Чтобы иметь деньги, маленький человек стоит перед трудным выбором. Либо он должен взломать банк, либо ему придется взять в нем кредит.
Для израильтян дело обстоит проще: у нас нужно взломать банк и уже тогда взять в нем кредит.
Все началось с того, что я получил от Вайнреба чек на 16 фунтов, выписанный на отделение Национального банка. Я приехал туда и предъявил чек служащему.
Тот кинул беглый взгляд на чек, потом еще один, скосился на мгновение на выписку со счета Вайнреба и сказал:
— Все в порядке. Получите деньги в кассе.
Я подошел к окошечку и сказал.
— Шалом.
— Что вы хотели? — спросил кассир.
— Деньги, — честно признался я.
— Пожалуйста, — сказал кассир, открыл сейф и приволок целую охапку банкнот.
— Что это? — спросил я.
— Я сделал то, что вы требовали. При вооруженном ограблении банка я не оказываю никакого сопротивления.
Звонкий смех, которым я разразился, его заметно озадачил.
— Ха-ха-ха, — передразнил он меня. — Очень смешно, да? Это уже мое пятое ограбление за месяц.
Я попытался объяснить ему, что у меня нет с собой никакого оружия, мне просто нужны деньги.
— Господин Зингер, — подозвал кассир другого служащего. — Пожалуйста, подойдите на секунду. У нас тут какой-то путаный грабитель.
— Иду-иду.
Г-н Зингер принес еще штабель банкнот.
— К сожалению, сегодня в сейфе больше нет. Только в пятницу, когда супермаркеты сдадут выручку. Кстати, а почему у вас на голове нет чулка?
— Потому, что это щекотно.
Возникла щекотливая ситуация. Вокруг меня столпились любопытные, бурно обсуждающие между собой происходившее. Один устремился к двери, где его ждала жена:
— Уводи детей, скорее! Тут ограбление!
Все еще лежали вокруг меня стопки банкнот, все еще пытался я объяснить г-ну Зингеру, что я не это хотел забрать.
— Пожалуйста, заберите, пожалуйста, заберите, — уговаривал меня г-н Зингер. — Мы застрахованы.
Как я выяснил, только на прошлой неделе две девушки с отвертками ограбили филиал банка в Яффо, и тамошний управляющий предупредил Зингера, что он — следующий. С того момента он держал наготове большую сумму наличных. "Это для обслуживания соответствующих клиентов израильских банков, — говорил он не без гордости. — Мы, между прочим, разработали и определенные мероприятия, по которым должны в таких случаях вести себя клиенты. Они работают, как часы".
Между тем, посетители, действительно, ушли в укрытие, легли на пол и там обслуживались банковским служащим. А потом на всех четырех уползали к выходу. Вместо них на всех четырех приползали следующие.
— Раньше, — продолжал г-н Зингер, — ограбления банков проходили как-то по классическому образцу. Грабители были в масках, делали предупредительные выстрелы, орали, грозили. Сейчас все стало цивилизованно, и израильские банки очень благодарны за это. Только несколько дней назад Барклай-банк был облегчен на 100000 фунтов двумя мужчинами, вооруженными всего лишь велосипедными насосами, а в банке "Леуми" кассира ограбили с помощью всего лишь надкушенного мороженого. Сработало. Вчера на Дисконт-банке в Хайфе появилось объявление с предложением грабителям проводить налеты в летние месяцы только по понедельникам, средам и четвергам.
— Вот бюрократы, — вставил я.
— Вы неправы, — возразил Зингер. — Это ситуация, о которой Теодор Герцль не мог и мечтать. У нас сейчас свои собственные уголовники. Мы, наконец, стали нормальным народом. Батя, — обратился он к своей секретарше, — вы позвонили в полицию?
— Да — ответила Батя, жуя жевательную резинку. — Но номер занят.
— Ну, и ладно, — сказал Зингер.
Пока я пересчитывал деньги, я справился у Зингера, почему тут нет тревожной сигнализации. Из-за шума, объяснил Зингер. Недавно в соседнем банке во время ограбления звонки сигнализации громко трезвонили целый час, и этот шум довел до обморока нескольких служащих.
— А где же ваша вооруженная охрана? — продолжал допытываться я.
— Да где-то снаружи. В это время наш генеральный директор собаку выгуливает. В это время он, конечно же, должен быть с охраной.
Между тем кассир запихал охапки банкнот в два маленьких чемоданчика и спросил меня, где я припарковал свой угнанный для отрыва от погони автомобиль.
На улице меня окружили давно ожидавшие прохожие, которые хотели послушать предупредительные выстрелы. Они предложили мне прикрыть лицо хотя бы носовым платком и не ухмыляться так тупо.
Я быстренько раздал парочку автографов и предпринял попытку втащить оба чемодана с деньгами обратно в банк. Зингер упорно сопротивлялся.
— Не обязательно, не обязательно. Мы уже оповестили центральный офис и страховую компанию. Давайте без сложностей. Можете подождать, конечно, пока прибудут люди с телевидения.
Но на это у меня, к сожалению, не было времени. Я попрощался с Зингером дружеским рукопожатием и поехал к ближайшей бензозаправке.
— Сколько? — спросил служитель.
— Полный, — ответил я.
Служащий открыл мой багажник и свалил туда все деньги, что у него были.
— Вам нужна расписка? — спросил я.
— Спасибо, не надо. Я застрахован.
Как жаль, думал я по дороге домой, как жаль, что у нас сейчас в стране инфляция. Когда уже мы, наконец, станем настоящим народом.
— Что, — так обратился министр финансов в тот знаменательный вечер к сотрудникам своего аппарата, — что сегодня подорожало?
— М-м-м, — уклончиво ответил начальник аппарата, — сегодня, м-м-м, сегодня ничего.
— Послушайте, Н.А., - нетерпеливо прервал министр, — для ваших дешевых шуток мое время слишком дорого.
— Но это не шутка, — заявил Н.А. — Сегодня цена ни один товар не выросла. Понятия не имею, что происходит. Цены со вчерашнего дня словно заморожены. Видимо, в механизм где-то попал песок. Но если это так важно, я готов взять персональную ответственность за это на себя. Потому прошу вас, г-н министр, принять мою отставку.
Министр побледнел. С минуту он сидел, глядя на индекс цен, потом ударил кулаком по столу.
— Черт побери! И это вы мне говорите только сейчас, перед концом рабочего дня?
— Мы все до последней минуты надеялись, что хоть какая-нибудь цена вырастет, — оправдывался начальник аппарата.
Министр трясущимися руками взялся за телефон.
— Алло, министерство торговли? Как у вас с сигаретами?
— К сожалению, — заявили ему, — повышения бывают только к выходным.
— А как с солью?
— Завтра.
— Картофель?
— Уже позавчера повысили.
— Куриные глаза?
— Пять дней назад.
— Занятия по плаванию?
Но министр не стал дожидаться ответа. В паническом страхе он посмотрел на часы, и воскликнув: "Осталось только полчаса!" — выскочил из здания, вскочил в служебный автомобиль и помчался с мигалками и сиреной в министерство связи.
— Умоляю вас, повысьте хоть на что-нибудь. Телефонные переговоры, конверты, что угодно. Речь идет о жизни или смерти.
— Охотно, — ответили ему, — но сегодня уже слишком поздно.
— К сожалению, сегодня не получится, — звучал ответ электрических сетей. — Цену на нефть понизили на 8 центов.
В музее текстиля также покачали головой. "Ничего не поделаешь, ваше превосходительство. Приходите через месяц-другой…".
За эти полчаса министр постарел на год. Он вернулся назад, в бюро и вызвал к себе начальника аппарата.
— Сообщите в прессу, — приказал он, — что, принимая во внимание, с одной стороны, растущие цены на сырье, а с другой стороны, их влияние на удорожание конечной продукции, мы вынуждены поднять цены на отдельные продукты на 14 процентов. Подробности сообщим в самое ближайшее время.
Начальник аппарата поспешил в свой кабинет, чтобы передать сообщение в прессу, а министр с облегчением откинулся на спинку своего кресла, выдохнув:
— Ну, слава Б-гу. По крайней мере, мы избежим паники среди населения.
Ввиду нынешнего перепроизводства налогов, пошлин, процентов за кредиты, пени, доплат, надбавок и новых пошлин израильтяне должны все больше работать, чтобы обеспечить прежние размеры доходов. Вот данные одного из опросов, проведенных частным институтом по изучению рынка:
К.Л. Основная профессия: инженер. В свободное время продает лотерейные билеты. Его супруга профессионально штопает чулки. В обеденный перерыв поет в хоре городского радио.
К.Н. Основная профессия: кассир. Уже 37 лет работает в своей фирме. До полуночи подрабатывает акробатом, с полуночи до 8 утра — ночным сторожем. Время от времени извиняется на работе в бюро за свои желудочные коликами и сидит дома — шьет рубашки.
А.П. Основная профессия: эксперт по Библии. Во второй половине дня работает летчиком-испытателем. Продал миссионерам двух своих сыновей и дочь. Танцует на свадьбах. Изучает взлом сейфов.
