III. ПОД СЕНЬЮ АБСОЛЮТИЗМА (Государи, утверждавшие господство единоличной власти)

ДАРИЙ

Дарий принадлежал к младшей ветви царского рода Ахеменидов и вплоть до 522 года до Р.Х. не имел никаких надежд когда-либо занять персидский трон. Его жизнь резко переменилась после того, как он принял участие в заговоре Отана и пятерых других знатных персов против правившего тогда в Персии царя Бардии. Согласно официальной версии (изложенной в Бехистунской надписи и у греческих историков, в частности у Геродота) Отан заподозрил, что под именем Бардии скрывается самозванец — мидийский маг Гаумата (настоящий Бардия был тайно умерщвлён за несколько лет до этого по приказу его брата Камбиса II). Сговорившись между собой, Отан и шесть его сподвижников проникли во дворец и убили царя (был ли это настоящий Бардия или в самом деле самозванец, теперь уже установить невозможно). Вслед за тем заговорщики стали совещаться между собой о том, кто из них должен занять престол. Наконец они решили поручить выбор воле богов, а именно: чей конь первым заржёт при восходе солнца, когда они выедут за городские ворота, тот и будет царём. Дарий оказался в этом опыте удачливее других — его жеребец первым подал голос, и таким образом, согласно уговору, он стал персидским царём. (Геродот пишет, что своим успехом Дарий был обязан хитрости его конюха — ночью тот свёл у городских ворот жеребца хозяина с одной из кобылиц, которую тот очень любил, когда же на другой день жеребец проходил мимо этого места, он бросился вперёд и громко заржал.)

Едва утвердившись у власти, Дарий должен был подавлять восстания, охватившие многие персидские провинции. Особенно опасным был мятеж в Вавилонии — самом сердце Персидской державы. По свидетельству Бехистунской надписи, там произошло следующее: некий Нидинту-Бел объявил себя сыном последнего вавилонского царя Набонида и стал править под именем Навуходоносора III. Дарий лично возглавил поход против восставших. Первая битва произошла в середине декабря 522 года до Р.Х. у реки Тигр и закончилась победой персов. Через пять дней они одержали новую победу в местности Зазана у Евфрата. Нидинту-Бел бежал в Вавилон, но вскоре был захвачен в плен и казнён (посажен на кол). Умиротворяя страну, Дарий около трёх месяцев прожил в Вавилоне. В феврале 521 года до Р.Х. до него дошла весть о новом восстании в восточных сатрапиях: Персии, Мидии, Эламе, Маргиане, Парфии и Саттагидии. Наиболее массовым было выступление в Маргиане. Подавляя его, сатрап Бактрии Дадаршиш перебил более 50 тысяч человек, а саму страну превратил в пустыню. В то же время в Персии некто Вахьяздата объявил себя царём Бардией и нашёл среди народа широкую поддержку. Дарий должен был рассылать войска во все концы своей державы. В конце февраля 521 года до Р.Х. царская армия под командованием Вивана разбила Вахьяздату в области Гандутава в Арахосии. Но и тогда мятежники не сложили оружия. Потребовалось ещё две битвы (одна произошла в мае у города Раха в Персии, другая — в июле у горы Парга), чтобы окончательно сломить их сопротивление. Вахьяздата попал в плен и был казнён вместе с 52 ближайшими сподвижниками.

В то же время почти вся Мидия оказалась в руках некоего Фравартиша, выступавшего под именем Хшатрату из рода мидийских царей. Этому самозванцу удалось установить свой контроль также над Ассирией, Арменией, Парфией и Гирканией. Дарий отправил против него своего полководца Видарну. В мае произошла ожесточённая битва в местности Кундуруш. В ней пало 35 тысяч мидийцев, и ещё 18 тысяч оказалось в плену. В июне персы схватили и казнили самого Фравартиша. Против мятежников в Парфии и Гиркании вёл борьбу отец царя Виштаспа. Окончательно эти сатрапии были умиротворены только в июне после разгрома основных сил восставших в местности Патиграбана. Много хлопот доставило Дарию восстание в Армении. Местные жители дали персам пять больших сражений, но только в июне 521 года до Р.Х. они были окончательно разбиты у горы Уяма и в местности Аутиара.

Воспользовавшись тем, что главные силы персов оказались отвлечены на окраины империи, в августе 521 года до Р.Х. вновь поднялись вавилоняне. Некто Арахта (по одним свидетельствам армянин, по другим — урарт) выдал себя за царевича Навуходоносора, сына Набонида. Он захватил Вавилон, Сиппар, Борсиппу, Урук и провозгласил себя царём. Дарий послал против него армию во главе с персом Виндафарной. В ноябре 521 года до Р.Х. мятежники были разбиты. Арахта оказался в плену и кончил свою жизнь, как и все другие предводители мятежников, — был посажен на кол. Город Вавилон лишился своих внешних стен, которые были разрушены по приказу царя.

Поразив всех врагов и упрочив свою власть, Дарий приступил к новым завоеваниям. В 519 году до Р.Х. он совершил поход против саков Тиграхауда, обитавших вблизи Аральского моря. В 517 году до Р.Х. персы покорили северо-западную часть Индии, где в это время существовало много небольших государств. Из этих земель была образована сатрапия Индия, включавшая в себя нижнее и среднее течение реки Инд. Она стала самой дальней восточной провинцией державы Ахеменидов. Продвигаться дальше на восток персы не пытались. Зато на западе они делали одно приобретение за другим. В том же 517 году до Р.Х. персидская армия во главе с Отаной захватила остров Самос. Жители Лемноса и Хиоса признали власть персов добровольно. Около 516 года до Р.Х. Дарий предпринял большой завоевательный поход в Северное Причерноморье. Покорив без боя греческие города по обоим берегам Геллеспонта, он переправился через Боспор во Фракию. Отсюда персидская армия вышла к низовьям Дуная и, перейдя на восточный берег реки, оказалась во владениях скифов. Те не решились вступить с персами в открытый бой и стали отступать вглубь степей, угоняя за собой скот, сжигая траву и засыпая колодцы. Гоняясь за их стремительной и постоянно ускользающей конницей, Дарий довёл своих воинов до полного изнеможения. Наконец он понял тщетность своих усилий и отступил обратно за Дунай.

Сам он вернулся в Персию, а европейскую войну поручил своему полководцу Багабухше. Тот покорил греческие города на северном берегу Эгейского моря и подчинил персидскому царю племена фракийцев. Когда персидская армия подошла к границам Македонии, её царь Александр I поспешил заявить о своей покорности и выдал сестру за персидского вельможу. В Македонии и Фракии остались персидские гарнизоны. Около 512 года до Р.Х. обе эти страны образовали самую западную из персидских сатрапий под названием Скудра. То было время наивысшего могущества державы Ахеменидов: в конце жизни Дария она простиралась от реки Инд на востоке до Ионического моря на западе, от Аральского моря на севере до границ Эфиопии на юге.

Следующей жертвой персидских завоеваний должна была стать материковая Греция. Прелюдией к грандиозной войне с греками послужило мощное ионийское восстание, начавшееся осенью 499 года до Р.Х. и охватившее в короткий срок всё западное побережье Малой Азии от Геллеспонта на севере до Карии на юге, а также многие острова Эгейского моря. Оно оказалось полной неожиданностью для персов. Восставшие, во главе которых стоял тиран Милета Аристагор, совершили поход вглубь страны, взяли и сожгли царскую столицу Сарды. Однако уже летом 498 года до Р.Х. они были наголову разбиты под Эфесом. Остатки их войска разбрелись по своим городам. В конце 497 года до Р.Х. военные действия переместились на Кипр. В большой морской битве ионийцы одержали победу, но тогда же в сражении на суше киприоты потерпели поражение. Возглавлявший их царь Саламина Онесил погиб в бою. Впрочем, персам потребовался ещё целый год на то, чтобы окончательно замирить остров. В 496 году до Р.Х. персидские военачальники одержали важную победу над примкнувшими к грекам карийцами и начали осаду ионийских городов. Один за другим они были взяты. Наконец, весной 494 года до Р.Х. персы с суши осадили Милет, являвшийся главным оплотом восстания. Большой ионийский флот мешал осаде города с моря. Но после того как персы выиграли морскую битву при Ладе, кольцо блокады сомкнулось. Осенью персы подтянули к городу осадные орудия, а затем штурмом взяли его. Большая часть милетян погибла, оставшиеся в живых были обращены в рабство и угнаны в Персию. Сам город оказался сильно разрушен и уже никогда не смог восстановить своего прежнего могущества. В 493 году до Р.Х. капитулировали Хиос и Лесбос, после чего вся Иония вновь оказалась под властью Ахеменидов. Но Дарий понимал, что персидское господство в Малой Азии и во Фракии будет непрочным до тех пор, пока греки Балканского полуострова сохраняют свою независимость. Казалось, что покорение этой сравнительно небольшой страны, распадавшейся к тому же на множество враждовавших между собой государств, не составит для персов большого труда, но дальнейшие события показали, что война с греками обещает быть очень тяжёлой.

Первый же поход против Эллады в 492 году до Р.Х., возглавляемый Мардонием, окончился неудачей — во время бури около Афонского мыса утонуло 300 персидских кораблей и погибло около 20 тысяч человек. Сухопутная армия, которой пришлось вести тяжёлые бои с восставшими фракийцами, также понесла большие потери. В 490 году до Р.Х. состоялся второй поход. Персы, опустошив по пути Эвбею, высадились в Аттике на Марафонской равнине, в 40 километрах от Афин. Но последовавшее 12 августа сражение с афинским полководцем Мильтиадом закончилось полным разгромом их армии.

В последующие годы Дарий не оставлял мысли о новом походе против Греции и тщательно готовился к нему, но умер в 486 году до Р.Х., раньше, чем успел осуществить свои планы.

АГАФОКЛ

Отцом Агафокла Диодор Сицилийский называет Каркина Регнянина, который, будучи изгнан из своего родного города, переселился в сицилийские Фермы, принадлежавшие тогда Карфагену. Здесь и появился на свет Агафокл. Пишут, что отец отрёкся от него сразу после рождения, напуганный будто бы страшными предсказаниями. До семи лет мальчик воспитывался в семье своего дяди. Потом отец признал его и взял обратно в свой дом. В это время он уже переселился из Ферм в Сиракузы, где получил гражданство. Жили родители Агафокла очень бедно. Сына они с малых лет обучали гончарному ремеслу.

Вскоре после окончательного падения тирании Дионисия Младшего (344 до Р.Х.) Каркин умер. Однако положение его сына после этого не только не ухудшилось, но напротив стало улучшаться с каждым днём. Один знатный сиракузянин по имени Дамас влюбился в Агафокла и стал дарить ему дорогие подарки. Вскоре юноша уже имел некоторый достаток. Хотя позорное начало его карьеры, казалось, обрекало его на развратную жизнь, он, в силу врождённой доблести, нашёл для этих денег совсем другое применение. Агафокл приобрёл дорогое оружие и себя посвятил воинским упражнениям. Некоторое время спустя его избрали стратегом в Акрагант, где он быстро приобрёл популярность благодаря дерзкой отваге в сражениях и смелым речам в собрании. После смерти Дамаса Агафокл женился на его жене и унаследовал всё огромное состояние своего любовника.

В 325 году до Р.Х. в числе других стратегов Агафокл был направлен в Италию на помощь Кротону, осаждённому бруттиями. Вскоре он поссорился с верховным стратегом Сосистратом и с отрядом наёмников перешёл сначала на службу к тарентийцам, а потом к регийцам. Когда в Сиракузах возобновилась распря между народом и олигархами (во главе последних встал старый враг Агафокла Сосистрат), Агафокл вернулся в Сицилию и вступил в войско демократов. Во многих сражениях он проявлял отвагу, дерзость и полководческое искусство. Его популярность росла с каждым днём, и вожди демократической партии не без основания стали подозревать Агафокла в тиранических намерениях. Враги хотели убить его, но Агафокл ловко избёг смерти и с отрядом наёмников покинул Сиракузы. Вскоре враждующие партии примирились, была объявлена амнистия, и он смог вернуться в родной город. А поскольку Агафокл не принадлежал теперь явно ни к одной из партий, граждане избрали его в 319 году до Р.Х. «стратегом и защитником мира». Эта должность давала прекрасную возможность для установления тирании. Однако Агафокл не спешил и прежде всего постарался пополнить войско теми наёмниками, которые раньше служили под его командованием и на верность которых он мог всецело рассчитывать. Только в 317 году до Р.Х., когда всё было готово для совершения государственного переворота, Агафокл приступил к осуществлению своего замысла. Он приказал народу прийти на собрание в театр, якобы для того, чтобы обсудить новое государственное устройство. Совету он велел сойтись в гимнасии для предварительного обсуждения вопроса. Вслед за тем он вызвал солдат, приказал им окружить народное собрание, а советников перебить. К смерти были приговорены также многие вожди демократической партии. Сиракузяне оказались совершенно не готовы к такому обороту событий и потому были застигнуты врасплох. Наёмники бросились на безоружных и в короткий срок перебили до 4 тысяч человек. Имущество было разграблено, а их жёны и дочери претерпели всевозможные оскорбления. Однако этим дело не ограничилось. В течение нескольких дней Сиракузы находились во власти разнузданной солдатни и испытали все ужасы, которые обычно выпадают на долю захваченного врагами города. Убийства, насилие и грабежи совершались прямо средь бела дня, и негде было искать защиты от беззакония. Только после того как все политические противники Агафокла были истреблены или бежали, а солдаты насытились бесчинствами, он созвал народное собрание и объявил, что, избавив сиракузян от власти олигархов, передаёт теперь всю полноту власти народу, отказывается от должности стратега и становится частным лицом. Знатные граждане, напуганные разгулом террора, отнеслись к этим словам с недоверием и хранили молчание. А чернь, которая охотно принимала участие в грабежах, напротив, стала бурно выражать своё несогласие и требовать, чтобы за Агафоклом не только сохранилась должность стратега, но чтобы в его руки перешло единоличное командование войсками. Так, формально избранный народом, а на самом деле выкрикнутый толпой, Агафокл вновь принял верховную власть (которую он, впрочем, и так не собирался отдавать). Немедленно были проведены законы в интересах неимущих: отмена долгов и наделение землёй безземельных. Агафокл сделался тираном, хотя не принял поначалу ни одного из царских атрибутов. По виду он оставался простым гражданином — бесстрашно выходил к народу без охраны и дозволял к себе свободный доступ.

Овладев Сиракузами, Агафокл стал помышлять о восстановлении в прежних пределах сицилийской державы Дионисия I. В 315 году до Р.Х. он несколько раз безуспешно подступал к Мессене, но не смог её взять, так как там нашло убежище множество сиракузских изгнанников. Немало сиракузян скрывалось также в Акрагенте. Своими речами они возбудили граждан этих городов против Агафокла, после чего Акрагант объединился с Гелой и Мессеной. В 312 году до Р.Х Агафокл возобновил войну с мессенянами. Его солдаты, подступив к городу, захватили много пленных и большую добычу. Горожане по требованию Агафокла изгнали от себя всех сиракузцев и открыли перед ним ворота. Поначалу он повёл себя с побеждёнными ласково, но потом велел схватить и предать казни 600 человек. В том же году полководцы Агафокла Пасифил и Димофил имели под Галарией сражение с сиракузскими изгнанниками и нанесли им поражение. Многие сицилийские города перешли после этого под власть Агафокла. Эти успехи послужили поводом к большой внешней войне.

Карфагеняне уже давно с тревогой наблюдали за ростом могущества Агафокла и оказывали его противникам энергичную поддержку. Но, убедившись, что сицилийцы не в состоянии остановить рост его державы, они сами выступили против Агафокла. В 311 году до Р.Х. карфагенская армия, во главе которой стоял полководец Гамилькар, на 130 кораблях начала переправу в Сицилию. Сильная буря разметала флот. Более 60 боевых кораблей и множество транспортов затонуло. Высадившись в Сицилии, Гамилькар сумел в короткий срок навербовать большое число наёмников и вскоре имел под своим началом 40 тысяч пехоты и 5 тысяч конницы. Готовясь к войне с ним, Агафокл прежде всего постарался укрепить свой тыл. Жители Гелы внушали ему сильные подозрения. Он велел казнить более 4 тысяч горожан, а имущество их забрал себе. После этого он двинулся против карфагенян и встретился с ними под Филаридами. Уверенный в победе, Агафокл атаковал вражеский лагерь и сильно потеснил противника. Гамилькару грозило неминуемое поражение, но тут очень кстати для него из Карфагена прибыло новое войско. Оно с ходу вступило в бой и напало на греков с тыла. В результате армия Агафокла была разбита и бежала с поля боя, потеряв до 7 тысяч человек убитыми. Тиран отступил в Сиракузы, а подвластные ему города — Камарина, Леонтины, Катана, Тавромены и Мессена — немедленно перешли на сторону карфагенян.

Видя, что союзники его покидают, а карфагеняне овладели уже большей частью острова, Агафокл решил перенести войну в Африку. Поскольку в данном случае очень важно было соблюсти тайну, он не стал сообщать народу о своих замыслах, но сказал только, что нашёл путь к победе: пусть граждане наберутся стойкости для перенесения продолжительной осады, а тем, кому настоящее положение не нравится, он предоставляет полную свободу уйти из города. Когда 1600 человек ушло, он снабдил остальных необходимым на время осады количеством хлеба и жалованьем. С собой он взял на текущие нужды только 50 талантов, надеясь добыть остальное не столько у союзников, сколько у неприятеля. Потом он освободил всех рабов, по возрасту пригодных для военной службы, привёл их к присяге и посадил вместе с большей частью своего войска на корабли. Всех остальных он оставил защищать родину.

На седьмой год своего правления (310 до Р.Х.) в сопровождении двух взрослых сыновей, Архагата и Гераклида, Агафокл вышел с флотом в море, причём никто из его солдат не знал, куда их везут. Все думали, что плывут за добычей в Италию или в Сардинию. Агафокл тогда только впервые открыл всем своё намерение, когда войско было высажено на берег Африки. Корабли он велел немедленно сжечь, чтобы все знали: возможность бегства отнята, и им суждено либо победить, либо умереть. После этого греки двинулись на карфагенскую столицу, всё разоряя на своём пути, сжигая усадебные постройки и посёлки. С ходу был взят Танит (Тунис), где захватили огромную добычу. Узнав о высадке Агафокла, карфагеняне пришли в великое смятение. В спешном порядке они снарядили 30-тысячную армию, во главе которой встали Ганнон и Бомилькар. Вскоре произошло сражение, в котором пали 2 тысячи сицилийцев и 3 тысячи карфагенян. Ганнон был убит, а Бомилькар велел своим солдатам отступать. Эта победа воодушевила сицилийцев и сломила дух карфагенян. Не встречая сопротивления, Агафокл взял Адримит, Тапс и расположился лагерем поблизости от Карфагена, так что со стен города можно было видеть, как уничтожается ценнейшее имущество, опустошаются поля и пылают усадьбы. По всей Африке распространился страшный слух о разгроме карфагенского войска и о захвате городов. Все как бы оцепенели от изумления, каким образом могла эта неожиданная война обрушиться на столь великую державу, к тому же со стороны врага, уже побеждённого. Изумление перешло затем мало-помалу в презрение к карфагенянам. Спустя короткое время не только африканцы, но и наиболее знаменитые города, учитывая новое положение дел, перешли на сторону Агафокла, снабдив победителей продовольствием и деньгами.

