А что дальше?

1

Клеменси Эгфорс закончила трудовой день, когда последние лучи солнца золотили небо. Выпрямившись, она отряхнула пыль с джинсов и критическим взглядом окинула результаты проделанной работы.

Хрупкость и изящество двадцатидвухлетней Клеменси совсем не сочетались с рабочей одеждой, в которую она облачилась, и с тяжелым ящиком для инструментов, оттягивавшим ее руку. Она никогда не училась плотницкому делу, однако починенный ею забор выглядел вполне прилично. Жалко только, что на работу ушло много времени.

Хотя трудовая вахта Клеменси началась в шесть часов утра, список намеченных на сегодня дел еще не был закрыт. Она сокрушенно вздохнула и скрепя сердце решила отложить оставшееся на завтра. К тому же усталость брала свое, и Клеменси было бы трудно справиться с чем-то еще. Единственное, о чем она сейчас мечтала, это забраться в ванну и понежиться в горячей ароматизированной воде.

Едва Клеменси собралась уйти, как услышала стук лошадиных копыт по утрамбованной пыльной дороге. Обернувшись, она увидела всадника, направляющегося прямо к ней, и ее сердце застучало как молоток, когда она узнала в нем своего соседа Ленарда Рейнера.

Поскольку Клеменси догадывалась о цели его приезда, все внутри у нее сжалось от страха и мрачного предчувствия.

– Добрый вечер, Клеменси. – Всадник натянул поводья, и могучий вороной жеребец остановился буквально в шаге от нее.

– Добрый, – ответила она равнодушно, хотя это стоило ей неимоверных усилий.

– Как дела?

Обыкновенный вопрос вызвал в душе Клеменси бурю негодования. Как будто его действительно интересуют ее дела!

– Неплохо… – буркнула она и отвернулась.

– Если бы ты попросила, я мог бы прислать кого-нибудь из рабочих помочь с этим забором. – Тон Ленарда был абсолютно спокойный и непринужденный.

В голубых глазах Клеменси сверкнули молнии, когда она метнула в Ленарда взгляд, полный пренебрежения.

– Мне не нужна от тебя никакая помощь!

– Черт возьми, Клеменси, до чего же ты упряма! – Теперь в его голосе появились нотки нетерпения.

Но она их проигнорировала и, нагнувшись, молча подняла с земли ящик с инструментами. Ящик был тяжел, но Клеменси всячески старалась делать вид, будто не ощущает тяжести. Ее хрупкое тело напряглось от непосильного груза, и, чтобы удержать ящик на весу, Клеменси пришлось прибегнуть к помощи обеих рук.

Ленард спешился и в следующую секунду уже стоял около нее, освещенный красными лучами заходящего солнца. Его рост превышал шесть футов, у него были густые черные волосы, волевой подбородок и темно-карие глаза. В свои тридцать семь он выглядел совсем неплохо.

Ленард Рейнер всегда казался Клеменси чрезвычайно привлекательным. Она влюбилась в него, когда ей было тринадцать лет, а ему двадцать восемь, и мечтала, что однажды и Ленард обратит на нее внимание и воспылает к ней. Но этого не случилось.

Ну и хорошо, что не случилось, без всякой жалости к себе рассуждала теперь Клеменси, ибо в ее нынешнем представлении Ленард Рейнер был вовсе не таким, каким она когда-то рисовала в своих мечтах. Несколько месяцев назад она раскусила, что собой представляет этот человек на самом деле, и все ее прежние иллюзии как ветром сдуло.

Ленард протянул руку, чтобы взять ящик с инструментами, и его ладонь скользнула по пальцам Клеменси. На мгновение их взгляды встретились, но только на мгновение, ибо Клеменси тут же опустила голову, отдав Ленарду свою тяжелую ношу.

– Полагаю, ты пришел, чтобы предъявить мне ультиматум: я должна немедленно выплатить долг или убраться с виноградника.

