1904. Год Синего Дракона

Глава 7. Сквозь метель...

20 Февраля 1904г Порт-Артур.

На минной палубе 'Амура' царило оживление - деловито сновали моряки, из погребов, под глухую трель трещоток талей, поднимались мины и якоря к ним, тут же минрепы от якорей присоединялись к корпусам мин, и всё это вместе подвешивалось к проложенным высоко над палубой, под самым подволоком, монорельсам. Постепенно над головами снующих по палубе минеров начали образовываться сверкающие черные гирлянды из смертоносных гостинцев. Вервольф невольно залюбовался слаженными действиями экипажа заградителя. Вот уже все намеченные к постановке шестьдесят мин подняты из погребов и навешены на два монорельса. Оставалось вставить запальные стаканы - и черные капли гирлянд превратятся в жуткое смертоносное оружие, способное месяцы, если не годы, караулить свою жертву в холодных темных водах. 'Амур' готовился выйти на очередную минную постановку, и подготовка к ней была сейчас в самом разгаре. Судя по увиденному, экипаж Генриха Андреевича Бернатовича успевал закончить приготовления с большим запасом по времени, и советник решил не задерживаться на заградителе более необходимого - дабы не смущать и лишний раз не нервировать моряков своим присутствием - хотя после предыдущего похода отношение офицеров и команды 'Амура' к выскочке-советнику несколько и переменилось в лучшую сторону, но все же некоторая настороженность ещё сохранялась... Однако, как бы то ни было, но уютную, защищенную от непогоды закрытую минную палубу 'Амура' (которая по совместительству являлась и жилой палубой корабля) пора было покидать. Хоть делать это и не совсем хотелось - погодка сегодня в Артуре была из разряда тех, которые Вервольф называл словом 'мерзопакостная' - с самого утра с неба летели крупные хлопья мокрого снега, который, едва упав, тут же таял, превращая немощенные улицы и грунтовые дороги в грязь, покрывая брусчатку мостовых нового города, гранитную отделку набережных и палубный настил кораблей блестящей пленкой ледяной воды. В таком антураже крейсер 'Новик', на который Вервольф направился в то утро первым, казался сверкающей лакированной игрушкой, даже несмотря на мрачную серо-зеленую защитную окраску. После недолгого пребывания 'в гостях у Эссена', советник направился на 'Амур', прибыв как раз вовремя, чтобы застать подготовку мин к постановке - попал, так сказать, с катера на бал... И вот теперь, наблюдая за работой минеров, он ещё раз убедился в прозорливости решения конструкторов корабля, создавших замечательную, закрытую от всех непогод минную палубу, позволявшую спокойно работать с 'рогатыми красавицами', невзирая на погоду за бортом. А она в тот день откровенно портилась - к десяти часам утра снег превратился в холодный мелкий дождь, подул холодный, сырой, хоть и не сильный, но пробирающий до костей ветер, отчего стало ещё неуютнее. И, не будь у минеров такого надежного укрытия, им бы было совсем тоскливо...

Уточнив ещё раз с Генрихом Андреевичем все ключевые моменты предстоящей операции, и убедившись, что у людей останется достаточно времени на отдых перед предстоящим выходом в море, советник, спустившись по мокрым сходням в ожидавший у борта катер, направился к 'Диане'

Глядя издали на знакомый до боли с детства трехтрубный силуэт крейсера, в мозгу невольно пронеслось: 'Что тебе снится, крейсер 'Диана', в час, когда утро приходит в Артур?' Невольно улыбнувшись, он тут же тряхнул головой: 'Не-не-не! Нафиг-нафиг эти революционные ассоциации с 'Авророй'!' Про Октябрьскую революцию хорошо было читать, будучи пионером... Но теперь, стоя на борту парового катера в форме контр-адмирала царского флота, подобная перспектива развития событий совершенно не радовала. Вообще... Совсем... И дело было даже не в нежелании оказаться по разные стороны баррикад с такими же русскими людьми во время Гражданской, и даже не в страхе оказаться поднятым на штыки революционными матросами. Нет. Однажды, он уже прошел сквозь грань между жизнью и смертью в том, его родном, но исчезнувшем навсегда мире. Прошел, потеряв всё - семью, родных, друзей... Потеряв весь мир... Чтобы обрести мир новый, который так похож на не очень далёкое прошлое 'их' мира... Так что теперь в его душе места для страха перед смертью уже не осталось. И, раз уж так было угодно (не важно кому - судьбе, Богу или кому там ещё), чтобы все они играли теперь новые роли в новом мире, то уж он-то точно сделает всё, чтобы избавить свою новую Родину от тех потрясений, которые пережила его прежняя родная земля много лет тому назад и которые могут ждать живущих здесь людей не так уж и много лет тому вперед... И первый шаг на этом трудном и долгом пути - Русско-Японская война. А если точнее - то победа в ней. 'Маленькая победоносная война'... Ага! Как же! 'Маленькая', блин! Сколько ещё прольется крови, прежде чем эта война, дай-то Бог, станет победоносной! Этого не знает никто... Но одно Вервольф знал точно - он сделает всё, от него зависящее, всё, что сможет, чтобы повернуть привычный ход истории в нужном его стране направлении...

Вот и 'Сонная богиня'. Одна из трёх сестер, названных в честь богинь античной мифологии. Катер подрулил к трапу у правого борта крейсера, ощетинившегося целым лесом малокалиберных орудий. На палубе его встречали лишь командир и пара офицеров - ещё с 'Амура' сигналом было передано: 'Работ не прерывать'. Несмотря на проводившиеся работы по снятию с корабля лишних плавсредств и общей разгрузке, крейсер содержался в чистоте. Вообще, 'Диана' производила впечатление средненького, ничем особо не выделяющегося крейсера. Впрочем, такой она и была. На самом деле. Совсем не быстрая по крейсерским меркам, вооруженная огромным количеством 75-миллиметровых орудий (целых24 ствола!) и всего восемью шестидюймовками. Причем ни одно орудие не имело броневой защиты. Даже противоосколочных щитов не было. Первоначально задуманная, как русский ответ 'эльзвикским' крейсерам, она, как и вся троица 'богинь отечественного производства' вследствие целого ряда допущенных при проектировании и постройке просчетов, стала 'эльзвиками' навыворот - ни скорости, ни артиллерийской мощи. Единственное положительное качество - корабли получились крепкими и достаточно мореходными. Но на том перечень их достоинств, увы, и заканчивался...

