А еще я танцую

Чтобы вы поняли, о чем идет речь, я должен объяснить вам, как я отношусь к деньгам. Как только у меня их появилось достаточно — это случилось в 96-м году, после экранизации «Дрейфа» (фильм получился средненький, но заплатили мне изрядно), — как я потерял к ним всякий интерес. Я не стыжусь этого и не горжусь этим — я просто констатирую факт. Семейным бюджетом занималась сначала Элин (моя норвежская жена), затем Вера. Начиная с 2005 года я не читал ни одного письма из нашего банка. У нас с Верой был общий текущий счет, кроме того, я оформил на нее доверенность, чтобы она имела доступ ко всем остальным моим счетам. Поскольку денежными вопросами занималась она, это было удобно и полностью меня устраивало. После ее исчезновения полицейские спросили, не осуществляла ли она в последнее время каких-либо необычных банковских операций, например, не снимала ли со счетов деньги и не переводила ли их на другие счета. Я ответил, что ничего подобного не было и что все в полном порядке. На самом деле я просто был не в курсе.

В начале ноября я получил из банка ежемесячный отчет и на сей раз его изучил. Вера каждую неделю снимала с моей карты по 750 евро. Я стал искать банковские квитанции за предыдущие месяцы, перерыл весь дом, но так ничего и не нашел. Тогда я поехал в банк и попросил показать мне движение средств на моих счетах. Выяснилось, что Вера с февраля 2009 года каждую неделю снимала то с одного, то с другого счета по 750 евро. Таким образом, за 21 месяц она увела 63 тысячи евро.

Все это она делала совершенно законно. Я никому ничего не сказал. Вы — первая, с кем я делюсь этой информацией. Меня убила не потеря денег. Меня убило сознание того, что она готовилась к побегу заранее. Я почувствовал себя не просто обманутым. Она меня предала.

Что творилось в ее бедной голове, когда она, положив руку мне на грудь, говорила: «Поговори со мной», хотя не далее как тем же утром сняла со счета свои 750 евро, а в выходные собиралась на свидание с любовником? Критики утверждают, что я здорово разбираюсь в человеческой душе. Какая горькая шутка! Ни в чем я не разбираюсь. Никто ни в чем не разбирается.

Во время расследования я ни словом не обмолвился об этих украденных деньгах. Мне было слишком стыдно за свою наивность. Кому приятно чувствовать себя ощипанной курицей? Я предпочел сыграть роль несчастного мужа, снедаемого тревогой о таинственно пропавшей жене. Выглядит как-то пристойнее, вы не находите?

Но я слишком вжился в роль. Я проявлял бешеную активность. Демонстрировал отвагу и неустанную решимость. Лично участвовал в поисках.

В душе я все это время был просто комком боли, чего никто не замечал. Это худшие месяцы в моей жизни. Если бы не внуки, не знаю, чем бы дело кончилось.

Раз уж я рассказываю вам все как есть, упомяну еще об одном. В полиции меня попросили принести Верин паспорт. Я принес им старый, найденный в ящике стола. И не сказал, что за несколько месяцев до исчезновения она получила новый паспорт, который унесла с собой.

Ну вот, теперь, милая Аделина, моя очередь задать вам несколько вопросов. Не волнуйтесь, я поступлю, как моя кузина, и начну с самого невинного.

Второй вопрос будет чуть потруднее.

Чем дальше, тем вопросы каверзнее.

Ну и наконец, самый трудный вопрос (как в телеигре, можете попытаться на него ответить, а можете выйти из игры, забрав поощрительный приз. Только заранее предупреждаю, приз так себе: словарь синонимов и DVD-диск).

И в самом-самом конце — новости от моего мерзкого кота. Он где-то шлялся пять ночей и заявился только сегодня — голодный, отощавший и грязный. По-моему, он куда-то залез и не мог выбраться назад. Не знаю, как он, но я ему обрадовался. Кстати, вот еще одна причина верить, что жизнь — не такая уж скверная штука. Пятая причина, если помните, заключалась в том, что ты находишь то, что считал потерянным. Шестую сформулируем следующим образом: хорошо найти того, кого считал потерянным. Например кота.

Обнимаю вас.

Вы с вашим островом вызываете у меня острое чувство зависти.

4 мая 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

На часах 3:12 ночи. Ваше письмо я открыла в 00:31. Вообще-то я не страдаю бессонницей, но тут вдруг меня как будто что-то толкнуло, и я включила компьютер. Завтра днем напишу обстоятельнее и наверняка спокойнее. Но пока я могу только вопить. Шестьдесят три тысячи евро!!! Вера увела с вашего счета 63 тысячи евро?!! Хорошо, что я сидела на кровати, когда это читала! Я просто рухнула, но, к счастью, ничего себе не сломала. Господи, Пьер-Мари. Это ведь огромные деньги!

Может, дело в том, что сейчас глубокая ночь, но голова у меня что-то плохо варит. Никак не могу понять, что меня поражает больше всего. Ваш пофигизм? Ваше добровольное ослепление? Вера у вас под носом потихоньку обворовывала вас, а вы ничего не замечали! Ваше нежелание обсуждать это с полицией? Тот факт, что вы испытываете стыд?

Наверное, все это вместе взятое. С другой стороны, все становится ясным. Сейчас не могу объяснить вам, почему я в таком шоке, но обязательно сделаю это позже, не сомневайтесь.

Не знаю, удастся ли заснуть, но попытаюсь. У меня на ночном столике лежит стопка книг с приглашением совершить путешествие к мудрости. В том числе тантра. Ее автор рассказывает, как несколько месяцев проходил обучение у одной индианки с целью достижения высших степеней сознания. Не читали? Я от нее в восторге. Как бы мне хотелось обрести способность дышать — просто дышать и ни о чем не думать!

Но все-таки придется пойти вскипятить чайник и заварить себе валериану с флердоранжем. Хуже не будет.

Двадцать один месяц. Восемьдесят четыре недели. 63 тысячи евро. Будь у меня такая сумма, знаете, Пьер-Мари, что бы я сделала?

Плюнула бы на все и махнула в Гималаи, к наставнику по тантризму.

Спокойной ночи (сколько там ее осталось).

5 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Аделина!

Спасибо!

Вы спросите, за что? За то, что здорово меня развеселили с этими треклятыми 63 тысячами евро. Я представил себе, как вы сидите в ночной рубашке (я не ошибся?) возле компьютера и вдруг валитесь на спину с широко раскрытым ртом и выпученными глазами и только повторяете на все лады: «Шестьдесят три тысячи евро! Шестьдесят три тысячи евро!!!»

Я даже засмеялся. Надо же, в первый раз за два с половиной года с кем-то заговорил об этом, и уже смеюсь. Так что да, спасибо. Вы сняли с моей души груз. Как в той сказке, помните? — извлекли у меня из горла рыбью кость. Ухватили ее большим и указательным пальцами, раз! — и все! Должен признать, как консультанту вам нет равных. Вы решили, что больше никому не в состоянии помочь, но со мной у вас получилось.

Спасибо.

(Кстати. Между нами говоря, 63 тысячи евро — бесспорно, кругленькая сумма, но знаете ли вы, что на свете существует множество людей, для которых она меньше ежемесячной зарплаты? Мы с вами, Аделина, просто мелкая сошка.)

Сейчас 5:30 утра. Наверное, вы как раз только что уснули (несмотря на свои отвары), а я напротив — только что проснулся. Поэтому накрываю вас одеялом, которое вы скинули во сне, и тихонько, на цыпочках, удаляюсь из вашей спальни. Надеюсь, вам снятся купюры в 100 евро, которые падают на вас, как снег на склоны Гималаев (браво, Сотто! Чуть банально, но совсем недурно!).

Р. S. Понимаю, что вы в шоке, но вы не ответили ни на один из моих вопросов. Впрочем, чего там. Тантризм утверждает, что у нас впереди вечность.

5 мая 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

Бессонница в конце концов сдалась перед моими упражнениями на релаксацию (я делала их в ночной рубашке, тут вы угадали, если точнее, в черной), но долго проспать мне не удалось. Не знаю, что тому виной — недосып или ваши откровения, но я вскочила с постели как ошпаренная с единственной мыслью: какое сегодня число? Пятое мая? Так что позвольте мне пока что вынести за скобки эту грязную историю с деньгами и начать письмо с самого банального, но самого искреннего пожелания: пусть сегодняшний день принесет вам много-много радости.

Как вы намерены отпраздновать свою 61-ю весну? Присоединится ли к вам хотя бы часть вашего невероятно пестрого племени? Или вашему коту придется превратиться в принцессу и испечь вам именинный пирог? (Как в сказке про Ослиную Шкуру, которая пекла пирог королевичу, помните?) Надеюсь, он хотя бы промяучит вам что-нибудь приятное на своем кошачьем языке и вспрыгнет, мурча, вам на колени. Я на его месте именно так и поступила бы. Но я все-таки не кошка, поэтому запрыгивать к вам на колени поостерегусь, дабы избежать лишнего травматизма. Кстати, раз уж мы договорились говорить друг другу только правду, а я замылила ответ на один ваш вопрос, то вот, сообщаю: 83. Во всяком случае, именно эту цифру показывали мои весы, пока я не приехала сюда. Не исключаю, что с тех пор я потеряла несколько граммов, потому что, разумеется, у меня есть велосипед (очаровательная дама, у которой я снимаю комнату, разрешает мне пользоваться своим) и я каждый день часами катаюсь по лесам и болотам. Как вы догадались?

Пьер-Мари, как обещала, я обязательно отвечу на все ваши вопросы любой степени сложности, даже рискуя вылететь из игры. Но сначала закройте глаза и попробуйте представить себе нескладную дылду ростом 1 м 77 см и весом 83 кг, восседающую на старом велике, изъеденном морской солью, — это антикварная модель с тремя скоростями и чуть погнутым передним колесом. Представили? А теперь вообразите, как я накручиваю педали, чтобы заставить эту конструкцию двигаться вдоль песчаного берега, где постоянно дует ветер — естественно, в лицо. Если мы добавим к этому, что нескладная дылда выкуривает в день в среднем не меньше пачки сигарет, то вы получите ответ на один из ваших вопросов: я приехала на этот остров, чтобы тут сдохнуть!

Шучу, конечно, но, знаете, в каждой шутке… После смерти Филимона, развода со «сволочью» и долгой депрессии я сильно похудела. Я пребывала в жалком состоянии со всех точек зрения, кроме одной: впервые с ранней юности у меня появилась стройная фигура. Мне удавалось сохранять ее на протяжении нескольких лет, в основном благодаря спорту. Жила я тогда в Ле-Клуатре, с матерью. Когда я говорю «спорт», я имею в виду не бальные танцы. Я занималась настоящим спортом: бегом, плаванием, даже греблей на Луаре. Физическая нагрузка пьянила меня не хуже какого-нибудь наркотика. Но в последние годы произошли некоторые события (скоро я до них дойду), пробудив во мне прежние страхи и тревоги, и я все бросила. Заменила footing на fooding. И начала толстеть не по дням, а по часам.

Кстати о депрессии. Вы говорили, что нашли в аптечке у Веры снотворное. Знаю эти жутко вредные таблетки! Понимаю (и еще как!), что сейчас они вам необходимы, но все-таки — поаккуратней там с ними. Если хотите, пришлю вам еще пару-тройку рецептов волшебных настоев. Вот увидите, они действуют ничуть не хуже химии!