В голосе Клеменси не было твердости, и это раздражало ее. Она не хотела, чтобы Ленард догадался, как нелегко ей держать себя в руках, когда он рядом.

– Зачем ты так? – упрекнул Ленард. – Я всегда стремился помочь тебе.

– Ты всегда стремился прибрать к рукам наши угодья! Извини за откровенность, Ленард, но твои добрососедские порывы больше не впечатляют меня. Я знаю, какие мотивы движут тобой на самом деле. Ты подобно стервятнику кружил над нашей землей все эти месяцы, и вот, наконец, можно ринуться вниз и хватать добычу! Я ожидала твоего визита в любую неделю, в любой день…

– Я понимаю, что ты еще не оправилась после смерти отца, ведь прошло всего два месяца. Ты все еще не видишь вещи в реальном свете, но…

– Наоборот, я слишком хорошо вижу их и именно в реальном свете! – перебила Клеменси. – А теперь, если позволишь, я хочу отдохнуть. У меня был слишком напряженный день, я устала…

Клеменси надеялась, что Ленард попрощается и уедет, но он пошел следом за ней к дому, явно вознамерившись закончить неприятный разговор.

– Если тебе становится легче от обвинений, которые ты бросаешь в мой адрес, то я готов выслушать и другие. Но рано или поздно тебе придется взглянуть правде в глаза: ты не в состоянии нести на своих плечах бремя хозяйства. Виноградник приходит в упадок. Понадобится немалая сумма, чтобы привести все в порядок, а у тебя таких денег нет. К тому же ты погрязла в долгах.

Самолюбивая и гордая Клеменси не желала выслушивать чьи-либо суждения, а тем более Ленарда Рейнера, о ее проблемах. Однако она промолчала, поскольку в глубине души осознавала, что Ленард прав.

– Послушай, Клеменси, – продолжал он, – ведь я приехал вовсе не для того, чтобы испортить тебе настроение. Я намерен предложить помощь. Хочешь, я помогу тебе разобраться со счетами…

Клеменси издевательски рассмеялась.

– Разобраться, чтобы проникнуть в мою финансовую кухню и прикинуть, за сколько можно оттяпать у меня виноградник? Нет уж, спасибо! Мои счета – это мой бизнес, и до них никому не должно быть дела.

Воцарилось молчание. Природа погружалась в бархатистую темноту летней ночи, в теплом густом воздухе звенели цикады. Запах раскалившейся за день земли перемешивался с ароматом, исходившим от эвкалиптов, в окружении которых стоял белый дом в колониальном стиле. В этом доме Клеменси жила с тринадцати лет.

Она любила это место и страдала оттого, что скоро, очень скоро дом вместе с виноградником будет навсегда потерян. Клеменси понимала, что ее мечта сохранить родной очаг, спасти его ценой лишь собственных усилий была нелогичной, бессмысленной, нереальной.

Ленард поставил ящик с инструментами на пол веранды, окружавшей дом по всему периметру, и сказал:

– Какие бы мысли ни рождались в твоей голове, я беспокоюсь о тебе.

– Беспокоишься по той простой причине, что тебе пришлось ждать дольше, чем ты рассчитывал! – с негодованием вскричала Клеменси. – И вот, наконец, у тебя есть реальная возможность прибрать нашу усадьбу к рукам! Твои мысли сейчас об одном: расширить свое виноградарское хозяйство и увеличить прибыли.

Клеменси попыталась уйти в дом, но Ленард схватил ее за руку.

– Я не был причиной финансовых проблем твоего отца.

– Возможно, – процедила она сквозь зубы. – Но ты, черт возьми, способствовал его краху!

– Чем же? Тем, что дал ему в долг тогда, когда он больше всего нуждался в деньгах? – с сарказмом осведомился Ленард.

– Тем, что ты потребовал вернуть этот долг в сроки, сжатые до невозможности. Может быть, ты действительно не стоял у истоков проблем моего отца, но ты стал причиной его падения, это уж точно. – Взгляд, который Клеменси метнула в Ленарда, мог убить. – Ты говоришь, что не враг мне. Но в моих глазах ты враг, и всегда будешь им. Ты мог бы отсрочить возвращение долга, но не сделал этого. Твои действия ускорили кончину моего отца, и я ненавижу тебя за это!

