2008_36 (584)

ОДИН ДЕНЬ НАРОДНОГО ФЮРЕРА

С утра фюрер любил пропустить чашечку кофе. У него был свой рецепт, и готовил он самостоятельно. В свое время фюрер поработал в ведомстве Гиммлера, а потому знал, что устойчивые привычки человека упрощают процедуру его устранения. Всегда можно подсыпать в кофе какую-нибудь гадость, и хорошо, если после этого сдохнешь. А то ведь струпьями пойдешь, и враги начнут распространять сплетни, будто бы ты связан с непристойными расовонеполноценными женщинами.

В обход ведомства Гиммлера фюрер приобрел самый чувствительный тест на любые яды. Специальные паучки плели свои сети в террариуме. Рисунок воспроизводился, до тех пор пока в пищу им не подбрасывали что-нибудь ядовитое. Фюрер любил смотреть на их работу по проверке его кофе. Честные усердные существа эти паучки. И, главное, молчаливые. Сам фюрер уже научился произносить громкие выспренние речи, которые при необходимости можно было толковать как угодно. Однако, чужие попытки повторить это высокое искусство всегда вызывали у него раздражение. Вот почему фюрер предпочитал помощников молчаливых и придурковатых.

Одним из них был министр экономики Гера. Своего мнения Гера не имел ни по одному вопросу, а потому был незаменим при передаче хозяйства под внешнее управление. При нем международным монополиям были переданы финансы, нефтедобыча и нефтепереработка, автомобилестроение, судостроение, лесопереработка и что-то еще. Готовились предать энергетику, но Гера начал кваситься и запросился на покой. Учитывая его заслуги, Геру перевели на непыльную работу, руководить «Первым национальным сберегательным банком». Кроме раздутия щек, делать там было нечего, потому что работа уже была налажена.

Однако Гера ухитрился развалить и это дело. Теперь акции «Первого национального сбербанка» ежедневно падали, показывая, что фюрера окружали недоумки. Гиммлер предложил пристрелить Геру, чтобы тот не дискредитировал высокую идею фюрерства. Было жаль мальчугана, но ничего не поделаешь. Фюрер обязан заботиться об экономике и о своем народе. В ближайшее время Геру должны устранить в какой-нибудь аварии, благо недостатка в них не было. Фюрер любил «естественную убыль» и не любил шумную стрельбу…

Другим ослом в окружении фюрера был министр финансов Алеша Кудреватый. Это он, а не Гера обеспечивал передачу финансов под внешнее управление, и теперь фюрер ежедневно должен был звонить наверх и узнавать курс доллара и прогноз на инфляцию. Финансы — это важнейшая часть экономики, и потому фюрер начинал свой день с этого звонка.

Однако на этот раз там отказались консультировать его и попросили перезвонить через час. Фюрер позвонил Гиммлеру, и тот по своим каналам выяснил, что в США вылетели в трубу две финансовые пирамиды, в которых Кудреватый по указанию фюрера держал местную казну. По-видимому, сейчас внешние управляющие распределяли убытки между акционерами. На долю фюрера и страны, принявшей фюрерство, должно перепасть от 50 до 100 млрд. долларов.

Собственно с финансов все и начиналось. Алеша долго ходил кругами вокруг фюрера и не мог ясно выложить предложение о передаче финансов под внешнее управление. Он ковырял в носу, сверлил носком ботинка ковер, чесал за ухом и громко сморкался. Поначалу фюрера это забавляло. Было нетрудно понять, что Алешу хорошо «смазали» и он опасается, что ведомство Гиммлера уже сообщило фюреру все вплоть до суммы. Последнее больше всего беспокоило Алешу. Не продешевил ли он? Не подорвет ли это его авторитет и авторитет фюрерства?..

Вдоволь насладившись душевными колебаниями Кудреватого, фюрер дал согласие на передачу финансов под внешнее управление. За это он получил свое первое поощрение. Американский президент благосклонно похлопал его по плечу. Дело было на каком-то высоком саммите. Во время встречи перед телекамерами президент захватил руку фюрера в рукопожатии, а другой рукой начал похлопывать его по плечу. Это явно не соответствовало идее фюрерства, и потому фюрер попытался вырваться, но президент крепко держал его правую руку. По-видимому, технология похлопывания была у него отработана хорошо. Деваться было некуда, и фюрер изобрел теорию, согласно которой поддерживать международные финансы — это христианский долг каждого фюрера…

