100 великих россиян

Светское общество в европейском смысле этого слова появилось в России вместе с петровскими реформами.

Формально днем его рождения можно считать знаменитый царский указ 1718 г. об ассамблеях с подробным объяснением того, как и что надлежит на них делать.

Известно каков был его результат: сановники являлись на ассамблеи как на службу, на первых балах царила удручающая скука, танцевали, словно отбывали неприятную повинность, вместо светской беседы — односложные ответы на простенькие вопросы и долгие томительные паузы. Все боялись грозного царя, который к тому же и сам едва ли мог служить образцом светскости, так как любой организованный им праздник заканчивался пьяным разгулом с грубыми, непристойными развлечениями и шумными изъявлениями казенного ликования.

Его необразованная и невежественная жена также очень мало могла помочь в этом важном деле.

Для создания пристойного фасада русской монархии и для быстрого образования дворянства нужен был не царьмастеровой, а женщина с врожденным чувством такта и изящества. Уже царствование Анны в этом отношении было очень благотворным. Она заложила основы придворной жизни: учредила придворные должности, установила дни приемов, давала балы и устроила театр. При ней в Петербурге явилась мода, а вместе с нею роскошь.

Пьянство и грубый разгул, царившие при Петре, были совершенно удалены из дворца. Но все же, несмотря на явные положительные сдвиги, Анна, в силу своего невежества, не могла привить русскому обществу европейского лоска. Достаточно было оказаться в ее дворце, полном шутов, дураков, карликов, всякого рода ручных птиц и зверей, посмотреть на грубые фарсы, разыгрываемые на сцене, а также послушать разговоры самой государыни и ее первых дам, напоминающие болтовню посудомоек, чтобы понять — русское светское общество находилось пока в младенческом состоянии.

Однако дальше дело пошло успешней, и уже во второй половине столетия русское дворянство в смысле просвещения, утонченности вкусов, изящных манер и привычек смогло сравняться с западным. Это чудо совершили две императрицы — Елизавета I и Екатерина П. По масштабам сделанное ими вполне сопоставимо с деяниями Петра. Но только тот проводил свои реформы в сфере учреждений и государственных институтов, а они — в умах и сердцах своих подданных. Петр рубил с плеча и пугал своими жестокими приказами, его преемницы прибегали к средствам более деликатным, но не менее действенным. Можно сказать, что при двух этих государынях свершилась настоящая «галантная революция»: зазвучала французская речь, появились любовные романы и амурные песенки, утвердилась деспотическая мода, вошло в употребление бесчисленное множество дорогих и красивых безделушек, появились дворцы и роскошные усадьбы, парки, домашние театры и капеллы, утонченные разговоры и светские условности.

И не надо смущаться тем, что при Елизавете все это было еще как бы не очень серьезно и даже, до некоторой степени, карикатурно. За неумеренным преклонением перед всем иностранным и за легкомысленным увлечением любовными романами вскоре стали проступать вещи более серьезные: был основан Московский университет и Российская Академия художеств, появилась русская литература, русская музыка и русский национальный театр. В особенности сильно продвинулось русское общество по пути просвещения в блистательное царствование Екатерины П. Эта немного восторженная, но в общем очень деятельная, умная и методичная немка, была для России хорошей хозяйкой и хорошей государыней. Дело преобразования русского общества, начатое Петром Великим, получило при ней достойное завершение — русские дворяне, на которых в начале века просвещенные соседи смотрели как на невежественных дикарей, усвоив европейскую культуру и европейский лоск, ничем более в конце столетия не отличалось от них. Яркий и самобытный расцвет в следующем веке русской дворянской культуры показал, что семена упали на благодатную почву.

ЕЛИЗАВЕТА ПЕТРОВНА

Елизавета, дочь царя-реформатора Петра I, родилась 18 декабря 1709 г. в старинном подмосковном селе Коломенском. Матерью ее была невенчанная жена Петра Екатерина Скавронская. В этот день государь как раз возвратился в Москву после долгого отсутствия и намеревался шумно отмечать полтавскую победу, но, узнав о рождении дочери, воскликнул: «Отложим празднество о победе и поспешим поздравить с восшествием в мир мою дочь». Петр нашел Екатерину и новорожденного младенца здоровыми и на радостях устроил пир.

