Это был по-настоящему грозный владыка, перед которым трепетали даже могущественные эмиры. Однако Газан понимал, что одними карательными мерами поправить дело уже нельзя — необходимо было кардинальным образом менять всю внутреннюю политику, что он и сделал.
Одной из самых важных реформ Газана следует считать налоговую. Ильхан начал с того, что разослал во все области битикчи, которые произвели перепись тяглового населения. После этого было заново определено, какие именно налоги и в каком размере надлежит брать с каждой местности. Незаконные сборы Газан строжайше запретил под угрозой смертной казни. Во всех операциях по сбору податей вводилась строгая отчётность. (Пишут, что ильхан сам входил во все мелочи государственного управления, много времени проводил за отчётами о государственных доходах и расходах, внося в них свои заметки и поправки.) В результате всех этих мер годовой доход государства составил 2100 туманов вместо прежних 1700, и это при том, что население ощутило заметное снижение налогового бремени (очевидно, что раньше собираемые суммы просто разворовывались чиновниками). Вместо разорительной для государства и населения практики рассылки гонцов (ильчи) Газан создал государственную почтовую службу. На всех основных дорогах были построены ямы (почтовые станции), снабжённые ямщиками и лошадьми. На их содержание деньги шли из казны. Постой в городах запрещался. Газан приказал строить постоялые дворы, средства на которые также шли из казны.
Другим важным направлением реформаторской деятельности Газан-хана стало создание военной ленной системы. По существовавшей издревле традиции основная масса монгольского войска не получала от своих государей никакого вознаграждения и привыкла жить за счёт грабежа. Теперь ильхан постарался обеспечить доходом каждого из своих солдат. Все монгольские части были приписаны к определённым местностям, которые они должны были защищать от внешних врагов. За несение службы каждый солдат получал в пользование земельный участок. Происходило это следующим образом. Целые округа отдавались в лен эмирам тысяч. Они делили его путём жеребьёвки между эмирами сотен. Таким же образом — жеребьёвкой — эмиры сотен делили свои территории между эмирами десятков, а те — между рядовыми воинами, каждый из которых получал в икта небольшой надел — деревню или часть её с крестьянами. При этом право на получение икта имел лишь тот, кто нёс военную службу. Икта могла переходить от отца к сыну или другому родственнику только при одном условии — тот должен был занять в войске ильхана место выбывшего. Икта не подлежала ни продаже, ни дарению, ни какой-либо иной уступке. С крестьян, живших на землях икта, взимались все налоги и подати, которыми они облагались ранее, но поступали они уже не в казну, а в пользу владельца икта. Крестьяне считались прикреплёнными к месту своего проживания, и переселение в другие районы им строжайше запрещалось. Однако владетели икта не имели никаких прав на личность крестьянина и не являлись даже их судьями.
Газан старался побудить жителей к заселению и возделыванию пустошей. Все пустующие земли (а таковыми были объявлены все земли, не обрабатывавшиеся в момент восшествия на престол Газана) могли заниматься всеми желающими и становились их собственностью. («Всякая земля, — гласил указ Газана, — которую кто-либо обработал и устроил, составляет его имение и навеки передаётся и закрепляется за ним и за его потомками».) Лица, взявшиеся за обработку пустошей, получали налоговые льготы. Однако местные власти должны были строго следить за тем, обрабатываются ли розданные участки. Вместе с тем ильхан предпринял за государственный счёт большие работы по орошению и заселению особенно пострадавших от войны земель Ирака. Для поощрения ремёсел он значительно снизил (а кое-где и вовсе отменил) тамгу — основной монгольский налог с ремёсел и торговли, составлявший прежде 10 % от каждой торговой сделки. Газан покончил с практикой выпуска порченой монеты и провёл хорошо продуманную денежную реформу. В обращение была введена единая для всего государства полновесная монета — серебряный дирхем весом 2,15 г (шесть дирхемов составляли один динар; десять тысяч динар — один туман). Дороги были очищены от разбойников и грабителей. Все эти меры привели к тому, что произошло быстрое освоение заброшенных земель, начался хозяйственный подъём и возрождение городов. Газан оставил многие привычки кочевника и сам подолгу жил в городах. Он много сделал для украшения очень любимого им Тебриза, который при нём разросся и вновь стал многолюдным, богатым городом. (Прежние стены города имели только 6 тысяч шагов в окружности; Газан велел обнести город новой стеной, длина которой равнялась 25 тысяч шагов.) Казвини писал позже, что таких высоких и красивых построек, как в Тебризе, не было во всём остальном Иране.
В последние годы своего царствования Газан взялся за проведение судебной реформы. Необходимость в этом давно назрела, поскольку суд в государстве ильханов всегда являлся рассадником беззакония и беспорядка. Царившее здесь взяточничество принимало самые невероятные размеры. Доходило до того, что судьи, получив большую мзду с обеих сторон, выносили выгодное для каждой из них решение, так что по одному и тому же судебному делу выходили две противоречащие друг другу грамоты. Поскольку должность кадия была чрезвычайно выгодной, её обычно приобретали за большие взятки. Вследствие этого судопроизводство во многих областях отправлялось всякого рода подозрительными личностями, авантюристами и прямыми преступниками.
Взявшись за искоренение всех этих злоупотреблений, Газан постарался в первую очередь передать суды в руки достойных, честных людей. В 1300 году он обнародовал «Указ о пожаловании достоинства кадия», в котором подчёркивалось, что кадиями должны назначаться самые достойные люди «с согласия простых и знатных данной области». Нарушающие закон и виновные во взяточничестве подлежали строгому наказанию. Казна содержала на местах большое количество осведомителей, которые должны были доносить ильхану о любых замеченных ими нарушениях.
Общим результатом реформаторской деятельности Газан-хана стали качественные изменения в жизни общества и государства: укрепились финансы, поднялся авторитет центральной власти, наметился экономический подъём. Современные Газану историки (в особенности Рашид ад-дин) очень высоко превозносили его государственные заслуги и личные качества. Даже не принимая на веру все те дифирамбы, которые произносились в его честь, следует признать, что для своего времени Газан-хан был выдающимся человеком: знал несколько языков, в том числе арабский и персидский, имел познания в астрономии, медицине, алхимии. Он был замечательно красноречив, знал много притч и остроумных рассказов, живо интересовался историей. Именно по его заказу лейб-медик Рашид ад-дин написал свой знаменитый труд «Джами-ат-Таварих».
Внешняя политика Газана не была столь успешной, как внутренняя, хотя и здесь он достиг определённых успехов. В 1299–1303 годах ильхан совершил три больших похода в Сирию. Первый из них начался в октябре 1299 года. В декабре был занят Халеб. Затем войско продвинулось до Хомса, где встретилось с египтянами. Упорная битва продолжалась почти целый день и закончилась разгромом мамлюков. Хомс и Дамаск сдались победителям, однако Газан не позволил своим солдатам разграбить эти города и был очень милостив с сирийцами. В феврале 1300 года он двинулся в обратный путь. Вскоре Сирия опять вернулась под власть египтян. В 1301 году Газан предпринял второй поход, вновь взял и на этот раз разграбил Дамаск. Но едва он покинул Сирию, город предался египтянам. В 1303 году полководец Газана Кутлуг-шах вновь овладел Дамаском. Тотчас вслед за этим он был наголову разбит при Мердж ас-Суффаре. Это сильное поражение свело на нет все успехи прежних лет и надолго отбило у монголов охоту к походам в Сирию. Вскоре Газан занемог и весной 1304 года скончался.
Бойкость, восприимчивость, живость и склонность к забавам, носившим военный характер, проявились в Петре с раннего детства. Любимыми игрушками его были потешные знамёна, топоры, пистолеты и барабаны. Когда мальчику было десять лет, в апреле 1682 года, умер его старший брат царь Фёдор. За смертью его последовали бурные события: провозглашение Петра царём, минуя старшего брата Ивана V, интриги их сестры царевны Софьи, вызвавшие страшный стрелецкий мятеж в мае того года, избиение бояр, потом установление двоевластия и провозглашение Софьи правительницей государства. Когда Пётр подрос, Софья открыла против брата враждебные действия. Однако на этот раз мятеж не удался. Большинство полков остались верны царю. После долгих переговоров Софье пришлось в 1689 году отречься от власти и удалиться в Новодевичий монастырь.
Избавившись от соперницы, Пётр не сразу взял управление в свои руки. Некоторое время продолжались ещё его шумные потехи, буйные пиры и строительство кораблей. Наконец в 1695 году усилия царя обратились к действительно важному предприятию: был объявлен поход на турецкую крепость в устье Дона — город Азов. Первая осада его окончилась неудачей, поскольку у русских не было своего флота. Она, впрочем, не повергла Петра в уныние, а напротив, усилила в нём желание во что бы то ни стало проложить себе путь к Чёрному морю. Под Воронежем была основана верфь, началось спешное строительство кораблей. Весной 1696 года Азов вновь был осаждён, на этот раз с суши и моря. В июле турки сдались. Весь Дон до самого устья перешёл под контроль России.
В марте 1697 года в Европу отправилось посольство для поиска союзников в войне с Турцией. Особенные надежды Пётр возлагал на австрийцев, которые считались традиционными врагами турок. Но, увы, — склонить императора Леопольда к войне с Османской империей ему не удалось. Та же неудача постигла посольство в Голландии и Англии. Но по пути в Россию состоялась встреча Петра с новым польским королём Августом II. За пирами и весёлыми забавами венценосцы договорились о дружбе и союзе против Швеции. Таким образом, вместо продолжения прежней войны на Чёрном море решено было начать новую — на этот раз в Прибалтике.
Проведя немало времени за границей и присмотревшись к тамошней жизни, Пётр тотчас по возвращении принялся твёрдой рукой внедрять в своём государстве европейские обычаи. Прежде всего гонениям подверглись бороды и русское платье. 26 августа 1698 года, когда Пётр возвратился в Москву, Преображенский дворец наполнила толпа людей всякого звания. Тут, разговаривая с вельможами, царь собственноручно обрезал им бороды. Когда слух об этом пошёл по Москве, служилые люди, бояре и дворяне сами стали бриться. Пришедшие с бородами 1 сентября на празднование Нового года попали уже в руки шута. Всем близким ко двору людям велено было одеться в европейские кафтаны.
Одновременно начались внутренние преобразования в управлении, ломка старого и введение новых порядков на европейский лад. Первейшей заботой царя в эти годы было создание современной регулярной армии и флота. Для их формирования он ввёл постоянный рекрутский набор. Один солдат рекрутировался от 75 крестьянских или городских дворов. Пётр сам написал военный устав и «правила сражения», списанные в основном со шведских образцов. Стрельцы, составлявшие основу прежнего войска, помимо военного дела в мирное время занимались ремеслом и торговлей. Это обстоятельство не позволяло должным образом организовать боевую подготовку, и русские уступали в сражениях профессиональным солдатам иностранных армий. Теперь Пётр стал набирать солдат, которые занимались исключительно военным делом. Дворяне должны были начинать службу с рядовых в гвардии, а затем становиться офицерами в регулярных полках. К началу XVIII века таких полков было 27, сведённых в три дивизии. (К моменту смерти Петра регулярная армия насчитывала 210 тысяч человек, не считая казаков. Кроме того, 28 тысяч человек служило во флоте, в котором насчитывалось 48 линейных кораблей, а также 787 галер и других мелких судов. Всех этих людей следовало одеть, обуть и вооружить. Между тем к началу царствования Петра русская промышленность находилась в зачаточном состоянии, количество мануфактур и заводов исчислялось единицами. Царь прилагал усилия к их развитию. К концу его царствования в России насчитывалось 233 промышленных предприятия. В большинстве своём они работали на нужды армии и флота. Это были суконные мануфактуры, шившие мундиры для войска, парусные фабрики, металлургические и оружейные заводы.)
К этому времени вполне определились характер, а также привычки царя, которым он потом следовал до конца жизни. Пётр был великан двух с небольшим метров росту, целой головой выше любой толпы, среди которой ему приходилось когда-либо стоять. От природы он был силач. Постоянное обращение с топором и молотом ещё более развило его мускульную силу и сноровку. Он мог не только свернуть в трубку серебряную тарелку, но и перерезать ножом кусок сукна на лету. В детстве он был живым и красивым мальчиком. Впоследствии это впечатление портилось следами сильного нервного расстройства, причиной которого считали детский испуг во время событий 1682 года, а также слишком часто повторяющиеся кутежи, надломившие здоровье ещё неокрепшего организма. Очень рано, уже на двадцатом году, у него стала трястись голова, а по лицу то и дело проходили безобразные судороги. Отсутствие привычки следить за собой и сдерживать себя сообщало его большим блуждающим глазам резкое, иногда даже дикое выражение, вызывавшее невольную дрожь в слабонервном человеке.
