17 мгновений рейхсфюрера – попаданец в Гиммлера

Концентрационный лагерь Равенсбрюк, 3 мая 1943 16:12

Равенсбрюк располагался в сельской местности, за городом. Вроде бы это был ближайший концлагерь возле Берлина.

О моем приезде сюда я, естественно, никого не предупреждал, но не заметить мои передвижения было трудно, учитывая, что я все еще разъезжал в сопровождении трех машин охраны.

Так что встречать меня к воротам лагеря вышла солидная делегация нацистов.

— Подсказывай мне, кто тут есть кто, — потребовал я у Гротманна.

Гротманн уже успел перешить себе мундир, так что щеголял погонами и петлицами штандартенфюрера. И готов был выполнить любой мой самый идиотский или странный приказ.

— Яволь, рейхсфюрер. Главный тут вон тот — со следами алкоголизма и деградации на лице. Это штурмбаннфюрер Фриц Зурен, комендант лагеря.

Штурмбаннфюрер Зурен оказался личностью примечательной, указанные Гротманном алкоголизм и деградация на его роже действительно присутствовали в полном объеме. Зурен выглядел уже как натуральный уголовник. Я вздохнул. Это пока еще только начало. Дальше точно будет хуже. Да и кого я рассчитывал встретить в концлагере? Люди чести вроде Ольбрихта если тут и встречаются, то только в качестве заключенных, а не персонала.

Я указал на машину, припаркованную у ворот концлагеря, там терлись какие-то двое мужиков в гражданском в компании эсэсовцев.

— А это кто такие?

— Это Тельман и Конрад Аденауэр. Вы их сами велели доставить к вам, рейхсфюрер. И это сделано.

— Что? Вы их доставили сюда, Гротманн? В концлагерь?

— Кажется, вы сами распорядились привезти их к вам, шеф. Я бы с удовольствием доставил указанных господ к вам в кабинет, но ведь вы не из тех, кто сидит в кабинете, так ведь? Так что я распорядился привезти вам Тельмана и Аденауэра сюда, верно.

Я вяло улыбнулся.

— Ладно. Вы правы.

Но выходить из мерседеса мне не хотелось. Вот прям совсем не хотелось, мне будто повесили на каждый сапог по пудовой гире. Да и голова была такой же тяжелой, как и ноги. Эта уже та ментальная нестабильность, которую мне обещал Юнг? Я понимал, что нет, я понимал, что настоящая нестабильность придет позже. Это еще не отвал кукухи, это пока что только плохое предчувствие грядущего отвала.

Мне нужно было пройти через это, чего бы это мне ни стоило.

Так что я медленно открыл дверь мерседеса, также медленно вышел…

В воздух полетели зиги, десяток нацистов у ворот концлагеря приветствовал рейхсфюрера. Какой-то человек, низенький толстяк в очках и с петлицами группенфюрера уже спешил ко мне.

— Здравствуй, Генрих!

Гротманн слегка подрастерялся, но потом подсказал мне:

— Вот чёрт. Это ваш личный врач, рейхсфюрер. Карл Гебхард. Он же ваш лучший друг, вы с ним знакомы со школьной скамьи. И он член вашего личного штаба. Я не предполагал, что он тут будет, а то бы вас предупредил.

— Лучше поздно, чем никогда, — процедил я, а потом поприветствовал «лучшего друга», — Привет, Карл. Рад тебя видеть в добром здравии.

Вид у Гебхарда был радостный, к счастью, обниматься ко мне он не полез. Этого Гиммлер вероятно не позволял даже друзьям, а позволял только фюреру.

— Нет, Генрих, это я рад тебя видеть в добром здравии, — заспорил Гебхард, — Я ищу тебя уже пару дней, но никак не могу найти. Ты мне объяснишь, что вообще происходит в нашем Рейхе? И почему у тебя рука перевязана, ты ранен? И как твой желудок?

— Мой желудок?

— Ну да, твои хронические боли. Я тебе привез новое болеутоляющее, американское.

— Нет уж, — отказался я, — Я патриот Рейха, я не употребляю американского. А желудок у меня в полном порядке.

Желудок и правда меня совсем не беспокоил, я его вообще не чувствовал. Видимо, боли Гиммлера имели невротическую природу. Да и вообще, в человеческом теле же все взаимосвязано, баланс тела и духа, ну вы знаете. Так что как только в этой тушке сменилась душа — сменилось и состояние тушки, и в лучшую сторону.

Гебхард уставился на меня. Потом смешным движением поправил свои очочки. Он уже понял. Они все рано или поздно понимают, Гебхард был давним другом Гиммлера, так что понял быстро. До него дошло, что перед ним не Генрих Гиммлер.

— Что ты тут собственно делаешь, Карл? — поинтересовался я.

И поинтересовался зря. Ибо Гебхард напрягся еще больше. Его подозрения, судя по всему, обратились сейчас в уверенность.