В довершение этих несчастий, постигших карфагенян, их войско в Сицилии было уничтожено вместе с полководцем Гамилькаром (309 до Р.Х.). Пришла весть, что вскоре после ухода Агафокла из Сицилии, карфагеняне стали менее энергично вести осаду. Затем во время ночного сражения их войско попало в засаду и было почти полностью истреблено Антадром, братом Агафокла. Гамилькар попал в плен и был умерщвлён после долгих мучений. Поэтому, поскольку и на родине, и за её пределами участь карфагенян была одна и та же, от них отложились не только города-данники, но также и союзные цари. Среди них был царь Кирены Офелла. Он договорился через послов с Агафоклом, чтобы после победы над карфагенянами ему досталась власть над Африкой, а Агафоклу — над Сицилией. Вскоре Офелла вместе со своим войском прибыл к Агафоклу. Тот, опутав его ласковыми речами и низкой лестью, очень часто с ним вместе обедал, разрешил ему усыновить своего сына, а затем убил. Наёмники Офеллы, которых Агафокл привлёк щедрыми обещаниями, немедленно перешли на его сторону.

К 307 году до Р.Х. положение воюющих сторон отчасти уравнялось. Агафокл, захватив Гиппон и Утику к западу от Карфагена, занимал со своим войском значительную часть карфагенской территории, а саму столицу заставил страдать от голода. Но штурмовать укрепления Карфагена он даже не пытался. В свою очередь карфагеняне блокировали флотом Сиракузы и сильно затрудняли подвоз к ним продовольствия. На суше они, впрочем, не предпринимали активных действий. Против сиракузян воевали в основном акрагантский полководец Ксенодок и сицилийские изгнанники. Однако Агафокл не был уверен, что в его отсутствие защитники проявят должную твёрдость. Поэтому, поручив африканскую войну сыну Архагату, он погрузил на корабли 2 тысячи солдат и поспешил в Сицилию. Высадившись в Селиунте, он покорил себе этот город, затем выбил вражеский гарнизон из Ферм. Но пока он вёл войну в Сицилии, карфагеняне уничтожили значительную часть сицилийского войска в Африке, а оставшуюся часть загнали в окружение около города Танита. Узнав об этом, Агафокл поручил сицилийское войско Лептину, а сам на 17 кораблях вновь отправился в Африку. Лептин, развивая успех, вошёл в акрагантские пределы и нанёс противнику новое поражение.

Между тем возвратившись в Африку, Агафокл понял, что положение здесь непоправимо. Наёмники-африканцы покинули его, а с оставшимися ему верными солдатами он вскоре потерпел поражение. Глубокой ночью он бежал из лагеря и с незначительным числом спутников уплыл в Сицилию. Когда его солдаты поняли, что их бросили, они умертвили сыновей Агафокла, а затем сдались карфагенянам. Сам Агафокл благополучно добрался до родного берега. Имея большую нужду в деньгах для уплаты жалованья наёмникам, он коварным образом захватил союзную Эгесту. Малоимущих жителей он велел казнить, а богатых подверг различным мучениям, допытываясь от них, где они скрывают свои деньги. Пишут, что горожане подверглись в этот день неисчислимым мучениям. Одних пытали, привязав к спицам колёс, других расстреливали из катапульт, третьих укладывали на большую медную кровать, разводили под ней огонь и сжигали заживо. Женщин подвергали пыткам наравне с их мужьями. Одним огромными щипцами переламывали суставы, другим отрезали груди. Тем, которые были на сносях, накладывали на поясницу кирпичи и таким образом выдавливали плод. Большинство горожан было умерщвлено, а оставшиеся в живых девицы и мальчики проданы в рабство в Италию. Это был не единственный пример лютости тирана. Чтобы отмстить солдатам, погубившим в Африке его сыновей, он велел учинить тщательный розыск в Сиракузах и казнить всех их родственников — братьев, сестёр, отцов, жён и детей. Приказ был исполнен с беспощадной точностью — палачи убивали всех без разбора, не давая пощады даже младенцам в пелёнках. Тела казнённых были брошены без погребения на морском берегу.

Война тем временем продолжалась. В 306 году до Р.Х. полководец Агафокла Пасифил перешёл вместе со всем своим войском на сторону Акраганта. Узнав об этом, Агафокл пришёл в отчаяние и отправил послов к акрагантянам с мирными предложениями. Он обещал оставить Сиракузы, восстановить там демократическое правление, а себе просил только две крепости — Фермы и Кефалидию. Однако акрагантский тиран Динократ требовал, чтобы Агафокл покинул Сицилию и дал ему своих сыновей в заложники. Агафокл не мог принять таких условий и ради продолжения войны с Акрагантом стал искать мира с карфагенянами. Те, истощённые тяжёлой войной, охотно пошли ему навстречу. Агафокл вернул Карфагену все захваченные у него города в обмен на деньги и зерно. В том же году он официально принял царский титул.

В 305 году до Р.Х. Агафокл выступил против Динократа. Сражение между ними произошло под Горгием. Часть изгнанников из ненависти к Динократу изменили ему и перешли на сторону Агафокла. Остальные бежали. 7 тысяч человек, поверив обещаниям Агафокла, сдались ему в плен. Он велел их разоружить, а затем перебить всех до последнего. Динократ запросил мира и признал над собой власть Агафокла. Изменника Пасифила казнили в Геле.

О последних годах правления Агафокла нам известно очень мало. Заключив мир с карфагенянами, он покорил некоторые города, отложившиеся от него в надежде на собственные силы. Затем он переправился в Италию (300 до Р.Х.). Здесь ему пришлось столкнуться с бруттиями, которые считались в то время самыми храбрыми и самыми богатыми из южных италиков, и к тому же всегда были готовы напасть на соседей. Бруттии, испуганные слухами о его приготовлениях, отправили в Сицилию послов просить о союзе и дружбе. Агафокл пригласил послов на обед, чтобы они не увидели, как переправляется его войско, а назавтра, вместо того чтобы начать назначенные на этот день переговоры, сел на корабль и переправился в Италию, обманув таким образом послов. Но это коварство не принесло ему радости: уже через несколько дней тяжёлая болезнь заставила Агафокла возвратиться в Сицилию. Видя безнадёжность его положения, сын тирана Агафокл Младший и его внук Архагант, сын Архаганта, вступили в междоусобную войну, оспаривая друг у друга царство, как будто Агафокл был уже мёртв. Сын был убит, а внук захватил царскую власть. Перед смертью Агафокл отправил в Египет свою жену Феоксену вместе с малолетними детьми и сразу после этого скончался (289 до Р.Х.). Его держава распалась. Узнав об этом, карфагеняне переправились в Сицилию и подчинили себе многие города.

ЦИНЬ ШИ-ХУАНДИ

Первый император Цинь, Ши-хуанди, был сыном циньского Чжуан Сян-вана от его любимой наложницы. При рождении он получил имя Чжэн («первый»). Ему исполнилось 13 лет, когда умер его отец, и Чжэн стал у власти, сделавшись правителем Цинь. К этому времени царство Цинь уже было одним из крупнейших и сильнейших китайских государств. Чжэн-вану оставалось сделать последнее усилие для того, чтобы объединить под своей властью всю страну. Политическая ситуация в Поднебесной тогда была следующей — на востоке циньцам противостояли пять царств: Чу, Хань, Вэй, Чжао и Янь; за ними на берегу океана располагалось Ци, в котором все они искали опоры. Каждое из шести восточных царств в отдельности было намного слабее Цинь, но вместе они представляли серьёзную силу. Дабы разрушить их союз, Чжэн-ван истратил огромное количество золота на подкуп высших сановников Ци. В результате большая часть их стала агентами Цинь и проводила его политику. Советники уговорили цийского Цзянь-вана заключить союз с Цинь и отказаться от поддержки своих восточных соседей. В результате циньцы получили возможность разгромить их всех поодиночке. В 234 году до Р.Х. циньский полководец Хуань Ци разбил под Пинъяном армию Чжао, казнил 100 тысяч человек и овладел этим городом. В 230 году до Р.Х. циньцы взяли в плен ханьского вана Аня, заняли все принадлежавшие ему земли и ликвидировали царство Хань. В 229 году до Р.Х. Чжэн-ван вновь двинул крупные силы против Чжао. В следующем году чжаоский Ю-мяо-ван сдался циньским военачальникам Ван Цзяню и Цян Хую. Но его брат Дай-ван Дзя ещё шесть лет правил в Дае. В 227 году до Р.Х. циньская армия напала на царство Янь. В 226 году до Р.Х. она заняла яньский Цзичэн. Яньский ван бежал на восток, в Ляодун и стал править там. В 225 году до Р.Х. циньский полководец Ван Бэнь напал на княжество Вэй. Он провёл от Хуанхэ канал и затопил Далян водой. Стены города рухнули, и вэйский ван сдался. После этого Цинь полностью овладело землями Вэй. В 224 году до Р.Х. Ван Цзянь напал на Чу и дошёл до Пинъюя. В 223 году до Р.Х. чуский ван Фу-чу был взят в плен, а все его владения присоединены к Цинь. В 222 году до Р.Х. Чжэн-ван послал большую армию во главе с Вань Бэнем против яньского Ляодуна. Яньский ван Си был взят в плен. На обратном пути Вань Бэнь напал на Дай и взял в плен дайского вана Цзя. После всех этих побед царство Ци оказалось с трёх сторон охвачено владениями Цинь. В 221 году до Р.Х. последний циньский ван Цзянь без боя сдался Ван Бэню. Объединение Китая было завершено. Чжэн-ван принял титул Ши-хуанди (буквально «первый властитель-император»).

Жители шести восточных царств стали подданными Цинь. Для них это означало не просто смену властелина, но и во многом перемену всего образа их жизни. Основной идеологией в Цинь, в отличие от других царств, где распространилось конфуцианство, было учение фацзя, или легизм. Вопреки взглядам конфуцианцев легисты считали, что процветание государства зависит не от добродетелей государя, а от строгого и неуклонного исполнения законов. Логика закона служила для Ши-хуанди и его сановников основным руководством в их политической деятельности. В связи с этим всякое отступление от закона по мотивам доброты или гуманности считалось недозволенной слабостью. Суровая справедливость напрямую отождествлялась с волей Неба, и служение ей, по понятиям Ши-хуанди, составляло главную добродетель государя. Он был человеком железной воли и не терпел никакого сопротивления. Вскоре всё население Поднебесной почувствовало жёсткую руку нового императора. Сыма Цянь так характеризует порядки, установившиеся в империи Цинь: «Преобладали твёрдость, решительность и крайняя суровость, все дела решались на основании законов; считалось, что только жестокость и угнетение без проявления человеколюбия, милосердия, доброты и справедливости могут соответствовать пяти добродетельным силам. До крайности усердствовали в применении законов и долго никого не миловали».

Своей внутренней организацией Цинь также не походила ни на одно из чжоуских царств. Вместо иерархии феодальных владетелей здесь строго проводилась идея централизации. Вскоре после присоединения Ци возник вопрос о том, как быть с завоёванными царствами. Некоторые сановники советовали Ши-хуанди отправить туда правителями своих сыновей. Однако глава судебного приказа Ли Сы не согласился с таким решением и, ссылаясь на печальный пример династии Чжоу, заявил: «Чжоуские Вэнь-ван и У-ван жаловали владения во множестве сыновьям, младшим братьям и членам своей фамилии, но впоследствии их потомки стали отчуждёнными и сражались друг с другом как заклятые враги, владетельные князья всё чаще нападали и убивали друг друга, а чжоуский Сын Неба был не в состоянии прекратить эти междоусобицы. Ныне, благодаря вашим необыкновенным дарованиям, вся земля среди морей объединена в одно целое и разделена на области и уезды. Если теперь всех сыновей ваших и заслуженных чиновников щедро одарить доходами от поступающих податей, то этого будет вполне достаточно, и Поднебесной станет легче управлять. Отсутствие различных мнений о Поднебесной — вот средство к установлению спокойствия и мира. Если же снова поставить в княжествах владетельных князей, будет плохо». Ши-хуанди последовал этому совету. Он разделил империю на 36 областей, в каждой области поставил начальника — шоу, воеводу — вэя и инспектора — цзяня. Области делились на уезды, уезды — на районы, а районы — на волости. Для прекращения распрей, междоусобий и мятежей всему гражданскому населению было предписано сдать оружие. (В Сяньяне из него выплавили колокола, а также 12 металлических статуй, весом в 1000 дань каждая — около 30 тонн). Для пресечения всякого сепаратизма знать бывших княжеств в количестве 120 тысяч человек была насильно переселена в столицу Цинь Сяньян. Во всех завоёванных царствах Ши-хуанди велел разрушить городские стены, срыть оборонительные дамбы на реках и устранить все препятствия и преграды для свободного передвижения. Повсюду развернулось строительство новых дорог, которые необходимы были для налаживания быстрого сообщения между различными частями империи. В 212 году до Р.Х. началось сооружение стратегической дороги длиной 1800 ли (около 900 километров), которая должна была соединить Цзююань и Юньян. Император ввёл единую систему законов и измерений, мер веса, ёмкости и длины. Для всех повозок была установлена единая длина оси, а в письме введено единое начертание иероглифов.

В то же время, умиротворив Поднебесную, Ши-хуанди развернул наступление на окрестных варваров. В 215 году до Р.Х. он послал 300-тысячную армию на север против племени ху и захватил земли Хэнани (северную излучину Хуанхэ в нынешнем Автономном районе Внутренняя Монголия). Одновременно шла усиленная колонизация южных районов, заселённых варварскими племенами юэ. Здесь были образованы четыре новые области, куда Ши-хуанди велел ссылать всякого рода правонарушителей и преступников, а также людей, бежавших от наказаний, укрывавшихся от уплаты повинностей или отданных за долги в чужие дома. На северо-востоке император начал борьбу с воинственными сюну (хунну). От Юйчжуна вдоль реки Хуанхэ и на восток вплоть до гор Иньшань он учредил 34 новых уезда и велел построить стену вдоль Хуанхэ в качестве заслона от кочевников. Насильно переселяя и ссылая, он заполнил населением вновь учреждённые уезды.

Жестокие порядки, установившиеся в Циньской империи, встретили порицание со стороны конфуцианцев. Поскольку примеры для своих проповедей те прежде всего искали в прошлом и потому старались идеализировать старину, Ши-хуанди в 213 году до Р.Х. издал указ о сожжении всех старинных хроник, за исключением циньских анналов. Всем частным лицам было приказано сдать и уничтожить хранившиеся у них списки Шицзин и Шуцзин, а также сочинения школ нелегистского толка (прежде всего конфуцианцев). Было приказано подвергать публичной казни всех тех, кто на примерах древности осмелится порицать современность. Всех, у кого обнаруживали запрещённые книги, предписывалось отправлять на принудительные работы по постройке Великой стены. На основании этого указа только в столице было казнено 460 видных конфуцианцев. Ещё большее их число было сослано на каторжные работы.

Имея вследствие жестокого законодательства большое число каторжников, Ши-хуанди развернул широкомасштабное строительство. Помимо значительной части Великой китайской стены и новых дорог в его царствование было построено множество дворцов. Символизировать мощь империи Цинь должен был новый императорский дворец Эпан, сооружение которого началось неподалёку от Сяньяна. Предполагалось, что он будет иметь размеры 170 на 800 метров и превзойдёт величиной все остальные сооружения в Поднебесной. На эту грандиозную стройку было пригнано, по словам Сыма Цяня, более 700 тысяч преступников, осуждённых на кастрацию и каторжные работы. Помимо Эпана в окрестностях Сяньяна было построено 270 небольших дворцов. Все комнаты в них были украшены занавесками и пологами, и всюду жили красивые наложницы. Никто, кроме ближайших к императору людей, не знал в каком из дворцов находится в данный момент Ши-хуанди. (Вообще всё касающееся частной жизни императора хранилось в строгой тайне. Он очень не любил болтунов и сурово карал любого, заподозренного в этой слабости. Сыма Цянь пишет, что как-то Ши-хуанди находился во дворце Ляншань и с горы увидел, что его первого советника сопровождает множество колесниц и всадников. Это ему не понравилось. Кто-то из свиты поведал о недовольстве императора первому советнику, и тот сократил число сопровождающих. Ши-хуанди разгневался и сказал: «Кто-то из окружающих разгласил мои слова!» Устроили допрос, но никто не признался. Тогда император приказал казнить всех, кто находился в тот момент около него.)

Впрочем, несмотря на всё вышесказанное, нельзя рисовать правление Ши-хуанди только чёрными красками. Он много сделал для развития земледелия, так как понимал, что богатое, лояльное к власти крестьянство есть главный залог процветания его империи. Современники пишут, что всё своё время без остатка Ши-хуанди посвящал делам. За своё недолгое правление он успел объехать всю империю вдоль и поперёк и вникал буквально во все мелочи управления. (Как говорилось в одной из официальных надписей, «Наш властитель-император… одновременно решает тысячи дел, поэтому далёкое и близкое — всё становится до конца ясным».) Каждый день он отвешивал на весах 1 дань поступивших к нему донесений (то есть около 30 килограмм бамбуковых дощечек) и не позволял себе отдыхать, пока не просматривал их все и не отдавал соответствующих распоряжений.