– В твоих доводах нет никакой логики! – с негодованием воскликнул Ленард. – Да, я мог бы повременить с требованием о возвращении денег, но в этом не было никакого смысла. Твой отец был глупцом, который…

Ленард осекся, и Клеменси саркастически закончила его фразу:

– Который не был в отношениях с деловыми партнерами таким безжалостным, каким следовало быть? – Она горько усмехнулась. – По крайней мере, он был честен.

– А я, по-твоему, лгун?

Она промолчала, но вызывающе взглянула на Ленарда, продолжающего удерживать ее за руку, и он разжал пальцы.

– Клеменси, нам нужно поговорить и все расставить по своим местам, – твердо сказал он.

– Нам не о чем говорить.

– Есть о чем, черт бы тебя побрал! Мы столько лет были друзьями и добрыми соседями! Я не позволю тебе обратить дружбу наших семейств в какую-то вендетту! А у тебя только к этому и направлены мысли… Ты училась в колледже, была далеко от дома, когда финансовые проблемы твоего отца вышли из-под контроля и он пришел ко мне с просьбой продлить срок погашения долга. Ты не знаешь реальных фактов.

– Я знаю то, о чем мне сказал отец, – отрезала Клеменси. – Я знаю, что, когда вернулась из колледжа домой и в тот же день пришла к тебе и от имени отца попросила отсрочить возвращение долга, ты, по сути дела, посмеялся надо мной. Или ты станешь утверждать, что такого не было?

– Я объяснил тебе тогда, почему отсрочка не имеет смысла, – спокойно ответил Ленард.

– Да, объяснил… Но что это была за причина? Ах, да, ты отказался пойти моему отцу навстречу для его же блага! Надо же, какой ты, оказывается, благодетель!

– У Роба просто слегка поехала крыша, Клеменси. Повторяю, ты не до конца разобралась…

– Не учи меня уму-разуму! Я не маленькая…

– Я вовсе не собираюсь это делать! Я лишь хочу сказать, что, учась в колледже, ты не видела, что творилось в твоем доме, на вашей земле…

– Теперь ты пытаешься внушить мне, что во всем была виновата я, потому что несколько лет жила вдали от дома? Нет, Ленард… Ты, должно быть, решил пойти на все, чтобы завладеть нашей усадьбой. В чем дело? Твое приобщение к политике стоит больших денег, чем ты думал? Неужели ты намерен увеличить свои доходы, ограбив меня?

– Тот факт, что я выставил свою кандидатуру на пост мэра нашего городка, не имеет ничего общего ни с твоим виноградником, ни с твоим домом. Правда, не скрою: меня беспокоит твоя неприязнь ко мне, ведь ты можешь пустить обо мне самые невероятные слухи.

– Ты хочешь сказать, что если люди узнают, как ты обошелся с моим отцом, то не станут голосовать за тебя? – спросила она раздраженно. – Не удивляюсь, что тебя это беспокоит. Правда о твоем отношении к моему отцу не возвысит тебя в глазах людей, скорее наоборот, не так ли? А ведь наши избиратели очень чутко реагируют на то, как сосед относится к соседу.

– Просто не верится, как ты можешь передергивать факты!

– Я говорю правду, а не передергиваю факты, и ты знаешь это.

– Твоя, правда, субъективна!

Клеменси покачала головой.

– Я уверена в одном: давая отцу деньги в долг, ты надеялся, что он не сможет вернуть их и таким образом тебе удастся подцепить нашу собственность на крючок. Я также уверена, что, когда объявлю о продаже усадьбы, именно ты купишь ее за гроши.

– Ты намерена продать дом и виноградник?

