2008_38 (586)

ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ О ПАВШИХ ГЕРОЯХ

Обильно политая на протяжении многих поколений кровью воинов различных народов древняя земля мыса Херсонес каждый год, несмотря на палящий летний зной и пронизывающий до костей ветер с моря зимой, продолжает привлекать к себе многие тысячи жителей и гостей нашего города-героя.

Главной достопримечательностью здесь последние почти пятьдесят лет (с момента открытия в 1959 году Севастополя для свободного посещения гражданами СССР) является легендарная 35-я береговая батарея.

Этот «сухопутный линкор», имевший на вооружении две броневые башни с четырьмя 12-дюймовыми орудиями (305 миллиметров) начал возводиться еще до революции, в 1912 году. По целому ряду причин вскоре после начала Первой мировой войны в 1915 году строительство было заморожено и возобновилось уже при Советской власти в 1925 году. Спустя два года в 1927 году батарея вошла в строй.

Затем было её участие во второй героической обороне Севастополя 1941–1942 годов. И, наконец, в первой декаде июля 1942 года её позиции стали эпицентром героических и одновременно трагических событий завершения боев за Севастополь. Здесь в трагическую неизвестность ступили десятки тысяч защитников и жителей будущего города-героя.

Потом настало время практически в буквальном смысле собирать камни и увековечивать память павших. И вот 3 июля 2007 года, когда безжалостное июльское солнце опаляло позиции бывшей 35-й береговой бронебашенной батареи, наверное также нещадно, как это было 65 лет назад, неподалеку от входа в батарейную цитадель прошла городская общественная акция «Мост Памяти», в ходе которой состоялась закладка памятного знака, сообщавшего о том, что здесь начинается создание историко-мемориального комплекса, посвященного памяти защитников Севастополя периода его Второй героической обороны.

А еще спустя ровно год, 3 июля 2008 года, здесь же на церемонию открытия первой очереди этого комплекса, созданного «Объединением граждан «35-я береговая батарея», собралось больше тысячи жителей и гостей города, ветеранов, моряков-черноморцев и одеты в красноармейскую и краснофлотскую форму периода Второй обороны города униформистов Севастопольского военно-исторического «Клуба любителей истории Отечества».

После завершения церемонии открытия и освящения первой очереди мемориала сразу же началось проведение для всех её участников первой экскурсии по размещенной внутри батарейной цитадели временной музейной экспозиции. Посетители смогли увидеть мемориальный зал, один из кубриков для личного состава, помещение медико-санитарной части, каюту командира батареи, а также один из отсеков, где за несколько дней до окончания обороны 30 июля 1942 года прошло последнее заседание Военного совета Севастопольского оборонительного района. Все это произвело на посетителей неизгладимое впечатление.

А тем временем работы на батарее продолжаются и на земле, и под землей. Одно из направлений этих работ — археологические раскопки на территории батареи крепостной стены многотысячелетней давности, опоясывавшей находившийся на территории батареи город одной из древнейших цивилизаций. Вот такой символ связи и преемственности далеких друг от друга эпох военной истории.

Хотя с момента открытия первой очереди историко-мемориального комплекса прошло не так уж много времени, но его работа уже в целом упорядочилась. Как и положено по музейным традициям, выходной — понедельник. Прием посетителей в период со вторника по пятницу с 16 до 19 часов. В субботу и воскресенье — с 10 до 16 часов.

Подобный график в будние дни вызван тем, что внутри цитадели продолжаются работы по очистке помещений и соединяющих их потерн от обломков и накопившегося за многие десятилетия мусора. Когда очистка завершается, электрики подводят в помещение электричество, и тогда временная экспозиция пополняется новым залом.

В настоящее время выделенные Национальным музеем героической обороны и освобождения экскурсоводы знакомят экскурсантов с барбетом второй орудийной башни, а затем по центральной потерне ведут группу через один из матросских кубриков, санпропускник, кают-компанию, мимо еще замурованного прохода в скале к прибрежной пристани в центральный пункт управления огнем и затем в кают-компанию батареи.

Несмотря на столь малый срок своего существования данный музейный комплекс успел уже приобрести весьма значительную популярность у жителей, гостей нашего города и моряков Черноморского флота. Ежедневно его посещают от 40 до 120 человек.