Многолетнее движение вперёд развило в Петре подвижность, потребность в постоянной перемене мест, в быстрой смене впечатлений. Он был обычным и весёлым гостем на домашних праздниках вельмож, купцов, мастеров, много и недурно танцевал. Если Пётр не спал, не ехал, не пировал или не осматривал чего-нибудь, он непременно что-нибудь строил. Руки его были вечно в работе, и с них не сходили мозоли. За ручной труд он брался при всяком представившемся к тому случае. Охота к ремеслу развила в нём быструю сметливость и сноровку: зорко вглядевшись в незнакомую работу, он мигом усваивал её. С летами он приобрёл необъятную массу технических познаний. По смерти его чуть не везде, где он бывал, рассеяны были вещицы его собственного изготовления: шлюпки, стулья, посуда, табакерки и тому подобное. Но выше всего ставил он мастерство корабельное. Никакое государственное дело не могло удержать его, когда представлялся случай поработать топором на верфи. И он достиг большого искусства в этом деле; современники считали его лучшим корабельным мастером в России. Он был не только зорким наблюдателем и опытным руководителем при постройке корабля: он сам мог сработать корабль с основания до всех технических мелочей его отделки. Морской воздух нужен был ему как вода рыбе. Этому воздуху вместе с постоянной физической деятельностью он сам приписывал целебное действие на своё здоровье. Отсюда же, вероятно, происходил и его несокрушимый, истинно матросский аппетит. Современники говорят, что он мог есть всегда и везде; когда бы ни приехал он в гости, до или после обеда, он сейчас готов был сесть за стол. Вставая рано, часу в пятом, он обедал в 11–12 часов и по окончании последнего блюда уходил соснуть. Даже на пиру в гостях он не отказывал себе в этом сне и, освежённый им, возвращался к собутыльникам, снова готовый есть и пить.
Любитель живого и невзыскательного времяпрепровождения, Пётр был заклятым врагом всякого церемониала. Он всегда конфузился и терялся среди торжественной обстановки, тяжело дышал, краснел и обливался потом. Будничную жизнь свою он старался устроить возможно проще и дешевле. Монарха, которого в Европе считали одним из самых могущественных и богатых в свете, часто видели в стоптанных башмаках и чулках, заштопанных собственной женой или дочерьми. Дома, встав с постели, он принимал в простом стареньком халате из китайской нанки, выезжал или выходил в незатейливом кафтане из толстого сукна, который не любил менять часто. Ездил он обыкновенно на одноколке или на плохой паре и в таком кабриолете, в каком, по замечанию иноземца-очевидца, не всякий московский купец решился бы выехать.
Пётр упразднил натянутую пышность прежней придворной жизни московских царей. В то время во всей Европе разве только двор прусского короля-скряги Фридриха Вильгельма I мог поспорить в простоте с русским. При Петре не было видно во дворце ни камергеров, ни камер-юнкеров, ни дорогой посуды. Обычная прислуга царя состояла из 10–12 молодых дворян, называвшихся денщиками. Возвратившись из заграничного путешествия, он перевёл в разряд государственных почти все пахотные земли, числившиеся за его отцом, и сохранил за собой только скромное наследие Романовых: восемьсот душ в Новгородской губернии. К доходам своего имения он прибавлял лишь обычное жалованье, соответствовавшее чинам, постепенно им проходимым в армии или флоте.
На следующий год по возвращении царя из Европы началась Северная война. 23 августа 1700 года русские полки приступили к осаде Нарвы. Надеялись, что город долго не продержится, но гарнизон оборонялся с большим мужеством. Между тем наступила осень. 17 ноября пришло известие о приближении шведской армии, возглавляемой самим королём Карлом XII. В ту же ночь Пётр оставил лагерь и уехал в Новгород. Здесь его догнало известие о полном поражении русских войск. Было потеряно большое количество солдат и почти вся артиллерия. Однако одержав победу над русскими, Карл не стал наступать вглубь России, а обернул свои войска против Польши. В этой стране он увяз на многие годы. Тем временем, благодаря энергичным мерам, Россия быстро восстановила свои силы после нарвского поражения. В октябре 1702 года Пётр захватил стоявший у истоков Невы древнерусский Орешек. Крепость была переименована в Шлиссельбург (то есть ключ-город ко всей Лифляндии).
В апреле 1703 года русское войско под командованием Шереметева выступило из Шлиссельбурга вниз по правому берегу Невы и 25 апреля вышло к небольшому земляному городку Ниеншанцу, сторожившему устье реки. Вечером 30 апреля началось бомбардирование, а утром 1 мая Ниеншанц сдался. 16 мая на острове, называвшемся прежде Янни-Саари и переименованном Петром в Люст-Эйланд (Весёлый остров) был заложен город Санкт-Петербург. Первою постройкой его стала деревянная крепость с шестью бастионами. В крепости была поставлена деревянная церковь во имя Петра и Павла. Определено было место для гостиного двора, пристани, государева дворца, сада и домов знатных вельмож. Строительство этого города, которому суждено было вскоре стать новой столицей России, послужило поводом к такому отягощению народа, с каким едва ли могли сравниться прежние времена. Со всей страны ежегодно сгонялись на болотистые берега Невы десятки тысяч работников, которые умирали здесь без числа от голода и болезней. На их место вели новых, так что вопреки всему город вырастал со сказочной быстротой. Людям разного звания под угрозой огромных штрафов и отнятия имения было приказано переселяться в Петербург и строить здесь дома.
Война тем временем продолжалась. В июле 1704 года, не выдержав русской осады, капитулировал Дерпт. Затем была захвачена Нарва. В последующие годы боевые действия велись не так интенсивно. Карл XII сумел наконец победить Августа и заставил его отречься от престола. Из Польши шведы двинулись в Белоруссию. В июле 1708 года Карл занял Могилёв и стал дожидаться здесь прихода из Лифляндии генерала Левенгаупта с 16 тысячами войска, артиллерией и провиантом. Однако генерал продвигался чрезвычайно медленно. Зато король получил весть от украинского гетмана Мазепы о том, что вся Малороссия готова восстать против царя при первом появлении шведского войска. Карл был так увлечён этой вестью, что в начале августа, не дождавшись Левенгаупта, выступил из Могилёва на Украину. Пётр не преследовал Карла и обратил все силы на Левенгаупта. 27 сентября он настиг шведов недалеко от Пропойска у деревни Лесной. Упорный бой продолжался пять часов. Наконец русские ударили в штыки, овладели всею артиллерией и почти всем обозом.
Весной 1709 года Карл несколько раз приступал к Полтаве и держал город в сильной блокаде. Пётр двинулся на выручку. 20 июня русская армия переправилась через Ворсклу, расположилась лагерем и стала укреплять его шанцами. Пётр оттягивал начало сражения, дожидаясь прибытия 20 тысяч калмыков, но Карл, узнав об этом, приказал двинуть войско в битву. Рано утром 27 июня ещё до восхода солнца шведы пошли в атаку с намерением опрокинуть русскую конницу, стоявшую перед лагерем. Для этого им пришлось пройти сквозь редуты под сильным огнём русской артиллерии. Русская конница отошла, и шведы угодили под ещё более убийственный огонь из лагеря. Господство русской артиллерии было подавляющим. Карл прекратил преследование и отступил в лес. Тогда русские вышли из лагеря и построились в две линии против шведов. Пётр объехал с генералами всю армию, ободряя солдат и офицеров. «Вы сражаетесь не за Петра, а за государство Петру порученное, — говорил он, — а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия, слава, честь и благосостояние её!»
В 9 часов битва возобновилась. Армии сошлись вплотную, и начался рукопашный бой. Пётр распоряжался в самой гуще, не избегая опасности: одна пуля прострелила ему шляпу, другая попала в седло, а третья повредила крест, висевший на груди. Через два часа шведы дрогнули по всему фронту. Карла с больной ногой возили между солдатскими рядами, как вдруг пушечное ядро ударило в коляску, и король очутился на земле. Солдаты, находившиеся вблизи, подумали, что король убит, и ужас овладел полками. Бегство стало всеобщим. На поле боя осталось до 9 тысяч убитых. Уцелевшая половина шведской армии (около 16 тысяч) под командованием Левенгаупта отступила сначала в лагерь, а потом поспешно отошла к Днепру. Однако переправиться через него было не на чем. Запорожцы едва успели перевезти на лодках Карла и Мазепу, как 30 июня явились русские войска во главе с Меншиковым. Возобновить битву не представлялось возможным. Левенгаупт и все его солдаты сложили оружие. Победа Петра была полной — одна из лучших армий того времени, девять лет наводившая ужас на всю Восточную Европу, перестала существовать. Сам Карл едва успел бежать от преследователей в турецкие владения.
Победа под Полтавой привела к перелому во всей войне. После этого шведы не могли удержаться ни в Прибалтике, ни в Финляндии.
В июне 1710 года русские взяли Выборг, в июле захватили Ригу, в августе перед ними капитулировал Пернов. В сентябре они вынудили к сдаче Кексгольм (древнерусскую Карелу) и Ревель. Лифляндия и Эстляндия были очищены от шведов и перешли под власть России. В 1711 году Пётр имел неудачное столкновение с Турцией и принуждён был возвратить ей Азов и Запорожье. Но зато в 1713 году русские овладели всей Финляндией. В 1714 году состоялось успешное морское сражение у мыса Гангут, в котором шведы опять потерпели поражение.
Война была перенесена на территорию противника. У Петра появилось больше времени для внутренних преобразований. В 1718 году он приступил к учреждению коллегий. Дело это задумывалось царём давно, но сильно замедлилось из-за недостатка в сведущих, образованных людях, которые могли бы поставить дело государственного правления по-новому, на европейский манер. Всех коллегий поначалу считали девять. Каждая из них (в отличие от существовавших до Петра приказов) должна была иметь строго определённый круг обязанностей. Три были «главными», или «государственными» (военная, морская, иностранных дел). Три коллегии ведали финансами (камер-коллегия — доходами, штатс-коллегия — расходами, ревизион-коллегия — контролем). Юстиц-коллегия должна была вести надзор за судами, коммерц-коллегия стала ведомством торговли, а берг- и мануфактур-коллегии должны были ведать соответственно горнозаводской и фабричной промышленностью.
Впрочем, внешние дела не давали Петру полностью сосредоточиться на реформах. В декабре 1718 года пришло известие о смерти Карла XII. Мирные переговоры с его наследниками шли очень медленно. Но постепенно, терпя новые неудачи, шведы становились всё сговорчивее. 3 сентября 1721 года курьер доставил Петру в Выборг заключённый 30 августа мирный трактат. Согласно ему, к России отходили Лифляндия, Эстляндия, Ингрия, часть Карелии с Выборгом, а Швеции возвращалась Финляндия. Тяжелейшая в истории России война, продолжавшаяся более двадцати лет, завершилась полной победой. Торжества по поводу её окончания начались в столице немедленно и продолжались до конца года. 22 октября Сенат решил поднести Петру титулы Отца Отечества, императора и Великого. Даже сильное наводнение в ноябре не прервало праздников, а в конце декабря император отправился праздновать победу в Москву.
После окончания Северной войны ничто уже не мешало внутренним реформам. Важнейшей из них в 1721 году стало учреждение святейшего Синода. 24 января 1722 года была напечатана табель о рангах: все вновь учреждённые должности были выстроены в ней в три параллельных ряда: военный, гражданский и придворный, с разделением каждого на 14 рангов, или классов. Этот очень важный в русской истории учредительный акт ставил бюрократическую иерархию заслуги и выслуги на место аристократической иерархии породы и родословной книги. В одной из статей, присоединённых к табели, с ударением было пояснено, что знатность рода сама по себе без службы ничего отныне не значит и не создаёт человеку никакого положения: людям знатной породы никакого ранга не даётся, пока они государю и отечеству заслуг не покажут «и за оные характера («чести и чина», по тогдашнему словоистолкованию) не получат». Потомки русских и иностранцев, зачисленных по этой табели в первые восемь рангов, причислялись к «лучшему старшему дворянству… хотя б они и низкой породы были». Таким образом, служба всем теперь открывала доступ к дворянству.
В следующие годы много внимания было уделено первой в истории России подушной переписи населения и подготовке к Персидскому походу, который состоялся в 1723 году. Война эта также оказалась очень успешной для России и завершилась присоединением южных берегов Каспийского моря. Это было последнее крупное деяние царя-реформатора. В конце октября 1724 года Пётр плавал осматривать учреждённый недавно Сестрорецкий литейный завод. Недалеко от устья Невы он увидел судно с солдатами и матросами, плывущее из Кронштадта и носимое во все стороны ветром и непогодой. На глазах Петра оно село на мель. Император не удержался, велел плыть на помощь потерпевшим, бросился по пояс в воду и вместе со всеми снимал корабль с мели, чтобы выручить находившихся на нём людей. Утром он почувствовал лихорадку и больной поплыл в Петербург. После этого у Петра открылись признаки каменной болезни. Здоровье его уже не поправлялось, но становилось со дня на день всё хуже. 28 января 1725 года в 6 утра Пётр I умер.