— Как что? Я намерен закончить мой отчет, по лечению раневых инфекций сульфаниламидом. А здесь, в этом лагере, у меня подопытный материал.

Подопытный материал? Я ничего не хотел про это знать. Я только мысленно клял последними словами Юнга, отправившего меня сюда.

— Прошу прощения, Карл.

Я скорее отошел от Гебхарда и направился к машине, где меня ждали Тельман с Аденауэром. А Гебхард в свою очередь побежал к эсэсовцам, ожидавшим меня у ворот концлагеря. И тут же начал о чем-то с ними толковать… Возможно, даже о странном поведении рейхсфюрера. Ну и пусть. Плевать на него. Я сейчас решаю задачи планетарного масштаба, что мне этот Гебхард?

Эрнст Тельман, коммунист, для человека, привезенного из тюрьмы, выглядел просто отлично. Он даже был полноват, о том, откуда его сюда доставили, свидетельствовал только серый цвет кожи. Тельман был в костюме, во рту у него сверкали железные зубы. Так что, если он и лишился зубов на допросах в гестапо, как рассказывал мне по пути сюда Гротманн — то Рейх вставил Тельману новые. Выходит, что заключение в Рейхе не такое и страшное? Может, я и в этом концлагере никакого непотребства не увижу? Впрочем, вот на это надежды мало.

Тельман глядел на меня подозрительно, зиговать, естественно, не стал, хотя явно узнал рейхсфюрера.

Конрад Аденауэр зиговать тоже не стал, этот был постарше Тельмана, даже выглядел похуже. Сухой старик с тяжелым взглядом. Аденауэр мне просто кивнул, ожидая разъяснений.

Гестаповец, сопровождавший моих «гостей», тут же подал мне карточки на Тельмана и Аденауэра, из своего ведомства.

Я бегло проглядел их. Тельман в тюрьме с самого 1933 года. Но содержался в хороших условиях, на карточке моя же гиммлеровская пометка — «особый заключенный, содержать в одиночке, обращаться отменно, исполнять все просьбы». Также из карточки я выяснил, наконец, бывшую должность Тельмана — передо мной сейчас стоял сам председатель ЦК Коммунистической партии Германии, ныне, естественно, запрещенной.

И почему нацисты были так гуманны к Тельману? Хотели использовать его для возможных переговоров со Сталиным? Что ж, если так, то время пришло. Или тут дело в другом?

Я уже кое-что понимал о Рейхе, понимал то, что русскому человеку понять довольно трудно. А дело обстояло так: репрессивный аппарат нацистов работал очень странно, он работал по-нацистки. На краях Рейха, на оккупированных территориях никакого закона не было, там людей уничтожали миллионами. Тоже было и в концлагерях, которые работали вне законодательной системы вообще, тоже и с евреями, которых вообще вывели за пределы закона.

Зато в самой исторической Германии, тем более в Берлине, в «нормальном» мире, где обитали благонравные и чистокровные немецкие бюргеры, Гитлер соблюдал законность с германской педантичностью. Тут если человека и бросали в тюрьму без суда, то соблюдали все его человеческие права, насколько это возможно. Я в этом уже убедился лично, чем ближе к столице, к рейхстагу, к фюреру — тем больше закона, «орднунга», тем меньше беспредела.

Вероятно, именно поэтому Тельман и сидел в тюрьме в полном комфорте. Тельмана Гитлер считал политическим противником, а не «унтерменшем», Тельман был немцем, бывшим депутатом рейхстага — потому и ходил до сих пор живой, не был замучен насмерть. Тельман был выведен за рамки закона лишь частично.

Я просмотрел карточку Аденауэра.

До нацистов был бургомистром Кёльна. Подвергался аресту гестапо в 1934. Запрещена работа на государственной службе. И последняя свежая приписка: все ограничения сняты 2 мая 1943, личным приказом рейхсфюрера ᛋᛋ, то есть меня.

Вот это поворот. Мне, пожалуй, надо было внимательнее читать те списки на реабилитацию, которые мне подавал Гёрделер. Однако читать их у меня не было времени, там были тысячи фамилий, и в их числе, судя по этой карточке, фамилия Аденауэра.

— Ладно, — я не стал возвращать гестаповцам карточки, а сунул их в карман плаща.

— Можно узнать, с какой целью я тут нахожусь? — не выдержал Тельман, — Меня убьют?

— Напротив, я намерен вас освободить, — объяснил я Тельману.

— Я не раскаиваюсь в моих убеждениях и не буду присягать на верность Гитлеру, — Тельман воспринял мою фразу, как оскорбление.

— Об этом и речи нет, — успокоил я вождя германского пролетариата, — Ну вот что, вы есть хотите? Пить? Вам нужен доктор?

— Нет. Я хочу понять, что происходит.