Т.А. Занимает высокую должность в финансовом управлении (класс налогообложения 1[25]). Вечерами работает лифтером. В своих служебных помещениях вывинчивает лампочки и продает их. В отпусках занимается шпионажем в пользу вражеских сил.
Рассуждение ответственного государственного мужа звучат так:
— Мне еще нет и 60 лет, так что я молодой политик, — говорит некий парламентарий. — Если ничего не случится, я смогу еще 15 лет занимать свою высокую должность. По компетентным расчетам, экономика моей страны развалится только тогда, когда государственный долг, включая проценты и проценты на проценты достигнет 45 миллиардов долларов. Это значит, что я за время своего 15-летнего пребывания в должности смогу занимать у банков, американцев и барона Ротшильда ежегодно по 3 миллиарда, чтобы инвестировать их в мой авторитет. А затем экономика моей страны с оглушительным грохотом рухнет в течение двух минут по завершении моего успешного правления, то есть, после передачи должности моему идиоту-преемнику.
Одним особенно жарким летним днем я лежал в ванне и представлял себя белым медведем. Звонок в дверь прервал мою полярную экспедицию. Поскольку самая лучшая из всех жен ушла за покупками в полностью кондиционированный супермаркет, мне пришлось преодолеть субтропическую истому и открыть самому.
У двери стоял необъятных размеров судовой контейнер. А рядом с ним — изможденный человечек, давно не видавший хороших деньков, маленький и бедный, как черт.
— Добрый день, — сказал бедный черт. — Помидоров не желаете?
Именно ими был полон до краев контейнер. Чудесными, спелыми помидорами.
Хотя, судя по запаху, немного переспелыми.
— Вы, наверное, удивлены, что я вам предлагаю помидоры, — отреагировал бедный черт на мой скривившийся нос, — да к тому же помидоры сейчас тоннами гниют на мусорных свалках. Ну, так знайте, что вы не понимаете сути нашей макро-политики.
— Поясните.
— Охотно. Вы, наверное, полагаете, что в этом году можно купить любое количество помидоров, потому что сельское хозяйство произвело их великое множество. Но тот, кто даст себе труд задуматься, ужаснется над следующим годом.
— Почему?
— Можете вы представить хотя бы одного крестьянина, который после такого катастрофического перепроизводства будет еще сажать помидоры? Я — нет. В следующем году помидоров не будет ни за деньги, ни за уговоры. За один единственный такой вот великолепный фрукт будут друг другу головы проламывать. Но вы и ваша небольшая семья будете наслаждаться завидным счастьем и личным благополучием, так сказать, в витаминном Ноевом ковчеге, поскольку отложили в запас достаточное количество этого красного золота. Господи, да неужели вам невдомек, что предлагает вам судьба? Надежность! Жизнь в изобилии! Чистый рай! Ваша верная госпожа супруга будет вам благодарна до последнего вашего вздоха. Ну, так как?
Он и впрямь заставил меня задуматься.
— Простите, — вовремя спохватился я, — дайте мне с килограмм, но из тех, что получше. Мне надо подумать и об остальных клиентах.
Но в это судьбоносное мгновение сработал мой инстинкт самосохранения.
Времена любви к ближнему прошли. Пусть другие о себе сами позаботятся. Для меня же моя семья превыше всего.
— Я покупаю весь контейнер, — горячо вскричал я. — Сумма значения не имеет.
— Сделаем 2000 фунтов, — сказал бедный черт и вылил все содержимое в цветочный сад перед нашим домом. Верхние помидоры достигали второго этажа. Я заплатил наличными и рыночный психолог ушел с пустым контейнером.
Вскоре пришла жена и все разложила по своим местам.
Израильские женщины ничто не ненавидят так сильно, как свои домашние обязанности, из-за жары, работы и вообще. Даже матери предпочитают плохо оплачиваемую, напряженную работу, чтобы на заработанные деньги нанять домохозяйку, только бы самим не заниматься домом. Самое лучшее решение, конечно, если две женщины договорятся за одни и те же деньги заниматься домашним хозяйством друг у друга.
Я сидел в одиночестве в нашем излюбленном кафе. Через некоторое время появился Йоселе. Он заметно спешил.
— Не хотел бы ты принять участие в одной выгодной сделке? — спросил он, даже не присев.
Я мгновенно согласился и захотел узнать подробности.
— Об этом мы еще поговорим, — ответил Йоселе. — Позвони мне через четверть часа, и мы посидим где-нибудь в другом ресторанчике.
Через четверть часа я позвонил, и еще через десять минут встретился с ним в другом ресторанчике. Он заверил меня, что с проведением этого мероприятия связаны серьезные люди, а спонсор не имеет никаких сомнений в успехе. Осталось выяснить только пару мелочей, тут-то и подумали обо мне. Мы должны, намекнул Йоселе, как можно скорее встретиться снова и все досконально обговорить. Он ждет моего звонка.
Я был не то, что заинтересован, — я был заинтригован. Такое случается не каждый день. Писать смешные рассказы в газету — это конечно, хорошо. Но если однажды серьезные люди начинают серьезные дела, появляется, наконец, шанс сделать большие деньги, и тут уж не надо зевать. После моего следующего звонка к Йоселе встреча всех партнеров была назначена в баре "У Бени".
В баре "У Бени" Йоселе познакомил меня с адвокатом д-ром Чапски и предпринимателем по имени Кинерет. Разговор касался непосредственно сути дела.
— Мы не должны больше медлить, — постановил д-р Чапски. — Иначе мы опоздаем. Предпосылки для такой сделки в Израиле в данный момент весьма благоприятны. Но ведь никогда не знаешь, как поведет себя рынок.
— Вы правы, — подтвердил я. — Но о чем мы говорим?
Г-н Кинерет охотно дал мне справку.
— Мы говорим об одном весьма значительном деловом вопросе, который надо тщательно спланировать, поскольку он, как всякий бизнес, связан с известным риском. Поэтому я предлагаю, чтобы мы для начала хотя бы проверили все индивидуальные аспекты этого дела. Тогда можно будет сразу и начинать.
— Что? — спросил я.
— Запланированную сделку. Кто из присутствующих возьмется за эту задачу?
Йоселе доказал мою готовность. Другие согласились. Я должен все основательно просмотреть и о результатах проинформировать Йоселе. Тогда можно будет опять собраться и потолковать.
Я немедленно взялся за дело, поговорил с различными людьми и расспросил их, что они думают об этом деле. Они намекнули, что в настоящее время было бы целесообразно заняться и иными многообещающими проектами. Так что лучше бы организовать независимый обмен мнениями, отметили они.
Я позвонил Йоселе, и мы договорились провести нашу внутреннюю конференцию в холле большой гостиницы.
Наши партнеры хотели для начала выслушать мои впечатления.
— Все это выглядит неплохо, — доложил я. — Если конкретизировать суть проблемы, то, прежде всего, нам нужно прояснить, чего мы хотим. Так что же мы хотим?
— Мы хотим, — сказал Йоселе, — прежде всего получить необходимое финансирование. Это самое важное.
Д-р Чапски поддержал его:
— Верно. А что касается сделки, то можно сказать только одно: чем раньше, тем лучше.
Г-н Кинерет поинтересовался моим мнением о ближайших перспективах наших намерений. Я сказал, что нам следует обдумать все наши возможности, чтобы подстраховаться.
Д-р Чапски кивнул:
— Я считаю это наилучшим вариантом. Но только не торопиться.
— Абсолютно с вами согласен, — подтвердил Йоселе.
— Тогда можем считать наше сегодняшнее заседание закрытым, — сказал г-н Кинерет.
— А о чем, собственно, речь? — спросил я.
Но ответа я не получил. В страшной суете местом следующего заседания было выбрано пляжное кафе "У Линды", а если до того произойдет что-нибудь непредвиденное, то решено было созвониться по телефону. Но я в любом случае должен позвонить Йоселе. Но я ему больше не позвонил. Мои нервы не выдержали.
* * *
Вчера вечером я увидел Йоселе в кафе "У Густи" за одним из столиков. Он оживленно беседовал с каким-то незнакомцем, однако, сразу же подошел ко мне.
— Ты куда, к чертям, запропастился? Ты же не можешь так просто выйти из дела в самом его разгаре. Почему ты не пришел на встречу в пляжном кафе?
— Ну, и что, Йоселе, — возразил я устало. — Что бы это дало?
— Что? Это я тебя должен спросить. Тогда каждый из нас получил бы по 4000 фунтов навара.
— От чего?
— От нашей сделки.
— А о какой сделке идет речь?
— Ну, до этого мы еще не дошли, — фыркнул Йоселе. — Это как раз и следовало установить. Главное, чтобы дело сдвинулось.
Я молча поднялся, зашел в телефонную будку и позвонил в больницу "Хадасса". Наше дело захромало, сообщил я. Это известно, засвидетельствовала больница. Но в данный момент у них нет ни одной свободной машины "скорой помощи".
Каждая страна имеет определенные способы производства, отличающиеся определенными характеристиками. Практичная упаковка свойственна американским продуктам, точная работа типична для Швейцарии, по низким ценам узнают корейцев.
В Израиле же существует производственный признак, который можно сформулировать так:
"Израильский производитель физически и духовно, особенно в строительном деле, не в состоянии завинтить то количество шурупов, которое совпадает с количеством отверстий, предусмотренных для завинчивания шурупов".
