А единороги будут?

Глава 2

Напряжение за ужином просто витало в воздухе. Вот Рикиши, с привычно скользящей по губам полуулыбкой, уточняет:

– Вам положить еще салата, леди?

А у меня перед глазами это же улыбающееся лицо… и отлетающая в сторону рубашка.

– Вам подлить еще вина? – и легкое, едва ощутимое касание тонких длинных пальцев, пока Рикиши забирает бокал из моей руки.

Электрический разряд по всему телу. Даже сердце замирает. А перед глазами он… обнаженный. И сердце начинает биться, только сразу слишком часто, слишком быстро, слишком…

«Обычный парень, тем более – чужой», – уговариваю я себя, искоса поглядывая, как красиво он ест. Слежу за тем, как ловко он нарезает мясо.

Взмах длинных ресниц привлекает мое внимание к глазам. В первый день мне было все равно, а потом я привыкла, но сейчас для себя отмечаю, – иногда он их подводит, полностью обрисовывая контур. Чаще всего – ближе к вечеру. И с губами что–то делает, чтобы они казались ярче… Явно что–то делает, потому что сейчас мне взгляд от них не отвести – так манят. Особенно, когда он их облизывает кончиком языка, медленно, по кругу.

Зараза! Похоже, меня пытаются соблазнить!

– Да, подлей!

Я тоже облизываю губы и на секунду прикрываю глаза, чтобы скрыть промелькнувшее в них удовлетворение – за мной тоже следят. Хотя…

Тут внутри меня все сжимается, и я едва сдерживаю вспыхивающее раздражение. Ему же приказали меня соблазнить, вот он и старается. И за мной следит, чтобы понимать, насколько продвинулся к успеху.

Не будет никаких соблазнений, ни в какую сторону. Просто продолжаем общаться так, как раньше. Я же даже не могу Рикиши доверять полностью! Вот мне надо пробраться к Алисе. Одной это будет сложно сделать, но просить его о помощи – опасно. Сольет информацию Соноле, как и положено хорошему рабу.

Как только в моих мыслях появлялось это слово: «раб», причем не абстрактный какой–то, а этот вот конкретный парень напротив меня… Сразу или хотелось выскочить из–за стола и сбежать, или нагрубить, или просто отвести взгляд в сторону и не смотреть… не смотреть на него, не думать о нем, как о привлекательном мужчине.

Чужой мужчина. Просто чужой мужчина. Чей–то муж, например. Красивый, умный, но чужой. И искать входы и выходы к Алисе я буду без его помощи!

Хотя я очень плохо представляю себе, как это будет выглядеть. Ведь все то время, что я здесь живу, мое передвижение по дому было очень ограниченным и всегда… Всегда в сопровождении Рикиши. Ну, кроме сегодняшней вечерней прогулки.

Однако я все равно дышала свежим воздухом не одна, – за мной наблюдала какая–то пожилая леди, прогуливаясь чуть в отдалении. Я отставала, – она тоже притормаживала, я шла быстрее, – она тоже ускоряла шаг, я уклонялась в сторону, – и она следом, я замирала, любуясь красотой беседки, и она останавливалась неподалеку. Мои «Добрый вечер», «Здравствуйте, а вы кто?» и «Э–ге–гей, давайте же знакомиться!» упорно игнорировались, так что привлекать ее внимание мне быстро наскучило. И пытаться скрыться от нее в кустах – тоже. Сад она знала явно лучше меня.

– Ты и сам тоже пей, – я с заботливым лицом пододвинула Рикиши бутылку с напитком розового цвета. По вкусу я бы это назвала малиновым шампанским, ну или лимонадом с добавкой алкоголя. Юноша принес бутылку с собой, сказав, что это вино из каких–то лепестков, которое он очень любит.

Переводчик, вставленный мне в голову при переносе (это я фигурально, если что!), иногда давал сбои. То есть я слышала странное слово, и вот что хочешь, то с этим и делай. Вот как было с «альменхеттен». Непереводимый набор букв и все тут. Но там, в контексте, было вполне понятно, и тем более в учебнике даже пояснение давалось. Сейчас тоже примерно ясно, что речь о каком–то цветке, раз есть лепестки. «Эссузефи». Ужас какой! Я бы без переводчика тут язык бы сломала, точно. А так – говорю, понимаю, читаю, пишу… Удивительное рядом.

Да, наверное, еще поэтому я не паниковала целых два месяца – мне не верилось, что все по настоящему. Интересный неизведанный мир, куча книг, новые знания и постоянные незаметные чудеса, к которым быстро привыкаешь. Ну, как к электричеству, ноутбуку и мобильному.