Иосиф, сын австрийской императрицы Марии Терезии, в детстве был испорчен плохим воспитанием. Передавая его под надзор маршалу Батиани, Мария Терезия призналась: «Моего сына слишком баловали со дня его рождения, слишком уступали его требованиям и капризам… Он привык, чтоб все беспрекословно повиновались ему. Всякое противоречие раздражает его. Поэтому он неприятен и тяжек для других». Особенно беспокоило мать то, что ребёнок всегда отказывался признавать свои ошибки и старался скрывать их всевозможными уловками. Природные способности Иосифа не были блистательны. Ум его развился довольно поздно. Учился он туго, но память у него была твёрдая. Пишут, что с детства он был упрям и ленив сверх всякой меры, не выказывал ни малейшей охоты к учению и лишь с трудом удавалось сообщить ему самые элементарные сведения. Однако в юности он очень увлёкся чтением и, как можно предположить, несколько пополнил пробелы своего образования. Однако оно так навсегда и осталось односторонним. Иосиф никогда не любил науку и литературу как таковые. Единственное знание, которое он признавал, было знание фактов. Поэтому он ценил в науке только практическую сторону, а искусства не признавал вовсе. Он прочёл очень много политических и политико-экономических сочинений и почерпнул многие свои идеи из энциклопедий и сочинений «физиократов». Вместе с тем громадное влияние на Иосифа имели его путешествия. Это было его любимое времяпрепровождение. За тридцать лет исколесил всю Европу, забираясь в такие места, где не бывал до него ни один из Габсбургов. Он несомненно был одним из самых непоседливых государей своего времени. По характеру был застенчив и не питал ни малейшего влечения к придворным развлечениям, не любил ни танцев, ни охоты. Женская красота почти не производила на него впечатления. «Он смотрит на женщин как на статуи», — писала о нём одна дама. Английский посол Роберт Кэйт замечал в императоре «некоторую долю жестокости и непреклонности», а также то, что «он недостаточно обращает внимание на людские предрассудки и слабости». При дворе все боялись его гнева, его резких выговоров и желчных выходок. Отличительными чертами Иосифа были сосредоточенность и упорство; он принадлежал к числу людей, неохотно подчинявшихся постороннему влиянию и всегда следующих собственным убеждениям. На его характер, к примеру, не оказала мрачного влияния атмосфера ханжества, которая царила при австрийском дворе в последние годы правления Марии Терезии. Напротив, она выработала в нём решительную и безусловную ненависть к фанатизму. Он не любил попов и питал природное отвращение к богословским казуистическим спорам, к церковным церемониям, легендам, суевериям и всем аксессуарам религии вообще. При всём этом он был искренне верующим человеком и не любил Вольтера.
В 1765 году, по смерти отца, Иосиф принял императорскую корону и тогда же мать сделала его соправителем в Австрии. Однако они так и не смогли ужиться вместе, поскольку были одинаково властолюбивы и не сходились во взглядах. Резкая перемена во всём обнаружилась сразу после смерти в 1780 году Марии Терезии. Иосиф всегда пренебрегал этикетом и сразу сократил до крайних размеров расходы на содержание своего двора. Вместе с тем он принёс с собой на престол непомерное желание устроить как можно лучше жизнь своих подданных и возвысить могущество своего государства. У него было множество разнообразных замыслов, которые он торопился осуществить. Он спешил всё сдвинуть с места и всему дать новый вид. Никогда ещё в Австрии не правил государь с такой жаждой преобразований, готовый работать с утра до вечера без отдыха и с лихорадочным возбуждением. Он писал своему брату Леопольду: «Любовь к отечеству, благо монархии — вот единственная страсть, которая меня одушевляет и под влиянием которой я готов предпринять что угодно». Как реформатор Иосиф был теоретиком в полном смысле слова. Господствовавшая тогда философская школа не имела никакого уважения к прошлому историческому развитию; всё отжившее представлялось грубым предрассудком ей, и она требовала коренного преобразования государственных учреждений на основании отвлечённых принципов. Иосиф не обращал внимания на то, что исторически сложилось, а считал необходимым сообразовываться только с указаниями разума и «естественным правом». «Возлагая на себя наиболее славную из европейских корон, — писал император, — я намерен поставить философию законодательницей моего государства; на основании её принципов Австрия должна получить совершенно новый вид… Внутреннее управление подвластных мне областей требует радикальной перемены; привилегии, фанатизм и умственный гнёт должны исчезнуть, каждый из моих подданных будет пользоваться прирождёнными ему естественными правами».
В чём заключалась его программа? «Монархия, — писал Иосиф, — должна состоять из совершенно сходных по своим учреждениям провинций, представлять собой единое целое, к которому следует применить одинаковую систему управления… Как скоро это будет достигнуто, прекратится всякое отчуждение, всякое соперничество между различными областями и народностями… Различия по происхождению и вероисповеданию должны исчезнуть, и тогда все граждане будут считаться братьями, стараясь посильно помогать друг другу». Уже на другой день по своём воцарении Иосиф издал закон о свободе вероисповедания. Несмотря на его умеренность, впечатление, произведённое этим декретом, было чрезвычайно сильно не только в Австрии, но и во всей Европе. Затем последовал целый ряд других законов, имевших целью ослабить влияние Рима и сделать австрийскую церковь более самостоятельной. Встревоженный папа Пий VI отправился в 1781 году в Вену, чтобы лично встретиться с Иосифом, но поездка эта не имела никакого результата — император не согласился пойти ни на какие уступки и объявил о своём твёрдом намерении отнять у духовенства значительную долю тех прав, которые с незапамятных времён оно присвоило себе в Австрии. «Я намерен, — писал он в одном из писем, — освободить народ от суеверий и от влияния саддукеев… необходимо изъять из церковной области всё, что не имеет к ней никакого отношения и следствием чего было порабощение человеческого разума». С особым нерасположением он относился к монашеским орденам, которые немедленно подчинил власти епископов. Затем началось упразднение монастырей: в первые шесть лет царствования Иосифа их было закрыто не менее 740. Это, по-видимому, нужное преобразование сопровождалось совершенно неоправданной горячностью и неразберихой. Монастыри были ограблены с беспощадным насилием, их имущество растрачено, их драгоценные библиотеки уничтожены или расхищены. В венском картезианском монастыре бальзамированное тело Альфреда Мудрого было выкинуто из своего свинцового гроба ради металла и в течение нескольких месяцев выставлено на всеобщее обозрение.
Одновременно шли преобразования в других областях государственного устройства. В 1782 году был издан закон, отменявший крепостное право в славянских владениях Австрии. Это была одна из самых благих и сравнительно удачных мер Иосифа. Однако земля осталась собственностью помещиков. Гораздо меньше успеха имела административная реформа. Держава Габсбургов представляла собой империю, состоявшую из самых разнородных элементов. Если в собственно Австрии австрийский монарх был неограниченным прирождённым государем среди преданного населения, то в Тироле он был властителем, на которого свысока смотрело независимое крестьянство; в Бельгии — политическим главой средневековых республик; в Чехии и Моравии он был чужеземным властелином, управляющим равнодушным и несчастным населением; в Венгрии он был феодальным сюзереном республики дворян, ревниво отстаивавших свои привилегии; наконец, в Галиции и Ломбардии он был завоевателем, управлявшим безусловно по праву меча. Править таким государством так, чтобы все оставались довольны, было делом нелёгким и даже едва ли возможным. Иосиф поставил себе задачу слить в однородное целое все свои владения, уничтожить все местные политические права, стереть границы между различными нациями и заменить их простым административным разделением всей империи, сделать немецкий язык господствующим, дать единообразный свод законов и уравнять перед законом массу крепостных крестьян с бывшими господами. Уже в 1782 году в Австрии были упразднены правительства 12 земель и вместо них созданы шесть губерний. Выборные управы при этом везде были заменены правительственными чиновниками. Затем то же самое стало проводиться в других частях Габсбургской державы. В 1787 году весь исторический строй Бельгии был вдруг радикально изменён, и правительство разом отменило все старинные учреждения страны. Было образовано министерство юстиции, а дворянство, духовенство, города лишились права иметь особые суды. В административном отношении Бельгия была разделена на округа. Сословные выборные собрания — штаты — утратили всякое значение. Об их праве утверждать налоги не было и речи. Однако бельгийцы были не теми людьми, которые готовы уступить без борьбы свои старинные вольности. Повсюду явились зловещие признаки неповиновения. Брабантские штаты заявили резкий протест против всех распоряжений Иосифа. Все сословия были готовы взяться за оружие. Сестра императора Мария Христина, которая вместе со своим мужем управляла Бельгией, писала императору: «Любезный брат, умоляю вас на коленях, не настаивайте на принятых вами мерах, иначе эти провинции, все без исключения, предадутся такому отчаянию, что сочтут себя вправе порвать узы, связующие их с династией». В ответ Иосиф назначил генерал-губернатором Бельгии графа Муррея. Но даже этот храбрый солдат, ознакомившись на месте с положением дел, счёл нужным пойти на важные уступки. Император сместил его и назначил графа Траутмансдорфа, объявив при этом: «Бельгийцы должны образумиться и покориться, иначе употреблена будет сила, и зло вырвано с корнем, каковы бы ни были последствия». Новый губернатор в самом деле вскоре должен был применять силу, так что в Брюсселе и Антверпене дело дошло до кровопролития. В октябре 1789 года началось восстание в Брабанте, перекинувшееся затем в Брюссель, Намюр и Гент. 27 октября австрийская армия потерпела поражение, а к концу года почти вся Бельгия была освобождена от австрийских войск. В январе 1790 года на собравшемся в Брюсселе Национальном конгрессе было провозглашено образование нового государства — Соединённых штатов Бельгии.
Сходным образом пошли дела в Венгрии. При вступлении на престол император не захотел короноваться венгерской короной. В его глазах Венгрия ничем не отличалась от всякой другой провинции, и её старинная конституция служила только помехой для задуманных преобразований. Всюду была водворена система строгой централизации. Государственным языком был объявлен немецкий. Всех, кто не владел им, предписывалось увольнять с государственной службы. Иосифа умоляли, чтобы он, по крайней мере, дал отсрочку тем лицам, которые желают выучиться немецкому, но и эта просьба не была уважена. В 1784 году в Венгрии было отменено крепостное право. Всё комитатское управление было преобразовано и передано в руки чиновников. Эти нововведения вызвали повсеместное возмущение. Дворянство уже готово было свергнуть «некоронованного» Иосифа и передать престол кому-нибудь из имперских князей. Но, наученный бельгийским опытом, Иосиф в январе 1790 года уступил венграм и аннулировал реформы, провозглашённые в 1780 году.
Все внешнеполитические начинания Иосифа были также безуспешны. Война за Баварское наследство в 1778–1779 годах завершилась унизительным отступлением, а Турецкая война 1788–1791 годов представляла собой непрерывный ряд неудач и поражений. Даже личное присутствие императора на фронте не изменило положения. Он отправился на войну уже тяжелобольной. Кампания 1788 года, проведённая в жаркой и болотистой местности, окончательно доконала его, и он возвратился из похода, жестоко истощённый болезнью. «Бог знает, что приходится выносить мне, — писал он брату Леопольду в конце 1789 года, — одышка в соединении с сильнейшим кашлем не даёт мне покоя, так что не могу я ни лежать, ни ходить, и целые ночи провожу сидя без сна, погружённый в тяжкое раздумье о судьбе государства». Он чувствовал, что дни его сочтены, но более чем смерть угнетали его беды, постигшие отечество. Он знал, что его повсеместно обвиняют в возмущении и развале страны, но не желал принимать на себя ответственность. «Я знаю своё сердце, — писал он незадолго до своей кончины, — я убеждён в глубине души в чистоте моих намерений, и я надеюсь, что когда меня не станет, потомство рассмотрит и рассудит внимательнее, справедливее и беспристрастнее, чем современники, то, что я делал для моего народа».
После смерти императора большинство его нововведений было отменено. Современники довольно сурово оценили его деятельность. Но с течением времени, особенно после Французской революции и начала Наполеоновских войн, когда ясно обозначился глубокий кризис государственной системы Австрии, о нём стали судить снисходительнее. Несомненно, он многое предвидел, в начинаниях его было много верного и полезного, но у него не было ни государственной прозорливости, ни такта, ни способностей истинного реформатора, поэтому неудача, постигшая его, была закономерна и естественна.
