Факты о проклятых

Я ушел в дебри научных и философских трудов и докладов, ультрареспектабельных, но покрытых пылью равнодушия. Я спустился в мир журналистики. Я вернулся с квазидушами погибших фактов. Они промаршируют.

Что касается логики наших последующих утверждений, то мы заявляем:

Что в нашем способе казаться существует только квазилогика;

Что никогда ничто не было доказано, потому что доказывать нечего.

Когда я говорю, что доказывать нечего, я имею в виду, что для тех, кто принимает Непрерывность, или слияние всех явлений в другие явления, без позитивных разграничений одних от других, ни одна вещь не существует, в позитивном смысле. Нечего доказывать.

Например, нельзя доказать, что нечто есть животное — потому что животность и растительность не являются в позитивном смысле различными. Существуют некоторые выражения жизни, с равным же правом которые можно отнести как к растениям, так и к животным, которые представляют слияние животности и растительности.

Следовательно, не существует никакого позитивного, однозначного теста, стандарта, критерия, способа составить мнение. Как отличные от растений, животные не существуют. Нечего доказывать. Например, нельзя доказать, что нечто есть хорошее или доброе.

В нашем «существовании» нет ничего хорошего в позитивном смысле, или того, что реально отгорожено от зла. Если считать что-то добром в мирное время, то в военное время это зло. Доказывать нечего: добро в нашем опыте непрерывно переходит в зло, и добро есть лишь другой аспект зла.

Что касается того, что я пытаюсь сделать сейчас, я только принимаю. Если я не могу видеть во всеобщем смысле, я только локализую.

Следовательно, можно утверждать, что ничто никогда не было доказано;

Что теологические заявления столь же открыты для сомнения, как и всегда, но в результате процесса гипнотизирования они стали господствовать над большинством умов в их эру;

Что в последующие эпохи никакие законы, догмы, формулы и принципы материалистической науки никогда не были доказаны, потому что они суть только локализации, моделирующие всеобщее; но ведущие умы в эпохи их господства были загипнотизированы в более или менее твердую веру в них.

Если проанализировать три закона Ньютона, то окажется, что они также представляют собой попытки достигнуть позитивности, или бросить вызов Непрерывности и разорвать ее и являются столь же нереальными как и все остальные попытки локализовать всеобщее.

Что если каждое наблюдаемое тело связано постепенными переходами, опосредствованно или непосредственно, со всеми остальными телами, на него не может влиять только собственная инерция, так что никак нельзя узнать, что собой представляет явление инерции, что если все вещи реагируют на бесконечное количество сил, то никак нельзя узнать, каково будет действие только одной приложенной силы; что если каждое противодействие непрерывно связано со своим действием, оно не может быть понято как целое, и что нет никакого способа понять, что должно быть равно и противоположно по отношению к…

Или что три закона Ньютона суть предметы веры;

Или что демоны и ангелы, а также инерции и реакции — все они представляют собой мифологические персонажи; но в эпохи их господства в них верили почти так же твердо, как если бы они были доказаны.

Гнусности и нелепости тоже промаршируют. Они будут «доказаны» точно так же, как Моисей и Дарвин или Лайелл когдалибо «доказали» что-либо.

Мы заменяем веру принятием, то есть временным допущением.

Клетки эмбриона принимают разный вид в разные эры.

Общественный организм находится в эмбриональном состоянии.

Чем более твердо что-либо утвердилось, тем труднее его изменить.

Что твердо верить значит препятствовать развитию. Что только принять временно значит облегчить развитие.

Но:

За исключением того, что мы заменяем веру принятием, наши методы будут общепринятыми методами — средствами, с помощью которых всякое верование формулируется и поддерживается; или наши методы будут методами теологов, дикарей, ученых и детей. Потому что, если все явления непрерывно переходят друг в друга, не может быть позитивно различных методов. С помощью неубедительных средств и методов священников и гадалок, эволюционистов и крестьян, методов, которые должны быть неубедительными, если они всегда относятся к локальному, и если нет ничего локального, чтобы сделать заключение, именно с этих позиций мы и напишем эту книгу.

Если она выполнит функцию как выражение своей эпохи, она победит.

Все науки начинаются с попыток определить. Ничто никогда не было определено. Потому что нечего определять. Дарвин написал «Происхождение Видов».

Он так и никогда и не смог сказать, что он подразумевал под «видом». Это невозможно определить. Ничто никогда не было выяснено окончательно. Потому что нечего выяснять.

Это напоминает поиск иглы, которую никто никогда не терял в стоге сена, которого тоже никогда не было…

Но что все научные попытки действительно найти чтото, в то время как в действительности нечего искать, суть сами по себе попытки действительно чем-то быть.

Искатель Истины. Он никогда не найдет ее. Но самая малая из возможностей — он сам может стать Истиной. Наука есть не более, чем вопрос.

Наука представляет собой псевдо конструкцию, или псевдо организацию, что она есть попытка вырваться и локально установить гармонию, устойчивость, равновесие, последовательность и логичность, бытие…

Наше существование — это всего лишь псевдосуществование, и все видимости в нем принимают участие в его сущностной фиктивности…

Но что некоторые видимости приближаются в гораздо большей степени, чем другие, к позитивному состоянию.

Мы представляем себе, что все вещи занимают промежуточные положения или ступени в последовательности между позитивностью и негативностью, или реальностью и нереальностью; что некоторые кажущиеся вещи почти логичны, справедливы, красивы, унифицированы, индивидуальны, гармоничны, устойчивы, чем другие. Мы не реалисты. Мы не идеалисты. Мы интермедиатисты (промежуточники) — в том смысле, что ничто не является реальным, но и ничто не является нереальным; что все явления представляют собой сближение между реальностью и нереальностью. Итак мы полагаем:

Что все наше существование есть промежуточная стадия между позитивностью и негативностью, или реальностью и нереальностью. Вроде чистилища, я думаю.

Но в нашем подытоживании, выполненном очень эскизно, мы опустили для ясности, что Реальность есть аспект позитивного состояния.

