2008_38 (586) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Газета Дуэль (ОТДЕЛ РАЗНЫХ ДЕЛ) #4

ОТДЕЛ РАЗНЫХ ДЕЛ

ХОЛОСТОЙ ВЫСТРЕЛ

Р.Б. Жданович решил вспомнить мой давний поединок с А. Королёвым о последней дуэли Пушкина («Д», № 21/570). Королёв доболтался тогда до того, что обвинил Пушкина в нарушении дуэльного кодекса и заявил, что стрелять лёжа на снегу с пулей в животе поэту было гораздо удобней, чем Дантесу, стоя. Я напомнил, что Пушкин был убит морально непониманием окружающих, даже самых близких из них, что исход дуэли для Пушкина и России был решён первым же выстрелом и что долгие рассуждения о втором выстреле — это из желания блеснуть своей эрудицией (и, соответственно, Пушкина принизить). Роман Борисович со свойственным ему вниманием к третьестепенным деталям обратился к последуэльным обстоятельствам и словами прозаика А. Сегеня заявил, что «чудовищно коварный Геккерн» предусмотрительно прислал к месту дуэли карету, чтобы окончательно добить Пушкина в этом тряском экипаже. К этому мы ещё подойдём, а сейчас скажем: действительно, Жданович прав — вопросы пушкинской дуэли для массового читателя требуют уточнения.

В той давней публикации я писал, что пора перестать обвинять Дантеса в ношении бронежилета — согласно кодексу, секунданты были обязаны осмотреть одежду дуэлянтов и потребовать удаления из неё всех металлических предметов, в том числе крупных пуговиц, портсигаров и т. п. Если секундант Пушкина К. Данзас такой осмотр не произвёл, это не даёт основания приписывать Геккерну и его приёмному сыну всё, что наша ерундиция и «классовое чутьё» подскажут. Наличие бронежилета непременно выявилось бы и без ощупывания одежды секундантами при обмене выстрелами. Но я тогда не обратил внимания на хронологию появления версий с пуговицей и бронежилетом. Есть исследователи, которые это рассмотрели.

В приложении к репринтному переизданию дореволюционной публикации военно-судного дела по поводу состоявшейся дуэли даны два очерка Д.А. Алексеева. Ни в каких официальных документах периода расследования дуэли, как со стороны друзей Пушкина, так и от его противников, мундирная пуговица вообще не упоминалась! «Пуговица» — это досужий домысел петербургского общества (включая близких друзей поэта), пытавшегося осмыслить, как это Дантес, в которого попала пуля, оказался не убит, а сравнительно легко ранен. Кольчуга или бронежилет вообще были «изобретены» псевдозащитниками Пушкина (не только содержания дуэльного кодекса, но и о самом факте существования такого кодекса не знавшими) только в советское время.

От внимания широкого читателя как-то ускользает, что доктор В.И. Даль произвёл вскрытие брюшной полости умершего Пушкина. Результаты вскрытия позволяют сказать следующее:

— Пушкин скончался не от огнестрельной травмы жизненно важных органов — они не были задеты;

— Пушкин скончался не от внутреннего кровотечения — крупные сосуды также не были задеты;

— Пушкин умер через 46 часов после ранения от перитонита, который был тогда неизлечим, да и сейчас представляет грозное осложнение внутрибрюшных травм и т. п.;

— необходимо отказаться от формулировок типа «Пушкин был убит на дуэли» — он скончался от осложнения полученного на дуэли ранения.