Вы даже не представляете, Пьер-Мари, как я рада, что снова могу с вами переписываться. Мое удовольствие не портит даже тот факт, что я должна признаться вам в вещах, которые от вас скрывала. Очевидно, работает причина номер шесть: возможность найти того, кого считал потерянным. В феврале, отсылая вам большой пакет из крафт-бумаги, я и думать не могла, что вы займете в моей жизни такое большое место, хотя, в отличие от вас, уже тогда знала, что мы с вами помимо собственной воли связаны прочной нитью.

Прежде чем я продолжу, сделаю первое важное признание. Оно касается не Моцарта и не «Свят, свят, свят Господь» — я действительно имею привычку распевать во все горло, когда остаюсь одна, особенно по вечерам, особенно открывая бутылочку. Солгала я вам насчет своего возраста. Когда я написала, что мне 34 года, мной двигало не только желание омолодиться и чистое кокетство, а стремление вычеркнуть из жизни девять лет. Можете сами произвести несложный подсчет и узнать мой истинный возраст. Или просто поменять местами цифры.

В тех девяти годах, которые мне захотелось стереть, содержатся ответы на все ваши вопросы, включая те, что относятся к высшей категории сложности. Самый трудный из них: как ко мне попали письма Веры.

На самом деле они ко мне не «попали». Я специально искала их. А когда нашла, украла.

Впервые заполучив всю эту толстую пачку, я, как и вы, испугалась. Как и вы, я заранее знала, что именно в них обнаружу, как знала и то, что это «что» меня раздавит. Этот день навсегда останется в моей памяти днем катастрофы, как в вашей осталось 28 октября 2010 года. В моем случае это было 17 ноября 2009-го. Вторник. Место действия — Марсель. Задувал ледяной мистраль, прогнавший все тучи. Небо прозрачно голубело, сияло яркое солнце. Помню, эта небесная синева и этот солнечный свет показались мне чудовищно неуместными… как будто боги насмехались надо мной и над моей болью.

В поезде, который в тот же день уносил меня из Марселя, я сделала то же, что вы: просмотрела сорок семь писем Веры, но не смогла прочесть от начала до конца ни одного. Всю дорогу от вокзала Сен-Шарль до Лионского вокзала я плакала. Соседи смотрели на меня с удивленным сочувствием, но никто не осмелился проронить ни слова. Правильно сделали. Обратись кто-нибудь ко мне в тот момент, я бы его покусала.

Мне надо так много вам рассказать, что прямо голова кругом.

Сделаю перерыв. Мне срочно надо выпить очень крепкого кофе. Пойду-ка в маленький бар в Сен-Трожане (там принимают ставки на конные скачки), я обычно всегда заглядываю в него по утрам. Дождь кончился, так что я сяду на террасе и выкурю две-три сигареты, прислушиваясь к разговорам местных жителей. Вам известно, что они с 9 утра накачиваются пино, производимым в департаменте Шаранта? Пока я до этого не докатилась, остается надежда!

Ну вот, я вернулась. Можно продолжать распутывать этот клубок. Пока я сидела на террасе и пила кофе, меня вдруг посетила такая мысль: у вас ведь сегодня день рождения! Правильно ли с моей стороны вываливать на вас столько правды сразу? Честно говоря, не думаю, что это хороший подарок.

Нет-нет, не волнуйтесь, я не намерена отступать. Я начала готовиться к тому, что придется это сделать, с той поры, когда вы в своих письмах впервые заговорили о Вере. Просто мне надо знать, в том ли вы сегодня настроении, чтобы выслушивать мой рассказ.

Может, вы ушли на прогулку? Конечно, для лыж погода неподходящая, но я легко представляю себе, как вы просто прогуливаетесь по улицам. Мне совсем не хочется портить вам праздник.

Поэтому отправляю вам начало своей исповеди (я тоже умею быть тактичной) и жду от вас отмашки продолжать. А пока пойду посмотрю на море. Я вам говорила, что из окна моей комнатушки видно море? Роскошь, которой я наслаждаюсь каждый день, тем более что окно выходит на восток. Вчера наблюдала пламенеющий восход.

Но, прежде чем проститься, три вещи.

Во-первых, бросив в огонь письма Веры, вы сделали именно то, о чем я сама мечтала. Меня удерживало одно: страх уничтожить то, что мне не принадлежит. У вас было такое же право знать об их существовании, как и у меня.

Во-вторых, на устриц у меня аллергия. Здесь я ем рыбу и морских улиток.

В-третьих, чтобы рассказать вам, что произошло в Ле-Клуатре 54 года назад, вначале мне надо объяснить, как умерла моя мать. Но это легкий вопрос. Гораздо труднее другой: кто вы, Аделина. Я уже практически призналась, что Аделины Пармелан не существует без другой Аделины, той самой, что ставит свою подпись под этим длинным письмом.

Р. S. Какое ваше любимое блюдо, Пьер-Мари?

7 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая Аделина!

У меня хорошая новость! Знаете, какая? Я по-прежнему могу называть вас Аделиной.

Спасибо за поздравление с днем рождения. Нет, я его не отмечал. С какой стати — дата не круглая! Внуки позвонили, да получил несколько открыток, вот и все. Пара-тройка совершенно восхитительных — с аккуратной, по линейке, карандашной разметкой, чтобы строчки не разъехались, затем старательно стертой ластиком, и с редкими, но дивными орфографическими ошибками. Я растаял.

Свой день рождения, выпавший на воскресенье, я провел со старшим сыном Никола, обладателем такого бесценного качества, как спокойный характер. Мы разбирали старую деревянную террасу. Да, я бестрепетно включал дрель в воскресенье потому, что дом ближайшего соседа расположен более чем в пятистах метрах от моего, и потому, что наши религиозные убеждения не запрещают нам трудиться в этот день. Под досками пола мы обнаружили массу вещей, потерянных за тридцать пять лет (почти столько, сколько сейчас Никола): монеты, это само собой, ручки, расчески, сережки, карандаши, но в основном всевозможные мелочи из наборов для игр — пешки всех видов и расцветок, детали конструктора, шарики, игральные карты, пластмассовые ножики из кукольного сервиза и так далее. Время от времени Никола говорил: «Смотри, пап, а я эту штуку помню» — и показывал мне ручку от магнитной доски для рисования. Я тоже ее вспомнил. В полдень мы перекусили на кухне колбасой и выпили бутылку бордо. В общем, день рождения прошел хорошо.

Осталось только заново отстроить террасу, чем я в будущем потихоньку и займусь.

Вопрос «Кто вы?» я собирался задать вам в следующем письме, но вы меня опередили. И правильно сделали. Давно пора навести ясность.

Аделина, я вот что сейчас понял: мы с вами — не главные действующие лица своей собственной истории. Нам достались вторые роли. Герои пьесы — не нам чета. Романтики, безумцы, одержимые страстью. Они оказались способны на сумасшедшую любовь. Они бросили в ее топку свои жизни, зачем-то расстались, но спустя двадцать семь встретились и начали все сначала. Они сумели прибиться — она ко мне, он к вам, — но при первой возможности бросили нас и исчезли, даже не задумываясь о том, насколько это жестоко. Они повели себя неразумно, но герои никогда не бывают разумными. Травяные чаи, радиовикторина в 12:45 и шанс выиграть 1000 евро, тиканье часов в опустевшем после отъезда детей доме — все это не для них. Им подавай огонь и безрассудство. Мы попались им на пути, они зацепились за нас взглядом и некоторое время — несколько лет — смотрели на нас, чтобы вскоре отвернуться. Мы для них — не более чем зрители.

Теперь мы зализываем раны. Правда, мне всегда нравилось что-нибудь исправлять: сломанные игрушки, плохо написанные страницы, давшую трещину дружбу. Вы у себя в кабинете консультанта тоже чинили пациентам тело и душу. Может, вам пора обратить свои таланты целительницы на себя?

Вы спрашиваете, что еще я хотел бы узнать. Какие еще клубки вы готовы ради меня распутать? Честно говоря, их осталось не так много. Основное мне уже известно. Терпеть не могу, когда в романе автор, начиная с последней трети, принимается объяснять читателю, почему его персонажи поступили так-то и так-то. У меня сразу возникает ощущение, что прозвенел звонок с перемены и учитель хлопает в ладоши, зазывая учеников назад, в класс, чтобы написать на доске, в какие игры мы только что играли. Кому это интересно?

Но все-таки:

Как долго вы были замужем за этим человеком? Вы жили с ним в Ле-Клуатре? С вашей матерью или?.. Почему в письме от 4 марта, понедельник, вы вместо «потому что» употребили слово «почему»? Цитирую: «Я принялась наводить красоту. Это для меня серьезное испытание, почему я считаю себя уродиной, хотя кое-кто из мужчин и даже женщин старательно уверяет меня в обратном». Это итальянизм, речевая ошибка (единственная), которую допускала Вера. Читая эту фразу, я испытал шок — мне показалось, что я слышу Верин голос, произносящий с восхитительным акцентом: «Я вернулась, почему мне тебя слишком не хватает».

Сами решайте, отвечать или нет, а если да, то как. Возможно, в этих сорока семи письмах были строки, содержание которых мне следует знать? Теперь, когда письма сожжены, они хранятся только в вашей памяти.

Обнимаю вас,

(83 кг — это на 23 кило меньше, чем вешу я, так что вы меня не впечатлили.)

9 мая 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

Вчера получила ваше письмо, как ребенок получает конфетку. Положила ее на язык и, гуляя, катала во рту целый день.

Ее вкус менялся со сладкого на горьковатый, словно сообразуясь с капризами погоды. Я шагала через сосновую рощу, где сейчас пышно цветет дрок, через поросшие травой дюны вдоль Большого пляжа, через все западное побережье острова, и меня сопровождали ваши слова. Я смотрела, как детишки запускают воздушных змеев, присутствовала при гонках на парусных велосипедах и представляла себе, как вы разбираете террасу. Наверное, вы правы. Чтобы стать героями романа, нам с вами не хватает пыла. Сумасшедшинки не хватает. Вы со своей дрелью, я со своим ржавым великом. Вы — археолог-любитель, счастливый открыватель пластмассовых сокровищ. Я — одинокая женщина, отягощенная грузом сожалений и бесцельно бродящая среди толпы беззаботных туристов. Нам явно не хватает блеска! При этом мне, Пьер-Мари, мы с вами нравимся больше! И тот день, когда нам с вами придется проститься, станет для меня днем печали.

Сколько нам еще осталось? Как долго мы еще сможем делиться друг с другом тем, что нас объединяет?

Тон вашего письма настроил меня на меланхолический лад — такое впечатление, что мы с вами приблизились к концу путешествия. На самом деле меня смущает ваша кротость. Вы не сердитесь ни на меня, ни на кого-либо еще. Мне кажется, что вы неважно себя чувствуете, и мне совестно снова баламутить воду, поднимая со дна тину, в которую нас погрузили Венсан с Верой.

Поэтому я с самого утра раздумываю, что бы такое вам написать. Что-нибудь героическое, яркое! Очень хочется вас поразить, воодушевить! Но тогда мне опять придется выдумывать, а хоть вы и предпочитаете вымысел реальности, я ведь уже дала вам обещание больше не лгать.