– Понимаю, ты жаждешь крови. Но не торопись. – Клеменси вдруг почувствовала, что бушевавшая внутри нее ярость начала угасать. – Да, разумеется, мне придется продавать все с молотка. Я знаю, когда проигрываю. Я выставлю дом на продажу на следующей неделе – в моем положении лучше всего прибегнуть к аукциону. После этого я смогу катиться на все четыре стороны и начинать новую жизнь.

Ленард нахмурился, и Клеменси с ехидством поспешила его заверить:

– О, не волнуйся! Прежде чем покинуть Калифорнию, я расплачусь с тобой по всем долгам! Ведь что-то я все же выручу от продажи дома и виноградника.

– Куда же ты собираешься ехать?

– Это зависит от того, за сколько ты соизволишь купить мой дом. Я знаю, что за мою усадьбу никто не предложит сногсшибательную сумму, ибо она находится в слишком запущенном состоянии.

– И опять же по моей вине, я полагаю? – пробормотал Ленард и улыбнулся.

На секунду у Клеменси возникло желание тоже улыбнуться. Ее сердце бережно хранило воспоминания о том, как легко ей было когда-то с Ленардом, какой счастливой она чувствовала себя рядом с ним. Однако Клеменси не улыбнулась.

– Когда-то мы были друзьями, – с горечью сказал Ленард.

– Неужели? Что-то не припомню.

Клеменси резко повернулась и, распахнув дверь, в мгновение ока скрылась в доме. Пройдя в гостиную, она не стала включать свет и, усевшись на диван, закрыла глаза. Сердце билось, как после хорошей пробежки. «Когда-то мы были друзьями». Эти слова Ленарда разбередили душу Клеменси.

Будучи еще совсем девчонкой, она с благоговением смотрела на Ленарда, уважала его и… любила, но он не догадывался об ее чувствах. Для Ленарда Клеменси была просто соседской девчонкой, которую он время от времени дразнил или смешил какой-нибудь выходкой.

Клеменси вспомнила, как таяла, когда его выразительные темно-карие глаза останавливались на ней. Ей хотелось побыстрее вырасти, чтобы можно было встречаться с Ленардом, которого она дико ревновала ко всем красивым девушкам, буквально роившимся вокруг него.

Впрочем, миссис Рейнер обо всем догадывалась. Она интуитивно чувствовала, как Клеменси относится к ее сыну. При воспоминании о миссис Рейнер к горлу Клеменси подкатил комок. В ней девушка находила все, что хотела бы видеть в родной матери, которую не помнила. Мэри была добрая, веселая, искренняя. Клеменси могла говорить с ней обо всем на свете…

Именно мать Ленарда обучила ее верховой езде, от нее же Клеменси многое узнала о фермерском труде, о виноградарстве – скорее именно Мэри Рейнер, а не отец, привила ей любовь к земле.

Прошло уже полтора года, как Мэри умерла… Клеменси в отчаянии стиснула переплетенные пальцы рук. Одному Богу известно, как она будет выбираться из положения, в котором оказалась.

Клеменси встала с дивана и, по-прежнему не зажигая света, направилась к лестнице, которая вела наверх. Ей не хотелось больше думать о прошлом, она слишком устала за день, да и на душе было слишком горько. Сейчас она поднимется наверх, примет ванну и обо всем забудет…

Вдруг входная дверь скрипнула, раздался щелчок выключателя, и под потолком гостиной ярко вспыхнула люстра. В проеме двери стоял Ленард Рейнер.

– Ты даже не попрощалась со мной, – сказал он. – Я думал, ты вернешься… И почему ты целых десять минут не включала свет?

Клеменси вдруг почувствовала, что злость на Ленарда сменяется сожалением. Ей хотелось прогнать все эти мысли о долгах, об отношениях Ленарда с ее отцом и, как в прошлом, во всем поверить ему. Ведь она всегда любила его…

Ленард продолжал не мигая смотреть на нее, только теперь в его взгляде стало больше нежности.

– Мне очень больно видеть тебя такой грустной, Клеменси, – сказал он. – Мое сердце просто обливаетея кровью.