После осмотра 'богини' катер, пыхтя своей игрушечной паровой машинкой, попрыгал по волнам гавани сквозь дождь и ветер к стоящему на якоре четырехтрубному красавцу-крейсеру. Вервольф любовался его стремительным силуэтом, острым таранным форштевнем, легким завалом бортов, срезами казематов, из которых глядели шестидюймовки, длинноствольными орудиями главного калибра, казавшимися ещё длинее из-за малого размера башен. Погода всё ухудшалась - к мелкому дождю вновь прибавились хлопья снега, из-за чего берега внутреннего бассейна Порт-Артура теперь казались размытыми и блеклыми. И на их фоне грозный силуэт корабля выделялся особенно отчетливо. У 'Баяна', как и у всех кораблей с французскими корнями, была своя, особенная красота. И вот тут они с Ильей во взглядах расходились полностью. Илья не разделял любви Вервольфа к 'французам' совсем. Хотя, с другой стороны, это было даже хорошо - Сергей всегда мог рассчитывать на свободное место на мостике 'Баяна' или 'Цесаревича' - штаб вице-адмирала Модуса априори был бы на другом корабле. Четверть часа спустя они с Виреном и Рейценштейном сидели в командирском салоне, склонившись над картой окружавших Квантун вод.

-И всё-же, господин советник, вы настаиваете, чтобы дело по минированию произвести сегодня? - Роберт Николаевич не использовал звание 'контр-адмирал', как и обращение 'Ваше превосходительство', ибо Вервольф сам попросил его об этом - по возможности, хотя бы в разговорах с глазу на глаз и в узком кругу старших офицеров, потому как сам он себя адмиралом по прежнему не считал, да и прекрасно понимал, что подавляющее большинство офицеров эскадры тоже весьма скептически относятся к орлам на его погонах. В мирной обстановке его, уже, пожалуй, притопили бы где-нибудь прямо в бухте как шкодливого котенка, по несчастью 'случайно' переехав килем какого-нибудь 'случайно потерявшего управление' парохода катер с 'адмиралом'...

- Да, Роберт Николаевич, сегодня, пожалуй, наиболее благоприятный день для этого.

- Но ведь метель начинается, не разбредутся ли наши корабли по всему морю? - снег за иллюминаторами 'Баяна' действительно усиливался.

- Не думаю. Если идти плотной группой, то небольшой отряд, как наш, вполне может сохранить строй. Главное - маневры производить при более-менее достаточной видимости, в перерывах между снежными зарядами, чтобы не столкнуться друг с другом. Но зато наш выход из Артура гарантировано пройдет незаметно для противника.

- Да, с Вами трудно не согласиться, господин советник!

И всё же Вервольф каким-то шестым чувством чуял, что Вирен относился к нему намного благосклоннее, чем к Илье. Может из-за того, что он был несколько старше, из-за чего не казался уж совсем зеленым адмиралом-выскочкой, а может быть, кто-то и шепнул Роберту Николаевичу, кто именно заступился за него перед новым командующим эскадрой. Да, Вервольфу тоже не нравились прежние порядки на 'Баяне' с зуботычинами и взысканиями с нижних чинов за мельчайшие оплошности. Но, с другой стороны, корабль содержался в образцовом порядке и постоянной боевой готовности. Поэтому лишиться грамотного и вполне деятельного командира крейсера - вот это уж никак не входило в планы советника. Пока что Вирен как будто попустил явно перетянутые гайки в отношениях с экипажем - и Илья тоже, кажется, сменил гнев на милость. Николай Карлович Рейценштейн, пригладил рукой свою седеющую бороду:

- Думаю, что придется нам всё-же обойтись без миноносцев, уж слишком велик для них риск потерять основной отряд в такую ненастную погоду, да ещё в ночи.

- Соглашусь с Вами вполне, Николай Карлович. Если погода к вечеру не начнет улучшаться, то придется нам идти только тремя крейсерами и 'Амуром', максимально плотным строем. Наша задача на ближайшую ночь - выставить минные банки на подходах к островам Эллиота со стороны Кореи. - Вервольф очертил тыльной стороной карандаша участок на карте, - К сожалению, время для минирования самих бухт архипелага и ближних подходов к нему безвозвратно упущено. Наши японские 'друзья', скорее всего, уже выставили в этом районе свои оборонительные заграждения, готовясь создать здесь свою маневренную базу флота...

- Да, господин советник. Тут я с Вами согласен - проморгали мы Эллиоты. Но, вы и правда думаете, что Того сделает свою базу так близко к Артуру?

- К сожалению, Роберт Николаевич, я в этом практически убежден. Судите сами - наша эскадра существенно уступает ему и по броненосцам, и по крейсерам. Сейчас он - фактически единоличный хозяин Желтого моря. Пока он прикрывает высадку первой армии генерала Куроки, то и маневренную базу флота он держит у корейских берегов, совершая на Артур лишь набеги, блокируя его да пытаясь закрыть выход из гавани для наших судов. Но, рано или поздно, наступит время для атаки Квантуна с суши. И он, и мы прекрасно это понимаем...

- Погодите, но как? Между армией Куроки и Квантуном - основные силы генерала Куропаткина. Он не позволит атаковать Артур с суши!

- Поверьте мне, позволит...

- Как? - непроизвольно вырвалось у Рейценштейна...

- Целенаправленно и преднамеренно, Николай Карлович! И я ручаюсь за каждое из этих слов...

Глаза Вирена и Рейценштейна расширились, став круглыми, как царские червонцы.

- Да-да, Господа! Вы не ослышались. Позволит! Армия Куропаткина разбросана по всей Манчжурии, а многие резервные полки и дивизии вообще ещё далеко в Сибири. Для полного сосредоточения сил, с учетом пропускной способности дорог, ему понадобится месяца три-четыре. Японцы в это время тоже дремать не будут, наращивая свои войска на материке. В итоге они будут постоянно иметь локальный численный перевес над нашими войсками и постоянно будут отжимать их от побережья вглубь материка. В таких условиях Куропаткин просто объективно заинтересован в том, чтобы часть японских сил оказалась прикованной к Порт-Артуру. И чем больше будет этих сил, тем лучше будет для него...