Иначе говоря, с момента создания государства Израиль не было еще израильского производителя, когда-либо завинтившего необходимое количество шурупов. Вместо трех шурупов он берет два, а то и вообще один.
Почему?
Международные специалисты усматривают причину в гипертрофированном самосознании высокоорганизованного израильского рабочего, который убежден, что два еврейских шурупа столь же хороши, как три нееврейских. Исследователи глубин души, особенно, последователи Юнга[26], возводят истоки этого двухшурупного таинства к "Вечному жиду", то есть к глубокому скепсису наших постоянно преследуемых, вечно странствующих, угнетенных предков, не веривших в длительность материального бытия.
Как правило, отсутствующий шуруп всегда средний. Образец выглядит примерно так:
% % %
Чаще всего этот вариант встречается на еврейских дверных петлях, как квартирных, так и шкафных. Ему нельзя отказать в известной симметрии и декоративной уравновешенности. Поскольку отклонение влево решительно указывает на душевную неуравновешенность:
% % %
Такое часто можно обнаружить на радиоаппаратуре, CD-плейерах и на креплениях к стенам кухонного оборудования.
Третья форма более присуща молодой израильской автомобильной промышленности, в том числе и недоступным обычному взгляду частям двигателей, где она улавливается только испытанным ухом по ритмичному постукиванию незакрепленных металлических деталей. Это состояние можно обозначить как "моно-шурупизм":
% % %
Основательное исследование, проведенное при государственной поддержке, показало наличие лишь небольшого количества трех отверстий, которые были снабжены всеми тремя предусмотренными шурупами. Недавно на одной фабрике оружия в Верхней Галилее был обнаружен вражеский шпион, который выявил себя тем, что ввинчивал шурупы во все имеющиеся для них отверстия. Я сам провел сложный аналитический эксперимент в одной столярке в Яффо. Я наблюдал за хозяином при монтаже двух шурупов вместо предусмотренных трех на книжной полке, которую я ему заказал.
— А почему вы не ставите третий шуруп? — спросил я.
— Потому что это будет лишним, — ответил специалист. — Я ведь уже два ввинтил.
— А зачем же там сделаны три дырки под шурупы?
— Вы хотите получить полку, или вы хотите со мной спорить? — ответил специалист вопросом на вопрос.
Когда я его, наконец, убедил взять-таки третий шуруп, он, ругаясь, исполнил это. Намекнув при этом, что у меня самого в голове шурупов не хватает.
Что касается технического прогресса, то существует крошечное пятнышко, которое на карте Ближнего Востока представляет государство Израиль, конечно, не идущее ни в какое сравнение с высоко индустриальным Западом. Так что можно понять, как мы гордились, когда израильская электронная фирма разработала тончайшую систему охранной сигнализации, которая вряд ли когда-либо предлагалась на мировом рынке. Сразу вслед за этим ее конструкторские разработки прямо из-под носа охранной сигнализации выкрали ночные воры.
Фабрика срочно сделала необходимые выводы, приняла ночным сторожем старого бедуина, но с тех пор ее тончайшая продукция продавалась только на израильском рынке.
К выдающимся национальным достижениям моего народа принадлежит дисциплина, всеохватывающая дисциплина, и тем не менее, не такая, которой следуют слепо.
Если, к примеру, на телефонной будке висит объявление "Не работает", нас сразу охватывает сильное желание позвонить отсюда, и мы делаем от девяти до десяти попыток этого.
Если нас настоятельно просят: "Пожалуйста, пересчитывайте деньги сразу же у кассы, последующие претензии не принимаются", мы сразу же идем домой для последующего пересчитывания денег, и устраиваем скандал, поскольку нас явно обсчитали.
А если на двери стоит "Входить запрещено", мы и в самом деле не настаиваем, чтобы войти. Хотя приходится. Чтобы проверить, что такое, собственно, за дверью происходит.
Вот так. Мы, следовательно, соблюдаем дисциплину абсолютно индивидуально.
— Директор Шультхайс, прежде, чем мы приступим к слушаниям, напоминаем, что вы не обязаны высказываться. Парламентская финансовая комиссия, перед которой вы стоите, вас к этому не принуждает.
— Большое спасибо за напоминание, г-н председатель.
— Пожалуйста.
— Так я могу идти?
— Конечно. Но мы бы, вообще говоря, охотно побеседовали с вами об убытках вашего предприятия, которое, в конечном итоге, поддерживалось правительством.
— Откуда вы знаете, что у нас убытки?
— Из газет, г-н Шультхайс.
— И вы верите газетам? Сначала они написали, что у нас убытки в 20 миллионов, потом они превратились в 40 миллионов, и наконец, стали 70 миллионами. Над такой отчетностью можно только посмеяться.
— И какие же у вас убытки на самом деле?
— По меньшей мере, вдвое выше.
— Как же они появились?
— Мы можем только констатировать, что получили все субвенции[27] правительства. Я и говорю вам, что мы уже давно сообщали о недостатке прибыли.
— Но для отсутствия прибыли тоже должны были быть основания.
— Конечно.
— Ну, так и в чем они?
— Главным образом, в сложившихся обстоятельствах. Иногда даже в том, как развиваются дела. Это особенно сложный вопрос, господа.
— Разъясните нам хотя бы на примере.
— С удовольствием. Возьмем, к примеру, проект плотины в Занзибаре. Очень многообещающее задание. Мы смонтировали гигантские строительные приспособления, решили сложнейшую конструкционную проблему, преодолели все языковые трудности, а потом наступило весеннее половодье, которое сломало все наши расчеты.
— Какого рода были строительные приспособления?
— Защитная дамба и отводные каналы для весеннего половодья. Это был весьма интересный проект.
— А как вами было получено это задание?
— Мы работали через посредника, как и все предприятия, поддерживаемые правительством. Наши калькуляции стандартные. Из общей стоимости проекта мы вычитали плановые убытки нашего предприятия…
— В каком размере?
— В как можно меньшем. Обычно мы рассчитывали на убытки от 15 до 30 процентов. Но деньги на взятки мы туда не включали.
— Это почему же?
— Потому что не хотели отягощать человеческие отношения жесткой деловой практикой. Так что подкуп в наших книгах учитывался отдельно.
— А именно, где?
— В моей маленькой черной записной книжке. Вот, посмотрите: "Муке 750000 на клетчатый поезд". Все тут.
— Что такое клетчатый поезд?
— Этого я уже не помню. Но это был очень интересный проект. Или вот: "Ага Хан 903–705", нет, это телефонный номер, извините.
— Так вы свыше 20 миллионов растратили на взятки?
— Это особенно сложный вопрос.
— Но нам бы хотелось услышать, как это у вас происходило.
— Очень деликатно. Наш представитель отправлялся за границу с маленьким черным чемоданчиком, полным банкнотами, платил кое-кому кое-какую сумму, возвращался и докладывал: "Все в порядке". Самое главное, никаких свидетелей, и все тихо, и дело потихоньку продолжает развиваться. В большинстве случаев мы даже не знали, кто и где получал деньги. Возьмите хоть, к примеру, случай с колумбийским министром внутренних дел. Как-то темной ночью мы ему забросили в окно два миллиона, чтобы он нам поручил строительство канализации в Колумбии.
— И этого было достаточно?
— Нет. Мы слишком поздно узнали, что в этом доме живет не министр внутренних дел, а архитектор, который уже несколько месяцев, как умер. Но кто разберется в этих колумбийских телефонных справочниках?
— А как вы учитывали убытки?
— По статье "Высшие силы". Наше предприятие работает с так называемым "одинарной бухгалтерией". С одной стороны, учитываются расходы, а для доходов используется штемпель "Не считать!". Система очень надежная.
— Остается лишь выяснить, кто или что стало причиной ваших убытков.
— Судьба. Она расстроила столько наших планов. Может быть, и не преднамеренно, но так выходило. Я думаю, так получилось и с сооружением никарагуанского побережья.
— А это что такое?
— Один в высшей степени интересный проект. Мы сторговались с правительством Никарагуа на 60 миллионах кордоб при обменном курсе 1 кордоба = 1 израильскому фунту. В последнее мгновение местная валюта обесценилась и опустилась до курса 10 кордоб за 1 израильский фунт.
— Почему же вы не ввели в ваш договор условие об изменении курса валют?
— Таково было условие никарагуанского правительства. Иначе бы мы не получили задание на этот проект.
— Пожалуйста, не говорите постоянно слова "проект", г-н Шультхайс. Это выражение нас нервирует.
— Как вам будет угодно. В любом случае, это особенно сложный вопрос.
— А правительство вам никогда не задавало вопросов по поводу ваших убытков?
— Непрерывно. Министерство экономики по меньшей мере раз в месяц справлялось о состоянии дел, но я всегда отвечал: "Постучите по дереву". Я им это предложение многократно и письменно направлял.
— Но должны же были со временем начаться трения между вами и министерскими управлениями?