Правлению Селима III суждено было стать важной вехой в истории Османской империи. Он взошёл на престол в самом начале неудачной для турок австро-русско-турецкой войны. Несмотря на все усилия, выиграть её Селиму так и не удалось. Отсталая турецкая армия терпела одно поражение за другим. В 1789 году она была разбита русскими и австрийцами при Фокшанах и Рымнике. Затем на русском фронте были потеряны Аккерман и Бендеры. Тогда же австрийцы взяли Белград и Семендрию. Впрочем, в 1790 году австрийский император Иосиф вернул по мирному договору всё захваченное. Однако и после выхода Австрии из войны, поражения на русском фронте продолжались. В декабре 1790 года Суворов взял Измаил. В 1792 году Селим вынужден был пойти на подписание мирного договора. Ему пришлось окончательно отказаться от Крыма и уступить России земли между Бугом и Днестром.
Это поражение заставило о многом задуматься. Невозможность жить по-старому, необходимость реформ и прежде всего нужда в новой, реорганизованной на европейский манер армии стали тогда ясны для многих дальновидных государственных деятелей Турции. Что касается самого Селима, то он был сторонником реформ уже с юношеских лет. Ещё тогда, когда он, по обычаям того времени, находился в изоляции в особом помещении во дворце Топкапу (так называемом кафесе, или шимширлике, куда водворялись с конца XVI века сыновья султанов, смещённые султаны и другие члены династии из опасения, что они будут покушаться на престол), Селим живо интересовался делами государства. Будущий султан провёл в кафесе 15 лет (с 13-летнего возраста), но его изоляция не была строгой, и он имел возможность общаться со сторонниками реформ. Врач его отца Лоренцо много рассказывал ему о Европе и о европейской армии. При его посредничестве Селим даже переписывался через французского посла Шуазель-Гуфье с королём Франции Людовиком XVI.
Подготовку к проведению военных реформ Селим начал сразу после окончания военных действий, ещё до подписания мирного договора с Россией. В то время главными частями турецкой армии были конное ополчение и янычары. О чрезвычайно низких боевых качествах как тех, так и других было известно всем. Никто не желал выполнять своих ленных обязанностей, так что султанам лишь с огромным трудом удавалось собирать своё ополчение. Что касается янычарского корпуса, то он уже давно из опоры султанской власти превратился в очаг смут и мятежей. Однако заменить их было нечем. Создать регулярные части в Турции, где никогда не было ни всеобщей воинской повинности, ни рекрутской системы, было очень трудно. Тем не менее в 1793 году Селим приступил к формированию нового войска. Чтобы не раздражать янычар, его формально включили в состав дворцовой охраны и назвали «корпусом стрелков-бостанджи». Численность его для начала была установлена в 12 тысяч человек. На офицерские должности приглашались инструкторы-иностранцы из Франции, Англии и Швеции. В военно-инженерном и морском училищах под руководством европейцев-преподавателей началось обучение национальных кадров — будущих офицеров и инженеров. Несмотря на сравнительно высокое жалованье, охотников служить в регулярных частях оказалось немного. Установленная численность корпуса — 12 тысяч — была достигнута только в 1804 году.
Параллельно шла реорганизация других войсковых подразделений. Артиллерийские части стали получать орудия нового образца. Были модернизированы старые пушечный и пороховой завод, но работали они плохо. Много сил было потрачено на воссоздание боевого флота, который бы мог отвечать современным требованиям. Приглашённые из Швеции и Франции инженеры-кораблестроители восстановили 15 верфей и приступили к выпуску современных судов. За несколько лет удалось построить 45 кораблей, а к концу царствования Селима турецкий флот насчитывал 100 кораблей, в том числе более 40 линейных и фрегатов. Среди моряков вводилась строгая дисциплина, а для офицеров устраивались экзамены на предмет знания морского дела. Однако сами турки неохотно шли на морскую службу. Приходилось набирать матросов среди других народов, прежде всего греков. Одновременно Селим пытался улучшить состояние старой армии и внедрить в ней методы европейской военной подготовки, однако ощутимых успехов не добился. Султану и его единомышленникам всё время приходилось с огромным трудом преодолевать традиционную предубеждённость против всего европейского.
Между тем нужда в новой боеспособной армии становилась всё более ощутимой. Всё царствование Селима прошло в постоянных внешних и внутренних войнах. Целостность империи постоянно находилась под угрозой. В 1798 году началась война с Францией. Французский корпус во главе с генералом Бонапартом захватил Египет. Правда при попытке овладеть Сирией французы потерпели поражение, а вскоре из-за английской блокады и утери связи с Францией их положение стало критическим. В июне 1802 года остатки французской армии, которой руководил в то время генерал Клебер, сложили оружие. Но едва окончилась франко-турецкая война, начались внутренние смуты. В 1804 году вспыхнуло восстание в Белградском пашалыке, во главе которого встал вожак гайдуков Кара-Георгий. Весной повстанцы захватили многие города и осадили Белград, где засели дайны янычар. В 1805 и 1806 годах против Кара-Георгия безуспешно сражалась 70-тысячная армия пашей Боснии и Скутар. Подавить восстание не удалось. В декабре 1806 года сербы выбили янычар из Белграда и овладели всей страной. Одновременно весной 1805 года власть турок была свергнута в Египте, где утвердился албанский полководец Мухаммад Али. (Селим вынужден был признать его египетским пашой, хотя фактически с тех пор Египет сделался независимым государством.) В Аравии успешную войну против турок развернули ваххабиты Неджда. В довершение несчастий в 1806 году началась новая русско-турецкая война.
В этих условиях Селим сделал последнюю попытку увеличить численность своей армии. Игнорируя старые турецкие традиции, он издал в марте 1805 года указ о начале рекрутского набора в городах и деревнях Румелии. Призыву в армию подлежали физически крепкие молодые люди в возрасте 20–25 лет, включая и янычар. Но первая же попытка произвести набор в небольшом городке Текирдаг закончилась мятежом. Селиму пришлось уступить и приостановить действие указа. Весной 1806 года, стянув в Румелию большие силы «новых войск», султан попробовал вновь произвести набор. Однако янычары, поддержанные местным населением, вступили в бой с реорганизованными на европейский манер частями. Командовавший ими Абдуррахман-паша не смог даже пробиться к Эдирне и был вынужден повернуть назад. Селим опять уступил и отозвал Абдуррахман-пашу в Стамбул.
Это поражение оказалось роковым для султана. Враги реформ подняли голову. В начале 1807 года в Стамбуле сложился заговор, во главе которого стоял заместитель великого визиря Муса-паша. Заговорщики привлекли на свою сторону так называемых ямаков, то есть солдат вспомогательных войск в гарнизонах фортов, размещённых вдоль обоих берегов Босфора. Им внушили, что скоро всех ямаков оденут в форму солдат регулярной армии и заставят заниматься воинскими упражнениями. 25 мая 1807 года ямаки восстали. Вечером они избрали своим руководителем чаушу (младшего командира) Мустафу Кабакчи-оглу и 27 мая двинулись на Стамбул. По пути к ним присоединились артиллеристы, часть экипажей флота и столичные янычары. 28 мая число бунтовщиков достигло 20 тысяч человек. Чтобы успокоить мятеж, Селим объявил о роспуске новых регулярных частей, но его враги этим не удовлетворились. Они потребовали, чтобы султан казнил 11 своих ближайших сподвижников — сторонников реформ. Селим согласился и на это, но даже такой ценой не смог удержаться на троне. 29 мая мятежники, собравшиеся на Мясной площади Стамбула (к этому времени их число достигло 50 тысяч), потребовали отречения султана. В тот же день Селим отказался от престола и отправился в заключение в кафес, а вышедший оттуда 28-летний принц Мустафа был провозглашён султаном. Но не все сторонники реформ погибли во время переворота. Часть из них находилась на фронте в Дунайской армии. В июле 1808 года верные Селиму войска, руководимые Мустафа-пашой Байрактаром, захватили Стамбул. 28 июля они окружили султанский дворец и завязали бой с охраной. Видя, что его власти пришёл конец, Мустафа IV велел умертвить Селима. Тот мужественно сопротивлялся убийцам, но был в конце концов ими задушен.
Будущий правитель Египта Мухаммад Али, по происхождению албанец, родился в 1769 году в македонском городе Кавала. О детстве его ходили самые разнообразные слухи. По-видимому, он был сыном мелкого помещика, но потерял родителей и воспитывался в чужой семье. Став взрослым, он завёл табачную торговлю и даже не помышлял о военной службе. Однако когда Мухаммаду Али исполнилось 30 лет, в его жизни произошёл крутой перелом. По приказу турецкого султана Кавала должна была отправить в Египет для участия в войне против французского экспедиционного корпуса генерала Бонапарта небольшой албанский отряд численностью около 300 человек. Мухаммад Али был взят в этот отряд в качестве помощника командира. Но уже в первых боях с французами он проявил незаурядный военный талант, мужество и хладнокровие. Вскоре он стал командиром всех албанских войск, находившихся в составе турецкой экспедиционной армии, и превратился в заметную политическую фигуру.
После того как французы были изгнаны из Египта, здесь началась борьба между турецкими войсками и отрядами мамлюков. (Мамлюки — отряды египетской гвардии; стоявшие во главе них беи были при Османах фактическими правителями Египта.) Мухаммад Али и его албанцы приняли в ней участие на стороне мамлюков. В мае 1803 года Каир был захвачен объединёнными силами мамлюков и албанцев. Для управления Египтом составился триумвират, в который вошли Мухаммад Али и два мамлюкских бея. В январе 1804 года война закончилась полным поражением турок. Но вскоре — в марте 1804 года — в столице вспыхнуло восстание против мамлюков. Они были разбиты, а бей Осман Бардиси едва успел скрыться. Уже в самом начале восстания Мухаммад Али явился к его руководителю шейху ал-Азхару и объявил себя защитником прав египетского народа. Албанские отряды были брошены на борьбу с мамлюками. Этот ловкий манёвр обеспечил Мухаммаду Али власть над Египтом. Собрание шейхов избрало его каймакамом, то есть заместителем египетского паши. Пашой был избран турецкий правитель Александрии Хуршид. В течение четырёх следующих месяцев мамлюки осаждали Каир. В конце концов Мухаммад Али, успешно руководивший обороной, вынудил их отступить. За время осады его популярность среди горожан заметно возросла. В течение зимы 1804/1805 годов Мухаммад Али со своими войсками теснил мамлюков в Верхнем Египте. Тем временем Хуршид-паша воскресил в Каире все ужасы турецкого гнёта: обложил горожан контрибуцией, взял заложников и собрал на год вперёд налоги с разорённых деревень. В мае 1805 года в Каире вспыхнуло новое восстание. Хуршид был свергнут, и собрание шейхов провозгласило правителем Египта Мухаммада Али. Султан Селим III был вынужден признать его египетским пашой. (Формально Египет продолжал считаться одним из пашалыков Османской империи, а Мухаммад Али — губернатором провинции, пашой, подотчётным султану и Порте. Но фактически с его утверждением у власти Египет стал независимым государством со своим особым правительством, своей армией, законами, налоговой системой. Мухаммад Али платил султану ежегодную дань, составлявшую около 3 % всех бюджетных расходов; он получил инвеституру от султана; имя султана поминалось в хутбе, и этим ограничивалась зависимость Египта от Турции.)
Утвердившись у власти, Мухаммад Али приступил к внутренним преобразованиям, необходимость которых уже давно назрела. Прежде всего он провёл аграрную реформу. В 1808 году он конфисковал имения тех помещиков, которые уклонялись от уплаты налогов. С 1814 года крестьяне стали выплачивать поземельный налог не своим помещикам, а непосредственно государству. Одновременно была уничтожена личная зависимость крестьян от помещиков. Все надельные земли стали собственностью государства. В результате этой реформы в руках Мухаммада Али оказался огромный земельный фонд государственных земель, который он (начиная с 1829 года) раздавал своим родственникам, приближённым, высшим сановникам, офицерам албанских, курдских, черкесских и турецких отрядов. Эта новая знать стала опорой его власти. Недовольные этими преобразованиями мамлюки дважды — в 1809 и 1810 годах — поднимали против Мухаммада Али восстания. Они были подавлены, однако мамлюкская гвардия продолжала оставаться главным оплотом всех недовольных, и Мухаммад Али решил покончить с ней самым радикальным образом. В марте 1811 года он устроил в Каире военный парад. Среди других частей в нём участвовало 500 мамлюков. Войска были собраны в каирской цитадели, откуда двигались в город. Когда основная масса солдат вышла из крепости, албанцы закрыли ворота и, окружив мамлюков, перебили их до последнего человека. Затем начались повальные обыски в Каире, в провинции, в Верхнем Египте — повсюду солдаты Мухаммада Али вместе с населением устраивали облавы на мамлюков. Всех, кто был пойман, казнили. Лишь небольшая часть мамлюков успела бежать в Судан. Их многовековое господство над страной закончилось навсегда.
