_2025_03_14_08_18_07_426

Повернувшись ко мне, она слегка втянула нижнюю губу, чтобы прикусить ее, и, клянусь всем святым, мне захотелось схватить ее и трахнуть прямо на стойке регистрации в здании, прямо на глазах у всех, кто был рядом.

— Хорошо, — согласилась она, кивая.

— Ты в состоянии ходить в этих ботильонах? — спросил я.

— Милый, я могла бы пробежать марафон на каблуках, если бы захотела, — сказала она мне, ухмыльнувшись, когда двинулась, обгоняя меня, и на секунду я успел увидеть ее упругую задницу, прежде чем оторвался от нее и бросился вперед, чтобы выйти с ней на улицу. — В соседнем квартале есть кафе с салатами и закусками, — сказала она мне. — Я думаю, мне нужно что-нибудь наполовину здоровое после того, как вчера вечером я наелась китайской еды на свой вес, — добавила она.

— Звучит заманчиво, — согласился я. Я мог бы выбрать что угодно. Мой желудок уже несколько часов бурчал, возражая против простого протеинового батончика и кофе на обед.

— Что? — спросил я несколько минут спустя, быстро вытаскивая свою карточку, прежде чем она успела сунуть руку в сумочку, чтобы найти свою собственную.

— Тебе не нужно платить за меня, — сказала она, все еще слегка нахмурив брови.

— И, тем не менее, я собираюсь, — сказала я, одарив девушку за кассой улыбкой и забирая свою карточку обратно.

— Я могу сама заплатить за еду, — настаивала она.

— Куколка, на тебе туфли за восемьсот долларов, — сказал я, наблюдая, как ее брови поползли вверх от этого знания. Что я могу сказать? Когда ты знакомишься с несколькими богатыми женщинами, тебя неизбежно затаскивают в обувной магазин или два. — Конечно, ты можешь сама заплатить за свою еду. Но на этот раз это сделаю я.

Я мало что знал о ранней жизни Миранды Коултер, но я собирался поставить приличную сумму на то, что она не выросла богатой. Во всяком случае, ей, возможно, пришлось нелегко. Эта гиперсамостоятельность, эта потребность заботиться о себе даже в самых незначительных вещах — например, платить за еду — говорили о том, что она потратила много лет, желая проявить себя, показать, что принадлежит к высшему эшелону.

Этот неуверенный взгляд то и дело бросался в мою сторону по дороге обратно в ее квартиру, а также во время подъема на лифте в ее квартиру.

— Сколько дел ты обрабатываешь в год? — спросила она, доставая тарелки для еды.

— Дорогая, это закуски. Мы можем есть их прямо из контейнеров, — сказала я ей, качая головой при виде тарелок.

Горячая.

Умная.

Состоятельная.

Независимая.

И просто немного напряжённая.

Я не могу выразить, как сильно мне хотелось показать ей, как расслабиться гораздо более взаимоприемлемым способом. Но как бы то ни было, я мог бы просто заставить ее есть из пластика вместо тарелки, которая, вероятно, стоила пятьдесят баксов за штуку, если не больше.

— Верно, — согласилась она. — У тебя есть какие-нибудь возражения против бокалов для вина? — спросила она, бросив на меня ухмылку через плечо. — Или нам лучше пить из пластиковых стаканчиков? — добавила она. — У тебя есть какие-то предпочтения? Красное или белое, — уточнила она.

— Не особенно. Все, на что у тебя будет настроение. Значит, ты даже дома не снимаешь эти туфли, да? — спросила я, когда она подошла к столу.

— Только не тогда, когда я жду гостей.

Верно.

Ей приходилось поддерживать имидж.

Так что никто не знал, что она выросла не с серебряной ложкой во рту.

— Но, возвращаясь к твоему вопросу, компания получает несколько заказов в месяц. Я получаю, может быть, одно раз в шесть недель. Я там не самый большой добытчик, поэтому Сойер и Тиг, как правило, берут больше заказов, чем я.

Я мог видеть, как она подсчитывает.

Пыталась выяснить мой доход, чтобы она могла понять, почему я, человек, зарабатывающий значительно меньше, чем она, предложил заплатить.

— Почему тебе поручили мое дело, если ты не добытчик? — спросила она, делая кавычки одной рукой.

— Потому что я больше знал о психиатрических больницах. И об образе жизни богатых женщин.

На это она приподняла бровь.

— Что? Ты сладкий мальчик или что-то в этом роде?

Меня спрашивали об этом бесчисленное количество раз до этого.

И ответ всегда был один и тот же.

Нет.

Возможно, я проводил время со многими богатыми женщинами, и, конечно, я бы выпил бокал ее вина, когда бы мне это предложили. Но я всегда платил за себя сам. Я платил за нас обоих, если приглашал ее куда-нибудь.

Дело было не в деньгах.

— Если бы я был сладким мальчиком, Миранда, я бы заплатил за ужин? — напомнил я ей.

— Справедливо. Значит, ты встречался с богатыми женщинами. Есть такие, которых я могла бы знать?

— Вероятно. И я думаю… «встречаться», возможно, слишком сильное слово, — сказал я.

— О, — сказала она, и улыбка стала немного дерзкой. — Не из тех, кто стремится к обязательствам?

— Пока нет, — признался я.

— Тебе сколько, под тридцать? — спросила она. — Сколько еще дикого овса тебе нужно посеять?

— Эй, я же не виноват, что в моей жизни до сих пор не появилась подходящая женщина, — сказал я, пожимая плечами.

— Значит, ты не планируешь всю жизнь оставаться холостяком?

— Я всегда полагал, что это может быть моим путем. Но потом я увидел, как мои партнеры находят своих спутниц, и это немного изменило мои представления об этом.

Я всегда считал, что разнообразие — это пикантность жизни. Но было что-то в том, как Сойер, Рия, Тиг и Кензи смотрели друг на друга, что заставило меня тоже захотеть этого.

Такая чистая, неразбавленная любовь и восхищение? Да, это было то, что я был почти уверен, что хотел бы найти в жизни.

— А ты? Ты замужем за работой? На самом деле, раз уж мы затронули эту тему, список мужчин, с которыми ты встречалась за последние два года, вероятно, хорошая идея, — сказал я.

— В какой-то степени я замужем за своей работой, — призналась она, пожав плечами. — Мой успех важен для меня. И не каждый мужчина это понимает.

Это была обычная жалоба, если только вы не встречались с кем-то из своего круга общения, и в этом случае это открывало целый мир проблем.

— А список? — спросил я, потянувшись за блокнотом.

— О, Майкл Ричардсон, — сказала она, вздохнув.

— И чем это закончилось? — спросил я.

— По-дружески. Два человека, которые были так заняты работой, что какое-то время не осознавали, что мы просто не нравимся друг другу, — призналась она.

— Ладно. Кто еще? Да ладно, — сказал я, когда она пожала плечами. — Должен же быть кто-то еще. За два года только один парень?

— Один парень, которого я впустила в свою жизнь, да. Было несколько свиданий, но это было все, чем они были. Даты. Они даже ни к чему не привели после ужина, — пояснила она.

— Ладно. Что ж, назови мне и эти имена тоже. Никогда не знаешь наверняка. Некоторые парни могут принять случайный взгляд в их сторону за любовь, а затем пять лет выбивать дерьмо из женщины.

— Фу, — проворчала она, затем потянулась за блокнотом, чтобы записать три имени.

Одна, казалось бы, случайная интрижка и три свидания. Это было все, что могла предложить ее личная жизнь за два года.

Она действительно была замужем за своей работой.

Неудивительно, что она была так взвинчена.

— О, прежде чем Леннон приедет сюда, я должен попросить тебя подумать о том, где ты хочешь установить систему мониторинга. С экранами и тому подобным, — объяснил я.

— Звучит не очень, — решила она.

— Так и есть, — подтвердил я.

— Тогда, наверное, комната для гостей, — сказала она, пожимая плечами. — В любом случае, ею редко пользуются.

— Ладно. Это сработает. Я жду ответного звонка от друга по поводу того факта, что никто из твоих соседей вообще ничего не помнит о копах или скорой помощи.

— Подожди… что? — спросила она.

— Да, я знаю. В этом нет смысла, — согласился я. — Итак, он свяжется с другом в полиции, чтобы узнать, отправили ли кого-нибудь. Если нет, у нас есть совершенно новый сценарий, который нужно попытаться проработать. Если бы кто-то появился здесь, ты бы ушла с ним? — спросил я.

— Если бы я их знала, возможно. Но только если бы была веская причина. Я бы подумала, что это странно, когда кто-то появляется здесь, а затем просит меня пойти с ним. В любом случае, сначала не написав и не позвонив. Ты думаешь, возможно, что это произошло где-то в другом месте?

— Если скорая помощь забрала тебя не отсюда, тогда это единственное объяснение. Или если кто-то подбросил тебя до больницы.

— Но зачем им это делать, если они намеревались убить меня?

— Да, это отличный вопрос. Я склоняюсь к тому, что ты ушла с ними, а потом они сделали это где-то в другом месте. Я не могу представить, почему. Но «почему» появится, когда мы узнаем, кто. Сегодня я не смог войти в систему. Для съемки здания, — уточнил я. — Но это мой план на завтра.

— Ты снова останешься на ночь? — спросила она, и в ее тоне было что-то такое, что заставило меня подумать, что она этого хотела, что, возможно, она просто еще не чувствовала себя в полной безопасности в своей квартире, даже с новой системой безопасности. И, честно говоря, это было справедливо, учитывая то, что могло случиться с ней внутри этого.

Хотя, да, чем больше я думал об этом, тем менее вероятным это казалось. Там должна была быть кровь. Ее тоже было совсем немного.

Нигде не было ни капли.

Очевидно, это должно было произойти где-то в другом месте, что придавало всей истории со скорой больше смысла.

Мне нужно было получить видеозапись, чтобы я мог увидеть, кто, возможно, поднимался за ней на лифте.

— Если ты хочешь, чтобы я остался я, конечно, могу остаться, — предложил я.

Ее пристальный взгляд на секунду скользнул по моему, ища какие-либо признаки сдержанности.

Не найдя ничего, она снова отвела взгляд, направляясь к двери в холл.

— Я бы хотела, чтобы ты остался. Если есть услуга, которую я могу добавить к своему счету, которая включала бы твое пребывание здесь до тех пор, пока дело не будет раскрыто, на самом деле, я бы хотела это сделать.

Глава 7

Миранда

Что, черт возьми, я только что сказала?

Конечно, я не хотела, чтобы он жил со мной.

Пусть и временно.

Я имею в виду, это было безумие.

Я никогда ни с кем не жила. Даже с моим самым серьезным парнем, до того, как я запустила свою маленькую империю. Мне всегда было нужно личное пространство. Я ценила свою частную жизнь. Я не хотела, чтобы что-то меняло мой распорядок дня или вторгалось в покой, который я находила в святилище, которое было моим личным пространством.

— Это, безусловно, можно устроить, — сказал он мне прежде, чем я смогла взять свои слова обратно. Потому что я абсолютно точно собиралась взять их обратно. Верно? — Мне только нужно съездить обратно в Навесинк-бэнк, чтобы забрать кое-что из своих вещей.

— Можно мне поехать с тобой? — спросила я, чувствуя, как мои глаза превращаются в блюдца, когда я осознала, что только что сказала. — Я бы хотела встретиться с твоим боссом, — добавила я, пытаясь, замести следы, чтобы не казалось, что меня интересует мир Брока.

— Да, конечно. Сойер был бы рад с тобой познакомиться. Тогда я могу просто заскочить к себе, собрать кое-какие вещи, и мы сможем вернуться сюда до конца вечера. Ты завтра работаешь допоздна?

Нет, если таковы были планы.

И я собиралась выбрать «не думать» о том, почему я собираюсь уйти с работы пораньше, уклоняясь от важных обязанностей, чтобы поехать посмотреть дом человека, которого я едва знала, которому я собиралась позволить жить со мной.

Потому что, если я буду думать об этом слишком усердно, я могу прийти к выводу, что мое место в психушке, из которой меня только что выпустили.

— Нет, на самом деле, — сказала я, качая головой, стараясь говорить непринужденно. — Я недооценила, насколько способным был Кэм. Он помог мне немного продвинуться в паре небольших проектов. Так что мне не нужно задерживаться допоздна, как обычно, пока мы разбираемся с некоторыми из этих вещей.

— Отлично. Отсюда до места всего около часа и двадцати минут, — сказал он мне.

— Звонок… это тот самый друг? — я спросила, когда его телефон начал пищать.

Отложив еду, он проверил сообщения.

— Просто подтверждаю то, к чему я в значительной степени пришел сам, — сказал он. — В ту ночь сюда не направлялись ни полицейские, ни машины скорой помощи. Но он обнаружил, что поступил звонок о женщине, которая пыталась покончить с собой в нескольких кварталах отсюда.

— Где? — уточнила я, выпрямляясь, искренне не веря, что я бы просто… пошла, гулять с кем-то поздно вечером, зная, что мне вот-вот доставят еду. Возможно, я бы взяла машину или такси, если бы думала, что это что-то серьезное. Но не пешком. Ночью. В одежде для отдыха. Просто потому, что кто-то этого захотел.

— В переулке, — сказал он мне, качая головой.

— Они нашли меня в переулке?

— Да.

— Кто-то отвел меня в переулок, перерезал мне запястье, а затем оставил там умирать? — спросила я, сжимая челюсть — и, следовательно, мой тон — стал резким.

— Похоже, что так, — согласился он, сохраняя спокойствие, чтобы компенсировать мое ухудшающее настроение.

— Какого черта копы, парамедики или врачи в больнице поверили, что я буду пытаться покончить с собой в отвратительном, заваленном мусором переулке?