Параллельно, как я уже говорил, продолжается разбор завалов во внутренних помещениях. Так, в настоящее время расчищается потерна, ведущая в один из снарядных погребов. Все эти работы планируется завершить к 2010 году, после чего музейный комплекс будет передан в коммунальную собственность и скорее всего станет одним из музейных объектов Национального музея героической обороны и освобождения Севастополя.

К. КОЛОНТАЕВ

О ПОДДЕЛКАХ

Недавно мне в руки попала весьма любопытная книга. Думаю, что выдержки из нее могут заинтересовать и Вас.

Книга называется «Управление «С». Во главе нелегальной разведки», выпущена в Москве в 2006 г. издательством «Яуза-Эксмо». Автор — генерал-лейтенант Виталий Павлов — более полувека служил в советской внешней разведке, в том числе двенадцать лет занимал различные посты в управлении «С» Первого Главного управления (ПГУ) КГБ СССР.

Управление «С» было самой закрытой структурой ПГУ, поскольку готовило и выводило на Запад наших разведчиков-нелегалов. Знакома Вам фамилия Конон Молодый (реальный прототип Лонсдейла из блистательного фильма «Мертвый сезон»)? Вот такие кадры и ковались в управлении «С». Между прочим, В. Павлов в свое время непосредственно курировал работу Рудольфа Абеля…

Ясно, что сомневаться в глубочайшем профессионализме В. Павлова бессмысленно. Его свидетельства многого стоят.

В своей блестящей работе «Антироссийская подлость» Вы, Юрий Игнатьевич, выдвигаете гипотезу, что фальшивки команды Геббельса по катынскому делу (т. н. «письмо Берии» и т. п.) были изготовлены специалистами КГБ.

Цитирую:

«589. Такие специалисты были только в КГБ СССР, поскольку в других ведомствах им нечего делать. Мой знакомый, который учился на курсах КГБ в 80-х, рассказывал о лекции такого специалиста. Тот вызвал к доске курсанта и предложил ему написать на доске несколько слов, которые специалист по подделке почерка надиктовал. Затем этот специалист минут 20 всматривался в слова, после чего под диктовку аудитории начал писать на доске любые тексты почерком того курсанта.

Именно такой специалист и воспроизвел надписи и подписи на геббельсовских фальшивках». (Цитата приведена по изданию: Ю.И. Мухин «Антироссийская подлость», М. - 2003, «Крымский мост-Форум», стр. 686).

А теперь выписка из книги В. Павлова.

Автор вспоминает одну из операций, которая, по его мнению, была провалом. А на мой взгляд, тем, кто курирует подобные «провалы», нужно сразу на грудь орден вешать!

Оцените сами. В. Павлов сокрушается:

«…Примерно в то же время (речь идет о начале пятидесятых годов прошлого века) подготовку к работе в нелегальных условиях проходил Каро, недавний выпускник одного из институтов. Вместе с ним изъявила согласие работать в разведке его жена Аэлита…

Их вывод на Запад для последующего продвижения в США планировался через Чехословакию. По подобранному нами документальному варианту они выдавали себя за судетских немцев, родившихся в Соединенных Штатах…

Для предварительной тренировки мы решили послать Каро в пробную нелегальную поездку по Европе. Снабдили его липовым швейцарским паспортом, но строго предупредили: ни в коем случае не ездить в Швейцарию, так как его документ, хотя и был подделан безупречно, не выдержал бы более основательной проверки.

Поездка должна была продлиться две недели, и мы стали ждать первого сигнала о появлении Каро в одной из тех стран, что ему предстояло посетить. Но он молчал…

Как гром среди ясного неба пришло сообщение, что в Швейцарии задержан человек, невразумительно и путано говоривший о себе… Мы поняли, что речь идет о Каро. В одной из швейцарских церквей священник обратил внимание на странного посетителя и, разговорившись с ним, никак не мог взять в толк, кто он и откуда, зачем приехал. Незнакомец нес какую-то несусветную чушь. Священник позвал полицейского, и дальнейшие сведения по этому делу, в том числе и о проверке документов Каро, мы узнали из полицейских источников, Полиция быстро установила, что имеет дело с явно ненормальным человеком, от которого невозможно ничего добиться…

Полицейские пришли к выводу, что Каро приехал из Чехословакии, и связались с чешским посольством. Последнее, будучи заблаговременно ориентировано через их чешских коллег, согласилось вывезти Каро в Прагу для «лечения», тем более что швейцарские психиатры полностью подтвердили подозрения полицейских и поставили диагноз — душевнобольной.