Вирен после услышанного сидел с обалделым лицом и лишь молча качал головой. Рейценштейн также хранил молчание, но вид его был мрачнее, чем ненастное небо, нависшее сейчас над гаванью Артура. Сергей продолжал:

- На этом, собственно, и будет строиться вся тактика и стратегия нашего сухопутного главнокомандующего. Поэтому, учитывая, что у нас не получится восстановить боеспособность эскадры ранее, чем через два-три месяца, то у Того есть прекрасный шанс воспользоваться ситуацией и забросить осадную армию поближе к Квантуну. В месте, которое допускает относительно удобную высадку войск, неплохо защищено с моря и позволяет устроить удобную базу для флота. Рядом с Артуром такое место одно...

-Эллиоты - закончил за него Вирен.

- Точно, Роберт Николаевич! Именно Эллиоты. Поэтому и родился план, как подпортить нервы мистеру Того. Я хочу выставить мины вот в этих двух районах, на маршрутах подхода кораблей из Кореи. Что скажете?

- Южный район я бы сместил немного вот сюда - Вирен очертил контур своим карандашом - учитывая приливно-отливные течения, я думаю, что капитаны японских кораблей тут будут держаться немного дальше от островов Блонд. По крайней мере, я бы вел корабль именно так.

- Согласен. Значит, вторую банку будем ставить в этом районе. Так, пожалуй, будет даже лучше - не нужно будет в темноте подходить слишком близко к островам Блонд...

Рейценштейн тоже согласно кивнул:

- Это, пожалуй, самый лучший вариант...

Спустя полчаса окончательный план похода с нанесенными на карту курсами отряда был готов. Еще через полчаса на Баян прибыли командиры 'Новика', 'Амура' и 'Дианы' вместе со своими штурманами - миноносцы прикрытия, ввиду усиливающейся непогоды, окончательно решено было не брать. Совещание с обсуждением всех деталей предстоящего похода - от маршрута движения до сигналов и маневров - заняло более часа. В два часа по полудни катера с командирами крейсеров и 'Амура' начали последовательно отваливать от борта 'Баяна' - каждый - к своему кораблю. Спустя четверть часа от парадного трапа у серо-оливкового борта крейсера отошел и катер с Вервольфом и Рейценштейном на борту - пора было направляться на 'Петропавловск' - предстояло большое совещание у флагмана. Снег всё усиливался... К трем часам пополудни над Артуром бушевала уже самая настоящая метель...

В восемь часов вечера корабли отряда один за одним снялись с якоря и направились к выходу из Внутреннего бассейна. Метель не прекращалась. Лишь на короткие промежутки снегопад ослабевал, но только для того, чтобы через минуту вновь усилиться. Холодало. Температура уже опустилась ниже нуля, и северный ветер стал совсем некомфортным. Корабли последовательно проходили мимо 'Петропавловска'. Вервольф заметил на мостике броненосца группу людей, кутавшихся от холодного ветра и глядевших в их сторону. Расстояние до флагмана было совсем небольшим, и даже сквозь снег он без труда узнал своих товарищей. На душе сразу стало теплее - друзья вышли проводить и его и весь отряд в поход... Жаль, лиц отчетливо не разобрать - ведь всё-таки расстояние, снег, темнота... Когда мостики 'Баяна' и 'Петропавловска' поравнялись, советник вытянулся в струну и отдал честь, приложив руку к козырьку припорошенной снегом фуражки. Совсем как в армии, много-много лет назад... С мостика флагмана ответили тем же... Подгоняемый двумя мощными машинами и отливным течением, крейсер уже шел по проходу на внешний рейд, а 'Петропавловск' стремительно уходил за корму, словно растворяясь в снежной мгле. Илья, кажется, даже попытался сфотографировать уходящие корабли на свой планшет. Или, может, это только показалось? Расстояние всё увеличивалось, и фигуры людей на мостике флагманского броненосца теряли свою четкость. Вот уже и сама мрачная громада броненосца начала сливаться с темным массивом артурского берега. 'Баян', довернув вправо, величаво пошел меж Золотой горой и Тигровым.

Корабли отряда один за другим шли по узкому проходу на внешний рейд. Вот уже с обоих бортов сквозь снежную мглу призрачными белыми и красными огнями проплывали сигнальные фонари, установленные на остовах японских брандеров, затонувших при неудачной первой попытке закупорить выход из Артурской гавани. Недалеко, но едва различимый во мгле сквозь летящий снег, к горному массиву прижался трехтрубный силуэт 'Ретвизана' с нависшей над его баком мощной стрелой плавучего крана - броненосец всё ещё сидел на мели, хотя работы на нём не прекращались ни на минуту. Пройдя мимо дежурившего на рейде 'Разбойника', отряд перестроился в походный строй - 'Баян' впереди, за ним 'Амур', слева и справа - 'Новик' и 'Диана'. Огни за кормой, обозначавшие безопасный фарватер меж затопленных брандеров, погасли сразу же после прохода последнего корабля и внешний рейд погрузился в вечернюю мглу. Вот уже и темные очертания ляодунских берегов растаяли за кормой.

Теперь вокруг кораблей были лишь темные волны да снег, летящий с такого же темного неба да кружащийся в вальсе метели над морем. Повернув на юго-восток и увеличив ход до 15 узлов, маленький отряд растворился в темноте февральского вечера...

Ночь на 21 февраля.

Желтое море, Корейский залив.

50 миль от Порт-Артура.

Корабли шли вперед, пробиваясь в темноте сквозь пелену метели. Снежная завеса надежно скрыла их от глаз японских дозоров первого кольца блокады Артура. Вервольф периодически покидал ходовую рубку 'Баяна' и выходил на открытый мостик, ежась от неприятного, холодного ветра. Температура всё падала. Термометр показывал уже три градуса ниже нуля по Цельсию, но всё ещё потихоньку полз вниз. Снег и ветер, казалось, пытались найти малейшую лазейку в складках одежды, а стоило только повернуть лицо против ветра, как снег тут же пытался залепить глаза. Да уж! Сигнальщикам сейчас не позавидуешь - хоть они и сменялись каждые полчаса, приятного даже в такой короткой вахте было мало. В дополнение ко всему, началось обледенение - мокрый снег и брызги волн начали намерзать на холодном металле корабля. От внешнего рейда Артура до островов Эллиота по прямой - 70миль. Но они шли по длинной дуге - сначала на юго-восток, потом повернули строго на ост. Почти в середине пути им предстояло повернуть ещё раз - севернее. Таким образом, путь до места минной постановки удлинялся до ста десяти миль, но зато был наиболее безопасным с точки зрения возможности встречи с дозором японцев. По крайней мере, так считали и Вервольф, и Рейценштейн, и Вирен. Да и погода им благоволила. Глядя на смутно различимый во мгле ночной метели силуэт 'Дианы', идущей слева по борту, Сергей был уверен, что японцы, окажись они поблизости, ни за что их не разглядят. Хоть с расстояния в несколько кабельтовых... Ведь даже идущий в кильватере 'Баяна' на предельно малом расстоянии 'Амур' в снежной пелене казался каким-то призраком, потерявшим плотность и вес... Перейдя с левого крыла мостика на правое, он увидел такой же призрачный стремительный трехтрубный силуэт 'Новика', резавший форштевнем темные волны зимнего моря. В ночной мгле его корпус совершенно сливался с темными водами моря, и лишь белые полосы пены вдоль борта обозначали ту границу, где холодные морские волны переходили в такую же хладную сталь обшивки бортов...

