А чем Россия не Нигерия?

с электроэнергией. И ведь вот что примечательно: климат Нигерии ничуть не похож на российский — а дороги столь же плохи (если не хуже). Это об­стоятельство должно окончательно подорвать веру в «климатическое» объяс­нение российского бездорожья. Да и отключения электроэнергии, надо ду­мать, с природными условиями не связаны.

Во-вторых, в подобном государстве крайне неуютно всем более или менее законопослушным «туземным» предпринимателям. Они скованы мириадами правил, нарочно придуманных коррумпированным чиновничеством, чтобы иметь предлог вымогать взятки. Помимо чиновников, нередко приходится от­стёгивать круглые суммы и бандитам. Рэкет в Нигерии процветает — так же как и заказные убийства. Государственные кредиты среднему и малому биз­несу недоступны, они монополизированы плутократами. Из-за отсутствия ре­гулярной подачи электроэнергии при каждом предприятии приходится созда­вать небольшую электростанцию на мазуте или хотя бы держать дизельные двигатели. А это, между прочим, существенно увеличивает затраты! Бездо­рожье тоже заметно повышает издержки.

И, главное, отсутствуют гарантии личной безопасности и прав собствен­ности. Даже плутократ не застрахован от тюрьмы и конфискации имущества. Такая участь постигла одного из богатейших людей Нигерии 1980-х — начала 1990-х годов М. Абиолу. Он захотел стать президентом, а генералам это не понравилось, и силовики показали, на чьей стороне сила. Хотя Абиола, по-видимому, победил на выборах 1993 года (военные отменили их результаты), его посадили. Его деловая империя была расхищена чиновниками, а жену уби­ли якобы уголовники. Когда умер диктатор С. Абача (за 4,5 года правления укравший около 5 млрд долл.), пошли разговоры о скором освобождении Аби-олы. Но тут бывший богач и кандидат в президенты внезапно скончался. (В России тоже появился свой Абиола, притом он уже сидит, но пока ещё не по­бедил на президентских выборах.)

Для расправы же с мелким и даже средним предпринимателем не нужно вмешательства всесильного главы государства. С ним может справиться и клептократ средней руки.

Таким образом, бегство капитала из живущего по понятиям государства не­избежно. Клептократы вывозят капитал по той простой причине, что всё их состояние — результат воровства. Скрыть его преступное происхождение и «отмыть» можно только за рубежом. Кроме того, редкий клептократ на­столько уверен в прочности своего положения, что совсем не рассматривает возможность бегства за бугор. У лутократов мотивы вывоза капитала пример­но те же, но международный размах их деятельности (это в особенности отно­сится к наркоторговцам, контрабандистам, международным мошенникам) и более частые столкновения с правоохранительными органами на родине ещё более усиливают их стремление перевести капитал за границу. Что касается

плутократии, то её капитал не всегда приобретает свойства негативного капи­тала, но в случае возникновения угрозы конфискации имущества плутократы тоже переводят капитал за рубеж. К этому же шагу они прибегают, чтобы уй­ти от налогообложения, или в тех случаях, когда взятки чиновникам, дань бан­дитам и прочие непроизводительные издержки подрывают прибыльность их деятельности.

В силу этих причин очень значительную долю всего капитала в клептокра-тическом государстве составляет негативный капитал. Он нацелен на получе­ние сверхприбыли без инвестиций и потому имеет паразитический характер.

Но из живущего по понятиям государства неизбежно утекает не только ка­питал, но и мозги. Учёные, специалисты высокого класса и любые высокооб­разованные люди либо остаются невостребованными, либо получают зарпла­ту, не соответствующую уровню их квалификации. Поэтому они покидают свою страну. В результате, как отмечает нигерийский исследователь Л. Се-ваньяна, «в коррумпированных обществах не могут проводиться исследова­тельские работы высокого уровня». А это тормозит научно-технический прог­ресс и подрывает и без того невысокую конкурентоспособность такого госуда­рства во всех отраслях, кроме сырьевых. Отсюда и сырьевая ориентация экспорта да и всей экономики.

Отличительная особенность клептократического государства — упадок сельского хозяйства. Это именно та отрасль экономики, которая требует дол­госрочных капвложений, однако при отсутствии гарантий личной безопаснос­ти и прав собственности их почти нет. К тому же крестьяне лишены доступа к кредитам.

Всё перечисленное, взятое вместе, приводит к регрессу экономики и паде­нию жизненного уровня населения. Нигерия в этом отношении — крайне ха­рактерный пример. В 1980 году доход на душу населения здесь достигал 1000 долларов, а в 1998 году упал до 300. Не забудем, что покупательная способ­ность доллара за эти годы тоже снизилась, и заметим, что снижение жизнен­ного уровня большинства нигерийцев происходило на фоне стремительного и бесстыдного обогащения незначительного меньшинства. Л.В. Гевелинг на­зывает это явление имущественным расслоением коррупционного типа.

Правда, 1998-й год оказался для Нигерии низшей точкой падения. С тех пор положение «гиганта Африки» чуть-чуть улучшилось, чему способствовал рост мировых цен на нефть. Может быть, отчасти помогла и произошедшая в 1999 году смена власти, но это спорный вопрос. Во всяком случае, коренных сдвигов в Нигерии не отмечено, и массовая нищета остаётся там таким же обыденным явлением, как и очень высокий уровень преступности.

Вам эта картина ничего не напоминает, читатель?

Если не напоминает, приведу ещё один маленький пример. В «Новой газе­те» от 25-28 марта 2004 года помещена любопытная статья Р. Шлейнова

«С чувством украденного долга». Речь идёт о мошеннических операциях рос­сийских чиновников, которые выдумывают несуществующие долги для совме­стного хищения их вместе с мнимыми «кредиторами». А в Нигерии, как сви­детельствует Л.В. Гевелинг, целых 13% суммы внешнего долга составляют мнимые долги, являющиеся исключительно результатом махинаций тамошних клептократов.

РАЗРУШЕНИЕ КУЛЬТУРЫ И НРАВСТВЕННОСТИ

Вред от коррупции и негативной экономики не исчерпывается падением материального благосостояния народа. Не меньшее значение имеет ущерб культуре и нравственному состоянию общества. Некоторые характерные явле­ния в этой области перечислил ещё в 1980 году Гбадебо — комиссар полиции нигерийского штата Плато. К числу последствий коррупции и негативной эко­номики он отнёс распространение малохудожественных западных фильмов, быстрое увеличение числа ночных клубов, неконтролируемое потребление ал­коголя и распространение наркотиков, рост проституции, утрату молодёжью семейной дисциплины. Сюда же входит и «мода» на материальное богатство. (Не так уж далеко от нашей российской действительности!)

Однако не стоит думать, будто в коррумпированном обществе исключи­тельно господствует подражание чужеземным образцам. Для Нигерии не ме­нее типично возрастание роли многочисленных магов и ведунов, а они ниот­куда не импортированы! В стране, где подавляющее большинство населения исповедует одну из двух мировых религий (либо ислам, либо христианство), процветают самые дикие и несовместимые с этими религиями суеверия. В ос­новном маги и ведуны работают открыто и превратили свои услуги в весьма доходный промысел. Но есть и тайные общества, не чуждающиеся даже обще­ния с дьяволом.

Но самым пагубным следствием засилья клепто-, луто- и плутократии яв­ляется атомизация общества. Возникает то уродливое явление, которое Л.В. Гевелинг назвал «коллективным индивидуализмом». Это несколько не­удачное выражение, поэтому лучше говорить о «стайном эгоизме». Его нель­зя смешивать ни с классическим («буржуазным») индивидуализмом, ни с кол­лективизмом. Речь идёт о людях, преследующих сугубо эгоистические цели. Но в клептократическом государстве для достижения таких целей полезно действовать стаей, шайкой, бандой, а не в одиночку. Отсюда широкое распро­странение поговорки: «Почеши мою спину, и я почешу твою». Если буржуаз­ный индивидуализм способствует развитию личности (хотя нередко односто­роннему) и благоприятен для установления гражданской свободы и правового государства, то о стайном эгоизме этого никак нельзя сказать. Отдельный ин­дивид превращается в примитивное, жаждущее только материальных благ и чувственных наслаждений существо, а стая таких индивидов — в спаянное понятиями сообщество преступного или, в лучшем случае, полукриминально­го характера. В чём такое сообщество нельзя заподозрить — так это в стрем­лении к установлению правового государства.

А что возникает на другом полюсе — не среди тех, кто грабит, а среди тех, кого грабят? Там тоже царит атомизация, но другого рода. Когда большинство населения всецело поглощено борьбой за выживание, его мало интересуют партии, профсоюзы, общественные организации или участие в выборах. Спо­собность к каким-либо солидарным действиям идёт на убыль. В лучшем слу­чае такие действия удаются на местном уровне, а в худшем и более частом все борются за выживание порознь.

Вряд ли нужно доказывать, что атомизация большинства населения выгод­на коррумпированному правящему слою. Доводя народ до нищеты, он тем са­мым автоматически укрепляет собственное господство. Для клептократов и их партнёров из лутократии и плутократии очень полезно и широкое рас­пространение тезиса, что политика — дело грязное. Ведь этот расхожий тезис отрицает всякую политическую деятельность, в том числе такую, которая угрожает коррумпированному правящему слою.

Таковы единые закономерности развития клептократического государ­ства — хоть в Нигерии, хоть в России.

КАК НАЗВАТЬ ЭТОТ СТРОЙ?

Мы более или менее разобрались с основными особенностями стран, где господствующее положение занимают клепто-, луто- и плутократия. Это было не так трудно, поскольку основная часть работы уже блестяще проделана Л.В. Гевелингом. Но как назвать строй, сложившийся в таких государствах? Очевидно, что готового названия он не имеет. Для того чтобы дать ему пра­вильное название, следует выбрать его самый существенный признак. И таким признаком необходимо считать отсутствие механизма общественного вос­производства.

Как будто мы упёрлись в тупик. Ведь любой описанный наукой обществен­ный строй — как бы плох он ни был — обладает таким механизмом. Так с чем же мы имеем дело? Это даже и не строй, а прямо химера какая-то! Кажется, нужное слово найдено: химера.

Это понятие широко используется в биологии. Химерой называют орга­низм, состоящий из генетически чужеродных друг другу клеток. Например, у химеры, возникшей в результате прививки, кора может принадлежать к од­ному виду, а древесина — к другому. Поэтому половое размножение химерных

организмов невозможно. Растения-химеры размножают исключительно че­ренкованием. Химеры известны и у животных. Современная биотехнология позволила получить химеры разных видов мышей, овцы и козы, курицы и ку­ропатки. Но при скрещивании химерных самок и самцов получается потом­ство, принадлежащее к одному из исходных видов. И лишь в редких случа­ях — межвидовые гибриды. Но — не химеры.

Однако значение термина можно расширить. Социальный уклад, который делает невозможным общественное воспроизводство, — тоже не что иное, как химера.

ОБ ИНВЕСТИЦИОННОЙ НЕПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТИ РОССИИ

Теперь, когда мы докопались до истины и знаем, что собой представляет сложившийся в современной России общественный уклад, можно перейти к разбору и характеристике гениальных идей г-на Паршева в области эконо­мики. Во всяком случае, теперь мы не ошибёмся в понимании того, чьи инте­ресы отстаивает наш идеолог. О главной паршевской идее — изоляциониз­ме — речь уже шла в предыдущей главе. Но у автора книги «Почему Россия не Америка» есть и другие «глубокие» мысли, которые способны найти боль­ше сторонников, чем изоляционизм.

Скажем, внешне убедительно звучит такой пассаж: «Те, кто эксплуатиру­ет ресурсы, не вкладывает свои капиталы даже в разведку и разработку но­вых месторождений по той же самой причине, по которой не вкладывают другие капиталисты: освоение ресурсов на территории нашей страны в рамках мировой экономической системы невыгодно» (с. 387). Естествен­но, «невыгодность» здесь — полная чушь. Средняя прибыль в российской эко­номике куда выше, чем в экономике любой из стран «большой семёрки». Но капиталовложения в разведку и разработку новых месторождений действи­тельно невелики (49,6 млрд руб. в 2002 году, из них 1/6 — бюджетные день­ги). И малы они именно оттого, что воспринимаются как крайне рискованные! Сегодня ты вложишь капитал в освоение нового месторождения, а завтра его у тебя отнимут. Кому это нужно? А раз гарантии прав собственности и личной безопасности на нуле, то в экономике не может не преобладать негативный капитал.

Но об этих главных причинах инвестиционной непривлекательности Рос­сии г-н Паршев молчит как партизан. Ещё бы! Ведь речь идёт о сознательном защитнике своекорыстных интересов клептократии. Всячески обеляя своих заказчиков, он обязан наводить тень на плетень. И делает это: «Конечно, для инвестора более привлекательны страны, в которых нет профсоюзов и ле­вых партий, и трудящиеся не требуют лишнего, вроде оплачиваемых отпусков и социального страхования, и о сохранении природы никто не беспо­коится, но какие-то налоги всё равно неизбежны. Ведь если не хочешь пла­тить лишнего рабочим, то придётся оплатить и военную диктатуру, и "эс­кадроны смерти", которые только и могут обеспечить столь райский инвес­тиционный климат» (с. 81). Тут наш идеолог ничего нового не сказал, подобную лапшу на уши советских граждан постоянно вешала советская про­паганда времён Брежнева. Но для людей моложе 30 лет этот примитив может звучать как новое слово. Поэтому данное утверждение заслуживает подробно­го разбора.