Она глубоко вздохнула, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

Ленард скользнул глазами по комнате и тотчас увидел большие коробки, перетянутые багажной лентой.

– Я никогда не желал такого финала, – с горечью пробормотал он. – Я даже не знал, что ты начала упаковывать вещи. Представляю, как ты переживаешь.

– Здесь прожили три поколения нашей семьи. Конечно, чтобы все разобрать, рассортировать потребуется уйма времени.

– И куда ты денешь вещи? Отвезешь на какой-нибудь склад и сдашь на хранение?

Клеменси пожала плечами.

– Мне посоветовали все распродать. Наверное, так я и поступлю, однако семейные реликвии оставлю: они связаны с дорогими воспоминаниями. – Она старалась казаться практичной и спокойной, но на самом деле сердце ее сжимала тоска невосполнимой утраты.

– Ты ведь любишь свою усадьбу, не так ли? – участливо спросил Ленард.

– Конечно…

Их взгляды встретились.

– Что бы ты обо мне ни думала, я никогда не желал, чтобы ты рассталась с родительским домом. Кстати, да будет тебе известно, первым кредитором твоего отца был не я, а моя мать. И она дала ему денег из бескорыстного побуждения помочь. Ты очень нравилась маме, Клеменси.

– Мне она тоже нравилась. – В ее голубых глазах блеснули слезы. – И это был великодушный поступок со стороны миссис Рейнер!

– Не плачь, Клеменси.

– Я и не плачу, – сердито возразила она и смахнула слезинку, покатившуюся по бледной щеке.

Ленард вплотную подошел к ней и нежно обнял за плечи. Клеменси прильнула к нему и медленно подняла глаза. Когда он ласково прошептал ее имя, Клеменси вдруг захотелось, чтобы Ленард поцеловал ее, и это желание было настолько сильным, что она на миг позабыла обо всем на свете, думая только об одном – о поцелуе Ленарда.

В следующую секунду он приник к губам Клеменси, и она почувствовала, как по телу разливается блаженство. В течение нескольких лет Клеменси тайно мечтала, что когда-нибудь Ленард поцелует ее, тысячу раз представляла, какой это будет нежный и страстный поцелуй, но ей было невдомек, какую бурю эмоций этот первый поцелуй вызовет в ней.

Но уже через мгновение Клеменси вернулась к суровой реальности. Она вспомнила умирающего отца, вспомнила его ненависть к Ленарду Рейнеру. Отец назвал его «расчетливым, жестоким, безжалостным». Эти слова отдавались сейчас в ее мозгу, как удары гонга, и звучали горьким упреком. Клеменси почувствовала себя бесконечно виноватой перед отцом, а страсть, которую всколыхнул в ней Ленард, расценила как предательство по отношению к памяти отца.

Она оттолкнула Ленарда, бросив ему в лицо:

– Не знаю, как я оказалась в твоих объятиях, но с моей стороны это было большой ошибкой!

– А я получил от нашего поцелуя большое удовольствие, – услышала Клеменси дерзкий ответ.

– Не думаю, что такое же удовольствие испытала бы твоя подружка, если бы узнала об этом инциденте, – не сдавалась она.

– У меня нет никакой подружки, – парировал Ленард. – К тому же моя личная жизнь не должна никого касаться.

Клеменси нахмурилась. Она точно знала, что Ленард встречался с Беатрис Винчелли. Они были знакомы уже полгода, и многие полагали, что скоро для этой пары зазвенят свадебные колокола.

– А как насчет Беатрис? – спросила Клеменси.

– Между Беатрис и мной все кончено.

– Но я полагала… Все полагали, что вы с ней собираетесь пожениться.

– В наших краях многое воспринимается всеми как нечто само собой разумеющееся, – сухо заметил Ленард. – Но в данном случае для домыслов нет никаких оснований: я окончательно порвал с Беатрис.

– Ты расстроен? – с ноткой сочувствия спросила Клеменси, для которой эта новость явилась полной неожиданностью.

Его губы скривились в усмешке.

