33 простых способа создания зон здоровья и счастья у вас дома и на даче

Дедушка Вахрамей все-таки не выдержал нашего напора и рассказал, что и сейчас живут в Алтайских горах древние Хранители, потомки тех самых курумчинских кузнецов, которые населяли Беловодье — как он был уверен, совершенно реальное, а не мифическое. По словам деда Вахрамея, Хранители живут очень долго, не одно столетие, по крайней мере, одна Хранительница, которая помнит его покойного прадеда еще мальчиком. Признаться, нас не слишком удивил рассказ алтайского пасечника о долгожителях — потомках древнейшей цивилизации. Я уже писал о том, как мы встречались с потомками древних атлантов, невероятно долго живущих на свете.

Даже по лаконичному описанию курумчинских кузнецов нам стало понятно, что они потомки прародителей атлантов и лемурийцев, так что продолжительность жизни их потомков вполне логична.

И нам очень хотелось познакомиться с потомком загадочных кузнецов, тем более с Хранительницей. Нам было весьма любопытно узнать, что она именно хранит — а вдруг это окажутся тайны курумчинских кузнецов?

Дед Вахрамей отказался открыть нам имя Хранительницы, однако указал, как до нее добраться, хотя и весьма приблизительно.

Серая пещера

Несмотря на все предупреждения, мы чувствовали себя бодрыми: мы вышли на след, и теперь нас вряд ли могли остановить зайчики и лисички Алая. Впрочем, они и не пытались, только следили за нами. Кроме тех странных лисицы и зайца мы еще встретили одинокого волка, который не сводил с нас внимательных желтых глаз минут пятнадцать — и все это время мы стояли, не двигаясь с места. Потом волк, как и предыдущие звери-соглядатаи, скрылся в чаще.

— Коллеги, а вам не кажется, что эти звери не следят за нами, а ведут нас? — спросил Белоусов.

— С чего вы взяли, Александр Федорович? Пока, кажется, мы идем к нашей цели самостоятельно, так, как объяснил дедушка Вахрамей.

— Вот-вот, а дедушка указал нам прямой путь, путь, которым шли все наши предшественники из них, а Петрович предупреждал об опасности, между прочим, угрожающей именно вам, Мишель.

Напомню, что возвращались далеко не все.

— Но как звери могут влиять на наш путь?

— Алай — дух, он может воздействовать на нас ментально, появляясь рядом в образах разных животных. Звери с их внимательными взорами действуют нам на нервы, мы становимся беззащитными перед духом. Что вы думаете об этом, Рушель?

— Признаться, господа, я не верю, что Алай представляет реальную опасность для нас. Пусть он дух, но в нем нет ничего жестокого. Алексия, вы видели его, когда были внутри картины Антверпьева. Вы согласны со мной?

— Наверное, да, Рушель, согласна. Мне не показался злым старичок-лесовичок в грибной шляпе. Но… пока мне кажется, что мы для Алая — нежеланные гости.

— Алексия права, Рушель. Зло и добро, как писал поэт, тесно слиты друг с другом…

Так, задумчиво переговариваясь, мы шли своим путем, и хотя нам не очень нравилась его прямизна, мы продолжали идти, потому что знали — это наш путь. Да и что мы могли сделать?

Буря в горах

Буря началась внезапно — только что светило солнце, щебетали птицы, и вдруг стало темно, как ночью, и воцарилась абсолютная тишина. Мы схватились за руки — невозможно было разглядеть друг друга в этой тьме. Страшно было нарушить эту тишину, только руки друзей и их тихое дыхание помогали не потерять мужества.

И тут ударил гром, и огненная молния разрезала напополам черное небо. Хлынул мощный ливень, точно сами небеса обрушились на землю. Порыв дикого ветра согнул высоченную сосну чуть не до земли, дерево жалобно заскрипело, но выдержало — распрямилось. А вот ее молоденькую соседку этот же порыв ветра свалил наземь.

Нас прижало к скале, ветер не давал сделать ни шагу.

— Спасаемся, друзья, бежим — обвал! — Белоусов вовремя увидел потоки воды, несущие осколки камней с горы.

«Неужели это все?!»

Что проносится в голове человека в миг смертельной опасности? Кто-то думает, что вся жизнь, кто-то — что самые главные грехи, кому-то до слез жаль себя, а кто-то просто ничего не понимает в панике. И лишь немногие молятся, хотя это кажется самым логичным. Как ни печально, но и мне в тот момент не пришла в голову молитва. Почему-то я подумал о Насте Ветровой — у нее же скоро свадьба, как же так!

Белоусов дернул меня за руку, и я свалился на пол. На совершенно сухой пол! «Мы — в пещере! Мы спасены!»

Александр Федорович силился сдвинуть с места каменную глыбу, чтобы закрыть ею вход в наше убежище. Я присоединился к нему, а когда и девушки приложили свои усилия, камень наконец сдвинулся, и стало тихо. Там, за стеной, бушевала буря, а у нас было тепло, сухо и спокойно. «Благодарю Тебя, Господи!» — подумал я наконец.

— Коллеги, где Мессинг?

Радоваться было рано: Александр Федорович спас наши жизни, он же первым заметил, что нашего друга нет с нами.

— Папá! Папá! Где ты? Отзовись! — вопль Алексии, многократно усиленный пещерным эхом, прозвучал так страшно, что я похолодел: «Неужели это оно? Потерянная Полькой фиолетовая фишка… Где ты, Мишель?»

Сначала мы кричали, звали Мессинга, и у нас была надежда, что все обойдется. Потом, измученные и абсолютно несчастные, просто молча сидели, прижавшись друг к другу. Настя тихо плакала, у Алексии было абсолютно белое лицо, Белоусов сжимал и разжимал кулаки… Что делал я? Не знаю. На меня нашло какое-то оцепенение.

— Надо связаться с детьми. Алексия, где наш «магический кристалл»? — я подумал, что Полька и Колька более всех способны найти выход.

— У папá, — безжизненным голосом ответила Алексия.

И снова мы замолчали. Искать Интернет в пещере было бы глупо, признавать самое страшное отказывался разум.

Из дневника Мишеля Мессинга

— Спасаемся, друзья, бежим — обвал! — крик Александра Федоровича был последним, что я услышал прежде, чем потерять сознание.

Очнулся с дикой головной болью и, нащупав здоровенную шишку, сообразил, что Александр Федорович отнюдь не шутил — я схлопотал по голове солидным куском алтайских гор. Спасибо, что жив.

Но где все? Алексия! Мне стало так страшно, как никогда, наверное, не было! Однако буквально через несколько минут я смог подавить панику и взять себя в руки. Если я спасся, то остальные — почти наверняка, ведь с ними Белоусов и Рушель, а они даже по отдельности могут очень многое. Конечно, вдвоем они сберегут девчонок! Мне же для начала надо было разобраться, куда я попал, а потом думать, где искать остальных.

Так, серый камень — пол, серый камень — стены, серый камень — потолок. Понятно, я попал в серую пещеру. Не могу сказать, что это открытие обрадовало меня — я помнил, что именно в серых пещерах сгинули Заболотов и Арсенюк, а по «путешественникам» они вели совсем уж в мифические страны. Но я и не испугался — я был уверен в том, что мой интеллект, во много раз превосходящий разум покойных партийцев, справится с поставленной перед ним задачей — я найду выход.

Для начала надо было понять, как я сюда попал. У меня складывалось ощущение, что пещера закрыта со всех сторон, то есть что я замурован. Так, один кусок скалы тут явно недавно — вон как неровно стоит! Я сообразил, что провалился сюда во время бури, потом обвалившаяся глыба закрыла пещеру. Как же мне повезло, что она упала не на меня!

Пока я размышлял таким образом, одновременно пытаясь углядеть, например, вкрапления аметиста, чтобы попробовать воздействовать на него стихами Лебелянского, буря начала стихать. Если я долго провалялся без сознания, мои друзья сходят с ума! Алексия, бедная девочка, она всегда волнуется!