Начнём с того, что левые партии и профсоюзы — это мало совместимые друг с другом организации. Там, где у власти левые партии — например, в Ки­тае, во Вьетнаме или на Кубе, — независимых профсоюзов и в помине нет. А там, где существуют сильные профсоюзы — скажем, в Бразилии или в Юж­ной Корее, — возможность установления диктатуры коммунистического типа совершенно исключена. Чего же именно боятся инвесторы — левых партий или профсоюзов? Да ни того ни другого! Опыт свидетельствует о том, что ин­весторы охотно вкладывают капитал и в авторитарные государства с комму­нистической вывеской вроде Китая или Вьетнама, и в молодые демократии типа Бразилии и Южной Кореи.

А вот из государств, где действуют «эскадроны смерти», капитал бежит. Я не буду долго рассуждать, почему так происходит, а просто советую прочи­тать замечательный роман Грэма Грина «Комедианты». Там всё разъяснено предельно ясно и в высшей степени подробно — на примере Гаити времён диктатора Дювалье. Как известно, Гаити при этом тиране завоевала не слиш­ком почётный титул самой нищей страны Западного полушария и поныне его удерживает. Любопытно, что Грэм Грин был человеком левых взглядов и, по некоторым сведениям, даже агентом советской внешней разведки. Однако он никогда не занимался такой убогой антикапиталистической пропагандой, к какой прибегает г-н Паршев.

Следует ещё отметить, что в наши дни государства, в которых сохранились «эскадроны смерти», почти перевелись. Почти — но не совсем. В числе стран, где ещё сохранилось это позорное явление, Россия. Правда, у нас эти «эскад­роны» сеют смерть пока только в Чечне и с недавних пор в соседней с ней Ин­гушетии.

По далеко не полным данным общества «Мемориал», в 2003 году в Чечне было похищено 495 человек, а в 2004 — 396[28]. Как будто наблюдается «прог­ресс», но сами правозащитники уверены, что похищения людей просто уходят в «тень». Поскольку обращаться в милицию или прокуратуру бесполезно, жи­тели Чечни всё чаще пытаются договориться с похитителями и освободить

своих родных за выкуп. Примерно в половине случаев этого удаётся добиться. В 2004 году из 396 похищенных освобождено 189 человек. В то же время най­дено 24 тела похищенных со следами пыток и признаками насильственной смерти. Остальные похищенные пока числятся пропавшими без вести, и на­дежд найти их живыми очень мало. Всего же за пять лет второй чеченской войны пропавшими без вести считаются от 3 до 5 тысяч человек. Разброс цифр не случаен: милиция, прокуратура и различные чиновники приводят са­мые разные цифры. А истина никого из них явно не интересует.

Попытки возложить ответственность за большинство похищений на бо­евиков несостоятельны. Как правило, похитители подъезжают к домам своих жертв на бронетранспортёрах. Одно из двух: либо российские сило­вики на время сдают БТРы в аренду сепаратистам, либо сами совершают похищения.

Достаточно широко известен и главарь «эскадронов смерти» в Чечне — Рамзан Кадыров. Недавно он стал дважды героем. В дополнение к званию Ге­роя нации, полученному от Масхадова в 1997-м, он теперь получил и звание Героя России от Путина. Так что отношение наших властей к похищениям, пыткам и убийствам в Чечне вполне определённое. Это государственная поли­тика, известная как «мочение в сортире».

Можно не сомневаться, что убийцы, которых натаскивают в Чечне и Ингу­шетии (где число жертв похищений тоже неуклонно растёт), будут готовы за­няться «мочением в сортире» и в любом другом российском регионе. Тут пер­вая ласточка — злосчастный подводник Пуманэ. Его гибель — серьёзное пре­дупреждение всем, кто воображает, будто чудовищные преступления, совершаемые российскими силовиками в Чечне, не могут перекинуться на ос­тальную Россию.

Но как быть с инвестиционной привлекательностью Чечни и Ингушетии, где хозяйничанье «эскадронов смерти» давно стало нормой существования? Риторический вопрос. Понятно, что она на нуле.

ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА Г-НА ПАРШЕВА

Некоторые идеи, пропагандируемые г-ном Паршевым, достаточно попу­лярны в нашем обществе. Возьмём хотя бы национализацию нефтяной про­мышленности. Этой идее симпатизирует большое число людей, среди кото­рых не одни только коммунисты. Да ведь и самого г-на Паршева нельзя отнес­ти к коммунистам, а между тем он пишет: «До тех пор, пока возможны легальные методы — борьба за национализацию, как первый шаг — пол­ный контроль со стороны государства, отмена коммерческой тайны. До­биться этого (не добиваться, а добиться) должны были бы представители

народных сил в парламенте. Где их только взять...» (с. 389). Речь идёт иск­лючительно о национализации «нефтянки», ибо в целом г-н Паршев хорошо осознаёт, что «общенародная, "ничья" собственность — это всё равно исто­рический тупик, это неизбежная попытка её присвоить» (с. 389-390).

Но не противоречит ли наш идеолог самому себе? Ведь возвращение неф­тяной промышленности в государственную («общенародную») собственность по его же собственной логике неизбежно приведёт к попыткам присвоить нефть или доходы от неё (разницы нет). Да точно так и будет! Отрицательный опыт Нигерии должен послужить нам наукой. Там национализацию нефтяной отрасли уже однажды проводили — в 1970-х годах. И вот что характерно: поч­ти сразу после перехода «нефтянки» в руки государства из Нигерийской наци­ональной нефтяной корпорации (НННК) стали таинственно исчезать очень крупные суммы денег. В 1979 году было «потеряно» 2 млрд 841 млн найр. А ведь найра в ту пору ещё принадлежала к полноценным валютам и стоила дороже доллара США. Под давлением общественности правительству Ниге­рии пришлось назначить комиссию для расследования этой «пропажи». Ко­миссия, как и положено в таких случаях, стала уверять публику в том, что ни­какие деньги не исчезали. Никто в это не поверил, но дело удалось замять.

При военной диктатуре, которая в 1983 году пришла на смену квазидемо­кратии, воровство нигерийской нефти и доходов от неё усилилось. В этом участвовали и клептократия во главе с военными диктаторами И. Бабангидой и С. Абачей, и не желавшая отставать от неё лутократия. Диктаторам и их приближённым вообще не требовалось шевелить мозгами: они просто за­пускали руку в казну НННК, поскольку не отличали её от своего кошелька. Размеры этого воровства в начале 1990-х достигали 2,7 млрд долларов в год, что составляло 1/10 от ВВП Нигерии. Схема обогащения «чисто конкретных ребят» из организованных преступных сообществ выглядела лишь чуть слож­нее. Правительство дотировало нефть и нефтепродукты (бензин, мазут и др.) внутри страны. Дотация достигала 2 млрд долларов в год и составляла одну из крупнейших статей государственного бюджета. Эта мера преподносилась обывателям как важнейшее благодеяние правительства. Власти делали вид, что таким способом поддерживают автовладельцев и даже пеших пассажиров общественного транспорта (дабы он оставался дешёвым), а заодно и отечест­венных товаропроизводителей, использующих горючее по льготной цене. Официальная цена на бензин в Нигерии (20 центов за литр) действительно составляла лишь половину от мировой, вот только купить его по этой цене удавалось только тем, кто был готов стоять в очереди много часов, нередко — несколько суток. А те, кто предпочитал экономить время, а не деньги, приоб­ретали бензин на чёрном рынке по мировым ценам.

Понятно, что купленные по льготным ценам нефть и нефтепродукты уте­кали за рубеж и там перепродавались по мировым ценам. Барыш синдикатов,

которые занимались этим «бизнесом», составлял 5 млн долл. в день. Правда, частью этой суммы приходилось делиться с таможенными и иными чиновни­ками. Но умножьте 5 млн на число дней в году — и вы получите почти те са­мые 2 млрд долларов, которые выделяло государство в качестве дотации. То есть, по сути дела, дотация предназначалась организованным преступным сообществам и коррумпированным чиновникам.

Так что ждать каких-то благ для простого народа от национализации «неф­тянки» не стоит. В любом государстве с системной коррупцией — будь то Ни­герия или Россия — от такой меры выиграет только клептократия вместе с лу-тократией. Будет ли «Юганскнефтегаз» при Сечине или Богданчикове платить налоги хотя бы на том же уровне, как при Ходорковском? Вряд ли! Можно с большой уверенностью предсказать, что поступления в бюджет уменьшатся, зато возрастут теневые доходы некоторых конкретных личностей... Чьи инте­ресы защищают борцы за национализацию нефтяной отрасли, вы и сами те­перь догадаетесь, дорогой читатель.

Сказанное не является апологией плутократии. Конечно, если нефтяные скважины принадлежат частным компаниям, они обычно лучше управляются и приносят более высокий доход, но не следует думать, что экологический ущерб при частной собственности на нефтепромыслы обязательно уменьшит­ся. При отсутствии жёсткого контроля со стороны независимого природо­охранного ведомства он вполне может и возрасти. Это подтверждает опыт и России, и Нигерии. Да и здравый смысл свидетельствует о том же.

АФРО-РОССИЙСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ИНВЕСТИЦИОННОГО

ПРОЦЕССА

Мы уже говорили, что иностранные инвестиции в экономику Нигерии нич­тожны. Но правил нет без исключений. Известная корпорация «Роял Датч/Шелл» стяжала в Нигерии дурную славу. И дело тут не только в горящих газовых факелах (совсем как в России!) и многократных разливах нефти, ко­торые погубили значительную часть дельты реки Нигер. Дело ещё в далеко за­шедшем сращивании англо-голландско-американской корпорации с ниге­рийскими клептократами, особенно с той их частью, которая носит погоны. В 1990-х годах, когда у власти находились Бабангида и Абача, протесты местно­го населения против разрушения среды его обитания подавлялись с помощью военной силы. Причём военные совершенно одинаково действовали и в тех случаях, когда протесты вызывала деятельность государственной нефтяной компании НННК, и когда оказывались задеты интересы иностранных корпо­раций, особенно «Шелл». В обоих случаях они стреляли. Точное число погиб­ших в ходе этих карательных операций неизвестно, но, по-видимому, счёт

идёт на многие сотни. Здесь мы видим, как экологические преступления с не­отвратимостью порождают преступления в общеуголовном смысле слова. Оче­видно также, что современные торговцы «чёрным золотом» унаследовали не­которые характерные черты негоциантов, в своё время торговавших «чёрным деревом».

В России нефть добывают не инофирмы, а свои, российские, компании. Исключение составляет шельф вблизи северо-восточного побережья Сахали­на, где нефтепромыслами владеет иностранный консорциум с участием уже хорошо известной нам по Нигерии компании «Шелл». Однако добыча нефти там пока невелика, хотя ущерб природе уже значителен. Но, может быть, рос­сийские компании ведут себя лучше иностранцев? К сожалению, это не так.

Загрязнение окружающей среды начинается уже на стадии бурения сква­жин. Нитраты, свинец и кадмий обнаруживают на расстоянии до 2 км от буро­вой. Обваловка шламовых амбаров (таких амбаров в одном Нижневартовском районе Тюменской области более 7 тыс.!), выполненная из неустойчивых за­падносибирских грунтов, часто разрушается. Нефть и отходы бурения стека­ют в ручьи и реки.

Большой вред наносят открытые газонефтяные фонтаны, выбрасывающие нефть и газ иногда до месяца. Число таких фонтанов достигает 7-9 в год. Не­которые фонтаны могут выделять до 1 млн кубометров газа в сутки. Часто нефть и газ при этом возгораются. Ликвидация последствий фонтанирования сводится к выжиганию основной массы разлитой нефти и засыпке загрязнён­ных площадей грунтом[29].

Все эти безобразия начались в советский период при государственной фор­ме собственности и продолжаются в настоящее время после приватизации нефтяных компаний. Можно с уверенностью сказать, что и новейшая тенден­ция к обратной национализации (путём конфискации — «Юганскнефтегаз», или путём выкупа — «Сибнефть») ничего не изменит. Как видно, форма собственности не имеет никакого значения. Что действительно важно, так это наличие (или отсутствие) независимой природоохранной службы, а также дав­ления общественности. Вот в этом отношении дела в России обстоят очень плохо. Государственная природоохранная служба у нас и в 1990-х годах была очень слаба и часто шла на уступки виновникам разрушения природной сре­ды, а при восшествии Путина на престол её вообще упразднили. А давление общественности слабо не только из-за нашей с вами пассивности, но и из-за малолюдности севера Западной Сибири — нашего главного нефтедобывающе­го региона. По-настоящему оседлых жителей там немного, и притом их обра­зовательный уровень невысок (а потому их легко обманывать). А от рабочих

и служащих нефтяных компаний и членов их семей трудно ожидать участия в природоохранных действиях.

Однако транспортировка российской нефти ещё вреднее, чем её добыча. Россия — единственная страна мира, где существуют официально утверждён­ные нормативы потерь нефти и нефтепродуктов при их перекачке по нефте­проводам, а также с железной дороги на нефтебазу и с нефтебазы на танкер. Во всём остальном мире нормой считается отсутствие потерь. Особенно мно­го нефти разливается у нас в результате аварий на так называемых промысло­вых и межпромысловых трубопроводах небольшого диаметра. Общая длина российских нефтепроводов составляет 350 тыс. км (почти 9 экваторов!), а число прорывов и «свищей» на них ежегодно оценивается в 50-60 тысяч (!). Разумеется, официальные данные о числе аварий всячески занижаются. Что­бы авария стала достоянием гласности, нужен либо особо крупный разлив нефти, который скрыть нельзя, либо прорыв около населённого пункта, либо попадание нефти в крупную реку. В остальных случаях дело удаётся замять. Ведь в Западной Сибири приходится всего по одному инспектору на целый район (а районы там огромные), да и в других местах положение не лучше.