— Еще бы! Когда мы подкупали далай-ламу, чтобы включиться в тибетскую аграрную реформу, мы пригласили его на обед, а министерство финансов уперлось и не оплачивало счет. Они санкционировали нам только восемь фунтов, и то при условии, что ресторан мы снимем не дальше, чем в восьми километрах от дворца далай-ламы. Дело дошло до серьезного спора. Наконец, когда мы апеллировали к Верховному суду, нам удалось добиться повышения оплаты до 9,5 фунтов. И вот я вас спрашиваю, милостивые господа, можно в таких условиях эффективно работать?
— Да, дело не из легких.
— К тому же, мы не получили денег ни на питание, ни на проживание. Что еще нам оставалось сделать, как не взять ссуду? Одни только проценты по этой ссуде составляют четверть миллиона фунтов в неделю. С момента начала нашего разговора мы наболтали уже на 20000. Я предлагаю закончить дебаты.
— Один только вопрос, г-н Шультхайс. Кто же за все это платит?
— Я, господа. Я и другие граждане этой страны. Я исполняю свой гражданский долг. Я плачу налоги, чтобы снабдить министерство финансов деньгами, необходимыми для покрытия предоставленных нам гарантий.
— А кто, г-н Шультхайс, вам выдал гарантии?
— Вы.
— Мы?
— Точно так, вы. Финансовый комитет парламента.
— Это запоздалое признание, вы не находите?
— Разумеется.
— Вообще-то, это особенно сложный вопрос.
— И я точно так же думаю, г-н председатель.
— Спасибо за ваше усердие, г-н Шультхайс. После выборов мы еще поговорим.
— С удовольствием.
Когда министр финансов в какой-нибудь другой стране заявляет: "Господа, нас может спасти только чудо", — это означает, что соответствующее правительство, а может быть, и вся страна, стоит перед катастрофой. В Израиле это означает, что соответствующее чудо произойдет в ближайшую пару дней.
Элиэзер Вайнреб, без сомнения, мастер зарабатывать деньги. Причиной тому является его непоколебимая вера в силу слухов. Он верит в каждый из циркулирующих слухов, словно они исходят от Б-га. И хотя он, благодаря этому врожденному дару стал очень богатым, его душа так и не находит покоя.
Это началось еще до обесценения фунта. Правительство, как стало известно из ненадежных источников, собралось изменить курс, и единственным выходом было размещение средств в американских акциях. Но нет, так просто невозможно достичь благосостояния. Ведь в конечном итоге это означало, что каждый дурак мог бы купить американские акции и одним движением руки стать обеспеченным человеком.
— Это выглядит слишком привлекательно, чтобы быть правдой, — звучало повсюду, — ведь наши политики не дети.
— И что за дети, — вздохнул Элиэзер Вайнреб, обратился в банк, чтобы купить американские акции, и превратился одним движением руки в обеспеченного человека, а затем, не теряя ни мгновения, вложил всю прибыль в квартиры, поскольку слышал, что аренда жилья подорожает. И впрямь, она вскоре подорожала.
Элиэзер Вайнреб — один-единственный, кто верит слухам. Когда, например, никто не поверил глупой информации, что налог на заграничные поездки будет существенно увеличен, Элиэзер запрыгнул в такси, примчался в первоклассное турагентство и заказал кругосветное путешествие. Он покинул страну в день введения нового налога. И хотя береговая служба открыла огонь по его кораблю, он находился уже вне досягаемости израильских налогов.
Во время его пребывания в Париже попала ему в руки израильская газета.
В ней Элиэзер прочел, что правительство решительно опровергает слух, что собирается повысить налог на земельные участки. Он купил билет на ближайший самолет, в 9.30 вышел из него, в 11 уже продал всю свою недвижимость, а в 12 налог вступил в силу.
Конечно, это изнурительно — постоянно идти на шаг впереди правительства. Потому Элиэзер — один-единственный, кто от слухов стал затравленным комком нервов. Сидит он как-то в душевном покое в одном кафе, а мимо проходят двое юношей, и один другому говорит: "Сигареты-то подорожают…".
— Официант, счет! — кричит Элиэзер и в ближайшие четверть часа скупает весь запас сигарет в ближайшем киоске. Уже этим же вечером он смог эти сигареты сбыть с прибылью, поскольку тем временем их цена поднялась. Так сбыл он и свои американские ценные бумаги, после того, как услышал идиотскую болтовню об их возможном обвале.
Сейчас у Элиэзера Вайнреба тридцать машин в личной собственности. Ведь в бульварной прессе появилось сообщение, что "в воскресенье цены на легковые автомобили могут подняться в среднем на 2500 фунтов".
— 2500 на 30 даст 75000, - рассудил Элиэзер. — Неплохой бизнес. — И еще в пятницу купил машины, а в воскресенье цены на них выросли.
Он всегда в засаде, этот Элиэзер Вайнреб. Он спит с открытыми глазами и с часами на руке, вот он какой.
Только одну схватку пока он проиграл. Он не получил инфаркт перед введением нового налога на наследство.
Но ничего страшного, это еще впереди.
Талмуд, собрание еврейских мудростей и интерпретаций еврейских законов из Ветхого Завета, приберегает кое-какие сюрпризы. Среди прочего, он объясняет, что вор, обворовавший другого вора, не подлежит наказанию.
Это и впрямь мысль, достойная уважения, однако, если это так, то преследование государственной коррупции становится практически бессмысленным.
Однажды вечером в дверь отчаянно забарабанили, и на пороге предстал давний знакомый Шультхайс, охваченный паникой. Я усадил его в кресло-качалку на нашей террасе и дождался, пока он успокоится. Тяжело дыша, он протянул мне сегодняшнюю газету.
— Читай! — в горячке выкрикнул он.
— "Коррумпированная свинья Шультхайс украл из общественной кассы 400000 фунтов!" — прочел я. Далее под этим заголовком размещалась подробная статья о Иезекиеле Шультхайсе. Якобы он как служащий городского управления получал зарплату только 2983,65 фунтов. Но спустя уже пару месяцев он приобрел новенький с иголочки Роллс-Ройс за 236000 фунтов.
— Откуда у простого служащего средства на такое шикарное авто? — вопрошал автор статьи для того, чтобы самому же и ответить. — "Этот паразит крутился вокруг кассы своего управления и стащил оттуда 300000 фунтов наличными. Взамен этот подлец вложил туда фальшивые квитанции о якобы оказанной социальной помощи вдовам и сиротам, а своим покровителям заткнул рот взятками в десятки тысяч фунтов. Один из его подельников, отказавшийся от добычи, поскольку счел ее недостаточно обильной, был отравлен Шультхайсом с помощью цианистого калия, который был им прихвачен накануне при взломе больничного склада. Сам Шультхайс здоров, как никогда. Но сколько еще будет кататься на своем Роллс-Ройсе эта коррумпированная крыса?
Со смешанными чувствами вернул я газету Шультхайсу.
— Ну и ну, — сказал я. — И как скоро собираешься подать в суд на клеветника?
— Никогда, — ответил мой гость. — Мой адвокат посоветовал не поддаваться на провокации, особенно, сейчас, перед самой Олимпиадой. В таких случаях надо придерживаться стратегии хранения холодного рассудка и стискивания зубов, как бы трудно это ни было.
— Но почему?
— Они просто ждут, что я сорвусь. Но я и не собираюсь реагировать на этого лжеца. В конце концов, честный человек отличается от тряпки тем, что он, честный человек, владеет своими эмоциями и не размахивает понапрасну кулаками.
— Мое почтение, Иезекиел, — и полный восхищения, я пожал ему руки. — Я хорошо представляю, как трудно тебе это дается.
— Иногда надо думать и о хорошем, — сказал Шультхайс, сел в свой Роллс-Ройс и уехал домой.
Впервые коммивояжер появился три года назад. Он позвонил во все двери, и едва первая открылась, приподнял свой чемоданчик.
— Мыло, бритвенные лезвия — не желаете?
— Нет, спасибо, — прозвучал обычный ответ.
— Зубные щетки?
— Спасибо, нет.
— Расчески?
— Нет!
— Туалетную бумагу?
На этом я захлопнул дверь у него перед носом. Но вчера он позвонил снова.
— Мыло? Бритвенные лезвия?
Меня захватила жажда приключений.
— Да. Дайте мне одно бритвенное лезвие.
— Зубные щетки?
— Я хотел бы одно бритвенное лезвие.
— Расчески?
— Одно бритвенное лезвие!
Безграничное удивление расплылось по его лицу.
— Туалетн… — пробормотал он. — Туалетную бумагу?
Я вырвал у него из рук чемоданчик и открыл его. Чемоданчик был пуст. То есть совершенно пуст.
— Как это понимать?
— Как понимать, как понимать, — гневно вскричал коммивояжер. — У меня еще никто ничего никогда не покупал. Зачем же мне таскать с собой такую тяжесть?
— Понимаю, — кивнул я. — Но зачем же тогда подниматься по стольким лестницам и звонить во все двери?
— Но ведь надо же как-то зарабатывать себе на жизнь?
Вначале это было не более, чем мгновенное озарение президента Верховного совета Всееврейского собрания, директора Липовица. По случаю своего ежегодного объезда Израиля он посетил одно из самых южных поселений — "Акционерное общество обработки глинозема" в пустыне Негев. Там ему попался на глаза один работник, загружавший свой грузовик мешками, набитыми колотым стеклом.