Пуля Дантеса металась в большом тазе тела Пушкина, не имея энергии его пробить насквозь. Разрушения, произведённые ею, были сравнительно невелики, что вполне соотносится с небольшой травмой, причинённой телу Дантеса пулей Пушкина. Эти два коррелирующихся факта требуют объяснения, и Алексеев его находит: ввиду обоюдного стремления противников к кровавому исходу дуэли и назначенного малого расстояния (10 шагов или 7–8 метров) секунданты по предложению Данзаса (возможно, молчаливому, показом) положили в пистолеты минимальный заряд пороха. Пистолеты Дантеса и Пушкина были однотипны и принимали заряд от 0,5 до 3,8 г пороха. При полном заряде пуля из такого пистолета на дистанции 25 м пробивала пакет сухих сосновых досок общей толщиной 15–20 см! Выбор величины заряда в пределах почти восьмикратного колебания находился на усмотрении секундантов, которые принимали его согласованно, учитывая дистанцию поединка и другие факторы. Согласно дуэльному кодексу секунданты должны были снаряжать пистолеты под наблюдением друг друга и в стороне от дуэлянтов. Они могли переговариваться, но кодекс запрещал обсуждать, приведёт ли дуэль к гибели противников. Порох отмерялся цилиндрической меркой с дном в виде поршня. Данзас, стремившийся спасти Пушкина, мог молча показать д’Аршиаку минимальное углубление дна, на что он, будучи двоюродным братом Дантеса и болея за его судьбу, также молчаливо согласился. Впрочем, инициатива могла исходить и от д’Аршиака. На деле же получилось наоборот: при более сильном заряде пуля Дантеса могла бы пройти из места попадания навылет, не вламываясь в большой таз и не приводя к осложнению в виде воспаления брюшных органов. Военно-судная комиссия вопроса о величине заряда Данзасу не задавала, а д’Аршиак предусмотрительно выехал во Францию, но Данзас и сам, видимо, мучился трагическими последствиями решения о величине заряда всю жизнь.

По требованию раненого Пушкина Дантес встал на барьер правым боком вперёд, прикрыв грудь согнутой в локте правой рукой. Пуля Пушкина пробила её мягкие ткани насквозь, но почти касательно, в четырёх пальцах ниже локтя (т. е. в согнутом положении — выше локтя) и, скользнув по одному из правых нижних рёбер, улетела дальше. Возьми Пушкин на 3–4 см левее и чуть ниже, она, скорее всего, пробила бы печень Дантеса, что также привело бы тогда к смерти из-за внутреннего кровотечения. А. Королёв возмущался, что пистолеты Пушкина не были пристреляны. А когда их было пристреливать? Оскорбительное письмо старому Геккерну Пушкин послал 27 января (ст. ст.). В тот же день Дантес взамен него (Геккерну, как Посланнику, стреляться было нельзя) потребовал дуэли и в отличие от предыдущего столкновения, когда Геккерны просили отсрочки и Пушкин её предоставил, требовал немедленного поединка, грозя отсрочку представить в обществе как бесчестный отказ от дуэли. Ещё утром в день дуэли у Пушкина не было ни пистолетов, ни секунданта. Пистолеты были взяты в магазине Куракина за час до приезда на место дуэли. Впрочем, когда стреляют на расстоянии 7 метров, предварительная пристрелка не так уж и важна. Точка попадания пули Пушкина обусловлена тем, что Пушкин стрелял полулёжа, опираясь левой рукой о снег, и, соответственно, намного заваливая пистолет вправо. Вместо удобства, которое узрел в этой позе А. Королёв, траектория выстрела закономерно сместилась вправо и вверх, что и спасло жизнь Дантеса. Пуговицы и бронежилеты здесь ни при чём.

При всём нашем эмоциональном восприятии результатов этой дуэли и неприязни к Дантесу нет никаких оснований обвинять его в бесчестном поведении на поединке. Дуэльного кодекса он не нарушал. Фигура старого барона Геккерна вообще не может вызвать ничего, кроме неприязни, но это не даёт нам права клеветать на него. Утверждение Ждановича-Сегеня, что он умышленно «подсунул» раненому Пушкину карету, чтобы побольнее его растрясти, звучит не просто абсурдно, но и дико. В отличие от Р.Б. Ждановича, барон не знал заранее результатов поединка, но он точно знал, что Пушкин — отличный стрелок. Карета у Комендантской дачи предназначалась не Пушкину. Необходимо было скрытно, не для глаз столичных зевак, провезти домой раненого или даже убитого Дантеса, но судьба ему улыбнулась — везти пришлось Пушкина, которому, в отличие от Ждановича, было уже не до деталей. Но если уж Роману Борисовичу так хочется деталей, то вот они.