Достоверных сведений о размерах утечки нефти нет. Но наименьшая оцен­ка ежегодных потерь составляет 3 млн т, а наибольшая — 20 млн т. В резуль­тате хищнической добычи и транспортировки нефти в Западной Сибири за­гублено уже не менее 1/3 оленьих пастбищ. В Надымском районе Тюменской области совместными усилиями нефтяников и газовиков уничтожено 3,5 млн га лесов, на берегах Оби — более 700 тыс. га. В районе Самотлорско-го месторождения сильно загрязнённая нефтью территория превышает 10,5 тыс. га. Там почти отсутствует растительность. 250 рек и 1200 ручьёв бас­сейна Оби потеряли рыбохозяйственное значение из-за загрязнения нефтью. Среднегодовое содержание нефтепродуктов в воде Оби составляло во второй половине 1990-х годов 12-19 предельно допустимых концентраций (ПДК), а в воде Иртыша — 35-39 ПДК[30].

Мы видим, что и в Нигерии, и в России прибыли нефтедобывающих ком­паний включают значительную криминальную составляющую. Если бы не со­вершались экологические преступления, эти прибыли были бы куда ниже.

В России сторонники государственного регулирования, изобличая то, что они объявляют свободным рынком, любят выдвигать такой довод: при свободном рынке добыча сырья выгоднее любой другой экономической деятельности. Чита­тель уже помнит, что тот же вывод — но из других посылок — заложен и в пар-шевской теории передела. Однако в действительности добыча сырья становится высокодоходным занятием только в условиях клептократического государства. В таком государстве можно не соблюдать никакие экологические нормы. Доста­

точно дать на волосатую лапу кому надо — и дело в шляпе. А вот в правовом го­сударстве та же добыча нефти вряд ли будет так уж баснословно выгодна. Соб­людение строгих экологических нормативов съест очень существенную часть прибыли. К тому же от нефтедобывающей компании в таком государстве потре­буют отчислений на поддержание в рабочем и экологически безопасном состоя­нии той самой пресловутой трубы, через которую она экспортирует нефть. Да вдобавок заставят заняться рекультивацией ранее загрязнённых земель. И очень сомнительно, чтобы в таких условиях добыча нефти оказалась более прибыльной по сравнению с другими отраслями экономики. Скорее наоборот!

А рубка леса и вывоз «кругляка» на экспорт? Ясно, что этот вид деятель­ности способен приносить высокие доходы лишь в государстве клептократи-ческого типа. Ведь в правовом государстве любую занятую рубкой леса фирму неизбежно заставят либо саму сажать лес, либо платить крупные суммы денег в лесовосстановительный фонд. И в этом случае от сверхприбыли останутся одни воспоминания.

Таким образом, мы установили ещё одну причину сырьевой ориентации экспорта клептократических государств. Капитал, вложенный в сырьевые от­расли таких стран, — это типичный негативный капитал. Он приносит высо­кую прибыль лишь благодаря систематическому совершению экологических преступлений. Но такая схема может работать лишь благодаря прикрытию со стороны коррумпированных чиновников. То есть надо видеть, где просто большое зло, а где корень зла. Плутократия вредна. Но она развивается и процветает только там, где уже расцвела махровым цветом клептократия.

БИТВА КЛЕПТОКРАТОВ С ПЛУТОКРАТАМИ

У нас любят говорить о необходимости развития наукоёмких и высокотех­нологичных производств. Спору нет, хорошее дело! Но почему-то российские политики практически в один голос утверждают, будто для развития таких производств необходимо изъятие прибыли сырьевых компаний и перераспре­деление денег чиновниками. Один избирательный блок — назовём его «Уро­дина» (читатель догадается, о ком речь) — вообще построил на этом тезисе всю свою платформу и пролез-таки в Думу — пусть и не без помощи партии власти. Хотя вряд ли лидеры «Уродины» сами дошли до этой великой мысли: она родилась где-то в недрах администрации президента, а деятели карманной «оппозиции» её лишь взяли на вооружение.

Однако к чему приведёт такой курс? Очевидно, что в российских условиях всякое перераспределение чиновниками крупных сумм денег — а тут речь идёт о десятках миллиардов долларов — ведёт к росту казнокрадства. И толь­ко. А вместо высокотехнологичных производств мы получим шиш.

По существу, программа «Уродины», представляющая собой вариант пра­вительственной программы, это манифест клептократии в её внутривидовой борьбе с плутократией. Чиновники-казнокрады полагают, что плутократы (которых в России крайне неудачно прозвали «олигархами») загребают слиш­ком много денег и надо заставить их делиться. Не со страной — с чиновниче­ством. То есть нельзя сказать, чтобы до сих пор плутократы с ним не делились, но всё же во времена Ельцина большую часть доходов от экспорта нефти и прочего сырья плутократы присваивали себе. Теперь такое безобразие долж­но прекратиться! «Олигархам» указали их настоящее место — место холуев правящего клептократического слоя. Это очень богатые холуи, но тем лучше: из них много можно вытрясти! Уже сейчас значительно больше половины до­ходов от экспорта нефти поступает в государственную казну. А вот на что они идут дальше... Ещё во времена Брежнева, по официальной оценке (которую разрешили озвучить Аркадию Райкину), у нас 15% государственного бюджета уходило на воровство. Есть все основания думать, что с тех пор эта доля воз­росла.

Откровенно говоря, внутривидовая борьба клептократии и плутократии — на редкость противное зрелище. Однако многим кажется, что в лозунгах «Уро­дины» всё же заключена какая-то правда, ведь развитие наукоёмких отраслей для страны действительно позарез необходимо. Но как этого добиться? Ответ на удивление прост: следует вычесть из прибылей сырьевых компаний входя­щую в них огромную криминальную составляющую. Для этого не нужно ника­кого перераспределения денег чиновниками. Надлежит всего лишь восстано­вить независимые природоохранную и лесную службы и дать им реальные пра­ва и властные полномочия. Об остальном беспокоиться не надо. После того как сырьевым компаниям придётся платить за наносимый природе огромный ущерб, их доходность резко упадёт. И неизбежно начнётся перелив капитала в другие отрасли экономики, в том числе наукоёмкие.

Нам пора преодолеть распространённые до сих пор древнесоветские представления о том, в чём состоит национальное богатство России и каковы наши главные ресурсы. Пока мы будем считать главной частью нашего наци­онального богатства различные виды сырья, нам не выкарабкаться. Между тем этот убогий взгляд на вещи по-прежнему преобладает и порождает жаркие споры о дележе природной ренты. Но в действительности главное националь­ное богатство России — это мозги ее граждан. Они в состоянии принести стране в сотни и тысячи раз больше доходов, чем любое сырьё. Однако сейчас этот важнейший ресурс почти не используется.

Как же его задействовать? Для этого не надо делать ничего сверхъестествен­ного. Для того чтобы российские мозги начали работать на благо России (ибо сейчас они либо работают на благо других государств, либо не работают вооб­ще), нужны всего две вещи: хозяйственная свобода и правовое государство.

СКАЗКА О «КРИЗИСЕ ЛИБЕРАЛИЗМА»

Вот вы проповедуете либерализм, возразят автору, но разве он не потерпел в России полный крах в 1990-е годы?

Нет, не потерпел! Потому что его не было.

Мерой экономического либерализма служит хозяйственная свобода. Рос­сия по данному показателю плетётся в самом хвосте: занимает 124-е место из 161 обследованной страны. Эти расчёты принадлежат американской неправи­тельственной организации «Фонд наследия» (Heritage Foundation). И ссылать­ся на нелюбовь американцев к России здесь неуместно. Каждый может от­крыть любую российскую рекламную газету и обнаружить объявления о про­даже готовых фирм. Это наша самобытная черта, резко отделяющая Россию от всех развитых государств. Там торговлю готовыми (то есть официально за­регистрированными) фирмами просто нельзя себе представить. Каждый граж­данин любой развитой страны без проблем регистрирует новую фирму тогда, когда ему (ей) это нравится. Никаких хлопот и никаких усилий при этом не требуется.

То ли дело у нас! У нас зарегистрировать фирму сложнее, чем наладить ка­кое-нибудь производство. А если фирма всё же зарегистрирована, то с неё всё время будут требовать те или иные лицензии, сертификаты и прочие бумаги, оформление которых стоит серьёзных денег.

Отсутствие хозяйственной свободы — вполне достаточное доказательство того факта, что либеральные реформы в постсоветской России и не начина­лись. Автор с радостью подчёркивает, что в этом своём суждении он не оди­нок. Точно такого же взгляда придерживаются, например, Андрей Илларионов и Юрий Болдырев. Оба названных деятеля не вызывают у меня симпатий из-за явного сотрудничества с воровской властью[31], но тем ценнее для нас их свиде­тельства.

Об отсутствии в России каких-либо либеральных реформ хоть в прошлом, хоть в настоящем свидетельствует и место нашей страны в мировом рейтинге коррупции, который ежегодно публикует международная организация Transparency International. Все страны мира (кроме карликовых государств и стран, по которым нет данных, вроде Северной Кореи) оцениваются по 10-балльной шкале, где 10 баллов — абсолютная честность, а 0 баллов — абсо­лютная коррумпированность. Таких крайних оценок нет ни у кого. Но Россия с оценкой 2,8 балла[32] располагается куда ближе к хвосту, чем к голове. Это 90-96-е места (из 146), наравне с Гамбией, Индией, Малави, Мозамбиком, Не­

палом и Танзанией. Кстати, по странному стечению обстоятельств все наши соседи обладают жарким климатом. Так что теория климатической обуслов­ленности коррупции отпадает.

При пересчёте на школьную пятибалльную шкалу наша оценка ближе к колу, чем к двойке! Нам остаётся утешать себя тем, что кое-где воруют даже сильнее, чем у нас. К таким «райским» уголкам принадлежат Азербайджан и Парагвай (по 1,9 балла), Чад и Мьянма (по 1,7), Нигерия (1,6) и замыкаю­щие таблицу Бангладеш и Гаити (по 1,5). Но ещё не вечер! Вертикаль власти у нас крепчает, а это значит, что коррупция в России неизбежно будет расти и шириться. У нас отличные шансы догнать и перегнать Нигерию по этому по­казателю!

А вот развитые страны получили совсем другие оценки от Transparency International. Список самых честных стран возглавила некогда входившая в состав Российской империи Финляндия (9,7), за ней следуют Новая Зелан­дия (9,6), Дания, Исландия (по 9,5), Сингапур (9,3)[33], Швеция (9,2), Швейца­рия (9,1) и Норвегия (8,9). Обратим внимание на густую концентрацию се­верных стран в лидирующей группе! Вот только нас там нет. Государства «большой семёрки» расположились несколько ниже. Но показатели Вели­кобритании (8,6), Канады (8,5) и Германии (8,2) тоже очень высокие. Нем­ного скромнее они в США (7,5), Франции (7,1) и Японии (6,9). Однако яс­но, что и в этих странах соблюдение закона является нормой, а коррупция — исключением. У нас всё ровно наоборот!

Вряд ли нужно объяснять, что о либерализме хотя бы в чисто экономичес­ком смысле слова можно говорить только там, где соблюдаются законы. Без верховенства права, без независимости суда, без реальных гарантий личной безопасности и права собственности либерализма не бывает. И там, где ниче­го этого не было и нет (как в России), «либерализм» власть предержащих не более чем словоблудие. Впрочем, в современной России почти исчезла да­же либеральная риторика, которую мы ещё нередко слышали от министров и иных чиновников в течение первого срока Путина.

Однако следует разобрать два мифа, которые сочинили в 1990-х годах ком­мунисты, а ныне широко использует партия власти. Первый гласит, что глав­ными либералами якобы являются сторонники «прихватизации» 1990-х годов. Из всего вышеизложенного следует, что это полная чушь. «Прихватизация» (которая, кстати, неофициально началась ещё в конце 1980-х — при Горбачё­ве — Рыжкове) не привела и никоим образом не могла привести к созданию полноценной частной собственности. Она могла породить — и действительно породила — только условную собственность, незаконную в глазах большин­ства народа и потому легко отнимаемую. А горе-собственники, вроде бы обо­

гатившиеся, превратились в рабов этой своей условной собственности. В том и состоит качественное отличие российской якобы частной собственности от настоящей частной собственности, что вторая даёт человеку независи­мость, тогда как первая делает «собственника» холопом государственной власти. Поэтому нельзя одновременно быть либералом и защитником прове­дённой в 1990-х годах «прихватизации». Как не существует в природе жира-фов-норокопателей и летающих носорогов, так не бывает либералов, положи­тельно оценивающих «прихватизацию».

Кстати, бегство капитала из России есть не что иное, как конвертация рос­сийской условной собственности в настоящую частную собственность. Это яв­ление совершенно аналогично обмену подверженной инфляции денежной единицы на твёрдую валюту. Именно поэтому утечка капиталов из нашей стра­ны не ослабевает даже при высоких мировых ценах на нефть.

Но ещё шире распространён другой миф, который продолжают твердить как открытые пропагандисты партии власти, так и причисляющие себя к ле­вой оппозиции г-да Доренко, Кагарлицкий и им подобные. Этот миф гласит, что злокозненные либералы всё время стремятся к сокращению социальных расходов. Снижение уровня государственных расходов на образование, здра­воохранение, пенсионное обеспечение и другие социальные нужды преподно­сится как главная цель «либеральных реформ».