Далее все пошло как по накатанному. Президент объяснил фюреру, что христианский долг охватывает и нефть. В результате нефть потекла за границу, доходы от ее продажи оседали там же, а внутренняя цена на бензин в стране, выбравшей фюрерство, поднялась выше мировой. Затем были автомобилестроение, судостроение и авиастроение. Оказалось, что христианский долг охватывает и их. В авиации эта страна до выбора фюрерства занимала в мире передовые позиции, в судостроении — средние, а в автомобилестроении чуть ниже средних, но вполне конкурентоспособные по параметру цена-качество. Все ухнуло и куда-то ушло. Внутренний рынок был отдан иностранным компаниям.

Каждый раз после передачи очередной отрасли под внешнее управление фюрер встречался с американским президентом. И каждый раз президент одобрительно похлопывал фюрера по плечу. Фюрер тоже пытался похлопать по плечу президента, но доставал лишь чуть выше локтя. В этом просматривалась судьба, а потому в окружении фюрера непрерывно крепла и нарастала теория христианского долга.

А народ, выбравший фюрерство, непрерывно вымирал. Те, что сидели наверху, умирали от наркотиков, пьянки, обжорства депрессантами и простого обжорства. Те же, которые находились в нижней части социальной лестницы, дохли от суррогатного алкоголя, от травм на улицах и на дорогах, от простой голодухи и от болезней.

Находились хулиганы, которые пытались протестовать и даже выходить на демонстрации. Однако ничего сделать они не могли, весь процесс вымирания был оформлен вполне демократично. Народ сам голосовал за него и за фюрера. Местный избирательный закон был составлен так, что голосовать можно было либо за фюрера, либо никак. Да, встречались такие, которые пытались голосовать никак, но после правильного подсчета голосов и их мнение было в пользу фюрера. Так что тех хулиганов били резиновыми дубинками на вполне законных основаниях.

Более того, избирательный закон был составлен столь удачно, что в нем не предусматривалась необходимость в избирателях. Даже если все они передохнут, фюреру и его партии была гарантирована победа на любых выборах. Это обстоятельство наводило на мысль об оптимизации процесса сокращения населения страны, принявшей фюрерство. Существовали три контрольных ориентира такого сокращения.

Первая и самая малая цифра в 27 млн. человек указывала старинный ориентир, дарованный этой стране еще иностранным фюрером. Нынешнему фюреру она внушала доверие, но в пропагандистском плане существенно уступала другим. Ходили слухи, что именно за нее того иностранного фюрера поймали и оторвали ему яйца. Вторая цифра превосходила первую процентов на 30 и являлась неофициальным порогом прохождение страны в ВТО. Это облегчало ее реализацию, поскольку она была сопряжена с пропагандой присоединения к цивилизованным странам, чему противостоять было невозможно. Наконец третья цифра предполагала сокращение населения до уровня самообеспечения продовольствием, то есть до 20 % от нынешнего. Данная перспектива была еще весьма далека, а потому обсуждалась лишь в кругах демократической науки…

После принятия закрытой трехступенчатой программы сокращения населения Гиммлер предложил фюреру взрывать по ночам дома обывателей, что должно было дать максимальный эффект. Первые три опыта были успешны, но на четвертый раз агентов Гиммлера поймали и попытались кастрировать. Конечно, гестапо отбило своих парней, но планы пришлось менять. Основным методом сокращения избыточного населения был признан экономический с постепенной передачей всего хозяйства под внешнее управление.

К моменту передачи под внешнее управление энергетики в народе наблюдались брожение и ропот. Требовались дополнительные меры стимулирования. Фюрер выступил по телевидению и сообщил согражданам, что повышения цен на электроэнергию не будет. В противном случае он собственноручно выдернет сверхприбыль из желудка у энергетических олигархов.

Кроме того, и по линии ведомства Гиммлера были проведены активные мероприятия. Какого-то мальчишку из неблагополучной семьи удалось насильно затащить в синагогу, где у него был найден кинжал умопомрачительных размеров. Это доказывало, что мальчишка был явным фашистом. Фюрер дал указание разобраться с ним по полной программе. Намечался громкий процесс, но ребята Гиммлера допустили утечку информации, и пришлось ограничиться тихим закрытым процессом. Мальчишке дали 19 лет демократических лагерей, но почему-то это не привело к снижению брожения.