Но, как это обычно бывает, положительную сторону проведённых им глубоких преобразований население страны сумело оценить гораздо позже, в то время как отрицательная сразу бросалась в глаза. В воспоминаниях потомков первый император династии Цинь остался прежде всего как жестокий и самовлюблённый деспот, безжалостно угнетавший свой народ. Действительно, надписи Ши-хуанди свидетельствуют о том, что он имел колоссальное самомнение и в какой-то мере считал себя даже причастным к божественным силам. (Например, в надписи на горе Гуйцзи кроме всего прочего говорилось: «Император распутывает законы, присущие всему сущему, проверяет и испытывает суть всех дел… Исправляя ошибки людей, он осуществляет справедливость… Потомки с почтением воспримут его законы, неизменное управление будет вечным, и ничто — ни колесницы, ни лодки — не опрокинется».) Официально провозглашалось, что миропорядок, установленный Ши-хуанди, просуществует «десять тысяч поколений». Казалось вполне естественным, что «вечная империя» должна иметь и вечного властелина. Император израсходовал огромные средства на поиски снадобья, дарующего бессмертие, но так и не смог его найти. Видимо, сама мысль о том, что, несмотря на всё своё величие и безграничное могущество, он так же подвластен смерти, как и последний из его подданных, была оскорбительна для него. Сыма Цянь пишет, что Ши-хуанди не переносил разговоров о смерти, и никто из приближённых не смел даже затрагивать эту тему. Поэтому в 210 году до Р.Х., когда Ши-хуанди тяжело заболел во время объезда восточных приморских областей, никаких приготовлений к похоронам не делалось. Он сам, осознав наконец, что дни его сочтены, отправил старшему сыну Фу Су короткую записку следующего содержания: «Встречай траурную колесницу в Сяньяне и похорони меня». Это было его последнее повеление.

Когда Ши-хуанди умер, приближённые, опасаясь волнений, скрыли его смерть. Только после того как его тело прибыло в столицу, был объявлен официальный траур. Ещё задолго до своей кончины Ши-хуанди стал сооружать в горе Лишань огромный склеп. Сыма Цянь пишет: «Склеп наполнили привезённые и спущенные туда копии дворцов, фигуры чиновников всех рангов, редкие вещи и необыкновенные драгоценности. Мастерам приказали сделать луки-самострелы, чтобы, установленные там, они стреляли в тех, кто попытается прорыть ход и пробраться в усыпальницу. Из ртути сделали большие и малые реки и моря, причём ртуть самопроизвольно переливалась в них. На потолке изобразили картину неба, на полу — очертания земли. Светильники наполнили жиром жэнь-юев в расчёте, что огонь долго не потухнет. Во время похорон принявший власть наследник Эр-ши сказал: „Всех бездетных обитательниц задних покоев дворца покойного императора прогонять не должно“ и приказал всех их захоронить вместе с покойником. Погибших было множество. Когда гроб императора уже опустили вниз, кто-то сказал, что мастера, делавшие всё устройство и прятавшие ценности, могут проболтаться о скрытых сокровищах. Поэтому когда церемония похорон завершилась и всё было укрыто, заложили среднюю дверь прохода. После чего, опустив наружную дверь, наглухо замуровали всех мастеровых и тех, кто наполнял могилу ценностями, так что никто оттуда не вышел. Сверху посадили траву и деревья, чтобы могила приняла вид обычной горы».

ОКТАВИАН АВГУСТ

Октавиан, или, как его звали в детстве и юности, Октавий приходился внучатым племянником знаменитому римскому полководцу Гаю Юлию Цезарю (его бабка с материнской стороны, Юлия, была родной сестрой императора). Цезарь, не имевший мужского потомства, объявил в завещании об усыновлении Октавиана, к которому должны были перейти его родовое имя и три четверти имущества. Мать советовала юноше отказаться от наследства и от усыновления, но Октавиан решительно возразил, что поступить так было бы постыдной трусостью. Прибыв в Рим, он прежде всего обратился за поддержкой к Антонию, старому боевому соратнику его приёмного отца и сотоварищу его по последнему консульству. Антоний, находившийся в то время на вершине своего могущества и почти единолично распоряжавшийся всеми делами, встретил Октавиана с пренебрежением и посоветовал ему поскорее забыть об усыновлении. Он заметил, что юноша просто не в своём уме, если всерьёз намерен принять на свои плечи такую непосильную ношу, как наследство Цезаря. Октавиан ушёл от него в сильнейшем гневе.

Убедившись, что Антоний цепко держит в руках столицу, Октавиан отправился в Кампанию и начал готовиться к вооружённой борьбе. Со всех сторон под его знамёна стали стекаться ветераны Цезаря, и вскоре он имел под своим началом пять легионов. Антоний увидел, что дело принимает нешуточный оборот, поспешно уехал в Брундизий и вызвал сюда македонские войска. Всего ему удалось собрать четыре легиона. Однако в начале 43 года до Р.Х. истёк срок его консульства. Консулами стали Авл Гирций и Гай Панса. При их поддержке сенаторы обвинили Антония в превышении своих полномочий, а также в том, что войско, данное ему для войны во Фракии, он направил против Италии. Ему предложили ехать проконсулом в Македонию, а когда Антоний отказался, объявили его врагом отечества. После этого сенат позаботился о двух главных вдохновителях покушения на Цезаря — Кассии и Бруте. Македония была передана Марку Бруту, а Кассию поручили Сирию. Все провинции, находившиеся восточнее Ионийского моря, обязаны были снабжать их деньгами и припасами. Таким образом, они в короткое время сумели собрать большое войско и превратились в грозную силу.

В этих условиях Октавиан счёл для себя выгодным сохранить лояльность к сенату и добровольно подчинился его распоряжениям. Собранные им легионы были поставлены на государственное довольствие, а ему самому в звании пропретора поручили вместе с консулами выступить против мятежников, осадивших в Мутине одного из убийц Цезаря, Децима Брута. Война против Антония завершилась в два месяца и была очень удачна для Октавиана. В первом сражении, в котором был ранен Панса, он не принимал участия. Зато во втором, развернувшемся у стен Мутины, ему пришлось не только быть полководцем, но и биться как солдату. Когда в гуще боя был ранен знаменосец его легиона, он долго носил его орла на собственных плечах. Консул Гирций, преследуя врага, ворвался в лагерь Антония и пал у палатки полководца.

Разбитый Антоний отступил с остатками своего войска за Альпы. Сенат был очень доволен его разгромом, а ещё больше тем, что расправился с ним руками Октавиана. Теперь, когда прямая угроза государству миновала, многие считали, что пришла пора поставить на место и этого честолюбивого юношу. Дело повернули так, что победителем при Мутине был объявлен Децим Брут. Имя Октавиана вовсе не было упомянуто в распоряжениях сената. Оскорблённый всем этим, Октавиан потребовал триумфа за военные подвиги. В ответ сенаторы отправили ему презрительный отказ, объяснив его тем, что он ещё слишком молод и ему надо дорасти до триумфа. Столкнувшись с таким пренебрежением к себе, Октавиан затаил обиду и стал искать пути для сближения с Антонием. Вскоре стало известно, что Марк Эмилий Лепид, которому сенат вместе с Децимом Брутом поручил вести войну против Антония, перешёл на сторону последнего с семью своими легионами, многими другими частями и ценным снаряжением. После этого Антоний вновь превратился в грозного противника. Чтобы противостоять ему, сенат вызвал два легиона из Африки и послал за поддержкой к Кассию и Бруту. Октавиана тоже призвали выступить против Антония, но он вместо этого стал подстрекать своих солдат к недовольству. Он указал им на то, что пока в сенате господствуют родственники убийц Цезаря, земельные наделы ветеранов-цезарианцев могут быть отобраны в любой момент. Только он, наследник Цезаря, может гарантировать их безопасность, а для этого они должны требовать для него консульской власти. Войско дружно приветствовало Октавиана и тотчас отправило центурионов с требованием для него консульской власти. Когда же сенаторы снова отказали в этом дерзком и прямо незаконном требовании, Октавиан поднял свои войска, перешёл Рубикон и повёл на Рим восемь легионов.

Едва в столицу пришло известие о приближении армии Октавиана, возникла страшная паника и смятение; все в беспорядке стали разбегаться в разные стороны. Сенат был в беспримерном ужасе, так как три африканских легиона, на которые у него была последняя надежда, немедленно по прибытии в Рим перешли на сторону мятежников. Город был окружён солдатами. Ожидали репрессий, но Октавиан пока никого не тронул, он только захватил казну и выплатил каждому легионеру по 2500 драхм. Затем он провёл выборы и был избран консулом вместе со своим ставленником Квинтом Педием. Вслед за тем он возбудил против убийц Цезаря уголовное преследование за умерщвление без суда первого из должностных лиц в государстве. Все они были осуждены и заочно приговорены к смерти, причём судьи подавали голоса, подчиняясь угрозам и принуждению под личным наблюдением Октавиана.

Свершив всё это, он стал подумывать о примирении с Антонием. Поступили известия, что Брут и Кассий собрали двадцать легионов и множество других вспомогательных отрядов. Перед лицом такой грозной опасности все цезарианцы должны были объединиться и действовать сообща. Поэтому враждебные постановления против Антония и Лепида были отменены сенатом, и Октавиан в письме поздравил их с этим. Антоний и Лепид тотчас дружески ответили ему. К этому времени на их сторону перешли все заальпийские войска, в том числе все десять легионов Децима Брута.

Когда было покончено с междоусобными войнами среди цезарианцев и все европейские провинции признали их власть, Октавиан, Антоний и Лепид сошлись вместе вблизи города Мутины на небольшом и плоском островке, находящемся на реке Лавинии. Каждый из них имел при себе по пять легионов. Расположив их друг против друга, полководцы встретились в середине островка на обозримом со всех сторон месте и начали переговоры. После двухдневных совещаний было принято решение, что для приведения в порядок государства, расстроенного гражданскими войнами, необходимо учредить новую магистратуру, равную по значению консульской должности — триумвират. Триумвирами на ближайшие пять лет должны были стать Лепид, Антоний и Октавиан. Каждый из них должен был получить под свою власть часть западных провинций: Антоний — всю Галлию, Лепид — Испанию, Октавиан — Африку, Сардинию и Сицилию. Италия оставалась в общем управлении. Вопрос о восточных провинциях был отложен до окончания войны с Кассием и Брутом.

Решено было также расправиться с личными врагами, чтобы они не мешали в осуществлении планов ведения ими дальнего похода. Списки имён лиц, предназначавшихся к смерти, триумвиры составили наедине, подозревая при этом всех влиятельных людей. При этом они жертвовали друг другу своими родственниками и друзьями. Один за другим, пишет древний историк Аппиан, вносились в список кто по вражде, кто из-за простой обиды, кто из-за дружбы с врагами или вражды к друзьям, а кто по причине выдающегося богатства. Всего было приговорено к смерти и конфискации имущества 300 сенаторов и 2 тысячи всадников. Договорившись обо всём, триумвиры вступили в Рим. Окружив народное собрание войсками, они провели через него все свои решения, придав им, таким образом, видимость закона. Ночью во многих местах города были выставлены проскрипционные списки с именами лиц, подлежащих уничтожению. Головы всех казнённых выставлялись на форуме. За каждую голову платили 250 тысяч драхм, а рабам — 10 тысяч (им также давались свобода и римское гражданство).

В начале 42 года до Р.Х. Октавиан отправился в Брундизий и отплыл с войском в Эпидамн. Тут он вынужден был остановиться из-за болезни. Антоний один повёл армию к Филиппам, где стояли со своими легионами Брут и Кассий. Октавиан прибыл позже, ещё не оправившись от недуга, — его несли на носилках перед рядами войск. Обе стороны имели по 19 легионов тяжеловооружённых, но конницы у Кассия и Брута было больше. Антоний первым напал на врагов и разгромил Кассия, в то время как Брут обратил в бегство легионы Октавиана. Разбитый Кассий покончил с собой, а Брут, возглавил оба войска. Вскоре началась новая битва. Тот фланг, что находился под прямым начальством Брута, взял верх над легионами Антония и обратил в бегство левое крыло врага. Но на другом фланге легионы Октавиана прорвали вражеский строй и немедленно ударили в тыл Бруту, после чего всё его войско обратилось в бегство. Сам Брут укрылся в ближайший лес. Этой же ночью он простился с друзьями и, бросившись на меч, покончил с собой.

Отпраздновав победу над врагом, Октавиан отправился в Италию, чтобы раздать воинам обещанные им земли и распределить их по колониям. Антоний двинулся в восточные провинции для сбора обещанных солдатам денег. Там он и оставался в дальнейшем. Спустя некоторое время, в 40 году до Р.Х., триумвиры встретились в Брундизии и заключили между собой новый договор. Римское государство они поделили на три части, так что Октавиану достались все провинции западнее иллирийского города Скодра, а Антонию — все находящиеся на востоке от него. Африка осталась за Лепидом. Октавиану предназначена была война с Секстом Помпеем, который захватил Сицилию и предпринял настоящую блокаду италийских берегов, а Антонию — с парфянами. Поскольку Фульвия, жена Антония, недавно умерла, договорились, что Антоний женится на Октавии, сестре Октавиана. После этого оба триумвира отправились в Рим и отпраздновали там свадьбу.

В последующие годы Октавиан был всецело поглощён тяжёлой войной с Помпеем. Он не раз терпел в ней поражения, но сумел всё же в 36 году до Р.Х. благополучно завершить её. Сразу вслед за тем против Октавиана выступил Лепид — его соратник по триумвирату, который хотел присоединить Сицилию к своим владениям. Правда, скоро выяснилось, что Лепид не рассчитал своих сил. Даже его собственные солдаты не одобряли распри с Октавианом. Они стали уходить от Лепида сначала поодиночке, потом группами и наконец целыми легионами. Октавиан принял их всех. Когда его спросили, что делать с покинутым всеми Лепидом, он велел сохранить ему жизнь, однако лишил его всех полномочий. Лепид уехал в Рим и жил там до смерти как частный человек.

Покончив с Помпеем и Лепидом, Октавиан обратился к делам государства. Однако полностью сосредоточиться на мирных проблемах он не мог из-за назревавшей войны с Антонием. Тот жил в Александрии и, охваченный любовью к египетской царице Клеопатре, совершенно потерял голову. Мало того, что он наносил оскорбление своей жене — сестре Октавиана, открыто сожительствуя с другой женщиной, он вызвал к себе волну ненависти со стороны римлян ещё и тем, что поделил восточные провинции Римской державы между своими детьми от Клеопатры. Донося об этом сенату и часто выступая перед народом, Октавиан постепенно ожесточил римлян против Антония. Наконец последовал открытый разрыв. В 32 году до Р.Х. Антоний послал в Рим своих людей с приказанием выдворить Октавию из своего дома и стал готовиться к войне. К этому времени он имел не менее 500 боевых кораблей, 100 тысяч пехоты и 12 тысяч конницы. У Октавиана было 250 судов, 80 тысяч пехотинцев и 12 тысяч конницы. Зная о своём двойном преимуществе на море, Антоний предполагал решить войну морским сражением. Хотя ему и указывали на то, что для такого большого количества кораблей нельзя собрать достаточного количества гребцов и потому они будут медлительны и неповоротливы, Антоний в угоду Клеопатре не изменил своего мнения. Между тем флот Октавиана был безупречно оснащён.

В сентябре 31 года до Р.Х. оба флота встретились в Греции у мыса Акциум. Сам Октавиан распоряжался на правом фланге, а левый поручил своему полководцу Марку Випсанию Агриппе. Как многие и предвидели, суда Антония оказались никуда не годными. Из-за недостатка гребцов они не могли набрать разгона, от которого главным образом и зависит сила тарана. Корабли Октавиана легко избегали ударов, обходили врага с борта и нападали с тыла. Исход битвы ещё далеко не был решён, когда шестьдесят египетских кораблей, руководимых Клеопатрой, вдруг разом обратились в бегство. Едва Антоний увидел это, он, словно обезумев, бросил сражение и кинулся догонять царицу. Флот его ещё продолжал сражаться некоторое время, но к вечеру прекратил сопротивление. Через неделю сдалось и всё сухопутное войско — 19 легионов и массы конницы.

Весной 30 года до Р.Х. Октавиан двинулся в Египет. Сам он шёл через Сирию, а его полководцы — через Африку. Пелусий сдался римлянам без боя. Октавиан подошёл к Александрии, и здесь возле Конского ристалища конница Антония имела с ним удачное сражение. Но эта незначительная победа не могла уже изменить судьбы Антония. Остатки его флота перешли на сторону Октавиана, затем перекинулась конница, только пехота вступила в бой, но потерпела поражение. Покинутый всеми Антоний покончил с собой, заколовшись мечом. Клеопатру Октавиан хотел провести по Риму во время триумфа как пленницу, но она, несмотря на строгий надзор, отравилась. Египет был обращён в римскую провинцию.

Победив Антония, Октавиан сделался единоличным правителем огромного римского государства, хотя официально его особое положение ничем не было закреплено. Провозглашать монархию он не пожелал, а от имени государя (которое ему неоднократно предлагали льстецы) отказался наотрез. В 27 году до Р.Х. он принял от сената почётное имя Августа, но в официальных документах предпочитал называть себя принцепсом (буквально «первый в списке сенаторов»). Ни внешностью, ни образом жизни Август старался не выделяться среди других. Выступая свидетелем в суде, он, как обычный гражданин, с редким спокойствием терпел допросы и возражения. Дом его был скромный, не примечательный ни размером, ни убранством, в комнатах не было ни мрамора, ни штучных полов. Столы и ложа, которыми он обычно пользовался, едва ли могли удовлетворить даже простого обывателя. Одежду он носил только домашнего изготовления, сработанную сестрой, женой, дочкой или внучками. Несмотря на слабое здоровье, Август дожил до глубокой старости и умер неожиданно в 14 году. Перед смертью, пишет Светоний, он велел причесать себя и поправить отвисшую челюсть. А когда вошли друзья, он спросил их, как им кажется, хорошо ли он сыграл комедию жизни? И произнёс:


Коль хорошо сыграли мы, похлопайте

И проводите добрым нас напутствием.

ХАРАЛЬД I ПРЕКРАСНОВОЛОСЫЙ

Харальд, первый конунг, объединивший под своей властью всю Норвегию, родился около 850 года. Он был сыном Хальвдана Чёрного, владевшего Вестфольдом и другими фюльками на юге страны. Когда Харальд стал конунгом после своего отца, ему было всего десять лет. Однако уже тогда он был статным и сильным, очень красивым, щедрым и мужественным. Гутхорм, брат его матери, стал предводителем дружины и правил всеми делами. После смерти Хальвдана многие вожди стали посягать на владения, которые он оставил. Однако Гутхорм сумел отразить все нападения.

Когда Харальд возмужал, он послал своих мужей за девушкой, которую звали Гюда. Она была дочерью Эйрика, конунга из Хердаланда, и воспитывалась в Вальдресе у одного могущественного бонда. Харальд хотел сделать её своей наложницей. Но когда послы конунга сообщили ей о предложении Харальда, она отвечала, что согласится стать его женой не раньше, чем он подчинит себе ради неё всю Норвегию и будет единовластно править ею. Гонцы вернулись к Харальду, передали ему слова девушки и сказали, что она непомерно дерзка и неразумна и что конунгу следовало бы послать за ней большое войско, чтобы привести её к нему с позором. Но Харальд возразил, что она не сказала и не сделала ничего такого, за что ей следовало бы отомстить. Скорее он должен быть ей благодарным. «Мне кажется удивительным, как это мне раньше не приходило в голову то, о чём она мне напомнила, — сказал он. — Я даю обет и призываю в свидетели бога, что я не буду ни стричь, ни чесать волос, пока не завладею всей Норвегией».