— Узнаете, — пообещал я Тельману, — Но позже. А сейчас посидите в машине с моими людьми, пока я инспектирую концлагерь.

Тельман все еще глядел на меня исподлобья, тревожно.

— Никто вас убивать не собирается, геноссе.

«Геноссе» это «товарищ» по-немецки. Изначально коммунистическое обращение, хотя нацисты так тоже друг дружку называли. Но они больше предпочитали термины «партайгеноссе» (товарищ по партии) или «фольксгеноссе» (товарищ по германской расе). Я назвал коммуниста Тельмана геноссе, и тут же осознал, что сделал очередную глупость. Стоявшие рядом гестаповцы от такого явно напряглись, в их мозгах тут же сработал автоматический антикоммунистический рефлекс, это было видно по лицам.

— Рейхсфюрер шутит, — дипломатично вставил Гротманн.

И я был ему за это благодарен.

А Аденауэр даже криво усмехнулся, улыбка у него была крокодильей, не сулящей ничего хорошего.

— Я есть не хочу, пить не хочу, в докторе не нуждаюсь, — твердо произнес Аденауэр, — Как и Тельман. И точно также не понимаю, зачем ваши люди меня сюда притащили.

— Вы все узнаете, я же сказал, — ответил я, — Лучше скажите: Гёрделер предлагал вам государственную должность?

Аденауэр ответил сразу, без всяких экивоков:

— Да.

— Можно узнать, какую?

— Можно. Гауляйтера Берлина.

Я присвистнул.

— И что, вы отказались?

— Да, я отказался.

— Почему?

— Я сказал Гёрделеру, что не намерен занимать должность гауляйтера. Тогда Гёрделер предложил ввести специально для меня должность бургомистра Берлина.

— И вы…

— Я снова отказался.

— Зачем?

— Потому что это несерьезно.

— Вот как? А это еще почему?

— Этот разговор не для лишних ушей, рейхсфюрер.

— О, лишние уши можно легко убрать.

Я скомандовал гестаповцам:

— Все в машину. С Тельманом. И отъехать на сто метров.

Гестаповцы тут же погрузили Тельмана в авто и уехали на положенное расстояние. Выстроившиеся у ворот концлагеря эсэсовцы все еще меня ждали, но они были далеко и нас слышать не могли. С нами осталась только пара моих адъютантов — штандартенфюрер Гротманн и Брандт, которого я так и не повысил.

— Ну? Мои адъютанты — это не лишние уши, это уши правильные и нужные. Так что говорите честно.

— Честно? — Аденауэр снова криво усмехнулся, — Если честно — то вы, естественно, никакой не Гиммлер, а двойник. И Гитлер тоже заменен двойником. А страной управляют генералы, которые люди честные и смелые, но управлять страной не умеют совсем. И Германия обречена на поражение в этой войне. Не вижу для себя никакого смысла принимать политические предложения в подобной ситуации. Вы сами бы такое предложение приняли? Хотя что я спрашиваю. Вы же просто актёр.

Вот это да. А Аденауэр, похоже, шарит. И кроме того, не боится вообще. Я был в восторге.

— Вам Гёрделер сказал про двойников?

— Нет, ничего подобного Гёрделер мне не говорил. Он же не дурак. Но и я не дурак, у меня есть глаза.

— Ну вот что, герр Аденауэр… Я никакой не актер, и я вам это сейчас докажу. Хотите проинспектировать со мной концлагерь?

— Нет. Я этого делать не намерен. Я в ворота этого вашего учреждения не войду, ни при каких условиях. Разве что силой затащите.

— Ладно, черт с вами. Ждите меня тогда, вместе с Тельманом. Вы же не подеретесь с ним, пока ждете меня? Просто он коммунист, а вы центрист, как написано в вашем досье…

— Очень плохая шутка, — парировал Аденауэр, — Учитывая, что Тельмана на допросах в гестапо в свое время избили до полусмерти, выбили ему половину зубов. Он мне по дороге сюда рассказал.

— Да, вы правы.

Я кивнул и направился к ожидавшей меня у ворот концлагеря толпе эсэсовцев. Странно, но встреча с Аденауэром как будто придала мне сил.

«Доктор» Гебхардт, оберфюрер СС, личный врач и ближайший друг Гиммлера, член штаба рейхсфюрера СС, инициатор изуверских экспериментов над людьми в нацистских концлагерях, эксперименты проводил лично. В 1944 году по приказу Гиммлера тайно пытался убить рейхсминистра вооружения Шпеера. После войны повешен, по итогам Нюрнбергского процесса над нацистскими врачами.

Эрнст Тельман, председатель ЦК Коммунистической партии Германии, в реальной истории расстрелян по приказу Гитлера в 1944 г.

Конрад Аденауэр, в реальной истории федеральный канцлер ФРГ в 1949–1963 гг.