Нельзя сказать, что этот миф сложился совсем уж на пустом месте. В раз­витых странах Запада на протяжении первых 30 лет после Второй мировой войны (1945-1975) социальные расходы государства росли неуклонно и очень быстро. Увеличение их требовало почти непрерывного повышения налогов. При этом изрядная часть социальных расходов шла на пособия без­работным, матерям-одиночкам, беженцам из развивающихся стран и некото­рым другим «льготным» группам населения. Пособия со временем достигли такой величины, что на них можно было безбедно жить (правда, безбедно по нашим меркам, а не по западным). Оттого многие получатели пособий и не стремились найти работу. Средний класс, который в западных странах составляет большинство населения и платит основную часть налогов, люто возненавидел живущую на пособия прослойку. Этой ненавистью умело вос­пользовались крупные корпорации, которые, естественно, боролись за сни­жение налогов для себя. Итогом стала так называемая консервативная рево­люция: почти на всех выборах в ведущих западных странах в 1979-1986 го­дах побеждали правые партии под лозунгами уменьшения вмешательства государства в экономику, снижения налогов и сокращения социальных рас­ходов.

Последствия «консервативной революции» у нас (а отчасти и на Западе) обычно преувеличивают. Резкого снижения социальных расходов там не произошло. В большинстве стран либерально-консервативным прави­

тельствам удалось добиться лишь прекращения их дальнейшего роста и очень умеренного сокращения. В области снижения налогов успехи кон­серваторов оказались большими, особенно в США, что и объясняет дли­тельный подъём американской экономики с 1983 по 1999 год (с небольшим перерывом). Однако, поскольку снижение налогов по масштабу сильно превзошло сокращение расходов государства, резко вырос дефицит бюдже­та. Пока доллар остаётся мировой валютой, это не ведёт к серьёзной инф­ляции, но всё же падение курса доллара очень ощутимо даже у нас в Рос­сии. Так что результаты консервативного поворота неоднозначны, но не­сомненным оправданием политики консерваторов служит тупиковый характер того взаимосвязанного роста государственных расходов и налогов, который наблюдался до «консервативной революции». «Сказка о налогах», написанная в 1976 году Астрид Линдгрен (у которой шведская налоговая служба вычла больше денег, чем писательница заработала), отражает тот абсурд, к которому способно привести увлечение идеей государства всеоб­щего благоденствия.

Но... всё вышесказанное о развитых странах не имеет решительно никако­го отношения к России! В нашей стране никаких избыточных социальных расходов нет и никогда не водилось. И тут Россия не одинока: из 192 незави­симых государств земного шара проблема чрезмерных социальных расходов возникала от силы в 20-25, а в остальных 170 её никогда не существовало. Напротив, в России — как и в большинстве стран мира — расходы на соци­альные нужды находятся на позорно низком уровне.

Вне всякого сомнения, российские налоги на малый и средний бизнес не­померно тяжелы. Однако львиная доля расходов государства у нас идёт от­нюдь не на социальные нужды! В российском госбюджете три основные от­крытые статьи и одна теневая. К открытым статьям относятся: 1) расходы на содержание самих чиновников; 2) расходы на силовые ведомства, число коих неустанно множится (помимо армии, МВД и ФСБ, это ещё Федеральная служба охраны, таможня, Госнаркоконтроль, МЧС и пр.); 3) уплата внешне­го долга. Теневой статьёй является откровенное воровство. Его размеры ог­ромны. Например, из денег, выделяемых на так называемое восстановление Чечни, при Ельцине разворовывалось от 40 до 60%, а при Путине крадут уже все 90% (подсчёт сделан советником Путина, отставным генералом МВД А. Аслахановым).

Таким образом, российское государство существует само для себя и не желает оказывать никаких услуг гражданам. Что расходы на воровство и на содержание колоссальной армии чиновников не относятся к произво­дительным, и доказывать не надо. Крайне низкий уровень боеспособности российской армии тоже очевиден — Чечня тому свидетельство. Что МВД не борется и не желает бороться с преступностью всерьёз (отдельные чест­

ные милиционеры и следователи обычно заканчивают свою карьеру уволь­нением, а иногда и посадкой) — опять-таки давно раскрытая «государствен­ная тайна». Об эффективности работы ФСБ после «Норд-Оста», взрыва в метро, якобы «случайного падения» самолётов и Беслана могут говорить только совсем бесстыжие защитники путинского режима. Госнаркоконт-роль (уже заслуживший неофициальное название Госкомдурь) прославился исключительно борьбой с ветеринарами, а отнюдь не с наркобаронами. То есть силовые ведомства в их нынешнем состоянии свои обязанности ни в самомалейшей степени не выполняют, хотя денег сосут немерено. Что же касается внешнего долга, то мы ещё в главе 2 выяснили, что это продукт коррупции прошлых лет: в большей части — советского времени, в мень­шей — 1990-х годов.

Так что главный вопрос в современной России — это вопрос об уничтоже­нии существующей государственной машины и замене её правовым государ­ством. Пока это не будет сделано, ни на какие изменения к лучшему рассчи­тывать не стоит.

ПОДЛИБЕРАЛЫ

Но — опять-таки скажут те, кто не разделяет авторский взгляд на сущест­во дела, — в 1990-х годах либералы стояли у власти, и ничего хорошего из этого не вышло!

Действительно, в российском правительстве с 1991 по 1998 год присут­ствовала группа людей, называвших себя «либералами». Сказать, будто они стояли у власти — значит многократно преувеличить их роль. Вполне очевид­но, что начальник личной охраны Ельцина Коржаков (коллега Путина по ре­меслу) обладал вдесятеро большей реальной властью, чем какой-нибудь Гай­дар. Но при власти такого рода люди и вправду состояли.

Однако о политических деятелях следует судить не по ярлыкам, а по по­ступкам. Если, к примеру, некая партия именуется «либерально-демократи­ческой», но её вождь — одновременно шут гороховый и явное орудие правя­щей клептократии, то ясен обманный характер названия. А ведь «либераль­ные реформаторы» 1990-х годов были «либералами» и «демократами» примерно в той же самой степени, что и сын юриста!

В русском переводе «Алисы в стране чудес» есть такой персонаж — Под-котик. Он утверждает, что когда-то был настоящим котиком, но ведь врёт, собака! По аналогии с Подкотиком российских «реформаторов» 1990-х го­дов уместно называть подлибералами. Они тоже порой пыжатся доказать, что когда-то были настоящими либералами. Врут конечно. В странах Вос­точной Европы политиков, сходных с нашими подлибералами (Чубайсом,

Б. Фёдоровым, Кохом, Шохиным, Улюкаевым, Гайдаром и т.д.), вообще-то, называли «коммунистами-реформаторами» и никогда не смешивали с насто­ящими противниками коммунизма. Там они сошли с политической сцены за год-два и в большинстве своём уже никогда на неё не вернулись. А те не­многие, кто позже вернулся к власти (как президент Польши с 1995 по 2005 год А. Квасьневский), действительно перестроились и, между прочим, на­учились бороться за голоса избирателей. Вот этого российские подлибералы никогда не умели и даже не пытались этому научиться! Они всегда вели борьбу только за благосклонность чиновников-клептократов. Причём всегда унижались перед ними и никогда не были свободными людьми. Уже поэто­му именовать их либералами нелепо. Ведь заимствованное из испанского языка слово «либерал» проиходит от исп. libertad и лат. Libertas, что в пере­воде означает «свобода».

Но почему во времена Ельцина подлибералы пользовались благосклон­ностью номенклатуры, а при Путине её утратили? Может, дело в личных вкусах и пристрастиях двух президентов? Вряд ли! Очевидно, дело просто в уровне мировых цен на нефть. В течение всего правления Ельцина цены на нефть стояли на низком уровне. Российская казна тогда действительно была полупустой, а воровать чиновникам хотелось, отсюда выклянчивание иностранных займов. (Конечно, при условии реальной борьбы с коррупци­ей и в 1990-х годах Россия могла прожить без иностранных кредитов. Но борьба с коррупцией в планы правящей верхушки, мягко говоря, не входила.) Однако для выклянчивания займов требовались «специалис­ты» этого дела. Под Ельцина, Черномырдина, Сосковца и прочих совково-номенклатурных деятелей даже такие законченные циники, как бывший президент США Клинтон, постеснялись бы выдавать кредиты. Это нанес­ло бы тому же Клинтону большой внутриполитический ущерб. Иное де­ло — подлибералы. Они не только выучили английский язык, но даже ос­воили экономический жаргон! Среднему западному избирателю, по обык­новению мало знающему о далёкой и загадочной России, таких людей можно было представлять как «реформаторов» и уверять, что «российских реформаторов» стоит поддержать, в том числе и деньгами. На деле лидеры Запада, очевидно, поступали совершенно цинично. Они владели более чем достаточной информацией, чтобы не верить в сказку о «либеральных ре­формах» в России. И если они давали кредиты российской клептократии, то лишь с целью навесить на «непредсказуемую» Россию возможно боль­ший внешний долг и с помощью этого нехитрого механизма держать её на коротком поводке.

Путину с ценами на нефть повезло гораздо больше. В последнее время они поднялись до самого высокого уровня с середины 1980-х годов, соот­ветственно и российская казна наполнилась до краёв. Золотовалютный за­

пас страны превысил 120 млрд долларов, огромной величины достиг и ле­жащий мёртвым грузом Стабилизационный фонд. Сегодня клептократии хватает возможностей для воровства и без всяких иностранных займов. Именно по этой причине надобность в подлибералах отпала! Они выпали в осадок. Один «непотопляемый» Чубайс ещё цепляется за свою долж­ность главного электрика, но его влияние на государственные дела нынче нулевое.

ЕЩЁ РАЗ О ЛИБЕРАЛИЗМЕ И СОЦИАЛЬНЫХ РАСХОДАХ

Но если доходы российского государства в последнее пятилетие неуклон­но растут, то социальные расходы продолжают сокращаться. Явление в своём роде небывалое! Ни одно вменяемое правительство так никогда не поступало. С чего бы это? Может, оттого, что экономические ведомства и при Путине возглавляют какие-то закоренелые либералы? Кроме шуток, такое «объясне­ние» некоторые наши соотечественники выдвигают не то чтобы серьёзно, но с серьёзным видом.

Однако несомненный факт состоит в том, что политика путинского режи­ма с каждым годом становится и всё более антисоциальной, и всё более анти­либеральной. Одно нисколько не противоречит другому!

С одной стороны, взвинчиваются жилищно-коммунальные платежи и уничтожаются — под лживым предлогом «монетизации» — социальные льготы. Это открытое объявление президентом и правительством войны пен­сионерам и инвалидам. Очевидно, что выживание этих людей противоречит видам правительства. А ещё ныне г-да Фурсенко и Свинаренко затеяли резкое сокращение научных учреждений (и научных работников) и официальное вве­дение платы в общеобразовательных школах. (Неофициально уже значитель­ная часть школ взимает деньги с родителей.)

С другой стороны, всевозможные поборы, которые чиновники и менты выколачивают из мелких и средних предпринимателей, тоже непрерывно растут! А показательное раскулачивание Ходорковского и Лебедева — сигнал для всего частного сектора: надеяться на правосудие нелепо, его просто нет. Тот, кто не хочет разделить участь владельцев ЮКОСа, обя­зан отстёгивать клептократам столько, сколько они захотят. Новейшее «достижение» в том же направлении — предоставление налоговой службе права взимать штрафы без суда. Тут уж не выдержал даже политический долгожитель Вольский, пользовавшийся влиянием при всех правитель­ствах, от Андропова до Путина. Даже он сказал, что отныне предпринима­телям придётся решать споры с налоговой службой исключительно путём взяток.

А налог на собственников жилья?! Эта мера одновременно и воинственно антилиберальная, и глубоко антисоциальная. Технология всецело заимствова­на у Сталина, который душил нэпманов в городах и единоличников в деревне заведомо непосильными налогами. Но при этом главная мишень данной пути­нской спецоперации — малоимущие граждане. Именно у них правительство решило отнять собственность.

И антисоциальные, и антилиберальные меры Путина преследуют одну и ту же цель — максимальное обогащение клептократии. Именно поэтому они и идут рука об руку.

Вполне закономерно, что проводящий антисоциальную и антилибе­ральную политику режим становится всё более авторитарным. Иначе и не может быть! Опыт африканских стран, особенно Нигерии, доказыва­ет хрупкость и неустойчивость квазидемократии. Неизбежно наступает момент, когда клептократы начинают панически бояться самой процеду­ры выборов. В России этот момент уже наступил. С редким цинизмом ис­пользовав трагедию в Беслане, Путин уничтожил выборность губернато­ров и право граждан выбирать депутатов от одномандатных округов. И на этом он не остановится. На очереди — введение назначения глав адми­нистраций всех уровней.

Оплакивать усопшую квазидемократию не стоит. Она этого не заслужива­ет. В какой-то мере демократическим силам будет даже легче бороться против открыто авторитарного режима. Больше не придётся, например, опровергать ложь коммунистической пропаганды о том, что демократы якобы близки к су­ществующему режиму и мало от него отличаются. Эта ложь теперь сама себя побьёт.

Вместе с ней неизбежно умрёт и другая ложь: что засевшие у власти сторонники сокращения социальных расходов — это якобы либералы, пусть даже второй или третьей свежести. В современной России все сто­ронники сокращения социальных расходов принадлежат к партии власти и являются яростными врагами либерализма. Достаточно вспомнить, как «Идущие вместе» уничтожали портреты Явлинского, В. Рыжкова и Хака-мады (хотя принадлежность последней к оппозиции вызывает большие сомнения). Те же самые силы выступают яростными защитниками вертика­ли коррупции и стоят за искоренение всех демократических свобод. А все либералы (так же как и демократы других оттенков) — противники клеп-тократического режима.

Причём не следует воображать, будто идея резкого сокращения соци­альных расходов импортирована с Запада подлибералами, после чего ус­воена и творчески развита правительством гэбешников. По свидетельству уже упомянутого Н.А. Косолапова, о необходимости резкого сокращения социальных гарантий говорили во многих высоких кабинетах ЦК КПСС

и Совмина СССР ещё в 1970-1980-х годах. Там твёрдо верили в то, что народ наш разленился и перестал работать. А как заставить его работать? Поставить в положение борьбы за выживание — и тогда уж придётся кру­титься! (Сами авторы этих предложений крутиться, понятное дело, не со­бирались.)