Аграрная реформа и расправа с мамлюками подготовили реформу армии. Это была долгая и трудная работа. Первоначально опорой Мухаммада Али служили албанские и африканские отряды. С середины 1820-х годов он начал комплектовать армию из египетских крестьян. Обучением регулярных войск занимались иностранные военные специалисты. В Асуане Мухаммад Али создал большой учебный лагерь, где тысячи молодых египтян и суданцев проходили военное обучение под руководством французских и итальянских инструкторов. Наряду с этим он организовал военные школы для подготовки командного состава: пехотную школу в Дамиетте, кавалерийскую — в Гизе, артиллерийскую — в Туре. В 1826 году была образована даже академия генерального штаба. Вся организация армии строилась по образцу наполеоновской. На арабский язык были переведены французские военные уставы. Мухаммад Али старался снабдить своих солдат самым современным оружием, в том числе первоклассной артиллерией. В первые годы оружие полностью закупалось в Европе, потом его стали частично производить в Египте. К 30-м годам XIX века регулярная египетская армия достигла внушительных размеров и насчитывала в своих рядах около 180 тысяч солдат. Не ограничиваясь сухопутными силами, Мухаммад Али решил создать национальный египетский флот. Сначала он закупал корабли за границей, а в 1829 году заложил большую верфь в Александрии. Строительство кораблей здесь пошло исключительно быстрыми темпами — первый стопушечный корабль сошёл на воду уже в январе 1831 года.
Реорганизация армии потребовала создания новых фабрик и мануфактур. Так, при Александрийской верфи были устроены литейные цеха, кузницы, слесарные мастерские и мануфактура парусных холстов. Новые фабрики возникли в Каире и Розетте. Кроме того, были построены чугунолитейный завод с годовой производительностью 2 тысячи тонн чугуна, три ружейных завода, созданных по передовым французским образцам, селитровые и пороховые заводы. Для нужд армии и флота основывались фабрики хлопчатобумажных, льняных и суконных тканей, канатные заводы, фабрики фесок.
Мухаммад Али уничтожил мамлюкскую административную систему, допускавшую произвол провинциальных губернаторов-кашифов, и создал новый, централизованный и организованный по европейскому образцу государственный аппарат. Важную роль в нём играли министерства с чётким разделением функций. Военное министерство руководило армией и флотом. Министерство финансов собирало налоги. Министерство торговли ведало государственными монополиями (ему принадлежала также монополия внешней торговли). Министерство народного просвещения основывало школы и посылало студентов за границу обучаться европейским наукам. Наконец, были созданы министерства иностранных и внутренних дел. Страна была разбита на семь провинций — мудирий. Во главе каждой из них стоял губернатор-мудир, подчинённый центральному правительству. Он не только выполнял административные функции и собирал налоги, но также управлял правительственными фабриками и мануфактурами, следил за состоянием каналов, мостов, дорог, обеспечивал своевременный посев и сбор сельскохозяйственных культур.
Для организации армии и нового государственного аппарата необходимы были культурные и образованные люди. Мухаммад Али много занимался вопросами просвещения. В Египте основывались светские начальные и средние школы, а также специальные училища (медицинское, ветеринарное, политехническое, сельскохозяйственное и др.). В 1822 году Мухаммад Али открыл первую в Египте типографию, печатавшую книги на арабском, турецком и персидском языках. При нём стала выходить и первая египетская газета. (Любопытно, что сам Мухаммад Али научился читать поздно, когда ему было 45 лет, почти десять лет он управлял Египтом, не зная элементарной грамоты.)
Но все эти важные мероприятия, доставившие ему славу одного из выдающихся государственных деятелей своего времени, были для Мухаммада Али только первым шагом на пути к главной цели его жизни — созданию великой Арабской империи, которая должна была занять место дряхлеющей империи Османов. Начиная с 1811 года он вёл непрерывные войны с соседями и в конце концов сумел завоевать большую часть Арабского Востока. Первой его внешней войной стал поход против аравийских ваххабитов. В октябре 1811 года египтяне заняли в Аравии порт Янбо и превратили его в свою опорную базу. В 1812 году они развернули наступление на Медину, которой в ноябре овладели. В 1813 году был завоёван весь Хиджаз (западная часть Аравии, омываемая водами Красного моря) с городами Меккой, Таифом и Джиддой. Однако оплот ваххабитского государства находился в самом сердце Аравии — в пустынном Неджде. В январе 1815 года в битве при Басале египтяне нанесли ваххабитам сокрушительное поражение. Хиджаз отошёл под управление Египта. Дальнейшее ведение боевых действий Мухаммад Али поручил своему старшему сыну Ибрахиму. В сентябре 1818 года тот взял и разрушил столицу ваххабитов Дарийю. Эмир Саудидов Абдаллах был взят в плен и вскоре обезглавлен в Стамбуле. В декабре 1819 года весь Аравийский полуостров перешёл под власть египтян.
Второй крупной кампанией Мухаммада Али стало завоевание Восточного Судана — обширной страны, откуда в Египет издавна шли караваны с рабами, золотом, камедью, страусовыми перьями, слоновой костью и ценными породами дерева. Эта война не сулила таких трудностей, как аравийская, ведь Судан был ближе к Египту, чем Аравия, и связан с ним Нилом. Ни у одного из суданских правителей не было в достаточном количестве пушек и винтовок, основным оружием их солдат оставались стрелы и копья. В октябре 1820 года пятитысячная египетская армия под командованием сына Мухаммада Али Исмаила выступила в поход. Не встречая почти никакого сопротивления, она стала быстро продвигаться вверх по течению Нила. Уже весной 1821 года египтяне дошли до мыса Хартум у слияния Белого Нила с Голубым. 12 июня они без боя заняли Сеннар, а к началу 1822 года весь Восточный Судан, за исключением Дарфура и окраинных областей, был присоединён к Египту. Центром египетских владений в Судане с 1823 года стал Хартум, быстро превратившийся в крупный торговый город. Здесь находилась резиденция египетского наместника, вся деятельность которого сводилась почти исключительно к тому, чтобы методично выкачивать из Судана его богатства. Особенно большие доходы приносила египетскому паше работорговля, являвшаяся государственной монополией. Только за годы правления Мухаммада Али из Судана были вывезены десятки тысяч рабов.
Следующей большой войной стала Морейская. С 1821 года Греция была охвачена мощным национально-освободительным восстанием. Не в силах справиться с ним, турецкий султан Махмуд II передал под управление Мухаммада Али острова Кипр и Крит, а в 1824 году уступил ему пашалык Морею, фактически уже не принадлежавший Турции. Для борьбы с греками Мухаммад Али снарядил большую армию и флот, во главе которых поставил своего старшего сына Ибрахима. В июне 1827 года тот захватил Афины. Повстанческая армия была полностью разгромлена, остались лишь рассеянные в горах партизанские отряды. Но несмотря на эту победу, сделать Грецию частью Египетской державы Мухаммаду Али не удалось — в том же году на защиту греков выступили европейские державы. В октябре 1827 года объединённая англо-франко-русская эскадра полностью уничтожила в бухте Наварин турецко-египетский флот (94 корабля). Весной 1828 года началась большая русско-турецкая война, закончившаяся полтора года спустя победой России. По условиям Адрианопольского мира Греция получила сначала автономию, а потом и независимость. Мухаммад Али был вынужден отозвать свою армию обратно в Египет.
Однако была во всех этих событиях и положительная сторона — Мухаммад Али убедился в том, что отсталая турецкая армия не в состоянии вести современную войну. Между тем египетская армия продемонстрировала в Морейской кампании очень хорошую боеспособность. Мухаммад Али решил, что пришло время воплотить в жизнь свою мечту и бросить вызов самому турецкому султану. Он был уверен, что завоевать Османскую империю не составит для него большого труда. В октябре 1831 года египтяне вторглись в Палестину. После целого ряда блестящих побед они заняли всю Сирию, проникли в Малую Азию и стали угрожать Стамбулу. В мае 1833 года при посредничестве европейских держав был заключён мир. По его условиям Палестина, Сирия и Киликия перешли под управление Мухаммада Али. Но никакой независимости он не получил и по-прежнему продолжал считаться вассалом султана.
В 1839 году война возобновилась. После новой победы египетской армии под Нисибином над главными силами султана защищать Турцию было некому. Казалось, мечты о великой Арабской империи становятся реальностью. Но успех Мухаммада Али оказался недолгим. Все ведущие европейские державы единодушно выступили против него и заявили, что не допустят раздела Османской империи. В течение года продолжались сложные переговоры. Так и не добившись смягчения позиции египетского паши (который требовал, чтобы Египет и Сирия перешли в наследственное владение его рода), европейские державы в августе 1840 года предъявили ему ультиматум: ограничиться признанием наследственных прав только на Египет, а остальные земли вернуть султану. Мухаммад Али отклонил это требование, и война вспыхнула с новой силой. В сентябре севернее Бейрута высадился крупный англо-турецкий десант. Сразу после этого в Ливане началось мощное антиегипетское восстание. Египетская армия была выбита из прибрежных городов и вскоре потерпела тяжёлое поражение под Бейрутом. В ноябре 1840 года английская эскадра подошла к Александрии и стала угрожать бомбардировкой города. В этих условиях Мухаммад Али был вынужден принять ультиматум: в обмен на признание его наследственных прав на Египет он обязался вывести свои войска из Сирии, Палестины, Крита и Аравии. Он обещал также сократить численность своей армии до 18 тысяч (то есть почти в десять раз!), передать Турции весь военный флот и признать себя вассалом султана.
Капитуляция Мухаммада Али положила конец египетскому могуществу. В 1842 году на Египет были распространены условия англо-турецкого торгового договора, очень невыгодного для египтян. Государственная монополия внешней торговли была отменена. Отныне английские купцы могли свободно скупать хлопок у производителя и ввозить в Египет свои товары, уплачивая лишь ничтожную пошлину. Государственные доходы сразу сократились в несколько раз. Мухаммад Али очень тяжело пережил своё поражение. Крушение всех планов повергло его в умственное расстройство. Он быстро одряхлел и вскоре отстранился от государственных дел. Управление страной перешло в руки его старшего сына Ибрахима. Умер паша в 1849 году.
Будущий император-Освободитель родился в апреле 1818 года. В детстве он отличался живостью, быстротой и сообразительностью. Воспитатели отмечали в нём сердечность, чувствительность, весёлый нрав, вежливость, общительность, хорошие манеры и красивую внешность. Но вместе с тем признавали, что цесаревичу недостаёт настойчивости в достижении цели, что он легко пасует перед трудностями, не имеет характера и воли. 18 февраля 1855 года скоропостижно умер отец цесаревича император Николай I. Александр принял власть в тяжелейший момент, когда для всех очевидно было, что Россия обречена на поражение в Крымской войне. Повсюду царили изумление, обида, боль, гнев и раздражение. Первые годы царствования стали для Александра II суровой школой политического воспитания. Не сразу, а только после долгих колебаний и ошибок набрёл он на ту дорогу, по которой должна была пойти Россия. Первым его делом стало завершение войны. В августе 1855 года пал Севастополь. Англо-французские десанты заняли Бомарзунд на Аландских островах, Керчь и Кинбурн в Причерноморье. Правда, в Закавказье русские в ноябре 1855 года взяли крепость Карс. В марте 1856 года был заключён Парижский мир. По его условиям Карс возвращался Турции, а союзники оставляли все захваченные ими русские города. У России отнималась южная часть Бессарабии. Кроме того, и России и Турции запрещалось иметь на Чёрном море военные базы и военный флот.
Трудно сказать, когда Александр окончательно осознал, что крепостные отношения изжили себя, но то, что он уверился в этом уже вскоре после своего восшествия на престол, не вызывает сомнений. Оставалось решить, как осуществить эту грандиозную реформу. В начале декабря 1857 года от имени министра внутренних дел был разослан циркуляр, в котором предлагалось в каждой губернии образовать комитеты для обсуждения вопроса об устройстве быта помещичьих крестьян. В столице была создана редакционная комиссия, давшая окончательную выработку губернским проектам. 28 января 1861 года собрался Государственный совет. Выступая на нём, Александр сказал, что откладывать дело освобождения крестьян больше нельзя, что необходимо его окончить в феврале, чтобы объявить волю к началу полевых работ. Но, несмотря на прямую поддержку государя, проект встретил в Государственном совете серьёзное противодействие. В конце концов Александр одобрил его вопреки мнению большинства членов. 19 февраля окончательный текст закона об освобождении и устройстве быта крестьян, а также Высочайший манифест об этом были подписаны, а 5 марта прочитаны во всех церквях.