С Венсаном мы познакомились в 2003 году. Обстоятельства нашей встречи вы уже знаете: я между делом описывала вам Венсана под видом высокорослого (1 м 95 см) Ромена, которого не существует на свете. В моей жизни никогда не было никаких банкиров, но все остальное — чистая правда. Венсан был (да и остается) братом моей подруги, с которой я общалась, когда жила с матерью в Ле-Клуатре. Кошмарная вечеринка, в результате которой я оказалась в детской кроватке, посреди плюшевых Микки-Маусов, протекала точно так, как я вам рассказывала. С теми же последствиями. Это мои подлинные воспоминания, только им уже десять лет.

О чем я рассказать не успела, так это о том, что после похода в театр и ужина у меня дома Венсан по-настоящему вошел в мою жизнь.

Он был хорошим человеком. Умел слушать другого. Пытался понять, что за женщина сидит напротив него.

Напротив него сидела 33-летняя женщина. Высокая брюнетка, бывшая толстуха, ставшая спортсменкой; бывшая жертва депрессии, решившая после девяти лет затворничества в Ле-Клуатре начать новую жизнь.

Ему было 46. Он работал в архитектурной мастерской в Париже. Я второй раз в жизни рассталась с матерью и переехала к нему, в Девятый округ.

За все совместно прожитые годы мы ссорились по единственному поводу. Я хотела ребенка, он — нет. Дни рождения мелькали один за другим, но я еще верила, что сумею обратить его в свою веру — пока не поздно. Мне исполнилось 36, потом 37, потом 38 лет. Но моя утроба оставалась пустой, если не считать далекого и с каждым годом бледнеющего призрака Филимона.

В начале 2008 года, когда мое желание стать матерью обрело характер навязчивой идеи, мастерская Венсана выиграла конкурс на строительство крупного объекта в Марселе. Пьер-Мари, видели бы вы, с каким энтузиазмом он взялся за работу! Он объяснил мне, что огромная ответственность требует, чтобы половину времени он проводил в тысяче километров от дома. Я бы назвала это бегством.

Насколько я поняла из писем Веры, они встретились в конце того лета. Не знаю, случайно или нет, но это совершенно не важно. В жизни нет ничего случайного. Просто бывают разные обстоятельства — благоприятные и не очень.

2009 год выдался для меня кошмарным. Венсан подолгу оставался в Марселе, не приезжал даже на выходные. Я догадалась, что он мне изменяет. Вы, Пьер-Мари, в своем ослеплении избежали хотя бы этого — унизительного превращения в шпионку. Я через это прошла. Я выслеживала и вынюхивала, как отвратительный зверек, который залезает в чужие норы и питается чужими нечистотами. Так продолжалось до того дня, когда я украла у Венсана ключи от квартиры, которую он снимал в Марселе. Я точно знала, что дела задерживают его в Париже, и прыгнула в поезд.

Вернулась я в тот же вечер — с пачкой писем. Приехала домой, положила ключи на старое место, в карман куртки, и встала перед зеркалом в нашей спальне, растрепанная и словно оглушенная. На меня смотрела постаревшая, обезображенная ревностью, толстая и мрачная женщина. Пока Венсан не застал меня в этом состоянии, я покидала в сумку кое-какую одежду, туда же бросила письма, нацарапала записку, села в машину и уехала в единственное место, способное послужить мне убежищем, — в Ле-Клуатр. Спрятаться под мамину юбку. В очередной раз.

Я добралась до нее в час ночи. Как в 1994 году, мама приняла меня, не задав ни единого вопроса. Накинула халат, растопила камин, налила мне рюмку шнапса. Потом вторую, потом третью… Включила музыку и оставила меня рыдать на диване. Говорить я не могла. С трудом поднялась, достала из сумки письма, бросила их на журнальный стол и рухнула в постель.

На следующее утро писем на столе не было.

Я спросила мать, куда она их дела, но она вместо ответа просто указала на кучку пепла в камине. По части любовных огорчений моя мать — дока. Хлебнув в свое время всякого, она жила с убеждением, что не для того родила меня на свет, чтобы позволить кому-нибудь загонять мне иголки под ногти.

===

Пьер-Мари, простите меня! У меня отвратительное впечатление, что, вываливая на вас все эти подробности, я подвергаю вас пытке. Наверное, мне следовало бы помолчать, предоставив вам заниматься своей террасой, участвовать в радиовикторине и проводить время с вашим спокойным сыном и шлындрой котом. Единственная причина, по которой я продолжаю с вами откровенничать, заключается в том, что я хочу вас удержать. Как мне ни совестно!

Да, я обещала вам, что расскажу всю правду, но вот вопрос: какую цену вы готовы заплатить, чтобы ее услышать? На сколько, по-вашему, тянет одинокая 43-летняя женщина, окончательно распростившаяся с мечтой о материнстве, забившаяся на остров Олерон в надежде обрести убежище и избежать участи своей матери? В конце концов, с какой стати все это должно вас интересовать?

Я жутко расстроилась из-за вашего вопроса по поводу ошибки с употреблением «почему» и «потому что». Представляю, как дрогнуло ваше сердце, когда вы наткнулись на нее в одном из моих писем! Какие безумные идеи зародились в тот миг в вашем мозгу! Но, Пьер-Мари, это была всего лишь ошибка. Просто оговорка. Или, если признать, что ничего случайного в жизни не бывает, мое подсознательное побуждение повторить за Верой фразу, прочитанную в ее письме? Как вы понимаете, моя мать не сожгла письма — иначе как бы я вам их переслала? Многие тайны открылись мне только после ее смерти. Мне понадобилось потерять ее, чтобы узнать о вашем существовании и прочитать ваши книги. Она ушла, чтобы я хоть на краткий миг почувствовала в вас своего друга.

Можно мне еще немножечко побыть в этом качестве?

Посылаю вам горстку олеронской соли. Ее обычно собирают по берегам болот, а также вокруг век — в некоторые вечера, когда закат окрашивает мир в невыносимо мягкие тона.

Берегите пальцы! — С молотком шутки плохи. Пишите.

11 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая Аделина!

Не волнуйтесь, я не пользуюсь молотком. У меня дрель.

Вы хорошо пишете, Аделина, — до того хорошо, что порой я задаюсь вопросом: кто из нас двоих писатель?

Я не считаю ваши выдумки — о возрасте, о прошлом — ложью. Я смотрю на них как на костюмы, в которые вы наряжались в соответствии с логикой сюжета нашего знакомства. В настоящий момент вы переоделись в свою одежду, но вы для меня по-прежнему та же самая. Вы нисколько не изменились. Кроме того, в главном вы не погрешили против истины. Я имею в виду историю Филимона и вашей матери.

Эти два человека — одна заботилась о вас на протяжении сорока двух лет, о втором вы сами заботились на протяжении семнадцати дней; одна дважды давала вам приют и утешение, когда вам было плохо, второй семнадцать дней пытался жить, пока не ушел, забрав с собой почти все, что в вас оставалось живого, — так вот, эти двое были, есть и будут ваш свет в окне, только они двое и больше никто. Я ведь прав?

Конечно, банкира мне жалко. Как я над ним смеялся! Брат Седрик понравился мне значительно меньше. Кстати, он-то существует? Раз уж мы с вами взялись играть в правдивые вопросы-ответы, спрошу: вы, случайно, не сгустили краски, когда описывали свои злоключения в Пасхальное воскресенье? Честно говоря, читая грустную повесть о постигших вас бедствиях, я в этом засомневался: что-то на меня повеяло историей про зайку из детской считалочки, помните? Пиф-паф, ой-ой-ой! Но главное: «принесли его домой, оказался он живой!» Впрочем, к чему ворчать? Я люблю хорошие сказки. Хорошая сказка порой бывает реальней самой реальности, во всяком случае, она не дает забывать о том, что важно. Наверное, именно так люди сочиняют себе прошлое.

А вот Верина ложь нисколько меня не умиляет. Она больно ранит. Вы говорите, что я ни на кого не злюсь. Это не так. Я зол на нее.

Между прочим, я довершил начатое сжиганием писем и переместил фотографию, которую вы мне прислали, в корзину, после чего ее очистил. Компьютер, взволнованный моей решимостью, спросил: «Вы действительно хотите удалить этот файл?» Я поблагодарил его за заботу и кликнул на кнопку «Да». Правда, перед этим в последний раз рассмотрел фото. Увеличил его на весь экран. На заднем плане, справа, под полукруглым сводом видны две фигуры — женщина в бежевом пальто и высокий мужчина, обнимающий ее за плечи. Чем больше увеличение, тем более расплывчаты фигуры и тем меньше моя уверенность. Но все-таки я уверен. Я почти слышу их голоса и звук их поцелуев. Мне стало ясно, что я здесь третий лишний. И я кликнул на «Да». Да, я действительно хочу удалить этот файл. Аделина, сделайте то же самое. Давайте оставим их в покое.

А если нам, хочешь не хочешь, придется их вспоминать, давайте, по крайней мере, скажем им спасибо, ведь только благодаря им мы с вами познакомились. А еще — благодаря вашей матери. Почему-то мне кажется, что именно она сказала вам, что Вера — жена знаменитого писателя.

Вчера я закончил ремонт террасы. Получилось отлично, и я собой горжусь. Сегодня к вечеру начну собой хвалиться: на выходные приезжает Никола с женой (такой же спокойной, как он) и четырьмя детьми (да, очень спокойными, как вы догадались?) Погода у нас стоит скорее октябрьская, поэтому я приготовлю им хариру. Это невероятно вкусный марокканский суп с мелкими кусочками баранины и десятью видами овощей. Они его обожают, даже самые младшие. А мне нравится слушать, как стучит нож, которым я режу порей и сельдерей; мне нравится аромат обжариваемого на сковородке мяса; нравятся запахи специй и бульканье супа в кастрюле. По-моему, я нашел седьмой довод в пользу того, что жизнь прекрасна. Разве это не здорово — под бормотанье радио не торопясь готовить еду для тех, кого любишь?

Аделина, расскажите то, что еще не успели мне рассказать, но только прошу вас, перестаньте себя грызть. А еще лучше — расскажите про свой остров. И наслаждайтесь тем, что вы там.

14 мая 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

Получила в субботу ваше письмо и испытала острый приступ хандры.

Представила вас в роли счастливого отца семейства, восседающего во главе шумного стола, наливающего себе последний бокал марокканского булауана, преисполненного законной гордости за то, что произвели на свет такого большого и спокойного сына с четверьмя прекрасными детьми, с аппетитом уплетающими кулинарный шедевр вашего изготовления.

Картинка произвела на меня неизгладимое впечатление — мне понадобилось три дня, чтобы ее переварить.

В последние недели наша переписка поддерживала во мне иллюзию, но, прочитав ваше письмо, я внезапно с горечью осознала: меня за ваш стол не пригласили (и, по всей видимости, никогда не пригласят). Очевидность этой истины пронзила меня. Да, вы правы, предлагая мне подумать над моей дальнейшей жизнью. Жизнью без вас. Жизнью после вас.

Список моих потерь растет. Что станется с Аделиной Пеллетье без Венсана Пеллетье? Что станется с Аделиной Пармелан без Вивиан Пармелан и ее надежного убежища? Что станется с Аделиной без Пьера-Мари?