Однако опасность, о которой предупреждал Петрович, еще никуда не делась, тем более что я оказался отделенным от друзей, что совершенно не радовало.

Я уже в который раз оглядел серые пещерные стены внимательнейшим образом. Здесь должен был быть путь, пусть не наружу, пусть вовнутрь, но должен был быть!

И тут я заметил, что внутренняя стена пещеры слегка влажная. Что это? Дождь сюда не проникал… Интересно! Я погладил шершавую поверхность стены — камень на ощупь был будто пропитан водой, а так бывает только в том случае, если поблизости испаряется влага. Если здесь есть вода, значит, есть и путь, через который она проникла сюда.

Воду надо позвать и, если она есть, она откроется человеку. Камень пропустит ее, откроет ей проход. Я стал громко читать стихотворение Лебелянского, которое помогло войти в серый дольмен. Только я произнес последние строчки «Где одинокая тень на девять теней разбегается, В семь соединяя таинственный смысл бытия», как до меня дошло, что делать. Кстати, камни открываться и не думали, на этот раз стихи просто помогли мне включить воображение. В двух последних строчках этого стихотворения были названы числа атлантического и индоевропейского спектров.

Атлантический спектр, как мы знаем, символизирует жизнь и развитие личности и этноса, а индоевропейский — единство света, целостность бытия. Движение в разделении, а поиск — в единении.

Если я попробую извлечь воду из камня, я увижу… Да, это может стать входом!

Дальнейшее было делом техники. В пещере было светло от фосфоресцирующего мха, который рос прямо на камнях. Я собрал с серой стены несколько капель воды и подставил под свет так, чтобы капельки заиграли радугой, то есть чтобы увидеть все цвета индоевропейского спектра.

Сработало! Предчувствие меня не обмануло! Я увидел, что у голубой полоски моей маленькой радуги — розоватый оттенок. Это означало только одно: здесь где-то прячется горячее минеральное озеро, надо его всего лишь найти.

Где мой рюкзак, я понятия не имел, а жаль — мне бы сейчас пригодился один реактив. Ну попробуем своими силами.

И я отыскал озеро. Оно действительно пряталось за скалой, которая настолько притворялась успешно сплошной и цельной, что, если бы я не знал, чего ищу, не нашел бы ни за что. Вода была соленой и теплой, над ней поднимался пар. Тем лучше — здоровее буду! Я прямо в одежде нырнул в воду, на этот раз порадовавшись отсутствию рюкзака.

— Не может! Не может Мишель пропасть! Я пошла его искать, вот! — и Настя быстро пошла в глубь пещеры. Мы отправились за ней, потому что помнили: разделяться нельзя. — Смотрите, озеро! Это от него здесь так тепло! — над обнаруженным Настей озером поднимался пар.

— Настя, а почему вы считаете, что Мишеля надо искать в глубине пещеры? Буря уже почти закончилась, скоро мы выйдем отсюда и обязательно найдем нашего друга.

— Ох, Александр Федорович, я просто не могу сидеть и ждать!

Я прекрасно понимал Настю, сам был такой же.

Пока мы пререкались, стараясь удержать журналистку от безумного похода в глубину пещеры, вода в озере начала меняться — чуть-чуть, едва заметно. Как будто бы слабые круги пошли по ней. Они становились все заметнее. И вдруг…

— Папá! — Алексия с криком бросилась в воду, я — за ней, подумав, что бедняжка от горя потеряла разум и решила свести счеты с жизнью.

Но я не успел никого спасти: из воды выбирался Мишель, а на шее у него взахлеб рыдала Алексия.

И слезы эти казались такими живыми после ее молчания!

Из дневника Мишеля Мессинга (продолжение)

На том, чтобы я с раннего детства учился плавать, настоял мой дед, Вольф Мессинг — он очень хорошо помнил, как чуть не утонул, переплавляясь через Неман на советско-польской границе. Поэтому плаваю я, как профессионал, за что не раз благодарил деда. И сейчас благодарю: спасибо, дедушка, ты спас мне жизнь!

Плыть, несмотря на одежду, было легко, а вот нырять — трудновато: больно уж плотная вода оказалась в этом озере. Зато как велика была моя радость, когда, вылезая из озера в какой-то другой пещере, я чуть не был утоплен собственной дочерью, бросившейся мне на шею! Вот уж повезло так повезло! Я не смел надеяться, что озеро прямиком выведет меня к вам! Алексия, девочка моя! Друзья! Я счастлив!

Пока мы целовали, хлопали по спине и стискивали в объятиях Мишеля, буря полностью прекратилась. В щель между стеной и камнем, которым мы загородили вход в пещеру, пробивались лучи света. Вместе с Мишелем мы легко отодвинули импровизированный заслон и через мгновение уже радовались солнышку и вновь обретенной жизни.

Рюкзак Мишеля мы нашли сразу; наш друг, провалившись, потерял его из-за оборвавшейся лямки. «Вообще-то эти лямки должны выдерживать лавину, — подумал я, поправляя ремни. — Ну да ладно, зато с рюкзаком Мишель не смог бы плыть. Правда, он смог бы по „магическому кристаллу“ связаться с внуками, и тогда, глядишь, никуда бы не пришлось плыть, но все хорошо, что хорошо кончается».

Пока я размышлял, Мишель уже тихонько общался с кристаллом.

— Друзья, Колька нашел фиолетовую фишку! Она, представляете, почему-то оказалась в стакане с минералкой! Вот ведь чудеса!

— С вами, Мессингами, еще и не такие чудеса происходят. Я нисколько не удивлюсь, если Колька вытащил фишку из стакана с тот момент, когда вы выплыли из озера.

— Уж можно подумать, что с вами, Александр Федорович, никаких чудес не происходит! Сколько вам лет, напомните, пожалуйста!

— Если вы, Мишель, забыли, сколько лет вождю мирового пролетариата, то плохи ваши дела!

— Рушель, вы у нас — главный чудотворец, научите меня!

— А вы, Настенька, и сами неплохо справляетесь!

Так, подтрунивая друг над другом, мы шли вперед, жевали на ходу бутерброды с вяленой бараниной, и было нам хорошо.

Призрачный путь неумеренности Мишеля Мессинга

Буря несколько изменила ландшафт. Конечно, ослепительная ледяная вершина Белухи никуда не исчезла; но размытую дождем дорогу перегораживали сосны, вырванные с корнем. Идти было трудно, и мы решили свернуть в лес, где ураган не смог разгуляться в полную силу, и где почти не было сломанных деревьев.

— Мишель, мне кажется, или вы после вашего приключения несколько помолодели? — спросил я у похорошевшего друга.

— Думаю, Рушель, что так оно и есть. По крайней мере, шишка на голове практически сгладилась, да и чувствую я себя намного сильнее. Обратите внимание на Алексию: моя дочь свежа, как майская роза после первой грозы.

— Ну, Алексия всегда прекрасна…

— И тем не менее она была крайне утомлена и напугана, а сейчас от всего этого не осталось и следа. Я прихожу к выводу, Рушель, что мы нашли уникальное озеро — место силы, вода которого сохранила память чуди о долголетии и здоровье. Полагаю, нам всем нужно в нем искупаться. Настенька тогда потрясет своего жениха неземной красотой.

— Не возвращаться же теперь… На обратном пути, если Господь приведет.

Так мы сделали еще одно открытие: нашли озеро силы, дарующее молодость. «На редкость интересная и удачная экспедиция получается, — думал я. — А уж если мы найдем следы чуди и курумчинских кузнецов! Скорее бы добраться до хранительницы!»

— Тьфу ты, черт!

— Что с вами, Мишель? Вы где? — я очнулся от размышлений и обнаружил, что друга рядом больше нет.

— Рушель, я здесь, внизу, дайте руку!

Мессинг провалился в какую-то яму, очень глубокую, которую все остальные благополучно обошли, не заметив. «Что-то он сегодня в ударе», — усмехнулся я, скидывая рюкзак.