— Возможно, им это не показалось таким уж странным. Большинство женщин, которые пытаются покончить с собой, делают это в местах, где они не оставят после себя беспорядок, который придется убирать близким. Поэтому ванна пользуется популярностью. Но и машина тоже. Или где-нибудь на улице, чтобы не запятнать свои вещи.

Я понимала.

Я знала.

— Но переулок? — настаивала я.

— Да, если бы они нашли тебя в парке или где-то еще, я бы даже сказал, что, у тебя была плохая ночь. Но переулок — это подозрительно. Но, имей в виду, что эти люди понятия не имели, кто ты такая. Все, что они знали, — это то, что ты бездомная, или ищешь работу, или что-то в этом роде. Ты можешь быть богатой, но ты не знаменитость. У них не было бы причин сомневаться в том, где тебя нашли.

— Наверное, это правда, — согласилась я, хотя от этого гнев внутри меня не стал менее жгучим и разрушительным.

Потому что кто-то, скорее всего, кто меня знал, оставил меня умирать в заваленном мусором переулке.

Обращаясь со мной, в свою очередь, тоже как с мусором.

Это жгло сильнее, чем должно было.

К этому гневу, однако, примешивалась глубокая печаль.

Я и так никому не доверяла.

Мысль о том, что кто-то из моего очень узкого круга мог так поступить со мной…

— Эй, не позволяй этому задеть тебя. То, что они сделали, не имеет к тебе никакого отношения, это все, — связано с ними.

— Я знаю. Но это не значит, что мне не больно, — сказала я ему, потянувшись за своим вином.

— Я должен спросить тебя об этом, и я пойму, если это тебя расстроит, но я должен это сделать.

— Хорошо, — согласилась я, напрягаясь.

— Это мог быть Кэм? — спросил он.

— Ни за что. Ты сам это сказал. Он нашел вас, пришел к вам и даже пытался заплатить вам за эту работу. В этом нет смысла, если бы это сделал он.

— Здесь выступают дьяволы, — сказал он, положив руки на стол и наклонившись ко мне, создавая небольшую близость, чтобы мне было легче понять его точку зрения. — Если бы он попытался это сделать, и если бы у него ничего не получилось, он бы понял, это, когда ты отправила ему сообщение на его смарт-часы, разве не имело бы для него наибольшего смысла сделать все возможное, чтобы создать впечатление, что это никак не мог быть он?

Это был вполне здравый аргумент.

Но все внутри меня восстало против этого.

Это был парень, который ходил со мной за обувью, который пытался заставить меня пойти к врачу, когда я этого не хотела, который помогал мне менять окровавленную марлю, когда мне нужно было делать операцию на полости рта.

Да, я хорошо ему платила.

Но я бы хорошо платила ему, даже если бы он этого не делал.

Если он ненавидел меня настолько, что выбросил как мусор, тогда зачем ему делать все возможное во всех других областях?

— Я вижу, ты пытаешься придать этому смысл, — сказал Брок, протягивая руку и кладя ее мне на запястье. — Но я должен напомнить тебе, что люди, которые способны на такое дерьмо? Они не рациональны. То, что они сделали или не сделали, не будет иметь никакого смысла.

Я только наполовину переваривала то, что он говорил.

Когда его большая рука легла на мое запястье, а большой палец рассеянно поглаживал его, мой организм так же пытался справиться с волной желания, которая расцвела во мне.

— Все, что я говорю, действительно нужно обдумать. Прокрути это в голове. Если после этого ты придешь к выводу, что это даже отдаленно невозможно, я тебе поверю. Но ты должна быть объективна.

— Хорошо, — согласилась я, кивая.

— И с точки зрения безопасности, я должен спросить.

— Боже, что теперь? — проворчала я, отдергивая от него руку и кладя ее себе на колени. Я чувствовала, что у меня кружится голова. Мне нужно было сосредоточиться.

— Ты остаешься наедине с Кэмом в течение дня, когда может случиться что-то плохое?

— Нет. Я имею в виду, мы никогда по-настоящему не остаемся одни на работе. И даже когда мы в машине, с нами есть мой водитель. Единственное, когда мы могли бы остаться наедине, это если бы он зашел в квартиру.

— Но пока я здесь, это не будет проблемой.

— Точно, — согласилась я, радуясь, что у меня есть причина быть с ним рядом. Во всяком случае, на рациональном, менее управляемом гормонами уровне.

— Это, наверное, команда, — сказал Брок, когда раздался звонок в мою квартиру.

После того как он зазвонил, я почувствовала необходимость повернуться и броситься убирать еду, но обнаружила, что Брок уже сделал это.

— Приготовься к Леннону, — сказал Брок, когда я потянулась за бокалом вина и сделала еще глоток. — Он может быть немного эмоциональным.

— Насколько эмоциональным?

— Эмоциональным в том смысле, что он видел и слышал все эти безумные истории о том, что может случиться в доме, если он не защищен должным образом, поэтому он очень бдителен, — объяснил Брок. — А с балконом у него будет просто охренительный день, — добавил он, ухмыляясь и качая головой.

— Это балкон пентхауса, — напомнила я ему. — Здесь даже пожарной лестницы нет.

— Я гарантирую тебе, что он придумает историю, чтобы вселить в тебя страх Божий.

Леннон, как и Брок, с первого взгляда кричал о том, что он бывший военный.

Он был гигантом с темной кожей, ногами размером со ствол дерева и самыми большими руками, которые я когда-либо видела.

У него было красивое лицо, квадратная челюсть и суровый лоб.

Все в нем было серьезным, но в его карих глазах также была легкая доброта.

— Леннон, это Миранда. Миранда, Леннон.

— Мисс Коултер, — сказал Леннон, пожимая мне руку так крепко, что мне показалось, будто у меня ломаются кости. Этот его голос? Такой глубокий, что вы практически чувствовали, как он отдается эхом в вашей груди, когда он говорил. — Нам нужно поговорить об этом балконе, — сказал он, заставив меня повернуть голову в сторону Брока, увидев его самодовольную улыбку.

— Брок упомянул, что вы сочтете это проблематичным. Я не могу представить почему. Это балкон пентхауса без доступа на нижние уровни.

— Так и есть, мэм, — сказал он, кивая. — Но это не значит, что он неприступен. Я не раз видел, как люди в альпинистском снаряжении или с оборудованием для мытья окон проникали на балконы пентхаусов.

— Я действительно не думаю, что кто-то, кто хочет меня заполучить, настолько хорошо подготовлен, — настаивала я.

— Мэм, я здесь ради вашей безопасности. И меня не устраивает ваш балкон и доступ к вашей квартире, — сказал он мне. — Мы можем обсудить варианты уменьшения опасности после того, как мой человек, — сказал он, махнув рукой парню, нагруженному сумками с оборудованием, — закончит установку ваших камер.

— Я думала, ты преувеличиваешь, — сказала я Броку, подходя к нему, пока Леннон и его сотрудник приступали к работе, расхаживая по моей квартире и указывая на вещи с очень серьезными лицами.

Казалось, что вся моя квартира — это логистический кошмар и опасность для меня и всех, кто в ней находится.

— Если что, я преуменьшал, — сказал Брок, ухмыляясь. — Я думал, что время его немного остудит. Похоже, это только укрепило его веру в то, что всем угрожает опасность со стороны невидимых сил, замышляющих нашу гибель. Хотя, объективно, это относится и к тебе.

— Да, но я действительно не думаю, что кто-то из моих знакомых мог, например, прыгнуть с парашютом на мой балкон или что-то в этом роде.

— В этом я отчасти с тобой согласен. Хотя у меня тоже проблема с этим балконом, только по другой причине.

— По какой причине? — спросила я, глядя на него.

— Просто он очень высокий. И тот, кто перерезал тебе запястье, явно хочет, чтобы это выглядело так, будто ты хочешь покончить с собой. Так что балкон…

— О, — сказала я, и у меня сжался желудок от этой идеи.

— На самом деле я никогда не подхожу к перилам, — призналась я. — Любой, кто меня знает, понял бы это. Мне нравится находиться высоко, но у меня кружится голова, когда я стою слишком близко к перилам или окну.

— Приятно это слышать, — сказал он.

— Как ты думаешь, у Леннона есть какой-то метод, чтобы не дать мне перелезть через этот балкон, если кто-то попытается меня заставить? — спросила я.

— Я уверен, что у него есть.

И, конечно же, он это сделал.

Но для этого нужно было провести реальное строительство, которое невозможно было бы завершить в течение нескольких недель из-за некоторых трудностей с планированием.

— Это лучшее из лучшего, что можно купить за деньги, мисс Коултер, — сказал мне Леннон, даже после того, как я настояла, чтобы он называл меня Мирандой не менее трех раз.

— Деньги здесь ни при чем, — настаивала я. — Время, однако… — сказала я, махнув в сторону балкона. — Прости, — сказала я, вздохнув. — У меня просто паранойя.

— Паранойя — это хорошо, — настаивал Леннон. — Паранойя помогает тебе выжить. Я понимаю ваше стремление завершить проект к нашему обоюдному удовлетворению. К сожалению, это сложный процесс, поэтому его нельзя торопить. Но на данный момент я бы посоветовал установить на балконе специальный замок, чтобы ни вы, ни кто-либо другой не смог выйти туда. А мисс Коултер? — позвал он.

— Да?

— Не извиняйтесь за то, что беспокоитесь о своей безопасности, — настаивал Леннон.

Извиняться.

Я обнаружила, что избавиться от этой привычки было труднее всего.

В деловом мире приходилось прилагать усилия, чтобы не делать этого. Если вы обратите пристальное внимание, то заметите что, мужчины редко извиняются. Особенно в деловой обстановке. Независимо от того, насколько они были неправы. Извинение было признаком слабости. Поэтому я упорно старалась никогда этого не делать.

Конечно, иногда все оступались.

Особенно после недели, которая у меня была.

— Я чувствую, что сейчас самое подходящее время поднять тему трекера.

— …трекера? — спросила я, сморщив лицо. — Как чип? Для собак? — добавила я.

— Такой же, да, но не внутренний. Хотя, конечно, и такие доступны.

— Конечно, — согласилась я, чувствуя, что у меня немного кружится голова.

Люди, прыгающие с парашютом на балконы. Имплантированные чипы слежения. Все это казалось таким безумием.

Но то, как Леннон рассказывал об этом, говорило о том, что это не только случалось, но даже не было такой уж редкостью. Что было еще страшнее.

— Итак, вы хотите, чтобы я носила с собой отслеживающий трекер, — резюмировала я.

— Я хочу, чтобы мы могли отслеживать ваше местоположение в любое время, пока вы находитесь под нашей защитой, — пояснил Леннон.

— Как выглядит этот трекер? Как я буду носить его с собой? Разве мой телефон или умные часы не будут делать то же самое?

— Дело в том, мисс Коултер, — сказал Леннон, сцепив пальцы на поверхности стола, — что если мы здесь имеем дело с профессионалами, они будут знать, что и ваш телефон, и умные часы можно отследить. Следовательно, они отключат их. И тогда мы оказались бы в неведении.

— Ладно. Тогда как они выглядят? — спросила я.

Леннон махнул рукой своему подчиненному, который стоял в нескольких футах от него с коробкой, которую он вручил своему боссу.

— Во-первых, у нас есть брелок, — сказал он, доставая маленькую кожаную круглую сову.

— В нем есть трекер? — спросила я, забирая его у него.

— Да. Это первый шаг. Обычно ключи должны быть при вас.

— Шаг первый?

— Да. Шаг второй — это маленькая клипса, которую вы будете надевать каждое утро, зацепив ее так, чтобы она сидела внутри пояса ваших брюк, — сказал он мне, показывая маленький черный кружок с крючком для верхней части ваших брюк. — Но поскольку в этом есть много места для ошибок, у нас также есть третий шаг, — сказал он мне, возвращаясь к своему ящику, чтобы взять шкатулку для драгоценностей.

Я приготовилась к худшему.

Ювелирные изделия были такими субъективными.

Я была очень разборчивой.

Или, как сказал бы Кэм, «невозможной покупательницей».

Леннон снял крышку и передал украшения мне.

Это было круглое украшение из розового золота с очень замысловатым, кружевным бантиком из розового золота сверху.

Что касается украшений, то это точно не от «Тиффани». Но и с полки какого-нибудь магазина новинок их тоже не сняли.

— Это все из настоящего розового золота, поэтому оно должно пройти проверку у ваших знакомых. Но поскольку с этого момента вы будете носить его, было бы разумно придумать для него легенду. Подарок от вашей семьи или парня, как правило, лучший выбор.

Я никогда не говорила о своей личной жизни со своими сотрудниками. Или даже со знакомыми, если только мы не обсуждали такие вещи, как выставки, которые мы видели, или открытия галерей, на которых мы присутствовали.

Но для меня было бы необычно носить одно и то же украшение несколько дней или недель подряд. Конечно, у меня были свои основные украшения — около дюжины комплектов сережек и от восьми до десяти браслетов или ожерелий на выбор, — но обычно я носила их по очереди.

— Хорошо, — сказала я, кивая, старая часть меня была раздражена тем, что новая часть меня была такой тщеславной из-за чего-то столь незначительного. В конце концов, прежняя я носила те же золотые обручи — подарок на мое шестнадцатилетие — и теннисный браслет — подарок на выпускной — каждый божий день в течение многих лет. — Это все? Или есть еще ступеньки?

— На данный момент этого должно хватить, — сказал Леннон, одарив меня намеком на улыбку. — Когда что-то случится, и мы не будем знать, где вы находитесь, у Брока и у меня обоих будет доступ к информации отслеживания с этих устройств. Они очень точны. Так что, когда что-то случится, вам не нужно беспокоиться. Мы будем в пути.