Вам, даже без Веры, нет нужды выдумывать себе новую жизнь. Она у вас построена на прочном фундаменте и снабжена новой террасой. Моя стоит на зыбучем песке.

Я знаю, что никому, кроме вас, не смогу «писать хорошо». Если мне доставляет удовольствие составлять фразу за фразой, подыскивая нужные слова, то лишь потому, что я уверена: вы их прочтете (здесь — многоточие) и ответите мне. Но для настоящего писателя — поправьте меня, если я ошибаюсь, — личность читателя не важна. Писательство в чем-то сродни онанизму. Или нет?

Следовательно, чтобы наполнить смыслом оставшиеся мне годы жизни, я должна найти что-то еще. Кое-какие зацепки у меня есть: хор, танцы, травяные чаи, медитация как форма духовной жизни — то есть все те мелочи, о которых я вам говорила и в которых надеюсь обрести покой.

Любовь?

Мужчины?

Ну да, почему бы и нет. Я не собираюсь ставить на этом крест. Просто пока слишком боюсь попасть в собственноручно расставленные ловушки.

С того дня, когда я узнала о существовании Веры, меня преследовала навязчивая идея: я должна ее увидеть. Я хотела знать, как она выглядит. Она брюнетка, как я? Или сногсшибательно красивая блондинка? Высокая и спортивная или худенькая и хрупкая? Какого цвета у нее глаза? Какую прическу она носит? Какая у нее походка? Сколько ей лет? Меня сжигало желание выяснить о своей сопернице абсолютно все.

Фотографию я сделала в 2010 году в Лионе, где Венсан регулярно встречался с Верой. Название отеля упоминалось в письмах, и, поверьте, мне не пришлось его записывать, чтобы не забыть. Уже не помню, сколько часов я провела в припаркованной на углу улицы машине. Трамвайные провода, рельсы, фонари — я еще и сегодня могу по памяти нарисовать подробный план квартала.

Именно там я увидела их вместе. Венсана и Веру. Веру и Венсана. Я поставила увеличение и нажала на кнопку. Секундой спустя они скрылись за дверями отеля. О том, что делать дальше, я заранее не подумала. Последовать за ними? Расколошматить дверь их номера и застать их на месте преступления? Я сидела как оглушенная, с ощущением пустоты в душе.

Потом завела мотор, тронулась с места и ехала всю ночь без остановки. Несколько раз я ловила себя на желании резко крутануть руль и развернуться в обратную сторону, но, добравшись до Парижа, почувствовала себя немного протрезвевшей.

Мне стало стыдно за то, что я шпионила за Венсаном. Пьер-Мари, я передать вам не могу, как мне было стыдно! Я загрузила фотографию в компьютер, словно сама себя призвала к порядку. Пока я ею не воспользуюсь, у меня будет сохраняться ощущение, что я держу под контролем подступающее безумие.

Когда я видела Венсана в последний раз, возле его ног стояли три чемодана. Он сказал, что уезжает, что никогда не вернется, а с квартирой решим потом. Я уже много месяцев знала, что проиграла, но в тот миг просто окаменела на месте.

Разумеется, он забрал свой паспорт. В отличие от вас я не могла притворяться перед собой, что ничего не знаю. Потому что я точно знала, что он решил меня бросить ради другой женщины и уехать с ней подальше от меня. Куда именно? Этого я не знала тогда и не знаю сейчас. Как и вы, я долго ждала от него хоть какого-то знака. В первые недели и месяцы изучала его телефонные счета и банковские отчеты, но, как это ни покажется странно, в них не содержалось ни малейшего намека на то, где он сейчас. Он не снимал деньги, не звонил по телефону, не брал кредитов. Ничего.

Когда вы рассказали мне, что Вера проделывала с вашими счетами, я поняла: они все организовали заранее. С такими деньжищами им ничего не стоило замечательно устроиться в каком-нибудь тихом уголке. Скажем, поселиться в хижине на острове, на берегу Тихого океана. Венсан часто говорил, что мечтает пожить дикарем.

Время от времени, чтобы вырваться из болота тупого оцепенения, я ездила на выходные к матери в Ле-Клуатр. Она гадала мне на картах. Карты утверждали, что он никогда ко мне не вернется.

Именно мать заразила меня интересом ко всякой эзотерике: астрологии, карточным гаданьям, толкованию снов. Она говорила, если хочешь понять чужую боль и помочь ее исцелить, все средства хороши.

Она умерла 9 октября прошлого года. Упала с лестницы, спускаясь в подвал. Ударилась головой о выступ стены и, как сказал врач, скончалась не приходя в сознание. Нашел ее Седрик, мой брат. Он мне и позвонил.

Этой зимой я потратила не одну неделю, чтобы разобрать накопившиеся за всю жизнь разнообразные бумаги. Большую часть сожгла в камине. Смотрела, как они горят, и заливалась слезами. Сама не знаю, кого я оплакивала: мать, Венсана, отца, Филимона?

Накануне Рождества я случайно нашла пачку писем. Никогда не догадаетесь, куда мать их спрятала. Засунула между двумя книгами. Вашими книгами: «Туманным замком» и «Сдвигом». Постепенно до меня дошло, что Пьер-Мари, о котором упоминала в своих письмах Вера, и Пьер-Мари, чья фамилия стояла на обложках этих книг, — один и тот же человек. Так я открыла для себя писателя Сотто. Я прочла все ваши романы. Мать оставила на страницах книг многочисленные пометки. Она подчеркивала отдельные предложения, рисовала на полях фигурные скобки, в самых неожиданных местах ставила целую кучу восклицательных или вопросительных знаков. Может быть, она пыталась вычитать между строк хоть что-то, имеющее отношение к Венсану и Вере? Не знаю. Знаю только, что, чем больше я читала, тем острее чувствовала, что не могу просто так отмахнуться от того, что связало меня и вас. Я поняла, что мне необходимо разделить с вами — напрямую — ту боль, которую каждый из нас переживал в одиночку.

Пьер-Мари, можно ли разделить боль? Моя, во всяком случае, заметно утихла с тех пор, как завязалась наша переписка. Утратила свою злокозненную власть надо мной. Ей на смену пришла радость от нашего знакомства. Сегодня я почти не ощущаю этой боли. И, признаюсь честно, единственным, кого я боюсь потерять, стал для меня муж женщины, сбежавшей с моим собственным. Вы полагаете, я рехнулась?

Да, наверное.

Прежде чем закончить это письмо, не могу не сказать вам, что пятьдесят четыре года назад в подвале сырого дома в Ле-Клуатре умер еще один человек. Младший брат моей матери. Я даже не знала о его существовании, пока о нем не упомянула чудаковатая старушка Одетта — помните, я вам о ней писала? Бабушка уничтожила все его фотографии. Если верить газетным публикациям того времени, он полез в подвал поиграть с хранившимися там инструментами. Поскольку призраки всегда возвращаются, вы сами легко догадаетесь, как его звали.

Уже поздно. У меня разболелся желудок — кара за неумеренное потребление пино в компании с хозяйкой дома. Ее зовут Мирей. Если хотите немного посмеяться, напишу вам про нее в следующий раз.

Обнимаю вас.

14 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая Аделина!

Я готов сам себя поколотить! Последний осел и тот проявил бы больше сообразительности. Радоваться своему семейному застолью, когда вы в полном одиночестве специальной вилочкой, а то и, чем черт не шутит, обыкновенной зубочисткой извлекаете из раковин морских улиток! Какая бестактность! Простите меня, пожалуйста.

Но все же знайте (это я оправдываюсь), что подобные семейные сборища с поеданием большого количества вкусной еды для меня скорее исключение. На протяжении последних двух лет я обычно довольствуюсь банкой сардин и йогуртом, а компанию мне составляет мой вечно недовольный кот.

У вас странное представление о писательстве. Нет, я пишу не для себя. Если бы меня не печатали, я не написал бы ни слова (кроме писем моему другу Аделине). Удавшаяся глава романа и суп харира для меня суть одно и то же: подарок, который я хочу преподнести своим читателям или едокам. Просто я при этом пытаюсь делать и то и другое талантливо — чтобы людям понравилось.

Кстати, о таланте. Несмотря на ваши возражения, я продолжаю стоять на своем. У человека, написавшего: «Единственным, кого я боюсь потерять, стал для меня муж женщины, сбежавшей с моим собственным», не должно быть литературных комплексов. В связи с этим мне на память приходит песня Брассенса «В тени мужей», которую я могу слушать бесконечно. Сначала я посмеялся над вашей формулировкой, но потом, вникнув в ее смысл, едва не задохнулся от волнения. Аделина, я тоже очень не хочу вас потерять. Да и с какой стати нам с вами теряться? Мы обменялись своими секретами, и ничего страшного не произошло. Мы распахнули свои шкафы и открыли свои подвалы со скелетами (одного из них звали Филимоном, и он был младшим братом вашей матери, верно?), мы перекопали свои сады, чтобы извлечь на свет божий то, что было там погребено, но разве в результате наше взаимопонимание хоть чуть-чуть пострадало? По-моему, вместе мы с вами способны справиться с чем угодно.

В четверг, то есть послезавтра, приезжают из Бергена мои двойняшки. Я еду встречать их в Лион. Они пробудут у меня неделю, но не волнуйтесь, на вас у меня времени хватит.

15 мая 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Буквально два слова. У меня небольшая катастрофа. Я прямо сегодня вечером срочно еду в Париж. Позвонила консьержка — мою квартиру залило. Настоящий потоп. Я в ужасе. Соседи снизу в ярости — они только что сделали ремонт в гостиной. В общем, ситуация вышла из берегов. Постараюсь как можно скорее уладить сверхсрочные проблемы, а просто срочные подождут. Как же я все это ненавижу! Вот именно сейчас мне понадобился бы Венсан. Мерзавец!

Я могу рассчитывать на вашу поддержку, хотя бы на расстоянии? Глупо, но мне позарез необходимо знать, что в моей жизни есть мужчина (даже виртуальный).

Обнимаю вас.

15 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая жертва потопа!

Да уж, многим женщинам катастрофически не хватает мужчин, когда надо открыть банку маринованных огурцов или восхитительного айвового варенья.

Мне хотелось бы вам помочь, но я не большой специалист в протечках. Устраивать я их умею, а ликвидировать — нет. Так, на всякий случай: перекройте вентиль и вызывайте профессионалов (только поосторожнее там: водопроводчики любят морочить голову хорошеньким беспомощным женщинам).

Мужайтесь!

16 мая 2013

От кого: Жози

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Странный сегодня денек. Зато я наконец-то набралась храбрости, чтобы тебе написать. Только что приехала от Макса, из больницы. Он еще от наркоза не совсем отошел, да плюс его накачали антисептиками и снотворными. Настроение у него не очень. Бедный, не успел от первой операции в себя прийти… Я хотела остаться на ночь у него в палате, но он велел мне ехать домой. Знаешь, что он мне сказал? «Ты не можешь пережить это за меня. Если мне больно и страшно, ты ничем мне не поможешь. Делай то, что должна, на своем месте».

Честно говоря, я даже немного обиделась. Конечно, я понимаю, это не я ложилась под ножик. Но я же просто хотела быть с ним рядом в трудную минуту, хотела его поддержать! Разве не в этом обязанность хорошей жены?