Помнится, как–то выбегая на работу, забыла дома сотовый. Вот весь день себя как голая чувствовала. Непривычно, странно и… страшно! Вдруг что–то случится, а мне позвонить неоткуда!

Здесь же я привыкла к тому, что со мной постоянно рядом Рикиши, как мой мобильный.

И книги в библиотеке спускаются к тебе на стол сами, стоит только подумать, чтобы ты хотела почитать. Если запрос неоднозначен, то в воздухе появляется надпись «выбор более десятка книг, нести?». Такой вот аналог «окей гугла».

Одежда подгоняется по размеру по взмаху руки главного портного, да и вообще, шьется за один час, как только ты определилась с тканями и фасоном. Обувь – так же. Идеально, учитывая все изгибы, косточки, подъемы…

Еда… Еще в первые дни я продиктовала список того, что не буду есть ни при каких обстоятельствах и в дальнейшем просто наслаждалась. Готовить, накрывать на стол и мыть посуду было не надо. Можно высказать пожелание и получить заказанное, как в ресторане… Правда, последнее время меня потихоньку стали кормить местной пищей – на столе появились блюда не только из моего, но и из этого мира, и Рикиши очень ненавязчиво их мне подкладывал. Только сейчас, анализируя все, что происходило со мной в эти два месяца, я отметила этот факт. Меня приучали есть местную еду.

Значит, иномирную кафешку планируют прикрыть? Или, что более реально, меня планируют переселить туда, где иномирных ресторанов не предусмотрено. В академию.

– Спасибо, я наелась, – этой фразой надо было заканчивать завтраки, обеды и ужины. Причем, эту фразу мог произносить только старший по положению, и пока этот старший не наелся, – остальные должны были молча сидеть и изображать, что кушают. А главная печаль – как только эта фраза произнесена, все встают из–за стола и расходятся.

Так что Рикиши отодвинул свою тарелку, давно уже пустую, кстати. Я вложила свои пальцы в его протянутую ладонь, и, не смотря на все принятые мною решения, вновь почувствовала, как сначала внутри все вспыхнуло, выдав меня румянцем на щеках, а потом заледенело. Чужой. Раб. Нельзя верить. Даже промелькнувшему интересу в его карих глазах верить нельзя. Ему приказали меня соблазнить, вот он и старается.

– Скажи, я могу встретиться и поговорить с леди Алисой? – прямой путь иногда самый короткий. Я не собираюсь скрывать свое желание познакомиться с этой барышней. Просто, если мне откажут, буду добираться до нее окольными путями.

– Не уверен, что леди Сонола это одобрит…

Спокойствие, главное – спокойствие. Я не буду уточнять вслух, где видела эту леди и ее одобрение.

– Тогда я хочу встретиться с Сонолой!

– Леди… – Рикиши как–то уж очень обреченно вздохнул и сделал приглашающий жест рукой в сторону, противоположную от моей комнаты: – Прошу…

Я шла и обдумывала, как буду медленно душить Сонолу, потом стучать ее головой об пол, потом втыкать ей иголки под ногти. Шла и накручивала себя, чтобы было не так страшно. А страшно – было.

Пока не случилось этой странной выходки со стимулированием, я жила в полусне, вроде бы и так в параллельном мире, но еще и, похоже, в перпендикулярном. Потому что меня мало интересовало все, что происходит, – я с головой погрузилась в учебники. Это было потрясающе, захватывающе интересно, ну как в командировку по повышению квалификации в другую страну! Во мне поддерживалась вера, что я в любой момент могу вернуться обратно, и я, счастливая, наслаждалась библиотекой другого мира.

Если бы меня держали в клетке, – это бы меня насторожило, но я ходила по дому и гуляла по саду. Я даже пару раз в город выезжала! В карете в сопровождении двух прислуживающих мне за столом мальчиков и Рикиши.

Мне показали большой дворец, в котором собирались альменхеттен семей, живущих поблизости. Здесь же устраивали балы, праздники, а еще этот дворец служил гостиницей для высокопоставленных особ.

Мне показали местный базар, где торговали тканями, за которыми мы, в сущности, и выезжали. А еще: оружием, украшениями, фруктами, приправами, овощами… Почти привычно, если вы были хоть на одном восточном базаре. Даже одежда у местных аборигенов чем–то напоминала восток – длинные яркие платья и платки на головах у женщин и такие же яркие и длинные халаты у мужчин. Но не с шароварами, а с такими же штанами в обтяжку, как у Рикиши.