Пушкин с Данзасом приехали в назначенное место за северной окраиной Петербурга в нанятых извозчичьих санях на два человека. В таких же санях приехали Дантес с д’Аршиаком. Такие городские сидячие санки были непригодны для перевозки тяжелораненого и убитого: первому неудобно, второго везти по столице в открытом виде недопустимо — за дуэль ведь по уставу полагалось карать виселицей не только дуэлянтов, но и их секундантов (правда, ни об одном точном исполнении этого пункта устава читать не приходилось). Жданович упрекает Данзаса, что тот не позаботился, как везти своего друга, если он пострадает на дуэли. Но ведь Пушкин пригласил его в секунданты только в день дуэли; у Данзаса совершенно не было на это времени. Луи Геккерн был готов к организации поединка (не к изготовлению бронежилетов, конечно) ещё с ноября и в вопросе транспортировки раненого оказался более предусмотрителен.

Извозчиков незачем было посвящать в занятия господ, поэтому, проехав городскую заставу (Выборгскую заставу), Комендантскую дачу и ещё несколько сот метров по заснеженной дороге, их оставили ожидать, а сами ушли через заваленные снегом огороды в кустарники. Место дуэли было выбрано примерно в 500 м от Комендантской дачи. После обмена выстрелами стало ясно, что Пушкин не может дойти до оставленных саней. Пришлось крикнуть извозчиков (они находились примерно в 80 м от места поединка). Извозчики поехали по глубоко заснеженному полю через дренажные канавы, уткнулись в жердяной забор огорода, разобрали его с помощью Данзаса и д’Аршиака. Пушкина уложили в сани. «Положенный в тряские сани, — писал кн. П.А. Вяземскому перед отъездом д’Аршиак, — он на расстоянии полуверсты самой скверной дороги сильно страдал, но не жаловался». В поздних воспоминаниях Данзаса, записанных А. Аммосовым, говорится: «Общими силами усадив его бережно в сани, Данзас приказал извозчику ехать шагом, а сам пошёл пешком подле саней вместе с д’Аршиаком». Вот это сообщение более правдоподобно: в тесных городских санках Пушкин должен был сидеть, а это ещё больше усиливало тряску. И когда бы эта пешая процессия под пронизывающим ледяным ветром с залива в уже наступившей ночной темноте добралась до Мойки, спросим мы у бдительного Ждановича? Персонаж романа Сегеня, так очаровавший Романа Борисовича, предлагал везти Пушкина именно в тряских санях или вообще нести на носилках. Это — благоглупость, которая, увы, часто очаровывает нашего записного эрудита.

Только у Комендантской дачи Пушкина смогли переложить в экипаж Геккернов. Но действительно ли карету прислал барон Луи? Нет, нет, здесь Роман Борисович не перебдел: во всех документах о дуэли действительно употреблялся термин «карета». Каретой называют колёсный экипаж, но наличия колёс ещё недостаточно, чтобы любую повозку назвать каретой. У кареты непременно должна быть закрытая гондола или кабина с дверцами и окошками. Это очень дорогой и никогда широко не распространённый экипаж, в отличие от кибиток, дававших лишь небольшое укрытие от ветра и осадков. Наличие кабины — гораздо более важная характеристика кареты, чем наличие колёс. Иногда каретой называли и зимний экипаж с кабиной на полозьях. Имелись также универсальные конструкции экипажей, которые можно было переставлять по сезону на полозья или колёса. Скорее всего, Луи Геккерн прислал санную карету, а полозья значительно снижают тряску. Это только предположение, но вот на чём оно основано.

Вот выдержки из документов того времени. В четыре часа дня Пушкин и Данзас нанимают сани и отправляются к Троицкому мосту. На Дворцовой набережной они встречают близорукую Натали в экипаже, на Каменноостровском проспекте — князя Голицына и Головина в санях, на условленном месте — Дантеса и д’Аршиака, приехавших также в санях. Все ездят в санях, даже по улицам Петербурга, и только в глубоких снегах у загородной Комендантской дачи дуэлянтов поджидает якобы колесная карета старого Геккерна. Похоже, что её назвали каретой именно потому, что присланный бароном экипаж имел просторную закрытую кабину, а не колёса. Впрочем, по торцовым мостовым, имевшимся в центральной части Петербурга, ехать даже в обычной карете было совсем не так тряско, как живописует Роман Борисович. Увы, увы, никакого злого умысла в присылке «кареты» Луи Геккерном не усматривается. Выстрел нашего эрудита оказался холостым. Вопреки домыслам Романа Борисовича в этом экипаже Пушкину было более покойно и удобно. На эту пересадку согласился секундант Пушкина. По крайней мере, Данзас — он ехал в карете с Пушкиным — никогда ни слова не высказал о неудобстве кареты Геккерна. Правда, было одно неудобство — моральное: карета-то принадлежала врагу Пушкина, но это от него скрыли, и в петербургском обществе никто никого за эту пересадку не упрекал. Не знали они, что следовало проконсультироваться у Ждановича — он бы разъяснил Николаевскому Петербургу, что хорошо, а что плохо!