Короче говоря, домой я вернулась сама не своя. Все думала, что означают слова Макса — делай, что должна, на своем месте. Холодильник у меня битком набит, в доме ни пылинки, все счета оплачены, сад поливать не надо — в последние дни льет как из ведра. Что делать-то?

Пошла я на веранду, села в кресло-качалку и стала думать. И вспомнила о тебе, Пьер-Мари. Вот что я должна сделать! Написать тебе! И Лисбет тоже написать. Потому что, нравится это тебе или нет, но вы с ней оба оказались, как говорится, в одной корзине. Вы оба — два самых старых моих друга, и с обоими я ухитрилась рассориться.

После того как я это осознала, признаюсь тебе, я, наверное, целый час просидела в своем кресле-качалке не двигаясь и глядя, как струйки дождя стекают по окнам веранды. В голове было пусто, как будто это я была под наркозом. А потом я вдруг встала, включила компьютер и вот — пишу тебе.

Долго распространяться не буду. Все, что я хочу тебе сказать, сводится к нескольким пунктам:

1. Я прошу у тебя прощения.

2. Ты был прав, когда напомнил мне, что я не имею никакого права командовать жизнью, а тем более — чувствами других людей.

3. Летом, если Максу будет получше, он наверняка захочет на пару дней приехать к тебе. Один, без меня. Прямо он об этом не говорил, но я догадалась. Ему сейчас как никогда нужно опереться на дружеское плечо. И отдохнуть от «банного листа» — то есть от меня.

Я со своей стороны воспользуюсь предлогом и съезжу навестить Селину. Тоже без него — одиннадцатичасовой перелет до Майотта ему точно не выдержать. (Да, после Мартиники и Гайаны она нашла работу там; приступает через две недели.) Я с удовольствием пообщаюсь со своей взрослой крошкой с глазу на глаз. С тех пор как она начала мотаться по свету, мне ни разу не удалось толком с ней повидаться.

На этом заканчиваю, но надеюсь, ты оценишь, каких трудов такой упрямой ослице, как я, стоило написать тебе это письмо.

Сейчас напишу Лисбет. А тебе обещаю больше никогда не вмешиваться в то, что меня не касается.

Если хочешь, завтра напишу в двух словах, как там Макс.

Надеюсь, у тебя все хорошо, а сад зарос не так страшно, как у нас (с этими дождями нечего и думать скосить траву).

Обнимаю крепко-крепко.

16 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Жози

Моя дорогая Жози!

Если б не болезнь Макса (как только придет в себя, обними его от меня), у меня был бы идеальный день — такой день, когда все складывается наилучшим образом: все узлы развязываются, все новости хорошие и на сердце легко.

Через четверть часа уезжаю в аэропорт Сент-Экзюпери встречать двойняшек — одного этого хватило бы, чтобы сделать меня счастливым. Обожаю с ними гулять — идешь по улице с двумя хорошенькими одинаковыми девчонками, которые по-французски говорят, как мы с тобой, но между собой мгновенно переходят на норвежский, и все прохожие на них оборачиваются. А когда они с обеих сторон берут меня под руки, честно тебе признаюсь: я чувствую себя Брэдом Питтом, спускающимся по Каннской лестнице.

А теперь — вишенка на торте (вернее, на норвежском омлете). Твое письмо.

Жози, дорогая, давай не будем утомлять себя бессмысленной игрой в «прости меня, нет, это ты меня прости, нет, ты, нет, ты», и так далее. Что произошло, если в двух словах? Ну, я бы сказал, что-то вроде короткого замыкания. Между вами с Лисбет, как и между нами с тобой, ток проходил без проблем, но тройное соединение привело к разрыву в цепи. Наверное, мы провода перепутали. На мой взгляд, самое лучшее, что мы можем сделать, — забыть об этой истории на пару лет, пока не вернем себе способность над ней посмеяться.

Отвечаю на твои вопросы.

1. Я охотно тебя прощаю и, в свою очередь, прошу простить меня.

2. Никто не может управлять чувствами других людей. Иногда у меня возникает иллюзия, что я проделываю это со своими персонажами, но, вообрази себе, у каждого из них — свой характер, и порой они просто посылают меня куда подальше.

3. О да! Я буду счастлив, если Макс летом ко мне приедет. Заранее предвкушаю, как мы с ним, пользуясь полной безнаказанностью, будем перемывать косточки женщинам вообще и тебе в частности!

Ладно, убегаю, не то опоздаю.

Целую.

16 мая 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

Нет, водопроводчик — не то румын, не то албанец, я так и не поняла, — не пытался меня соблазнить. Он всего лишь заменил на кухне трубы, чем полностью меня удовлетворил. В 23:00 я выжала последнюю тряпку, без сил рухнула на диван и проспала сном младенца до первой парижской птицы, в роли которой выступил нервный водитель (поганус автомобилиус), разбудивший меня ревом клаксона.

Едва продрав глаза, я поняла, что уже приняла решение. Итак, прочь сомнения: я должна избавиться от этой квартиры (пусть только чуть просохнет). Сделать это не так просто — договор аренды заключен на имя Венсана. Скажите, вы запрашивали официальную справку о том, что поиски Веры не увенчались успехом? Я сейчас как раз жду из комиссариата Девятого округа эту чертову бумагу, без которой не могу предпринять ни одного шага в нужном направлении. Как представлю, сколько времени и нервов на все это уйдет, прямо руки опускаются. Мало мне хлопот с похоронами матери, продажей Ле-Клуатра, настойчивым любопытством брата и так далее!

Сегодня долго писать не могу. Вся прихожая у меня заставлена мусорными мешками с промокшим барахлом. Надо их вынести, а потом мчаться в страховую.

Пьер-Мари, а можно я тоже задам вам вопрос высшей категории сложности? Я очень хорошо помню, как несколько недель назад вы писали мне про мою «землячку» из Сарты (кстати, что от нее новенького?), которая грозилась приехать к вам из Ле-Мана, и добавили: «Наша с вами встреча была бы большой ошибкой. Магия наших отношений заключена в буковках на экране». Скажите, после того как мы с вами сделали друг другу столько признаний, вы по-прежнему думаете, что встреча «в реале» обязательно «разрушит волшебство»?

Понимаю, что сейчас вы по горло заняты своими норвежскими двойняшками, и не тороплю вас с ответом. Подумайте хорошенько, а потом напишите.

Кстати, да, я обожаю маринованные огурцы и айвовое варенье. Я вообще фанатка всего, что можно есть руками или намазывать на хлеб.

Обнимаю вас.

20 мая 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая жертва наводнения!

Я счастлив, что вы снова на суше!

Нет, я никогда не запрашивал никаких официальных документов по поводу Вериного исчезновения. Понимаю, что вам такая справка необходима, но у меня мысль о бумагах, подтверждающих, что затея полностью провалилась, вызывает насмешливое недоумение. Что дальше? Сертификат о проваленных экзаменах? Диплом о неудачном браке? Аттестат о загубленной жизни?

Желаю вам быстро и с наименьшими потерями преодолеть все бюрократические препоны. А что касается квартиры, то я на вашем месте не слишком бы торопился. Иметь в Париже место, где приклонить голову, не так уж плохо (это вам говорит провинциал).

Ваш вопрос высшей категории сложности вывел меня из равновесия. Да, конечно, с марта под мостами (и у вас на кухне) утекло немало воды и мы с вами открыли друг другу немало секретов, но я думаю, что время нашей встречи «в реале» еще не настало.

Именно об этом я в первую очередь подумал, когда в четверг читал ваше письмо. По зрелом размышлении могу привести в защиту своей точки зрения два аргумента.

Первый. Я действительно побаиваюсь сломать слишком хорошую игрушку. Боюсь, что, увидев и услышав друг друга, мы обнаружим, что наши лица и голоса не соответствуют тем представлениям, которые у нас сложились друг о друге и которые нас более чем устраивают. Беда в том, что вернуться назад и отменить суровую реальность будет уже невозможно.

Второй. Сейчас конец мая, а значит, скоро лето. Летом мой дом, большую часть года населенный призраками, снова заполнится живыми людьми — не в таких количествах, как раньше, но все же. А вот с наступлением сентября он опять опустеет и в нем воцарится тишина. Я уже пережил две подобные болезненные трансформации и со страхом жду третьей. Честно скажу: я буду с совсем другим настроением готовиться к холодам и переходу на зимнее время, если буду знать, что впереди у меня перспектива встречи с Аделиной — консультантом, доверенным лицом, исполнительницей хоралов, любительницей шнапса, виртуозом травяного чая, читательницей, вруньей, выдумщицей, мамой умершего в младенчестве Филимона, мастером ночной фотографии, воровкой чужих писем, женой человека, сбежавшего с моей собственной, сиротой и обладательницей зажигалки «Зиппо»… (При всей своей скупости не могу удержаться от знака многоточия.)

Вот что я, эгоист, об этом думаю. Если вы скажете, что с ужасом ждете приближения лета и, если мы отложим знакомство на осень, просто умрете, дайте мне знать.

Я вас выслушаю.

Р. S. Двойняшки спят, читают, занимаются спортом и пьют мое бордо урожая 2000 года. Я готовлю им телячий бланкет и мясные бульоны (ничего этого в Бергене и в помине нет).

P. P. S. Да, насчет вашей «землячки». Разумеется, это она послала меня куда подальше. Если спросите, заслуженно или нет, я отвечу, что вполне заслуженно.

27 мая 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

В те времена, когда я еще работала консультантом, ко мне приходили самые разные люди. Я завела привычку записывать в блокнот первое впечатление от каждого пациента. Некоторые открывали дверь в кабинет чуть ли не ногой (один ее даже снес), другие — ступали на цыпочках и боязливо оглядывались. Кроме того, я записывала первые произнесенные ими слова, фиксировала манеру пожимать мне руку. Помню одну пожилую даму — навскидку ей было лет 70, — которая сдавила мне пальцы с нечеловеческой силой и громко воскликнула: «Здравствуй, сестра!»

В основном ко мне приходили страдальцы — в последней надежде на помощь. По разным причинам им не удавалось собрать в кучку разные особенности своей личности, в результате чего я наблюдала беспорядочную жестикуляцию, странную мимику, всевозможные тики и прочие заикания. За каждого из них — более чем красноречиво — говорило тело, и моя работа состояла главным образом в том, чтобы примирить между собой утратившие согласие части организма и заставить их прекратить взаимную вражду. Время от времени в кабинете появлялся человек на костылях, в гипсе или шинах. «Вы что, упали?» — спрашивала я и выслушивала рассказ о пропущенной ступеньке, скользкой ванне, разбросанных детских игрушках, отъезжающем автобусе и так далее, то есть о неприятных случайностях, которые вовсе не были случайными. Люди не спотыкаются, не подворачивают ногу, не оскальзываются и не падают просто так. Подобное происходит только с теми, кто потерял внутренние ориентиры, а вместе с ними и способность удерживать равновесие.