Так что эта идея вполне КПССовская и самобытная. А вклад подлибера-лов, которые все родом из КПСС, состоял лишь в том, что они использовали риторику западных либералов и консерваторов в условиях, нисколько не по­хожих на западные. Однако Путин и его гэбешное правительство доказали, что подобная риторика вовсе не обязательна. Сейчас доля расходов на здраво­охранение, образование, науку и культуру в госбюджете и ВВП упала гораздо ниже, чем она падала в 1990-х годах.

Но демократическим силам необходимо сделать чёткий и ясный вывод: в российских условиях нелепо противопоставлять хозяйственную свободу и социальную ответственность. В государстве, где бюджет служит почти иск­лючительно потребностям клептократии, нет предпосылок для конфликта между либералами и социал-демократами. Спорить им в нашей стране не о чем. Для обеспечения свободы предпринимательства необходимо уничто­жить клептократию. Для увеличения ассигнований на социальное обеспече­ние, здравоохранение, охрану природы, образование, науку и культуру необ­ходимо то же самое! Поскольку социальные расходы ныне составляют незна­чительную часть госбюджета, их рост в 2-3 раза вполне совместим со снижением налогов. Кстати сказать, то и другое будет стимулировать рост экономики.

ГЛАВА 9. УРОКИ ИСТОРИИ

Я всё чаще задумываюсь о том, что я буду делать за рубежом...

В.В. Путин

Автор книги «Почему Россия не Америка» посвятил свой шедевр отнюдь не проблемам истории, но он то и дело вторгается в область музы Клио. И каж­дый раз — невпопад. Некоторые из его «открытий» просто изумительны.

Вот яркий пример: «Они (армии Наполеона. — И.С.) били всех — и рус­ских, и англичан, и саксонцев, и австрийцев, и пруссаков, и янычар» (с. 251). Бедные саксонцы! Их-то за что побил не то Наполеон, не то г-н Пар-шев? Более преданного холопа, чем наследственный саксонский король, у На­полеона, пожалуй, не было. На самом деле французский император не только не бил саксонцев, но даже пожаловал своего венценосного саксонского холуя герцогством Варшавским (то есть усечённой Польшей). Заметим, что англи­чан Наполеон тоже никогда не бил. На суше британцы предпочитали воевать чужими руками, а на море английский флот всегда одерживал верх над фран­цузским. Правда, в самом конце наполеоновских войн британцы всё же вылез­ли на сушу. И битва при Ватерлоо закончилась не в пользу Наполеона

Но здесь г-н Паршев просто прибавил несколько лишних наций для крас­ного словца, а при желании он способен создать целый художественный образ: «Уходя оттуда (из Верхней Вольты. — И.С.), французские колонизаторы оставили там короля — ну, так, молодой человек, по моральным и интеллек­туальным качествам — что-то вроде Немцова или Бревнова, да и внешнее сходство было — тоже курчавенький. Жил он в основном во Франции, и госказну туда же забрал. Небольшая казна, примерно на "Мерседес" иже-не на леопардовую шубку...». Позднее «случился... в этой Верхней Вольте го­сударственный переворот. Король и казна остались в Европе уже насовсем, а к власти пришёл один армейский капитан» (с. 271).

Пожалуй, эти строки — одна из самых больших удач Паршева как худож­ника слова. Вот только короля в Верхней Вольте не было. Совсем. С момен­та провозглашения независимости в 1960 году Верхняя Вольта являлась рес­публикой. Естественно, что увезённая никогда не существовавшим королём во Францию казна, которой хватало только на «Мерседес» и леопардовую шубку, тоже чистый вымысел. Если кто-нибудь из читателей заинтересовался историей Верхней Вольты (с 1984 — Буркина-Фасо), советую прочитать кни­гу Л.А. Авдюниной[34]. Там не только изложены подробные сведения об этой эк­

ф-

зотической стране, но и рассказано, как сменяли друг друга путём военных пе­реворотов тамошние президенты. Упомянутый г-ном Паршевым армейский капитан Т. Санкара был среди них пятым по счёту.

Интересные сведения г-н Паршев готов сообщить и про Юго-Восточную Азию. Оказывается, в 30-40-х годах XIX века «именно англичане и создали опиумную зону "Золотого треугольника" в своих владениях в Юго-Восточ­ной Азии, специально для реализации в Китае» (с. 155). Вот какие нехоро­шие бывают империалисты! Насчёт их дурных качеств с г-ном Паршевым, по­жалуй, можно согласиться. Только вот «Золотой треугольник» расположен на территории Мьянмы (бывшая Бирма), Таиланда и Лаоса. Две последние страны английскими владениями вообще никогда не были. А ту часть Мьян-мы, которая входит в «Золотой треугольник», англичане захватили только в 1885-1886 годах, лет на 40-50 позже мнимого создания ими опиумной зоны. В действительности «Золотой треугольник» создан не в XIX, а в XX веке, и не британцами, а китайцами. Его отцы-основатели — китайские гоминьда-новцы, которые после поражения в 1949 году в гражданской войне с комму­нистами бежали в страны Юго-Восточной Азии и занялись торговлей нарко­тиками. Но эту ошибку г-на Паршева ещё можно считать мелкой. В конце концов, разве ещё Иван Александрович Гончаров во «Фрегате "Паллада"» не подчёркивал большое сходство между англичанами и китайцами? Так что эти народы нетрудно спутать друг с другом.

О самом Китае из книги «Почему Россия не Америка» тоже можно узнать немало нового. Например, просто леденят душу строки г-на Паршева о злодей­ствах всё тех же англичан против китайского народа: «Результатом были две "опиумные войны" 1840-42 и 1856-60 гг. и оккупация Пекина, падение ди­настии и распад страны на изолированные провинции, управляемые вою­ющими между собой генералами. Англичане отстояли своё право прода­вать в Китае опиум!» (стр. 155). Звучит как обвинительный акт против анг­личан. Но здесь смешаны события разного времени, правда с ложью пополам.

Англичане на самом деле вели две позорные опиумные войны против Ки­тая (вторую из них — совместно с Францией), но нам, русским, ругать их за это должно быть несколько неудобно. Дело в том, что именно в разгар второй опиумной войны Китай уступил России Приамурье и Приморье. Вряд ли китайцы пошли на это от хорошей жизни. Но если неприятель занял сто­лицу, почему бы не пожертвовать для спасения государства почти безлюдны­ми окраинами империи? Так, по-видимому, рассуждало китайское правитель­ство, когда пошло на территориальные уступки России за обещание содей­ствовать прекращению англо-французской агрессии.

Однако распад Китая на части с опиумными войнами никак не связан! Вто­рая опиумная война закончилась в 1860 году. Падение маньчжурской династии произошло в 1911 году, а распад Китая на части наступил после этого не сра­

зу, а в результате массового восстания жителей южных провинций против пре­зидента Юань Шикая в 1916-м. Это называется «в огороде бузина, а в Киеве — дядька!». Если связывать распад Китая на части с опиумными войнами, то с таким же успехом можно написать: нападение гитлеровской Германии на Советский Союз привело к его распаду на 15 признанных и полдюжины непризнанных государств. В обоих случаях между предполагаемой причиной и её якобы следствием — промежуток «всего» в полвека! Мелочь, по меркам г-на Паршева.

Совершенно новые и небывалые сведения наш идеолог сообщает и о Кана­де. Вот его подлинные слова: «Хотя Канада на карте выглядит довольно ком­пактной страной, реально люди там живут в двух разобщённых районах: восточном — у Атлантики и Великих озёр и западном — на Тихоокеанском побережье. По сравнению со всей территорией Канады — это крошечные пятачки, прижавшиеся к южной границе. В 30-е годы даже сообщение меж­ду этими регионами было только по территории США» (с. 43). Сказку о буд­то бы необитаемой центральной части Канады мы уже опровергли в главе 2. Напомним читателю, что именно срединные провинции Канады с континен­тальным климатом дают 80% сбора пшеницы и львиную долю продукции мяс­ного животноводства. Но вот зачем г-н Паршев прибавил ещё утверждение о том, что до 1930-х годов сообщение между западом и востоком Канады было только по территории США? Ведь не очень умно так откровенно садиться в лу­жу. Из энциклопедии Canadiana легко узнать, что первый поезд из Монреаля в Ванкувер по Канадской Тихоокеанской железной дороге (целиком проходя­щей по канадской земле) отправился в июне 1886 года. А «золотое звено», со­единившее восточный и западный участки этой дороги, уложили ещё 7 ноября 1885-го. Но, как видно, канадцы очень спешили успеть к красной дате, поэто­му ещё семь месяцев ушло на исправление недоделок. Энциклопедия Canadiana также откровенно сообщает, что эту дорогу построили в основном из «нацио­налистических» соображений — чтобы не зависеть от США.

КРОВОЖАДНАЯ «ФИЛОСОФИЯ» ИСТОРИИ

Но если рассуждения г-на Паршева об истории других государств в основ­ном смехотворны, то его подход к отечественной истории проникнут опреде­лённым, вполне последовательным мировоззрением. Это мировоззрение, по­жалуй, тянет даже на философию истории. Любимые герои г-на Паршева — Иван Грозный, Александр Третий и — кто бы мог усомниться? — Иосиф Кро­вавый. Эту «троицу» наш идеолог заимствовал у вождя КПРФ Г. Зюганова.

«В нашей истории был жестокий, Грозный царь, — повествует автор книги «Почему Россия не Америка». — За время его царствования было на­

сильственно лишено жизни не то три, не то четыре тысячи человек. Мно­гие из них — заслуженно. До сих пор и историки, и простые граждане спо­рят — можно ли его оправдать за это? Но споры спорами, а памятника это­му царю нет. Почему нет его изображения на монументе " Тысячелетие Рос­сии" — понятно, его устанавливали при царе-демократе Александре Втором, но почему вообще нет и не было памятника создателю России в её нынешних границах?» (с. 403-404). Какое безобразие! Даже памятник Соловью-разбойнику есть — его возвели на Орловщине по манию губернато­ра Строева. А памятника Ивану Грозному нет.

Начнём с границ. Восточная граница Московского царства в год смерти Ивана Грозного проходила примерно по нижней Оби и далее по Иртышу. Причём в Прииртышье русские ещё как следует не утвердились. Даже из «Ду­мы о Ермаке» можно узнать, что, пока «На диком бреге Иртыша / Сидел Ер­мак, объятый Дуней», его враги не дремали: «Кучум, презренный царь Сиби­ри, / Прокрался тайною тропой, / И пала грозная в боях, / Не обнажив мечей, дружина».

Дуня, как видно, сыграла в этих событиях роковую роль. Правда, в рыле-евском варианте в отличие от более логичного народного упоминается не Ду­ня, а Дума. Но это неправдоподобно! С Думой Ермак не то что не стал бы об­ниматься, а наверняка изрубил бы её в капусту, не разбирая фракций.

А далее на восток от Иртыша никаких русских владений на март 1584 го­да вообще не было. И это — нынешние границы России? А кому, какой дер­жаве г-н Паршев подарил всю Среднюю и Восточную Сибирь и Дальний Вос­ток в придачу?

Почитатели нашего идеолога говорят, что он-де патриот. Любопытно узнать: а сокращение территории России на востоке до Оби и Иртыша — это тоже патриотизм? Или просто действует нехитрое правило: кто много врёт — тот и патриот?

Итак, «создателем России в её нынешних границах» Иван Грозный не был. За что же ему памятник ставить? За взятие Казани? Но покорение Казанско­го ханства и кровавый штурм его столицы у современников вызывали неодноз­начное отношение. С одной стороны, русскому войску удалось разгромить го­сударство, для которого торговля русскими пленниками служила одной из главных статей доходов. А, с другой стороны, огромное количество жертв с обеих сторон при взятии Казани, обусловленное не в последнюю очередь приказом царя Ивана не брать в плен взрослых мужчин, придавало этой побе­де горький привкус. Вероятно, именно тогда родилась строчка из народной песни: «А Казань-город на крови стоит».

Что касается памятника в честь взятия Казани, то он был и есть (слава Бо­гу, даже Лужков его пока что не снёс и не сжёг), — собор Василия Блаженно­го. Конечно, это не памятник отдельно взятому большому начальнику. Соору­

жение памятников в честь определённых лиц вообще противоречило русско­му православному обычаю. Но храм можно считать памятником всем погиб­шим при взятии Казани. И главная идея собора Василия Блаженного — это идея примирения двух ещё недавно ожесточённо воевавших между собой на­родов. Отсюда подчёркнуто «восточный» стиль этого уникального памятника русской архитектуры.

А ещё какие-нибудь достижения у Ивана Грозного были? Можно припи­сать ему начало книгопечатания в России. Но два белоруса (Иван Фёдоров и Пётр Мстиславец), которые выпустили первые в Московском царстве печат­ные книги, скоро сбежали обратно в Польско-Литовское государство. Хотя православных там и затирали, а всё же «друкари» чувствовали себя в польских владениях в большей безопасности, чем под тяжёлой рукой православного Грозного царя.

Расселение русских казаков по Дону и Тереку, так же как и поход дружи­ны Ермака в Сибирь, на счёт царя отнести невозможно. Это низовая народная колонизация, которую власти отнюдь не направляли. Одной из главных при­чин переселения надо считать резкое ухудшение положения народа в старых, исконно русских областях. Бежали оттуда на окраины и тем более за пределы государства не от хорошей жизни!