Александр БЛАНК

От Ю.И. Мухина. Одно замечание — если секунданты не досыпали порох, то они хотели смертельного исхода. Дуэльные пистолеты потому и делались с длинными стволами, чтобы придать пуле максимально возможную для пистолета энергию, необходимую для пробития тела насквозь, — такое ранение было гораздо легче, чем ранение, когда пуля застряла внутри, даже в наше время. Застрявшая в теле пуля всю энергию превращает в повреждение органов, а пробивающая насквозь — только часть. Поэтому у пистолета Макарова со скоростью пули 315 м/сек останавливающее действие выше, чем у ТТ с его 420 м/сек.

ГАЛЬВАНИЗАЦИЯ ТРУПОВ ЧЕРНОГО КОБЕЛЯ

Очень давно в СМИ идет разнузданная компания по реабилитации всякого рода антигероев отечества. Еще при Хрущеве кулаки (а русская литература и искусство не вывело положительных ни кулаков, ни попов) были признаны жертвами репрессий. Этот статус сильно упрочился при Горбачеве и Ельцине. Горбачев с гордостью заявлял, что он внук двух раскулаченных и с детства мечтал развалить СССР, что он и сделал, получив Нобелевскую премию и царские почести. Ельцин также заявил, что он внук и племянник раскулаченных. Как пишут СМИ, столь же «героическая» биография и у Раисы Максимовны. Собственно, сами кулаки давно сдохли, и хрущевско-горбачевско-ельцинские дивиденды достались их отпрыскам.

При этих же лицах жертвами репрессий стал антигерой отечества генерал армии Павлов, который в 1941 году в первую неделю боев потерял большинство авиации, и почти все знамена. А ведь еще при Петре I за утрату знамени командир подлежал строжайшему наказанию. На Родине Павлова ему поставили памятник. Вспомнил, какую убийственную характеристику Павлову дал его бывший командир Рокоссовский, который проявил на фронте чудеса героизма, мужества и который заслужил всенародную любовь и армии и народа, однако на доме в Москве, где он жил нет мемориальной доски в его честь.

Нет памятников истинным героям Отечества: революционеру Кибальчичу и его внуку, Главному маршалу авиации Голованову, который в первые годы войны во главе дивизии лично бомбил Берлин, Данциг, Кенигсберг. Нет памятников генералам армии Антонову, Штеменко, Хрулеву, Масленникову, выдающимся советским конструкторам Грабину, Симонову, Микулину и многим другим. Нет памятника маршалу Огаркову.

Еще при Хрущеве на свободе оказались многие военные преступники, бандеровцы, власовцы, всякого рода уголовники, "лесные братья" и прочая мразь.

Младший брат моего отца в 1942 году в возрасте 15 лет пошел работать на военный завод, а через год добровольцем на фронт по примеру двух старших братьев, (один из которых уже погиб 12 декабря 1942 г. в районе Ржева смертью храбрых) и прослужил в Советской Армии 42 года, пройдя путь до генерала. Он участвовал в подавлении контрреволюционного путча в Берлине в 1953 году, выполнял интернациональный долг в Африке в 1970–1973 годах. В 1957–1970 годах он служил в Белоруссии и рассказывал мне в 1965 году, что отношения к военным в Белоруссии прекрасное, т. к. каждая семья там пострадала, как в первую, так и во вторую мировые войны. Однако ко всем праздникам, вплоть до Дня Парижской Коммуны, воинская часть оставалась без воды и без света, так как до 10 % сельского населения республики бывшие полицаи, бульбаши и т. д. которых пьяница Хрущев досрочно выпустил. Ученики и соратники горе-чекистов Шелепина, Семичастного, Андропова и K° никого поймать не могут. Стоит ли удивляться, что погиб Машеров и многие другие, и никого, кто отвечал за их безопасность, не наказали.