Под Реальностью я подразумеваю то, что не сливается с чем-то другим, и то, что не есть частично нечто другое; то, что не является реакцией на что-то другое или имитацией чего-то другого. Под реальным героем мы подразумеваем того, кто не является частично трусом, или того, чьи действия и мотивы сливаются где-то с трусостью. Но если в Непрерывности все вещи действительно сливаются, тогда под Реальностью я понимаю всеобщие, вне которого нет ничего, с чем можно было бы слиться.

Если локальное еще можно было бы универсализировать, то немыслимо, чтобы всеобщее можно было локализовать. Приближения высокой степени могут быть переведены из Промежуточности в Реальность — совершенно так же, как индустриальный мир пополняется, переводя из нереальности, или из мнимо менее реальных фантазий изобретателей, машины, которые, будучи установлены на фабриках, кажутся ближе к Реальности, чем когда они были только в воображении.

Весь прогресс, — если весь прогресс направлен к устойчивости, организации, гармонии, логичности или позитивности, есть попытка стать реальным.

Поэтому, в общем метафизическом смысле, мы полагаем, что, как в чистилище, все, что обычно называется «существованием» и что мы называем Промежуточностью, есть квазисуществование, ни реальное, ни нереальное, но выражение попытки стать реальным, или породить, или пополнить реальное существование.

Мы принимаем, что Наука, хотя и мыслимая столь ограниченно, что ее обычно считают сующей нос в старые кости, насекомых, в дурно пахнущую грязь, есть выражение этого единого духа, оживляющего всю Промежуточность; что если бы Наука могла абсолютно исключить все факты, кроме своих собственных ныне существующих, или тех, которые могут быть совместимы с существующей квазиорганизацией, она была бы реальной системой, с позитивно определенными очертаниями — она была бы реальной.

Ее кажущаяся приближенность к логичности, устойчивости, системе —позитивность или реальность — поддерживается посредством проклятия — осуждения и исключения — несогласующегося и неассимилируемого…

Все было бы прекрасно. Все было бы восхитительно

Если бы проклятые продолжали оставаться проклятыми.

ОСЕНЬЮ 1883 ГОДА и в течение нескольких последующих лет наблюдались ярко окрашенные закаты, каких до этого никогда не видели, насколько могли припомнить наблюдатели. А Луна имела голубой цвет.

Я думаю, что читатель скорее всего недоверчиво улыбнется при мысли о голубой Луне. Тем не менее, в 1883 году они были столь же обычны, как и зеленое солнце.

Наука должна была объяснить все эти необычные явления. Такие издания, как Nature или Knowledge осаждались вопросами.

Я думаю, что на Аляске и на островах Южных Морей шаманы тоже были призваны к ответу. Что-то надо было придумать.

28 августа 1883 года взорвался вулкан Кракатау в Проливе Сунда (Зондский Пролив). Ужасно.

Нам сказали, что звук был слышен на расстоянии 2 000 миль и что погибло 360 — 380 человек. Мне это кажется немножко ненаучно, или непозитивно: просто чудо, что нам не сказали 2 163 или 36 387 человек. Массу поднявшегося дыма должны были увидеть с других планет — Земля, мучимая нашим ползанием и снованием, пожаловалась Марсу; обругала нас великим черным проклятием.

Говорят, что эти явления были вызваны частицами вулканической пыли, выброшенными высоко в атмосферу взрывом Кракатау.

Во всех учебниках, которые упоминают об этом событии, без каких-либо исключений, судя по тем, что я прочел, говорится, что необычайные атмосферные явления 1883 года были впервые замечены в последних числах августа или в первых числах сентября. Это создает для нас определенную трудность.

Таково объяснение, с которым все согласились в 1883 году…

Но в течение семи лет атмосферные явления продолжались…

За исключением того, что в течение этих семи лет был перерыв в несколько лет — и где же была вулканическая пыль все это время?

Вы, может быть, подумаете, что такой вопрос, как этот, мог бы вызвать затруднения?

Значит вы не изучали гипноз. Вы никогда не пробовали объяснить гипнотику, что стол это не гиппопотам. Согласно нашему допущению, такое невозможно продемонстрировать. Укажите сто оснований для утверждения, что гиппопотам не стол; вам придется кончить, признав, что и стол это не стол — он только кажется столом. Значит, это то, чем кажется, является гиппопотамом. Следовательно, как вы и сможете доказать, что нечто не есть что-то иное, если ни тони другое не есть нечто иное? Здесь нечего доказывать.

Это одна из тех пропастей, о которых мы предупредили заранее.

Вы можете противопоставить бессмысленности только какую-нибудь другую бессмысленность. Но Наука есть авторитетная нелепость. Мы подразделяем всякую деятельность ума на два класса: явную нелепость и авторитетную.

Но Кракатау: таково объяснение, которое дали ученые. Я не знаю, какую наглую ложь сказали шаманы.

Мы видим с самого начала сильнейшую склонность науки отрицать, насколько это в ее силах, внешние отношения этой земли.

Эта книга представляет собой собрание фактов о внешних отношениях этой земли. Мы занимаем ту позицию, что наши факты были прокляты без какого-либо рассмотрения индивидуальных их достоинств и недостатков, но в согласии с общей версткой держаться до конца за изоляцию этой земли. Это попытка достигнуть позитивности. Мы придерживаемся позиции, что наука может добиться успеха в таком предприятии, не более, чем смогли бы добиться китайцы или Соединенные Штаты. Поэтому только в результате псевдорассмотрения явлений 1883 года или как выражение позитивизма в его аспекте изоляции, или отсутствия внешних связей, совершили ученые такую гнусность, как насыщение атмосферы вулканической пылью в течение семи лет — если пренебречь перерывом в несколько лет, — вместо того, чтобы допустить поступление пыли из какого-то места за пределами этой земли. Нельзя сказать, что сами ученые когда-либо достигли позитивности, в ее аспекте единства взглядов между собой, — поскольку Норденшельд, еще до 1883 года, много писал о своей теории космической пыли, а проф. Кливленд Эбби выступил против объяснения этих явлений взрывом Кракатау — но такова ортодоксия основной массы ученых.

Моя собственная главная причина для негодования в данном случае: нелепое объяснение мешает некоторым из моих собственных гнусностей.