– С какой стати? Или ты хочешь пожалеть, подбодрить меня? Еще несколько таких поцелуев – и я, возможно, действительно почувствую себя лучше, даже чертовски хорошо.

– Не паясничай! – оборвала его Клеменси.

Ее сердце забилось сильнее. Свободен он теперь или, может, уже завел новую женщину – для меня это не важно, с яростной настойчивостью пыталась она внушить себе. Меня это не интересует.

И все-таки ей трудно было забыть блаженство, которое она испытала, оказавшись в объятиях Ленарда.

– Полагаю, тебе пора возвращаться домой, – отвернувшись, буркнула Клеменси.

– Что ж, если ты того хочешь… Надеюсь, ты веришь, что я действительно никогда не стремился обанкротить твоего отца?

Клеменси промолчала. Она была сбита с толку, напугана и как никогда чувствовала себя одинокой.

– Хочу сказать тебе еще об одной детали, – снова обратился к ней Ленард. – Я могу подождать с возвращением долга. Заплатишь, когда сможешь. Я не устанавливаю никаких сроков.

Клеменси резко обернулась к нему и воскликнула:

– Это невероятно! Всего несколько месяцев назад я умоляла тебя продлить срок выплаты нашего долга, но ты категорически отверг мою просьбу. А теперь, когда моего отца нет в живых, набрался наглости спокойно заявить мне, что готов ждать сколько угодно!

– Я хочу помочь тебе.

Слишком поздно хватился! – В ее голосе вновь зазвучали негодующие нотки. – И ты об этом прекрасно знаешь, черт возьми! Мне не нужна твоя благотворительность, Ленард. Все равно она не спасет меня от разорения. – Клеменси грустно улыбнулась. – Видишь ли, когда скатываешься с горы, то есть приближаешься к краху, возникает так называемый «эффект пирамиды». Что это значит? А вот что. Если ты не выплатил вовремя один долг, тут же начинают «наезжать» друг на друга последующие долги… Затем кто-то потребует вернуть долг немедленно, и тогда воздвигавшаяся тобой в течение, может быть, многих лет пирамида начнет рассыпаться. – Клеменси бросила на него испепеляющий взгляд. – В моей пирамиде осталась последняя плита опоры – аукцион. Я должна как можно быстрее продать усадьбу, иначе доброе имя моей семьи будет опозорено. Твое предложение – о, как оно великодушно! – помочь мне еще немного продержаться на плаву абсолютно ничего не меняет. Мне нужна была твоя помощь несколько месяцев назад… А теперь она мне нужна как мертвому припарки. – Ленард развел руками.

– Я не предполагал, что все закрутится с такой быстротой. Ты разговаривала с банком?

– Да, и мне настоятельно порекомендовали не тянуть с аукционом. Я не должна терять ни минуты.

– А не лучше ли тебе распродавать все по частям, а дом сохранить за собой? Я мог бы, к примеру, купить какую-то часть твоих угодий.

– Не сомневаюсь. – Она пронзила его ненавидящим взглядом. – И какую же часть моих угодий ты держишь на примете?

Он пожал плечами и равнодушно сказал:

– Как, например, насчет того куска, который прилегает к моему участку?

– Ты имеешь в виду тот отрезок земли, где единственный в моей усадьбе источник воды? – Ее голос задрожал от возмущения. – За мои владения и так много не дадут, а без воды земля и цента не будет стоить.

– Ты могла бы установить новую ирригационную систему…

– А ты имеешь представление, сколько такая система может стоить?! – возмутилась Клеменси.

– Разумеется.

– Тогда тебе должно быть понятно, что, если бы я продала тот кусок земли, на который ты положил глаз, вырученных денег после погашения долгов не хватило бы даже на то, чтобы пробурить скважину, не говоря уж обо всех остальных ирригационных мероприятиях… Нет, мне придется продавать все владение оптом. Другого выхода не существует.

– И куда же ты поедешь после аукциона?