Вслед за тем Харальд и Гутхорм собрали большую рать и пошли походом в Уппленд и дальше на север по Долинам, и ещё дальше на север через Доврафьялль, и когда они спустились в населённый край, Харальд велел убивать всех людей и жечь поселения. Все, кто только мог, бежали, а остальные просили пощады, но её получали лишь те, кто шёл к конунгу и становился его людьми. Так Харальд не встретил никакого сопротивления, пока не пришёл в Оркадаль. Там его ожидало вражеское войско, и первая битва у него была с конунгом, которого звали Грютинг. Харальд одержал победу, Грютинг был взят в плен, много его воинов было убито, а он сам покорился Харальду и дал ему клятву верности. После этого все в фюльке Оркадаль покорились и сделались его людьми. Так было положено начало объединению Норвегии.

Снорри Стурлусон пишет, что во всех фюльках, где Харальд устанавливал свою власть, он сажал своего ярла, который должен был поддерживать закон и взыскивать подати. Треть податей ярл мог брать на своё содержание и расходы. У каждого ярла было в подчинении четыре херсира или больше, и каждый херсир должен был получать 20 марок на своё содержание. Каждый ярл должен был поставлять конунгу 60 воинов, а каждый херсир — 20. Харальд настолько увеличил дани и подати, что у ярлов было теперь больше богатства и власти, чем раньше у конунгов. Когда всё это стало известно в соседних землях, многие знатные люди пришли к конунгу и стали его людьми.

Из Оркадаля Харальд двинулся в Трандхейм, где в то время правили восемь конунгов. Харальд дал восемь битв, и после того как все конунги погибли, захватил их владения. Здесь он устроил свою самую большую и главную усадьбу — Хладир. Севернее, в Наумудале, конунгами были два брата — Херлауг и Хроллауг. Едва братьям стало известно, что Харальд идёт на них походом, Херлауг вошёл в курган, сооружавшийся в течение трёх лет, и велел погрести себя внутри него. А Хроллауг отрёкся от звания конунга и принял из рук Харальда звание ярла фюлька Наумудаль.

Зиму конунг провёл в Трандхейме, а весной стал собираться в морской поход. К этому времени по его распоряжению был построен большой и роскошный корабль с драконьей головой на носу. Харальд отрядил на него свою дружину и берсерков. Когда всё было готово, он поплыл со своим войском из Трандхейма и повернул на юг к Меру. Тамошнего конунга звали Хунтьовом, а его сына — Сельви Разрушитель.

Оба они были могучими воинами. Тестем Хунтьова был Неккви, конунг Раумсдаля. Эти вожди собрали войско и направились против Харальда. Оба войска сошлись у острова Сольскель. Произошла жестокая битва, и Харальд победил. В битве пали оба конунга, а Сельви спасся бегством. Харальд подчинил себе Северный Мер и Раумсдаль, учредил здесь законы, назначил управителей и заручился расположением народа. Ярлом он оставил здесь Регнвальда Могучего, сына Эйстейна Грохота.

Весной следующего года Харальд снарядил в Трандхейме большое войско и объявил поход в Южный Мер. Сельви Разрушитель всю зиму оставался на боевых кораблях и совершал набеги на Северный Мер. Он перебил и ограбил многих людей конунга и сильно разорил страну. Союзником его был конунг Южного Мера Арнвид. Когда они услыхали, что Харальд приближается на кораблях с большим войском, то собрали народ, и его было очень много, потому что многие считали, что им есть за что отплатить Харальду. Но, не довольствуясь наличными силами, Сельви отправился на юг в Фьорды к правившему там конунгу Аудбьёрну и попросил его, чтобы и тот пришёл со своим войском ему на помощь. Все три конунга сошлись с Харальдом у Сольскеля. Разгорелась жесточайшая битва, и много народу полегло с обеих сторон. Харальд подошёл на своём корабле к кораблю Арнвида и сражался так отважно, что все воины Арнвида отступили к мачте. Тогда Харальд взошёл на корабль Арнвида. Сам Арнвид вскоре был сражён, а люди его бежали. Аудбьёрн также пал в битве, Сельви спасся бегством. Долгое время после этого он был могущественным викингом и причинил большой ущерб державе Харальда.

Харальд подчинил Южный Мер, но Вемунд, брат Аудбьёрна, удержал Фьорды и стал конунгом в этом фюльке. Была уже поздняя осень, и люди советовали Харальду не пускаться на юг, за мыс Стад, в это время. Тогда Харальд посадил ярла Регнвальда Могучего править обоими Мерами и возвратился в Трандхейм. Зимой Регнвальду донесли, что конунг Вемунд пирует со своими людьми в Наустадале. Регнвальд спустился по внутреннему пути к Эйд и дальше на юг в Фьорды. Он окружил дом, в котором шёл пир, и сжёг конунга и с ним девяносто человек. Следующей весной Харальд отправился на юг вдоль берега с большим флотом и подчинил себе все Фьорды. Потом он поплыл на восток вдоль берега и достиг Вика. До него дошли вести, что Эйрик, конунг шведов, подчинил себе весь Вермаланд и берёт подати со всех лесных поселений. Харальд вновь подчинил Вермаланд и повелел убивать людей Эйрика везде, где их встречал. Весной он овладел всем Вингульмерком и начал войну в Гаутланде. Здесь правил ярл Храни, посаженный конунгом Эйриком. Когда лёд растаял, гауты забили надолбы в Гаут-Эльве, чтобы Харальд не мог подняться со своими кораблями вверх по реке. Харальд вошёл в устье реки со своими кораблями и поставил их у надолбов. Он разорил страну огнём и мечом на обоих берегах. Гауты подъехали с большим войском и дали Харальду битву. Очень много народу погибло. В конце концов Харальд одержал победу. Затем он прошёл по всему Гаутланду, разоряя страну. В одной из них пал ярл Храни. Харальд оставил тут Гутхорма с большим войском, а сам вернулся в Трандхейм и провёл здесь несколько лет.

Почти вся Норвегия была уже в его руках, и только южные фюльки продолжали хранить независимость. И вот с юга страны пришли вести, что жители Хердаланда, Рогаланда, Агдира и Теламерка собрались в большом числе с множеством кораблей и оружия. Когда Харальд услышал это, он собрал войско, спустил корабли на воду и поплыл вдоль берега на юг. С ним было много народа из каждого фюлька. Оба флота встретились в Хаврофьорде. Сразу же разгорелась жестокая битва, которая закончилась полной победой Харальда. После этой битвы он больше не встречал сопротивления в Норвегии. Все его могущественные враги погибли или бежали из страны. Когда Харальд стал единовластным правителем Норвегии, он вспомнил, что ему когда-то сказала гордая девушка, и послал за ней. Кроме неё, у Харальда было много жён и много детей от них. Все дети Харальда воспитывались там, где жила родня их матери.

Много знатных людей, не признавших власть Харальда, бежали в те годы из Норвегии и стали викингами в западных морях. Они оставались зимой на Оркнейских и Гебридских островах, а летом совершали набеги на Норвегию и причиняли стране большой ущерб. Харальд каждое лето собирал войско и обследовал все острова и островки вдоль побережья, и как только викинги узнавали о приближении его войска, они все обращались в бегство и благополучно ускользали от возмездия. Конунгу всё это надоело. Однажды летом он поплыл со своим войском на запад в море. Сначала он подошёл к Шетландским островам и перебил там всех викингов, которые не успели спастись бегством. Затем он поплыл на юг к Оркнейским островам и очистил их от викингов. После этого он отправился на Гебридские острова и воевал там. Он перебил там много викингов, которые раньше предводительствовали дружинами, дал много битв и одержал много побед. Потом он ходил походом в Шотландию и воевал там. Утвердив, таким образом, окончательно свою власть, Харальд на пиру у Регнвальда Могучего помылся в бане и велел причесать себя. Регнвальд постриг ему волосы, которые были девять лет не стрижены и не чёсаны. Его называли поэтому Харальд Косматый. А теперь Регнвальд дал ему другое прозвище и назвал его Харальдом Прекрасноволосым. И все, кто видел конунга, говорили, что он по праву носит это прозвище, ибо волосы у него были густые и красивые.

Когда Харальду исполнилось пятьдесят лет, он созвал многолюдный митинг на востоке страны и пригласил на него жителей Уппленда. Он дал всем своим сыновьям сан конунга и разделил между ними страну, а сам подолгу жил в больших поместьях, которые у него были в разных частях Норвегии. Когда конунгу исполнилось восемьдесят лет (930), он стал тяжёл на подъём. Ему стало трудно ездить по стране и править ей. Тогда он возвёл на свой престол любимого сына Эйрика и передал ему власть над всей Норвегией. После этого он прожил ещё три года и умер в глубокой старости.

ЛЮДОВИК XI

Людовик XI, сын короля Карла VII, справедливо считавшийся одним из выдающихся правителей Франции, слыл за человека очень даровитого, но злобного, злопамятного и коварного. Ещё в юности он был непревзойдённым мастером притворства и имел славу ловкого интригана. Первый свой заговор против отца он составил в 1440 году, когда ему ещё не исполнилось 20 лет, и в дальнейшем не раз покушался свергнуть его с престола. После очередного покушения на жизнь Карла в 1446 году он удалился в свою провинцию Дофинэ и с тех пор больше ни разу не виделся с отцом. Управляя своим уделом как независимым княжеством, он следовал той же системе, которая впоследствии сделала его жестокое правление столь благодатным для французского народа. Неумолимый к аристократии, он старался расположить к себе простолюдинов, положил предел рыцарским войнам, оживил торговлю и промышленность, улучшил монетную систему. Вскоре его вражда с Карлом приняла непримиримый характер. В 1456 году король решился начать против сына открытую войну. Людовик бежал в Бургундию к герцогу Филиппу, который принял его с исключительным радушием. Дофин поселился недалеко от Брюсселя в местечке Женапп и получал от герцога на содержание своего двора ежемесячно по 6 тысяч ливров. Филипп поручил своего гостя особенному попечению сына Карла. Оба принца были очень несхожи характерами и вскоре сделались смертельными врагами. Карл, прозванный впоследствии Смелым, имел рыцарскую, гордую натуру, помышлял только о войнах и завоеваниях. Такой человек как Людовик, совершенно лишённый рыцарских качеств, способный к тому же на всякое лукавство и вероломство, вызывал у Карла чувство презрения. В 1461 году пришла долгожданная весть о смерти Карла VII и Людовик смог занять освободившийся престол.

В отличие от своего отца, который охотно отдавал дела правления в руки своих любимцев, Людовик собирался править самостоятельно и потому хотел составить верное представление о государстве. Он неутомимо разъезжал по стране, неожиданно менял направление пути, чтобы застать всех врасплох и приобрести точные понятия о характерах людей и положении дел. Память его была необыкновенно сильна, наблюдательность неутомима. Бедно одетый, он ездил почти без всякой свиты, ходил по городам в одиночку, заводил разговоры с людьми всяких сословий и охотно вызывал противников на откровенность. Он не любил принимать на себя важный вид, презирал роскошь, пышные праздники, рыцарские игры, и часто случалось, что он въезжал в город окольными путями, стараясь уклониться от торжественных встреч. Он носил простой камзол, нижнее платье серого сукна и дешёвую потёртую шапку, а его скромный Турнельский дворец являл резкую противоположность с великолепными дворцами герцогов и первых вельмож.

Главной целью политики Людовика являлось собирание под своей властью всех французских земель. Достигнуть её было невозможно без победы над его прежним благодетелем герцогом Бургундским, могущественнейшим из удельных князей в роде Валуа, поддержки которого искали все остальные феодальные владетели. В 1466 году, воспользовавшись тем, что герцог Бургундский оказался занят войной с восставшим Люттихом, король внезапно вторгся в Нормандию и за несколько недель овладел всей этой провинцией. Летом 1468 года король собрал в Туре Генеральные штаты. Это собрание решило, что Нормандия отныне больше не должна отчуждаться от королевских владений. Затем Людовик вторгся с войском в Бретань и завладел всеми пограничными имениями здешнего герцога Франциска. В сентябре он принудил его к миру. Причём Бретань была поставлена в ленную зависимость от короля французского и должна была разорвать союзные отношения с Бургундией.

Карл Смелый, который к этому времени унаследовал от отца герцогство Бургундское, отказался признать новые приобретения Людовика. Тогда король, понадеявшись на свою ловкость и изворотливость, предложил Карлу устроить личное свидание в Пероне. Герцог Бургундский сначала был удивлён намерением короля, но потом собственноручно написал Людовику пригласительное письмо, обещал дружелюбный приём и полную безопасность. Король отправился в Перону, взяв с собой всего сто человек свиты, и был принят Карлом с большими почестями. Но едва начались переговоры, как пришло известие о новом восстании Люттиха. Горожане захватили в плен своего епископа и подняли французское знамя. Причём, надо полагать, сделали это не случайно, а по внушению королевских агентов, усердно раздувавших в городе пламя мятежа. Узнав об интригах своего гостя, герцог Карл пришёл в ярость. Обвиняя во всём короля, он велел немедленно запереть ворота в перонском замке. Людовику пришлось бы плохо, но камергер Карла, историк Филипп де Коммин, удержал герцога от немедленной расправы. Вместе с тем Коммин посоветовал Людовику принять все условия, какие от него будет требовать Карл. Вскоре пленному королю был предложен договор, который он подписал без всяких колебаний: Людовик признал, что парижский парламент не имеет власти над принадлежавшими Карлу Фландрией и Пикардией и что сам он не имеет никаких ленных прав на эти области. Он согласился отдать своему брату Шампань, то есть поставить неприятельскую стражу у ворот своей столицы и этим соединить две группы бургундских владений. Наконец, он обещал, что примет участие в походе против Люттиха и будет присутствовать, с бургундским крестом на шляпе, при истреблении своих тайных союзников, люттихских мятежников. Через неделю после подписания этого договора Люттих был взят на глазах Людовика и жестоко разграблен. Нет сомнения, что это было для него очень горькое зрелище, и он должен был ещё радоваться, что отделался так легко. В начале ноября Людовик возвратился в свою столицу. Парижане долго потешались над его перонской поездкой и учили попугаев, воронов и сорок выкрикивать ненавистное королю слово: «Перона!» Людовик, впрочем, тут же постарался уменьшить неприятные последствия перонского договора. Своему брату он дал Гиень вместо Шампани, да и с Карлом сохранял мир всего два года. В 1470 года Людовик созвал в Туре собрание нотаблей (светских и духовных вельмож), перечислил все обиды, которые претерпел от своего вассала герцога Бургундского и попросил освободить его от соблюдения перонского договора. Освобождение ему конечно же было дано. Вслед за тем Карл был вызван на суд парижского парламента.

Объявление войны застало Карла врасплох. Французы вторглись в бургундскую Пикардию, легко овладели Амьеном, Сен-Контеном и другими городами. В апреле 1471 года герцог должен был заключить перемирие. Вскоре события приняли благоприятный для него оборот. В 1472 году Карл начал военные действия на берегах Соммы, предварительно объявив своему сюзерену, что будет вести с ним войну огнём и мечом. Бургундцы завладели Неслем, перебили здесь всех жителей, а их дома обратили в пепел. Вслед за тем им сдались Руа и Мондидье. Карл старался проникнуть в Нормандию и соединиться с бретонцами, но это ему не удалось, так как Людовик лично охранял границы Бретани. Лишившись нескольких крепостей, герцог Бретанский сложил оружие. В ноябре 1472 года было заключено перемирие и с герцогом Бургундским.

С этих пор Людовик благоразумно отказался от всяких столкновений с Карлом. Как показали дальнейшие события, такая политика была наиболее дальновидной. По своему характеру герцог Бургундский не мог жить в мире и постоянно вёл войны в Лотарингии, Германии, Швейцарии и Нидерландах. Людовик не мешал сопернику истощать силы в химерических предприятиях. Он терпеливо ждал удобного момента, чтобы возобновить свои притязания. Тем временем он одного за другим подавлял французских сторонников Карла и привёл в полную покорность своих «добрых двоюродных братьев». Ещё в июле 1471 года король приказал схватить и бросить в тюрьму герцога Алансонского. В 1472 году внезапно умер брат короля, герцог Гиенский, и Людовик овладел его уделом. Затем пришла очередь графа Арманьяка. Этот буйный вассал в июне того же года поднял мятеж. В марте 1473 года французы осадили его в Лектуре. Город сдался на капитуляцию, но всё равно был подвергнут страшному разгрому. Сам граф Арманьяк был убит, его брат брошен в тюрьму. Главу младшей линии Арманьякского дома, герцога Немурского, посадили в Бастилию и казнили в 1477 году. После гибели династии Арманьяков Людовик установил свою власть почти над всеми владениями Южной Франции. Смерть бездетного герцога Анжуйского Рене в 1480 году, а затем его племянника Карла Мэнского обеспечила королю анжуйское наследство и права на Неаполитанское королевство.

Между тем дела герцога Бургундского с каждым годом шли всё хуже. Он потерпел несколько сокрушительных поражений от швейцарцев, а в январе 1477 года был убит в битве при Нанси. Его смерть оказалась роковой не только для Бургундского дома, но и для всех феодальных владетелей Франции. Огромное бургундское наследство должно было перейти к дочери Карла Смелого Марии. Законно завладеть её уделом Людовик мог только посредством брачного союза. Но его собственному сыну было всего шесть лет, в то время как Марии уже исполнилось девятнадцать. Поэтому король должен был избирать окольные пути, лукавить и интриговать. Он сразу же занял войсками Пикардию, а также ввёл их в Бургундию и Франш-Конте якобы для охраны прав Марии. Здесь Людовика усердно поддержали местные вельможи, в особенности могущественный принц Оранский Жан де Шалон-Арле. Под его давлением бургундский сейм принял в январе 1477 года решение передать герцогство Бургундское и все прилежащие к нему земли под управление французскому королю. В феврале такое же решение приняли бароны Франш-Конте, хотя провинция эта входила в состав Священной Римской империи. Сам Людовик повёл войска в Геннегау. Мария просила помощи у своего дяди, английского короля Эдуарда IV, но он не хотел войны с Францией и не двигался с места. Французы заняли Артюа и Геннегау, угрожали Люксембургу и даже прошли во Фландрию, но здесь их успехи закончились. Фламандцы не желали возобновления французского господства, против которого боролись двести лет, и поддержали Марию (она жила тогда в Генте). Французам приходилось брать с боем каждый город. Сам Людовик едва не был убит под стенами осаждённого им Бушеня. В гневе он велел опустошать страну, вырубать сады и жечь селения, но это, разумеется, не прибавило ему популярности. Мария, сознавая свою неспособность удержать полученное наследство, пожелала во что бы то ни стало найти себе законного покровителя. В августе 1477 года она вступила в брак с австрийским эрцгерцогом Максимилианом. Для Людовика это было неприятным сюрпризом. К тому же император Фридрих III открыто вступился за принцессу и потребовал вернуть те земли, которые считались имперскими ленами (прежде всего Франш-Конте). Принц Оранский, недовольный тем, что его не назначили наместником Бургундии, рассердился на Людовика и перешёл на сторону его врагов. Франш-Конте охватило восстание. Только в 1479 году французы взяли столицу графства город Доль и смогли вновь подчинить себе провинцию. Война на севере была менее удачна. В августе у Гингата войска Людовика потерпели чувствительное поражение от Максимилиана.