За полчаса до полуночи отряд повернул в третий раз - на северо-восток, выйдя на тот курс, что должен будет привести их к цели. Температура уже упала до четырех градусов мороза и всё ещё опускалась. За прошедшее время корабли успели уже изрядно обледенеть. Метель не прекращалась, хотя периодически, на короткие промежутки времени, стала ослабевать. Корабли упорно двигались к невидимой цели, каждый час приближаясь к ней на пятнадцать миль. К двум часам ночи метель стала слабеть. Хлопья снега стали заметно более мелкими. К трём часам ночи, когда, согласно счислению, до места минной постановки оставался ещё час ходу, метель постепенно прекратилась. Столбик термометра застыл на отметке минус пять. Через полчаса в разрывах облаков показалось звездное небо, что позволило точнее установить своё местоположение и подкорректировать курс. Отряд уже шел между островами Блонд и островом Торнтон. Уже дважды радист 'Баяна' фиксировал работу беспроволочного телеграфа находившегося неподалеку то ли транспортного судна, то ли боевого корабля. Впрочем, национальная принадлежность этого ночного болтуна практически не вызывала сомнений - вряд ли это был кто-то кроме японцев на рейде Эллиотов...По крайней мере - это точно не китайские рыбачьи джонки, укрывшиеся от непогоды в бухте Торнтон.

Соблюдая строжайшую светомаскировку и радиомолчание, отряд всё ближе подходил к своей цели. Вервольф ещё раз вышел на мостик, чтобы лично убедиться в светомаскировке и в исправности специальных длинных бленд, надетых на сигнальные фонари Ратьера - это простое устройство значительно уменьшало угол видимости и без того узкого луча и позволяло передавать светом сигнал лишь строго в направлении адресата, что сводило риск обнаружения отряда к минимуму. Без десяти минут четыре корабли повернули влево на девяносто градусов, ещё через десять минут манёвр повторился. Маленький отряд вышел в точку начала минной постановки. Теперь всё зависело только от 'Амура'. Моргнул кодовый световой сигнал с мостика 'Баяна' по направлению минному транспорту и крейсерам, и отряд начал уменьшать скорость. Вскоре с 'Амура' так же коротко мигнул несколько раз сигнальный фонарь - значит, первая рогатая красавица по команде минного офицера покатилась по монорельсу и грузно плюхнулась в холодные волны за кормой заградителя. Но отсюда, с мостика 'Баяна' этого совершенно не было видно. Лишь темный силуэт минного транспорта, идущий в кильватер крейсеру. Дважды справа по борту где-то далеко в темноте смутно мигал незнакомый огонек, заставив всех на мостике 'Баяна' здорово понервничать, но более ничего не произошло, и меньше, чем через час, закончив ставить обе минных банки, отряд, увеличив скорость до пятнадцати узлов, устремился к Артуру... До внешнего рейда оставалось чуть более шести часов хода.

Без четверти шесть небо на востоке начало сереть. Отряд по-прежнему шел на северо-запад, каждые четыре минуты приближаясь на милю к родной гавани. Вервольф стоял на правом крыле мостика 'Баяна', глядя на становящийся всё более светлым восточный горизонт, на корабли отряда, очертания которых всё явственнее вырисовывались на фоне серого неба и такого же свинцового моря, на полосы темного угольного дыма, несомого на юг ветром, летящим с далеких и пока ещё не видимых гор Квантуна...По большому счету, их отряду сейчас особо и нечего было опасаться-то. Ведь броненосные крейсера Камимуры, насколько помнил Вервольф, сейчас должны были быть где-то на подходе к Владивостоку, а в составе сил Того из быстроходных крейсеров были только две собачки - 'Читосе' и 'Такасаго'. Две других должны были быть у Владивостока вместе с 'асамоидами' Камимуры. Но... Так было в 'их' истории, а как на самом деле будет здесь? Ведь в той, знакомой всем попаданцам истории и Степан Осипович не умер в 1903г, а погиб в последний день ещё не наступившего марта этого вот самого 1904 года вместе с флагманским 'Петропавловском'... В общем, было о чем задуматься.

В шесть двадцать стало совсем светло - значит, где-то там, далеко на востоке, за серой пеленой низких облаков невидимое отсюда солнце вынырнуло из-за горизонта. Ещё час прошел в спокойном философском созерцании однообразного морского пейзажа в серых тонах, единственным украшением которого был отряд кораблей, уверенно режущих темные волны четырьмя форштевнями. До Артура оставалось примерно шестьдесят миль - четыре часа хорошего хода.

- Дым справа по борту! - крик сигнальщика нарушил монотонный шум волн и тихий напев ветра в снастях.

Десятки глаз на мостике 'Баяна' впились в серую мглу. Вервольф тут же прильнул к холодным окулярам своего великолепного 'Цейсса'. Через несколько секунд он обернулся к стоящим тут же Рейценштейну и Вирену, тоже жадно вглядывающихся сквозь линзы биноклей в далекий северо-восточный горизонт.

- Эх, ошибся Ваш сигнальщик, Роберт Николаевич! Не дым там. Дымы...

- Да, Вы правы. Три корабля, а то и все четыре...