— Мишель, вы живы, ничего не сломали?

— Нет, в этой яме — болото после дождя. Вам будет непросто меня вытащить.

Мы с Александром Федоровичем, конечно, извлекли Мессинга на свет Божий, но попыхтеть пришлось изрядно — болото в яме не хотело отпускать свою добычу. Но в конце концов оно отпустило незадачливого путешественника, приняв в жертву его ботинки, вытащить которые не удалось.

Мессинг переобувался, декламируя стихи Олега Григорьева:

Я намек друга понял и, пока Мессинг услаждал наш слух, соорудил бутерброд, правда, не с колбасой, а с бараниной.

— Послушайте, Мишель, вам не кажется, что это уже слишком? Ваш путь становится воистину призрачным путем неумеренности! Исчезать два раза подряд — это явная неумеренность!

— Александр Федорович, ваши слова говорят о том, что скоро мы все придем ко дворцу благодатного знания, потому что именно такой путь — наш. Не будем же жалеть об утерянных ботах и — вперед, через тернии к звездам!

— Как вы думаете, Мишель, почему наш драгоценный дедушка Вахрамей называет Медведя шаманом, а не камом?

— Кам — это по-алтайски, а дедушка Вахрамей — русский старовер. А почему вы вдруг вспомнили, Рушель?

— Не знаю, просто вспомнилось случайно.

— Случайно? Кхм. Вы не забыли, как Настя вспомнила про дольмен? Тогда нам тоже показалось, что случайно, да только недолго мы пребывали в этом заблуждении.

— Смотрите, тропа! Пойдемте по ней! — воскликнула Настя.

— Да, я помню, но…

Мы свернули было на узкую оленью тропу, но тут же прямо перед нами рухнула здоровенная сосна. И опять все остались целы — воистину, счастливый день!

С тропы мы опять свернули, причем на этот раз в почти непроходимую чащу. Вырываясь из цепких лап каких-то колючих кустов, Настя не удержалась на ногах и упала вниз с довольно-таки высокой скалы. Представьте себе наш ужас, когда самая молодая наша коллега вдруг исчезла у нас на глазах! Ведь мы и не подозревали, что подошли к самому краю обрыва — настолько все вокруг заросло кустарником и высокими папоротниками. И представьте себе нашу радость, когда мы увидели живую и здоровую Настю, сидящую тремя метрами ниже нас на чем-то плоском и даже сверху кажущемся мягким! Ну и денек!

Хранительница

Плоскость, на которую мы спрыгнули вслед за Настей, оказалась действительно мягкой. Толстый слой ярко-зеленого мха спружинил, как перина, и вскоре мы уже знакомились с Хранительницей. Дом у нее был очень необычным, я такого никогда раньше не видел. Не только бревенчатая крыша, но и стены, тоже бревенчатые, были покрыты таким же ярким мягким мхом, причем оказалось, что он растет прямо на бревнах. Позже Хранительница объяснила нам, что это особый мох, сохраняющий тепло даже в лютые морозы и имеющий целительные свойства. Жаль только, что люди даже в алтайских деревнях разучились его выращивать, а то смогли бы избавиться от множества проблем со здоровьем. И внутри домика на стенах рос этот чудесный мох, напоминая причудливые объемные обои. Пол же был устлан свежими сосновыми лапами, поэтому пахло в избушке просто волшебно.

Но я отнюдь не сразу обратил внимание на необычность жилища Хранительницы, потому что сама она выглядела не менее оригинально. Мы с друзьями то ли из-за легенды дедушки Вахрамея, то ли из-за самого слова «Хранительница» ожидали увидеть женщину, похожую на строгую монахиню, с которой будет сложно разговаривать. И потом, ее предками были легендарные курумчинские кузнецы, а поэтому мы представляли себе ее необыкновенно высокой, самой настоящей великаншей. А нас встретила женщина, вначале показавшаяся совсем юной; лишь позже мы увидели вековую мудрость в сиянии ее глаз. Но ни возраст, ни знания не мешали Хранительнице быть веселой и приветливой! Роста Хранительница была вовсе не исполинского — просто высокая женщина с гибкой фигурой и легкой походкой. Волосы ее были рыжими и кудрявыми, зеленые глаза золотились искорками смешинок, голос звенел смехом — в общем, не похожа была Хранительница ни на строгую монахиню, ни на суровую отшельницу.

— Меня зовут Серафима, — поведала она, — потому что я храню память того народа, который знал, любил и понимал огонь. Хранители носят имена, связанные с Огнем, Светом, Сиянием.

Меня зовут Серафима, мою мать звали Ольга, бабушку — Дарина. Вы, Рушель, сможете назвать мое имя людям, когда я продолжу род, но никак не раньше, род Хранителей не должен прерваться.

Я теперь знаю, что Серафима продолжила свой род, имя же ее дочери — тайна, которую знают лишь посвященные. Когда-нибудь и она продолжит род Хранителей, и тогда имя ее станет известно многим.

Первая беседа с Хранительницей

Смешливая и яркая, Хранительница так поразила нас, что довольно долго мы просто молча глядели на нее. Первой пришла в себя Настя, и это оказалось очень кстати: нам нужна была продуктивная беседа, а не бессмысленное созерцание, а голос девушки всех нас привел в чувство. Мы обнаружили, что сидим за гладким деревянным столом, на котором стоит миска с медом, перед каждым из нас — чашка душистого липового чая, а из печи пахнет чем-то знакомым с детства и очень вкусным, только не понятно, чем именно. Эти ощущения были такими острыми, будто я переживал их впервые в жизни. И в этом, и в том, что мы, потрясенные, сами не заметили, как вошли в дом и уселись за стол, проявились чудесные способности Хранительницы. Но об этом позже.

— Да, мы вас представляли себе совсем другой, — именно эта фраза Насти привела нас в нормальное состояние.

— Вижу, что твои друзья, девушка, даже не слышали, о чем я говорила, настолько удивились, — Хранительница обвела нас своими зелеными глазами. — Неужели все так плохо?

— В каком смысле? — не понял я.

— Что вы, просто мы с друзьями всю дорогу фантазировали, какой вы окажетесь, а вы оказались совсем-совсем другой! — Настя смутилась. — Более доброй, более живой, более красивой!

Какие верные слова нашла Настя!

Хранительница была красивой, как горы и лес, солнце на восходе и ледяные вершины Белухи, и живой, как огонь, на который были похожи ее рыжие волосы.

— Ну уж, не смешите меня — красивой! Рыжая да тощая — вот и вся красота. — Хранительница рассмеялась. — А когда мне лет пятнадцать было, деревенские тетки девок пугали, чтобы те к Белухе не ходили: «Будешь много по лесу бегать да к горе подойдешь — станешь такой же тощей да рыжей, как эта», то есть как я.

«Сколько же лет нашей хозяйке? — непроизвольно задумался я. — Если, как говорил дедушка Вахрамей, она помнит его покойного прадеда еще мальчонкой, то получается…»

— Предвижу ваш вопрос, — прервала Хранительница мои мысли, — мне сто семьдесят восемь лет. А что, непохоже? — она снова рассмеялась.

Ее явно забавляла наша растерянность, и вообще, мне она показалась слишком легкомысленной, а ведь была старше самого Александра Федоровича Белоусова! И теперь понятно, почему ее яркая внешность и стройная фигура казались некрасивыми в дни ее юности: полтора века назад были другие представления о красоте; ценились полные девушки с румяными щеками, толстыми русыми косами и голубыми глазами. Мне вспомнилась «величавая славянка» из поэмы Некрасова «Мороз — Красный нос»:

Да уж, у нашей рыжей хозяйки и кот не усядется «на груди, как на стуле»!

Я решил вывести беседу на интересующую нас тему:

— Мы представляли вас совсем иной, потому что ваши предки были…

— Вы каких предков имеете в виду? — перебила меня Хранительница. — Курумчинских кузнецов, людей, чудь?