Современники пишут, что уже в детстве принцесса Елизавета была очень мила Будучи только восьми лет от роду, она обращала на себя внимание своею красотой В 1717 г обе дочери встречали Петра, возвращавшегося из-за границы, одетыми в испанские наряды Тогда французский посол заметил, что младшая дочь государя кажется в этом наряде необыкновенно прекрасной В следующем году введены были ассамблеи, и обе царевны явились туда в платьях разных цветов, вышитых золотом и серебром, в головных уборах, блиставших бриллиантами Все восхищались искусством Елизаветы в танцах Кроме легкости в движениях она отличалась находчивостью и изобретательностью, беспрестанно выдумывая новые фигуры Французский посланник Леви говорил, что Елизавета могла бы назваться совершенной красавицей, если бы у нее волосы не были рыжеваты Воспитание царевны Елизаветы не могло быть особенно удачным, тем более что мать ее была совершенно безграмотна Но ее учили по-французски, и мать постоянно намекала на важные причины, из-за которых она лучше других предметов обучения должна была знать французский язык Причины эти, как известно, заключались в сильном желании ее родителей выдать Елизавету за какую-нибудь из особ французской королевской крови Однако на все настойчивые предложения породниться с французскими Бурбонами те отвечали вежливым, но решительным отказом Обучение все же не прошло даром — Елизавета познакомилась с французскими романами, и это чтение несколько смягчило и возвысило ее душу Возможно, именно поэтому к ней не привились те грубые нравы, которые царили в то время при петербургском дворе, и ее собственное царствование имело в себе гораздо больше европейской галантности и утонченности, чем все предыдущие Во всем остальном обучение Елизаветы было мало обременительным, приличного систематического образования она так никогда и не получила Все ее время было заполнено верховой ездой, охотой, греблей и уходом за своей внешностью Вследствие того, что Елизавета считалась незаконнорожденной, ее поначалу не рассматривали в качестве претендентки на российский трон После смерти Петра I власть перешла в руки ее матери Екатерины I, а затем императором был провозглашен нелюбимый внук Петра І — Петр II При нем Елизавета переехала в Москву и поселилась в Покровском Любимым ее занятием было собирать сельских девушек, слушать их песни и водить с ними хороводы Она и ее фрейлины с удовольствием принимали участие в их простых забавах Зимой она каталась по пруду на коньках и ездила в поле охотиться за зайцами Она ездила также в Александровскую слободу и, полюбив это место, приказала построить здесь два деревянных дворца на каменном фундаменте — один зимний, другой летний Проживая в Александровской слободе, она занималась соколиной охотой и наезжала в село Курганиху травить волков На масленицу собирались к ней слободские девушки кататься на салазках Другим ее занятием было разведение фруктового сада Когда в 1730 г престол заняла Анна Иоановна, Елизавета продолжала некоторое время проживать в своей подмосковной усадьбе и была очень далека от тогдашней политической жизни Только по приказанию императрицы она переселилась в Петербург, где у нее было два дворца — один летний близ Смольного, другой зимний на окраине города Она жила здесь очень скромно, испытывая постоянные денежные затруднения, носила простенькие платья из белой тафты и на свои средства воспитывала двух двоюродных сестер — дочерей Карла Скавронского, старшего брата Екатерины I Знать пренебрегала царевной, поскольку известно было, что Анна не любила ее Зато двери елизаветинского дома были всегда открыты для гвардейских солдат Она раздавала им маленькие подарки, крестила их детей и очаровывала их улыбками и взглядами В обществе Елизавета показывалась достаточно редко, но все же являлась на балы и куртаги и по по-прежнему блистала там как необыкновенная красавица Когда китайскому послу, первый раз приехавшему в Петербург в 1734 г, задали вопрос, кого он находит прелестнее всех женщин, он прямо указал на Елизавету По описанию часто видевшей ее жены английского посланника, леди Рондо, у нее были превосходные каштановые волосы, выразительные голубые глаза, здоровые зубы, очаровательные уста Говорили, правда, что ее образование отличалось небрежением, но тем не менее она обладала наружными признаками хорошего воспитания превосходно говорила по-французски, знала по-итальянски и немного по-немецки, изящно танцевала, всегда была весела, жива и занимательна в разговорах Решительно неподражаема была цесаревна в русской пляске, которой в веселые часы забавлялась императрица со своими шутами и шутихами Жажда власти была совершенно не в характере Елизаветы Так, она не принимала участия ни в одном из многочисленных государственных переворотов, то и дело происходивших тогда при русском дворе, и даже не старалась заявить о своих правах на престол Если она и оказалась вовлеченной в 1741 г в вихрь политических событий, то обязана была этим скорее внешним обстоятельствам, чем склонностям своей натуры После смерти в 1740 г Анны Иоановны, в Петербурге началось сильнейшее брожение умов Заявила о своем существовании так называемая национальная партия, засилье немцев, которое покорно сносили в течение десяти лет, сделалось вдруг невыносимым Всесильного фаворита прежней императрицы, герцога Бирона, которого Анна, умирая, назначила регентом при своем недавно родившемся внучатом племяннике Иване Антоновиче, ненавидели все поголовно Фельдмаршал Миних с помощью караула Преображенского полка легко лишил Бирона власти и передал регентство матери императора, Анне Леопольдовне Когда же стало ясно, что эта правительница не способна вести управление и что при ней немцы остались в прежней силе, то движение в гвардии началось против самой Анны Леопольдовны. В этих обстоятельствах как то само собой приходило на ум имя Елизаветы, тем более что в гвардии ее знали очень хорошо. Спрашивали — с какой стати русские должны принимать немецкого императора и его родню, когда жива и здравствует родная дочь Петра Великого. То, что она родилась до заключения брака и считалась вследствие этого незаконной, уже не смущало никого. Солдаты и офицеры прямо обратились к Елизавете с просьбой взять престол от немцев.

«Матушка! Мы все готовы, — говорили они, — только ждем твоих приказаний, что, наконец, велишь нам». Под влиянием этих уговоров, а также послушавшись уговоров своего доктора Лестока (через которого действовал французский посланник Шетарди), Елизавета, наконец, решилась на переворот.

Ночью 25 ноября 1741 г. она отправилась в казармы Преображенского полка и оттуда с одной ротой солдат захватила дворец, арестовала Анну Леопольдовну, ее мужа герцога Брауншвейгского, малютку Ивана Антоновича и объявила себя императрицей.

Самостоятельное царствование Елизаветы имело в себе много блеска и славы. Новая императрица была очень приятна в общении, остроумна, весела, изящна, и приближенным невольно приходилось следовать ее примеру, чтобы оставаться в фаворе. Это способствовало развитию высшего русского общества на пути европейской утонченности. Разумеется, русскому двору и тогда было далеко до парижского эталона, однако по сравнению с аннинским двором прогресс был заметным и впечатляющим. Правда, и цена за него была заплачена немалая. Елизавета имела слабости, которые недешево обходились государственной казне. Страсть к нарядам и к уходу за своей красотой у императрицы граничили с настоящей манией Долгое время вынужденная стеснять себя в этом смысле по экономическим соображениям, она со дня своего восшествия на престол совершенно переменилась и никогда больше не одевала новое платье во второй раз. Танцуя до упаду и подвергаясь сильной испарине вследствие преждевременной полноты, она иногда по три раза меняла наряды во время одного бала. В 1753 г. при пожаре какого-то из ее московских дворцов сгорело четыре тысячи платьев, однако после смерти Елизаветы их осталось в ее гардеробах еще 15 тысяч. Кроме того, к наследникам перешли два сундука ее шелковых чулок, тысяча пар туфель и более сотни кусков французских материй. Елизавета с нетерпением поджидала прибытия французских кораблей в Санкт-Петербургский порт и приказывала немедленно покупать новинки, привозимые ими, прежде, чем другие их увидели. Гардероб императрицы вмещал и собрание мужских костюмов. Она унаследовала от отца любовь к переодеваниям. Два раза в неделю при дворе происходили маскарады, на которых Елизавета часто появлялась переодетой в мужские костюмы — то французским мушкетером, то казацким гетманом, то голландским матросом. У нее были красивые ноги, и, полагая, что мужской костюм не выгоден ее соперницам по красоте, она то и дело затевала маскированные балы, на которые все дамы должны были являться во фраках французского покроя, а мужчины — в юбках с панье.