То есть я не была ограничена в передвижении, мне самой хотелось сидеть в библиотеке и читать, читать, читать… Особенно последнюю неделю.

Но после стимулирования я прозрела. Осознала, что заявленное на Яхолии рабство – не древний атавизм, а вполне себе существующая часть общественного строя. Это отрезвило получше любого ведра холодной воды на голову.

И то, что вокруг меня плетутся интриги, в которых я не разбираюсь, не участвую, не знаю даже, кто поставил на меня, а кто – против. Я – пешка. Причем, я даже не понимаю, пешка ли я, которую выдвигают в дамки, чтобы потом ею манипулировать, или пешка, которую хотят подставить, чтобы в дамки вышел кто–то другой.

Сначала Рикиши вел меня привычной дорогой, как будто в библиотеку, а потом вдруг резко свернул в какую–то потайную дверь, и мы покрались темными коридорами, по которым никогда до этого не ходили. Мой сопровождающий шел, постоянно оглядываясь, прислушиваясь… Пару раз дергал меня на себя и прижимал к стенке. Я не вырывалась и не задавала дурацких вопросов. Просто или быстро шла, или замирала и старалась даже не дышать.

Наконец, мы остановились у одной из двойных дверей, и Рикиши постучал.

– Войдите, – прозвучал женский, абсолютно мне незнакомый голос, и меня быстро затащили в большую залу. Единственное, что я успела разглядеть, это то, что все было в голубых тонах, и это не спальня. Но и не столовая, – стола не было. Скорее комната отдыха, огромная такая… С диванами и креслами вдоль стен, картинами и статуями. А в центре комнаты стояла леди Марими.

Рикиши сразу же опустился на колени прямо возле двери и застыл, уставившись в пол. Я же, придя в себя от неожиданности, изобразила местный поклон низшей аристократической ветви – верхней: прижала левую руку к груди и склонила голову.

– Что привело тебя ко мне? – у леди Марими и голос был какой–то неживой, чем–то напоминающий звон хрусталя.

Я вопросительно посмотрела на Рикиши. Меня сюда привело не что–то, а кто–то, но этот кто–то стоял на коленях и старательно делал вид, что его тут нет. Вздохнув, я поняла, что отмазываться придется самостоятельно.

– Я хочу понять, в какой игре меня используют, а еще познакомиться с Алисой.

– Хорошие желания, похвальные, – прозвенела Марими. – Про интригу я тебе ничего рассказывать не буду, она тебя не касается…

– Как это «не касается»?! – возмутилась я до глубины души. – Очень даже касается.

– Когда взрослые играют, дети не должны мешать под ногами, – и пока я хватала ртом воздух от возмущения, потому что меня уже давно никто не называл ребенком, эта старушка продолжила: – Не волнуйся, если ты оправдаешь мои надежды, я о тебе позабочусь.

Успокоила!.. Позаботится так, как она считает нужным? Мне тридцать с лишним лет, и я давно уже самостоятельный и полноценный член общества. И не важно, что кто–то вдруг резко захотел выдернуть меня из одного общества в другое. Я не позволю, чтобы ко мне относились как к несмышленому малышу!

Женщина изучала меня, даже не скрываясь, оглядывала с ног до головы, наблюдала и… улыбалась. Раздражающе –покровительственно. Свысока.

Я глубоко выдохнула и попыталась успокоиться. Учитывая то, что Марими старше Сонолы, которой вроде бы триста двадцать восемь, то я, в свои тридцать два для нее действительно ребенок. Тем более, в этом мире я недавно и знаю его только по учебникам. И вообще не стоит портить хорошее впечатление.

– Успокоилась? – с исследовательским интересом в голосе поинтересовалась моя собеседница. – Эмоции надо учиться прятать, иначе в академии не выживешь. О том, чтобы ты до нее дожила, я позабочусь. А вот выживание там будет целиком на тебе.

Звучит не слишком оптимистично.

– А если я не хочу в эту вашу академию? Если я домой хочу?

Идеально очерченная бровь чуть приподнялась вверх, едва заметно, и женщина внимательно посмотрела сначала на меня, потом на Рикиши, потом снова на меня.

– Ах, да… по условиям спора я не должна тебе говорить, – Марими подняла глаза к потолку и потом снова стрельнула ими в мою сторону. – Так что давай сделаем вид, что разговора про твой дом не было.