— Мы думали, что вы — потомок курумчинских кузнецов, — вступил в беседу Мишель.

— Так и есть. И курумчинских кузнецов, и чуди, и людей. Тысячелетия назад страшная катастрофа уничтожила Страну Белых Вод, которую люди называют Беловодьем, погибли все ее жители, о которых сейчас на Алтае рассказывают легенды, в живых остались только Хранители. Но Хранителей было совсем мало, мой род просто вымер бы, если бы мои предки не сближались с чудью и людьми. Да и раньше, когда Беловодье процветало, когда правил страной Белый Царь, когда никто не мог и предположить, что катастрофа погубит целую цивилизацию, курумчинские кузнецы жили бок о бок с чудью. Людей на земле Алтая тогда еще не было, а высокие светловолосые кузнецы не считали маленькую темную чудь врагами. Мои предки дружили и порой не могли обойтись друг без друга.

— А куда делась чудь?

— Почему все погибли, а Хранители выжили? И кто такие эти Хранители? Что они хранят?

— Что за катастрофа погубила Беловодье?

— Значит, настоящих потомков курумчинских кузнецов уже не осталось?

— Что ковали эти кузнецы?

— Почему они курумчинские?

Все мы заговорили одновременно — Хранительница даже руками всплеснула и рассмеялась дивным серебристым смехом.

— Постойте, постойте! Вас много, а я одна! Я даже услышать ваших вопросов не успеваю, не только ответить на них. Давайте по очереди, хорошо?

Хранительница явно не собиралась что-то от нас скрывать, что не могло не радовать. Однако… Несмотря на то что она мне очень нравилась, я пока не мог привыкнуть к ее несерьезности. «Ну что это такое! — сердился я про себя. — Живет на свете уже почти двести лет, а смеется все время, как девчонка!» Я решил взять беседу в свои и руки и сделать ее более осмысленной, решив, что, если мы все время будем перебивать друг друга и задавать вопросы одновременно, то никогда ничего не узнаем.

— Позвольте мне начать, — заговорил я, и остальные замолчали. — Скажите, Хранительница, какими были курумчинские кузнецы?

— Из древних рукописей Страны Белых Вод мы, Хранители, знаем…

Услышав о рукописях, мы с Мишелем переглянулись. Не сомневаюсь, что моего друга посетила та же мысль, что и меня — поглядеть бы на эти рукописи хоть одним глазком!

— …знаем, что курумчинские кузнецы были высокими, как самые высокие люди, но не были великанами, как рассказывают некоторые легенды. Волосы у них, как сказано, были «цветом подобны благородным металлам, дающим жизнь: меди, серебру, золоту», а глаза — «цвета воды в горных озерах, что поднимается на землю от таяния подземных льдов»…

Да, именно такими мы и представляли себе курумчинских кузнецов, потому что так же выглядели и древние атланты, и лемурийцы — мы знали это из самых достоверных источников. Теперь мы практически не сомневались в том, что у них у всех были общие предки.

— Прошу прощения, Рушель, что спешу задать нашей прелестной хозяйке свой вопрос, опережая вас, — вмешался Мессинг. — Скажите нам, пожалуйста, курумчинские кузнецы никогда не уходили из Беловодья в другие страны?

Я с удивлением посмотрел на Мишеля: неужели он что-то знает о следах курумчинских кузнецов в других землях?

— Почему же не уходили, — улыбнулась хозяйка. — В Стране Белых Вод были и свои ученые, и путешественники. Наши древние рукописи сохранили свидетельства о людях, а людей тогда точно на Алтае не было. Сведения о них как раз и принесли наши путешественники.

Мессинг задумчиво кивнул, потом стал что-то быстро писать в своем блокноте. Я решил, что позже обязательно расспрошу Мишеля, а сейчас было много важнее поговорить с Хранительницей.

— А почему курумчинские кузнецы так называются? — спросила Алексия, пока я думал о странном вопросе Мишеля.

— Почему курумчинские, доченька, это понятно, — Мишель не стал на этот раз дожидаться ответа Хранительницы, да и правильно — зачем беспокоить нашу хозяйку теми вопросами, ответы на которые ясны нам самим?

— А почему? Мишель, мне это совсем непонятно, объясните же! — потребовали Настя и Алексия, и Белоусов начал рассказывать:

— Потому, милые дамы, что курумы — это насыпи каменных глыб, плащом покрывающие горные склоны. Верно, если люди почти до наших с вами дней искали Беловодье, в существовании которого убеждали их легенды, то верили они и в жителей этой чудесной страны. Беловодье, как думали странники, скрывается далеко в горах, а раз жители Беловодья прячутся за горами, за курумами, то их и прозвали курумчинскими.

Ответ Александра Федоровича, кажется, удовлетворил девушек, и я уже приготовился спросить нашу хозяйку о том, что волновало меня больше всего на свете, но не тут-то было: Алексия не собиралась умолкать:

— А все-таки почему кузнецы? Что они ковали?

— Я говорила вам, что мои предки, кузнецы и чудь, дружили, не мыслили жизни друг без друга. Чудь жила в лесах, покрывавших горы вокруг Страны Белых Вод, и правил этим народом Медведь-шаман. А кузнецы — в богатом городе-государстве, как раз Стране Белых Вод. Кузнецы могли выковать из любого металла все что угодно, да только никогда бы они не получили своего легендарного имени, никогда не научились бы ковать, а значит, не стали бы счастливым народом, если бы не чудь.

— Чудь? А она тут при чем?

— Чудь открыла кузнецам свойства металлов, да и не только металлов. Чуди были известны недра земные и воды озерные и речные, горы и леса, и все, что растет из земли. А кузнецы были ближе к солнцу, они дружили с огнем, они подчинили себе молнии, но Земля не спешила открывать им свои тайны. Чудь поведала кузнецам душу металлов, а кузнецы научились ковать, потому что любили и знали огонь; чудь рассказала кузнецам о том, какую жизненную силу скрывает в себе зерно, а кузнецы научились печь хлеб. Чудь и кузнецы были нужны друг другу.

— Вы говорили, что кузнецы погибли в страшной катастрофе, а чудь?

— Чудь ушла раньше. Чудь умела слышать Землю и понимать ее, и Земля рассказала ей своим тайным языком, что в скором будущем из гор на поверхность вырвется пламя, которое уничтожит все живое. Бездонные пропасти раскроют свои страшные пасти и поглотят Страну Белых Вод, а вершины скал покроются вечными льдами.

— Почему же чудь не предупредила кузнецов о грядущей катастрофе?

— Медведь-шаман говорил Белому Царю, да тот не слушал. Чудь ушла под землю через глубокие пещеры. Возможно, мои предки и сейчас живут под землей, а кузнецы погибли. Вскоре после ухода чуди ученые Страны Белых Вод пришли к Белому Царю и сказали, что их исследования прогнозируют землетрясения необычайной силы. Ученым Белый Царь поверил и вывел свой народ из города-государства в леса, где прежде жила чудь, но было слишком поздно…

Мы молчали — нам было больно слышать о гибели великой цивилизации, чьи открытия могли сделать людей счастливыми. В самом деле: мы с увлечением разыскиваем артефакты, которые нужны нам, людям, чтобы быть здоровыми и благополучными, и умудряемся забыть о тех, кто жил когда-то, о тех, чьими знаниями мы пользуемся, чьи тайны пытаемся раскрыть, о тех, кто страдал и погибал…

Сейчас мы слушали трагический рассказ дочери погибшего народа и понимали, как мало мы знаем о том, что постепенно становится так же дорого нам, как и ей.

— Простите нас, — Алексия взяла в ладони тонкую руку Хранительницы и мягко сжала ее. — Мы заставили вас вспомнить…

— В этом вашей вины нет, — улыбнулась хозяйка. — Я никогда не забывала о той трагедии с тех самых пор, как мне рассказала о ней моя мама, то есть с самого раннего детства. А вы должны об этом знать, потому что вы пришли ко мне не просто так, я это сразу поняла. Ко мне раньше приходили люди, Беловодье искали. Им я тоже рассказывала о гибели Страны Белых Вод и народа курумчинских кузнецов, да они мне не верили и дальше шли. Немногие из них назад возвращались, да и то, если только сам Медведь-шаман просил гору Белуху отпустить неудачников.