— И когда он говорит «когда что-то случится», — сказал Брок успокаивающим тоном. — Он имеет в виду, если. И это крайне маловероятно.

За исключением, конечно, того, что, по словам Леннона, это статистически не соответствовало действительности, когда речь шла о богатых клиентах.

У него был один клиент, которого похищали трижды в течение одного года.

— Я бы никогда не смогла выполнять его работу, — сказала я Броку, когда он закрыл дверь в коридор после ухода Леннона и его человека. — Я бы стала параноиком по отношению ко всему.

— Да, похоже, это действительно печальное последствие работы, — согласился Брок.

— Как ты думаешь, на что похожа его квартира? — спросила я, представляя комнаты, полные экранов, на которых были показаны ракурсы съемки каждого дюйма его пространства. Множество замков и сигнализаций на каждом окне и двери.

— Все, что ты себе представляешь, вероятно, довольно точно, — сказал Брок. — Он держит ящик с ножами под замком. А его ящик с инструментами хранится в сейфе. Ведь многие люди в конце концов оказываются избиты, зарезаны или застрелены предметами, которые злоумышленник нашел в их доме.

— Фантастика. Еще одна ужасающая статистика, которая будет крутиться у меня в голове и не даст мне уснуть, — сказала я, направляясь на кухню, чтобы поставить чайник, чувствуя себя слишком взвинченной для кофе, но все равно нуждаясь в утешительном горячем напитке.

— Никто сюда не войдет, — заверил меня Брок. — Только не со мной, — добавил он, и я сразу почувствовала, как на меня нахлынуло немного спокойствия. Потому что, как бы не по-феминистски это ни звучало с моей стороны, я чувствовала себя в большей безопасности, зная, что в доме есть мужчина.

С другой стороны, возможно, это не имело никакого отношения к его мужественности. Вполне возможно, дело было в его подготовке. Скорее всего, я чувствовала бы себя в такой же безопасности, если бы в моем доме находилась женщина, бывшая военная. Любого, кто знал бы, что делать, если кто-то нападет, кто не стал бы колебаться, кто мог бы, по крайней мере, отвлечь плохого парня достаточно надолго, чтобы я смогла вызвать полицию на помощь.

Не то чтобы это был первый раз в моей жизни, когда я беспокоилась о своей безопасности. Я имею в виду, я была женщиной. Все наше детство и юность нам вдалбливали, что мы были практически в нескольких шагах от похищения, изнасилования и убийства. Потому что, ну, статистика не врет. Это было правдой для каждого третьего из нас. Но, наверное, успех, доход, позволяющий жить в доме со швейцаром, — все это немного защищало меня от угроз в прошлом.

Случайные люди не могли просто так ввалиться в мое здание, направляясь туда, куда им заблагорассудится.

Кроме того, у меня был водитель, так что я не беспокоилась о том, что буду стоять ночью на платформах метро или прогуливаться по труднодоступным местам.

Конечно, у меня всегда замирало сердце, когда какой-то парень появлялся из ниоткуда или кто-то вел себя немного жутковато, но это не было такой заметной частью моей жизни, как когда я была моложе.

Было не по себе от того, что нужно возвращаться к старому мышлению, быть параноиком по отношению ко всем, кто приближался ко мне.

По крайней мере, до тех пор, пока мы не выясним, кто это сделал со мной.

— Итак, во сколько отправляемся завтра? — спросил Брок.

— Завтра? — повторила я, разум немного затуманился от всех этих новых страхов и информации.

— Чтобы съездить в Навесинк-Бэнк, — уточнил Брок.

— О, точно. Ну, у меня утром две встречи, затем несколько телефонных конференций. Но после этого, в основном, напряженная работа, которую я могу выполнять в машине или в другое время, — сказала я ему. — Мы могли бы выехать к трем, если тебя это устроит.

— Да. Пока я занимаюсь твоим делом, милая, у меня больше ничего не происходит.

— Ладно. Я скажу Митчеллу… почему ты качаешь головой? — спросила я, нахмурив брови.

— Я поведу.

— Это глупо. Зачем садиться за руль, когда у меня есть водитель?

— Миранда, — сказал он тоном, в котором смешались веселье и твердость, когда подошел ближе, слишком близко, если вы спрашивали о моем либидо, и немного наклонил голову. — Я за рулем. Дай Митчеллу выходной.

— Хорошо, — согласилась я, чувствуя, как мой живот совершает маленькие сальто от его близости. Мы не собирались говорить о том, что с этим делает другая часть моей анатомии.

— Хорошо, — согласился он. И мне показалось, или его голос стал немного сексуально-мягким, когда он это сказал?

Нет.

Это я выдала желаемое за действительное.

— Я пойду приму ванну, — сказала я ему, потянувшись за своей чашкой чая.

На этот раз, однако, я была почти уверена, что это не выдача желаемого за действительное, что его глаза при этом замечании слегка загорелись.

Что только усугубило ситуацию.

— Хорошо, — согласился он. — Душ и немного сна — это хорошо для сегодняшнего вечера.

Черт бы его побрал.

Он сделал это нарочно?

Я заставила его думать о себе голой, так что ему пришлось заставить меня думать о нем?

Нет.

Это было нелепо.

Мне нужно было взять себя в руки.

— Ладно. Что ж… спокойной ночи, — сказала я, делая шаг к двери.

— Спокойной ночи, Миранда, — сказал он, и я притворилась, что не замечаю легкого трепета в животе при звуке моего имени, произнесенного этим мягким сексуальным голосом, и того, как его пристальный взгляд все еще был прикован ко мне, пока я полностью не скрылась за дверью.

Но когда я оглянулась, он стоял, прислонившись к дверному косяку наблюдая за мной, пока я не поймала его, после чего отступил обратно на кухню.

Вскоре после этого я уже погрузилась в джакузи, и моя голова ударилась о фарфор, когда я услышала, как он переместился в гостевую ванную, которая разделяла стену с моей.

Вероятно, он раздевался, готовясь принять душ.

Сделав глубокий вдох, я отдалась бушующему желанию между моих бедер, позволяя своей руке скользить вниз по моему телу, чтобы подразнить пальцами мою расщелину под звуки воды, разбрызгивающейся по кафельному полу в соседней комнате от меня.

Мысленно я представила, как его тоже одолевает потребность, как он тянется вниз, чтобы начать работать своим членом, пока я тружусь над своим клитором.

Я была так поглощена моментом, что совсем забыла о том, что нужно вести себя тихо, о том, что я не одна.

Крики моего оргазма эхом отразились от стен ванной, этот звук вырвал меня из оцепенения и вернул в настоящий момент, внезапно я слишком остро осознала тот факт, что в другой ванной остановилась вода, звук, который, возможно, заглушил мои крики.

Так что, да, я была практически уверена, что он услышал.

— Черт возьми, — выругалась я, отпихивая ногой слив, когда вставала.

Может быть, он лег спать до того, как я начала шуметь.

По крайней мере, это было то, на что я могла надеяться.

Ведь на следующий день нам предстояло провести в машине друг с другом не один час.

Однако, забравшись в постель и включив телевизор, я поняла печальную вещь: это не помогло.

Дело было не только в оргазме, в котором я нуждалась.

Потому что, пока я ворочалась в постели, потребность не уменьшалась. Во всяком случае, это, казалось, продолжало нарастать.

Что привело меня к одному выводу.

Дело было не в том, что я просто нуждалась в разрядке.

А в том, что мне нужен был Брок, который бы мне его дал.

И это, ну, этого просто не могло случиться.

Глава 8

Миранда

— Все в порядке? — спросил Кэм, войдя в мой кабинет и закрыв за собой дверь.

Уединения здесь не было, поскольку весь офис был стеклянным, но, по крайней мере, звук не доносился до нас, когда мы хотели поделиться парой украденных кусочков разговора.

— А, то есть, да. Полагаю, настолько хорошо, насколько это возможно. Почему спрашиваешь?

— Потому что твои туфли, сумочка и это отвратительное ожерелье не сочетаются, — сказал Кэм, одарив меня легкой, знакомой улыбкой, чтобы смягчить горечь этих слов.

— Я… — начала я, бросив взгляд на свою сумку, затем на туфли.

То есть в них самих само по себе не было ничего плохого. И нормальный человек, скорее всего, не увидел бы в них ничего предосудительного. Но это был не обычный человек. Это был Кэм. Человек, который знал, какие трусики я покупаю, и какие зубные нити мне нравятся.

Он знал, когда выбор наряда был проявлением чего-то другого.

— Ожерелье — это элемент безопасности, — сказала я ему, пожимая плечами. — У меня есть прямой приказ носить его каждый день с этого момента.

— О, это действительно прискорбно.

— Еще как, верно? Это нормально для одноразового использования, но ежедневно? — сказала я, поморщившись.

— Как продвигаются дела? — спросил он, подходя ближе, чтобы сесть на один из стульев напротив моего стола, устраивая планшет на колене, как он делал тысячу раз до этого.

— Странно, я думаю. Эксперт по безопасности заставляет меня переделывать мой балкон. Моя гостевая комната теперь оборудована отвратительными мониторами. Но, да, это… ничего.

— Рэнди, — сказал Кэм, немного наклоняясь вперед и поднимая на меня брови. — Это же я, — рассуждал он.

На это я вздохнула.

— В секрете, верно? — спросила я.

— Конечно.

— Я хочу трахнуть своего частного детектива, — сказала я ему, почти сразу почувствовав, как тяжесть свалилась с моих плеч, когда я получила возможность признаться в этом вслух.

— Хм, да, — сказал Кэм, откидываясь на спинку стула с широкой улыбкой. — Я имею в виду, у тебя ведь есть глаза, не так ли?

— Он безумно привлекателен. Неужели ты не мог найти мне стареющего, заядлого частного детектива? Вместо этого ты нашел того, кто выглядит так, будто подрабатывает моделью?

— Конечно, я очень старался найти для тебя самого уродливого. Увы, команда Брока считается лучшей из существующих. Это именно то, чего ты заслуживаешь.

— Как выглядели двое других?

— Привлекательные, каждый по-своему. Но они женаты.

— И почему мне нужен был холостяк?

— Сойер поручил ему это дело. Я не знаю почему. Наверное, он просто казался осведомленным в ситуации. Так что же происходило в том пентхаусе? — спросил он, шевеля бровями.

— Ничего. Но, много чего бросалось в глаза, — призналась я, качая головой сама себе. — В частности, в мои глаза. И это даже нельзя назвать моей виной, поскольку мужчина спит без рубашки.

— Ты… смотрела, как он спит? — спросил Кэм, выглядя одновременно удивленным и немного напуганным.

— Нет. Я как раз уходила, пожелав ему спокойной ночи, и он снял свою рубашку. И, что ж, из этого следует, что с утра он тоже разгуливает без рубашки.

— Я должен знать. Он такой же подтянутый под этой рубашкой, как я думаю?

— Да, — подтвердила я. — И у него есть пара татуировок. Одна из них какая-то военная. Другая, — татуировка Раптора.

— Раптора, — повторил Кэм. — Как в мультике «Ох уж, эти детки ?»

— Я удивлена, что ты достаточно взрослый для такого упоминания, но да. Как в мультике «Ох уж, эти детки ».

Мне было одновременно любопытно и приятно узнать, что он действительно нанес это на свою кожу. Если бы страх, что он подумает, что я его разглядываю, не держал мой язык в смертельной хватке, я бы, возможно, спросила его об этом.

— У меня сложилось впечатление, что он представляет собой смесь очень светлого и очень темного, — сказал Кэм.

— Он заплатил за мою еду, — выпалила я.

— Это странно? — спросил Кэм.

— Я имею в виду… это было не свидание. — И даже если бы это было так, Кэм был бы удивлен, сколько раз я ходила на свидания с тех пор, как наладила свою жизнь, и мужчины просто позволяли этой черной книжке лежать на столе, пока мне неизбежно не надоедало сидеть там, и я не засовывала туда свою карточку.

— Но у него есть эта атмосфера, верно? — спросила Кэм. — Атмосфера «я забочусь о женщинах», но без всего этого грубого женоненавистничества.

— Думаю, это правда, — согласилась я.

— Итак, я правильно прочитал твое сообщение? Ты заканчиваешь работу после обеда?

— Да. Брок познакомит меня со своим боссом, — сказала я ему, нехарактерно для себя умолчав о реальном плане. Пойти с Броком к нему домой, посмотреть, как он живет, почувствовать, кем он был как личность.

Я никогда не стеснялась рассказывать Кэму что-либо, даже то, что могло показаться мне неловким или даже немного глупым.

Я не знала, почему была моя оговорка.

Это потому, что Брок сказал мне внимательно следить за всеми, включая Кэма? Может какая-то часть меня сомневалась в моем безоговорочном доверии к нему?

Или это было просто потому, что я была явно влюблена в Брока, как школьница? И я не хотела, чтобы кто-нибудь знал об этом? Особенно потому, что я в целом очень рационально относилась к мужчинам.

Я не тосковала.

Я не чувствовала себя застенчивой или неуверенной в себе.

Все, что я чувствовала по отношению к Броку, было нехарактерно для женщины, которой я так старательно пыталась стать. И, возможно, просто слишком напоминало девушку, которую мне нужно было оставить позади, чтобы стать такой, какая я есть сейчас.

— Сойер казался профессионалом своего дела, — сказала Кэм. — Тиг тоже.

— Приятно это знать, поскольку сама моя жизнь, кажется, находится в их руках.

— Да, кстати об этом, — сказал Кэм, отчего у меня внутри все сжалось. — Я провел небольшое исследование, и у меня есть несколько кремов для этого шрама, когда он заживет достаточно, чтобы начать его лечить. Люди, перенесшие пластическую операцию, клянутся в этом.