- Влево на три румба! - коротко скомандовал Рейценштейн и через несколько секунд по фалам фок-мачты уже ползли вверх сигналы к повороту кораблям отряда. Исполнитеный! И нос 'Баяна' покатился влево. Через минуту они шли новым курсом, пытаясь отойти подальше от незнакомых кораблей и выравнивая на ходу строй. Да, ещё учиться и учиться нам слаженному маневрированию! Сколько уйдет на это времени - оставалось только догадываться. А вот в том, под каким флагом шли незнакомцы, можно было не сомневаться - группами в этих водах ранним утром могли ходить сейчас лишь корабли флота Микадо.

После поворота дым из низких труб 'Новика', несомый холодным северным ветром, иногда скрывал от глаз тех, кто был на 'Баяне', размытые полоски дыма на горизонте. Примерно через четверть часа стало ясно - маневр уклонения оказался напрасным - их заметили раньше, чем корабли отряда начали отход на юг. Низкие силуэты четырех истребителей уже смутно определялись в серой мгле под грязными мазками дымных следов. А чуть восточнее показались ещё, как минимум, две более крупные дымные шапки - не иначе оставшиеся 'собачки Того'. По крайней мере - далёкие и пока размытые силуэты напоминали именно их. Русский отряд к тому времени вновь повернул на прежний курс, начав перестроение на ходу - 'Амур' под прикрытием 'Новика' выходил в голову колонны, за ними, чуть отстав, шли 'Диана' и 'Баян'. Флагманский крейсер занял почетное - ближнее к противнику - место в походном ордере.

Теперь, когда дым не мешал осматривать горизонт, Вервольф уже ясно видел приближающиеся четырехтрубные силуэты японских истребителей. Чуть восточнее их и пока что дальше к горизонту на пересечку курсу русских кораблей шли два стремительных серых двухтрубных силуэта - 'Читосе' и уже знакомый по минной постановке 17 февраля 'Такасаго'. Русский отряд уходил к Артуру со скоростью 18 узлов - всё, на что был способен 'Амур'. 'Собачки', развивавшие на спокойной воде 22 узла, теперь, даже на таком небольшом волнении, уже с трудом выдавали чуть больше 20 узлов. Вервольф прикинул в уме скорость обоих отрядов, их курсы и расстояния между ними. Для перехвата японским крейсерам понадобится почти час - к тому времени мы уже выйдем на траверз Дальнего, и времени у них останется часа полтора, ну два, от силы. Учитывая огневой перевес русского отряда у японцев не было никаких шансов на успех. Даже при скоординированной атаке крейсеров и миноносцев. С другой стороны, вызывал беспокойство сам факт того, что, видя явное наличие 'Баяна' в русском отряде (а других четырехтрубников в эскадре Модуса просто не было, так что с опознанием у японцев проблем быть не могло), 'собачки' продолжали идти на сближение. Пытаются загнать добычу на главные силы Того? Или всё же далеко не все 'асамоиды' в этой вариации истории ушли обстреливать Владивосток?

В очередной раз раздумья Вервольфа были прерваны криком сигнальщика:

- Дымы справа по курсу!

Советник вновь вскинул к глазам окуляры своего бинокля. Через минуту он повернулся к Вирену и Рейценштейну и стоявшим рядом трем офицерам 'Баяна'.

- Три истребителя, господа. Два двухтрубных и один четырехтрубник. Идут нам навстречу.

- Думаете, дежурный отряд наших истребителей, подмога нам из Артура?

- Вряд ли, Николай Карлович! Наши не ходят тройками, да и не послал бы Илья Сергеевич в море отряд разнотипных кораблей. К тому же наши двухтрубные дестроеры германской постройки имеют полубак, а эти имеют уж очень низкий силуэт, скорее всего - гладкопалубные, насколько можно разобрать на таком расстоянии. Думаю, что это японский отряд истребителей возвращается после ночного 'дежурства' у Артура...

- И как же мы их раньше не заметили-то? - ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил Вирен.

- Так они почти не дымят. Видно - уголь хороший и кочегары опытные. Вот и подкрались. А мы - проморгали. Чего уж теперь?!

Теперь пазл сложился - нет никаких 'асамоидов' впереди. Дева просто пытался вывести русский отряд на свои истребители так, чтобы организовать одновременную атаку на него с двух сторон. Черта лысого!

Вервольф повернулся к Вирену:

- Роберт Николаевич, сдается мне, что пора прекратить безнаказанную болтовню японцев по беспроволочному телеграфу. Перебивайте их искрой. Наглухо!

- Есть, Ваше превосходительство!

Советник повернулся в сторону японцев и, с недобрым прищуром взглянул сквозь линзы бинокля на корабли Девы.

- Посмотрим, что ты теперь там накоординируешь, Дева-сан! - тихо процедил Сергей сквозь зубы. И уже во всю в мыслях ругал сам себя - ну почему не догадался раньше заглушить японский телеграф к чёртовой бабушке?! А ещё, блин, 'адмирал'! С большими черными орлами на больших золотых погонах. Курам на смех! Тьфу!

- Отражение минной атаки! - понеслось над мостиком, вторясь по кораблю топотом матросских ног, несущих своих хозяев к местам по боевому расписанию у малокалиберных орудий.

По команде Рейцентейна русские корабли ещё довернули влево - теперь японцам не удастся пересечь их курс и обойти с левого борта - придется атаковать только с правого борта, причем раздельными группами и в разные промежутки времени... И, хоть корабли идущего от Артура отряда миноносцев всё ещё могли выйти в атаку под довольно острым углом с носа, но... Станут ли? Хотя, что там говаривали здешние морские теоретики нынешнего времени о тактике миноносцев? 'Миноносец должен быть кораблём, выдерживающим шторм, поскольку выгоднее атаковать корабли врага на волнении, когда качка мешает вражеским артиллеристам вести прицельный огонь'. Так, кажется? Ну, или что-то очень близкое к этому...

- Вот сейчас и проверим вашу теорию... - пробормотал Вервольф, глядя на несущиеся с правого крамбола миноносцы.

Капитан второго ранга Цучия, командир Третьего отряда истребителей, стоял на обледеневшем за время ночного патрулирования у берегов Порт-Артура мостике 'Усугумо' рядом с его командиром - капитан-лейтенентом Ояма. Сказать, что он был расстроен и зол - значит, ничего не сказать. Его самурайский дух был глубоко оскорблен и посрамлен этими вот самыми четырьмя кораблями северных варваров, что шли сейчас ему навстречу с юго-восточной стороны горизонта.