— А разве Медведь-шаман не ушел вместе с чудью?

— Почему же, ушел. Да только некоторые из его потомков вернулись в родные горы. Как мы храним память курумчинских кузнецов, так алтайские шаманы хранят память чуди. И как они без нас, так и мы без них утратим что-то очень важное.

— Как же Хранители выжили в этой катастрофе?

«Наконец-то Алексия спросила о том, что интересует меня и Мессинга! Сейчас поговорим о Хранителях, а там и до загадочных рукописей дело дойдет!» — обрадовался я.

— Это трудно объяснить тем, кто не представляет себе, как жили курумчинские кузнецы, но я постараюсь. Представьте себе народ, который больше всего на свете ценит красоту. Люди из расы кузнецов путешествовали по миру в поисках красоты, а их принимали за демонов, потому что они были сильнее и здоровее местных жителей, и срок их жизни был намного дольше…

— Простите, — перебил я Хранительницу, — курумчинские кузнецы жили на свете намного дольше людей?

— Конечно. Неужели вы думаете, что это я одна такая особенная? Кузнецы путешествовали, ковали оружие и отливали драгоценную посуду, изучали природу Земли. Благодаря чуди они научились разговаривать со всем, что вышло из земли, и все — металлы, камни, зерна, вода — делилось с ними своими жизненными силами. Конечно же кузнецы жили очень долго. А Хранители были призваны беречь знания о металлах и предметах, потому что память общества коротка, и многое, что не сохраняется особенно тщательно, порастает травой забвения. Поэтому * \ Хранители жили еще дольше.

Как близки мне были слова Хранительницы! Как много раз я сам убеждался в том, чего лишились люди, забывшие благо, дарованное им Творцом! Сейчас мы с моими друзьями и коллегами изо всех сил стараемся восстановить утраченное, и многое нам удается. Древние же курумчинские кузнецы защитили себя, передав сокровенное знание в руки Хранителей. «Раса кузнецов погибла, но их знание живо! — думал я возбужденно. — Может быть, Хранительница позволит нам прикоснуться к нему?»

— Но как же все-таки выжили Хранители?

Алексия никогда не отступается, не получив ответа на вопрос. Именно эта ее дотошность, не считая, разумеется, блестящего ума, таланта предвидения, великолепного образования, и делает Алексию одним из самых ярких ученых современного мира.

— В обязанности Хранителей входило и по сей день входит, во-первых, сохранение знания цивилизации курумчинских кузнецов, во-вторых, постоянная практика, гармонизирующая жизнь. Хранители просто не имеют права быть больными, несчастными, нервными, нищими, ведь тогда они не смогут уберечь достояние своих предков. Высокая интуиция и жизнестойкость дали возможность, пусть не всем, но хотя бы немногим из Хранителей спастись в ту страшную катастрофу. Они успели спуститься под землю в пещеры, по которым ушла чудь. Много позже их потомки вместе с потомками Медведя-шамана вернулись сюда.

— Вы храните эти древние знания в памяти? Или…

Я замялся, стесняясь подойти к самому важному для меня. Мне не давала покоя кажущаяся корыстность моего интереса: «Да, я ищу выгоду не для себя, я хочу помочь как можно большему количеству людей жить долго, гармонично, быть счастливыми, наконец! Но почему люди должны интересовать Хранительницу? Чем мы можем помочь ей, да и нуждается ли она в нашей помощи? Но не можем же мы просто так потребовать от нее раскрыть все тайны!»

— Или, — рассмеялась Хранительница. — Можно подумать, Рушель, что вы забыли о рукописях. Конечно, я многое помню, но далеко не все. Вот знания чуди хранятся в памяти шаманов, так на то они и камы, чтобы постоянно пополнять знания. Они и сейчас с нами, Хранителями, делятся, а мы записываем то, что узнаем от них.

На этом завершилась наша первая беседа с Серафимой — именно тогда она открыла нам свое имя. Я так и не решился попросить разрешения взглянуть на эти рукописи — мне казалось, что у меня и у моих друзей нет прав на древние тайны. Вот как бывает: отправляешься в путь в полной уверенности в необходимости поездки и в правоте собственных действий, а когда находишь искомое, самоуверенность куда-то исчезает, и чувствуешь себя растерянным перед доверчивостью молодой женщины, которая готова бескорыстно поделиться настоящими чудесами.

Ночевали мы с друзьями в бане, где постелила нам Хранительница. Топить по летнему времени было не нужно — ночи стояли теплые, поэтому Хранительница просто сложила нам постели из того самого ярко-зеленого мягкого мха, которым был убран ее дом. Спалось на нем неописуемо прекрасно, но прежде чем уснуть, мы с коллегами обсудили то, что узнали за сегодня.

— Скажите, Мишель, почему вы спросили, путешествовали ли курумчинские кузнецы в другие земли?

— Рушель, но это же очевидно! — воскликнул Мессинг. — Разве вы не помните, как изображали демонов в Древнем Китае?

— Нет, вынужден признаться, я этого не помню.

— Красноволосыми. Более того, скажу вам, коллеги, что красный цвет волос в древнекитайском искусстве был знаком того, что перед зрителем — демон.

Как всегда, Александр Федорович Белоусов знал все обо всем!

— Александр Федорович абсолютно прав, — кивнул Мессинг. — Когда Хранительница упомянула о том, что волосы кузнецов подобны меди, я вспомнил о китайских демонах. Мне казалось, что в первую очередь нам надо прояснить, имеют ли какое-то отношение курумчинские кузнецы к атлантам и лемурийцам, и верна ли моя догадка, что таинственное Беловодье — то же самое, что Шамбала.

— И что вы по этому поводу думаете?

— Рушель, простите, что отвечаю вопросом на вопрос, но как вы думаете, принесут ли нам пользу рукописи курумчинских кузнецов?

— Только если Хранительница доверится нам настолько, что сама отдаст документы.

— Вот вы сами и ответили на свой вопрос. Если вы уверены, что рукописи хранят секрет здоровья, долголетия и гармонии, то курумчинские кузнецы — ближайшие родственники атлантов и лемурийцев, а Беловодье и мистическая Шамбала — суть одно и то же.

— Если бы только Хранительница доверилась нам!

Так мы разговаривали перед сном, а наши девушки сладко спали, зарывшись в теплый душистый мох. Мы предполагали, как завтра развернется беседа с Хранительницей, гадали, покажет ли она нам рукописи, но никто из нас даже приблизительно не мог представить, что несет приближающийся день!

Вторая беседа

День для нас начался поздно и неожиданно: мы проснулись около полудня. Настя Ветрова встала первой и разбудила остальных. «Ни в одной экспедиции не просыпался я так поздно! — размышлял я, потягиваясь на мягком ложе. — Ладно, если бы мы легли под утро; так нет — уснули вскоре после полуночи. И где же наша хозяйка, Хранительница? Почему никто из нас не слышал ее, ведь не может же она спать до середины дня?»

Дом Хранительницы был открыт, а самой ее нигде не было. Сначала мы звали ее, потом попытались поискать, но безуспешно: Хранительница пропала. Какое-то время мы бродили по лесу вокруг ее дома, потом собрались вокруг костра, разведенного Белоусовым неподалеку от бани, в которой мы ночевали. Мишель с Настей занялись приготовлением позднего завтрака. Все молчали — никто из нас не знал, что делать дальше.