Это было невероятно тщеславно с моей стороны, но я действительно расстроилась из-за шрама. Из-за того, что люди могли увидеть его и сделать выводы по этому поводу. А если я не смогу избавиться от него, что я должна делать в сезоны, когда длинные рукава будут неуместны или неудобны?

— Ты всегда можешь сделать татуировку, если крема не помогут, — рассудил Кэм. — И не пытайся сказать мне, что тебе не нравятся татуировки. Я узнал твой маленький секрет, — напомнил он мне.

Да, еще один мой восхитительный момент.

Я тогда упала в душе и так сильно растянула лодыжку, что мне понадобилась помощь, чтобы выбраться. И как бы я ни старалась прикрыться полотенцем, Кэму были видны бедра и задница, а это означало, что он увидел маленькую татуировку, которую я сделала очень низко на бедре, достаточно низко, чтобы она была практически на моей заднице

— Это была другая я, — настаивала я.

— Да ладно. Мир изменился. У многих богатых людей и руководителей компаний сейчас есть татуировки.

— Не так уж много, — настаивала я.

— Ты уже доказала, что вписываешься в их ряды, Рэнди, — настаивал он. — Тебе не нужно постоянно это доказывать. Если ты захочешь покрыть это татуировкой, то сделай татуировку. К черту всех, кто может что-то сказать по этому поводу.

Он был прав, конечно.

Было абсурдно, что я все еще рассматривала каждый аспект своей жизни через призму, через которую смотрели бы мои сверстники.

Я доказал свою состоятельность.

У меня была работа, деньги, дом, одежда, благотворительные пожертвования. Я имею в виду, что я в одиночку оплатила столь необходимый ремонт библиотеки в районе, где я выросла, в надежде, что больше детей, подобных мне, смогут пользоваться ею, получить некоторые знания, содержащиеся в ней, и выбраться из этого района, как это было у меня.

Мне больше не нужно было заботиться о том, что они могут видеть во мне аутсайдера.

— Если речь идет о старых денежных семьях, то для них в принципе нет способа, при котором они могли бы считать тебя равной им. Даже если твое состояние в пятьдесят раз больше их, они будут думать, что их имена имеют большее значение. И это высокомерные люди, которым вечно есть что сказать. К счастью, старые денежные семьи уже не так заметны, и их место занимают новые. Технологические миллиардеры и ребята, создавшие сайты в социальных сетях.

— Это правда. Ну, если крема не помогут, то, возможно, дойдет и до этого. Я не могу вечно скрывать свои руки. И я не знаю, как я отношусь к тому, чтобы лгать об этом, — сказала я.

— О, чуть не забыл. Завтрашняя утренняя встреча переносится на одиннадцать. Шэнди сейчас рожает, так что нам пришлось дать Джону пару дополнительных часов для работы над презентацией.

— О, хорошо. Все в порядке. Нам нужно отправить Шэнди…

— Уже в работе, — оборвал меня Кэм.

— Что бы я без тебя делала? — спросила я, качая головой.

— Все равно бы все сделала, но у тебя было бы гораздо больше седых волос и морщин, — сказал он мне с улыбкой, вставая. — Удачной небольшой однодневной поездки. Не работай в машине, — добавил он, подходя к двери.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — сказала я, качая головой.

Остаток дня прошел в обычном тушении пожаров и попытках уговорить руководителей проектов спуститься с утесов.

Затем, наконец, пришло время уходить, и я почувствовала странную неловкость, выходя из офиса, когда все остальные все еще усердно работали.

Это была еще одна вещь, с которой, вероятно, пора было покончить. У меня был полный штат сотрудников. Мне не нужно было всегда быть тем, кто уходил последним, кто сжигал полуночное масло, кто работал по выходным и праздникам.

В определенный момент ты должен был доверить другим людям, выполнять свои обязанности без присмотра.

И какой был смысл так усердно работать в течение стольких лет, если в конечном итоге ты не дала себе шанса по-настоящему насладиться плодами этой работы?

Я попробую сделать это.

Может быть.

Но я бы назвала прогрессом и то, что к тому времени, когда я вернулась в свое здание, я больше не беспокоилась о том, что мои сотрудники думают о моем раннем уходе.

И я также не взяла с собой кучу бумаг, чтобы просмотреть их в поездке.

Хотя я сказала себе, что возьму с собой домашний ноутбук, чтобы проверить электронную почту и тому подобное на случай, если это понадобится.

Но я тут же забыла об этом, когда выскользнула из машины и обнаружила Брока, прислонившегося к моему зданию, выглядящего непринужденно, даже по-домашнему.

Его темный пристальный взгляд был устремлен на меня, когда я приблизилась.

— Немного сливок и сахара, — сказал он, протягивая мне кофе.

— Эта кружка выглядит знакомой, — сказала я, беря ее.

— Я украл ее из твоего шкафа. Мне показалось, что у тебя не хватило места, чтобы поставить туда еще одну, поэтому я использовал эту, — сказал он мне. — Как прошла работа?

— Как обычно. Мы готовы отправляться? — спросила я.

— Ты хочешь переодеться?

— Нет. Зачем?

— Чтобы было удобнее, — сказал он, глядя на мои туфли.

— Комфорт переоценивают, — парировала я.

— Тогда ладно. Моя машина за углом, — сказал он, протягивая руку и нежно касаясь моего бедра, чтобы развернуть меня.

Я должна была разозлиться.

Я терпеть не могла, когда мужчины клали руки на женщину, чтобы отодвинуть ее со своего пути или даже пройти мимо. «Если я не планировала класть руку на поясницу мужчины, чтобы пройти мимо него, то не надо было класть ее и на мою».

Но с Броком?

О, да, я увлеклась этим гораздо больше, чем следовало.

Это было всего лишь мимолетное прикосновение, которое исчезло прежде, чем я смогла полностью осознать его.

Я не могла бы сказать, чего я ожидала от такого человека, как Брок, за рулем. Например, я, как правило, могу представить бывших военных за рулем пикапов по какой-то причине. Но также, на мой взгляд, частные детективы ездили на действительно невзрачных черных седанах.

Однако то, на чем ездил Брок, было неожиданным «Фор-Ранером» уникального бледно-зеленовато-голубоватого цвета, с которым у меня даже не было примера для сравнения. Но он выделялся. Определенно, любопытные люди не пропустили бы припаркованный на улице автомобиль.

— Вперед, милая, — сказал Брок, когда годы езды на заднем сиденье городского автомобиля заставили меня подойти к задней пассажирской двери.

— Точно, — сказала я, качая головой сама себе, когда он открыл для меня переднюю дверь.

— Давненько не виделись, да? — спросил он.

— Честно говоря, я не помню, когда в последний раз ездила впереди машины, — призналась я. — Годы, наверное.

— Ты что, никогда не водила машину?

— Я так и не научилась, — сказала я ему. — Я родилась и выросла в городе. У меня не было необходимости учиться. А потом, когда я решила, что иметь машину разумнее, чем тратить время на общественный транспорт, было разумнее купить городскую машину с водителем, чтобы я могла выполнять работу по пути туда и обратно.

— Логично, — согласился он, трогаясь со своего места. — Во всяком случае, для трудоголика, — добавил он. — Я удивлен, что ты не захватила свой ноутбук.

— Единственная причина, по которой я этого не сделала, это потому, что ты ждал меня снаружи, — сказала я ему.

— Разве не здорово было бы пару часов не работать?

— Это хороший вопрос, на который у меня пока нет ответа. Итак, на что похож Навесинк-Бэнк? Я не была во многих местах в Нью-Джерси. Помимо Кейп-Мэй.

— Это большой маленький город, если в этом есть какой-то смысл. Много людей и большое разнообразие в социально-экономической сфере. Есть более суровый район, большой пригород и богатый пригород. И я имею в виду очень-богатый. Как ты, — пояснил он. — Вдоль одной части протекает река Навесинк, а пляж находится всего в пятнадцати-двадцати минутах езды, в зависимости от того, где ты живешь в Навесинк-Бэнк.

— Это там, ты вырос?

— Да. А потом уехал после службы в армии.

— Почему ты вернулся?

— Сойер. Он взял себя в руки и открыл частное детективное агентство. Он хотел, чтобы в его команде были люди, которых он знал и которым он мог доверять. Поэтому он нашел меня, притащил обратно в город, и с тех пор я там.

— Тебе нравится твоя работа?

— Я думаю, это зависит от дела, — сказал он, пожимая плечами, и было приятно, что он не просто ответил «да». Никому не нравился каждый аспект их работы. Даже таким «трудоголикам», как я.

— Какие дела тебе не нравятся?

— Несмотря на то, что это самые простые случаи для работы, у меня было достаточно случаев измены супругов. Трудно радоваться распаду брака или семьи, даже если человек сам навлек это на себя.

— Я понимаю. С этим связано много травм. Над какими делами тебе больше всего нравится работать?

— Те, в которых участвуют красивые одинокие женщины? — сказал он, одарив меня ухмылкой. — Мне также нравится помогать семьям пропавших без вести людей, когда дело замяли, или когда местный департамент просто не справляется. В большей степени это разбивает сердце, поскольку многие пропавшие без вести люди в конечном итоге оказываются мертвыми.

— Но, по крайней мере, семьи получают успокоение.

— Точно. И когда тебе удается, в редких случаях, найти кого-то живым, это тот кайф, с которого ты не спускаешься. Даже если это часто сопряжено с большой травмой.

— Но ты помогаешь вытащить их оттуда и вернуть в их семьи, где они смогут вылечиться.

— Да. Определенно, приятно, когда к дерьму примешивается что-то хорошее.

— У тебя много таких случаев, как мое?

— С инсценированным самоубийством и номером 5150? Нет, детка, ты у меня первая.

— Я имела в виду, что какой-то неизвестный враг желает кому-то зла.

— Это не так распространено, как измены супругов, но, да, такое случается. В частности, у нас много случаев преследования. Жертвам трудно получить какую-либо помощь от полиции в подобных ситуациях, поэтому они обращаются за помощью к нам.

— Что вы можете сделать? Я имею в виду, разве случаи преследования, как известно, не трудно расследовать? Даже при наличии доказательств?

— Да, определенно. Но мы помогаем жертвам возбуждать дела, получать информацию об их преследователях и пытаться оценить уровень опасности. Иногда от одного осознания того, во что мы вовлечены, мурашки бегут по коже. В других случаях нам приходится направлять клиентов в другие организации, чтобы помочь им исчезнуть и начать новую жизнь вдали от настоящего психопата. Что? — спросил он, окидывая меня долгим взглядом, заставляя понять, что мои мысли, должно быть, отразились на моем лице.

— Просто… Я потратила сегодня два часа на изучение финансовых отчетов, — сказала я, смеясь над собой. — Твоя работа звучит намного интереснее.

— Не стоит недооценивать, насколько приятной может быть предсказуемость, — посоветовал он.

Остальная часть поездки была наполнена маленькими забавными историями о делах, которыми он занимался, ситуациях, в которые он попадал, и о том, как мне удалось сделать карьеру в столь юном возрасте.

Выдержка и неутомимая решимость, вот как.

— Это и есть Навесинк? — спросила я, когда мы приблизились к мосту через водоем.

— Именно так, — подтвердил он, когда мы проезжали мимо того, что выглядело как богатый пригород, о котором он упоминал ранее.

Я не знала, чего я ожидала от Брока. Но, думаю, в своем воображении я представляла холостяков, живущих в квартирах.

Брок, однако, указал на пригород, когда мы проезжали мимо.

— Я живу там, но сначала хотел провести встречу с командой, — сказал он мне. — У них есть семьи, к которым нужно вернуться домой. А у нас впереди вся ночь.

Офис «Расследования Сойера» представлял собой высококлассное двухэтажное здание с очень мужским декором — все в темных черных и серых тонах, ничего мягкого или вычурного вокруг.

— Мардж! Та, что сбежала! — Брок поприветствовал женщину за стойкой регистрации, которая выглядела достаточно взрослой, чтобы годиться ему в матери. И, судя по раздраженной, но в то же время нежной улыбке, которой она его одарила, это, вероятно, было во многом той динамикой, которую они разделяли.

— А, это ты. Знаешь, тебе все еще нужно получить отповедь от Терри. Она уже дважды спрашивала о тебе.

— Мардж, любовь всей моей жизни, только не при клиенте! — Драматично произнес Брок, прижимая одну руку к груди, а другой, указывая на меня.

— О, вы, должно быть, мисс Коултер, — сказала Мардж. — С чрезвычайно настойчивым ассистентом.

— В его защиту скажу, что я плачу ему за то, чтобы он был занозой в заднице, — сказала я ей.

— Эти ребята, — сказала она, махнув в сторону офиса. — Они платят мне за то, чтобы я была такой же.

— Мы платим вам, потому что любим вас, и ваше время ценно, — настаивал Брок.

— Ты сегодня слишком усердствуешь, — сказала ему Мардж, закатывая глаза. — Можете заходить. Он свободен, — сказала она, махнув рукой в сторону коридора.

— Она мама в офисе, да? — спросила я, пока мы шли.

— Она была бы рада услышать это от тебя, — сказал мне Брок, потянувшись к двери и открыв ее без стука.

— Черт возьми, Брок, — проворчал мужчина внутри, откидываясь на спинку стула. Он был высоким, красивым, примерно того же возраста, что и Брок. — Мисс Коултер, — сказал он, его тон стал немного более профессиональным, когда он посмотрел на меня.

— Вы, должно быть, Сойер, — сказала я, подходя ближе, чтобы протянуть руку. — Я почти ничего о вас не слышала, — призналась я, вызвав у него удивленный смешок.

— Это неудивительно, — произнес другой голос, глубокий, рокочущий, заставляющий меня обернуться и увидеть входящего другого мужчину. — Он действительно склонен говорить в основном о себе.