Стоит ли удивляться, что нынешний президент Эстонии, как сообщали СМИ сын эсесовца, а папа Ландсбергиса встречался с Гитлером. Когда в 1949 году бандеровцами был убит украинский писатель Ярослав Галан, то на место преступления немедленно вылетел по приказу Сталина министр госбезопасности СССР Абакумов и генерал Судоплатов. Андропов же в Минск не выезжал, он продолжал на досуге писать стихи, играл на пианино в четыре руки и пел. Его заместитель Цвигун писал прозу. При них погиб не один Машеров, зато Андропов и его замы стали Героями Социалистического Труда.

Вышеуказанные герои Отечества генералы и маршалы Голованов, Хрулев, Штеменко, Пересыпкин, Антонов и многие другие никаких звезд Героев не имели.

В последнее время в СМИ предпринимаются жалкие потуги представить Власова, как героя и борца со сталинизмом и т. д. Это делается сознательно, дабы посеять хаос в душах молодежи. Хотелось бы напомнить этим борзописцам хорошо известные факты, что в конце 1942 года в Париже Власов хотел встретиться с одним из родственников Николая II, но тот отказался от встречи, заявив, что с изменником России встречаться не будет. В это же время в Париже проходило собрание белогвардейцев, в конце которого им объявили, что выступит Власов. Услышав это, все встали и ушли. Кстати, сам Власов неоднократно говорил, что он борется со Сталиным и его жидовским окружением. Об этом сегодня забыли сиониствующие борзописцы.

Много пишется о том, как притеснялись казаки. Но это белоказаки, которые воевали против своего народа. Трудовое казачество воевало в Первой и Второй конных армиях в Гражданскую войну, а в соединениях генералов Доватора, Белова, Плиева, Константинова и др. в Великую Отечественную войну.

В Великую Отечественную войну воевали и родственники казачьего атамана Платова, с сыном одним из них радиоинженером Платовым В.И. автор статьи дружил и служил на Семипалатинском ядерном полигоне. Почести Колчаку, Деникину, Каппелю и другим, которые воздаются сегодня, являются оскорблением памяти героев Гражданской и Великой отечественной войн, в том числе всех маршалов и полководцев Великой Отечественной войны, которые хорошо громили антигероев Отечества.

С.Г. КРЮКОВ

В СУДЕ

На слушании моего дела 8 сентября, свидетели не явились и я вновь просил суд назначить лингвистическую экспертизу, мотивировав это так.

«В ходатайстве от 2 сентября я просил суд назначить лингвистическую экспертизу, но суд своим Постановлением от этого же числа мне в этом отказал, сделав вывод, что «в деле уже имеются лингвистические экспертизы, в настоящее время нет надлежащих оснований сомневаться в законности проведенных ранее экспертиз, вопросы, которые просит поставить на разрешение экспертизы подсудимый нашли свое отражение в заключениях уже имеющихся в деле экспертиз». При этом суд никак не мотивировал свой вывод, что не удивительно, поскольку этот вывод совершенно не соответствуюет ни закону, ни уже рассмотренным материалам дела.

1. Для того, чтобы имеющиеся в деле документы, называемые судом лингвистическими экспертизами и действительно были заключениями лингвистических экспертиз, следователь и суд обязаны были поставить экспертам-лингвистам вопросы лингвистики, то есть, языкознания, а вместо этого следователь и суд поставили экспертам вопросы права, на которые обязаны были ответить сами следователь и суд.

Причем, эксперты могут называть свои заключения хоть лингвистическими, хоть космическими, хоть юмористическими, поскольку это не они ставили себе вопросы права, это суд и следователь поставили экспертам вопросы права, и этим суд и следователь заказали экспертам получение заведомо недопустимого доказательства. Эксперт может утверждать, что он дал лингвистическую оценку текста — он не юрист и утверждать он может, что угодно. Но как суд объяснит, что он поставил эксперту вопрос языкознания, если этот вопрос является дословным воспроизведением диспозиции статьи 280 УК РФ? УК РФ — это Уголовный кодекс, а не кодекс языкознания, это область права, а не лингвистики.