Знаете, Пьер-Мари, почему я вам все это рассказываю? Потому что сама недавно споткнулась на лестнице — как раз после того, как написала вам. Я вытаскивала из квартиры мешки с мусором и рухнула прямо перед каморкой консьержки, издав бессмысленный возглас. Итог: два лопнувших мешка, заваленный мокрым барахлом пол и ушибленное колено. Будь я своей собственной пациенткой, посмотрела бы на себя с кривоватой улыбкой и задалась вопросом: что я сделала не так, в чем напортачила? К несчастью, с самоисцелением дело у меня обстоит неважно. Вы совершенно правы, Пьер-Мари: нам рано встречаться. Я так же, как вы, к этому не готова. Слишком рискованно. Мне необходимо вновь обрести утраченное равновесие, на что уйдет не меньше четырех-пяти месяцев. Не имеет никакого значения, какое лето мне предстоит пережить — тоскливое, одинокое, плаксивое, скучное или заполненное бюрократическими хлопотами. Прошу вас об одном: давайте и дальше переписываться. Давайте по-прежнему обмениваться черными буковками, получая от этого удовольствие, выходящее за рамки здравого смысла. Если, конечно, вы не против.

Давайте попробуем стать в виртуальном пространстве такими же пламенными героями, какими Вера и Венсан были в реальном. Мы не такие смелые, как они, но и у нас есть козырь: по сравнению с нашей перепиской их сорок семь писем — это просто ерунда! Берегите себя! И своих потрясающих бергенских двойняшек! Наслаждайтесь хорошей погодой, Пьер-Мари. Наполните бассейн водой, бокалы — бордо, а дом — приятными людьми. Лично я займусь прямо противоположным — освобожу квартиру, освобожу Ле-Клуатр, освобожу голову от мыслей, а душу — от злости. Стану легкой-легкой, и тогда, думаю, сумею найти ветку, которая меня выдержит. Мне нужно спокойное, сухое, приятное местечко, где я буду чувствовать себя дома и ходить с гордо выпрямленной спиной. Подумываю насчет Жуайёз в Ардеше, Виване в долине Луары, Ла-Форсе[18] в Дордони. Что скажете?

9 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Я знаю, что вы сейчас во Франкфурте, но все-таки, вам сегодня звонили из жандармерии? Мне звонили. Если вам тоже, как вы это пережили?

Лично у меня такое впечатление, что меня швырнули в какую-то иную реальность. Как вернетесь домой (завтра вечером?), напишите.

Обнимаю. Жду письма.

P. S. Простите за назойливость, но все же. Сегодня 9 октября — годовщина смерти моей матери. Я вам как-то говорила, что в моей жизни цифра девять играет особую роль. Вы будете по-прежнему утверждать, что я сочиняю сказки?

9 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Аделина!

Да, мне позвонили из жандармерии Дьёлефи сегодня вечером, в 22:00. Пытались дозвониться днем, но я отключил мобильный. Звонок застал меня за ужином с немецкими друзьями. Я встал из-за стола, чтобы поговорить. Минут через пятнадцать, видя, что я не возвращаюсь, они заволновались и подошли узнать, что со мной.

Я в шоке.

Едва услышав слово «Гайана», я вспомнил картинку, которая мне как-то привиделась: Вера и Венсан где-то в Венесуэле. Как видим, я почти угадал. Хотя в моем воображении рисовались пляжи, нега, террасы кафе и романтичная музыка, а не медленная смерть в джунглях.

Да, во Францию я возвращаюсь завтра.

Обнимаю вас.

11 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Как вы там?

Я только что два часа проговорила по телефону с сестрой Венсана Беренис. Просто в голове не укладывается! Если бы хоть в полиции не темнили! Я так и не поняла, они собираются предпринять поиски тел? Вам что-нибудь об этом известно? Конечно, три года прошло, и надеяться особенно не на что, но все же.

Меня раздирают самые противоречивые чувства, аж голова кругом. Хорошо еще, у меня есть занятие — кладу плитку в ванной. Это мой первый опыт, и я далеко не уверена, что результат оправдает ожидания…

Обнимаю вас.

12 октября 2013

От кого: Макс

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Прости, что позвонили «в неподходящий момент». Мы с Жози долго думали, звонить или не звонить. Мы ж понимаем — тебе в эти три дня телефон оборвали, но хотелось хоть минутку с тобой поговорить. Просто услышать твой голос, а ты чтоб услышал наш.

Я прочитал новость в «Уэст-Франс» вчера.

Насколько я понял, они нашли записную книжку пилота? И в ней вместе с фамилиями других пассажиров была записана и Верина?

Про эти маленькие туристские самолетики мы хорошо знаем. В 2010-м наша Селина как раз была в Гайане и тоже куда-то полетела — от нее две недели не было ни слуху ни духу. Мы целыми днями сидели в интернете и читали местную прессу. И вдруг находим заметку о том, что над джунглями пропал самолет «сессна». Мы чуть с ума не сошли! Оказалось, у нее все в порядке, а про катастрофу с самолетом она даже не слышала.

Мы же не знаем наверняка, была Вера в этом чертовом самолете или нет…

Какой все-таки ужас. Как представишь, что она гибнет там, в этом богом забытом лесу…

Если мы можем что-то для тебя сделать, дай только знать.

Наверное, будет какая-то церемония? Отпевание в церкви? Мы с Жози приехали бы.

Крепко тебя обнимаем, оба.

12 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Вы сегодня ночью спали?

Я — нет. Признаюсь честно: слышала, как церковный колокол звонил каждый час. И все время вспоминала ваши слова: «Аделина, хорошенько подумайте прежде, чем покупать дом рядом с церковью! Эти пресловутые колокола — шумная штука!» Как ни странно, их звон нисколько меня не раздражал. Они как будто составили мне компанию. А я все лежала и пыталась вообразить себе джунгли в Гайане и тот ад, который пришлось пережить Венсану, Вере и их пяти спутникам.

Откровенно говоря, мне это не удается. Слишком далеко все случилось. Слишком по-киношному, что ли. Может быть, история обретет для меня реальность, когда полицейские дадут нам посмотреть фотографии упавшего самолета? Сама я ничего в интернете не искала. А вы?

Посылаю вам цветок со своей солнечной террасы — это анютины глазки. Чем дальше, тем больше я радуюсь, что поселилась именно здесь. Сейчас пойду гулять. Собираюсь дойти до Меркюэса, прямо вдоль берега Ло. У нас начали желтеть ольха и ясень.

Обнимаю вас.

12 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Аделина!

Я поискал в интернете и нашел фото самолета. Это маленькая «сессна». Она застряла в ветках дерева, носом к земле. Похожа на игрушечную. В данных обстоятельствах вполне вероятно, что пилот и пассажиры выжили при падении и сумели выбраться наружу, то есть в густой лес. О том, что произошло с ними дальше, я стараюсь не думать.

Обнимаю вас.

13 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Как-то вы мне написали, что в нашей собственной истории нам с вами отведена роль второстепенных персонажей. Я часто вспоминаю эти ваши слова, особенно в последние дни, и задаю себе вопрос: что лучше — быть романтической героиней и погибнуть или оставаться обыкновенной статисткой, но живой.

Очевидно, что я предпочитаю второй вариант. Даже без детей. Даже без мужа. Даже без мамы и папы.

Вы — единственный человек, которому я могу признаться, что, несмотря на весь обрушившийся на нас кошмар, я каждое утро просыпаюсь с удивительным чувством, которое можно назвать аппетитом к жизни. Что я сегодня буду делать, думаю я. Хотя делать мне особенно нечего, но я довольствуюсь малым: наслаждаюсь ароматом кофе, любуюсь цветом неба, радуюсь услышанной по радио песне.

Хочу поделиться с вами сюрпризом. Сегодня, продолжая разбирать коробки с вещами, наткнулась на экземпляр вашей «Сумеречной мелодии», который считала потерянным. Поставила его на «вашу» полку рядом с тем, что получила от вас, — с дарственной надписью. Мне приятно думать, что вы всегда рядом со мной, да еще в двойном экземпляре.

Взамен шлю вам двойную порцию объятий.

13 октября 2013

От кого: Оливер

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

Новость разнеслась по издательству с быстротой молнии. Ты знаешь, как тебя у нас любят. Все, что касается тебя, затрагивает и нас.

Вся команда «Сонж» просит передать тебе, что мысленно мы с тобой.

Лично я с волнением вспоминаю вечера, проведенные у вас дома за роскошным ужином. Как было весело! Сколько мы смеялись! Потом мы с тобой сидели в гостиной, попивая коньяк, а Вера шепталась о чем-то на кухне со своей старшей дочкой (Глория, кажется?). Мы расходились спать в третьем часу ночи, а эти двое все болтали и болтали. Меня это умиляло.

Сейчас мне очень грустно. Все-таки оставался последний, совсем крохотный шанс, что в один прекрасный день мы снова ее увидим. Теперь его нет.

Не представляю, как ты все это выносишь. Никакого воображения не хватит, чтобы поставить себя на твое место. Ужасная трагедия.

Если тебе нужна какая-то помощь от «Сонжа», обращайся, не сомневаясь ни минуты. А если помощь нужна от меня лично, не сомневайся ни секунды.

Наверное, ты будешь встречаться с родственниками других погибших? Если вы решите устраивать какое-нибудь траурное мероприятие, обязательно дай мне знать. Мне хотелось бы быть в это время рядом с тобой.

Обнимаю.

14 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая Аделина!

Вы получили мейл от мадам Сальфранк, сын которой летел в том же самолете? Она предлагает всем родственникам погибших встретиться 26 октября в Нанте на общей траурной мессе. Идея вполне разумная — четверо из шести жертв катастрофы жили в департаменте Атлантическая Луара. Всем будет удобнее добираться. Кроме нас с вами.

Я долго колебался, но в конце концов решил, что тоже поеду. Несмотря на всю горечь, с какой я вспоминаю Веру, я не могу допустить, чтобы ее душа осталась без отпевания. Пусть религиозности во мне не больше, чем в пассатижах, это кажется мне оскорбительным.

Поэтому я поднимусь с дивана и послушно присоединюсь к остальной компании в церкви. Не исключено, что даже осеню себя крестным знамением. Если священник мне понравится.

А вы? Вы поедете?

Обнимаю.

P. S. Вчера я позволил себе немного позабавиться. Взял и скопировал в один файл всю нашу переписку, начиная с конца февраля и до сегодняшнего дня. Знаете ли вы, что вы написали мне 62 письма, а я вам — 61? Если я спрошу у своего компьютера, сколько печатных знаков (в издательствах объем произведения подсчитывают по количеству печатных знаков) в них содержится, то получу число 852 640, что примерно соответствует самому толстому из моих романов («Как большая река»). Самое длинное ваше письмо датировано 4 марта, мое — 10 марта. Самое короткое ваше — 8 августа (в нем всего два слова: «Я — за!»); мое — 9 августа («Черт побери!»). Ну и что, спросите вы. Да ничего. Я просто хотел сделать количественный анализ нашей переписки.

Р. Р. S. Пока моим именем не назвали проспект, или хотя бы улицу, или хотя бы спортивный комплекс в Дьёлефи, буду довольствоваться полкой в книжном шкафу Аделины Пармелан. Спасибо.