Так за что ставить памятник Ивану Грозному? За злодейства опричников? За страшный разгром самим царём второго по числу жителей русского горо­да — Великого Новгорода? За сожжение Москвы крымскими татарами (1571), чего до опричнины не бывало уже больше ста лет? (Понятно, что «прогрессивное войско опричников»[35] умело воевать только со своим наро­дом, а не с неприятелем.) Или за проигранную Ливонскую войну? Не стоит за­бывать, что от полного разгрома в этой войне Россию спасла не регулярная армия, а псковичи, отстоявшие родной город от превосходящих сил Стефана Батория.

Но, быть может, Иван Грозный заслужил памятник за то, что просил поли­тического убежища в Англии? Вся его переписка с английской королевой Елизаветой Первой проникнута одной навязчивой идеей: в случае «крамолы» (то есть народного бунта) царь просил Елизавету пустить его в своё королев­ство. Очевидно, Иван Грозный нисколько не заблуждался относительно на­родного мнения о своей деятельности. Подобная переписка главы Российско­го государства с иностранной державой — явление в нашей истории уникаль­ное. Впрочем... Цитата из выступления нашего нынешнего первого лица поставлена в качестве эпиграфа этой главы недаром. Вполне возможно, что в недалёком будущем у нас найдётся глава государства, который осуществит мечту царя Ивана и на самом деле убежит за границу.

Народная оценка бурной деятельности Ивана Грозного сурова и беспощад­на. В сказке «Микитушка Добрыня», записанной от известной северно-рус­ской сказочницы Александры Михайловны Мелеховой[36], царь Иван Василье­вич отдаёт такой приказ: «От году до трёх лет всех ребят прирезать и подпи­сать на воротах, что тут казнены и пленены». А после выполнения приказа царь собирает пир на весь мир и хвастается: «Повыростил грозный царь Иван Васильевич двух сынков, сам пошёл в города казнить-пленить. А старший сын Иван Иванович пошёл пригород казнить-пленить. А младший сын Василий Иванович пошёл в сёла казнить-пленить».

Тут выясняется, что младший сын царя Василий (его очевидный прототип — исторический Фёдор) на самом деле не резал детей, а убивал только петухов и их кровью делал надписи на воротах. Царь велит казнить младшего сына, но того спасает дядя по матери — Микитушка Добрыня (у него тоже есть явный исторический прототип — боярин Никита Романович Юрьев). Грозному царю показывают отрубленную голову другого человека, но он думает, что казнён его сын. И начинает горевать об убитом царевиче. Иван Васильевич даже обещает полцарства, если кто-то сможет оживить его сына. Микитушка Добрыня гово­рит, что ему не нужна половина царства, а нужна неприкосновенность для каж­дого, кто перебежит в его вотчину. Царь соглашается, после этого Микитушка Добрыня показывает ему живого и невредимого царевича. Но наиболее показа­телен конец сказки: «Дак от грозного царя Ивана Васильевича перебежали к Добрынюшке Микитушке. Все перебежали — такой грозный был».

Так что народное голосование по оценке деятельности Ивана Грозного — пусть и в сказке — состоялось. И я как-то сомневаюсь, чтобы г-н Паршев про­голосовал бы ногами иначе, чем весь народ. Тоже сбежал бы к Микитушке Добрыне, как пить дать...

Александр Третий попал в компанию к Ивану Грозному и Иосифу Джугаш­вили, конечно, чисто случайно. Этот царь нисколько не походил на двух страшных кровопийц, с которыми его объединили г-да Зюганов и Паршев. Александр Третий принадлежал к тому разряду миролюбивых и недальновид­ных правителей-консерваторов, которые вызывают у многих смех своим недо­мыслием, но большинство подданных тем не менее устраивают. К тому же раз­ряду правителей можно отнести Л.И. Брежнева и Джорджа Буша-младшего. Пользы от таких «выдающихся деятелей» как от козла молока, но и вреда от них самих тоже никакого. Если вред и бывает, то от их окружения, кото­рое выходит на первый план, поскольку сами они управлять неспособны.

А вот Иосифа Кровавого стоит обсудить — слишком уж близок он к нам по времени.

АПОЛОГИЯ УСАТОГО ЛЮДОЕДА

Временами г-н Паршев начинает просто взахлёб прославлять «лучшего друга советских физкультурников». Например, экономика при сталинской ти­рании будто бы росла невиданными темпами: «Но экономика СССР доби­лась таких темпов, которые до сих пор в западных учебниках экономики приводятся как рекордные. Несколько превышали наши только показате­ли небольших азиатских стран, которые "накачивались" всем западным миром, и то в течение короткого времени. Этот рост советской экономики в 30-е - 50-е годы — неопровержимый факт, признанный всем миром, и странно, что у нас он не признаётся» (с. 257).

Насчёт некоторых западных учебников г-н Паршев, похоже, пишет правду. Что на Западе умеют, так это сдувать без всякой проверки сведения, которые со­общали официальные и официозные советские источники. Разумеется, чудовищ­ное враньё советской статистики не перестаёт быть враньём оттого, что его пере­писывает слово в слово и цифра в цифру какой-нибудь западный автор. Показате­ли военной промышленности и обслуживавших её потребности отраслей тяжёлой промышленности в сталинский период действительно выросли (правда, эффек­тивность работы этих отраслей оставалась низкой, что доказал 1941 год). Но этот рост происходил за счёт планового обнищания народа! Вот два характерных фак­та. Первый: в предвоенные годы огромный Советский Союз строил столько же жилья, сколько маленькая Голландия. То есть жильё строили только для «эли­ты», выражаясь изящным языком г-на Паршева. А «быдло» (то есть подавляющее большинство населения страны) должно было как-нибудь утрамбовываться в ба­раках и коммуналках. И второй показательный факт: в 1952 году СССР собрал меньше зерна, чем царская Россия в 1913-м, а в 1953-м собранный урожай достиг как раз уровня 1913 года Таков был рост советской экономики при Сталине!

А вот ещё один перл паршевского бесстыдства: «В 30-х годах у нас нача­ли реализовывать грандиозную систему дешёвого транспорта. Была спро­ектирована система судоходных каналов, которая охватывала всю терри­торию СССР и должна была доходить до каждого уголка. При Хрущёве идея была похоронена — при нём предпочли жечь топливо, истреблять природные ресурсы» (с. 75). Спасибо за откровенность! Выходит, что ист­реблять природные ресурсы плохо, а истреблять людей — хорошо. Что ж, ав­тор книги «Почему Россия не Америка» — достойный ученик Сталина в приз­нании цены человеческой жизни равной нулю. Ведь «дешёвые» судоходные каналы сооружены в буквальном смысле на костях. А.И. Солженицын оцени­вал число погибших на строительстве одного только Беломорканала в чет­верть миллиона человек[37]. При этом в хозяйственном отношении канал оказал­

ся совершенно бесполезен, да и для переброски военного флота непригоден — глубина-то всего 5 метров! Другие каналы, например Москва — Волга или Волго-Донской, может быть, экономически и были полезны, но строили их столь же варварскими методами, то есть загубили массу народа.

Столь же цинично рассуждает наш идеолог и о причинах обезлюдения рус­ской деревни: «А прежние жители (северной деревни. — И.С.) разъехались, кто в 30-е, кто после войны уже осел в городах, кто уже потом. Потянуло в город, что ж поделаешь, там можно работать от звонка до звонка» (с. 267). Эту ложь легко опровергнуть, если прочитать любое произведение летописца умирания северно-русских деревень — Фёдора Абрамова. Тогда мы узнаем, как не годами — десятилетиями власть отнимала последнее у загнанных в колхозы крестьян. Как голодные годы чередовались с полуголодными, но просвета не было. Как взрослые не имели никаких надежд сбежать от колхозного кре­постничества, зато убегали в города подростки до 16 лет, на которых ещё не распространялся паспортный режим. Как уже в 1960-х годах нормальной для северного колхозника считалась пенсия в 6-8 рублей (пусть рубли не ны­нешние, но эта пенсия всё равно была раз в 10 ниже тогдашнего прожиточно­го минимума). Только г-н Паршев о настоящих причинах бегства из деревни не скажет ни слова — его хозяева правду ему говорить не велели!

С КЕМ МЫ ВОЕВАЛИ ВО ВТОРУЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ?

Победу во Второй мировой войне г-н Паршев, конечно, тоже приписывает Сталину. Правда, с небольшими оговорками: «Как наше государство смогло собраться с силами в 1943 году, когда мы уступали соединённой Западно-Центральной Европе по населению вдвое, а по промышленности вчетверо? Да, конечно, был Сталин, кто спорит, но в 1941-то тоже был Сталин! Чего же не хватало? А Жареного Петуха!» (с. 406).

Если воспринимать эти слова буквально, то выходит, что в 1943 году Со­ветскому Союзу противостояла некая «соединённая Западно-Центральная Ев­ропа». Что же это такое? В состав «Западно-Центральной Европы», очевидно, нельзя не включать Великобританию, которая была союзником СССР. Далее, не надо забывать про нейтральные страны: Швецию, Швейцарию, Ирландию и Португалию. Испания тоже объявила себя нейтральной, но провозглашён­ный нейтралитет не соблюдала. Диктатор Франко послал в помощь Гитлеру на Восточный фронт одну добровольческую «голубую» дивизию. В то же вре­мя испанских эмигрантов, воевавших на стороне СССР, едва ли было сущест­венно меньше. Так что тут соотношение если не 1:1, то близкое к этому.

Г-н Паршев, по-видимому, включает в состав «соединённой Западно-Цент­ральной Европы» все оккупированные нацистской Германией европейские

страны. Всего таких государств насчитывалось 11: шесть — в Западной Евро­пе (Франция, Люксембург, Бельгия, Голландия, Дания и Норвегия) и пять в Восточной и Юго-Восточной Европе (Польша, Чехословакия, Югославия, Албания и Греция). Но могла ли гитлеровская Германия использовать жителей этих стран в качестве солдат? Отрицательный ответ на этот вопрос известен всем, кроме г-на Паршева. Правда, на Восточном фронте и в немецком тылу на оккупированной территории находились некоторые словацкие части, одна­ко никто не упомнит, чтобы они по-настоящему сражались против советской армии. Обычно словаки при первой возможности сдавались в плен, а затем многие из них вступали в сформированную на советской территории чехосло­вацкую армию Людвика Свободы. Отношение словаков к немцам очень нагляд­но характеризует факт сдачи в плен поварихе партизанского отряда в Белорус­сии целой словацкой роты. Просто словаки никого не могли найти, кому мож­но было бы сдаться, и случайно подвернувшаяся повариха их выручила.

Кроме словаков, немцы ещё пытались задействовать жителей Эльзаса и Лотарингии. Их провозгласили германскими гражданами и стали призывать в вермахт. Результат получился примерно тот же, что и со словаками. Эльзас­цы сдавались в плен при первой возможности и объявляли себя французами и сторонниками антигитлеровской коалиции.

Правда, были и другие французы, сотрудничавшие с немецкими оккупан­тами. В боях под Москвой зимой 1941/42 года на стороне Германии участво­вал некий французский добровольческий легион, но численность его не могла быть велика, поскольку этот «легион» составлял лишь меньшую часть немец­кой 7-й пехотной дивизии. Ещё немцам удалось направить на Восточный фронт один сводный датско-норвежский полк и один бельгийский батальон. Выходит, скажем прямо, не густо.

Так что вместо мифической «соединённой Западно-Центральной Европы» Советскому Союзу приходилось воевать против Германии (включая присоеди­нённую к ней Австрию) и её сателлитов — Италии, Румынии, Венгрии и Фин­ляндии. К числу германских сателлитов принадлежала ещё Болгария, но она отказалась воевать против СССР. По численности населения взятые вместе Германия, Австрия, Италия, Румыния, Венгрия и Финляндия уступали Совет­скому Союзу, но не намного. Однако насколько немцы могли положиться на своих сателлитов?

Итальянцев на Восточном фронте насчитывалось очень мало. В основном их били англичане в Северной Африке, а также югославские, греческие и да­же албанские партизаны. Во время североафриканской кампании 4 тысячи англичан однажды взяли в плен 20 тысяч итальянцев. И в войне против СССР боеспособность итальянских частей была не выше.

Румынская армия существенно уступала итальянцам и по технике, и по вы­учке, но обладала столь же «выдающимися» беговыми качествами. Во время

Сталинградской битвы советские войска за четыре дня (19-22 ноября) пол­ностью разгромили 9 румынских дивизий и частично — ещё 10. (Эти сведения не из советских источников, а из воспоминаний немецкого фельдмаршала Э. фон Манштейна, так что преувеличения тут быть не может.) Численность разбитых за четыре дня румынских войск лишь немного уступала численнос­ти окружённой в Сталинграде 6-й немецкой армии Паулюса, с которой потом пришлось воевать ещё больше двух месяцев. Так что приравнивать румынских солдат к немецким просто нелепо.

Венгрия воевала против СССР с большой неохотой. Правитель этой стра­ны М. Хорти при всём своём антикоммунизме нисколько не верил в победу Германии и сочувствовал западным державам, но боялся Гитлера. Те немного­численные венгерские части, которые участвовали в боях на Восточном фрон­те, в основном погибли или попали в плен в ноябре 42-го под Сталинградом. В 1943 — первой половине 1944 года венгерских войск на советско-герман­ском фронте практически не было.

Оставалась Финляндия. В том, что финны — отличные солдаты, советская армия убедилась на собственном горьком опыте зимой 1939/40 года. Посколь­ку население Финляндии в большинстве своём считало войну против Совет­ского Союза оправданной как реванш за сталинскую агрессию 1939 года, фин­ны и летом 41-го воевали хорошо. К началу сентября 1941 года они заняли практически всю ту территорию, которую считали своей, и остановились. В дальнейшем до лета 1944 года серьёзных боевых действий на советско-фин­ляндском фронте почти не было, если не считать взаимной заброски неболь­ших диверсионных отрядов в тыл противника. Советская 23-я армия, оборо­нявшая Ленинград со стороны Карельского перешейка, вообще в основном отдыхала. (По численности она очень сильно не дотягивала до армии, но это не имело значения из-за отсутствия здесь настоящих боёв.)