Императрица строго следила за тем, чтобы никто не смел носить платьев и причесок нового фасона до того, как она их оставляла. Однажды Лопухина вздумала явиться во дворец с розой в волосах, тогда как государыня имела в прическе такую же розу. В разгар бала Елизавета заставила виновную встать на колени, велела подать ножницы, срезала преступную розу вместе с прядью волос и, закатив виновнице две добрые пощечины, продолжала танцевать.

Императрица вообще была женщиной гневливой, капризной и энергичной, несмотря на лень. Своих горничных и прислугу она била по щекам и бранилась при этом самым непристойным образом. Раз ей понадобилось обрить свои белокурые волосы, которые она красила в черный цвет. Сейчас же был отдан приказ всем придворным дамам также обрить свои головы. Всем им пришлось заменить прически безобразными черными париками. Вспыльчивость сочеталось в ней с чрезвычайной религиозностью. Елизавета проводила в церкви многие часы, стоя коленопреклоненной, так что даже иногда падала в обморок. Но и здесь прирожденная лень давала себя знать во многих забавных мелочах. Совершая пешком паломничество в Троицу, Елизавета употребляла недели, а иногда и месяцы на то, чтобы пройти 60 верст, отделявшие Москву от монастыря. Случалось, что утомившись, она не могла дойти пешком три-четыре версты до остановки, где она приказывала строить дома и где отдыхала по нескольку дней. Она доезжала тогда до дома в экипаже, но на следующий день карета отвозила ее к тому месту, где она прервала свое пешее хождение. В 1748 г. богомолье заняло почти все лето. Елизавета строго соблюдала посты, однако не любила рыбы и в постные дни питалась вареньем и квасом, чем сильно вредила своему здоровью.

«Ассамблеи», введенные Петром I, были забыты ближайшими его преемниками. Елизавета возродила этот обычай наряду с другими, но от прежних собраний, на которых царила скучная атмосфера казенного праздника, осталось одно название. Теперь законом стали французские образцы и французская грация.

После государственного переворота совершилась еще и другая революция: ее создали торговцы модными товарами и учителя танцев. В елизаветинскую эпоху дворянству привился вкус к развлечениям и утонченным удовольствиям. Все виды изящества и роскоши быстро развивались при русском дворе. Главному повару императрицы Фуксу положен был оклад в 800 рублей, что по тем временам считалось огромной суммой. Однако, по правде говоря, это был едва ли не единственный хороший повар на весь Петербург. Государыня любила хорошо поесть и знала толк в вине. Не оставалась без внимания и духовная пища. Уже во время своей коронации Елизавета велела выстроить в Москве оперный театр. С тех пор оперные представления постоянно чередовались с аллегорическими балетами и комедиями.

Впрочем, иноземные наблюдатели, а в особенности французы, отмечая эти новшества, жаловались на то, что изобилие роскоши не покрыло недостаток вкуса и изящества. В общественных собраниях по-прежнему царила скука, мало было живости и остроумия, которые одни и сообщают раутам прелесть. Любя веселье, Елизавета хотела, чтобы окружающие развлекали ее веселым говором, но беда была обмолвиться при ней хотя бы одним словом о болезнях, покойниках, о прусском короле, о Вольтере, о красивых женщинах, о науках, и все большею частью осторожно молчали. Собственно, и роскошь по европейским меркам во многом оставалась мишурной. Настоящих дворцов, удобных для проживания, еще не было. Несмотря на свою позолоту они скорее напоминали палатки Золотой орды. В них не жили, а, по выражению Дугласа, скорее стояли на биваках. Строили их с изумительной быстротой, буквально за считанные недели, но при этом забывали о комфорте. Лестницы были темными и узкими, комнаты — маленькими и сырыми. Залы не отапливались. Угнетали шум, грязь и теснота. В будничном обиходе царили неряшество и каприз; ни порядок придворной жизни, ни комнаты, ни выходы дворца не были устроены толково и уютно; случалось, навстречу иноземному послу, являвшемуся во дворец на аудиенцию, выносили всякий сор из внутренних покоев. Да и нравы старого московского двора не совсем еще отошли в прошлое. Государыня любила посиделки, подблюдные песни, святочные игры. На масленицу она съедала по две дюжины блинов. Фаворит Разумовский приохотил Елизавету к жирной украинской кухне — щам, буженине, кулебяке и гречневой каше. Этим он нанес непоправимый ущерб красоте своей подруги. Елизавета расплылась. Впрочем, дородность в то время не считалась в России недостатком. Гораздо более, чем тонкостью талии, дорожили цветом лица. Другие излишества также расстраивали здоровье императрицы. Она редко ложилась спать до рассвета и засыпала с большим трудом, лишь после того как начинали чесать пятки. Пробуждалась она около полудня.

С начала своего правления Елизавета была очень озабочена тем, чтобы не посрамить имени и наследия своего отца. Она настолько была привержена этой идее, что даже пыталась заниматься делами, но с годами лень и нерадение все более и более брали над ней вверх. Уже в 1742 г. канцлер Бестужев горько жаловался саксонскому министру на беспечность и рассеянность императрицы. Среди занимавших ее удовольствий государыня с трудом находила время для чтения бумаг и слушанья докладов. Важнейшие документы неделями лежали, ожидая подписи Елизаветы. Тем не менее царствование ее можно считать удачным и даже блестящим. При ней уничтожены были внутренние таможни, при ней основали первый русский университет, при ней Европа вновь увидела русскую армию и услышала о ее победах.

Однако и во внешней политике, как и везде, императрица руководствовалась скорее личными пристрастиями, чем глубоким расчетом. Она терпеть не могла прусского короля и дважды успешно воевала с ним. Только внезапная смерть русской государыни спасла Фридриха II от полного разгрома в Семилетней войне.