Ведь вырвались они из гавани Артура совершенно незамеченными именно во время его патрулирования. И ночная метель была лишь слабым оправданием для самолюбия потомка древнего самурайского рода. 'Усугумо', двухтрубный истребитель, построенный на английской верфи Торникрофта, довернул на русский отряд и увеличил скорость, выводя свою небольшую волчью стаю в атаку.

В отличие от остальных отрядов истребителей Первой эскадры флота Микадо, в Третьем отряде было всего три корабля - еще один торникрофтовский истребитель 'Синономе' и четырехтрубник 'Сазанами' - детище верфи Ярроу. Вот его истребители третьего отряда увеличили ход до полного, выбрасывая теперь из труб густые клубы дыма, а иногда и языки пламени. Корабли развили двадцать семь узлов - на большее при таком волнении они были уже не способны. Брызги от рассекаемых острым форштевнем волн порой долетали до мостика 'Усугумо', но Цучия, казалось, их сейчас просто не замечал. Всё его внимание было приковано сейчас к атакуемым целям. Но русские, судя по всему, не собирались просто ждать, когда он и заходящий в атаку с севера первый отряд истребителей капитана Асайя выведут свои корабли для синхронной атаки с двух сторон. Отряд под бело-голубыми Андреевскими флагами уже отвернул влево, заставляя Цучию или атаковать русских, идя прямо на ощетинившиеся орудиями борта крейсеров, или вообще отказаться от атаки и уйти в сторону догоняющих теперь русских с кормы истребителей Асайи и крейсеров Дева. И, хотя благоразумие подсказывало избрать второй вариант, но ущемленное самурайское самолюбие настоятельно требовало первого. И он рискнул, избрав для атаки два головных корабля русских...

Эссен, казалось, только этого и ждал от японцев - увеличив скорость, он вышел вперед и правее 'Амура', преградив дорогу трем несущимся на русский отряд истребителям. Они стремительно приближались с северо-запада, распахивая надвое волны своими острыми форштевнями, и тогда их носовая часть скрывалась в облаке холодных брызг практически до самого мостика. Каждую минуту расстояние до истребителей сокращалось на шесть кабельтовых.

Вервольф, глядя на них с мостика 'Баяна', несмотря на напряжение, охватившее всех в завязке боя, был вынужден признать, что это было красиво. Да, это было красиво, черт побери! Всё же права старая английская пословица, утверждающая, что в мире нет ничего красивее танцующей женщины, скачущей лошади и корабля, идущего полным ходом... В этот момент 'Новик' начал пристрелку по атакующим кораблям Цучии. Через две минуты заговорили шестидюймовки 'Дианы'. Разрывы снарядов ложились всё ближе к японским кораблям. Но японец даже не подумал отворачивать - его отряд несся сквозь лес поднятых русскими снарядами фонтанов воды. 'Баян' подключился к стрельбе через три минуты после 'Дианы' - сначала две его шестидюймовки правого борта последовательно послали свои сорокакилограммовые гостинцы японскому кавторангу. А потом носовая башня чуть не оглушила стоящих на открытом мостике громом своей восьмидюймовки.

Сегментный снаряд мутным серым облаком разорвался прямо по курсу идущего крайним правым 'Сазанами', усеяв море десятками фонтанчиков. Истребитель круто рванул вправо, начав описывать циркуляцию. К грому оркестра крупнокалиберных орудий крейсеров добавилось отрывистое стаккато 75-миллиметровок... Получив попадание между труб, отвернул влево 'Синономе', но идущий в центре 'Усугумо' упорно несся вперед меж столбами воды, сквозь гром разрывов снарядов, вой осколков и стоны раненных. Флагман третьего отряда истребителей начал поворот влево, чтобы с предельной дистанции выпустить мины из развернутых на правый борт аппаратов в низкий трехтрубный силуэт ближайшего русского крейсера. Цучия вынужден был производить атаку с максимальной дистанции - подойти ближе означало верную смерть. Расчет носового орудия пытался попасть по русскому крейсеру, что на подобном ходу и волнении было практически невозможно, но капитан второго ранга не стал их останавливать. Что-то, противно воя, пронеслось мимо него, и тут же, не издав ни звука, рулевой, как подкошенный, рухнул на палубу с пробитой головой, а Ояма схватился за плечо. Конечно, им сейчас нужно было бы находиться в боевой рубке под основанием носового орудия, но из-за брызг на полном ходу и полного отсутствия видимости в таких условиях оттуда абсолютно невозможно было управлять кораблем. Цучия бросился к оставшемуся без контроля штурвалу, но тут у носового орудия что-то ослепительно вспыхнуло, и какая-то неведомая сила оторвала его от палубы и швырнула в установленные для противоосколочной защиты мостика койки. И всё вокруг погрузилось во тьму...

С мостика 'Баяна' Вервольф видел, как длинные сигары мин Уайтхеда выскользнули из торпедных труб 'Усугумо'. Одна из них пошла по направлению к 'Новику', оставляя на поверхности волн характерный пузырчатый след, а вторая, очевидно поврежденная осколком ещё в аппарате, начала описывать циркуляцию вправо, но скоро затонула. И тут в носовое орудие 'Усугумо' попал снаряд с 'Новика', разметав в стороны тела артиллеристов из его расчета. Очевидно, после этого попадания корабль потерял управление, начав описывать крутую циркуляцию влево. Впрочем, это спасло его от ещё больших неприятностей - прямо по прежнему его курсу выросли два водяных столба, и, иди истребитель прямо, не миновать бы ему попаданий из шестидюймовок 'Дианы'...

Впрочем, дестройеру всё равно досталось - от семидесятипятимиллиметровок крейсера - за 'Усугумо' потянулся след пара и дыма, а его скорость упала на несколько узлов. Мина, идущая к 'Новику', затонула, не дойдя до него несколько кабельтовых - слишком велико было расстояние. Но, свою роль в бою она всё же сыграла - Эссен, опасаясь напороться на японскую сигару, не рискнул повернуть в сторону уходящих истребителей третьего отряда, иначе он уже добивал бы 'Усугумо' с дистанции кинжального огня. Теперь же 'Новик', наконец, начал запоздалый разворот, пытаясь достать уходящие на северо-восток дестройеры и особенно - флагманского подранка... Но на 'Усугумо' уже, очевидно, справились с потерей управления и с пробитым паропроводом - и покалеченный истребитель всё быстрее уходил от русского отряда, стараясь нагнать идущие впереди 'Сазанами' и 'Синономе'.