Сначала об экспертизах Огорелкова. Следователь Баранов, в качестве вопросов этому лингвисту, поставил диспозиции всех видов экстремизма из статьи 1 закона «О противодействии экстремистской деятельности», то есть, прямо потребовал от лингвиста ответить, причем, на выбор, есть ли в материале деяния, запрещенные законом под угрозой наказания. Но, как суду уже пояснил на допросе свидетель Борисова, лингвистика не изучает преследуемую законом экстремистскую деятельность, не изучает вопросы права.

В свою очередь эксперт Огорелков грубо нарушил статью 16 ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности», которая требует от эксперта: «составить мотивированное письменное сообщение о невозможности дать заключение и направить данное сообщение в орган или лицу, которые назначили судебную экспертизу, если поставленные вопросы выходят за пределы специальных знаний эксперта», и в своих заключениях сделал не лингвистические выводы, а юридические — он просто переписал из статьи 1 закона «О противодействии экстремистской деятельности» диспозиции нескольких видов экстремизма.

Справедливости ради надо сказать, что следователь ставил эксперту и не юридические вопросы, запросив ответить, к каким именно действиям по насильственному изменению конституционного строя призывает информация в материале «Смерть России!», какие именно основы конституционного строя призывает изменить и как именно должна быть нарушена целостность Российской Федерации. Но именно на эти вопросы эксперт-лингвист и не ответил — Огорелков дал заключения только по вопросам права, только те заключения, которые имеет право делать только суд.

Сам суд эксперту-лингвисту Коршикову поставил вопрос дословной диспозицией статьи 280 УК РФ, и эксперт дал заключение суду этой же диспозицией статьи 280 УК РФ. В своем Постановлении от 25 августа суд согласился с сообщением эксперта о том, что диспозиция статьи 280 УК РФ, воспроизведенная в предъявленном мне обвинительном заключении и идентичная заключению эксперта Коршикова, является лингвистической оценкой запрещенного статьей 280 УК РФ деяния, а не юридической. Но если формула обвинения в моем обвинительном заключении это всего лишь лингвистическая оценка моего деяния, то почему мое дело рассматривается в Савеловском суде, а не на ученом совете филологического факультета?

Напомню суду, что когда я спросил доктора филологических наук Борисову, прослушавшую весь текст заключения эксперта Коршикова, что она может сказать о данной экспертизе, то она ответила, цитирую: «Во-первых, меня сразу же слегка шокировало, что собственно лингвистического анализа не последовало».

Таким образом, в деле нет лингвистических экспертиз. В деле есть некие документы, в которых лингвисты отвечают на вопросы права. Эти документы можно хоть сто раз назвать лингвистическими экспертизами, но они от этого таковыми не станут.

Обращаю внимание суда, что ни один лингвист, предупрежденный о даче ложного заключения, не сообщит суду, что предметом изучения лингвистики является политический и социальный экстремизм. Поэтому принимая от лингвистов заключения об экстремизме каких-либо информационных материалов, суд принимает в качестве доказательства заведомо ложное заключение, которое, безусловно, является недопустимым доказательством.

2. Доктор филологических наук Борисова пояснила суду, если отдельные слова и предложения рассматривать отдельно от контекста, то есть, от того, что автор хотел сказать во всей своей статье, то смысл сказанного автором можно извратить, как угодно. Делать подобные извращения запрещают не только законы русского языка, но и закон «О противодействии экстремистской деятельности», который в статье 1 часть 3 прямо указывает, что экстремистскими материалами являются только документы целиком, а не какая-то информация в этих документах.

В нарушении этого закона, следователь, в своем постановлении о назначении экспертизы, своим вопросом дал эксперту задание извратить смысл материала «Смерть России!». Он поставил эксперту вопрос не о том, к чему призывает весь материал «Смерть России!», а: «Поставить перед экспертами вопросы: содержится ли в тексте представленного на исследование документа информация, являющаяся призывами…». Такой вопрос это попрание закона «О противодействии экстремистской деятельности»!

И мы своими вопросами предлагаем суду исправить это нарушение закона следователем, для чего поставить лингвисту, во-первых, вопросы лингвистики, а не вопросы права, а во-вторых, поставить их так, как требует часть 3 статьи 1 закона «О противодействии экстремистской деятельности, а именно:

1. Призывает ли статья Дуброва «О матери» в материале «Смерть России!» к каким-либо действиям, а если призывает, то к каким именно действиям и кого именно призывает?