Я тихо выругалась, едва слышно, но женщина все равно рассмеялась:

– Какая интересная комбинация слов. Надо будет запомнить. А теперь иди обратно, уже пора спать…

– Вы мне так и не ответили про Алису! – хорошо, про дом и спор я попробую из Рикиши выбить, но явилась я сюда с определенной целью и запутать себя не дам.

– Могу тебе ее показать, но познакомиться с ней будет очень сложно, – Марими поджала губы, очевидно осуждая мою напористость.

– Почему?

Да, почему я должна выжимать информацию, вытряхивая из всех сведения по крупицам?! Начала говорить, вот и говори… Нет, заинтриговала и выдерживает паузу!

– Она спит.

Я сжала кулаки и зубы, сосчитала до десяти, потом снова до десяти… Потом…

– Ее усыпили, когда она вновь завалила экзамен, к которому тебя так старательно готовят. Мы искали подходящую кандидатку несколько месяцев, нашли троих. Так что имей в виду – у тебя есть соперницы. У нас с тобой. А теперь уходи. Следующий наш разговор будет только после того, как ты поступишь в академию.

– А если я не поступлю?

– Значит, мы больше не увидимся.

Я снова поклонилась.

Женщина подошла к Рикиши, положила руку ему на плечо и слегка погладила:

– Ты все сделал правильно, мой мальчик. Не вини себя.

Мальчик облегченно выдохнул и рискнул оторвать взгляд от пола. Молча.

– Надеюсь, твоя госпожа не узнает об этом.

– Я тоже надеюсь, леди, – едва слышно прошептал Рикиши и потом чуть погромче: – Я понял ваше желание, леди. Не узнает.

– Можешь идти, – Марими милостиво кивнула ему в сторону двери и выразительно взглянула на меня. – Спокойной ночи, леди Икари.

– Спокойной ночи, леди Марими, – ответила я и вышла.

Юноша выскользнул вслед за мной.

Мы молча дошли до моей спальни, после чего меня прорвало, и я высказалась. Долго, с удовольствием, от души… Обо всем…

Рикиши тихо стоял в дверях и краснел, как гимназистка–первокурсница.

Наконец, я выдохлась, сдернула ненавистную нижнюю юбку и упала на кровать.

– Что за хрень тут происходит, объясни мне, наконец?!

– Простите, леди Икари…

– Какие, к черту, соперницы?! Тут что, конкурс на звание любимой дочурки Марими?

– Можно и так сказать, – на лице Рикиши промелькнула едва заметная улыбка. – Не волнуйтесь, леди, вы обгоняете их по всем предметам.

– Их плохо стимулируют? – ехидно поинтересовалась я, и Рикиши сразу напрягся. Ну и ладно, уж и пошутить нельзя. – Про возвращение домой ты мне ничего не хочешь рассказать?

– Нет, леди, – Рикиши энергично помотал головой.

– А если подумать?

– Все равно «нет», леди.

– А если я буду тебя пытать? – поинтересовалась я, приподнимаясь с кровати.

– Леди? – Рикиши замер и напрягся, внимательно следя за тем, как я крадусь в его сторону.

Я подошла вплотную и начала медленно расстегивать его камзол. Парень сглотнул, не отрывая взгляда от моего лица. Странно, в глаза Марими он не смотрит, на Сонолу тоже предпочитает поглядывать искоса, а вот мне, значит, в лицо смотреть можно?

Пуговка за пуговкой… Наблюдая, как расширяются его зрачки, как он нервно проводит языком по губам, как дышит… глубоко, размеренно, спокойно. Камзол отлетает в сторону.

– Руки!

Глаза Рикиши становятся еще больше, но он быстро понимает, что я хочу, и поднимает руки вверх. Рубашка летит вслед за камзолом.

Я провожу подушечками пальцев по груди…. Обвожу вокруг сосков. Парень смотрит на меня с изумлением, но молчит. Ждет.

И тут… я начинаю щекотать ему ребра, живот, грудь.

Он ловит обе мои руки за запястья и смеется. Я впервые за два с лишним месяца слышу, как он смеется. Заразительно так, весело.

– Вы жестокая женщина, леди…

Он наклоняется… Его лицо так близко, его губы почти рядом. Он выше меня, к тому же, тут в моде мужские сапоги на каблуках… а я босиком, потому что, сдергивая нижнюю юбку, скинула и туфли. Он нависает надо мной, удерживая за поднятые вверх руки. Я чувствую, какие сильные у него пальцы, несмотря на то, что он очень осторожен. Моя кожа на запястьях горит от соприкосновения. А спину, наоборот, приятно холодит. Да, я зажата между мужчиной, которого хочу до судорог внизу живота, и стеной. И мы замираем, глядя друг другу в глаза.