— Вот тут я мог бы заговорить голосом Родни Дэнджерфилда и поворчать о том, что не получаю никакого уважения, — сказал Брок.

Сойер проигнорировал это.

— Как продвигаются дела, мисс Коултер? Можем ли мы что-нибудь сделать, чтобы улучшить ваш быт?

— С одной стороны, я бы хотела, чтобы все это закончилось…

— Понятно, — сказал Сойер, кивая.

— Но, с другой стороны, у меня нет жалоб. Все было очень основательно. — Включая мои совершенно неуместные фантазии о моем теперь живущем со мной следователе.

— Мы обещаем, что сделаем все, что в наших силах, чтобы добиться разрешения как можно скорее, — заверил меня Сойер. — При необходимости мы также можем приехать в город, чтобы провести некоторые раскопки, но я полностью уверен в навыках Брока.

— Я рада это слышать.

— Брок держал нас в курсе хода расследования. Я рад, что у вас установлены все меры безопасности. Как вам Леннон?

— Жесткий, но я полагаю, что это хорошо в его работе. Он заставляет меня заниматься строительством моего балкона.

— Держу пари, что так и есть, — сказал Сойер с ухмылкой. — Если есть что-то еще, что вы хотели бы, чтобы мы сделали…

— Пока у меня нет жалоб. Я все еще жива и не в психушке, так что это хорошо. Не буду вас больше задерживать, — сказала я, поднимаясь на ноги. — Я просто хотела заехать и представиться, раз уж мы все равно в городе.

— Чтобы забрать кое-что из своих вещей, — пояснил Брок в ответ на озадаченный взгляд Сойера. — Потому что я пока побуду с клиентом. Я забыл тебе об этом сказать? — спросил Брок, выглядя как слегка извиняющийся младший брат, которого застукали за тем, что он не сказал старшему брату всей правды.

— Должно быть, это вылетело у тебя из головы. Но я рад это слышать. Тем более, что у нас нет никаких зацепок, — сказал Сойер, тоже поднимаясь на ноги и провожая нас к двери.

Брок жестом предложил мне выйти первой, и у меня возникло ощущение, что Сойер хочет перекинуться парой слов с Броком, поэтому я продолжила движение в вестибюль, где обнаружила, что Мардж с любопытством оглядывает меня.

— Ты очень красивая, — сказала она мне, заставив меня дернуться в ответ на неожиданный комплимент.

— Ох, спасибо, — сказала я, одарив ее улыбкой.

— Знаешь, Брок, — сказала она, качая головой, полная материнского разочарования. — Ему, как правило, нравится многое из этой красоты, — сказала она, указывая на свое лицо. — Но здесь не всегда много, — добавила она, постучав себя по виску. — У меня такое чувство, что в тебе есть и то, и другое.

— Мне нравится так думать, — согласилась я.

— Хорошо. Красота это хорошо, — сказала она, взмахнув рукой, словно ветер что-то смахнул. — Но мозги, должны остаться с тобой.

— О чем мы говорим? — спросил Брок, подходя ко мне сзади с бесшумностью проклятого кота.

— Твои предпочтения в женщинах, — сказала я ему, желая застать его врасплох, но его, казалось, это совершенно не беспокоило. — Кто такая Терри? — спросила я, и на это получила легкую реакцию. Небольшая гримаса. Расширенные глаза.

— Она здесь занимается доставкой.

— И почему она ищет тебя? — спросила я.

— Потому что я переспал с ее девушкой, — признался он.

Я ожидал, что он скажет, что переспал с ней, а потом, возможно, бросил ее. Но правда заставила меня на секунду потерять самообладание.

— Что ? — ахнула я.

— Слушай, в свою защиту скажу, что я не знал, что это ее девушка, пока не увидел фотографии пары в доме.

— То есть… ты действительно можешь быть в этом виноват? — спросила я, пожимая плечами. — Это она изменила, а не ты.

— Это был именно тот аргумент, который я привел, — согласился Брок. — Но мои коллеги не захотели этого слышать.

— Я полагаю, это потому, что твое патологическое поведение, приводит к этому, — сказала я, наблюдая, как его улыбка стала немного мальчишеской, полной очарования и вины.

— Можно и так сказать, — согласился он.

— Слишком стар… — проворчала Мардж. — Плейбои молоды. Ты? Уже не такой молодой. Тебе нужна женщина. И дети. Ты хочешь детей? — спросила она, глядя на меня.

И я никогда раньше не чувствовал себя такой растерянной, как в этот момент.

— Я, ах, я не могу, — сказала я ей, пожимая плечами. Для многих это была зияющая, болезненная, гноящаяся рана. Для меня же, человека, испытывающего врожденный страх перед родами, это был своего рода момент, когда я смирилась с ударами. — Биологически, — добавила я, бросив взгляд в сторону Брока, странным образом желая увидеть его реакцию на это заявление. — Но я всегда хотела усыновить ребенка. Может быть, детей постарше. Так что мои бесценные скульптуры и вазы не подвергаются риску.

— Мисс Коултер… — сказала Мардж, прижимая руку к сердцу. — Я всегда забываю, — сказала она, поморщившись. — Это не то, о чем я должна спрашивать.

— Я не обижаюсь, правда, — заверила я ее. — Для меня это было не так грустно, как для многих женщин. Беременность и роды пугают меня до чертиков.

— Сойер усыновил ребенка, — сказал Брок, привлекая мое внимание к нему.

— Правда?

— Да. Это было важно для его жены.

— Это мило. Это всегда было, знаешь, чем-то, что, как я думала, рано или поздно произойдет. Как только я достигну того, чего хочу в профессиональном плане.

— С мужем? — подсказала Мардж.

— О, муж — это совершенно необязательная часть, — сказала я ей с широкой улыбкой, на что она рассмеялась и ответила тем же.

— Знаешь… иногда они не такие, какими кажутся на первый взгляд. Но некоторые из них хороши. Сойер, Тиг…

— Давайте просто скажем, что я не задерживаю дыхание и не ставлю свою жизнь на паузу ради так называемого «правильного мужчины», но я бы не возражала, если бы он появился.

— Это неплохой вариант, — сказала Маргдж, кивая. — Это меня, — сказала она, когда зазвонил телефон. — Приятно было с тобой познакомиться. Брок, будь хорошим мальчиком, — сказала она ему, прежде чем поднять трубку.

— Клянусь, я всегда чувствую себя непослушным ребенком, когда захожу в офис, — сказал он, качая головой, когда мы вышли на улицу.

— И я уверена, что ты вообще ничего не сделал, чтобы заслужить такую реакцию с их стороны.

— О, детка, я сделал все, что ты только можешь придумать, и даже хуже, — сказал он мне, озорство плясало в его глазах. — Пойдем. Давай заедем ко мне домой, чтобы перекусить перед возвращением в город.

С этими словами мы направились обратно в пригород, где Брок проехал половину улицы, застроенной очень милыми, разнокалиберными домами — ранчо здесь, двухуровневый там, викторианский вон там.

И припарковал свою неожиданную машину перед неожиданным домом.

Причудливый дом в стиле ремесленника с большим крыльцом с широким навесом, частично вторым уровнем, с белым кирпичом на нижнем уровне и теплым деревянным полом на верхнем.

У мужчины даже были кресла-качалки и подвесные растения. Они выглядели довольно грустными, учитывая, что он отсутствовал некоторое время, а погода менялась на прохладную, но они у него были.

— Мне нравится, — сказала я вслух, заставив Брока одарить меня мягкой улыбкой.

— Мне тоже, — сказал он, прежде чем вылезти из машины и обойти капот по направлению к моей двери.

Я поймала себя на том, что почти нервничаю из-за его дома, зная, что буду судить о нем по нему, желая, чтобы он понравился мне больше, чем следовало бы.

Однако все мои опасения улетучились, когда он открыл дверь и ввел меня в пространство, в котором я сразу почувствовала себя комфортно.

Здесь не было ничего кричащего или вычурного. Это не соответствовало бы архитектурному стилю, который хотел, чтобы вы чувствовали себя как дома.

Стены были белыми с шалфейно-зеленым акцентом на книжных полках по обе стороны от кирпичного камина. Этот зеленый цвет был использован при покраске стен кухни, где доминировал большой остров, и шкафчиков теплых тонов дерева.

Это был мужской стиль, немного старомодный, немного деревенский, но не холодный и непривлекательный.

Странно, но казалось, что это ему подходит.

Я могла представить, как он разводит огонь в камине, стоит на кухне и варит кофе, даже читает одну из книг в витринах.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Брок, кивая. — Для этого нужна собака.

— О, это то, о чем я думаю?

— Если только ты не любишь собак. В таком случае, я думаю, с тобой, должно быть, что-то не так.

— Я люблю собак. Я просто… слишком много работаю.

— Меня это тоже задерживает. Но, эй, ты же босс. Заведи себе собачку и бери ее с собой в офис.

— Не думай, что я не думала об этом, — призналась я. — Итак, мне устроят экскурсию? — спросила я.

Глава 9

Брок

В моем доме никогда не было женщин.

Кроме жен моих коллег, Мардж или друзей, я не приглашал женщин в свое личное пространство.

Не потому, что я не хотел, чтобы они его видели, а потому, что для меня это было чем-то вроде священного места, где я, наконец, начал налаживать свою жизнь, где я надеялся однажды обрести будущее.

Мне казалось неправильным приглашать в это пространство временных людей.

И только поэтому я так нехарактерно нервничал из-за присутствия Миранды.

Это можно было бы объяснить, тем, что Миранда была богата настолько, что ее квартира в городе была больше, чем мой дом в пригороде.

У меня не было бесценных скульптур или ваз. Мои работы были куплены в разных кофейнях по всей стране, где я побывал, и где были представлены работы местных художников.

У меня не было дизайнера интерьера, который мог бы показать мне, какие цвета будут лучше всего смотреться, или какая мебель подойдет к стилю дома.

На самом деле, я потратил годы, чтобы научиться самому, ремонтировать это место. Если присмотреться, девяносто процентов книг на полках по бокам моего камина были посвящены отделке полов, сборке шкафов, самостоятельной кладке кирпича.

Необходимость сосредоточиться на таких вещах привела к тому, что я перестал прятаться в лесу, слишком много пить, отключаться перед телевизором, я просто пытался делать все возможное, чтобы не погружаться в мрачные мысли.

Это было терапевтическим действием. Как будто какая-то часть меня работала над собой, пока я обустраивал дом.

Благодаря этому, а также обретению цели, которую принесла мне работа, я наконец-то избавился от всего того дерьма, которое угнетало меня долгие годы, и снова обрел покой и радость.

Вот почему я так переживал по этому поводу, вот почему я сказал, о необходимости завести собаку. Потому что какая-то часть меня больше, чем следовало бы, беспокоилась о том, что она думает об этом месте.

Я провел ее через гостиную, кухню-столовую, небольшой кабинет в задней части дома, затем поднялся по черной лестнице в три спальни, прежде чем спуститься вниз и провести ее на крыльцо, выходящее на задний двор.

— Ух ты, — сказала она, тяжело выдохнув и оглядевшись по сторонам.

Это было небольшое пространство. Не у многих в Навесинк-Бэнк были большие дворы, за исключением богатых людей в фешенебельных районах. Но я из кожи вон лез, чтобы это место казалось просторным. И уединенным, несмотря на наличие соседей.

Задний двор был обнесен частоколом, вокруг росли взрослые деревья, и был довольно обширный, но не слишком вычурный ландшафтный дизайн.

Между деревьями висел гамак, была яма для разведения костра со стульями «Адирондак», а также площадка для гриля и пикников.

— Это почти заставляет хотеть снять обувь и погрузить в него ноги, — сказала она.

— Тогда вперед, — пригласил я.

— Я сказала «почти», — ответила она, бросив на меня ухмылку через плечо. — Мне действительно нравится твой дом. Здесь очень тепло и уютно. Я могу представить, как я сижу, свернувшись калачиком, перед камином, когда на улице идет снег, с чашкой кофе и музыкой.

— Это именно то, к чему я стремился. В доме царит зимняя атмосфера уюта, а снаружи — ленивая, расслабляющая атмосфера лета.

— Что ж, у тебя получилось. Если твоя карьера частного детектива когда-нибудь не принесет тебе удовлетворения, ты можешь вернуться к карьере дизайнера интерьеров.

— Всегда приятно иметь выбор, — согласился я. — Почему бы тебе не пройти и не устроиться поудобнее, пока я собираю кое-какие вещи? — пригласил я.

— Не возражаешь, если я приготовлю кофе? — спросила она, рассеянно проводя руками по столешнице.

И это выглядело так… правильно.

Я так и видел, как она готовит кофе или чай, заказывает еду на вынос, так как не было похоже, что она много готовит, может быть, время от времени поглядывает на свой ноутбук на обеденном столе, но больше не чувствует желания тянуться к нему.

— Угощайся. Но, возможно, ты захочешь проверить срок годности на сливках, — сказал я, поворачиваясь обратно. — Меня здесь не было, чтобы проследить за этим, — добавил я, прежде чем подняться по лестнице на второй этаж.

Я собирал вещи так, как если бы собирался и на работу, и в мировое турне с богатой женщиной.

Так что там были джинсы, футболки, хенли, а также слаксы и рубашка на пуговицах, но я пошел дальше и закатал свой костюм, положив в сумку бутылочку средства от помятостей для пущей убедительности.

Это означало, что на ногах у меня была обычная обувь, пара мокасин и пара модельных туфель.

Дальше я взял свою сумку поменьше и на всякий случай положил в нее бритву, гель для бритья, немного одеколона, геля для душа и средства для волос, хотя они у меня были относительно короткими.

Зубная щетка и паста мне не понадобились, так как я позаимствовал их из ящика в гостевой ванной. У нее был внушительный запас необходимых вещей для гостей, учитывая, что, по ее словам, она обычно не принимала посторонних.