– У меня есть друзья… еще со времен колледжа. Когда умер отец, они прислали свои соболезнования, а в одном письме было даже предложение предоставить мне квартиру на то время, пока я буду подыскивать работу.

– Предложение от друга или от подруги? – Клеменси нахмурилась. Предложение она получила от подруги, но ей вовсе не хотелось просвещать на этот счет Ленарда.

– В конце концов, это тебя не касается, черт возьми! – раздраженно ответила она. – Факт остается фактом: у меня нет большого выбора реальных возможностей, и, очевидно, мой единственный жребий будет связан с переездом из Калифорнии в другой штат. На новом месте я должна буду найти работу и начать жизнь с нуля.

– Но всегда существуют другие возможности.

– Например?

– Мы могли бы стать партнерами.

Клеменси настолько удивилась, что потеряла дар речи. Однако, довольно быстро придя в себя, спросила:

– Ты хочешь сказать, что спишешь ссуду и аннулируешь все прочие мои долги при условии, что я стану спать с тобой под сенью виноградных лоз на твоей или моей усадьбе?

– В каком-то смысле… да.

– То есть ты действительно намерен завладеть моим виноградником, так? – в лоб задала она второй вопрос.

Ленард, однако, ничуть не смутился.

– Мне нужен скорее партнер, нежели виноградник.

Клеменси недоуменно уставилась на него, и тогда он с улыбкой пояснил:

– Мне нужна жена.

– Жена? Извини, но я просто не понимаю.

– Я прошу тебя выйти за меня замуж, – терпеливо объяснил он.

Клеменси смотрела на него во все глаза. Должно быть, это какая-то шутка, розыгрыш! Она слабо улыбнулась, потом, не в силах сдержаться, расхохоталась.

– Не может быть… чтобы ты говорил об этом… серьезно! – едва выговорила она между приступами нервного смеха.

– Речь идет лишь о годе совместной жизни, – пояснил Ленард.

– Звучит как год тюремного заключения, – фыркнула Клеменси и с удовольствием заметила, как его лицо на миг исказилось от гнева.

С какой стати Ленард затеял со мной эту игру? – гадала она, поскольку не питала иллюзий относительно его чувств. Возможно, мы и были друзьями в прошлом, но он никогда не стремился углубить, расширить наши дружеские отношения, хотя с моей стороны желание на этот счет было огромное.

– Ты хочешь, чтобы я прожила с тобой год… И что я буду иметь после этого? – с вызовом спросила Клеменси. – Сердце, обливающееся кровью от ненависти к сожителю-врагу?

– Ты будешь иметь вот эту усадьбу – свой дом и виноградник. Я приведу все на твоем участке в порядок и спишу твои долги.

– Эта затея обойдется тебе наверняка более чем в один цент. – Ее сердце стучало так, будто вот-вот выпрыгнет из груди. – И ты готов пойти на все это ради того, чтобы я была твоей женой в течение года? – Она покачала головой. – Я совершенно не понимаю тебя, Ленард. Почему только год? Что тебе это даст?

– Мне нужна надежная, ответственная жена. – Он невесело улыбнулся. – Жена, которая бы смотрела на меня с обожанием.

И вдруг в голове у Клеменси словно что-то щелкнуло. Так вот в чем дело!..

– Ты предлагаешь мне все это, потому что баллотируешься на пост мэра, не так ли? Тебе необходимо выставить себя в подобающем свете: любящий муж, примерный семьянин…

– Минутку, минутку, – прервал ее Ленард. – Я не собираюсь создавать с тобой семью в полном смысле слова… О детях речь не идет. Но ты права: у меня действительно будет больше шансов победить на выборах, если я буду женат.

– А когда мы расстанемся, что станет с твоей репутацией?

Он рассмеялся.

– Я буду всем говорить, что ты вышла за меня из-за моих денег… И это будет недалеко от истины, не так ли? И возможно, за меня вновь проголосуют – из сочувствия.

Клеменси нетерпеливо помотала головой.

– Но почему ты выбрал меня?