— Вы только посмотрите, какой чудесный звук, — увлеченно заметил директор Липовиц, и его глаза вспыхнули. — У меня идея, — поделился он со своими провожатыми. — Как обстоят дела у нашего отделения в Бостоне?
Личный референт достал из своего портфеля карту Соединенных Штатов.
— Рекордные пожертвования, — сообщил он с готовностью. — В прошлом году они собрали свыше десяти миллионов долларов.
— Неплохо, — сказал директор Липовиц, — но могло быть и лучше. Что вы скажете, господа, если завтра мы вручим всемирно известному бостонскому филармоническому оркестру мешок этого чудесного звука. Такой символический подарок с музыкальным смыслом, да еще из святой земли, оркестр, вероятно, еще никогда не получал.
Господа были в восторге. Такая эффектная пропаганда среди еврейских любителей музыки в США могла бы сотворить чудеса. Радость всемирно известных бостонских филармонистов при виде почтальона с мешком битого стекла должна была быть невообразимой.
— Почтальона? — наморщил лоб Липовиц. — Вы действительно полагаете, господа, что я отправлю такой подарок по почте?
Господа услужливо склонились. А Липовиц уже слетел с тормозов.
— Этот мешок должен быть доставлен в концертный зал Бостона самым настоящим израильским грузчиком в национальных одеждах!
И прежде, чем господа разразились восторгами в увлеченном порыве, директор указал на одного истощенного рабочего восточной наружности.
— Он повезет подарок.
— Когда?
— Завтра же! Я отвожу на всю операцию два дня!
Директор Липовиц был не только человеком слова, но и дела. Спустя всего двадцать пять минут Салах Сабати, избранный грузчик, с заграничным паспортом, с разрешением на выезд, командировочными в иностранной валюте, въездной визой, получал последние ценные указания.
— Г-н Сабати, — было ему заявлено, — мы поручаем вам передать наилучшие пожелания от нашего имени и от имени еврейских любителей музыки со всего света. Вам надлежит немедленно выехать в Бостон, чтобы вручить главному дирижеру этот звуковой подарок.
— Но почему я? — вопрошал Сабати в паническом ужасе. — Что я такого сделал?
— Ничего, дорогой друг, ты только не беспокойся. Тебе предстоит долгая дорога. Чтобы еще больше увеличить эффект от нашего пропагандистского мероприятия, мы полетим в Бостон через Вашингтон.
Салах Сабати настаивал, однако, на том, чтобы сходить домой и поужинать крепко наперченной пищей, дабы не растревожить свою заботливую супругу.
Этому, конечно же, следовало воспрепятствовать. И отчаянно упирающегося грузчика затащили в машину, где по обе стороны от него уселись двое упитанных чиновников.
Далее операция проходила без каких-либо происшествий. Только перед самым аэропортом во время неистовой гонки кто-то из расфуфыренного автофургона одного из домов моделей бросил для Сабати в открытое окно машины богато расшитый бело-голубой национальный флаг.
Проход на посадку, — моторы уже ревели для прогрева, — и празднично одетый Салах Сабати в сопровождении директора Липовица и тринадцати чиновников поднялись по трапу в самолет.
— Каждая минута на счету, — заметил директор Липовиц и обратился к пилотам. — А сейчас — полный газ, и на Вашингтон.
* * *
После промежуточных посадок в Афинах, Сингапуре, Маниле и Токио самолет пересекал океан. Полет проходил относительно спокойно, только Салах Сабати, сидя на корточках на полу, постанывал и непрерывно требовал пить. Прививка от оспы, которую ему запоздало сделал в Стамбуле один из представителей министерства здравоохранения, вызвала повышение температуры.
Директор Липовиц сидел рядом с пилотами с часами в руках и постоянно напоминал им, чтобы летели быстрее.
После посадки в Лос-Анжелесе директор Липовиц сел со своими сопровождающими в большой лимузин, и делегация отправилась в путь, чтобы как можно скорее попасть в американскую столицу.
Салах Сабати ехал свободно и расслабленно с мешком с подарками за плечами. Через несколько километров он обернулся и спросил:
— А мы скоро будем в Хайфе?
— Мы едем в Вашингтон, — бросил Липовиц и откинулся на спинку сиденья.
Представитель религиозной общины Лос-Анжелеса, которого попросили сопровождать делегацию, повернулся к нему.
— О каком Вашингтоне, собственно, идет речь?
— Что за глупый вопрос! — снисходительно ответил Липовиц. — Конечно, о федеральной столице.
Представитель ужаснулся.
— Столица находится на Восточном побережье. А здесь, на Тихом океане, находится штат Вашингтон[28]. Город, который вы имеете в виду, — рядом с Атлантикой, до него три тысячи миль.
Липовиц коротко икнул.
— Ну, что же, — сказал он. — Придется совершить трехтысячемильную триумфальную поездку по Соединенным Штатам. Чем больше американцев узнают о нашем необыкновенном подарке, тем лучше!
И он обратился к Сабати.
— Вперед, дружище, иначе опоздаем!
* * *
Триумфальная поездка имела чудовищный успех. Почти в каждом городе приходилось делать остановку, чтобы устроить еврейскому населению маленький праздник. И везде добровольные помощники присоединялись к колонне на своих автомобилях. В Лас-Вегасе конвой составлял уже 17 машин, сопровождавших Сабати в его дальнем путешествии.
Где-то при пересечении Большого Каньона Сабати удалился и пропал окончательно. Для облегчения он оставил свой драгоценный мешок за большим кактусом. И это было последнее, что о нем слышали.
Директор Липовиц, человек быстрых решений, нанял местного индейца, который случайно проходил мимо, и поручил ему транспортировку мешка. Пройдя Долину Мертвых, прибыли в Солт-Лейк-Сити, где местная труппа импровизированно разыграла страстный прием.
После Денвера, штат Колорадо, конвой составил уже 47 автомашин.
Праздник, который состоялся после народных танцев и хорового пения в исполнении одного библейского кабаре, длился целых три дня. Когда он завершился, куда-то запропастился индеец, который должен был тащить звенящие осколки. Невозмутимый Липовиц взялся подыскивать нового носильщика. За неимением индейцев, был нанят негр, работавший носильщиком на главном вокзале.
Спустя несколько недель позади остались штаты Айдахо, Монтана и Северная Дакота. Между тем, колонна выросла до 623 машин. Но на данном этапе триумфальный поезд еще не перешагнул порог в 15 миллионов долларов.
Благодаря всеобщему воодушевлению всех участников, еще через 21 день длинная лента машин достигла городского концертного зала Бостона.
Директор Липовиц, который после пятидневного незабываемого посещения главной синагоги Вашингтона, округ Колумбия, был одет в настоящий польский кафтан с соответствующей шляпой, окаймленной соболями, собственноручно затащил мешок с волшебным звоном на верхние ступеньки подъезда и постучал в дверь концертного зала.
Никто не открывал.
— По видимому, оркестра нет дома, — сообщил Липовиц своему тысячесемидесятисемиголовому эскорту. — Жаль. Ну, ладно, попробуем в следующий раз.
Неожиданно дверь отворилась.
— Господин главный дирижер? — спросил Липовиц.
— Нет, — ответила чернокожая служительница. — Он с оркестром уже три недели на гастролях.
— А где?
— В Израиле.
— Ах, так, — сказал Липовиц и вывалил содержимое мешка под ноги изумленной служительницы. — Это вот для него. Шалом.
Чем еще раз убедительно доказал, что хорошо организованное, согласованное и экономное пропагандистское мероприятие рано или поздно увенчается успехом. Всегда.
В Израиле нет увольнений, так как он — социалистическое государство. Во всех наших фирмах существует комитет рабочих, и если он имеет мнение, отличное от мнения босса, устраивается третейский суд. Третейский суд состоит из трех представителей рабочего комитета, двух представителей профсоюза и босса как заседателя без права голоса.
Последняя попытка увольнения в Израиле произошла в 1932 году, когда один сборщик цитрусовых по фамилии Шпоцек в ходе словесной перебранки убил хозяина плантации. Тем не менее, третейский суд высказался против увольнения Шпоцека, извинившегося перед вдовой.
По неисповедимым путям господним забастовал и наш холодильник.
Успокаивало только то, что у меня имелся гарантийный талон, и его следовало только заполнить и выслать на фирму-изготовитель. После чего можно было расслабиться и просто ждать.
Спустя несколько дней некоторые продукты в бывшем холодильнике заволновались. Я позвонил на фирму.
— Вы не один такой, уважаемый, — с грустью известил меня менеджер. — Мы уже три дня почту не получали.
— Но почему?
— Наш мальчик-рассыльный не приходит.
И мне пояснили, что Туваль, четырнадцатилетний рассыльный, который всегда приносит утреннюю почту, не появлялся уже с субботы, и потому все предприятие попросту парализовано. Почтовое отделение находится достаточно далеко от здания фирмы, а у Туваля есть велосипед.
— Понятия не имеем, что с ним, — продолжал менеджер. — Он нас никогда не подводил. Может быть, он болен?