Предусмотрительность, похоже, была ее хобби. Ей нужно было, чтобы все было в порядке на случай, если кому-то понадобится остаться на ночь. Могу поспорить, что в ее календаре — или в календаре Кэма — было записано, что она должна время от времени менять это дерьмо, чтобы срок годности не истек.

Я был абсолютно уверен, что в моей гостевой ванной есть зубная паста. Вопрос о том, была ли она пригодной, оставался открытым.

Я услышал стук ее каблуков по ступенькам, что побудило меня выйти из ванной как раз в тот момент, когда она входила в дверь моей комнаты.

— Я принесла тебе кофе, — сказала она, одарив меня улыбкой, которая для нее — женщины, которая обычно изображала из себя пуленепробиваемую уверенность, — казалась почти застенчивой.

— Спасибо, милая, — сказал я, подходя к ней, и наблюдая, как что-то промелькнуло в ее глазах, когда я заговорил.

Ей нравились мои ласковые слова. Независимо от того, признает она это или нет.

Я ей также нравился, хотела она это признать или нет.

Наверное, мне не следовало радоваться этому так сильно. Но после того, как я услышал, как она кончает в ванной, в то время как я уже стоял там с членом в руке, потому что не мог перестать думать о ней в этой ванне, да, можно сказать, что мой интерес только усилился.

Мне нужно было взять себя в руки.

Не похоже было, что это дело будет таким легко открытым и закрытым, как большинство других. И я не мог трахаться с клиенткой, пока все еще работал на нее.

На самом деле, было не так уж трудно сопротивляться влечению.

Не раз мои клиенты буквально набрасывались на меня. Я всегда старался не переступать эту черту и не вступать с ними в отношения до тех пор, пока дела не были закрыты.

Несмотря на то, что Сойер, Тиг и, черт возьми, почти все остальные в моей жизни любили докапываться до меня из-за моих проблем с женщинами, у меня было некоторое самообладание. И мне не составляло труда сдерживаться, когда это было необходимо.

Но когда она стоит в дверях моего дома, выглядит так, как выглядит, пахнет так, как пахнет, смотрит на меня нежными глазами?

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не поставить чашку с кофе на комод, не схватить ее и не повалить на кровать, а затем накрыть ее тело своим.

Мой член напрягся при одной мысли о такой возможности.

— Где ты взял этот кофе? — спросила она, когда я взял кружку из ее рук, стараясь не касаться ее пальцев, потому что, черт возьми, я был уверен, что в тот момент меня погубило бы простое соприкосновение.

— Он очень хорош, — сказал я ей, делая глоток.

— Да, так написано на упаковке, но я никогда о таком не слышала.

— В местном кафе. У них есть своя особая смесь. Именно из-за нее в оживленные дни люди выстраиваются в очередь через полквартала. И почему некоторые из нас платят целое состояние за покупку зерен, чтобы приготовить его дома, когда не хочется стоять в очереди. Если хочешь, мы можем заехать туда по пути из города.

— Конечно, — ответила она без колебаний. — Я думаю, мне нужно купить около десяти упаковок, чтобы держать их дома. Как дела с вещами? — спросила она, входя в мою комнату и направляясь к моим сумкам. — Ты готов ко всему, — заявила она, осмотрев мою одежду, затем сама застегнула сумку и поставила ее на пол, чтобы сесть на край кровати. — Ты знаешь, что я продолжаю настаивать на том, что у меня хорошая обувь?

— Врешь? — спросил я, улыбаясь, глядя, на то, как она сгибает ноги в туфлях, но слишком упряма, чтобы их снять.

— Абсолютно. Не пойми меня неправильно, туфли, которые стоят восемьсот долларов, определенно удобнее, чем те, что я покупала по дешевке в «Пэйлес», но через некоторое время они все равно причиняют боль.

— Тогда почему ты настаиваешь на том, чтобы носить их даже вне работы? — спросил я, хотя какая-то часть меня, уже обдумывала то, что она только что сказала. В чем она только что призналась, и я не думаю, что она этого хотела.

Это было именно то, что я и подозревал.

Она выросла в гораздо более скромной семье.

Никто из выросших богачей никогда бы не подумал о том, что можно что-то купить в «Пэйлес». На самом деле, многие состоятельные женщины, с которыми я был знаком в своей жизни, намеренно не интересовались магазинами для «простых людей». Даже если бы они технически знали о них, они никогда бы не согласились с этим, потому что подумали бы, что сами знания об этом делают их беднее.

— Честно говоря, я думаю, что все началось с того, что это стало символом статуса, — сказала она мне, пожимая плечами. — Потом стало ясно, что у некоторых мужчин в бизнесе все еще есть серьезные проблемы с женщинами в бизнесе. Особенно у тех из нас, кто более успешен, чем они. И они смотрят на тебя свысока. В некоторых обстоятельствах, в буквальном смысле этого слова. Поэтому я всегда хочу быть такой же высокой или выше, чем они.

— Вот почему ты сначала пожимаешь руку, — сказал я, вспоминая ее встречу с Сойером.

— Именно так. Но сейчас это всего лишь предпочтение. Что касается обуви. В них я чувствую себя собранной. Без них я бы чувствовала себя голой, если бы была на работе. Или, — продолжила она, почувствовав, что я готов возразить, — когда я оказываюсь в ситуации, где, впервые встречаюсь с людьми. Как Сойер и Тиг.

— Никто же не скажет гадости о бизнесмене, который носит костюм, запонки и часы «Ролекс», верно? — спросил я, понимая суть аргумента.

— За исключением того, что ни один по-настоящему богатый человек не стал бы носить часы «Ролекс», — сказала она, качая головой. — Это то, что носят люди с умеренным достатком, чтобы казаться богаче. Когда по-настоящему богатые люди носят…

— «Патек Филипп», — вставил я за нее.

— Да, — сказала она, и на ее губах появилась улыбка. — Ты разбираешься в часах.

— Я видел несколько таких.

Я взял с собой одни на тот случай, если мне понадобится приодеться, чтобы пойти с ней куда-нибудь. Она бы хотела, чтобы ее видели с кем-то, кто излучал бы такую же спокойную, уверенную роскошь, как и она сама.

— Я не любительница часов, — призналась она. — Кроме моих умных.

— Которые необходимы больше для того, чтобы быть доступной в любой момент дня, а не для того, чтобы на самом деле сообщать тебе время, — уточнил я.

— Ах… наверное, — призналась она, сумев разглядеть в себе те стороны, которые объективно рисовали ее не в лучшем свете. — Но мы не можем жаловаться на мои часы, ведь только с их помощью я могла передать сообщение Кэму.

— Это правда, — согласился я, немного поморщившись от того, как она изменилась с легкой и непринужденной на напряженную и мрачную при одном упоминании этого места и времени, проведенного там. — Ты уже готова поговорить об этом? — спросил я, двигаясь вперед, игнорируя тревожные звоночки, раздающиеся в моей голове, когда я поставил свою кружку и сел на кровать рядом с ней.

Я почти болезненно ощущал, как кровать прогибается под моим весом, заставляя ее подвинуться, пока она не прижалась ко мне.

— Я не знаю, — призналась она, качая головой, в то время как ее пальцы танцевали на коленях.

— Я полагаю, ты не говорила об этом с Кэмом.

— Почему ты так думаешь? Этот мужчина знает, когда купить мне тампоны и шоколад, — сказала она, ухмыляясь.

— Да, но это в некотором смысле связано с работой, не так ли? Я предполагаю, что Кэм также не знает о покупках «Купи один» и «Получи второй» в «Пэйлес», не так ли?

— Он… не знает, — призналась она, слегка нахмурив брови.

— А кто-нибудь знает?

— Кроме тебя? Нет.

— Эй, — сказал я, потянувшись, чтобы положить свою руку поверх ее, которая не переставала ерзать, отчего ее спина напряглась от этого соприкосновения. Я пошел дальше и притворился, что не замечаю происходящего, клянусь, я почувствовал что-то вроде электрического разряда при прикосновении. Сейчас было не время для этого. — Я не могу выдавать твои секреты, — напомнил я ей. — Это прописано в контракте и все такое, — добавил я, наклоняя голову, чтобы поймать ее взгляд, а затем ухмыльнулся.

— Это не значит, что ты должен быть моим психоаналитиком, — сказала она.

— Я хочу послушать, если ты хочешь поговорить. Не думаю, что стоит держать это дерьмо в себе. На самом деле, я понимаю, — сказал я ей, наклоняясь вперед, чтобы свободной рукой достать из сумки с туалетными принадлежностями маленький пузырек с лекарством, а затем показать ей этикетку.

— Что это? — спросила она, нахмурившись, глядя на этикетку.

— Мои лекарства. От беспокойства и депрессии, — сказал я ей, наблюдая, как она резко повернула ко мне голову. — Да, — кивнул я. — Отчасти мое исцеление состояло в том, что я привел в порядок этот дом и нашел работу, которая снова придала моей жизни смысл, но другая часть заключалась в лекарствах и терапии. Так что я кое-что знаю о том, что с тобой происходит, когда ты пьешь это дерьмо в банках, — сказал я ей, бросая таблетки обратно в сумку.

— Это из-за службы, верно? — спросила она.

— Да, — согласился я, но не стал вдаваться в подробности. Сейчас было не мое время. Мне не нужно было подставлять плечо.

Ей нужно было.

— В больнице была одна женщина с посттравматическим стрессовым расстройством, полученным во время службы. Она не очень хорошо перенесла грозу, которая была у нас однажды ночью.

— Да, это может быть тяжело для многих людей, которые проходили такую службу. Она была твоей соседкой по комнате?

— Нет. Но у меня была отличная соседка по комнате. Не думаю, что я бы выбралась оттуда в здравом уме, если бы не она. Можно ли мне говорить о ней? — спросила она, хмуро глядя на меня.

— Это тебе решать. Ты не давала подписку о неразглашении. Но ты не обязана сообщать подробности, если не хочешь.

— Она была такой милой. Ветеранка. Так она иногда себя называла. Всю свою жизнь она то и дело попадала в психиатрические лечебницы. На склоне лет… именно тогда у нее появились некоторые… плохие мысли, — сказала она, и мне понравилось, что она старалась не вдаваться в подробности. Но мне показалось, что у нее была соседка по комнате с биполярным расстройством. — Она думала, что я действительно… — сказала она, указывая на свою руку.

— Ты не сказал ей ничего другого?

— Ты думаешь, она бы мне поверила? Шрам был довольно внушительный.

— Ты сказала врачам?

— Нет, — призналась она. — Я подумала, что, сказав, что я этого не делала, когда они были уверены, что я это сделала, они только выставят меня сумасшедшей, и продлят мое пребывание там.

— К сожалению, это, вероятнее всего.

— Я просто старалась не обращать на это внимания, как могла. Постаралась сделать вид, что не склонна к самоубийству. Потому что, ну, я такой не являлась. И никогда не была. Не то чтобы я осуждала, — поспешила добавить она с виноватым видом.

— Я знаю, что это не так, — согласился я, ободряюще сжимая ее руку. — Ты, должно быть, чувствовала себя чертовски беспомощной в том месте.

В ответ на это ее глаза сразу остекленели, и она стала смотреть прямо перед собой, пытаясь скрыть это.

— Можно и так сказать, — согласилась она хриплым голосом. — Были моменты, когда весь этот опыт был просто… бесчеловечным, — добавила она.

Не было ничего личного, когда тебя запирали против твоей воли. Обыски с раздеванием, принудительное лечение, люди, задающие навязчивые вопросы и ожидающие ответов.

Психиатрическая помощь прошла долгий путь от лоботомий ледяными ножами и ледяных ванн, но ей еще предстоит пройти долгий путь, чтобы перейти к более гуманным стандартам оказания медицинской помощи.

— Я действительно борюсь с ощущением, потери контроля, — призналась она. — И у меня его не было. Я не могла выбрать, когда мне куда-то идти, и смогу ли я вообще уйти. Это было просто… ужасно. И самое безумное, что раньше мне это было не нужно, но теперь я почти уверена, что мне понадобится терапия.

— В этом нет ничего постыдного. Важно разобраться с этим дерьмом, а не подавлять его. И я понимаю, что это тяжело, — добавил я. — Особенно для таких людей, как ты, которые чувствуют, что у них все в порядке, просить о помощи. Но как только мы убедимся, что это безопасно, тебе следует поговорить с кем-нибудь об этом. И к тому времени, надеюсь, мы будем знать, кто это был, и посадим их за решетку, так что все это дерьмо на твоем альбоме будет выглядеть совсем по-другому.

— Это было бы здорово, — призналась она. — Кэм купил мне крема для рук. Я сомневаюсь, что они помогут.

— Значит, сделай лазерную процедуру. Или татуировку.

— Кэм предложил сделать татуировку. Видимые татуировки — это не в моем стиле.

— Видимые, да? — спросил я, ухмыляясь, и она услышала веселье в моем голосе, заставив ее взглянуть на меня. — Мне кажется, это означает, что есть и невидимые.

— Есть такое, — призналась она. — Мы можем назвать это подростковым идиотизмом.

— В подростковом идиотизме нет ничего плохого. Однажды мой друг заставил меня пойти за грибами и покататься на хреновых шарах по лесу. Деревья ожили и рассказывали мне истории.

В ответ на это у нее вырвался смешок.

— Извини, — сказала она, все еще посмеиваясь. — Я уверена, что это было ужасно, но в то же время забавно. Какие истории они тебе рассказывали?

— Они обсирали другие породы деревьев. Очевидно, плакучие ивы были плаксивыми эмо. А Дубы считали, что они лучше всех остальных. Они также жаловались на дятлов. Сойер сказал, что он протрезвел первым и увидел, как я обнимаю дерево и уверяю его, что стану для него пугалом в виде человека, чтобы птицы больше не клевали его кору.