Пришлось Гиммлеру организовывать псевдопокушение на руководителя пока еще государственной энергетической компании Толика Рыжего. На этот раз нити заговора вели в армию. Удалось быстро найти полковника, который нелестно отзывался о Рыжем и потому мог участвовать в этом покушении. Однако полковник оказался крепким орешком. Два года люди Гиммлера собирали на него материал, два года уговаривали его в СИЗО чистосердечно раскаяться. И полковник каялся, но только лишь в том, что это был не он. В противном случае результат был бы другим. Толик сдох бы, почти не мучаясь, а тут какой-то водевиль…

Гиммлер уверял, что материалов, собранных на полковника, достаточно, чтобы осудить его при любом составе суда. Вот почему фюрер согласился на суд присяжных. Однако прослушка, установленная в совещательной комнате, показала, что присяжные ведут дело к оправданию полковника. Трижды Гиммлер подбирал предлоги, чтобы заменить присяжных. На четвертый раз в составе присяжных нашелся грамотный человек, который выводил прослушку из строя на время их совещаний, а между совещаниями все работало нормально. Суд удалось довести до конца, и присяжные признали полковника невиновным…

Обедал фюрер бутербродами, прихваченными из дома. Паучкам было нетрудно проверить и их, а вот с проверкой пищи из местной столовой могли возникнуть трудности. После обеда фюрер изучал данные социологических служб. Собственно служба была одна и состояла она из стукачей Гиммлера. В зависимости от проводимой кампании они либо стучали, либо собирали социологическую информацию. Данная информация делилась на две категории: аппарат и народ.

Аппарат показывал значительную специализацию в своем развитии. С одной стороны, при решении тестовых задач на изъятие денег у народа или из казны представители аппарата демонстрировали свежее оригинальное мышление, порой переходящее в гениальность.

С другой стороны, при попытке решить простейшую созидательную задачу те же люди терялись и несли чушь. А при решении простейших задач соответствующего типа ошибки принимали форму анекдота. Так, на вопрос о признаках, отличающих болт от гайки, половина испытуемых не смогла идентифицировать эти предметы хоть как-то, а вторая половина в качестве отличительных признаков называла лишь сексуальные аналоги.

По разделу «народ» информации было много. В основном этот самый народ любил и приветствовал своего фюрера в связи с днем его тезоименитства, в связи с победой в очередном футбольном матче, в связи с пролетом мимо Земли кометы его имени и в связи с другими причинами. Были и тревожные сигналы. Какие-то экстремисты будоражили народ вопросом, почему он до сих пор не выдернул из желудка у нефтяных магнатов цены на бензин ниже мировых. Однако самое главное состояло в другом.

Кто-то упорно распространял слух, будто бы враги подменили любимого народом фюрера, спортсмена и балагура. И вот теперь на его месте сидит какой-то упырь, жрет кофе, закусывает его тараканами, а всех, кто требует ответственности власти перед народом, арестовывает и пьет ихнюю кровь в соответствии с законом об экстремизме.

Фюрер взглянул на себя в зеркало. Да, заботы о народе и повышенные нагрузки, связанные с этим, сделали свое дело. Лицо его потеряло свежесть, а под глазами появились мешки. Но как ловко воспользовались этим его политические враги! Надо будет предложить Гиммлеру отстрелять в подъездах десяток этих фантазеров. После этого обычно возрастает дисциплина и народ начинает лучше смотреть телевизор.

Телевизор, телевизор… Пропаганда и агитация были последним разделом плана на день. Сегодня предстояло еще навестить совещание в Институте переходной экономики. Собственно совещанием это можно было назвать с трудом. Кто-нибудь из ведущих научных сотрудников этого Института, а то и сам директор Егорка Толстенький, одевали набедренные повязки из беличьих шкурок, пестренькие шляпки из перьев экзотических птиц и начинали бегать вокруг костра, ударяя в бубен и выкрикивая ключевые слова.

Вот из этих слов и возникали потом пропагандистские кампании. Некоторые из них повторялись периодически. В ушах у фюрера еще звучали крики: малый бизнес, нанотехнология, компьютеризация, ЕГЭ, платная медицина, ипотека, инновации и еще какие-то слова. Эти слова ни к чему не обязывали. А при хорошем пропагандистском напоре многие ослы даже начинали видеть в них некие образы. Вот за это фюрер и любил такие совещания.