С 1757 г. Елизавету стали преследовать тяжелые истерические припадки.

Она то и дело лишалась чувств, а затем очень тяжело приходила в себя и в течение нескольких дней чувствовала себя такой слабой, что не могла внятно говорить. В довершение несчастья, на ногах у нее открылись незаживающие раны и кровотечения. За зиму 1760/1761 г. Елизавета только раз была на большом выходе. Всегда непоседливая и общительная, она теперь большую часть времени проводила запершись в своей спальне. Красота ее быстро разрушалась, и это более всего удручало больную. От скуки Елизавета пристрастилась к крепкой наливке. 12 декабря 1761 г. у нее явился упорный кашель и кровохарканье. Через десять дней, после нового сильного кровотечения, врачи объявили, что положение императрицы безнадежно. Она исповедовалась и причастилась. Но мучительная агония продолжалась еще несколько дней. Смерть наступила 25 декабря.

ЕКАТЕРИНА ВТОРАЯ

Мать Екатерины, Иоанна-Елизавета, принадлежала к голштейн-готторпскому княжескому роду, одному из многочисленных княжеских родов Северной Германии, а ее отец, Христиан Август — к другому и еще более мелкому владетельному роду — ангальт-цербстскому. Подобно многим своим соседям, мелким северогерманским князьям, он состоял на службе у прусского короля, был полковым командиром, комендантом, а потом губернатором города Штетина, неудачно баллотировался в курляндские герцоги и кончил свою экстерриальную службу прусским фельдмаршалом, возведенный в это звание по протекции русской императрицы Елизаветы. В Штетине и родилась у него 21 апреля 1729 г. дочь Софья-Августа-Фредерика, будущая Екатерина Великая.

Детство Екатерины прошло в скромной обстановке — иной не мог себе позволить прусский генерал из мелких немецких князей. Она росла резвой, шаловливой и даже бедовой девочкой, любила попроказить и щегольнуть своей отвагой перед мальчишками, с которыми запросто играла на штетинских улицах. Родители не отягощали ее воспитанием и особо не церемонились при выражении своего неудовольствия. Екатерина сама потом признавалась, что за всякий промах приучена была ждать материнских пощечин.

Казалось, маленькой принцессе нечего было ожидать от судьбы. Между тем честолюбивые мечты пробудились в ней очень рано. Позже она писала, что уже в семь лет мечтала о короне, а когда ее троюродный брат принц Петр Гольштинский был объявлен в 1742 г. наследником русского престола, она «во глубине души предназначила себя ему», потому что считала эту партию самой значительной из всех возможных. Детская мечта Екатерины вскоре осуществилась. В начале января 1744 г. в Цербст прискакал курьер из Петербурга.

Он привез письмо Брюмера, гувернера и воспитателя великого князя. Брюммер писал, что Иоанна-Елизавета должна незамедлительно выехать вместе с дочерью в Россию. К письму был приложен чек на 10 000 рублей для покрытия путевых издержек. Хотя в письме ни слова не говорилось о замужестве, родители сразу сообразили, в чем дело. Уже через месяц мать и дочь были в Петербурге.

Императрица Елизавета приняла Екатерину чрезвычайно радушно. Петр, предназначенный ей в женихи, в первые дни также был очень предупредителен к ней. Однако Екатерина очень быстро поняла, что он из себя представляет. Она сообразила также, что не встретит ни в ком поддержки и может рассчитывать только на свои силы. Иметь в России значение можно было только сделавшись русской. Желая поскорее выучиться русскому языку, Екатерина вставала по ночам, и в то время как все кругом спали, сидя в постели, вытверживала наизусть тетради, которые давал ей учитель. В комнате было жарко. Не зная московского климата, она не считала нужным обуваться и ходила босиком. Вследствие этого на пятнадцатый день у нее открылось воспаление легких, которое чуть не свело ее в могилу. Почти месяц будущая великая княгиня находилась между жизнью и смертью. Когда положение ее стало совсем плохо, мать хотела пригласить лютеранского пастора, но Екатерина пожелала причаститься у православного священника. Эпизод этот стал широко известен и сильно расположил в пользу Екатерины как саму императрицу, так и весь ее двор. С этого времени брак Екатерины с великим князем был окончательно решен, и 21 августа 1745 г. состоялась свадьба.

После венчания для 16-летней Екатерины началась продолжительная полоса испытаний. Петр, занятый своими развлечениями и своими любовницами, почти не обращал на нее внимания. «Я очень хорошо видела, — писала она позже, — что великий князь вовсе не любит меня… Вследствие этого я старалась восторжествовать над моим самолюбием и изгнать из сердца ревность… но для того, чтобы не ревновать, было только одно средство — не любить его. Если бы он желал быть любимым, то относительно меня это было вовсе не трудно: я от природы была наклонна и привычна к исполнению моих обязанностей, но для этого мне был нужен муж со здравым смыслом, а мой его не имел».

Екатерина пристрастилась к охоте и верховой езде. Танцы и маскарады также нравились ей. Но все эти забавы не могли заполнить пустоты ее жизни, особенно в долгие зимние дни. Надежную союзницу в борьбе со скукой Екатерина нашла в книге. После свадьбы она, по ее словам, только и делала, что читала. «Никогда без книги, и никогда без горя, но всегда без развлечений», — так очерчивала она в «Записках» свое тогдашнее времяпрепровождение. В шутливой эпитафии, которую Екатерина написала себе самой в 1778 г., она признавалась, что в течение 18 лет скуки и уединения (замужества) имела достаточно времени, чтобы прочитать много книг.