15 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Ну конечно, я получила имейл от Элен Сальфранк. Какая она молодец! Догадалась всем нам написать, всех нас собрала! Горе трудно переживать в одиночку. Из строк ее письма ясно, что для нее это страшная трагедия — у меня прямо комок в горле стоял, пока я его читала, — но лично я приняла решение сразу. Я поеду. Я уже предупредила сестру Венсана — она тоже приедет, с мужем и детьми. Полагаю, вы тоже прихватите с собой хотя бы часть своих чад и домочадцев?

Ваша затея «оцифровать» нашу переписку меня повеселила. Я сняла с «полки Сотто» книгу «Как большая река», взвесила ее на ладони и от изумления разинула рот. Неужели мы с вами действительно столько написали? Нет-нет, я вам верю, раз вы говорите, что столько, значит, так и есть. Самое странное, что, несмотря на столь мощный эпистолярный поток, меня по-прежнему не покидает ощущение, что я вас совсем не знаю. Пьер-Мари, вы остаетесь для меня загадкой. Не поддающейся решению и невероятно притягательной.

Обнимаю вас.

Р. S. Сегодня вечером мэр Эспера устраивает вечеринку для новичков — всех, кто недавно поселился в нашей коммуне. И знаете что? Ради такого случая я отложу в сторону шпатель и сниму заляпанные краской старые брюки. И почищу перышки!

Р. Р. S. Как вы думаете, а на похороны наводить красоту не возбраняется? Даже если хоронить некого?

15 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая Аделина!

Какое прекрасное название — Эспер.[19] Вы как-то выражали сомнение в том, что когда-нибудь окажетесь за моим столом, как будто это немыслимая честь. А мне когда-нибудь будет позволено присесть за вашим? Я на это… надеюсь.

Да, наводить красоту обязательно по любому поводу, даже собираясь на похороны. Я долго считал, что заботиться о своем внешнем облике глупо, пока мои дочери и жены не убедили меня в обратном. Поэтому прихорашивайтесь на всю катушку, но постарайтесь не попасться на удочку первому попавшемуся эспер… эсперанцу? эсперосцу? Я не забыл, как несколько месяцев назад напутствовал вас перед свиданием с вашим воображаемым банкиром. Почему-то сегодня мне совершенно не хочется вас напутствовать.

Итак, встреча в Нанте состоится 26 октября. Эта дата вроде бы устраивает всех. Что касается моих «чад и домочадцев», как вы их называете, то приедут Верины дети, все трое. Глория — в тот же день на скоростном поезде из Парижа, а сыновья — накануне на машине, вместе с отцом. Еще будут Ева, Джон и Лора с мужем. Они поедут в одной машине из Лиона. Будут ли родственники из Италии, я не знаю. Вера была единственным ребенком в семье, а ее родителей уже нет в живых.

Я приеду в пятницу, 25-го, поездом.

16 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Бесконечно дорогой Пьер-Мари!

Как приятно, что вы ревнуете! Чтобы вас немножко позлить, не стану рассказывать, как прошла вчерашняя вечеринка. Знайте только, что я произвела «оглушительное впечатление»: заместитель мэра прямо-таки поедал меня глазами, а вслух заявил, что страшно рад тому, что его коммуна «столь успешно развивается». Если вы когда-нибудь (как обещаете) соберетесь сюда приехать, местная пресса захлебнется от восторга. Подумать только! «Лауреат Гонкуровской премии в гостях у жительницы Эспера!»

Но шутки в сторону. Я и в самом деле буду счастлива, если вы меня навестите. Хотя заранее нервничаю, что естественно. Напоминаю вам, что у меня в доме всего одна спальня, а диван в гостиной всего 1 м 60 см в длину — я только что измерила.

Пьер-Мари, у меня к вам вопрос из высшей категории сложности. Как вы считаете, нам с вами должно быть стыдно из-за того, что мы обсуждаем не только гибель Венсана и Веры, известие о которой свалилось на нас как снег на голову через три года после их бегства?

Понимаете, мне больше не с кем этим поделиться, но после звонка из жандармерии, то есть на протяжении недели, я ловлю себя на том, что наряду с горечью испытываю облегчение. Для меня Венсан умер уже давно, а наша с вами переписка лишь ускорила процесс и сократила период скорби. Полагаю, что 26-го оплАчу его в последний раз.

25-го утром я во что бы то ни стало должна быть в Париже, проверить, в каком состоянии квартира (да, нашлись желающие ее снять). Поэтому в Нант поеду оттуда, с вокзала Монпарнас. Как поступим дальше?

Крепко вас обнимаю.

Р. S. Я сфотографировала свою ванную в новенькой плитке. Пересылаю вам фото и рассчитываю на ваше восхищение.

17 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Макс и Жози

Макс, Жози!

В ответ на ваш вопрос, продиктованный искренним сочувствием, сообщаю: траурная месса, посвященная жертвам авиакатастрофы, произошедшей в ноябре 2010 года, в числе жертв которой была Вера, состоится 26 октября, в 11:00 в церкви Святого Креста по адресу: Нант, бульвар Пети-Пор, 4.

Буду тронут, если вы оба приедете, но не обижусь, если не сможете.

Сердечно обнимаю.

17 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Оливер

Оливер!

В ответ на твой вопрос, продиктованный искренним сочувствием, сообщаю: траурная месса, посвященная жертвам авиакатастрофы, произошедшей в ноябре 2010 года, в числе жертв которой была Вера, состоится 26 октября, в 11:00 в церкви Святого Креста по адресу: Нант, бульвар Пети-Пор, 4.

Буду тронут, если ты приедешь, но не обижусь, если не сможешь.

Дружески обнимаю.

18 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая плиточница!

Что я могу сказать: ваша ванная меня потрясла! Если б я точно не знал, что вы мне больше не врете, я бы решил, что там поработал настоящий профи. Мне не терпится посмотреть на нее в реале. Впрочем, есть один маленький вопросик насчет желто-табачного цвета, которым вы выкрасили стены. Кажется, он называется «верблюжий волос»? Это ваше окончательное решение?

Почему нам должно быть стыдно, что мы говорим не только о Вере, Венсане и крушении самолета? И думаем не только об этом? Я требую права обсуждать с вами ремонт вашей ванной, когда и как мне заблагорассудится. Перед кем нам стыдиться? Аделина, нет никакого высшего суда. Царство Божие — здесь, на земле.

Это соображение не помешало мне вот только что, когда я сообщал друзьям о предстоящей в следующую субботу траурной церемонии, испытать сильнейшее смятение. Оно накатило на меня внезапно, в тот момент, когда я написал слова о жертвах катастрофы, «в числе которых была Вера». Вдруг вспыхнула утихнувшая было тоска. Я вспомнил нашу встречу в Бриве, нашу сумасшедшую семейную жизнь в окружении многочисленных отпрысков, нашу любовь.

Но это чувство возникло и исчезло. Вернулось хорошее настроение. И предвкушение радостного будущего.

Не знаю, как вы относитесь к тому, что ожидает нас в Нанте. Лично мне идея этого сборища больше не представляется такой уж простой и ясной. Ну да, я отдам последнюю дань уважения Вере, это не подлежит сомнению, но мне предстоит нечто более волнующее. Я наконец увижу вас.

P. S. Этот ваш заместитель мэра — преотвратный тип.

18 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Если верить надписи на этикетке банки с краской, стены у меня в ванной цвета нуги. Нуги! Я еще не разучилась читать! Никаких верблюдов, кроме вас, там и близко нет.

Пьер-Мари, неужели мы с вами при первой же встрече начнем спорить и ссориться? Я даже думать боюсь о том, как это произойдет, но парадоксальным образом уже перебрала весь свой гардероб.

Разумеется, надо быть в черном. Экая жалость: я бы предпочла, чтобы вы увидели меня в любимой блузке ярко-зеленого цвета, выгодно подчеркивающей мои формы. Ой, что я несу! Чуть не забыла, что вы в первую очередь ценитель того, что ниже талии! Скажите, это для вас определяющий фактор? Или вы все же иногда бросаете небрежный взгляд на то, что выше?

Пьер-Мари, мне страшно. Вы знаете обо мне все (почти все), но понятия не имеете, как я выгляжу, какого цвета у меня глаза, какую прическу я ношу и так далее. Может, мне выслать вам фото? Вы бы успели немножко привыкнуть к моей физиономии, и мы бы избежали неловкости при первой встрече. Или не надо?

Все, прощаюсь — пришел мастер менять окна.

Обнимаю вас.

P. S. Заместитель мэра Эспера — его зовут Жиль Мустье — очень обаятельный мужчина.

P. P. S. Тоска по Вере будет с вами вечно. Она наложила на вас несмываемый отпечаток — прочнее любой водостойкой краски.

19 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Аделина!

Меня уже называли верблюдом. Моя внучка Зоя. Но она имела в виду мою физическую силу.

В качестве наказания ловлю вас на слове: да, обязательно пришлите фото (спорим, вы не ждали от меня такого вероломства?).

Я посмотрел расписание поездов. Мой в будущую пятницу прибывает в Нант в 18:11. Надеюсь, будет дождь и мы сможем шагать под зонтиком и напевать Барбару.[20]

Обнимаю вас, Аделина.

P. S. Может быть, на первый взгляд Жиль Мустье и производит впечатление порядочного человека, но его истинная сущность вас жестоко разочарует. Бросьте.

20 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

Какое фото вы предпочитаете? В полный рост? По пояс? Портрет? Фото на паспорт? На котором я одна или в компании? На пляже или в горах? Перед тарелкой тальятелли? С бокалом в руке (это я пью за здоровье моей золовки)? С перекошенной физиономией? В процессе чихания (у меня и такая имеется!)? А может, в пижаме?

Хотя нет, постойте, у меня есть идея получше. Я знаю, что я вам пошлю (см. прикрепленный файл). Снимала моя мать. Она, царствие ей небесное, не была виртуозом фотосъемки и не слушала, когда я говорила ей, что нельзя фотографировать людей против солнца. Она все делала по-своему. Из всех ее провальных фотографий эта — моя любимая.

Что касается поезда. Мой прибывает в Нант в 16:09. В пятницу 25-го. Против дождя ничего не имею, хотя слушать перед мессой проникающий в душу голос Барбары опасаюсь — могу сломаться. Если только петь будете вы и вы же подхватите меня, когда у меня подогнутся коленки…

И еще. Поскорее расскажите мне что-нибудь смешное, веселое, дурацкое, нелепое. Не знаю, может, виноваты старые фотографии, разбросанные сейчас по всей спальне, но у меня в горле стоит ком, а в глазах слезы.

Обнимаю вас.

22 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая врушка!

А раньше сказать было нельзя? Как вы могли восемь месяцев скрывать это от меня? Написав больше шести десятков писем? Не знаю, чего во мне больше: ярости или восхищения! (Хотя нет, знаю: восхищения.)