Так что проку от сателлитов для Германии было очень мало. Если числен­ность противостоявших друг другу на советско-германском фронте войск дли­тельное время оставалась примерно одинаковой, а временами небольшое пре­имущество имел противник, то дело тут не в использовании немцами людских ресурсов «соединённой Западно-Центральной Европы» — причины следует искать внутри Советского Союза. И тут придётся вспомнить и потерю пяти миллионов пленных в страшных «котлах» 1941 года, и стремительную окку­пацию немцами Белоруссии, почти всей Украины и ряда западных русских об­ластей уже в первые месяцы войны, и двухмиллионную «армию» зэков (из ко­торых очень многие мечтали попасть на фронт, да их не брали), а также десят­ки тысяч охранявших их вертухаев. К зэкам надо ещё прибавить сотни тысяч чудом выживших ссыльнопоселенцев из числа раскулаченных, которых на фронт тоже старались не пускать. И, конечно, нельзя не вспомнить пресло­вутую «дружбу народов», якобы утвердившуюся в стране победившего социа­

лизма. Эта «дружба народов» проявилась в высылке из родных мест за время войны восьми «подозрительных» национальностей: немцев, калмыков, крым­ских татар, карачаевцев, балкарцев, ингушей, чеченцев и турок-месхетинцев. При этом никто из них, кроме в очередной раз восставших чеченцев, не давал для этого никакого повода. Некоторые более многочисленные этносы не ссы­лали, но и в армию призывать боялись. Среди таджиков, узбеков и туркмен в армию взяли лишь около половины военнообязанных мужчин, да и тех чаще использовали не на передовой.

ПОЧЕМУ ГЕРМАНИЯ НЕ МОГЛА НЕ ПРОИГРАТЬ ВОЙНУ НА ИЗМОР

Но, может быть, Германия могла широко использовать экономические ре­сурсы сателлитов и оккупированных стран? Эту версию у нас широко пропа­гандировали в советское время, однако её следует считать сильным преувели­чением. Страны Восточной и Юго-Восточной Европы — от Польши до Гре­ции — не имели тогда сколько-нибудь развитой промышленности. Единственное исключение составляла Чехословакия. Однако чехи при всём своём неумении сражаться с оружием в руках — классные саботажники, дос­таточно вспомнить чешского национального героя — бравого солдата Швей­ка. И в годы Второй мировой войны земляки Швейка тоже были «на высоте». Вот характерный пример: во время одной из немецких бомбёжек Москвы ави­абомба упала на дом В.И. Даля (это рядом с зоопарком). И — не взорвалась. Сапёры начали её обезвреживать и обнаружили, что вместо взрывателя в бом­бу вложен чешско-русский словарь. Помимо саботажа, чехи ещё предостав­ляли убежище дезертирам, спасавшимся от службы в немецкой армии. К кон­цу войны таковых набралось несколько десятков тысяч человек, и почти все они прятались именно в Чехии.

Во Франции промышленности тоже хватало, но без большой пользы для немцев. Саботаж процветал и там. Но вдобавок французское Сопротивление полюбило взрывать опоры ЛЭП и устраивать диверсии на самих электростан­циях. Вряд ли нужно объяснять, что любому предприятию трудно работать при частом отключении электричества. Кроме того, среди французских предпринимателей нашлось некоторое число подлинных патриотов (без кавы­чек). Таков был Пежо, владелец знаменитого автозавода, который немцы пе­реоборудовали под военное производство. Под влиянием представителей анг­лийской разведки Пежо сам приказал двоим особо проверенным техникам взорвать собственный завод, что они успешно осуществили.

Наконец, в самой Германии промышленность далеко не процветала по той простой причине, что большинство мужчин трудоспособного возраста либо служило в армии, либо уже лежало в земле. Правители Третьего рейха пыта­

лись решить проблему за счёт заключённых в концлагерях и мало чем отли­чавшихся от них иностранных рабочих, которых угоняли в Германию из окку­пированных стран. Но из этой затеи по большому счёту ничего не вышло. Как отмечал гитлеровский министр вооружений А. Шпеер, производительность труда заключённого была в 6-7 раз ниже, чем вольнонаёмного рабочего. Дан­ных о производительности труда «остарбайтеров» у меня нет, но есть все ос­нования думать, что она мало отличалась от производительности труда заклю­ченных, ведь немцы и с ними обращались как с рабами.

И не стоит забывать, что с середины 1942 года англичане и американцы непрерывно и беспощадно бомбили Германию. Сбылось пророчество офице­ра германского Генштаба Клауса фон Штауфенберга, который ещё в 1936 го­ду писал, что в предстоящей войне у Германии не будет тыла. Уже в конце ле­та и осенью1942 года англо-американская авиация сравняла с землёй ряд го­родов Рура — важнейшего промышленного района Германии. В 1943-м союзники практически уничтожили Гамбург — второй по числу жителей не­мецкий город, и принялись за Берлин. Жертвы среди мирного населения ста­ли сравнимыми с потерями на Восточном фронте, а бегство из столицы всей верхушки Рейха не укрепило её авторитет. И сколько бы немцы ни прятали свою промышленность под землю, она и там не была застрахована от бомбо­вых ударов.

В общем, в 43-м Третий рейх уже околевал, а исход войны стал абсолютно ясен любому солдату с обеих сторон. Утверждение, что перелом в войне нас­тупил после Сталинграда, растиражировано советскими школьными учебни­ками, но не соответствует действительности. Окружение и разгром 6-й немец­кой армии Паулюса сыграли важную психологическую роль, однако не они ре­шили исход войны. В затяжной войне на измор Советский Союз неизбежно должен был победить Германию, а страны антигитлеровской коалиции — сло­мить державы «оси». Всё дело в том, что людские и материальные ресурсы стран антигитлеровской коалиции многократно превосходили ресурсы на­цистской Германии и её союзников.

Военные профессионалы вычислили исход войны ещё до Сталинграда. Так, в германском штабе сухопутных войск войну считали безнадёжно проиг­ранной уже в августе 1942 года. Именно с августа 42-го численность герман­ских вооружённых сил начала абсолютно сокращаться, возмещать потери на фронте было уже некем — людские ресурсы Германии оказались исчерпан­ными, и немецкие штабники, как профессионалы, пришли к выводу: исход войны предопределён. Тогда часть этих штабников решила перейти от ворча­ния по поводу безмозглости фюрера к конкретным делам и стала готовить убийство Гитлера и свержение нацистского режима. Но на это у них не хвати­ло пороху или, лучше сказать, гексогена. Ведь подрывному делу штабных офицеров не учили. Хотя справедливости ради надо сказать, что и от бомбы

Трешкова 13 марта 1943-го, и от бомбы Штауфенберга 20 июля 1944-го фю­рера спасало буквально чудо.

Но не ошиблись ли и немецкие штабники? Поскольку в войне на измор у Германии не было никаких шансов на успех, её поражение стало неизбеж­ным тогда, когда рухнули надежды на блицкриг. А это произошло в декабре 41-го.

ГЕНЕРАЛ МОРОЗ

Чтобы понять, почему в декабре 1941 года ранее непобедимую германскую армию стали бить, обратимся к книге одного из побеждённых в той войне — бывшего солдата вермахта Пауля Карелла[38].

По мнению немца, при 25-градусном морозе «дольше часа в окопе... не вы­сидеть ни одному живому существу. Имеется в виду, что это "существо" укута­но в меховой полушубок, на голове у него меховая шапка, руки в меховых ру­кавицах, а ноги — в меховых же унтах. Вот только у солдат 36-й мотопехот­ной ничего подобного нет и в помине». Дальше выясняется, что в сходных условиях находились и солдаты других немецких частей: «Офицеры и солда­ты ощущали острейшую нехватку зимнего обмундирования для ведения бое­вых действий и ночёвки в условиях сильнейших морозов на открытой мест­ности. И надевали на себя всё, что им попадалось под руку и что извлекалось из захваченных у русских в качестве трофея имущественных складов или с предприятий текстильной промышленности. Но такое "обмундирование" никак не давало выхода из сложившегося положения, поскольку от холода спасало плохо и к тому же делало солдат неповоротливыми, стало быть, ещё более уязвимыми для неприятеля. Вдобавок все эти многослойные одежды служили рассадниками вгрызавшимися в кожу вшей. Донимал не только хо­лод, но и голод. Сливочное масло на морозе становилось твердокаменным, его приходилось разрубать топором или строгать тоненькими пластинками, кото­рые можно было сосать как леденцы. Хлеб также разрубали топором, после чего разогревали на открытом огне. Последствия подобных способов пропита­ния выражались в эпидемиях кишечных расстройств. Роты таяли буквально на глазах — ежедневные потери в личном составе по причине обморожений и инфекционных желудочно-кишечных заболеваний превышали все мысли­мые потери в боях».

Плохо приходилось и лошадям, которых немцы кормили промороженной со­ломой с крыш деревенских изб. Животные гибли десятками. Но самое главное

— вышла из строя хвалёная немецкая техника: «Двигатели отказывались запус­каться на таком холоде. Катастрофически не хватало антифриза, вода в радиато­рах замерзала, разрывая систему водяного охлаждения двигателей. Из строя вы­ходило всё, что двигалось, — танки, автомобили, передвижные радиостанции. Давало осечку и оружие — застывала оружейная смазка. Никто загодя и помыс­лить не мог о том, чтобы своевременно обеспечить подвоз соответствующих сор­тов зимней смазки. Отсутствовала и специальная противозапотевающая смазка для окуляров оптических приборов — стереотруб, артиллерийских дальномеров, орудийных прицелов. Оптика слепла, приходя в негодность.

Не хватало практически всего, что было необходимо для ведения войны в условиях этой окаянной русской зимы».

Все свои победы немцы одержали благодаря танкам. Но если на то, чтобы завести двигатель танка, уходило по 10-15 часов, на что им оставалось рассчи­тывать?

Почему же армия не получала необходимые для неё вещи из Германии и оккупированных ею стран? «Да потому, что мороз не пощадил и немногие имевшиеся в распоряжении паровозы. Вместо положенных группе армий "Центр" 26 эшелонов снабжения ежедневно туда прибывали 8, от силы 10 сос­тавов. А большинство транспортных Ю-52 вследствие ужасающих морозов и отсутствия необходимых отапливаемых ангаров так и не могли подняться в воздух с полевых аэродромов Польши и Белоруссии».

И советским солдатам в ту исключительно суровую зиму приходилось тя­жело. Но у переброшенных под Москву сибирских и дальневосточных диви­зий тёплая одежда всё-таки была. К тому же, как отмечает П. Карелл, «совет­ские солдаты всегда получали кожаные сапоги на один-два размера больше — зимой в них можно напихать сена или газетной бумаги — самое эффективное и доступное средство сохранить ноги в тепле. И это прекрасно знал любой бы­валый солдат вермахта, сражавшийся на Восточном фронте. Но его сапоги, как и у его товарищей, к великому сожалению, были как раз по ноге». Поэто­му в немецкой армии редко встречались солдаты, которые не отморозили се­бе пальцы или пятки.

Теперь понятно, почему в сражении под Москвой немцев побили? Завое­вателям приходилось сражаться не только с советской армией, но и с русской зимой. И хотя советские генералы не отличались профессионализмом и про­должали допускать ошибки (особо забывчивым напомню, что всех наиболее толковых военных Сталин предусмотрительно истребил ещё в 1937-1938 го­дах), зато генерал Мороз своё дело делал исправно.

Так что советую читателю крепко задуматься, насколько справедлива ру­гань г-на Паршева в адрес русской зимы. Если после морозоустойчивых мон­голов нашу страну никто никогда не завоёвывал, то роль климата в этом не на­до преуменьшать. Причём при нашествии завоевателей Россия всегда получа­

ла помощь от небесной канцелярии. Зима 1941/42 года — исключительно су­ровая, причём морозы ударили необычно рано. Однако и зима 1812/13 года то­же оказалась чрезвычайно суровой, и сильные морозы наступили чуть ли не на месяц раньше привычных сроков. А ещё раньше шведская армия страшно измучилась на Украине зимой 1708/09 года. Таких лютых морозов на Украине, кажется, не бывало ни до, ни после.

И если жареный петух — чисто мифическая птица, то генерал Мороз — самый надёжный страж нашей государственной независимости. Правители у нас нередко бывают бездарными и безмозглыми, армия часто находится в уд­ручающем состоянии (именно так было в 1941-м, то же мы видим и сейчас), но любой пошедший на Россию завоеватель оказывается вынужденным сра­жаться с генералом Морозом. И всегда бывает бит!

ПОЧЕМУ НЕ СТОИТ ЗАБЫВАТЬ ПРО ТРЕТИЙ РЕЙХ

«Однако, — пожалуется иной читатель, — с чего это мы то и дело возвра­щаемся ко Второй мировой войне и к Третьему рейху? Стоит ли на это терять время? Ведь со дня разгрома нацистской Германии минуло уже более 60 лет!»

Это так. Но забывать об этой странице истории нельзя. Современная об­становка в России не позволяет. Вот, к примеру, М. Юрьев в своей «Крепос­ти России» откровенно призывает взять гитлеровскую Германию за образец. О г-не Паршеве этого нельзя сказать. Он отличается большей осторожностью или, может быть, большей стыдливостью. Но проектируемое нашим идеоло­гом изолированное от внешнего мира государство — поскольку речь не идёт о возврате к коммунизму — неизбежно приобретёт множество черт, сходных с Германией времён национал-социализма.