Другим развлечением Екатерины были фавориты. Вслед за Сергеем Салтыковым и графом Понятовским судьба связала ее с человеком, сыгравшим затем в ее жизни чрезвычайно важную роль. Весной 1759 г. в Петербург прибыл граф Шверин, флигель-адъютант Фридриха II, попавший в плен в битве при Цорндорфе. К нему были приставлены в виде стражи два офицера, один из которых, Григорий Орлов, особенно отличился в упомянутом сражении — был три раза ранен, но не ушел с поля боя. От природы Орлов был наделен геркулесовым телосложением и огромной силой. Он страшно нравился женщинам, так как был полон молодечества и удали, горел неутолимой жаждой ко всевозможным наслаждениям и приключениям. Во всех обычных занятиях тогдашних военных: в попойках, игре, волокитстве, танцах и драках он не знал себе равных. Всеобщую известность в Петербурге Орлов приобрел в 1760 г., когда отбил любовницу у Петра Шувалова, двоюродного брата всемогущего фаворита Елизаветы. Тогда-то Екатерина, которая давно уже не имела постоянного друга, обратила на него внимание. Едва почувствовав благосклонность со стороны великой княгини, Орлов приложил все усилия к тому, чтобы завоевать ее любовь. Позже Екатерина вспоминала: «Орлов всюду следовал за мною и делал тысячу безумств; его страсть ко мне была публична». Помощь этого офицера, любимца всей гвардии, вскоре оказалась для Екатерины очень полезной. 25 декабря 1761 г. умерла императрица Елизавета. Сделавшись императором, Петр III поспешил подтвердить самые мрачные предчувствия Екатерины. Французский посол Брейтель уже 31 декабря сообщал своему двору о печальном положении Екатерины: «В день поздравления с восшествием на престол на лице императрицы была написана глубокая печаль; ясно, что она не будет иметь никакого значения, и я знаю, что она старается вооружиться философией, но это противно ее характеру… Императрица находится в самом жестоком положении, с нею обходятся с явным презрением…» Петр не скрывал своей нелюбви к Екатерине: при всех оскорблял ее и грозился заточить в монастырь. Готовя развод, он собирался жениться на своей фаворитке графине Воронцовой. Екатерине ничего не оставалось, как думать о защите. Позже она писала, что Григорий Орлов и его братья сразу же после смерти императрицы Елизаветы стали внушать ей мысль о необходимости отстранить Петра и самой стать в челе правления, но что она долго не соглашалась на это и начала склоняться к их предложению только после того, как ей стало достоверно известно о намерении мужа арестовать ее.

Едва Екатерина дала свое согласие на участие в заговоре, Орловы развернули бурную деятельность во всех гвардейских полках. «Умы гвардейцев, — писала потом Екатерина, — были приготовлены, и в заговоре было от ЗО до 40 офицеров и около 10 тысяч рядовых. В этом числе не нашлось ни одного изменника в продолжение трех недель; было четыре отдельные партии, ихг начальники были приглашены для осуществления плана, а настоящая тайна была в руках трех братьев Орловых».

Как и все предыдущие перевороты, эта дворцовая революция увенчалась полным успехом. Лето 1762 г. Петр III проводил в Ораниенбауме, а Екатерина — в Петергофе. Рано утром 28 июня Орловы тайно вывезли Екатерину в Петербург и провозгласили ее императрицей. Все войска немедленно присягнули новой государыне. Вечером того же дня Екатерина во главе гвардии выступила в Ораниенбаум против Петра. Император не решился на борьбу и 29 июня подписал свое отречение от престола. Он был отправлен на мызу в Ропшу, и раньше, чем Екатерина решила, что с ним делать, был убит в пьяной ссоре с Алексеем Орловым. Официально было объявлено, что низложенный император скончался от геморроидального припадка. Впрочем, мало кто стремился доискаться до истины: никто искренне не жалел низвергнутого Петра, и все полны были ожидания, поскольку новое царствование обещало быть не просто блестящим и выдающимся — оно сулило стать великим.

Екатерина сразу энергично взялась за решение текущих дел. Со дня вступления на престол и до отъезда в Москву на коронацию, она присутствовала в Сенате 15 раз. Брейтель доносил своему двору в октябре 1762 г.; «Царица стремится показать всем, что хочет сама управлять и руководить делами. Ей приносят депеши послов: она охотно составляет черновики ответов и присутствует довольно аккуратно на заседаниях Сената, где крайне деспотично решает самые важные вопросы, касающиеся и общего управления страной, и частных лиц».

Во внешней политике Екатерину особенно заботило течение дел в Польше.

Покровительствуя польским православным, она пыталась уравнять их в правах с католиками. Однако добиться этого от фанатичной польской шляхты можно было только силой. Русский посланник в Варшаве Репнин принужден был действовать со всей возможной твердостью. Интригами, подкупом и угрозами, введением русских войск в предместья Варшавы и арестом наиболее упрямых противников Репнин добился того, что 9 февраля 1768 г. Сейм согласился со свободой вероисповедания для диссидентов и политически уравнял их с католической шляхтой. В ответ по всей Польше стали вспыхивать антидиссидентские конфедерации. В Польшу были двинуты русские войска. Обеспокоенные этим турки 25 сентября арестовали русского посла Обрезкова и объявили войну России.

Получив вдруг на руки две войны, Екатерина нисколько не смутилась.

Напротив, угрозы с запада и с юга только придали ей задора. Она писала графу Чернышеву: «Туркам с французами заблагорассудилось разбудить кота, который спал; я сей кот, который им обещает дать себя знать, дабы память не скоро исчезла. Я нахожу, что мы освободились от большой тяжести, давящей воображение, когда развязались с мирным договором… Теперь я развязана, могу делать все, что мне позволяют средства, а у России, вы знаете, средства не маленькие… и вот мы зададим звон, какого не ожидали, и вот турки будут побиты».

Воодушевление императрицы передалось ее окружению. Уже на первом заседании Военного совета 4 ноября решено было вести войну не оборонительную, а наступательную, и прежде всего стараться поднять угнетаемых Турцией христиан. С этой целью 12 ноября Григорий Орлов предложил отправить экспедицию в Средиземное море, с тем, чтобы способствовать восстанию греков. План этот понравился Екатерине, и она энергично приступила к его осуществлению. 16 ноября она писала Чернышеву: «Я так расщекотала наших морских по их ремеслу, что они огневые стали». А еще через несколько дней:

«У меня в отменном попечении нынче флот, и я истинно его так употреблю, если Бог велит, как он еще не был».