— Может быть, у Сойера есть это на видео? — спросила она.

— К счастью, мои подростковые шалости имели место до того, как началось массовое использование звукозаписи. Никто не знает эту историю, кроме меня, Сойера, а теперь и тебя.

— Нам действительно повезло, — согласилась она, кивая. — Не так уж много свидетельств того, что я чрезмерно выщипывала брови. Или когда я пользовалась бежевой помадой с яркой коричневой подводкой. Это был… образ. Я рада, что его никто не помнит.

— У меня был период очень длинных и широких штанов, — признался я.

— На шесть дюймов глубины в воде в дождливые дни? — спросила она, хорошо помня этот этап мужской моды. — И цепочка от пояса к пустому кошельку?

— Эй, он не был пустым. Там был старый презерватив, который я стащил у старшего брата подруги. И, да, если тебе интересно, к тому времени, когда я нашел кого-то, кто захотел бы лечь со мной в постель, у этой чертовой штуки истек срок годности.

— Мне трудно в это поверить.

— Срок их действия истекает, — сказал я, кивая, намеренно делая вид, что не понимаю ее.

— Я говорила о том, что тебе потребуется много времени, чтобы найти девушку, которая согласится.

— Я был долговязым ребенком с лицом, похожим на пиццу, — признался я. — Мне потребовались годы, чтобы превратиться в того обезоруживающе красивого мужчину, которым я являюсь сегодня, — сказал я ей, наблюдая, как она широко улыбается мне. — И к тому времени мне удалось развить в себе некоторую индивидуальность. Так что теперь я — лучшее из обоих миров.

— Я встречала много мужчин, которые, несомненно, выросли привлекательными, и их характеры были такими же глубокими, как лужа, — сказала она, пожимая плечами. — Я думаю, что периоды неловкости делают нас всесторонне развитыми людьми. Итак… что считается едой в этом городе? — спросила она, ухмыляясь мне, словно безмолвный вызов, с помощью которого я пытался вывести ее из себя.

Что ж, возможно, Навесинк-Бэнк и не был Нью-Йорком с сотнями ресторанов, предлагающих сумасшедшие блюда, но то, что мы делали, мы делали хорошо.

— У тебя есть настроение отведать итальянской кухни? — спросил я.

— Всегда, — немедленно ответила она.

— Тогда у меня есть заведение с отличной кухней, хорошим вином, фантастической атмосферой и потрясающей историей…

Потому что я был уверен, что она никогда раньше не ела в ресторане, принадлежащем мафии…

Глава 10

Миранда

— Не может быть, — сказала я, качая головой и потягивая вино, которое принес нам сам хозяин. — Этот милый джентльмен? — спросила я, думая о его великолепном костюме и привлекательном лице с волосами цвета соли с перцем.

— Этот милый джентльмен возглавляет самую известную мафиозную семью в штате, — сказал он мне, кивая. — Он и его сыновья, — уточнил он.

— И люди просто… знают об этом?

— Я не уверен, сколько статистически обычных людей знают об этом, — признался он, оглядываясь по сторонам. — Семья Грасси прилагает все усилия, чтобы их имена не попали в газеты или новости, поэтому вполне возможно, что более двух третей присутствующих здесь людей понятия не имеют.

— Но это значит, что треть из них знает? И они продолжают приходить сюда поесть?

— Ты уже видела это место, — сказал он, махнув рукой в сторону балкона над водой. Готова поспорить, что, если бы позволяла погода, сидеть там и есть было бы восхитительно. Особенно ночью. — И еда здесь лучшая, какую только можно найти в округе. Навесинк-Бэнк — это… любопытный городок.

В том, как он произнес «любопытный», было что-то такое, что сразу разожгло мое любопытство.

— Интересно, каким образом?

— Итак, ты знаешь, что мафия раньше в значительной степени управляла городом?

— Да, конечно, — согласилась я, кивая. Они приложили руку буквально ко всему.

— Ну, здесь все так и есть. Только это не просто мафия.

— А кто это еще?

— Есть группировки-байкеров, семьи ростовщиков, военизированный лагерь, а также, по меньшей мере, дюжина других людей, работающих независимо друг от друга, с достаточно глубокими карманами, чтобы подмазывать под себя местную полицию.

— Ты, должно быть, преувеличиваешь. Зачем людям жить здесь, если преступность такая свирепая?

— Но в том-то и дело. У большинства организаций здесь есть кодекс поведения. Они не позволяют своим преступлениям подвергать риску местных жителей. В некотором смысле благодаря им здесь даже безопаснее для обычных семей. А копы, у которых руки связаны с местными организациями, больше внимания уделяют мелким преступлениям, так что и их количество сведено к минимуму.

— В это все еще трудно поверить, — сказала я, делая еще один глоток вина, когда владелец заведения вышел из подсобки с другой бутылкой вина, подошел к столику и поприветствовал их как старых друзей.

— Видишь тот столик, к которому только что подошел Энтони? — спросил Брок, кивнув подбородком в его сторону.

— Да, — кивнула я, взглянув на симпатичную темноволосую женщину и ее представительного мужчину с седеющими волосами и ярко-голубыми глазами.

— Это Чарли и Хелен Маллик. Главы семьи ростовщиков, о которых я тебе рассказывал. Они и их сыновья дают деньги взаймы и ломают коленные чашечки, если те не платят.

— Ты, должно быть, разыгрываешь меня, — сказала я, не видя в этой паре ничего предосудительного.

— Чарли сейчас частично отошел от дел по обеспечению правопорядка. Они управляют местным баром в городе. Но не сомневайся, это страшный человек. А эта женщина еще более опасна, если ты перейдешь дорогу ей или тем, кого она любит.

— С чего бы мафии и ростовщикам быть такими дружелюбными? — спросила я, как всегда, скептически.

— Многие организации в округе являются союзниками. Они объединяются, когда в городе появляются общие враги. И, поскольку их бизнес не находится в прямой оппозиции друг к другу, они могут делать это без каких-либо проблем. Ты все еще мне не веришь, — сказал Брок, улыбаясь. — Вот что я тебе скажу, в следующий раз, когда ты свяжешься с Сойером или Тигом, спроси их.

— Думаю, мне это может понадобиться, — сказала я неуверенно. Хотя это была хорошая история, и благодаря ей то, что могло бы стать неловким моментом, похожим на свидание, стало комфортным и легким.

После того, как он взял меня за руку в своей комнате, и я открылась ему, я не была уверена, что мы сможем снова стать обычными и беззаботными.

Очевидно, я недооценила Брока.

Он мог в мгновение ока превратиться из напористого в непринужденного.

Это было и неприятно, и в то же время очень приятно.

Я действительно хотела поговорить о психиатрическом отделении, немного выпустить пар, прежде чем это приведет меня к взрыву, но я не хотела заострять на этом внимание.

Брок, казалось, понимал и уважал это.

— Если еда здесь будет хотя бы вполовину такой же вкусной, как кофе, думаю, я смогу не обращать внимания на то, что способствую совершению преступлений. Итак, как ты узнал обо всех здешних преступниках?

— Я, в некотором смысле, вырос среди всего этого. Сыновья Энтони — Лука и Маттео — ходили в нашу школу. Как и Рейн, которая руководит байкерским клубом. И дети Чарли и Хелен, — сказал он, кивая в сторону пары. — Конечно, все помалкивали о семейном бизнесе, но дерьмо всегда всплывает наружу.

— Ты никогда не чувствовал себя, ну, не знаю, небезопасно, будучи посвященным во всю эту информацию?

— Не-а. Как я уже сказал, у них есть свои правила. Невиновные в их делах не замешаны.

— Вряд ли ты можешь назвать себя невиновным, — парировала я.

— Я? — спросил он, прижимая руку к груди. — Здесь я сама невинность, — настаивал он.

— В самом деле? Так вот почему бармен бросает на тебя одновременно убийственный и страстный взгляд? — спросила я.

Возможно, кто-то другой мог бы ревновать из-за этого. Но, во-первых, это было не свидание, независимо от того, как это выглядело и даже от того, какие чувства я начинала испытывать к нему. А во-вторых, у всех нас было прошлое. Никто из нас не был невинным девственником. В моем прошлом были мужчины, в его — женщины. Такова была жизнь. Глупо было ревновать из-за этого.

— Ты заметила это, да? — спросил он, выглядя одновременно застенчивым и дерзким, что не должно было быть возможным, но ему удалось это сделать.

— Я думаю, это говорит о том, что это и то, и другое, а не что-то одно, — сказала я.

— Это было обычное развлечение… два года назад, — сказал он, пожимая плечами.

Прошло два года, а у нее все такой же тоскующий взгляд? Насколько хорош был этот мужчина в постели?

Что?

Нет.

Я не могла позволить своему разуму проникнуть туда.

Ох, кого я обманываю? Я думаю об этом почти с того момента, как увидела его.

И поскольку я мучилась этим вопросом уже несколько дней, я была уверена, что могу с некоторой долей уверенности сказать, что он, скорее всего, потрясающий в постели.

У меня было такое чувство, что он не был пони с одним трюком. Ну, знаете… ребята, у которых была только одна поза. Те, кто не мог справиться со сменой позиции, не говоря уже о чем-либо еще.

И непринужденная уверенность Брока подсказала мне, что он был не из тех парней, которые боятся принести в спальню забавные игрушки.

Я имею в виду, я могла себе представить, как он говорил что-то о том, что игрушки — это друзья, а не враги.

— Миранда, — позвал Брок, заставив меня вздрогнуть, так как я была погружена в свои мысли.

— Да?

— Мне нужно, чтобы ты перестала так на меня смотреть, — сказал он чуть более хриплым, чем обычно, голосом.

Мое лоно напряглось в ответ, черт бы его побрал.

— Как? — спросила я, стараясь говорить непринужденно, и потянулась за бокалом вина, чувствуя, как у меня внезапно пересохло во рту.

— Так, если бы я предложил залезть под этот стол и лечь на тебя, ты бы мне позволила, — сказал он.

И да.

Ни разу, ни в моей нынешней жизни, ни в жизни до этого, я не давилась своим напитком из-за того, что кто-то что-то сказал мне.

Но это произошло прямо там, посреди переполненного ресторана, заставив пару обеспокоенных голов повернуться в нашу сторону.

Брок молча передал мне одну из малиновых салфеток, и я потянулась за ней, вытирая рот, пытаясь дать себе секунду, чтобы собраться с мыслями и придумать, что на это сказать.

— Я не об этом думала, — настаивала я, складывая его салфетку.

— Детка, у тебя много умений, но скрывать свое возбуждение, не входит в их число, — сказал он мне.

Как раз в этот момент вернулся наш официант с хлебом и каким-то соусом в масле, в котором плавали травы, и спросил, готовы ли мы делать заказ.

Это спасло нас от продолжения разговора. Потому что у меня было чувство, что в противном случае ничего хорошего из этого не выйдет.

У всех нас были свои недостатки.

И мне было очень тяжело, когда меня критиковали. Моя гордость требовала, чтобы я сражалась до последнего, до кровавого конца. Я знала себя. Если бы ситуация накалилась до предела, я бы потребовала, чтобы моим делом занялся Тиг или Сойер, а не он.

Честно говоря, я бы сказала это просто для того, чтобы сохранить лицо, а не потому, что на самом деле этого хотела.

К счастью, у меня возникли вопросы по меню, а наш официант оказался разговорчивым.

Когда она ушла, мой телефон запищал, и я позволила себе быть грубой и ответила Кэму.

Лучше быть грубой, чем без моего частного детектива и службы охраны, которая охраняет дом.

— Я уверен, что Кэм держит оборону, — сказал Брок, пока я, по общему признанию, печатала бесконечный ответ, просто чтобы иметь предлог не взаимодействовать с Броком так скоро.

— Он отлично поработал, пока меня… не было, — согласилась я, убирая телефон. — Я никогда не встречала никого, кто мог бы предвидеть мои потребности так, как он.

— Ты еще думаешь над тем, что я о нем сказал? — спросил Брок.

— Да. И я знаю, ты можешь подумать, что это наивно с моей стороны, но я на девяносто восемь процентов уверена, что он не имеет к этому никакого отношения. Что он выиграет, если со мной что-то случится? Если бы меня не было рядом, у него не было бы ни доли в компании, ни должности в ней. Самое худшее, что могло бы с ним случиться, — это моя смерть. Он бы немедленно остался без работы. И он бы никогда больше не нашел ту, которая платила бы ему столько, сколько я. Что? — спросила я, когда он повернул голову в сторону и посмотрел на меня.

— Ты действительно много думала об этом, и я склонен согласиться с тобой, когда ты сформулировала это таким образом. Он был готов заплатить нам гонорар. Это говорит о том, что ты платишь ему, по меньшей мере, в три раза больше, чем получал бы обычный ассистент.

— Совершенно верно. Но что нам это дает? — спросила я.

— Есть еще много вероятностей, которые нужно изучить. Завтра я получу видеозаписи с камер наблюдения в здании, когда управляющий выйдет пообедать. Что? — спросил он.

— Управляющий, — сказала я.

— А что насчет него? Ты его подозреваешь? У тебя были с ним проблемы?

— Проблемы — это… мягко сказано, — ответила я. — Я имела с ним дело всего, несколько раз. Но он… это может прозвучать грубо…

— Пытаться кого-то убить — это грубо, дорогая.

Ну, раз он так выразился.

— Он жуткий. Ну, по крайней мере, у меня от него мурашки по коже. Однажды он пришел починить мою кухонную раковину. И я застукала его в своей спальне, когда вошла.

— У него есть доступ в твою квартиру? — спросил Брок. — Я знаю, что у них обычно есть запасные ключи, но у тебя личный лифт с ключ-картой.