Мне пришлось бы объяснять слишком много, если бы я должен был признать, что атмосфера этой земли имеет такую поддерживающую способность.

Позже мы получим факты о вещах, которые поднялись в воздух и оставались наверху — где-то — неделями, месяцами, но без участия поддерживающей силы этой земной атмосферы. Например, черепаха Виксбурга. Мне кажется, что было бы смешно думать, что солидного размера черепаха могла висеть над городком Виксбург в течение трех или четырех месяцев, поддерживаемая только воздухом. А когда дело доходит до лошади и сарая — я думаю, когда-нибудь они станут классическими примерами, то я никогда не смогу допустить, что лошадь и сарай могли плавать несколько месяцев в атмосфере этой земли. Ортодоксальное объяснение:

Смотри Report of the Krakatoa Commitee of the Royal Society.

Этот «Отчет» появляется как абсолютно ортодоксальное объяснение — абсолютное, прекрасное, а также дорогое. Он содержит 492 страницы и 40 рисунков, некоторые из которых чудесно раскрашены. Он был выпущен после Исследования, для которого понадобилось пять лет. Нельзя и представить себе книгу, выполненную более квалифицированно, художественно, авторитетно. Особенно впечатляет математическая часть: распределение пыли Кракатау, скорость переноса и осаждения, подъем и продолжительность…

В Annual Register, 1983, 105 читаем: атмосферные явления, которые приписываются Кракатау, наблюдались на острове Тринидад до извержения Кракатау; а в Knowledge, 5, 418: что их наблюдали в провинциях Наталь, Южная Африка, за шесть месяцев до извержения.

Инерция и ее негостеприимство. Или что не следует кормить младенцев сырым мясом. Для начала получим несколько фактов. Я боюсь, что лошадь и сарай это было немного чересчур для нашей подающей надежды терпимости.

Возмутительное будет приемлемым, если его подать вежливо.

Градины, например. Некто читает в газетах о градинах размером с куриное яйцо. Некто улыбается. Тем не менее я берусь перечислить сотню случаев из Monthly Weather Review о градинах размером с куриное яйцо. В журнале Nature от 1 ноября 1894 года есть сообщение о градинах, которые весили почти два фунта каждая. Сведения о трехфунтовых градинах можно найти в Энциклопедии Чемберса. Report of the Smithsonian Inst. 1879, 479 удостоверяет падение двухфунтовых градин, и сообщает о шестифунтовых. В Серингопатаме, Индия, приблизительно в 1800 году упала градина…

Я боюсь, я боюсь: это один из абсолютно проклятых. Я сболтнул такое, что вероятно следовало бы придержать на несколько сот страниц — но эта проклятая штука была размером со слона. Мы смеемся.

Или снежинки размером с блюдце, говорят, выпали в Нэшвиле, штат Теннесси 24 января 1891 года. Некто смеется.

«В Монтане зимой 1887 года выпали снежинки 15 дюймов диаметром и 8 дюймов толщины». (Monthly Weather Review, 1916,73).

В топографии мышления я бы сказал, что то, что мы называем знанием, есть невежество, окруженное смехом.

Черные дожди — красные дожди — выпадение тысячи тонн масла.

Черный, как смоль, снег, розовый снег, голубые градины, градины с запахом апельсинов. Гнилушки, и шелк, и древесный уголь.

Около ста лет назад, если бы кто-нибудь оказался столь легковерным, чтобы думать, что камни когда-либо падали с неба, ему бы возразили, что: прежде всего, в небе нет камней, поэтому никакие камни не могут падать с неба.

Ничего более разумного или научного или логичного, чем это, нельзя сказать о любом предмете. Единственная беда — это всеобщая беда: что большая посылка недействительна, так как находится где-то в промежутке между реальностью и нереальностью.

В 1772 году французская Академия назначила специальный комитет, членом которого был Лавуазье, для расследования сообщения о том, что в городке Люс во Франции упал с неба камень. Из всех попыток достигнуть позитивности в ее аспекте изоляции я не знаю ничего, что отстаивалось бы с большим упорством, чем представление о несвязности этой земли с внешним пространством. Лавуазье произвел химический анализ камня из Люса. В то время объяснение эксклюзионистов состояло в том, что камни не падают с неба; что иногда, видимо, какие-то светящиеся предметы, по-видимому, падают и что горячие камни могли быть подобраны в том месте, где как будто упал светящийся предмет — всего лишь молния ударила в камень, нагрела или даже расплавила его.

На камне из Люса были видны признаки расплавления.

Проделанный Лавуазье анализ «абсолютно доказал», что этот камень не упал: что он подвергся удару молнии.

Вот так, авторитетно, падающие камни были прокляты. Шаблонным способом исключения остались объяснение молнией, которая, как кто-то видел, что-то ударила — то, что находилось на земле еще до того.

Но какова судьба каждого позитивного (несомненного, окончательного) утверждения… Как-то непривычно думать, что эти проклятые камни вопиют против приговора об их исключении, но аэролиты это делали, т.е. факты о них бомбардировали воздвигнутые вокруг них стены… Monthly Weather Review, 1796, 426: «Феномен, являющийся предметом наших замечаний, покажется большинству людей столь же мало заслуживающим доверия, как и любой другой, какой может быть предложен. Падение больших камней с неба без всякой видимой причины предшествующего их поднятия столь сильно отдает чудом, что почти исключает действие известных и естественных факторов. И все же здесь приводится масса фактов, доказывающих, что такие события действительно имели место, и мы обязаны уделить им надлежащее внимание».

Автор оставляет первое, или абсолютное, исключение и пользуется объяснением, что за день до наблюдавшегося, согласно сообщениям, падения камней в Тоскане 16 июня 1794 года произошло извержение Везувия…

Другим объяснением является то, что камни действительно падают с неба, но эти камни были подняты в небо с какой-то другой части земной поверхности смерчами или в результате вулканической деятельности.

С тех пор прошло более ста двадцати лет. Я не знаю ни одного аэролита, который был бы приемлемым образом прослежен до его земного источника.