Военные действия начались в 1769 г. Армия генерала Голицына перешла через Днепр и взяла Хотин. Но Екатерина осталась недовольна его медлительностью и передала верховное командование Румянцеву, который вскоре овладел Молдавией и Валахией, а также побережьем Азовского моря с Азовом и Таганрогом. Екатерина велела укреплять эти города и начинать устройство флотилии.

Она развила в этом году изумительную энергию, работала как настоящий начальник генерального штаба, входила в подробности военных приготовлений, составляла планы и инструкции. В апреле Екатерина писала Чернышеву:

«Я турецкую империю подпаливаю с четырех углов; не знаю, загорится ли и сгорит ли, но то ведаю, что со времени начатия их не было еще употреблено противу их больших хлопот и забот… Много мы каши заварили, кому-то вкусно будет. У меня армия на Кубани, армия против безмозглых поляков, со шведами готова драться, да еще три суматохи inpetto, коих показывать не смею…»

В самом деле, неприятностей и забот было много. В июле 1769 г. из Крон" штадта отплыла наконец эскадра под командой Спиридова. Из 15 больших и малых судов эскадры до Средиземного моря добралось только восемь. С этими силами Алексей Орлов, лечившийся в Италии и напросившийся быть руководителем восстания турецких христиан, поднял Морею. Соединившись затем с подошедшей эскадрой Эльфингстона, он погнался за турецким флотом и в Хиосском проливе, близ крепостицы Чесмы настиг армаду, по числу кораблей больше чем вдвое превосходившую русский флот. После четырехчасового боя турки укрылись в Чесменской бухте (24 июня 1770 г.). Через день в лунную ночь русские пустили брандеры, и к утру скученный в бухте турецкий флот был сожжен (26 июня).

За блестящими морскими победами на Архипелаге последовали столь же блестящие сухопутные победы в Бессарабии. Екатерина писала Румянцеву: «Я надеюсь на помощь Божескую и искусство ваше в военном деле, что не оставите сего наилучшим образом удовлетворить и произвести такие дела, которые приобретут вам славу и докажут, сколь велико усердие ваше к отечеству и ко мне. Не спрашивали римляне, когда, где было их два или три легиона, в коликом числе против них неприятель, но где он; наступали на него и поражали, и не многочислием своего войска побеждали многообразные противу их толпы…» Вдохновленный этим письмом Румянцев в июле 1770 г. дважды разбил многократно превосходящие турецкие армии на Ларге и Кагуле. Тогда же взята была важная крепость на Днестре Бендеры. В 1771 г. генерал Долгоруков прорвался через Перекоп в Крым и захватил крепость Кафу, Керчь и Еникале. Хан Селим-Гирей бежал в Турцию. Новый хан Сагиб-Гирей поспешил заключить с русскими мир. На этом активные действия закончились и начались длительные переговоры о мире, опять вернувшие Екатерину к польским делам.

Военные успехи России возбудили опасения в соседних странах, прежде всего в Австрии и Пруссии. Недоразумения с Австрией дошли до того, что вслух заговорили о возможности войны с ней. Фридрих II усиленно внушал русской императрице, что желание России присоединить к себе Крым и Молдавию может привести к новой европейской войне, так как Австрия никогда не согласится на это. Гораздо разумнее взять в качестве компенсации часть польских владений. Он прямо писал своему послу Сольмсу, что для России все равно, откуда она получит вознаграждение, на которое имеет право за военные убытки, и так как война началась единственно из-за Польши, то Россия имеет право взять себе вознаграждение из пограничных областей этой республики. Австрия должна была при этом получить свою часть для уменьшения своей враждебности. В Петербурге понравилась мысль о разделе Польши. 25 июля 1772 г. последовало соглашение трех держав-дольщиц, по которому Австрия получала всю Галицию, Пруссия — западную часть Польши, а Россия — Белоруссию. Уладив за счет Польши противоречия с европейскими соседями, Екатерина могла приступить к турецким переговорам. 1773 и 1774 гг. выдались для русской императрицы сложными: поляки продолжали сопротивляться, турки не хотели мириться. Дорогостоящая война продолжалась, а между тем новая угроза надвинулась с Урала. В сентябре поднял восстание Емельян Пугачев. В октябре он уже настолько усилился, что начал осаду Оренбурга. Императрица с беспокойством смотрела на это бедствие. 10 июля 1774 г. был наконец заключен выгодный мирный договор с Турцией. Турки признали независимость крымских татар. Крымские города Керчь и Еникале, замок Кинбурн и степь между Бугом и Днепром отошли России.

Радость императрицы была тем сильнее, что давно уже потеряли надежду получить такой выгодный мир. Но одновременно все более и более тревожные вести приходили с востока. Пугачев уже был разбит два раза. Он бежал, но бегство его оборачивалось новым наступлением. Никогда его успехи не были ужаснее, чем летом 1774 г., никогда мятеж не свирепствовал с такой силой.

Возмущение переходило от одной деревни к другой, от провинции к провинции. Эти горестные известия произвели в Петербурге глубокое впечатление и омрачили радость от окончания Турецкой войны. Только в августе Пугачев был окончательно разбит и пленен. 10 января 1775 г. его казнили в Москве.

Что касается польских дел, то 16 февраля 1775 г. Сейм наконец принял закон об уравнении диссидентов в политических правах с католиками. Таким образом, несмотря на все препятствия Екатерина довела до конца это тяжелое дело и закончила с успехом три кровопролитные войны — две внешние и одну внутреннюю.

Пугачевское восстание вскрыло серьезные недостатки существующего областного управления: во-первых, прежние губернии представляли слишком обширные административные округа; во-вторых, эти округа были снабжены недостаточным количеством учреждений со скудным личным составом; втретьих, в областном управлении смешивались различные ведомства: одно и то же место ведало и собственно администрацией, и финансами, и судом. С целью устранить эти недостатки в 1775 г. Екатерина начала губернскую реформу. Было введено новое областное деление: империя была разделена на 50 губерний (вместо прежних 20). В губерниях насчитывалось по 300–400 тысяч жителей; в свою очередь, они подразделялись на уезды с населением в 20–30 тысяч человек. Каждая губерния получила однообразное административное и судебное устройство.