Поскольку наш холодильник все еще продолжал волноваться, спустя пару дней я позвонил снова.
— Ничего нового, — с готовностью сообщил он мне. — Все, как было. Счета, бланки заказов и всевозможные письма, которые давно уже должны были быть в пути, валяются у меня на письменном столе, а разносчик так и не появляется. Представляете, какой у нас хаос? Как в армейской казарме.
Меня осенила спасительная мысль.
— А вы не пытались выяснить, что происходит с Тувалем?
— Мы уже думали об этом. Но он живет вдали от города, а посыльного у нас нет.
К этому времени наш холодильник уже так мерзко завонял, что никто даже не пытался его открывать. Я справлялся по три раза на дню. Но ничего не менялось. Типично израильская трагедия: если будет установлено, что Туваль больше не появится, объяснил мне менеджер, придется закрыть фирму и построить для нее новое здание рядом с почтой. А как же! Дирекция уже поставила в известность Министерство обороны. Но на конвейерах царит полная анархия, поскольку нет рассыльного, который доставлял бы необходимые инструкции и чертежи. Также и в бухгалтерии стоит совершенная неразбериха.
— А вы не пробовали, — предусмотрительно справился я, — подыскать нового рассыльного?
— Это невозможно. Никто из этих юнцов работать не хочет. Даешь им денег на десять поездок на автобусах, и они больше не появляются. А у Туваля велосипед. Мы уж лучше его дождемся.
Как только стало известно, что их рассыльный пропал, акции фирмы упали на бирже на четыре пункта. От такого погибали и более крупные предприятия.
Но куда делся Туваль? Почему он не приходит?
Мы выволокли холодильник на балкон и заперли все двери. В газетах писали только о тишине на сирийской границе. Может быть, сирийцы еще не знают о болезни Туваля?
Когда я вчера захотел поговорить с менеджером, к телефону подошел конкурсный управляющий, который пытался спасти то, что еще можно было спасти. Якобы, министр промышленности затребовал подробный доклад о причинах и ходе банкротства. Доклад был уже несколько дней, как готов, но его не могли доставить, поскольку не было рассыльного.
На своем очередном заседании этот вопрос собирается рассмотреть Совет министров.
Неприятности начались еще с эпохального проекта "А сейчас ударим в литавры-98".
Туристический гигант "АО Супертурз" ярко расписывал этот девятидневный круиз на борту легендарного греческого лайнера "Сантанос". Высшей точкой этого эпохального события должен был стать настоящий бой быков в открытом море с участием одного знаменитого тореро и экспортированных быков. Кроме того, предлагался "эротический фильм нон-стоп" и каждую полночь "эпохальный домашний напиток".
К сожалению, эпохальный проект канул в воду. За неделю до круиза государственный прокурор наложил временный арест на имущество "АО Супертурз" согласно одному оттоманскому предписанию, запрещавшему "ввод в эксплуатацию плавучих боевых домов". Наблюдательный совет "АО Супертурз" выступил с протестом и распорядился смонтировать бетонный бык под "Сантаносом", благодаря чему пассажирский корабль превратился в искусственный остров.
Затем навалились хозяйственные проблемы туристического гиганта, и от эпохального проекта окончательно отказались. Дело в том, что "А сейчас ударим в литавры-98" были бы рентабельны для предприятия, только если пассажиров будет более 8000. А поскольку набралось только 7961 израильских туриста, то собранных с них по 11650 долларов для боя быков в живую в открытом море не хватало.
— С нашей стороны было крупной ошибкой назначать такое крупное мероприятие на конец января, — признался, хотя и неохотно, президент "Супертурза" Кальман (Кальми) Гринспен на пресс-конференции. — Следовало вспомнить о том, что большая часть наших потенциальных клиентов в конце месяца еще только на пути в кассу.
Президент успокоил акционеров известием, что впредь его фирма будет твердо опираться на дно из-за катастрофической ситуации в стране.
— В этих целях я представляю вашему вниманию наше новое предложение, — обрадовал Кальман (Кальми) Гринспен. — В начале марта по многочисленным просьбам клиентов мы организуем эпохальную охоту на лис с Борисом Беккером[29] в Галилее.
Уже на следующее утро газеты запестрели огромным объявлением:
ВЫ В СТРЕССЕ? ПОЛНОСТЬЮ ИЗМОТАНЫ? НЕТ ДЕНЕГ?
РАССЛАБЬТЕСЬ НА НАШЕМ ЭПОХАЛЬНОМ МЕРОПРИЯТИИ "ПОЙМАЙ ЛИСУ"!
АНГЛИЙСКАЯ ОХОТА НА ЛИС ("FOX HUNTING")
ЭПОХАЛЬНОЕ СОБЫТИЕ НА СЕВЕРЕ!
ХАЛАЛИ!
Проскачите галопом в красном сюртуке с эпохальным Борисом Беккером по вечнозеленым лесам Галилеи в окружении своры лающих собак по следам лисы ("fox") под руководством шотландского инструктора и в сопровождении всемирно известного британского горниста, выдувающего сигнал к началу: Халали!
Паузы заполняет рок-звезда Джо Хантер со своей группой "Crazy Foxes"[30].
Общая цена участия в эпохальном событии сегодня до 15.30 только 15000 долларов. Побеспокойтесь о своих билетах заранее!
Проект "Халали!" побил все рекорды. Уже спустя несколько часов после выхода объявления записалось порядка 400 фанатов охоты, среди которых были туристы из США, известный налоговый инспектор из провинции и пара безработных, заплатившие кредитными карточками, да руководство "Супертурз".
Через два дня фирма вынуждена была проинформировать, что билеты на "Fox hunting" полностью распроданы. Осталось только несколько стоячих мест на охотничьи экскурсии на апрель и май.
Организация проекта шла, как по маслу. Каждый участник получал при записи свидетельство с печатью и шелковой ленточкой, аттестовавшее его как дипломированного охотника на лис ("Fox hunter"), а итальянский кутюрье по сюртукам снимал с него размеры. По вопросам изготовления был послан заказ в одну известную строительную фирму на юге Страны. Сверх того, каждый участник получал лошадь и две персональных собаки впридачу.
Четыре опытных охотничьих лисы, дружественное одолжение Тель-Авивского зоопарка на весь охотничий сезон, тренировались, между тем, в северных лесах. Правда, "всемирно известный британский горнист" оказался ксилофонистом-виртуозом из Бухареста, и сигнал "Халали" прозвучит для участников из CD-плейера, но в остальном все шло, как по маслу.
По первым осторожным оценкам "АО Супертурз" ожидало от "Fox hunting" чистой прибыли в 7,5 миллионов долларов до и после налогов.
Первая проблема появилась как раз в сельскохозяйственном направлении.
Предприятие по переработке отходов должно было уволить 15 рабочих, что подняло на дыбы профсоюз. При столкновении с полицией бастующие изъяли 3000 наполовину сметанных сюртуков "АО Супертурз". Юрист фирмы, правда, немедленно подготовил требование в Верховный суд о немедленном возврата недополученных комплектов одежды. Заявление, однако, не достигло цели из-за бессрочной забастовки почтальонов.
Также создание собачьих свор привело к неожиданным трудностям, во-первых, из-за понятия "свора", которое было неизвестно большинству израильских собаководов, а во-вторых, из-за забастовок служащих железных дорог, почты, телефона и общественных служб.
— Наивен тот, кто пытается сегодня организовать на Ближнем Востоке "Fox hunting", — ругался Кальман (Кальми) Гринспен в приватном разговоре с ближайшими сотрудниками. — Хочешь дать труженикам немного житейских радостей, и какова же благодарность? На каждом шагу тебе суют палки в колеса.
В этот момент Кальми еще не знал, что киббуц на сирийской границе, с которым был заключен договор с крупным авансом на поставку 300 подержанных лошадей, передан в конкурсное управление из-за краха на Тель-Авивской фондовой бирже.
Своей следующей высшей точки кризис достиг совершенно неожиданно в северных лесах. Команда экспертов "АО Супертурз", которая должна была натаскивать четырех охотничьих лис, опоздали, поскольку безработные члены профсоюза своими прицепами заблокировали прилегающие улицы. Когда команда, наконец, достигла места своей работы в лесах, оказалось, что одна из лис была убита при перестрелке пограничников с арабскими террористами. Две других опытных охотничьих лисы на следующий день были конфискованы в местных гостиницах при облаве налоговой полиции.
Потом пришла печальная весть, что из 48 загонщиков, которые должны были с собаками по звуку CD-Халали травить зверей, 36 страдает от острого истощения и нуждаются в стационарном лечении.
— Можно было бы завезти пару дюжин филиппинских загонщиков, — предложил Кальман (Кальми) Гринспен на антикризисном заседании "АО Супертурз", но с огорчением констатировал, что фирма к данному моменту терпит убытки.
Акционеры с полным доверием в министерство финансов представили свою калькуляцию на основе годового уровня инфляции в 2 процента брутто, и только через действительную инфляцию в 82 процента столкнулись с серьезными проблемами нехватки наличности. Правительство, между тем, подало в отставку и была объявлена всеобщая забастовка.