За кормой 'Баяна' с характерным глухим громовым раскатом один за другим выросли два высоченных водяных столба - восьмидюймовые приветы от носовых орудий 'Читосе' и 'Такасаго'. Предоставив 'Новику' разбираться с истребителями, 'Баян' и 'Диана' синхронно, как на учениях, начали поворот 'все вдруг' вправо, разворачиваясь против 'собачек'. Дева развернул свои корабли влево, вводя в действие всю бортовую артиллерию и уже нацеливаясь на отход к Эллиотам - поскольку синхронная минная атака не удалась, теперь японскому адмиралу стоило подумать о том, как сберечь свои корабли.

- Господа, думаю, настало время спуститься в боевую рубку! - произнес Вирен, глядя, как очередные два японских гостинца легли с недолетом где-то между 'Баяном' и идущей ему в кильватер 'Дианой'. Уж кто-кто, а Роберт Николаевич по опыту боя 27 января знал, на что способны японские снаряды и их осколки. Хотя, если быть честным до конца, то боевые рубки русских кораблей не давали надежной защиты своим обитателям - непомерно широкие смотровые щели, грибовидная крыша, способствовавшая рикошету осколков внутрь рубки, как и неудачный броневой траверс, применявшийся для защиты входа в рубку вместо нормальной, надежной броневой двери. И, хотя Кутейников с рабочими Балтийского завода и матросами 'Баяна' при помощи импровизированных средств несколько улучшил противоосколочную защиту мозгового центра крейсера, но Вервольф прекрасно понимал, что это всё - временные полумеры, что нужны более кардинальные улучшения защиты. Но всем этим предстояло заняться потом, а сейчас основная задача - отогнать 'собачки' адмирала Девы и его дестройеры подальше от 'Амура', дабы обеспечить его безопасное возвращение в Артур. Стоя в узкой, тесноватой рубке, он увидел, как впереди по курсу поднялись два столба воды - японцы почти пристрелялись. Вирен чуть довернул корабль вправо, сбивая японцам пристрелку и вводя в дело кормовую башню главного калибра. Обе башни одновременно изрыгнули огонь в направлении врага.

Дистанция до врага составляла 47 кабельтовых и в дело вступили шестидюймовки русских и 120-мм орудия собачек. 'Диана' била пятиорудийными залпами по 'Такасаго', причем пристрелялась 'богиня охоты' довольно быстро, заставив японца начать маневрирование. 'Баян' же обстреливал флагманский 'Читосе' из четырех бортовых шестидюймовок и обоих восьмидюймовых башенных орудий. Японцы же обоими крейсерами били по 'Баяну'. На стороне адмирала Девы было преимущество в два восьмидюймовых орудия, на стороне русских - бортовая броня 'Баяна'. К тому же, 'собачки' имели неважную мореходность, их узкие низкие палубы становились довольно 'мокрыми' даже при не очень сильном волнении, что существенно снижало скорость и точность стрельбы. Тем не менее, уже дважды характерные для японских комендоров кучные залпы ложились вблизи левого борта 'Баяна', барабаня осколками по бортовой броне. На восьмой минуте боя один из 120-мм снарядов попал в борт 'Баяна' у ватерлинии, не причинив особого вреда, если не считать обгоревшей краски в месте взрыва. На пятнадцатой минуте ещё один снаряд ударил в броню возле каземата второго шестидюймового орудия левого борта. Броня толщиной в шестьдесят миллиметров устояла, но несколько осколков влетело в зазоры между неподвижной броней и щитом орудия, серьезно ранив одного и легко ранив ещё двоих комендоров. Тем временем 'богиня' накрыла отчаянно маневрирующий 'Такасаго', засадив в его корпус два шестидюймовых снаряда. Но она уже явно отставала и от идущего впереди двадцатиузловой скоростью 'Баяна', и от ещё более быстрых 'собачек'. 'Баян' же к тому времени добился трёх попаданий в 'Читосе' - один шестидюймовый снаряд попал в первую трубу, пробил её навылет и разорвался уже за бортом крейсера над морем, но пара увесистых осколков всё-же долетели до палубы, убив одного и ранив двоих подносчиков снарядов из прислуги 120-мм орудий. Второй шестидюймовый 'подарочек' влетел в кормовую часть корпуса, разбив кают-компанию и вызвав небольшой пожар. Единственный попавший в японцев восьмидюймовый снаряд пробил бортовую обшивку, коффердам, срикошетировал от толстого, четырехдюймового скоса бронепалубы японского крейсера и взорвался внутри корпуса, разбив систему подачи боезапаса к кормовой группе 120-мм орудий. К счастью для японцев, ни один патрон к орудиям Армстронга при этом не сдетонировал.

К этому времени потрепанный Третий отряд истребителей сумел оторваться от 'Новика' благодаря ложной атаке Первого отряда каперанга Асайя, заставившего Эссена совершить несколько лишних маневров, что позволило подранкам разорвать дистанцию с настырным русским крейсером. Капитан второго ранга Цучия на забрызганном кровью мостике 'Усугумо' медленно приходил в себя после тяжелой контузии. Ему, неведомо как, посчастливилось выжить при том попадании русского снаряда в носовое орудие истребителя. Теперь корабль вел старший офицер, оставшийся в строю, несмотря на перебинтованную руку и голову. Носовая трёхдюймовка смотрела куда-то вправо под совершенно неестественным углом, а её искорёженный щит только дополнял сюрреализм обильно сдобренной красным картины разрушения и смерти... Голова самого Цучии раскалывалась от боли и гудела, как старый колокол. И каждый звук выстрела или взрыва, доносившийся с юго-востока, куда уходили ведущие перестрелку два японских и два русских крейсера, отдавался звенящей болью...