2. Призывает ли материал «Смерть России!» к каким-либо действиям, а если призывает, то к каким именно действиям и кого именно призывает?

В своем Постановлении от 2 сентября суд утверждает, что эти вопросы «нашли свое отражение в заключениях уже имеющихся в деле экспертиз». Но суд во всех экспертизах не найдет не только отражения, но и тени этих вопросов, поскольку следствие умышленно не ставило эти вопросы экспертам. Кроме этого, где суд увидел в экспертизах что-либо о статье Дуброва под названием «О матери»? Где суд увидел в экспертизах что-либо о материале трех авторов «Смерть России!»? Эксперты умышленно и на глазах суда извращают, якобы, исследуемый материал, и называют его статьей Дуброва «Смерть России!». Они умышленно рассматривают только несколько отрывочных кусков предложений из статьи Дуброва «О матери», и ни слова не говорят о том, что написали остальные авторы подборки материалов «Смерть России!» Они цинично и на глазах суда извратили текст, и суд помогает им это делать, отказываясь назначить настоящую лингвистическую экспертизу.

Таким образом, Постановление суда от 2 сентября не основано ни на материалах дела, ни на законе.

Поэтому еще раз прошу суд назначить лингвистическую экспертизу и на разрешение эксперту поставит вышеуказанные вопросы.

Предлагаю поручить проведение этой экспертизы доктору филологических наук профессору Е.Г. Борисовой, поскольку она уже знакома с материалом и может провести данную экспертизу достаточно быстро».

Будут ли читатели удивлены сообщением, что судья Савеловского суда И.В. Пустыгина отказала мне? Причем, и не сильно старалась, просто проигнорировав мои доводы начисто и выведя из компьютера постановление, практически дословно воспроизводящее текст ее постановления от 2 сентября.

Я снова просил суд:

«В ходатайстве от 2 сентября я просил суд вызвать на допрос следователя Следственной службы УФСБ РФ по г. Москве и Московской области старшего лейтенанта юстиции Баранова А.А., чтобы установить, почему он сначала трижды отказал в возбуждении против меня уголовного дела в силу статей «42, 43, 46 Закона РФ «О средствах массовой информации»», но затем вдруг возбудил уголовное дело и расследовал его с циничным нарушением УПК РФ, фактически не допустив меня к участию в деле.

Суд отказал мне в этом ходатайстве.

Следователь Баранов, в качестве вопросов лингвисту, поставил диспозиции всех видов экстремизма из статьи 1 закона «О противодействии экстремистской деятельности», то есть, прямо потребовал от лингвиста ответить на вопросы права — на те вопросы, на которые он сам должен был ответить. И этим он заказал эксперту сфальсифицировать единственное доказательство, на котором и построил обвинение.

Однако я обращаю внимание суда, что Баранов, при постановке вопросов эксперту-лингвисту потребовал у эксперта выяснить, к каким именно действиям по насильственному изменению конституционного строя призывает информация в материале «Смерть России!», какие именно основы конституционного строя призывает изменить и как именно должна быть нарушена целостность Российской Федерации. Без ответа на эти вопросы, обвинение в призывах к экстремизму превращается в пустую болтовню, поскольку как кто-то может последовать призывам, если не понятно, что конкретно нужно делать.

Эксперт следователю на эти вопросы не ответил, поскольку материал «Смерть России!» ни к какой экстремистской деятельности не призывает, тем не менее, следователь все равно сделал вид, что болтовня лингвиста по вопросам права является доказательством, и обвинение мне предъявил.

Мы считаем, что для полного и объективного рассмотрения данного дела необходимо выяснить, что заставило следователя Баранова А.А. без какой либо мотивировки нарушить статью 17 УПК РФ и проигнорировать закона РФ «О средствах массовой информации», исключающий возбуждение против меня уголовного дела, а также, что заставило его заказать для обвинения заведомо недопустимое доказательство и построить обвинение на нем.

В связи с этим прошу суд вызвать в качестве свидетеля следователя Следственной службы УФСБ РФ по г. Москве и Московской области старшего лейтенанта юстиции Баранова А.А.».

Будете ли вы сильно удивлены тем, что судья Пустыгина мне и в этом отказала?

Следующее заседание назначено на 10 утра 17 сентября.

Ю.И. МУХИН