Высокая. Толстая. Брюнетка. Это вы написали. Но умолчали о главном. О том, что вы… что вы… Нет, это не многоточие. Это особый знак, выражающий немоту. Потому что у меня нет слов. Я могу только трясти головой, беззвучно повторяя: «Вы просто…»

А, гори все огнем! Снимаю все запреты! Выпускаю на волю все, включая многоточия…

Как же вы меня провели со своими историями про «слона или бегемота», про комплексы на почве несоответствия «общепринятым канонам красоты», про «уродину» и так далее…

Смотрю на ваше фото, где вы щурите глаза от солнца (браво вашей маме!), и смеюсь над собой, посмевшим давать вам советы по обольщению призрачного банкира. Да с вашим прелестным личиком вы способны без всякой посторонней помощи соблазнять банкиров, военных, аптекарей, баскетболистов, студентов, продавцов бытовой техники, торговых агентов, министров, жокеев, скрипачей… Да кого угодно… Возможно, даже лауреатов Гонкуровской премии…

Это же надо быть такой скрытной…

Я никак в себя не приду…

P. S. Задержался с ответом, потому что пальцы не слушались — не попадал на нужные буквы на клавиатуре.

22 октября 2013

От кого: Лисбет П. Дестивель

Кому: Пьер-Мари Сотто

Пьер-Мари!

Надеюсь, ты не задохнулся от злости, увидев в почтовом ящике мое имя. Спешу тебя заверить: я не собираюсь нарушать твое бесценное одиночество. Я пишу тебе после почти полугодового молчания и несмотря на то, что в последних письмах мы наговорили друг другу много колкостей, только для того, чтобы сообщить: я довела до конца свой театральный проект по инсценировке твоего «Возвращения зверя». Если автору не хватает воспитанности, это не значит, что должно страдать искусство, не так ли? Поэтому я засунула свою гордость куда подальше и довершила начатое.

Последний из трех спектаклей был сыгран вчера. Зал был полон. Нас вызывали четыре раза. Зрители аплодировали стоя. Многие подходили ко мне с поздравлениями. Но, поскольку я не привыкла тянуть одеяло на себя, я каждый раз подчеркивала, что это целиком твоя заслуга, и называла твое имя. (Если обнаружишь, что в Ле-Мане резко подскочили продажи твоих книг, будешь знать, почему это происходит.)

Зрителям очень понравился сюжет. Особенно им понравились диалоги, звучащие по-современному. Слышал бы ты, как хохотала публика, когда медсестра, заходя в палату месье Диня, спрашивает его: «Ну что, папаша, придавил маленько?» Это был гран-ди-оз-ный успех! Пользуясь случаем, сообщаю, что я познакомилась с одним человеком. Ришар — обворожительный мужчина, разведенный, жизнерадостный и без комплексов.

Вот так-то. Можешь спокойно спать один на двух подушках.

Р S. Да, кстати. Я тут подумываю о еще одной инсценировке. Пожалуй, возьмусь за «Женщину у окна», если не подвернется что-нибудь получше.

22 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Милый Пьер-Мари!

Еще после истории с окраской ванной комнаты я заподозрила, что у вас проблемы со зрением. Признайтесь честно: у вас катаракта на обоих глазах? Или, что вероятней, вы предпочитаете видеть мир таким, каким вам хочется его видеть? Иначе чем объяснить ваше последнее письмо? Снимите же наконец свои очки писателя-фантазера и вглядитесь получше в фотографию! Сморщенное лицо, глаза, прикрытые рукой, а остального из-за бликов вообще не видно! Я честно хотела избавить вас от разочарования. И что прикажете мне делать теперь, когда вы вообразили меня какой-то принцессой? Ладно, постараюсь слегка уравновесить чашу весов (опять эти весы!) и посылаю вам еще одно фото. На сей раз снимал мой шестилетний племянник (сын Беатрис). Снимал рано утром, когда я только-только продрала глаза. Снимок нечеткий, к тому же племянник прикрыл пальцем объектив. Но догадаться, что я ни капли не похожа на Софи Лорен или Барбару, по нему можно.

Пьер-Мари, я — это я и больше никто. И через четыре дня вы увидите именно меня. В черном, под зонтиком и (скорее всего) со следами плохо отмытой краски цвета «верблюжьего волоса» на пальцах.

Через четыре дня… Или уже через три?..

Потому что я… потому что мне не дает покоя один вопрос (простите, но я тоже решила выпустить на волю многоточия). В общем, если учесть, что… Ну смотрите, мы приезжаем в Нант с интервалом в два часа… Короче говоря… Я вот подумала…

А вы?

Р. S. После восьми месяцев переписки подождать два часа в кафе — это пустяк.

P. Р. S. С вашей стороны было большой жестокостью не отвечать мне целых два дня. Я уже прокляла себя за то, что отправила вам ту фотографию.

Р. Р. Р. S. К счастью, в Эспере проходил праздник.

Р. Р. Р. Р. S. С досады я переспала с Жилем Мустье.

23 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Милая Аделина!

Можете больше не утруждаться, пересылая мне свои фотографии. Мое мнение о вас сложилось раз и навсегда. Даже вашему племяннику не удалось вас обезобразить.

Вы переспали с Жилем Мустье? Не верю ни секунды. Как это могло произойти, если никакого Жиля Мустье, скорее всего, не существует? Вы его придумали, ведь правда? Кстати, у вас отменный вкус. Жиль Мустье — звучит вполне правдоподобно. Браво!

Кокетка и врунья-рецидивистка. Прямо уже и не знаю, хочу ли я встречаться с вами в Нанте. Но ладно уж. Если скажете, как называется ближайшее к вокзалу кафе и обещаете ждать меня в нем два часа, я, так и быть, попробую туда заглянуть.

Р. S. Да, кстати, вы хотели услышать дурацкую историю? Извольте. Сегодня утром я пошел к зубному. И, представьте, вижу в очереди перед кабинетом… «высоколобого зануду», своего бывшего зятя! Мы обменялись рукопожатием и парой-тройкой банальностей, после чего каждый уткнулся в свой журнал. Оба чувствовали некоторое смущение. Кроме нас двоих в приемной никого не было, и мы сидели друг напротив друга. В какой-то момент я ощутил на себе его взгляд и понял, что он хочет мне что-то сказать. Я слегка кивнул ему, и он очень тихо, чуть ли не шепотом, произнес (цитирую дословно): «Вы знали, что я голосовал за Саркози?» Ответить ему я не успел. Дверь в кабинет открылась, и его пригласили к врачу. Выходя через некоторое время, он одарил меня загадочной улыбкой. Я так ничего и не понял.

23 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Я буду ждать вас в кафе «Плант». Северный выход из здания вокзала. Кафе расположено на маленькой площади, напротив входа в парк. Я сроду там не была, но интернет утверждает, что оно очень уютное.

Я сяду в глубине зала с чашкой чая с лимоном и книжкой (хорошей). Предполагаю, что ближе к 18:00 я перестану понимать, о чем читаю, но буду упорно продолжать делать вид, что поглощена чтением. В 18:10 я встану из-за столика и пойду в туалет — надеюсь, там есть зеркало и я смогу поправить прическу. В 18:15 я начну смотреть на улицу. Появление каждого мужчины с поредевшей шевелюрой произведет в моей груди эффект взорвавшейся нейтронной бомбы. Если вас не будет в 18:20, я закажу вторую чашку чая с лимоном. В 18:30 я решу, что поезд опоздал. На столе, рядом с книгой, читать которую я буду не в состоянии, будет лежать мой мобильник: возможно, вы пришлете мне эсэмэску с сообщением, что поезд застрял на выезде из Анжера? В 18:45 я закажу бокал белого. Сухого. А если вас не будет и в 19, — рюмку шнапса.

Я забронировала номер в отеле, расположенном на полпути от вокзала до церкви, в которой состоится траурная месса. Мне понравилось название — «Абажур». Две звезды, плата по моему кошельку. Подозреваю, что вы выбрали себе что-нибудь пошикарнее?

Напишите, прислать вам номер моего телефона?

Обнимаю вас.

P. S. Зачем вы пошли к зубному? Рассчитываете ослепить меня белозубой улыбкой? (Лично я записалась к парикмахеру.)

Р. Р. S. Жиль Мустье — мне самой понравилось. Спасибо, что оценили.

P. Р. Р. S. Я всегда была уверена, что саркозизм не спасает от кариеса.

24 октября 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогая Аделина!

Если верить картам Гугла, путь от северного выхода из вокзала Нанта до кафе «Плант» занимает 41 секунду.

Если поезд не опоздает и если с платформы до северного выхода я успею добраться за 3 минуты, то, логически рассуждая, я должен открыть двери кафе в 18 часов 14 минут и 41 секунду.

На мне будет темное пальто и яркий шарф. Я буду катить за собой отвратительный на вид, но очень удобный чемоданчик на колесиках с выдвижной ручкой.

Я немедленно увижу вас и направлюсь прямиком к вам. Предлагаю для начала пожать друг другу руку.

Вы спросите меня, как прошла поездка. Я отвечу, что хорошо, или расскажу забавный случай, произошедший в поезде. Затем в свою очередь поинтересуюсь, как доехали вы.

Мне кажется, будет забавно, если мы в точности выполним предлагаемую мной программу.

А остальное придумаем на месте.

Я очень рад, что мы встретимся.

Кстати, вот вам десятая причина считать, что жизнь прекрасна: волноваться, собираясь на свидание.

Чем ближе наша встреча, тем труднее мне напоминать себе, зачем я еду в Нант, а именно: помолиться за души тех, кто нас покинул.

До свидания, дорогой друг по переписке. Это мое последнее перед нашей встречей письмо.

Что бы дальше ни случилось, хочу сказать вам, что это было прекрасно.

Спасибо.

24 октября 2013

От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

Я тоже пишу вам в последний раз — перед тем как ехать в Каор, где в полдень сажусь на поезд до Парижа. Сегодня вечером я в последний раз переночую в той квартире в Девятом округе, где мы жили с Венсаном. Мебель из нее уже вынесли, так что мне придется спать на полу. Может, это и к лучшему: ужасная ночь будет мне наказанием за злость на Венсана и за то, что я еду в Нант не столько ради него, сколько ради вас.

Вот номер моего мобильного: 064431811.

Чемодан собран. Я потратила два часа, укладывая в него вещи, вынимая и снова укладывая. В конце концов оставила минимум: битком набитую косметичку, три темных наряда и два ярких, туфли без каблуков для ходьбы по улицам Нанта, туфли на каблуке, чтобы не казаться коротышкой рядом с вашими метром 92 сантиметрами, джинсы для завершающей уборки квартиры, подушку для путешествий, три книги для чтения в поезде и пока буду вас ждать.

Ваша программа меня устраивает, и я согласна строго ей следовать. Надеюсь, во время рукопожатия у меня не взмокнут ладони: когда я волнуюсь, у меня резко подскакивает температура.

Вчера я читала и перечитывала «инструкцию», присланную Элен Сальфранк в преддверии траурной церемонии. Слова «молитва об усопших» пронзили меня в самое сердце.

Пьер-Мари, время бежит. Сейчас выключу компьютер. Какая-то часть меня говорит: «Ну вот и все, конец», зато другая, живая, настаивает, что все только начинается. В субботу мы помолимся в церкви за покойных. Может быть, мы даже услышим «Свят, свят, свят Господь» из «Реквиема»? Но я буду тихонько молиться за нас — за тех, кто остается жить. Хотя нет, это будет не молитва, а песня. Я буду сочинять ее на ходу и напевать себе под нос (sotto voce,[21] так сказать), и никто кроме вас ее не услышит. Наверное, это будет выглядеть не вполне пристойно — какое-то «шабадабада», исполняемое в ритме ударов моего сердца. Но знаете что? Это будет песня не горя, а счастья. Вы мне подпоете, Пьер-Мари?

Обнимаю вас.

До завтра.