Падающие камни следовало бы распроклятить, хотя и с оговорками, исключающими воздействие на землю внешних сил. Можно иметь знания Лавуазье и все же оказаться неспособным анализировать, неспособным даже видеть иначе как в согласии с гипнотически внушенными представлениями своей эпохи или с общепринятыми реакциями против таких представлений. Мы больше не верим. Мы принимаем.

Мало-помалу объяснения с помощью смерчей и вулканов пришлось оставить, но сильно было воздействие на умы этой эксклюзионистской гипотезы, этого приговора к проклятию, или этой попытки прийти к позитивности. Даже в наше время некоторые ученые, особенно профессор Лоуренс Смит и сэр Роберт Болл, продолжают выступать против всяких внеземных источников, утверждая, что ничто не может упасть на эту землю, если оно не было заброшено или запущено с какой-нибудь другой части поверхности этой земли.

Это столь же достойно похвалы, как было когда-либо достойно и все другое, — этим я хочу сказать, что этот взгляд является промежуточным между достойным похвалы и достойным порицания. Он девственно невинен.

Метеориты, факты о которых были некогда прокляты, оказались впоследствии принятыми, но складывается впечатление, что это только временное отступление предпринятого исключения; сохраняется мнение, что только два класса веществ падают с неба — металлические и каменные, причем металлические предметы состоят из железа и никеля… Масло и бумага, шерсть, шелк и смола. Мы видим, для начала, что научные девы боролись, и плакали, и вопили против допущения о внешних связях Земли по двум основаниям: Они там были до этого;

Или были заброшены вверх в одной части поверхности этой земли, а упали на другой.

Еще в ноябре 1902 года в Nature Notes, 13,231, один из членов Сэлборнского Общества все еще показывал, что метеориты не падают с неба; что они представляют собой массы железа, лежавшие на земле «еще до этого», которые притягивают к себе молнии; что когда видят молнию, ее по ошибке принимают за падающий светящийся предмет… Под прогрессом мы подразумеваем изнасилование. Масло, и мясо, и кровь, и камень со странными надписями на нем.

ИТАК, МЫ УТВЕРЖДАЕМ, что Наука имеет не большее отношение к реальному знанию, чем рост растения или организация универсального магазина, или развитие нации; что все они представляют собой процессы ассимиляции, организации или систематизации, выражающие различные попытки достигнуть позитивного состояния — состояния, которое обычно называют небом —я хочу сказать, что я предполагаю это.

Не может быть реальной науки там, где имеются неопределенные переменные, но каждая переменная является, выражаясь более тонко, неопределенной, или нерегулярной, т.к. пребывание в Промежуточности означает недостигнутую регулярность. Неизменное, или реальное и устойчивое, были бы вообще ничем в Промежуточности — подобно тому, как, но в относительном смысле, неискаженная интерпретация внешних звуков в уме смотрящего сон не могла бы длительно существовать в сновидящем уме, потому что это касание реальности относилось бы к пробуждению, а не к сновидению. Наука есть попытка проснуться к реальности, в которой она пытается найти регулярность и единообразие. Или регулярное и единообразное были бы тем, для чего нет ничего внешнего, которое могло бы потревожить его. Под всеобщим мы подразумеваем реальное. Или, иначе, лежащая в основе сверхпопытка, выраженная в Науке, безразлична к предмету Науки; что попытка регулязировать, то есть открыть закономерность, есть жизненный дух. Насекомые и звезды и химические смеси: они только квазиреальны и о них ничего реального узнать нельзя; но систематизация псевдофактов есть приближение к реальности, или к конечному пробуждению…

В сновидящем уме кентавры и канарейки, которые превращаются в жирафов, не имеют отношения к реальной биологии, но попытка в состоянии сновидения систематизировать такие видимости была бы движением в сторону пробуждения — если лучшая умственная координация есть все, что мы подразумеваем под состоянием бодрствования, относительного бодрствования.

Вот и выходит, что для Науки — после ее попыток систематизировать, игнорируя внешние факторы, представление о вещах, падающих на эту землю из внешнего пространства, является столь же огорчительным и нежелательным, как — трубы, врывающиеся в относительно симметричную композицию музыканта, — мухи, совершающие посадку на плод усилий живописца достигнуть гармонии и размазывающие краски, суфражистка, которая на молитвенном собрании встает и произносит политическую речь.

Если все вещи принадлежат единому целому, которое есть состояние, промежуточное между нереальностью и реальностью, и если ни одной вещи не удалось оторваться и установить бытие для себя, и даже если бы ей удалось вырваться, и она бы не могла продолжать «существовать» в промежуточности, как нечто рожденное не может в то же время оставаться внутриутробным — я, конечно, не вижу никакой позитивной разницы между Наукой и Христианской Наукой — и отношение обеих к нежелательному одинаково: «это не существует».

Некий лорд Кельвин и некая мисс Эдди и что-то, что им не нравится, — все это не существует.

Ну, конечно же, нет, говорим мы, промежуточники, в Промежуточности нет и абсолютного несуществования.

К примеру, представительница Христианской Науки и зубная щетка —ни та ни другая не существуют в конечном счете, но ни та ни другая и не является абсолютно несуществующей, и, согласно нашей терапевтике, та из них, которая ближе приближается к реальности, победит. Тайна власти… Я думаю, это еще одна пропасть. Вам хочется иметь власть над чем-нибудь? Будьте чуть более реальным.

Мы начнем с желтых веществ, которые выпадали на эту землю: посмотрим, имеют ли наши факты о них большее приближение к реальности, чем догмы тех, кто отрицает их существование, то есть существование их как изделий, попавших к нам из какого-то места, внешнего по отношению к этой земле.

Мы станем на точку зрения чистого импрессионизма. У нас нет никаких позитивных тестов или стандартов. Реализм в искусстве, реализм в науке — они проходят. В 1859 году надо было принимать дарвинизм; теперь многие биологи восстают и пробуют придумать что-то другое. В его дни надо было принять его, но, конечно, дарвинизм никогда не был доказателен. Выживают наиболее приспособленные. Но что значит наиболее приспособленные? Не самые сильные, не самые умные… Слабость и глупость повсюду выживают.