После потрясений первых лет жизнь императрицы вошла в спокойное русло. Мерное течение событий нарушалось только периодической сменой фаворитов. В 1772 г. получил отставку Григорий Орлов. Через два года его место занял Григорий Потемкин, сделавшийся в короткое время первым вельможей в государстве. Были затем и другие фавориты, но никто из них не мог сравниться по своему влиянию с Потемкиным.

Екатерина просыпалась обыкновенно в шесть часов утра. В начале царствования она сама одевалась и растапливала камин. Позже ее облачала по утрам камер-юнгфера Перекусихина. Императрица полоскала рот теплой водой, натирала щеки льдом и шла в свой кабинет. Здесь ее ждал утренний очень крепкий кофе, к которому подавались обычно густые сливки и печенье. Сама императрица ела немного, но полдюжины левреток, всегда разделявшие с ней завтрак, быстро опустошали сахарницу и корзинку с печеньем.

Покончив с едой, государыня выпускала собак на прогулку, а сама садилась за работу.

В девять она возвращалась в спальню и принимала докладчиков. Первым входил обер-полицмейстер. Чтобы прочесть бумаги, поданные для подписи, императрица одевала очки. Затем являлся секретарь и начиналась работа с документами. Как известно, императрица читала и писала на трех языках, но при этом допускала множество синтаксических и грамматических ошибок, причем не только в русском и французском, но и в своем родном немецком.

Секретарям приходилось переписывать набело все черновики императрицы.

Занятия с секретарем прерывались то и дело визитами генералов, министров и сановников. Так продолжалось до обеда, который был обычно в час или два.

Отпустив секретаря, Екатерина уходила в малую уборную, где ее причесывал старый парикмахер Колов. Екатерина снимала капот и чепец, облачалась в чрезвычайно простое, открытое и свободное платье с двойными рукавами и широкие башмаки на низком каблуке. В будние дни императрица не носила никаких драгоценностей. В парадных случаях Екатерина одевала дорогое бархатное платье, так называемого «русского фасона», а прическу украшала короной. Парижским модам она не следовала и не поощряла это дорогое удовольствие в своих придворных дамах.

Закончив туалет Екатерина переходила в официальную уборную, где ее кончали одевать. Это было время малого выхода. Здесь собирались внуки, фаворит и несколько близких друзей вроде Льва Нарышкина. Государыне подавали куски льда, и она совершенно открыто натирала ими свои щеки.

Затем прическу покрывали маленьким тюлевым чепчиком, и туалет на этом кончался. Вся церемония продолжалась около 10 минут.

Вслед за тем все отправлялись к столу. В будни на обед приглашалось человек двенадцать. По правую руку садился фаворит. Обед продолжался около часа и был очень прост. Екатерина никогда не заботилась об изысканности своего стола. Ее любимым блюдом была вареная говядина с солеными огурцами. В качестве напитка она употребляла смородиновый морс. В последние годы жизни она по совету врачей выпивала рюмку мадеры или рейнвейна. За десертом подавали фрукты, по преимуществу яблоки и вишни. После обеда Екатерина несколько минут беседовала с приглашенными, затем все расходились. Екатерина садилась за пяльцы — она вышивала очень искусно, — а Бецкий читал ей вслух. Отдых продолжался около часа. В условленное время императрице докладывали о приходе секретаря два раза в неделю она разбирала с ним заграничную почту и делала пометки на полях депеш. В другие установленные дни к ней являлись должностные лица с донесениями или за приказаниями.

В четыре часа рабочий день императрицы заканчивался, наступало время отдыха и развлечений. По длинной галерее Екатерина в сопровождении фаворита переходила из Зимнего дворца в Эрмитаж. Это было ее любимое место пребывания. Она рассматривала новые коллекции и размещала их, играла партию в бильярд, а иногда занималась резьбой по слоновой кости. В шесть часов императрица проходила в приемные покои Эрмитажа, уже наполнявшиеся лицами, имевшими вход ко двору. Граф Хорд в своих мемуарах так описывал Эрмитаж: «Он занимает целое крыло императорского дворца и состоит из картинной галереи, двух больших комнат для карточной игры и еще одной, где ужинают на двух столах «по семейному», а рядом с этими комнатами находится зимний сад, крытый и хорошо освещенный. Там гуляют среди деревьев и многочисленных горшков с цветами. Там летают и поют разнообразные птицы, главным образом канарейки. Нагревается сад подземными печами. Несмотря на суровый климат, в нем всегда царствует приятная температура. Этот столь прелестный апартамент становится еще лучше от царящей здесь свободы. Все чувствуют себя непринужденно: императрицей изгнан отсюда всякий этикет. Тут гуляют, играют, поют, и каждый делает, что ему нравится». Екатерина медленно обходила гостиную, говорила несколько милостивых слов и затем садилась за карточный стол. Играла она с большим старанием и увлечением.

В десять часов игра кончалась, и государыня удалялась во внутренние покои. Ужин подавался только в парадных случаях, но и тогда Екатерина садилась за стол лишь для вида. Вернувшись к себе, она уходила в спальню, выпивала большой стакан отварной воды и ложилась в постель.