– А почему бы нет? – Он равнодушно пожал плечами. – Ты привлекательная. Способна все просчитывать наперед. Мы можем заключить деловое соглашение, четко зная позиции, и цели друг друга… По правде сказать, я не очень-то гожусь в мужья – слишком уважаю свою холостяцкую свободу. Однако год не такой уж долгий срок, и мне кажется, в моем предложении есть резон.

Клеменси придерживалась другой точки зрения: предложение Ленарда казалось ей абсурдным, нелепым.

– Это называется брак по расчету… деловой контракт, – пробормотала она. – Ты получаешь партнера, который будет сопровождать тебя на политических митингах и петь тебе осанну на публичных мероприятиях, а я через год получаю свой виноградник, не так ли?

Ленард кивнул в знак согласия и добавил:

– В течение года мы будем также сожительствующими партнерами.

Клеменси сжала пальцы в кулаки с такой силой, что ногти вонзились в ладони.

– Мне показалось, – медленно сказала она, – что ты говорил о сугубо фиктивном браке. Или я чего-то недопонимаю?

Прежде чем ответить, Ленард окинул внимательным взглядом чувственные изгибы фигуры Клеменси, роскошные волосы, обрамлявшие нежное, почти юное лицо. Явно оставшись довольным осмотром, он с улыбкой заявил:

– У тебя великолепное тело, а у меня хороший, вполне здоровый аппетит. Я хотел бы, чтобы мы спали в одной постели, Клеменси. Полагаю, моя идея не вызывает у тебя отвращения? – осведомился он, явно наслаждаясь замешательством девушки. – Я знаю, что ты намного моложе меня, но, когда мы только что целовались, нам обоим, думаю, понравилось, и ты не можешь отрицать этого. По правде говоря, я даже не ожидал от тебя подобной страсти. После этого поцелуя я задался вопросом: почему же я не целовал тебя раньше?

Клеменси покраснела от досады. Ленард разговаривал с ней, с одной стороны, как с маленькой девочкой, а с другой – как с опытной, физически зрелой, чувственной женщиной! Осознание того факта, что Ленард говорил чистую правду, только еще больше подливало масла в огонь.

– У тебя слишком разыгралось воображение, – буркнула Клеменси. – Никакой страсти не было и в помине.

– Ты уверена? – насмешливо спросил Ленард. – Сдается, когда-то ты увлекалась мной.

Его самоуверенность задела Клеменси. Она вызывающе рассмеялась.

– И когда же это было, по-твоему? Может быть, когда я предложила тебе пойти на выпускной бал в школе? – Клеменси очень хорошо помнила, что это был один из немногих случаев, когда она осмелилась пофлиртовать с Ленардом, намекнуть, что неравнодушна к нему. – О Боже! Если у меня все в порядке с памятью, ты тогда со смехом уверял, что тебя могут обвинить в совращении младенца. И ты был прав, просто меня, должно быть, в те годы тянуло к зрелым мужчинам.

– В те годы ты была совсем еще девчонкой.

– Разница в пятнадцать лет по-прежнему остается между нами, – сказала Клеменси уже более спокойно.

– Я не забыл об этом. – Ленард замолчал, задумался о чем-то… и вдруг сразу оживился, когда его слегка рассеянный взгляд скользнул по изящной фигуре Клеменси. – Но теперь тебе двадцать два и я воспринимаю тебя совсем по-другому.

– Ты имеешь в виду, что я стала теперь дичью, на которую разрешено охотиться и употреблять в пищу? И этим ты намерен заниматься в течение года? – саркастически поддела она Ленарда. – Да я скорее продам душу дьяволу, чем свяжусь с тобой!

Ленард весело расхохотался.

– На твоем месте, когда тебе угрожает банкротство, я не стал бы вступать ни в какие отношения с дьяволом. И, полагаю, ты согласишься с моим предложением… потому что это будет самый благоразумный шаг в твоей жизни. Подумай.

Он развернулся и, не оглядываясь, направился к выходу.