Однако была в них и отрицательная сторона. Технология танцев научных шаманов предполагала обонятельное сопровождение в форме запаха спрессованных пота и мочи. Запах чистой мочи не раздражал фюрера. В свое время он стажировался у предыдущего фюрера, который был алкоголиком, а потому часто мочился под себя. В политике ко многому привыкаешь, привык он и к запаху мочи, Но вот смесь мочи и пота вызывала у нынешнего фюрера вегетативный протест. Очень хотелось блевать, и никакие меры самоубеждения не помогали.

Но фюрер не был бы фюрером, если бы не нашел выход и из этой ситуации! Однажды он обнаружил в сумочке дочери таблетки с надписью МС. По данным из ведомства Гиммлера, это был легкий наркотик, позволяющий молодежи танцевать всю ночь с редкими перерывами на совокупления. Действие же его на людей взрослых выражалось во временном исчезновении обоняния. Буквы же МС расшифровывались как Михаил Сергеевич. Оказывается, был когда-то фюрер с таким именем, но быстро прогорел. Затем он спекулировал пиццей и опять прогорел. Но наконец он нашел, кому продать свое имя в качестве бренда, и теперь имел неплохие бабки…

Фюрер вытащил одну таблетку с надписью МС и запил ее остывшим кофе. Немного поразмыслив, фюрер проглотил еще одну таблетку всухую и отправился на совещание…

А. СВОБОДИН

ИЗ ИНТЕРНЕТА

Начало 90-х, учеба в Военном университете, военно-юридический факультет, учебный корпус, группа здоровых молодых парней, 28 человек, которые, как всегда в этом возрасте, жадны до женского внимания…

Идет занятие в помещении нашей группы, обычный класс, три ряда обычных столов боком к двери, лицом к нам стол преподавателя на возвышении 20 см, за преподом доска, за доской (за стеной) кабинет начальника факультета.

Ведет занятие красивенная эффектная девушка, ноги от ушей, шпильки, молодая стерва, феминистка, знающая себе цену, не называющая нас иначе как презрительно «мужчинками». На занятие пришла в мини-юбке, блузке с вырезом, на шпильках, в общем, впечатление «дразнит» очень устойчивое. Я — в первом ряду, напротив преподавательского стола. Идет занятие по какому-то там праву.

Вдруг вижу: из-под преподавательского стола вылазит милая такая мышка, серенькая, маленькая, прикольная. Я без задней мысли, от неожиданности (первый раз за 2 года), толкаю локтем соседа и говорю вполголоса: «Ой, смотри, мышка!». Сосед меня услышал, да, но отреагировать не успел. Беда в том, что услышала и она…

Вы наверняка догадываетесь, ЧТО должно произойти, но КАК это произошло!..

Стекла жалобно звякнули, стены дрогнули, курсанты вздрогнули и застыли в шоке. Наша преподавательница с выпученными глазами, без разбега, прервавшись на полуслове, с разворотом, по-моему, даже не оттолкнувшись от пола, как ниндзя взлетает на преподавательский стол спиной к нам, не прекращая визжать даже во время вдоха, на корточках (как в туалете по-большому), держась руками за стол! Представили позу? И Визжит! Вот так, с большой буквы Визжит. Даже для меня это было шоком, а для остальных? Ведь они не слышали про мышку! Красивая надменная девушка, осекшись, внезапно вскочила на стол, очень удобно на корточках устроила свою самую аппетитную часть тела на уровне наших глаз и натужно, протяжно, завыла-завизжала, как волчица, на проклятую доску на стене!

Тут дверь слетает с петель, и в кабинет влетает с горящими праведным гневом глазами на помощь насилуемой даме, как рыцарь, наш начфак (выше двух метров в высоту и трех в ширину). И застывает — сначала от акустического удара, затем в шоке.

Представили картинку, да? Кабинет, три ряда парт, за ними с квадратными неморгающими глазами, с вставшими дыбом волосами застывшие курсанты, задом к ним, в задравшейся мини-юбке, раком на корточках, на столе с возвышением визжит на доску, исступленно, багровая от натуги, с выпученными нефокусируемыми глазами, сошедшая с ума красивая девушка…

И, здание дрожит…

И как в мультфильмах, в дверях одна над другой головы курсантов из соседних кабинетов с застывающими по мере появления одинаковыми оторопевшими выражениями на физинономиях.