Внутри тоскливо, на одной ноте зарождается вой: «Он раб, чужой раб!». И тут же, где–то в голове, бегает маленькая капризная девочка и топает ногами: «А я все равно хочу, хочу, хочу!». Но взрослая, умудренная опытом женщина берет девочку на руки и пытается ее успокоить: «Мы что–нибудь придумаем, но если мы переспим с ним сейчас, то…»

Узнать мысли мудрой женщины мне оказалось не суждено, потому что Рикиши целует… целует так, что я растекаюсь по этой несчастной холодной стенке. Хорошо, что он успевает подхватить меня на руки и подсадить себе на бедра, чтобы мы продолжили целоваться. Я забыла обо всем и полностью отдалась процессу. Мягкие податливые губы, вдруг становящиеся сильными и властными, если я забываюсь, но тут же опять покоряющиеся моему напору.

Сердце то бешено стучит, то замирает. Губ мне уже мало, и я начинаю целовать скулы, шею, плечи… Целовать сама и позволять целовать меня, откидывая голову назад.

Пелена возбуждения слегка спадает, когда я оказываюсь на кровати с задранной вверх юбкой, и ощущая касания сильных, но осторожных пальцев, разводящих мои ноги.

– Нет, – м–да, я сама не услышала свой шепот, надо собраться с силами и сказать погромче. – Нет… – Погромче и поувереннее. – Рикиши, остановись!

– Леди? Я сделал что–то не так?

Ожидая ответа на свой вопрос, парень расстроенно смотрит, как я поправляю платье и усаживаюсь в более целомудренную позу.

– Все отлично, – нет, изображать из себя недотрогу недоступную уже поздно, да и возраст не тот. – Просто… не сегодня, хорошо?

Жалко звучит, согласна, но что я могу поделать? Не говорить же ему прямо, что не хочу спать с чужим рабом? Пусть лучше будут жалкие оправдания, чем грубые. Не хочу, чтобы он снова завял на глазах! Мне так понравилось слышать его смех. Хотя целоваться с ним мне понравилось еще больше.

– Но почему? Вам ведь разрешили…

Ну зачем?! Зачем…

Рикиши мгновенно понимает, что сказал не то. И под моим умоляющим взглядом замолкает, не закончив фразу. Права Марими, эмоции надо научиться прятать.

Какое–то время сижу, вцепившись в платье, сминая ткань и жалея, что не могу сейчас с силой ударить по матрасу, вложив всю злость. Надо прятать эмоции, надо…

– Не сегодня – это же не значит никогда, правильно? – в голосе юноши мне слышится надежда.

Для человека, соблазняющего по приказу, слишком искренняя. Как же было бы приятно верить, что он, и правда, меня хочет. Ну, уже не совсем меня.

Таблетки у них тут отличные, так что последние пару недель каждое утро, глядя в зеркало, я видела молоденькую двадцатилетнюю девчонку. Десять лет в минус за два месяца. Да, у нас бы такие таблетки пользовались бешеной популярностью.

А также минус куча болячек, которые я заработала благодаря прекрасной наследственности и потрясающе активному образу жизни. М–да… Спортивная ходьба до и от остановки автобуса, а еще раз в неделю – подвиг – выезд за покупками. И так с восемнадцати лет. Институт. Работа. Хорошая, стабильная, высокооплачиваемая, с перспективой роста… но, наскучившая до печенок.

Мужчины. Не так уж и много. Книги. Вот их было много… И время… Утекающее куда–то мимо.

А теперь я снова девчонка. Молодая, красивая, здоровая. И рядом мужчина. Мужчина, который мне нужен. В своем мире я бы даже не сомневалась. Но не в этом. Тут такая женская конкуренция, что я банально не верила Рикиши. А без этого никакого секса между нами не будет. Лучше буду удовлетворять себя сама, чем спать с мужчиной, который меня не хочет. Как бы сильно мне его ни хотелось самой.

– Да. Не сегодня, значит, не сегодня, – улыбнувшись, я провела пальчиком по груди парня.

Он не заслужил мое доверие, но мое одобрение – заработал. Все–таки мальчик старался сделать мне приятно. И преуспел в этом. Ведь я с трудом смогла заставить себя остановиться.

– Спокойной ночи, Рикиши.

– Спокойной ночи, леди. С завтрашнего дня начнем тренироваться отвечать на вопросы.

Отлично. Ничего не узнала, только еще больше запуталась. Самое время снова отодвинуть подальше все эти странные непонятности и погрузиться в учебу.