Но по-настоящему печальная весть пришла от Бориса Беккера. Он отказался с банальной отговоркой, что стоит на стороне лис. Директор попытался немедленно связаться со Штефи Грааф, но только он, "Кальми", остался с носом.
— С меня довольно, — объявил он, — в Израиле работать невозможно.
Его последним предложением было: "Эпохальное сафари на нильских бегемотов в десять этапов на деревянных лодках на Мертвом море". 18 хорошо откормленных нильских бегемотов уже были затребованы по факсу из заповедника в Кении. Лодки, разумеется, были оснащены столами с электронными рулетками и обслуживаются королем футбола Францем Беккенбауэром. Только один вопрос оставался открытым: эпохальные нильские бегемоты таможня посчитала мясным импортом и "АО Супертурз" должно было оплатить их по весу.
Но подписка началась.
Язык израильтян богат цветастыми оборотами и многозначностью. "Не беспокойся!" предвещает катастрофу, "Верь мне" — проигранное судебное дело.
"Сейчас!" означает два часа, "Пара дней" значит год, "После праздников" означает никогда.
На прошлой неделе я встал, как обычно, утром со своей кровати, как полноправный житель Тель-Авива пошел в ванную и открыл там кран. На этот раз он издал только шорох, напоминавший по звучанию "фррршшл".
Воды из него не вытекло. Я постоял минутку с зубной щеткой во рту в ожидании чуда. Но оно не произошло. По всей квартире не было ни капли воды, разве что в цветочных вазах, но она по вкусу сильно отдавала стеблями. Самая лучшая из всех жен заворчала:
— Мы что, в пустыне живем? — спросила она меня. — Нас хотят уморить?
— Может быть, да, а может быть, нет, — защищал я службу быта. — Вероятно, они из-за чего-то перекрыли воду.
Утренние газеты подтвердили мою прозорливость. Водопроводная служба извещала, что жители Тель-Авива безответственно растранжиривают жизненно важную влагу, и ее приходится гнать по трубам в среднем на семью по целых три кубометра в день. Чтобы воспрепятствовать этому, приняты радикальные меры по экономии: давление в водопроводной системе грешного города существенно снижено.
Я и самая лучшая из всех жен приняли бы эти мероприятия с демократическим равнодушием, если бы были только зрителями.
— Сделай хоть что-нибудь, во имя Господа, — фыркая, пилила меня самая лучшая из всех жен.
Для начала я хотел направить протест в министерство здравоохранения, но затем послал нашу пожилую горничную в соседский раек, чтобы там поклянчить воды. Но и там уже бушевала городская засуха. На первом этаже, в квартире районного руководителя наша добытчица воды обнаружила капающий кран на высоте коленей, но под ним уже лежали уборщицы и горничные со всех окрестных домов. Только в подвале кое-что удалось разыскать.
— Эта жалкая сырость для нас ничто, — заключила самая лучшая из всех жен. — Этим даже не умоешься.
На обед мы направились в один подвальный ресторан, и за нами пошел всемирный потоп. То есть я хотел сказать, что мы услышали исходящий из ресторана сильный шум. То была вода, лившаяся из всех полностью открытых кранов.
На этот раз мы о себе побеспокоились. Ванна была закупорена и заполнена до краев, равно как и раковина умывальника, горшки, кастрюли и тарелки, пластиковые лягушатники нашей дочери, что добавило к нашим резервам почти шесть кубометров. С радостным чувством, что теперь у нас запас в добрых двадцать кубометров воды, мы отправились спать.
Но человек предполагает, а Б-г располагает.
На следующее утро из кранов забила чистая вода. Мы вздохнули с облегчением и вылили запасенную воду в канализацию. Из всех других квартир дома мы слышали подобные же радостные возгласы и шорох выливаемой воды, напоминающий шум Ниагары.
Но человек предполагает, а Б-г располагает.
С полудня напор воды упал и восстановился только через несколько часов.
Мы немедленно наполнили ванну, раковину и все другие емкости. К вечеру напор восстановился, и мы все вылили обратно. В смысле, воду. А утром воды опять не было. Поскольку были предприняты меры по экономии воды для жителей Тель-Авива, ибо, если так продолжать, в течение двух дней вся страна будет полностью обезвожена.
Забывчивость всегда считается признаком старости: чем больше уплотняются артерии, тем мягче становится мозг, или наоборот. В нашей заорганизованной стране забывчивость, однако, превратилась в одну из любимых привычек, можно даже сказать, в национальный спорт. Недавно группу известных психиатров попросили исследовать причины и тенденции развития этого феномена, однако, проблема оказалась забытой, и я не могу вспомнить, почему.
Я встретил Вайнреба у оперного театра. Я бросился к нему навстречу и напомнил о том, что завтра утром он обязательно должен связаться с адвокатом.
— Хорошо, — сказал Вайнреб. — Если только не забуду.
— Что значит "если не забуду"? — спросил я растерянно. — Вы не хуже меня знаете, насколько это важно.
— Знаю, — умиротворенно возразил Вайнреб. — Но в последнее время приходится столько выслушивать, что до утра не все и упомнишь. Лучше всего, позвоните мне завтра утром, часов в шесть, и напомните об этом.
— В шесть я еще в душе. А сами вы вспомнить не сможете?
— Попытаться — попытаюсь, но обещать не могу. Так рано утром я еще в полузабытьи и даже не знаю, кто я и где я, пока не выпью первую чашку кофе.
— Ну, а после кофе?
— Тут я понимаю, где я.
— Ну, так и свяжитесь с адвокатом.
— Хорошо, что вы мне об этом напомнили. Я ведь совсем запамятовал. Вот видите, это бесполезно.
— Ну, так что же нам делать?
— Понятия не имею.
Подавленные, мы шли рядом друг с другом. Тут ко мне пришла заманчивая идея.
— Вот что, Вайнреб, — радостно воскликнул я, — как насчет узлов на вашем носовом платке?
Вайнреб уставился на меня. Его принужденный смех только разозлил.
— А кто, — спросил он, — скажите на милость, напомнит мне, что означают эти узлы? К сожалению, единственный выход, чтобы вы позвонили мне в шесть утра.
— Ну, хорошо, постараюсь.
— Что значит "постараетесь"?
— Значит, что я постараюсь не забыть позвонить. Вы не поверите, как моя память ослабла этим летом. Знаете что? Не будет никаких проблем, если вы мне завтра утром позвоните без десяти шесть, и я вспомню, что должен вам перезвонить.
— Это бы хорошо. Но ведь я об этом забуду.
Тут я поднял свою правую ногу и что есть силы пнул его по голени.
— Теперь вы не сможете и шагу сделать, не захромав. А хромая, вы постоянно будете вспоминать, почему вы хромаете. А почему? Потому что вы мне без десяти шесть должны позвонить.
— Так не пойдет, — простонал Вайнреб, потирая голень. — Насколько я себя знаю, забуду и про хромоту. А потому было бы лучше, если вы мне завтра утром, скажем, в пять сорок, позвоните, чтобы напомнить о моей хромоте. Ладно?
— Ладно. Только, если не забуду.
7 апреля.
Сегодня наш стол развалился под тяжестью праздничной трапезы. Моя жена была этому несказанно рада. Она давно уже хотела избавиться от этой рухляди.
Я с готовностью распилил его бренные останки, и мы сделали из них прекрасный костер.
Моя жена утверждает, что в Яффо можно купить стол прямо у изготовителя.
Это дешевле и быстрее.
8 апреля.
Изготовителя, у которого мы заказали стол, звали Иосиф Небенцаль[31].
Он произвел на нас лучшее впечатление, чем его конкуренты. Это был честный, прямой человек с симпатичной внешностью. Когда мы появились у него, он был по уши погружен в работу. Его могучая грудная клетка вздымалась и опускалась с впечатляющей регулярностью, пока он строгал доску за доской, и безупречные механизмы стучали в такт. За стол он запросил 360 фунтов. Моя супруга попыталась торговаться, но безуспешно.
— Мадам, — сказал Иосиф Небенцаль и посмотрел на нее твердым взглядом, — Иосиф Небенцаль выполнит любую работу и знает, сколько она стоит. Он не попросит ни одного пиастра больше, но и ни одного пиастра меньше!
Это верно, подумали мы. Это речь честного человека.
Я спросил, когда мог бы быть готов стол. Небенцаль достал маленькую записную книжку из кармана штанов: в понедельник к обеду. Моя супруга красочно описала ему, как тяжело нам обходиться без стола, что мы вынуждены есть стоя, и что наша жизнь уже не жизнь. Небенцаль ушел в соседнее помещение, чтобы посоветоваться со своим напарником, вернулся и сказал: "В воскресенье вечером". Но нам придется заплатить за перевозку. После внесения половины транспортных расходов, мы попрощались. Небенцаль крепко пожал нам руки и посмотрел на нас твердым взглядом: мы можем ему доверять.
14 апреля.
До полуночи мы ждали стол. Но он не прибыл. Сегодня с утра я позвонил Небенцалю. Его партнер сказал, что Небенцаль работает где-то на стороне, а о нашем столе он ничего не знает. Но как только Небенцаль вернется, он перезвонит… Свой обед мы съели на ковре.
15 апреля.
Я поехал в Яффо, чтобы устроить скандал. Небенцаль по уши был в работе.