Как стало известно впоследствии, в полиции у Каро отобрали паспорт и провели тщательную проверку, кто же его выдал. Примечательно, что полицейские не подвергали сомнению подлинность документа — так хорошо он был изготовлен. Даже чиновник, чья подпись значилась на паспорте, признал ее своею, но никак не мог вспомнить, когда он его выдал (выделено. — А.В.)

Словом, этот случай вновь подтвердил высокое качество работы нашей документальной службы.»

Ну, всяко в жизни бывает! От перенапряжения у парня немножко «крыша съехала». Как выяснилось впоследствии, кто-то из его родственников страдал наследственным психическим отклонением. Гены — дело тонкое… Сотрудники КГБ учли печальный опыт, после чего кандидатов в нелегалы стали проверять на предмет душевного здоровья вплоть до седьмого колена.

Но паспорт, паспорт-то! Ведь фальшивкой была отнюдь не «ксива» банановой республики или малоразвитого африканского государства! Подделали паспорт Швейцарии! Документ, имеющий как минимум два десятка степеней защиты! Информация о которых, между прочим, относится к числу наиболее строго оберегаемых государственных секретов!

Зря, ох зря прибеднялся товарищ генерал-лейтенант! Какое, к черту, «высокое качество работы нашей документальной службы»! Не высокое — высочайшее!

Еще раз вдумайтесь — щвейцарские полицейские проверяли документ! Ну, ясное дело, хроматографов разных (или что там используют для сложных физико-химических анализов?) они при этом не задействовали. А почему? Да потому что все тайные реквизиты наверняка были на месте! Все точки, запятые, секретные черточки в положенных местах, скрытые водяные знаки и т. п. Все присутствовало, причем именно там, где положено! Вот если бы нет — тогда подозрительный документ действительно направили бы в лабораторию для более «основательной проверки» …

Мало того — чиновник, выписывавший паспорт, признал липовую подпись за свою «родную»!

А вы говорите — «подпись Берии»… Да положи хоть самому Лаврентию Павловичу на стол такое изделие отечественных самородков, и он бы тоже признал его за подлинное. Куда бы делся…

Таким образом, Юрий Игнатьевич, В. Павлов де-факто подтверждает Ваше предположение об изготовителях фальшивок. И подтверждает авторитетно! Пусть даже только косвенно…

Думаю, что о подобных анонимных талантах стоит знать более широкому кругу наших граждан. Да, разумеется, в принципе мы все догадываемся, что спецслужбы способны достоверно копировать подписи, печати тем разные… Однако, наши личные предположения — это одно, а слова профессионала — нечто качественно другое.

После свидетельств В. Павлова вряд ли уже слепо поверишь голословным прокурорским заявлениям, что, мол, все подписи под «расстрельными документами» Катыни «тщательно проверены» (а кем?) и «признаны подлинными» (а не покажете ли соответствующие заключения экспертов?).

Очень надеюсь, Юрий Игнатьевич, что «Антироссийская подлость» выйдет в свет еще не один раз! России нужны такие книги.

А. ВЕДЕРНИКОВ

РАНЬШЕ И ВОЙТИ УМЕЛИ

Практически за одну ночь 21 августа 1968 года в города и села Чехословакии вошли колонны танков, бронетранспортеров, грузовиков армий СССР, ГДР, Польши, Болгарии и Венгрии.

Двухсоттысячные вооруженные силы ЧССР не сделали ни единого выстрела. Им, как и нашим, политработники объяснили, что целью полумиллионной группировки с пятью тысячами танков и бронемашин была защита завоеваний социализма. Ее вторжение в маленькую страну в центре Европы явилось полной неожиданностью даже для разведки НАТО. В конце 80-х, когда соцстраны захлестнет волна бархатных революций, руководство СССР и его единомышленники признали решение о вводе союзных войск в ЧССР ошибочным, необоснованным вмешательством во внутренние дела суверенного государства.

Николай Васильевич Крепченко прошел Великую Отечественную от Курска до Германии и Чехословакии. Имеет ранения и награды. Особенно дорожит орденом Красного Знамени.