— У него есть настоящий ключ для доступа к лифту.

— И к твоей двери?

— Больше нет, с обновлениями Леннона, но был.

— Хорошо. Я обязательно сосредоточусь на нем. У кого-нибудь еще есть ключи? Кроме тебя, меня и Кэма, конечно.

— У Швейцара. Иногда он приносит мои вещи из химчистки и посылки, если их слишком много за стойкой, он может просто оставить их у моей двери, чтобы их не украли.

— Хорошо. Это хорошее направление. В этом есть смысл, — сказал Брок, потянувшись за хлебом, отламывая кусочек и макая его в соус. — Они могут подняться на лифте, не предупредив тебя. И тогда смогут постучать в твою дверь. И ты помнишь, что за дверью кто-то был.

— Верно, — согласилась я, все еще раздраженная тем, что ко мне не вернулось никаких воспоминаний о той ночи. Лучшее, что я смогла придумать, это то, что в ту секунду, когда открылась дверь, я была словно под хлороформом.

— Что? — спросил Брок, видя, как я напряглась.

— Может, меня усыпили хлороформом? Поэтому я ничего не помню?

— Нет, — сказал он, покачав головой. — Я имею в виду, да, всегда можно подвергнуться воздействию хлороформа. Но это совсем не похоже на то, что ты видела в фильмах и телешоу. Достаточно несколько минут подержать эту тряпку на лице, чтобы потерять сознание. Это возможно, но маловероятно. Я думаю, что недостаток памяти — это скорее реакция на травму, твой мозг защищает тебя от неприятных воспоминаний.

— Это просто… это на меня не похоже.

— Как правило, нет. Но иногда это невозможно контролировать, детка. Твой мозг делает это подсознательно. И иногда это возвращается, но в большинстве случаев этого не происходит. Я понимаю, что такие пробелы пугают, но, вероятно, тебе придется научиться с ними жить.

Я ненавидела это.

Я была настолько помешана на контроле, что никогда не позволяла себе слишком сильно напиваться, потому что не хотела терять полный контроль над собой и своим имиджем.

Я чертовски уверена, что не хотела отключаться и не иметь представления о том, что я делала прошлой ночью.

Но, вероятно, он был прав. Если это еще не вернулось, то, скорее всего, уже не вернется. Так что расстраиваться из-за этого — просто пустая трата энергии.

— Мы разберемся с этим, дорогая, — сказал Брок, кивая. — Ты просто должна довериться мне и дать немного времени.

Ему.

Я должен была доверять ему.

Потому что, как бы я ни была уверена, что Сойер и Тиг находятся на расстоянии одного звонка и в курсе всех деталей дела, они явно не были единственными, кто работал над этим делом. Брок был.

Дело в том, что я действительно доверяла ему.

Почти безоговорочно.

Проблема была в том, что я не доверяла себе. Находясь рядом с ним. Особенно теперь, когда я знала, что мое желание написано на моем лице, и он это видит.

Это должно было стать проблемой. Особенно потому, что я, как оказалось, не могла контролировать свои чувства к нему. Чем дольше я проводила с ним время, тем хуже становилось.

Мне просто нужно было… отвлечься.

Больше никаких поездок с ним, когда я там была не нужна. Больше никаких походов за едой, где мы оставались вдвоем.

Я была уверена, что у меня есть дополнительная работа, которую я могла бы делать вместо этого. Всегда есть то над чем нужно поработать. Мне нужно было сосредоточиться на этом, позволить ему вести дело и сохранять некоторую дистанцию.

К счастью, разговор перешел на более повседневные темы, когда принесли еду, и мы поели.

К тому времени, как мы закончили, я вынуждена была признать, что он был прав. Это было лучшее итальянское блюдо, которое я когда-либо пробовала. И, скорее всего, я бы возвращалась сюда еженедельно, если бы жила рядом, независимо от того, кому оно принадлежало.

— Брок, нет, — возразила я, когда официант принес ему книгу.

— Миранда, да, — выпалил он в ответ, потянувшись за своим бумажником.

— Это нелепо. Технически ты работаешь на меня. Это делает наш ужин деловым. Платить должна я.

— И все же… Ты не заплатишь, — сказал он, опуская свою карточку в книгу и протягивая ее официантке, которая проходила мимо.

В большинстве случаев мне нравилось платить.

Я чувствовала, что это дает мне немного больше власти.

Когда платил мужчина, он часто воспринимал это как сделку. Они покупают еду, значит, ты им что-то должна.

Когда платила я, у них не возникало такой мысли.

Тем не менее, я не могла отрицать, что от того, что Брок настаивал на двойной оплате, у меня по спине побежали мурашки.

— Итак… Кофе? — спросила я, когда мы выходили из парадной двери.

— Я бы никогда не отказался от своего слова, оно здесь недалеко, — согласился он, положив руку мне на поясницу, а затем, переместил ее на бедро, и мы начали спускаться по очень крутой, немного скользкой от воды лестнице.

Всего через несколько минут мы стояли в длинной очереди и слушали песню, которую я запомнила по фильму «Люди делают это, как на канале Дискавери », а женщины за стойкой пели во все горло, молниеносно готовя напитки.

Я обратилась за помощью к Броку, который помог мне донести все пакеты с кофе, которые я собиралась взять с собой домой. Включая все их обычные смеси и ароматизированные, я мысленно задавалась вопросом, носят ли они с собой сезонные сорта на праздники или нет.

— Что ж, мы знаем, чего хочет твоя прелестная попка, — сказала женщина, оглядывая Брока с головы до ног с одобрением и в то же время пренебрежением. — Что мы можем предложить твоей прелестной заднице? — спросила она, глядя на меня. — Если не считать почти всех упаковок кофе, которые есть у нас в здании.

— Я знаю, что невежливо обчищать полки, но я живу не здесь, и мне нужно все это, — сказала я ей, пока она перебирала пакеты и укладывала их в холщовые сумки с логотипом.

— Эй, мы никогда не будем жаловаться на то, что зарабатываем лишние деньги, — заявила женщина, на бейджике которой было написано «Джаззи». — Как насчет того, чтобы заказать что-нибудь вкусненькое, раз уж у тебя дома есть все необходимое? — предложила она, махнув рукой в сторону раздела меню с латте, висевшего на стене у нее за спиной.

После недолгих раздумий я решила, что стоит добавить карамельный латте-пралине с дополнительной порцией.

— Конечно, ты хочешь, чтобы это были взбитые сливки, верно? — Спросила Джаззи, одарив меня понимающей улыбкой.

— Мне кажется неправильным отказываться от них, — согласилась я.

— Она мне нравится, — сказала Джаззи Броку.

— Мне тоже, — согласился он.

Это был случайный комментарий, черт возьми. Он имел в виду совсем не то, чего хотелось моему глупому маленькому сердечку.

Неудивительно, что Брок бросил деньги на прилавок прежде, чем я успела потянуться за кошельком.

— Иди, подожди в машине, — потребовал он, поглядывая на меня, пока я не отошла с его пути. — Обычно я бы сказал, что мы можем занять столик, но молодежь заполонила это заведение, — сказал он, обводя рукой молодую клиентуру, которая заняла все до единого столики.

— В любом случае, здесь жарко, — сказала я, пожимая плечами. — Думаю, на свежем воздухе я бы насладилась этим больше, — сказала я ему, пробираясь сквозь толпу к выходу. — Может, прогуляемся? — спросила я, махнув в сторону улицы, вдоль которой тянулись витрины магазинов.

— Да, — согласился он, но от меня не ускользнул случайный взгляд, брошенный на мои ноги.

По общему признанию, они убивали меня. Но будь я проклята, если он это узнает. Итак, я двинулся в путь, ожидая, пока мой кофе станет чуть прохладнее, чем «адское пламя», прежде чем сделать глоток.

Очевидно, у Брока был иммунитет к ожогам во рту третьей степени, потому что он выпил кофе залпом и опрокинул чашку еще до того, как я смогла в полной мере ощутить тепло, исходящее от чашки и кофейного кольца вокруг нее.

— Ты собираешься попробовать или нет? — спросил Брок, одарив меня ухмылкой.

Решив, что это, вероятно, можно пить, я прислонилась спиной к кирпичной стене закрытого офиса, сняла крышку, глубоко вдохнула аромат, а затем сделала большой глоток.

Казалось, что все лучшие моменты осени и зимы объединились, чтобы устроить вечеринку у меня во рту.

Не было никакой возможности сдержать первобытный стон удовольствия, когда я закрыла глаза и на секунду запрокинула голову, просто наслаждаясь этим в полной мере, потому что знала, что, вероятно, никогда в жизни не попробую ничего вкуснее этого кофе.

Но тут я почувствовала, что Брок придвигается ближе, и открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он поднял руку и большим пальцем вытер мне нос, где, как мне показалось, скопилось немного взбитых сливок.

В тот момент, все во мне замерло, что-то внутри меня почувствовало, как между нами проскакивает электрический разряд.

Закончив вытирать мой нос, его большой палец скользнул вниз, проводя по моей нижней губе, слегка оттягивая ее, чтобы стереть пенящийся крем.

Мои губы приоткрылись в безмолвном приглашении, и это было невозможно остановить. И, как я поняла, в моих глазах также читалось желание.

— Черт возьми, — прошипел Брок за секунду до того, как его рука переместилась на мой подбородок, и его губы прижались к моим.

Я застыла всего на несколько секунд, как будто какая-то часть меня боялась, что любое движение разрушит чары, испортит момент.

Но затем его губы сильнее прижались к моим, и ничто не могло помешать им ответить.

Моя голова откинулась назад, когда мои губы прижались к его губам, а свободная рука поднялась вверх по его боку и легла на ребра. Он, переместившись с моей челюсти на затылок, удерживал меня так, пока его зубы покусывали мою нижнюю губу, а его язык двигался внутри, чтобы захватить мой язык.

— Эй, привет, Брок? — в этот идеальный момент раздался чей-то голос. — Как дела? — он заставил Брока отстраниться, и его лоб на секунду встретился с моим.

— Черт, — прошипел он себе под нос.

— Я очень надеюсь, что она не та, за кого я ее принимаю, — добавила блондинка, проходя мимо нас с огромной птицей на плече.

— Кто это был? — спросила я, когда мы оба смотрели ей вслед.

— Кларк, — сказал он, внезапно отодвигаясь от меня, и небольшое пространство между нами с таким же успехом могло быть пещерой, учитывая расстояние, которое оно, создавало.

— Кто такая Кларк? — Спросила я, держа чашку с кофе двумя руками, чтобы создать своего рода барьер передо мной.

— Женщина брата Сойера, — сказал он, тяжело выдыхая.

— У нее огромная птица, — сказала я.

— Формально она принадлежит линчевателю и его женщине, но они делят опеку с Барреттом и Кларк.

— В одном предложении столько безумия, — решила я и не смогла не посмотреть, как женщина остановилась перед зданием, чтобы отпереть дверь, прежде чем зайти внутрь.

— Давай вернемся к машине, и, возможно, я смогу тебе это рассказать, — сказал он мне.

Так он и сделал.

И на протяжении всей поездки обратно в город, он как будто боялся, что если разговор прервется хоть на секунду, нам придется обсуждать то, что только что произошло.

Очевидно, он не хотел этого делать.

Я старалась не чувствовать себя немного подавленной этой идеей, пока мы входили в мой многоквартирный дом, а затем молча поднимались на лифте.

— Какое у тебя расписание на завтра? — спросил Брок, его тон был более сдержанным, чем обычно. Что, конечно, только заставило меня еще больше насторожиться.

— Работа.

На самом деле, так много работы, что я даже не смогу думать об этом человеке.

И конечно, так было до тех пор, пока я не обратилась к нему за помощью…

Глава 11

Брок

Я попытался дать себе небольшую передышку.

По сути, это было неизбежно.

Я понял это практически с того момента, как увидел ее, и когда она окинула меня беглым взглядом, который сказал, что она настроена на ту же волну, что и я.

Все должно было перерасти в физический контакт.

Но предполагалось, что это произойдет после того, как работа будет выполнена.

Хотя, признаться, я не совсем сосредоточился на работе так, как должен был.

Речь шла не об измене супруга.

Это была женщина, которую чуть не убили.

Если бы кто-нибудь не наткнулся на нее, истекающую кровью на земле, она, скорее всего, была бы мертва прямо сейчас.

Ей не нужно было, чтобы я говорил ей всякую чушь о том, что готов наброситься на нее, что она не скрывает своего желания ко мне, или целовать ее на улице моего родного города. Там, где кто-то вроде Кларк мог видеть нас.

Ей было нужно, чтобы я, черт возьми, сосредоточился на ее деле, нашел того, кто причинил ей боль, и заставил его заплатить за это.

Вот почему я притворился спящим, когда услышал, как она ходит по квартире, готовит кофе, собирается с силами.

Я знал, что если буду проводить с ней слишком много времени в тесном контакте, то не смогу сосредоточиться на работе.

Поэтому я поступил по-свински.

Я избегал ее.

Как только она ушла на работу, я снова мог свободно бродить по ее квартире, сделать себе кофе, затем выключить весь свет и задернуть все шторы, прежде чем взять фонарик, и медленно и методично обследовать каждый дюйм ее дома.

Она сказала, что от управляющего у нее появились неприятные ощущения. Мужчина, который был в ее доме, бродил вокруг.

Не было ничего абсурдного в том, чтобы задаться вопросом, не оставлял ли он после себя камеры, не поэтому ли она нашла его в своей спальне, а не на кухне, где ему самое место.

Но после почти часа кропотливой работы я был вполне уверен, что в ее детекторах дыма, будильниках, насадках для душа, статуэтках или где-либо еще ничего не спрятано.

На это стоило посмотреть.