Дисковая пила, которую он держал в могучих руках, фонтанировала опилками.
Мне пришлось представиться, потому что он никак не мог меня вспомнить. После чего он пояснил, что его лучшего помощника досрочно призвали на военную службу, и обещал сделать стол к завтрашнему дню, часам к четырем. Мы сошлись на 3.30.
— Небенцаль, как точный часовой механизм, — сказал Небенцаль. — Ни одной секундой позже, ни одной секундой раньше.
17 апреля.
Ничего. Я позвонил. Небенцаль, как выяснил я у его компаньона, порезал руку, так что стол может быть только завтра. Ну, что же, днем раньше, днем позже — это же и впрямь не играет никакой роли.
18 апреля.
Стол не прибыл. Моя жена утверждает, что чувствовала это с самого начала. Ей сразу не понравился косой, жуликоватый взгляд Небенцаля. Потом она сама позвонила в Яффо. Небенцаль лично подошел к телефону и нашел нужные слова утешения. Столовая древесина непредвиденно вздулась, но сейчас она в тисках, и стол уже почти готов. Кроме того, его нога еще не зажила, но это продлится не больше трех дней, а полировка — не больше двух.
Мы уже приобрели хороший опыт в сидении со крещенными ногами. Японцы, народ древней культуры, едят так уже тысячелетия.
21 апреля.
Партнер Небенцаля позвонил нам, чтобы уведомить, что полировщик заболел свинкой. Моя жена впала в истерический припадок. "Мадам", — сказал партнер Небенцаля, — "если вы выкручиваете руки, мы могли бы закончить стол, но хотелось бы сдать вам первоклассную работу. Завтра в два мы привезем вам стол и обмоем его с вами бутылочкой пива".
22 апреля.
Они не привезли стол ни в два, ни позже. Я позвонил. Небенцаль подошел к телефону, но был не в курсе, однако, обещал, что его напарник нам перезвонит.
23 апреля.
Я поехал на автобусе в Яффо. Небенцаль по уши был в работе. Увидев меня, он грубо накинулся, что мне не следует его постоянно беспокоить, что при таком постоянном давлении он не сможет выполнить свои обязательства.
Стол в работе. Что еще мне нужно? Он показал мне доски. Первый сорт. Стальная крепость. Когда? В конце следующей недели. В воскресенье до обеда.
5 мая.
В это ясное воскресенье моя жена сама накаркала погибель. "Они не привезут", — сказала она с типично женским упрямством. — "Вот увидишь. У них пила сломалась".
В полдень я позвонил. Небенцаль сообщил мне, что ему еще надо поработать. Он обнаружил в древесине пару мелких трещин и не хотел бы сдавать второсортную работу.
Моя жена вновь оказалась неправа. Это была не пила, а трещины в древесине. В конце следующей недели.
12 мая.
Ничего. Моя жена при этом утверждает, что нам придется ждать по меньшей мере еще целый месяц. Максимум четырнадцать дней, сказал я.
Я позвонил. Компаньон сообщил, что Небенцаль отсутствует с позавчерашнего дня. Какая-то история с таможней. Нам не нужно больше звонить, утром 3 июня стол внесут в наш дом.
— Вот видишь, — обратился я к жене. — Ты говорила о месяце, а я о четырнадцати днях. Три недели — прекрасный компромисс.
Ели мы лежа, как римляне. Здорово.
3 июня.
Ничего. Ни звонков, ни ответа. Жена: к середине августа. Я: к концу июля. Еду на автобусе в Яффо. На конечной остановке ждет такси, шофер высунул голову в окошко и кричит: "К Небенцалю, к Небенцалю!". Два пассажира тут же сели… Один из них уже шесть месяцев находится на точном обслуживании у Небенцаля по поводу кресельного гарнитура. Другой, профессор физики, уже два месяца ждет свой рабочий стол. В дороге мы сердечно подружились. В мастерской Небенцаля оказался только его компаньон. Все можно уладить, сказал он. Я посмотрел на мастерскую. Стальные крепкие доски исчезли.
На обратном пути мы обсудили личность Небенцаля, его работу, к которой он относится с такой ответственностью, и его желание все делать честно. Это-то его и губит. Уже сейчас он выглядит, как загнанная дичь. Мы решили снова встретиться на маршруте "Небенцаль" на следующей неделе.
Моя жена оспорила установление срока на конец августа. Я потребовал, чтобы отныне мы делали свои ставки письменно.
30 июля.
Я поставил 5 фунтов на Суккот, который в этом году выпадал на первую половину октября. Моя жена контратаковала концом года по грегорианскому календарю. Ее предположение: рождение сына у Небенцаля. Мои основания: короткое замыкание. Все изложено письменно.
На остановке к нам присоединился еще один фанат Небенцаля, старый член Верховного суда с книжным шкафом, два года стажа. Конвой двинулся к Яффо.
Небенцаль по уши был погружен в работу. Сквозь фонтан опилок и вой станков он прокричал, что не в состоянии говорить с каждым из нас в отдельности. Я был утвержден делегатом от всей группы. В этот раз Небенцаль торжественно пообещал, что к концу ноября все будет выполнено, мой стол даже раньше, ближе к еврейскому новому году. Почему так поздно? Потому что Небенцаль ждет дочку. Профессор физики предложил заключить друг с другом пари. На той же улице находился книгопечатник, кресло-качалка, 18 месяцев, который и напечатал нам необходимые формуляры. Основание клуба "Небенцаль".
21 августа.
В этот раз заседание клуба проходило у нас. 31 участник. Член Верховного суда разработал соответствующие положения для клуба "Небенцаль".
Чтобы стать членом клуба, необходимо ожидать не менее трех месяцев. По истечении этого срока претендент становится только кандидатом. Утверждение формуляра пари. Необходимо заполнить три раздела: а) обещанная дата поставки; б) отговорки; в) действительная дата поставки (день, месяц, год).
Подавляющим большинством постановили поместить на бланк фотографию — Иосиф Небенцаль, по уши погруженный в работу, смотрит на посетителя твердым взглядом.
Члены клуба были необычайно милыми людьми, все без исключения. Мы составляли одну большую, счастливую семью. Все ели на полу.
2 января.
Сегодня была моя очередь разговаривать с Небенцалем. Он извинился за задержку. Выступал свидетелем в суде. Потерянное время. Затем он достал из штанов маленькую записную книжку, полистал, напряженно задумался и с готовностью пообещал мне послезавтра к концу дня начать работу над нашим столом. Мы немедленно заполнили свои формуляры: моя жена — 1 июня, я — 7 января следующего года.
1 февраля.
Праздничное заседание клуба "Небенцаль". Постоянный рост числа членов.
В заключении пари участвует уже 104 человека. Владелица салона красоты поставила 50 фунтов на изготовление выдвижного ящика шкафа -15 января, грипп, 7 июля — и выиграла 500 фунтов, поскольку правильно угадала не только обе даты, но и отговорку. Праздничное заседание открыл концерт камерного квартета, три стула, одна садовая скамейка. В рамках культурной программы проректор техникума из Хайфы сделал доклад на тему "Стол как ненужная мебель". Его цветные иллюстрации об обычаях приема пищи у ранних неандертальцев вызвали большой интерес. После банкета на трех автобусах совершили традиционное паломничество в Яффо. Небенцаль по уши был погружен в работу. Он обещал до вечера пятницы закончить все. Задержка была вызвана семейными неприятностями.
4 сентября.
Наш исполнительный комитет подготовил предложения по созданию фонда медицинской помощи для клиентов Небенцаля. В дальнейшем планируется издание ежемесячного журнала под названием "Вечность", который должен помогать в решении актуальных вопросов: описании новых механизмов в мастерской Небенцаля, с фотографиями, списком имен учеников и помощников, результатами пари, путеводителем по Яффо, постоянной рубрикой "Новинки столярного дела" и многим другим. Тренировки нашей баскетбольной команды проходят сейчас уже дважды в неделю. Мы делаем большие успехи. Деньги на строительство нового здания клуба "Небенцаль" будут получены в виде банковской ссуды. По завершении заседания, согласно предписанной в статусе клуба процедуре, был сделан звонок в Яффо. На месте оказался только компаньон. Небенцаль находился в свадебном путешествии. Компаньон обещал позаботиться о скорейшем завершении. Моя жена поставила 300 фунтов на 17 августа через три года.
10 января.
Произошло что-то непонятное. Сегодня утром перед нашим домом появился Иосиф Небенцаль, волоча на себе какой-то стол. Мы недоумевали, что он собирается делать. Небенцаль напомнил нам, что некоторое время тому назад, он точно не помнит, когда, мы заказывали у него стол, и вот, наконец-то, он готов. По правде говоря, он находился в каком-то душевном помешательстве. Его глаза сверкали.
"Небенцаль обещает — Небенцаль делает", — сказал он. — "Пожалуйста, оплатите доставку".
Для нас это было страшным ударом. Прощай, клуб "Небенцаль", прощайте, заседания правления, культурная программа и пари. Все кончено. Но самое худшее: мы не знаем, что делать с этим столом. Мы разучились есть сидя. Моя жена полагает, что после еды нам следует под ним отдыхать.