Припомним ещё, что известная часть чинов КГБ - ФСБ давно относится к Третьему рейху с большим сочувствием. Конечно, в фильме «Семнадцать мгновений весны» начальника гестапо Мюллера сделали симпатягой не слу­чайно, а намеренно. Этого хотели его советские коллеги. И такие организа­ции, как «Память» и РНЕ, без участия «искусствоведов в штатском» просто не появились бы на свет. (А вот нынешних скинхедов, похоже, уже никто не контролирует — даже компетентные органы.) Не забудем и про кумира многих наших «патриотов» г-на Лукашенко. Его любовь к «немецкому поряд­ку» гитлеровского образца общеизвестна. А то, что этот «порядок» привёл к сокращению населения Белоруссии на четверть, нынешнего белорусского правителя нисколько не смущает.

А нам помнить о преступлениях «тысячелетнего Рейха» и его скором и бесславном конце просто необходимо. Но поставим вопрос в более общей форме: кому полезны «сильная рука» и закручивание гаек?

СИЛА И ЖЕСТОКОСТЬ

Многие из наших сограждан искренне верят, что жестокое правительство и есть желанная сильная власть. Отсюда — обожание таких людоедов, как Иван Грозный и Иосиф Джугашвили. Они и им подобные якобы способны «навести порядок». На этих настроениях играют и г-н Паршев, и КПРФ во главе с оголтелым сталинистом Зюгановым, а в последние годы и с наиболь­шим успехом — «Единая Россия», руководимая ведущим специалистом по мо­чению в сортире.

Но точно ли жестокость — это проявление силы? Гораздо основательнее считать её проявлением слабости, страха и неумения думать при помощи го­ловы.

На примере царствования Ивана Грозного легко убедиться в том, что кро­вавый террор не делает государство сильнее. Несмотря на большие жертвы, длившаяся четверть века Ливонская война была бездарно проиграна. Но в ко­лоде у любителей людоедского «порядка» как будто есть козырной туз: побе­да СССР над Германией в войне 1941-1945 годов.

Почитатели каннибализма не помнят (но чаще делают вид, что не помнят), к каким внутренним изменениям в СССР привела война. Что ж, о некоторых вещах необходимо напомнить. Первое: с самого начала войны воинствующий атеист Сталин принуждён был отказаться от ленинской идеи полного уничто­жения религии и признать право церкви на легальное существование. Второе: существенно ослаб столь милый сердцу г-на Паршева железный занавес, кото­рым отгораживался от остального мира довоенный Советский Союз. Многих простых и непривилегированных советских граждан: инженеров, моряков, лётчиков — приходилось выпускать в капстраны, в основном в страну «жёл­того дьявола» — США. А на советской территории прибавилось иностранцев. Третье: на смену отбору кадров по преданности начальству и анкетным дан­ным пришёл отбор по способностям. Преданных холуёв Ворошилова и Будён­ного пришлось прогнать с руководящих постов в шею, а многих зэков из чис­ла военных (из наиболее известных — Рокоссовского и Мерецкова) выпустить на волю и назначить на командные должности. Я уж не говорю о самом значи­тельном за весь сталинский период ослаблении цензуры (положим, этот воп­рос волновал одну интеллигенцию).

Однако самое главное изменение, произошедшее в СССР в военные го­ды, — разрешение инициативы снизу. В период расцвета советского тоталита­ризма (1932 - июнь 1941) всякая инициатива снизу считалась наказуемой, и наказывали по большей части не выговорами, а сроками или стенкой. В во­енных условиях от таких порядков пришлось отказаться. В первые месяцы войны Сталин ещё пытался лично отдавать приказы каждому полку и даже не­которым батальонам. Но результаты не впечатляли. И тут даже до усатого людоеда дошло, что лучше предоставить военным самостоятельность. К тому же они (и даже сталинист Жуков) этого очень настоятельно требовали. В даль­нейшем рыжая и рябая личность ещё не раз издавала идиотские приказы (на­пример, совершенно дебильный приказ «Ни шагу назад!»), но фронт эти неле­пые распоряжения молчаливо игнорировал.

Так что войну с гитлеровской Германией наша страна выиграла не благо­даря, а вопреки тоталитарному коммунистическому режиму. Вкратце можно сказать так: победа в войне — заслуга народа, страшные, чудовищные потери (27 миллионов по официальному счёту) — «заслуга» режима. Огромные поте­ри в войне — это мера бездарности, безмозглости и слабости жестокой и кро­вожадной сталинской тирании. И если уж говорить о каком-то вкладе Стали­на и верхушки ВКП(б) в победу, то он состоял лишь в том, что они на время поступились многими из своих принципов. Хотя после окончания войны, ко­нечно, снова стали закручивать гайки.

Да, сейчас у нас принято восхвалять Сталина и его шайку. Коммунисты прославляют его открыто и бесстыдно, а партия власти — исподтишка и нем­ного застенчиво. Однако на предвыборных плакатах «Единой России» в 2003-м можно было увидеть ту же самую усатую харю, которая так вдохновля­ет коммунистов всех оттенков. А с тех пор Путин и К° обнаглели и в январе 2005-го уже без стеснения говорили об установке памятников палачу и убий­це № 1 в Москве и Белгороде.

Конечно, для страны и народа такое положение — позор. И пока любовь значительной части общества к сталинским убийцам не преодолена, нечего и надеяться на победу над современной клептократией. Ведь современные каз­нокрады, мошенники и бандиты — прямые и законные наследники убийц ста­линского времени.

О НРАВСТВЕННОМ СОСТОЯНИИ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА

Понятно, что массовое сочувствие к палачам и убийцам — показатель глу­бокого нравственного упадка общества. Но поразительно, что в современной России находятся люди, которые воображают, будто наша страна в её нынеш­нем состоянии вправе учить морали другие страны. Вот образец подобной де­магогии в исполнении г-на Паршева: «У нас порой воспринимали любовь Гитлера к животным и детям как лицемерие. Напротив, в его образе ярко проявилась именно мораль Западной Европы» (с. 403).

Ну, насчёт морали, чья бы корова мычала, а наша, российская, молчала бы. Напомню лишь, что по числу убийств в расчёте на 100 тысяч жителей Россия занимает второе место в мире, уступая лишь ЮАР. И не стоит думать, будто убийства у нас совершают в основном профессиональные «киллеры». Отнюдь

нет! На первом месте в нашей стране стоят внутрисемейные убийства, особен­но убийства жён мужьями. Да и многие другие преступления также соверша­ются на бытовой почве.

Преступники в России — это не какие-то находники, не заброшенные к нам парашютисты, а наши же люди. Они — естественное порождение клеп-тократического уклада. В разных странах и в разные эпохи подтверждается одна и та же общая закономерность: нравственное состояние общества в це­лом в сильнейшей степени зависит от морального уровня правящей верхушки («элиты», по г-ну Паршеву). Рыба всегда гниёт с головы. Но гниёт — вся.

И если в некотором царстве, некотором государстве — а именно в том, в котором мы живём, — установилась «власть воров» (М.Г. Делягин, устное сообщение[39]), то это не могло не отразиться на обществе в целом. Когда воров­ство процветает наверху, оно неизбежно и внизу. Припоминаю, как в 1990 го­ду на Овощной опытной станции в Тимирязевской академии закупили 200 мо­тыг, а уже через год не осталось ни одной — все мотыги переехали на чьи-ни­будь дачи. Это пример даже не мелкого, а мельчайшего воровства, зато ясно, что им занимался целый дружный коллектив.

К индивидуальному воровству наш народ не столь терпим, как к коллек­тивно-долевому. Здесь я наступлю самому себе на любимую мозоль и расска­жу про Л. Мы были с ней очень дружны, когда я уже поступил в вуз, а она ещё училась в выпускном классе школы. Л. мечтала стать ветеринаром и сильно переживала за несчастных собак и кошек. О своём опыте знакомства с реаль­ными ветеринарами она говорила с ужасом:

— Представляешь, мы попросили разрешения сходить в ветлечебницу. Ту­да пришла женщина с собакой. Они осмотрели, говорят: «Усыпить!» Женщи­на в слёзы, а им хоть бы что! И кто к ним ни придёт, они всем говорят одно и то же: «Усыпить!»

Тогда я ничуть не сомневался в том, что Л. станет прекрасным ветеринаром и будет до конца сражаться за жизнь каждой собачки и кошечки.

Но вскоре наши пути разошлись. Мы не виделись лет 12 и снова встрети­лись летом 99-го. При встрече оба очень обрадовались и заговорили с той сте­пенью откровенности, которая бывает только у старых знакомых.

Л. оказалась замужем за бизнесменом, хотя и не из особо богатых, но — бездетна. Я спросил, есть ли у неё дача; как сотрудник Института садоводства, я мог бы обеспечить её саженцами. Она ответила:

— Есть. В Рязанской области. Место там хорошее, только воруют часто.

— И кто ворует? Местные?

— Да нет, больше бомжи. Мы как-то одного вора поймали, — она очаро­

вательно улыбнулась кончиками рта, — так раздели догола, привязали к дере­ву и одежду натянули на голову. Только, — тут её лицо посерьёзнело, — он так и издох. Мы-то уехали, а его никто не отвязал. Хотя рядом шоссе, ма­шины идут потоком, и оттуда его было хорошо видно.

После этого наша беседа с Л. как-то быстро угасла. И больше мне не хоте­лось с ней встречаться...

Но ведь эта картинка из жизни наглядно отображает нравственный уровень современного российского общества! Страшен наш бессмысленный и беспо­щадный «суд Линча», который приговаривает мелкого воришку к медленной и мучительной смерти. Но ещё страшнее всеобщее равнодушие. Ведь Л. и её сообщники по самосуду, вероятно, всё же рассчитывали, что вора кто-ни­будь да отвяжет. Куда там! Всех волнуют только свои личные дела, в лучшем случае — дела своей семьи. На всё остальное — наплевать! Плюс постоянная спешка, когда нет времени оглядываться по сторонам.

Другой пример. Мой приятель К. — превосходный работник и примерный семьянин. Он также всегда готов помочь друзьям. Вообще, в частной жизни это в высшей степени привлекательный и симпатичный человек. Но как-то в конце того же 1999 года мы с ним разговорились про начавшуюся тогда вто­рую чеченскую войну. Я, конечно, сказал несколько неласковых слов про на­ших власть имущих и думал, что и К. того же мнения. По старой памяти (в ав­густе 91-го мы находились по одну сторону баррикад) мне казалось, что наши оценки происходящего должны совпасть. Не тут-то было!

— Всех чеченцев нужно истребить, — со спокойной решимостью произ­нёс К.

— Как это? — моя челюсть отвисла.

— А вот так. Я не хочу, чтобы моего сына послали в Чечню, когда он вы­растет (его сыну незадолго перед тем стукнуло три года. — И.С). А если ко­го-нибудь из них оставить, то эта война никогда не кончится.

И потом ещё кто-то удивляется, почему великое множество стен и заборов в нашей стране разрисовано свастиками! Конечно, скинхеды — это просто поросята. Но этих поросят воспитывают в духе свинства взрослые и по всем внешним признакам добропорядочные граждане.

А отношение россиян к коррупции — как оно проявляется на избиратель­ных участках? Возьмём в качестве примера столицу нашей Родины — Моск­ву. Что, разве кто-нибудь из москвичей верит в честность столичного город­ского головы Ю. Лужкова? Да нет никакого сомнения в том, что число счита­ющих градоначальника неподкупным бессребреником составляет 0,0%. Но это ничуть не помешало Лужкову получить на последних городских выбо­рах 74% голосов. Да, значительная часть избирателей не голосовала. Нельзя также исключать того, что несколько процентов г-ну мэру приписали услуж­ливые лакеи из избиркомов. Однако все эти соображения не отменяют того

постыдного для нас факта, что Лужков действительно победил на выборах. И из активных избирателей его действительно поддержало подавляющее боль­шинство.

Понятно, что Москва в этом отношении не одинока. По всей России кар­тина примерно одинакова. Избиратели готовы голосовать за ведомых воров, если они слывут «крепкими хозяйственниками». От этих пресловутых креп­ких хозяйственников наша загадочная русская душа мечтает получить чисто конкретные и сугубо материальные подачки. Изредка эти надежды сбываются, гораздо чаще избиратели бывают обмануты. Но до последнего времени они проявляли готовность обманываться снова и снова. И лишь теперь (писано в январе 2005-го) положение, похоже, начинает меняться.

А ПРОЧНА ЛИ НЫНЕШНЯЯ ВЛАСТЬ?

Внешне теперешняя российская власть выглядит куда прочнее, чем в 1990-х годах, при Ельцине. И рейтинг у Путина, как утверждают социологи, обалденный. (Только смущает, что мне, например, упорно не встречаются представители обожающего Путина большинства. Кого из знакомых ни спро­шу, все его терпеть не могут.) И всё телевидение вместе с большинством ради­останций и газет открыто выполняет заказ власти. И все областные, краевые и республиканские чиновники выстроены в общую вертикаль воровства. И так называемые олигархи (плутократы) утратили всякое политическое влияние и низко кланяются всемогущим ленинградским гэбешникам (надо полагать, и деньги при этом суют немалые). И в Думе оппозиционных депутатов оста­лось человек семь, не считая компартию (а её всерьёз за оппозицию и считать нельзя, скорее, это последний резерв партии власти, каким оказалась украин­ская компартия в ходе недавних украинских событий). И всё-таки наши пра­вители дрожат и трепещут. Отмена губернаторских выборов и выборов депу­татов по одномандатным округам произведена от страха перед народом — ни по какой другой причине.

И ведь им есть чего бояться! Уж очень малочисленны те слои (клептокра-тия, лутократия и плутократия), которые заинтересованы в сохранении ны­нешнего уклада. Слишком очевидна противоположность их интересов интере­сам большинства народа. И очень слаба организованная опора власти.