Исход этой битвы заставил Людовика подумать о реформировании своей армии. Действительно, французская регулярная пехота (так называемые вольные стрелки) не могла противостоять высокопрофессиональным швейцарским и немецким наёмникам. Людовик также стал создавать у себя большие подразделения наёмной пехоты. Вскоре он имел уже до 30 тысяч человек хорошего войска. Чтобы содержать эту армию, французский король должен был постоянно поднимать налоги (за годы его правления налоги выросли почти в три раза и стали тяжким бременем для народа).

В 1482 году Мария во время охоты упала с лошади и через три недели умерла. После неё остался четырёхлетний сын Филипп и дочь Маргарета. Максимилиан без денег и войска был бессилен продолжать войну с Францией. В декабре 1482 года противники заключили в Аррасе мир. По его условиям трёхлетняя Маргарета была обручена с сыном Людовика Карлом и отправлена на воспитание в Париж. Франш-Конте и Артуа были объявлены её приданым. Таким образом, Людовик сумел прибрать к рукам, за исключением Нидерландов, всю Бургундскую державу. Из других крупных феодальных владений к концу его царствования независимость сохранила только Бретань.

Последние годы жизни Людовик провёл, запершись в своём замке Плесси-де-Тур, где его днём и ночью окружали верные шотландцы.

Сохранилось много преданий о мрачных застенках этого дворца. Людовик всегда получал удовольствие, наблюдая за тяжкими страданиями своих узников. К старости его жестокость ещё усилилась. Впрочем, по словам Коммина, он сам страдал от страха не меньше своих врагов и фактически подверг себя добровольному заключению в стенах своего неуютного жилища. Перед смертью он впал в такую подозрительность, что не решался даже выходить во двор, и ежедневно менял и переставлял с одной должности на другую всех слуг. Лишь немногие из приближённых допускались к королю. Сын его, дофин Карл, не видел отца по несколько лет. Умер король в августе 1483 года.

ИВАН III ВЕЛИКИЙ

В 1462 году, когда умер старый московский князь Василий Тёмный и престол перешёл его 22-летнему сыну Ивану, Русская земля распадалась на множество мелких и крупных политических миров, независимых друг от друга, и среди этих миров Московское княжество было далеко не самым крупным и не самым многолюдным. На севере Московская волость граничила с независимым княжеством Тверским, ещё далее на север и северо-восток за Волгой владения московского князя соприкасались или перемежались с владениями новгородскими, ростовскими и ярославскими. Весь север Восточно-Европейской равнины занимала Новгородская область, которая по своей площади была гораздо больше Московской. К ней на юго-западе, со стороны Ливонии, примыкала маленькая область другого вольного города, Пскова. На западе государство Ивана граничило с Литвой, включавшей в себя южные и западные области прежней Киевской Руси, с городами Полоцком, Смоленском, Киевом и Черниговом. Средним течением Оки, между Калугой и Коломной, Московское княжество граничило с великим княжеством Рязанским. На востоке, за Средней и Верхней Волгой, господствовали татары Казанского царства и вятчане. Собственно Московская область тоже не находилась ещё целиком во власти великого князя — внутри неё было выделено четыре удела для братьев Ивана III и верейский удел для его дяди Михаила.

В этом многоликом окружении и начал свою деятельность молодой Иван. Несмотря на юность, он был уже человеком много повидавшим, со сложившимся характером, готовый к решению трудных государственных вопросов. Он имел крутой нрав и холодное сердце, отличался рассудительностью, властолюбием и умением неуклонно идти к избранной цели. Процесс объединения при нём значительно ускорился. Уже в 1463 году под нажимом из Москвы уступили свою вотчину ярославские князья — все они били Ивану челом о принятии их на московскую службу и отреклись от своей самостоятельности. Вслед за тем Иван начал решительную борьбу с Новгородом. Здесь издавна ненавидели Москву, но самостоятельно вступать в войну новгородцам казалось опасным. Поэтому они прибегли к последнему средству — пригласили на княжение литовского князя Михаила Олельковича. Вместе с тем заключён был и договор с польским королём Казимиром, по которому Новгород поступал под его верховную власть, отступался от Москвы, а Казимир обязывался охранять его от нападений великого князя. Узнав об этом, Иван отправил в Новгород послов с короткими, но твёрдыми речами. Послы напоминали, что Новгород — отчина Ивана и он не требует от него больше того, что требовали его предки. Однако мирные речи не возымели действия — новгородцы выгнали московских послов с бесчестием. Таким образом, надо было начинать войну. 13 июля 1471 года на берегу реки Шелони новгородские полки были наголову разбиты московскими. Иван, прибывший уже после битвы с главным войском, двинулся добивать сам Новгород. Между тем из Литвы не было никакой помощи. Народ в Новгороде заволновался и отправил своего архиепископа просить у великого князя пощады. Как бы снисходя к просьбе о заступничестве за виновных митрополита, братьев и бояр, великий князь объявил новгородцам своё милосердие: «Отдаю нелюбие своё, унимаю меч и грозу в земле новгородской и отпускаю полон без окупа». Заключили договор: Новгород отрёкся от связи с литовским государем, уступил великому князю часть Двинской земли и обязался уплатить «копейное» (контрибуцию). Во всём остальном договор этот был повторением того, какой заключили при Василии Тёмном.

За внешними успехами последовали большие внутренние перемены. В 1467 году великий князь овдовел, а два года спустя начал свататься за племянницу последнего византийского императора, царевну Софью Фоминичну Палеолог. Переговоры тянулись три года. 12 ноября 1472 года невеста наконец приехала в Москву. Свадьба состоялась в тот же день. Этот брак московского государя с греческою царевною стал важным событием русской истории. Вместе с Софьей при московском дворе утвердились многие порядки и обычаи византийского двора. Церемониал стал величественнее и торжественнее. Великий князь вдруг сразу вырос в глазах современников, которые заметили, что Иван после брака с племянницей византийского императора явился вдруг самовластным государем и возвысился до царственной недосягаемой высоты. Именно в то время Иван III стал внушать страх одним своим видом. Женщины, говорят современники, падали в обморок от его гневного взгляда. Придворные, со страхом за свою жизнь, должны были в часы досуга забавлять его, а когда он, сидя в креслах, предавался дремоте, они неподвижно стояли вокруг, не смея кашлянуть или сделать неосторожное движение, чтобы не разбудить его.

В 1474 году Иван выкупил у ростовских князей оставшуюся ещё у них половину их княжества. Однако гораздо более важным событием было окончательное покорение Новгорода. В 1477 году в Москву приехали два чиновника Новгородского веча. В своей челобитной они называли Ивана и его сына государями, тогда как прежде все новгородцы именовали их господами. Великий князь ухватился за это и 24 апреля отправил своих послов спросить: какого государства хочет Великий Новгород? Новгородцы на вече отвечали, что не называли великого князя государем и не посылали к нему послов говорить о каком-то новом государстве, весь Новгород, напротив, хочет, чтобы всё оставалось без перемены, по старине. Иван пришёл к митрополиту с вестью о клятвопреступлении новгородцев: «Я не хотел у них государства, сами присылали, а теперь запираются и на нас ложь положили». То же объявил матери, братьям, боярам, воеводам и по общему благословению и совету вооружился на новгородцев. Московские отряды распущены были по всей Новгородской земле от Заволочья до Наровы и должны были жечь людские поселения и истреблять жителей. Для защиты своей свободы у новгородцев не было ни материальных средств, ни нравственной силы. Они отправили владыку с послами просить у великого князя мира и правды. Условия, на которых тот предложил им мир, означали полный отказ от былой воли. Послам объявили волю Ивана: «Вече и колоколу не быть, посаднику не быть, государство Новгородское держать великому князю точно так же, как он держит государство в Низовой земле, а управлять в Новгороде его наместникам». Новгородцы должны были поневоле согласиться на всё. 15 января 1478 года все горожане были приведены к присяге на полное повиновение великому князю. Вечевой колокол был снят и отправлен в Москву.

В марте 1478 года Иван III возвратился в Москву, благополучно завершив всё дело. Но уже осенью 1479 года ему дали знать, что многие новгородцы пересылаются с Казимиром Польским, зовут его к себе, и король обещает явиться с полками, причём сносится с Ахматом, ханом Большой Орды, и зовёт его на Москву. К заговору оказались причастны братья Ивана. Положение было нешуточным, и, вопреки своему обычаю, Иван стал действовать быстро и решительно. Он утаил своё настоящее намерение и пустил слух, будто идёт на немцев, нападавших тогда на Псков, даже сын его не знал истинной цели похода. Новгородцы между тем, понадеявшись на помощь Казимира, прогнали великокняжеских наместников, возобновили вечевой порядок, избрали посадника и тысяцкого. Великий князь подошёл к городу с Аристотелем Фиораванти, который поставил против Новгорода пушки, и начал обстрел города. Тем временем великокняжеская рать захватила посады, и Новгород очутился в осаде. В городе начался разлад. Многие сообразили, что нет надежды на защиту, и поспешили заранее в стан великого князя. Руководители заговора, будучи не в силах обороняться, послали к Ивану просить «спаса», то есть грамоты на свободный проезд для переговоров. «Я вам спас, — сказал великий князь, — я спас невинным; я государь вам, отворите ворота, войду — никого невинного не оскорблю».

Новгородцы отворили ворота и сдались на полную волю победителя. На этот раз условия мира оказались намного тяжелее: москвичи казнили многих участников мятежа, более тысячи семей купеческих и детей боярских было выслано и поселено в Переславле, Владимире, Юрьеве, Муроме, Ростове, Костроме, Нижнем Новгороде. Через несколько дней после того московское войско погнало более 7 тысяч семей из Новгорода в Московскую землю. Всё недвижимое и движимое имущество переселённых сделалось достоянием великого князя. Немало сосланных умерли по дороге, так как их везли зимой, не дав собраться; оставшихся в живых расселили по разным посадам и городам: новгородским детям боярским давали поместья, а вместо них поселяли в Новгородскую землю москвичей.

Расправившись с Новгородом, Иван поспешил в Москву. Положение его оставалось очень затруднительным — со всех сторон приходили вести, что на Русь двигается хан Большой Орды. Фактически Русь являлась независимой от Орды уже много лет, но формально последнее слово ещё не было сказано. Русь крепла — Орда слабела, но продолжала оставаться грозной силой. В 1480 году хан Ахмат, заслышав о восстании братьев великого князя и согласившись действовать заодно с Казимиром Польским, выступил на московского князя. Получив весть о движении Ахмата, Иван выслал войска на Оку, а сам поехал в Коломну. Но хан, видя, что по Оке расставлены сильные полки, взял направление к западу, к литовской земле, чтоб проникнуть в московские владения через Угру; тогда Иван велел сыну Ивану и брату Андрею Меньшему спешить туда; князья исполнили приказ, пришли к Угре прежде татар, отняли броды и перевозы. Ахмат, не пускаемый за Угру, всё лето хвалился: «Даст Бог зиму на вас: когда все реки станут, то много дорог будет на Русь». Он стоял на Угре до 11 ноября, как видно дожидаясь обещанной литовской помощи. Но тут начались лютые морозы, так что нельзя было стерпеть; татары были наги, босы, ободрались за лето. Литовцы так и не пришли, отвлечённые нападением крымцев, и Ахмат не решился преследовать русских дальше на север. Он повернул назад и ушёл обратно в степи.

Современники и потомки восприняли «стояние на Угре» как зримый конец ордынского ига. Затем наступила очередь давнего соперника Москвы — Твери. В 1484 году в Москве узнали, что князь Тверской Михаил Борисович начал держать дружбу с Казимиром Литовским и женился на внучке последнего. Иван III объявил Михаилу войну. Москвичи захватили Тверскую волость, взяли и сожгли города. Литовская помощь не являлась, и Михаил принуждён был просить мира. Иван дал мир, по которому тверской князь обещал не иметь никаких отношений с Казимиром и Ордою. Но в 1485 году был перехвачен гонец Михаила в Литву. На этот раз расправа была скорее и жёстче. 8 сентября московское войско обступило Тверь, 10-го были зажжены посады, а 11-го тверские бояре, бросив своего князя, приехали в лагерь к Ивану и били ему челом на службу. Михаил Борисович, осознавая своё бессилие, ночью убежал в Литву. Тверь присягнула Ивану, который посадил в ней своего сына. Вслед за тем в 1489 году была окончательно присоединена Вятка.

Одновременно началось присоединение южных и западных волостей на границе с Литвою. Под власть Москвы здесь то и дело переходили мелкие православные князья со своими вотчинами. Первыми передались князья Одоевские, затем — Воротынские и Белёвские. Эти мелкие владетели постоянно вступали в ссоры со своими литовскими соседями — фактически на южных границах не прекращалась война, но и в Москве и в Вильно долгое время сохраняли видимость мира. В 1492 году умер Казимир Литовский, стол перешёл его сыну Александру. Иван вместе с крымским ханом Менгли-Гиреем немедленно начал против него войну. С самого начала дела пошли счастливо для Москвы. Воеводы взяли Мещовск, Серпейск, Вязьму; вяземские, мезецкие, новосильские князья и другие литовские владельцы волей-неволей переходили в службу московского государя. В конце концов Александр должен был признать все эти переходы. В 1503 году между Литвой и Россией заключено было перемирие, по которому Иван удержал за собой все завоёванные земли. Вскоре после этого он умер.

ФИЛИПП II

Сын императора Карла V, Филипп, был воспитан в Испании в национальной привычке держать себя с холодным величием и с высокомерной сдержанностью. Когда инфанту минуло шесть лет, император Карл позаботился о его обучении. Филипп изучал древних классиков и сделал большие успехи в латинском языке. Из современных языков он учился французскому и итальянскому, но всегда предпочитал им испанский. Большие склонности он питал к точным наукам, прежде всего к математике. С раннего возраста были заметны в Филиппе осторожность и скрытность. Медленная речь его была всегда хорошо обдумана, а мысли серьёзны не по летам. Даже будучи ребёнком, он никогда не терял власти над собой. Когда он подрос, проявились многие черты характера, отличавшие Филиппа от отца. Он был равнодушен к рыцарским упражнениям, очень умерен в еде, питал отвращение к шумным забавам, столь обыкновенным в те времена, и не любил роскоши. Он приучил себя неизменно сохранять спокойное величественное выражение лица и производил сильное впечатление этой бесстрастной серьёзностью. С удивительным самообладанием он умел скрывать чувства, так что выражение его лица всегда было неизменно меланхолично. Впрочем, письма, которые он позже писал своей любимой дочери Изабелле, доказывают, что у него были такие свойства, каких не искало в нём потомство, — что он относился с большой заботливостью к своим детям, кротко обходился со своей прислугой, восхищался красотами природы, великолепием старинных дворцов и даже красотой садов. Он не лишён был даже известного добродушия, но все эти качества его души открывались только перед самыми близкими ему людьми. Перед всем остальным светом Филипп носил маску холодной надменности.

У него не было других страстных влечений, кроме стремления к могуществу. Это видно в истории четырёх его браков. Первая жена Филиппа, португальская инфанта Мария, прожила недолго: она умерла после того, как произвела на свет несчастного дона Карлоса. Овдовевший Филипп намеревался из политических расчётов жениться на другой португальской принцессе, но Карл V, нуждавшийся в английских деньгах и солдатах, задумал женить его на королеве Марии Тюдор, которая была старше его 12 годами и считалась очень некрасивой. Филипп как послушный сын согласился на это без всяких колебаний. «У меня нет никаких желаний кроме ваших, — писал он своему отцу, — поэтому я совершенно полагаюсь на вас и сделаю всё, что вам будет угодно». Тем влиянием, которое Филипп приобрёл на Марию, он пользовался только для своих политических целей, он требовал от неё больших жертв, за которые не вознаграждал её даже внешними знаками сердечной привязанности. Третья супруга, Елизавета Валуа, напротив, внушала Филиппу сильную симпатию своей молодостью, своими изящными манерами и своей скромностью. Однако брак с ней тоже был несчастным и послужил, как считают, причиной страшной драмы в королевском семействе. Дон Карлос, сын Филиппа от первого брака, человек неуравновешенный, склонный к бессмысленным и необузданным поступкам, без памяти влюбился в свою мачеху. Он решил бежать в Германию, а оттуда пробираться в Нидерланды, чтобы начать борьбу против отца. Филипп, проведавший о чувствах и планах сына, велел запереть его в одной из дальних комнат дворца и держать там в строгом заключении. Здесь рассудок окончательно покинул несчастного, и он скончался в феврале 1568 года. Через несколько месяцев после него на 23-м году жизни умерла Елизавета. Так как у Филиппа не было детей мужского пола, то необходимость иметь наследника заставила его спешить с вступлением в новый брак. Он женился на приехавшей из Вены красивой эрцгерцогине Анне, которой был только 21 год. От неё родился тот болезненный ребёнок, не имевший ни личной воли, ни ума, который впоследствии царствовал под именем Филиппа III.

В отличие от Карла V, который постоянно переезжал из одной страны в другую и сам участвовал в походах, Филипп всё время проводил в кабинете; ему нравилось думать, что, не выходя из комнаты, он правит половиной земного шара. Неограниченную власть он любил ещё более страстно, чем его отец. У него были фавориты, были служители, которыми он очень дорожил, но он никогда не делил с ними не только своей верховной власти, но даже своих правительственных забот. Он сам был своим первым министром и до самой старости хотел всё видеть своими собственными глазами. О своих правах, как и о своих обязанностях, он имел самое высокое понятие и считал себя главным слугой страны. Королевское звание, говорил он, есть должность, и самая важная из всех. Отправляясь в Эскориал из Мадрида, король брал с собой массу деловых бумаг. Трудолюбие его было невероятно: он подробно рассматривал содержание депеш своих посланников, делая многочисленные пометки на полях. Его секретари посылали ему заранее написанные ответы на все доклады, но он пересматривал содержание этих ответов и своими поправками показывал как свою проницательность, так и глубокое понимание каждого дела. Впрочем, это достоинство имело и обратную сторону, так как король в своей дотошности часто доходил до неважных мелочей, подолгу вникал в каждый вопрос и постоянно откладывал решение срочных дел. Но как бы то ни было, Филипп был великий король. Нация, которой он управлял, достигла в его царствование такого высокого положения, какого уже никогда более не достигала. Она стала во главе католического мира, охраняла его, служила для него руководительницей и господствовала над ним. В течение полувека Испания вела упорные войны в разных частях Европы.