Так было совершено великое дело отмены крепостного права. Давая оценку крестьянской реформе, следует помнить, что она была тем, чем только могла быть в то время, то есть компромиссом между двумя основными классами русского общества: дворянами и крестьянами. В результате неё крестьяне получили гораздо больше того, что хотела дать им подавляющая масса крепостников-помещиков, но гораздо менее того, чего они сами от неё ожидали. С одной стороны, нельзя не признать, что закон 19 февраля 1861 года имел колоссальное прогрессивное значение и был, по словам Ключевского, одним из важнейших актов русской истории. Но с другой стороны — материальное положение, в которое попали крестьяне после освобождения, настолько не соответствовало их реальным нуждам, что многие из них через несколько лет поставлены были на грань полной нищеты. Императору хорошо известно было, что крестьяне недовольны уменьшением наделов, высокими повинностями и выкупными платежами, но он не считал возможным уступить в этом вопросе. Выступая 15 августа 1861 года в Полтаве перед крестьянскими старостами, Александр категорически заявил: «Ко мне доходят слухи, что вы ищете другой воли. Никакой другой воли не будет, как та, которую я вам дал. Исполняйте, чего требует закон и Положение. Трудитесь и работайте. Будьте послушны властям и помещикам». Этому мнению он остался верен до конца жизни.
Освобождение крестьян существенно изменило все основы русского государственного и общественного быта. Оно создало в центральных и южных областях России новый многолюдный общественный класс. Прежде для управления им довольствовались помещичьей властью. Теперь же управлять крестьянами должно было государство. Старые учреждения, устанавливавшие в уездах дворянское самоуправление, уже не годились для нового разносословного уездного населения. Надобно было создавать заново местную администрацию и суд. Отмена крепостного права, таким образом, неизбежно вела к другим преобразованиям. В первой половине 1860-х годов последовательно проводятся университетская реформа, реформа местного самоуправления, создаётся новый всесословный суд и смягчается цензурный контроль. Многие путы, связывавшие развитие страны, были устранены. В этом заключался залог промышленных успехов России. Серьёзным стимулом экономической жизни при Александре сделалось строительство железных дорог, всячески поощряемое правительством. В скором времени построено было около 20 тысяч вёрст железнодорожных путей. Это оказало влияние на развитие промышленности и торговли. Товарооборот с сопредельными странами вырос в десять раз. Заметно умножилось число торговых и промышленных предприятий, фабрик и заводов. Появились и кредитные учреждения — банки, во главе которых встал с 1860 года Государственный банк. Россия стала постепенно терять характер патриархального земледельческого государства.
Но прошло много лет, прежде чем русское общество осознало правильность выбранного курса. Александру пришлось сполна испить горечь разочарования, знакомую многим великим реформаторам. Вместо благодарности, которую он, может быть, ожидал услышать от своих подданных, император подвергся суровой критике. Одни упрекали его за то, что в своих преобразованиях он переступил черту дозволенного и встал на путь, гибельный для России, другие, напротив, считали, что государь слишком медлит с введением новых институтов и что даже в реформах своих он более реакционер, чем либерал. Собственно, правы были и те и другие. Общественный и государственный порядок в николаевской России поддерживался за счёт военной силы, неприкрытого национального угнетения и жестокой цензуры. Как только режим был смягчён, Россию стали волновать национальные восстания и революционное брожение. Новые идеи, проникая во все слои общества, постепенно разъедали верноподданнические чувства. Уже с 1862 года появляются революционные прокламации, призывающие к свержению самодержавия и уравнительному разделу земли. Власть и общество впервые почувствовали себя противопоставленными друг другу.
Вместе с тем оживилась национально-освободительная борьба на северо-западной окраине России. Лишь только установленные Николаем I в Польше порядки были немного смягчены Александром, как там развернулось сильное патриотическое движение за независимость. Все попытки найти компромисс, удовлетворив наиболее скромные требования оппозиции, не дали результатов; уступки расценивались как свидетельство слабости властей, каковой следует воспользоваться. В январе 1863 года подпольное движение перешло в вооружённое восстание, начавшееся нападением повстанцев на солдат ряда гарнизонов. Исчерпав все возможности переговоров, Александр в конце концов решился на жёсткие меры. Генерал-губернатором в северо-западные губернии был отправлен Муравьёв, известный своими склонностями к крутым мерам. Применение против повстанцев огромной регулярной армии, смертные приговоры для лиц, причастных к убийствам, — всё это позволило довольно быстро стабилизировать положение на западной окраине России.
После Парижского мира, воспринятого всем русским обществом как национальное унижение, внешнеполитический престиж России пал чрезвычайно низко. Александру пришлось потратить много сил, прежде чем он вернул своему государству тот вес, который оно имело до Крымской войны. Только пройдя через позор поражения, Александр смог решиться на реформы, но он никогда не забывал главной цели этих реформ — возродить военное могущество Российской империи. Целью внешней русской политики с этого времени стало уничтожение Парижского договора, средством — возобновление разрушенной военной мощи. Военные статьи при Александре поглощали львиную долю бюджета. Проведение военной реформы было вверено графу Дмитрию Милютину, который оставался военным министром на протяжении всего царствования Александра. Милютин ввёл новые принципы комплектования войск, создал иную их структуру, много внимания уделял перевооружению армии, перестройке системы военного образования. В 1874 году был принят устав о всеобщей воинской повинности, завершивший собой реформирование русского общества. Служба в армии превратилась из тяжёлой сословной повинности крестьянства в гражданский долг, равный для всех сословий, а Россия получила современную армию, укомплектованную и организованную по европейскому образцу.
Все нововведения в военной области немедленно проверялись в бою. В первые годы царствования Александра русские добились перелома в войне с горцами. В 1859 году была замирена Чечня, а в 1864 году России покорилась Адыгея. В то же время началось завоевание Средней Азии. В 1865 году был взят Ташкент. В 1867 году на территории завоёванных Бухарского и Кокандского ханств возникло Туркестанское генерал-губернаторство. В 1873 году русские без боя оккупировали Хиву. Хан признал свою вассальную зависимость от России. Другой важный внешнеполитический успех был достигнут на Дальнем Востоке — в 1860 году, после заключения Пекинского договора с Китаем к России отошёл обширный Уссурийский край. А вот к Русской Америке Александр II не проявил должного интереса — в 1867 году Аляска была продана США.
Но самый важный экзамен на состоятельность реформированная русская армия прошла в ходе новой русско-турецкой войны, которая началась в апреле 1877 года. В июне русские войска переправились через Дунай и приступили к осаде Плевны, обороняемой сильным турецким гарнизоном. Турки защищались с исключительным упорством, делали дерзкие вылазки, нанося русским тяжёлый урон. Одно время казалось, что война окончится ничем и придётся с позором возвращаться за Дунай. Наконец в середине ноября наступил перелом. 16 ноября в Закавказье был захвачен Карс, а 28 ноября пала Плевна. Воодушевлённые этой победой русские войска зимой перешли через Балканы в Румелию. Город сдавался за городом, капитулировали целые корпуса турецких войск. Передовые отряды заняли Пловдив и Эдирне. Султан запросил мира. По мирному договору (окончательно подписанному в 1879 году в Стамбуле) Сербия, Болгария, Черногория и Румыния были признаны независимыми королевствами. Россия получила Батуми, Карс и Южную Бессарабию.
В последние годы своего царствования после нескольких покушений на его жизнь, устроенных революционерами-народовольцами, Александр II наделил широкими, почти диктаторскими полномочиями графа Лорис-Меликова, в котором увидел «твёрдую руку», способную навести «порядок». Но очевидно было, что одними жёсткими мерами этой цели уже не достигнуть. Хотя общество и осуждало дикие способы борьбы народовольцев, оно вполне сочувствовало идеалам, ради которых те начали террор. Это понимало и ближайшее окружение императора. Необходимо было внушить умеренной, просвёщенной части общества, что правительство ещё в состоянии проводить преобразования. Главным в замыслах Лорис-Меликова стал план учреждения при императоре очень ограниченного представительного органа. 28 января 1881 года он подал Александру доклад, в котором окончательно изложил свою программу. Самой существенной её частью было создание двух депутатских комиссий из представителей дворянства, земства и городов, а также правительственных чиновников для рассмотрения финансов и административно-хозяйственных законопроектов, поступающих затем в Государственный совет. Александр поручил рассмотреть дело в совещаниях с узким составом. Через неделю первое такое совещание собралось у самого императора и вполне одобрило доклад Лорис-Меликова. Оставалось подготовить правительственное сообщение и опубликовать его ко всеобщему сведению. Проект его был подан императору, тот предварительно одобрил его и утром 1 марта распорядился о созыве Совета министров для окончательного редактирования текста сообщения. Однако Совет этот так и не был собран, потому что в тот же день император погиб во время очередного покушения народовольцев.
Будущий полновластный правитель Ирана Реза-хан родился в марте 1878 года в Савадкухе (Мазандаран) в семье мелких помещиков и потомственных военных. В 1891 году, в возрасте 13 лет, он начал службу в низших чинах персидской казачьей бригады — лучшего на то время подразделения иранской армии. И хотя он не получил никакого образования и был почти неграмотным, решительность, твёрдая воля и стремление во всём рассчитывать и опираться только на самого себя помогли ему быстро продвигаться по службе. Во время Первой мировой войны Реза-хан получил несколько офицерских чинов и к началу 1921 года в чине подполковника командовал одним из полков казачьей дивизии.
Иран переживал тогда трудное время. На престоле сидел слабый шах Ахмад из династии Каджаров, не пользовавшийся никаким авторитетом. Власть его фактически никем не признавалась. В государственном аппарате царили коррупция и разложение. Большинство иранских провинций находилось под властью своих ханов и вождей племён, которые вели друг с другом бесконечные войны. Юг оккупировали англичане. Иран представлял собой слаборазвитое государство, опутанное неравноправными договорами, навязанными шаху великими державами (прежде всего Англией). Вся его финансовая жизнь находилась под контролем английского Шахиншахского банка. В деревне сохранялись полуфеодальные отношения, промышленность находилась в зачаточном состоянии. Армия, формировавшаяся на основе рекрутской повинности, никуда не годилась. Солдаты и офицеры годами не получали жалованья и имели очень низкий боевой дух. В общественной жизни очень велика была роль духовенства.
В этих условиях 21 февраля 1921 года части казачьей дивизии под командованием Реза-хана вступили в столицу и совершили государственный переворот. В декларации, изданной по этому поводу Реза-ханом, говорилось: «Наша цель состоит в том, чтобы образовать… сильное правительство, которое сможет создать мощную и пользующуюся уважением армию, так как только сильная армия может вывести страну из бедственного положения… Мы хотим образовать правительство, которое не станет инструментом иностранной политики». Действительно, вскоре было создано новое правительство, в котором Реза-хан стал военным министром. Но фактически он с самого начала распространил своё влияние также и на гражданское управление. Его личные качества как нельзя более способствовали концентрации власти. Пишут, что Реза-хан обладал внушительной внешностью и пронзительным взглядом, от которого многим становилось не по себе. Он очень хорошо знал жизнь и прекрасно разбирался в людях.
Прежде всего Реза-хан постарался покончить с сепаратизмом отдельных областей и фактическим распадом государства на независимые уделы. В 1921–1924 годах он совершил несколько молниеносных походов против правителей окраинных областей, разгромил их самостийные войска и значительно укрепил центральную власть. Опорой её стала новая армия. Отмечают, что Реза-хан был первым иранским правителем, который стал регулярно выплачивать военнослужащим положенное им жалованье и дал им высокий социальный статус, которым они до сих пор никогда не обладали. С одной стороны, это повысило боеспособность армии, с другой — сделало её верной опорой личной власти Реза-хана. В 1923 году он занял пост премьер-министра, а вслед за тем, 31 октября 1925 года, меджлис (иранский парламент) низложил династию Каджаров и передал временную власть непосредственно Реза-хану. Вопрос об окончательном установлении формы государственного устройства был передан на решение Учредительному собранию. Оно собралось 12 декабря и провозгласило Реза-хана наследственным шахом Ирана под именем Реза-шаха Пехлеви.
В короткий срок личная власть Реза-шаха стала фактически ничем не ограниченной. Он сам назначал и менял министров, а меджлис был настолько ему послушен, что ни разу во все годы его правления не решился выступить против шаха с критикой. Это позволило новому государю быстро провести модернизацию страны. Реформы начались с преобразования юридической системы. С 1925 по 1928 год было принято три новых свода законов: коммерческий, уголовный и гражданский кодексы. Все они в значительной степени ограничивали юридическую мощь духовенства. Так, все имущественные вопросы передавались в ведение светских судов, процесс оформления документов и регистрация недвижимости полностью перешли от церкви к государственным органам.