Невозможно определить приспособленность иначе, чем то, что выживает.

«Приспособленность», следовательно, есть другое название «выживания». Дарвинизм:

Это о том, что выживающие выживают. Далее, хотя дарвинизм кажется позитивно необоснованным, или абсолютно иррациональным, его массирование предполагаемых фактов и его попытка их связать гораздо больше приближаются к Организации и Согласованности, чем рудиментарные спекуляции, которые ему предшествовали.

Колумб никогда не доказал, что земля круглая. Тень Земли на Луне?

Никто никогда не видел ее целиком. Тень Земли гораздо больше Луны. Периферия тени Земли изогнута — но выпуклость Луны — любой предмет с ровным краем отбросит криволинейную тень на выпуклую поверхность.

Все остальные, так называемые, доказательства можно рассмотреть аналогично. Колумб был не в состоянии доказать, что земля круглая. Да это и не требовалось: требовалось только, чтобы он попытался с более высокой позитивностью, чем его оппоненты. И тем не менее, в 1492 году правильным было признать, что за пределами Европы, на запад от нее есть и другие страны.

Я предлагаю принять, как нечто, согласующееся с духом этой первой четверти 20-го века, утверждение, что за пределами этой земли существуют другие страны, из которых к нам приходят разные вещи, как, например, из Америки разные вещи приплывают в Европу.

Что касается желтых веществ, которые выпадали на землю, то стремление исключить внеземные источники их есть догма, равноценная утверждению, что все желтые дожди и желтые снега окрашены пыльцой земных сосен. Symon's Meteorological Magazine особенно щепетилен в этом отношении и считает весьма непристойными все шаги вперед, сделанные другими объяснителями.

Тем не менее. Monthly Weather Review, май, 1887 г. Сообщает о золотисто-желтых осадках, выпавших 27 февраля 1877 года в Пеклохе, Германия, в которых красящим веществом были четыре вида организмов, а не пыльца растений. Это были крошечные существа, формой напоминающие стрелки, кофейные зерна, рожки и диски. Может быть, это были символы. Может быть, это были предметные иероглифы… Всего лишь причуда мимоходом — пусть ее… UAflnalesdeChimie, 85,288, приведен список дождей, которые, как говорят, содержали серу. У меня есть о таких осадках еще тридцать или сорок заметок. Я не воспользуюсь ни одной из них. Я отмечу, что каждая из них говорит против падения пыльцы. Я сказал с самого начала, что мы будем пользоваться методами теологов и ученых, а они всегда начинают с видимости свободомыслия. Для начала я даю им фору в тридцать или сорок пунктов. Я столь же свободомыслен, как и любой из них, правда, мое свободомыслие не будет мне стоить ничего — за мной стоит масса фактов, которые у нас будут.

Посмотрим на типичный пример этой догмы, и как она срабатывает:

В журнале American Journal of Science, 1-42-196, нам рассказывают о каком-то желтом веществе, которое ведрами падало на корабль в одну «безветренную» ночь в Пиктау Харбор, Новая Шотландия. Автор произвел анализ вещества и обнаружил, что оно «выделяет азот, аммиак и животный запах».

Так вот, один из наших интермедиатистских принципов, для начала, гласит, что все вещества находятся на таком-то расстоянии от позитивного, в аспекте Гомогенности, то есть что, согласно тому, что можно назвать элементарным здравым смыслом, все может быть найдено всюду. Махогониевые бревна на берегах Гренландии, насекомые из долины на вершине горы Монблан; атеисты на молитвенном собрании; лед в Индии. Например, химический анализ может обнаружить, что почти любой мертвец был отравлен мышьяком, потому что не существует желудка без некоторого количества железа, олова, цинка, золота, мышьяка в нем и, — конечно, в более широком смысле — не так уж важно, в каких количествах, поскольку определенный процент людей, в качестве сдерживающей меры, каждый год должен быть казнен за убийство; и, поскольку детективы в действительности не могут раскрыть ничего, все, что необходимо, это иллюзия их успеха, и очень почетно отдать свою жизнь за общество в целом.

Химик, который делал анализ вещества из Пиктоу, послал образец редактору журнала. И редактор, конечно, нашел в нем пыльцу.

Мое личное допущение состоит в том, что в нем должно было оказаться немного пыльцы; что ничего не может просто так упасть сквозь слой воздуха, близ сосновых лесов Новой Шотландии и избежать той участи, которая у всех на слуху. Но этот редактор не говорит, что это вещество «содержало» пыльцу, он пренебрегает «азотом, аммиаком и животным запахом», он говорит, что это вещество было пыльцой. Ради наших тридцати или сорока пунктов свободомыслия мы не можем быть действительно свободомыслящими, мы допускаем, что химик, делавший первый анализ, мог, вероятно, и не распознать животный запах, если он был швейцаром при зверинце. Но по мере того, как мы будем продвигаться дальше, больше не будет такого огульного игнорирования этого явления. Падение животного вещества с неба. Я бы предложил, для начала, чтобы мы поставили себя на место глубоководных рыб: как бы они объяснили падение сверху вещества животных? Они попытались бы…

Но не так уж трудно представить, что большинство нас — это своего рода глубоководные рыбы.

Journalof the Franclin Institute, 90, II: согласно Боссардо, директору Технологического Института города Генуя, и проф. Кастеллани, 14 февраля 1870 года в Генуе, Италия, произошло выпадение желтого вещества. Но микроскоп обнаружил многочисленные шарики кобальтово-голубого цвета и частички жемчужного цвета, напоминавшие крахмал. CM. Nature, 2, 166. Comptes Rendus, 56,972:

М. Буи рассказывает о веществе, варьирующем по цвету от красноватого до желтоватого, которое выпало в огромных количествах и несколько раз подряд 30 апреля, 1 и 2 мая во Франции и Испании, что оно обугливалось и распространяло запах обожженного животного вещества — это была не пыльца, в спирте оно оставило осадок смолоподобного вещества. Выпали, вероятно, сотни тысяч тонн этого вещества. «Запах обгорелого животного вещества». Воздушная битва произошла в межпланетном пространстве несколько сот лет назад — эффект времени, необходимый для превращения разнообразных осадков в видимые однородные…

Все это очень нелепо, потому что, хотя нам и говорят — Франция и Германия — об огромном количестве животного вещества, падавшего с неба целых три дня, мы еще не готовы. Г-н Буи говорит, что это вещество — не пыльца; огромность масштабов падения подтверждает, что это не пыльца; смолообразный осадок не указывает на пыльцу сосен. Мы еще много услышим о веществе со смолоподобным осадком, которое выпало с неба; в конце концов мы разведем его с предположением о пыльце.