Бури и потрясения не оставляли Екатерину до последних дней ее царствования. В 1787 г. она совершила одно из своих самых длительных и известных путешествий — в Крым, который с 1783 г. был присоединен к России. Не успела она затем возвратиться в Петербург, как грянула весть о разрыве отношений с Турцией и об аресте русского посла в Стамбуле: началась вторая Турецкая война. В довершение неприятностей, повторилась ситуация 60-х гг., когда одна война потянула за собой другую. Едва собрали силы для отпора на юге, как стало известно, что король шведский Густав III намерен учинить нападение на беззащитный Петербург. Он явился в Финляндию и отправил вице-канцлеру Остерману требование вернуть Швеции все земли, уступленные России по Ништадтскому и Абовскому мирным договорам, а Порте возвратить Крым. Екатерина ответила отказом, и в июле 1788 г. началась Шведская война. Потемкин был занят на юге, и все тяготы войны целиком легли на плечи Екатерины. Как и в молодости, она развила бурную деятельность и лично входила во все дела по управлению морским ведомством, приказала, например, выстроить несколько новых казарм и госпиталей, исправить и привести в порядок Ревельский порт. Через несколько лет она вспоминала об этой эпохе в письме к Гримму: «Есть причина, почему казалось, что я все так хорошо делала в это время: я была тогда одна, почти без помощников, и, боясь упустить что-нибудь по незнанию или забывчивости, проявила деятельность, на которую меня никто не считал способной; я вмешивалась в невероятные подробности до такой степени, что превратилась даже в интенданта армии, но, по признанию всех, никогда солдат не кормили лучше в стране, где нельзя было достать никакого провианта…» Благодаря этим трудам угрозу с севера удалось отразить. 3 августа 1790 г. после нескольких морских сражений был заключен Верельский мир; границы обоих государств остались без изменений. А в декабре 1791 г. в Яссах был заключен мир с Турцией. Россия не только сохранила все свои владения, но и получила междуречье Днестра и Буга, где вскоре была построена Одесса; Крым был окончательно признан ее владением. Потемкин немного не дожил до этого радостного дня. Он скончался 5 октября 1791 г. по дороге из Ясс в Николаев.

Последним замечательным деянием Екатерины стал раздел Польши и присоединение к России западных русских земель. Второй и третий разделы, последовавшие в 1793 и 1795 гг., были логическим продолжением первого. Многолетняя анархия и события 1772 г. образумили многих шляхтичей. Преобразовательная партия на четырехлетнем сейме 1788–1791 гг. выработала новую конституцию. Она устанавливала наследственную королевскую власть с Сеймом без liberum veto, допущение депутатов от горожан, полное равноправие диссидентов, отмену конфедераций. Все это совершилось на волне бешеных антирусских выступлений и в пику всем прежним договоренностям, согласно которым Россия гарантировала польскую конституцию. Екатерина вынуждена была терпеть эту дерзость, но писала членам иностранной коллегии: «…Я не соглашусь ни на что из этого нового порядка вещей, при утверждении которого не только не обратили никакого внимания на Россию, но осыпали ее оскорблениями, задирали ее ежеминутно…»

И действительно, как только мир с Турцией был заключен, Польша была оккупирована русскими войсками, а в Варшаву введен русский гарнизон. Это послужило как бы прологом к разделу. В ноябре прусский посол в Петербурге, граф Гольц, представил карту Польши, где очерчен был участок, желаемый Пруссией. В декабре, после подробного изучения карты, Екатерина утвердила русскую долю раздела. К России отошла большая часть Белоруссии.

Этот раздел привел поляков в отчаяние. После окончательного краха майской конституции у ее приверженцев, как выехавших за границу, так и оставшихся в Варшаве, было только одно средство действовать в пользу проигранного предприятия: составлять заговоры, возбуждать неудовольствие и дожидаться удобного случая для поднятия восстания. Все это и было проделано.

Центром' выступления стала Варшава. Хорошо подготовленное восстание началось рано утром 6 (17) апреля 1794 г. Оно стало неожиданностью для русского гарнизона. Большая часть солдат была перебита, и лишь немногие с тяжелым уроном смогли пробиться из города. Не доверяя королю, патриоты провозгласили верховным правителем генерала Костюшку.

В ответ в сентябре между Австрией, Пруссией и Россией было достигнуто соглашение о третьем разделе Польши. Краковское и Сендомирское воеводства должны были отойти Австрии. Границами России становились Буг и Неман. Кроме того к России отходили Курляндия и Литва. Вся остальная Польша с Варшавой отдавалась Пруссии. 4 ноября Суворов взял Варшаву.

Революционное правительство было уничтожено, и власть вернулась к королю. Станислав-Август написал Екатерине. «Судьба Польши в ваших руках; ваше могущество и мудрость решат ее; какова бы ни была судьба, которую вы назначите мне лично, я не могу забыть своего долга к моему народу, умоляя за него великодушие Вашего Величества». Екатерина отвечала: «Не в моих силах было предупредить гибельные последствия и засыпать под ногами польского народа бездну, выкопанную его развратителями, и в которую он наконец увлечен…» 13 октября 1795 г. произведен был третий раздел. Польша исчезла с карты Европы.

За этим разделом вскоре последовала смерть русской государыни. Упадок нравственных и физических сил Екатерины начался с 1792 г. Она была надломлена и смертью Потемкина, и тем необычайным напряжением, которое ей пришлось вынести в последнюю войну. Французский посланник Женэ писал:

«Екатерина явно стареет, она сама видит это, и ее душой овладевает меланхолия». Екатерина жаловалась: «Годы заставляют все видеть в черном». Водянка одолевала императрицу. Ей все труднее было ходить. Она упорно боролась со старостью и недугами, но в сентябре 1796 г., после того как не состоялась помолвка ее внучки с королем шведским Густавом IV, Екатерина слегла в постель. Ее не оставляли колики, на ногах открылись раны. Лишь в конце октября императрица почувствовала себя лучше. Вечером 4 ноября Екатерина собрала интимный кружок в Эрмитаже, была очень весела весь вечер и смеялась шуткам Нарышкина. Однако она удалилась раньше обыкновенного, говоря, что у нее от смеха поднялась колика.

На другой день Екатерина встала в свой обычный час, поработала с секретарем и, отпустив последнего, приказала ему подождать в прихожей. Секретарь прождал необыкновенно долго и начал беспокоиться. Через полчаса последний фаворит Екатерины, Зубов, решился заглянуть в спальню. Императрицы там не было; не было ее и в туалетной комнате. Зубов в тревоге позвал людей; побежали в уборную и там увидели императрицу недвижимую с покрасневшим лицом, с пеною у рта и хрипящую предсмертным хрипом. Екатерину перенесли в спальню и уложили ее на полу. Она сопротивлялась смерти еще около полутора суток, но так и не пришла в себя и скончалась утром 6 ноября.