За завтраком мы пытались понять, что делать дальше. Сошлись на том, что имеет смысл еще одну ночь переночевать в бане Хранительницы и, если она не появится и завтра, начинать восхождение на Белуху. Признаться, меня многое смущало в этом решении: готовы ли мы к восхождению на гору, куда решаются забираться только экстремалы? Восхождение без проводника представлялось мне невозможным, я был совершенно не готов рисковать жизнью своих друзей — с меня было вполне достаточно вчерашнего дня. И почему и куда ушла Хранительница? С самого начала я не слишком доверял ее открытости — не может быть такого, казалось мне, чтобы Хранительница тайн древнейшей прачеловеческой цивилизации раскрывала их первым встречным. Она ведь даже не спросила, кто мы и зачем нам нужны ее знания! И ее легкомысленная манера показалась мне странной.

И весь этот пустой день меня не оставляло ощущение следящего взгляда. «Неужели опять Алай за нами наблюдает? — сердился я. — Сдались мы ему, в самом деле!»

— Мишель, дружище, не почитаете ли вы нам что-нибудь из Лебелянского? — попросил я наконец, устав от мрачности собственных мыслей. — От его слов на душе становится легче и мысли проясняются.

— Что ж, Рушель, пожалуй. Вам до сих пор кажется, что за нами следят? Это чувство не исчезло?

— Увы, — покачал головой я.

— Есть у Василия Дмитриевича одно стихотворение, которое своими вибрациями заставит соглядатая открыться своим «клиентам». Честно говоря, тогда я не решился его читать — не был уверен, что хочу видеть того, кто следит за нами. А теперь прочту охотно — просто для того, чтобы мы здесь, в алтайской тайге, поздним вечером у костра насладились высокой поэзией, — и Мишель стал читать:

Как оказалось, я не ошибался, хотя и наблюдал за нами не Алай. Когда мы с друзьями, поужинав, собирались ложиться спать в крайне дурном настроении, дикое рычание зверя огласило горы. Да-да, я не оговорился: не окрестности, а именно горы — возникало ощущение, что сам Хозяин этих гор Медведь-шаман обходит свои владения. В ночной тьме между сосновых стволов в отблеске костра и свете августовских звезд мы увидели его, гигантского Медведя. Обычный бурый медведь казался бы невинной белочкой рядом с этим чудищем. Мы замерли. Медведь тоже. Гигантский зверь смотрел на нас холодными, какими-то неживыми глазами.

Нам показалось, что в молчании прошло несколько часов.

Медведь развернулся и ушел, а мы не могли вымолвить ни слова. Никто из нас тогда не заметил, что Медведь удалился абсолютно бесшумно, ничто не шуршало под тяжелыми лапами…

— Приветствую вас, друзья! — прозвучал голос Хранительницы; и вот сама она вышла из черной пустоты в круг света у костра. — Я готова вас принять. Пройдемте в дом.

Костер погас сам собой, а мы, также молча, проследовали за Серафимой.

— Теперь я готова открыть вам то, зачем вы пришли ко мне, — манера Хранительницы резко изменилась — она уже ничем не напоминала шаловливую девчонку, и красота ее казалась не легкомысленной, а строгой и величественной.

— Вы исчезли, и мы подумали… — я стремился прояснить ситуацию, чтобы больше не подвергать тяжелому разочарованию ни своих друзей, ни себя.

— Не бойтесь, Рушель, больше я не исчезну, по крайней мере, пока не передам вам все, что считаю необходимым.

— Но вчера…

— Вчера вам показалось, что вы уже почти открыли все тайны моих предков? Но, Рушель, подумайте, сколько людей прошло мимо меня и мимо моих родных, других Хранителей. Неужели вы думаете, что если бы я открыла им эти тайны, информация не стала бы всеобщим достоянием? Не все так просто, друзья, не все так просто.

— Но почему же сейчас…

— Почему сейчас я готова говорить с вами не только о том, кем были мои предки, но и о том, что давало им гармоничную жизнь? Потому что Медведь-шаман согласен.

— Так это был Медведь-шаман?!

— Да. Кстати, он и привел вас ко мне, иначе бы вы и по сию минуту плутали у подножия Белухи, как все те странники, что прежде искали Беловодье. Медведь-шаман попросил гору спасти вас, когда началась буря.

Слова Хранительницы многое нам объяснили — например то, почему мы не смогли пройти по тропе, а свернули в чащу.

— Я говорила вам, что древние тайны берегут не только Хранители, но и шаманы алтайцев. Мы не имеем права поведать вам их без разрешения великого Шамана. Есть еще и то, что вам суждено узнать только у него, но это — дело будущего. Я же…

— Простите, Хранительница, — перебил Мессинг нашу хозяйку, — почему же Медведь-шаман согласился открыть нам тайны ваших предков?

— Медведь-шаман, Мишель, видит то, чего не видят Хранители, потому что ему ведомы энергии всего живого, а нам, Хранителям, открыты лишь знания прошлого. Он узнал вас, Рушель. Покажите вашу руку.

Я сразу понял, чего хочет Серафима, и раскрыл ладонь.

— Этот знак на вашей ладони, Рушель, говорит о том, что вы — избранный, вы призваны Творцом отдать людям то, что мы храним тысячелетиями.

Вы сможете быть бескорыстным, вы сможете научить людей пользоваться бесценным даром моих предков так, чтобы он никому не навредил. Ваше появление в этом лесу говорит о том, что пришло время и людям стать счастливыми.

Теперь я должен отвлечься от беседы с Хранительницей и объяснить вам, дорогие читатели, о каком знаке она говорила.

О целителях рода Блаво

По преданию, первый, тогда еще совсем молодой, целитель из рода Блаво однажды попал в метеоритную зону — то есть оказался среди падающих звезд. Хесус Хайме Блаво, живший в Андорре, увидел звездопад. Он вышел из дома и подставил ладони звездам, но те летели мимо. Тогда дон Хесус стал молиться. Он говорил: «Господи, если Ты хочешь, чтобы я помогал людям и все мои потомки служили роду человеческому, пошли мне знак Твой. Пусть это будет звезда, пусть она упадет в мои подставленные ладони. И тогда я буду точно знать, что на мне благословение Твое и посвящу себя служению людям». И когда дон Хесус проговорил эти слова, он увидел, что прямо к нему летит яркая, прекрасная звезда. На мгновение ему стало страшно — звезда выглядела пылающей, и он испугался, что она обожжет ему руки. Так любой человек колеблется, сталкиваясь с невиданным, и спрашивает себя: «Справлюсь ли я с тем, чем хочу обладать? Хватит ли у меня сил нести эту ношу и отвечать за нее?» Слабые опускают руки и говорят: «Пусть все будет, как было, я боюсь» — и отворачиваются от своего шанса. Сильные — побеждают сомнения и идут до конца. Не нами сказано: «Дорогу осилит идущий». Это очень верные слова. Тот, кто дерзает желать, стремится, в конечном итоге получает искомое. Тот же, кто не хочет рисковать и трудиться, чтобы реализовать свои мечты и замыслы, никогда ничего не добьется. Удачи и озарения приходят к нам не помимо нашей воли, но как результат наших желаний, как ответ на наш волевой импульс.

Но об этом мы еще не раз поговорим, а сейчас речь о доне Хесусе. Он был бесстрашным человеком и мгновенно победил свою слабость. Он подставил руки летящей звезде, и она упала на его левую ладонь. И там, где звезда прикоснулась к ладони дона Хесуса, на его коже возник знак. С тех пор у каждого представителя рода Блаво, унаследовавшего дар целительства, от рождения есть такой же знак на левой ладони.

Такой знак есть и у меня, и у моего отца был, и у его отца. Этот знак — тайный. Я никогда не буду его демонстрировать, давать рассматривать и хвалиться им. Это — специальное указание на Дар, полученный нами свыше, отметина нашего служения.

Каждый человек приходит в этот мир, уже имея какое-то предназначение; никто не рождается в пустоту. У каждого есть миссия — она может казаться не романтичной и не возвышенной, но она есть всегда. И перед Богом все миссии равны. Одинаково важно лечить людей, кормить их, убирать мусор, строить дома, учить, развлекать, помогать наладить контакты… Миссия Блаво — не предмет нашей родовой гордости. У нас такое предназначение. И на это указывает особый знак.