Blackwood's Magazine, 3, 338: желтый порошок, который выпал в Джераче, Калабрия, 14 марта 1813 года. Часть этого вещества была собрана синьором Сменини, профессором химии в Неаполе. У него был земляной пресный вкус, и оно описывается как «маслянистое». При нагревании это вещество становилось коричневым, затем черным, затем красным. Согласно Annals of Philosophy, II, 466, одним из компонентов этого вещества было зеленовато-желтое вещество, которое после высушивания оказалось смолообразным. Но сопутствующие обстоятельства этого падения: В небе были слышны громкие шумы. Камни падали с неба.

Согласно Хлад ни, эти сопутствующие обстоятельства имели место, и мне они кажутся — довольно грубыми? — не очень совместимыми со столь мягким и нежным, как падение пыльцы?

Черные дожди и черные снега — дожди черные, как чернильный потоп, — блестящечерные снежинки.

Такой дождь выпал в Ирландии 14 мая 1849 года. Он описан в Annals of Scientific Discovery, 1850, и в Аnnal Register, 1849 г. Он выпал в районе площадью 400 квадратных миль, имел цвет чернил, зловонный запах и очень неприятный вкус.

Дождь в Каслкаммон, Ирландия, 30 апреля 1887 года: густой черный дождь — см. American Meteorological Journal, 4,193.

Черный дождь выпал в Ирландии 8 и 9 октября 1907 года (Symons' Meteorological Magazine, 43,2). «Он оставил в воздухе в высшей степени странный неприятный запах».

Ортодоксальное объяснение этого дождя содержится в журнале Nature от 2 марта 1908 года — туча сажи или копоти, пришедшая из Южного Уэллса после того, как пересекла Ирландский канал и Ирландию.

Также и черный дождь, выпавший в марте 1898 года в Ирландии: Symons' Meteorological Magazine, 33-40, он приписывается тучам сажи из промышленных городов Северной Англии и Южной Шотландии.

Наш интермедиатистский принцип псевдологики, или наш принцип Непрерывности, утверждает, конечно, что ничто не уникально и индивидуально: не все явления переходят во все другие явления; например, предположим, что существуют огромные небесные сверхокеанские или межпланетные корабли, которые время от времени приближаются к этой земле и выбрасывают массы дыма. Сейчас мы только предполагаем такую вещь, потому что, как мы условились, мы начинаем скромно и осторожно. Но если бы это было так, тогда на земле с необходимостью должны были происходить кое-какие явлении, с которыми этот феномен должен был где-то сливаться. Потусторонний дым и дым из городов сливались бы или оба проявлялись бы в черных осадках из дождя.

В Непрерывности невозможно провести различие между явлениями в их точках слияния, поэтому поищем их в крайностях. В некоторых инфузориях невозможно провести различие между животными и растениями, но возьмем гиппопотама и фиолетовый цвет. Для всех практических целей они достаточно различимы. Никто, кроме каких-нибудь Барнума или Бейли не послал бы связку гиппопотамов как знак своего уважения. Поэтому прочь от крупных промышленных центров.

Черный дождь в Швейцарии 20 января 1911 года. Nature, 85, 451, говорит об этом дожде, что при некоторых погодных условиях снег может принять вид черноты, что весьма обманчиво.

Может быть, это и так. Или ночью, если достаточно темно, снег может выглядеть черным. Это просто отрицание того факта, что 20 января 1911 года в Швейцарии выпал черный снег.

Крайняя удаленность от крупных промышленных центров. La Nature, 1888 г., 2,406:

14 августа 1888 года на мысе Доброй Надежды выпал дождь, столь черный, что его описывают как «чернильный душ».

Непрерывность преследует нас. Непрерывность правит нами и тянет нас назад. Кажется, у нас осталось мало надежды, что методом крайностей мы сможем оторваться от вещей, которые неразличимо переходят в другие вещи. Мы обнаруживаем, что каждый уход от одного места слияния есть вход в другое. На мысе Доброй Надежды огромные объемы дыма из крупных промышленных центров не могут, в качестве объяснения, не могут скольнибудь приемлемо слиться с объяснением на основе потустороннего источника, но дым из земного вулкана — может, и именно это предположение было высказано в La Nature.

В человеческом мышлении отсутствует какой-либо реальный критерий, с помощью которого можно было бы вынести решение, но на сегодняшний день мы принимаем, что более близкое к позитивности победит. Под более близким к позитивности мы подразумеваем более Организованное. Все постепенно переходит во все другое, но, пропорционально своей сложности, будучи объединенной, вещь кажется сильной, реальной и отличной от других; так, в эстетике признано, что разнообразие в единстве есть большая красота, или приближение к Красоте, чем более простое единство; так логики чувствуют, что согласие различных данных дает большую убедительность, или силу, чем согласие параллельных (однотипных) случаев: поэтому для Герберта Спенсера чем более дифференцировано и интегрировано есть нечто, тем полнее оно развито. Наши оппоненты отстаивают земной источник всех черных дождей. Нашим методом будет представление различных явлений в согласии с допущением о возможности какого-то иного их источника. Мы включаем в наше рассмотрение не только черные дожди, но и сопровождающие их явления.