В мае 1928 года был аннулирован режим капитуляций и неравноправных договоров с европейскими державами. В мае 1950 года право эмиссии перешло от английского Шахиншахского банка к основанному в 1928 году иранскому Национальному банку. В том же году началось создание современной промышленности. В первую очередь строились текстильные предприятия и заводы по переработке сельскохозяйственной продукции. Кроме того, в окрестностях Тегерана было выстроено несколько военных заводов, цементный и глицериновый заводы. Грандиозным предприятием, поражавшим воображение современников, стало осуществлённое Реза-шахом строительство трансиранской железной дороги, соединившей порт Бендер-Шах на Каспийском море с портом Бендер-Шахпур в Персидском заливе. Протяжённость дороги, строившейся с 1928 по 1938 год, составила 1394 километров. Это было сложное инженерное сооружение, насчитывавшее 4100 мостов и 224 туннеля. Затем началось строительство железных дорог, соединивших Тегеран с Тебризом и Мешхедом. В то же время строились шоссейные дороги, общая протяжённость которых достигла 20 тысяч километров. Широкомасштабное строительство развернулось в Тегеране и некоторых других городах. Иранская столица приняла вполне европейский облик. Многие улицы покрыли асфальтом.
Реформы коснулись многих сторон жизни иранского общества, прежде всего сферы образования и быта. В 1934 году был основан Тегеранский университет. Кроме того, открылись сельскохозяйственный институт в Кередже и педагогический институт в Тегеране. По примеру Турции была проведена реформа одежды и введён европейский костюм. Духовные лица, желавшие ходить в тюрбанах и традиционно широких одеждах, должны были получать разрешение в министерстве просвещения. В 1935 году был издан декрет об обязательном снятии чадры. По приказу шаха полиция преследовала тех, кто появлялся на улице в чадре. Женщины стали допускаться в высшие учебные заведения и на работу в государственные учреждения. Создавались школы, где совместно обучались мальчики и девочки. Влияние духовенства в области просвещения было значительно подорвано.
Таким образом, Реза-шах старался превратить Иран в современное светское государство. Но была в этих преобразованиях и другая цель — националистическая. Долгое время объединяющей национальной идеей в иранском обществе служил шиизм. Реза-шах постарался утвердить среди своих подданных совершенно новую национальную идею. С первых дней его правления началось восхваление «персидского», доисламского прошлого Ирана времён правления Ахеменидов и Сасанидов. На это была направлена вся мощь государственной пропагандистской машины. При посредстве учебников, массовых изданий и радиопрограмм подданным старались внушить гордость и любовь к древней иранской культуре. Одновременно пытались уничтожить следы многовекового влияния других культур. Так, были изменены названия многих городов и селений, которые выдавали их неперсидское происхождение, а в марте 1934 года страна вместо «Персии» стала именоваться «Ираном». В 1935 году шах основал Иранскую академию, главной задачей которой было «очистить» персидский язык от турецкого и арабского влияния. (Однако эта задача оказалась невыполнимой, поскольку современный персидский язык включает огромное количество слов арабского и тюркского происхождения.)
Этнические меньшинства, особенно азербайджанцы и курды, жестоко страдали из-за усиливавшегося с каждым годом персидского шовинизма. За пределами Тегерана в годы правления Реза-шаха не было построено ни одного университета. Обучение, издание книг и газет и даже публичные выступления на родных языках — ассирийском, азербайджанском, армянском и курдском — были запрещены. В Азербайджан были назначены губернаторы-персы, большинство высоких административных постов также занимали персы. Курдам ещё в 1928 году было запрещено носить национальную одежду. Само название «Курдистан» было заменено на «Западный Азербайджан». Всё это не могло не вызывать возмущения местных жителей, поскольку Азербайджан выплачивал центральному правительству достаточно большие налоговые суммы, однако не получил никаких выгод от индустриализации. Когда наводнения разорили Тебриз, Тегеран не оказал ему никакой помощи, и город должен был восстанавливаться за счёт собственных средств. Ещё хуже обстояли дела в других национальных окраинах. Так, состояние здравоохранения в Курдистане и Белуджистане оставалось наихудшим в стране. За все годы правления Реза-шаха здесь не было построено ни одной фабрики и ни одной дороги.
Будучи ярым националистом, Реза-шах искренне симпатизировал Гитлеру и восхищался политической системой, созданной нацистами в Германии. Вскоре после того как Гитлер в 1933 году пришёл к власти, газета «Иране бастан» сообщала своим читателям: «Главная цель германской нации состоит в том, чтобы вернуть ей былую славу, возрождая национальную гордость, возбуждая ненависть к иностранцам и предотвращая хищения и измену со стороны евреев и иностранцев. В точности таковы и наши цели». С фашистской Германией были установлены теснейшие экономические, военные и культурные связи. Когда началась Вторая мировая война, Реза-шах официально объявил о своём нейтралитете. Однако при этом он предоставил полную свободу деятельности для германской разведки и категорически возражал против того, чтобы через территорию Ирана в СССР шли транспорты с оружием и другими стратегически важными грузами, поставляемыми из США и Великобритании.
Державы антигитлеровской коалиции восприняли такое поведение шаха как угрозу и не замедлили с ответом. В августе 1941 года Иран был оккупирован советскими и английскими войсками. 16 сентября, после того как советские войска вошли в Тегеран, Реза-шах отрёкся от престола и выехал в Исфахан, в расположение английских войск. Уезжая, он сказал своему сыну и наследнику Мохаммеду Реза-шаху: «Народ всегда знал меня как самостоятельного шахиншаха, хозяина своей воли, сильного, стоящего на страже интересов своих и страны, и именно из-за этой репутации, доверия и уважения народа ко мне я не могу быть номинальным падишахом захваченной страны и получать указания из рук русского или английского младшего офицера».
Свергнутый шах был вывезен на английском корабле на остров Маврикий. Весной 1942 года, уже тяжелобольной, он перебрался в Южную Африку, в Йоханнесбург, где и скончался в июле 1944 года.
Мохаммед Реза-шах родился в октябре 1919 года в Тегеране в семье не очень состоятельного казачьего офицера, каковым тогда являлся Реза-хан. Ему шёл седьмой год, когда он неожиданно для себя превратился из обыкновенного мальчика в наследного принца и жизнь его совершенно переменилась. Отец решил дать сыну то, что называется «базовым образованием». Сперва принц обучался на родине в начальной военной школе и в совершенстве изучил французский язык. Затем его отправили в Швейцарию и поместили в одну из частных школ Лозанны. В 1936 году, получив диплом, Мохаммед Реза возвратился на родину и по требованию шаха поступил в офицерскую школу, которую закончил в 1938 году в звании лейтенанта. После этого началась его служба в шахиншахской армии в должности инспектора.
16 сентября 1941 года после отречения Реза-шаха Мохаммед Реза взошёл на престол. Это случилось в тяжёлый для Ирана момент, когда страна фактически утратила свой суверенитет и была оккупирована странами антигитлеровской коалиции. Значение шаха в политической жизни страны сделалось минимальным. Меджлис добился права выдвигать премьера и формировать удобное себе правительство. Реальная власть сосредоточилась в руках премьер-министров, далеко не всегда готовых считаться с волей монарха. Особенно острые противоречия между шахом и правительством возникли в 1951–1953 годах, когда премьером был известный политик Мохаммед Мосаддык, добившийся огромной популярности благодаря национализации нефтяной промышленности. В это время многим казалось, что монархия в Иране доживает последние дни. В противостоянии с Мосаддыком Мохаммед Реза вёл себя очень нерешительно. В конце концов, поручив борьбу с ним генералу Захеди, шах покинул страну.
В августе 1953 года генерал Захеди произвёл государственный переворот. Гражданское правительство было свергнуто, Мосаддык и некоторые его министры — арестованы. Премьером стал сам Захеди. В октябре 1955 года Мохаммед Реза отправил генерала в отставку и с этого времени сосредоточил в своих руках всю власть. Законодательство, ограничивающее прерогативы шаха, было аннулировано; свобода слова, собраний — существенно урезана. В 1957 году была создана организация безопасности и информации САВАК — тайная полиция, установившая контроль над прессой и политическими настроениями в обществе. Спустя короткое время САВАК превратился в грозный орган по борьбе со всяческим инакомыслием.
Следующие годы стали периодом крупномасштабных перемен во всех сферах иранского общества, главным инициатором и проводником которых являлся сам шах. К моменту его воцарения деревня продолжала оставаться самым взрывоопасным элементом иранского общества, прежде всего из-за господства в ней полуфеодальных отношений. Реформы Реза-шаха практически не затронули земельного вопроса, так что разрешение его всецело легло на плечи Мохаммеда Резы. Впрочем, начавшиеся преобразования не ограничивались только сферой земельных отношений. В январе 1963 года Мохаммед Реза обнародовал «Шесть пунктов белой революции», представлявших собой развёрнутый план масштабных реформ. Он включал: уничтожение феодальной системы, земельную реформу, национализацию лесов и пастбищ, приватизацию государственных предприятий с одновременным выкупом акций рабочими, введение всеобщего избирательного права (в том числе для женщин), борьбу с неграмотностью. Программа шаха и особенно проект аграрной реформы вызвали большое возбуждение в иранском обществе. В январе 1963 года они были утверждены на всенародном референдуме.
Суть аграрной реформы заключалась в следующем: помещиков обязали продать государству все владения, превышающие одну деревню. В свою очередь государство продавало землю крестьянам, арендовавшим её прежде (с рассрочкой платежей в 15 лет). В феврале в одном из своих выступлений Мохаммед Реза-шах заявил, что феодальная система будет ликвидирована в Иране в течение 30 лет. И на самом деле, аграрная реформа существенным образом изменила иранскую деревню: было ликвидировано крупное полуфеодальное помещичье хозяйство, значительно возросла и усилилась прослойка среднего крестьянства. Однако реформа не привела к росту производительности труда и урожайности. Случилось даже обратное — с ликвидацией помещичьих хозяйств в стране стал ощущаться недостаток зерна и мяса. Иран из экспортёра сельхозпродукции превратился в её импортёра. В 1973/74 годах, то есть через десять лет после начала реформы, урожайность сельскохозяйственных культур оставалась крайне низкой и перспектив для её поднятия не было видно, в связи с чем многие экономисты считают аграрную политику Мохаммеда Резы ошибочной. Её социальные последствия также оказались отрицательными: в результате реформы были разрушены традиционные механизмы, позволявшие существовать значительному числу сельской бедноты — малоземельным и безземельным крестьянам. В поисках заработка эти люди устремились в города, образовали здесь слой всегда готовых к антиправительственным выступлениям деклассированных люмпенов и доставили правящему режиму много хлопот. В одном только Тегеране в обитых жестью хибарах жили десятки тысяч человек.
Духовенство также восприняло «белую революцию» негативно, так как увидело в ней целый ряд положений, подрывавших позиции ислама. Особенно нетерпимо оно отнеслось к аграрной реформе и к предоставлению женщинам равных прав с мужчинами. 21 марта 1963 года лидер шиитского духовенства аятолла Хомейни произнёс в Куме речь, в которой содержалась острая критика «белой революции». По его призыву в Куме начались массовые выступления студентов, собравшихся на траурную церемонию поминовения жертв шахского режима. Против них пришлось применять силу — в город были двинуты войска, вспыхнули беспорядки, подавленные с большим трудом. Пик антишахских выступлений этого года пришёлся на июнь. Религиозные демонстрации начались в Тегеране и вскоре переросли в антиправительственные выступления. Хомейни, который к этому времени стал признанным лидером оппозиции, обратился к верующим с несколькими острыми антишахскими речами. Мохаммед Реза отдал приказ арестовать его, что и было сделано. Весть об этом привела к настоящему восстанию. Народ из окрестных городов и деревень двинулся на Тегеран, но был остановлен войсками, открывшими огонь на поражение. В столкновениях погибло несколько тысяч человек. Хомейни был выслан за границу.
В сентябре 1963 года был избран новый меджлис, большинство в котором составляли сторонники реформ. Избавившись от наиболее непримиримых противников и получив в своё распоряжение послушный парламент, шах продолжил преобразования. Одновременно с аграрной реформой он приступил к усиленной индустриализации страны, средства на которую давали огромные доходы от продажи нефти. С 1960 по 1972 год эти доходы увеличились в 8,5 раза. В 1973 году, когда цена на «чёрное золото» пошла круто вверх, они возросли ещё больше. Если в 1970 году Иран выручил от торговли нефтью около 1 миллиарда 200 миллионов долларов, то в 1973-м уже 4 миллиарда 600 миллионов долларов, в 1975 году — 18 с половиной миллиардов долларов, а в 1977 году — 22 миллиарда 200 миллионов долларов. Только с 1974 по 1978 год Иран получил от продажи нефти 108 миллиардов долларов (в эти годы страна имела седьмой по величине бюджет в мире).