'Диана' уже изрядно отстала от 'Баяна' и её огонь терял точность. Но 'Баян' всё ещё уверенно доставал до японцев. Как, впрочем, и они до него. Один из стодвадцатимиллиметровых снарядов разорвался при ударе в фальшборт у 75-мм орудия на верхней палубе, убив наповал одного и ранив пятерых человек. Но хуже всего пришлось на сорок второй минуте боя, когда восьмидюймовый снаряд с 'Такасаго' попал в носовую башню 'Баяна'. Пробить её он, конечно, не мог, и взорвался на броне, лишь оглушив прислугу носового орудия. Но осколки от разрыва японского фугаса полетели в сторону ходового мостика и боевой рубки. На миг яркое желто-оранжевое зарево осветило боевую рубку 'Баяна' сквозь смотровые щели, а потом черно-бурый шимозный дым скрыл горизонт. Все, находившиеся в рубке как-то инстинктивно пригнулись. Несмотря на оглушительный раскат взрыва, Вервольф отчетливо услышал характерный короткий звонкий удар рикошетирующего металла. В наступившем полумраке задымленной рубки он заметил, как рулевой с негромким вскриком схватился за плечо, но устоял на ногах, удерживая крейсер на курсе. Слава богу, едкий, горький дым быстро выдувался из рубки свежим северным ветром... И тут до слуха советника донесся какой-то непонятный, булькающий звук. Оглянувшись назад, он увидел сигнальщика, отброшенного к траверзу, прикрывавшему проход в боевую рубку. Он медленно оседал, сползая спиной по броне и захлебываясь собственной кровью. Его добродушное лицо не выражало ни боли, ни страха. Только удивление.... Через несколько секунд он так и замер, уже сидя, прислонившись спиной к испачканной кровью стали, склонив голову на пробитую грудь и глядя в палубу уже ничего невидящими голубыми глазами...

- С-с-суки! - Вервольф не кричал, он шипел и рычал, как разьяренный зверь, - Падлы желтопузые! Что б вас!... Какого лешего носовая башня молчит?

- Очевидно..., повреждена попаданием снаряда..., Ваше превосходительство! - откашливаясь после горького дыма, отозвался старший артиллерийский офицер, лейтенант Деливрон, потирая свежую шишку на лбу и глядя на разбитые циферблаты приборов.

Глянув сквозь смотровую щель на башню, советник увидел черно-бурое пятно выгоревшей краски, похожее на огромную кляксу, перечеркнутую расходящимися от центра бороздами, оставленными на броне осколками снаряда. Развернувшись, он метнулся к выходу из рубки мимо приходящих в себя Вирена, Рейценштейна и офицеров 'Баяна'. В несколько шагов, осторожно перепрыгнув через вытянутые ноги погибшего сигнальщика, которого ещё не успели вынести спешащие к рубке санитары, Вервольф выскочил на мостик. Фальшборт был пробит осколками в нескольких местах, в ходовой рубке верхнего мостика вылетели стекла, поскольку в суматохе рамы не успели снять в положение 'по-боевому', по правому крылу мостика хромая и опираясь на плечо товарища, ковылял в сторону санитаров раненный матрос, очевидно ещё один сигнальщик или горнист... Буквально слетев по трапу на палубу, дощатый настил которой в нескольких местах был расщеплен осколками, он уже было побежал к задней части башни и расположенной на ней броневой двери, как громоподобный раскат больно ударил по барабанным перепонкам. Длинный кинжал пламени вырвался из жерла восьмидюймовки по направлению к уходящим японским крейсерам

- Вашу Машу! Очухались, наконец-то! - он одновременно морщился от звона в ушах и улыбался оттого, что башня действовала. И готов был смеяться и ругаться одновременно, если бы такое было возможно.... Развернувшись на месте, он стремглав понесся обратно, в боевую рубку. Санитары уже вывели раненного рулевого и вынесли тело убитого сигнальщика, теперь о его смерти напоминали лишь следы крови на входе в рубку. Деливрон возился с одним из своих приборов управления огнем, тихонько чертыхаясь на японцев...

- Разбит окуляр визира левого борта - докладывал Виктор Карлович командиру крейсера, колдуя вместе с оператором оптического визира над покалеченным прибором, пытаясь реанимировать его, заменив разбитую оптику исправной запасной, - Слава Богу, дальномер цел!

- А остальные приборы? - настороженно спросил Вирен, печально глядя на треснувшие стекла циферблатов

- Только стекла разбиты, приборы работают...

Всё то время, пока шел ремонт визира, башни 'Баяна' вели самостоятельный огонь, получая лишь данные о дистанции до противника. Шестидюймовки крейсера молчали, поскольку расстояние до врага уже превышало полсотни кабельтовых и продолжало медленно, но непрестанно увеличиваться. Естественно, в таких условиях стрельба 'Баяна' была лишь условно-прицельной, и попаданий не было. Хотя носовая башня дважды положила свои снаряды близко к концевому 'Такасаго'. Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что и огонь противника на такой дистанции был уже не особо точен - восьмидюймовки Армстронга славились своей дальнобойностью, но не точностью на больших дистанциях... К тому времени, когда башни 'Баяна' перешли на централизованную наводку, расстояние до японцев составляло уже шестьдесят кабельтовых. При предельных для орудий русского крейсера шестидесяти четырех. Поэтому, сделав на прощанье два выстрела из носовой башни, 'Баян' отвернул к порядком отставшей от него 'сонной богине'...

Крейсера медленно нагоняли идущие далеко впереди 'Амур' и 'Новик'. Их призрачные силуэты становились всё более материальными на фоне серого пасмурного горизонта. Вервольф, Вирен и Рейценштейн осматривали повреждения, полученные от японского восьмидюймового снаряда. На броне рубки были множественные следы от осколков, несколько довольно увесистых кусков железа с рваными краями застряли в канатах, обматывавших рубку по нижнему краю смотровых щелей, и, не будь этой, устроенной Кутейниковым, дополнительной противоосколочной защиты, жертв в мозговом центре крейсера в тот хмурый зимний день было бы куда больше... Глядя на общую конструкцию боевой рубки, советник мрачно проворчал: 'Нет! Это не рубка боевого корабля! Это преступление против русского человека'...

Незадолго до обеда на севере показались берега Квантуна, а прямо по курсу - знакомый пятитрубный силуэт 'Аскольда' под вице-адмиральским флагом и следующий за ним 'Боярин'. Илья вышел в море ещё утром в надежде погонять вражеские миноносцы на подходах к Артуру и провести более детальную разведку и рекогносцировку ближних островов, но, как только получил радиограмму о бое нашего отряда с японскими кораблями, поспешил навстречу. После краткого доклада ратьером с мостика 'Баяна' на подошедший 'Аскольд', сводный отряд направился к Артуру, чтобы успеть войти в гавань по глубокой воде. Вервольфу очень хотелось сейчас оказаться на мостике рядом с Ильей - слишком многое нужно было обсудить, но волнение на море не позволяло использовать катер, посему визит Вервольфа к командующему эскадрой пришлось отложить до прибытия в гавань Артура.