Корреспондент журнала Knowledge, 5, 190, сообщает о черном дожде, который выпал в Клайд Вэлли 1 марта 1884 года; и о другом черном дожде, выпавшем два дня спустя. Согласно этому корреспонденту, черный дождь выпадал в Клайд Вэлли и 20 марта 1828 года, а затем опять 22 марта 1828 года. Согласно Nature, 9,43, черный дождь выпал 4 сентября 1873 года в Марлсфорде, Англия; а спустя 24 с лишним часа второй черный дождь снова выпала том же городке. Черные дожди города Слэйнз, Шотландия: Согласно преподобному Джеймсу Расту (Scottish Showers):

Черный дождь выпал в Слэйнз 14 января 1862 года, второй — в Карлуке, в 140 милях от Слэйнз, 1 мая 1862 года; снова в Слэйнз 20 мая 1862 года и, наконец, там же 28 октября 1863 года.

Но после двух из этих ливней на морской берег близ Слэйнз были выброшены огромные количества вещества, описываемого то как «пемза», то как «шлак». Приводится мнение некоего Химика, что это вещество представляет собой шлак, что это не был продукт вулканической деятельности, что это был шлак из сталеплавильных заводов. Теперь у нас есть для черных дождей сопутствующее обстоятельство, несовместимое с их происхождением от фабричных труб. Откуда бы оно не произошло, количество этого вещества было столь огромно, что, по мнению мистера Раста, для того, чтобы произвести его, потребовались бы объединенные мощности всех сталеплавильных заводов всего мира. Если это был шлак, то мы допускаем, что какой-то искусственный продукт в огромных количествах выпал с неба. Если вы не думаете, что такие случаи прокляты Наукой, то прочитайте Scottish Showers и посмотрите, насколько невозможно оказалось для этого автора заставить научный мир принять эти факты.

Первый и второй из этих дождей соответствовали по времени обычным вспышкам деятельности Везувия.

Третий и четвертый дожди, согласно мистеру Расту, не соответствовали никаким известным проявлениям вулканической деятельности на этой земле. La Science Pour Tons, II, 26:

Между октябрем 1863 года и январем 1866 года в Слэйнз, Шотландия, еще четыре раза выпадали черные дожди.

Автор этого дополнительного отчета рассказывает нам, с большей или более неразборчивой ортодоксией, чем мистер Раст, что из восьми черных дождей пять совпали с извержениями Везувия и три с извержениями Этны.

Судьба всех объяснений заключается в том, чтобы закрыть одну дверь и тут же распахнуть широко другую. Я должен сказать, что мои собственные взгляды на этот предмет будут считаться иррациональными, но, по крайней, мере моя общительность удовлетворена здесь соседством с нелепостью — или этот автор и те, кто идет по его колее, должны будут сказать, что четыре выброса из одного далекого вулкана, пройдя над большей частью Европы, не могли выпасть где-нибудь в другом месте, а разгрузились точно над маленьким северным приходом…

А также и три других выброса, из другого далекого вулкана, показав в точности такое же предпочтение, если не меткость стрельбы, тому же маленькому приходу в Шотландии.

Но ортодоксия ничего не приобрела бы, допустив, что источником черных дождей были взрывающиеся метеориты и их обломки: точность и повторяемость было бы столь же трудно объяснить.

Я лично представляю себе остров близ океанского торгового пути: он вполне мог получить мусор или отходы от проходящих судов семь раз за четыре года.

Другие сопутствующие обстоятельства черных дождей:

В Timb's Year Book, 1851 г., 270, помещен рассказ о «каком-то грохоте, вроде взрыва вагонов, который слышался больше часа без перерыва» 16 июля 1850 года, Булуик Ректори, Нортхэмптон, Англия. А 19-го выпал черный дождь.

B Nature, 30,6, корреспондент сообщает о плотной темноте в Престоне, Англия, 26 апреля 1884 года; на странице 32 другой корреспондент пишет о черном дожде в Кроули, близ Вустера, 26 апреля что неделю спустя, 3 мая, он выпал снова; еще один рассказ о черном дожде, выпавшем 28 апреля близ Черч Шеттон, столь сильном, что на следующий день ручьи все еще были окрашенными. Согласно четырем сообщениям корреспондентов «Нэйчер», в это время в Англии были землетрясения.

Или черный дождь в Канаде 9 ноября 1819 года. На этот раз сочли ортодоксальным приписать черный осадок дыму от лесных пожаров, полыхавших южнее реки Огайо… Zurcher Meteors, стр. 238:

Этот черный дождь сопровождался «ударами, напоминающими удары при землетрясениях». Edinburgh Philosophycal Journal, 2, 381: В момент наибольшей темноты и падения черного дождя произошло землетрясение. Красные дожди.

Ортодоксия (объясняет их следующим образом): Песок, принесенный из Сахары в Европу ветром сирокко.

В Европе, особенно в сейсмоактивных областях, отмечалось много случаев выпадения красного вещества, обычно, но всегда, осаждавшегося в виде дождя. Во многих случаях эти вещества были «абсолютно идентифицированы» как песок из Сахары. Когда я впервые занялся этим материалом, я прошел сквозь уверения за уверениями, столь позитивные в этом смысле, что не будь я интермедиатистом, я бы не стал углубляться дальше. Пробы, отобранные из дождя в Генуе, образцы песка, присланные из Сахары — «абсолютный аргумент», как сказали некоторые авторы: тот же цвет, те же частицы кварца, даже примесь тех же раковинок диатомей. Далее, химические анализы: никаких, стоящих упоминания, разногласий.

Наш интермедиатистский способ выражения состоит в том, что с надлежащими исключениями, согласно научному или теологическому методу, любая вещь может быть идентифицирована с любой другой вещью, если все вещи суть только различные проявления лежащего в их основе единства.

Для многих умов выражение «абсолютно идентифицированы» заключает в себе покой и удовлетворение. Абсолютность или иллюзия ее — это всеобщая цель. Если химик идентифицировал вещество, выпавшее в Европе, как песок из африканских пустынь, поднятый в воздух африканскими смерчами, то это успокоительное средство для всех раздражений, возникающих в тех далеких от действительности умах, которые должны находить отдых в представлении об уютном изолированном маленьком мирке, свободном от контактов с космической нечестивостью, защищенном от звездного коварства, нетревожимом межпланетными засадами и вторжениями. Единственная неприятность здесь заключается в том, что анализ химика, который многим умам представляется окончательным и авторитетным, не ближе к абсолютному, чем идентификация, произведенная ребенком, или описание, сделанное имбецилом…

Кое-что из этого я беру обратно: я допускаю, что степень приближения выше…

Выражение «абсолютно идентифицирована» основывается на заблуждении, потому что не существует никакой определенности, никакой гомогенности, никакой устойчивости, а только промежуточные стадии где-то между ними и неопределенностью, гетерогенностью и неустойчивостью. Не существует никаких химических элементов, кажется, можно принять, что Рамзи установил это. Химические элементы — это только еще одно разочарование в поиске позитивного как определенного, гомогенного и устойчивого. Если бы существовали настоящие элементы, тогда существовала бы и настоящая наука химия.