По наследству от отца Филипп получил враждебные отношения с Францией и Римом. Папа Павел IV начал свой понтификат с того, что отлучил Карла и Филиппа от церкви и объявил Филиппа лишённым неаполитанской короны. Филипп принуждён был двинуть против папы свою итальянскую армию под командованием герцога Альбы. В сентябре 1557 года Павел IV капитулировал и подписал с Филиппом мирный договор. В то время как шла война в Италии, в Северную Францию вторглась англо-испанская армия под командованием герцога Савойского. В августе был взят Сен-Кантен, под стенами которого потерпел поражение французский коннетабль Монморанси. После этого дорога на Париж была открыта. Но отсутствие денег принудило Филиппа согласиться на переговоры. 2 апреля 1559 года в Като-Комбрези был подписан мирный договор, положивший конец многолетним итальянским войнам.

На смену им пришли бесконечные войны с отпавшими нидерландскими провинциями. Национальный и экономический гнёт тут был ещё усилен жестокими религиозными гонениями протестантов. В 1566 году большая депутация фламандских дворян вручила правившей Нидерландами герцогине Маргарите просьбу о смягчении эдикта против еретиков. Когда Филипп отказался удовлетворить это прошение, в Антверпене и некоторых других городах вспыхнули восстания. В следующем году они были подавлены, но Филипп решил пойти на самые крутые меры. Он назначил своим наместником в Нидерланды герцога Альбу, который неумеренной жестокостью довёл в 1572 году страну до нового восстания. В следующем году король сместил Альбу, однако было уже поздно. В 1575 году Голландия и Зеландия объявили о своём отделении от Испании. Фламандские провинции заключили с ними оборонительный союз. Только после ожесточённой войны испанцам к 1585 году удалось вновь овладеть южными католическими провинциями, но Голландия сохранила независимость.

Важнейшим делом Филиппа на Пиренейском полуострове стало приобретение Португалии. Он был ближайшим наследником бездетного португальского короля Себастьяна, однако кортесы медлили признавать его права. В 1580 году герцог Альба вступил в Португалию во главе большой армии, разбил врага у Алькантары и завладел Лиссабоном. В 1581 году Филипп приехал в покорённую страну и принял изъявление покорности своих новых подданных.

Войны Филиппа против Англии и Франции были не так успешны. Собираясь покончить с Англией одним ударом, Филипп в 1588 году отправил против неё Непобедимую армаду — огромный флот в 130 кораблей, на котором находилось 19 тысяч испанских солдат. Английская королева имела тогда не более 30 кораблей, к которым присоединилось полторы сотни частных судов. К счастью для Англии, она уже обладала тогда достаточным количеством хороших моряков. К тому же штормы и сильные ветры сделались грозными противниками испанцев. Едва эскадра вышла из Лиссабона, над ней разразилась страшная буря, разметавшая корабли в разные стороны. Более 50 судов испанцы потеряли возле скалистых Гебридских островов, а также в опасных проливах у берегов Шотландии. В бурном море у бесприютных берегов тяжёлые испанские корабли сделались лёгкой добычей быстрых и юрких английских судов. Лишь жалкие остатки испанского флота смогли вернуться в Нидерланды и Португалию. С гибелью Непобедимой армады берега Испании оказались открыты для английских пиратов. В 1596 году англичане взяли и разграбили Кадис.

Точно так же неудачей закончились войны Филиппа во Франции. Он потратил огромные средства на поддержку Католической лиги, а после смерти в 1589 году Генриха III выдвинул в качестве претендентки на французский престол свою дочь Изабеллу. Испанцы начали войну с Генрихом IV, овладели Руаном, Парижем и некоторыми городами в Бретани. Но вскоре как протестанты, так и католики объединились для борьбы с иноземцами. В 1594 году Генрих взял Париж. В 1598 году был подписан мир, не давший Испании никаких выгод за Пиренеями.

Это была последняя война из бесконечной череды войн, которые велись в царствование Филиппа и обеспечили Испании господство над половиной Европы. Цена, заплаченная за него, была огромна. Благодаря американским золотым рудникам Филипп был самым богатым из всех христианских монархов. Но золото не задерживалось в его руках. Содержание армий, дорогостоящего двора, подкуп огромного количества тайных агентов во всех странах, а главное — уплата грабительских процентов по прежним долгам требовали всё больших и больших сумм. Испания была недостаточно богата, чтобы расплачиваться за свою славу. При внешнем величии всё в ней к концу царствования Филиппа пришло в упадок — и торговля, и промышленность, и флот. Постоянно возраставшие расходы перекрывали все статьи доходов. Ещё со времён Карла V финансы находились в расстроенном состоянии. Филипп принуждён был прибегать к самым изощрённым средствам для пополнения казны, но она во всё время его царствования оставалась пуста. Потребность в деньгах постоянно господствовала над всякими другими соображениями. Не было таких интересов, прав и традиций, которые не приносились бы в жертву для её удовлетворения. Доходы королевства были заложены задолго до их получения. Народ был доведён налогами до полной нищеты. Считается, что в годы правления Филиппа население Испании сократилось на 2 миллиона человек. Кроме погибших в войнах, эмигрировавших в Америку и бежавших от преследования инквизиции, немалую часть в этой убыли составляли умершие от голода и эпидемий.

Налоги, таможенные пошлины и трудности сообщения убили торговлю и промышленность. Кортесы в 1594 году говорили: «Разве можно заниматься торговлей, когда приходится уплачивать 300 дукатов налогов с капитала в 1000 дукатов?… В тех местностях, где прежде изготовлялось 30 тысяч арроб шерсти, теперь потребление шерсти едва доходит до 6 тысяч арроб. По этой причине и вследствие введения налога на шерсть уменьшается число рогатого скота. Земледелие и скотоводство, промышленность и торговля доведены до совершенного упадка; во всём королевстве уже не найдётся такой местности, в которой было бы достаточное число жителей; повсюду много домов без всяких жителей; короче сказать, королевство погибает». Таков был печальный итог великого царствования и таковы были результаты усилий, несоразмерных со средствами страны.

Вскоре после заключения мира с Францией Филипп скончался от подагры, вызвавшей страшные язвы. Предчувствуя скорую кончину, он приказал перевезти себя в Эскориал. Свой гроб он велел поставить рядом с постелью и дал подробные наставления касательно своих похорон. До конца он сохранил ясный ум и скончался, устремив свои взоры на Распятие.

ЛЮДОВИК XIV

Людовику XIV было пять лет, когда в 1643 году умер его отец Людовик XIII. Регентшей малолетнего короля стала его мать Анна Австрийская, но в действительности реальная власть сосредоточилась в руках преемника Ришельё кардинала Джулио Мазарини, исполнявшего вплоть до своей смерти обязанности первого министра. Этот ловкий, сметливый, но чрезвычайно корыстолюбивый итальянец столкнулся в первые годы своего правления с большими проблемами. Парижский парламент, покорно исполнявший во времена Ришельё все требования двора, начал проявлять опасные признаки непокорности. В 1648 году он выступил с целой программой реформ, призванных ограничить королевскую власть. Анна Австрийская попыталась заглушить недовольство репрессиями и велела арестовать несколько наиболее упорных оппозиционеров. Однако известие об этом вызвало всеобщее возмущение. Парижане взялись за оружие. Так началось во Франции мощное общественное движение, известное в истории как Фронда (от французского fronde — праща), в котором руководящую роль поначалу играл парижский парламент. Дело дошло до того, что в январе 1649 года королевское семейство должно было бежать в Сен-Жермен из охваченного восстанием Парижа. Но Мазарини не собирался уступать. Обе стороны готовились к войне. Парламент и городское начальство вступили в союз с недовольными вельможами и призвали провинции присоединиться к ним. Впрочем, сила оказалась не на их стороне. В декабре королевские войска приступили к осаде столицы. Горожане мужественно обороняли город в течение трёх месяцев, но в конце концов должны были уступить. 15 марта 1649 года Париж покорился королевской власти, хотя ни одно из требований парламента не было выполнено. Борьба вступила в новую фазу, так как сразу вслед за «Парламентской фрондой» началась «Фронда принцев». Арест в январе 1650 года по приказу Мазарини нескольких знатных смутьянов — принцев Конде и Конти, а также герцога де Лонгвиля — вызвал восстание в нескольких провинциях. Мазарини, выступив против непокорных, усмирил провинции, но тем временем выпустил из своих рук столицу. Пользуясь его отсутствием, знатные вожди Фронды (герцоги Бофор, Гонди и Гастон Орлеанский) соединились с парижанами и добились в феврале 1651 года от королевы низложения Мазарини. Тотчас после падения ненавистного министра коалиция врагов распалась. Часть из них Анна сумела привлечь на свою сторону богатыми пожалованиями. В декабре 1652 года Мазарини вновь вернулся к управлению и в течение нескольких месяцев совершенно сокрушил оппозицию. В декабре 1653 года Фронда кончилась.

В последующие годы Мазарини твёрдо держал в своих руках бразды правления. До самой его смерти в марте 1661 года, несмотря на то что король уже давно считался совершеннолетним, кардинал оставался полноправным правителем государства, и Людовик во всём послушно следовал его указаниям. Но едва Мазарини не стало, король поспешил освободиться от всякой опеки. Он упразднил должность первого министра и, созвав Государственный совет, объявил повелительным тоном, что решил отныне сам быть своим первым министром и не желает, чтобы кто-либо от его имени подписывал даже самые незначительные указы.

Это заявление поначалу было встречено с недоверием. Ведь вплоть до 22-летнего возраста король обращал на себя внимание лишь склонностью к щегольству и любовными интригами. Казалось, он создан исключительно для праздности и удовольствий. Но потребовалось совсем немного времени, чтоб убедиться в обратном. В детстве Людовик получил очень плохое воспитание — его едва научили читать и писать. Однако от природы он был одарён здравым умом, замечательной способностью понимать суть вещей и твёрдой решимостью поддерживать своё королевское достоинство. По словам венецианского посланника, «сама натура постаралась сделать Людовика XIV таким человеком, которому суждено по его личным качествам стать королём нации». Он был статен и очень красив. Все телодвижения выдавали мужество и героизм. Он обладал очень важным для короля умением выражаться кратко, но ясно. Всю жизнь прилежно занимался государственными делами, от которых его не могли оторвать ни развлечения, ни старость. «Царствуют посредством труда и для труда, — любил повторять Людовик, — а желать одного без другого было бы неблагодарностью и неуважением относительно Господа». К несчастью, его врождённое величие и трудолюбие служили прикрытием для самого беззастенчивого себялюбия. Ни один французский король прежде не отличался такой чудовищной гордостью и эгоизмом, ни один европейский монарх так явно не превозносил себя над окружающими и не курил с таким удовольствием фимиам собственному величию. Это хорошо видно во всём, что касалось Людовика: в его придворной и общественной жизни, в его внутренней и внешней политике, в его любовных увлечениях и в его постройках.

Все прежние королевские резиденции казались Людовику недостойными его персоны. С первых дней царствования он был озабочен мыслью о строительстве нового дворца, более соответствующего его величию. В 1661 году его выбор пал на Версаль. Однако прошло более пятидесяти лет, прежде чем новый великолепный дворец был готов в своих основных частях. Возведение ансамбля обошлось примерно в 400 миллионов франков и составляло ежегодно 12–14 % всех государственных расходов. Необыкновенной пышности новых апартаментов соответствовали установленные королём сложные правила этикета. Всё здесь было продумано до мелочей. Обыкновенно по выходе из своей спальни Людовик отправлялся в церковь. Оттуда он шёл в Совет, заседания которого продолжались до обеденного часа. В час королю подавали обед. Он был всегда изобилен и состоял из трёх отличных блюд. Людовик съедал их один в присутствии придворных. Причём даже принцам крови и дофину не полагался в это время стул. Только брату короля, герцогу Орлеанскому, подавался табурет, на котором он мог присесть позади Людовика. Трапеза обыкновенно сопровождалась общим молчанием. После обеда Людовик удалялся в свой кабинет и собственноручно кормил охотничьих собак. Затем следовала прогулка. В это время король травил оленя, стрелял в зверинце или посещал работы. Иногда он назначал прогулки с дамами и пикники в лесу. Во второй половине дня Людовик работал наедине с государственными секретарями или министрами. Вечер был посвящён удовольствиям. К назначенному часу в Версаль съезжалось многочисленное придворное общество. Зимой три раза в неделю происходило собрание всего двора в больших апартаментах, продолжавшееся с семи до десяти часов. В другие три дня представлялись комедии. Людовик очень любил танцевать и много раз исполнял роли в балетах. Масленица была сезоном маскарадов. Только по воскресеньям не было никаких увеселений. В летние месяцы часто устраивались увеселительные поездки в Трианон, где король ужинал вместе с дамами и катался в гондолах по каналу. Иногда в качестве конечного пункта путешествия избирали загородные дворцы Марли, Компьен или Фонтенбло. В 10 часов подавали ужин. Эта церемония была менее чопорной. Дети и внуки обычно разделяли с королём трапезу, сидя за одним столом. Затем в сопровождении телохранителей и придворных Людовик проходил в свой кабинет. Вечер он проводил в кругу семьи, однако сидеть при нём могли только принцессы и принц Орлеанский. Около 12 часов король кормил собак, желал доброй ночи и уходил в свою спальню, где со многими церемониями отходил ко сну.

В молодости Людовик отличался пылким нравом и был очень неравнодушен к хорошеньким женщинам. Но когда он начал охладевать к любовным приключениям, его сердцем овладела женщина совсем иного склада. Это была г-жа д'Обинье, известная в истории под именем маркизы де Ментенон. С 1683 года, после смерти королевы Марии Терезии, она приобрела безграничное влияние на короля. Их сближение завершилось тайным браком в январе 1684 года. Король питал к маркизе глубочайшее уважение и доверие; под её влиянием он сделался очень религиозен, отказался от всяких любовных связей и стал вести более скромный образ жизни. Он совершенно оставил шумные сборища, праздники и спектакли. Их заменили проповеди, чтение нравственных книг и душеспасительные беседы с иезуитами. Влияние г-жи Ментенон на дела государственные и в особенности религиозные было огромно, но не всегда благотворно. Стеснения, которым с самого начала царствования Людовика подвергались гугеноты, увенчались в октябре 1685 года отменой Нантского эдикта. Протестантам позволили оставаться во Франции, но запретили публично совершать свои богослужения и воспитывать детей в кальвинистской вере. Четыреста тысяч гугенотов предпочли изгнание этому унизительному условию. Многие из них бежали с военной службы. В ходе массовой эмиграции из Франции было вывезено 60 миллионов ливров. Торговля пришла в упадок, а в неприятельские флоты поступили на службу тысячи лучших французских матросов.

Ни при одном прежнем государе Франция не вела такого количества широкомасштабных завоевательных войн, как при Людовике XIV. Пока король был молод, французы, как правило, одерживали победы. В это время Франция прочно заняла первенствующее положение в Европе, оттеснив Испанию. Но потом счастье стало постепенно изменять Людовику. Так упорная и страшно разорительная война 1681–1697 годов против всей Европы не принесла ему никаких территориальных приобретений. Ещё в 1690-м, остро нуждаясь в деньгах, король вынужден был отправить на монетный двор для расплавки великолепную мебель своего дворца из цельного серебра, а также столы, канделябры, табуреты, рукомойники, курильницы и даже свой трон. Собирать налоги с каждым годом становилось всё труднее. В одном из донесений 1687 года говорилось: «Повсюду значительно уменьшилось число семейств. Нищета разогнала крестьян в разные стороны; они уходили просить милостыню и потом погибали в госпиталях… Во всех сферах заметно значительное уменьшение людей и почти повсеместное разорение…» Людовик стал искать мира. В 1697 году был заключён общий Рисвикский договор, тяжёлый для Франции и унизительный лично для Людовика. Он вынужден был признать королём Англии своего старого врага — штатгальтера Голландии Вильгельма III и обещал не оказывать никакой поддержки свергнутым Стюартам.

Однако самой разрушительной для Франции стала война за Испанское наследство. В октябре 1700 года бездетный испанский король Карл II объявил своим наследником внука Людовика XIV, Филиппа Анжуйского, с тем, однако, условием, чтобы испанские владения никогда не присоединялись к французской короне. Людовик принял это завещание, но сохранил за своим внуком (который после коронации в Испании принял имя Филиппа V) права на французский престол и ввёл французские гарнизоны в некоторые из бельгийских городов. Ввиду этого Англия, Австрия и Голландия стали готовиться к войне. Боевые действия начались летом 1701 года. В августе 1704 года произошла решительная битва при Гохштедте, в которой французы потерпели полную неудачу. Затем последовали сокрушительные поражения в Бельгии и Италии. В июне 1707 года сорокатысячная австрийская армия перешла Альпы, вторглась в Прованс и пять месяцев осаждала Тулон. Не добившись успеха, она отступила в большом беспорядке. В то же время в Испании дела шли из рук вон плохо: Филипп был изгнан из Мадрида, северные провинции отложились от него, и он удержался на престоле только благодаря отваге кастильцев. В 1708 году союзники одержали победу при Уденарде и после двухмесячной осады взяли Лилль.

Войне не было видно конца, а между тем французы начали испытывать ужасные лишения. Голод и нищета были усилены небывало суровой зимой 1709 года. Только в Иль-де-Франс умерло около 30 тысяч человек. Версаль стали осаждать толпы нищих, просивших милостыни. Вся золотая королевская посуда была отправлена в переплавку, и даже за столом г-жи де Ментенон стали подавать чёрный хлеб вместо белого. Весной произошла ожесточённая битва у Мальплаке, в которой с обеих сторон пало более 30 тысяч человек. Французы опять отступили и сдали победителям Монс. Однако продвижение неприятеля вглубь французской территории стоило ему всё больших жертв. В Испании Филиппу удалось переломить ход войны в свою пользу, и он одержал несколько важных побед. Ввиду этого англичане стали склоняться к миру. В июле 1713 года в Утрехте был подписан мирный договор. Мирные условия с Австрией согласовали в следующем году в Раштаттском замке. Потери Франции оказались не очень значительны. Гораздо больше потеряла Испания, лишившаяся в этой войне всех своих европейских владений вне Пиренейского полуострова. Кроме того, Филипп V отказался от всяких претензий на французский трон.