— Самую высокую государственную награду — орден Ленина — могла получить и свинарка за поросят, — улыбается ветеран. — А Красное Знамя давали только за ратные заслуги. Меня этим орденом наградили за то, что в 1945-м силами своего батальона разгромил немецкий пехотный полк и взял в плен около двухсот вражеских солдат и офицеров во главе с командиром полка оберстом (полковником) Пейтером, вокруг тела которого был обмотан штандарт (боевое знамя полка).

А День Победы я встретил в городке под Прагой, куда в начале мая нас срочно повернули из-под Дрездена на помощь участникам национального восстания. Разведчики привезли на мотоцикле пленного. Фриц выскочил из коляски и радостно закричал: «Криг капут!» («Войне конец!»).

Все, конечно, начали радоваться. Мы готовы были обнимать даже пленных. Ведь войны не солдаты развязывают. А я, 22-летний комбат, заплакал. В 1944-м в Польше, на Сандомирском плацдарме, знакомые сообщили, что где-то рядом воюет мой отец. Я собирался, как только наступит затишье, встретиться с ним. Однажды пришел почтальон: «Танцуй, тебе письмо». Открыл конверт и прочитал известие от командира части о том, что отец погиб.

Лишь в 60-е, когда служил в Польше комендантом штаба Северной группы советских войск, разыскал братскую могилу, в которой похоронен отец, в селе Петрув Опатовского уезда.

В сорок пятом чехи нас встречали, как братьев, освободителей. Однажды мы поехали с другом, тоже комбатом, капитаном Леонидом Вершининым в Прагу в ресторан. Там встретили компанию американских офицеров. Пригласили их к столу. Вечеринка окончилась тем, что благодарные союзники подарили нам свой джип! Его потом забрал командир дивизии.

— Тогда, в июне 1968 года, в чешском городе Миловице, где разместился наш штаб войск ОВД, — продолжает Николай Крепченко, — я впервые увидел партийных и государственных руководителей братской страны — первого секретаря ЦК КПЧ Александра Дубчека, председателя правительства Олдржиха Черника, председателя Национального собрания Йожефа Смрковского. Их, деятелей высочайшего ранга, не сопровождали помпезные кавалькады машин, многочисленные свиты. Дубчек, например, сам ездил за рулем служебной «Татры». У Черника, правда, был водитель, который одновременно выполнял функции охранника.

Подруливает как-то к штабу черная «Чайка» в сопровождении двух мотоциклистов. Из нее выходит пожилой седой чешский генерал и на чистом русском языке обращается ко мне: «Здравствуйте, товарищ подполковник!» «Здравия желаю, товарищ генерал армии!» — я вытянулся и взял под козырек. Да это же сам президент Свобода, словно сошедший с газетных фотографий и телеэкранов! Прежде чем идти к нашему командующему, он решил привести себя в порядок и спросил, где тут можно помыть руки.

Людвига Свободу любили в Советском Союзе и Чехословакии. В годы войны он создал на нашей земле из добровольцев отдельную чехословацкую бригаду, которая возмужала в боях, освобождала Украину, Киев, выросла в армейский корпус, ставший после войны основой вооруженных сил ЧССР.

…Сограждане обожали Свободу. Нам рассказывали, что во время экономического кризиса чешские офицеры снимали с пальцев золотые обручальные кольца, чтобы выручить Родину и ее лидера. В то же время Людвиг Свобода был в какой-то мере продуктом советского воспитания, искренне ратовал за дружбу с Советским Союзом. Во время нашего вторжения он мастерски использовал свой дар дипломатии, чтобы не дать политическому конфликту перерасти в вооруженное столкновение. В значительной мере его заслуга состояла в том, что эта заваруха обошлась практически без жертв.

— Вам известно количество погибших?

— Да, вся информация в Москву шла через наш штаб. Потери войск ОВД в Чехословакии с 21 августа по октябрь 1968 года составили 96 солдат и офицеров войск ОВД. Все они погибли в авто- и авиакатастрофах, от неосторожного обращения с оружием и вследствие других несчастных случаев, которые не редкость в любой армии мира.

Помню, в те дни западные СМИ много говорили и писали о якобы сбитом над ЧССР советском военном вертолете. Да, действительно упал вертолет, погибли люди. Я тоже выезжал на место падения. Никаких следов пуль или взрывчатки ни мы, ни более компетентные специалисты не обнаружили и пришли к выводу, что причина катастрофы — отказ техники.