Тут мышка отошла от шока и скользнула куда-то, оставив лужицу. Сирену выключили. Красная как рак преподша молча слезла со стола, собрала вещи и ушла. Больше мы никогда ее не видели…

Вчера попалась хорошая бригада в операционной, с разговорчиками, с шуточками.

Рик, медбрат, с которым мы иногда делаем совместные фотовылазки, промежду прочим начал интересоваться моей географией — где, куда, откуда.

И я сказала ему, что родилась в городе, современное название которого мало что американцам говорит, а старое название знают многие, Сталинград.

Это, кстати, правда, название Сталинград действительно многим известно. Правда, как оказалось, не Рику. Тот пожал плечами и сказал, что ему и старое название ничего не говорит, и где это вообще — в России или в Украине?

И тут в разговор вступил другой медбрат, Грег. Обратился с речью, что Рику должно быть стыдно, что это известнейший город, рассказал вкратце историю битвы и о капитуляции немцев, словом, проявил полнейшую образованность. Мне прямо приятно стало. И еще Грег сказал, что планирует туда съездить — ну, не только туда, а в Москву, в Одессу и заодно в Волгоград. И что-то такое спросил — типа, когда бы ты посоветовала поехать?

Сама-то я в Волгограде с десяти лет не была, но погоду помню и говорю: «Езжай, когда хочешь, но не зимой. Зимой там должно быть холодно, противно, не стоит зимой туда соваться».

И тут Грег начал одновременно ржать и краснеть. А он светлый, покраснев, выглядит, как лобстер. Покраснел и говорит: «А ты не заметила, что фамилия у меня немецкая? Я, вообще-то, урожденный немец. И мои предки там уже у вас зимой один раз были, но для них это что-то плохо кончилось. Не, не поеду зимой. Ни за что не поеду».

Трое «оперов» одного из районов не скажу какого города Донецкой области поехали попить водки и поесть шашлыков. Кабак находился за чертой города, на объездной дороге. Пробухали всю ночь. Под утро сели в машину, водила, естественно в «дробода», так же, как и его коллеги. Проехали пару километров, на дороге стоит гаишная «канарейка». У них отношения с племенем гаишников напряженные. Ну, думают, «попали»: мы на дежурстве, со стволами в кобурах, сейчас ГАИшники нас примут по полной. А потом за вождение в пьяном виде еще и от начальства хороший нагоняй будет. Но соображалка, несмотря на количество выпитого бухла, еще работает неплохо. В общем, останавливает их гаишник. Просит водилу выйти из машины. Тот с трудом, покачиваясь, выходит. Гаишник ему: «О братан, да ты нажрался. Кажись ты к тому же еще в милиции работаешь, что-то харя твоя мне до боли знакома». А водила ему отвечает: «Посмотри на заднее сиденье». Гаишник заглядывает и видит: на заднем сидении сидит пристегнутый наручниками мужик (один из оперов). Гаишник спрашивает: «Кто такой?». Водила отвечает: «Да понимаешь, братан, решили мы с коллегой водки попить, поехали в кабак. Ну тяпнули горячительного, конечно. И тут видим, в злачное заведение входит матерый рецидивист. Мы его за 2 убийства уже несколько лет разыскиваем. Ну, решили взять. Скрутили и в отдел везем. А то, что от меня перегар, так сам понимаешь: кто же ожидал, что бандюгу такого поймаем». В гаишнике просыпается ментовская солидарность. Он говорит: «Ну, фиг с вами, все же одно дело делаем. Я вас отпускаю, только дайте посмотреть на этого засранца поближе». Водила открывает дверь, где сидит скованный браслетами его кентуха и показывает его гаишнику. И тут происходит следующее. «Дорожный волк» со всего маху бьет опера в наручниках в дюндель с ноги. И кричит: «Ну что, сцука! Добегался?». Итог этой истории таков: опер провалялся с месяц в больнице с переломом носа!!! Вот такие они, хроники убойного отдела.

Рассказывал водитель-дальнобойщик. Ехали они порожняком в тумане, ползли еле-еле, и вдруг удар, легкий. Остановились. Лежит мужик, пьяный, ну никакущий, и велосипед — все целые, что удивительно. Ну, давай они с напарником его расспрашивать, кто да откуда: оказалось, из деревни, до которой пара километров. Загрузили в фуру и решили подбросить, ну, выпил человек, с кем не бывает. Не бросать же его. Поехали и, конечно, добросовестно забыли. Отмотали километров пятьдесят и спохватились, а на трассе не развернуться. Ну, выгрузили его (никакого) с велосипедом и сунули в карман бутылку водки, чтоб не обижался.