Внешнеполитические неудачи сопровождались семейными несчастьями. В апреле 1711 года в Медоне от злокачественной оспы умер сын короля великий дофин Людовик. Наследником престола был объявлен старший сын герцог Бургундский. Следующий, 1712 год стал годом тяжких утрат для королевского семейства. В начале февраля внезапно умерла жена нового дофина, герцогиня Бургундская. Вскоре сам герцог Бургундский занемог лихорадкой и умер через десять дней после кончины жены. По закону преемником дофина следовало быть его старшему сыну, герцогу Бретанскому, но и этот ребёнок умер от скарлатины 8 марта. Титул дофина перешёл к его младшему брату, герцогу Анжуйскому (будущему Людовику XV), в то время грудному младенцу. После смерти детей и внуков Людовик сделался печален и угрюм. В августе 1715 года у короля обнаружились первые признаки неизлечимой старческой болезни. 27-го числа Людовик отдал последние предсмертные распоряжения. Бывшие с ним в комнате камер-лакеи плакали. «Зачем вы плачете? — сказал король. — Когда же умирать, если не в мои годы… Или вы думали, что я бессмертен?» 30 августа началась агония, а 1 сентября Людовик XIV испустил последний вздох.

АХМАД-ШАХ

Основатель современного Афганского государства Ахмад-шах Дуррани происходил из небольшого клана садозаев племени абдали, которое принадлежало к племенной группе Сарбани. Его дед и отец были вождями племени абдали в Кандагарской области. Сам Ахмад-хан (так его звали до восшествия на престол) родился в 1722 году в Герате. В том же году его отец Заман-хан, правитель Герата, умер. Мать Ахмад-хана Заргуне, взяв с собой сына, переселилась в Фарах. В 1731 году вместе со своим старшим братом Зульфикар-ханом Ахмад-хан переехал в Кандагар. Правивший здесь шах Хусайн из рода Хотан велел заключить их в тюрьму, так как подозревал вождей абдали в тайных симпатиях к тогдашнему правителю Ирана Надир-шаху. В государственной тюрьме Кандагара Ахмад-хан провёл около шести лет. В 1737 году Надир-шах овладел этим городом и выпустил заключённых на свободу. Он вообще благоволил к племени абдали, но к Зульфикар-хану и его брату отнёсся насторожённо. Им было приказано поселиться в Мазандаране. Здесь Ахмад-хан провёл четыре года. В 1741 году, когда Надир-шах возвращался из индийского похода, Ахмад-хан в числе других представителей афганской знати явился к его двору. Пообщавшись с ним, Надир-шах решил принять молодого Ахмада в число командиров своего афганского войска. Здесь, благодаря своему приветливому и доброму нраву, он сумел быстро завоевать доверие и уважение всех солдат, особенно же воинов из племени абдали. Во время походов Надир-шаха в Дагестан и Армению Ахмад-хан зарекомендовал себя как мужественный и способный полководец. К концу царствования Надир-шаха он был одним из его первых военачальников.

В июне 1747 года Надир-шах был убит заговорщиками. После этого Иран на много лет погрузился в пучину смут и междоусобий. Афганские войска не приняли в них участия. Во главе с Нур-Мухаммад-ханом и Ахмад-ханом они двинулись в Кандагар. Сюда же съехались все видные ханы и малики абдали и гильзаев. На общем совете знати двух этих племён (джирге) было решено избрать падишаха Афганистана. Несколько дней шли горячие споры о том, кто из ханов абдали достоин этой чести. Наконец богослов из Кабула по имени Сабир-шах предложил возвести на трон Ахмада. Эту кандидатуру в конце концов приняли все остальные участники совета.

Новый шах был немедленно увенчан венком, сплетённым из колосьев живой пшеницы. Хотя в то время ему исполнилось всего 25 лет, он уже был закалённым воином и опытным политическим деятелем. Эти качества понадобились ему с первых дней царствования. Действительно, управлять Афганистаном, который представлял собой сложный конгломерат многочисленных племён, постоянно враждовавших и воевавших друг с другом, было очень непростым делом. Ахмад-шах потратил много сил на то, чтобы прекратить межплеменные раздоры. С этой целью он образовал в Кандагаре из ханов афганских племён постоянную джиргу, с которой совещался о важнейших государственных делах. Ни одного важного решения не принималось без долгих и тщательных консультаций с виднейшими ханами. Эта политика требовала огромной выдержки и такта, но Ахмад-шах, несмотря на свою молодость, сумел сразу поставить себя над всеми племенными распрями и никогда не вносил в свою политику какой бы то ни было личной интриги. Это было очень важно, так как представление об общеафганском единстве было тогда ещё очень хрупким. Ахмад-шах проявил большие способности в трудном деле подбора достойных людей и сумел воспитать преданных ему чиновников и военачальников.

По своему характеру Ахмад-шах был человек уравновешенный и в высшей степени благоразумный, что помогло ему приобрести среди современников славу справедливого и богобоязненного правителя. Признательность и щедрость всегда были его отличительными чертами. В своём личном обиходе он был очень прост и свободен от всякого рода условностей. Он не любил восседать на троне или носить венец. В еде он ограничивался обычными афганскими блюдами. В играх, празднествах, увеселениях он обычно не принимал участия. Современники ничего не сообщают и об его страсти к охоте. В дни, свободные от государственных дел, Ахмад-шах любил слушать чтение стихов. Дворец его всегда был убран очень скромно, так что здесь невозможно было найти даже следов роскоши.

С первых дней своего правления Ахмад-шах проявлял много заботы об армии. Воины располагали хорошим вооружением, артиллерией и необходимым снаряжением. В короткий срок численность регулярных частей была доведена до 30 тысяч. Примерно столько же давало шаху нерегулярное ополчение отдельных племён. Опираясь на эту храбрую и закалённую в многочисленных боях армию, Ахмад-шах начал свои завоевания. Уже в 1748 году он без труда присоединил к своим владениям Кабул, Газни, Пешавар и Джелалабад. Возле Аттока Ахмад-шах переправился через Инд и вторгся в Пенджаб. Небольшая армия Великого Могола не могла противостоять ему. Форсировав Джелам и Ченаб, афганцы без боя овладели Лахором. Правивший в Дели Мухаммад-шах направил против них 100-тысячное войско во главе со своим сыном, тоже Ахмад-шахом. Решительная битва произошла под Манипуром. Более чем трёхкратное численное превосходство противника Ахмад-шах отчасти компенсировал тем, что имел гораздо более сильную артиллерию. Батарея тяжёлых орудий афганцев была расположена на одной из господствующих высот, а непосредственно в передних рядах находилось 700 замбуреков (так назывались лёгкие пушки, установленные в особых сёдлах на вьючных верблюдах; огонь из них вели непосредственно со спины животного). Залпы афганских пушек наносили индийцам большой урон, и через два часа оживлённой перестрелки Ахмад-шах начал теснить врага на правом фланге. Противостоявшие ему раджпуты обратились в бегство. Но развить успех не удалось, поскольку индийцы разбили левый фланг афганской армии. И только в центре, где боем руководил сам Ахмад-шах, удалось прорвать вражеский строй. Ночь положила конец битве, а на другой день был заключён мир. Согласно его условиям, границей между двумя государствами становилась река Инд. Однако соблюдать условия договора Ахмад-шах не собирался.

В 1750 году Ахмад-шах повёл войну против правителя Герата Сулайман-шаха. Город был хорошо укреплён, но его жители сочувствовали Ахмад-шаху и во время штурма, предпринятого афганцами, подняли в городе восстание против иранских войск. Это решило исход битвы — Ахмад-шах овладел городом своего рождения и присоединил его к Афганскому государству. Вернувшись в Кандагар, он отправил большой отряд на юг, поручив ему завоевание Белуджистана. Эта область находилась тогда под управлением белуджского сардара Насир-хана. Он не решился на войну с афганцами и признал над собой верховную власть Ахмад-шаха. Таким образом, на юге пределы Афганского государства достигли берегов Аравийского моря. Одновременно другая афганская армия вела завоевания на севере страны, где под власть Ахмад-шаха перешли районы Балха и Бадахшана. Северная граница страны стала проходить по рекам Амударья и Пяндж.

В 1751 году Ахмад-шах совершил новый поход за Инд. Решительная битва с правителем Пенджаба Мир-Мену произошла у Шахдарра и закончилась полной победой афганцев. Сам Мир-Мену попал в плен. Правивший тогда в Дели Ахмад-шах Бахадур вынужден был согласиться с потерей Пенджаба и Кашмира и на установление границы по Сатледжу. В следующие годы на западе были завоёваны Мешхед и Нишапур. Тем временем интригами визиря Великого Могола Гази ад-дина (который управлял страной от имени безвластного падишаха Аламгира) в Пенджабе был свергнут сын Мир-Мену, правивший после его смерти, и власть захватил ставленник Дели Адина-бек. Освободившись от нишапурской осады, Ахмад-шах в 1756 году немедленно выступил против Великого Могола. В январе 1757 года он без боя вступил в Дели. Падишах Аламгир, который не имел сил для сопротивления, устроил ему торжественную встречу. Гази ад-дин был отстранён от власти. В феврале афганцы совершили поход в землю джатов и дошли до Агры. Вслед за тем Ахмад-шах вернулся в Афганистан. Во всех важных городах Пенджаба были посажены его наместники.

Но едва афганское войско покинуло это область, в Пенджабе начались волнения, поднятые Гази ад-дином и Адина-беком. Главной опорой их в борьбе против афганцев были сикхи. В 1758 году в Пенджаб по их призыву вступила армия маратхов, незадолго до этого овладевших Дели. Они захватили Сирхинд, переправились через Сатледж и вскоре заняли всё левобережье Инда от Синда до Аттока, а также правобережье Сатледжа. В начале 1760 года Ахмад-шах вновь двинулся на Дели, где правил возведённый на престол Гази ад-дином Шах-Джихан III. На подступах к индийской столице их поджидал маратхский полководец Синдия Датта с 80-тысячным войском. Началась битва. Маратхи сражались с большим упорством, но в конце концов были окружены и разгромлены афганцами. Короткое время спустя на берегах Джамны было разгромлено второе войско маратхов. Ахмад-шах торжественно вступил в Дели. Но вскоре пришли известия, что с юга полуострова движется огромная армия маратхов. В июле 1760 года она заняла оставленный Ахмадом Дели и подвергла его жестокому грабежу. В октябре маратхи встретились с афганцами на равнине у Панипата.

В течение трёх следующих месяцев противники стояли друг против друга, не решаясь вступить в бой. Ахмад-шах имел к этому времени под своим началом 42 тысячи всадников, 38 тысяч пехоты и 70–80 орудий, не считая большого количества замбуреков и ракет. Кроме этого регулярного войска под его началом находилось большое количество иррегулярных отрядов. Армия маратхов насчитывала около 340 тысяч человек. Решительная битва произошла 14 января 1761 года. Первая линия маратхской армии находилась под прикрытием 2400 боевых слонов и 40-тысячного корпуса мусульманской конницы. Когда эта масса войск, поддержанная огнём множества пушек, обрушилась на афганцев, положение последних сделалось очень трудным. Левый фланг их армии стал медленно отступать. Тогда Ахмад-шах бросил на подмогу сражавшимся здесь афганцам свою гвардейскую конницу. Одетые в кольчуги и вооружённые ружьями всадники открыли по приближавшимся врагам ураганный огонь и заставили их остановиться. После этого по всему фронту началась ожесточённая рукопашная схватка. К вечеру маратхи стали отступать, а затем обратились в бегство. Афганская конница преследовала их на протяжении 40 миль и нанесла бегущим страшный урон. Добыча победителей была огромна. Кроме казны с большим количеством наличных денег они захватили 50 тысяч лошадей, 200 тысяч коров, 500 слонов и тысячи верблюдов. Ахмад-шах вновь занял Дели. Он не стремился к установлению своего господства над Индией, понимая, что не сможет удержать её под своим контролем. На престол был возведён сын Аламгира Шах-Алам. Но он, конечно, не играл никакой политической роли и находился в полной власти афганского шаха.

В 1761 году, вскоре после возвращения Ахмада в Кандагар, в Пенджабе подняли восстание сикхи. Шах ускоренным маршем двинулся против них и в феврале 1762 года разгромил армию мятежников вблизи Сирхинда. В бою пало 25 тысяч сикхов. Остальные разбежались. Следующие полтора года он провёл в Пенджабе, улаживая дела этой провинции. Однако и в последующем восстания сикхов неоднократно повторялись, и Ахмад вынужден был совершить против них ещё три похода (1765, 1767 и 1769). После похода 1769 года он вернулся в Кандагар больным. Его стали донимать мучительные боли (по утверждению афганских историков, он был болен раком). Лечение не дало результата. 17 октября 1772 года шах скончался и был погребён в Кандагаре в построенном им мавзолее. Время правления Ахмад-шаха стало эпохой невиданного политического могущества Афганистана. В дальнейшем эта страна никогда не имела уже того влияния, какого сумела добиться в годы его царствования.

ВИЛЬГЕЛЬМ I

Вильгельм I, сын прусского короля Фридриха Вильгельма III, был вторым сыном в семье и потому не готовился к наследованию престола. Родители дали ему исключительно военное воспитание. В 1807 году, десяти лет от роду, он был произведён в лейтенанты, а с 1813 года участвовал во всех кампаниях против Наполеона. Под огнём он неизменно обнаруживал хладнокровие и отвагу. В 1814 году в сражении при Бар-сюр-Об семнадцатилетний Вильгельм увлёк за собой в атаку Калужский полк, за что был награждён русским Георгиевским и Железным прусским крестами. В 1818 году он был произведён в генералы и получил под своё начало пехотную бригаду, а в 1838 году назначен командиром гвардии. Долгие годы Вильгельм занимался исключительно армейскими делами. Армия сделалась его религией: ею он дышал, ею он жил, ради неё он соглашался на всякие жертвы. Но армия была для него не игрушкой и существовала не для разводов и парадов; любовь к армии тесно переплеталась с любовью к родине.

К политике Вильгельм обратился только в 1840 году после вступления на престол его старшего брата Фридриха Вильгельма IV, а после того как в июне 1857 года тот из-за помешательства и паралича стал неспособен править государством, Вильгельм сделался регентом. По словам Бисмарка, он в то время «очень живо почувствовал недостаток своего образования и работал день и ночь, для того чтобы возместить этот пробел». Вильгельм отнёсся к своим новым обязанностям очень серьёзно. Он никогда не пренебрегал ими, не курил, не играл в карты. Единственным развлечением для него служило вечернее посещение театра. В 1861 году, после смерти брата, Вильгельм занял прусский престол.

Новый король не был выдающейся личностью, не обладал пылкой фантазией и подкупающими манерами своего предшественника. Зато он отличался склонностью к усидчивому труду, упорством в проведении своих намерений, твёрдой волей, умением разгадывать людей и пользоваться их талантами для осуществления своих целей. Ему недоставало инициативы, но однажды одобрив тот или иной способ действия, он держался его с непоколебимой твёрдостью. При всём этом он имел практический ум, прямодушие и ясное понимание фактических условий современной жизни. Получив корону, он сразу стал заботиться о реорганизации прусской армии. Вильгельм предложил увеличить её численный состав, продлить службу резервистов до трёх лет и ввести трёхлетний срок действительной службы. Для покрытия военных издержек король предложил повысить налоги на 25 % и обложить податью дворянские земли (до этого дворяне не платили налогов). Обсуждение этой реформы приняло такой острый характер, что дело дошло до конституционного конфликта с палатой депутатов. В июле 1861 года в Баден-Бадене на короля было совершено покушение. В этот критический момент Вильгельм всерьёз подумывал об отречении, но потом решился продолжать борьбу. В сентябре 1862 года он назначил министром-президентом Отто Бисмарка, который затем был бессменным первым министром до самой смерти Вильгельма. Следующие годы прошли в ожесточённой борьбе за военный бюджет. После того как нижняя палата отклонила его, а верхняя утвердила без всякого изменения, правительство приняло закон к исполнению. Это было прямое нарушение прусской конституции, вызвавшее бурю возмущений. Бисмарк не обратил на них внимания. В 1863 году он также обошёлся без одобрения бюджета. Трудно сказать, чем могло кончиться это противостояние двух ветвей власти, если бы энергичная внешняя политика не принесла королю и его министру поддержку нации.

Первый успех был достигнут в войне с Данией. Конфликт разгорелся после того, как датский риксдаг принял новую конституцию, действительную как для Дании, так и для герцогства Шлезвигского, после чего немецкоязычный Шлезвиг должен был окончательно слиться с Данией. Вильгельм и австрийский император Франц Иосиф потребовали отмены датской конституции в немецких герцогствах, а получив отказ, объявили Дании войну. 1 февраля 1864 года прусские и австрийские войска заняли Шлезвиг. Слабая датская армия, отброшенная со своих позиций, поспешила эвакуироваться на острова. К середине мая весь полуостров до Лимфьорда находился в руках немцев. Летом началось завоевание островов. В начале августа датский король запросил мира, который был подписан 30 октября. Шлезвиг, Голштиния и Лауэнбург были уступлены Данией победителям.

Эта война послужила прологом к новой — на этот раз между Пруссией и Австрией. Дружественные отношения между двумя великими державами испортились после того, как стало ясно желание Бисмарка и Вильгельма присоединить Шлезвиг и Голштинию к Пруссии. Франц Иосиф громко протестовал против такого поворота событий. Обмен нотами с Австрией принимал всё более резкий характер. В середине июня 1866 года начались военные действия. Не только немецкие правительства, но и общественное мнение в самой Пруссии было против этой братоубийственной войны. Сам Вильгельм, по его словам, решился на неё с «тяжёлым сердцем». Однако успех прусского оружия превзошёл все ожидания. Уже 3 июля австрийская армия была разбита в ожесточённой битве при Садовой. Этим сражением решилась судьба не только Австрии, но и целой Германии. В один день Пруссия на глазах всей Европы выросла в могущественную военную державу. Немудрено, что у победителя закружилась голова. Вильгельм желал, чтобы прусская армия вступила в Вену; он настаивал на крупных территориальных приобретениях. Хладнокровному Бисмарку стоило больших трудов умерить его воинственное настроение. Он настоял на очень умеренных условиях мира: Австрия была исключена из Германского союза, Венеция присоединилась к Италии, Ганновер, Нассау, Гессен-Касель, Франкфурт, Шлезвиг и Голштиния отошли к Пруссии. Через месяц Вильгельм торжественно въехал в Берлин. От враждебного настроения оппозиции не осталось даже воспоминания. Толпа приветствовала короля шумными изъявлениями восторга. С этого времени его популярность уже не знала затмений. Палата огромным большинством вотировала все правительственные проекты и давала все просимые кредиты.