12 и 13 ноября 1902 года произошло крупнейшее в истории Австралии выпадение вещества. 14 ноября «лилась дождем грязь» в Тасмании. Конечно, она была приписана австралийским смерчам, но, согласно Monthly Weather Review, 32, 365, в эти дни на всем пути до Филиппин и до самого Гонконга стоял легкий туман. Возможно, что этот феномен и не имеет особого отношения к даже более грандиозному выпадению вещества, которое произошло в Европе в феврале 1903 года.

В течение нескольких дней весь юг Англии превратился в свалку — откуда-то.

Если бы вы захотели иметь мнение химика, хотя это всего лишь мнение химика, прочтите отчет о собрании Королевского химического Общества, состоявшегося 2 апреля 1903 года. Мистер Э. Г. Глейтон прочел доклад о каком-то веществе, которое выпало с неба и было собрано им. Объяснение с помощью Сахары применимо, главным образом, к выпадениям, которые происходят в Южной Европе. Дальше от этих мест, конвенционалисты чувствуют некоторое беспокойство. Например, редактор Monthly Weather Review, 29, 121, рассказывает о красном дожде, который в начале 1890 года выпал близ берегов Ньюфауннленда: «Было бы весьма удивительно, если бы это была пыль из Сахары». Мистер Клейтон сказал, что изученное им вещество было «всего лишь принесенной ветром пылью с дорог и проселков Уэссекса». Это мнение — типичный пример всякого научного мнения, или теологического мнения, или женского мнения — любое из них прекрасно, не считая того, чем оно пренебрегает. Наиболее милосердная вещь, которую я могу себе представить, — поскольку, я думаю, она дает нам более широкую возможность облегчить наши неприятности случайными проявлениями милосердия — это то, что мистер Клейтон ничего не слыхал о поразительном масштабе этого выпадения, когда оно покрыло Канарские острова. Сам я думаю, что в 1903 году мы прошли через останки какого-то превращенного в пыль мира. Эти останки произошли в результате какого-то древнего межпланетного диспута и с тех пор висят в пространстве как олицетворение красного негодования. Исходя из любого другого мнения, можно представить себе, что пыль из Уэссекса превращается в нечто провинциальное, когда мы рассматриваем ее.

Думать означает мыслить незавершенно, потому что все мыслимое относится только к локальному. Нам, метафизикам, конечно, нравится представлять себе, что Мы думаем о немыслимом.

Что же касается мнений, — или, я бы сказал, провозглашений, поскольку у них всегда такой авторитетный вид — других химиков, то в журнале Nature, 68,54, приведен анализ, который показал воду и органические вещества в количестве 9,08 процента. Именно выделение фракций при анализе оказывалось столь убедительным, что вещество было определено как песок из Сахары.

Огромные масштабы этого осаждения. В журнале Nature, 68,65, нам говорят, что это произошло и в Ирландии. 19 февраля в Сахаре произошли песчаные бури, —и если пренебречь тем фактом, что в этой огромной области всегда, в какой-нибудь ее части происходит песчаная буря, однако, в данный момент, кажется разумным, что пыль пришла из Африки через канарские острова.

Великая трудность заключается в том, что авторитету приходится сталкиваться с другим авторитетом. Когда непогрешимость сталкивается с первосвященством… Они объясняют. Nature, 5 марта 1903 года:

Еще один анализ — 36 процентов органического вещества.

Такие расхождения выглядят не очень хорошо, поэтому в Nature, 68, 109, один из химиков, получивших различающиеся результаты, объясняет, что проба для анализа была взята из грязевого дождя, а другие пробы — из дождевого осадка…

Мы вполне готовы принять извинения от самых высоких, хотя мне все равно интересно знать, до такой ли степени мы прокляты, что окажем благосклонность и терпимость по отношению к проклинающим силам — пошлина, которой сейчас облагаются наши хорошие манеры и нежелание проявить чрезмерную суровость… Nature, 68,223:

Еще один химик. Он говорит, что воды и органического вещества было 23,49 процента.

Он «идентифицирует» это вещество как песок из африканской пустыни, но после вычитания органического вещества…

Но и вы, и я можем быть «идентифицированы» как песок из африканской пустыни, после вычитания всего, что в нас есть, кроме африканского песка…

Почему мы не можем допустить, что этот осадок был песком из Сахары, опустив очевидное возражение, что в большинстве своих частей Сахара вовсе не красная, а обычно описывается как «ослепительно белая»…

Огромность масштабов этих осадков: если допустить, что какой-нибудь смерч принес его, то это был не какой-нибудь предполагаемый или сомнительно идентифицированный смерч, а величайший атмосферный катаклизм за всю историю этой земли. Journal of the Royal Meteorological Society, 30, 56: Вплоть до 27 февраля выпадение этих осадков продолжалось в Бельгии, Голландии, Германии и Австрии; и в некоторых случаях это был не песок, а почти все выпавшее вещество было органическим. Один корабль сообщил, что это падение происходило и в Атлантическом Океане, на полпути между Саутгемптоном, Англия, и островом Барбадос. Приводится расчет, согласно которому в одной только Англии выпало 10000 000 тонн вещества. Оно выпало и в Швейцарии (Symons' Meteorological Magazine, март 1903). Оно выпало и в России (Бюллетень Геол. Ком., 22, 48). В Австралии, помимо того, что огромное количество вещества выпало за несколько месяцев до этого, красная грязь продолжала падать в огромных количествах — пятьдесят тонн на квадратную милю (Victorian Naturakist, июнь 1903).


Загрузка...