Привирала и коммунистическая пропаганда, которая усиленно эксплуатировала в качестве примера благородства и самопожертвования советских воинов случай с нашим танком. Он двигался по горному серпантину, ему не уступила дорогу толпа жителей села, и механик-водитель, чтобы не задавить людей, направил бронированную машину в пропасть…

Жаль, конечно, ребят-танкистов. Но думаю, их гибель — недоработка командиров. Скорее всего, и это не только мое мнение, ведь этот случай тоже расследовали специалисты, танкисты превысили скорость и не справились с управлением. Увидев людей, механик растерялся, не смог затормозить многотонную машину.

— Как все начиналось?

— Возвращаясь с учений «Шумава», мы чувствовали, что уходим из Чехословакии ненадолго. В войсках активнее, чем обычно, велась боевая учеба. Среди офицеров пошли разговоры о готовящемся вторжении.

19 августа мы получили приказ покинуть расположение части. Я едва успел заскочить домой, чтобы проститься с женой и 16-летней дочерью. Сын в это время поступал в Советском Союзе в Киевский политехнический институт.

Я не знал, на какое время уезжаю. Мы ехали с полным боекомплектом, как на войну, были готовы вести боевые действия в условиях контрудара НАТО даже с применением ядерного оружия.

Поздно вечером наши боевые колонны скрытно подошли к границе ЧССР с разных направлений. И в ноль часов 21 августа пересекли ее. Чехи и пикнуть не успели.

Даже на учениях и в кино я не видел такого четкого взаимодействия войск. Разработанный советским Генштабом план вторжения выполнялся как по нотам. На пражском аэродроме Рузине спокойно, уверенно, с интервалом в одну минуту красиво садились тяжелые самолеты. Из них на ходу выпрыгивали десантники. К концу взлетно-посадочной полосы самолет оказывался пуст и тут же разворачивался для нового взлета. Словно всю жизнь сюда летали, рассказывали очевидцы.

Позже, когда пик противостояния прошел и у нас с чехами восстановились более-менее нормальные отношения, мой знакомый, подполковник чешской армии Иван Михайлович Негре, как-то спросил: «Слушай, как вы не заблудились, войдя на нашу территорию? Мы ведь поменяли местами все дорожные указатели!» «Ну ты же, Иван, военный, — говорю, — прекрасно понимаешь, при помощи чего ориентируются войска. Особенно если загодя готовятся к операции…»

— В ходе подготовки к операции политработники объяснили солдатам, что чешское руководство хочет предать принципы социализма и вернуться к буржуазно-капиталистическому строю, — вспоминает Николай Васильевич. — И наша задача — защитить братскую страну от возможного вступления в нее войск НАТО. Мы не чувствовали себя оккупантами.

Перед вторжением наше командование передало ультиматум министру обороны ЧССР генералу Дзуру: «Во избежание потерь отдайте приказ командующим округами не оказывать сопротивления войскам ОВД».

Генерал Дзур выполнил приказ Москвы. Чехи не сопротивлялись. Но уже по пути в Миловице в глазах пожилых людей и молодежи, молча наблюдавших за растянувшейся по шоссе нашей штабной колонной, мы видели если не ненависть, то по меньшей мере укор. Едем по городу — видим поднятые вверх кулаки. В поле работали трактористы — остановились, те же жесты.

В одном из городов нашу колонну, состоящую из бронетранспортеров и штабных машин, разобщили вышедшие на улицу люди. Они запрудили проезжую часть и перекрыли движение. Я высунулся из кабины моего БТР-152, попросил уступить нам дорогу. Толпа не прореагировала, только загудела, начала улюлюкать. Мне же надо было догнать колонну. Старался сохранять спокойствие, но люди не расходились. Мужчины, женщины… Некоторые злорадно улыбались. И тогда я приказал пулеметчику открыть огонь. Поверх голов. Солдат побледнел: «Что вы, товарищ подполковник!» Тут уж я не выдержал и повысил голос. Пулеметчик дал очередь. Ехидные улыбки вмиг исчезли. Люди отшатнулись и расступились. Так мы вырвались из западни.

Позже, в другом месте, ситуация повторилась. Мы снова пальнули в воздух. Подействовало.

— В некоторых публикациях утверждалось, будто наши танки и бронетранспортеры чехи забрасывали бутылками с горючей жидкостью…

— Никаких бутылок не было. Даже камней не бросали. Мой бронетранспортер был защищен бортами только с боков, поразить его экипаж сверху, из окна, довольно просто. Но чехи вели себя довольно сдержанно. В основном делали мелкие пакости.