В следующие десять лет было построено множество металлургических, машиностроительных, нефтехимических и других промышленных предприятий. Промышленный потенциал страны рос буквально на глазах — ежегодные темпы экономического прироста достигали 17 %. (По темпам роста экономики Иран занимал второе место в Азии после Японии.) Всего за десять лет из аграрного государства Иран превратился в индустриальное. Значительно выросли частные капиталы, увеличилась зарплата рабочих и служащих. Средний жизненный уровень населения вырос. Но это вовсе не означало, что иранское общество развивалось гармонично. Как всегда бывает при крупномасштабных преобразованиях, часть населения оказалась дезорганизована ломкой старых отношений. Выше уже говорилось, что опасным следствием шахских реформ стало появление большого количества люмпенов, стекавшихся в крупные города в надежде на заработки. В число недовольных входили также торговцы традиционного базара и мелкие ремесленники, не способные конкурировать с большими магазинами и продукцией растущих предприятий, а также с импортом дешёвых товаров. Их недовольство существующим положением вещей естественно оборачивалось прежде всего против шаха, но оно шло дальше и выливалось в острую неприязнь ко всей западной цивилизации, элементы которой насильственно вносились в традиционную структуру иранского общества, разрушая и изменяя её. Духовенство поддерживало эти настроения, постоянно указывая на то, что поток западных технологий, товаров и нравов подменяет исконные ценности и традиции ислама.
Выступления этих разнородных сил в период экономического подъёма не носили масштабного характера. Огромный и хорошо организованный репрессивный аппарат монархии вполне справлялся с ними. Поэтому казалось, что выполнение программы «белой революции» не за горами. Но тут внезапно, когда этого меньше всего можно было ожидать, разразился тяжёлый экономический кризис. Причём винить в нём Реза-шах не мог никого, кроме самого себя. Получив в свои руки огромные средства и планируя получить в будущем ещё большие, он решил значительно ускорить и без того внушительные темпы индустриального развития страны — в короткий срок ввести встрой несколько десятков крупных предприятий, атомных электростанций и современных автострад. Развивая положения «белой революции», он в середине 1970-х годов выступил с новыми идеями. Он писал, что иранское общество должно совершить при жизни одного поколения «прыжок через столетия», «перейти из Средневековья в ядерный век», превратить страну в «пятую индустриальную державу мира», осуществить марш-бросок к «великой цивилизации». Одновременно были начаты несколько крупномасштабных амбициозных строек. Огромные средства затрачивались на закупку промышленного оборудования и крупнейшую в истории страны техническую реорганизацию армии. (С 1972 по 1976 год включительно Иран закупил на 10 миллиардов долларов американского вооружения, в том числе 28 судов на воздушной подушке, более полутора тысяч танков и две сотни истребителей «Фантом». Была начата реконструкция военно-морской базы Чахбахар, которая должна была стать крупнейшей на Индийском океане.)
Последствия этих непродуманных действий оказались роковыми для режима. Наличные силы иранской экономики были не в состоянии переварить сделанные в неё колоссальные вливания. Прежде всего поток грузов парализовал транспорт. Ввозимое из-за границы оборудование накапливалось в портах и на пограничных станциях. (В середине 1975 года некоторые суда ждали разгрузки по полгода, а когда товары оказывались на берегу, их негде было хранить.) Энергетика не могла удовлетворить сильно возросшие потребности промышленности, в результате многие предприятия работали лишь на половину мощности. Огромные средства были распылены и заморожены. Темпы экономического развития резко замедлились. Государство стало перед проблемой дефицита валютных средств. Сократились закупки продовольствия за границей. Цены на продукты питания быстро поползли вверх (за три года они удвоились). Материальное положение народа стало ухудшаться на глазах, и как следствие этого резко усилилось оппозиционное движение. Жёсткий тоталитарный режим, установленный к этому времени в стране Мохаммедом Резой, не давал возможности выражать своё недовольство каким-нибудь легальным образом. Шах был совершенно нетерпим к инакомыслию и практически лишил иранское общество самых элементарных свобод: свободы слова, печати, митингов, создания политических организаций. Поэтому как только в обществе начало подниматься недовольство, оно сразу приняло характер жёсткой конфронтации с властью.
Искрой к началу революции послужила грязная клеветническая статья, полная лживых пассажей против Хомейни, опубликованная 7 января 1978 года официальной газетой «Эттелаат». Возмущённые сторонники изгнанного аятоллы вышли на улицы. Протесты вылились 9 января в волнения, во время которых было убито несколько студентов-семинаристов. Это был первый взрыв, за которым последовал обвал. На третий, седьмой и сороковой день траура, когда отмечалась смерть недавних мучеников, произошли волнения в Тебризе, Исфахане, Тегеране и других крупных городах. Они сопровождались ожесточёнными схватками с армией и полицией, во время которых вновь и вновь гибли люди. На траурные церемонии, посвящённые их памяти, собирались новые и новые тысячи недовольных, постепенно втягивающихся в революционный процесс. Несмотря на массовые убийства, карательные органы оказались не в силах погасить разгорающееся пламя. Страстные обращения Хомейни, призывавшего покончить с «сатанинским» шахским режимом, поддерживали всеобщий энтузиазм.
Для правящей иранской элиты в конце концов сделалось очевидным, что Реза-шаху не удастся сохранить свой престол. Борьба против него соединяла самые разнородные политические силы, которые при других обстоятельствах никогда бы не выступили единым фронтом. Вняв уговорам своих сторонников, шах 16 января 1979 года сел за штурвал личного самолёта «Шахин» («Сокол») и вместе с семьёй покинул Иран. В этот момент он был уже смертельно болен раком и вряд ли рассчитывал вернуться. Но он надеялся сохранить престол хотя бы для своих наследников. Однако монархия уже была обречена. 1 февраля в Тегеран вернулся из изгнания аятолла Хомейни. Спустя несколько дней в столице вспыхнуло мощное народное восстание. После нескольких дней кровопролитных боёв армия капитулировала и отступила в казармы. 12 февраля к власти пришло назначенное Хомейни правительство. В конце марта, после общенационального референдума, Иран был провозглашён Исламской Республикой. Мохаммед Реза должен был смириться с падением своей династии. Последние месяцы своей жизни он провёл в изгнании в Египте и умер 27 июня 1980 года в Каире.
Правление султана Кабуса, продолжающееся более 35 лет, — это целая эпоха в истории Омана, поскольку именно при нём страна сделала стремительный рывок из глухого Средневековья в XXI век. Сравнивая сегодняшний Оман и тот Оман, который был в середине 1960-х годов, можно без преувеличения сказать, что это две совершенно разные страны. Отец нынешнего султана Саид III ибн Таймур был человеком старых взглядов. Он жил как отшельник, и все его подданные призваны были существовать подобным же образом. В султанате царили строгие средневековые порядки и суровое неприятие всего неарабского. Так, например, под страхом тюремного заключения запрещалось носить очки, зонтики, европейскую одежду и обувь, читать газеты, слушать радио, играть на музыкальных инструментах, выезжать за границу, пить или курить в общественных местах. С заходом солнца столичные ворота закрывались. Электричества не было. Ходить ночью по улицам разрешалось, лишь держа около лица большой керосиновый фонарь. За нарушение этого правила людей без суда и следствия препровождали в тюрьму. На всю страну, где число неграмотных составляло 95 процентов, приходилось три начальные школы, один госпиталь и семь километров асфальтированных дорог. Султан держал страну в строгой изоляции от внешнего мира и не вступал ни в какие международные организации. Все 38 лет своего царствования он лично выдавал визы иностранцам. Отсутствие бюджета, каких-либо концепций развития экономики, полная самоизоляция превратили Оман в политический анахронизм XX века.
Но несмотря на такие архаичные взгляды, Саид III постарался дать своему сыну блестящее европейское образование. В 16-летнем возрасте Кабус был направлен на учёбу в Англию, где после подготовки в частной школе поступил в 1960 году в Королевскую военную академию в Сандхёрсте. Окончив её, он два года прослужил в английской армии в пехотном батальоне, затем закончил курсы начальников штабов в Германии и прошёл специальную подготовку по изучению системы местного самоуправления в Великобритании. Завершив учёбу, Кабус после кругосветного путешествия вернулся в 1964 году к себе на родину. Здесь он сейчас же угодил в настоящее заключение и прожил шесть лет в отцовском дворце на положении узника. (Последние 12 лет своего правления Саид безвыездно жил во дворце в Саламе, ни разу не посетив за это время Маскат. Точно так же в добровольном отшельничестве и чтении Корана должен был проводить время его сын.)
Конечно, такая жизнь не могла удовлетворить энергичного и честолюбивого принца, считавшего себя способным на большее. В июле 1970 года, заручившись поддержкой военных, Кабус совершил бескровный государственный переворот, в результате которого Саид III лишился трона и бежал в Англию. Встав во главе государства, Кабус немедленно отменил многочисленные запреты и ограничения, введённые отцом, и положил конец самоизоляции султаната. Уже в 1971 году Оман вступил в ООН и Лигу арабских государств. В короткий срок была создана система национального радиовещания, стали выходить газеты, а с 1975 года начались передачи цветного телевидения. Менее чем за четверть века Кабус вывел страну из мрака Средневековья и сделал Оман одним из самых преуспевающих государств (в настоящее время по доходам на душу населения страна входит в первую десятку стран мира).
Глубокие реформы охватили буквально все стороны жизни султаната. Кабус очистил администрацию от наиболее злостных коррупционеров, учредил несколько новых министерств (в том числе нефти, социальных дел и др.), реорганизовал местную и центральную администрацию (страна была разделена на 41 провинцию, во главе каждой из которых встал вали (губернатор), назначаемый султаном; такое административное устройство основательно подорвало влияние местных шейхов. Много внимания новый султан уделил вооружённым силам. Армия получила современные танки, самолёты и боевые корабли. Жалованье солдатам и офицерам было повышено в несколько раз. Что касается экономики, то здесь Кабус проводил политику всемерной поддержки частного предпринимательства. Главный источник пополнения казны в Омане — это торговля нефтью, запасы которой в султанате весьма значительны (хотя и не так велики, как в Саудовской Аравии). Основная часть нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих предприятий находятся в личной собственности султана и приносят ему каждый год десятки миллиардов долларов дохода. Однако Кабус отказался от вложения этих денег в экономику западных стран или от строительства предприятий тяжёлой индустрии. Полученные от нефти деньги он пустил на создание мощной инфраструктуры, на повышение жизненного уровня населения, а также на добычу других полезных ископаемых (меди, хрома, угля, асбеста). С начала 1970-х годов в Омане развернулось интенсивное строительство первоклассных автомобильных дорог. Автострады с чёткими указателями и светофорами пересекли страну в самых разных направлениях. В городах на месте старых глинобитных построек выросли новые жилые кварталы, деловые центры, кинотеатры, банки, супермаркеты и министерства. Страну опоясали линии электропередачи. С помощью артезианских скважин началось обводнение пустыни и развитие поливного земледелия. Каждый год огромные суммы султан расходует на финансирование социальных программ. Уже за первые 16 лет правления Кабуса было построено более 500 школ и несколько десятков первоклассных больниц. В 1986 году открылся национальный университет. В настоящее время образование и здравоохранение для всех оманцев бесплатные. Жильё также практически бесплатно. Всем гражданам предоставляется беспроцентный заём на покупку собственных домов (проценты банкам выплачивает государство).
Резкий рост благосостояния вкупе со строгим пуританским укладом жизни, основанным на исламских ценностях, превратили Оман в оазис благополучия и стабильности. Династия Альбусаидов, имевшая на протяжении всего своего правления мощную оппозицию в стране, с 1975 года (когда в Йемен были вытеснены последние отряды партизан) практически не имеет в Омане противников. Это позволило оставить почти без всяких изменений старую политическую систему. Оман был и остаётся абсолютной монархией (султан и в настоящее время сосредотачивает в своих руках как законодательную, так и исполнительную власть). За эти тридцать лет государственный строй реформировался очень незначительно. Так, в 1991 году Кабус учредил Совет шуры. Право на выдвижение в этот орган предоставлено каждому грамотному оманцу старше 30 лет. Выборы в шуру всенародные, но полномочия её невелики — это чисто консультативный орган при султане, да и то лишь по вопросам социально-экономического развития. Вопросы внешней политики, обороны, безопасности составляют исключительную компетенцию султана и решаются им единолично. Впрочем, Кабус не склонен считать такое положение наилучшим. В 1996 году он даровал своим подданным умеренную Конституцию.