Согласно семейному преданию, мой предок Хесус Хайме начинал как помощник врача. Первые операции, которые он проводил, — это кровопускание, удаление больных зубов, родовспоможение. Опытный доктор, которому он ассистировал, нередко разводил руками в случаях, которые, с точки зрения юного дона Хесуса, подлежали лечению. «Наука бессильна перед многими болезнями и перед смертью, — учил патрон своего помощника. — Мы не властны над природой. Все, что может доктор, — это ускорить протекание естественного процесса. Но противостоять воле Божией — не в нашем праве, перед собой нельзя ставить подобных задач. Если Господу будет угодно, он приберет больного, если нет — позволит ему поправиться. Наше дело — склонить головы перед Его промыслом и не перечить». Дону Хесусу были непонятны такие слова. Он мечтал, что станет помогать страждущим, научится побеждать болезни, старость, смерть! Его учитель пытался настроить его на обратное: нет смысла и нужды бороться за человеческую жизнь, ибо она находится в руках Бога, и ни от кого, кроме Него, не зависит, что будет с человеком. Хесус Хайме Блаво, терзаемый вопросами, на которые он не мог найти ответы сам, посетил священника. Юноша пришел на исповедь и спросил совета: «В чем смысл моего служения? С самого начала своей жизни я был уверен, что должен и смогу помогать людям. Но мой учитель говорит о том, что нельзя противиться воле Всевышнего, Который один решает, продлить ли дни жизни человека или призвать его к Себе. Могу ли я помогать людям, как хочу, к чему имею склонность и желание? Или мне оставить эти замыслы и навеки забыть о своем даре?» Священник благословил Блаво и сказал ему: «Не слушай тех, кто будет отвращать тебя от твоего поприща. Ибо оказывать людям помощь, помогать им победить болезни, немощь, смерть — дело Божеское. Если ощущаешь в себе талант, не зарывай его в землю. Кому многое дано, с того и спрос велик. Будь готов отвечать за себя и тех, кому ты оказываешь помощь. Не привлекай себе в ассистенты диавола и слуг его, но действуй только Божьим именем. Ты на верном пути. Развивай свои способности. Я точно знаю, что в скором времени получишь ты Знак, подтверждение, что избранная тобою дорога — верная. Ошибочно считать, что Бог один распоряжается судьбой и жизнью человека, ибо сказал Христос: „Я пришел дать вам волю!“ Это значит, что каждый вправе распоряжаться собой, не стоит пускать все на самотек, рассчитывать только на Провидение, нужно искать выходы из самых сложных, кажущихся безвыходными положений. И если Господу будет угодно, эти выходы найдутся! Хорошо, что ты понимаешь свою миссию как помощь людям искать выходы из тупиков, в которых они оказались. Помогай им, учи не опускать руки перед неблагоприятными обстоятельствами, до конца не терять любви, веры, надежды, мудрости. Помогай страждущим телесно и духовно, ежечасно напоминай им, что все в руках Божиих, но выбор — за человеком. Иди, перед тобой и твоими потомками простирается длинная светлая дорога. Вы избраны, чтобы возвестить людям, что за ними большое будущее». Дон Хесус после этого напутствия утвердился в том, что правильно понимает свою миссию. Он ушел от своего учителя и открыл самостоятельную практику. Сначала у него была совсем небольшая клиентура, но по мере совершенствования его навыков к нему стало обращаться все больше людей. В скором времени пошла молва о молодом докторе, побеждающем смерть. И это не было преувеличением, дон Хесус в самом деле добивался все новых и новых успехов, работая без устали. Он совершенствовал свои навыки, стал собирать всевозможные рецепты народных целителей, учился у кого только мог, чтобы помогать страждущим. А в скором времени случился звездопад, и Блаво получил знак, о котором говорил ему священник. После этого Хесус Хайме Блаво с удвоенной силой занялся изучением свойств человеческого тела и души и способов воздействия на них. Он поставил перед собой цель — найти способы влияния на судьбу. Дон Хесус познал основы философии и логики, овладел семитскими и языками, чтобы читать в первоисточниках трактаты, посвященные человеку и его устроению. Сотни людей на протяжении всей своей жизни благословляли его за то, что он помог им восстановить здоровье, душевное спокойствие, наладить контакты с окружающими. Перед смертью, а дон Хесус дожил до преклонных лет, он завещал своим потомкам развивать дар, передающийся из поколения в поколение рода Блаво, любить людей, служить им верой и правдой, никогда не прибегая к помощи темных сил, а главное, продолжать накапливать знания, которые позволяют научить людей повелевать своей судьбой с Божьего благословения. С тех пор почти три века мы, Блаво, помогаем своим подопечным, лечим их, учим справляться со сложными ситуациями. Мы все это время изучали опыт медицины разных народов, нам знакомы восточные и западные концепции человека, его судьбы и методов влияния на нее.

Мы никогда не входили в противоречие ни с одной религией, потому что всегда помнили и помним напутствие, данное нашему предку дону Хесусу: «Помогайте людям именем Божиим, никогда не привлекайте в союзники диавола и слуг его».

В арсенале Блаво множество эффективных методов воздействия на самые тяжелые болезни и состояния человека, способы работы с энергоинформационными потоками, несущими успех и изобилие, и многое другое. Мы облегчаем страдания людей, измученных болезнями, помогаем обрести душевный мир и спокойствие, вернуть молодость и здоровье, нейтрализовать происки врагов, обрести друзей и помощников, исполнить желания, встретить любовь, построить семью, разбогатеть, наконец.

В основе нашей работы неизменная установка: успех дела зависит от человека, от его желания и от его веры в успех. Идет ли речь о здоровье, личной или социальной составляющей жизни, человек не должен быть пассивным. Ему следует концентрировать волю и энергию на осуществлении главных своих задач. Без внутренней работы на положительный результат ничего никогда не получится. Если не вдаваться в подробности — я, будучи представителем династии целителей Блаво, даю своим пациентам эффективнейшие методики работы над собой, учу применять эти технологии, консультирую в процессе работы. Но помогает себе человек только сам!

Ни я, ни любой другой человек не сможет помочь тому, кто сам не хочет принять помощь. Никакие усилия специалиста не подействуют, если не готова почва, чтобы принять их. Какая это почва? Желание изменений, готовность работать на них, жертвовать равновесием, комфортом, стабильностью — ради будущего. Я всегда говорю тем, кто приходит ко мне: невозможно впустить в свою жизнь одни изменения и перекрыть дорогу другим. В мире все взаимоопределено, человеку не дано постичь все глубинные связи, да и незачем это делать. Каждый из нас должен быть готов к тому, что, начиная меняться сам, он невольно изменяет такое в своей жизни, что хотел бы оставить прежним.

Мы еще долго беседовали с Хранительницей. Той ночью она рассказала нам и о Медведе-шамане, и о том, откуда им, потомкам древних народов, известен тайный знак рода Блаво, и о многом другом. Оказалось, что Медведя-шамана никогда не называли камом. Кам — это обычный шаман, а Медведь — Хозяин здешних мест. Он — потомок чуди, и сам очень редко общается с людьми, только с духами. Александр Федорович верно понял, что Алай, наш старичок-лесовичок, не столько следил за нами, сколько вел нас. Алай не желал нам зла, он оберегал нас, и именно он рассказал Медведю-шаману о нашем бедственном положении во время бури. Открывать же тайны чуди Алай просто не мог, не имел права.

Хранительница рассказала нам, что в трансе Медведь-шаман перевоплощается в самого настоящего медведя, огромного и сильного, поэтому его понимают и духи, и животные, и люди. А знак рода Блаво на моей руке источает здесь, на Алтае, такую мощную энергию, что в свою очередь возрастает сила Медведя-шамана. Он благодарен мне за эту силу, поэтому и помог нам.

Как точно я почувствовал, что здесь моя энергия намного сильнее! И какие головокружительные возможности открываются перед нами!