Одним из важных следствий австро-прусской войны было образование северогерманского союза, в который наряду с Пруссией входило ещё около 30 государств. Все они, согласно конституции, принятой в 1867 году, образовали единую территорию с общими для всех законами и учреждениями. Внешняя и военная политика союза была фактически передана в руки прусского короля, который был объявлен его президентом. С южногерманскими государствами вскоре был заключён таможенный и военный договор. Эти шаги ясно показывали, что Германия быстро идёт к своему объединению под главенством Пруссии. Французский император Наполеон III более других был встревожен образованием у границ его государства могущественной военной империи. Французские и прусские интересы то и дело сталкивались по разным вопросам. Однако окончательный разрыв наступил в июле 1870 года в связи с испанскими делами. Узнав, что король Вильгельм разрешил князю Леопольду Гогенцоллерну занять испанский престол (о чём его просили испанские кортесы), Наполеон резко потребовал у прусского правительства отзыва кандидатуры своего принца. Вильгельм, который вовсе не хотел тогда войны, посоветовал Леопольду отказаться от предложения кортесов. Наполеон не удовлетворился этим и резко потребовал от Вильгельма дать обязательства «и в будущем не допускать кандидатуры Гогенцоллерна». Эта нота показалась старому королю (да и всем пруссакам) крайне оскорбительной. Сам Вильгельм гордо игнорировал дерзость императора, но Бисмарк дал от его имени желчный и едкий отказ. Раздосадованный Наполеон объявил Пруссии войну. Это было большой ошибкой с его стороны, так как перед лицом всей Европы французы оказались в роли нападавшей и неправой стороны. Немецкая нация была охвачена небывалым патриотическим подъёмом. Последние препятствия, мешавшие объединению Германии, пали в эти дни под напором неистового национального воодушевления. Государи не только Северного, но и Южного союзов объявили себя на стороне Пруссии.

Преклонные годы не помешали Вильгельму принять личное участие в наступлении своей армии. Успех прусаков и на этот раз превзошёл все ожидания. Одна победа следовала за другой, и ровно через месяц после начала военных действий значительная часть французской армии была точно железным кольцом окружена немецкими войсками под Седаном и капитулировала. Сам Наполеон сдался Вильгельму в плен. К чести прусского короля, он при виде поверженного врага не испытал злорадных чувств, а выразил только сострадание к нему, как к человеку, испытавшему жестокую превратность судьбы. Вильгельм писал жене: «Я не могу передать, что я перечувствовал, припоминая, как три года назад я видел императора на вершине его могущества». Но с падением империи не закончилась война. Французы, охваченные патриотизмом, героически защищали свою землю, однако не могли уже переломить хода событий. Прусская армия быстро подступила к Парижу и начала осаду французской столицы. В октябре капитулировал Мец. Между тем Вильгельм завёл переговоры с южногерманскими государями об их вступлении в Северный союз. В ноябре переговоры были приведены в Версале к желанному концу. Северный союз перестал существовать, уступив место единому германскому союзу. В декабре баварский король предложил восстановить Немецкую империю и немецкое императорское достоинство, уничтоженные в своё время Наполеоном. Предложение это было тотчас принято, и рейхстаг обратился к Вильгельму с просьбой принять императорскую корону. 18 января 1871 года все немецкие князья собрались в зеркальной галерее Версаля и здесь Вильгельм был провозглашён германским императором. Вскоре после этого Париж капитулировал и начались мирные переговоры. 2 марта был заключён Парижский договор — тяжёлый и унизительный для Франции. Приграничные территории Эльзас и Лотарингия отошли к Германии. Побеждённые должны были уплатить 5 миллиардов франков контрибуции. Это был звёздный час для императора Вильгельма. Он возвратился в Берлин как триумфатор, сопровождаемый повсеместными изъявлениями восторга и любви, какие очень редко выпадали на долю какого-либо государя.

В последующие годы, когда Германия вернулась к мирной жизни, горячие симпатии подданных несколько поугасли. Прусское господство, поначалу принятое с таким энтузиазмом, стало казаться весьма обременительным для немцев. Упорная борьба между императором и имперским рейхстагом за дальнейшее расширение конституционных прав стала едва ли не главным явлением германской политической жизни. К ней вскоре прибавилась новая опасность — со стороны быстро оформившегося рабочего социалистического движения. Угроза с этой стороны стала ощущаться особенно остро после того, как летом 1878 года было совершено покушение на жизнь императора. Тогда Бисмарку удалось провести через рейхстаг печально знаменитый «закон против социалистов». На основании него закрылось множество газет и обществ, часто очень далёких от социализма. Это не могло не вызвать возмущения со стороны левых сил, но император до самой смерти продолжал считать принятие этого закона «всемирно-историческим» актом, который должен был обуздать врага, угрожавшего «гибелью всему государственному порядку».

Третьим важным моментом политической жизни Германии стала при Вильгельме борьба с католической церковью. После объединения Германии в рейхстаге появилось много депутатов-католиков из южногерманских областей. Они объединились вскоре в партию, боровшуюся против прусского господства в Германии. Почувствовав угрозу с этой стороны, Бисмарк поспешил выбить почву из-под ног у клерикалов проведением нескольких радикальных законов против католической церкви. Школы были отделены от церкви, введён гражданский брак, изгнаны иезуиты, многие епископы низложены, сосланы или оказались в тюрьме. Но меры эти только раздражили католическое население. К счастью, смерть неистового папы Пия IX позволила обеим сторонам сделать шаги к примирению.

Умер Вильгельм в марте 1888 года, чуть-чуть не дожив до своего 91-летия.

АБД АЛ-АЗИЗ II

Будущий основатель королевства Саудовская Аравия родился в 1880 году, в то время, когда ваххабитское государство Саудидов находилось в глубоком упадке и территория его фактически ограничивалась окрестностями Эр-Рияда. В возрасте семи лет Абд ал-Азиз получил учителя — эрриядского кади. Но мальчика больше, чем религиозные упражнения, интересовали игры с саблей и винтовкой. Прочитать Коран он смог только в 11 лет. Через три года, когда его отец уже жил в эмиграции в Кувейте, будущий король начал более серьёзное изучение богословия и других предметов под руководством Абдаллаха ибн Абд ал-Лятыфа, который стал потом главным кади и муфтием Эр-Рияда. Но и тогда военная подготовка занимала в его жизни немалое место. Месяцы, проведённые семьёй Абд ар-Рахмана в скитаниях среди племён ааль мурра, дали возможность Абд ал-Азизу стать знатоком бедуинских обычаев и нравов, а также приёмов и хитростей кочевников. Известно, что материальное положение Абд ар-Рахмана в эмиграции было настолько жалким, что он лишь с большим трудом смог женить старшего сына. Но Абд ал-Азиз никогда не переставал лелеять честолюбивые мечты о восстановлении семейной чести, возвращении славы и богатств дома Саудидов.

Реальные возможности для этого появились только в начале XX века. Эр-Рияд к этому времени был захвачен шаммарскими эмирами, которые правили в Северной Аравии, опираясь на поддержку турок. В 1900 году началась война между шейхом Кувейта Мубараком (за которым стояли англичане) и эмиром Джебель-Шаммара Абд ал-Азиз ибн Митабом. Этот момент показался Абд ал-Азизу подходящим для захвата Эр-Рияда. Он отправился в поход, имея, по большинству источников, всего лишь 40 бойцов, среди которых были его родной брат Мухаммад и двоюродный брат Абдаллах. Однако когда Абд ал-Азиз оказался в Неджде, к нему примкнуло ополчение племён аджман, ааль мурра, субай и сухуль. Таким образом, отряд его увеличился до нескольких тысяч человек, и в январе 1902 года Абд ал-Азиз внезапным ударом овладел бывшей столицей Саудидов. Все жители Эр-Рияда немедленно принесли ему присягу верности и приняли активное участие в обороне города. Летом Ибн Митаб попытался отбить Эр-Рияд, но потерпел неудачу. Весной 1903 году эрриядцы вновь отразили все атаки шаммаров. В том же году Абд ал-Азиз отвоевал всю южную часть Внутренней Аравии (Хардж, Афладж, Вади-Давысыр), а к лету 1904 года подчинил Вашм, Судейр и Касим. Таким образом, он восстановил ваххабитский саудовский эмират в его последних границах. Решительная битва с шаммарским эмиром произошла в апреле 1906 года в Касиме. Она закончилась полной победой Абд ал-Азиза, причём Ибн Митаб пал в бою. Его сын поспешил заключить с Саудидами мир, поделив с ними Центральную Аравию.

Следующие годы прошли для Абд ал-Азиза в упорных войнах с племенами неджда, которые то и дело отпадали от него. Горький опыт этой войны привёл его к твёрдому убеждению, что кочевые племена бедуинов есть наиболее разрушительный элемент, мешающий единству Аравии. Для борьбы с ними он, по совету ваххабитских вероучителей, поддержал движение ихванов («братьев»), идеология которых оказалась для него очень удобной. Действительно, помимо строгого соблюдения пяти основных положений ислама, к ихванам предъявлялись требования быть преданными своим «братьям» — участникам движения, беспрекословно подчиняться эмиру-имаму, всячески помогать друг другу, а также отказываться от общения с европейцами. Это учение подчиняло бедуинов строгой дисциплине, запрещало им грабительские набеги и взимание дани с зависимых племён (которые рассматривались теперь как «братья»). С начала 1913 года племена, исповедующие ихванизм, начали оседать на землю и переходить к земледелию. Абд ал-Азиз всемерно поощрял этот процесс, помогая ихванам деньгами, семенами, сельскохозяйственными орудиями, материалами для строительства мечетей, школ и домов. Их поселения стали базой, на которой эмир строил свою новую армию. С помощью ихванов он подавлял мятежи, пресекал заговоры, разоружал ненадёжные племена и, сломив к началу 1920-х годов сопротивление самых сильных бедуинских шейхов, сумел установить в стране «беспрецедентный» порядок. Грабительские набеги стали наказываться настолько строго и непреложно, что кочевой знати оставалось или смириться, или бежать за пределы Неджийского эмирата.

Усилив таким образом свою власть, Абд ал-Азиз продолжал завоевание окружающих земель. В 1913 году он присоединил к своим владениям область Эль-Хасу (побережье Персидского залива между Кувейтом и Катаром). Местное население, измученное турецкими вымогательствами, приветствовало Саудидов как своих освободителей. Во время Первой мировой войны Абд ал-Азиз объявил себя сторонником Антанты и согласился на установление английского протектората в Неджде. В 1915 году он выступил против своего старого противника шаммарского эмира Сауда ибн Абд ал-Азиза, который поддерживал Турцию. Но битва у колодца Джираба закончилась ничем. Новый этап объединения аравийских земель начался после развала Османской империи. К 1918 году на полуострове оказалось пять фактически независимых государств: Хиджаз, Неджд, Джебель-Шаммар, Асир и Йемен. Первоочерёдной задачей Абд ал-Азиза стало завоевание Джебель-Шаммара, самого слабого из его противников. Первую попытку присоединить этот эмират он предпринял в апреле-мае 1921 года. Тогда отряды ваххабитов нанесли поражение шаммарским племенам и в течение двух месяцев осаждали столицу Алрашидидов Хаиль. Взять крепость они так и не смогли. Но в августе того же года поход повторился. На этот раз осада, также продолжавшаяся два месяца, закончилась полной капитуляцией Алрашидидов. 1 ноября 1921 года самостоятельный эмират Джебель-Шаммар перестал существовать. Вся Центральная Аравия оказалась в руках Саудидов, и Неджд с присоединёнными территориями стал главной силой на Аравийском полуострове.

После этого главными противниками Абд ал-Азиза стал шериф Мекки Хусайн. При поддержке англичан он сумел сделать одного из своих сыновей эмиром Трансиордании, а другого — королём Ирака. Сам Хусайн, принявший титул короля Хиджаза, претендовал на то, чтобы объединить под своей властью всю Аравию. Однако сил для поддержания этих амбиций у него не хватало. В 1922 году, несмотря на протесты шерифа, Абд ал-Азиз практически без боя занял весь Северный Асир (местное население этого княжества испытывало давние симпатии к ваххабитам и не оказало им сопротивления). Вслед за Асиром был присоединён сам Хиджаз. В июле 1924 года Абд ал-Азиз призвал лидеров ихванов, собравшихся в Эр-Рияде, начать джихад (священную войну) против еретиков Хиджаза. Этот призыв был воспринят с огромным энтузиазмом. В начале сентября отряд ихванов ворвался в курортный город Таифу, расположенный неподалёку от Мекки, и перебил здесь более четырёхсот человек (в основном мирное население, в том числе женщин и детей). После этого войско Саудидов двинулось на Мекку. Знать Хиджаза, напуганная жестокостями в Таифе, выступила против Хусайна, и тот был вынужден отречься от престола в пользу своего сына Али. Новый король не имел сил для защиты Мекки и укрылся со своими сторонниками в Джидде. В середине октября ихваны, повернув дула винтовок к земле, вошли в священный город. В январе 1925 года началась осада Джидды. Напрасно Али взывал к помощи англичан и своих братьев в Трансиордании и Ираке — никакой реальной помощи извне он не получил. (Причина этого крылась в гибкой политике Абд ал-Азиза: проявив твёрдость в Хиджазе, он вместе с тем сделал важные уступки в переговорах с Трансиорданией и Ираком — как раз в это время Абд ал-Азиз подписал с правившими там Хашимитами договоры об установлении границ.) В конце декабря Джидда капитулировала. Несколькими днями раньше сдался гарнизон Медины. Королевство Хиджаз присоединилось к владениям Саудидов, а королевский титул перешёл к Абд ал-Азизу, который с этого времени стал именоваться королём Хиджаза, султаном Неджда и присоединённых территорий. (В 1932 году он принял титул короля Саудовской Аравии.)

С захватом Хиджаза Саудитское государство не могло не испытать определённой трансформации (богатый купеческий Хиджаз был гораздо более цивилизованной областью по сравнению с бедным бедуинским Недждом: здесь существовал развитый административно-бюрократический аппарат, сложившийся под влиянием турецких стандартов, формировался бюджет, имелись зачатки регулярной армии, выходили газеты и работали средние школы). Абд ал-Азиз не изменил структуру управления, созданную шерифами, он только заставил её служить себе. Точно так же он с большим пониманием отнёсся к тем образцам европейской цивилизации, которые уже вошли в употребление у местного населения. Так, он сразу оценил важное значение телефонов, радио, автомобилей и аэропланов и стал постепенно внедрять их в повседневную жизнь Аравии, несмотря на сопротивление кочевников-бедуинов и догматиков-улемов, относивших технические новинки к созданиям дьявола. В тоже время он стал постепенно ограничивать влияние ихванов — своим фанатизмом те грозили восстановить против Саудидов весь Хиджаз, население которого не привыкло к такой религиозной нетерпимости. Всё больше и больше в своей политике Абд ал-Азиз ориентировался на жителей городов и оазисов, ставших в последующие голы главной опорой его власти. Почувствовав перемену по отношению к себе со стороны короля, ихваны подняли в 1929 году восстание. Правда, в решительной битве при Сибиле их главные силы были разгромлены, но партизанская война на этом не прекратилась — повсюду убивали сборщиков налогов, на караванных путях происходили грабежи и убийства. Тогда Абд ал-Азиз обрушил на бывших сподвижников всю возросшую мощь своего государства. Он призвал эмиров снабдить его людьми, деньгами и оружием, мобилизовал горожан и бедуинов Неджда и принял к использованию некоторые европейские методы ведения войны (в частности, для быстрого передвижения по пустыне он впервые применил 200 автомобилей, а для проведения разведки купил четыре аэроплана). Ихванам был нанесён ряд новых поражений. В конце года их отряды оказались вытесненными в Кувейт, где их разоружили англичане. Движение, сыгравшее столь важную роль в укреплении власти Абд ал-Азиза и его завоеваниях, было полностью разгромлено и вскоре сошло на нет.

В 1930-е годы государство Саудидов продолжало расширяться. Опасаясь йеменцев и правящей у них династии Хамидададдинов, в 1926 году под саудовский протекторат отдался эмир Асира ал-Хасан. В 1930 году он был вынужден подписать с Абд ал-Азизом договор, фактически лишавший его реальной власти, а в 1932 году его эмират был присоединён к Саудовской Аравии. Король Йемена Йахйа протестовал против этого захвата. В 1934 году между двумя королевствами началась война. Однако Саудовская Аравия была лучше подготовлена к ней. Абд ал-Азиз получил крупный заём от американской компании «Стандард ойл оф Калифорниа» и успел закупить современное оружие. Тогда же были созданы первые подразделения регулярной армии. Йеменцы не могли противостоять натиску врага и отступили. В мае 1934 году саудовцы овладели Тихамой и без боя взяли Ходейду. Абд ал-Азиз, впрочем, проявил обычную свою дальновидность — он не сделал даже попытки удержать за собой Йемен и удовлетворился признанием его прав на Асир. На этом процесс собирания аравийских земель вокруг Эр-Рияда завершился. В жизни Аравии началась новая эпоха.

Несмотря на значительное увеличение своих доходов после присоединения Хиджаза, королевство Саудидов оставалось одним из самых бедных государств в арабском мире. (Например, в 1927 году весь его бюджет составлял всего 1,5 миллиона фунтов стерлингов, причём главным источником доходов был налог на паломников, совершавших хадж в Мекку.) Однако с середины 1930-х годов положение стало кардинальным образом меняться. Это было связано с открытием в Аравии богатейших месторождений нефти. Первую концессию на разведку и разработку нефтяных месторождений Абд ал-Азиз предоставил в 1933 году. Первый танкер, гружённый аравийской нефтью, отошёл от берегов Саудовской Аравии в мае 1939 года. С началом Второй мировой войны нефтедобыча несколько сократилась, но с 1943 года её объёмы стали вновь возрастать. Через три года количество продаваемой нефти увеличилось в десять раз. Буквально за несколько лет пустынное королевство превратилось в одного из крупнейших в мире экспортёров жидкого топлива. Это обстоятельство значительно повышало вес короля Саудовской Аравии в мировой политике. Однако следует признать, что к концу жизни Абд ал-Азиз всё хуже справлялся с проблемами, вставшими перед его страной. Создатель феодального централизованного государства, он был представителем отжившей и уходящей эпохи, не понимал и не принимал перемен. В последние годы его жизни коррупция королевского двора и чиновников приобрела чудовищные размеры. Король видел многие беззакония, но уже не находил в себе сил положить им конец. К тому же давали себя знать старые раны и старческие немощи — в конце 1940-х — начале 1950-х годов Абд ал-Азиз почти не покидал кресла-каталки. Перед смертью (она последовала в ноябре 1953) он сильно потучнел и одряхлел.

Загрузка...