Заходит как-то ко мне начальник связи 14-й чешской танковой дивизии и говорит, что прибыл командир этой дивизии полковник Машек, он хочет встретиться с главнокомандующим силами ОВД генералом армии Павловским. В Союзе Иван Григорьевич был заместителем министра обороны — главкомом Сухопутных войск. За успешное проведение чешской кампании в 1969 году получил звание Героя Советского Союза.

«Пусть товарищ Машек зайдет ко мне, я выпишу пропуск», — говорю начальнику связи. «Извините, но он по-русски не разговаривает…» — не моргнув глазом, отвечает связист. «С каких это пор? — удивленно гляжу на чеха. — Мы ведь с ним во время недавних учений прекрасно общались!» Все старшие офицеры чехословацких вооруженных сил знали русский язык, так как учились в Союзе. «Сейчас он по-русски не разговаривает», — многозначительно улыбнулся посланец. В дверях появился полковник. «Вы тот самый офицер, который в сорок пятом освобождал мою страну?» — спрашивает меня по-русски. «Так точно, товарищ полковник!» — отвечаю, как положено, старшему по званию. «А сейчас вы — оккупант!» — словно хлестнул меня по лицу Машек. Выхватываю из кобуры пистолет: «Если бы я, товарищ полковник, был оккупантом, убеждал бы вас с помощью этой штуковины! Но я делаю так!..» — демонстративно засовываю оружие назад в кобуру и застегиваю ее.

Наконец чешского комдива пригласили в кабинет командующего. Дверь осталась приоткрытой, и мне удалось услышать конец их разговора. «Ну, вы поняли?» — спрашивает Машека генерал армии Павловский, которому полковник, похоже, тоже надерзил. «Зачем вы пришли?» — отвечает вопросом на вопрос упрямый чех. «Мы люди военные. Уходите отсюда!» — зарокотал басом Иван Григорьевич. Машек вышел красный и злой.

Однажды в штабе погас свет. Мы тут же включили передвижной дизель-генератор. Но зачем в городе работать под его рев? Пошли к трансформаторной подстанции. На двери висел замок. Разбить его прикладом не получилось. Я хотел подвесить к нему гранату РГД-5. У нее взрыватель срабатывает через четыре секунды — успел бы забежать за угол, и радиус разлета осколков небольшой. Но передумал. Мы же не варвары. Дужку замка перепилили ножовкой по металлу. Нашли солдата-электрика, резиновые сапоги, и он включил нужный рубильник.

После того, как кто-то отключил воду, на всех объектах жизнеобеспечения мы поставили наших людей.

— Вооруженные столкновения с чехами были?

— Нет. Хотя стрельба случалась. Однажды ночью вскочили по тревоге — прозвучали выстрелы в расположении советской мотострелковой части и польской танковой дивизии.

Оказалось, невдалеке по опушке бежали олени, часовые в темноте приняли их за людей, не отвечавших на окрики. Чехи потом подначивали нас: что, русские, мирных животных испугались?

Парк чехословацкой танковой дивизии охраняли два караула: чешский и советский. Ходят ночью вдоль стоящей на линейке техники наш часовой и чех. И тут чешский солдат показывает стволом автомата на боевые машины советской конструкции, выпускавшиеся в ЧССР по лицензии, и заводит совершенно дурацкий разговор: «Это — мои танки!» «Это наши с тобой танки!» — поправляет его советский солдат, уверенный в том, что выполняет интернациональный долг. «Нет! Это мои танки!» — не унимается чех, направляет на русского автомат и передергивает затвор.

Наш солдат тут же выстрелил в воздух и направил свой автомат на чеха. Тому от испуга стало плохо. Прибежал караул. Чешского воина повезли в санчасть. А советского потащили в военную прокуратуру. Я выяснил, что солдат — хороший парень, честный, не врет. Сказал следователю: хлопец действовал в общем-то правильно. Ты его попугай, но статью не шей, зачем судьбу губить? В тех условиях можно было из-за ерунды в дисбат загреметь.

Солдат очень переживал. Но мы его отстояли. А чеха на этот пост больше не присылали.

Кстати, тогда, в 1968-м, солдаты братской чехословацкой армии весьма удивили нас: небритые, расхристанные, а в казармах — бары с пивом. Что это за армия?

http://www.facts.kiev.ua/