В следующий рейс решили заехать к нему в деревню, узнать, как добрался. Благо название населенного пункта, имя и фамилию запомнили. Там указали дом, где живет вышеуказанный мужик, подъезжают к нему, его дома нет, дома жена. Та спрашивает: а вы кто? Те — да мы старые знакомые мол, проезжали мимо и решили заехать, бутылочку — другую выпить за встречу.

Жена отвечает — а он больше не пьет, месяц назад он поехал на велосипеде на свадьбу к брату в соседнюю деревню и так напился, что, когда ехал домой пьяный, не заметил, как лишних пятьдесят километров отмахал. Сейчас он набожный стал и ежедневно в церковь ходит.

ЧЕГО-ЧЕГО?!.

— Пора, наконец, довершить дело обезубытчивания общественного транспорта. Вот, например, все народные депутаты имеют право входить в метро или в троллейбус по удостоверениям, а ведь могли бы приобрести и проездные сами или хотя бы за счёт своих партий…

— Не совсем допонял…

— Я говорю, когда народные депутаты от разных партий и фракций входят в троллейбус, метро или трамва…

— Чего-чего?!..

— Эти ваши плэйеры, наушники с оглушительными децибелами… Вы же сызмальства портите себе слух, напрочь!

— А?

— Я говорю, глушите себя чуть не с пелёнок, потом не слышите ни хрена…

— Ась?

— «Ась-поймась…». Я говорю, барабанные перепонки полопаются, и ладно бы от хорошей музыки… Монтеверди бы послушали, Брамса, Глиэра…

— Чего-чего?!..

— Ну, наконец-то, очередные выборы! Горячая пора! И вы, мастера пера, журналисты, настоящие асы, теперь получите полную возможность поддержать и всячески осветить деятельность нашей партии власти, причём по велению сердца и совершенно безвозмезд…

— Чего-чего?!

— Вот, помню, дочка, был я такой же молодой, как ты сейчас. Атаковали мы хвашистов и ранило меня. Лежу, кругом пули свистят. Подползла ко мне сестричка — вот такая ж девчушка. Ан бинты уж кончились. Тогда она подол у своей комбинации — р-раз!..

— Клеилась, чо ли?

— Да ты что, дочка! Говорю ж — раненый я. А она перевязать чтоб, своё нижнее бельё… Тогда девушки нижнее бельё носили…

— Чего-чего?!..

— Вы совсем, молодёжь, на этом пиве своём помешались. Уркаете его день и ночь. Что парни, что девки — только и знаете, сосёте: урк, урк, урк!

— Ха, можно подумать, вы в своё время пиво не пили!

— Ну, пиво… Пили и чего покрепче. Помню, на выпускном вечере взяли бутылку водки…

— Не понял…

— Я говорю, на выпускном скинулись классом и купили бутылку водки на восемнадцать чело…

— Чего-чего?!..

— Игорь Сергеевич, как у вас сегодня?

— Неплохо. Больных столько, что даже лишний часик на приём прихватил. Срубил бабок! А у вас?

— Да на шунтирование двое не пришло, сумму, что ль, собрать не успели?.. Я по их милости три часа бездельем маялся, от скуки Клятву Гиппократа почитал.

— Ну-ну?

— Интересно, забавно. Там написано, что мы, врачи, должны о больных бескорыстно заботи…

— Чего-чего?!

— Девушка, я заметил, вы тут на углу возле гостиницы так долго стоите! Вам скучно, наверное? Хотите, я вам стихи почитаю?

— Чего-чего?!..

— Здравствуйте, товарищ водитель! Я инспектор ГИБДД капитан Мончанов. Извините, что остановил вас, — я заметил, что вы ехали по средней полосе с незначительным превышением скорости. А вон там, за поворотом, ещё идут ремонтные работы, как раз асфальтируют правую и среднюю полосы. Пожалуйста, заранее перестройтесь в левый ряд. Либо уже здесь сбавьте скорость, иначе вам потом останется мало времени, чтобы перестроиться. Что это вы полезли в карман? Хотите предъявить техпаспорт и права? Нет, нет, не утруждайтесь — я остановил вас только и исключительно затем, чтобы предупредить. Поезжайте осторожнее, товарищ водитель, счастливого вам пу-у…

— Чего-чего?!..

Евгений ОБУХОВ