Третья беседа. Хранительница передает нам рукопись курумчинских кузнецов

На этот раз Хранительница никуда не исчезала, не томила нас долгим ожиданием. Как только мы проснулись, она пригласила нас в дом и приступила к делу.

— В день нашей встречи я заметила, как Рушель с Мишелем переглянулись, когда я упомянула о рукописях курумчинских кузнецов. И пусть ваша компания мне сразу понравилась, но я все равно не имела права отдать вам рукописи, не переговорив с Медведем-шаманом. Да и сейчас я могу дать вам лишь один текст, время остальных еще не пришло.

— Но вы хотя бы покажете нам остальные? — воскликнула Алексия.

Я прекрасно понимал ее нетерпение, я и сам испытывал примерно то же: мало что по силе может сравниться с любопытством ученого!

— Что-то покажу вскоре, что-то — позже, но пока пришло время лишь для одной рукописи. Вы, когда вернетесь домой, в первую очередь начинайте заниматься ее расшифровкой, потому что в ней сохранено то знание, которое и делало Страну Белых Вод, или Беловодье, или Шамбалу, счастливой, а жителей ее — гармоничными. Я вижу, что люди далеко не так благополучны, какими были мои предки, да и физически уступают им, и живут намного меньше. Я знаю, как знают и все Хранители: мы бережем знание наших предков, чтобы передать его людям — в мир должна вернуться гармония. Знак на твоей руке, Рушель, говорит о том, что время пришло.

Хранительница передала нам свиток пергамента, испещренный неизвестными знаками, аналогов которым я не мог найти во всей истории человеческой письменности. Одни были — не иероглифы, а скорее миниатюры: очень маленькие изображения птиц, животных, растений, выполненные с точностью, поражающей воображение. Другие больше напоминали руны. Были на свитке и знаки, подобные клинописи древних шумеров. И слова, кажется, если и разделялись между собой, то как-то иначе, не так, как в современных индоевропейских языках. И что нам было с этим делать? Даже Алексия, которая, пусть и не будучи лингвистом, неплохо разбиралась в языках, смотрела на эту рукопись не просто с удивлением, но и с некоторым трепетом.

— Вы говорили, что все Хранители обязаны не только беречь наследство предков, но и постоянно реализовывать то, что положено праотцами, для гармоничной жизни… — заговорил Белоусов.

Александр Федорович — великий человек! И как же мне самому в голову не пришло, что если Хранительница постоянно работает с рукописями, значит, ей прекрасно известно их содержание!

— Вы правы, Александр Федорович, я хорошо знаю этот текст. И я помогу вам разобраться в нем.

И Хранительница действительно очень помогла, однако расшифровка текста все равно оказалась долгой и трудной. Теперь эта рукопись издана, и каждый может ее прочесть[16].

Кстати, именно знакомство с этим свитком помогло нам разобраться, как спасались и лечились от голода люди в алтайских деревнях в тридцатые годы прошлого века. Тогда им помогал сам Медведь-шаман, а средство, каким он спасал людей, пришло от чуди. Это были самые обыкновенные ржаные сухари. В рукописи курумчинских кузнецов про них сказано: «Изборно от отец и книг знаемо, как привнес народ чуди в сияющий Вертоград, носящий имя Страны Белых Вод, зерно рожь, мать всему живому, прародительницу жизни. Рожь от смерти сохранит и сил в трудный час прибавит».

На Алтае рассказывают легенду, что во времена страшного голода времен разрухи, когда трупы лежали прямо на улицах, и ни у кого не было сил их похоронить, Медведь-шаман принес в деревню три ржаных сухарика. Непростые то были сухарики: маленького их кусочка было достаточно, чтобы вернуть силы ослабевшему от голода человеку. Шаман дал по сухарику трем умирающим детям, и те выздоровели; а вместо тех трех сухариков появилось девять — и еще девять человек было спасено от неотвратимой смерти. А вместо девяти появилось двадцать семь сухариков… Так множились кусочки сухого ржаного хлеба, а люди выздоравливали и возвращались к жизни. В той деревне больше никто не умер от голода; и потянулись туда люди из других сел и поселков. Так люди на Алтае перестали умирать от истощения, да и сам голод кончился. А те сухарики Медведь-шаман получил от чуди, что под землей живет. Как прослышали большевики про тот чудесный хлеб, так и стали его разыскивать, да только чудь узнала об их поиске; и никто больше не видел тех сухариков ни на Алтае, ни где больше.

Эту легенду мы услышали, спустившись с Белухи. Нам поведали об этом в одной из деревень, где довелось ночевать — хозяева завели рассказ, когда мы, несмотря на богатейший полевой опыт, так и не избавившиеся от городских привычек, из ложной скромности отказывались от ужина, предложенного гостеприимными хозяевами.

Про чудесную силу хлеба, в первую очередь ржаного, известно не только жителям Алтайских гор. Напомню вам о семи хлебах, которыми Иисус Христос накормил около четырех тысяч человек. Хлеб как дар Божий почитают абсолютно все народы. Древние славяне верили, что стол — это ладонь бога Ярилы, а хлеб на столе — его дар. И издревле родители во время свадьбы благословляли молодых на счастливую жизнь караваем ржаного хлеба.

Хлеб дар Бога, но и Богу люди даруют хлеб. Ржаной сухарь — первое подаяние нищему, в образе которого, как думают люди, по земле ходит Спаситель. Известно множество легенд, в которых рассказывается, как были наказаны беззаконники, отказавшие нищему страннику в куске хлеба.

Наказывает Господь и тех, кто недостаточно бережно обходится с хлебом. Согласно старинной легенде, именно эти нечестивцы обеспечили человечеству все беды, связанные с материальным неблагополучием. Во времена всеобщего благоденствия когда людей на земле было еще мало, а хлеба, наоборот, много, потому что колос был покрыт зернами от корня до самого верха, шел по земле Господь в образе нищего старичка. Остановился Он на ночлег, и хозяйка, не зная, куда усадить гостя, вытерла лавку блином. Разгневался Господь за такое небрежное отношение к хлебу и стал снимать зерна с колоса. Увидели тут кошки и собаки, что совсем мало осталось зерна на колосе, поняли они, что скоро и вовсе не будет хлеба в мире, и взмолились: «Оставь нам, Господи, часть». Господь услышал их молитвы — прекратил обдирать колос, да только зерна совсем немного осталось. Так теперь мы едим собачью и кошачью долю, и обязаны за это кормить кошек и собак.

Наши предки верили, что, уронив на пол * \ хлебную крошку, нужно поднять ее и, испросив прощения у Господа, сжечь с молитвой, в противном случае дому грозит убыток. А если взять целый кусок хлеба, не доев предыдущий, это грозит смертельным голодом кому-то незнакомому. Искупить этот грех может лишь щедрая милостыня. И нельзя оставлять на столе надкушенный кусочек хлеба, а то он сам начнет есть того, кто его бросил.

В «Книге о талисманах и оберегах» я рассказал, как приготовить ржаные сухарики, чтобы они получились чудодейственными. Сейчас же не буду повторяться — расскажу лучше о том, как продолжалось наше путешествие.

Наутро мы решили оставить гостеприимный кров Хранительницы. Мы сделали несколько важных открытий, но щедрость Алтая поистине беспредельна, и мы вполне могли обнаружить здесь новые места и предметы силы, новые чудеса!

Мы решили все-таки попытаться взойти на Белуху. Нет, мы не собирались блистать альпинистским мастерством и забираться на ее ледяную вершину — мы уже знали от Хранительницы, что не найдем там Страны Белых Вод, прекрасного Беловодья, вожделенной Шамбалы. Но путь наверх обещал нам знакомство с таинственным капищем алтайских охотников, до которого мы, собственно, и собирались дойти — такие места чаще всего либо сами являются зонами силы, либо располагаются рядом с ними. О капище мы узнали от Хранительницы.

Пройти по земле своими ногами — совсем не то, что прочитать о ней.

Медведь-шаман

Встреча с Медведем-шаманом